tilly
Дебют Tilly
«Вторую официантку звали Тильди. Почему обязательно Матильда? Слушайте внимательно: Тильди, Тильди. Тильди была маленькая, толстенькая, некрасивая и прилагала слишком много усилий, чтобы всем угодить, чтобы всем угодить. Перечитайте последнюю фразу раза три, и вы увидите, что в ней есть смысл.»
О'Генри, «Дебют Тильди»
Я не была ни первое , ни второе, ни третье, но дела это не меняло. Желание угодить тем, кто нравится, уродует так, что мало не покажется.
Может быть, поэтому впервые выбирая ник в Сети, я выбрала именно «Матильда»? Некстати вспомнила любимого О'Генри, но теперь уже поздно: «Matilda, учетная запись создана. Спасибо за регистрацию!»
В ту зимнюю ночь меня всю обсыпало мокрой дрянью, пока я бежала до двери подъезда, и изрядно попало за шиворот, пока негнущимися от холода пальцами набирала, сверяясь с бумажкой, незнакомый код. Меня не встретили, а самой было стыдно высказывать свое возмущение. В конце концов, с тысячами женщин поступают именно так. А кто я такая, чтобы требовать? Если, особенно, в моей голове с детства укоренилась мысль: мужчина ничего так не желает, как угодить женщине. Подавать пальто и руку, отодвигать стул, встречать, наконец. В двадцать семь лет это уже кажется смешным, верно? Нет, правда: кто я такая?
Мы с М не виделись восемь лет. За это время я успела выскочить замуж, родить ребенка, развестись и устроиться в одну из государственных структур, названия которых избегают называть. М из кудрявого синеглазого мальчика превратился в невысокого (я выросла или просто раньше не замечала? Ах нет, это же каблуки!) мужчину с глубоким проникновенным голосом и отросшими в копну черными как уголь волосами. Глаза, впрочем, оставались все того же ангельского цвета, что и в юности: синие-синие, с вечным вопросом во взгляде. Как это говорит Нинка: «с отчетливым семитским привкусом». За истекшее время М прочно укоренился в компьютерном бизнесе и в репутации одного из самых инфернальных бабников, какого только можно себе представить. И это – та причина, по которой только что была создана учетная запись. Матильда. Тильди. Тьфу, честное слово, вот же привязалось. Пусть будет Тилли. А то на языке мерзкий привкус, как от супа в столовой того самого казенного заведения.
Что было дальше? Даже не знаю, как бы это покороче и без лишних подробностей. Тем более, что многие из них меня не украшают. Но я попробую.
Итак, мне двадцать семь, у меня рыжие вьющиеся волосы, пронзительный взгляд и рост метр семьдесят пять. Я выше М на полголовы. Когда он подает мне пальто (почему-то он делает это только на людях, и ни разу – когда мы одни!) сгибаю колени, чтобы продеть руки в рукава.
- Тилли, - с нажимом говорит М, - я умею подавать девушкам пальто. Такие маневры тебя не украшают.
Я послушно перестаю приседать и во все уши слушаю дальнейшую отповедь на тему «как следует себя вести, чтобы мужчина был доволен». Хотя, если честно, у меня не очень много на это оснований. И М этого не скрывает. Даже, я бы сказала, наоборот. Это обстоятельство повергает меня в такое уныние, что я уже не в силах сдерживаться. Я звоню все чаще и чаще. Задаю вопросов все больше и больше. Вам сказать, что ответов на них все меньше и меньше или вы уже и так поняли?
И вот пришло то утро, когда тоска стала невыносимой. Встав, как обычно, когда я бывала у М, в несусветную рань, отправляюсь в ванную и там долго вдыхаю запах его мыла. Плакать нельзя, потому что мне на работу. Лейтенанта полиции как-то не красит зареванная физиономия.
Чтобы М оказался на работе, ему достаточно включить компьютер.
- Все просто, - говорит он в ответ на мою восторженно-завистливую тираду, - делай то, что хочешь. И не делай того, чего не хочешь.
Он сказал это вчера вечером. Сейчас М спит. Он никогда не встает, чтобы проводить меня. Не говоря уже о завтраке. Но я – я обыкновенно готовлю ему пару бутербродов перед уходом (обязательно на тонком ломтике ржаного хлеба и обязательно без масла), мою посуду, и, если успеваю, по возможности прибираю этот холостяцкий бардак. Я точно знаю, что о мужчине надо заботиться. Даже, если он тебя не любит. И от сознания, что это правда - нет, не любит – в горле у меня ком, который если проглотить, начнется истерика. А если нет – все обойдется глухой черной тоской. Ею и обхожусь. За неимением лучшего.
