helena. Когда жизнь повернулась спиной

[Книжник]

Когда жизнь повернулась спиной

Часть первая: «Терпеть и не сдаваться»

Глава 1
Соня

Видимо каким-то образом, несмотря на тупую боль в коленях, спине и шее, Соне всё-таки удалось задремать – сказалась прошлая почти бессонная ночь. Она сильно качнулась вправо, тут же проснулась, но было поздно. Чтобы не упасть, девушке пришлось опереться об пол правой рукой, и, хотя она тут же вернулась в прежнее положение – стоя на коленях – это не осталось незамеченным. Да и не могло остаться!
Компьютер на столе ночного воспитателя, к которому была подключена небольшая, направленная на строй воспитанниц камера, издал громкий противный гудок. Соня, вздрогнув, обречённо и с испугом взглянула на воспитательницу. Сегодня в «зале для наказаний» дежурила Ирина Викторовна - стройная привлекательная женщина в возрасте около тридцати лет, невозмутимая и хладнокровная.
Услышав сигнал, воспитательница нахмурилась, отложила блокнот, в котором только что делала какие-то записи, и внимательно рассмотрела возникшее на мониторе изображение проштрафившейся воспитанницы. «Вот влипла! – с отчаянием думала Соня. – Угораздило меня заснуть! Как же я так? Сейчас выпорет тростью! Ни за что не пожалеет!»
Девушка ощутила, как тут же ещё сильнее заныли изрядно покрытые рубцами ягодицы. С первого дня пребывания в «Центре» Соня почти ежедневно получала строгие наказания от своего ответственного воспитателя – безжалостную порку специальным резиновым ремнём. Это было ужасно больно! А вот тростью Соню ещё не били ни разу. Однако нетрудно догадаться, что приятного в подобной экзекуции будет мало.
Ирина Викторовна, не торопясь, встала из-за стола, и так же неторопливо, слегка раскачивающейся походкой подошла к Соне.
Сердце провинившейся застучало так, что готово было выскочить из груди.
«А, может, всё-таки на первый раз простит?» Соня заметила, что Ирина Викторовна не взяла трость со стола. «На самый первый раз? Ведь я же всё-таки новенькая! И ей ничего плохого не сделала! В отличие от Елены!»
Соня и сама понимала, что тщетно пытается обнадёжить сама себя.
- Левченко! - строго и одновременно злорадно произнесла воспитатель. – Ты нарушила режим «смирно». Тебя поставили на колени, чтобы ты задумалась над своим поступком, а ты что - умудрилась уснуть?
- Да. Простите, пожалуйста, - побелевшие от страха губы еле двигались.
- Вставай и раздевайся! Быстро! – последовал приказ. – Одежду аккуратно кладешь вот сюда.
Ирина Викторовна указала на специальную деревянную скамейку неподалёку от стола воспитателя.
- Шевелись!
Соня быстро и четко ответила:
- Слушаюсь.
В том, что так надо отвечать немедленно на любой приказ, она уже убедилась за 12 дней пребывания в «Центре». Так предписывали «Правила поведения», за малейшее нарушение которых можно было очень здорово поплатиться.
«Надо поторопиться! Юлька говорила – с ней шутки плохи!»
Девушка быстро сняла с себя серое форменное платье на молнии, расстегнула белый лифчик, одним ловким, уже отточенным за 12 дней движением, стянула трусики, по очереди освободилась от носков, аккуратно сложила всё это на указанное место и повернулась к воспитателю – смущённая и онемевшая от страха. Соня едва нашла в себе силы, чтобы сдержаться и не прикрыться руками. Стоять перед воспитательницей голой было очень стыдно.
Окинув воспитанницу холодно-насмешливым взглядом, Ирина Викторовна неторопливо взяла со стола длинную гибкую трость с закруглённой рукояткой. Ночные воспитатели использовали для телесных наказаний исключительно ротанговые трости.
- Принимай стойку!
Воспитательница похлопала тростью по кожаному верху специального станка для порки, который угрожающе возвышался в центре зала, прямо напротив наказанных воспитанниц.
Соня невольно вздрогнула.
«Опять это адское устройство!»
Девушке уже пришлось познакомиться со станком в своей группе не далее, чем сегодня вечером, и сейчас ей страшно не хотелось вновь ложиться на это жуткое приспособление. Но выбора не было.
- Слушаюсь! – Соня повиновалась немедленно. Приказы лучше выполнять сразу, какими бы неприятными они не были, иначе будет ещё хуже; это новенькая тоже уже поняла. Собрав всё мужество, она подошла к воспитательнице. Та убрала трость с поверхности станка и сделала ею приглашающий жест.
- Прошу!
В «зале для наказаний» станок был установлен в позиции «кОзлы». Соня неловко легла животом на его кожаную поверхность и невольно поморщилась: прикосновение к голому телу холодной кожи было неприятным. Руки и ноги вытянула вдоль четырёх специальных панелей, тоже обитых кожей, которые отходили от основной части станка вниз под острым углом и немного в стороны. Теперь ягодицы и бёдра воспитанницы представляли собой великолепную мишень для порки.
«Хорошо, хоть ноги сейчас на полу стоят! – подумала девушка. – Может быть, хоть чуть-чуть будет полегче? А то… как сегодня в группе – это было ужасно!»
Ирина Викторовна подошла поближе к приговорённой, держа трость наготове. Соня напряглась. Было страшно! К тому же, находиться в этой унизительной позе, будучи выставленной напоказ перед остальными воспитанницами - очень стыдно и некомфортно. Воспитательница прекрасно это понимала, и не спешила начинать порку.
- Тебя предупреждали, - услышала Соня голос Ирины Викторовны, - что наказание «на коленях» следует отбывать, находясь в положении «смирно» - не шевелиться, не покачиваться, не размахивать руками. За нарушение получишь 10 ударов, и будешь стоять на коленях на час дольше.
- Слушаюсь.
Соня постаралась ответить почтительно, как предписывали «Правила», хотя внутри уже закипала злость. И на себя, за то, что задремала невовремя, и на жестокие порядки в «Центре», и на воспитательницу, которая вынуждает девушку дрожать от страха и торчать в этой унизительной позе.
Прямо перед глазами Сони маячили широкий металлический стержень и массивное крестообразное основание, на которых крепился станок.
«Специально в такой весёленький салатный цвет выкрасили! – мелькнуло у девушки. – Издевательство! Чтобы контраст подчеркнуть!»
- Поскольку, Левченко, ты у нас новенькая, я напомню свои требования.
Ирина Викторовна обошла станок и оказалась спереди от воспитанницы. Соня тут же, следуя «Правилам», оторвала взгляд от основания станка и посмотрела на воспитателя.
- Ты не имеешь права во время порки снимать руки и ноги с панелей, и уж, тем более – вскакивать. Десять ударов вполне можно вытерпеть без фиксации, - усмехнулась воспитательница. – Если всё же попытаешься – мне придётся тебя привязать.
Ирина Викторовна ткнула кончиком трости в одно из прочных ременных креплений с массивной металлической пряжкой. Такие крепления имелись на каждой панели.
- Услуга не бесплатная, - в голосе воспитателя послышалось ехидство. – Расплачиваться придётся задницей. Фиксация обойдётся тебе в дополнительные 10 ударов. Поняла?
- Да.
Это Соня уже знала. Она стояла на коленях в этом зале второй вечер подряд. Такое за это время случалось с другими воспитанницами несколько раз. Плохо владеющим собой девушкам Ирина Викторовна действительно фиксировала руки и ноги к панелям и выдавала им двойную порцию. Порола безжалостно, не обращая внимания на слёзы и мольбы. Так регламентированные инструкцией 10 ударов превращались в 20.
Соня знала от своих одноклассниц, что ночные воспитатели вполне имеют право сразу привязать воспитанницу к станку для наказания. А могут и вообще не укладывать девушек на станок, а приказать встать лицом к стене. Другие часто так и поступают. Но . . . не Ирина Викторовна.
- Очень хорошо!
Воспитательница шагнула вперёд и встала сбоку от распростёртой на станке воспитанницы. От неё не ускользнуло, что удобно подставленные ягодицы девушки были уже основательно разукрашены рубцами и гематомами.
«Да… Лена её не жалеет. Каждый день ремня красавица получает. А последняя порка была совсем недавно, и очень строгая. Разряд шестой – не меньше. Интересно… На Лену это не похоже. Она вообще – либералка, а уж на новеньких никогда обычно так не набрасывалась. Значит, заслуживает!»
Ирина Викторовна усмехнулась.
- Я вижу, ты и в группе не отличаешься дисциплинированностью. Вынуждаешь Елену Сергеевну проявлять строгость. А ещё бывший лидер! Что же, это твой выбор!
На последнем слове воспитатель коротко взмахнула рукой и резко хлестнула Соню тростью по ягодицам. У девушки перехватило дыхание. Соня имела некоторое время, чтобы подготовиться к удару, но такого она не ожидала! Боль взорвалась по всему телу, похоже было, что даже из глаз брызнули искры. Раньше Соня полагала, что такое возможно только при ударе головой. Однако обдумать это она не успела, потому что тут же последовал второй удар, затем третий.
Соня крепко стиснула зубы и сдержала усилием воли готовый вырваться крик.
«Нет уж, не дождетесь!» - со злостью думала она. И молчала, хотя терпеть было невыносимо. Боль нарастала снежным комом. Ирина Викторовна методично и с достаточной силой опускала трость на ягодицы наказываемой. На теле тут же почти параллельно друг другу вспухали красные рубцы. Каждый последующий удар многократно усиливал боль от предыдущего! После пятого стало совсем плохо. Однако Соня терпела, не позволяя себе ни крикнуть, ни шевельнуться. Гордости и упрямства в её характере было достаточно. Руки и ноги девушка изо всех сил прижимала к панелям. Соне совсем не хотелось предоставить Ирине Викторовне приятную возможность привязать её к станку и выдать штрафные удары.
Самое плохое, что, когда порка закончилась, легче почти не стало. Правда боль, наконец, локализовалась в одном месте, по которому били, но отпускать не собиралась. Соня буквально задыхалась от боли, унижения, отчаяния и ощущения полного бессилия. Как в тумане наказанная услышала приказ:
- Возвращайся на место.
У неё хватило сил ответить: «Слушаюсь», вернуться к своему месту и опять встать на колени.
Одеться ей уже не дали. К этому Соня была готова. На период адаптации в группе к ней в качестве «шефа» прикрепили другую воспитанницу – Соколову Юлию. Вчера, когда Соне назначили это наказание – стоять на коленях – Юля просветила одноклассницу, как лучше себя вести. Она предупредила, что любыми способами надо стараться отбыть свой срок без замечаний.
После первых десяти ударов одежду не возвращают, воспитанница деморализована, боль долго не отступает, так как после ударов тростью сразу не применяют никаких обезболивающих средств, как это чаще всего делают после наказания ремнём. Чаще всего наказанная девушка опять получает замечание, а, соответственно, ещё десять ударов и час штрафного времени.
Многие «зависают» на этом наказании неделями. Получают вначале три-четыре часа, каждый день отбывают, а срок всё время увеличивается (или не уменьшается). И ничего не поделать! Правда, со слов Юли, ответственный воспитатель их группы, Елена Сергеевна, не любит это наказание и назначает его своим воспитанницам редко. Поэтому все были очень удивлены, когда Соню отправили «на колени» в первый же день после перевода её в группу из изолятора, через который проходили все вновь поступившие. Только Соня знала, что ничего удивительного в этом нет. У неё особые обстоятельства. Она попала не просто в «Центр нравственного перевоспитания студенток колледжа», она попала в персональный ад! И ей придется здесь гораздо труднее, чем другим девчонкам.
Вновь оказавшись на своем месте, Соня осторожно посмотрела на часы. Чтобы не нарушать положения «смирно», безнаказанно можно было двигать только глазами, но не головой. Большие круглые часы с секундной стрелкой висели на стене прямо напротив девушек. В этом был тонкий расчет организаторов наказания. Если единственным развлечением является наблюдение за движением стрелок, то время течет очень медленно. Сейчас часы показывали без пяти одиннадцать. С удивлением Соня обнаружила, что все её неприятности заняли не более пяти минут.
Боль всё ещё не отпускала, а минут через десять присоединился сильный зуд в наказанном месте. Страшно хотелось потереть попу, чтобы хоть немного его унять. Но сделать это – значит тут же отправиться снова на станок за очередное нарушение режима «смирно».
«Это не наказание, а изощрённая пытка!» – Соня собрала все свои силы, чтобы стоять неподвижно. Но как это было трудно! Какое-то время девушке казалось, что она не выдержит боли, зуда и нарастающей ломоты в коленях! Но, стиснув зубы, уговаривала себя не поддаваться и потерпеть.
Наконец, наступил переломный момент. Теперь Соня надеялась, что вытерпит испытание достойно, не выйдет из положения «смирно» и не будет себя вести, как её соседка. Девушку, стоящую рядом (воспитатель назвала её Елистратовой), наказали точно так же за десять минут до Сони. Во время порки она громко кричала, долго не могла успокоиться, и сейчас по её лицу текли слезы вперемешку с соплями. Вытереть слезы или хотя бы шмыгнуть носом было нельзя – это уже нарушение. Но сил перестать плакать у Сониной соседки, видимо, тоже не было. Поэтому слёзы стекали по её лицу на пол.
Оставалось ждать одиннадцати часов – ещё пять минут. Соня уже поняла, что, несмотря на строгий режим, в «Центре» всё было продумано так, чтобы не причинять вреда здоровью воспитанниц. По правилам, после каждых тридцати минут стояния на коленях девушкам полагался пятиминутный перерыв. В это время они могли встать, размять ноги, даже тихонько поговорить друг с другом, ну и, конечно, вытереть слезы.
Наказание тростью тоже подчинялось правилам: больше десяти-двадцати ударов сразу нельзя, а вот ещё одна порка через пятнадцать минут – пожалуйста. За вечер воспитанница могла получить не более 50 ударов тростью. Если она заслуживала больше – оставшиеся переносились на следующий день. Так же были продуманы и другие телесные наказания. При порке ремнём достигался эффект максимальных болевых ощущений, в то время, как для здоровья вреда практически не было. Существовало несколько специально разработанных методик наказания, и все воспитатели были в этой области настоящими профессионалами. Их мастерство постоянно оттачивалось; все наказания снимались на видеокамеру, выборочно проверялись, результаты обсуждались. Следы на теле после наказаний залечивались специальными заживляющими средствами – за этим строго следили воспитатели.
Если наказание проводилось в учебное или рабочее время, то после него обязательно применялся дезинфицирующий спрей с добавлением сильного местного обезболивающего вещества. То есть, получив физические и моральные страдания (в чем и заключалось наказание), девушка почти сразу могла вернуться к своим обязанностям. Однако если воспитанницу наказывали в вечернее время, воспитатели могли и не применять обезболивание. Это было дополнительным и очень ощутимым наказанием: девушка сильно страдала от боли, ей трудно было сидеть; заниматься и есть приходилось за специальными стойками, что считалось в «Центре» постыдным и вызывало моральные страдания. Соня уже ощутила это на себе. Елена Сергеевна не баловала её обезболиванием не в изоляторе, ни уже в группе. И очень мало надежды, что в ближайшее время она изменит свою тактику.
В одиннадцать часов девушки получили положенную им передышку. Их оставалось пятеро.
- Всем сделать по пять приседаний и растереть ноги! – Ирина Викторовна властно махнула рукой. Расширенный книзу рукав её форменной чёрной блузы при этом зловеще качнулся. Ночные воспитатели носили в качестве формы брючный костюм и чёрные туфли на среднем каблуке. Блуза с широким воротником имела рукав длиной три четверти и свободный покрой в области плеч, что давало воспитательнице возможность совершать движения рукой любой амплитуды. Носилась блуза навыпуск, и в талии перехватывалась узким кожаным ремнём. Дополняли костюм чёрные прямые облегающие брюки.
Ирина Викторовна невозмутимо прохаживалась вдоль строя изнемогающих от боли и стыда девушек, внимательно наблюдая за разминкой. Форма ночной дежурной очень шла воспитательнице, выгодно подчёркивая её красивую фигуру. Воспитанницы выполняли эту принудительно-унизительную зарядку с гримасами боли на лице. Приседать после суровой порки тростью – мягко говоря, очень неприятно. А Ирина Викторовна всегда порола сурово.
Растерев коленки и ощутив от этого значительное облегчение, Соня слегка обернулась к своей соседке, которая пыталась привести себя в порядок, но всё ещё была сильно расстроена.
- Тебя как зовут? – тихо спросила она.
- Ира. Я из двести второй. А тебя?
- Соня. Я только вчера пришла в двести четвёртую.
- Ты новенькая?! Но как ты можешь так держаться? Ты вчера отстояла от звонка до звонка без замечаний, а сегодня тебя били, но ты и звука не проронила! – шепотом, но очень эмоционально воскликнула Ира Елистратова.
- Я здорово струсила, и было очень больно, - поморщилась Соня. – А не кричу я принципиально. Не хочу ещё больше унижаться. Легче от крика не будет, а себя уважать перестанешь. Попробуй посмотреть на это под таким углом.
- Да я пробовала! – Ира перешла на громкий шёпот. – Но я больше не могу! Я из этого зала уже две недели не могу вырваться! Каждый день тут мучаюсь, а конца не видно. Ну не справиться мне без замечаний!
- Справишься! – Соня видела, что девушке необходима поддержка. – Сейчас перестань реветь, подумай о том, что через час мы будем уже в постелях. А послезавтра воскресенье. Насколько я поняла, мы с тобой сможем встретиться и поговорить, правильно?
- Да! Правильно! – горячо поддержала Ира. – Я тебя прошу, найди меня, поговорим, пожалуйста!
Соня кивнула и ободряюще улыбнулась соседке.
- Всем на колени! Смирно! – раздался очередной приказ.
Перерыв окончился. Осталось продержаться час. В полночь всех гарантированно отпустят в постели, таковы правила. Но многим придется вернуться сюда завтра. Соня мысленно произвела подсчет. «Вчера мне назначили три часа наказания, сегодня ещё четыре. Отстою я к полуночи в общей сложности четыре с половиной (вчера – два, сегодня - два с половиной). Час мне прибавили штрафной. Если сегодня больше не нарываться, останется три с половиной часа»
«Это много! - вздохнула про себя девушка. - За один вечер с этим не покончить! Больше двух с половиной часов здесь не держат – за здоровье опасаются! Ничего, если штрафного времени больше не заработаю – за два захода управлюсь! »
«Не нарываться» оказалось не так уж и легко. Соня ещё вчера убедилась, что стоять на коленях неподвижно невероятно трудно! Ноги затекли, болит тело после ударов. К тому же без одежды стало холодно, и опять норовят закрыться глаза.
«Надо последовать совету Ирины Викторовны, - усмехнулась про себя Соня. – Как там она мне сказала: «Надо задуматься над своим поступком, а не спать!» А что над ним думать?»
Вчера новенькую наказали за то, что она в первый свой вечер в группе по ошибке надела не ту ночную рубашку.
- Левченко, тебе объясняли, что на этой неделе надеваем голубые рубашки, а ты нацепила желтую! Надо внимательнее слушать указания. Получишь тридцать ремней и три часа «коленей»!
