Это ещё одна загадка?
Да, мы читаем.
Правда, не всё понимаем. Образования не хватает
.Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Да, мы читаем.
Правда, не всё понимаем. Образования не хватает
.На земле
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Простите, не могу назвать имя. Это была личная переписка.
Цитировать афористические высказывания без имени обычай позволяет.
А образования не надо. Какое у Аристотеля было образование?
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Вообще-то да.
Пожалуй, надо признать, что образование у него по тем временам было лучшее из всех возможных.
Просто с современных позиций это как бы не совсем учебное заведение, больше похоже на клуб по интересам. Вроде современной академии наук, где академики состоят, но не учатся, они делают науку.
У меня, Viktoria, есть вопрос.
Вас так интересовали подробности биографии Агеева, Вам это казалось едва ли не главной загадкой романа, важнее развязки сюжета с привидением. Мне это странно и удивительно, но я подробно отчиталась, изложила детали этой биографии, насколько они известны.
По моим впечатлениям, Вас эти сведения разочаровали. Не жулик, не секретный агент. Просто неприкаянный в жизни тип, которого интересуют именно аристотелианские вопросы. Как провести строгое различие фантастики и абсурда в литературе. Эволюция древнейшей идеи фольклорного оборотня в романтическую идею двойника. Различие тяжелого стиха и легкого стиха в русской поэзии предпушкинского времени. Прочее в том же роде, только иногда сложнее.
Наверное, это скучно, даже мошенник интереснее…
PS Писать сейчас могу с перерывами, потому что в наших краях вдруг стало интересно жить.
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Да, персонаж мне интереснее сюжета.
Нет, сведения не разочаровали. Просто у меня они не стыкуются, и хотелось бы рассортировать мысли на этот счёт и написать что-нибудь толковое. Но для этого пока не было времени, точнее, спокойного времени. Комментарии по нашему миру Кланов я могу писать «на ходу» и между делом, а про Агеева пока думается с трудом.
А что интересно жить - это правильно! И важнее!
На земле
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Вот это удивительно, я ничего подобного не ожидала.
Вообще это хорошо, я должна радоваться.
Почему – это предмет сложного разговора, продолжим после, если Вам будет интересно. Сейчас ничего не могу.
Здесь у меня на совести большая лягушка. Дикий авторский эгоизм, дикая невежливость -– я пишу, как можете видеть, с ужасной скоростью, но уже ни на что больше меня не хватает. Ни в какие другие ветки не заглядываю. Даже тем немногим коллегам, кто проявляет внимание к моей писанине, не отвечаю тем же. Виновата. Прошу прощения.
Э-ээ… Среди многих заготовок романа, которые не вмещаются, есть разговоры Бронфенбренера с молодежью. Он говорит удивительные для молодых вещи. Мол, мы, люди моего поколения, началу войны радовались. Почему? Масштабов предстоящего несчастья не осознавали, а радовались, потому что война прервала гнетущее состояние души предвоенных лет. Наконец что-то началось! Наконец мы можем заняться чем-то, за что можем себя уважать! Возьмем в руки оружие -– это хорошо, это моральная ясность, рядом друзья, впереди враги, позади родина. До войны этой ясности не было, был страх и ненависть к себе -– это ведь мы сволочи, это мы сотворили чудовище, которое нас пожирает.
Ну, это умонастроение тех, кто поумнее. Гениально выражено в «Элегии» Введенского. Найдите, почитайте, не пожалеете. Это вам не Пастернаки-Мандельштампы… Но в тоже время Хармс, человек из того же круга, что Введенский, тоже из обериутов, через год-два совсем свихнулся, вопил, что готов стрелять в спину отступающим бойцам Красной армии. Ну, идиот есть идиот. Гениальность не обеспечивает ни ума, ни совести. Вообще это странная вещь. Хармс ненавидел детей и писал хорошие детские стихи…
К чему это я? В тому что стрельбе за окном иной раз можно радоваться по той или иной причине. Вот так веселее, так интереснее, теперь заживем! Давно мы этого ждали…
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Интересно, да. Надеюсь, смогу этот разговор поддержать.
