Посторонний. Зеленые глаза

[Книжник]

Я всегда говорю с тобой,
Всю жизнь свою говорю с тобой,
Не зная толком, где ты,
На кресте или в пустоте.
Но когда удается выйти отсюда,
Мне кажется, ты меня слышишь,
Каждый раз, когда я оказываюсь
Между этим миром и тем.

Зоя Ященко.
Между этим миром и тем



21.

... Полина очнулась и почувствовала себя... как то иначе, чем прежде, почти что вне времени и пространства. Оглушенная, ошеломленная всем тем, что узнала и ощутила. То ли там, то ли здесь. Впрочем, скорее уж и не здесь, и не там, а где-то между...

Там, за пределами зеленого марева и головокружения, остались две молодые женщины, слившиеся в кровавом апофеозе своей взаимной любовной мистерии. Сама же девушка теперь была... не там, и не тогда. А здесь-и-сейчас. Но все-таки, с тем визуально доступным пространством, из которого она, похоже, вернулась, ее связывало что-то... близкое и знакомое. То, что было там, и то, чего, кажется, еще не бывало здесь.

Ее целовали знакомые губы, те самые, прикосновения которых она ощутила в том мире былого. Они торопливо касались ее лица, как будто та, кто была с нею рядом, спешила исполнить над нею нечто... желанное и почти что запретное для той, кто отважилась это делать.

К тактильным ощущениям добавился слух. И Полине стали доступны звуки прерывистого дыхания миссис Фэйрфакс и ее взволнованный голос.

- Полюшка, милая моя! Вернись!

Да, это голос ее госпожи. Наверное, надо ответить, но как же трудно сделать усилие и открыть глаза...

И сразу же... хлесткая пощечина звоном отдается в ушах. Левая щека прямо горит, неприятным таким жжением. Еще одна оплеуха, уже справа, и снова жесткий удар по левой щеке выбивают из глаз девушки слезы, заставляя ее слабо вскрикнуть от этой унизительной боли и обиды.

Но именно эти пощечины, как ни странно, снова вернули ее к нынешней реальности. Это уже не Париж. Это Москва. Дом госпожи Фэйрфакс. Покои ее хозяйки.

Полина широко раскрыла свои глаза и сквозь пелену внезапных слез узрела свою госпожу.

- Живая! Господи! Слава Тебе! – воскликнула молодая женщина.

Она подхватила свою крепостную компаньонку с полу, силой заставив подняться, встать на колени, а потом обняла-прижала ее к себе.

- За что... Вы меня? – Полина не смогла договорить. Просто объятие ее госпожи оказалось таким крепким, что у едва приведенной в чувство юной компаньонки перехватило дыхание. Девушка даже закашлялась своими же собственными слезами. Ее хозяйка чуть-чуть ослабила свои нежные тиски, но не отпустила свою крепостную восвояси, просто аккуратно, особым образом, ласково похлопала девушку по спине. Ее хлопки плавно перешли в поглаживания. Миссис Фэйрфакс умело снимая кашлевой спазм, одновременно с этим успокаивала, почти что баюкала свою подопечную, давая девушке возможность расслабиться и пустить слезу на ее плече.

Когда Полина, наконец-то, проревелась, госпожа американка, отстранив от себя девушку, помогла ей подняться, провела ее к дивану и усадила там, рядом с собою. После этого, она привела лицо своей компаньонки в порядок и сочувственно покачала головою.

- Прости, что я поступила так сурово, - сказала она. – Очень уж ты меня напугала. Я не имела возможности привести тебя в чувство как-то иначе. Знаешь, я просто не могла, боялась выпустить тебя из рук, а саквояж, где лежат нюхательные соли, остался в шкафу. Пожалуйста, не обижайся на меня за эти пощечины.

- Я что, упала в обморок? – девушка, по большому счету, все еще не очень-то понимала, где она находится.

В ответ, ее хозяйка как-то озабоченно покачала головой.

- Не то, вовсе не то, - почти что с тревогой в голосе сказала она, и тут же задала неожиданный вопрос:
- Ты... ты что-то запомнила? Расскажи мне, что ты сейчас чувствовала. Не бойся, я не стану смеяться или ругать тебя. Пожалуйста, говори, расскажи мне, все, что ты вспомнишь, немедленно. Это очень важно!

- Я видела... Вас, - Полина поняла, что сейчас обязана рассказать своей госпоже о том самом странном действе, которое она только что наблюдала изнутри самой себя. – И еще, Вашу... подругу. Славушку... Да-да, Вы звали ее именно так.

Полина, волнуясь, рассказала миссис Фэйрфакс о странных своих видениях. Ее госпожа молча слушала, не перебивая, при этом внимательнейшим образом вглядываясь в голубые глаза своей визави. И взгляд этот был...

Когда Полина, наконец, закончила свой рассказ, сбивчивый, но подробный, госпожа американка в очередной раз тяжело вздохнула. Потом снова прижала к себе свою крепостную и коротко поцеловала ее в ушко.

- Прости, Полина! – она говорила, это обняв девушку, прямо над ее плечом, тихо-тихо, но так, что ее визави слышала каждое слово. – Я... надеялась, я очень надеялась на то, что ты хоть как-то почувствуешь мой транслейтинг. Но, похоже, я тебя совершенно недооценила. Ты куда сильнее, чем я могла предположить. И оттого провалилась чувствами в мое прошлое глубже, чем я рассчитывала изначально. И это... Я даже не знаю, хорошо ли, плохо ли...

Миссис Фэйрфакс снова отстранилась от нее и, положив руки на плечи своей рабыни, как-то по-особому, с грустью и доверительно заглянула в ее глаза.

- Да, я чувствовала, что в тебе тоже есть эта... сила. Но я даже не смела и надеяться на то, что это все будет у тебя так... серьезно... Что ты...

Она вздохнула, снова покачала головой и как-то странно сжала свои длинные пальцы на ее плечах.

- Полина, ты хотя бы понимаешь, кто ты есть? – спросила она с неподдельной тоской в голосе. – Ты хоть знаешь ли о том, что таких как ты, одна на миллионы простых обывателей, неспособных оторвать свою голову от обыденности и заглянуть за грань сущего? Ты действительно, истинное чудо...

- Это что, какой-то... особый дар? – тихо произнесла Полина, начиная что-то понимать. – И он, этот дар, есть у Вас, ведь так? И мы с Вами этим похожи?

- Да, этот дар есть у меня, - ее визави смотрит в глаза своей рабыне так, что у девушки нет, не остается никаких сомнений в правдивости этих слов. – Он был и у моего мужа. Причем, Эдуард все это чувствовал куда сильнее, чем я. Он занимался применением наших возможностей для проникновения в нечто запредельное, в те места, куда обычным людям вход заказан. Жаль, что не все его записи у меня сохранились, и многие результаты его опытов, скорее всего, потеряны для людей. Впрочем, может быть, это и к лучшему...

- А у Вашей подруги? – Полина задала этот вопрос почти ревнивым тоном. Ей, отчего-то, вспомнились прежние намеки госпожи американки на то, что она, русская крепостная рабыня была, якобы, «обещана» миссис Фэйрфакс, некими «силами, древними и ужасными». В награду, и в возмещение ее утрат. Девушка подумала, что быть условной заменой прежней компаньонки ей, в общем, не очень-то и нравится. Что ей хочется быть той, кого ни с кем и никогда не сравнивают, даже с самыми любимыми подругами из когда-то былого времени. – У той, с кем Вы были тогда, в Париже?

- У Славушки он тоже был, - миссис Фэйрфакс не стала лгать, но Полина все-таки почувствовала укол ревности. – Но Господь в этом плане одарил ее куда как скромнее. Ну, чем меня или же... тебя. Но знаешь, ее чувствительности к особым воздействиям ментального плана хватало мне, чтобы ощущать ее вовсе иначе, чем других своих... подруг. А вот ты...

Она снова в недоумении покачала головою.

- Ты смогла прочесть, принять мой транслейтинг, безо всякой подготовки, - сказала ее госпожа. - И не обрывками, как это получалось у моей Славушки, а цельными образами. Я была в отчаянии, и хотела просто донести до тебя частичку своих воспоминаний о тех днях, что мы когда-то провели в Париже. О нашем тогдашнем настроении и о наших играх... со Славушкой...

Миссис Фэйрфакс на секунду замолчала, а потом добавила нечто странное, что крайне смутило адресата ее взволнованной речи:
- О том, что ждет тебя, если ты не образумишься!

- Транслейтинг это... – Полина недоговорила, вызывая собеседницу вопросительной интонацией на откровенность в иной плоскости их странных отношений, пытаясь уйти от скользкого вопроса дальнейшего пребывания ее, Полины, в доме своей госпожи и благодетельницы.

- Это слово употреблял мой муж, - с особой теплотой в голосе произнесла ее хозяйка. – Когда он впервые продемонстрировал мне то, что ты сегодня испытала, я тоже свалилась в обморок, также как и ты сейчас. И потом долго не могла поверить в его загадочные объяснения, о том, что есть в природе человеческие существа, способные передавать друг другу мысли, чувства и воспоминания, вот так вот, без слов, без письменных знаков и жестов. Он обозначал это фразой translating from the mind to the mind, of the soul to the soul*. Из разума в разум, из души в душу, без вербального изъявления. Его семья... В общем, среди них изредка рождались такие люди. Их еще называют на французский манер, сенситивами. В моей семье такое тоже бывало. Наверное, они потому и требовали нашего брака, рассчитывая на то, что наше потомство, в ментальном смысле, станет еще сильнее нас. Вот только детей у нас, увы, не было. Или же мы попросту не успели...

- Вы были принуждены к браку Вашими родителями, да? – Полина понимающе кивнула. Увы, ей хорошо был известен тот факт, что браки по сговору встречались вокруг весьма и весьма часто. И крестьяне, и купцы, да и дворяне часто решали вопрос женитьбы и замужества, вовсе не спрашивая молодых, и не обращая внимания на любые «душевные тонкости». А будет ли в итоге нелюбый муж бить смертным боем немилую жену, или же у них, как говорится, «стерпится – слюбится», то, как говорится, одному Богу ведомо.

Ах, Таня, Таня! В наши годы
Мы не слыхали про любовь...

Все это было и понятно, и знакомо. Вот только очень обидно от того, что нечто подобное существует не только в «благословенном Отечестве», с его архаикой и замороченной тягой к «обычаям предков», но и в других местах. Что такие неприятные вещи случаются даже там, где живут другие люди, люди Цивилизации, что и там тоже бывает нечто подобное...

Кажется, миссис Фэйрфакс уловила эти ее грустные мысли. Или же на лице ее компаньонки все было, как говорится, написано крупными буквами и весьма очевидное...

- Милая, милая моя Полина! - она мягко улыбнулась. – Меня действительно выдавали замуж «по сговору». Кажется, у вас, в России, это называется именно так? Когда две семьи договариваются между собою о свадьбе своих отпрысков и при этом считается, что молодые люди не должны перечить родне. Так?

- Да, - ответила девушка. И смущенно добавила:
- Но мне казалось, что отец Ваш... должен был ценить свободу!

- Все так, - миссис Фэйрфакс кивнула ей головою. – Однако, требования о моем замужестве высказывал вовсе не мой отец, а мой дед по материнской линии, Джеремия Белл. И матушка моя его полностью поддержала. Отец предлагал мне скрыться, уехать в Европу или даже сюда, в Россию, чтобы никто и никогда меня не нашел. Но я, отчего-то, вообразила, что обязана принести себя в жертву семейным интересам. Что быть с нелюбимым мужчиной, это моя суровая судьба, мой тяжкий долг, и что мне нельзя уклоняться от его исполнения ни на йоту. Я даже наотрез отказалась знакомиться со своим будущим женихом, считая, что это собьет весь жертвенный пафос моего героического поступка, снизит накал моей личной трагедии, превратит высокий штиль в пошлую и слезливую побасенку водевильного сорта.

Девушка поразилась тому, что ирония, вполне обычная в речи госпожи-американки, и оправданная сутью истории о которой она сейчас поведала, в этот раз была разбавлена нотками нежности.

- Скажите, - начала она нерешительным, почти робким голосом, - а он... Ну, Ваш жених или... муж... Он был с Вами жесток?

- Ну, может быть так, самую малость! – ее хозяйка улыбнулась так, будто эта самая «жестокость» от ее собственного мужа была одним из наиприятнейших воспоминаний о семейной жизни с ним.

А потом, видя молчаливый, хотя и вежливый интерес к этой теме в глазах своей визави, миссис Фэйрфакс продолжила. И странное дело, зеленые глаза ее при этом светились радостью, правда, с каким-то оттенком легкой грусти.

- Ты знаешь, - сказала она, - я ведь действительно, впервые увидела Эдуарда в день нашей свадьбы. И я тогда искренне пожалела, что этот человек не сможет быть мне другом. Или же кем-то ближе, чем просто друг...

Полина очень удивилась столь экстравагантному, вопиюще нелогичному заявлению. Как-никак, именно за этим самым мужчиной, за тем, о ком сейчас шла речь, ее госпожа была замужем несколько лет, а значит, уж кому-кому, а ей уж точно, положено знать его плотно, полностью и досконально! Ведь отношения между ними, наверняка, были куда как более близкими, чем только что заявила ее госпожа!

Миссис Фэйрфакс снова ощутила это непонимание со стороны своей компаньонки и... рассмеялась каким-то очень светлым и звонким смехом.

«Как колокольчик зазвенел!» - подумала девушка про этот голос и вежливо улыбнулась своей госпоже.

- Ты знаешь, юные девушки, да что там, порою и женщины куда как постарше, бывают ужасно мнительны и не замечают ничего за пределами своих ожиданий. Обычно они очаровываются своим избранником и в упор не видят его объективных недостатков. У меня же все случилось с точностью до наоборот. Я сочла Эдуарда своим... даже и не знаю...

Ее хозяйка на секунду задумалась, а потом продолжила, как бы подбирая эпитет, но произнося жестокие слова со странной нежностью в голосе.

- Тюремщиком... палачом... В общем, кем-то немыслимо жестоким, кто неизбежно принесет меня в жертву своему мужскому естеству и глупым семейным традициям. И я тогда настолько уверовала в эту галиматью, что напрочь проигнорировала все взгляды, что бросал на меня мой муж. Взгляды, полные восхищения, без тени скабрезности или пошлой сальности во взоре. А его улыбка...

Здесь миссис Фэйрфакс и сама улыбнулась своим же собственным воспоминаниям.

- Знаешь, милая моя Полли, - сказала она, - я, наверное, когда-нибудь расскажу тебе о том, как это все у нас было... Тогда, давно... Но об этом попозже, хорошо? А сейчас...

Миссис Фэйрфакс улыбнулась особой, адресной улыбкой, давая понять своей визави, что разговор на объявленную тему отложен на неопределенное время и может быть сызнова начат только самой хозяйкой. Полина, кстати, не возражала.

- Прости, моя дорогая, - теперь госпожа американка, кажется, смутилась, - я ведь так и не покормила тебя завтраком. А ведь уже почти что время обеда! Разве ты не голодна?

- Ну... да! – Полина за всеми этими хлопотами как-то даже и позабыла о еде. И только сейчас осознала, что где-то там у нее внутри возникло острое желание перекусить... хотя бы и простым куском хлеба. Да что там желание перекусить, стоило только вспомнить о еде, как ее, Полину, чуть не согнуло пополам от внезапного, совершенно неожиданного приступа голода!

- Бедняжка! – миссис Фэйрфакс, вздохнув, покачала головою. – Я такая бесчувственная, привыкла есть тогда, когда сама захочу и совершенно позабыла о том, что тебе вредно голодать. Прости, сейчас мы все это исправим!

Она мягко улыбнулась ей. А потом встала с дивана, шагнула чуть в сторону и потянулась к кнопке электрического звонка.





*Автор сильно извиняется, но он услышал примерно так. И записал англоязычный текст «на слух». Почти точно. Вроде бы
Правда, когда Героини, прочли это самое место, тогда еще записанное на желтоватых страничках, взятых из старой, раздербаненной на части записной книжки и кое-где скрепленных клипсами-зажимами – ну, так, чтобы все это безалаберное собрание записей не разлетелось в-стороны-и-по-листику! Да, когда они внимательно просмотрели все то, что Автор обозначил архаичными синими чернилами, залитыми в резервуар раздолбанной авторучки... В общем, в этот момент времени они как-то странно переглянулись. Но при этом, героини настоящего повествования, отчего-то, в открытую ржать не стали.
Возможно, миссис Фэйрфакс и ее компаньонка сочли его, автора, трактовку всего того, что они тогда высказали, в чем-то забавной. Или же у них просто такое... своеобразное чувство юмора. Сорри у знатоков аглицкого, есличо! - прим. Автора.

[Книжник]

Я сидел тихо, мирно.
Потом проголодался.
Дальше - как в тумане.

Альф



22.

Обед состоялся почти сразу же, после того, как кухарка Глафира, по звонку, предстала пред ясны очи госпожи американки - для этого миссис Фэйрфакс, крайне озабоченная состоянием своей юной компаньонки, три раза подряд нервно нажала кнопку звонка, располагавшуюся на стене, по левую сторону от дивана. Явившаяся на вызов мастерица местной кухни получила от своей хозяйки срочное задание, требующее незамедлительного исполнения. Требование хозяйки прозвучало совершенно категорически: «Подать в столовую обед, что там на кухне готово, чем можно перекусить. Накормить нас обеих, быстро, вкусно и безо всяких церемоний, можно по-простонародному, но с сервировкой! Очень быстро!» На что Глафира ответила восторженным заявлением, в духе: «А я ведь, как знала, матушка-барыня! Вот ведь, еще когда Вы с Полинушкой-то без завтрака в город укатили, знала, что там Вам поесть-то не дадут! Уж я и приготовила сразу, чтобы и шти, и пироги, с пылу - с жару, да пятачок за пару, как говорится! По-нашему, по-русски, но вкусно, чтобы, и полезно!»

Высказав эту молниеносную тираду, кухарка, радостная своей находчивостью и предусмотрительностью, тут же метнулась за дверь. Миссис Фэйрфакс картинно-молитвенно воздела руки к Небу.

- О, Господи! – произнесла она тоном, полным патетической иронии. То ли над самой собою, допустившей такую ошибку и не заказавшей умелой кухарке «европейского» обеда, то ли над инициативной исполнительницей кухОнных дел. – Ведь наверняка, опять будут шти с пирогами, да каша, да иван-чай с душистыми травами, собранными ее, Глафиры, собственными руками, о чем она, конечно же, не преминет нам сообщить, подавая на стол! Представляешь, она всячески воюет супротив бергамота!

Госпожа американка вопросительно посмотрела на свою визави, дескать, как ты, сможешь ли принять как должное, эдакое питание в простонародном стиле?

- Я не привереда, - ответила ей Полина вполне себе искренне, - я сейчас просто очень голодна.

И это было правдой. Впрочем, на стол им собрали очень быстро. Причем, Полине в этот раз даже не пришлось никому помогать, Дуняша и Варвара Петровна сами управились с ограниченным набором блюд скромной, но изящной сервировки.

Капустные щи с телятиной на первое, вкусные, наваристые. К ним полагались еще и пироги, с мясом и с грибами. Все вкусное, – действительно, с пылу - с жару, грех не похвалить! На второе была гречневая каша, и тоже с грибами, а к ней еще и ломтики балыка в добавок. Из запивок кислые щи, особого, терпко-сладкого вкуса, с вишенкою, какие только здесь и умеют готовить. На сладкое кисель и миндальное печенье. И чай. Тот самый, «свойский», иван-чай с брусничным листом и прочими местными пряностями. К этому напитку, судя по всему, Глафира всю дорогу пыталась приохотить свою матушку-барыню, заместо чая с бергамотом, который кухарка, действительно, отчего-то невзлюбила.

Впрочем, Полина была настолько голодна, что оттенки вкусов блюд даже не запомнила. Ела, уплетая за обе щеки, даже не слишком-то следя за требуемыми от нее дворянскими манерами. Все было вкусно, сытно, сил от такой «простонародной» пищи явно прибавилось. А что еще надобно от дневной трапезы?

Наконец, когда все блюда «русского» обеда были распробованы и оценены по достоинству, с сугубой изысканно-ироничной похвалой от хозяйки в адрес приготовившей все это Глафиры, госпожа американка предложила девушке сменить диспозицию. А когда они снова переместились обратно в ее кабинет-спальню, миссис Фэйрфакс жестом приказала своей помощнице устраиваться за столом. Когда Полина исполнила это ее молчаливое повеление, молодая женщина подошла к секретеру, достала оттуда небольшой графин богемского стекла, рубинового цвета с узорами, и две цветные рюмки той же работы. Она присела рядом со своей компаньонкой, пододвинув стул так, что их колени соприкоснулись, и налила и ей, и себе некой темной жидкости. Полине на секунду показалось, что в рубиновой оправе оказался жидкий, светящийся изнутри янтарь.

Девушка смутилась. Да, она пробовала спиртное не впервые. Не далее как вчера вечером, госпожа наливала ей в бокал рейнское вино. И вкус его был много лучше той кислятины, что она когда-то пригубила меньше чем «на глоток» в девичьей. Тогда ее угощали горничные, отмечавшие именины одной из товарок, и та дешевка, принесенная буквально под полою из ближайшего кабака, ей совершенно не понравилась. У нее в голове даже зародилось справедливое удивление и некоторое сомнение в здравом уме тех, кто имеет глупость предаваться этому постыдному греху пианства. Ведь право же, от столь неприятного напитка совершенно нет никакого удовольствия!

Ее госпожа, как обычно, то ли прочла мысли своей визави, то ли опять как-то иначе прочувствовала их, точно, почти что до буквы и толики смысла. И покачав головой, мягко усмехнулась.

- Это не водка и не вино, - сообщила она сей занятный факт крайне смущенной юной трезвеннице. – Куда слаще обычного вина и куда как крепче той сивушной гадости, что разливают здесь у вас по кабакам, под названием «водка»!* Это ликер «Бенедиктин», по-латыни значит, «благословенный». Веселящий душу, врачующий тело и успокаивающий нервы. Лучшее, что только можно придумать для нас, когда нужно привести себя в порядок после изрядной ментальной встряски. Не забывай, то, что мы с тобою пережили, сеанс транслейтинга, это серьезное нервное потрясение. Такие вещи отнимают много сил и требуют особого восстановления.

- Но... – Полина слабо попыталась протестовать, но ее госпожа сызнова покачала головою, в этот раз вовсе не с каким-то сомнением, а совершенно отрицая всяческие ее попытки к сопротивлению.

- Не спорь, - сказала ее Старшая, - считай, что я, своею властью душевладелицы, повелеваю тебе испить чашу сию!

Сказанное ею можно было бы счесть очередной порцией изысканной иронии, если бы только это приказание не было высказано столь грустным тоном. И снова эта боль, там, где-то на дне зеленых глаз. Та боль, которую ее хозяйка – не дай-то Бог! – собирается залить зельем, согласно легендам, происходящим непосредственно от пресловутого «зеленого змия». Ну, ежели этим самым легендам верить...

- Нет-нет! – чуть наигранно рассмеялась миссис Фэйрфакс, от которой снова не укрылись суетные мысли ее визави. – Страхи о сущностях низшего плана оставь в стороне! Святые отцы-бенедиктинцы столетиями улучшали рецепт этого ликера, доводя его до совершенства. Ты вполне можешь довериться результатам их трудов.

Следуя наглядному примеру своей хозяйки, Полина взяла в руку небольшую рюмку и оценила ее содержимое на запах.

Неописуемо. Странный букет из ароматов французских специй сложно было обозначить словами из ее довольно скудного гастрономического лексикона. Занятно, что ноток спирта там вовсе не чувствовалось. А что там было... Странная смесь ароматов корицы, мяты и чего-то особого, неуловимого, недоступного объяснению.

- Поверь, вреда от этого тебе не будет никакого! – заверила ее госпожа и уточнила:
- Сейчас этот напиток большая редкость. Между прочим, с тех пор, как во времена Революции французы разгромили их монастырь, бенедиктинцы так и не смогли возродить рецепт его приготовления. Это, пожалуй, лучшее угощение, которое я могу тебе предложить. Пей без опаски.

- Как будет угодно Вашей милости! – смущенно-сокрушенным голосом откликнулась ее крепостная компаньонка, всем своим видом обозначив полную покорность воле своей госпожи.

Чем, откровенно говоря, эту самую госпожу весьма повеселила. Во всяком случае, все выглядело именно так, будто миссис Фэйрфакс искренне рада такой ее реакции. Ну, конечно же, ведь госпожа американка никогда не упускала случая насладиться своей ролью учительницы в тех ситуациях, когда ее подопечной-ученице-воспитаннице предстоял какой-то новый и весьма необычный «акт познания»!

Ей отчего-то нравится чувствовать себя своеобразной наставницей юной девушки. В том числе и в делах... весьма неодобряемых общественным мнением, а кое-где, наверняка, и вовсе даже не вполне законных.

- Я научу тебя пить ликер! – ее Старшая произнесла эти слова почти что серьезным тоном. – Запомни, это не водка, которую пьют залпом, резко опрокидывая и вливая в себя небольшую порцию - иначе ее, откровенно говоря, и пить-то невозможно! Вообще, ваша русская водка это такой, особый напиток, который стоит употреблять только в крайних случаях, например, для того, чтобы согреться с мороза или же для спасения человека от нервного потрясения. Ну, или для аппетита, перед обедом, немного, как это принято в некоторых домах здесь, в России. Ликер это не вино, которым запивают пищу во время трапезы. Хороший ликер, также как коньяк, это питие, скорее, не для тела, а для души. Им наслаждаются не спеша. Тебе стоит пить его совсем маленькими глоточками, медленно прокатывая крохотную толику этого чуда по своему чувствительному язычку – Да-да! До самых корней языка! – и проглатывать спустя несколько мгновений после того, как сей божественный эликсир коснется твоих губ. Понятно?

- Да, матушка-барыня, - ответствовала ее юная раба.

- Тогда давай, поднимем наши чаши! – к госпоже американке на мгновение вернулась ее прежняя насмешливость. Но только на мгновение, всего один миг линейного времени, поскольку уже следующая фраза была произнесена ею то ли с горечью, то ли с печалью в голосе:
- Твое здоровье, душа моя!