Соня опять мысленно усмехнулась, вспомнив, как после этих слов Елены Сергеевны вся группа в буквальном смысле раскрыла рты. Тридцать ремней – это много. Очень. Особенно за такой незначительный проступок. Ведь в «Центре» воспитательницы пороли провинившихся не обычным брючным кожаным ремнём. Нет, использовался толстый ремень из специальной резины, для удобства экзекуторов снабжённый рукояткой. Воспитанницам давали понять, что с ними, нарушившими нравственные законы общества, здесь шутить не намерены. С первого удара таким инструментом наказываемая девушка испытывала сильнейшую боль! Даже минимальное наказание – 10 ударов – перенести стойко было трудно. А после строгой порки этим ремнём воспитанница реально не могла сидеть несколько дней, особенно, если воспитательница не применяла обезболивание.
Неудивительно, что, услышав про 30 ремней за незначительное нарушение, да ещё совершённое новенькой, девчонки пришли в изумление. Однако дежурный воспитатель Инна Владимировна осталась невозмутимой. Очевидно, она была в курсе событий. Спасибо, хоть пороть не стали на ночь – перенесли на следующий день. Но «на колени» Соня отправилась вчера сразу, прямо в пресловутой желтой ночной рубашке. Для пущего стыда. Переодеться в форму Елена Сергеевна ей не позволила.
А сегодня Соня прозевала сигнал «вставать». Это звонок, который звучит утром в течение 30 секунд. За это время воспитанницы должны проснуться и выстроиться у своих кроватей, а дежурный воспитатель уже наготове – высматривает опоздавших.
Соня не спала почти всю прошлую ночь – после первого опыта долгого неподвижного стояния на коленях с непривычки болело всё тело. К ней даже подходили ночные воспитатели узнать, всё ли в порядке (на их мониторах чётко улавливается, кто не спит, даже если не шевелиться). Забылась сном девушка только под утро, и совсем не услышала звонка. Проснулась оттого, что её сильно трясли за плечо. Дежурная воспитательница – теперь уже другая – возмущалась:
- Ты что, звонка не слышишь?
Остатки сна улетучились мгновенно. Соня соскочила на пол, извинилась, попутно поймала расстроенный взгляд Юли, которая ничем не могла ей помочь. Будить подруг было строго запрещено «Правилами». Там подчёркивалось, что «своевременный подъём является личной ответственностью каждой воспитанницы».
Наказание в таких случаях следовало незамедлительно – не сходя с кровати провинившаяся получала порку (обычно 15 ремней). Так же поступили и с Соней. По приказу дежурного воспитателя Марии Александровны ей пришлось лечь обратно на кровать и вытерпеть унизительное и жутко болезненное наказание. Правда держала себя Соня безупречно – не только не кричала, но даже не шелохнулась. К тому же дело было утром, перед учёбой, поэтому воспитательница применила обезболивающий спрей. Всё могло бы быть не так плохо, если бы не одно обстоятельство: наказания, наложенные дежурным воспитателем, считались предварительными. Дежурные воспитатели сопровождали группу все время, и в конце рабочего дня сдавали ответственному воспитателю подробный устный отчёт о прошедшем дне и поведении каждой девушки, а также о том, какие наказания уже были произведены.
По своему усмотрению ответственная воспитательница могла внести свои коррективы. Зная об этом, Соня не сомневалась, что так легко не отделается. Действительность превзошла даже Сонины пессимистические ожидания. Вечером на отчете Елена Сергеевна объявила Сонин проступок «вопиющей безответственностью» и приговорила её к строгой порке на «станке» и ещё четырем часам стояния на коленях.
Про «станок» Соня читала в «Правилах» ещё в изоляторе, и знала, что все девчонки панически боятся этого наказания. Опять же со слов Юли – применялось оно в группе редко. Однако Соне пришлось испытать его на себе сегодня сразу после отчета.
Универсальный специально разработанный станок позволял проводить любые телесные наказания, зафиксировав провинившуюся в любом удобном для экзекутора положении.
Благодаря наличию электропривода панели легко, одним нажатием на соответствующую кнопку, могли перемещаться и в горизонтальной и в вертикальной плоскости, как это было нужно воспитателям, проводящим наказание.
Дневные воспитатели, проводя порку, чаще всего укладывали девушек на кушетку. Но такой станок обязательно имелся в каждой группе и использовался в особых случаях. А вот насколько каждый случай являлся особым – решали ответственные воспитатели групп единолично.
Проступок Сони по общепринятым меркам был совершенно не из разряда серьёзных. Однако Елена Сергеевна рассудила по-другому… Приговорив новенькую к «станку», она лично накрепко зафиксировала её на этом приспособлении в унизительной позе: руки и верхняя часть туловища – почти вертикально вниз, ягодицы приподняты наверх, ноги разведены и под углом к полу, но ступни при этом пола не касаются. Затем встала у головы наказываемой и жёстко выпорола её резиновым ремнём по ягодицам и бёдрам, кладя удары продольно. И так всю порку! Провинившаяся получила в итоге больше 50 ударов.
При воспоминании об этом у Сони на глазах выступили слезы обиды и злости. Она не смогла во время этого наказания вести себя так достойно, как хотела. Это просто оказалось выше её сил! Такого девушка не ожидала! «Продольных» ударов, да ещё и таких жестоких, до этого ей не доставалось. Это совсем другой уровень боли! Соня не кричала, но периодически стонала, а когда ремень попадал по внутренним поверхностям бёдер, от сильнейшей боли вертелась на станке, насколько позволяли фиксирующие ремни. А позволяли они не очень-то много. Елена Сергеевна крепко затянула провинившуюся ремнями ещё и поперёк талии, и под коленками. А вообще на этом солидном приспособлении можно вертеться и дрыгаться сколько угодно! Массивное основание не позволяет ему даже покачнуться!
Когда Елена Сергеевна, наконец, освободила наказанную, на губах её играла усмешка. Взгляд воспитателя, казалось, говорил: «Ну что, теперь прочувствовала?» И Соня знала, что это означает.
Время до полуночи тянулось медленно. Соня терпела, стиснув зубы и ни на секунду не ослабляя над собой контроль. Она твёрдо решила бороться. Ирина Викторовна сидела за столом прямо напротив девушек и буквально не сводила с них глаз. Конечно, воспитательница вполне могла бы этого не делать. Компьютер зафиксирует каждое, даже самое малейшее нарушение! Дежурной останется только просмотреть изображение и решить, как поступить с провинившейся. Собственно, и решать-то ей особо не придётся! 10 ударов тростью! Однако, несмотря на это, Ирина Викторовна внимательно оглядывала наказанных. Она прекрасно понимала, что визуальный контроль усиливает психологическое давление на воспитанниц.
Трость лежала на столе на самом видном месте. Соне показалось, что за ней воспитатель наблюдает особенно пристально. Девушка вспомнила, что ей сегодня об Ирине Викторовне рассказывала Юля, которая находилась в «Центре» уже больше года и располагала ценными сведениями о характере и привычках многих воспитателей.
- Ты смотри, Соня! – торопливо говорила Юля, когда воспитанницы убирали учебники после занятий. – Сегодня из «ночных» опять Ирина дежурит. Она любит, когда пресмыкаются: просят прощения, плачут, кричат. Ей это как бальзам на душу – может и снисхождение проявить – что-нибудь не заметит, выпорет не так больно, ну, ты понимаешь.… А вот гордых, таких как ты, она не переносит! Может специально спровоцировать. Так что будь осторожнее.
Тогда Соня, конечно, подумала, что подстраиваться под воспитателя и менять свои убеждения она не будет. Но сейчас, ощущая на себе пристальный взгляд Ирины Викторовны, девушка поняла, что до дрожи в коленях боится повторения наказания.
К сожалению, сегодня был явно не её день. Неожиданно стоявшая рядом Ира звонко чихнула. В тишине звук показался оглушительным. Соня вздрогнула и непроизвольно повернула голову. Сердце тут же заныло. Было очевидно, что новой порции боли и унижения не избежать.
Ирина Викторовна явно была довольна развитием событий. Она неторопливо подошла к испуганным девушкам, выдержала некоторую паузу и обратилась к Ире:
- Будь здорова!
- Спасибо, - голос воспитанницы дрогнул. - Простите, пожалуйста, я не смогла сдержаться.
- Ничего. У меня нет претензий. Такое может случиться. А вот тебя, Левченко, не должно касаться то, что происходит с твоими соседями. Надо владеть собой и не вертеть головой, когда стоишь «смирно». Вставай! Придётся поучить тебя ещё разочек.
«Поучение» тростью состоялось. В этот раз всё оказалось гораздо хуже. Ирина Викторовна применила более строгую методику порки. Больно было ужасно!
«Наверное, Юлька права, хочет развести меня на вопли», - промелькнула у Сони мысль уже после первого удара. Сдержаться и не закричать сейчас оказалось ещё труднее. Соне помог её сильный характер. Она ни за что не хотела проиграть в этой невидимой со стороны схватке с воспитателем! К тому же девушка была очень возмущена поступком Ирины Викторовны.
«Ну почему она это делает? Ведь не было же реальных причин применять «строгую»! Зачем ей мои слёзы?» – со злостью и обидой думала Соня, задыхаясь от нестерпимой боли. Но до самого конца порки не проронила ни звука!
Вскоре Соня вновь оказалась на своём месте наедине с изматывающей болью. Когда немного отпустило, и появилась возможность дышать полной грудью, вдруг проскочила мысль:
«Я осуждаю Ирину Викторовну? А сама как поступала совсем недавно? Да нисколько не лучше!»
Однако несчастная была слишком измучена и постаралась не думать об этом дальше.
В этот вечер её ожидало ещё одно потрясение. Без двадцати двенадцать в помещение неожиданно вошла Елена Сергеевна, ответственный воспитатель Сониной двести четвёртой группы. Она быстро и внимательно оглядела всех девушек, остановила взгляд на Соне и усмехнулась. Встретившись взглядом с воспитателем, Соня покраснела до корней волос. Елена Сергеевна подошла к Ирине Викторовне, села рядом с ней за стол, и они негромко о чём-то заговорили. Беседуя, обе не сводили с воспитанниц глаз. Елена Сергеевна смотрела в основном на Соню, в её взгляде откровенно читалась насмешка.
Соня никак не ожидала сегодня ещё раз увидеть Елену Сергеевну. Осознав, в каком неприглядном виде она находится: голая, на коленях, пунцовая от стыда, девушка совсем отчаялась, из глаз непроизвольно брызнули слёзы.
«Идиотка! Прекрати немедленно! – мысленно крикнула она самой себе. - Весь вечер держалась, а теперь чего разревелась?»
Ирина Викторовна посмотрела на Соню, и на её лице промелькнуло удивление. Она сказала что-то Елене Сергеевне, та ответила, и обе сдержанно рассмеялись.
«Что же ей здесь надо? – Соня изо всех сил пыталась справиться со слезами. - Неужели специально пришла меня унизить? Ах да, она сегодня дежурит по всему нашему второму отделению. Точно, на ней же костюм ответственной дежурной! Наверное, пришла с инспекцией. Господи, как я опозорилась!»
Не так давно, когда всё у Сони ещё было хорошо, она прочитала в романе своей любимой писательницы замечательную фразу: «Даже если жизнь повернулась к тебе спиной, не надо отчаиваться, с любыми обстоятельствами можно бороться». Соня выучила эту фразу наизусть, и она очень пригодилась ей, когда начались все неприятности. Но сейчас воспитанница стала терять надежду.
«Как можно бороться с такими обстоятельствами? – с отчаянием думала она, всё ещё глотая слёзы. – Я потеряла всё: привычную мне жизнь, друзей, власть; рухнули все мои мечты и ожидания, я оказалась в этом ужасном месте! И как будто этого мало! Теперь я в полной зависимости от человека, с которым мы уже несколько лет – самые заклятые враги! Она здесь – Елена Сергеевна – всеми уважаемый перспективный молодой педагог. А я – бесправная воспитанница, попавшая именно в её группу! Мы с ней ровесницы! Почему же ей так повезло, а у меня всё так фатально плохо? Ну, как тут не отчаиваться, как бороться, как вообще жить?»
Эти мысли не способствовали успокоению. Слёзы продолжали стекать по лицу, как совсем недавно у Иры.
«Вот она сидит – красивая, успешная, уверенная в себе, в этой ослепительной форме! И улыбается! Наслаждается моим унижением, моими страданиями! Конечно! Она победитель! А мне остаётся только уповать на её милость, которой я вряд ли дождусь!»
Соня глубоко вздохнула (это в положении «смирно» разрешалось) и на несколько секунд задержала дыхание, одновременно посылая в свой мозг отчаянные приказы: «Успокойся! Прекрати реветь! Не показывай ей свою слабость!».
Немного помогло. Слёзы постепенно высыхали.
«Да, я виновата и заслужила наказание. Но не такое! Оказаться в её полной власти – это уж слишком! Но сдаваться всё равно нельзя!»
Уже немного придя в себя, девушка осторожно, только глазами посмотрела на воспитательниц, которые продолжали увлечённо беседовать. Разговор явно доставлял им удовольствие, с лиц обеих не сходила улыбка. Ирина Викторовна слегка раскраснелась, карие глаза смеялись. Её тёмные волосы были собраны в высокую причёску и закреплены мягким зажимом, волнистая чёлка прикрывала почти весь лоб. А ведь совсем недавно ночная дежурная смотрела на Соню так строго и холодно! И выражение лица было совсем другим…
Елена Сергеевна сидела рядом и явно была полна энергии, хотя день ответственного дежурного по отделению воспитателя просто не мог быть не напряжённым. Серые глаза блестели, на щеках играл румянец, тёмно-каштановые волосы, тщательно уложенные феном, свободно спадали на плечи. Под лампами дневного света, одна из которых находилась прямо за столом, блестящая ткань форменного пиджака красиво переливалась бардово-золотистым цветом. Дежурные ответственные воспитатели в дополнение к пиджаку носили не брюки, а прямую юбку чуть ниже коленей. Белая блузка с отложным воротником удачно подчёркивала свежесть и привлекательность молодой воспитательницы.
Соня постепенно совсем успокоилась. В глазах появилось упрямое и решительное выражение, впрочем, со стороны едва уловимое. Дерзкие взгляды в «Центре» тоже карались, и девушка об этом знала. Тем временем ломота в спине и коленях стала уже совсем невыносимой, да и тупая мучительная боль в иссечённых тростью ягодицах никак не отпускала. Несмотря на это, Соня стояла, не шелохнувшись.
«Не хватает только получить ещё одну порку у неё на глазах!»
Только мысль о такой возможности придала воспитаннице сил.
За минуту до полуночи воспитательницы встали из-за стола. При взгляде на чехол, прикреплённый к поясу Елены Сергеевны, Соня непроизвольно вздрогнула. Слишком часто за прошедшие 12 дней она наблюдала, как воспитатель отточенным движением доставала оттуда за рукоятку резиновый ремень, после чего Соне приходилось очень несладко!
Ирина Викторовна подошла ближе к воспитанницам.
- Всем встать! На сегодня хватит. Идите в душевую.
Девушки стояли на коленях в специально отведённом для этого зале, к которому примыкала просторная душевая со стеклянной стеной. Воспитательница могла наблюдать за находящимися в душе, не вставая с места.
Отправляясь отбывать свой срок на коленях, воспитанницы брали с собой ночную одежду. Приняв по окончании наказания душ и переодевшись, они возвращались в свои спальни и сразу ложились в кровати. Общий отбой был в пол одиннадцатого, все остальные девушки уже спали, поэтому двигаться надо было тихо. А если получалось шумно – виновную ожидала порка. За этим следили ночные воспитатели.
Соня с Ирой встали в душевой рядом.
- Прости, я тебя подвела, - Ира выглядела очень расстроенной.
- Не переживай, ты ни при чём. Я рада, что тебе не досталось.
- Сама удивляюсь. Но, Соня, Ирина теперь на тебя зуб будет иметь. У неё все кричат во время порки, ты сама слышала. Ты одна такая стойкая оказалась. Она тебе этого не простит, я её знаю! Старайся сюда не попадать в её смены.
«Ох! Мало мне Елены Сергеевны», - Соня уже поняла, что приобрела себе сегодня ещё одного врага из числа воспитателей.
- Завтра тоже она дежурит! – тихо продолжала Ира. - Они по шесть дней работают – с понедельника по субботу. Завтра суббота, один вечер постарайся пережить. А в понедельник придёт Марина Олеговна. Она тоже строгая, но любит как раз выносливых. Когда сильно кричат, она после порки ругается: «Тебе не стыдно? Чего орёшь? Десять ударов вытерпеть не можешь? Больше надо себя уважать!»
- Ну и так далее. Ты с ней найдёшь общий язык.
У Сони немного отлегло от сердца.
- Ну, слава Богу, - выдохнула она.
- Это тебе «слава Богу» - возразила Ира. – А нам она может штрафные удары назначить за «недостойное поведение во время наказания» - как она говорит.
«Правильно и делает!» - мелькнуло у Сони. Всё-таки совсем недавно она была лидером . . . И тоже не любила «недостойное поведение». Но вслух спросила:
- А разве это законно?
- Сразу видно, что ты новенькая! Здесь всё законно. Воспитатель всегда прав.
Девушки вышли в небольшой предбанник. У Сони тоскливо заныло сердце: за специальным медицинским столиком расположилась Елена Сергеевна. Она внимательно осматривала воспитанниц, выходящих из душа, и накладывала им на раны специальную обезболивающую и заживляющую мазь «Антиротанг». Без этой процедуры наказанным тростью девушкам вряд ли бы удалось уснуть. Сегодня обработка была необходима всем. Девушка, с которой сейчас работала воспитательница, морщилась от боли и тихонько постанывала.
- Ну, ничего, теперь-то уж вполне можно потерпеть, - доброжелательно заметила Елена Сергеевна.
Соня пристроилась в очереди последней. Сердце колотилось.
«Интересно, а что она скажет мне, если и я захнычу?» Конечно, она не захныкала. Тем более что было не так уж и больно, только очень стыдно. Заканчивая обработку, Елена Сергеевна строго спросила воспитанницу:
- Почему ты позволила себе нарваться на порку, да ещё не один раз?
- Так получилось, простите, - Соня слегка покраснела.
Воспитатель резко развернула девушку лицом к себе. Глаза её гневно сверкнули.
«Сейчас врежет!» – Соня внутренне сжалась в ожидании удара. Пощёчины тоже были в ходу в «Центре». Но Елена Сергеевна, пристально глядя воспитаннице прямо в глаза, холодно и раздельно произнесла:
- Получилось? Да ты должна была костьми лечь, но стоять не шелохнувшись!
- Я старалась, но… - ошеломлённая Соня пыталась оправдаться. Она никак не ожидала такой отповеди.
- Плохо ты старалась! – перебила Елена Сергеевна. Голос её гневно звенел. – Ты себя с остальными не сравнивай. Они сюда за другие поступки попали, многие вообще о дисциплине понятия не имеют, вот им всё это трудно! А ты – лидер, сама сколько лет от других требовала! У тебя характер, сила воли, организованность, выносливость – всё есть. И ты позволяешь себе засыпать во время наказания и вертеть головой, когда надо стоять «смирно»? И ещё уверяешь меня, что ты старалась? Да где твоя гордость? Да, на коленях стоять неприятно, но всегда можно наказание перенести достойно. А вместо этого я обнаруживаю тебя голой и с исхлёстанной задницей! Позор!
Дверь приоткрылась, и в душевую заглянула Ирина Викторовна.
- Елена Сергеевна, все уже в спальнях, - доложила она.
- Хорошо. Левченко я сама отведу. Возьмите её карточку.
Воспитатель сделала отметку в Сониной дневной учётной карточке, отдала её Ирине Викторовне. Ночью все данные будут занесены в единый компьютер.
Соне было приказано выйти из душевой. Вместе с Еленой Сергеевной она пошла по коридору по направлению к спальне 204-ой группы. Чувствовала девушка себя неважно. Тело ныло, несмотря на душ и обезболивающую мазь, которая помогала не мгновенно. К тому же идти в одной короткой ночной рубашке рядом с представительно одетой воспитательницей так стыдно!