Я поражаюсь, как вообще можно писать с такой скоростью. У меня даже на просто перепечатку готового текста такого объёма ушло бы в разы больше времени, чем у меня есть.
Вам необязательно отвечать тем же. Каждый волен читать и комментировать то, что ему по душе, в меру своих возможностей. Именно поэтому я помечаю все тексты сериала названием "За тебя" - чтобы те, кто читает (и неутомимый Книжник) могли быстрее их найти, а те, кто не хочет читать этот цикл, не тратили своё время зря.
Если это в прямом смысле стрельба - нет, нельзя. Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах.
На земле
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
33. Gaudeamus igitur и второе начало термодинамики. Часть 1.
Татьяна открыла тетрадь и поставила галочку против давней записи. Исполнено.
Поручение старика в гимнастерке исполнено. Ему ли она обещала выполнить это поручение, себе ли она обещала, но обещание было дано, обязательство принято. Теперь обязательства нет. Она больше никому не должна. Теперь остается разве что ее личное любопытство — неплохо бы узнать, кого она тогда видела в коридоре, кто это был на самом деле. В остальном ощущение облегчения, какое бывает всегда по окончании затянувшегося дела. Также ощущение некоторой пустоты — была забота, и нет заботы, теперь как бы и заняться нечем, и тревожиться не о чем.
Что еще осталось от этой истории? Новый способ вести отсчет времени, летоисчисление ото дня прихода Духа Старого Полковника. И еще кое-что…
Оставим это. Будем веселиться, врать и валять дурака. Будем петь песни и травить анекдоты. Будем пить и есть. У нас гора салата оливье, селедка под шубой, холодец и ужасное количество водки — не меньше того, сколько хочется, но определенно больше того, сколько нужно. У нас за столом два присяжных весельчака, Жанка и Мишка, они задают тон за столом, никому не позволят занудничать и отвлекаться от нашего сегодняшнего прямого дела — будем веселиться!
Кстати, у Жанки на сегодняшний вечер были какие-то таинственные надежды. Возможно ждет, что после четвертой рюмки мы с Агеевым побежим целоваться на кухню. Э-ээ… Небезызвестная Ирка сказала бы так: со мной это случалось только на втором курсе!
Впрочем, словечком-другим они с Агеевым на кухне перекинулись. Он варил плов, она начала сервировать стол, бегала на кухню за холодными закусками, резала хлеб. Тогда он и выбрал минуту, спросил:
— У нас все хорошо? Мы нашли всех, кого искали, узнали все, что хотели узнать?
— У нас все хорошо. Главное сделано. Мы еще потолкуем, я не хочу благодарить тебя на бегу. Но узнала я не все, хотела бы узнать еще кое-что.
— Это важно?
— Наверное, нет. Просто хочется.
Агеев пошевелил бровями, помялся…
— Тогда не надо. Я не знаю, о чем речь, даю советы вслепую, это глупо, но я как-то чувствую, что лучше не надо. Лучше остановиться.
— Я тебе все расскажу. Не сейчас, чуть позже. Тогда и совет твой выслушаю. Пока ничего предпринимать не стану.
Опять он думал, что-то прикидывал.
— Это хорошо. Но если какие-то ответы начнут поступать раньше, чем ты начнешь задавать вопросы… не обращай внимания. Не пугайся.
— Загадочный ты человек, Агеев!
Он ухмыльнулся и повторил:
— Не обращай внимания. Не пугайся. Будем веселиться!
Замахал рукой, она умчалась в комнату с подносом. Интересно, они окончательно перешли на «ты»? До сих пор путались, сбивались, то у них так, то этак…
***
С сервировкой стола покончено. Снимаем фартуки, идем наряжаться. Мужикам это смешно, а для барышень важно. Перед выходом к столу надо переодеться. Может быть, я это платье купила полгода назад, чтобы сегодня впервые надеть.
— Жанка, как тебе?
— Роскошно!
Сама Жанка была занята тем же, приводила себя в состояние боевой готовности. Переоделась, и у нее даже выражение лица переменилось. Маленькая девочка на елке в Кремлевском дворце съездов. Но не удержалась, спросила:
— Агееву ты пока тоже ничего не говорила?
