Гертруда. Привидение Голиковского переулка. Мистический роман

[Книжник]

11. Детективная история, которая не началась. Самая короткая глава

Жизнь шла своим чередом, у Татьяны началась карьера музыкального критика (вспомнила! фамилия ему была Небаба! бывший киевский городовой), дома тоже что-то кипело, бурлило, старуху Каплан изгнали, Лариску тоже изгнали, потом наказали и простили, Мишка вернулся сам, в доме появился новый жилец, некий Агеев, Жанка набрала учеников, Катя прославила своей имя как драматург, а за всеми этими веселенькими занятиям и происшествиями Татьяна не забывала про данное ею обещание. Кому это обещано? Призраку в старой гимнастерке? Призраков не бывает. Себе это обещано. Найти Катьку. Не эту, не драматурга, а другую…

Начало разысканий самое логичное: узнать, кто жил в этой квартире раньше. Есть домоуправление, есть домовые книги. Домоуправление в силу идиотизма городских чиновников высшего ранга регулярно меняет свое название. Татьяна еще не очень стара, но только на ее памяти эта организация называлась жэк (пишется строчными буквами), ДЭЗ (пишется прописными буквами), РЭУ… Ну и черт с ним, пусть сходят с ума, пусть меняют название хоть каждый день, домовые книги остаются на месте. Домовые книги вечны. Это книги судеб человеческих. Это книги страшного суда.

Значит, все просто. Пойти и спросить.

Это был первый шаг в ее расследовании. И последний, как оказалось чуть позже, к вечеру того же дня.

Конечно, с первого раза она ничего не узнала. Стала спрашивать паспортисток, кто хранит архивы, как их хранят, где хранят… Паспортистки насторожились. А вас какой дом интересует? Да вот, по Голиковскому переулку… Теперь паспортистки смотрели на нее уже совсем странными глазами. Отправили к какой-то другой тетке, видимо, начальнице низшего уровня. Зинаида Аркадьевна знает… Зинаида Аркадьевна оказалась тридцатилетней дамой с роскошнейшим бюстом. Все остальное тоже недурно, дама приятной внешности, прекрасно одетая¸ ухоженная, холеная, но бюст… Нечто выдающееся. Обладательница бюста не выказала тревоги и страха, держалась прекрасно. Улыбнулась, призналась, что на Танин вопрос ответить сразу не может, она до сих пор не интересовалась старыми архивами. Но они есть, разумеется. Она все разузнает и сообщит Тане. Записала ее телефон, обещала позвонить. И вы можете приходить, звонить, спрашивать… Вот вам прямой телефон…

Весьма любезная дама. Компетентная, предупредительная, хорошо вышколенная, хорошо упакованная… И это в обычном жэке…

А вечером в двери Татьяниной комнаты постучал Агеев. Войти отказался, вызвал ее на кухню, а там спросил:

— Татьяна Львовна, вы с ума сошли?

— А что такое?

— Вы в жэк ходили?

— Ходила. И что же?

— Вас же зарежут!

Она растерялась и задала глупый вопрос:

— Это как?

— Ножом, — ответил Агеев, глядя на нее с сожалением. — Но скорее всего не зарежут, а просто ударят обрезком трубы по голове в темном подъезде.

Теперь она хорошенько подумала, прежде чем задавать следующий вопрос. Если Агеев что-то говорит, обычно его слова подтверждаются. Агеев не шутник. А кто он? Вот на этот вопрос она не может ответить удовлетворительным образом. О нем никто ничего толком не знает. Личность темная и таинственная.

— Зачем вы ходили в жэк? Что вам понадобилось в архивах?

Она решила сказать все как есть.

— Меня интересует полковник, который жил здесь до войны. Еще больше интересует его жена.

— Зачем?

— Извините, этого не могу сказать.

— Вы правду говорите? Вас интересует только этот полковник?

— И его жена.

— Ладно. Тогда я все улажу. Только в жэк больше не ходите!

— Не пойду. Раз вы против…

— Я-то не против, — произнес он задумчиво. И снова обещал: — Я все улажу!

— Вы хотите сказать, что теперь меня уже не будут бить трубой по голове?

— Не будут.

— А полковник?

— О полковнике поговорим после. Я подумаю.

— Таинственная вы личность, Агеев!

— Извините, Татьяна Львовна, я должен идти.

Он исчез, а она осталась размышлять над очередной загадкой.

Откуда Агеев знает… Нет, сначала другой вопрос: кто такой Агеев?

[Книжник]

12. Темная личность. Фантазии десятиклассницы Спицыной

Никто не помнил в точности, когда он появился в доме.

Почему-то у всех воспоминания расходятся. В сентябре он здесь уже был? Ну конечно, как раз начало учебного года. Впрочем кто-то видел его уже в августе. Жара была ужасная. По коридору шествует здоровенный дядька в тренировочных штанах и майке… Явно он здесь у себя дома. Нет, нет, что вы такое говорите! Агеев в майке? Вы все перепутали. Он поселился не раньше октября и одевается всегда более подобающим образом. Не в смокинге ходит, конечно, но уж брюки и рубашка — это минимум. Коммунальная квартира, среди жильцов есть барышня, студентка, а к ней на уроки английского ходят девочки, старшеклассницы. Увидят в коридоре мужика в майке, будут шокированы, мамам перескажут. Здесь так не принято. И Агеев такого себе никогда не позволит. Он человек приличный, воспитанный. А вот его квартирная хозяйка, старуха Наталья Ивановна, и вовсе утверждает, что Агеев поселился здесь не в сентябре и не в августе, она сдала ему комнату годом раньше, летом прошлого года. Что ж, может быть, старуха что-то путает, возраст как-никак, память уже не та…

Со временем его появления была какая-то неопределенность, что-то там мерцает, зыблется. Облик тоже мерцает. Будто в августе был один человек, а в октябре уже другой. Кстати, а кто был в прошлом году? Фантом из воспоминаний древней старухи? Или он действительно был, появлялся здесь во плоти? Как-то все смутно, неясно.

Хотя если спросить каждого в отдельности, отвечают уверенно. Как это можно забыть… Вот десятиклассница Спицына, одна из учениц Жанны Александровны, хорошо запомнила этот день. Сначала все шло как всегда, урок как урок. Только на столе Жанны Александровны в дешевенькой вазочке из синего чешского стекла три роскошные чайные розы. В голове у Спицыной почему-то всплыл старый романс… «Одна была алая-алая…» Нет, там розы были какие-то другие. Вот: увядшие. А эти вполне свежие. Как же это поется? Она прокрутила в голове четыре такта. Надрывная вещь, весьма устарелая... На этой мысли она успокоилась, а других мыслей по этому поводу почему-то не было. Вернулась к действительности. У Жанны Александровны на уроке ворон считать не полагается, здесь все работают, работают... Позже Спицына заметила, что Жанна Александровна сегодня какая-то не такая. Одевается она к уроку просто, строго, белая блузка, черная юбка, но выглядит всегда чистенькой и нарядной. Сегодня вроде все то же самое, ан нет, вид другой, она прямо излучает блеск и сияние. Разок улыбнулась некстати, явно думая о чем-то другом, не об английских неправильных глаголах. Через полчаса насторожилась, прислушалась к чему-то, происходящему за дверью, в коридоре, быстро пробормотала «извините», встала из-за стола, бросилась к дверям, выглянула в коридор, прокричала звонким голосом:

— Агеев, обед я вам на столе оставила!

Вернулась за стол, улыбаясь той же рассеянной улыбкой, теперь с несколько ироническим оттенком, продолжила урок.

Теперь у Спицыной был повод поразмыслить, все обдумать. Она вообще девочка серьезная, вдумчивая и проницательная. Будь на ее месте другая ученица, скажем, Водовозова, у той бы первым делом вспыхнула мысль: у репетиторши Жанны Александровны появился мужчина. Спицына же в первую очередь обратила внимание на манеры репетиторши, на ее стиль. Почему Жанну Александровну все уважают? Потому что она держится с большим достоинством. А из чего это складывается? Из надменного выражения на лице? Нет, только дураки так думают. Все состоит из таких вот мелочей, из подробностей: как вошла, как улыбнулась, как поздоровалась. Отвлеклась от урока буквально на мгновение — извинилась. Любая другая училка сказала бы «погоди-ка», а может, просто молча выскочила из-за стола. К чему церемонии с ученицей… Жанна Александровна другое дело. У нее стиль.

Спицына приглядывалась, наблюдала, запоминала, перенимала эти манеры по крохам. Ей этому еще учиться и учиться. Жанна Александровна для нее вообще средоточие всех добродетелей, пример и образец во всем: умная, красивая, добрая, приветливая, модная, элегантная… Но главное — манеры.

Ладно, покамест это все о ней. Теперь этот Агеев…

Что это за Агеев такой? Никакого Агеева здесь еще вчера не было. По тону Жанны Александровны можно сделать два уверенных вывода. Первый: кормить этого Агеева обедами прямо входит в обязанности Жанны Александровны. Значит, гость в доме. Второй: между Жанной Александровной и этим Агеевым расстояние. Дистанция, холодок в голосе. Чужой человек. Не друг, не родственник. Недавний знакомый. Кто это может быть? Муж какой-нибудь подруги из Барнаула… Нет, не муж, а брат. Едва ли какая-то подруга решится прислать Жанке мужа с просьбой приютить его на недельку-другую. Брата можно. Просто знакомого нельзя. Есть правила, границы. И опять-таки тонкость, относящаяся уже к территории. У Жанки не одна комната, а две. Вторая пустует, там никто не живет, даже заглядывают туда редко. Жанку можно попросить принять постояльца. Будь у Жанки отдельная квартира, пусть двухкомнатная, даже трехкомнатная, никто бы о таком одолжении попросить не посмел. А в коммуналке можно. Здесь и так всегда полно чужих людей. Ну, будет еще один сосед. Там частное пространство, а здесь все же публичное, общественное. Это прямо в названии — коммуна, община…

Итак, гость. Предположительно, подругин брат. А кто он, какой он? Что о нем еще можно сказать, если судить только по тону и голосу Жанны Александровны?