- Я была о тебе лучшего мнения, - уже спокойнее продолжала Елена Сергеевна. – Когда ты поступила в мою группу, я думала, что при всём желании не смогу тебя наказывать – ты могла бы просто не дать мне такой возможности. А что получилось? Ты допускаешь нарушения каждый день! Не спорю, тебе трудно пережить такую перемену в своей жизни. Но ты сама виновата, и всё это заслужила. Помнишь, я не так давно тебе говорила, что когда-нибудь ты за всё поплатишься? Так и получилось. Жаль только, что такой ценой. И сейчас тебе никто не поможет, кроме тебя самой. Перестань себя жалеть! Если тебе не прощают промахов, так не допускай их. Тебе это по силам!
Девушки остановились около двери спальни. Соня осмелилась поднять глаза:
- Спасибо. Я постараюсь. Елена Сергеевна, а можно задать вам вопрос?
- Задавай.
- Скажите, пожалуйста, как сейчас Марина? – от волнения голос Сони дрогнул.
- Марина? А тебя что, это волнует? – Елена Сергеевна недоверчиво смотрела на воспитанницу.
- Очень! Я места себе не нахожу!
Выражение лица Елены Сергеевны изменилось. На нём появились озабоченность и тревога.
- Марина ещё в кардиологии, - тихо сказала она. – Уже больше двух недель она в больнице. Для жизни опасности нет, но как будет дальше со здоровьем, ещё неизвестно.
- Твоими стараниями! – повысила голос воспитатель.
Некоторое время она молчала, справляясь с волнением, но это удалось плохо.
- Ну как ты могла? – эмоционально воскликнула Елена Сергеевна. - Тебе вообще место не здесь, а в уголовной тюрьме!
Соня была уничтожена.
- Мне очень жаль. Я виновата. Даже не представляю теперь, как я могла такое допустить…
- У тебя не было никаких причин так поступать! Никаких серьёзных причин! – перебила воспитатель. – Я много об этом думаю, и всё-таки не могу понять! Ни оправдания, ни прощения тебе быть не может!
«Не было причин? Ты знаешь, что была причина! Да, это меня не оправдывает, но причина была!»
Соня стояла перед воспитателем по стойке «смирно», опустив голову.
- Елена Сергеевна! – голос прозвучал умоляюще. – Вы не разрешите мне…ну…передать или послать Марине письмо?
- Никаких писем! – воспитатель гневно тряхнула головой. - Да и что ты можешь ей написать?
- Я хочу сказать, что раскаиваюсь и буду на коленях просить у неё прощения до конца жизни! – Соня страшно разволновалась.
- Я буду у неё послезавтра. Передам на словах. И сделаю это не для тебя, а для неё. Думаю, ей это будет приятно.
Елена Сергеевна холодно посмотрела на Соню.
- Возможно, ты и правда раскаялась. И Марина, без сомнения, тебя простит. Но знай, что от меня ты прощения не дождешься! Пока ты в моей группе – о легкой жизни не мечтай. За каждую мелочь будешь расплачиваться по полной программе. Поняла?
Соня смогла только кивнуть.
«Какая тут милость? Она предпримет всё возможное, чтобы сделать мою жизнь невыносимой!»
- Да, и вот ещё. – Елена Сергеевна нахмурилась. - Чтобы завтра ты услышала сигнал «вставать», сейчас надо на это настроиться. Когда ляжешь, проведи минуту аутотренинга. Знаешь, как это делается, или тебе объяснить?
- Знаю, - Соня была удивлена внезапной заботой. – Скажите, а почему вы пытаетесь мне помочь?
Елена Сергеевна усмехнулась:
- Не понимаешь? Софья, включи мозги. Я твой воспитатель. Это моя прямая обязанность, невзирая на наши отношения. Моя работа – не столько махать ремнем, сколько вести с вами индивидуальную воспитательную работу. Имей в виду, у меня образцовая группа! Я не позволяю воспитанницам увязать в нарушениях. Я доступно объяснила, чего от тебя ожидаю?
- Да, вполне.
- Озвучь, я послушаю.
- Слушаюсь. Вы хотите, чтобы я практически не допускала нарушений, а если уж попала под наказание, то чтобы не допускала его усугубления, – четко отрапортовала Соня.
Елена Сергеевна иронически улыбнулась:
- Да, с бывшими лидерами в чём-то работать легче! Именно этого я от тебя и жду, и ты сможешь это сделать, если пожелаешь. А теперь иди спать.
Воспитательница приложила к датчику большой палец. Прозрачные толстые двери бесшумно разъехались. Соня быстро прошла в спальню и через пять секунд была уже в своей кровати. Наконец-то этот день для неё закончился!