Почти что те же самые слова, вот только в адрес ее визави, девушка хотела произнести сама. И сейчас, этим опережающим заявлением ее госпожи, она была поставлена перед необходимостью остаться в сугубом молчании и просто поднять в ответ рюмку из рубинового узорного стекла. Края чаш, из которых им предстояло испить налитый эликсир, соприкоснувшись, издали легкий-легкий звон.

Миссис Фэйрфакс чуть кивнула своей компаньонке и пригубила питие. Полина тоже поднесла бокал к своим губам и сделала маленький глоток, в точности так, как ей только что посоветовали, так, чтобы выпитое действительно, как бы прокатилось жгучей волной по языку.

Девушку охватило странное ощущение. Горячая, и при этом горьковато-сладкая волна на языке прошла удивительно приятно. И даже когда она сглотнула, то вовсе не закашлялась, как это бывало с девушками, пробовавшими «горькую». Полина видела как-то в девичьей, как это случилось с одной из молоденьких горничных, «хлебнувших запретного». Ох и попало же ей потом от Агафьи-ключницы!

Но здесь все было по-другому, вовсе иначе. Странный, захватывающий букет ощущений. Будто ей на язык странным образом «просыпалась» малая толика содержимого целой корзинки трав и специй, заботливо подобранных изряднейшим кулинаром для приготовления какого-то изысканного фруктового десерта. К стыду своему, Полина сходу смогла распознать только нотки цедры апельсина. Пару раз, еще в том, прежнем, графском доме, ей довелось пробовать «померанцы», и девушка тогда по достоинству оценила и вкус, и аромат этой экзотической фрукты. Еще, в послевкусии явно ощущалась тоже знакомая девушке анисовая нота. Вот и все, остальные вкусовые прелести-изыски этого богатейшего букета она, увы, смогла только почувствовать, но уж никак не описать.

Ее госпожа, тем временем, опустила руку на стол, но держала свою ликерную рюмку за изящную ножку так, чтобы круглая стеклянная подставка не касалась столешницы. Могло показаться, будто молодая женщина раздумывает, не повторить ли ей сызнова столь изысканное удовольствие. Однако нет, глаза госпожи американки смотрели вовсе в другом направлении. Она с живым интересом наблюдала за реакцией своей юной компаньонки.

- Надо же! – с прежними насмешливыми интонациями в голосе заметила хозяйка. – Не часто я вижу на твоем лице столь яркое выражение, обозначающее удовольствие. Скажи-ка мне, милая моя искренняя девочка, ты ведь не часто пробовала спиртное, ведь так?

- Да, - Полина смутилась. – В том доме... ну, где я прежде служила, горничные мне почти что и не предлагали никогда. Говорили, мол, господа вмиг учуют, что пила, и тогда уж точно по головке не погладят. Господин граф был сам достаточно умерен, и считал, что его дочери следует подавать примеры сугубого добронравия. Да мне и не хотелось.

- А теперь хочется, да? – усмехнулась ее госпожа. А после, каким-то загадочным, неуловимо исполненным мимическим движением-жестом, сменила выражение на своем лице образом несколько нравоучительного плана. Тем, который подошел бы учительнице куда как больше, чем той, кто только что своими руками налила юной девушке изряднейшего зелья спиртового вида, пускай и от неких святых отцов, много веков подряд следующих исполнению Правила святого Бенедикта.

- Даже и не знаю, – как-то преувеличенно строго вздохнула она, – хорошо ли это... Некоторые знакомят юных со спиртным, демонстрируя им пьяных, а после поят своих подопечных каким-нибудь дрянным пойлом, заставляя их испытать все сомнительные прелести злоупотребления средствами, содержащими алкоголь. Вот только лично мне такие жестокие экзерсисы всегда претили. И я пошла по иному пути. Дала тебе для знакомства со спиртными зельями нечто такое, после чего почти что любой напиток горячительного рода тебе покажется весьма несовершенным. Думаю, нет лучшего рода гарантий от склонности к «зеленому змию», чем это воистину благословенное питье!

Полина на секунду потупила очи долу, каковой мимический жест ее госпожа сочла за прямой и исчерпывающий ответ на ее нравоучительную тираду. И хитро улыбнувшись, подмигнула девушке. А потом снова сменила тональность улыбки на своем лице. Теперь оно выражало грустную заинтересованность в ее, Полины, сугубом внимании.

- Ты успокоила свои нервы? Готова слушать меня дальше? – вопросы сии были, естественно риторическими, но Полина кивнула головой.

- Конечно, Алена Михайловна! – живо откликнулась она.





*До введения единого стандарта на крепость, процент содержания спирта, в так называемой «русской водке», колебался в зависимости от степени наглости конкретного кабатчика-целовальника, и обычно бывал куда как ниже 38 %.

[Книжник]

Всякий раз,
когда человек допускает глупость,
он делает это из самых благородных побуждений

Оскар Уайльд



23.

- Ну что же, - сказала миссис Фэйрфакс, - мы с тобою остановились, как раз тогда, когда я хотела сказать тебе о том, что мужская власть для женщины это скорее благо, чем зло. Хотя вот прямо сейчас ты вряд ли готова согласиться с этим моим суждением.

Они по-прежнему сидели в будуаре, за круглым столом. Госпожа замолчала, сидя теперь в какой-то задумчивости, несмотря на то, что перед этим обозначила условное продолжение разговора. Крохотный бокал рубинового стекла на изящной ножке она поставила на стол, и красное дерево смотрелось изумительным фоном для светящегося красным богемского стекла. Хозяйка чуть-чуть поворачивала этот изящный предмет, вправо-влево, ловя свет на стеклянные грани, играя с алыми отблесками. Полина тоже решила немного помолчать. Она следила за игрой света на бокале своей госпожи, как завороженная, любуясь этим редким зрелищем.

- Красиво? – поинтересовалась ее взрослая собеседница.

- Красиво! – Полина даже кивнула в знак согласия.

- А ежели так? – миссис Фэйрфакс сделала неуловимо быстрое движение пальцами и изящный предмет, опасно накренившись, описал полудугу, почти что падая на столешницу.

- Нет! - воскликнула девушка, видя, как часть содержимого крохотного бокала уже через край разливается по столу.

Она резко вытянула руку вперед, пытаясь спасти красивую вещь. Но ее госпожа уже вернула бокал в исходное положение. А после изящным жестом вынула из кармана батистовый платок, украшенный по краям кружевом, и одним движением стерла со столешницы липкую лужицу. Потом она как-то, почти что укоризненно, покачала головою.

- Незачем так волноваться, моя дорогая Полина! – в голосе госпожи американки прозвучали легкие нотки осуждения в адрес ее подопечной. – Я просто пошутила! Неужто ты подумала, будто силы и ловкости моих пальцев не хватит на то, чтобы удержать от падения этот бокал?

- Я действительно испугалась, - честно призналась девушка, - подумала, что Вы его не удержите. И удивилась, что Вы столь рискованно играете такой вещью. Она очень красивая и... хрупкая! И достойна бережного к ней отношения. Да и содержимое ее тоже прекрасно! Ой...

Полина замолчала, и испугом глядя на то, как в очередной раз менялась в лице ее визави. Сейчас миссис Фэйрфакс смотрела на нее с явным раздражением. Зеленые глаза блеснули холодно и гневно. Девушка съежилась, готовая пасть перед нею на колени в мольбе о прощении, совершенно не понимая причин этого ее гнева.

- Это моя вещь, - жестко обозначила расклад ее госпожа. – И ежели я того пожелаю, она будет разбита. И ликера у нас, Слава Богу, в достатке. Тебе нет нужды беспокоиться о чужом. Это моего ума дело, как поступать с тем, что принадлежит именно мне. И не тебе меня учить.

- Да-да! – быстро, дрогнувшим голосом согласилась перепуганная девушка. – Простите, что я позволила себе такую дерзость! И... ежели Вам угодно, накажите меня, только не сердитесь!

Крайнюю фразу она высказала в явной надежде на то, что ее госпожа, как обычно, смягчится и обратит все в шутку. Но в этот раз миссис Фэйрфакс отчего-то разгневалась как бы и не всерьез. Причем, совершенно непонятно было, на что именно она в этот раз изволит сердиться.

- Наказать тебя... – как-то многозначительно усмехнулась ее госпожа. – А что, это ведь весьма недурная идея! Чтобы ты, сразу же и на всю жизнь, запомнила, что позволила себе...

Госпожа американка прервала свою иронично-гневную реплику, отодвинула в сторону злополучный предмет их спора и протянула свою правую руку к пальцам девушки, к той руке, которой ее компаньонка чуть раньше пыталась перехватить этот самый бокал. На мгновение девушке захотелось отдернуть свою руку, спасая себя от чего-то жуткого и опасного. Но она не успела...

Глаза ее визави сверкнули зеленым и сразу же перед взором девушки, где-то там, глубоко внутри, вспыхнуло ожившей картинкой зрелище грядущего истязания. Полина увидела как бы со стороны и себя, и свою хозяйку. Ее госпожа, схватив за руку несчастную компаньонку, вытащила дрожащую девушку – нет, вытащила именно ее, Полину! - из-за стола и швырнула на пол, так, что перепуганная девушка вмиг оказалась стоящей на коленях перед своей жестокой хозяйкой. А дальше...

Да-да! Сейчас Полина все это ощущает в точности так же, как и девушка, которую она, в это самое мгновение, видит там, у себя внутри. И та несчастная раба, стоящая на коленях перед истязательницей – ведь это же она, Полина! – рыдает в ужасе. Рыдает вместе с той, кто видит все это... Ведь там, в этом ее внутреннем спектакле...

Там разъяренная фурия хлещет Полину по щекам, - да, все это происходит одновременно, и там, и здесь! Раз, другой, третий... Звук этих хлестких ударов, воистину адским коктейлем, заполняет ее голову - и там, и здесь! – напополам с волнами боли. В глазах у Полины, - той ли, что сидит за столом, или же той, что стоит на коленях? – темнеет до звездных цепочек фосфенов. И одна только отчаянная мысль: «За что?!..»

Это была ее последняя мысль перед тем, как боль и ужас поглотили душу, перед тем, как нахлынувшая немилосердная тьма погасила почти все, - и эти нечаянные звезды, и звуки... Оставив только немыслимую черноту, ужас и боль...

... – Умница моя! Ты просто умница! – голос миссис Фэйрфакс разорвал эту страшную мучительную пелену. Он, почему-то, был еле слышен. Да, было такое странное ощущение, как будто слова ее госпожи сейчас, как нож, входят в это темное нечто, как в тугую вату, и разрезают морок. Темнота... нет, она никуда не делась, но теперь она уже не давит. Кажется, теперь она стала вовсе другой, и почти уже согласна отступить.

И этот странный звук...

Тук... Тук... Тук...

Как басовый барабан стучит где-то в глубине ее тела. Этот звук... волной расходится по нервам, передается на мышцы и прокатывается все дальше и дальше... И он же потом заставляет чуть вибрировать волоски на коже – сейчас Полина отчего-то чувствовала их очень хорошо – и еще поднимается изнутри в голову и начинает биться в ушах, пытаясь вырваться наружу из недр-глубин черепной коробки, распирая ее. Ровный ритм, который каждым ударом насыщал ее силой, возвращая к жизни из небытия... И Полина, наконец-то, поняла, что это звучит изнутри ее собственное сердце.

С каждым ударом мир вокруг нее светлеет и принимает черты обыденной определенности. Мрак постепенно рассеивается. Еще несколько секунд мучительного пробуждения, а дальше смутные видения вокруг начинают принимать вполне определенные, привычные очертания. И девушка видит, что они по-прежнему сидят за столом и миссис Фэйрфакс держит ее за правую руку. Это не больно, нет. Возможно, когда-то это было ей даже приятно. А сейчас... Девушке просто страшно.

Полина вся содрогнулась, начиная осознавать случившееся, вырвала-выдернула руку у своей визави и резко отпрянула, отодвинулась. Нет, недалеко, она осталась тут же, за столом. Но обозначила дистанцию, исключавшую тактильное общение.

- Вы... – у девушки на секунду перехватило дыхание, но она справилась с волнением и продолжила:
- Это Вы внушили мне, наслали на меня сон, в котором Вы... избивали меня? Но зачем?

- Я просто решила дать тебе понять, что ощущает человек, которого унижает и избивает некто, кого он любит... вернее, любил, – ответила ее хозяйка. - Любил и доверял самозабвенно и безоговорочно. Я захотела, чтобы ты изнутри себя почувствовала страх, ужас, боль, от того что все это делает человек, когда-то любимый тобою. Я захотела, чтобы ты хоть немного почувствовала потрясение от такого предательства.

- У Вас... получилось, - криво усмехнулась Полина.

Вот сейчас она скривилась вовсе не от неприязни к своей госпоже. Просто, боль, нарастающая боль в груди, обозначила себя, а потом какой-то странной вибрирующей волной, почти как змея, устремилась по позвоночному столбу прямо в голову. Странно, но эта боль не заставила девушку закрыть свои глаза. Но зрение ее странным образом изменилось. Погасли краски, весь мир предстал перед нею в холодном, черно-белом обличии и очень резко, почти что угловато. Теперь ей казалось, будто каждая грань любого предмета, из числа объектов мира, окружающего ее, режет глаз и ударяет в мозг, добавляя свою малую толику к боли, уже вошедшей в голову девушки.

Миссис Фэйрфакс вся изменилась в лице и неуловимым движением бросилась к ней. Она вскочила, оказавшись рядом со своей компаньонкой, следующим шагом зашла-заступила ей за спину. Полина ничего не успела ни сказать, ни возразить ей действием, как ее хозяйка уже прижала девушку затылком к своей груди, чуть ниже солнечного сплетения. Госпожа американка держала ее за плечи, мягко, но крепко, так что и не вырваться. Потом внезапно отпустила их и сразу же прикрыла лицо крепостной девушки своими ладонями. Снова несколько мгновений вынужденной темноты и внезапно резкое облегчение.

Руки... Теперь руки зеленоглазой колдуньи лежат на лбу измученной рабыни. Пальцы ее рук сейчас холодные, почти что ледяные... Сама ее госпожа стоит у нее за спиной, прижимая девушку к себе не лицом, а затылком и шепчет странные слова. Кажется, звучат они по-латыни, а что это - то ли заговор, то ли молитва, - поди пойми! Однако с каждым этим словом, произнесенным горячим неразборчивым шепотом-криком, ей становится легче. И дальше были... слезы от того, что весь этот кошмар, наконец-то, закончился, дай-то Бог, навсегда.

Закрыть глаза, закрыть глаза и плакать,
Давая боли вытечь из-под век...

...Полина очнулась на диване. Она лежала головою на мягком подлокотнике. Миссис Фэйрфакс была рядом. Зеленые глаза госпожи американки казались совершенно холодными. Но девушка изнутри себя немедленно почувствовала, что ее хозяйка вот только сейчас, когда ее компаньонка пришла, наконец, в себя, начала успокаиваться. И эта холодность взгляда – одна из тех самых масок, которыми молодая женщина пытается скрыть свои подлинные чувства.

Бесполезно. Полина внезапно осознала, что значило то странное действо, исполненное над нею, когда холодные руки госпожи американки касались ее лба, прижимая голову рабыни к своему... сердцу?

Да. К ее сердцу. Госпожа американка забрала ее боль в свое сердце.

О, Господи... Зачем?

- Ты снова со мною, - голос хозяйки снова насмешливо-ироничен, но Полина сразу же почувствовала ту боль, что притаилась в душе ее госпожи. Неужели это та самая боль, которую она забрала себе чуть раньше? – Вот только ты уже не улыбаешься мне. Что же, я вполне могу тебя понять. Нечему здесь улыбаться.

- Вы забрали себе мою боль, - тихо сказала Полина. Странно, даже голос, ее собственный голос сейчас кажется ей совершенно чужим! – Зачем?

- Чтобы спасти тебя, - так же тихо ответствовала ее госпожа. – Я сделала глупость, и мне пришлось принять на себя ее последствия. Я тебя чуть не погубила. Я же тебя и спасла. Не благодари, не надо.

- Спасибо, - как бы наперекор этой просьбе произнесла Полина. И попыталась улыбнуться. Получилось как-то... так себе, не очень, чтобы искренне.

- Пустяки! – миссис Фэйрфас позволила себе нечто вроде ответной улыбки. – Не так уж я и пострадала. Подумаешь, пара седых волос! Считай, что мы с тобой еще легко отделались!

Она внезапно погасила наигранную улыбку.

- Прости, - сказала ее госпожа, - я действительно поступила в высшей степени глупо и... жестоко. Решила преподать тебе очередной урок, воспользовавшись только что открытым мною в тебе даром сенситива. Я исполнила жесткий транслейтинг, как если бы общалась с кем-то подготовленным. И я задала тебе образ страдания, обозначила боль и отчаяние почти на грани смерти. Мне показалось, что ты устала и чувства твои загрублены, и оттого я действовала так... жестко, совершенно не церемонясь, думая, что ты почувствуешь куда меньше, чем половину того, что я тебе внушала. Кажется, я вела себя как полная дура. Судя по всему, ты, за очень короткое время, уже успела полностью восстановиться, как сенситив. Или же ты изначально много чувствительнее, чем я думала... А может быть, ты просто много сильнее меня, кто ж его знает. В общем, та боль, что сейчас пришла к тебе... такое не каждому дано вынести. И ты...

Вот сейчас Полина изнутри себя ощутила ее чувства. Боль от того, что она совершила, стыд, почти что на грани отчаяния. И эта слеза на ее щеке...

Госпожа американка наклоняется к ней и целует руку девушки. Ту самую руку, за которую держала ее тогда, за столом. Как будто извиняется перед своей компаньонкой. Впрочем, кажется, так оно и есть.

- Полина, я прошу у тебя прощения за мою жестокость, - выпрямившись, молодая женщина, сидящая с нею рядом, действительно произносит то самое, что Полина угадала про себя. Или же не угадала, а просто прочла в сердце той, кто сейчас причинила ей боль, а после спасла от последствий своего опрометчивого шага. – Я виновата перед тобою. И сейчас я искренне прошу у тебя прощения.

Интересно, в чей адрес эта гордая женщина произносила подобные слова в последний раз? И как давно это было?

- Зачем это все Вам понадобилось? – Полина, как ни странно, сейчас вовсе не готова была сколь-нибудь внятно отреагировать на эту неожиданную просьбу. Возможно, она просто еще не пришла в себя?

- Я... – миссис Фэйрфакс тяжело вздохнула и отчего-то ответила ей встречным вопросом:
- Полина, ты и впрямь видела меня в том твоем видении, сейчас, когда тебе стало дурно?

- Да, - подтвердила Полина, - но что это значит?

- Это значит, что я не просто дура, а слепая эгоистка. И еще идиотка. Жестокая идиотка.

- Отчего Вы так себя... – Полина недоговорила, потому что ее госпожа жестом приказала своей компаньонке молчать .

- Сколько ударов я тебе нанесла? – быстро спросила она. – Как это все происходило и при каких обстоятельствах? Пожалуйста, отвечай быстро, не мешкай!

- Вы... схватили меня за руку, вытащили из-за стола за руку и поставили перед собою на колени... грубо так, будто и вправду были разгневаны на меня за что-то. А дальше Вы отвесили мне три пощечины...

- От которых ты потеряла сознание... – миссис Фэйрфакс как-то озадаченно покачала головой. – И позже это все тебя едва не погубило.

- Было больно, - Полина торопливо продолжила, пользуясь замешательством и смущением своей госпожи, - и страшно. Нет-нет, Вы там не кричали на меня, не оскорбляли. Но я откуда-то знала, что Вы меня предали.

- Ну да, ну да... – госпожа американка отвела свой взгляд.

- Я не знаю, отчего так решила, что стало причиною этих моих мыслей. Но я клянусь, что в тот миг я думала и ощущала все именно так! – Полина как бы пыталась оправдаться и в то же время выговориться. Поэтому, она произнесла эти слова быстро-быстро, опасаясь, как бы хозяйка ее не прервала.

- Значит, я избила тебя и унизила в отместку за мое же собственное предательство, - миссис Фэйрфакс произнесла это очень тихим голосом, но так, что Полина от ее слов вся содрогнулась.

Девушка не решилась высказать словами и в подтверждение сказанного ее госпожой просто кивнула головой.

- Я не внушала тебе никакой истории с подобным сюжетом, - с грустью в голосе сказала ее госпожа. – На самом деле, это было особое наваждение, которое должно было проявить твой главный страх. Тот страх, который прячется внутри тебя, будучи не вполне осознанным. Ты гонишь его от себя и все не можешь прогнать. И ты мучаешься этим невысказанным и даже почти неосознаваемым, вовсе не понимая причину этих твоих мучений.

- Но Вы... – Полина смутилась, а ее госпожа снова вздохнула и выпрямилась, расправила свои плечи, по-прежнему сидя боком, повернувшись лицом к своей визави.

- Главным героем этого твоего кошмара должен был стать некто близкий тебе, - сказала она. – Человек, дороже которого у тебя на сей момент времени никого нет.

- Значит, это Вы... – Полина смутилась еще больше, хотя слова Колдуньи ее вовсе не так уж и удивили. – А разве Вы... об этом не догадывались?

- Догадывалась, - ее госпожа, кажется, тоже вовсе не пребывала сейчас в удивлении, - но мне хотелось...

Она замолчала, а после встала-поднялась, сделала шаг, повернулась и... опустилась на колени перед полулежащей на диване компаньонкой. Подчиняясь ее молчаливому властному жесту, Полина осталась на месте, только чуть приподнялась. И когда девушка, оробев, без сопротивления, позволила хозяйке взять себя за руки, она, откровенно говоря, ожидала чего-то сродни тому, о чем ей поведал тот странный морок. Однако госпожа Фэйрфакс, как всегда, нашла чем ее удивить.

Миссис Элеонора Фэйрфакс, даже не жестом, просто выражением своего лица заставила свою рабыню встретиться с нею глазами. Вспыхнуло зеленым, и Полина ощутила, как это загадочное сияние проникло к ней внутрь, подчиняя себе ее волю.

- Я совершила в отношении тебя подлость, - заявила госпожа удивительно спокойным голосом, высказав это все как нечто само собой разумеющееся. – Я играла твоими чувствами и пробуждала твои страхи, ломала твой внутренний мир, не имея на то никакого права. И я только что этим тебя едва не убила.

- Я Ваша раба, - Полина попыталась, в полном смущении возразить ей, вовсе неуверенным голосом. Однако ее коленопреклоненная госпожа сразу же усмехнулась, с чувством полного и подавляющего превосходства на лице. И девушка подумала, что даже в этом условно подчиненном, покаянном положении тела миссис Фэйрфакс остается особой господствующей, властвующей над нею.

- Я выразила свою волю не далее как сегодня, - ответила ее хозяйка. Она отпустила руки своей крепостной и выпрямилась. – Я связана этим своим волеизъявлением и обязана относиться к тебе, как к девушке, свободной от рабских оков. А будь ты по-прежнему моей рабой, это... только усугубило бы мою вину. Использовать свою подвластную, которая не вправе... да и в принципе не может сопротивляться ментальному воздействию... Это вдвойне подло. И я не имею поводов для оправдания. Поэтому я объявляю, что ты можешь презреть мое право на телесную неприкосновенность.

- Что Вы хотите этим... – Полина вовсе смешалась, а ее госпожа, тем временем, продолжила-высказала нечто, что просто напугало девушку.

- Ты можешь дать мне три пощечины, - сказала она. – Это будет справедливым возмездием за то, что ты испытала по моей вине.

- Я... не хочу... Не могу... Никогда не смогу поднять на Вас руку! – ее крепостная отшатнулась в ужасе.

А коленопреклоненная хозяйка снова вздохнула, грустно усмехнулась, почти что с горечью на устах, и сызнова протянула руку своей визави. Полина догадалась принять ее и условным, символическим, движением на себя и вверх, помогла своей госпоже встать-подняться на ноги. Сама девушка при этом осталась на месте, даже чуточку сдвинулась вглубь дивана, прижавшись к его спинке и глядя на миссис Фэйрфакс со все возрастающей тревогой.

- Ну что же, примерно этого я и ожидала, - в этот раз каким-то спокойным, почти что удовлетворенным голосом заметила ее госпожа. Она смотрела сейчас на девушку сверху, особым, серьезным взглядом, без малейших признаков иронии. – Что ты проявишь свое благородство, и откажешься от мщения. Но я, тем не менее, подтверждаю все мною высказанное. Право дать мне три пощечины остается за тобою.

- Я... – Полина все еще была в полной растерянности от этого откровенно безумного предложения своей повелительницы и благодетельницы. Но сама ее хозяйка казалась совершенно спокойной и уверенной в себе, как будто столь экстравагантные идеи ей приходится озвучивать в день не по разу. Или же это все снова некая ирония, в какой-то высшей ее степени, сокрытая под очередной маской искуснейшей и утонченной лицедейки?

- Я желаю вручить тебе некую толику власти надо мною. Ты вправе приказать мне, - слово «приказать» хозяйка Полины особым образом, но значимо, выделила в своей речи, - встать перед тобою на колени. И после этого ты можешь мне нанести три удара по лицу. Ты вправе сделать это где угодно, в любом месте по твоему выбору. Хоть прямо здесь и сейчас...

Госпожа Фэйрфакс, стоявшая перед девушкой, сделала очередную многозначительную паузу и совершенно спокойно, безо всяких признаков иронии посмотрела прямо в глаза своей крепостной. Полина, глядя на нее снизу вверх, в ужасе отрицательно помотала головою и даже чуть-чуть подалась назад, прижавшись спиною к спинке дивана, почти забившись в его угол. Девушка даже рефлекторно вытянула вперед свои руки в отрицающем жесте, как бы защищаясь от подобного предложения, дескать, «Чур меня! Чур!» Ее госпожа, по-прежнему спокойно, даже скорее благодарно кивнула своей рабыне и продолжила пояснения к своему предложению.