О, по голосу можно заключить многое! Надо только правильно задавать вопросы.

Этот Агеев — он старше Жанны Александровны или моложе? Он большого роста или маленького? Он худой или толстый? Он рафинированный интеллигент, как многие из знакомых Жанны Александровны, или неуч и деревенщина? Или пролетарий, мозолистые руки? Или военный, сапоги со скрипом? Или торговый человек? Завмаг, завскладом, экспедитор? Он бедный или богатый? Он человек сильного характера или рохля? Он холостой или женатый? Он красивый или некрасивый? А очки он носит? Умный или дурак? Добрый или злой? Живого характера человек или зануда? Он нравится Жанне Александровне или не нравится?

Спицына бегло пробежалась по этим вопросам, и образ этого неизвестного, таинственного, загадочного Агеева сложился в ее воображении.

Получалось вот что. Конечно, дяденька постарше Жанны Александровны. Не совсем старик, а так, лет тридцать, от силы тридцать пять. Он большой, крупный, массивный. Впечатляющих габаритов существо. Спокойный, флегматичный. Уверенный в себе. Образование… ну, теперь ведь все поголовно инженеры. А что такое инженер? Это образованный человек? Это интеллигент, интеллектуал? Дудки! Инженера учат в вузе, где много математики, а пишет он по-русски с ошибками. Да и сообще плохо владеет словом, изъясняется на таком бедноватом языке, со следами многолетнего чтения газет и сидения у телевизора. Типичные признаки — неправильное употребление слов «довлеть» и «нелицеприятный». Как услышишь это в очередной раз, так убила бы! Словом, в культурном смысле человек серенький. Смотрит плоховатые фильмы, слушает плоховатую музыку. Книг не читает, разве что фантастику. Разумеется, обожает Стругацких. Тоже важнейший признак. Даже симптом. Вот этот Агеев… есть ужасное подозрение, что он именно инженер. Какой-нибудь небольшой начальник по этой части. Он в своем Ленинске-Кузнецком начальник смены на шахте, зам начальника цеха, кто там еще бывает… Человек сильный, властный, справедливый. Хороший специалист. Человек на своем месте. Но поговорить с ним не о чем. Через пять минут сдохнешь со скуки. Отсюда и некоторая ирония в голосе Жанны Александровны. Ее гость человек сильный, достойный, но неровня ей, из другого теста сделан. Столичная штучка Жанна Александровна смотрит на него свысока, немного снисходительно. А он, наверное, смотрит на нее свысока. Что она против него? Студенточка. Впрочем, он, может быть, человек с изюминкой, с увлечением. Вон Герман такой, он бывает у Жанны Александровны в доме. Тоже инженер, дядька лет сорока, но профессию свою не любит, он музыку любит. Продвинутый музыкальный любитель, известный филофонист. Что там дальше? Конечно, Агеев холостой или разведенный. Ни в коем случае не женатый. Ума среднего. Очков не носит. Красотой не блещет. Не зануда, имеет чувство юмора. Жанне Александровне он в общем нравится, потому что приятный человек. Да, и в крайнем случае он не инженер, а человек какой-то более экзотической специальности. Старший следователь областной прокуратуры. Заведующий областным финуправлением. Но никак не учитель и не врач…

У нее это мгновенно все сложилось, и она уже пыталась поместить это воображаемое лицо в надлежащий интерьер. Если он поселился во второй комнате Жанны Александровны … Дальний конец коридора… После темноватого унылого коридора эта комната поражает. Очень большая, великолепно освещенная, совершенно пустая. Не комната, а танцзал. Метров тридцать, а то и побольше. Там так светло, потому что комната угловая, три окна по одной стене, одно окно по другой. Пустой она кажется только на первый взгляд, кое-какая мебель все же есть, только ее мало и она растыкана по углам, как-то теряется в этом пространстве. В одном углу старинный письменный стол с двумя тумбами и драненьким зеленым сукном, в другом узкая длинная кушетка, еще в одном огромный четырехстворчатый гардероб под красное дерево. Впрочем, может быть, он и в самом деле красного дерева. Тогда должен стоить бешеных денег. А жить здесь наверняка невозможно, потому что такую комнату не протопишь, зимой небось холод собачий. Когда-то можно было, стояла большая голландская печь…

— Аллочка, вы сегодня думаете о чем-то своем.

— Простите, Жанна Александровна, в самом деле отвлеклась.

На этом первые предположения и умственные построения Спицыной оборвались, а вскоре она могла сравнить созданную воображением фигуру с реальной.

День она, однако, запомнила. Было это 27 сентября.

[Книжник]

13. Надежнейший человек Лариска

Агеев оставил Татьяну в растерянности, задумчивости, куда-то ушел, он слышала, как хлопнула входная дверь, но очень скоро вернулся. Минут через десять.

Она поняла. Он выходил, чтобы позвонить из автомата. Из дому звонить не стал. Это высокий уровень секретности. Значит, дело действительно серьезное.

Вернулся спокойный, довольный. Все решилось к его удовольствию.

— Агеев, вы можете мне что-нибудь объяснить?

Агеев зануда, он никогда не говорит не подумав. Сейчас он тоже поразмыслил, пошевелил бровями…

— Все объяснить не могу. Что-нибудь могу.

— Приступайте.

— Извольте. Наш дом… Вы знаете, его расселяют, жильцам дают квартиры.

— Да.

— Поэтому здесь никого не селят, никого не прописывают. Потому что это было бы слишком большое счастье — р-раз, и получил квартиру! За квартирой люди в очереди по пятнадцать лет стоят. Или в кооперативе платят большие тысячи.

— Это я тоже понимаю.

— Ну и вот. С проживанием в этом доме сейчас связаны большие выгоды. А если кто-то схитрил? А если кто-то чуточку смухлевал? Ну, по мелочи… Кто-то с кем-то поженился, и жену к мужу прописывать не полагалось, а ее прописали. А потом они быстренько развелись и разделили лицевой счет. Как это называется, жировка?

— Не знаю.

— Детали неважны. Суть в том, что если супруги на бумаге площадь разделили, что в этом доме тоже уже запрещено, то эти супруги получат не одну квартиру на двоих, а две отдельные.

— Понимаю.

— Ну, едва ли до конца понимаете… Квартира в Москве за пять минут! Это крупный интерес. За этим могут стоять большие деньги. За этим также стоит большой риск. Если что, кто-то сядет надолго. Сроки что надо!

— Начинаю понимать.

— Такими делами занимаются люди серьезные, они бывют жестоки. А тут вы приходите с наивными вопросами про архивы… Эта барышня мигом позвонила кому следует: берегись, под тебя копают! Тот самый дом…

— Но я же про довоенные…

Он посмотрел на нее с сожалением.

— Вы наивная и прямодушная, а они поняли это как хитрость.

— А вы откуда все знаете, Агеев? Или я не должна спрашивать?

— Мне позвонили. Эта грудастая позвонила кому следует, а он мне.

— И что вы сказали?

— Я сказал, что барышня наивная, честная, интригами не занимается. У нее к архивам какой-то другой интерес.

— Вы за меня поручились. Спасибо, Агеев.

— Да не за что! Пустяки…

Он вдруг засмеялся.

Она тем временем думала. Кто ему мог позвонить? Он же здесь чужой, ни с кем не связан… Но ведь и этого она не может знать наверняка.

Она о нем ничего не знает наверняка. Ну, появился в доме вот такой зверюга… Ей стало интересно. Он интересный собеседник, это точно. Она с ним даже чуточку кокетничала. Конечно, она старше, ей двадцать четыре, а ему не больше двадцати. Но ведь она не замуж за него собирается… А пойти в театр — почему бы и нет… Агеев как раз такой человек, с которым можно появиться на людях, для этого он годится лучше многих других. А дальше… Ну, если мы вместе побывали один раз в Третьяковской галерее и два раза в театрах, это ведь еще не роман? Но это значит, что Агеев за ней ухаживает. Дело идет к роману...

И вдруг все угасло. Татьяна была разочарована. Оказалось, что у этого поросенка какие-то шашни с Лариской. Она их застукала. Вернулась домой раньше обычного, слышала из комнаты Агеева… Там веселятся вовсю… Ее это задело. Конечно, между ними никаких обязательств, ничего не было, но Лариска… Это сильно разочаровывает. Ну и пусть… Ничего не было — и уже не будет.

Видимо, это все было у нее на лице. Агеев понял, что их застукали. Пошел напрямик, вечером на кухне сказал так:

— Извините. Наверное, надо было сказать раньше, но я не был уверен, нужно ли вам знать. Мы с Ларисой очень дружны, очень тесно связаны. На многое друг для друга готовы. Ну, и среди прочего между нами бывает… иногда, знаете…

Так было понятнее. Но все равно странно. Дружить с Ларисой? Какой она друг? Она же стерва прожженная! А Агеев другое дело…И когда они успели? Ведь Агеев только что появился в доме?