[Книжник]

Глава 2.
Лена

Отправив Соню в кровать, Лена обошла посты ночных воспитателей, сама тщательно проверила по мониторам, все ли в порядке в спальнях, и вернулась в свой кабинет. Сегодня она была ответственной дежурной по всему второму отделению “Центра перевоспитания”. На ее ответственности находилось 108 воспитанниц – студенток второго курса колледжа, ей же подчинялись все сотрудники отделения.
Ответственные дежурные воспитатели в течение всего дня контролировали правильность режима дня, присутствовали в классах, спальнях, столовой, наблюдали за наказаниями. Они первые узнавали обо всех нестандартных ситуациях в отделении, к ним стекались вечерние отчеты от всех групп. Сегодня Лена могла собой гордиться – день в отделении прошел без единого сбоя.
Пришлось, правда, разрулить несколько сложных ситуаций, но она справилась без труда: решения принимала быстро, коллегами руководила тактично, но твёрдо.
Молодой воспитательнице нравились дни дежурства. Выпадали они довольно часто – каждые десять дней. А один раз в полтора месяца каждый ответственный воспитатель дежурил ещё и по всему “Центру”, в котором всего было 4 отделения и проживало 460 воспитанниц. Это было ещё круче! Приходилось отвечать за прием новых девушек, за выпуск отбывших срок; принимать и размещать сопровождающих, родственников, организовывать свидания, а ещё – инспектировать изолятор и карцеры. Такое дежурство предстояло Лене через три дня, и сердце её уже сейчас замирало в предвкушении этого праздника. Она вообще была влюблена в свою работу, гордилась ею. Девушка ежедневно засыпала с мыслью, что ей невероятно повезло в жизни.
Кадры для “Системы перевоспитания молодежи” растили в основном с юного возраста. Это была престижная и высокооплачиваемая работа. Специальные сотрудники “Системы” по всей стране выискивали способных молодых людей – лидеров, которые проходили тщательный отбор, включающий независимое личностное тестирование. Перспективных лидеров было много, но пройти этот тест удавалось далеко не всем. Отобранные молодые люди и девушки направлялись на углубленное обучение всем тонкостям будущей работы, включая мощную психологическую подготовку и совершенствование техники телесных наказаний. Одновременно они проходили первую практику в учреждениях “Системы”. На этом этапе отсеивалась часть кандидатов. Если у стажера все складывалось успешно, его ожидало самое трудное испытание.
Будущие воспитатели с соответствующей легендой направлялись в учреждения “Системы” других регионов в качестве воспитанников на срок не меньше трёх месяцев. Естественно, добровольно. Это было следующим этапом обучения.
Стажёры должны были буквально “на своей шкуре” прочувствовать быт, обстановку, режим исправительного учреждения, испытать на себе телесные наказания, лучше понять психологию воспитанников, узнать все их возможные уловки и хитрости. О том, что некоторые воспитанники “ненастоящие”, знали только директора “Центров”, а они свято хранили тайну. Соответственно, никаких поблажек стажеры не имели. Воспитатели, конечно, знали о существующей практике (многие сами через это проходили). Теоретически, любой воспитанник из числа бывших лидеров мог оказаться таким “засланным”. Но лидеры и сами по себе иногда попадали в “Центры” за разные прегрешения, поэтому точно знать ничего было нельзя. Сами стажеры должны были молчать. Правда сообщалась воспитателю через 3 месяца. Тогда составлялся подробный отчет, оценивалось поведение стажёра и все проявленные им качества. Все это рассматривалось специальной комиссией, и, при положительном решении, с сотрудником подписывали контракт. При отрицательном – что на этом этапе бывало крайне редко – стажеру выплачивали хорошую денежную компенсацию за моральный ущерб.
Молодой сотрудник начинал работу в “Центре”, соответствующем уровню его образования, будь то школа, колледж или ВУЗ. Здесь же, одновременно с работой он продолжал свое обучение.
Лену отобрали для работы в “Системе” в 16 лет, она только перешла в десятый класс. Девушка прыгала от счастья, получив с курьером официальное письмо с предложением подписать учебный договор и прибыть в “Школу подготовки стажеров”. Её “Школа” располагалась на базе “Центра нравственного перевоспитания учениц старших классов”, где содержались девочки от 14 до17 лет. Получая знания, стажеры тут же применяли их на практике. Сначала они выходили на одноразовые дежурства, замещая постоянных сотрудников во время их выходных и болезней.
Поведение и проявленное мастерство стажеров на первых дежурствах было определяющим. Умение подать себя, не растеряться, способность сразу взять группу в железные тиски дисциплины, действовать решительно – все это оценивалось. По возрасту девушки ненамного отличались от своих воспитанниц, но их это чаще всего не смущало. Все будущие воспитатели в своих учебных организациях были лидерами и привыкли руководить сверстницами, отвечать за них и иметь над ними власть. Но в “Центрах перевоспитания” находились более сложные подростки, с отклонениями в поведении. Все они нарушили нравственные законы общества, несмотря на то, что прекрасно знали – скрыть это не получится, и наказание неизбежно.
В стране каждый гражданин, начиная с десятилетнего возраста, ежемесячно проходил проверку на усовершенствованном детекторе лжи на предмет нарушения основных нравственных законов. Условия существования воспитанников в “Центрах” тоже резко отличались от жизни обычных молодых людей. От воспитателей «Системы перевоспитания» требовались особые качества! А самое главное – в процессе обучения и практики выявлялись стажеры, по-настоящему преданные профессии воспитателя, искренне полюбившие её и получающие удовольствие от работы. Только такие по-настоящему успешно могли работать в «Системе».
Лене месяц назад исполнилось 19 лет. За два года работы в “Системе” она сделала неплохую карьеру. Во время своей первой практики в 17 лет девушка работала в группе 14-летних девочек-восьмиклассниц. С первого же дежурства Лена поняла, что это её работа. Ответственным воспитателем группы была Инесса Анатольевна – энергичная женщина в возрасте около 30 лет – опытный специалист. Она твёрдой рукой управляла девочками, проявляя в то же время мудрость, чуткость и материнскую заботу о них. Такая тактика была по душе Лене, и они быстро нашли общий язык.
Лена изначально пришла в группу замещать заболевшего дежурного воспитателя. В конце недели Инесса Анатольевна попросила администрацию, чтобы девушку оставили у неё постоянно (у второго дежурного воспитателя как раз начинался двухмесячный отпуск). Лена успевала все: работать, учиться в выпускном классе и в “Школе стажеров”. За два месяца они вывели группу на первое место по всем показателям. Заслуги Лены в этом были немаленькими. У способной практикантки досрочно приняли теоретический экзамен по курсу “Введение в специальность” и предложили перейти к следующему этапу. Нужно было ехать в аналогичный “Центр” в качестве воспитанницы. Страшно было ужасно! Вечером накануне отъезда Лена плакала в объятьях Инессы Анатольевны. Другие коллеги тоже поддерживали её как могли.
В новом “Центре”, как только у Лены забрали всю собственную одежду и заставили голой идти в изолятор, да ещё рядом шагала грозная воспитатель, готовая за малейший промах отхлестать ремнем, девушка поняла: всё это правильно. Никогда не понять полностью, что чувствует воспитанница, пока не испытаешь это на себе. Ответственный воспитатель группы, в которую попала Лена, её ошеломила.
Евгения Владимировна, стройная эффектная блондинка лет двадцати шести, была очень умна, проницательна, много внимания уделяла индивидуальной работе с каждой воспитанницей. Но стиль её воспитания сильно отличался от методов Инессы Анатольевны.
С девушками-школьницами в “Центрах” обращались так же строго, как и со студентками колледжа. Единственная поблажка – не применялись для наказания ротанговые трости. Но кроме порки, в ходу было много других унизительных наказаний, которые в этом возрасте (16-17лет) воспринимались особенно болезненно. Назначались наказания исключительно по усмотрению ответственных воспитателей, и они не должны были отчитываться, почему решили применить за какой-то проступок именно такую кару. Главное условие – безопасность для здоровья. А в остальном воспитатели, как квалифицированные специалисты, могли выбирать для всей группы или отдельных девушек любую воспитательную методику.
Инесса Анатольевна и Лена старались избегать унижающих наказаний. Лена твердо была уверена, что в большинстве случаев достаточно порки – наказание само по себе очень строгое и эффективное. Но в группе Евгении Владимировны на девочек градом сыпались пощечины, они неделями по вечерам простаивали на коленях, что лишало их личного времени. Евгения Владимировна любила полностью раздеть воспитанницу и в таком виде отправить ее на лекцию или в столовую, где собиралось всё отделение. Пороть она тоже предпочитала перед всей группой, предварительно заставив девочку у всех на глазах раздеться.
Лене в первые дни пришлось трудно. Отношение к бывшим лидерам у воспитателя было однозначным: с них надо драть три шкуры. Объяснение простое: лидерам стыдно попадать в “Центры”. А если попали – им легче приспособиться. Поэтому или не “нарушайте”, или пощады не ждите.
Лена быстро поняла, что в “Центре” практически невозможно с самого начала не допускать нарушений. Слишком все ошеломляюще! Даже ей, досконально знающей правила ещё до поступления, не удавалось избегать мелких промахов. Наказывали её строго даже за мелочи, но зато девушка поняла многое, что пригодилось ей в будущей работе.
Например, раньше она не осознавала, насколько большая для воспитанницы разница – проводит воспитатель наказание в своем кабинете, или публично – на глазах у всей группы. В первом случае просто страшно и больно, а во втором - добавляется такая смесь унижения, стыда и отчаяния, что делает наказание гораздо более жестоким. Два раза Лене пришлось голой стоять на специальном постаменте посреди столовой и на глазах у всех буквально давиться своим штрафным ужином – стаканом воды и куском хлеба. Свои ощущения она помнит до сих пор, и сама использует это наказание в своей группе только в особых случаях.
Лена адаптировалась полностью примерно за три недели. После этого её наказывали только вместе с группой, например, если воспитателю покажется, что слишком шумно (и в подобных случаях).
Поэтому, хотя Лена сегодня и отругала Соню, она сделала это больше в воспитательных целях. Трудно было не признать, что Соня держится хорошо. Попадается только на мелочах, наказания терпит достойно. Лучше никто не сможет! А ведь Соне гораздо труднее – для неё это все не на три месяца, а на долгих четыре года. И после окончания срока её не ожидает, как стажёров, престижная работа и уважение. Скорее, наоборот. Но чтобы адаптация у воспитанницы не затянулась надолго, встряска была ей необходима.
Во время своего трёхмесячного заключения Лена закончила выпускной класс школы и сдала почти все экзамены. Было даже преимущество – от учёбы ничего не отвлекало, и ей удалось усиленно позаниматься французским языком, подтянуть его почти до совершенного уровня.
Ещё в “Школе подготовки стажёров” Лена узнала, что ответственные воспитатели не только ведут группу, а ещё обязательно преподают у воспитанниц один из предметов образовательного цикла. Инесса Анатольевна посоветовала ей заранее выбрать какой-либо предмет, углубленно его изучить и сдать экзамен на право преподавания. Без этого она могла бы работать только дежурным или ночным воспитателем. Лена практически идеально знала французский язык и решила остановиться на нем.
Она отыскала в библиотеке программу обучения по курсу: “Преподавание французского языка в гуманитарно-языковом колледже”. Выяснилось, что официально обучаться этому курсу она сможет, только когда сама поступит в колледж. Однако самостоятельно работать с программой можно было и сейчас. Лена с воодушевлением взялась за дело и посвящала этому все свободное время. Один раз Евгения Владимировна во время вечерних занятий неожиданно подошла к Лене и взяла у неё из рук учебник. Прочитав название, она улыбнулась и демонстративно подняла глаза к потолку. Затем вернула девушке книгу и отошла. Лена поняла, что, скорее всего, раскрыта, но виду не подала. По правилам, и она, и воспитатель должны были молчать.
Евгения Владимировна и по другим признакам могла догадаться, что Лена не простая воспитанница. Кроме того, что она быстро адаптировалась и вела себя идеально, Лена очень быстро стала признанным лидером в группе, хотя официально старостой не была.
Она часто беседовала с девочками, обсуждая с ними те или иные их проблемы, советовала, как лучше поступить, что сказать, и как себя вести, чтобы избежать наказания или смягчить его. Практически Лена выступала в роли группового психолога и оказывала действительно неоценимую помощь своим одноклассницам, а попутно и для себя делала очень важные выводы.
Дежурные воспитатели часто просили Лену поговорить с той или иной девочкой:
– Елена, попробуй ты ей объяснить, а то у меня уже слов нет.
А Евгения Владимировна иногда, выслушав от воспитанницы толковое, аргументированное объяснение её поступка, с усмешкой спрашивала:
– Это тебя Гаричева уже натаскала?
Но все-таки жизнь воспитанницы в “Центре” была суровой и безрадостной. Лена считала дни до освобождения. Она поступила сюда 28-го февраля и очень рассчитывала, что её выпустят 29 мая – ровно через три месяца. Хотя в договоре фигурировал срок от трех до четырех месяцев, чаще стажеров освобождали именно через три месяца, причем день в день. Но день 29-го мая прошел как обычно. Лена была разочарована. Поразмыслив, она решила, что, скорее всего, её оставят в “Центре” до окончания экзаменов. Время было напряженное. Воспитанницы сдавали экзамены за курс средней школы, от их результатов зависело очень многое. Только если все экзамены сданы хорошо (не менее 85 баллов) – выпускники допускались к тесту для поступления в колледж. Тест был сложным, двухступенчатым. Задачей первой ступени было определить потенциальные способности выпускника и возможность для него усвоить более сложные программы дальнейшего обучения. Вариантов прохождения первой ступени теста было три:
Первый: допущен ко второй ступени.
Второй: сомнительный.
Третий: не допущен.
При сомнительном результате выпускнику рекомендовали поступать не в колледж, а в профессиональную школу, либо воспользоваться своим правом один год потратить на углубленную подготовку и на будущий год сдавать тест снова. Программа подготовки предлагалась.
При результате “не допущен” выпускник мог идти только в профессиональную школу.
Допущенные на вторую ступень проходили тестирование, направленное на профориентацию, и уже по его результатам рекомендовался тип колледжа, в котором лучше учиться дальше.
Большая часть молодежи стремилась попасть в колледж, а затем в ВУЗ (примерно по такой же схеме). В стране очень ценились образованные люди. Хотя общий уровень жизни был высоким, люди со средним специальным и высшим образованием имели возможность жить на порядок лучше. Поэтому сейчас девушки очень старались. Ведь сдашь экзамены не так успешно – даже не допустят к тесту!
Воспитанницам оставалось сдать два экзамена: французский язык и обществознание. Нервы у всех были на пределе, девочки занимались целыми днями. Воспитатели сменили тактику – меньше придирались и наказывали, старались помочь и поддержать.
Четвертого июня Лена была дежурной по группе и после обеда занималась уборкой. Остальные девушки с дежурным воспитателем занимались в саду – зубрили французский. Экзамены Лена сдавала отлично, за предстоящий тест тоже не волновалась. Перед приёмом на обучение профессии воспитателя она проходила более сложный тест.
“Система” не стала бы вкладывать силы и деньги в обучение стажера, если бы не было уверенности, что он сможет поступить в колледж.
Сейчас Лена была очень озабочена уборкой. Дежурная по группе у Евгении Владимировны всегда была первым кандидатом на порку – даже когда все блестело, воспитательница находила, к чему придраться.
Внезапно в группу вошла ответственный дежурный воспитатель отделения:
– Гаричева, приведи себя в порядок. Тебя вызывает директор.
Сердце Лены забилось сильнее.
«Ну, наконец-то», - подумала она. А вслух сказала:
– Слушаюсь.
Девушка быстро умылась, поправила одежду и вместе с воспитателем прошла в кабинет директора “Центра”. Там уже ждала Евгения Владимировна. Директор Оксана Романовна – высокая и строгая эффектная женщина лет сорока – ободряюще улыбнулась Лене:
– Входи.
Евгения Владимировна сидела за столом для совещаний, глаза её смеялись. Пригласив всех сесть, Оксана Романовна зачитала приказ:
– Воспитанницу 308-й группы Гаричеву Елену, которая является учащейся “Школы подготовки стажеров”, исключить из состава воспитанниц 4-го июня в 15 часов.
Евгения Владимировна улыбнулась:
– Правильно! Забирайте её у меня. Нечего даром казённый хлеб есть.
Она вскочила с места, подошла к Лене, обняла её и с чувством произнесла:
– Молодец!
– Значит так, Елена, - продолжила директор. - Ты остаёшься в “Центре” досдавать экзамены и проходить тест колледжа. Одновременно ждешь решения комиссии о подписании с тобой контракта. Из группы, конечно, уходишь. Будешь жить в гостевом отсеке. Поздравляю! Быстро иди собирай вещи, сдавай в кладовую и заселяйся на новую жилплощадь. Твои одноклассницы ещё в саду. По легенде ты заболела и попала в изолятор. Ну, а дальше всё равно у всех пути разойдутся.
Лена прожила в шикарной гостевой квартире ещё 10 дней. Конечно, успешно сдала экзамены и тест. Из кадрового отдела “Системы” пришло сообщение, что с ней готовы подписать контракт. За эти 10 дней они сблизились с Евгенией Владимировной, много общались, разговаривали. В жизни бывшая Ленина воспитательница оказалась прикольной – веселая, с юмором. Она жадно расспрашивала Лену об её впечатлениях, а о своей системе воспитания отозвалась:
– Мне ближе такая методика. И ведь моя группа в числе лучших!
Из девяти оставшихся в группе девочек четверо поступили в колледж, а остальные пойдут в профессиональную школу. К сожалению, ни у кого из них срок заключения ещё не закончился, поэтому все будут вскоре переведены в соответствующие “Центры нравственного перевоспитания».
– Не волнуйся, ты с ними не встретишься, - успокоила Лену Евгения Владимировна. - В ближайшее время тебя распределят на работу, после этого всех наших воспитанниц, поступивших в гуманитарный колледж (со всего курса), отправят в другие “Центры”, а не в твой. “Система” работает чётко.
В середине июня Лена прибыла в кадровую службу и подписала контракт. С 1-ого августа ей предстояло приступить к работе дежурным воспитателем в “Центре перевоспитания студенток гуманитарно-языкового колледжа”, ближайшего к месту её проживания. А пока ей выдали «подъемные» (увидев сумму, Лена внутренне ахнула) и предоставили отпуск.
В установленное время девушка приступила к работе – воспитателем в изоляторе. Через два месяца её назначили дежурным воспитателем в одну из групп на первом курсе. Все сотрудники, которые обучались одновременно с работой, должны были вести группы на том же курсе, на котором учились. Но им необходимо было усиленно заниматься, чтобы идти с опережением программы: одной из обязанностей воспитателя являлось оказывать активную помощь воспитанницам в занятиях.
С первых дней Лена обратила на себя внимание. Она работала ярко, инициативно, с воодушевлением. Одновременно заочно проходила курс по преподаванию французского.
И вот в конце учебного года её назначили ответственным воспитателем 104 группы. Это был невероятный успех!
Чаще всего ответственные воспитатели должны были окончить колледж, самое малое – отработать дежурным воспитателем не менее двух лет, но для Лены сделали исключение. На этой работе она раскрылась ещё больше. Средненькая группа за полгода превратилась в образцовую.
Использовала Лена всё ту же свою “щадящую” методику воспитания, и твердо стояла на своем, несмотря на то, что коллеги вначале иронизировали и пытались её переубедить. Вообще-то “щадящей” в буквальном смысле Ленину линию воспитания назвать было трудно. Она не спускала воспитанницам ни одной, даже самой маленькой провинности и всегда применяла порку. Теоретически, за некоторые незначительные проступки можно было бы наказать по-другому: назначить лишнее дежурство по уборке, лишить просмотра фильма, поставить на колени, и.т.д. Но девушки 104-ой группы знали, что их накажут ремнем в любом случае, а остальные наказания если и будут, то только вдобавок к порке.
Поначалу некоторые воспитанницы пытались упросить Лену:
- Ну, пожалуйста, Елена Сергеевна, можно я лучше все полы вымою или на коленях буду стоять, только не ремень!
Но начинающая воспитательница была неумолима и быстро положила таким просьбам конец. Всем, кто осмеливался просить о другом наказании, она дополнительно назначала 20 ремней и тут же проводила эту порку при всей группе. Причем это не освобождало девушку от основного наказания. Очень скоро таких желающих практически не стало.
Зато Лена всегда поступала справедливо, не наказывала своих подопечных за сомнительную вину, не любила подвергать наказанию всю группу за проступок одной из воспитанниц. Она всегда выслушивала девушек и давала им возможность оправдаться. Пощечин Лена не давала никогда, другие унизительные наказания применяла не за рядовые проступки, а за более серьезные. У каждого воспитателя могли быть свои представления о том, какие прегрешения считать серьезными. Так, Лена терпеть не могла, когда воспитанницы обманывали (даже в мелочах), позволяли себе неряшливость. За это она могла наказать более строго.
У воспитателей “Центра” была отличная зарплата. Им предоставлялась шикарная квартира в жилом отсеке; питание и все текущие расходы оплачивались “Системой”. Нагрузки, понятно, были большие, в том числе и психологические.
У Лены был выходной почти каждое воскресенье, но с понедельника по субботу она работала с утра до позднего вечера. Зато каждые 1,5-2 месяца ей предоставлялся оплачиваемый отпуск на 7-10 дней, причём было рекомендовано уезжать за границу, чтобы полностью сменить обстановку.
Сейчас было начало декабря, а 2 недели назад Лена вернулась из Египта. Один раз в год сотрудники получали отпуск не менее 2-х месяцев (ответственные воспитатели - летом, когда не было учебы). В общем, Лена действительно могла считать, что пока в жизни у нее все складывается отлично.
Сегодня, как ответственный дежурный воспитатель по отделению, Лена должна была ночевать не в своей квартире, а на отделении – в специально предназначенном для этого кабинете. Девушка сделала себе чашку чая с мятой и с удовольствием расположилась в уютном кресле. В час ночи ей предстояло сдать традиционный отчет ответственному дежурному воспитателю всего “Центра”, а затем, если не будет ЧП, она поспит до пяти часов утра. Длинный, насыщенный день для неё тоже почти закончился.

