Старая спальня (Alkary, конкурс ПИН 2006)

[ЛакотМальтелье]

Старая спальня


Посвящается

Джону Рональду Роуэлу Толкиену,

Артуру Конан Дойлю,

Агате Кристи, а также Питеру Устинову, великолепно сыгравшему роль Эркюля Пуаро в нескольких фильмах, и Джоан Хиксон, не менее блистательно воплотившей на экране образ мисс Марпл,

Чарльзу Диккенсу,

Джеку Лондону,

О`Генри,

Харуки Мураками,

Себастьяну Жапризо,

Жоржу Сименону,

Питеру Хёгу с благодарностью за его «Смиллу и ее чувство снега» и «Женщину и обезьяну»

Дональду Уэстлэйку,

Джеральду Дарреллу и Лоуренсу Дарреллу,

Создателям компьютерных игр «Betrayal at Krondor», «Arcanum» и серии «The Elder Scrolls»,

Диане Уинн Джонс и Хайяо Миядзаки, причем последнему не только за поистине великолепный «Ходячий замок», но и за не менее прекрасный мультфильм «Унесенные призраками», и многие другие волшебные творения,

Иоанне Хмелевской,

Анджею Сапковскому,

Александру Грину,

Валентину Пикулю,

Максу Фраю,

Хольму ван Зайчику,

Борису Акунину,

а также многим другим, чьи книги, прочитанные в разное время, не вспомнились мне явно и отчетливо в эти дни, хотя и они, скорее всего, тоже послужили добротной основой для этого скромного глубоко вторичного (в лучшем случае) по сути своей произведения.



День выдался холодным, ветреным, пасмурным, вспененные языки морской воды, то и дело перехлестывавшие через высокий гранитный парапет набережной, еще до полудня разогнали любителей пеших прогулок, извозчики подгоняли шарахавшихся от холодных брызг лошадей, стараясь поскорее проскочить это место, прежде чем очередная волна устроит холодный душ и вознице и пассажиру. Серый дом с глубоко выбитыми в камне цифрами «72», в самом конце набережной Гевир, выглядел сейчас мрачновато, словно нахмурился. Старые стены потемнели от влаги, шершавые каменные львы, лениво лежавшие по обе стороны широкой лестницы с изрядно стертыми ступенями, казались особенно надменными.

На втором этаже в одном из окон горел свет — хозяин этого дома рассеяно читал, то и дело поглядывая в окно. Он никак не мог сосредоточиться на книге — «Искусство придания магических свойств разнообразным предметам, изготовление магических орудий и инструментов и распознание магических артефактов» — зануднейший текст почти стопятидесятилетней давности совершенно не запоминался, проходил мимо сознания. Не помогали ни уютный кабинет, ни мягкое удобное кресло, ни чашка теплого чая. Впрочем, смотреть на быстро плывущие по небу низкие серые тучи, холодное свинцово-серое море, серые силуэты стоящих на рейде кораблей, темно-серую брусчатку мостовой и редкие, разом поблекшие, потускневшие, посеревшие экипажи, все как один с поднятым верхом, тоже было совсем нерадостно. Делать было решительно нечего, и это его слегка раздражало. Он был еще довольно молод, но природную глубокую угольную черноту его коротко остриженных, аккуратно зачесанных на пробор волос кое-где уже разбавило отдельными нитями, маленькими рядками серебро ранней седины; вокруг глаз и у крыльев крупного с горбинкой носа залегли морщинки, а высокий, выпуклый лоб с маленькой коричневой родинкой над правой бровью пересекли три глубокие длинные борозды.

Внизу знакомо стукнул дверной молоток — раз, другой, третий. Он отложил книгу, встал, подошел к окну, осторожно выглянул, облокотившись на подоконник. У двери стоял тучный невысокий мужчина, отсюда, со второго этажа, лица его не было видно — узенькие поля респектабельного цилиндра не закрывали лишь краешек подбородка, но поза, руки, нервно теребившие перчатки, не оставляли сомнений, что он нервничает и очень спешит. Посетитель, конечно. Пожалуй, это было даже хорошее событие для такого дня — седовласый молодой человек любил свою работу, хоть и прекрасно понимал, что каждый новый клиент принесет ему свою или чужую беду. Что ж, мир несовершенен. Неприятности случаются так или иначе, и не он их создает, скорее наоборот, не будь его, многие из них так и тянулись бы, а он хоть может помочь. Иногда…

Он спустился по лестнице, на ходу окинув взглядом свое отражение в высоком старинном зеркале. Сюртук сидел прекрасно, без единой лишней складочки, черная шелковая бабочка, завязанная с отработанной годами щегольской «небрежностью» не съехала ни на волос с положенного места под накрахмаленным белоснежным воротничком, высокими краешками подпиравшем бледные плоские щеки — даже оставшись один у себя дома он всегда одевался не просто прилично, но даже щегольски — отчасти благодаря странной где-то вычитанной в детстве и запавшей в душу фразе: «Белье должно быть всегда свежим — а то вдруг убьют, разденут в полиции, вот сраму-то будет» — отчасти просто в силу некоторого врожденного пижонства, помноженного на хороший вкус.