Он видел ее мысли насквозь.

— Лариса — очень надежный человек. — Смущенно улыбнулся и добавил: — К тому же у нее большие серые глаза…

— И круглая задница, — мстительно напомнила Татьяна.

— И задница тоже, — невозмутимо подтвердил Агеев.

Они оба засмеялись. Но начинающийся роман не начался.

А теперь получается, что Агеев ее крепко выручил. Да, да, эти его таинственные связи… Лариска… ее вороватое семейство… дядя с татуированными на пальцах перстнями….

Нет, это невозможно, он в самом деле читает мысли!

— Я знаю, о чем вы думаете.

— А как у вас это получается?

— Большой опыт. Татьяна Львовна, я вот что хотел спросить. На прошлой неделе вас просили погулять с Максимом…

— Да. Удалили из дому.

— Но вы все равно знаете, почему вас отослали на время?

— Знаю.

— Это непонятно. Ведь никто не проболтался, это я точно знаю.

— Просто я сама все слышала. Сидела в скверике и слышала…

Она по-девчачьи прыскала. Еще не хватало прыскать в ладошку…

— Да, это не предусмотрели. Хотели сохранить это событие от вас в секрете. Хотя это такой маленький домашний секрет. Детский секрет. Пришел Ларискин дядя и надавал ей по попке.

— Верно. Но насвинячила она не по-детски.

— Тоже верно. Жалею, что меня здесь не было, я не знал. Я бы ее остановил.

— У вас такое влияние?

— Да, я вам говорил, мы большие друзья. Но сейчас я о маленьких секретах. Таких секретов вы можете узнать сколько угодно. В следующий раз вас попросят удалиться, когда надо будет надавать по попке Жанке. Или наоборот, Жанка соберется надавать по попке ученику. А потом Катя затащит в дальнюю комнату рыжего Мишку и надает по попке ему. А он ей. Кажется, Катя это любит.

— Агеев, откуда вы все знаете?

— Неважно. Главное, что от моих знаний бывает польза. Так о чем я говорил?

— О попках.

— Да. Важнейший предмет. Так вот, у Лариски есть дядя, у Агеева тетя, у Жанки мама, поэтому эти маленькие домашние секреты можно плодить бесконечно. В конце каждой недели по маленькому секрету. Кого на этот раз драли? А, пустяки, это к Агееву тетя приходила… Это пожалуйста, это сколько угодно! Если вам такие секреты интересны, вас не будут выгонять на улицу, а специально пригласят посмотреть. Но если вы случайно наткнетесь на какой-то большой секрет… бывают очень взрослые секреты.

— Мне оторвут голову.

— Да. А мне бы не хотелось…

— Агеев, в таких вопросах я буду советоваться с вами..

Агеев учтиво наклонил голову.

Кто так делал? Недавно она это видела… Ну да, старик в гимнастерке… Рассказать Агееву? Нет, нельзя, засмеет. Он очень рациональный человек. Зачем выставлять себя дурой. Почему-то мнение о ней Агеева для нее было важно.

Если бы она рассказала, история бы пошла иначе…

[Книжник]

14. Тысяча и одна ночь. Сказка про Рузыбаева

……….

…..

…А когда вновь началось время дозволенных речей, он сказал:

— Танечка, эти ваши поиски… они, вообще говоря, опасны…

— Да, я найду бутылку с джинном, выпущу его, и он меня съест.

— Вы зря смеетесь. Я вам расскажу одну быль, может быть, вы поймете, в чем опасность поисков и находок. Хотите?

— С удовольствием!

— Итак, жили-были… Была у меня… э-ээ… родственница. Она работала в детдоме. Время было послевоенное, и в детдоме собралось много детей, потерявших родителей в войну. Сироты. Среди них был мальчик по фамилии Рузыбаев, а по имени Николай.

— Фамилия мусульманская.

— Да. Очень распространенная среди узбеков и таджиков. Да и в детдом он попал именно в Узбекистане. Не был эвакуирован из России, а был найден на какой-то железнодорожной станции где-то неподалеку. Допустим, узловая станция Арысь. Родители так и не нашлись. Однако в документах значилось, что фамилия у него не от доброго дяди, который нашел его на станции и привел за руку в милицию, а записана с его слов. Он был маленький, года четыре, но фамилию свою знал: он Коля Рузыбаев.

— Может, он в самом деле был узбек?

— Едва ли. Ребенок говорил по-русски, по внешности это был мальчик европейского типа, брюнетик с голубыми глазами. Красивый ребенок. У местных глаза такого цвета редкость. Такого человека называют «малля» — цветноглазый. Любые не черные глаза. К тому же Коля… Однако никакой Коля Рузыбаев в розыске не числился, заявления не было. Так и вырос в детдоме. С этой же фамилией жил и дальше. Ну, такая фамилия вызывает некоторые трудности в армии. Он пошел в военное училище, там то же самое…

— А почему трудности в армии?

— Не понимаете? Ну произнесите эту фамилию вслух, представьте, как старшина орет: «Рузыбаев, два шага вперед!»

— Все равно не понимаю…

— Эх… Невинная душа. Сразу видно девочку из хорошей семьи.

— Да скажите уж…

— Извините, не могу, язык не поворачивается.

— Говорите! Я как-нибудь это вынесу.

— Ладно… Только ради вашего филологического интереса. Все просто: «Разъебаев, два шага вперед!» В строю радость и ликование. Следующая команда: «А-атставить смехуёчки!»

— Да, благодарю вас, вы существенно пополнили мое знание русского языка.

— Однако мы отступили от главной линии повествования. Выпустился он из детдома, а куда ему идти? У него ни кола ни двора. Вышел из казенного дома и дорога опять только в казенный дом. В военное училище. Там кров и пища. Казарма и котловое питание. Он другого и не знал.

— Грустно это.

— Ничего, его судьба не самая горькая из многих других. Из него вышел прекрасный офицер. Он способный, прекрасно учился, дисциплинированный, у него отличные волевые качества, умеет подчинять себе людей. Луженая глотка! Но его не занесло в дальний гарнизон, его присмотрело одно военное ведомство, которое любит способных людей, особенно тех, у которых нет никаких корней, никаких связей. По некоторым специальностям это важно.

— Догадываюсь.

— Не глядя думаю, что ваши догадки неверные, но поправлять не буду. А наш Коля Рузыбаев стал служить и расти по службе. У него началась отличнейшая карьера. Но его сердце жгла старая детдомовская мечта — найти родителей. Хотя на его нынешней службе эти розыски не поощрялись. Тебя за что ценят? Как раз за то, что ты один на белом свете. А он все искал. Приложил много усилий. Нашел первую ниточку…

— Какую?

— В самом первом детприемнике его фамилию записали иначе. Не Рузыбаев, а Рузинбаев. Потом при передаче документов поправили, привели к общему виду. На этом бы и следовало остановиться в розысках. Однако он не понял.

— Я тоже не поняла.

— Он потянул за ниточку, ездил на ту самую станцию, искал очевидцев. И скоро узнал все.

— Нашлись родители?

— Не знаю точно. Кажется, только мать была жива, отец погиб в войну.

— Так это прекрасно! Уже не сирота.

— Несомненно так. Но ведь он узнал и свою настоящую фамилию. Он был Розенбойм. Даже не Розенбаум, а именно Розенбойм.

— Какая разница?

— Разница небольшая, но есть. Между прочим, он не затевал смену документов, исправлений имени в военном билете. Но все равно вылетел со службы моментально! Такая служба, где Розенбойм был невозможен…

— М-да…

— Так вот, когда начинаешь искать, не всегда знаешь, что найдешь. В частности, вы можете найти что-то гораздо более опасное.

— Я подумаю об этом. Спасибо за ваш рассказ.

[Книжник]

15. Пропущенная глава

………………..

…………..

— И как ее совесть не зазрит! Появляется здесь, смотрит людям в глаза…

— А не должна?

— Да уж постыдилась бы!

— Нет, дамы, тут я с вами решительно не согласен. Более того, вы можете думать что угодно, а я Ларису люблю и уважаю, поэтому, если вы будете свое осуждение ей выказывать, вы рискуете рассориться уже со мной.

— У Лариски сильный защитник! А чем она заслужила?

— Давайте по порядку. С бабушкой Каплан она поступила мерзко. Схлопотала за это от души. Но я и сам удивлялся, как она решилась, это же край, самое дно… Теперь начинаю догадываться.

— Ну-ка, ну-ка…

— Тут нашла коса на камень. Вы знаете, чем сейчас занята бабушка Каплан?

— Чем?

— Тем же самым.

— Не понимаем…

— Бабушка Каплан ходит с доносами. По тем же инстанциям, что и наша бедняжка Лариса…

— На кого доносы?

— Ах, дамы, дамы, ничего вы не понимаете в жизни и в людях. Как же вы решаетесь кого-то осуждать, оговаривать!

— Мы больше не будем!

— Клянетесь?

— Клянемся! Честное пионерское. Так на кого доносы?

— На, Мишку, конечно!

— За что?

— Да вот за то же… Что Лариску заедало? Что старуха сама уже здесь никто, живет без всяких прав, еще и с Мишки деньги берет. Верно?

— Да.

— И Лариска старуху вышибла, а Мишка-то остался. Лариску это уже не заедает, зато заедает старуху. Как это так? Ее выкинули, а Мишка остался? Нет, этого пережить невозможно. Мишка остался, живет задарма, никому не платит? Не бывать этому! И старуха бегала в жэк, в милицию… Теперь вам ее мотивы понятны, наивные вы люди?