- Я не настаиваю на том, чтобы ты непременно исполнила это свое желание. Более того, я не требую, чтобы ты его вообще исполняла. В конце-то концов, это всего лишь право, а вовсе не обязанность, - подчеркнула она, произнеся эту свою фразу, снова не имея никакой явной иронии, ни в голосе, ни во взгляде. – Но согласись же, всегда приятно иметь небольшое преимущество перед той, кому служишь, эдакий «туз в рукаве». Возможность в любое время наказать меня за былую вину, причинив мне боль и нанеся оскорбление совершенно безнаказанно. Всегда иметь при себе некое особое тайное оружие и изысканное удовольствие в отложенной мести!

Произнося эти страшные слова, госпожа Фэйрфакс даже не улыбнулась. И это, отчего-то, очень обидело Полину. Не может такого быть, чтобы ее госпожа думала о ней так дурно!

Конечно же, это всего лишь очередной воспитательный спектакль, или же новое испытание ее, Полины, терпения, покорности и готовности к всемерному пониманию желаний и размышлений ее хозяйки...

Но, Господи Ты, Боже мой! Сколько же можно над нею измываться?!

Девушка встала-поднялась с дивана. Хозяйка аккуратно поддержала ее, однако юная компаньонка сделала мягкий жест, четко обозначивший тот факт, что она готова справляться со своим самочувствием вполне самостоятельно, без посторонней помощи. Ей действительно стало легче. В том плане, что боль в груди и в голове исчезла. И головокружение ее сейчас тоже не беспокоило.

Исчезла физическая боль. Та, от которой ее исцелила госпожа американка. Вот только на ее место пришло нечто иное - странное чувство, тоже сродни отголоску боли, таящееся вовсе не в голове или в сердце, а куда как глубже, на другом, особом, невещественном плане ее личного бытия. Где-то в душе. Чувство, заставляющее проливать слезы вне зависимости от того, что тело числится уже как бы в порядке. И эта незримая душевная боль все нарастала.

Девушка шагнула в сторону и повернулась к своей хозяйке, наблюдавшей за нею очень внимательно. Возможно, госпожа американка действительно беспокоилась о чувствах той, кого только что спасла. О ее, Полины, физических чувствах. И ни о каких других.

- У меня и в мыслях не было желания оскорблять Вашу милость, - Полина пыталась говорить это спокойным, самым спокойным тоном, в точности так же, как и ее педагог-мучительница. Вот только горькие слезы сызнова готовы были сейчас оросить ее лицо. – А ударить Вас... Да мне самой себе руку отрубить будет легче, чем совершить такое...

- Предательство, - закончила ее фразу миссис Фэйрфакс, то ли подсказав, то ли просто высказав за свою визави то самое слово, на котором споткнулась ее подопечная.

Полина в ответ промолчала, очередным кивком головы подтвердив свое согласие с тем, что сейчас обозначила ее госпожа.

- Я не сочту такое поведение с твоей стороны предательством, - миссис Фэйрфакс продолжала мучительную пытку словами - этой условной индульгенцией на личное унижение от своей крепостной. – Я просто вручаю тебе особое оружие, направленное против меня. Твое личное право безнаказанно нанести мне несмываемое оскорбление, уничтожив мою репутацию, растоптав мою честь.

Полина снова промолчала, и в этот раз молчаливо обозначив отрицание столь странного предложения своей госпожи.

- Представь меня, коленопреклоненную, прямо перед тобою, средь шумного бала или же на небольшой светской вечеринке с участием столпов общества, - голос ее хозяйки звучит вкрадчиво, как будто сие возмутительное предложение делается более чем всерьез. - Да хотя бы и здесь же, у меня дома. Представь себе, милая моя девочка, Архипа Ивановича, или же Варвару, как они оценят столь занятное представление, где горничная хлещет по лицу свою хозяйку! Поверь мне, любая из твоих сверстниц вовсе не отказалась бы от такого изрядного подарка!

- Веревка и мыло к Вашему подарку прилагаются? – с холодной дерзостью во взгляде спросила девушка.

К этому моменту, затянувшееся словесное истязание произвело в ней странную перемену настроения. Теперь ее обида была холодно-горькой и прежние чувства, вот только что, полминуты тому назад, клокотавшие кипятком у нее внутри, внезапно застыли, мгновенно покрылись твердой коркой льда, как будто бы от дуновения неведомого Великана, имеющего некую страшную власть насылать лютый холод на сердца и души людские.

И от этого кажется, что тот самый душевный холод едва ли не сильнее вымораживает так и невыплаканные слезы, превращая их в ледяной песок, застывающий где-то там, глубоко внутри. Невидимый, как бы почти что и не существующий, но от того не менее сухой и страшный. Холод, леденящий душу и одновременно лишающий ее всякой живительной влаги.

- Они, как всегда, имеются, но как бы отдельно, - ответила ее госпожа и живо поинтересовалась:
- А зачем они тебе?

- Ежели я совершу нечто подобное, мне останется одна дорога – в петлю, - сейчас голос девушки прозвучал уже почти спокойно, но этот обманчивый покой в ее голосе был подобен бездеятельному нейтралитету той самой ледяной, замороженной бомбы, подле которой неведомый безумец вздумал разжечь костер, и языки пламени уже коснулись ее запала.

Госпожа Фэйрфакс покачала головой, но ее визави упрямо продолжала.

- Да-да! – сказала Полина. – Я знаю, Вы сдержите свое слово и остановите тех, кто попытаются меня схватить. Вы даже объясните им, что я в своем праве, что я вполне могу прямо при них совершать такую низость по отношению к своей благодетельнице. Да только мне тогда не будет иного искупления, кроме адского пламени...

- Полина, милая... – миссис Фэйрфакс всплеснула руками и шагнула к ней, но ее раба, когда-то покорная воле своей хозяйки, - взглянула на свою повелительницу холодно. Она сделала отрицающий жест руками и даже чуть попятилась назад. Ее госпожа американка замерла в удивлении. Она, похоже, вовсе не ожидала такой жесткой отповеди.

- Вы вправе высказать мне симпатию, а можете приказать мне исполнить все, что придет Вам в голову... Или же просто избить меня до полусмерти. Все в Вашей власти, - тихо сказала девушка. И в голосе у нее послышалась горечь на двести хинных единиц. – Все, кроме одного. Вы не сможете заставить меня ударить Вас.

- Но я вовсе... – миссис Фэйрфакс, кажется, растерялась. Возможно, она совсем не предполагала, что ответом на ее очередное «воспитательное действо» станет выражение столь искренней обиды.

- Не старайтесь больше, - Полина почти что с презрением заглянула в ее глаза. – Я не желаю участвовать в очередном Вашем воспитательном водевиле. Прекратите все это, не унижайте себя, прошу Вас.

- Браво... – прошептала ее хозяйка.

Потом госпожа американка изящным движением сдвинулась-шагнула назад и снова как-то вся преобразилась. На лице ни тени улыбки, глаза снова, на какое-то неуловимое мгновение сверкнули зеленым, и вообще, госпожа Фэйрфакс теперь выглядела куда более значимой, величественной и почти что суровой. Но Полина... Она, то ли так уж всерьез обиделась на хозяйку, а то ли просто уже привыкла к самым занятным метаморфозам своей госпожи. Внешне, девушка наблюдала за этими превращениями достаточно спокойно. До тех пор, пока госпожа американка не произнесла слова, от которых ее сердце на секунду сжалось, а после несколько раз стукнуло изнутри грудной клетки весьма неровным ритмом.

- Мадемуазель Савельева! – голос ее госпожи зазвучал как-то уж очень холодно. Нестерпимо холодно. – Будьте любезны вытянуть вперед свою правую руку!

Время для крепостной девушки остановилось. Медленно, будто бы во сне она начала поднимать руку. Пальцы ее дрожали, да и вся она тоже несколько раз вздрогнула всем телом. Ведь таким тоном госпожа обращалась к ней... Да-да, всего лишь один только раз, сразу же после визита в контору того самого стряпчего, господина Сергеева, где она хлопотала о ее, Полины, вольной. Неужели и сейчас она желает ее... освободить?

То есть... она, Полина, ей, госпоже американке, больше не нужна? Неужели ее сейчас вежливо выпроводят (ладно, хоть не прогонят взашей!), отправив для проживания в тот самый недостроенный дом в Замоскворечье? И всего этого Полина добилась одной только своей дерзостью?

Губы девушки задрожали, слезы снова подступили к ее глазам. Полина зажмурилась в тщетной попытке их удержать. Вот сейчас ее возьмут за руку и выведут из барыниных апартаментов «на волю», в никуда... Навстречу одиночеству и отчаянию.

- Выше! – голос ее хозяйки по-прежнему холоден. – Подними руку выше. Мне неудобно.

Полина, по-прежнему не раскрывая смеженных нерасплаканных век, вытянула руку прямо, как будто и впрямь, хотела дотянуться до лица своей хозяйки. В мареве этих зеленоватых цепочек звездочек-фосфенов прозвучал смешок столь холодного тона, что девушка снова вздрогнула. А после того...

Полина узнала губы своей госпожи. Они последовательно коснулись каждого пальца на ее руке. Девушка широко раскрыла свои глаза от удивления. Сквозь слезы, чуть смутно было видно, что лицо миссис Фэйрфакс, склонившей сейчас свою голову перед лицом своей компаньонкой, выражало и грусть, и понимание, а также искреннее сожаление обо всем, совершенном ею. Все и сразу.

- Вернемся к столу, моя дорогая, - сказала ее хозяйка.

[Книжник]

Чудеса не приносят ни счастья, ни комфорта;
невероятные события не освобождают от пут повседневности,
а всего лишь перекручивают эти путы на иной манер,
перед тем как затянуть их потуже...
невыносимо туго, по правде говоря!

Макс Фрай.
Тихий город


24.

Госпожа американка взяла свою рабу за только что расцелованную руку и изящным движением направила девушку в сторону круглого стола, а после поддержала ее и помогла своей крепостной занять когда-то покинутое ею место. И сама тоже устроилась с нею рядом, по-прежнему не выпуская руку юной рабыни из своих нежных, но сильных пальцев.

- Я не стану просить у тебя прощения за то, что сейчас совершила, - сказала она. – Я сделала то, что мне должно было сделать. Это жестоко, но совершенно необходимо. Постарайся понять.

- Очередное испытание, - горечь в своем голосе девушка даже не пыталась скрыть. – То, чему должно закалить мои нервы, научить жизни и сделать сильнее.

- В точности так, - подтвердила ее хозяйка. – Поверь, мне тоже больно видеть твои страдания. Но я, увы, обязана была вручить тебе оружие супротив самой себя.

- Даже если мне оно вовсе не требуется, - Полина снова покачала головой, почувствовав очередную порцию обиды от слов своей Старшей.

- Ты просто не хочешь и думать о том, что когда-нибудь тебе может понадобиться столь бесчестное и низменное средство. Твой благородный образ мыслей не допускает и предположения о том, что можно проявить такую черную неблагодарность к своей благодетельнице. Оскорбить ее, унизить, обесчестить... И я горжусь тем, что девушка, которую я пожелала изъять от рабских оков, воистину достойна этой свободы.

Так высказалась госпожа Фэйрфакс. Безо всякой иронии в голосе, как будто всерьез. И дополнила эту выспреннюю тираду тем, что мягко сжала руку своей визави.

Но это рукопожатие вовсе не убедило ее рабу в искренности слов госпожи американки. Легкая тень недоверия притаилась в глазах крепостной компаньонки. И госпожа Фэйрфакс снова тяжело вздохнула.

- Я не знаю, как мне еще искупить обиду, которую я тебе нанесла, - сказала она. – Оттого я и даю тебе такое особое право публично меня оскорбить. Просто в знак доверия, а вовсе не для чего-то иного. Я же знаю, ты в принципе не способна ни на что подобное. Ты куда как выше подобных низменных влечений. Ты и впрямь не способна понять, в чем прелесть внутреннего ощущения власти подобного рода. Да, это действительно испытание, своего рода подачка твоей гордыне. По счастью, она так и останется навсегда невостребованной. И я буду счастлива, спасенная твоим благородством от столь жестокой участи.

- Как долго еще Вы будете подвергать меня таким... испытаниям? – голос девушки дрогнул, и она с трудом произнесла крайнее слово. – Или же Вы так хотите отвадить меня, сделать так, чтобы уже я сама, без понуждения бежала от Вас без оглядки?

- Не знаю, - миссис Фэйрфакс смутилась, и Полина поняла – все, что сейчас она скажет, будет правдой, безо всяких этих двусмысленных полуправдивых оглашений и многозначительных умолчаний. – Наверное, мне трудно будет это все тебе объяснить...

- И все-таки... – Полина поглядела ей в лицо весьма настойчивым взглядом и госпожа в кои-то веки потупила свой взгляд, уткнувшись глазами в стол, как будто считая пылинки на полированной столешнице.

- Девочка моя, - она произнесла слова виноватым тоном, потом подняла на девушку взгляд, полный печали и снова чуть сжала ее руку, - я разрываюсь между двумя своими желаниями: властвовать над тобою так, как если бы ты оставалась моею рабой, или же сделать тебя счастливой и свободной. И я не знаю, что мне выбрать.

- Я уже сказала, что я хочу остаться с Вами, - напомнила Полина. И осторожно добавила:
- Почти как Ваша... подруга. Как Славушка...

- Ты помнишь, что я с нею делала? – глаза ее госпожи смотрели на девушку почти с сочувствием. – Как я ее... мучила и истязала?

Полина кивнула головою, не отводя свой взгляд, обозначая тем свою полную решимость идти до конца в своем требовании принадлежать своей госпоже, полностью и без остатка.

- Ты готова стать жертвой, готова страдать из-за моих греховных... Да что там, скажем прямо, моих воистину изуверских наслаждений? Так?

Полина снова молча кивнула ей.

- Полина, пойми, - миссис Фэйрфакс снова отвела от нее свой взгляд, и даже, кажется, смутилась еще больше, - Славушка... она воспринимала боль от моих рук совсем иначе, чем обычные люди. Ей действительно нравилось то, что я с нею делала. Но это редчайшее свойство, особый дар. И я вовсе не уверена, что это когда-нибудь проявится именно в тебе. А просто мучить тебя, как некую жертву, пускай и с твоего согласия... Нет-нет, я так просто не смогу.

- Но когда Вы купили меня, - Полина произносила эти слова нарочито безжалостным тоном и ее хозяйка, вздохнув, судорожно сглотнула и снова спрятала от нее свои глаза. – Вы ведь и не думали тогда о том, будет ли мне от всего этого хорошо, или же попросту больно.

- Тогда я... – ее взрослая собеседница почти что горько усмехнулась и, наконец-то посмотрела прямо в глаза своей рабыне. И Полина выдержала этот ее взгляд, вот только немного покраснела от слов, что она услышала вслед за этим:
- Тогда я совершенно не понимала, что я люблю тебя. Что ты не просто игрушка для моей разбушевавшейся похоти, а светлое и чистое создание, достойное куда большего, чем мои садистические желания презренной рабовладелицы.

Девушка еще более смутилась и опустила на секунду очи долу, опознав цитату из слов молодого эскулапа, оппонента ее госпожи по вчерашнему спору о ее, Полины, судьбе.

Миссис Фэйрфакс кивнула головой, подтверждая это ее понимание.

- Да, милая моя девочка, - сказала она, – за какие-то сутки бытия рядом с тобою, я уже успела ощутить тебя вовсе по-разному. И мои чувства к тебе скользили от восторженного ожидания прелестной и уникальной игрушки, предназначенной, целиком и полностью, исключительно для меня, от восприятия тебя, как объекта виртуозной игры по соблазнению и растлению, до желания ответного и искреннего чувства. Теперь меня переполняет это удивительное ощущение восторга от того, что ты рядом со мною. Можешь считать, что я даже благоговею перед твоей нравственной чистотой.

- Матушка-барыня... – Полина была в замешательстве. Но ее хозяйка жестом приказала ей молчать, и скомканные возражения нелепо замерли на устах девушки.

- Ты достойна много большего, чем быть простой игрушкой для удовлетворения моих садистических грез, - сказала ее госпожа. – Я хочу для тебя самого лучшего. Того, чего захочешь ты сама.

- Но как мне отблагодарить Вас... – начала девушка и сызнова умолкла, повинуясь очередному молчаливому запрещению.

- Никак, - просто сказала ее Старшая. – Пойми, Полина, мне все равно будет мало любой твоей благодарности. Мне будет даже вовсе мало твоего искреннего желания отдаться моей извращенной страсти, чтобы отплатить мне за добро. Я вовсе не такая уж добрая, не будь наивной. Но именно с тобой я не могу вести себя как с другими. Я желаю обладать тобою, но так, чтобы ощущать твою любовь ко мне, причем ко всему, что я с тобою буду делать. И ежели боль останется для тебя только болью, без примеси наслаждения... Ежели лаская твое тело я не смогу затмить для тебя естественное желание близости с мужчиной... Тогда мне остается лишь одно. Являть тебе свою любовь моей искренней заботой о твоих интересах. Возможно, о семье, которую ты можешь создать с нормальным мужчиной. Играть с вашими детьми...

- Страдая от того, что не сумели разделить со мною ту самую свою любовь, о которой мечтали, - Полина дополнила невысказанное ее собеседницей. Она откуда-то все-все поняла, сразу и правильно. Но ее Старшей от этого было ничуть не легче...

- Мне нужно все или же ничего, - жестко заявила госпожа американка. – Мне нужна ты, вся, без сомнений и оговорок. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне и телом и душой.

- Душа моя принадлежит Вам, - напомнила Полина. – А тело... Оно же все равно... Оно там же, где и душа.

- В виде бесплатного приложения! – в голосе миссис Фэйрфакс прорезались прежние саркастические нотки. – Как нечто само собою разумеющееся.

Полина смущенно пожала плечами, а госпожа выпустила ее руку и на секунду прикрыла ладонями свое лицо. После, убрав руки, она попыталась спрятать, убрать со своего лица это самое стеснение. Ведь девушке привычен образ ироничной современной американки, а вовсе не эти ее романтические откровения. Как будто только что в воздухе этого кабинета и не звенела высокая тоска, подобная скрипичной струне, разорванной на середине виртуозно исполняемого пассажа.

- Мне не нужна благородная жертва, - сказала миссис Фэйрфакс. – Мне нужна истинная любовь, когда и тело твое, и душа возжелают быть со мною, без страха. Чтобы ты была готова насладиться всем тем, что я желаю делать с тобою. А на меньшее я не согласна. И понуждать тебя к любви или же выклянчивать ее у тебя из благодарности, заставлять тебя принимать страдания из моих рук, как воздаяние за добро... Нет, Полина, я не приму от тебя такой жертвы.

- И что же мне теперь делать? – Полина поняла, что сейчас ее отвергают исходя из тех же благородных побуждений, которые заставляют ее снова и снова предлагать себя этой зеленоглазой Колдунье. И это ее несколько задело за живое, заставив почти обижаться на свою визави.

- Для начала... сойтись с мужчиной, - неожиданно заявила ее госпожа и дополнила свою мысль, видя искреннее недоумение на лице девушки. – Попробуй изведать любовь обычного плана. Возможно, это поможет тебе отказаться от мысли ублажать меня из чувства благодарности за то добро, что ты за мною числишь.

- Вы предлагаете мне... – Полина все еще не верила своим ушам.

- Я изведала ласки любимого мною мужчины, прежде чем избрать себе любимую подругу, - слова миссис Фэйрфакс звучали как очередной розыгрыш, хотя ее госпожа произносила их совершенно серьезно. Впрочем, это ведь уже не в первый раз... – И я думаю, что опыт плотской любви с тем, кого ты сочтешь благородным человеком, пойдет тебе на пользу и излечит от безумного желания принадлежать извращенке, готовой терзать тебя ради своего удовольствия.

- Не надо... так! – Полина искренне обиделась. – Я не желаю быть с мужчиной! Я не люблю никого! Кроме... Вас!

- Полина, я вовсе не принуждаю тебя к тому, чтобы ты непременно стала чьей-то любовницей, - миссис Фэйрфакс как-то поспешно сыграла назад, но Полина уже почувствовала к своей хозяйке нечто похожее на неприязнь.

Странно, однако прежде любые жестокие шутки ее госпожи не вызывали у девушки подобных ощущений. Неужели миссис Фэйрфакс сегодня, вот прямо сейчас превысила условную меру ее, Полины, терпения?

- А что же Вы мне хотите предложить? – Полина почувствовала, то это неприятное раздражение в отношении взрослой собеседницы внутри нее все возрастает. Удивительно, но она вовсе не собиралась теперь этого стесняться и скрывать от своей хозяйки подобные чувства, истинные, хотя, вполне возможно, что и крайне неудобные, неприятные той, кого она совсем недавно почти что боготворила.

- Чуть раньше, я показывала тебе, как просто в неумелых руках пролить самое драгоценное содержимое из любой дорогой посуды, - сказала ее госпожа и как-то горько улыбнулась:
- И я настолько увлеклась этой демонстрацией, показом моего видимого гнева на твое искреннее вмешательство, что чуть тебя не погубила. Я сделала глупость, когда так поступила. Подлую глупость. Но все же, попробую объяснить ее смысл.

- Конечно, - Полина уселась поудобнее, ожидая более обстоятельного рассказа.

- Я пыталась показать, что стеклянный бокал и его содержимое, это просто иллюстрация, условное подобие семейных отношений, – заметила ее хозяйка. И тут же смущенно улыбнулась, как бы призывая понять ее и простить:
– Глупо получилось... да? Но я хотела на этом примере обозначить всю хрупкость семейного бытия и его зависимость от таких... ошибок.

- Чьих ошибок? – уточнила Полина.

- Ошибок того, кто властвует, обычно мужчины, того, кто по традиции считается главой семьи, - напомнила госпожа американка и продолжила свои рассуждения:
- Часто, очень часто мужчина грубой силой обозначает свои права на то, чтобы править женой и детьми. Образно выражаясь, он присваивает себе такое особое полномочие, право реализовать сумасбродное желание расплескать содержимое бокала, даже разбить по своей прихоти самый бокал! То есть, мужчина часто готов проявить необузданную жестокость по отношению к своим близким и даже разрушить свою семью. Вот ты так переполошилась, испугавшись за хрупкий сосуд и его содержимое, а значит, ты поняла суть моего сравнения! Имей в виду, таких мужчин абсолютное большинство. Но есть и другие. Те, которые способны сберечь все составляющие истинной любви, не подаваясь на соблазн подавлять возможные женские слабости жестокой силой.

- И Вы знаете таких уникальных мужчин? – Полина произнесла эти слова с откровенной насмешкой в голосе. Весь этот разговор не только утомил ее, но и вызывал все большее неприятие где-то там, глубоко в душе девушки. Прежде, еще сегодня утром, она и представить себе не могла, что будет испытывать подобные чувства в отношении своей Старшей.

- Знаю, - ее госпожа, похоже, была в своих словах почти серьезна.

– И Вы намерены меня с ними познакомить? – голос крепостной компаньонки звучал уже почти на грани презрения к словам ее взрослой собеседницы.

- Нет, - ответила ее хозяйка. И сразу же высказала нечто... весьма странное:
- Хотя бы потому, что он тебе несколько... знаком. И я уверена, что ты ему вовсе не безразлична. И это единственный человек, которому, возможно, я могла бы тебя доверить.

- Вы хотите... - Полина вытаращила на нее свои глаза, не в силах поверить в такое.

- Да, я хочу... В смысле, мне бы хотелось, - госпожа американка сразу же смягчила тон, заметив явное возмущение, почти обиду со стороны своей юной компаньонки, - чтобы ты... встретилась именно с ним. С доктором Посланниковым.

Голос хозяйки был серьезен, как никогда, но оттого все и казалось девушке словесным сопровождением очередного розыгрыша, в этот раз вопиюще нелепого.

- Он хороший человек, - сказала миссис Фэйрфакс со значением. – И я ему полностью доверяю.

- Да, он защищал меня от Вашей жестокости, той, которую Вы так умело обозначили, разыграв спектакль в его кабинете, - ответила ей Полина. Впрочем, откровенно говоря, сейчас ее мнение о жестокости госпожи американки несколько поменялось и стало весьма и весьма отличным от предыдущего. – Я восхищаюсь его благородством. Но я не стану его... любовницей! Я... Ваша! Ваша, а не его!

- Я просто хочу, чтобы ты узнала, что такое любовь по-настоящему хорошего человека, – ее госпожа, однако, вовсе не настроена не отказ и, похоже, что она готова и дальше переубеждать свою визави. – Человека достойного тебя. Ты вполне можешь провести с ним одну ночь. Или же... несколько ночей. И тогда ты сможешь сама для себя решить, что же именно тебе нужно.

- То есть... Я должна стать не содержанкой, не любовницей, а... – Полина не стала договаривать, замолчав с выражением отвращения на лице.

- Не вижу ничего дурного в том, что ты несколько раз встретишься с мужчиной, который...

На этом слове миссис Фэйрфакс осеклась-замолчала и посмотрела на свою компаньонку с искренним недоумением, как будто видела ее впервые. И немудрено было ей впасть в ступор, на грани полного недоумения, ведь Полина впервые за все время, что знала свою госпожу, обозначила на своем лице искреннюю к ней неприязнь. Вот так вот четко и совершенно недвусмысленно.

Миссис Фэйрфакс так и застыла с открытым ртом. Она явно не ожидала подобной реакции от своей визави.

- Что с тобой, Полина? – удивленно спросила она. - Ты...

Госпожа американка снова недоговорила, приглашая этой паузой свою компаньонку к диалогу, к объяснению этой ее обиды. И это недоумение показалось девушке настолько неестественным и наигранным, что она обиделась на свою хозяйку еще сильнее.

- Довольно, - сказала Полина. – Ежели Вашей милости угодно считать меня девушкой для утех одиноких мужчин, ежели я для Вас значу не более, чем одна из тех, кто квартируют в домах терпимости на Грачевке, что на Сретенской горе*, то тогда извольте отдать соответствующий приказ. Я исполню его, не медля ни секунды. Просто, чтобы Вас порадовать.

Крайнее слово в этой фразе девушка произнесла с откровенным презрением в своем голосе. Миссис Фэйрфакс сделала едва заметное движение рукой в сторону своей визави и девушка в ответ буквально отпрянула, едва не упав со стула.

- Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула она. – Я никогда и ничем не давала Вам повода так меня оскорблять!