Тяжелая высокая дубовая створка двери открылась легко, беззвучно, кажется, посетитель этого не ожидал. Он немного удивленно уставился на молодого человека, потом скосил глаза на начищенную бронзовую табличку рядом с дверью: «д-р Арнольд Каранго» — задумался на пару секунд, несомненно, пытаясь сообразить, имеет ли он дело с самим доктором.

— Прошу вас, проходите. Арнольд Каранго — это я. — Развеял его сомнения молодой человек.

— Ддда-да, разумеется. Извините, доктор, все это так неожиданно… А вы разве врач?

— Нет, я немного знаком с медициной, особенно магическими ее аспектами, и мне доводилось лечить, в, скажем так, крайних обстоятельствах, но врачом я не являюсь. Я доктор магии и оккультных наук, хотя последний термин мне совсем не нравится и сути этих дисциплин не отражает, но такова уж традиция наших университетов.

— Хм… Наверное, мне лучше мгм… перейти к делу… к практической, так сказать, части, — полный пожилой джентльмен выглядел основательно сбитым столку.

— Как вам будет удобнее. — Он помог незнакомцу избавиться от плаща, пристроил его на вешалку. — Я не тороплюсь, но пока не берусь судить, требует ли поспешности ваше дело. Сюда, пожалуйста, проходите в гостиную, располагайтесь. Может быть, немного вина?

— Дддд-даа… Пожалуй, если можно… Благодарю вас.. — Толстяк одним глотком, совершенно не интересуясь уникальным тонким букетом ароматного напитка, осушил бокал золотисто-янтарного икризского.

— Итак?..

— Мммм… не знаю, право, с чего мне следует начать, — сейчас посетитель выглядел задумчиво, пожалуй, даже недоверчиво.

— Совершенно очевидно, что живете вы в сельской местности, милях в сорока — шестидесяти к северо-западу от Эриньона, видимо владеете собственным поместьем. Я предположил бы так же, что дело, которое вас так беспокоит, касается не столько вас, сколько какого-то еще близкого вам человека, пожалуй, речь идет о девушке. Что вы долго колебались, прежде чем обратиться ко мне, но сегодня утром случилось нечто такое, что заставило вас принять решение и весьма поспешно отправиться в путь прежде в коляске, затем поездом, должно быть тем, что приходит на вокзал Короля Эдуарда II в 14-10 — в вагоне вы сидели у приоткрытого примерно на треть окна, курили в задумчивости. От вокзала вы дошли сюда пешком, разглядывая номера домов, и, должно быть, пару раз свернули не на ту улицу.

— Как? Это магия? Нооо… Нет, я не претендую…

— Нет-нет. Я не применяю колдовства в отношении клиентов, или, скажем так, потенциальных клиентов — я ведь еще не взялся за ваше дело, без их позволения. Простая наблюдательность и хорошая память, ничего больше, уверяю вас. На вашем плаще у воротника я заметил изрядный след копоти, очень похожей на ту, что бывает от сгорания угля в топке паровоза, причем именно с левой стороны, частички копоти запутались и в ваших волосах, но вы не обратили на это никакого внимания, а за отворотом рукава я заметил немного сигарного пепла — значит ехали поездом, сидя так, что приоткрытое окно было за вашим левым плечом, курили, думали о своем, ни на что не обращая внимания. Предположив, что окно было приоткрыто с самого начала, вам ведь было не до таких мелочей, а в общем вагоне, где это могли бы сделать другие люди, вы, конечно, не поехали бы, я примерно назвал расстояние, и, зная, что из города ведут всего три железнодорожных ветки, сообразуясь с ветром — направление. Еще у вас и сейчас на рукаве висит длинный светлый волос — отсюда слова о девушке, думаю, сегодня не так уж много людей к вам прикасалось прежде, чем вы надели плащ, и наибольшие шансы у того, ради кого вы предприняли это путешествие — разве что камердинер ваш очень ленив, и волос был там и раньше, но в это трудно поверить, глядя на вашу одежду. Сельская проселочная дорога одарила вас уже подсохшими сейчас брызгами грязи — почва рыжая, глинистая, здесь в Эриньоне такой не сыскать, а то, как именно забрызган ваш бок, наводит на мысли об открытом экипаже — сидели слева, не так ли? К тому же, то, что брызги все же подсохли в такой день — лишнее указание на теплый сухой вагон и еще один способ примерно оценить время поездки. Остается лишь вспомнить расписание, то, что я не слышал звуков приближающегося экипажа перед вашим появлением, ваши промокшие — уже здесь, несомненно, туфли, и сколько времени обычно нужно человеку ваших лет, чтобы дойти сюда от вокзала. И, разумеется, одного вашего цилиндра вполне достаточно, чтобы не было никаких сомнений, живете ли вы в собственном поместье.