— Понятны, но уж очень как-то не по-людски…

— Вот! Старуха сволочь жуткая, и Лариса это чувствует, она старуху понимает насквозь, до донышка, за это и ненавидит. Если бы старуха сказала, что хочет жизнь дожить здесь, но с Мишки денег больше не берет, она уже не хозяйка, — тогда бы Лариса ее не тронула. Но старуха так сделать не может, ей легче удавиться… И удавилась, навлекла на себя Ларискин священный гнев.

— Выходит, Лариску зря наказывали?

— Не зря. Вы посмотрите, кто в этой истории главный интересант? Кто заинтересованное лицо? Чьи копеечки не дают покою людям? А Мишка не бухтит. Вот и Лариске не надо было. Не всегда надо правду искать.

— Философ ты, Агеев… Кстати, почему Жанка тебя иной раз зовет Агеевым, иной раз Кривчиковым?

— Я сюда вселился с документами на имя Агеева, так Жанке и представился. Ну, от нее и повелось…

— А на самом деле ты Кривчиков?

— У меня есть документы на имя Кривчикова.

— Тоже фальшивые?

— У меня все документы настоящие.

— Так какая твоя фамилия на самом деле?

— На самом деле не знаю. Меня на улице нашли. Может быть, на самом деле я граф Толстой.

— Агеев, ведь ты все врешь! У тебя родня есть, мы знаем.

— Барышни, а что делать, если вы задаете такие нескромные вопросы! Вы даже не захотели дослушать захватывающую историю о подлостях бабушки Каплан.

— А что, это еще не все?

— Куда там! Эта музыка будет вечной… Мишкины копейки стучат в сердце бабушки Каплан. И до самой смерти не будет ей покоя… Так и умрет несчастной.

— Агеев!

— Это правда. К сожалению, это правда. Но есть кое-что и похуже этого. Бабушка Каплан вырастила себе достойную смену. Она обучает внука Сашку, и маленький гаденыш делает потрясающие успехи! Теперь он изводит Мишку звонками. Бабушка просила передать, что ей звонили из жэка и велели забрать своего жильца. А то непорядок, хозяйка выехала, а жилец остался.

— М-да, ничего себе. А Мишка?

— А Мишка всегда ведет себя правильно, поэтому он непотопляемый. Передай бабушке, что врать нехорошо, а еще хуже учить этому делу маленьких!

— И что?

— А ничего. Я же говорю, гаденыш. Такой же непрошибаемый, как бабушка. Хоть в глаза наплюй! Мишка когда-то таскал его по концертам, выставкам, родители просили. И теперь маленький гаденыш звонит Мишке так, будто они лучшие друзья, затевает светский разговор о новостях музыкальной жизни. Маленький тупой поклонник Светланы Виноградовой! Сашка, ты опять шпионишь в пользу бабушки? Да нет, что ты, она про тебя и забыла давно… Тогда зачем звонишь? Ну, так, поговорить, узнать…

— То есть ему прямо говорят «не звони больше», а он все свое?

— Да! Именно так.

— Ну, это характер… Агеев, ты прав. Вот так живешь, живешь, а жизни не понимаешь…

— Это я к чему, барышни? Чтобы вы к Лариске свое отношение переменили! Помните, вы честное пионерское давали.

— Умеешь ты убедить, Агеев.

И все же для них это оставалось загадкой — за что Агеев так любит Лариску. Они же при встрече прямо сияют оба. Обнимутся, расцелуются…

А еще он называет Лариску герцогиней. Тоже загадка. Потому что на герцогиню Лариска совсем не похожа. Это не Агеева на улице нашли, это ее на улице нашли, у нее все повадки уличные… А вот на тебе — герцогиня…



***

……………………….

……………….

(Чуть позже, когда Агеева в комнате не было.)

— А все-таки она бесстыжая! Лежала тут с голой жопой и хихикала!

— С такой жопой можно лежать в любом месте без всякого стеснения. И хихикать.

……………………….

……………….

[Книжник]

16. Пропущенная глава

………………..
…………..
Он знал, что это особая форма безумия. Ну, не клиническое что-то, клиническая психиатрия знает всего три болезни: шизофрения, эпилепсия и маниакально-депрессивный психоз. А здесь не то, здесь нет клиники, но есть какие-то особенности, какие-то деформации картины мира. В этой картине какие-то подробности беспричинно подчеркнуты, какие-то поставлены под сомнение как не совсем настоящие. Сделано это самыми простыми средствами, орфографией и пунктуацией. Кавычки и употребление прописных букв. Ну, еще кое-что по мелочи. Многоточия…

На перекрестке образовалась «пробка», и машины выстроились в длинный «хвост». Из последней машины в «хвосте» выскочили Парторг и Комсорг. Парторг выхватил из кармана «браунинг» и начал из него «палить».

Неизвестно, какими умными словами это назовет квалифицированный психиатр, но по-нашему, по-простому ясно, что текст написан идиотом. Идиот с несуразной точностью улавливает малейшие отклонения от буквального смысла слов. В бутылке пробка, а на дороге «пробка». Почему «палить» в кавычках? Тоже переносный смысл? Или это жаргонизм, который надо отделить от литературной нормы? Почему комсорг с прописной? Он возвышен над прочими людьми? Ваше Превосходительство? Трудно догадаться. Темна душа идиота. А ведь так пишут все неучи, коих большинство. Почти все. Он этой макулатуры начитался.

А иной раз эта бредовая картина жизни проецирутся с бумаги обратно в жизнь. С высокой степенью настоятельности и принудительности.

В класс вошла Учительница и вызвала Агеева к доске. Он явно «плавал». Мялся, «мычал». Тогда она «влепила» ему «двойку». Он «потащил» дневник домой. Дома все «хреново» Я твоя Тетя, не смей со мной «пререкаться»! Помни, что ты Школьник, принесешь еще одну «двойку» — я тебе «всыплю». Ты будешь наказан, я буду тебя «сечь». Мне звонила Учительница, грозилась пойти к Завучу! А твоя Репетиторша пуще того…

Это же в точности то самое произведение про Комсорга и Парторга, которые выхватывают «браунинг» и начинают из него «палить».

Вся семантика смещена, сдвинута. Дикая графоманская писанина материализуется, оживают грозные фигуры Тети и Учительницы. Причем эти тени чужих слов, эти зыбкие продукты искаженной семантики обнаруживаются не там, где им надлежит быть. А там, где их появление не реальнее появления римского папы.

Бредовая филология правит миром…

Конечно, это все понарошку, тут условность всех вещей и отношений выпирает, намеренно подчеркивается. Это игра. Но только отчасти игра, отчасти понарошку, потому что ты эти условия игры принял. Как говорил поэт Михалков: смейтесь, смейтесь, а слушать будете стоя! Он был прав, гимн слушают стоя. А ты согласился пойти в школу, это немножко смешно, ты не испытываешь священного трепета перед школой и учительницей, не пишешь эти слова с прописной, но когда учительница входит в класс, ты встаешь. И до конца урока без ее разрешения не выйдешь. Условность? А попробуй ее нарушить! Она вошла, а ты остался сидеть… Как тебе такой план?

***

На кого он похож? Нет, не внешностью, а манерой действовать. Она вспомнила. Похож на Олега Васильевича. Был у нее когда-то такой начальник. Хороший дядька, энергичный, деловой и справедливый. Он был военный, его рано отправили в отставку в звании полковника. Сорок пять лет, он еще крепкий, полный сил человек, и на тебе — пенсионер. Научиться рыбу удить? Дудки. Он нашел работу. Кто-то догадался, что энергичный командир в чине полковника очень подойдет большому отделу, где в штате числится пятьдесят два человека, библиографы и редакторы, в большинстве бабы… Все правильно, у него дело пошло. Разгреб завалы. Но в самом начале была странность. Новость объявили всему отделу: с понедельника у вас новый начальник. Он не пришел ни в понедельник, ни во вторник. Он пришел в четверг. Где он был три дня? Этого никто не знал. И только гораздо позже кое-кто догадался. Те, кто ощутил это на себе. Новый начальник первым делом пошел в отдел кадров и проштудировал все пятьдесят два личных дела. На это ушло три дня. Ему надо все про всех знать. Нашел все пробелы, нестыковки в биографиях. Сашка Бусин сидел, Андрюша Кашин в институте не учился, диплом купил… Даты не сходятся… Начальник все знает, но не показывает этого. До поры до времени. У него такая манера работы, он по своей военной специальности следователь, расследовал авиакатастрофы…

По работе это полезное свойство, а в личном общении неприятное. Когда человек все про всех знает…


***


Светлана мягко улыбалась.

— Мы ведь оба понимаем, что значат эти слова. Запись в тетради «обратить внимание» — это кое-что.

— Ничего не значат. Они значат, что мы репетиторшу сбили с толку. Толкнули на несуразный поступок. Тетя требует оценок за каждый урок! Тетя зверь… Ну, раз тетя требует оценок, училка требует принятия мер. Логично. Резонно. Но очень глупо и неловко.

Светлана продолжала улыбаться.

— Витька, не морочь мне голову. Я ведь видела вас с ней на балконе. Она интересная девица. Брюнетка, серые глаза. Только ты принялся ее окучивать, только собрался назначить свидание, вдруг сюрприз. Познакомьтесь, Кривчиков, это ваша новая учительница английского!

— Света, не придумывай!