- Моя милая девочка! – миссис Фэйрфакс в очередной раз грустно улыбнулась и покачала своей красивой головой. – У меня и в мыслях не было хоть как-то тебя обидеть!

- И все же Вы... – Полина прикусила губу, чтобы не зареветь от обиды и с трудом удержалась от столь явного проявления слабости перед этой жестокой женщиной.

- Полина, я снова прошу у тебя прощения, - миссис Фэйрфакс протянула ей руку, раскрытой ладонью. – Но я просто хотела показать тебе, что...

- Что мне вполне возможно быть с мужчиной без любви, в шутку или же для развлечения, да? – девушка не приняла ее жест, но госпожу американку это, кажется, вовсе не обидело. Скорее уж просто огорчило непониманием.

- Я никогда не отдам тебе подобного приказа, - сказала она. – Это было бы сродни насилию над тобой. А я не стану чинить над тобою насилия. Никогда.

- Тогда зачем меня так оскорблять? – Полина по-прежнему смотрела на нее с явной неприязнью.

- Я просто хотела, чтобы ты узнала любовь мужчины, ну, плотскую любовь, - без тени смущения на лице уточнила ее госпожа. – От единственного известного мне в этой стране человека, достойного быть с тобой.

- Покорнейше благодарю Вас! – в голосе Полины слышны были уже нотки даже не иронии, а скорее сарказма. – Вот только кто бы меня спросил, люблю ли я этого... достойного господина! И собираюсь ли я прибегать к его услугам по лишению меня девственности. Ведь Вы хотели послать меня к нему... именно за этим?

- Я предложила тебе устроить твою семью так, как ты сама того пожелаешь и с тем, кто будет тобою любим, - похоже, что миссис Фэйрфакс вовсе не склонна была обижаться на дерзости своей компаньонки. – Ты отказалась. Я готова принять этот твой выбор. Мне лестно твое доверие и я счастлива твоей любовью. Но меня все же не оставляет ощущение того, что я лишаю тебя возможности выбрать между женщиной и мужчиной, как объектом твоей искренней любви.

Полина со вздохом покачала головой. Разговор становился все более неприятным.

- Мне кажется, - казалось, ее госпожа, полностью погруженная в свои размышления, сейчас и вовсе не замечала раздражения своей крепостной. Или же просто его игнорировала, - что я тебя в себя влюбила. И я боюсь, что ты делаешь ошибку, желая остаться со мной. Я просто хотела, чтобы ты хотя бы раз осталась наедине с достойным мужчиной и проверила себя, не проснется ли у тебя внутри теплое чувство к хорошему человеку и обычным отношениям между мужчиной и женщиной. Все-таки, любовь юной девушки к женщине, да еще и властвующей над нею, такое не каждый сочтет правильным и достойным.

- Вы решили предоставить мне право выбора, - девушка уже не могла отделить для себя самой серьезных рассуждений своей госпожи от всех этих странных шуток, розыгрышей или же «проверок» ее, Полины готовности быть со своей хозяйкой. – Вот только дала ли себе труд моя заботливая владычица выяснить, готова ли ее покорная раба быть с тем, к кому она не испытывает никаких чувств, кроме некоторой симпатии?

- Знавала я и таких девиц, которые и вовсе не нуждались в симпатии к субъекту, с которым их свела судьба на одну ночь, - сказала ее госпожа. – Но это, понятное дело, не твой случай.

А потом многозначительно усмехнулась и добавила почти естественным тоном: - Да и не мой тоже.

Полина промолчала, то ли обозначив этой паузой недоверие к словам своей Старшей, то ли предлагая ей разъяснить все сказанное. Судя по всему, миссис Фэйрфакс истолковала ее молчание во втором смысле.

- Я тоже никогда не была с женщинами, которых не любила. А из мужчин... Я знала лишь моего законного супруга, с которым нас связывали искренние чувства, - голос ее госпожи зазвучал вполне спокойно, ни гнева, ни раздражения в нем не было слышно. – Но у меня был выбор. Я изведала любовь мужчины и женщины, и я поняла, кто я есть. Поверь мне, моя дорогая Полина, я вовсе не желала тебя оскорбить. Я просто пыталась уберечь тебя от возможной ошибки.

- Когда любишь по-настоящему, тогда не из чего и выбирать, - тихо произнесла ее юная визави. – И это чувствуешь совершено ясно, как будто видишь и слышишь все не глазами, а изнутри самое себя.

В ответ на столь выспреннее заявление, миссис Фэйрфакс вынуждена была в знак согласия кивнуть головой. Она даже опустила очи долу в некотором смущении.

- А еще я знаю, - продолжила девушка, - что Вы сызнова меня проверяете. Алена Михайловна, скажите мне уж прямо, может быть, Вы просто хотите меня оттолкнуть, чтобы я считала Вас своею врагиней? Неужели Вы так боитесь полюбить? Полюбить... меня?

- Не знаю... – растерянно произнесла ее хозяйка. – Я... я люблю тебя, Полина. Я сама не знаю, отчего я все пытаюсь тебя отговорить быть со мною.

- Чего же Вы боитесь? – Полина улыбнулась. Это внезапное признание, отчего-то, полностью погасило ту волну раздражения, что уже было поднялась у нее в душе чуть раньше.

- Я боюсь украсть твою жизнь, - тихо сказала ее госпожа, не поднимая глаз на свою крепостную рабыню. – Украсть ее у тебя и у того человека, чье счастье ты, возможно, могла бы составить.

Миссис Фэйрфакс замолчала и на секунду отвернулась, представив взору визави свой тонкий профиль. Потом вернула ей свой взгляд, полный грусти. На этот раз, в зеленых глазах не было колдовского света. Только одна совершенно необъяснимая печаль.

- Подумай, милая моя девочка, не торопись. Стоит ли жизнь с таким чудовищем, как я, всего того, от чего ты готова сейчас отказаться. Будет ли для тебя именно это подлинным счастьем, а не... мучением.

Потом она усмехнулась и добавила:
- Скоро вечер, моя дорогая! Давай отложим все разговоры о наших чувствах до завтра. Думаю, тебе просто нужно, как у нас говорят, переспать с этим вопросом.

Полина смущенно улыбнулась. Странно, но сейчас прежняя волна раздражения против странных слов и дел ее госпожи, уже полностью улеглась, сменившись какой-то усталой и почти что нежной грустью. Странное, нежданное, совершенно непривычное чувство!

В ответ последовала очередная улыбка и слова, высказанные с явной теплотой и обещанием нежности.

- Утро вечера мудренее, моя милая Полюшка! – ее госпожа снова подмигнула своей рабыне, в очередной раз, покорив ее чувства. – Здесь ведь у вас, в России, говорят именно так?

Полина кивнула в знак согласия.

- Тогда сделаем паузу! – ее госпожа потянулась за книгой. – Кстати, ты случайно не помнишь, на чем мы вчера остановились?





* Аналог "квартала красных фонарей" в Москве XIX века - прим. Автора

[Книжник]

Идет Смерть по улице, несет блины на блюдце
Кому вынется — тому и сбудется.
Тронет за плечо, поцелует горячо.
Полетят копейки из-за пазухи долой!
Ой...

Егорушка


25.

Свет. Мягкий, рассеянный и приятный. Знакомый, почти что привычный.

Когда-то привычный. Особый, узнаваемый. Тот самый свет.

Впрочем, слово «самый» в его, света, характеристике, пожалуй, здесь и вовсе лишнее...

Ты уже бывала здесь. Много-много раз. В гостях у той, кто неторопливо идет по аллее. И ты, ее гостья, шагаешь сейчас от нее по правую руку.

Кажется, нынче здесь осень. Под ногами, обутыми в мягкие кожаные башмаки – их узкие вытянутые носки чуть загнуты вверх по моде, которая смутно тебе знакома! - шуршат пожелтелые листья, опавшие с высоких дерев, немного напоминающих липы и клены.

Между прочим, те самые листья, что еще держатся на ветвях, имеют свой, особый цвет, странный оттенок которого лежит на цветовой палитре, где-то между синим и зеленым. Цвет, отличный от того, что привычен для листвы в том мире, где ты побывала совсем недавно. В том мире, где тебя звали этим странным именем, Полина.

- Не вижу ничего странного в этом твоем имени, - заявила та, кто пригласила тебя на эту прогулку. – Очень приятное... имя. В принципе, ты его себе сама там выбрала, так что, тебе виднее. Мне, кстати, нравится.

Она тебе улыбается, и ты улыбаешься ей в ответ. Ведь как-то иначе реагировать на ее улыбку попросту невозможно. Именно тебе.

Кстати, с чего бы это, а? Ведь ту, кто сейчас шагает рядом с тобою по аллее, боятся во всех мирах. И не зря. Там, где она появляется, ее обычно видят совсем иной. Чаще всего, в образе тощей костлявой старухи, а то и вовсе скелета, одетого в черный плащ.

И все это неспроста. Ведь каждый видит ее по-своему, иначе, чем другие. В полном соответствии с тем самым условно-придуманным образом и подобием, в котором ожидал ее увидеть.

Или же в виде той, кого персонаж, которому выпала эта условная честь - стать очередным адресатом ее визита - узреть достоин.

Когда-то, на Заре Эпох, Сам Господь Вседержитель поручил ей этот нелегкий труд. Встречать тех, кому пора уйти.

Нет, конечно же, та, кто владычествует в этом месте, вовсе не судит их за все, что они успели навытворять в том мире, где находились до своего ухода. И она вовсе никого не наказывает, «воздавая по делам его».

Люди вообще склонны демонизировать Мироздание, рассуждая о нем в пределах своих же собственных домыслов, искажающих духовное зрение обычных жителей. Эти рамки действуют как шоры, которые не дают их взгляду выйти за пределы этих самых ограничений. Тех, что они, откровенно говоря, сами придумали-измыслили-установили для себя. Люди сами загрубили свое восприятие и мышление, а кто-то из них попросту искалечил себя всеми мыслимыми и немыслимыми «бритвами Оккама». Или же прочими режущими инструментами для особо отвязанной «хирургии» ментальной сферы, отсекающими их от понимания сути бытия.

К вопросу о ее жутковатом облике. Все эти легенды оставили в памяти живущих те, к кому она являлась... Ну, скажем так, из сугубого интереса, «на посмотреть» и в условно-профилактических целях. В общем, чтобы попросту припугнуть тех, кто еще не безнадежен. Как правило, такие визиты работали во благо, и она, со смехом на устах, тебе охотно о них рассказывала.

А вот светлая ее ипостась доступна немногим. Те, кто видел ее такую, редко оставались на земли. И никогда не жалели о том, что позволили себе коснуться ее руки...

Ну, что уж тут поделаешь... Людям, из числа живущих, порою очень хочется видеть демонические образы внешнего, по отношению к ним, Бытия. Просто, чтобы оправдать сам факт существования тех самых демонов, что они, всю свою сознательную жизнь, старательно выращивали у себя внутри...

Владычица этих мест... Она бывает разной. Но, наверное, только ты и тебе подобные, видят ее истинной. Ироничной, доброжелательной и... нуждающейся в дружбе.

Но ты для нее не просто друг.

- Вы все для меня друзья, - она, как обычно, в курсе твоих обыденных сумбурных размышлений. Но Владычица этого Мира как всегда, в высшей степени тактична.

Кстати, да. Она предпочитает озвучивать ответы на твои невысказанные мысли, обозначая этим фактом свое сугубое внимание к твоей скромной персоне. И она никогда не обижается, даже точно зная, что именно ты о ней думаешь. Наверное, это просто привычка.

- Ты по-прежнему любишь отвечать на не заданные вопросы, - обращаться к ней «на ты» - это одна из твоих привилегий. Которая, кстати, имеется у всех постоянных жителей этого мира. Это тебе хорошо известно, также как и то, что лично ты вправе обратиться к ней всегда, по любому поводу и безо всякого стеснения. И она твой зов обязательно услышит. В любом из миров, куда занесет тебя твоя странная судьба. Проверено.

- Но ведь так получается много быстрее, - усмехается твоя визави. – К тому же, твой внутренний голос звучит очень уж интересно, звонко, с серебристым отзвуком. Так что, читать твои мысли лично мне очень приятно.

- А у других? – в твоем голосе непроизвольно появляются нотки ревности. Ведь ее внимание тебе, на самом деле, очень дорого.

- У каждого из вас особый голос, - она мягко улыбается тебе. И ты вспоминаешь, что когда-то эта ее улыбка стала тем самым аргументом, который превратил обычное предложение дружбы в то предложение, от которого вовсе нельзя отказаться.

Как ее описать...

Никак.

Хотя... нет, попробовать все же можно. У нее белая кожа, гармоничные черты лица, немного румянца на щеках, темные брови над глазами. А сами ее глаза странного зеленого цвета, который тебе смутно знаком...

Кстати, по этому поводу. Ярко-зеленые глаза твоей собеседницы смотрят сейчас на тебя с любопытством и даже чуточку смущенно. Как будто от того, что происходит сейчас между вами, ей весьма и весьма неловко. Или же твоей визави неудобно от того, что будет происходить... несколько позже...

Лично ты можешь назвать ее красивой. Однако, зрелище этой ее красоты... оно, на самом деле, предназначено только для тебя. Ты видишь ее, Владычицу этого Мира и твою подругу, своими собственными глазами, и так, как больше никому не дано будет ее увидеть. Любой другой человек, или же иное живое существо, увидят твою собеседницу несколько иначе, чем ты. Поэтому, ее внешность описывать попросту бесполезно.

И все же, при встрече с ней, любой и всегда ее узнает. Тут уж ошибиться невозможно, просто не получится.

И еще. Ее глаза...

Сейчас ее лицо почти что осветила мягкая вспышка зеленого света. Странно, но все это кажется тебе смутно знакомым. Как будто нечто подобное ты уже встречала. Причем, видела это совсем недавно.

- Да-да, ты вовсе не ошиблась, - она, как всегда, знает, о чем ты думаешь, и спешит ответить на твои мысли, - но об этом позже.

- У нас дела? – ты начинаешь догадываться, что твоя визави встретилась с тобою вовсе не ради твоих красивых глаз. – Ну... здесь и сейчас?

- Скорее уж, ради моих!

Нет, она не усмехается, намекая на недосказанное тобою. Просто, снова улыбается тебе, как будто просит прощения за неуместное беспокойство.

– Но ты не волнуйся, - добавляет она поспешно, - это... В общем, все это будет только к лучшему, уж ты мне поверь!

- Верю! На слово верю! Тебе! – ты смеешься, оценив иронический юмор самой ситуации. Ибо обычное человеческое существо, что родом из любого тварного мира, сейчас на твоем месте пало бы ниц, в ожидании того самого «лучшего», в невыносимом ужасе от того, что ждет впереди...

- Любой, но только не ты! – смеется она в ответ твоим мыслям. – Моих друзей это не касается, ты же знаешь!

Ты смущаешься и отводишь свой взгляд в сторону, не в силах отвести от нее свои мысли. Но она молча, жестом руки обозначает знак, что тебе нужно следовать за нею, и делает шаг с аллеи в сторону. На узенькую тропинку, петляющую между деревьев, ведущую прямо туда, в лес.

Кстати, ты готова поклясться, что за мгновение до того ее, этой тропинки, там и вовсе не было. Но это как раз нормально. Ну, ежели вспомнить, что твоя собеседница, соучастница по этой самой прогулке, воистину Владычица этих мест. И она свободно повелевает всеми тонкостями топографии здешнего пространства, которое в высшей степени пластично. Оно способно меняться буквально под действием ее взгляда. Но при этом тебе кажется, что все происходит совершенно естественным образом и все эти перемены ландшафта случаются почти что незаметно. Во всяком случае, для гостьи.

Но только не для хозяйки.

- Ты многое позабыла, - она поворачивается к тебе и смотрит почти укоризненно. – Ты вовсе не гостья. Здесь, в Лимбе, у тебя вовсе иное, куда как более высокое положение Игрока.

- Да-да, - ты киваешь головой ей в ответ. – Я, кажется, начинаю что-то припоминать!

Она усмехается и подмигивает тебе, потом берет за руку и тянет к себе так, чтобы ты теперь шла с нею рядом. Естественно, тропинка, которая была как бы «на одного», немедленно расширяется, исполняя ее желание. А дальше вы снова идете с нею по лесу, где сквозь кроны деревьев с голубовато-зеленой листвой проглядывает белое небо. И ты начинаешь вспоминать то, что было раньше. Обрывками, но очень четко.

Странно, что таким непостижимым существам, как она, тоже нужна дружба – даже ей, кого боятся во всех мирах! И ты одна из тех, кто облечен этим ее доверием дружеского расположения.

- Ты преувеличиваешь, - она снова откликается на твои сумбурные размышления о ней. – Прежде всего, ты чиста душою. Оттого к тебе и тянется моя светлая ипостась. Та, что помогает выбрать лучший мир, как обиталище для тех, кто покинул юдоль бытия в своем предыдущем воплощении.

- Ну да, - теперь ты, действительно, вспоминаешь некоторые подробности и можешь осмыслить все происходящее куда как лучше.

Но она, естественно, снова в курсе твоих размышлений и не упускает случая направить их в нужное русло.

- Ты сейчас здесь, - говорит она и, слушая ее, ты приходишь в себя окончательно. Не столько понимая, сколько принимая изнутри положение дел таким, как оно есть. – У меня, в Лимбе. Именно здесь твой истинный дом, что бы ты там себе не придумывала. Ты Игрок, вечная скиталица по бесчисленному множеству миров, сотворенных Господом. Иногда мне кажется, что Он создал это удивительное разнообразие Универсума специально для вас, своих детей... Впрочем, Его Дела не для моего ума. Ему виднее, для чего, что и как созидать. Но совершенно не важно, куда среди всех этих Миров занесет тебя твоя очередная прихоть. Ты всякий раз хочешь познать на себе ощущения обитателей иной части Универсума, бесконечно многообразного Мироздания. Понять, что именно они испытывают, в ходе бытия, в том своем мире. Я понимаю и принимаю это твое странное желание родиться в новом месте. И все-таки, я знаю, что сердце твое, все равно, навсегда осталось здесь, в Лимбе, где я правлю с тех самых Первых Времен, когда Всевышний определил меня на эту Службу. Вы, Игроки, вечные Странники, в поисках Чудес, спрятанных в разных уголках Мироздания. И все же, куда бы ни занесла вас эта ваша вечная Игра, в дегустацию судеб простых смертных, все равно, ваш настоящий дом это Лимб. Чтобы отдохнуть от своих приключений в мирах Универсума, вы всегда возвращаетесь именно сюда, ко мне. И я рада тому, что вы принимаете мою дружбу.

- А разве у таких, как я, есть выбор? – твои слова звучат с дерзостию, но ты знаешь, что вправе говорить с нею в таком тоне.

- Конечно же, есть! – она вовсе не сердится, наоборот, смущенно улыбается тебе. – Разве ты уже позабыла, что Игрок может странствовать между мирами, из воплощения в воплощение, даже не заходя в Лимб? Но вы всегда помните о том, что это особое место. Здесь стирается все, что живущие в плотных мирах смертные люди называют грехами, забываются дурные деяния, совершенные в предыдущих воплощениях, смягчаются эмоции от пережитых жизней, красивых и не очень...

- Я помню! – ты позволяешь себе мягкую усмешку в ее адрес. – После беседы с тобой все былое остается в прошлом. И можно смело отправляться в очередное путешествие.

Ты только что вспомнила это. А еще ты вспомнила о том, что лично у тебя никогда не получалось остановиться только на одной беседе с нею. И каждый раз, твой визит в ее царство затягивался минимум на полгода.

Полгода?

Ну, да... можно и так сказать... Здесь же есть сутки, поскольку действительно, в этом мире, как и во многих других, день сменяется ночью. Впрочем, ни Солнца, ни Луны, ни звезд на здешнем небе не наблюдается, ибо Лимб это особое место. Лимб вне времен и пространств. Это место, где Вечность является частью повседневности. И она никого не раздражает.

А день... Да, дни здесь, в Лимбе, тоже есть. Хотя, здесь никогда не бывает по-настоящему темно. Но эти условные подобия дня и ночи по продолжительности почти что совпадают с теми, что обозначают темпоральную переменчивость бытия живых существ в других мирах.

Просто некоторый период времени местное небо светится достаточно ярко, почти как в пасмурный день там, далеко, например, на Земле. А несколько часов, опять-таки по земным меркам, здесь царят поздние вечерние сумерки.

В светлое время суток это мягко светящееся небо выглядит, как высокий облачный купол странного белого цвета. Днем предметы здесь даже отбрасывают легкие тени, которые меняют свое направление и конфигурацию так, как будто с противоположной им стороны местного неба светит условное солнце, двигаясь по небосводу где-то там, вне пределов небесного свода.

В темное, по меркам этого Мира, время, то же самое небо светится вовсе иначе, таинственным образом мерцая в синих тонах, мягко подсвечивая сверху каждый предмет, оставляя для нужд живущих в Лимбе загадочный полумрак.

А вот месяцев здесь нет никаких. Поэтому счет дней здесь идет на декады. Четыре условных времени года, впрочем, весьма и весьма умеренных, без крайних проявлений жары или холода. Каждое по двенадцать декад. Четыреста восемьдесят дней полного цикла похолоданий и потеплений, к которым все привыкли, и которые, насколько ты помнишь, никому особых неудобств не доставляют.

Сейчас, наверное, условные стрелки часов – ну, ежели бы они здесь у тебя были! – могли бы показывать полдень. Самое светлое время здесь, в Лимбе.

Впрочем, уж где-где, а именно в этом странном месте, темпоральная составляющая протяженности пространства весьма и весьма относительна. И зависит целиком и полностью от Владычицы этого Мира.

- Не совсем так, - отвечает она на твои мысли. – Конечно же, я могу вмешаться в любое событие. Но стараюсь этого не делать. Особенно, если это касается интересов моих гостей. Хотя, для тебя я, действительно, сделала исключение. Вообще-то, для всего Лимба сейчас раннее утро. Но твой любимый уголок я осветила наилучшим образом. Смотри!

И она указывает рукой вперед. Странно, еще мгновение тому назад вы с нею шли по лесной тропинке. А вот сейчас, совершенно внезапно, лес уже кончился. И вы стоите в двух шагах от Сияющего Водопада.

Тебя охватывает нежность к ней. К тому, что она делает для тебя и для других своих друзей, а также к месту, в котором ты сейчас оказалась по ее воле.

- Ты вспомнила, да? – она улыбается тебе, и это так приятно!

- Да! – тебе остается только судорожно вдохнуть свежий, чуть влажный воздух этого Мира, по которому ты, оказывается, уже успела соскучиться.

Ты зажмурилась и расправляешь плечи.

- Теперь ты дома! – ее голос звучит радостью за тебя. – Наконец-то!

[Книжник]

Ты строишь гнезда в облаках и замки на песке,
Листая книгу дней своих то в счастье, то в тоске.
Твоя душа - воздушный шар, всегда готовый улететь.
Ты здесь, пока еще прочна тоненькая нить.

Ирина Богушевская



26.


- Пойдем! – ты тянешь ее...

Да-да! В ту самую каменную беседку, где вы с нею любили проводить время «на поболтать-помолчать душевно», тогда, во время твоих прежних визитов в этот Мир, которым она правит «от начала Времен». Здесь, вокруг служащего столом валуна с идеально плоским верхом, расположились несколько других камней, как бы случайно застывших в странной «природной» форме, удивительным образом напоминающей контуры стула с высокой спинкой.

Однажды ты подумала, что она создала это место специально для этих ваших посиделок-поболталок. Возможно, даже в тот самый день, когда протянула тебе руку и сказала: «Будь моим другом!»

- Сколько жизней назад это было? – усевшись на каменное сиденье, которое, как ни странно, всегда оказывается удобным, ты задаешь ей этот вопрос, твердо зная, что она по-прежнему читает твои мысли. Однако, вот только что, прямо перед этим, твоя странная собеседница предпочла отмолчаться. Интересно, почему...

- Шестьсот семьдесят три, - называет она весьма неровное число. А потом вежливо интересуется:
- А зачем тебе это помнить? Здесь у меня время течет по-особому. Да и возраст для Игрока значения не имеет. Каждую жизнь в мирах Универсума вы проживаете как бы заново. Так, как Вы захотите. А здесь, в Лимбе, вернувшись ко мне, Вы снова обретаете свой настоящий облик, соответствующий вашей истинной сути.

- И как я сейчас выгляжу? – ты спрашиваешь с любопытством.

- Примерно так же, как и в том мире, откуда я тебя сейчас "позаимствовала", – она вроде бы и усмехается, однако, в этот раз ее зеленые глаза прищурены и она смотрит на тебя взглядом, в котором кроется в высшей степени особый, пристальный интерес к твоей нынешней личности. – А тебе что, и в самом деле так уж хочется это узнать?

- Конечно! – ты и впрямь хочешь понять, как именно сейчас ты выглядишь в том самом пространстве, которое изнутри самое себя ощущаешь своим.

- Ну, хорошо, смотри! – она усмехается, а после... снимает с хитро задуманной узорной подпружиненной застежки-карабина тот самый предмет, который известен во всех мирах Универсума. Правда, все, отчего-то, видят его по-разному. Но это не мешает большинству смертных, осведомленных о его наличии у Владычицы Лимба, считать сей эффектный артефакт неким «атрибутом Зла».

И они неправы. Ибо та, чей арсенал включает в себя этот занятный предмет, находится вне какого-то условного «добра» или «зла», которые для нее, по сути, не более чем условности. Она всего-навсего сопровождает ушедших, встречая их в точке перехода из одной жизни в другую.

Правда, иной раз она может воспользоваться своим правом на милосердие к тем, кто оказался в ее власти. Но те, кому повезло получить от нее такой жест щедрости, сопровождаемый ритуальным взмахом предмета, что его Владелица сейчас так просто отдала тебе в руки, взмахом, отрезающим прошлое... В общем, они далеко не всегда принимают это как нечто благое для себя любимых. Что делать, каждый считает, что он достоин лучшего. И только ей с первого взгляда видно, так ли это на самом деле...

Но все это отвлеченные рассуждения, порожденные обрывками воспоминаний. А ты сейчас взяла в руки это ее весьма своеобразное орудие труда совсем с иной целью, совершенно посторонней к его обычному использованию, и куда более мирной, но тоже входящей в его, орудия, функционал. Привычный для тебя

Тебе всегда нравилось это удивительное... оружие, орудие, инструмент... Все сразу и все-таки не то. Вовсе не то.