— Однако… Мне говорили о вас всякое, доктор…

— Кстати, кто столь любезно рекомендовал вам мою скромную персону?

— Эмма Шелбстег — она моя родственница. Кузина с материнской стороны.

— Ах, да, как же, помню — довольно банальная история с медальоном, который все считали обычной ювелирной безделушкой, а он оказался мощнейшим гномьим магическим артефактом начала эпохи Эленгдайнов, к тому же до смешного просто активируемым…

— Если для вас это банальность… — гость, по-прежнему очень задумчивый, поднял взгляд на Арнольда, но, увидев его ироничную улыбку и веселый искорки в глазах, поспешил снова сосредоточиться на бокале с маленькой капелькой вина на донышке. — Вы правы, господин Каранго, все дело в моей… Не знаю даже как правильно это назвать… Воспитаннице, наверное? Строго говоря, я всего лишь ее опекун, она доводится мне довольно дальней родней… Ах, да, простите, я не представился…

— В том нет нужды, ваше сиятельство, как только вы назвали имя вашей кузины, я понял, что передо мной Ингвар Холькоц, восемнадцатый граф Дронно-и-Касаден, кавалер ордена Зеленой ветви, бывший пять лет сенатором от округа Суандон. Все верно?

— Да-да…

— Прекрасно. Так что случилось с вашей воспитанницей?

— Аннет очень рано потеряла родителей, ее мать умерла, едва успев дать ей жизнь, отец, он был полковником кавалерии, погиб при Ройсбахе…

— Аннет Энглбинг, дочь полковника Энглбинга.

— Я вижу, вы прекрасно осведомлены о моих родственных связях.

— Не настолько, я не могу припомнить, кем вам доводится госпожа Энглбинг, но при Ройсбахе погибло не так уж много кавалеристов и среди них всего один полковник — Леон Энглбинг, командир шестого кирасирского полка Его Величества.

— Да-да. Впрочем, это не имеет большого значения. Я оказался душеприказчиком несчастного Леона, увидел малышку Аннет и.. теперь она очень много значит в моей жизни… Мои собственные дети уже выросли к тому времени, да мы и не были особенно близки, так уж получилось… Однако, это тоже не так уж важно. Так или иначе… Все началось две недели назад, может чуть больше. Ее горничная, помогая Аннет переодеваться, заметила, что девушка была высечена и весьма жестоко. Она, горничная, не Аннет, та как раз все отрицала и утверждала, что ничего такого не помнит, так вот горничная рассказала мне обо всем — ее-то, конечно, секли не раз, так что она ошибиться не могла. Да и… Возможно я был не прав, но я… я настоял, и Аннет позволила осмотреть ее, разумеется в присутствии доктора и горничной — да, это больше всего было похоже на следы жесточайшей порки. Я перевернул вверх дном весь дом. Все прислуга была порознь допрошена с пристрастием. Но мы смогли установить только, что девушка не покидала своей спальни, что вечером ничего такого не было, ночью никто не слышал ни звука, а утром… Утром девушка выглядела… ужасно… И ничего не помнила. Или не хотела сказать ничего даже тем, кому всегда доверяла, с кем прожила много лет под одной крышей. Тогда Эмма и посоветовала мне обратиться к вам. Мне нечего больше добавить… Кроме того, что сегодня утром все повторилось.