— Точно как тебе. Сказала, что все хорошо, а подробности потом.
— Потом так потом. Двинули!
Мужики встретили их выход к столу аплодисментами. Конечно, в этом есть игра, ирония, а все равно приятно…
***
За столом болтали, рассказывали истории.
— Кассирша там такая миленькая, щекастенькая, улыбчивая, очень проворная, работает быстро, у нее на кассе длинная очередь никогда не накапливается. Всем она нравится. Вдруг Ванька говорит мне тихонько: эта мордастенькая здорово обсчитывает! Мне это всегда было удивительно, Ванька копейки не считает, не выводит сумму: суп-харчо 27 копеек, шницель с картофельным гарниром 62 копейки… Он не считает, но всегда знает, правильная сумма или неправильная. И вот говорит, что кассирша обсчитывает. Неужто? Да ты сам проверь! Ага, вон оно как… Ладно, черт с ней! Как говорит наш дядя Юра, живи и дай жить другому. Нет, Ванька не согласен, говорит, она нахально обсчитывает, это через край. Давай приведем ее в порядок! Ну, раз тебе хочется… Только мы в ту столовую заглядываем всего раз в неделю, когда едем на Вернадского партионку сдавать. На следующей неделе мы там, я в очереди впереди, Ванька за мной, меня она рассчитала, должна взяться за него, тогда я ей говорю: «Видите этого товарища? Обратите на него особое внимание!» Она спрашивает: «А что такое?» Я ей: «Понимаете ли, он сегодня с похмелья. Его желательно хорошенько обсчитать!» А она засмеялась и говорит: «Да я и тебя не обидела! Иди, иди, не задерживай очередь!» Ванька хохотал. Нарочно сосчитал, все так и есть, семь копеек на рублевый обед. Хорошо ворует. Однако девка веселая и смелая! Очень ему понравилась.
— А после она вас еще обсчитывала?
— Нет. Нас она запомнила. Как увидит нас двоих, фыркает, смеется.
Незатейливая история, но за столом тоже смеются. Тут дело в мастерстве рассказчика. У Мишки все получается смешно, о чем бы он ни рассказывал.
— Там, понимаете ли, местная кондитерская фабрика выпускает конфеты «Мишка косолапый». Известная марка, но они еще зачем-то название перевели на местное наречие: «Видмедик клышаногай». Всем это почему-то было смешно. Больше всех смеялся Сашка Савченко. Пришли в следующий раз в магазин, он потыкал пальцем в витрину и говорит продавщице: «Мне вот этого Видмедика». А она расплылась в улыбке и спрашивает: «Скильки Видмедикив вам зважити?» А Сашка хлопает глазами и молчит, потому что его запасы этой мовы уже кончились. Он Савченко, конечно, но родился в Москве…
Следующая история более интеллектуального толка.
— Конечно, до того я Розанова не читал, только упоминания о нем у разных авторов видел. Где его прочтешь? Сто лет не издают. А тут решил почитать, раз уж открылась возможность.
— Это где ты его решил почитать?
— В Ленинке.
— Разве там есть Розанов? В каталоге его нет.
— В общем каталоге нет, они его сбросили в спецхран.
— А тебя пускают в спецхран?
— А почему бы меня не пускать в спецхран?
— Но ведь туда нужно особое отношение, подпись директора и виза спецчасти?
— А почему спецчасть не может мне завизировать любую бумажку? С их стороны ко мне претензий нет, ни в чем не замечен, лояльный гражданин, не диссидент какой-нибудь.
— Ладно, рассказывай дальше. Извини, что перебила. Просто удивилась, потому что мне отношения в спецхран не дают.
— Ты не такой ценный работник, как я. Тебя легко заменить, а на мое место желающих мало. Неважно! Значит, иду я в спецхран и сразу накидываюсь на Розанова. А там какое-то богословское рассуждение. Этот идиот явно играет в Достоевского. Он решил разобрать самый тревожный для богослова вопрос — о страданиях невинных. Если господь всеблаг, как он это допускает… Вопрос непростой, но Розанова не останавливает. Нет предела его храбрости! А также его низости! Он сразу предлагает элегантное и простое решение.