— Да я же не осуждаю, я все понимаю. Это законно, естественно. Поболтали. Посмотрели друг на друга. Ты пригласил барышню в театр. Она предусмотрительно отправила на этот вечер дочку к бабушке. Театр, допустим, Моссовета. Классика, «Правда хорошо, а счастье лучше!» Посмотрели на старенькую Раневскую, на Юрского, на Стеблова. Прекрасный состав! После спектакля ты провожаешь барышню домой. Конечно, у подъезда остановились, еще немножко поболтали. Тут как бы неожиданно тебе предлагают подняться, выпить кофе. Ну, так принято. За столом еще рассказали друг другу самые забавные из шуток и афоризмов Раневской, она этим знаменита. Все прилично, достойно. Можно еще обсудить особенности драматургии Островского… Спешить некуда, Кривчикова дома никто не ждет, он большой мальчик, никто не проверяет, в котором часу он вернулся. Может и вовсе не вернуться до утра… Все законно. Вдруг катастрофа — эта брюнетка наша новая репетиторша! Витька, вы все отменили или только отложили на время?

— Мы ничего не успели.

Он приврал…

— Ладно, пусть так. Но теперь вы оба с нетерпением дожидаетесь окончания уроков. Тогда можно пойти на Раневскую. До того — ни-ни. Эта барышня добросовестна, у нее дело на первом месте. Чувство долга!

— Это да.

— Душу из тебя вытрясет!

— Тоже верно.

— Так зачем ты говоришь вздор, что мы ее спровоцировали, что она сотворила что-то глупое и неловкое…

— Света, ты знаешь, о чем я говорю.

— Знаю. И мне кажется, что затея твоей учительницы не такая уж глупая.

— Неужели?

— Не смотри на меня так! Это в действительности имеет смысл. Простой и полезный. Каждый раз, когда училка выводит в тетради оценку, большой мальчик Кривчиков заметно краснеет. Это очень хорошо, очень полезно!

— Света!

— Что? Я бы даже настаивала на том, что все правильно, это моя обязанность, я назвалась теткой, я от учительницы требовала… Но боюсь, что глупый ребенок Кривчиков сбежит. У него же по городу четыре запасных аэродрома.

— Не преувеличивай…

— Меньше четырех? Не может быть! Я даже боюсь спрашивать, сколько ты платишь за наем пяти комнат в разных концах Москвы…

— Шести. И в каждой комнате длинноногая блондинка, не забывай этого!

Они так перешучивались, но вообще дела с английским шли на лад. Кривчиков старался.

[Книжник]

17. Пилястры и фронтон. Домашнее волшебство


Агеев положил на кухонный стол листочек бумаги и сделал сообщение:

— Вот они. Он Дмитрий Васильевич Гилевский, она Екатерина Илларионовна Гилевская. Год рождения есть. Ничего сверх этого пока добыть не удалось.

— Уже что-то! Спасибо, Агеев!

……………………..
………………

М-да, а одно время ей казалось, что у них назревает роман…

Как это начиналось?

Татьяна первые увидела Агеева в конце августа. Опять воскресенье, опять она дома одна, стирка, кухня, то да се… Все как всегда. Вдруг в коридоре навстречу незнакомец. Могучий детина. Впору испугаться, но она не испугалась. Засмеялась, спросила, кто он такой и откуда здесь взялся, выслушала ответ, снова засмеялась, повела нового соседа обедать. Затем, как она и говорила впоследствии Марине, они некоторое время просто присматривались друг к другу. Издали. Здоровались при встречах. Перекинутся на бегу словечком-другим.

Этикет коммунальной квартиры новый жилец усвоил мгновенно. Ничего сложного, правило одно: не лезь в чужую жизнь. Вообще-то это правило полезно везде, но здесь твоя жизнь на виду, и чужая у тебя на виду. Твое одиночество защищено только этой тонкой невидимой стеной: с тобой никто даже не заговорит, пока ты сам не захочешь. М-да…

Собрался Агеев чай пить, отправился на кухню, а там у Татьяны дым коромыслом, на плите кастрюля, сковородка, на столе в больших мисках мясо и овощи, сама она носится между плитой, столом и раковиной в кухонном фартуке, лямки завязаны за спиной бантиком, в руках нож… Он хотел удалиться, но она его не отпустила.

— Входите, входите! Видите, на плите еще две конфорки свободны, ставьте свой чайник, никто никому не помешает.

Дождалась, пока он нальет воду и двинется к плите, и как бы продолжила начатую мысль. Подняла значительно палец и сказала:

— Плита. У нее четыре конфорки, Агеев, четыре конфорки! Видите?

— Вижу, — подтвердил он, показывая своим тоном, что охотно примет участие в начинающейся беседе.

Сам он разговоров с Татьяной не затевает. Школьное правило: ты же не пойдешь на перемене в учительскую, чтобы поболтать с училкой. И пожалуй, это правило действует и дома, если оказалось, что вы с училкой живете под одной крышей.

— Пересчитайте на всякий случай, чтобы не было ошибки, — потребовала Татьяна.

— Можно без бумажки, просто на пальцах?

— Да, этого достаточно. Убедились? Их ровно четыре. И одна из четырех раньше не горела.

Опять она сделала выразительный жест рукой, покачала пальцем: нет, не горела…

У нее красивая жестикуляция, немногие так умеют. А еще она по ходу разговора двигается, поворачивается, в паузах бросается в сторону, к раковине, возвращается, улыбается светлой улыбкой. Мелькают локти, коленки… Грубый и невежливый человек сказал бы, что она строит глазки и вертит задом. Агеев просто любовался этой картиной, ему все нравилось. Татьяна очень высокая, тонкая, стройная. Длиннейшие ноги. Движется легко и быстро. Часто улыбается. Красивая ли она? Нет, это называется иначе: очень хорошее лицо. Чистые линии, прекрасный рисунок, дивный колорит. Она белолицая, правильный овал лица, прямой аккуратный нос… Ни одного изъяна внешности, все гармонично, все в меру. Если добавить чуть-чуть, внести самые маленькие изменения, это, наверное, можно просто подрисовать — чуть больше глаза, чуть полнее губы, — тогда она будет очень яркой красавицей. Но потеряет индивидуальность. Пропадет впечатление породы, благородства. Ее стиль строгость, сдержанность, некоторая холодноватость…

— Я здесь живу не так давно. Вы знаете, я здесь гощу у Жанны.

— Да.

— Когда я появилась, эта конфорка уже не горела. Жанна поселилась здесь гораздо раньше, а еще раньше здесь жила ее бабушка, и она школьницей прибегала к ней после уроков. Говорит, что эта конфорка не горела уже тогда.

Пауза.

— Бабушка поселилась здесь задолго до Жанкиного рождения, но и она не помнит того времени, когда эта конфорка была исправна.

Пауза. Она строит свою речь по всем законам драматургии, с нарастанием и усилением. С градацией.

— А ваша хозяйка, Агеев, старуха Наталья Ивановна поселилась здесь задолго до моей бабушки, еще до войны, где-то в тридцать восьмом году. И эта конфорка не горела уже тогда.

Опять она вскинула руку, как бы призывая ко вниманию.

— Это не начало истории, раньше здесь были жильцы, которых и Наталья Ивановна не помнит. Говорят, всю квартиру занимал полковник. Его никто из нынешних обитателей дома не застал живым, память осталась только в названии одной комнаты. И с той же седой старины осталось предание о четвертой конфорке — она не горела никогда. Никто не видел ее горящей. Она не горела во времена легендарного полковника, не горела и раньше, не горела с того дня, когда построили дом и поставили плиту. Она была неисправна всегда, от начала времен.

Глубокая пауза. На коду пошли…

— А теперь вдруг эта конфорка загорелась. Месяца этак полтора назад. Горит!

Готово. Прозвучала тоника. Дайте занавес!

— Да, это удивительно, — подтвердил Агеев.

Локти, коленки… И у него в голове вдруг зашевелились какие-то стихи, всего одна строчка: «локтях, ладонях…» Это что? Ну да, нелюбимый с детства Пастернак. Даже он может прийтись к месту…

Татьяна молчала, чего-то ждала. Тогда он спросил:

— Да, но если вы знали твердо, что конфорка не горит, как вам пришло в голову попытаться ее зажечь?

— Вы правы, я не сразу догадалась. Сначала я просто шла по коридору. Что-то было не так, как всегда, а что именно — непонятно. Прошлась еще раз. Туда, сюда… И сообразила — паркет не скрипит под ногами. Паркет старый, некоторые шашки разболтались, гуляли под ногами, скрипели, а теперь сидят прочно. Тогда я пошла на кухню и зажгла четвертую конфорку. Так и есть, горит. Какие-то маленькие чудеса. А где чудотворец? Это была загадка.

Агеев непроницаемо молчал.

— Сознавайтесь, чего уж там…

— Ладно, ладно… Я починил эту конфорку. Делов-то… Конусный кран…

— Но ведь это задолго до вашего появления?

— Я здесь давно. Комнату снял год назад, но не жил там, появлялся очень редко. В Москве бывал наездами, однако и в этих случаях жил в другом месте.

Он привирал, но это уж его дело, он не обязан выкладывать всю правду каждому…

— А зачем комната здесь?

— Запасной аэродром.

Она прекратила расспросы. Поняла, что теперь запасным аэродромом стала та комната, где он жил в прошлые наезды. Если Агеев пропал на неделю-другую, значит, он там.

— Позвольте спросить, Агеев… Когда я рассказывала горестную историю неисправной конфорки, вы разок-другой странно улыбались.

