Но он больше не будет!
За тебя: Надежда
Re: За тебя: Надежда
Кто же ему даст!
(Правда, изначально "не будет" было по другой причине . Но после столба я добрая.)
На земле
Re: За тебя: Надежда
Это Деспера ведут на казнь? Не рановато ли? А на открытом суде он должен быть в лучшей форме, его сначала подлечат и дадут передохнуть, разве не так?
Мику, кстати, вообще не будет встречаться с Деспером, кроме как на суде. Он отлично знает, что с ним делают, и не хочет иметь к этому никакого отношения. Довольно лицемерно, конечно, но таков уж Мику.
Мику, кстати, вообще не будет встречаться с Деспером, кроме как на суде. Он отлично знает, что с ним делают, и не хочет иметь к этому никакого отношения. Довольно лицемерно, конечно, но таков уж Мику.
Re: За тебя: Надежда
Нет, конечно. На вторую беседу с Финдером.
Да. Перед судом будет как сыр в масле кататься.
Вовремя .
Потому и делают совсем не то, что абсолютно необходимо.
Но, с другой стороны - даже если Мику захотел бы, то не смог бы вникнуть во все детали, это не его задача. У Финдера там раздолье. Он тонко чувствует границы, которые нельзя переходить, но внутри них даёт себе волю.
На земле
Re: За тебя: Надежда
Она подошла ближе ловко, неслышно, будто подплыла, паря над полом – или это затуманенное сознание Деспера насылало причудливые образы? Во рту всё ещё был вкус влитой настойки, в ушах шумело, по зудящей коже бегали мурашки, а тело налилось густой усталостью, почти перекрывшей боль. Глаза открывались с трудом, а обрывки мыслей ускользали куда-то, не успев сложиться.
Деревянная рукоятка плети упёрлась Десперу в подбородок, приподнимая ему голову. Она уставилась на него прямым жёстким взглядом, потом смерила им с ног до головы, отняла плеть. Негромко хмыкнула, когда его голова бессильно упала на грудь.
- Я дал ему весь пузырёк. Прошло три четверти часа.
- Я вижу. Он готов.
Опять тронула Деспера рукоятью плети, провела по щеке, шее, плечу, и это лёгкое прикосновение обожгло его кожу, как горячий песок. Отступила назад, протянула плеть дознавателю.
- А теперь поговорим. Можешь начинать.
Деспер хотел ответить, но губы и язык слушались плохо, и горечь зелья наполняла рот вязкой слюной. Он попытался сглотнуть, вдохнул, и с усилием поднял голову, хрипло выдавил:
- Я вам всё сказал!
Дознаватель усмехнулся.
- Я знаю.
Он стоял напротив Деспера, поигрывая плетью, и смотрел. Что-то странное было в его лице, вроде серьёзном, но с налётом нервного предвкушения. Так не смотрят ни на подсудимого, ни на врага. Так смотрят на любимое, но редкое блюдо.
- Почему вы не верите мне?!
- Верю. Но с какой стати ты решил, что мы будем о чём-то спрашивать?
- Но... зачем тогда? Зачем?!
- Из любви к искусству.
Твой единственный шанс выжить – быть очень послушным и откровенным, заверила она. Но он сказал им всё, да они и не хотят больше ничего знать, им это не нужно. А что нужно? Они же просто играют с ним, развлекаются... Эта мысль ушла последней, когда Деспер начал проваливаться в темноту.
- Кажется, он опять отключился.
- Что ж, продолжим завтра. А может, и послезавтра, сделаем небольшой перерыв. Но лучше ему об этом не знать. Пусть ждёт.
В камере было практически темно. Как всегда. Только слабый отсвет факелов, торчащих в стене далеко по коридору, проникал внутрь, бросая на потолок тусклую полосатую трапецию дверного окошка.
В этот раз его швырнули не на пол, а на лежанку, на которой даже обнаружился тонкий тюфяк. Колючая дерюга, сначала такая желанная, после долгого лежания начала раздражать щёку и ухо, но ни пошевелиться, ни поднять голову не было сил. Только открыть глаза.
Поэтому Деспер внимательно разглядывал всё, что попадало в поле зрения, если не двигаться. Стены из грубого камня слишком гладкие, без выступов, там не за что зацепиться. Лежанка слишком низкая. Крошечный лючок под каменным сводом слишком высоко, никак не достать, а решётка на окошке двери – сквозная. Остаётся только дверная ручка, её не видно снаружи.