— Какое?
— Сейчас скажу. Но сначала маленькая преамбула. Я держу в руках экземпляр книжки Розанова, на котором стоят штампы библиотеки имени Тургенева в городе Париже.
— Была такая библиотека. Эмигранты собирали, личные собрания для нее жертвовали.
— Да. Но это эмигранты первого поколения. Со временем в Париже стало меньше людей, читающих по-русски. А содержать большую библиотеку накладно. Тогда они стали подумывать — а не подарить ли ее России? Или хоть продать… Наши власти эту мысль приветствовали, посылали в Париж известного библиографа З., он вел переговоры, и вот свершилось — библиотека Тургенева едет на родину. А тут ее всю и запихали в спецхран, от греха подальше. Так что ее никто на родине и не видел.
— Кроме тебя?
— Разумеется, кроме меня. Итак, читаю книжку Розанова из Тургеневской библиотеки. А этот сукин сын пишет следующее. Господь не только всеблаг, он всеведущ. Он видит и прошедшее, и будущее. Он видит и уже совершенные грехи, и еще предстоящие. Он видит еще несовершенные злодейства и может их предотвратить. Так что вы насчет страданий невинных и безгрешных детей не беспокойтесь. Господь наказывает их не за прошлое, а за будущее… М-да… И тут на полях книги против этого рассуждения запись. Написано по старой русской орфографии, тонко очиненным карандашом, очень легким и разборчивым почерком: «Какая гнусная теодицея!» Я был в восторге.
— Да, это хорошо.
— Меня от Розанова затошнило, и это была прививка против увлечения запрещенной литературой. Там много такого, что сто лет глаза б мои не видели!
***
Конечно, после четвертой рюмки никто не побежит на кухню целоваться. Но голоса после четвертой рюмки становятся громче, глаза блестят ярче, анекдоты можно рассказывать уже всякие.
— А вот анекдот от профессора Б. Старинный, еще дореволюционный, он его сам слышал от кого-то из стариков. Приходит гимназист к врачу. «Доктор, доктор, заразите меня сифилисом!» — «Петя, тебе зачем?» — «А я заражу гувернантку.» — «А ее за что?» — «А она пусть заразит папу, папа маму, а мама учителя математики, он мне двойку поставил!»
— Как изменилась манера шутить за сто лет…
***
Они снова столкнулись на кухне, когда плов был готов, Агеев выкладывал его на блюдо.
— Какая прелесть! Ой, Агеев, извини, забыла сказать. Старуха хочет тебя видеть, хочет познакомиться.
— Это можно. Мне тоже интересно на нее посмотреть.
***
Плов был съеден, а водка выпита примерно наполовину. Это располагает к откровенности. К тому же у них сегодня окончено большое совместное дело…
Следующее столкновение на кухне.
— Агеев, мне Катя предлагает халтуру сосватать.
— Волгоградский проспект?
— Агеев, откуда ты все знаешь?
— Видишь ли, на этом здании табличка «Общежитие аспирантов Академии наук Узбекской ССР». А это большой дом, шестнадцать этажей, построен по типовому проекту. Народу там много. Значит, там есть какие-то мои земляки, люди из Ферганской долины. Кого-то из них я знаю по прежним временам. С Катей я тоже знаком. Аспиранты ходят в Ленинку, я хожу в Ленинку, Катя тоже ходит в Ленинку. Я спустился в столовую пообедать, а там кто-то из знакомых, машет издали рукой, зовет за свой столик. Значит, стоим, обедаем. Там эта отвратительная система, высокие столики без стульев, люди едят стоя, как в каком-нибудь поганом кафетерии в цоколе гостиницы «Москва».
— Эти проектировщики от кого-то слыхали, что такое бывает во французских бистро.
— В самом деле бывает?
— Нет, это вранье. Миф. Но в Ленинке есть и обычные столы со стульями.