— Я наслаждался вашим красноречием.

— Нет, вы как-то иначе улыбались.

— В вашем рассказе были неточности, но перебивать вас и поправлять глупо, это испортит весь эффект. А я наслаждался вашим красноречием.

Она повернулась к нему и раскланялась, будто актриса, вышедшая на аплодисменты.

— Спасибо.

Помолчала.

— Значит, неважно, правду я говорю или неправду, главное — красота рассказа?

— Основной принцип искусства. Не бывшее в действительности, но правдоподобное надо предпочитать сбывшемуся, но неправдоподобному.

— Ладно, занавес опущен, выкладывайте свои поправки.

— Дом построен в начале века, плиту установили через пятьдесят лет.

— Откуда вы знаете?

— На плите написана дата изготовления, на доме написан год постройки.

— Где написано?

— У плиты сзади прикреплена табличка: Сталинградский завод «Газоаппарат», 1957 год. У дома по фронтону кирпичиками выложена дата: 1904.

— Не видела. Где это, где у нашего дома фронтон? Я думала, фронтон бывает над колоннадой.

— Правильно. У нас то же самое. Дом выходит фасадом в переулок, по фасаду пилястры, над пилястрами фронтон.

— Агеев, что такое пилястры?

— Полуколонны. Колонны, выступающие из стены на половину толщины. Они декоративные, имитируют ордерно-балочную классику, где есть настоящие колонны, они несущие, а над ними несомые элементы — фриз, фронтон…

— Разбираетесь в архитектуре?

— Нет, не очень. Прочел всего одну книжку, у деда случайно нашлась.

— А книжки по живописи были?

— Были. И я их читал. Но ведь этого мало, надо бегать по музеям, выставкам…

— Кстати, Агеев, вы знаете, где находится Третьяковская галерея?

— Знаю. Здесь рядом, по ту сторону Ордынки

— Вы там бывали?

— Нет, не бывал. Как-то не успел еще.

— Это возмутительно! Агеев, если у вас нет других планов, в следующую субботу я сама поведу вас в Третьяковскую галерею.

— Вот спасибо! Пойду с удовольствием.

Они продолжали с удовольствием болтать. Агеев сообщил, что хотя в Третьяковке он в самом деле не бывал, некоторое понятие об этой коллекции у него есть. Ведь существуют книги, альбомы. В школе репродукции висят на стенах в каждом классе. И не только в школе. В самой обыкновенной узбекской чайхане обязательно увидишь парочку-троечку картин из Третьяковки. И в городе, в сельской местности. Бывает, совсем глухой кишлак в степи, там даже почты нет и отделения милиции, но чайхана там есть, а в чайхане висят репродукции. Узбекские колхозники очень любят русскую классическую живопись!

Теперь Татьяна смотрела на него с подозрением. Он над ней смеется.

— Нет, — замотал головой Агеев и улыбнулся благодушно. — Все правда. Надо только понять, какие картины из Третьяковки больше всего нравятся узбекским колхозникам.

— Какие же?

— А вы попытайтесь угадать. Я там не бывал, вы бывали, знаете это собрание, вам догадаться нетрудно.

Разговор стал совсем интересным, Татьяна увлеклась гаданием…

Она дура.

Неужели Агеев произвел на нее такое сильное впечатление, что она потеряла способность соображать? Неужели она в точном смысле была от него без ума? Нет, она такого за собой не помнит. Тогда почему же?

У нее прочно сидело в голове: Дух Старого Полковника приходил 12 августа, Агеев появился позже. Сначала старик, потом Агеев. Потом Агеев вселился в эту самую комнату. Один сперва, другой после…

Но ведь он ей говорил! Ведь она сама вырвала из него признание, что он появлялся и раньше, он конфорку чинил и приклеивал паркет. То есть это значит, что Дух Полковника поперся не в бесхозную и нежилую комнату, а именно в комнату Агеева, комнату, которую он снял год назад. Так может быть, между Агеевым и стариком есть какая-то связь?

Нет, она почему-то была твердо уверена, что такой связи быть не может. А почему? Да вот так как-то… Это само собой, что Агеев и привидение — они уж точно из разных миров. Или дух настоящий, во что Татьяна не верила, или это гнусный розыгрыш, учиненный Мишкой Кацем или братьями Гинзбургами. Да ей легче поверить, что призрака заказали вскладчину Каценеленбоген, Бронфенбренер и Дербаремдикер, но не Агеев. Дура-редакторша из «Советского композитора» скорее, чем Агеев. Почему? У всех названных есть фантазия, а у него нет?

Нет, дело в другом. Он очень рациональный. Он не обманщикк. Темная личность, но не мистификатор, не врун. Он какой-то приземленный, здравомыслящий.

А если бы она не была дурой, не строила глазки мальчишке, а задала вопрос, она бы немедленно получила ответ. Но тогда дальше ничего бы не было…

Выходит, она молола чушь о маленьких домашних чудесах, но умолчала о большом.

Агеев тоже кое-что знал о маленьких домашних чудесах, но тоже не распространялся. У него были свои причины.

Вот взять хотя бы появление Светки — это волшебство почище ремонта газовой кконфорки. От одного воспоминания рожа Агеева расплывается в смущенной ухмылке.

Но рассказать новой знакомой такую историю как-то не тянет…

Дело было так.

Все произошло уже после исторического решения его репетиторши написать в тетради слова «обратить внимание». И после забавного разговора со Светланой о предстоящем походе в театр с репетиторшей. Все эти милые беседы остались позади, а в доме по-прежнему мир и покой. То есть у Светки в доме, в ее квартире на Фрунзенской. Именно у нее он жил большую часть времени. Там он на всем готовом. Как сыр в масле катается. Нравы в доме мягкие, обхождение нежнейшее. Никаких пьянок, гулянок, мордобоя, ментов. Никаких интриг и доносов с вытекающими последствиями. Мир и тишина. Но иногда он для разнообразия перебирается на Пятницкую. Для смены впечатлений. Там Жанка, он ее помнит… Иногда бывает и на Челябинской. Это уж совсем темные бездны, но и там живут люди…

В тот раз он уже третий день обретался на Пятницкой. Ну, в переулке… Кстати, этого адреса Светка не знает. Ей не положено. Значит, лежит он себе на диване с книжечкой, блаженствует, находится в полном убеждении, что больше никого дома нет. Лето, квартира обезлюдела. Вдруг стук в дверь. В дверь комнаты.

— Да, войдите!

Входит Светка. За ее спиной маячит какая-то долговязая девица с большими серыми глазами. У Светки на лице непонятное выражение. Держит руки за спиной. Девица смущенно улыбается.

— Света, откуда ты здесь?

Светка молча достает из-за спины какие-то прутики. Целый пучок, перевязанный веревочкой. Девица хихикает.

И тут до Агеева доходит. Филология. Наука о именах и названиях.

Светка его Тетя.
У тети в руках Розги.

Э-ээ…
Может, тут мало прописной, нужен еще восклицательный знак? Бредовая филология правит миром…

— Ложись, ложись…
— А она здесь зачем?
— Теперь штаны… Держите его! Нет не так. Руки держите, чтоб попку ладошками не закрывал. Так хорошо.
Громкое девичье хихиканье…
— Орать не будет?
— Да пусть орет. Не опасно…
— А-аааааа!
— Он смеется над нами. Лариса, пожалуйста, держите его крепче! Он сильнее нас обеих…
— А-аааааааааааааааа!
— Он смеется над нами.
— А-ааааааааааааааааааааааа!
Громкое девичье хихиканье…

Удаляющееся громкое девичье хихиканье…

И все.

Ровно через минуту Агеев опять один в своей комнате. Нет ни Светки, ни этой дылды с большими серыми глазами. Их и след простыл. Будто их здесь и не было никогда. Ему померещилось. Это такой кошмарный сон старшеклассника.

Агеев ухмыляется, не спеша поднимается с дивана и подтягивает штаны. Ай да Светка! Надо ей за доблесть подарить серьги с мечами и бантами…

***

Конечно, эта история как раз из серии волшебных появлений и исчезновений, но лучше никому не знать…

Впоследствии девки удивлялись тому, почему он так любит Лариску. Потому что Лариска человек надежнейший. Это в полном смысле свой человек. Даже честная и благородная Жанка проболталась бы, поделилась с подругой Катькой. Но не Лариска. Лариска — могила. А еще он ее любит потому, что им весело вместе. Они оба помнят о каких-то колоссальных полномочиях, которые были даны Лариске и никем впоследствии не отменены. На момент вручения полномочий Агеев был школьник. Таково было его официальное общественное положения. Тетя Света отдала ребенка в школу, в девятый класс… Не Агеева, Кривчикова, у того документы подходящие… А тете Ларисе велено за ним приглядывать, благо она уже как-то причастна к домашним и семейным делам. Лариса может сечь школьника за курение, за поздние возвращения домой, за что угодно — и все на законных основаниях. У Лариски столько же власти над Агеевым, как у дяди Юры над ней самой. Но Лариса никогда этой властью не пользовалась. Даже пригрозить не пыталась. Это же все несерьезно. Это игра. А играть так ей не хочется. Она не расположена. Ей только весело. Сделает Агеевву глазки, он ее обнимет, ущипнет за попку, Лариска пискнет… Большие серые глаза…

И есть еще причина, почему он зовет Лариску герцогиней. Но уж тут тайна глубочайшая. Не детский секрет…

[Книжник]

18. Розыски

— Давайте начнем с простого, — сказал Агеев. — Я деревенщина. Я приехал в Москву из какой-то глухомани. Неважно, в чем состоит главная цель моей поездки. Может быть, у меня каникулы, и я решил именно посетить Третьяковскую галерею. А сверх того у меня в кармане лежит бумажка, на которой рукой моей бабушки записано имя и адрес. Екатерина Илларионовна Гилевская, Голиковский переулок, дом, квартира. Бабушка была знакома с этой женщиной еще до войны, а теперь, почти через пятьдесят лет, решила найти старую подругу. Вдруг она еще жива, вдруг удастся ее разыскать… Что я делаю?