По сути своей, эта вещь продолжение своей Владелицы, часть ее. Это сразу же чувствуется, стоит только взять в руки то, что пытаются изобразить фантазеры-художники, запуганные тем фактом, что Владычица Лимба однажды лично явилась к ним.

Как правило, они видят ее темную ипостась. И, соответственно, ее «орудие труда» видится им несколько иначе, чем тебе. Да и кто в мирах Универсума вообще имеет право держать этот предмет в своих руках? Ну, помимо нее самой?

- Двое, - отвечает она на очередной незаданный вопрос, прозвучавший в твоей голове. И сразу же уточняет, расставляя по своим местам все точки над «i»:
- Ты и Вероника.

Вероника... Ну, кто бы сомневался.

В твоей памяти сразу же встает образ этой хрупкой и отважной девочки, когда-то, в минуту немыслимой боли и отчаяния, призвавшей твою визави.

Вообще, Владычица Лимба нечасто приходит в ответ на столь экстравагантный призыв. Но в тот раз безмолвный вопль истязуемой достиг сердца адресата и заставил его вздрогнуть. Твоя старшая подруга как то даже сказала тебе, будто в тот день она впервые ощутила, что это самое сердце у нее и вправду есть. А сейчас в особом, воистину прекрасном уголке Лимба, силой ее мысли возведен скромный двухэтажный дом с мансардой, где живут всего двое: сама Повелительница этого Мира, и та самая девочка, что когда-то поклялась, что будет ей вечно верна. Кстати, с тех самых пор девочка, которую та привела в свой Мир, ни разу не пожалела о своей клятве...

- Ты хотела сравнить себя здесь и там, - напоминает Владелица загадочного оружия, того, что у тебя в руках. – Смотри же, не отвлекайся!

Ты с улыбкой смотришь на этот волшебный предмет. Господи! Ну как это чудесное... оружие... орудие... Как это его могли изобразить в виде косы? Обычной косы, той, что знакома и привычна любому сельскому обывателю. Это же... вовсе другое!

В руках у тебя слегка изогнутая рукоять, длиной чуть больше полутора футов, явно выточенная из слоновьего бивня. Очень сложной формы, впрочем, каждый выступ, выемка или иная чуть заметная неровность, на казалось бы гладкой слоновой кости, обозначена великим Мастером-оружейником, что создал этот Шедевр, совсем не зря, а в точности так, чтобы обеспечить безупречную точность движений пальцев рук при работе с этим... предметом. Перламутровые инкрустации, которыми щедро выложены боковины рукояти, изображают то ли диковинные цветы, то ли даже нечто, напоминающее те самые узоры, что русский мороз рисует на окнах домов. Переливы белого перламутра и абалона-халиотиса на желтовато-кремовом фоне смотрятся совершенно потрясающе.

Ее оружие в сложенном состоянии выглядит как своеобразный жезл, который прикрепляется за изящное серебряное кольцо, ввинченное в оковку, украшенную резным орнаментом. Этим кольцом оканчивается рукоять, и в него, между прочим, можно вставить мизинец, чтобы, при желании, поиграть этим изящным предметом, прокрутив его вокруг чуть согнутого пальца. Впрочем, его Владелица вряд ли согласится с такими опасными играми.

- Не соглашусь! – она подтверждают твою мысль с улыбкой. – Но, ежели ты сделаешь то, что поначалу хотела, я возражать не стану.

Ты понимающе киваешь и делаешь то, что от тебя требуется. Вернее, то, что тебе по умолчанию разрешено, без излишнего озорства. Клинок этого изящного оружия сокрыт-утоплен в рукояти слоновой кости так, что темный металл сейчас выступает над нею не более чем на один дюйм. Для того, чтобы его раскрыть, следует повернуть серповидную полосу узорной стали вокруг шарнира, на котором она крепится.

Когда сей жезл висит у нее на поясе, серебряный череп, закрепленный на том конце клинка, что возле шарнира, блестит внизу, визуально как бы завершая сложенное пополам оружие, противопоставленный кольцу для пристегивания к карабину-застежке, находящемуся сверху, с противолежащего конца рукояти. Стоит взяться за этот самый череп, в глазницах которого поначалу сияют голубые бериллы, и повернуть вокруг шарнира, держа его как рукоятку, довернув до обратной стороны рукояти этого жезла, как он, череп, с легким щелчком высвободит из массива слоновой кости изогнутую орлиным клювом полосу полированного темного металла с волнистым рисунком. Серебряный череп-рукоятка, дойдя до противоположной стороны несущей рукояти, лязгнет мощным замком, фиксирующим клюющую и режущую сталь для боя. Ну... или для какого-то иного... применения.

Как интересно и тонко изготовлено это оружие! Например, самоцветы в глазницах серебряного черепа - позади которого сейчас, когда клинок приведен в готовность к действию, как бы вырастает хвост с зубчато-волнистым лезвием там, внизу стальной полосы - после того, как замок зафиксировал холодную сталь, меняются, поворачиваясь вокруг горизонтали, на яркие изумруды, точно под цвет глаз той, кто обычно держит в руках сей опасный предмет. И это очень эффектно и символично.

Проделав все эти вполне привычные манипуляции, ты осторожно берешь в руки разложенное оружие и ловишь в волнистой стали, отполированной «в зеркало», в толще темной полосы клинка, снабженного снизу, на лезвии, эффектно отточенными зубчатыми волнами, свое отражение, дополняя это немудреное действие знакомым призывом, формула которого тебе только что вспомнилась.

Темная волнисто-переливчатая сталь на глазах меняется, превращаясь в великолепное зеркало, отражающее-показывающее без малейшего искажения все то, что ты пожелала в нем узреть. Два образа - твой нынешний, обычный, и образ той, чье тело, наверняка, осталось там, «внизу», в том Мире, где, кажется, ты была еще совсем недавно.

Распущенные по плечам светлые волосы, голубые глаза, знакомые изящные черты лица молодой женщины лет двадцати на вид. И рядом с нею лицо той девушки, чей облик-образ, так знаком тебе, по отражениям в зеркалах того Мира Универсума, где тебя – или же ее – звали – или же зовут – этим странным именем, Полина.

Да, в этот раз с исходным образом для очередного воплощения ты явно не стала чрезмерно мудрить. Девушка, чье отражение волшебный клинок Владычицы Лимба поместил справа, действительно, очень похожа на тебя настоящую. Вот только взгляд ее... совсем иной. Открытый, с несколько наивным выражением голубых глаз, в нем не видно опыта бесчисленных жизней, прожитых тобою в эпоху бытия Игроком.

- Она очень даже милая девочка! – ты с улыбкой отзываешься о своем юном... то ли двойнике, то ли ипостаси из Мира Универсума, который ты некогда избрала для очередного раунда своей Игры.

- Она это ты! – напоминает твоя собеседница. – Сейчас она лежит в постели, в доме своей матушки-барыни и видит нас с тобою, беседующих здесь, в Лимбе, как странный сон. Скорее приятный, чем жуткий. Ну, судя по тому, что ты вспомнила меня и вовсе не пугаешься.

- Значит, это сон, - ты даже усмехнулась ей в ответ, возвращая своей визави жезл слоновой кости, с раскрытым на конце клювообразным клинком, действительно очень похожий на косу - правда, совсем небольшую, но от того не менее опасную! – Ты вытащила меня сюда, в Лимб, во сне, фактически прервав Игру. Зачем?

- Нет-нет! – поспешно ответила твоя собеседница, почти оправдываясь - ну, судя по общей тональности ее голоса. Она поспешно вернула клинок в обычное его положение - серебряный череп негромко лязгнул, запирая в рукоятке слоновой кости темный металл, в его глазницах сызнова заблестели голубые бериллы. Твоя визави немедленно отложила свое оружие в сторону, на плоский стол-камень и заявила со всей серьезностью:
– Игра вовсе не прервана! Ты же знаешь, я никогда не мешаю моим друзьям собирать впечатления от жизней, которые им захотелось прожить. Я, как обычно, присутствую в этих ваших странствиях по плотным, вещественным мирам. Но я только наблюдаю за этими вашими жизнями, наслаждаясь ощущениями совместного с вами бытия. Ну, по возможности...

Здесь она, смутившись, на мгновение замолчала, но после продолжила, правда, глядя чуть в сторону.

- И прихожу я к вам только тогда, когда вы сами меня призовете, - сказала она, - чтобы сопроводить вас обратно в Лимб, ко мне в гости. Потому я и призвала тебя к себе в условную телесность моих владений, именно сейчас, когда ты мирно спишь в той самой спальне, что тебе определила...

Она отчего-то снова замолчала, обозначив на своем лице неловкую улыбку. И даже на мгновение опустила очи долу. Ты многозначительно улыбнулась, понимая, что она что-то недоговаривает. И твоя визави, несомненно, прочтя твои мысли, смутилась еще больше.

Видеть подобное выражение на лице той, перед кем трепещут почти что все, живущие в Мирах Универсума, тебе приходится отнюдь не часто. Но каждый раз тому находятся серьезные поводы и причины. Весьма серьезные.

- Что-то случилось? – ты спрашиваешь ее почти что в утвердительном тоне, в полной готовности исполнить ее еще невысказанную просьбу. Теперь ты точно знаешь, что она, эта самая просьба, обязательно последует.

- Ты знаешь, - твоя визави начинает как-то издалека, - что во время оно, когда только было начато создание Универсума, Вседержитель вручил мне эту долю, сопровождать ушедших, в их странствии между миром, где они были и миром, в который они предназначены по итогам своего предыдущего существования.

Ты молча киваешь ей в ответ. Да, ты в курсе ее специфических дел.

- Эту мою службу, - продолжает Владычица Лимба, - многие Архангелы сочли ужасной и жестокой. Меня отъявили палачом бытия для смертных. Кто-то осуждал меня, а кто-то скорее сочувствовал. А я гордилась этой своей тяжкой миссией, которая оказалась никому не под силу. Это ведь действительно тяжело видеть. И сущее мучение ощущать изнутри самое себя весь ужас тех, кому предстоит такое путешествие в неизвестность. Они, своим страхом, притягивают мою темную ипостась, видят меня в образе костлявого монстра и пугаются еще больше. Поверь мне, ощущения эти вовсе не из приятных. Но я была горда и счастлива тем, что принесла себя в жертву для общего блага Миров Универсума.

Она делает короткую паузу, после которой снова очень серьезно смотрит даже не на тебя, а так, в твою сторону, ожидая то ли молчаливой поддержки, то ли возражения.

Возразить тебе нечем, и ты молча киваешь ей в знак согласия.

- Но Господь всеблаг и всемогущ, - в ее голосе слышится безмерное Уважение к Творцу Вселенной. - И Он одарил меня не только тяжким даром всеприсутствия и сопереживания, но и правом сместить равновесие вероятностей очередного перехода, из мира в мир, в пользу того, кто оказался в моей власти. И даже правом помилования тех, кто не безнадежен и раскаивается в том, что содеял при жизни дурного. Он даровал мне особый мир, пустынную местность, в которую я могла поместить тех, кто, по моему убеждению, был достоин лучшей доли, чем та, которую они формально заслужили по делам своим. Взмахом этой косы я отрезала их от той горькой судьбы грядущего воплощения, даруя им покой и возможность возродить изнутри себя истинных. Из их историй в Мироздании сложились легенды о Чистилище, где искупаются грехи.

- А те страдания, что сопровождают это возрождение? – ты задаешь вопрос, на который когда-то знала точный и недвусмысленный ответ. Тебе нужно вспомнить, просто вспомнить былое. И каждое слово ее пробуждает к проявлению все новые осколки мозаики твоей памяти.

- Они есть, - просто отвечает твоя собеседница. – Это цена ухода от судьбы. Удар моего оружия, - она рассеянно гладит своей рукой по волнистой стали клинка, выступающего над рукоятью, - отсекает их прошлое раз и навсегда. Но чаще всего это больно, очень больно... По меркам Лимба эти их страдания длятся лишь доли секунды. Но внутреннее время, в течение которого пришедший со мною мучается, время его личных страданий длится много дольше...

Она замолчала и громко вздохнула. Ты почувствовала легкий холодок на спине, опустила свои глаза и не стала продолжать эту грустную тему.

Твоя визави тоже ненадолго замолчала, глядя чуть в сторону. Ты получила возможность посмотреть на нее, не говоря ни слова, и впервые обратила внимание на то, как вы с нею сейчас одеты. На тебе белое платье простого покроя, длиною до щиколоток, свободное, но стянутое в талии поясом. Пояс этот, кстати, преизряднейший, плетеный, широкий, из каких-то блестящих серебристых нитей-шнуров. Пряжка темного серебра с эффектными вставками-инкрустациями из голубовато-зеленой бирюзы. Поверх платья надето нечто вроде плаща или накидки из серой шерсти. В общем, ты одета почти так же, как и твоя визави. Вот только у нее одежда выглядит как-то... богаче, что ли...

Платье твоей собеседницы светло-серого цвета, шелковое, нить с проблеском. Плащ на ее плечах на несколько тонов темнее, тяжелого шелка с муаровыми разводами. И пояс из темного жемчуга. Очень эффектно, но ничуть не похоже на то, как принято изображать Владычицу Лимба. Впрочем, когда твоя визави приходит к лицам, достойным Света, она выглядит несколько иначе.

Но тебе нравится то, во что она одета сегодня. Так правильно. Да и твой собственный наряд тебе очень симпатичен, хотя и выглядит не в пример скромнее.

- Извини, - она опять смущается, - я просто воссоздала ту самую одежду, в которой ты раньше любила здесь гулять. Ну, в прошлый раз, когда ты оставалась здесь, у меня, в Лимбе.

- Мне нравится! – ты улыбаешься, зная, что ей приятна твоя улыбка.

Она улыбается тебе в ответ и продолжает.

- Так вот, - говорит она, - Лимб оказался заселен теми, кого я подвергла этой тяжелой процедуре освобождения от былой судьбы. Вообще-то я изначально полагала, что они сразу же захотят избрать себе для нового воплощения иные миры. Но оказалось, что всем таким страдальцам, после пережитого, необходимо приводить себя в порядок. Это занимало время, часто несколько декад, ну, по меркам Лимба. Я давала им такую возможность, и многие, отчего-то, потом просили оставить их здесь. Так у меня появились подданные. Естественно, с ними мне прибавилось и забот, и хлопот, но все это было куда как интереснее, чем прежде! А после я столкнулась с тем, что некоторые из тех, кому был уготован выход в Светлые Миры, стали специально напрашиваться пожить некоторое время в моих владениях. Так появились Гости. И некоторые из них стали моими друзьями.

- Но я-то уж никак не Гость! - ты уже почти что вспомнила, кто ты есть. Но, кажется, ее помощь тебе все равно необходима. - Ты же сказала мне, что я Игрок!

- Да, ты существо вовсе иной, особой породы! - твоя визави смеется, причем вовсе не обидным, а скорее уж каким-то одобрительным смехом. - Правила переходов из мира в мир для вас не писаны. Вы вольны это делать во всякое время. Иногда мне кажется, что вы просто наслаждаетесь своими приключениями в тех мирах, телах и судьбах, которые сами же себе и выбрали.

Ты сызнова киваешь головой в знак согласия. И снова один из кусочков-осколков мозаики твоей памяти встает на свое законное место.

- Но на самом-то деле, - взгляд Владычицы Лимба снова становится почти что серьезным, - суть вашей Игры даже мне не дано понять до конца. Впрочем, я знаю точно, что она, эта самая суть, куда как глубже и куда значимей, чем все то, что я или вы можем представить себе по этому поводу. Но все Игроки, которых мне довелось встречать в своих странствиях по Мирам Универсума, очень быстро становились моими друзьями. И я, в меру моих скромных сил, всегда помогала им, то есть вам.

- Ну да, ну да, могу себе представить! - кому как не тебе оценить возможности твоей визави.

- У тебя особый Дар, - многозначительно заметила твоя собеседница, - и особая Сила. И, между прочим, я вовсе не имею никакой власти над тобою! Да оно и к лучшему. Властвовать над своими друзьями... наверное, это вовсе уж неправильно...

- Значит, я Игрок! - говоришь ты, и добавляешь:
- Очень хорошо! Так ты сказала, что это я сама определила для себя ту самую судьбу, которую я пожелала сыграть. Но отчего, скажи на милость, я на сей раз избрала столь странное воплощение? Как говорится, ни уму, ни сердцу!

- Ты сама так решила, - по смене тональности улыбки Владычицы Лимба ты понимаешь, вот прямо сейчас что-либо уточнять на эту тему она уж точно не станет. При этом, тебе совершенно ясно, что твоя собеседница многое, очень многое недоговаривает.

Но ты покамест не будешь настаивать на прояснении деталей именно этого расклада, ибо есть у тебя к ней вопросы и поважнее...

[Книжник]

Доверься мне в главном,
Не верь во всём остальном.
Не правда ли славно,
Что кто-то пошел за вином?

Остался лишь первый месяц,
Но это пустяк.
Когда я был младше,
Я не знал, что может быть так

Они стоят, как камни в лесу,
Но кто подаст им знак?

БГ Великий



27.

- Слушай, давай начистоту, - говоришь ты ей, прекрасно зная о том, что, пожалуй, только ты имеешь полное право обращаться к ней именно так, ибо дружество обязывает. - Ты говоришь, что не властна над нами. Но ведь я сейчас нахожусь совсем не в том Мире, который сама избрала для своего воплощения. Я здесь, в Лимбе. И это факт. Ты вызвала меня к себе и даже частично восстановила мою память. То есть, если говорить по сути и без обиняков, ты дважды нарушила Правила Игры. Зачем?

- У тебя был тяжелый день, - ее улыбка чуточку лукава. Так бывает всегда, ежели она пытается что-то скрыть, невзирая на самоочевидное. – Кстати, по этому поводу... Слушай, а ты сейчас не хочешь чего-нибудь такого... горячего, или, может, прохладительного? Бодрящего или же просто вкусного? Я позову Риголетто и Вайнуха, они всегда рядом!

Ты хочешь сказать, мол, не стоит трудов, так, чисто из вежливости. Однако, любопытство пересиливает, и ты, вместо отрицания, киваешь головой.

Она усмехается, будто вовсе и не сомневалась в твоем выборе, а потом... Оборачивается в сторону лесной чащи, той самой, из которой вы с нею вышли к той «природной» беседке, где каждый камень готов служить своей странной формой удобству положения тела, и для тебя, и для нее. Короткий, но пронзительный свист, который эхом отразился в скалах Сияющего Водопада. Да уж, ты совсем позабыла, что твоей визави иной раз свойственны весьма хулиганские манеры, естественно, под настроение!

В ответ на сей эффектный жест условного призыва, там, в лесу, сразу же раздается странный звук. Кажется, к вам приближается некто, кто передвигается верхом. Во всяком случае, легкий стук по утоптанной земле той самой тропинки, которой вы сюда пришли, весьма напоминает стук копыт.

Да, в вашу сторону и впрямь направляется всадник, причем, весьма и весьма интересный. Первое, что показывается из-за деревьев, это нечто, весьма напоминающее собою майское древо. Или же древо трофеев.

На самом деле, это просто гигантские ветвистые рога. На которых висят, подобно трофеям или подаркам, кружки и чашки, сетки с какими-то бутылками и банками, а также со стаканами, тарелками и прочей разнообразной кухонной посудой. Рога эти располагаются на красивой голове зверя, очень похожего на благородного оленя, вот только раза в два покрупнее. Это прекрасное – и мощное! – животное выступает изящной поступью из чащи леса, и ты с удивлением замечаешь, что сей загадочный зверь скорее уж похож на ожившую статую, отлитую из древней-древней роскошного цвета бронзы - темно-зеленой, с синим и глубоко спрятанным в толще цвета золотистым оттенком! - чем на реальное животное из плоти и крови.

На спине у этого удивительного существа расположилось... Нет, не седло. Вовсе другая конструкция, закрепленная снизу золотистыми ремнями, проходящими под грудью и вокруг передних ног этого животного. Это скорее плоская площадка, размером не меньше чем три на три аршина, длиною почти что на всю спину этого живого и бронзового оленя, с симметричными выступами вширь. На этой самой площадке размещаются разные предметы своеобразной... нет, не «полевой», скорее уж «выездной» кухни. Кажется, там есть небольшая плита с двумя крохотными очагами-огоньками, светящимися странным голубым пламенем. Рядом с нею какие-то ящички, что в них – Бог весть, наверное, какие-то продукты... или же приправы кухОнного назначения.

Заправлял всем этим хозяйством презанятнейший субъект, внешностью своею, а в особенности ужимками и прыжками, более всего напоминавший обезьяну. Впрочем, голова у него была вполне себе человечья. И даже... э-э-э... как бы это избежать разговоров на одну весьма щекотливую тему, про одну вечно обиженную нацию... В общем, мы скажем уклончиво, лысоватая голова владельца-управляющего сей кухни-на-спине явно свидетельствовала о ближневосточном происхождении ее носителя Лицо этого субъекта, естественно, было снабжено традиционным для указанной, но неназываемой нации горбатым носом. Тем самым носом, что вечно вынюхивает, кого бы это в очередной раз обмануть на продажах, и вечно рискует при всем при этом быть разбитым. Ну и глазки типичнейшего торгаша, маленькие, черные, живые, цепкие и любопытные. Одет он был в нечто, напоминающее охотничий костюм, состоящий из подпоясанной куртки со множеством карманов, зеленого цвета, сверху, а также штанов-галифе и гетр поверх высоких ботинок, снизу. Кстати, чуть ниже широкого кожаного пояса у него был повязан крохотный, размером немногим побольше носового платка, передник, вовсе не защищающий этого кухаря-пекаря от гастрономических брызг и явно имеющий скорее уж символическое значение. Впрочем, как знать, как знать...

- Ого! Кого я вижу! Сама Госпожа Файнесс* к нам пожаловали! – еще издалека восторженно вскричала сия занятная образина-полуобезьяна, естественно, изрядно картавя при этом. – Таки всецело за Вас рады, и видеть, и слышать, дорогая Вы моя! Владычица, моё таки Вам почтение, и ныне, и присно, и таки каждую нашу встречу!

Крайняя реплика явно предназначалась твоей визави. Ты вспоминаешь этого занятного персонажа, и сразу же искренне улыбаешься его комичным манерам. И твоя высокая собеседница тоже отвечает ему улыбкой, с сугубой симпатией.

- И тебе таки п’гивет, мой дорогой Вайнух! – ты громко и весьма иронично грассируешь ему в ответ. Впрочем, ты знаешь, что тебе это дозволено. Еще много-много лет тому назад он сам, лично-персонально выдал тебе по этому поводу безоговорочное разрешение.

- Ну? И чего таки изволит употреблять наша Госпожа Файнесс на этот раз? – сейчас голос этого весельчака Вайнуха звучит рядом и сверху. Эта ожившая бронзовая статуя, Олень, - ты только что вспомнила, что его действительно зовут Риголетто, - своим величавым шагом уже приблизился к вам вплотную. И сейчас его рога, эти места расположения-хранения посуды, выглядят скорее феерично, чем нелепо.

А ведь есть чему удивляться в том, как организована эта передвижная таверна. Ну, или как там еще можно назвать заведение, где могут напоить таким... разным? Вот, например, кофейные чашки у этих двоих подвешены на отростках рогов, прямо за ручку. И располагаются они почти что перпендикулярно поверхности местной почвы. Однако при этом сии предметы посудного рода непостижимым образом сохраняют некое свое загадочное содержимое даже в столь наклонном состоянии – это хорошо видно вблизи. Возможно, там заранее насыпаны какие-то ингредиенты для быстрого приготовления напитков?

Кстати, вот сейчас, при взгляде снизу вверх, э-э-э... «ближневосточный» профиль Вайнуха на фоне светлого неба смотрится особенно впечатляюще.

- Уже таки чего желаете, моя дорогая госпожа? - произносит он, и ты улыбаешься его почти что тактичной двусмысленности, когда совершенно неясно, к кому именно из вас двоих он обратился.

Произнеся такую, почти что дерзкую шутку, этот обезьяноподобный субъект скалится, как будто он сам в восторге от весьма условного изящества формулировки своего вопросительного предложения.

- Мог бы, для начала, предложить своей Хозяйке! – эти слова в адрес собеседника ты произносишь с малой толикой условной укоризны в голосе. Примерно напополам с иронией.

- Ой, я тебя умоляю! – Вайнух немедленно отреагировал на твои слова, причем вполне ожидаемо – да-да, ты ожидала от него именно такого ответа, в знакомой э-э-э... «ближневосточной» манере! – С Владычицей, - он как-то занятно, с благоговейной иронией в голосе, обозначил титул Повелительницы Лимба, - мы видимся каждый день. А вот госпожа Файнесс имеет почтить нас своим присутствием не так уж и часто. Позапрошлой весной мы имели счастье тебя лицезреть, а в этом году тебя вовсе не было видно. Похоже, ты снова в Игре, таки да?

Он тебе подмигивает, и ты понимаешь, что твой занятный собеседник, стоящий на платформе, расположенной на спине гигантского оленя, знает сейчас о твоих здешних делах куда как больше, чем ты сама. И он знает о том, что ты это знаешь. И наслаждается эдаким информационным превосходством «по ситуации». Но здесь уж ничего не поделаешь, Игра есть Игра. Одно из ее обстоятельств, это частичная утрата памяти о предыдущем.

Кстати, тому, что тебе устроили в ней небольшой перерыв, наверняка есть весьма серьезные причины. Известные только той, кто сейчас пригласила этого Мастера специально для того, чтобы тебя развлечь и угостить. И то, и другое он делает весьма оригинально, но тебе всегда нравилось, как сей бармен-повар-шут-фигляр-и прочее обыгрывал, казалось бы, банальную подачу напитков.

- Меньше болтай, а больше делай, - неожиданно глубоким красивым баритоном заявил бронзовый Олень.

Он шагнул еще ближе, почти вплотную, к вам, и медленно опустился вниз, изящно подогнув под себя свои длинные ноги. При этом его голова осталась красиво поднятой, а отросток рога, на котором висела одна из фарфоровых кофейных чашек, оказался где-то над тобою. Впрочем, ежели подняться на ноги, то ее, эту самую чашку, вполне можно снять.