— Немного, вдоль стены. Эти места уступают людям постарше. А мы стоим, мы молодые и здоровые. Входит Катя, я с ней здороваюсь. Мой сотрапезник спрашивает: — Ты ее знаешь? — Знаю. — Кто она? — Да так, девочка. — Она с филфака? — Да. — Она грамотная девочка? — Она очень грамотная. — Она умная? — Она очень умная! А почему ты спрашиваешь? — Да так, видел ее как-то у нас на Волгоградском…
Агеев засмеялся, развел руками. Дескать, я и не разнюхивал чужие секреты, это само вышло.
— Ну, тут я понимаю, что интерес наших азиатов к Кате деловой. Она там подхалтуривает. Конечно, ее заказчик лишнего не болтает. Такого исполнителя берегут, знакомство с ним аккуратно передают следующему заказчику. Но всегда оказывается, что кто-то что-то видел, кто-то догадался… Дом на Волгоградке вроде большого кишлака, много глаз и ушей.
— Ты хоть предупредил Катьку?
— Да, сказал, что на Волгоградском лучше появляться пореже. Потом какой-то ее заказчик задурил, она спрашивала, как понимать его поведение.
— Ты известный эксперт по Востоку…
Опять он развел руками. Понимай как хочешь…
— Татьяна, давай сократим разговор. Мы от компании отбились, это нехорошо. Катька решила сосватать тебе халтуру. Ты ее просила, тебе срочно нужны деньги?
— Нет, я ее не просила. Просто ей привели сразу двух клиентов. Она и взять двоих сразу не может, и отказываться не хочет.
— Решила одного отдать тебе. Что я тебе скажу… Ты сейчас за маленькие деньги пишешь о вещах, которых не понимаешь. А тебе предлагают за большие деньги писать о вещах, в которых ты хорошо разбираешься. И приятнее, и выгоднее!
Он посмотрел на нее весело. Разве что не подмигнул. Продолжил свою речь:
— Но это левые дела, незаконные. Уголовной статьи нет, но все равно это что-то такое противоправное. Сейчас ты своими статейками в «Советской музыке» можешь гордиться, это дело достойное, Дроздова с тобой стала здороваться. Своей новой работой ты никому похвастать не можешь, ты теперь человек мутный, подпольный, свои делишки скрываешь. К тому же халтура затягивает. Получила первые денежки, научилась жить хорошо. Нужно брать новый заказ. И уже никакой музыкальной журналистики, никакого Пушкина с Гоголем…
— И что ты советуешь?
— Соглашайся, бери заказ. Клиент узбек или таджик?
— Кореянка, девочка. Заказчик ее папа.
— Соглашайся!
Посмотрел на нее, стал объяснять свои резоны.
— У тебя новая квартира. Впереди переезд, квартиру надо обставить. Много расходов. Вообще всегда полезно поправить свои дела. Конечно, лучше найти законный источник. Вон Катьке скоро пьеса начнет приносить деньги. Но законный источник всегда тощий, Катьке просто повезло. И все равно я бы тебе сказал так: «Не связывайся! Сколько тебе денег предлагают? Я тебе столько дам прямо сейчас, без всяких условий, только не связывайся с левыми делами, не выходи из своего ангельского образа!» Но ведь ты у меня денег не возьмешь?
— Не возьму.
— Тогда бери халтуру. И пошли за стол! После еще поговорим. Жанка небось уверена, что мы тут целуемся…
***
Общий разговор за столом.
— Ребятишки, мне еще в сентябре звонил поэт Мишка Сидельников, открыл страшную тайну.
— А ты сейчас хочешь открыть ее нам? Хочешь обмануть его доверие?
— Не болтай глупостей! Я могу сначала использовать этот секрет в своих интересах, потом передать друзьям, пусть они пользуются. Такое условие. Потому что через месяц секрет ничего не стоит.
— Что за секрет?
— Сидельников сказал, что нужно срочно подписаться на журнал «Москва» на предстоящий 1986 год.
— Это еще зачем? Я помню, ты и нам тоже что-то такое говорила, но не сказала зачем.
— Такое условие. Подпишись сама. Посоветуй подписаться своим друзьям. А зачем — этого Сидельников и мне не хотел говорить. Просто сделай, что я тебе советую, не пожалеешь!