[Книжник]

Глава 3.
Терпеть и не сдаваться.

Этой ночью Соня спала лучше. Правда, боль от ударов давала о себе знать: как только во сне девушка оказывалась на спине, то просыпалась от боли, но, повернувшись на бок, тут же засыпала вновь. Видимо, сказались сильная усталость и нервное перенапряжение. Она проснулась за полчаса до сигнала «вставать». В спальне было темно, на стене напротив кроватей висели часы с подсветкой, они показывали шесть тридцать.
«Ещё рано», - Соня уже собралась вновь закрыть глаза, но внезапно мелькнула мысль:
« А что сделает со мной Елена, если я опять не услышу сигнала?
Воображение услужливо нарисовало в сознании несколько вариантов, после чего спать резко расхотелось.
Дежурная воспитательница была уже в своём кабинете, там горел свет (она заступила на дежурство в шесть утра). Соня знала, что с разрешения воспитателя девушки могут встать до подъёма, тихо пройти в учебную комнату и повторить уроки. Но сегодня группа должна была весь день работать в овощехранилище, поэтому повторять было нечего. Да и вылезать из тёплой постели не хотелось.
Соня, морщась от боли, повернулась на другой бок и осмотрела спальню. Все остальные воспитанницы ещё спали.
Каждая группа в отделении располагалась в собственном блоке. Основой блока было просторное помещение спальни.
В ряд, перпендикулярно окнам, стояли 10 кроватей, рядом с каждой – узкий высокий шкаф для одежды и личных вещей воспитанниц. Напротив кроватей, ближе к дверям, находились стол дежурного воспитателя, кушетка для наказаний, и два «станка» для строгой порки. Эти приспособления, наводящие ужас на воспитанниц, до поры до времени были прикрыты чехлами.
Немного дальше, почти в центре комнаты стоял овальный большой стол с мягким диванчиком вокруг. Это место использовалось для бесед воспитателей с группой, для вечерних отчётов, здесь же девушки проводили своё свободное время. Тут можно было читать, играть в настольные игры, смотреть телевизор. Напротив этого уголка отдыха на стене были прикреплены видеодвойка и музыкальный центр. Под ними располагался стеллаж с дисками, прессой и настольными играми.
К спальне примыкала санитарная зона. Внутри большого помещения перегородки были только между унитазами. Всё остальное – душевые рожки, умывальники – располагались в общем пространстве, это облегчало сотрудникам наблюдение за воспитанницами.
У каждой девушки имелась своя раковина для умывания с небольшим зеркалом и полочкой для гигиенических средств. Из декоративной косметики разрешался только тональный крем, но средства для умывания, шампуни и косметические кремы подбирались индивидуально. И вообще всё было солидно: туалетная бумага отличного качества; в специальных шкафчиках всегда находились в достатке влажные салфетки, прокладки, ватные шарики и другие необходимые мелочи. От воспитанниц строго требовали, чтобы они всегда были аккуратными и ухоженными.
Со стороны входной двери к спальне примыкали кабинет воспитателей, и затем учебная комната. Из кабинета существовало два выхода – в спальню и в класс. Соответствующие стены были сделаны по-особому: изнутри они были прозрачные, а снаружи – матовые. Воспитатели, находясь в кабинете, видели всё, что происходит в спальне и классе. Впрочем, чаще они находились вместе с воспитанницами. Санитарная зона контролировалась с мониторов, которые располагались в кабинете, спальне (на рабочем столе воспитателя) и в классе.
Соня отметила про себя, что всё продумано как нельзя лучше. У девушек имелись необходимые условия для учёбы и отдыха, в то же время они всегда находились под неусыпным наблюдением сотрудников «Центра».
Без пяти семь дежурный воспитатель Инна Владимировна вышла из кабинета в спальню, подошла к своему столу, положила стопку учётных карточек, предназначенных на сегодня, включила монитор. Она была тоже очень молода. Соня подумала, что вряд ли воспитательнице исполнился 21 год. Инна Владимировна была одета в форму дежурного воспитателя: жакет и прямую юбку нежного бирюзового цвета. Под жакетом дежурные сотрудники носили блузку такой же цветовой гаммы, но несколько более светлого оттенка. К широкому кожаному поясу Инны Владимировны справа был прикреплён чехол, где всегда находился резиновый ремень – основной инструмент воспитания в «Центре», а слева – небольшая матерчатая сумочка для самых необходимых в повседневной работе предметов. В их числе обязательно присутствовали небольшие баллончики со спреями для обработки ран. Воспитатели имели право наказывать провинившихся в любое время и в любом месте, поэтому и ремень, и спреи должны были находиться всегда под рукой. Мобильный телефон воспитательницы располагался в нагрудном кармане блузки. Инна Владимировна тряхнула головой, пышные блестящие волосы рассыпались по плечам.
«Красивая девчонка!» – подумала Соня. Девушка чувствовала расположение к Инне Владимировне. Она дежурила в тот вечер, когда Соню привели в группу из изолятора. Воспитательница много времени уделила Соне, инструктируя её, и делала это вполне доброжелательно. Соне даже показалось, что Инна Владимировна ей сочувствует. А ведь Елена Сергеевна наверняка ей всё рассказала!
Резко зазвенел звонок. Соня ждала его и быстро встала у своей кровати, с тревогой оглянувшись на других девушек. Но волновалась она напрасно – девчонки соскакивали с кроватей одна за другой и выстроились, пока звонок ещё звучал. Когда наступила тишина, Инна Владимировна подошла к воспитанницам:
- Доброе утро! Начинайте приводить себя в порядок.
Немедленно пять девушек отправились в санузел, а оставшиеся пятеро, в том числе и Соня, начали заправлять постели.
- Левченко, справишься? – Инна Владимировна уже стояла у Сониной кровати.
- Да, конечно.
Соня внимательно, следуя всем правилам, складывала одеяло, рядом тем же занималась Юля.
- Сонька, ты как? – тихо спросила она.
- Ничего, терпимо.
Соня и в самом деле чувствовала себя прилично, наверное, потому, что более-менее выспалась. Ночью боль в пострадавших вчера ягодицах девушку не особо беспокоила. Мазь «Антиротанг» была, в основном, обезболивающей, действовала неплохо, но, к сожалению, кратковременно. Сейчас Соня опять ощутила, как ноют рубцы на теле, особенно при движении, а, наклонившись, чтобы как следует расправить покрывало, чуть не вскрикнула от боли.
«Сесть мне сегодня опять не удастся! «Станок», да ещё потом трость – такое бесследно не проходит», - с досадой подумала девушка.
Внезапно Юля упала на свою кровать и тут же завопила на всю спальню:
- Ты что, совсем сдурела?
Она вскочила и повернулась к другой своей соседке – Зое Арбелиной. Зоя испуганно оправдывалась:
- Юль, я же пошутила! Совсем легонько тебя толкнула!
- Я чуть руку не вывихнула! Думай, что делаешь! Да я тебе сейчас… - всё так же громко кричала Юля.
- Юлька! – громким шёпотом позвала подругу Соня.
Юля обернулась к ней и, видимо, опомнилась. Она тут же с тревогой обернулась в сторону стола воспитателя. Однако Инна Владимировна уже стояла около девушек и холодно смотрела на них.
- Соколова! – гневно начала она. – Как ты можешь так кричать в группе, да ещё употреблять запрещённые выражения и угрожать своей однокласснице?!
Юля уже пришла в себя окончательно.
- Инна Владимировна, пожалуйста, простите! Я не сдержалась! Сама не знаю, как так получилось! – взволнованно ответила она.
- А ты, Арбелина, что себе позволяешь? – воспитательница повернулась к Зое.
- Простите, я просто хотела пошутить! – Зоя испугалась всерьёз. Она сильно побледнела, губы её дрожали.
- Обеим порка! Прямо сейчас! – вынесла приговор Инна Владимировна. – Ты, Арбелина, создала напряжённую ситуацию в группе!
«А Юльке сейчас скажет: «Не проявила выдержки!» - подумала Соня, вспомнив известный фильм «Щит и меч». Но воспитатель продолжала:
- А твоё поведение, Юля, просто возмутительно! Разбираться будем вечером.
- Инна Владимировна! – с отчаянием воскликнула Зоя. – Я же только пошутила! Пожалуйста, не надо!
« Вот детский сад! – промелькнула у Сони мысль. – Зачем же она ещё больше подставляется?»
- Арбелина, тебе плюс двадцать ремней за попытку оспорить наказание. Будет занесено в твою карточку, - отчеканила Инна Владимировна, пристально глядя Зое в глаза. До Зои, видимо, дошло. Опустив глаза, уже полные слёз, она произнесла:
- Слушаюсь.
Тут Инна Владимировна посмотрела на Соню:
- Левченко, а ты что тут стоишь столбом? Тебе давно нужно умываться. Всё происходящее к тебе не относится. Иди делай своё дело. Скоро построение на завтрак.
- Простите. Слушаюсь, - Соня торопливо прошла в санитарный блок. Все девушки, кроме Юли и Зои, были там.
- Соня, почему вы задерживаетесь? Где остальные девчонки? –староста группы Наташа Леонова уже умылась, и сейчас заканчивала укладывать в причёску свои густые длинные тёмные волосы. Смотрела она на Соню сердито и требовательно. Вздохнув, Соня коротко рассказала о произошедшем. Наташа нахмурилась:
- Опять Арбелина! Вечно из-за неё проблемы! – с досадой махнула она рукой.
Вскоре в умывальную вошла заплаканная Зоя.
- Что же ты Юльку подставила? – Галя Клименко, лучшая подруга Юли, говорила вроде бы спокойно, но голос её звенел. Зоя недовольно взглянула на Галю, видимо, хотела ответить резко, но сдержалась, сказала обычным голосом:
- Да она сама виновата. Чего заорала, как резаная?
В «Центре» категорически запрещалось разговаривать на повышенных тонах и уж, тем более, кричать.
Скоро почти все воспитанницы закончили свой туалет и вышли в спальню. Соня тщательно выполняла все процедуры, которые тоже были регламентированы «Правилами». Закончив умываться, она расчесала деревянной расчёской перед зеркалом свои светлые пышные волосы длиной до плеч и собрала их в «хвост».
«Хорошо, что здесь стричься не заставляют!»
Девушка считала, что стрижки ей не идут. Она ещё раз не без удовольствия посмотрела в зеркало. Немного бледновата, но это ей даже идёт. Огромные выразительные серо-голубые глаза без малейших признаков какой-либо синевы или кругов под ними. Чистая кожа, правильные черты лица. Пышная чёлка красиво спадает на лоб.
«Голубоглазая блондинка, блин», - иронически усмехнулась про себя Соня.
В помещение вошла Юля, тоже с заплаканными глазами. Видно было, что ей больно, но девушка старалась держаться. Следом за ней появилась Инна Владимировна.
- Не вздумайте устраивать тут дискуссию, - строго предупредила она воспитанниц. В умывальной, кроме Сони и Юли, ещё оставались Галя и Зоя.
- Постарайтесь собраться и не допускать больше нарушений. Впереди долгий день.
Инна Владимировна постояла некоторое время, наблюдая за воспитанницами, потом вышла. Юля умывалась рядом с Соней и Галей.
- Представляете, вкатила мне 20 ремней, и это с утра! Больно ужасно, - тихо пожаловалась она подругам. – И как я могла так сорваться? Вечером ещё Елена Сергеевна добавит.
Соня видела, что Юля сильно расстроена, буквально близка к панике. В ней заговорил лидер.
- Юля! – твёрдо и резковато начала она. – Перестань об этом думать. Всё это очень неприятно, но забей! Живём дальше. Сейчас главное – не наделать новых ошибок. И давайте закругляться, а то нам попадёт за болтовню.
Юля с Галей переглянулись.
- Сонька, ты заговорила, как воспитатель, - протянула Галя.
- Ой, Галя, не издевайся. Всё, девчонки, жду вас в спальне.
В спальне Инна Владимировна приказала Соне:
- Надевай термобельё и рабочий костюм.
Девушка подчинилась. В овощехранилище, где они должны были сегодня работать, всегда было прохладно. На тонкое термобельё – лосины и джемпер – надевали чёрный комбинезон на молнии. Так воспитанницы должны были идти завтракать. А уже перед выходом надевали верхнюю рабочую одежду – специальный утеплённый костюм.
В 7.30. вся группа выстроилась шеренгой посреди комнаты. Инна Владимировна внимательно оглядела девушек – всё было в порядке.
- Построились парами, - приказала она.
Воспитанницы по двое вышли из спальни и направились по коридору в столовую. Соня оказалась в первой паре вместе с Галей. Шли молча – разговаривать в строю было строго запрещено. Инна Владимировна шагала слева от группы примерно в середине строя.
Когда вошли в столовую, Инна Владимировна сказала Соне:
- Тебе придётся есть у стойки. Сидеть ты вряд ли сможешь.
Соне было не привыкать. Она все эти 12 дней почти не могла сидеть, а после вчерашнего об этом можно было и не мечтать.