— Своеобразный случай. Никогда не слышал ни о чем подобном, но я вполне могу представить себе несколько способов с применением магии или даже без таковой — вполне можно обойтись некоторыми лекарствами — высечь человека так, чтобы он не запомнил этого. Я возьмусь. Мы немедленно возвращаемся в ваше поместье, я должен осмотреть ваш дом и особенно комнату девушки. Быть может, я еще не знаю точно и постараюсь этого избежать, но, возможно, мне придется осмотреть и вашу воспитанницу.

— Я согласен.

— Отлично. В таком случае, если мы поторопимся, то можем еще успеть на вашанский поезд.



x x x


Родовое гнездо графов Дронно-и-Касаден оказалось довольно большим, некрасивым, несомненно, неоднократно перестроенным, перекрашенным, двухэтажным домом на вершине длинного пологого холма. Вся местность вокруг напоминала небрежно смятое длинными вытянутыми складками толстое ватное одеяло, поросшее жиденькими рощицами. В низинах сами собой образовались такие же длинные, вытянутые, слегка изогнутые, огурцеобразные прудики, обросшие по берегам ивами.

— Н-да… Интересная мысль — поселиться на эльфийском кладбище.

— Что? Господин Каранго, уверяю вас, я понятия не имел… Да тут и не видел никто ни одно могилы…

— Когда-то, примерно тысячи три лет назад, тут были леса. Леса, какие сейчас можно увидеть только в Эмиглоне и Чирлане, величественные леса из огромных деревьев. У нас о старых дубах говорят «вековые», так вот для эльфийского священного леса это прозвучало бы оскорбительно. Деревья, которые росли здесь тогда, были огромны, сильны, они были древние, как сами эти холмы.

— Но… При чем тут кладбище?

— Эльфы почитали это место как святыню. Сюда они приходили, чтобы обратиться к своим богам, здесь они праздновали величайшие свои победы. И здесь они хоронили своих героев, павших на поле брани, своих мудрых правителей, своих величайших магов. Собственно, быть эльфом и не быть магом вовсе уже редкость — они все очень склонны от рождения, а уж те, кто слился с этими холмами, все были очень сведущи в магии. Магия же такая штука, что иногда не отпускает и за порогом… Особенно тех, кто в это крепко верил при жизни. А они верили, почти все верили истово, искренне.

— Вы советуете нам переехать? Это вполне возможно…

— Да, пожалуй. Но я еще не знаю, имеет ли это какое-то отношение к нашему делу.

Аннет встретила их на крыльце — миниатюрная подвижная девушка, вьющиеся волосы, приятное милое лицо, добрая улыбка, конечно, она была немного насторожена, но постаралась не показать этого гостю.

— Добрый вечер, господин Каранго. Рада видеть вас в нашем доме. Но, боюсь, дядя Ингвар, мой опекун, придает этой истории слишком большое значение — я не испытываю никаких страданий или хотя бы неудобств, уверяю вас. Уверена, что бы это ни было, оно мне не повредило, я прекрасно себя чувствую, это и доктор подтвердил.

— И все же я разделяю опасения его сиятельства. — Он вежливо поклонился. — Не могли бы мы прямо сейчас пройти в ту комнату?

— Да, конечно. Я провожу вас.

Спальня Аннет располагалась в самой старой части дома. Это было довольно просторное, но сильно загроможденное старинной тяжелой мебелью помещение на втором этаже. Стены были густо, по старинной моде — на лентах с бантами — завешаны картинами, в углу на декоративной подставке-колонне стоял мраморный бюст некоего государственного мужа — судя по парику, детально воспроизведенному скульптором, придворного времен правления Себастьяна XII или последовавшего после его смерти регентства. Чувствовалось, что попытки девушки придать этим древним холодным стенам немного тепла и уюта не очень-то удались.

Арнольд встал посередине комнаты, закрыл глаза. Сейчас он волей своей, силой своего воображения выплетал из призрачных тонких светящихся нитей заклинание истинного зрения. Постепенно ему удалось достаточно ярко и четко представить нужный узор, мысленно окрасить его в глубокий сиреневый оттенок и сквозь закрытые веки он снова смог видеть комнату. И не только комнату. Теперь все краски и игра света изменились — светом стала магия, предметы, насыщенные ей, светились, другие отражали ее, третьи пропускали сквозь себя и потому были подобны прозрачному стеклу или воде и все это в самых удивительных фантасмагорических сочетаниях: словно ледяные гвозди-сосульки в мягком красноватом свечении старого дерева кресел, монументальной кровати с пологом на четырех витых столбах, платяного шкафа и столика, почти прозрачные стены, через которые видно слабо отсвечивающие силуэты людей на другом конце дома, черный ковер-щит, через который не может пробиться ни один магический лучик, портреты — все пустые едва заметные клочки тумана, кроме одного, и она, Аннет, светящаяся изнутри чистым белым светом, очень ярко. Каранго сбросил заклинание, открыл глаза и тут же часто заморгал, приспосабливаясь к нормальному человеческому зрению, дарованному ему природой.