— Понятно, там какая-то бомба. Что ж, в журнале «Москва» это уже случалось. В 1967 году они вдруг начали печатать «Мастера и Маргариту». Вторая половина вышла уже в январе 1968 года.
— Да, да, и за этими номерами охотились, выдирки из них переплетали, в таком виде они ходили по рукам, их продавали за бешеные деньги. Девочка из Воронежа рассказывала, что цена доходила до полутораста рублей.
— Врет. Никогда дороже ста не было. Если не спешить, на Кузнецком мосту всегда можно найти за восемьдесят.
— Ты забываешь, что в 1973 году было книжное издание, оно на ту старую журнальную выдирку сбило цену.
— Ладно, согласен… В Воронеже, в 1972 году… 150 рублей, полное безумие… На какой почве безумие? На черноземной!
— Мы отвлеклись. Что там сейчас ожидается?
— Мишка Сидельников не хотел говорить. Это не его тайна. Он поклялся.
— Татьяна! Я тебя не узнаю. Ты хочешь сказать, что ты не вырвала у поэта Сидельникова эту тайну?
Татьяна скромно улыбалась.
— Татьяна!
Она продолжала скромно улыбаться.
— Татьяна! Ты нарочно испытываешь наше терпение. Ты начала с того, что хочешь открыть страшную тайну.
— Конечно. Но вам ведь неинтересно. Никто из вас на журнал «Москва» не подписался.
— На фиг он нужен! Но нам все равно интересно. Особенно интересно, как ты вырвала тайну из Сидельникова.
— Этого я сказать не могу.
— Ну, надо полагать, иголки под ногти ты ему не загоняла. Ты согласилась пойти с ним в ресторан Дома писателей?
— Нетушки! Никогда в жизни. Смотреть, как пьяные поэты обнимают друг друга… «Вася! За стихи спасибо! За Россию спасибо!»
Она похоже изобразила пьяный надрыв в голосе, за столом смеялись.
— Так что ты, жестокая, сделала с поэтом Сидельниковым?
— Вы наивные люди! В ваших словах уже есть ответ.
— Татьяна!
— Ладно, ладно… Он поэт. Это само по себе ужасное несчастье. Но бывают и светлые моменты. У него вышла книжка. Большая радость, не каждый год случается. Теперь его ждет громкая слава и огромный гонорар! Верно?
— Сомнительно.
— Правильно сомневаетесь. Насчет славы вообще помолчим. Гонорар маленький. И получит он его с большой-большой задержкой.
— Почему?
— Особенности советской издательской системы. Правила выплаты гонорара утверждал лично товарищ Сталин. Они не менялись. Ставки менялись, но не сильно. Автор получает за авторский лист. Или за строчку стихов. У автора категория, кому-то платят полтораста за лист, а кому-то и триста. Это твое место в иерархии. Одно дело начинающий, другое дело тот, у кого квартира в Лаврушинском и дача в Переделкино. Это патриарх, вершина пирамиды. Понятно?
— Пока понятно.
— Идем дальше. Если тираж массовый, ставка удваивается. Массовый — больше ста тысяч. Но если это не первое издание, ставка снижается. За первое издание сто процентов, за второе шестьдесят, третье сорок, кажется, дальше еще меньше. Цифры помню неточно, могу напутать, но принцип понятен?
— Да.
— Теперь представьте сборник стихов. Один стишок печатается впервые, другой уже второй раз, третий четвертый раз, четвертый опять впервые, пятый восьмой раз… И по каждому стишку гонорар начисляется отдельно, а всего их в книжке полтораста штук. Нравится?
— Восхитительно. А кто это устанавливает, какой стишок который раз печатается? Редактор?
— Нет. Издательство запрашивает Книжную палату, та дает официальную гонорарную справку. Там толпа девочек ищет все издания по каталогу, потом каждый стишок по каждой книге… Работа адская, трудоемкая, поэтому запросы на гонорарную справку обрабатываются медленно, есть очередь. Наш поэт Сидельников со своей новой книжкой в конце очереди. Тогда поэт чешет в затылке и вспоминает, что в Коктебеле была девочка, из себя ничего особенного, с сестрами Павловыми водилась, но вроде служила в Книжной палате. Он набирает номер телефона, говорит какие-то слова, и получает свою гонорарную справку в конце недели.