Так дальше нельзя.
На этом воспоминания tilly становятся расплывчатыми. Какие-то такси, на которые, помню, уходили почти все деньги, какие-то друзья, какие-то мужчины впрочем, не те, и даже юноши, что еще хуже, новая работа – уже на себя, все растущее удивление перед миром, который оказался вполне себе и даже более того, перед людьми – которые оказались куда интереснее, чем этот самовлюбленный трусливый мудозвон (это любя, модератор!) и так далее. Жизнь закружилась, завертелась, помчалась кувырком – короче, наконец-то началась. Стоило мне повернуться к ... ладно, не буду обзываться – к М наиболее выдающейся частью тела и отправиться в противоположную от него сторону, как все, конечно, изменилось. «Удивительно, как долго и с упоением можно держаться за собственную дурость» - думала tilly, стыдливо хихикая над тем, что еще так недавно было тупым унылым кошмаром. Это была не я, честное слово!
Полгода мы играли в кошки-мышки, салочки и тому подобные детские игры. С аппетитом, все больше входя во вкус. Мы менялись ролями и, кажется, не пришли к определенному выводу, чья роль чья. Было весело быть как кошкой, так и мышкой. Как мышкой, так и кошкой. Хотя, надо признаться, самая большая и когтистая кошка из меня получается как раз, когда я мышка. Потому что совсем не верю в то, чем так удачно притворяюсь. Но это неважно, важно, что в это верит М.
Мы прекрасно проводили время, развлекаясь сами и развлекая друзей. Теперь вместо сериалов они следили за нашими маневрами. Пригласите в гости Тилли и можете не звонить М, потому что через час-другой он примчится сам. Разумеется, он "ехал мимо" и оказался здесь чисто случайно. Шоферы такси помнили и нас в лицо и оба адреса. Я хохотала, заметив в ванной демонстративно выставленный пучок зубных щеток - не то пять, не то шесть. Это был волшебный пучок: если М был настроен мирно, то "ууу, это просто старые, мне просто лень выбросить!", а если зол или раздосадован: "Девчонки забывают забирать, что ж поделать." Приглядевшись получше, на трех из пяти можно было рассмотреть слой пыли. Ну, а одна оставшаяся была моя.
Девчонки не забывали у него щеток и всегда клали их назад в сумочку.
Так должно было продолжаться вечно. Но, как вы уже догадались...
Полгода спустя
На экране компьютера мигала «аська». Я не видела издалека, кто пишет, но в этом не было нужды. Извинения, оправдания и прочий словесный мусор. Игра окончена, tilly. Попробовать снова?
Здесь должен быть пассаж на тему разбитого сердца, но его не будет, потому что скучно.
Остановимся на предмете. Итак, оно разбито. Он, я, То-Что-Ты-Сделал-со-мной, она, они, оно – все было в ассортименте.
Я взяла больничный и вот уже вторые сутки лежала в кровати – растрепанная, с опухшим от слез лицом и температурой тридцать четыре градуса Цельсия. Что там, аська? Ладно, пусть будет аська. Что, что еще ты можешь мне сказать? Ах. О! Ммм? Надо же. «Все бесполезно», - хотела написать я. Не то. «Все кончено». Опять не то. «Пошел в жопу!» Отлично, как раз подходит!
«Не могу», - грустно признался М.
Далее следует перепалка из большого количества букв со множеством опечаток.
Но слова - любые - не могли изменить уже ничего. Каждая игра рано или поздно заканчивается. «Пора», - решила я. Хотя это было так обидно, как ничего раньше. Терять то, что тебе дорого больно всегда. Так что же, мне так и уйти? Размазывать слезы, снова и снова прокручивать в памяти воспоминания, как надоевший старый фильм? «Ах, если бы...» «Но почему?» «Вот если бы он видел/слышал/понял». Нет, это меню не подходит. Ээээ, у меня, кажется, идея! Оставлю о себе память. Такую, чтобы вспоминать самой и улыбаться!
На долгую память, милый.
Долго думать я не стала. Улыбнулась нервно, хлопнула дверью и через десять минут была на месте.
- Значит, так, - сказала я, - не заговаривай мне зубы. Иди в комнату и ложись.
- Что, прямо сразу?
М прикурил, предложил мне. Я жестом отказалась.
- Да, прямо сейчас, сразу.
- Эээээээ...
- Потуши сигарету.
