Социалина
В краю летающих собак
В молодости я подрабатывал инструктором по горным лыжам. Как говорила моя бабушка: «У тебя был блат». Под этим словом скрывался мой лучший друг, выпускник кафедры криолитологии и гляциологии Александр Гаврилов.
С Саней мы дружим давно. В детстве жили в одном районе Москвы, встретились на горнолыжке, куда сначала приходили с родителями, а потом бегали сами. Там и влюбились в горные лыжи. В те времена многие мальчишки прибегали туда покататься. Некоторые из них, как и мы с Саней, стали спортсменами — разрядниками, большинство так и остались любителями и просто обожают горные лыжи, что, по-моему, тоже не так уж плохо.
В студенческие годы мы с Саней продолжали дружить и участвовать в соревнованиях. Александр окончил университет с красным дипломом. Его звали в аспирантуру, но Саня произнес, прочитанную им где-то фразу: «Лавинщик может въехать в науку только верхом на лавине». И уехал работать в заполярный Кировск на «Большой Вудъявр».
Я приехал в Кировск через два года. Услышав, где я собираюсь работать, мама воскликнула: «Прохиндей! Специально ведь, чтобы подальше от матери и поближе к горнолыжке». С «прохиндеем» я категорически не согласился, а в остальном, надо признать, мама была права. Кировск давал возможность самостоятельной жизни и продолжения занятий горными лыжами. Как оказалось, лыжи были не только развлечением, но и возможностью немного подработать. Несколько лет подряд Саня устраивал меня инструктором на горнолыжный курорт, где работал лавинщиком.
Для меня Саня самый умный человек и героическая личность. Но он с этим категорически не согласен.
- Умные люди пошли в криолитологию. А я, дурак, стал лавинщиком, — самокритично парирует он. — Да, и какое геройство? Это моя работа.
Я не спорю. Я понимаю, что это опасная работа. Знаю, что одного коллегу Саня уже потерял. Как знаю и то, что он больше всего на свете боится пережить это снова. Однажды, в минуту задушевного разговора я поделился с Саней своей идеей:
- А если составить математическую модель и всё на ней просчитать? Тогда и риска будет меньше.
- Ты, что ли составлять модель будешь, ботаник? — насмешливо ответил Саня.
На ботаника я не обижаюсь. Это не прозвище, это моя профессия. Здесь, в Кировске, я работаю в самом северном ботаническом саду в России.
- Нет, конечно. Лёвку Берштейна с мехмата помнишь? Мы его попросим.
- Не получится, — вздохнул Саня.
- Ты сомневаешься в Левкиных способностях?! Он, между прочим, конкурс молодого ученого недавно выиграл.
- Да, нет. В нем я не сомневаюсь. Просто у нас это не работает. Мы не можем использовать математические модели. Все они страшно далеки от истины. Обстановка может измениться за несколько часов: количество снега, интенсивность снегопада, плотность и температура внутри снега. А еще в каждом регионе свои климатические особенности и доминирующие типы лавинообразования. У нас, в Хибинах, например, это метелевые лавины. Потому что Хибины находятся посреди равнин Кольского полуострова. И ветра успевают набрать очень большие скорости. Слышал, как называют наш Кировск? Город летающих собак. Про Хибины Саня может рассказывать часами. Но мне пора идти на склон к моим ученикам, а ему писать очередной отчет.
В газах моих знакомых инструктор — это тот, кто кадрит хорошеньких девушек, иногда рассказывая им про лыжи. На самом деле, это, конечно, не так. Инструктор требуется детям или дамам и джентльменам среднего возраста. И научить их сносно кататься бывает очень непросто.
Хорошенькие же девушки берут пару уроков, быстро осваиваются и исчезают в снежной пыли. Моя главная задача — втемяшить в их ветреные головушки одну мысль: « Вне трасс кататься нельзя!»
В тот раз, о котором я хочу рассказать, мне это не удалось.
Так сложилось, что заезд был не совсем обычный. Большинство туристов — студенты и профессура.
Проходя мимо одной из гостиниц, я увидел небольшую компанию ребят и услышал:
- Кирюха, быстрее выходи!
Был уверен, что к этой веселой ватаге сейчас присоединится еще один студиоз.
А из дверей гостиницы выбежало изящное создание в голубом комбинезоне и с выбивающимися из-под яркой шапочки золотыми кудрям. Улыбка очаровательная, на щеках ямочки.
Видимо, взгляд у меня был идиотский. Прежде чем подойти к друзьям девушка приблизилась ко мне, улыбнулась и произнесла: «Кира». А потом рассмеялась и убежала вместе со всей компанией.
В тот самый момент одним местом, о котором не принято упоминать в приличном обществе, я почувствовал, что еще намучаюсь с этой компанией. Всего через пару дней я убедился, что предчувствия меня не обманули. Но об этом чуть позже.