— Танька, так ты влиятельный человек в литературном мире!
— Только для поэтов, только изредка... Но Сидельников оказался человеком. Благодарность не угасла в его сердце. Он все помнит. Он позвонил в сентябре и открыл страшную тайну журнала «Москва».
— Да, это благородно. Так что там готовится?
— Там в конце года выйдет Набоков, «Защита Лужина».
— Это новость!
Новость принялись обсуждать. Это ведь симптом, это сигнал. Похоже, начинается оттепель. Дышать станет полегче. Одна книжечка, другая, а там, глядишь, и большие перемены…
Но тут же оказалось, что дамы ждут оттепели и больших перемен с радостью, а у мужской половины никакого энтузиазма, рожи кислые. Это почему? Их спросили. А они морщатся, мнутся, не хотят отвечать. Они мнутся, точно как профессор Б., когда Татьяна принесла статью о «Лягушке». Но почему? Мужики переглянулись, Мишка кивнул. Мол, давай ты…
— Девочки, вы уверены, что это хорошая новость?
— Хорошая. А ты думаешь иначе?
— Да. Это скверная новость.
— Почему?
— Это долгий разговор. И не для новогоднего застолья. Это разговор на много лет.
— А если вкратце?
Мужики опять переглянулись.
— Ну, разве что вкратце… Но даже чтобы приступить к такому разговору, сперва надо выпить!
— Мальчики, а вам того, не много будет?
— Нам в самый раз.
— Как раз столько, чтобы не отличить благословенного Мордехая от проклятого Амана.
Это сказал Агеев, а Мишка засмеялся. Дамы этой шутки не поняли, но спрашивать не стали.
Выпили. Даже хорошо выпили. Пожалуй, выпито три четверти запасенного.
— Грибы! У меня же есть банка маринованных грибов. Как же я забыла!
— Где ты их добываешь?
— Магазин «Рыжик» на Полянке.
— Не помню такого.
— Не на самой Полянке, в переулке, я тебе покажу.
Грибы хорошая закуска, Маринованные огурцы тоже. Но выпито много…
— Агеев, ты научишь меня варить плов?
— Научу. Татьяна, я для тебя все сделаю, потому что ты великий человек!
Конечно. Нарезался его благородие…
— Татьяна! Ты пошла против второго начала термодинамики. Ты задела мировые струны. Струны колеблются. Вселенная к тебе благосклонна. Мы будем гордиться, что живем с тобой в одно время.
Татьяна обменялась взглядами с рыжим Мишкой, но теперь, похоже, и Мишка Агеева не понял.
— Так… Все на балкон! Десять минут на морозе сейчас всем нам пойдут на пользу.
— Понятно. Нам пора освежиться.
На балконе курили. Быстро озябли. Когда возвращались в комнату, Татьяна задержалась на кухне. Пора переходить к десерту, если кто-то его еще осилит. Но уж крепкий чай никому не повредит. Агеева она тоже задержала.
— Агеев, что такое второе начало термодинамики?
— Плита. У плиты четыре конфорки. Ты помнишь, четыре конфорки?
Она помнила.
— На одной из четырех стоит чайник. Он еще горячий, но огонь под ним не горит. Значит, будет остывать. Он остывает, немножко нагревает воздух в комнате. Температура выравнивается. Мировая сила, заставляющая температуру выравниваться, называется вторым началом термодинамики. Есть еще красивое греческое слово энтропия.
— Слыхала.
— Об остальном расскажу после. Сейчас у меня состояние… не вполне академическое.
— Это верно.
Однако она заметила, пьяным он не выглядит.
— Агеев, есть еще один отложенный разговор. Ты как-то странно выразился. Что ответы могут поступать раньше вопросов. Почему-то эти твои слова меня беспокоят. Сейчас ты можешь что-то сказать?
Он подумал, почесал бровь мизинцем.
— Может быть, ты права. Лучше сейчас. Не все, но хоть что-то.