— Идете в ближайший киоск Мосгорсправки.

— Совершенно верно. Я отдаю свою бумажку, плачу ровно пятнадцать копеек, мне предлагают подождать, подойти через час, и в назначенное время дают ответ: Гилевская в настоящее время проживает там-то. Или другой ответ: в настоящее время место проживания неизвестно.

— Наверно, Агеев, вы это уже сделали, раз это так просто.

— Нет, не делал. Потому что я знаю, что мне ответят.

— Откуда?

— Жизнь полна удивительных совпадений. Год назад я шел по своим делам по улице Россошанской, это дальний край Чертаново. А навстречу мне дед. Остановил меня и спрашивает: где улица Звайгзу? Или Жвайгжу, я не помню, как это правильно выговаривается. По-русски это звезда. Так что я уверенно отвечаю деду: в Риге! А он тогда спрашивает: а я где?

— Прекрасно!

— Да, мне тоже понравилось. Узнал дед, что он в Москве, поразмыслил и говорит: это может быть, в Москве у меня сын живет. Наверное, говорит, я к нему в гости приехал.

— Отлично! И что дальше?

— Да все просто. Оказалось, что старик помнит свое имя и имя сына. Он Гилевский. Мы дошли до почты на той же Россошанской. В списках доставки Гилевских нет. Прошли чуть дальше, до станции Красный Строитель. Там отделение милиции. Ментам очень не хотелось с нами возиться, но прогнать нас они не могут. Капитан сел на телефон, и через десять минут написал мне на бумажке адрес. Гилевских в Москве всего одна семья. Одна! Живут где-то в Тушино.

— Странно. Фамилия не кажется редкой.

— Однако редкая. Нам повезло. Далее менты должны доставить старика домой, но им неохота, у них много других дел, и я отвез деда на такси. А там его уже заждались… с фонарями ищут…

— У вас сохранился этот адрес?

— Конечно. Младший Гилевский угостил меня коньяком, мы обменялись телефонами. Кстати, как я и предполагал, оказалось, что у деда в кармане бумажка с адресом — именно на такой случай. Я спрашивал, он отвечал, что бумажки нет. А рыться в его карманах я постеснялся.

— Что делаем дальше? Спрашиваем этого Гилевского, не родня ли ему полковник?

— Не родня. Я уже спрашивал.

— Тогда что?

— Тогда моя очередь покупать коньяк. Для начала возьму две бутылка «Варцихе». Или «Енисели».

— Для Гилевского?

— Ну что вы! Для того капитана на станции Красный Строитель.

— Зачем?

— Затем, что знакомый человек всегда лучше незнакомого. Мужик, ты меня уже выручил год назад! Так давай сделаем это доброй традицией — будем каждый год искать Гилевских!

— Раньше я не понимала, почему у вас всегда рояль в кустах. Теперь начинаю догадываться.

— Не спешите радоваться, Все страдания еще впереди. Екатерина Гилевская по меньшей мере еще один раз выходила замуж. Наверняка меняла фамилию. Надо искать записи загсов, это другие архивы. А покамест я хочу узнать у капитана, что это за волшебная контора, куда он звонил, где находится, как к ним подпозлти… Что за местечко такое, куда стекаются сведения из наших листков убытия и листков прибытия…

— Агеев, а ведь у вас наверняка есть еще план B?

— И C, и D, и E… Не думаю, что архивы будут быстро и охотно отвечать на наши запросы. Если запросы будут подписаны другим Гилевским, моим знакомым, это убедительнее, но все равно надежды плохи. Однако архивы весьма исправно отвечают на запросы суда и еще бойчее отвечают на запросы Инюрколлегии. Не помните эту песню: «А когда откричал Эскамилио, называют мою вдруг фамилию»?

— Что за песня?

— Неважно. Кажется, Галич. Важно, что я плохо знаю гражданский процесс, а это как раз муторная штука. Дела особого производства… установление фактов, имеющих юридическое значение… Надеюсь, до этого не дойдет. Покамест начнем с ментов. И одновременно пойдем с другого конца.

— С какого?

— Бумажки — это хорошо. Если нет записи в загсе о твоем рождении, тебя, считай, и на свете нет. А все же надо и с живыми людьми разговаривать. Искать очевидцев. Кто-то еще жив, помнит…

На том и порешили.

[Книжник]

19. Пропущенная глава


— Здравствуй, дядя Юра!

— Здорово, бездельник!

— Это почему я бездельник?

— Да вот потому что делом не занимаешься. Такой же непутевый, как Мишка. Сколько раз я ему говорил, предлагал: отсиди, я тебя на хорошее место устрою! Это каким дураком надо быть… ведь для кого он книги возит? Для бибколлекторов. Это же артель «Напрасный труд». Бибколлекторы — это министерство культуры. Какие там деньги? Слезы, а не деньги. А я тебя в ЦОКБ устрою!

— Дядя Юра, а что это такое — цэ-о-ка-бэ?

— Центральная оптовая книжная база. Солидная организация, торговая. И книжки оттуда не в библиотеки возят, а в магазины. И количества не такие хилые…

— Дядя Юра, ты напрасно Мишку с толку сбиваешь. У него свой путь.

— Да какой там путь! Воровать не хочет? Да куда ты денешься! Жрать захочешь — сам все поймешь. У тебя грузовик, у тебя шофер. И поедешь ты со своим же шофером к мебельному, подхалтурить малость. Лямки в кузове возит, соображает, значит. А бензин ты не списываешь? Путевку подписал, там километраж до луны... Ты подписал, а он счетчик подкрутил, бензин слил. Жизнь такая. Если рыжего бандита к вечеру домой не принес, считай, день пропал. Так что же ломаться, как школьница первый раз? Ой, Тань, извини, я забыл, что ты тут стоишь!

— Ничего, дядя Юра, — Татьяна улыбалась. — Я всегда с интересом вас слушаю.

Упрямый Агеев стоял на своем.

— Дядя Юра, ты во всем прав. Только Мишке это ни к чему. У него свой путь.

— Да какой путь.. — тут дядя Юра запнулся, выкатил на Агеева глаза. — Постой, что ты хочешь сказать… другой путь… может быть, у него вторая голова есть?

— Да ты что, дядя Юра! Я б никогда не посмел такое слово… на честного человека, без причин…

— Мазу держишь за рыжего?

— Нет, просто наговаривать зря не хочу. Да и что такое маза? Мы же с тобой не блатные. Ты хозяйственник, я и вовсе бродяга.

— Соображаешь. А по виду никогда не скажешь, что грамотный. Покажи-ка макушку!

Агеев фыркнул.

— Праздники посмотреть хочешь?

— А что, нету праздников?

— Нету.

— Смотри-ка, такой дерзкий мальчишка, а праздники не отмечены.

Они оба засмеялись.

— Ладно, ребятишки, бывайте! Не шалите тут, ведите себя хорошо… А мне пора.

Дядя Юра исчез, а когда дверь за ним закрылась, засмеялась Татьяна.

— Скажите, Агеев, дядя Юра хороший человек?

— Э-э… У дяди Юры в жизни главный принцип: живи и дай жить другому. Этого он насмерть держится. Если ему шепнуть потихоньку, что Мишке тяжело живется… или Жанке, например… он им мясо бесплатно таскать будет. А хороший он человек или плохой — это другой вопрос. На это я так сразу ответить не могу. По моим ощущениям, скорее, хороший.

— Интересно… Только я в ваших с Юрой разговорах не все слова понимаю.

— Какие именно?

— Зачем Мишке отсидеть… Лямки, рыжий бандит… Вторая голова, макушка, праздники…

— У вас отличная память! Ну, это большей частью так, народные шуточки. Одна шуточка блатная. Понимаете, милиция склоняет мелких уголовников с сотрудничеству. Вербует информаторов. Принуждают. Или срок, или стучи. Самые умные отвечают так: была бы у меня вторая голова, я бы согласился с удовольствием. Но у меня второй головы нет… И этот ответ вошел в поговорку.

— Значит, вторая голова…

— Это намек, что человек стучит. Обидный намек. Макушка более невинная шутка. У дерзкого мальчишки все праздники на голове отмечены. Тут Новый год, тут Первое мая… Как напьются, так его по голове и бьют. Лямки это лямки. Большие, брезентовые, на них мебель таскают. Два человека надевают лямки на шею, на лямках поднимают шкаф, тащат по лестнице. Это легче, чем на руках носить.

— Профессиональный подход.

— Полупрофессиональный. Настоящим профессионалам доверяют таскать рояль. Это работа квалифицированная, дорогая. Червонец этаж.

— Только за переноску?

— Да. Работа того стоит, немногим ее можно доверить. Другой тебе деку разобьет.

— А рыжий бандит?

— Это червонец и есть. Десятирублевая ассигнация. Во-первых, она красная. Во-вторых, этот, чей профиль на ней изображен, он человек трудной судьбы… все по тюрьмам, по ссылкам…

Татьяна прыснула, покачала головой… Крамольники…

— А отсидеть за что?