В столовой рядами стояли столы – у каждой группы свой. Отдельно у входа располагались особые столы: для девушек с избыточным весом и штрафной – для тех воспитанниц, которым в наказание назначена специальная диета. Вдоль стен на всём их протяжении тянулась стойка.
Из Сониной группы Наташа Пономарёва отправилась за стол для полных, а Зоя – к штрафному столу. Остальные подошли к столу своей группы. На нём уже стояли тарелки с омлетом и зеленью, большая кастрюля с молочной рисовой кашей; вкусно пахли свежеиспечённые булочки с корицей. Хлеб и булка были трёх видов, стояли маслёнки; чай в пакетиках и растворимый кофе предлагались на выбор; желающие могли добавлять молоко. Воспитанницы расселись, а Соня начала накладывать себе кашу, чтобы унести на стойку.
- Инна Владимировна, можно я тоже? – Юля смущённо посмотрела на воспитательницу. Та кивнула. Девушки взяли свою еду и отошли к стойке.
- Ты чтобы меня поддержать? – поинтересовалась Соня.
- Да нет, правда, больно. Лучше постою.
За едой негромко переговариваться разрешалось. У Сони почему-то проснулся зверский аппетит. Юля, наоборот, ела вяло.
- Соня, на работе с тебя сегодня норму спрашивать ещё не будут, - напомнила она. – Следи внимательно за качеством, за брак могут здорово наказать.
- Прямо там? – поёжилась Соня.
- Это как воспитатель решит. Вообще-то чаще наказывают в комнате, где у нас перерывы проходят. Но бригадирша с нами не церемонится. Может выгнать с рабочего места и заявить что-нибудь типа:
- Иди скажи, чтобы тебя там воспитали!
И тогда «дежурные» вполне способны выпороть прямо в ангаре. Прикинь, там грузчики-мужчины постоянно шастают, ящики таскают. Удовольствие ещё то!
Соня была шокирована.
- А ещё нельзя ни с кем из сотрудников разговаривать, кроме бригадира, - продолжала Юля. – Если к тебе обращаются – вежливо отвечай, что разговаривать не можешь. Ой, какая булочка вкусная! – переключилась она.
- Хочешь и мою? Я не буду.
- Да ты что? Попробуй!
- Юль, я не буду. Ешь, а то просто тут останется.
- Спасибо.
Завтрак заканчивался. Без особого удовольствия прихлёбывая маленькими глоточками пустой чай без сахара, Соня с интересом оглядывала столовую. Хотя в большом зале присутствовало около сотни воспитанниц, поверить в это было трудно: настолько было тихо. Девушки ели, почти не поднимая глаз от тарелок, а переговаривались редко и практически шёпотом. Громкого звяканья посудой тоже не наблюдалось. Дежурные воспитатели сидели за столами своих групп. Сами они не завтракали вместе с воспитанницами, но тщательно наблюдали за порядком.
Почти бесшумно по столовой сновали дежурные воспитанницы в белых передниках, которые следили, чтобы на столах всего хватало.
Внимание Сони привлекла ещё незнакомая ей воспитательница в форме ответственной дежурной по отделению. Стройная энергичная молодая женщина в таком же бардовом костюме, в каком вчера была Елена Сергеевна, с серыми внимательными глазами и роскошными вьющимися каштановыми волосами расхаживала по столовой, уверенно распоряжаясь. Казалось, что одновременно она умудряется делать сразу несколько дел: беседовать с поварами у окошка раздачи, приказывать что-то дежурным воспитанницам и одновременно контролировать, всё ли в порядке за столами. С особым вниманием воспитательница наблюдала, как завтракают «худеющие» воспитанницы и те, у которых штрафная диета.
Перехватив взгляд Сони, Юля наклонилась к подруге и тихо пояснила:
- Это Светлана Петровна. Она «ответственная» в 205-ой, а у нас преподаёт физику. Он ничего…по сравнению с другими. А то, знаешь, есть такие садистки!
Юля метнула быстрый настороженный взгляд на Инну Владимировну.
- Это ты про Инну? – удивилась Соня. Она находилась в группе ещё только три неполных дня, но у неё не сложилось впечатления, что Инну Владимировну можно назвать садисткой.
- Нет, - Юля улыбнулась. – С Инной нам ещё повезло! Она не вредная и не жестокая. От дежурных воспитателей, конечно, очень много зависит. Если «дежурная» - злыдня, то воспитанницам несладко приходится! Но вот…если «ответственная» - садистка, то всё! Пиши пропало! Жизни девчонкам совсем не будет!
А на Инну я посмотрела потому, что она… - Юля скорчила гримасу, - слишком проницательная. Да и все они такие! По глазам могут определить, если что-то запрещённое ляпнешь. А ведь ничего плохого про воспитателей мы говорить не имеем права! Узнают – мало не покажется!
Соня слегка покраснела.
«Ведь точно! Это есть в «Правилах»! Что там говорить плохое, даже думать негативно о воспитателях нельзя в этом замечательном заведении! А тут – «злыдня и садистка»! На карцер потянет!»
- Тогда чего ты языком болтаешь? – резким шёпотом выговорила она подруге. – В карцер захотела? Утренних неприятностей тебе мало?
Юля чуть не поперхнулась чаем и не нашлась, что ответить. Только взглянула на Соню как-то удивлённо-беззащитно.
- Прости, - уже мягче продолжала Соня. – Я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы. Да ещё такие!
Юля молча кивнула.
- Я так поняла, что здесь даже ни одной мелочи не спускают, и скрыть что-нибудь очень трудно, правда?
Юля опять кивнула.
- Так зачем нарываться? Мы же не мазохистки! – улыбнулась Соня.
- Можно подумать, это ты мой шеф, а не я твой, - проворчала Юля. – Ладно, ты, конечно, права. Сонь…
Видно было, что девушка хочет что-то спросить, но не решается.
- Знаешь, а ведь Елена Сергеевна как раз совсем не… - она запнулась. – Ну, не такая, как я говорила про некоторых «ответственных». Так почему она с тобой так? Ты знаешь?
Слёзы подступили к горлу моментально. Соня глубоко вздохнула.
- Знаю. Заслужила, - прошептала она. – Потом расскажу, ладно?
- Только, если захочешь! – торопливо ответила Юля.
Соня сделала ещё несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с внезапным порывом эмоций и отогнать слёзы.
- А за что Зоя на спецдиете? – она решила сменить тему, чтобы отвлечься.
Юля допила, наконец, чай, и осторожно, без стука отставила чашку.
- У неё с аккуратностью проблемы, вечно на проверках попадается. У Елены Сергеевны на этот счёт строго, она её и наказала на месяц.
А на этой диете вкусного вообще ничего нет! Ни сахара, ни десертов никаких, из мучного только чёрный хлеб. Еду им готовят вроде бы калорийную, но такую скучную… На бутербродик ничего не положишь – всё запрещено! А из напитков – только вода. Жуть!
Юля тряхнула головой.
Наказание «штрафной диетой» являлось довольно чувствительным. В «Центре» воспитанницы жили в постоянном напряжении, и часто вкусная еда была утешением и способом снять стресс. На спецдиете существование девушек становилось совсем тоскливым.
После завтрака группа так же строем вернулась к спальне. Шкафы с верхней одеждой и обувью располагались в коридоре вдоль стены. Не заходя в спальню, все оделись и в сопровождении Инны Владимировны вновь двинулись по коридору, на этот раз к выходу с отделения. Там уже собрались ещё 3 группы, которые тоже должны были сегодня работать. Воспитатели предъявляли двум молодым спортивного вида женщинам-охранницам документы на выход воспитанниц с отделения. Сотрудницы охраны внимательно осмотрели и пересчитали девушек. Тишина при этом стояла гробовая – за любой шум можно было здорово поплатиться.
Соня впервые присутствовала на этой процедуре, и ей стало не по себе.
«Как преступников», - подумала она.
Наконец, в сопровождении одной из сотрудниц охраны, вся рабочая бригада двинулась по лестнице на первый этаж, к выходу из «Центра». Там их встретили уже охранники-мужчины. Ещё раз просмотрели документы, опять всех пересчитали. Прямо у выхода ждали 3 автобуса. Ежедневно из всего «Центра» на работу выходило 100-150 человек, за территорию их вывозили уже в автобусах. Девушек второго отделения посадили в один автобус, с ними сели их воспитатели и один охранник. Автобусы поочерёдно миновали проходную, причём охранник проходной входил в каждый автобус и ещё раз всех пересчитывал.
Ехать было недалеко. «Центр перевоспитания» базировался рядом с крупным сельскохозяйственным предприятием. Летом воспитанницы работали здесь на полях, а в зимнее время – в овощехранилище.
В автобусе стоять было нельзя. Инна Владимировна сказала Соне:
- Сиденья мягкие. Попробуй сесть. Если не получится, вставай на колени лицом к спинке сиденья. Соня не стала пробовать, знала, что бесполезно. Ехать на коленях было очень стыдно, несмотря на то, что она оказалась такая в автобусе не одна.
Когда прибыли на овощебазу, охранники вышли вместе с девушками, убедились, что все прошли через проходную на территорию, и уехали в автобусах обратно. Теперь воспитанниц заберут в пять часов вечера.
Пока шли по территории овощехранилища к рабочему месту, Инна Владимировна подозвала Соню к себе и внятно растолковывала ей правила поведения на работе. Соня шагала рядом, то и дело кивала или отвечала: «Да, понятно».
Инна Владимировна нравилась ей всё больше. Во-первых, она профессионал, это было видно хотя бы уже по тому, как чётко воспитатель провела сегодняшнее утро. В то же время чувствовалось, что она в целом доброжелательно относится к воспитанницам, неравнодушна к их проблемам.
«Вот со мной сколько возится, - думала Соня. – И с Юлькой и Зоей уже успела индивидуально с каждой поговорить, приободрить их, хотя и времени на это, казалось, не было».
Соню сейчас Инна Владимировна тоже инструктировала не формально, какими-нибудь заученными фразами, а живо, эмоционально, вовлекая девушку в разговор и стремясь убедиться, что она всё поняла. Воспитательница, казалось, была поглощена разговором с Соней, но, тем не менее, зорко наблюдала и за остальными воспитанницами. Заметив её цепкий взгляд, брошенный на группу, Соня с уважением подумала:
« Да, от такой ничего не скроешь».
Словно в подтверждение её мыслей, Инна Владимировна вдруг приказала:
- Группа, стой!
Девушки замерли на месте.
- Логинова, ты думала, что я ничего не увижу? – строго спросила воспитатель.
Настя Логинова, худенькая невысокая девушка, видимо, действительно так думала, так как секунду назад попыталась заговорить со своей соседкой по паре. Сейчас она смутилась и покраснела:
- Простите, пожалуйста.
- Я тебе задала конкретный вопрос, - холодно произнесла Инна Владимировна. – Отвечай!
Настя покраснела ещё больше. Ей было неловко, но выполнять приказ необходимо, альтернативы нет.
- Да, простите. Я думала, что вы заняты и не заметите.
- Значит, ты сознательно нарушила правила и пыталась обмануть воспитателя, - уточнила Инна Владимировна.
«Указ семь-восемь шьёшь, начальник?» – всплыло в голове у Сони. Она понимала, что Настю загнали в ловушку.
- Инна Владимировна! – отчаянно воскликнула Настя.
- Отвечай!
- Да, - пришлось признать девушке.
Инна Владимировна выдержала паузу
- Пока! – она выделила это слово, - в перерыве получишь порку.
- Слушаюсь, - от стыда и расстройства на лице Насти появились красные пятна. Она прекрасно знала, что это именно «пока»! А вечером, когда о проступке узнает Елена Сергеевна – вот там будет настоящее разбирательство! И чем оно закончится – предугадать несложно.
Группа двинулась дальше.
- Соня, вопросы остались? – воспитатель пристально посмотрела на новенькую.
- Нет, всё понятно.
- Тогда - в строй.
Воспитанницы вошли внутрь большого ангара. В просторном помещении располагались несколько длинных столов, на которых громоздились кучи моркови. Каждый стол был рассчитан в среднем на 25 работников.
- Мы с 202-й группой работаем, – шепнула Соне Галя.
Разговаривать теперь было можно. При входе в ангар воспитатель скомандовала: «Вольно».
Инна Владимировна определила Соню на рабочее место рядом с Юлей. Морковь высыпалась на столы сверху через специальные люки. У ног каждой девушки стояло по три деревянных ящика. Воспитатель протянула Соне шаблон – пластмассовую пластинку с вырезанным посередине кружком.
- Морковь, которая не проходит в кружок, идёт в первый ящик – стандарт. Что проходит – это нестандарт, кидаешь в средний. Морковку любого размера с малейшими признаками порчи – даже с маленьким пятнышком – определяй в третий ящик, всё это пойдёт сразу в консервный цех на переработку. Видишь, всё просто. Сегодня пользуйся почаще шаблоном, с непривычки определять на глаз трудно. За качество отвечаешь сразу. Ящики проверяем и я, и бригадир. Допустимая норма брака помнишь, какая?
- Две морковки за смену, – ответила Соня.
- Да. За третью получаешь порку. Дальше – ещё хуже, - предупредила Инна Владимировна. Она указала на широкую деревянную лавку между столами. – Злостных бракоделов и нарушителей дисциплины наказываем прямо здесь. Предупреждаю, будет очень стыдно.