Еще подумал…
— Татьяна, ты мне ничего не говоришь. Раз не говоришь, я ничего не знаю. Я молчу. Но ты к старухе ездила, ты с ней говорила, теперь события могут пойти быстро. Я тебе уже сказал: не бойся! Но вдруг ты забудешь…
— Какие события?
— Не опасные, — ответил Агеев и расплылся в ухмылке. — Понимаешь, я не знаю, что ты тут в квартире увидела такого, что стала разыскивать Гилевских. Я как армянское радио, ничего не знаю, но на всякий случай советую.
Она молчала, ждала. Он продолжал.
— Допустим, мы с Мишкой сейчас еще немножко выпьем. Вдруг Мишка хлопнет себя по лбу, как ты насчет маринованных грибов. Как же я забыл! Татьяна, это же еще в августе было. Ко мне дядя из Иркутска приезжал. То есть был в Москве проездом два дня. Меня же как раз в Москве не было, я ему ключ оставил у родни, а тебя не предупредил, ты ездила на дачу в Павшино. Видела ты дядю, ночевал он здесь?
Она молчала. Теперь ее очередь подумать. Агеев продолжал.
— Мишка точно вспомнит день, когда приезжал дядя. Но пока ты это будешь обдумывать, к тебе во дворе подойдет тетя Оля. Ты ее знаешь, в соседнем подъезде живет.
— Знаю. Высокая толстая старуха.
— У нее квартира тоже на третьем этаже. Расположена как наша, направо от лифта. Подойдет она и скажет: «Извини, конечно, этот балбес к тебе попал, подъезд перепутал. Пьян был. А я и не знала, где он пропадал…» Тут она расскажет историю. К ней брат приезжал…
— Из Иркутска?
— Из Барнаула. Остановился у их другой сестры в Медведково. Поехал в гости к Оле и пропал. Не доехал. Появился на следующий день. Говорит, что перепутал квартиру, Олю не дождался, там и заночевал. Да вот тут, рядом. Но почему-то сначала на другой подъезд показывал, она и не поняла… Но этот дедушка будет не последний!
Агеев откровенно веселился.
— Кто будет следующий?
— К тебе подойдет старший Гинзбург, Женька. Скажет, мол, ты извини, Тань, мы тебя разыграть хотели, послали этого деда. Вроде он все сделал как надо, а ты молчишь. Мы дураки, прости нас.
— Этот будет последний?
— Не знаю. Может, не будет ни одного. А может, тебе предъявят всех четверых. Все в старых гимнастерках, и все побывали в этой квартире в один день. Выбирай любого!
— Про гимнастерку я никому не говорила, даже Жанке.
— Мне говорить и не надо. Сам все знаю. В гимнастерке был тот, который мой гость, ко мне приходил. Его звали Василий Анатольевич.
— Агеев…
— Ты, главное, не бойся. Для тебя важно выйти из этой истории без потерь. До сих пор рассудком не повредилась, и дальше не надо.
— Агеев, кто мне предъявит четверых в гимнастерках?
— Пятерых. Я забыл про Наталью Ивановну и ее киевскую родню.
— Кто их предъявит?
— Второе начало термодинамики, — загадочно ответил Агеев. — Больше некому. После поговорим! Идем, у нас еще водка осталась и много салата оливье!
Он поцеловал ее в щеку и поволок в комнату.
Последний раз редактировалось Гертруда Вт сен 24, 2024 7:54 pm, всего редактировалось 1 раз.
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
Хм…
Девять с половиной листов.
Но конец близко. Полторы главы...
PS Не могу удержаться от похвальбы. В молодости я писала еще быстрее!
Лист в день как не фиг делать...
Но с другой стороны, в том же Коктебеле бывал один поэт-песенник, немолодой человек по фамилии... э-э... Голенищев-Гоголь. Играл в теннис, продул одной знакомой барышне и сказал задумчиво: все хуже играю, все лучше пишу!
Врал, собака, все бывает наоборот
Re: Привидение Голиковского переулка. Мистический роман
На Розанова по беспределу наехали! Как будто теодицея бывает не гнусная!