- Да, возьми свою чашку! – распорядился этот величавый зверь, и ты его послушалась. Кстати, эта конкретная чашка оказалась совершенно пустой и абсолютно чистой.

- Что посоветуешь, Риголетто? – твоя визави улыбнулась этой ожившей статуе. – Это ведь ты у нас знаток-рекомендатор!

- Глинтвейн, - важным тоном заявил адресат ее вопроса. – Только не слишком горячий. Сегодня вовсе не холодно, хотя осень уже в самом разгаре.

- Нет-нет, очень приятная погода! – откликаешься ты, протягивая чашку обезьяноподобному бармену. Он протягивает руку тебе навстречу и забирает переданное.

Естественно, у него все уже было готово. В стеклянном кувшине уже был налит красный напиток, и он даже был, к этому самому моменту времени, то ли подогрет, то ли охлажден, как раз до нужной температуры. Вовсе не чуть-едва теплый, но и не обжигающе горячий, в самый раз, в дополнение к окружающим пейзажам золотой осени.

- Спасибо, вы свободны! – произносит Повелительница Лимба.

Изящный взмах ее руки, и оба участника барной команды – и гигантский Олень, несущий на себе барную кухню, и его странный седок-бармен – исчезли, как будто бы здесь, возле каменной беседки их никогда и не было. Немногословный Риголетто только и успел, с важным видом, кивнуть на прощание той, кого Вайнух почему-то назвал этим странным именем, госпожа Файнесс. Что же касаемо его коллеги-бармена, то он обозначил свой прощальный жест обращенным к тебе выразительным подмигиванием, как к некой старой знакомой. Наверное, это так и было...

- Глинтвейн в его исполнении по-прежнему недурен! – твоя визави сказала это, глотнув из точно такой же чашки, как и та, которую ты сейчас держишь в своих руках.

Странно, еще секунду тому назад такой чашки, в руках Владычицы Лимба, точно не было.

- Ну... могу же я, иногда, и поиграть немножко! – твоя собеседница, как обычно, экономит время на твоих вопросах и репликах. – Чем попусту задаваться такими вопросами, ты лучше просто попробуй это на вкус! Поверь, ради тебя Вайнух действительно расстарался!

- А ведь ты же могла получить чашку для меня, и вовсе их не вызывая! – ты улыбаешься ей с сугубой иронией. – Зачем же тебе такие сложности?

- А ты не подумала, что помимо меня, тебя здесь, в Лимбе, любят очень многие? – отвечает она тебе встречным вопросом. И тут же поясняет:
- Они оба хотели тебя увидеть. Я могла доставить им такое удовольствие, в дополнение к возможности угостить тебя. Так почему бы и нет?

Она улыбается. Но по тому, как сейчас смотрят куда-то в сторону ее зеленые глаза, ты понимаешь, что ей сейчас очень неловко.

- Ты же знаешь, я не люблю просить, - кажется, она все же решилась.

- Зачем все эти длинные предисловия? – ты, в принципе, готова исполнить ее просьбу. Но все же, тебе хочется знать, почему все обставлено именно так... загадочно и очень невнятно. – Ты же знаешь, я буду рада тебе помочь. Но, ей-Богу, я никак не могу взять в толк, какую такую услугу я бы могла оказать именно тебе? Извини, но мне всегда казалось, что Владычица Лимба в принципе может почти что все!

Прежде чем ответить тебе на это заявление, она делает еще один глоток из своей чашки. А после этого ставит ее на тот самый серый камень, который в этой живописной «природного вида» беседке исполняет роль условного стола, благо сам он круглый, и его плоский верх для этого подходит едва ли не идеально.

Твоя визави бросает взгляд в сторону водопада. И ты некоторое время поддерживаешь ее в этом молчании, глядя на облака белых брызг, что окутали подножие водосброса. Они поднимаются на десятки метров, почти что до прямого карниза, своего рода полки на почти отвесном и складчатом горном склоне.

Ты отчего-то вспомнила, как вы ходили по этой дорожке-карнизу, прямо до самих падающих водных струй. Компанию тебе тогда составляла одна смешливая сероглазая девочка.

Ты знала ее... когда-то до... и при грустных обстоятельствах, случившихся в ином мире, омерзительном мире господ и рабов. Тогда этой хрупкой девочке было лет двенадцать. И ты тогда молилась о ней...
И молилась не одна...
И не зря...

Похоже, что здесь, в Лимбе, она повзрослела, причем как-то сразу, почти что мгновенно. А может быть, она и сразу же здесь оказалась иной. Ведь именно в этом странном Мире-Вне-Времени, любой Гость или иной пришелец обретает свой настоящий облик, ибо здесь его внешний образ всегда соответствует его же собственной подлинной сути.

Во всяком случае, в твой прошлый визит, этой девочке было уже лет пятнадцать-шестнадцать на вид. И ее длинные пепельные волосы были перехвачены в «конский хвост» пестрым плетеным шнурком. И ты прекрасно помнишь, кто сплел для нее этот шнурок, украсил его наконечниками из крупных изумрудов и повязал ей на волосы.

- Я тогда любовалась вами, как вы играли там, у водопада, - она снова отвечает вслух твоим мыслям. – Я сидела здесь же, на этом самом месте, пила свой капуччино и глядела на вас.

«На вас», это значит, на вас с Вероникой. Ну, естественно. Этого, собственно, и следовало ожидать.

- Странно, - ты улыбаешься ей адресно, и почти что с хитрецой. – А мне казалось, что здесь в это время никогошеньки и не было!

В ответ на эту ехидно-шутливую реплику, твоя визави лишь молча усмехается. И ты понимаешь, что рассказывать об этом Веронике, тебе, наверное, не стоит. От слова «совсем».

- Ты ведь всегда рядом с ней, - ты не спрашиваешь ее, ты просто констатируешь простой факт. Очевидный. Для тебя.

- Всегда, - по тону ее ответа совершенно ясно, что эта тема закрыта. И тебе остается только согласно кивнуть...

- Ну что же, спасибо тебе за вино и компанию, - спустя несколько приятных минут почти что нейтрального молчания ты, наконец-то, решаешься помочь ей перейти к делу. Просто обозначив рубеж милой дружеской болтовни, за которым начинается общение на куда более утилитарные темы. Пускай и в весьма дружеском ключе.

- Да, пожалуйста! – она кажется немного смущенной, но, впрочем, твои намеки, вербальные и не очень, вроде бы возымели свое действие.

Да, кажется, она уже решилась. Во всяком случае, ее взгляд снова обращен к тебе, и зеленые глаза твоей визави явно обозначают начало того самого разговора, ради которого тебя нынче вот так вот эффектно пригласили сюда, в Лимб, в самое твое любимое место. Что, кстати, совершенно из ряда вон выходящее событие. В смысле, вряд ли когда-то такое случалось вообще. Ну, Слава тебе, Господи! Может быть, хоть сейчас она что-то соизволит, наконец-то, тебе объяснить?

- Я ведь говорила тебе, что получив во владение Лимб, я смогла избавиться от одиночества, – начинает она с того, что, в принципе, уже давным-давно тебе известно. – И заодно с этим, я исполнила известную часть предначертанного Им, в смысле исполнения милосердия к падшим.

Тебе нет нужды тратить лишних слов, ибо сей вопрос-утверждение носит вполне себе риторический характер. Достаточно кивка головы, каковой утвердительный жест ты и выполняешь, тем самым предлагая ей продолжить свой монолог.

- Друзья, из числа моих Гостей и таких особых существ, как ты, позволили мне ощутить радость общения с близкими, – голос ее выражает некоторую неуверенность. Как будто она еще окончательно не решила, можно ли поверить тебе до конца некие особые тайны. Это тебе-то, ближайшей, доверенной ее подруге! - Но мне хотелось большего. Кого-то, кто смог бы стать частью меня и подарил мне, в одно и то же время то, что зовется любовью духовного и телесного плана. И я получила желаемое.

- К тебе пришла Вероника, - ты снова согласно киваешь ей. - Эта девочка стала твоей возлюбленной.

- Да, с нею мое счастье стало куда полнее, - согласилась она. – И все же, даже этого было мне мало. Я хотела запрещенного, мечтала родить живое существо, происходящее непосредственно от меня. Родить, или же... создать его как-то... иначе...

- Хм... – ты с сомнением качаешь головой, понимая все сложности, с неизбежностью встающие на пути реализации подобного желания. – Любой другой Архангел мог бы, наверное, позволить себе полноценное воплощение в одном из обычных миров, с плотной телесностью низшего плана. Любой, но, наверное, вовсе не ты. Прости.

- Я в курсе, - твоя удивительная собеседница кивает головой в знак согласия. – Мое продолжительное воплощение в любом из плотных миров с неизбежностью нарушит его равновесие, если уж не разрушит этот мир полностью. А здесь, в Лимбе, подобное, увы, невозможно. Те, кто прежде обитал в других мирах, могут жить у меня сколько им угодно. Но создать живое от начала, ab ovo, здесь никак не получится.

- Как же ты поступила? – ты уже догадалась, что в результате безумной затеи твоей визави, несомненно, получилось нечто... значимое и важное. Иначе бы этого разговора вовсе не было!

- Я мечтала о той, кого хотела создать, - твоя собеседница говорит тихо, вспоминая о чем-то особом, что наверняка, и словами-то не высказать. – Детально представляла себе дитя, какой в точности должна была стать моя девочка...

- Ты хотела родить... или... как-то иначе... создать себе дочь! – запинаясь в словах, ты улыбаешься ей весьма смущенной улыбкой.

- Очень! – ответная улыбка твоей визави меняет ситуацию. Кажется, неловкость, с которой начался этот ваш странный разговор, куда-то улетучилась. Вот и славно!

- Но ведь ты и впрямь не могла воплотиться в плотных мирах, для того, чтобы родить ее и вырастить! – ты удивленно качаешь головой.

- При чем здесь это? – Владычица Лимба усмехается, и ты понимаешь, что от тебя ускользнуло нечто очень важное. То, что коренным образом меняет весь расклад. – Я ведь не собиралась просто давать телесную оболочку какой-то из душ, переходящих из мира в мир. Мне же хотелось сотворить совсем новую, живую душу, ту, которой до этого вовсе не было, а не просто воплотить кого-то в весьма несовершенное физическое тело!

- Ничего себе! – сказать, что ты просто удивлена, это ничего не сказать. Ты просто поражена этой откровенно безумной идеей своей подруги. – Но это же попросту невозможно для нас! Творить души, это же... Его прерогатива!

Этим уважительного плана понятием, выраженным сугубо с ЗАГЛАВНОЙ буквы, обозначающим Того, Кто выше всех и всяческих похвал и восхищений, ты указала ей на уровень дела, за которое твоя подруга взялась и, наверняка его даже как-то умудрилась... провернуть. Эдакий мягкий намек, а нет ли, мол, в твоих желаниях чрезмерной гордыни?

- Я молила Его о даровании мне такой возможности, - отвечает твоя визави, и ты уже не знаешь, как теперь относиться к столь безумному поступку. – Особой награды. Всего один раз. За все мое служение Ему.

- И он согласился? – ты даже не столько спрашиваешь, сколько констатируешь очевидный и несомненный для тебя факт.

- Он сказал: «Сделай это. У тебя все получится!» - отвечает адресат твоего утвердительного вопроса. – И еще потом добавил: «Это будет и справедливо, и забавно!»

- Да уж! – Его чувство юмора как всегда своеобразно. Но ты оценила!

- И знаешь... Я это сделала! – твоя визави поднимает на тебя свой взгляд, и в зеленых глазах ее все еще читается удивление от такой удачи. – Я соткала ее образ из собственных грез, проявила его призрачные черты своим вниманием и страстным желанием чуда. А потом я приказала ей: «Живи!» И помогла ей родиться впервые.

- Ты отправила ее воплотиться в один из нижних телесных миров, - понимающе кивнула ты. - Умно, ничего не скажешь!

- Я воспользовалась помощью одной семьи, посвященной в некоторые тайны Истинного Бытия, – твоя собеседница многозначительно усмехается. – Сыграла на своем обаянии. Они немедленно согласились мне помочь. И я обрела свою девочку во плоти.

- Чтобы она ощутила Бытие и сама осознала, почувствовала себя живой, - ты делаешь вывод, который, собственно, напрашивается сам собою, из всего прежнего опыта твоей Игры.

- Ты все поняла правильно, - она кивает головой, подтверждая этим жестом твою правоту. А потом снова, почему-то, смотрит вниз, почти смущенно. – Мне нужно было провести ее хотя бы через одно рождение во плоти. Чтобы закрепить результат. Ну и просто, чтобы удостовериться в том, что все у меня получилось...

- Все это, конечно, замечательно и великолепно, - говоришь ты ей с усмешкою. - И я очень рада твоему выдающемуся достижению. Но все-таки, причем же здесь я?

Она со вздохом поднимает на тебя свой взор, и...

Ну да... Все же очевидно. В смысле, видно твоими же собственными очами по ее глазам, глазам Владычицы Лимба.

Цвет ее глаз такой знакомый... Ты же видела эти самые глаза, причем совсем недавно...




* Finesse – по-аглицки может означать изящество, изысканность, утонченность. Одновременно с тем еще ловкость и хитрость. И поди еще пойми, что же этот самый занятный юморист, по имени Вайнух, имеет в виду!

[Книжник]

Однажды среди совсем других садов
Мы свидимся снова,
Мы свидимся снова,
Мы встретимся снова с тобой.
Не бойся, теперь я знаю все:
Тебе пришлось это сделать со мной
Средь сада земного,
Печальный Ангел мой.

Ирина Богушевская



28.

- Случайность? – ты спрашиваешь, глядя на нее вполне серьезно, чуть прищурившись. В принципе, уже зная ответ на свой вопрос.

- Нет, - взгляд твоей собеседницы тверд, и ты знаешь, что она никогда не унизится до прямой лжи, тем более в твой адрес. – Это не случайность. Я так захотела. Я так решила. И я все сделала именно так.

- Однако... – получив четкий и недвусмысленный ответ, расставляющий все точки над «i», ты отводишь глаза и сокрушенно качаешь головой.

Ну что тут скажешь... В принципе, ты не то, чтобы обиделась на нее очень уж сильно, хотя...

Конечно же, обиделась, да еще как! Ведь она могла бы просто попросить о помощи! Ну, разве ты отказала бы ей в этом?

- Прости, я не могла к тебе обратиться, - в ее голосе слышны виноватые нотки. Надо же! Она оправдывается! – Это значило бы посеять зерно сомнения там, где была необходима абсолютная уверенность в неизбежности полного и безоговорочного успеха. Я не могла рисковать. Постарайся это понять.

- Ты манипулировала мною, - выражение лица у тебя сейчас такое... мрачновато-огорченное. – Зачем?

- Не только тобою, - она говорит жестко, но искренне, глядя тебе прямо в глаза. – И ею тоже. И еще многими. А зачем...

Она сдвигает свою чашку влево-в-сторону по каменному столу-валуну, по его гладкой плоской поверхности. Забирает твое питие и присовокупляет его туда же. А после, она берет тебя за руки. Судя по взгляду Владычицы Лимба, ей очень неудобно.

- Прости! – говорит она. – Я все это сделала ради своей дочери. Это был вовсе не каприз. И не подлость, из желания тебя обидеть или же простого безразличия к твоим чувствам. Я действительно, не могла поступить иначе.

- А попросить? – ты все еще и обижена, а может, скорее, просто огорчена этим ее изрядным сюрпризом. – Ведь я бы тебе и сама помогла! Добровольно и бескорыстно! Ты могла на меня положиться!

- Нет-нет! Риск тогда был слишком уж велик, - она вовсе не шутит, и ты это сейчас знаешь точно. – Это была моя тайна, которая незримо соединяла нас двоих. Только я и она, моя девочка, порождение моей фантазии. Живое создание из моих грез, обретшая плоть и кровь в том самом мире, куда ты направилась для очередного раунда твоей Игры. Безмерно сильная и одинокая, ничего не знающая о странности своего рождения. Так должно было быть, до поры до времени. Я не могла сделать тебя соратницей этого тайного дела. Как и Веронику. Она тоже ни о чем не догадывается. Вплоть до сегодняшнего дня я не могла прибегнуть даже к помощи тех, кого я люблю.

- А сегодня? – ты уже, в принципе, готова принять эти ее извинения. – Что случилось сегодня такого, что непременно потребовало этого нашего разговора?

- Просто, все изменилось, - ее лицо совершенно серьезно. – Она разбудила тебя. Ту, которая есть, кто пряталась под маской простой обывательницы того странного мира господ и рабов. И снова все подвисло в неопределенности.

Ты выражаешь взглядом свое недоумение, и тебе идут навстречу, пытаясь объяснить то, что, наверное, объяснить почти невозможно. Но она все же делает такую попытку добиться понимания с твоей стороны.

- Я хотела, чтобы ты, именно ты стала для нее ближайшей и любимой подругой, - надо же! Ты слышишь от нее нечто, почти ожидаемое! - Или же... помощницей. А лучше, и то, и другое, вместе и разом.

- Ну, в общем, примерно так все и получилось! – ты позволяешь себе улыбку почти скептического плана. – Так скажи мне, что же именно тебя не устраивает?

- Твоими способностями следует пользоваться осознанно, - ее голос серьезен. – И очень аккуратно, осторожно.

- Неужто я была замечена в рискованном применении магии? – твоя усмешка все более иронична. – Вот уж не знала!

- Не в этом дело! – она, похоже, все еще пытается тебе что-то объяснить. – Просто твое пробуждение позволит тебе продемонстрировать ей твою подлинную суть. А это заставит ее искать в себе еще больше силы, подобной твоей. Просто потому, что она захочет и далее главенствовать в вашей паре. Моя девочка может наделать глупостей, попытавшись пробудить в себе силу, которая еще ей не по плечу, попробовав завладеть той мощью, с которой она вряд ли сейчас совладает. В ваших с нею отношениях... Там все идет очень быстро, по нарастающей, и это меня пугает.

- Она... твоя дочь... гораздо мудрее, чем ты думаешь! – твой опыт общения с Зеленоглазой Колдуньей говорит тебе именно так, оттого и голос твой звучит вполне себе уверенно. – Совершать глупости, тем паче магического плана, ей совершенно не свойственно!

- И это ты говоришь после того, что она натворила, когда она уже столько раз истязала тебя?– твоя визави, вздыхая, качает головой. – Не спорь со мною, и не выгораживай мою дочь! Я знаю, она все время пыталась обозначить свое верховенство над тобою, поэтому постоянно мучила тебя, и словами, и телесно. А сегодня, своими нынешними магическими выкрутасами, она тебя чуть не убила! И не смей мне возражать, уж я-то точно знаю, что происходило между вами, и к чему это все могло привести!

- Но ведь она же и спасла меня! – ты защищаешь ту, кто так знакома тебе по тому странному, неуютному миру, из которого сейчас тебя изъяли. – И я, кстати, на нее вовсе и не думала жаловаться!

- Но я-то все знаю! – не сдается твоя визави. – Когда-то я выстроила обстоятельства вокруг вас обеих именно так, чтобы вы непременно с нею встретились. И чтобы ты, своим опытом многих тысяч жизней в разных мирах, хоть как-то уравновесила ее необузданную горячность.

- Я сейчас не помню свои прежние воплощения, - ты говоришь вполне искренне, хотя твою собеседницу эти слова, похоже, и вовсе не убеждают. – Ведь смысл Игры еще и в том, что каждое наше новое погружение в плотный мир дает нам шанс освежить эмоции. С тем, чтобы все было у нас... по-настоящему!

- Ты упрекаешь меня за то, что я испортила один из раундов твоей Игры, - тихо произнесла та, что сидит с тобою за одним каменным столом и вот сейчас нервно сжала твою руку. – Что же, я принимаю твою обиду как факт. Но все-таки надеюсь на твое понимание и прощение.

Кажется, Повелительница Лимба искренне огорчена тем, что случилось. Впрочем, главные слова ею уже сказаны. И ты, вздохнув, сжимаешь своими пальцами узкие и сильные кисти рук той, кто знает тебя столько циклов перевоплощений, что впору и сбиться со счета.

А она помнит каждую твою жизнь. От начала и до конца. И уже за одно это твоя визави достойна уважения.

- Я не сержусь, - ты говоришь ей истинную правду. – И моя обида связана только с тем, что ты не доверилась мне. Не попросила помочь с самого начала.

- Я не могла... – кажется, твоя визави опять готова затянуть свою покаянную песню-из-объяснений. Но ты коротким жестом останавливаешь ее.

- Я верю, что все так и было, - говоришь ей ты, - и сейчас меня волнует только вопрос о том, как и чем я могу тебе помочь теперь? Ведь ты меня призвала к себе именно за этим, верно?

- Все так, - твоя собеседница кивает головой. – В этот раз я действительно хотела попросить тебя о помощи.

- Я слушаю тебя, - ты киваешь ей головой, твои глаза исполнены великодушия.

- Я понимаю, с моей дочерью тебе... очень сложно, - говорит она почти смущенно, и даже потупив очи долу – редкий случай! – По натуре она добрая, но... привыкла чувствовать себя на одну-две головы выше всех окружающих. Для нее нормально быть главенствующей в любом раскладе. И если моя дочь встречает того, кто равен ей в тех умениях и талантах, что для нее значимы, или же, не дай Бог, в этих талантах выше ее, то даже условное равенство с другими ей кажется нестерпимым. Она стремится обозначить свое главенство, нисколько не думая ни о том, зачем ей это нужно, ни о том, как именно она это делает. В этом своем стремлении к мелким, ничтожным по сути, однако, значимым лично для нее победам, она не знает удержу. Ей необходим кто-то, кто мог бы мягко предостеречь ее от ошибок. Кто мог бы помочь ей осознать, какие из целей достойны столь значимых усилий, а какие нет. Где лично для нее имеет смысл главенствовать, а где стоит уступить пресловутую «пальму первенства» кому-то другому, да еще и порадоваться за него по этому поводу.

- И как я должна все это устроить, скажи на милость? – ты качаешь головой в сомнениях. – В том раскладе, что возник между нами, я младшая. И по возрасту жизни в том мире, и по статусу. И вовсе не могу диктовать ей свои условия!

- И никто не мог! – заявляет твоя визави, то ли с гордостью за свое дитя, а то ли с искренним возмущением от этого твоего предположения. - Даже муж, которого я ей предназначила. Впрочем, его-то она как раз и слушалась. Хотя бы через два раза на третий.

- А ее подруга? – ты спрашиваешь ее с сугубым интересом и почти без ноток ревности в твоем голосе. Почти. – Как она помогла тебе контролировать... твою девочку?

- Она была рядом с нею, - кажется, твоя визави вовсе не обижена на эти твои эскапады. – И одного этого всегда хватало для того, чтобы удержать мою дочь от необдуманных поступков. Ради близкой подруги она и сама смиряла свои порывы. И это, поверь мне, было не менее удобно, чем формальное подчинение мужскому авторитету!

- Ты думаешь, что ради меня она тоже станет вести себя чуть более предсказуемо? – тон твоего вопроса весьма и весьма скептичен. – Что она смирит свою гордыню, просто чтобы не потерять меня? А ежели в этот раз твоя очередная манипуляция даст сбой? Что тогда?

- Я понимаю твое недовольство, - она качает головой. – И в чем-то я с тобою даже согласна...

Кажется, она не обиделась, и это тебя радует. Впрочем, тебе видно, что она снова о чем-то недоговаривает. И снова стесняется этого, поскольку опять - в который уже раз! - потупила очи долу и пустилась в несколько путаные объяснения.

- Скажу тебе больше, - голос твоей визави звучит несколько неуверенно, - если бы мои манипуляции и далее были возможны без твоего участия, я бы оставила все как есть, и не стала бы тебя беспокоить. В принципе, все случилось так, как я и рассчитывала, просто много раньше. И теперь все зависит только от тебя. Если ты останешься с нею, она научится контролировать свои эмоции. Конечно, не сразу, а постепенно. Но содействовать ее усмирению, прости уж меня, больше некому.

- Меня твой оптимизм и радует, и пугает, - говоришь ей ты. – Но твое беспокойство совершенно излишне. Я люблю ее такую, какая она есть. И вовсе не собираюсь ее оставлять. Да мне в том мире и податься-то некуда!

- Ты Игрок! – напоминает она тебе. – В конечном итоге, все складывается так, как ты хочешь. Если, конечно, в спонтанные проявления твоей воли не вмешиваются иные силы.

- Например, ты! – твоя усмешка, вроде бы искренняя, но, кажется, она совершенно излишняя.

Просто ты видишь, как обычно бледные щеки твоей визави вспыхивают румянцем. И ты вспоминаешь, что упреки от самых близких она воспринимает весьма и весьма тяжело. Особенно, если с ними согласна...

- Прости, - ты трогаешь ее руку, пытаясь этим касанием обозначить свое искреннее сожаление, - я не хотела тебя обидеть.

- Твой упрек вполне справедлив, - она смотрит в твои глаза и кивает головой в знак согласия. – И я вовсе не обижена. Для меня главное, чтобы ты пообещала не бросать мою девочку.

- Обещаю! – твердо говоришь ей ты, и она снова кивает головой. А потом пожатием руки обозначает тот факт, что тема закрыта. Во всяком случае, в части ее возможных обид. Их не будет, ты это знаешь точно. И это радует, позволяя тебе ответным пожатием обозначить твое согласие с нею. Молчаливое и однозначное. Ответом тебе служит очередной кивок ее головы. Она снова это делает молча, ибо все слова вами уже сказаны.

Что же, говорят, молчание - знак согласия. Не всегда это в точности так, но в вашем конкретном случае эта поговорка, пожалуй, вполне себе действует. И это тоже тебя радует.

Спустя минуту, твоя визави поднимается с удобного каменного сиденья. Ее длинные пальцы касаются твоего плеча, приглашая сделать то же самое, и ты встаешь, опираясь на ее руку.