Они пожалеют, что вернули ему одежду.
Сейчас он ещё слишком слаб, и от каждого движения истерзанного тела перехватывает дыхание. Но ничего... не впервой. От этого не умирают.
От этого не умирают.
Он должен успеть. Успеть всё подготовить и завершить дело, пока они не перешли к следующему этапу. Потому что потом... потом сил будет ещё меньше.
Он успеет. А ручка двери вполне сойдёт. Только ещё чуть-чуть полежать...
Деспер опять прикрыл веки, и отсвет факелов исчез.
Должен успеть.
Деревянная рукоятка плети упёрлась Десперу в подбородок, приподнимая ему голову. Она уставилась на него прямым жёстким взглядом, потом смерила им с ног до головы, отняла плеть. Негромко хмыкнула, когда его голова бессильно упала на грудь.
- Я дал ему весь пузырёк. Прошло три четверти часа.
- Я вижу. Он готов.
Опять тронула Деспера рукоятью плети, провела по щеке, шее, плечу, и это лёгкое прикосновение обожгло его кожу, как горячий песок. Отступила назад, протянула плеть дознавателю.
- А теперь поговорим. Можешь начинать.
Деспер хотел ответить, но губы и язык слушались плохо, и горечь зелья наполняла рот вязкой слюной. Он попытался сглотнуть, вдохнул, и с усилием поднял голову, хрипло выдавил:
- Я вам всё сказал!
Дознаватель усмехнулся.
- Я знаю.
Он стоял напротив Деспера, поигрывая плетью, и смотрел. Что-то странное было в его лице, вроде серьёзном, но с налётом нервного предвкушения. Так не смотрят ни на подсудимого, ни на врага. Так смотрят на любимое, но редкое блюдо.
- Почему вы не верите мне?!
- Верю. Но с какой стати ты решил, что мы будем о чём-то спрашивать?
- Но... зачем тогда? Зачем?!
- Из любви к искусству.
Твой единственный шанс выжить – быть очень послушным и откровенным, заверила она. Но он сказал им всё, да они и не хотят больше ничего знать, им это не нужно. А что нужно? Они же просто играют с ним, развлекаются... Эта мысль ушла последней, когда Деспер начал проваливаться в темноту.
- Кажется, он опять отключился.
- Что ж, продолжим завтра. А может, и послезавтра, сделаем небольшой перерыв. Но лучше ему об этом не знать. Пусть ждёт.
В камере было практически темно. Как всегда. Только слабый отсвет факелов, торчащих в стене далеко по коридору, проникал внутрь, бросая на потолок тусклую полосатую трапецию дверного окошка.
В этот раз его швырнули не на пол, а на лежанку, на которой даже обнаружился тонкий тюфяк. Колючая дерюга, сначала такая желанная, после долгого лежания начала раздражать щёку и ухо, но ни пошевелиться, ни поднять голову не было сил. Только открыть глаза.
Поэтому Деспер внимательно разглядывал всё, что попадало в поле зрения, если не двигаться. Стены из грубого камня слишком гладкие, без выступов, там не за что зацепиться. Лежанка слишком низкая. Крошечный лючок под каменным сводом слишком высоко, никак не достать, а решётка на окошке двери – сквозная. Остаётся только дверная ручка, её не видно снаружи.
Они пожалеют, что вернули ему одежду.
Сейчас он ещё слишком слаб, и от каждого движения истерзанного тела перехватывает дыхание. Но ничего... не впервой. От этого не умирают.
От этого не умирают.
Он должен успеть. Успеть всё подготовить и завершить дело, пока они не перешли к следующему этапу. Потому что потом... потом сил будет ещё меньше.
Он успеет. А ручка двери вполне сойдёт. Только ещё чуть-чуть полежать...
Деспер опять прикрыл веки, и отсвет факелов исчез.
Должен успеть.
На земле
Re: За тебя: Надежда
Господи! Мороз по коже!
Как жалко Деспера! Ну где же Экзальт?!
Re: За тебя: Надежда
Я раньше писала, что Деспер сразу же, на первом допросе, понял, с кем имеет дело - с профессионалами. А на втором понял, что эти профессионалы - одновременно и любители. В общем, иллюзий насчёт своей судьбы не питает.
Это будет в следующем кадре. Картинка есть, но пока не готов комментарий.
На земле