— Орудие я нашел. Вот оно — взгляните на портрет. Художники школы Чизанноро накладывали на свои полотна своеобразные магические отпечатки личности модели. Я всегда считал этот прием немного нечестным, во всяком случае, это уже не совсем живопись, хотя, нельзя отрицать, с точки зрения объемности и естественности изображения, сходства и возможности передать эмоции это очень улучшало полотна. Так вот, этот милый пожилой господин с бородкой по моде начала позапрошлого века не просто так заложил руки за спину, у него там хлыст для верховой езды — покажите-ка сударь, не стесняйтесь, — маг прищелкнул пальцами, и человек на портрете удивительным образом пошевелился, изменил позу, теперь в руках у него и в самом деле появился хлыст — довольно изящная и в то же время жутковатая вещица, стоило лишь подумать о применении ее к нежному девичьему телу, — ему не привыкать так шевелиться, это полотно искусно разбудили с месяц назад, напоили магической силой, и сей почтенный вельможа вполне мог и сойти с картины и нанести вполне реальные и чувствительные улары. Странно другое — я пока не знаю, кто и зачем приложил столько усилий.

— Благодарю вас, доктор. Феноменально. Аннет больше не будет здесь спать, а портрет графа Феликса я отправлю сегодня же на растопку камина, хоть он и мой прямой предок.

— Нет-нет. Не будем спешить. Прошу прощения, сударыня, но я должен кое-что сказать его сиятельству наедине — все же он мой клиент.

— Как вам будет угодно, — девушка холодно посмотрела на Арнольда, — прошу прощения, господа, мне необходимо распорядиться об ужине, я вас покину на время.

— Почему вы так суровы с Аннет? Она не дитя. И извольте считать, что и она ваша клиентка не в меньшей степени, чем я сам.

— Она главная подозреваемая. Я искал того, кто мог бы разбудить портрет, и увидел, что она просто пылает магией.

— Вы хотите сказать, что она может колдовать?

— Человек не может колдовать, самостоятельно, во всяком случае. Она — человек. Если и есть примесь эльфийской крови, то очень давняя и совсем незначительная, настолько, что я вообще ее не заметил.

— Не понимаю. А как же вы? — граф попытался повторить тот щелчок пальцами, что заставил двигаться его предка на портрете, но вышло у него скорее комично.

— Я эльф на четверть. По бабушке с материнской стороны. И к тому же, я сказал «не может самостоятельно» — есть способы вступить в контакт с существами, способными колдовать, но нуждающимися в том, что естественно для людей. Я предполагаю, что так оно и было. Слияние с таким существом приводит к своеобразному симбиозу, позволяет достичь большой магичской силы и, что важнее, управлять ей сознательно. Но этому надо учиться довольно долго.

— Так что же?

— Я буду вашим гостем еще несколько дней, понаблюдаю. Я почти уверен, что то существо скоро появится. Я постараюсь его поймать. Мне понадобится ключ от спальни Аннет, и, уж извините, если я туда войду, никаких докторов и горничных, конечно не будет. Вы согласны?

— Да… — граф опустил голову, вздохнул, — но почему все же не переехать, не сжечь портрет и, если уж на то пошло, весь этот дом? Да черт с ним! Я достаточно богат, и Аннет мне дороже любых домов и поместий.

— Тогда делайте то, что я вам говорю. Иначе то существо снова ее разыщет — связь, что образуется после первого же слияния очень сильна, она сродни любви в чем-то.

— Делайте, что хотите. Но, умоляю вас, защитите Аннет.

— Благодарю вас.



x x x


Ждать пришлось недолго по его меркам. Четыре дня. Точнее, четыре ночи — ибо наблюдал он, через прозрачную для его заклинания стену, ночами. Все это время он спал днем, с Аннет и графом виделся только за ужином — оба были любезны, граф несколько растерянно, девушка — холодно.

На второй день, улучив минуту, когда никого не было рядом, она открыто сказала ему: «Не смейте использовать меня как приманку — я не червяк для вашего крючка» — и тут же удалилась, не дав ему возможности ответить.