Киру я встретил на следующий день уже на лыжне. Сначала просто восхитился, как красиво и профессионально несся по склону лыжник, а потом увидел, что этот удалец - Кира. Почему-то с грустью подумал, что ей точно не потребуются мои уроки. Вечером я встретил девушку и ее приятелей в кафе, где они лихо отплясывали. А Кира, конечно, была в центре внимания. Светлые волосы задорно развивались, коротенькая, в черно-розовую клетку расклешенная юбочка вилась вокруг стройных ножек.
Следующий день принес снегопад. Это только из окон московских квартир большие снежные хлопья смотрятся восхитительно-лирично. Для Сани снег — злейший враг. Мягкий и спокойный Саня становится жестким и непримиримым. Он безжалостно закрывает трассы и никакие проклятия в его адрес его не колышут. Главное проклятие — это лавины. И Саня обязан укротить этих белых драконов.
Снег постепенно усиливался и начинал подниматься ветер. На курорте была объявлена лавинная опасность.
Лавинщики следят за лавинами, а нам, инструкторам, было приказано следить за всеми туристами сразу. Для меня остается загадкой Почему-то именно, когда закрывают трассы и ситуация становится особо опасной, в людях просыпается дух отваги, противоборства и свободолюбия. Абсолютно уверенные в собственной неуязвимости, именно в этот момент они отчаянно рвутся в горы, не желая понять, что там их поджидает опасность, а в самом худшем случае — смерть.
Я хорошо помню тот момент, когда по всему курорту прошло сообщение: «При очередном обходе обнаружен след от лыж, уходящий в сторону от основных трасс». И почти следом второе сообщение: «Некие субъекты обрушили лавину».
Лавинная служба, спасатели, часть инструкторов выдвинулись на вездеходах на место. Я остался в одном из кабинетов у телефона — на связи.
Волновался, оставаясь пока в неизвестности. И в который раз перечитывал фразу Монтгомери Отуотера, напечатанную на плакате, висящем на стене: «Люди — более сложная проблема чем лавины».
Лучше не скажешь.
Усиливающийся ветер и сгущающиеся сумерки обостряли обстановку.
В какой-то момент раздраженный Саня ворвался в дверь моего кабинета:
- Какого черта ты тут делаешь?!
Чувствовалось, что-то его удерживает от более крепких слов.
Через секунду всё стало понятно. Саня втолкнул в кабинет Киру.
- Вот держи! Два охламона, которые с ней тусовались, сейчас в медпункте. Ногу один сломал. Второй — в норме. Этим ослам повезло. Лавинка небольшая, пылеобразная. Они оказались почти на поверхности.
- Никого кроме них не засыпало? - спрашиваю я.
- Пока не ясно. Надеюсь, что нет.
Кира стояла молча, чуть в стороне от меня. Внимательно рассматривала комбинезон: в одном месте он был слегка разорван. По-видимому, зацепили лавинным зондом, когда искали. Казалось, что девушку интересует только это. И переживает она только за испорченный костюм. Заторможенность вызванная стрессом. Это известное явление. Но меня от всего этого сносит волной ярости. И что совершенно не допустимо, я перехожу на крик и на «ты».
- Что ты уставилась на свой наряд. Да ты понимаешь, что могло быть?! Драть за такое нужно нещадно— ору я. — А если из-за вас пострадал еще кто-нибудь, то это — тюрьма!
То ли от моего крика, то ли от того, что я сказал, девушка словно очнулась.
- Нет. Лучше драть, — пролепетала чуть слышно.
- Драть?! Да, что ты про это знаешь? — я распаляюсь еще больше.
Как зверь сдираю с нее комбинезон, трико, оставляю только короткие обтягивающие черные спортивные шорты и схватив подвернувшуюся под руку скакалку, начинаю пороть.
Ошарашенная всем произошедшим Кира не особо сопротивляется. Я прижимаю ее к столу. По выпяченной попе очень удобно пороть. В порыве ярости я не очень контролирую куда попадаю. Часть ударов приходится на бедра, незащищенные шортами. И когда становится видно, как следы от скакалки начинают наливаться синевой, я начинаю осознавать, что творю. И останавливаюсь.
Кира рыдает в голос. Лицо девушки красное и мокрое от растаявшего снега и слез.
Я раздраженно кричу:
- Одевайся и вали в номер!
Оставшись один в кабинете, только через некоторое время начинаю понимать, что случилось.
Ночью мне снится мама.
- Ты ударил женщину?! — строго произносит она тем самым тоном, от которого хочется провалиться сквозь землю.
- Я больше не буду, — мычу я в полудреме и просыпаюсь.
Утро выдается тревожным и тяжелым. Я помню, что произошло со мной вчера. А еще я вспоминаю сон и первым делом звоню маме в Москву. У мамы все хорошо. И это единственно, что меня успокаивает. От остального мне попросту тошно. Мне стыдно за то, что я так сорвался И хуже всего то, что я не могу ответить себе на вопрос: «Я только сорвался или я воспользовался случаем?» Я очень боюсь ответа, поэтому не очень старательно его ищу.