- Может, сначала кофе?
- Кофе? – задумалась я, - надеешься, что у меня пройдет запал?
- Боишься передумать?
- Кто, я?! Н-ну хорошо. Давай кофе.
- Может, поешь что-нибудь?
М с озабоченным видом заглянул в холодильник. Я молча наблюдала. Сдерживать улыбку уже не было сил, да и зачем?
- Завтра обещают грозу, - буднично произнес М, ставя передо мной чашку, - без сахара, как ты любишь.
- Ты еще курс доллара мне скажи, - улыбнулась я.
- Могу, если хочешь. Кстати, насчет ужина ты горячишься, по-моему. Я сделал такой омлет! С таким салатом!
Омлет с салатом М и правда готовит прекрасно, хотя и только под настроение, но сейчас у меня есть дела поинтереснее.
- Всему свое время.
Дай мне, Боже, силы не захихикать!
Кофе был допит. Я даже милостиво кивнула на молчаливый вопрос выкурить сигаретку. Докурив до половины, М смял сигарету, набрал побольше воздуха и встал из-за стола. А я не спешила. Почти дойдя до дверей спальни М распрямил плечи и задрал подбородок. Впрочем, у кровати все-таки обернулся.
- Снимать?
- Ну конечно, снимать. Как маленький, честное слово!
М расстегнул ремень джинсов и лег на кровать, стягивая джинсы вместе с трусами. Я медленно поднялась с кресла, считая про себя, чтобы не спешить. Остановилась полюбоваться. Девушки меня поймут – зрелище и правда было волнующее. Нужно было бы взять ремень, но тут – признаюсь честно – я струсила. Во-первых, мне хотелось дать себе волю, а кто знает, как там насчет техники безопасности, я же никогда не пробовала. Во-вторых, акустика в квартире просто роскошная, вон даже слышен гул голосов соседей в квартире рядом. Поэтому я спокойно подложила под живот наказываемого подушку и встала на колени рядом. М, исподтишка наблюдавший за моими манипуляциями, уткнулся лицом в подушку и сжал ягодицы. По которым я с удовольствием шлепнула. На белой коже появился отчетливый след, а голоса за стеной смолкли. В мертвой тишине я шлепнула еще и еще, все больше входя в раж, наблюдая, как М, тихонько лежавший до поры до времени, все больше сжимает зад и начинает ерзать.
Постепенно наступало умиротворение. Злость, обида, досада – все уходило. Я продолжала свое занятие и останавливаться не собиралась. В стену аккуратно постучали. М вздохнул и вновь ткнулся лицом в подушку.
- Больно! – пожаловался он через некоторое время.
- Так тебе и надо, - отозвалась я, не переставая шлепать, - теперь на тебя еще и соседи коситься будут.
- Они и так, - прерываясь, выговорил М, - косятся. Ой, хватит, правда!
- Ну нет, я еще не закончила.
Выдержав еще десяток шлепков, М вновь просит пощады. Очень сдержанно. Я сдаюсь только потому, что устала. Он натягивает джинсы, потирая пострадавшее место. Зад М по цвету напоминает фуксию.
Все-таки в кино и литературе все куда эффектнее. Герой пищит и дергается, во-первых, потому, что получает порку чем-нибудь посерьезней, чем ладонь, и, во-вторых, по законам жанра. В жизни работает железный принцип «мужчины не плачут». Ужасно досадно, что я не взяла ремень!
- Тебе легче? – ехидно спрашивает М.
- Еще как, - с чувством произношу я, - иди сделай кофе. Устала.
- А волшебное слово?
- Быстро!
- Доброе утро.
Открываю один глаз. М сидит на корточках рядом с постелью. Физиономия одновременно шкодливая и озабоченная.
- Завтрак, мадам. Я подумал: ты не проспала, нет?
- Обойдутся. А что на завтрак? – невзначай интересуюсь я.
Все-таки проиграла. То есть не то, чтобы, но и не выиграла. Вчера после кофе М в задумчивости спросил, нет ли у меня желания «попробовать тоже». Желание было, не было желания в нем признаваться. Но, подумав, я решила: плевать. И очень скоро заняла его место на кровати.
Это была самая жаркая ночь в моей жизни...на тот момент.
P.S. С тех пор прошло порядочно времени, лет пять, что ли. М по-прежнему один. Все время грозится жениться, и даже предъявляет разных девушек, но ему никто не верит. Мы не то, чтобы часто встречаемся, но если у меня неприятности, первый, кто приносится на помощь – именно он.