И все же он знал, чего ждет, знал, что хоть маленький шанс у него будет. Пятая ночь выдалась ясной лунной, хотя и ветреной. По всему дому то и дело что-нибудь скрипело и хлопало, дребезжали стекла, шелестели шторы. Далеко за полночь он было начал клевать носом, но тут нечто — скорее неосознанное ощущение, чем звук или свет — разбудило его. Призрачное крылатое существо — бабочка, размером со школьную тетрадь, сама вся из белого магического сияния, совершенно невидимая для обычных глаз, вилась у окна той спальни, то опускаясь на подоконник, то снова взлетая. Аннет не спала, она, несомненно, тоже видела это существо, стояла по другую сторону окна, прижав ладони к стеклу, и по щекам ее текли светящиеся слезы, казавшиеся флуоресцентно-желтыми, как точечки на циферблате часов. Наконец она не выдержала, распахнула форточку.

— Улетай, прошу тебя! Улетай! Не надо! Тебя схватят!

Похоже, существо не умело говорить, но могло как-то объясняться с девушкой.

— Ты не понимаешь. Он маг, он силен и искусен. Пожалуйста. Я не бросаю тебя, я хочу тебя спасти.

Упрямая бабочка влетела в комнату, присела на высокую спинку кровати.

— Не надо. Не искушай меня, я сама хочу этого больше всего на свете, но нам нельзя. Не сегодня. Потерпи. Быть может, он не заметил еще. Торопись.

Арнольд медлил, он мог бы ворваться в комнату прямо сейчас, у него была наготове магическая сеть, вполне пригодная для ловли таких существ, и все же он не хотел спешить.

— Хорошо, если он еще не пришел, давай сделаем это, но потом сразу улетай и жди — я оставлю для тебя знак на нашем холме.

Похоже существо умело убеждать, девушка скинула ночную рубашку и, совершенно нагая, легла на постель. Светящаяся бабочка опустилась ей на грудь, немного ползала по ее телу, а потом вдруг растаяла, словно впитавшись под кожу.

— Ах! Да… Как хорошо… Сейчас…

Аннет повернулась на живот, Арнольд увидел, как из нее к портрету потянулась светящаяся, словно кипящая, струйка, старый господин с бородкой пошевелился, спустился на пол, обретая объем и плотность, шагнул к кровати.

Щелкнул ключ, Каранго вошел в комнату, одним движением — он сам теперь был соткан из магического света — заставил ожившего графа Феликса вернуться на полотно, отобрав попутно хлыст — призрачный и плотный одновременно.

— Вы?! Боже, мы погибли. Пожалуйста, не обижайте ее — она такая наивная и добрая.

— Лежите смирно, сударыня, и мы все спокойно обсудим. — Он подошел к постели, раздвинул занавески пошире, чтобы не мешали, деловито перечеркнул хлестким ударом ее спинку наискосок. — Лежите, я знаю, что вы чувствуете все, что полагается, вы солгали, конечно, что ничего не помните, и знаю, что это не только боль для вас. И особенно для вашей маленькой подружки. Как он вас нашла? — хлыст снова смял молодое девичье тело, заставив Аннет прогнуться.

— Она прилетела ко мне в начале лета. Я гуляла в холмах. Сначала я не умела ее видеть, но она со мной заговорила — я слышу ее в своих мыслях. Она попросила разрешения коснуться меня, и это было восхитительно.

— Прекрасно. Продолжаем, — на ее коже зарделись еще две выпуклые полоски.

— Я показала ей это окно. Она прилетала ко мне. Часто. Она учила меня магии. И еще… ей надо чувствовать, через меня, понимаете?

— Конечно. Она — очень молодой дройт, своеобразная ветка высших демоноидов, у них вообще нет осязания в нашем понимании, как нет и тела, вообще вещества, только поля, энергия, и все же она разумна. — Еще одна полоска на спине, судорожное движение, сомкнувшиеся лопатки.

— Она милая и очень умная. У нее была другая девушка раньше, но они расстались, та считала ее просьбы унизительными и мерзкими.

— А вы? — этот удар был особенно сильным и хлестким.

— Я научилась у нее. Что будет с нами? Умоляю…

— Для начала я вас очень основательно высеку. Вот так. И еще вот так. А утром попробую убедить его сиятельство отпустить вас в университет. И заодно позволить мне заниматься с вами дополнительно. Я предлагаю вам, — хлыст с силой опустился на ее попку, — стать моей ассистенткой, — и ей, — еще один резкий удар по самым вершинкам ягодиц, — разумеется, вместе с вами.



2006 г., конкурс КПрН