Ночью был сильный снегопад. Трассы закрыты. Разгневанные отдыхающие слоняются по турбазе, проклинают лавинщиков, мешающих им отдыхать и бросают на меня недружелюбные взгляды, зная что главный враг туристов — мой лучший друг.
С Кирой мне совсем не хочется встречаться. Но мы то и дело натыкаемся друг на друга и проходим мимо, не глядя в глаза.
Ближе к вечеру Саня находит меня в комнате отдыха.
- Что сидишь такой смурной? Извини, это я сгоряча вчера на тебя наорал. Нервы. Ты, конечно не виноват. Этих «умников» и сам Бог не убережет.
- Я не поэтому. Я ее ударил, — признаюсь я Сане весьма обтекаемой фразой. Мой лучший друг знает обо мне почти все. За этим «почти» скрывается та часть моей натуры, с которой я и сам еще не разобрался, и которая сейчас не дает мне покоя.
- Вот уж беда не беда, — смеется Саня. — Да я бы сам ее выдрал, не моргнув глазом.
Мне стыдно врать и надо выговориться.
- Я так и сделал. Скакалкой.
- Молодец! — подытоживает Саня. — Ее попутчикам по катанию на лавине тоже всыпать не помешало бы.
Мне кажется, что до Сани не совсем доходит, что произошло с Кирой. Но я смалодушничал и не стал объяснять подробнее.
- Хорошо, что все трое живы и больше никто не пострадал, — Саня хлопает меня по плечу. — Тебе стоит извиниться, а то жалобу напишет. Хотя, если захочет пожаловаться, то извинения не спасут. Но шанс, что всё обойдется, всё же есть.
Саня прав. Копаясь в своих, как теперь принято говорить, тематических тараканах, о вполне ожидаемых последствиях я совсем не подумал.
При очередной встрече с Кирой набираюсь смелости, смотрю ей в глаза и произношу:
- Можно пригласить вас в кафе? Кира согласно кивает.
Устраиваемся за столиком и заказываем кофе. Мы говорим о разном. Она удивляется, что я ботаник. Я удивлен не меньше: она учится на геологическом. В разговоре не обойти вчерашнее событие.
- Извини. Я сорвался. Это не допустимо.
- Сначала было страшно. Я подумала совсем о другом. Понимаешь о чем?
- Господи, какой же я дурак!
- Потом, конечно, было больно. Но вполне терпимо. Не переживай.
От этих ее слов мне становится стыдно. Она думает, что я переживаю, а я, отчасти рад случившемуся.
Это и есть тот секрет, который не знает обо мне мой лучший друг. Я мечтаю пороть женщину.
Боги погоды благосклонны и дарят туристам несколько отличных дней для катания. С Кирой мы встречаемся несколько раз на трассе и пару раз я приглашаю ее в кафе. Неловкость постепенно проходит и мы находим много общих тем для разговора. А когда через несколько дней Кира уезжает, обмениваемся телефонами и адресами.
Март — лучшее время на нашем горнолыжном курорте. Мы с Кирой стоим на северном склоне Айкуайвенчорр. У подножия горы лежит родной Кировск. Прошло не так уж много времени с тех пор, как мы встретились здесь впервые. Но так многое изменилось за этот период. Подросли наши дочки — близняшки. Двенадцатилетние Вика и Ника тоже влюблены в горные лыжи. В мире горнолыжного спорта произошли огромные перемены. Экипировка лыжников восхищает и поражает. Прогноз погоды можно смотреть на компьютере, лавинный шнур заменен бипером, пропуск на канатку теперь — «ски-пасс». И только лавинщики все-так же, как и много лет назад, подрезают лавины, рискуя своей безопасностью, обеспечивая безопасность другим. Для консультации к ним завтра должен приехать профессор Александр Анатольевич Гаврилов. Саня все-таки стал доктором наук, а еще он теперь не только мой лучший друг, но и лучший друг нашей с Кирой семьи.
Светит солнце, искрится снег на трассе. По склону несутся лыжники. «Большой Водъяр» кипит. Высокий сезон.
Этот склон, исчерченный лыжней, напоминает мне Кирину спину, исполосованную новой «собакой».
- Можно пригласить вас в кафе? — галантно произношу я.
Кира смеется и согласно кивает.
- Извиняться будешь? - уточняет.
Мы уже не помним, как признались друг другу в страсти к порке. Но те дни, когда одна девушка со своими друзьями сорвала лавину, помним хорошо. Кстати, эти друзья лихо отплясывали на нашей свадьбе. А моя мама больше не считает меня прохиндеем.
Из панорамного кафе, в котором мы сидим, открывается потрясающий вид на плоские вершины Хибин.
- За нас! — поднимает бокал Кира.
- За нас и наш край — летающих собак! — подмигиваю я.
Кира выпрямляет спину, слегка сводит лопатки, на секунду замирает с бокалом в руке, словно прислушивается к чему-то, улыбается и протягивает свой бокал навстречу моему.
Обсудить на Форуме