Кажется, этим действием она решила обозначить очередную паузу в вашем с нею безумном диалоге. Впрочем, вполне возможно, что твоя собеседница именно таким способом захотела подвести промежуточный итог ваших странных переговоров. Кстати, заметно, что стоило только тебе переместить на нее свой взгляд, как ваши чашки тут же исчезли с каменной столешницы, как будто бы их там никогда и не стояло. Ну, а что ты ожидала, что Владычица Лимба оставит за собою мусор? Это было бы вовсе не по-хозяйски...

- Пойдем к водопаду, - говорит тебе она. Ты благодарно киваешь ей, и вы вместе подходите ближе к краю пропасти, за которым расположилась эта необычайная красота.

Это место из числа твоих любимых в этом уголке Лимба. Гигантское ущелье, через которое, чуть в стороне, перекинут изящный висячий мост. Серебряные канаты его натянуты как струны – иногда бывает слышно, как они тихо поют низким басовитым тоном, под аккомпанемент ревущего внизу бурного потока, в странном гармоническом созвучии с ним. Если ступить на палисандровые доски-поперечины, которыми выстлан путь на ту сторону, и пройти до середины, можно ощутить слабое раскачивание этой изящной конструкции. Впрочем, это не страшно. Все это скорее уж просто придает созерцанию красоты этого водопада некую толику жутковатого своеобразия.

Ущелье уходит вниз, как бы и не на полверсты, если смотреть от гребней бурунов, покрывающих поверхность несущегося водного потока. Глубина сей реки, тебе совершенно неизвестна, но она явно намного больше высоты отвесных стен над водою. Впрочем, сам этот водопад еще интереснее. Он низвергается со скал, сверху эдакой водяной стеной. Или же завесой... Его струи полупрозрачны, и их мощь не сравнится с грохочущей силой той массы воды, что проходит внизу, совершенно перпендикулярно ему. Да-да, этот водопад стекает-падает вдоль одной из стен этого гигантского ущелья, вниз по уступам, не так уж и много добавил к тем водам, что текут там, внизу основным потоком.

Когда-то - кажется, что это было давным-давно, но все-ж таки ты вспомнила это! – вы говорили об этом с твоей нынешней собеседницей. Тогда ты поинтересовалась у нее, отчего этот водопад, спускаясь с гор, не дает начало реке, а течет перпендикулярно речному руслу. Тогда она только усмехнулась и ответила тебе вопросом на вопрос, почти так же, как это обычно делает ваш общий знакомый, шут-бармен «ближневосточной» наружности, по имени Вайнух. Дескать, неужели тебе не понравились эти скалы из диамантина, которые так загадочно сияют, подсвечивая своим искристым блеском-свечением струи воды, что несутся вниз по отвесной стене? Это же просто и... эстетично!

Диамантин это очень странный минерал, который даже и не найдешь нигде, кроме как в Лимбе. Во всяком случае, лично ты ни в одном из миров Универсума его точно не встречала. По сути, это темный алмаз – хотя, возможно, такое впечатление условной темноты связано с толщиной массива скал из этого твердого камня. Его поверхность странно отполирована. То ли общей совокупностью воздействия ветра и воды, то ли исходной задумкой той, кто когда-то давным-давно создала здесь столь странный ландшафт. Но специфика этих скал в том, что в толще алмазной прозрачной породы как бы растворены природные самоцветы. Часть из них своими гранями выходят на поверхность алмазных скал, обозначая яркими светящимися пятнами вкрапления в толщу алмаза драгоценных камней. Рубины, сапфиры, изумруды смотрятся в диамантиновой оправе и ярко и загадочно, будучи то ли пленниками этих несокрушимых, почти отвесных стен, то ли просто эффектными фантастическими украшениями, навсегда спрятанными в камне, тверже которого не было, и нет. Эти камни отполированы загадочной местной стихией, действующей, в полном соответствии с фантазией Автора этого геологического шедевра, методой отнюдь не разрушения, но созидания.

Все это кажется подлинным чудом, хотя...

Нет, алмазные полупрозрачные скалы смотрятся весьма эффектно, даже сквозь водяную завесу, а особенно контрастно по сторонам от водосброса, справа и слева от потока падающей воды. Там все эти сверкающие точки блестят куда как ярче, чем это можно было бы предположить, учитывая тот факт, что местное небо светит сверху ровным и мягким рассеянным светом. Но разве физические законы этого мира не подвластны его Владычице?

- Да, мне тоже здесь нравится! – отзывается она на твои мысли. И тут же добавляет с улыбкой в своем голосе:
– Смотри, дельфиды тебя приветствуют! Помаши им!

[Книжник]

А сегодня я воздушных шариков купил,
Полечу на них над расчудесной страной!
Буду пух глотать, буду в землю нырять,
И на все вопросы отвечать: «Всегда живой!»
Ой...

Егорушка


29.

Вы стоите почти на краю этой самой диамантиновой пропасти. Слева от вас тот самый поющий мост, что подвешен над этой ревущей бездной на серебряных канатах. А прямо перед вами сам роскошный водопад, падающий-стекающий водяной стеной по этим сверкающим скалам, сверху. Полверсты вверх – полверсты вниз. И два карниза по обе стороны этого ущелья, на дне которого протекает горная река. Один на той стороне. Он почти вровень с этим обрывом, – да, твоя собеседница говорила, что видела вас с Вероникой прямо отсюда. Прямо напротив вас, этот карниз как бы прикрыт особым массивом алмазных скал, нависающим «балконом», выходящим немного вправо-влево за пределы ширины водосброса – наверняка, так задумано было создательницей этого странного рельефа! С этого выступа-«балкона» как бы и «свисает» само волнистое полупрозрачное «полотно» водопада, как своеобразный занавес. Все это вместе образует на той стороне ущелья, под водосбросом, подобие «тайной» волшебной галереи, где ты много раз бывала, причем, как правило, не одна. Второй карниз, подобный тому, что находится на той, противолежащей стороне, расположен здесь, под вами, аршин на двадцать ниже этого обрыва.

Что касается местности позади вас, там находится нечто вроде прохода-выхода, шириной с полверсты, между двумя возвышениями. Как некие врата, что ведут от Сияющего Водопада в лесистую часть Лимба. Тебя, кстати, это вовсе не удивляет. Здесь такие пороговые контрасты скорее норма, чем исключение. Но Хозяйка Лимба, она... имеет право на свои невинные капризы Созидательницы Ландшафтов.

Но здесь спорить не о чем. Ее мир – ее правила...

Кстати, о правилах и капризах. Наверное, только Владычица Лимба и могла придумать такое удивительное существо, как дельфида.

- Да! – в этот раз она улыбается почти горделиво, без тени смущения на лице. – Эти мои красавицы само очарование!

Ну, кто бы сомневался!

Ты сразу же вспоминаешь типичную дельфиду. Металлического оттенка кожа, очень плотная, способная противостоять острым неровным уступам диамантиновых скал, не позволяя им нанести ей ни единой царапины. Хотя эти складки гор несколько сглажены водой, но все же они могли бы создать проблемы любому существу, пожелавшему обращаться с ними сколь-нибудь непочтительно. Любому, но только не дельфиде.

Эти существа очень гармоничны, их действительно, можно назвать изящными и красивыми. Просто, их красота... иная, особая. Визуально дельфиды немного похожи на русалок, особенно верхней частью своего «металлизированного» тела. Вот только головы у них не совсем человеческие. Иной формы, чуть вытянутые, черепа. Волос на них, между прочим, нет вовсе. Но, как ни странно, летучих русалок это ни капельки не портит. Кстати, у дельфид внешне отсутствует нечто похожее на уши, хотя, на самом-то деле, слух у них поразительно острый. Просто, слышат они, кажется, всей поверхностью своей кожи.

Особые, хотя и по-своему красивые, лица дельфид оставляют странное впечатление. Их даже можно было бы счесть демоническими, учитывая огромные глаза с вертикальными зрачками. Но искренние улыбки и особый, звонкий, переливчатый смех, напрочь снимают подобное впечатление.

Их обнаженные груди заставили бы бледнеть от зависти многих красавиц человекоподобных рас. Руки и плечи у дельфид тоже вполне человеческие. А вот ниже пояса, вместо пресловутого «рыбьего хвоста», у них нечто... странное. Вроде бы это ноги, но вовсе не такие, как у людей. У дельфид нет коленей, а то, что у них можно назвать ногами, скорее похоже на два гармонично сужающиеся от «бедер» книзу гибких змеиных хвоста, которые, как ни странно, заканчиваются ступнями, почти что похожими на человеческие. Вот только «пальцы» на ступнях дельфиды длинные и... да, они тоже гибкие, как и ноги, и также похожи на змеиные хвосты. Впрочем, выглядит все это в высшей степени изящно, хотя и не вполне по-человечески.

Например, дельфиды, когда стоят, предпочитают держать эти свои «ноги-хвосты» вместе, соединив пятки своих ступней и раздвинув длинные «пальцы», так что со стороны кажется, будто их нижняя часть тела заканчивается эдаким причудливым веером. Дело в том, что эти «пальцы» соединены прочнейшей перепонкой. И сие вовсе не случайно, ведь вода это исходная стихия, родная для дельфид.

В воде они действуют своими «ногами-хвостами», в точности как русалочьим хвостом, держа их вместе, воедино. И плавают при этом очень-очень быстро, почти как дельфины, от которых они, наверняка, и получили первую часть своего родового имени. Вторая же часть его происходит от сверкающих крыльев, что со странным шорохом трепещут, поднимая сие чудесное создание в воздух.

Крылья эти свисают у дельфиды за спиною, доходя в обычное время до середины бедер. Они кажутся какими-то совершенно игрушечными, как будто их владелица нарядилась на маскарад весьма средней руки. В обычном, «пешем» состоянии крылья у дельфид мягкие, гладкие, шелковисто-глянцевые, сетчатой фактуры, внешне немного похожие на крылышки стрекозы, только маленькие и совершенно непрочные на вид. Вот только впечатление такое весьма и весьма обманчиво, ведь стоит только дельфиде взмахнуть ими, приводя их в положение для полета, как сей «карнавальный» декор внезапно полностью преображается. Крылья этого загадочного и прекрасного существа вырастают в несколько раз, как в длину, так и в ширину. Слюдяного блеска, сетчатые, как у стрекозы, несущие плоскости обретают необходимую жесткость. И вот тогда...

Эти крылья отрывают их владелицу от поверхности земли или воды, поднимают ее ввысь, помогая достичь вершин диамантиновых скал и зацепиться там, поймав малейшие выступы, неровности и трещинки длинными и острыми, прочными и цепкими когтями. Ты точно знаешь, что эти острые иглы-клинки могут поспорить по своей прочности с тем же алмазом. И выходят эти изящные когти из фаланг пальцев рук дельфиды чуть ли не на три дюйма каждый. Где они помещаются у нее, когда она тихо и мирно стоит себе на земле – загадка. То же можно сказать и о подобных когтях на «пальцах» изящных «ног-хвостов». Правда, там длина этих жутковатых орудий доходит до двух третей фута.

Когда-то ты была весьма близко знакома с этими удивительными созданиями и чувствовала себя среди них как младшая, но любимая и несколько балуемая ими сестренка. Кстати, кажется, одна из них готова напомнить тебе, как это все тогда было...

Изящная фигурка, похожая на летучую рыбу, отделилась от стайки дельфид, резвившихся у подножия водопада. Сильные крылья быстро донесли ее вверх. И вот уже, взмыв над краем обрыва, и исполнив своими крылами, похожими на крылья стрекозы, странный шуршаще-хлопающий трюк - особое эффектное движение, гасящее инерцию и позволяющее мягко и аккуратно приземлиться! - она опускается на свои изящные «ноги-хвосты», так что пальцы ее ступней скрываются в голубоватой траве. Крылатая русалка оказывается перед вами во всей своей удивительной красе. Обнаженная (дельфиды никогда не носят одежды!), стройная, с кожей цвета грозового неба, своего рода телесное совершенство. Ее лицо, очертания тела и оттенки манер при движениях кажутся тебе смутно знакомыми.

- Здравствуй, моя кампаньэра! – она улыбается тебе. При этом, ее огромные миндалевидные глаза сверкают янтарем и даже черный вертикальный зрачок посередине не кажется чем-то чужеродным и неестественным. – Я ждала тебя! Я знала, что сегодня ты ко мне придешь!

Ты делаешь неуверенный шаг ей навстречу и вдруг вспоминаешь отчетливо, как вы играли с нею в этом водопаде. Эту дельфиду зовут Руэллия. И она твоя давняя подруга в этом мире, мире, который называется Лимб.

Ты ничего не говоришь ей в ответ, просто обнимаешь ее... э-э-э... куда и как придется. Просто взрослой дельфиде ты достаешь своим ростом примерно до уровня чуть выше пояса, чуть ниже груди. Потому, твои руки обхватывают ее где-то в районе ягодиц. Между прочим, эта часть тела у дельфиды выглядит и изящно и впечатляюще! Ну, со стороны

Да, дельфиды в принципе не носят одежды. И вовсе не стесняются своей наготы. Они скорее удивляются тому, что люди предпочитают чем-то прикрывать свое тело. Просто, дельфиды видят человека таким, какой он есть. Их зрение устроено таким образом, что они различают не только то, что доступно глазам обычных людей, но и многое другое. Судя по всему, они видят не только обычный внешний облик, но и тепло человеческого тела, и множество других излучений из числа тех, что исходят от человеческого существа в иных частотах, недоступных обычному восприятию людей.

- А еще мы слышим, - дельфида гладит тебя своей странной, гладкой, но жесткой ладонью по плечам. – Я слышу, как звучит твое сердце. Я слышу, как оно меня любит!

И это правда! Сейчас где-то там, внутри тебя появляется это странное тепло, совершенно невероятного свойства, - очень приятное и... такое, каким грех не поделиться!

- Спасибо, радость моя! – громко шепчет тебе Руэллия. И ты вспоминаешь, что они, дельфиды, питаются этими особыми излучениями человеческих душ и некоторыми иными тонкими вибрациями живых организмов. Нет-нет, они вовсе не выкачивают живую силу из тех, кто рядом, подобно вампирам и ламиям древнего мира. Дельфиды очень гармоничные существа. Их потребности весьма странны. Они вполне могут есть телесную пищу – и грибы, и ягоды, и рыбу. Но всему этому они предпочитают некие тончайшие эманации человеческих чувств и эмоций, то, что незримо передается вместе с ними, от сердца к сердцу.

Дельфиды существа двоякодышащие. Никаких жабр у них нет, но, судя по всему, вся их странная кожа получает из воды все, что необходимо для дыхания. Хотя эти существа и предпочитают жить в воде, они вполне могут долго парить над лесами, что находятся чуть в стороне от реки. Иногда они срываются вниз и, спикировав, мчатся параллельно земле между верхушками деревьев, а потом вновь взмывают-поднимаются на своих изящных стрекозиных крыльях ввысь.

Часто дельфиды усаживаются на прочных ветвях здешних гигантских деревьев, или же цепляются за их стволы, застывая в неподвижности, иногда в весьма замысловатых позах. Там они способны по целым часам наблюдать за жизнью местных странных насекомых, к примеру, тех, что похожи на муравьев, но при этом каждое чуть ли не в палец толщиною и длиной... соответственно, тоже не подкачало! Кстати, эти самые многоногие-хитиновые-членистотелые существа, обитающие на деревьях, весьма интеллектуальны, и даже говорят такими странными смешными тонюсенькими голосами. Их речь проста и невнятна, похожа на детский лепет, но дельфидам нравится вслушиваться в их странный гомон. Иногда они смеются, услышав некоторые реплики своих членистоногих собеседников, и тут же отвечают им, в странном скрипучем тоне, очень похоже, имитируя их забавные голоса, перемежая свои речи заливистым смехом.

Дельфиды охотно общаются подобным же образом и с птицами. Как они умудряются понимать столь странные языки, да еще и совершенно свободно общаться на них, выражая и мысли и эмоции, – то великая тайна.

Но больше всего дельфиды любят общаться с людьми, с теми из них, кто избрали местом своего обитания Лимб. Своим вниманием они могут почтить далеко не всякого, а только тех, чьи вибрации на тонком плане у них не вызывают неприятия. В некоторых людей они даже своеобразно влюбляются, пробуждая в сердце адресата своего чувства удивительные ощущения, странную ответную реакцию, волну тепла, в которой они буквально купаются. Одна такая встреча с возлюбленным ими человеческим существом – и взрослая дельфида сыта и счастлива несколько дней подряд. При этом человек не испытывает от такого общения никаких неудобств, только особое изысканное наслаждение духовной близостью с этим удивительным созданием.

А еще, дельфиды говорят без слов с теми из людей, кого избрали для этого своего внимания. Только с теми, кого они любят по-настоящему, так, чтобы больше никто не слышал их речей. Возможно, они просто стесняются

- Ты можешь полетать с нею, как прежде, - это предложение Повелительницы Лимба звучит весьма неожиданно, но в то же время так... соблазнительно!

- Спасибо за дозволение, Владычица! – дельфида произносит эти слова звонким красивым голосом.

Она нагибается и подхватывает тебя своими сильными руками за подмышки, при этом, умудрившись повернуть тебя в этом же движении, почти «на лету», прижимает тебя к своей груди. Между прочим, своего «да» ты ей словами так и не сказала. Однако она точно знает, что ты не просто не против этой затеи, что это и есть то самое, о чем ты сама давным-давно мечтала.

Вернее, об этом мечтала, соскучившись, та самая ты, что прячется под покровом очередной личины, в очередном своем телесном перевоплощении. Та, настоящая, истинная, кто по итогам своих многочисленных путешествий твердо знает, что для Игрока все происходящее между его воплощениями на разных слоях тварного мира - в том месте, которое ты, будучи Игроком, избрала как пересадочную станцию или же своеобразное место отдохновения от путешествий! – не менее, а скорее уж, куда более важно, чем то, что случилось во всех этих воплощениях по ходу Игры. И эта странная, бескорыстная любовь дельфиды одно из самых значимых чудес в твоей удивительной жизни.

Для дельфиды счастье прокатить тебя по воздуху на своих сильных крыльях. А ты... Да ни в одном их миров ты не встречала столь преданного сердца! И никто там, в плотных мирах, не устраивал тебе такого изысканного аттракциона, как то, что сейчас нач...

ШР-Р-Р-Р-Р-Х!!!

Громкое шуршание крыльев за спиной твоей летучей подруги. Мягкий толчок – это Руэллия оттолкнулась своими сильными ногами-хвостами и бросила свое гибкое тело почти вертикально вверх! – и вы с нею уже в воздухе. Сильные руки дельфиды обхватили тебя под грудью, и ты знаешь, что она-то уж точно тебя ни за что не уронит.

«ЛЕТИМ!!!» - звучит странный крик. Странный просто потому, что он слышен тебе изнутри. Этот крик звучит только для вас двоих, в вашем с нею общем духовном пространстве. Это слово в предельном, восторженном напряжении прозвучало громко, четко, причем выкрикнули его вы обе, не сговариваясь, разом: и она - та, кто сейчас, развернув свои полупрозрачные, как у стрекозы, крылья, парит, почти что замерев над бездной - и ты, замершая в полной власти твоей обнаженной крылатой подруги.

Странные подрагивающие движения крыльев держат вас «на весу», и тебе кажется, будто вы действительно зависли, почти что, не двигаясь в воздушных потоках над Сияющим Водопадом. Естественно, все это не более чем иллюзия. Тем более что после такого, почти что скромного, начала, в ходе которого ты успела окинуть взглядом пространство по направлению вперед-и-вниз, к подножию водосброса, твоя любимая дельфида, явно захотев поиграть с тобою, резко перешла в крутое пике, почти так, как это делает крохотная и быстрокрылая ласточка-береговушка. Вниз-и-вперед, прямо к воде!

Наверное, со стороны это все смотрелось просто феерически. Замершая на высшей точке своего подскока-взлета Русалка - с тускло блестящей кожей «балтийского» оттенка синего цвета*, с крыльями, как у гигантской стрекозы - внезапно ринулась вниз, цепко держа визжащую от восторга девушку, обняв ее своими сильными руками. Наверняка, все вокруг слышали этот твой вопль. И, конечно же, он достиг слуха той, кто осталась стоять там, на обрыве, неподалеку от каменной беседки. И она, наверняка, рассмеялась такому звучному аккомпанементу этого стремительного полета.

Какие-то секунды спустя, вы уже мчались по-над бурунами, навстречу водяной стене, нависшей-падавшей сверху, выбивавшей из поверхности реки тучи белых брызг. Дельфида умудрилась разогнаться на совсем-совсем короткой дистанции – примерно в половину версты – если считать пике без сравнительно короткой горизонтали над водой. И когда до струй водопада, вернее, до облака брызг, уже оставалось каких-то полсотни саженей, твоя крылатая подруга резко взмыла вверх, под крутым углом, быстро переводя ваш совместный – один на двоих! - полет в вертикаль.

Вы пронзили верхнюю часть белого облака водной пыли, выбиваемой потоком водой из перпендикулярной ее падению поверхности реки, быстро замедляя свой полет, теряя набранную чуть ранее сумасшедшую скорость. Ты успела заметить, как уходит вниз волнами почти прозрачная водяная стена, спускавшаяся к реке так ровно, что сквозь нее были видны светящиеся изнутри диамантиновые скалы. И казалось, будто ты даже с этой стороны воочию видишь те самые искрящиеся самоцветы, что запрятаны в толще алмазной породы. Наверное, это все же было забавной иллюзией, подсказкой памяти и твоего же собственного живого воображения. Но тебе действительно привиделось это живое и эффектное сияние за-под слоем воды, как будто бы свет, проникавший в толщу породы сверху-и-спереди, и впрямь подсвечивал драгоценные камни.

Хотя...

Разве можно было бы помешать той, кто наблюдала за вашим полетом со стороны, задать здешнему свету иные, особые свойства, просто чтобы порадовать тебя? С нее станется...

Вертикальный маневр твоей крылатой подруги задал еще одну мгновенную иллюзию. Тебе показалось, что вы стремительно несетесь над рекой, текущей вам прямо навстречу. А потом...

Крылатая дельфида-русалка плавно вошла в этот встречный – на самом деле стремительно падающий! – водный поток. Умом ты понимаешь, что многотонная масса воды должна была снести вас обеих вниз, сломав вас как игрушки-марионетки, кувыркающихся и беспомощных. И, разбив о скалы, навсегда укрыть несчастные ошметки ваших тел в белых тучах водной пыли, что клубятся у подножия водопада. Но у дельфид свои секреты магии, действующей там, в воде и в воздухе, и в особенности на границе этих двух пространств обитания, одинаково ими любимых. Там, где любое другое существо непременно бы погибло, твоя подруга с кожей цвета грозового неба, с тобою на руках, совершенно спокойно углубилась в толщу падающей воды. Наверное, дельфиды все же волшебницы. Во всяком случае, по части их общения с водной стихией это в точности так.

Ты даже не почувствовала что вымокла насквозь, ты просто ощутила мощь водного потока, бушевавшего вокруг вас. Дельфида превратилась в странное... даже не существо, нет... в неведомое явление природы. Вокруг было зыбкое пространство, защищавшее вас обеих от буйства стихии. Вы были с нею внутри чего-то странного. Это было похоже на кокон, сотканный из невидимых нитей, менявших пространство, делавших его безопасным для вас двоих, или даже на вихрь, перемалывавший массу воды и прикрывавший вас своим круговым движением от многотонного стремительного потока, того, сквозь который вы сейчас прорывались. При всем при этом, ты все время чувствовала эту противостоящую вам дикую мощь падающей воды, чувствовала ее каждой клеточкой своего тела. Но ты вовсе не боролась с нею. Напротив, этот кокон-вихрь, что вас окружал, каким-то загадочным образом забирал часть этой мощи из-под власти стихии и заряжал ею вас так, чтобы вы могли ей противостоять. Мощь внешней стихии переполняла и тебя и твою крылатую подругу, заботливо поместившую вас обеих в это пространство, преобразующее энергию стихии в силу для тех, кто находится внутри.

Все это продолжалось... и несколько секунд... и бесконечность... вполне сопоставимую с бесконечностью мощи, проходившей через вас, и бесконечностью мощи, через которую вы проходили в это же самое время...

А потом все закончилось, внезапно-нежданно. Бесконечная мощь падающей воды, бушевавшая вокруг вас, сменилась пустотой. Во всяком случае, именно так ощущалось пространство, где вы оказались, контрастом к тому, откуда вы только что вынырнули-вылетели.

Это была та самая галерея в толще скалы, которую ты заметила раньше, чуть прикрытая от посторонних глаз потоком водопада. Наверное, здесь, по всем раскладам, должно было быть почти темно. Но на самом деле, именно здесь становилось ясно чудесное свойство диамантина проводить свет, а также производная от него подлинная суть названия Сияющего Водопада. Загадочным образом, полупрозрачные скалы распространяли внешнее природное освещение Лимба – шедшее сверху, с неба - по всей своей толще, доводя его прямо сюда. И вот здесь-то сияние драгоценных камней в толще алмазного минерала выглядело особенно эффектно.

Дельфида, взмахнула крыльями, зависнув прямо над местом возможного приземления, а потом мягко спружинила ногами-хвостами, погасив остатки инерции своего точно рассчитанного броска-взлета-проникновения, и бережно поставила тебя на ноги, прямо на светящийся каменный пол этой галереи.

- Спасибо! – ты откликаешься на ее действие. Словами, которые, естественно, заглушает рев водопада, пронзив плотную завесу которого вы оказались в этой удивительной галерее.

Размеры этого места, кстати, впечатляют. Верхняя часть галереи, на высоте как бы и не ста футов над вами, нависает над этим обрывом карнизом, выступая на добрых полтора десятка саженей. Кстати, именно по этой причине сюда и не попадает никакая водяная пыль. Сама же ширина галереи – от стены до обрыва – размером не менее пятидесяти футов. А тянется галерея сия через весь водопад, соединяя обе его стороны и давая возможность беспрепятственного прохода для тех, кто не побоится грохота и близости водной стены, падающей вниз бесконечно разматывающейся шпалерой.

Ты не боишься. Ты прекрасно знаешь Лимб, и это самое место всегда было излюбленным местом игр. Прежде всего, для тебя и Вероники. Ну и для нескольких дельфид, созданий, которые вовсе не страшатся, ни грохота, ни каких-либо опасностей. Так же, как и вы.