«Да уж можно себе представить, - про себя возмутилась Соня. – Прямо зверство!»
Девушка, как и все, смазала руки защитным кремом, натянула нитяные перчатки и принялась за работу. Потянувшись за первой морковкой, она посмотрела вперёд и увидела прямо напротив себя Иру Елистратову. Ира приветливо ей улыбнулась и махнула рукой.
- Привет, - Соня отметила, что Ира очень бледна сегодня. Вчера вечером она выглядела лучше.
« Наверное, неприятности с утра», - предположила девушка.
На часах было без пятнадцати девять. Официально рабочий день начинался в девять, но воспитанницы «Центра» приступали к работе сразу, как только приходили. Соня знала, что кроме них, здесь работали и обычные сотрудники.
- Ты знаешь Ирину? – с интересом спросила Юля.
- Мы вчера на коленях вместе стояли, познакомились.
- У неё во вторник был конфликт с нашей бригадиршей. Ирка напортачила и ещё не хотела свою вину признавать, испугалась, наверное. Бригадирша жутко орала. В итоге Иру выпороли прямо здесь, да и в группе, наверное, потом добавили.
Юля подвинулась ближе к Соне и прошептала ей прямо в ухо:
- Вот в Иркиной группе как раз «ответственная» совершенно неумолимая! Да ты её уже знаешь! Елизавета Вадимовна! Немецкий у нас преподаёт!
Соня вспомнила вчерашний урок немецкого.
«Да, похоже, Юлька права! И по характеру эта Елизавета Вадимовна тайфун напоминает! Хотя…чем-то она мне понравилась. Кажется, у нас с ней много общего!»
- Ты с нашей бригадиршей поосторожнее, - продолжала Юля. – С первого взгляда она такая вся пушистая: «…ласточки мои, хорошие девочки». А чуть что не по ней – под самое строгое наказание подведёт, ни за что не пожалеет!
Бригадиршу Соня увидела уже через пять минут. Энергичная невысокая женщина лет пятидесяти в яркой оранжевой униформе стремительно влетела в ангар и почти сразу оказалась около стола.
- А, мои ранние пташки уже работают! – воскликнула она. – Доброе утро!
- Здравствуйте, - стройным хором ответили воспитанницы.
Бригадир быстро и внимательно оглядела девушек.
- Инна! У тебя уже десять?
- Да, Татьяна Вячеславовна, - улыбнулась Инна Владимировна. – У нас новенькая.
- Как зовут? – пристально глядя на Соню, требовательно спросила бригадир.
- Софья Левченко.
- Приходилось выполнять подобную работу?
- С морковкой не приходилось, - Соня качнула головой. – Я работала на картошке и репе.
Все учащиеся в стране обязательно участвовали в сельхозработах.
- Ты лидер! – не спрашивая, а именно утверждая, заявила бригадир.
- Да, - признала девушка.
- Татьяна Вячеславовна, вы что, по глазам определяете? – Инна Владимировна улыбалась.
- Да, такие вещи я сразу вижу, - махнула рукой та. И продолжала:
- Ну, с тобой у нас не должно быть проблем. Девочка, видно, толковая. Лидеры работать умеют. Правда, Наталья? – она обернулась к Наташе Леоновой. Наташа серьёзно кивнула.
- Ладно. Сейчас я всех расставлю по местам, и мы с тобой оформим документы, - Татьяна Вячеславовна ободряюще похлопала Соню по плечу. - А пока работай.
Бригадир обошла стол, заглядывая в ящики, и остановилась около Иры Елистратовой. Тихо, но жёстко она спросила у Иры:
- Ну что, сегодня тоже собираешься халтурить?
Соня услышала только потому, что стояла прямо напротив.
- Нет! Ни в коем случае, Татьяна Вячеславовна!
- Смотри. Ты у меня теперь в «чёрном списке», - предупредила бригадир.
- Если что, я лично попрошу Алиночку. И будешь опять здесь лежать голой задницей кверху! – она жестом указала на лавку.
«Алиночка» - воспитатель 202-й группы Алина Геннадьевна – крикнула с другого конца стола:
- Татьяна Вячеславовна, у вас там проблемы?
- Нет, нет, Алина, пока всё в порядке. Просто профилактическая работа.
- Татьяна Вячеславовна! – умоляюще воскликнула Ира. – Не сердитесь на меня, пожалуйста! Я буду стараться, честное слово!
- Посмотрим, - немного смягчилась бригадир и ушла по своим делам.
Соня стояла на своём месте и тупо кидала в ящики морковку за морковкой, исправно пользуясь шаблоном. Она решила, что рисковать не будет – лишние неприятности ей сегодня не нужны. Работа казалась несложной, но другие девушки выглядели озабоченными. Их руки быстро мелькали над столом. У них, в отличие от Сони, была ещё и норма. За невыполнение плана тоже наказывали.
Около десяти часов Соню позвала Татьяна Вячеславовна. Вместе с ней и Инной Владимировной девушка отправилась в кабинет руководящего состава. Инна Владимировна достала Сонины документы: паспорт, налоговое свидетельство, трудовую книжку. Соня заполнила и подписала договор найма на работу.
- Зарплата сдельная, - объяснила бригадир. – Расчётные листочки будешь получать каждый месяц.
Соня кивнула. Естественно, зарплату воспитанницам на руки не выдавали, но эти деньги учитывались, как заработанные ими.
В стране все подростки с 14-ти лет и молодые люди, пока учились, находились на полном государственном обеспечении. Им предоставлялось качественное обучение, всё необходимое для жизни и даже карманные деньги. Но те из них, которые побывали в «Центрах перевоспитания», должны были потом возместить часть затрат на их содержание, а именно, разницу в тратах общества на обычного подростка и на учащегося, живущего в «Центре». Поэтому средства, заработанные воспитанниками, были важны: они частично уменьшали сумму долга, обычно довольно внушительную.
- Я отнесу всё в отдел кадров. После обеда будет готов приказ о твоём назначении, ознакомишься и подпишешь.
Татьяна Вячеславовна подозрительно посмотрела на Соню:
- А почему ты писала стоя? Сидеть не можешь?
Покраснев, та кивнула. Бригадир нахмурилась:
- А ну-ка покажи мне свою попу, быстро!
Соня заметила, что на лице Инны Владимировны при этих словах появилось выражение озабоченности. Девушка быстро разделась, несмотря на то, что ей пришлось снимать верхнюю одежду и расстёгивать комбинезон. Осмотрев Соню, Татьяна Вячеславовна воскликнула:
- Инна, я что, в ней ошиблась? Толковые девушки у вас в таком виде из изолятора не поступают.
Воспитатель явно оказалась в затруднительном положении, но всё же ответила:
- Нет, Татьяна Вячеславовна. С Левченко всё в порядке. Скажем так, Елена Сергеевна к ней очень требовательно относится.
Лицо бригадира просветлело:
- Ах, вот как! Ну, с Леночкой мы договоримся!
Она повернулась к Соне:
- Если будешь стараться работать, я за тебя походатайствую. Лена - девочка не вредная, я её упрошу.
Инна Владимировна опять улыбалась. Видно было, что воспитатели с симпатией относятся к Татьяне Вячеславовне, и их не смущает её панибратство.
Когда Соня с воспитательницей шли обратно к рабочему месту, Инна Владимировна испытующе взглянула на новенькую:
- Я сомневаюсь, что у Татьяны Вячеславовны получится сейчас упросить Елену Сергеевну. Но ты всё равно не падай духом и не сдавайся.
Соня в изумлении остановилась.
- Инна Владимировна, вы всё знаете?
- Да, я в курсе твоих проблем, - спокойно кивнула воспитательница.
Соня тихо, но с отчаянием проговорила:
- Тогда вы должны меня презирать!
- Не говори глупостей! Никто тебя не презирает. Кстати, и Елена Сергеевна тоже.
Соня смогла только отрицательно помотать головой. Слова застряли в горле.
Помолчав, Инна Владимировна добавила:
- Согласись, Елену понять можно.
Соня кивнула, слезы подступали к глазам.
- Но ты не теряй надежды. Я с Леной работаю уже полгода, успела её узнать. Думаю, со временем ситуация улучшится. Ты только старайся вести себя мудро: строго держись правил, будь скромной и неплохо бы как-нибудь показать, что ты действительно раскаиваешься.
У Сони слёзы уже застилали глаза.
- И не думай, что тебя все здесь осуждают, - продолжала Инна Владимировна. – Во-первых, насколько я знаю, Елена Сергеевна рассказала обо всём только мне, Марии Александровне и Ларисе Евгеньевне, воспитателю изолятора.
Во-вторых, ничего позорного ты не сделала. Что, собственно, произошло? Я знаю, ты в своём колледже была лидером, тебе поручили под особый надзор нерадивую студентку. Ты, конечно, имела право телесных наказаний. Во время очередной порки твоей подопечной стало плохо с сердцем, и теперь она в больнице, причём доказано, что заболевание сердца началось у неё раньше, но ты об этом не знала. Правильно?
- Да. Но она мне сказала во время наказания, что у неё болит сердце, и ей плохо. А я ей не поверила!
- Вот в этом ты прокололась! Конечно, надо было сразу остановиться и выяснить, так ли это. Ведь ты в любом случае могла бы потом дополнительно наказать её в случае обмана. Елена сказала, что ты нанесла ей после жалобы 4 удара, но на расследовании выяснилось, что они существенно не повлияли на состояние девушки.
- Да. Поэтому меня и отправили сюда, а не в уголовную тюрьму. Марина дала показания, что у неё уже несколько дней болело сердце, но она мне не говорила. Но Елена Сергеевна уверена, что я спровоцировала у Марины это заболевание, так как вообще с самого начала жёстко с ней обращалась!
- Соня! Тебе просто не повезло, что Марина оказалась лучшей подругой Елены Сергеевны. И дважды не повезло, что ты попала в её группу.
- Инна Владимировна! Понимаете, мы с Еленой Сергеевной давно знакомы и всегда не ладили. Буквально были врагами. Она постоянно критиковала мои методы работы и вообще…. Были и другие проблемы.
Вспомнив о «других проблемах», Соня слегка покраснела.
- И, когда Марину отдали ко мне под надзор, я знала, что они с Еленой подруги. Более того, Лена дважды специально приезжала ко мне поговорить и просила, чтобы я была с ней не очень сурова. Представляете? А я не пошла на это. И тогда считала, что это правильно, и радовалась, что смогу отомстить ей хотя бы так. Причём, всё было законно. Но, конечно, я могла бы быть помягче. И вот случилось так. Как назло!
- Соня! Ты получила за свои четыре лишних удара четыре года пребывания в «Центре». Один год за каждый удар! Это достаточное наказание, по-моему, даже слишком. И Елена Сергеевна тоже это понимает. Конечно, сейчас она под впечатлением, всё ещё свежо, Марина в больнице. Поверь, со временем всё утрясётся. Ведь ты очень сильный человек. Смотри: на тебя свалилось обвинение, заключение в «Центр», огромное потрясение, когда ты увидела Елену. Ведь ты не знала, что она воспитатель «Центра»?
- Нет! Она ещё в десятом классе ушла из школы. Всем было сказано, что перевелась в другую.
- Ну да! Она прошла тест и уехала учиться в «Школу стажёров». А такие вещи обычно широко не разглашаются. А ты, несмотря на все эти внезапно обрушившиеся на тебя несчастья, держишься, и неплохо! Конечно, в другой группе у тебя было бы меньше проблем. Но так уж сложилось. Как раз была очередь нашей группы принимать новенькую. Но, я думаю, Лена в любом случае попросила бы тебя в свою группу, и, учитывая ситуацию, ей бы руководство не отказало. Кстати, не факт, что Елена будет вести эту группу до окончания колледжа. У нас часто случаются перетасовки. Она талантливый воспитатель, её могут рано или поздно перевести подтягивать группу послабее, или что-нибудь другое произойдёт. Так что не теряй надежды. А пока – терпи, но не сдавайся!
Соня вытерла слёзы и серьёзно посмотрела на воспитателя:
- Большое вам спасибо! Вы даже не представляете, что для меня сейчас сделали!
- Как раз отлично представляю, - возразила Инна Владимировна. – Соня, каждый из нас, воспитателей, на самом деле может оказаться на твоём месте. Никто не застрахован. Ты думаешь, если что-нибудь подобное случится с воспитанницей, нам ничего не грозит? Запросто уволят с работы и отправят в подобный «Центр» уже как воспитанницу, а то и в тюрьму. Ты видишь сама, у нас работа напряжённая. Вполне можно допустить ошибку, и она будет очень дорого стоить.
Поэтому не переживай, никто из сотрудников тебя серьёзно не осуждает. Кстати, Елена Сергеевна сразу нас попросила относиться к тебе, как и ко всем. Да, Соня, а что ты сказала девчонкам?
- У меня ещё и времени-то не было серьёзно о чём-то поговорить с девочками. Но я бы не хотела всё это раскрывать. А Елена Сергеевна сказала, что это моё дело.
- Ты пришла в «Центр» по статье: «Нарушение должностной инструкции». Можешь никому ничего не объяснять – у нас так принято. Скажешь, что не хочешь или стыдно об этом говорить. И всё! Впрочем, дело твоё. Всё, Софья, иди, работай.
Девушка вернулась на своё место. После разговора с Инной Владимировной с неё как будто свалился тяжёлый груз.
«Теперь я справлюсь, - думала Соня. – Конечно, и дальше будет трудно, но постараюсь вытерпеть».
Моральная поддержка Инны Владимировны оказалась очень важна для неё.