— Не за что, а зачем. На такую должность, какую занимает сам дядя Юра, человека без судимости не берут. И экспедитора на эту книжную оптовую базу, значит, тоже без судимости не возьмут.

— Почему? Я думала, все наоборот…

— В некоторых местах наоборот. Мишкин шофер хотел устроиться на автобазу Управделами Совмина. Не взяли. По анкете не прошел, у него брат судимый. Возить министров такой человек не может. И наоборот, мясника без судимости брать нельзя. Это вроде как диплом, аттестат, сертификат. Свидетельство благонадежности.

— Как интересно!

— Да, я поначалу тоже удивлялся. Потом понял. Дело кастовое, цеховое. Тот, который еще не сидел, может выкинуть фортель. Ну, вроде нашей бедняжки Лариски. Взял и пошел искать правды у ментов… А который отсидел хотя бы один срок, никогда таких фокусов делать не станет. Это человек проверенный, надежный.

— М-да… При этом вы с дядей Юрой не блатные?

— Конечно. Блатные совсем другая каста. Дядя Юра гражданский человек, торгаш… А я просто имел некоторые разногласия с родителями, ушел из дому. Но никогда не воровал.

— Долго это у вас было?

— Почти четыре года. С восьми лет до двенадцати. Ну, не все это время на улице. Год у Светки. Еще почти год в другой семье… Потом у деда с бабкой. Это когда родители поверили, что разногласия у нас неразрешимые и неустранимые…

***

…………………………………….

……………………….

………………

***

…………………………………………….

………………………….

…………….

[Книжник]

20. Филология

Открываем, читаем:

«Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются на прокат и починяются старые»

С этой фразы начинается праздник читателя, наделенного хоть малой толикой воображения. Не замедляя чтения пытаешься представить, как это выглядит в натуре: прокат гробов, починка старых гробов. Продажа — это навсегда, а прокат — на время. Э-ээ… И смерть на время? Сначала истекают сроки жизни, потом истекают сроки смерти, и взятый напрокат гроб пора вернуть изготовителю. Соблазнительно. Заманчиво. Смерть обратима. Все можно вернуть. Починка старых — это недурно, но прокат лучше. Конечно, это всего-навсего наивная попытка гробовщика привести свое объявление в соответствие с обычаем, с образцами и примерами, которые рядом. Тот же набор услуг, что у других ремесленников. Портной шьет фраки новые, продает их, дает напрокат, на свадьбы, например, и починяет старые, латает и перелицовывает. И сапожник. А чем гробовщик хуже? Но из слабой попытки уравняться с прочими выпирает грозная метафизика. Заброшен мостик туда… По нему можно пойти в ту сторону, можно вернуться. По этому мостику они и приходят. Покойницы в чепцах и лентах, мертвецы чиновные в мундирах, но с бородами небритыми, купцы в праздничных кафтанах…

И это только один пункт, одно звено, а их в короткой повести множество. От объявления гробовщика о своем товаре тянется ниточка вперед, к приходу старых клиентов, тянется ниточка назад, к его же объявлению о продаже дома: «…прибил он к воротам объявление о том, что дом продается и отдается внаймы, и пешком отправился на новоселье.» И здесь тоже продажа и наем, можно так, можно этак, можно без возврата, можно с возвратом. Ниточки натягиваются, струны звенят. Одно слово отзывается на другое. Играет целый оркестр.

Праздник, сказка, волшебство и наслаждение.

И этот праздник на каждой странице.

Это у него. А у нас? Почему мы такие зануды? Почему мы такие идиоты? Почему у нас только один дар — уничтожать это волшебство, обращать его в унылую, угрюмую жвачку? Как это у нас получается? Когда это началось?

Может быть тогда, когда тысячелетнюю истину «цель искусства наслаждение» грязные негодяи подменили торгашеским лозунгом «цель искусства польза»? Мораль, назидание, поучение, наставление, проповедь, очищение нравов и борьба за освобождение человечества… Уж на что классицизм нормативная школа, уж на что он любит конфликт чувства и долга, любуется этим конфликтом, а все же и сам Буало не посмел сказать, что цель искусства нравственная. Дудки! Цель искусства наслаждение, он это знает, понимает, ощущает, поэтому не смеет посягнуть на очевидное и несомненное.

А потом, батенька, мы все это пересмотрели…

В этом все дело? В подмене эстетики идеологией? Все дело в победе неправильных идей над правильными? Или у нас это уже в крови? Какой-то из немецких философов выражал простодушное изумление: почему среди сапожных подмастерий так много смышленых мальчишек, а все взрослые сапожники законченные идиоты? Может быть, и у нас так? Каждый, кто закончил филфак, становится идиотом и уже не подлежит исправлению. А?

Вопрос весьма отвлеченный, но Татьяну он тревожил и задевал за живое. Вопрос отвлеченный, но она видит живые примеры. Удивительные примеры. Странные, непостижимые.

Вот профессор П. — он человек остроумнейший. Его шутки радуют страну, народ, это уже национальное достояние. «Необыкновенный концерт» Образцова видели когда-нибудь? Все видели. Вещь неувядаемая, вещь на века. А он как раз был одним из авторов сценария. Все слова, которые произносит конферансье, написаны профессором П. Правда, тогда он, наверное, еще не был профессором. Все это он сочинял как любитель, как чистый и бескорыстный дилетант. А чем он занимается по основному роду деятельности? Чеховым занимается. Откроем, посмотрим… Ой, скучное что-то… Ой, опять все то же самое… У Чехова волшебство, а у филолога жвачка. А куда делась его живость ума? Куда делось прославленное остроумие? Уму непостижимо. Роковое что-то.

А профессор Б., тоже знаменитый шутник и остроумец, автор пародий и анекдотов? Что он там писал о Достоевском?

Что-то ужасное делает наука филология с людьми.

Но в огромном море изящной словесности есть редкие островки, редкие вещицы, которые упорно противостоят дару филолога все растоптать, опохабить и превратить в унылую жвачку. Врешь, не возьмешь! Тут такая вещь, о которой тебе и сказать нечего. На твоем птичьем языке для этого слов нет.

Повесть Гоголя «Коляска» — она именно такая. «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса» Марка Твена — она тоже такая. У больших мастеров литературы «Коляска» вызывает дикий восторг. Чехов от нее был без ума. Толстой, вообще от Гоголя далекий, выражал восхищение. Пушкин хвалил, хотя, пожалуй, более сдержанно. Они знают, в чем дело. А филологу о «Коляске» сказать нечего. Он не знает, с какой стороны к ней подступиться. Ему ухватиться не за что. Нет тех вещей, за которые он привык хвататься. Где мораль? Нет морали. Где глубокие философские идеи? Их тоже как-то не видно. Где социальный пафос, где борьба за освобождение человечества? Нет борьбы. Может быть, там есть какие-то особые изыски в области художественной формы? Нет изысков. А что есть? Почему Толстой восхищался? Непонятно. И с «Лягушкой» все то же самое. Даже более загадочный случай, потому что и сам автор был в недоумении. Он написал эту вещицу в самом начале карьеры, с нее и началась его слава. Напечатал ее в Калифорнии, в местой газетенке. И понеслось… Ее перепечатали все провинциальные газеты страны, от побережья до побережья. Она переплыла океан и вынырнула в Англии. Там тоже бешеный успех. Автор в растерянности разводит руками. Что с ними случилось? Он написал столько хороших рассказов, и никакого эффекта. Зато уцепились за какую-то «Лягушку». Это особенно мило — когда творческие устремления автора расходятся с его теоретическими понятиями. Дар у него огромный, а человек он малообразованный. Понятия о «хорошем рассказе» у него школьные. Все-таки должна же быть какая-то идея, мораль, поучительность…

Татьяна была в своем цеху вроде ренегата. Свою филологическую братию она в душе не уважала, а заветная мечта у нее — дотянуться до тех вещей, которые для науки филологии недоступны. Это феномен чистого искусства, без осадка, без шарлатанских примесей. Вот в таком качестве возьми его и разбери. Пойми, в чем там секрет. Начни с самого трудного, с «Коляски» и «Лягушки». Не уважаешь коллег? А себя уважаешь? Так сделай! Тут Родос, тут и прыгай…

Она прыгнула.
До «Коляски» пока не добралась, силенок маловато, а «Лягушку» разобрала. Для души уже хорошо. А теперь думаем, куда статью отнести. А что тут думать? Профессор Б. член редколлегии «Воплей», то есть «Вопросов литературы». И профессор Б. ей благоволит. Относится с большой симпатией. Она бывает у него дома, знакома с его женой и дочерью. Ну и отдала ему рукопись. После чего вскоре догадалась, что старик ее просто не читал. Даже в руки не брал. А зачем? Что она могла написать такого, что ему стоило бы прочитать? Сама мысль об этом кажется ему дикой. Между тем человек приятный, вежливый. Вслух такого не скажет. Поэтому они как бы по обоюдному молчаливом соглашению о рукописи этой забыли, а дружить продолжают.

Татьяна посмеивалась. Разве она может сказать, что профессор Б. относится к ней несправедливо? Он не считает ее филологом? А она считает его филологом? Он же халтурщик. Как и они все. Почти все… Так что у нас паритет, у нас справедливость и равенство. Можем сохранять самые милые отношения.

А рукопись пусть себе лежит. Почти год она у него лежит. Кушать не просит.