Вероника. Девочка-подросток, когда-то изъятая из своей юдоли страдания той самой Владычицей, кто повелевает этим пространством Лимба. Обитательница одного из плотных миров, ставшая ее подругой, компаньонкой и даже... возлюбленной.

Ха! Если вспомнить весьма своеобразные склонности и интересы той, кто оказалась рядом с тобою в том самом мире, откуда тебя сейчас призвали, то все становится куда как занятнее!

«Ты преувеличиваешь!» - доносится из твоей груди странный голос. Он звучит там, у тебя внутри.

Дельфиды умеют говорить по-разному. И словами, и транслируя своему собеседнику ментальные образы. Но самый оригинальный вариант их общения именно такой, когда слова крылатой русалки звучат не в голове у того, к кому она обращается, а прямо в области сердца. Странными приятными вибрациями, которые звучат ее, дельфиды, голосом.

Голосом в сердце...

«Я знаю, тебе приятно, - отзывается она на твои мысли. – И потом, говорить так, как вы, люди, привыкли говорить между собою, здесь не получится!»

Действительно, в галерее, сотрясаемой грохотом водопада, скрытой за его водной завесой, говорить обычной речью решительно невозможно!

«Спасибо! – ты искренне произносишь это слово-мысль, щедро сдобрив его порцией собственной нежности – дельфиды обожают такое изысканное ментальное лакомство! – и сразу же уточняешь:
- Ты это сама придумала, привести меня сюда?»

«Да, - отвечает твоя крылатая подруга, и ты знаешь, что она не лжет. Их раса просто не понимает смысла обмана, считая склонность людей искажать истину, своеобразной особой игрой, в которой они не видят никакого смысла, и вовсе не собираются участвовать в чем-либо подобном. – Владычица сказала мне, что ненадолго призовет тебя по какому-то своему делу. И у нас есть шанс увидеться. И я тогда решила немного поиграть с тобою. Ты не сердишься?»

Ну, и как же на такое можно сердиться?

Ваша прогулка по карнизу продлилась долго. Вы расхаживали по галерее за-под водяным пологом, туда и сюда, в одну и в другую сторону. С выходом на небольшую площадку, откуда можно было посмотреть на водопад сбоку, заодно помахав рукой Владычице Лимба, которая снова устроилась на одном из сидений каменной беседки. Странно, но тебе отчего-то не доставил особых неудобств шум, который, казалось бы, должен был концентрироваться в толще диамантиновых скал. То ли вода в Лимбе шумит иначе, чем в плотных мирах, то ли сама Владычица изначально заговорила-заколдовала эту галерею, чтобы она была абсолютно безопасной и для тебя, и для прочих, кто решился бы здесь прогуляться.

Твоя подруга дельфида шагала рядом с тобою, перемещая свои ноги-хвосты с особой грацией, свойственной только ее расе. Естественно, она приноравливала свои движения к твоим коротеньким, по ее, дельфиды, меркам шажочкам. Вы вместе любовались затейливым мерцанием драгоценных камней, растворенных в толще алмазных стен этой загадочной волшебной галереи и их цветными отблесками в водном потоке, падающем сверху полупрозрачной стеной. Ты никуда не спешила, поскольку такое чудо всего одно на все Мироздание. И глядя на эту красоту, ты все время видела изнутри себя былое.

Да, воспоминания здесь рождались яркие и точные. Почему-то, как наяву привиделось, как ты сюда впервые привела Веронику. Тогда в Лимбе она была еще новичком. В те дни восторженного познания особости здешнего бытия, ей все было в диковинку. И тогда все здешние чудеса лежали у ее босых ног.

Сама Владычица Лимба отчего-то постеснялась знакомить только что приведенную ею девочку с особенностями того мира, где ей отныне предстояло жить. Именно свою подругу, только-только вернувшуюся из очередного своего странствия туда, в плотные миры, то бишь тебя, она и попросила заняться просвещением своей... подопечной, таким тогда тебе представлялся статус юной пришелицы, коей на вид было лет пятнадцать-шестнадцать, и с коей вы были... можно сказать, знакомы. Ну... в каком-то смысле...

Кажется, в том мире тебя звали... Лиза, да, именно так. И ты...





*«Балтийский» цвет – серо-синий, цвет грозового облака.

[Книжник]

Плачет Золушка - только что окончился вальс,
Плачет, глупая, мокнут голубые глаза,
Вместе с туфелькой, потерявши свой аусвайс...
Ты не плачь, не плачь - тебе не нужно назад.
Потому что сказка никогда не кончится,
Потому что сказка никогда не кончится...

Олег Медведев*



30.

Память Игрока штука странная, это надо просто признать как факт. Действует она по принципу направленного избирательного погружения в перипетии прежних жизней «под цель» или же рефлекторного вспоминания «под ситуацию». Грубо говоря, большая часть гигантского массива ощущений, впечатлений и воспоминаний интеллектуально-умственного плана хранится как бы «под спудом» и извлекается на свет Божий особым волевым усилием Игрока. Или эти воспоминания сами собою срабатывают, как некий опыт, который запомнило тело. Что отражается, к примеру, в его, тела, рефлексах, работающих для возможного противостояния какой-либо опасности. Однако, чаще всего эти образы-воспоминания Игрока активируются каким-то новым событием, которое как-то связано с тем, что люди обозначают этим странным словом, былое...

И вот сейчас, это былое опять всплыло в твоей памяти, почти как в тот самый день, когда ты увидела Веронику здесь, в Лимбе.

Когда-то ее звали иначе. Нынешнее имя явно дала ей сама Владычица. Наверное, чтобы еще и таким способом зачеркнуть всю боль, что случилась в прошлой жизни этой девочки...

Здесь она выглядит старше. Хрупкая девочка, которую когда-то истязали у тебя на глазах, которая отзывалась на удары жгучих прутьев... даже не криками, а какими-то обреченными стонами, напополам со сдержанными слезными всхлипами... Да, эта девочка здесь, в Лимбе, превратилась в миловидную юную особу лет шестнадцати, с огромными серыми глазами, веснушками на щеках и очаровательной, чуточку смущенной улыбкой. Кажется, что она все время извиняется за то, что позволила себе оказаться в числе тех, кто посвящен в эти чудеса. Или же ей просто неловко за то былое прошлое, что когда-то случилось в ее жизни...

- Здравствуй! – сказала тебе эта странная девушка, в день, когда ты впервые вошла в их дом.

Владычица Лимба построила этот лесной дом совсем неподалеку от Рубиновой Дороги. Такая Дорога, как известно всем и каждому, может легко и быстро привести путешественника в любое значимое место этого занятного пространства.

Как-то раз твоя старшая подруга пыталась объяснить тебе суть работы этого странного «линейного средства транспортировки в пространстве переменной мерности». В общем и целом, из ее непростых рассуждений следовало, что диамантиновая основа местной тверди кое-где сверху покрыта этими странными рубиновыми жилами. Она как бы увита своеобразными алыми лентами. Причем, верх каждой такой ленты выступает над насыпной-наносной почвой. При этом, и сама диамантиновая твердь, и рубиновые ленты, и почва находятся в некоем условном единстве между собою, вот только все они одновременно расположены, какой-то своей частью, в пространствах разной мерности, сосредоточенных в этом особом мире, как его неотъемлемые структурные единицы, переплетение которых придает стабильность континууму Лимба.

Н-да... Твои скромные познания в области математических наук, увы, не позволяют понять, как это все происходит. Впрочем, та, кто создала такую своеобразную транспортную систему, не стала докучать тебе множеством нудных формул, а попыталась высказать суть расклада просто в нескольких предложениях. Как это все прозвучало...

«Объемлющая мерность содержит иную мерность, меньшую по градиенту объективной размерности. Как условное вложенное в нее пространство с иными, отличными, и возможно, несколько упрощенными свойствами. Ну, упрощенными в определенном, условном, смысле. Что, в общем и целом, позволяет нейтрализовать избыточную линейную дистанцию в пространстве меньшей мерности, за счет объемлющих свойств мерности пространства, условно внешнего, по отношению к пространству, условно вложенному в него».

Ну, как-то так. Примерно в том же духе и почти что похоже на то, что пыталась объяснить тебе Созидательница местных ландшафтов. В общем и целом, как это все происходит, ты так до конца понять и не смогла. Твоя старшая и мудрая подруга, произнеся вышеприведенную математическую ахинею, расхохоталась. Дескать, «Не бери в голову, а лучше научись правильно пользоваться этим удобным транспортным средством! А иного от тебя, моя дорогая, и не требуется!»

Вот так вот прямо и сказала. Наверное, это прозвучало почти что даже и не обидно. Ну, для своеобразной особы, так и не удосужившейся внятно и в необходимых подробностях изучить Высшую Математику, но все же... от того, не менее достойной ее, Владычицы, искренней любви

Упрощенная, ad terminum, аналогия с плоскостью и точкой тебя, откровенно говоря, не впечатлила. Но в вопросах Высших Материй Бытия ты всегда была готова просто поверить на слово той, кто создала все это. Просто потому, что ей виднее.

В тот день ты как раз сошла с Рубиновой Дороги на тропинку, ведущую в лес. Всего каких-то пять минут неторопливым шагом, и вот перед тобою тот самый двухэтажный дом с мансардой. Первый этаж – кухня, кладовая, ванная и все прочее, необходимое для обслуживания нормальной жизни и быта. Естественно, устроенное «под магические удобства», позволяющие сделать жизнь в таком особом доме достаточно комфортной. Впрочем, оставлявшее при всем при этом и некоторые возможности для самостоятельного осуществления условных манипуляций по ведению хозяйства. Скорее уж для символического обозначения того, что некто здесь все-таки хозяйничает, чем для серьезного взваливания на этого самого шаловливого и сероглазого персонажа домашних проблем.

Второй этаж занимают покои самой Владычицы. Тебе известно, что там она ведет совершенно непонятную тебе, условно «домашнюю» жизнь. Странно, ведь мало того, что она вовсе не нуждается в еде, питье и прочем, так ведь у нее же еще и множество повседневных дел во всех уголках Мироздания! Впрочем, ты знаешь, что она может существовать одновременно во многих условных «персонах», которые суть одно, хотя и находятся в бесчисленном количестве лиц, как бы незримо, но явственно «воплощенных» в бесчисленных мирах Универсума. Возможно, какая-то ипостась постоянно живет именно здесь, внося лично для нее приятное разнообразие, во все эти бесчисленные переживания чужих жизней неисчислимого множества человекообразных существ, которых она сопровождает постоянно и незримо...

Та, кто правит Лимбом, этой своеобразной «нейтральной» территорией, находящейся совершенно в другой плоскости бытия – ну, по сравнению с условно «темными» и условно «светлыми» мирами...

Та, кто сопровождает уходящих – вернее, переходящих, под ее присмотром, из мира в мир...

Вот ведь, какие странные роли у нее, в этом загадочном вихре-круговороте жизней Универсума...

Да, конечно, она тоже имеет свое законное право на некое подобие личной жизни. Такой, какая нравится именно ей.

А вот насчет мансардного этажа, все много сложнее и интереснее - это особое Царство, где правит Вероника. Кстати, официально именно она ведет весь этот дом. Ну, или, хотя бы пытается освоить множество премудростей, тем или иным боком связанных с обычным домоводством Но твоя старшая подруга отчего-то определила сей этаж, на самом верху их лесного дома, как место для уединения этой девочки, куда даже Владычица Лимба не входит без ее разрешения. Эдакая, совершенно суверенная территория. Крохотное царство Вероники, существующее в пределах мансардного этажа этого дома, только для нее одной. Ну, и для тех гостей, кто получил особое приглашение туда войти. У тебя, кстати, это приглашение есть.

Войдя в дом Владычицы – входная дверь была чуть-чуть приоткрыта, и ты поначалу решила обойтись без церемоний! – ты вдруг почувствовала себя смущенной. Ну, так, самую капельку! И несколько секунд – да что там, почти минуту! – ты стояла, переминаясь с ноги на ногу, будучи не в силах позвать кого-нибудь себе на помощь. В конце концов, ты почти что преодолела эту свою непонятно откуда взявшуюся стеснительность, и уже была готова выкрикнуть в пространство этого дома что-нибудь банально-сакраментальное, нечто вроде:

Есть кто дома, господа?
Кто пожалует сюда?

Но к этому времени, адресат твоего визита и сама уже вышла к тебе. Она, действительно, просто сказала «Здравствуй!» А после взяла тебя за руку и провела наверх в те самые свои-личные-собственные мансардные апартаменты.

Такого уютного жилища – обставленного весьма скромно, но ведь не в этом суть уюта! - ты не видела ни до, ни после, нигде и ни в одном из миров. Все-таки, у Владычицы Лимба отменный вкус и изумительное чувство меры, кто бы там что ни думал о ней.

Тебя ввели в просторную комнату мансардного этажа, что явно играла роль гостиной этого Царства. Того самого Царства, где правила девочка, исполнявшая эту странную обязанность, вести дом, который, в принципе, можно было бы изначально «настроить» на некую условную «самостоятельность» в плане поддержания всех бытовых удобств. Но ведь дело вовсе не в том, насколько «умный» дом способен обойтись без прямого человеческого руководства. Дело именно в уюте, который может создавать поддерживать только сам человек. И, похоже, твоя юная визави понемногу учится этому нелегкому искусству гармонии. Благо, ее наставница, по этому важному предмету, обычно обитает буквально рядом, в том же доме, всего-навсего этажом ниже. И она всегда готова прийти на помощь.

Правда, здесь и сейчас ее нет. Но это, наверняка, совсем ненадолго. А может быть, это ее отсутствие просто дань уважения вашему с Вероникой желанию побыть наедине!

Тебя усадили в плетеное кресло, рядом с легким столиком того же стиля, на котором уже расположился набор из высокого фарфорового кувшина и белых чашек.

- Крюшон, - просто сказала твоя визави, наливая для тебя красноватую ароматную жидкость. После этого, она присела прямо напротив тебя, с другой стороны невысокого столика, сплетенного из когда-то гибких побегов ротанговой пальмы. И, смущенно улыбнувшись, жестом предложила тебе оценить налитое.

Ты охотно пригубила редкий напиток. Еще на подходе, вернее, «на подносе» чашки к губам, в нос пахнуло ароматом знакомых трав. Ну да, так и есть, любимый набор той, в чьем доме вы так уютно устроились, эдаким девичьим междусобойчиком, за легкой такой... э-э-э... амброзией слегка спиртного содержания

Судя по тому, как сейчас, вот сию секунду, тебе улыбнулась твоя визави, она тоже догадалась, что ты и без ее помощи сумела определить авторство исходной версии этого уникального нектароподобного питья.**

- Госпожа учила меня готовить его, - твоя смущенная собеседница кивает головой, лишний раз, подтверждая твою правоту. – Заставила меня трижды переделывать почти что приготовленное, но в итоге признала, что у меня все-таки что-то получилось. И получилось, по ее словам, вовсе неплохо!

- Немногим хуже, чем выходит у нее самой! – охотно подтверждаешь ты. А после вопрошаешь, с некоторым удивлением в своем голосе:
- И что, у тебя получилось всему этому научиться всего только за одно утро?

- Госпожа была настойчива и терпелива, - слышишь ты в ответ. И вдруг, за этими словами, сразу же следует несколько шокирующее тебя добавление. - Но все-таки, она предупредила меня, под конец нашего занятия, что если я еще один только раз испорчу напиток, она непременно прибегнет к розге!

И смущенный взгляд, указующий куда-то вбок, в сторону. Ты следуешь за ним своими глазами и... натыкаешься на высокую узорную вазу, откуда торчат комлем верх прутья. Умеренной длины и понятного назначения.

Ты до сих пор помнишь состояние жути от такого, казалось бы, вполне безобидного зрелища. Ты прекрасно знаешь, что подобными прутьями...

Видимо, на твоем лице слишком уж явно отразились все эти твои воспоминания, впечатления и переживания. Ведь именно ты когда-то была свидетельницей ее мучений там, в одном из плотных миров. Во всяком случае, твоя визави сразу же стыдливо закраснелась, как маков цвет, и отрицающе замотала головою.

- Нет-нет-нет! – горячо запротестовала она. – Не подумай ничего такого... пожалуйста! Это случилось... В общем, всерьез и больно это было всего один только раз! Но тогда... Нет, Госпожа не могла отступить... Пойми, ей тогда просто нельзя было обойтись со мной как-нибудь иначе!

- Она не имела права так с тобою поступать! – ты с возмущением качаешь головой. – Это... попросту жестоко!

- Вовсе нет! – твоя собеседница снова делает отрицающий жест. – Пойми, я же вовсе не была против! Я даже... сама ее об этом попросила!

- Зачем?! – твоему удивленному возмущению нет предела. - Она же знала, что тебе довелось пережить там, откуда она тебя забрала сюда! Как она могла так тебя унизить?!

- Я сама ее попросила, - снова повторяет твоя визави. – Просто так действительно было надо. Это нужно было для того, чтобы я смогла... излечиться... избавиться от некоторых проблем.

- Глупости какие! – ты искренне возмущена. – Какое лечение можно исполнить подобным истязанием?! Что за бред!

- Ты не поймешь... – вздохнула эта странная девочка, отведя свой взгляд в сторону. – Я вижу, что ты все равно мне не поверишь. К тому же, это лишь часть правды, а тебе хочется узнать настоящие причины. Тогда скажу тебе так. Это нужно было и для другого.

- Для чего же? – ты вопрошаешь, ожидая пояснений, но слышишь... нечто невообразимое. Не менее жуткое, чем зрелище орудий истязания в комнате этой девочки.

- Я хотела, чтобы она ощутила свою власть надо мной, - твоя визави поднимает на тебя свой взгляд и кажется, что в серых глазах этой девочки застыла странная боль. Однако же, не от страданий, которые ей причинила твоя подруга, вовсе нет. Сейчас эта ее странная «подопечная» чувствует боль от твоего непонимания. И почти что бросает тебе вызов следующими словами:
- Хотела, чтобы она насладилась тем, что я принадлежу... ей и только ей!

- Ты сошла с ума? – твое удивление просто неописуемо. – Или ты так странно... благодарила ее за то, что она дала тебе здесь приют?

- Да, в чем-то это была и благодарность, - твоя собеседница, кажется, произносит весь этот бред совершенно серьезно! Непостижимо! – Я и вправду хотела ее отблагодарить. И потом...

Она усмехается холодно, почти что с обидой, и ты понимаешь, что эта девочка опять недоговаривает.

И еще. Ясно, как Божий день, что сейчас она действует совершенно осознанно, и специально выставляет себя, как мишень для твоего гнева и возмущения.

Зачем? Чтобы прикрыть ту, чья жестокость тебя сейчас так возмутила. Это же очевидно.

- Знаешь, - говорит она, - мне не в чем упрекнуть мою Госпожу. Скажу тебе больше, мне нравится все то, что она со мною делает. И эта боль... из ее рук... это вовсе другое. Совсем не то, что было со мною когда-то... там...

Ты прекрасно помнишь и это «когда-то», и это самое «там», ибо все видела своими же собственными глазами. И сейчас тебе просто нечего ответить на то, в высшей степени странное заявление, которое сразу же последовало за ее предыдущей безумной фразой.

- Я... люблю ее, - говорит эта странная девочка, приготовившая тебе удивительный напиток и кучу шокирующих новостей к нему в придачу. – И если это все ей тоже понравилось... Пускай все так и будет! Я принадлежу ей, и я сама так решила!

Тебе остается лишь неодобрительно качать головою, будучи в полном недоумении. Господи, как же все это... странно!

- Я могу... – будучи в сугубом смущении, ты тогда позволила себе небольшую паузу, но потом все же продолжила свою мысль. - Могу попросить ее освободить тебя от твоих опрометчивых клятв! Она поймет, что такая покорность... выглядит, ну, совершенно... излишней! Я... попробую ее убедить!

Твоя юная собеседница (впрочем, здесь ты выглядишь лишь немногим старше ее) тогда позволила себе грустную усмешку. А потом сразу же поднялась из плетеного кресла, и прошлась по своей гостиной, как бы всерьез раздумывая над твоим предложением.

- Я знаю, что по сравнению с нею я никто и ничто, – заявила она тебе, внезапно остановившись и взглянув в твою сторону почти с укоризною. – Так, одна случайная девчонка, которую она зачем-то забрала с собою из мира, где меня мучительно убивали. Но я люблю ее. И пускай мои клятвы останутся нерушимы. Я сделаю для нее все, что смогу.

- Даже такое... – ты тогда тяжело вздохнула, снова обозначив свое несогласие и неудовольствие. – Благодарить ее... своими страданиями... Не понимаю...

Впрочем, это непонимание вовсе не помешало тебе подружиться с той, кто стала... э-э-э... Скажем так, немного уклончиво, компаньонкой Владычицы Лимба.

Компаньонка... Знакомое слово.

Нет, не сейчас...

Между прочим, тот самый разговор - ну, о допустимости столь сурового обращения с... компаньонкой – странным образом продолжился, спустя всего несколько дней. Но, естественно, уже не с самой Вероникой, а при первой же встрече с той, чьим действиям ты тогда выразила явное неодобрение.

В тот раз общение между вами вышло чуть менее сердечным, чем обычно. И, естественно, женщина в серебристо-сером плаще с муаровым узором сразу же уловила самую суть твоего раздражения.

Ну, еще бы! Ведь мысли всего живого для нее всегда как... открытая книга! И твои мысли, и мысли той, которую ты пыталась защитить...

Тогда адресат твоего раздражения, невысказанного, но весьма для нее ощутимого, как-то тяжело вздохнула и... потянула тебя за руку. За собою, при этом делая одновременно другой рукой редкий жест, рисующий подобие Врат, иногда служивших ей для мгновенного перехода к необходимому месту, открывающих проход туда, куда были направлены ее воля и устремление. Прерогатива, которой она обычно пользуется для перехода в иные миры, помимо Лимба. Но, видимо, сейчас ей захотелось оказаться в нужном месте сразу же, без промедления. Что же, это ее право.

В тот раз она тоже привела тебя туда, в вашу с нею любимую беседку возле Сияющего водопада. Молча указала тебе обычное твое место. Ты, естественно, безропотно подчинилась ее повелительному жесту, и молча смотрела, уже сидя на каменном сиденье, как эта женщина сняла свой эффектный плащ и бросила его на спинку камень-кресла, того, что стояло рядом с твоим.

В этот раз, она осталась в своем нижнем одеянии - белом платье, стянутом в талии поясом из темного жемчуга. Твоя Старшая подруга присела рядом и взяла тебя за руки. И ты тогда смущенно отвела свой взгляд, стыдясь того, о чем только что подумала.

- Ты рассердилась на меня, - ее голос звучит мягко, без укора, но с пониманием. – Ты решила, что я поступила крайне жестоко. И ты хотела просить меня за Веронику.

- Да, - ты смущаешься еще больше, понимая, что мысли твои - все-все-все! – уже стали достоянием ее острого ума. И что сейчас она, вот так легко и просто, как говорится, «на счет «Раз!»», докажет тебе, что ты в этом своем недовольстве и раздражении, ну, совершенно неправа.

- Два, - спокойно произносит она. И в ответ на твое искреннее недоумение улыбается:
- В смысле, «Раз!» уже было. Ну, когда Вероника сама пыталась тебе все объяснить. Она просто постеснялась тебе рассказать все, как есть. Ну что же, я не столь щепетильна. И не стану стыдиться своей подруги. Постарайся понять и принять то, что она меня любит.

- Вероника мне об этом сказала, - ты просто напомнила ей о том, что Владычице, в принципе, и без того было известно.

- Но она не объяснила тебе, в каких смыслах это следует понимать, - тихо и как-то всерьез заявила тогда тебе Владычица. И сразу же уточнила, жестко расставив все точки над «i». - Во всех. Мы были с нею. И она будет со мною впредь, тогда, столько раз и в точности так, как она сама того пожелает. И я с нею счастлива.

- Та-а-ак... – говоришь ты.

Надо сказать, что этим своим заявлением твоя старшая подруга обозначает... мягко говоря, неоднозначную ситуацию. Нет, ты нисколько не ревнуешь. И совсем даже не осуждаешь ее. Но все же, все же...

Она и эта странная девочка...

- Ты осуждаешь меня? – звучит ее голос.

Нет, она вовсе не обижена, ни на тебя, ни на Веронику. Она просто улыбается. И снова очень смущенной улыбкой.

- Нет, что ты... – кажется, теперь пришел черед тебе смущаться. И ты добавляешь торопливое:
- Прости...

Твоя старшая подруга подвигается в твою сторону и берет тебя за руки. Ты не противишься этому доверительному жесту, которым она в этот раз снимает дистанцию между вами. И все понятно без слов.

Ты, наклонившись, касаешься ее руки своими губами, извиняясь за не слишком-то приятные для нее мысли, мелькавшие в твоей голове. А она при этом ласково ерошит волосы на твоем затылке. И тогда ты выпрямляешь свою спину, позволяешь себе смелость снова заглянуть в ее зеленые глаза, и по ее улыбке понимаешь, что на тебя вовсе не сердятся. Да и не сердились никогда.

Она качает головою и начинает говорить. И ты, всегдашняя поверенная ее тайн, не можешь не выслушать ее рассказ.





*Справедливости ради, нужно отметить, что фразу про Золушку и аусвайс приписывают и другому автору. Некоему загадочному «джапу», писавшему хокку в весьма и весьма ироничной манере.

Плачет Золушка, закончился вальс…
Вместе с туфелькой потеряла она
Аусвайс.

Дарт Херохито. «Потерянная честь гейши»

**Стоит отметить, то, что в Лимбе называют крюшоном, не очень-то похоже на крюшоны, которые готовят во Франции. Владычица Лимба мастерски использует особые травы, как основу для напитка, отваривая их в вине, белом или же красном, по ее настроению. Соответственно, добавление фруктов и соков весьма и весьма варьируется, со множеством тонкостей. Потом, есть немало хитростей утонченного кулинара, которые реализуются по ходу охлаждения итоговой смеси и ее хранения. В общем, это весьма и весьма сложное искусство. И тот факт, что хозяйка того самого дома как-то умудрилась преподать сие Высокое Искусство своей юной... э-э-э... скажем уклончиво, компаньонке говорит о ее весьма и весьма недюжинном педагогическом таланте!