*


Соня лежала на животе на высокой специальной кушетке в кабинете воспитателей и молча, стиснув зубы, терпела удары, которые сыпались на неё один за другим. Елена Сергеевна наказывала воспитанницу ремнём, причём делала это жёстко и беспощадно.
Это была отложенная расплата за ту самую жёлтую ночную рубашку, неправильно одетую Соней в первый вечер её пребывания в группе. Елена Сергеевна применяла одну из самых строгих методик наказания. Больно было очень.
Соня крепко вцепилась руками в металлическую перекладину, привинченную к изголовью кушетки. Лоб покрыла испарина, на глазах непроизвольно выступили слёзы. Девушке казалось, что наказание длится уже очень долго. Ей было назначено 30 ударов, но со счёта Соня сбилась почти сразу. Тем не менее, она старательно, заставляя себя усилием воли, выполняла приёмы, которые могли частично облегчить её страдания. После каждого удара она тут же расслабляла мышцы и делала глубокий вдох. Таким образом, следующий удар приходился не на напряжённое тело, и перенести боль было легче.
Хотя об этих приёмах смягчения боли знали все, выполнять их в ходе наказания было очень трудно, а при такой строгой порке это вообще считалось “высшим пилотажем”. После первого же удара хотелось, наоборот, сжаться, занимать меньше места, и для расслабления требовалась сильная воля. Боль обычно поглощала так, что было трудно даже думать о чём-нибудь другом!
Но Соня справлялась. Она знала о предстоящей порке и успела хорошо морально к ней подготовиться. Наконец, удары прекратились. Елена Сергеевна отошла от кушетки, положила ремень на край стола и уселась в кресло. Соня не была уверена, что это всё. Удары она не считала, а воспитатели иногда делали перерывы в наказании, руководствуясь состоянием воспитанницы. Тем более, Елена Сергеевна сразу не применила спрей. На обезболивание Соня не рассчитывала, но для таких случаев существовали специальные средства, содержащие только антисептик.
«И ремень она не собирается обрабатывать. Ну, всё, мне кранты», - отчаялась девушка. Продолжения порки не хотелось ужасно. И так было слишком плохо. По окончании наказания воспитатели обычно протирали ремень специальными антисептическими одноразовыми салфетками. Но сейчас вместо этого Елена Сергеевна достала мобильный телефон и нажала на кнопки.
– Инна Владимировна? Ну, как у вас там настроение, рабочее? Что? Жалуются?
Все воспитанницы группы сейчас сидели в учебной комнате и выполняли письменное домашнее задание по французскому – художественный перевод текста.
- Скажи им, что жаловаться нечего. Все мне должны сегодня представить черновик перевода. Без этого никого из класса не выпущу. Художественно могут завтра дооформить, а основной перевод – сейчас. Так всем и передай.
Елена Сергеевна выслушала ответ, затем продолжала:
- Нет, сейчас я с Левченко закончу, и возьмём этих двух красавиц для разговора – Соколову и Арбелину. Очень обстоятельно с ними поговорим. Всё, работайте.
Елена Сергеевна отключилась и тут же набрала другой номер.
- Светлана Петровна? - c иронией спросила она. - Это я. Можешь говорить?
«Наверное, они подруги, по голосу чувствуется», - несмотря на ещё сильную боль, Соня невольно прислушивалась к разговору.
- Света, я насчёт твоей Кати Вересовой. Уже наказала? Ну, я в твоей оперативности и не сомневалась. Я по другому поводу. Мне надо поработать с её произношением индивидуально. Можешь сегодня прислать её мне на полчасика?
- Что значит “почаще ремня давать и само исправится”? - с напускной строгостью продолжала Елена Сергеевна. - Ты мне тут не самовольничай! На своей физике будешь командовать.
Ты это зря! Не третируй девчонку. Она старается, но с таким произношением я ей больше троек ставить не могу. Так что жду её у себя в полдевятого. В девять отправлю обратно. Что? Хорошо, не отправлю, а приведу лично, и тогда мы это обсудим. Всё, пока.
Елена Сергеевна убрала мобильный, встала, взяла со стола ремень и снова подошла к Соне.
«Спокойно! Соберись!» - попыталась уговорить себя девушка, но страх уже сжал сердце.
Однако Елена Сергеевна просто прикоснулась ремнём к ягодицам воспитуемой. Соня непроизвольно вздрогнула.
- Так, Левченко! - назидательным тоном произнесла воспитатель. - Мне хотелось бы знать, сделала ли ты для себя какие-нибудь выводы в результате наказания?
- Конечно, Елена Сергеевна.
- Какие?
Соня пару секунд помолчала, собираясь с мыслями, затем откашлялась.
- Я буду внимательнее слушать указания.
Елена Сергеевна резко убрала ремень:
- Не убедила! Во-первых, долго думала. Во-вторых, говорила формально. Значит, не прочувствовала.
«Издевается», - мелькнуло у Сони.
Тяжёлый резиновый воспитательный инструмент опять поднялся в воздух. Несчастная вздрогнула от очередного удара, с большим трудом сдержав крик, и подумала с тревогой:
«Долго не выдержу!»
Мучительных ударов последовало пять. Воспитательница била неторопливо, но сильно, пересекая ремнём свежие припухшие рубцы на ягодицах провинившейся. От боли Соня кусала губы, но молчала.
- Попробуй ещё разок, - выдав воспитаннице последний, пятый штрафной удар, Елена Сергеевна опустила ремень.
На этот раз та была готова. Немедленно Соня проникновенным голосом заговорила:
- Елена Сергеевна! Простите! Я постараюсь внимательнее слушать указания и точно их выполнять. Пожалуйста!
На последнем слове голос наказанной немного дрогнул.
- Хм! Ну, допустим, - воспитательница протянула Соне руку. - Вставай.
Плохо соображая от боли, Соня приняла помощь и осторожно слезла с кушетки. В глазах потемнело, сама она стоять бы не смогла. Елена Сергеевна придерживала девушку за локоть.
- А где твоё «Слушаюсь»? – воспитательница насмешливо улыбалась.
- Простите. Я забыла.
- Забыла? – в голосе Елены Сергеевны послышалось ехидство. - В таком случае завтра опять получишь 30 ремней и ещё 4 часа на коленях.
- Слушаюсь, - на этот раз быстро произнесла Соня.
Сейчас ей было почти всё равно, только бы поскорее выбраться из кабинета.
Елена Сергеевна пристально посмотрела ей в глаза:
- Вот так мы с тобой будем разговаривать!
По-прежнему придерживая девушку за локоть, воспитатель отвела её в спальню, откинула одеяло с Сониной кровати и приказала лечь. После этого принесла из кабинета оставленную там Соней одежду, повесила на спинку кровати, обработала наказанной раны спреем.
«Опять без обезболивания», - с досадой отметила Соня.
- Лежишь не меньше пятнадцати минут, - распорядилась Елена Сергеевна, накрывая девушку одеялом. - Но максимум – полчаса. Потом приводишь себя в порядок и идёшь в класс. Понятно?
- Да.
Воспитатель ушла в учебную комнату.
Соню знобило. Боль после ударов была ещё сильной и буквально изматывала девушку. Хотелось плакать от жалости к себе. В кабинете Соня держалась достойно, но сейчас, вспоминая минуты боли и унижения, которые ей пришлось пережить, просто задыхалась от бессильной ярости.
«Со всех сторон она меня обложила, - мелькали мысли. – Конечно, все козыри у неё, вся власть! Она меня в покое не оставит».
На самом деле Соня очень переживала из-за того, что случилось с Мариной. Она полностью признавала свою вину и сочувствовала девушке. Кроме того, теперь она ясно видела, что была тактически неправа с самого начала. Соня понимала, что Лене было нелегко приезжать к ней и просить об одолжении. Но она дважды сделала это ради Марины. И Соня могла бы не делать назло, а, наоборот, проявить благородство и этим сделать шаг к примирению. Этого требовали элементарные этические нормы, и это было бы дальновиднее во всех случаях.
Однако Соня, так же, как и Инна Владимировна, считала, что четыре года заключения – это строгое наказание. Она и так с трудом смирилась с ним. Но с тем, что она оказалась в полной зависимости у Елены, Соня смириться не могла. Это казалось ей ужасным и несправедливым.
Постепенно воспитанница согрелась и немного успокоилась.
«Ладно. Выбора у меня всё равно нет. Единственное, что я могу, это вести себя достойно»

[Книжник]

Остальные девушки всё ещё находились в учебной комнате.
- Как там у Юльки всё сложится? – вспомнила Соня.
Юля и Зоя с тревогой ожидали сегодняшнего вечернего отчёта. После обеда на работе Соне пришлось поддерживать Юлю – она волновалась и стала рассеянной.
На отчёте, узнав об утреннем инциденте, Елена Сергеевна заявила провинившимся:
- После ужина я выслушаю ваши объяснения. Если они меня не удовлетворят – обе получите порку на «станке».
Соня видела, как после этих слов Юля резко побледнела.
Наказание на «станке» Соня сама испытала вчера - за несвоевременный подъём с постели. Этой экзекуции все девчонки боялись панически! Мало того, что полностью раздетую воспитанницу наказывали при всей группе, предварительно как следует растянув на этом устройстве с помощью специальных приспособлений и крепко зафиксировав! Приговорённые знали, что порка будет однозначно очень строгой, но вот какой именно – это было известно только воспитателю. Воспитательница могла выпороть провинившуюся как угодно, в любой позе, и даже меняя положение воспитанницы во время экзекуции. Это было совсем не трудно: достаточно нажать на соответствующую кнопку пульта управления. Наказывая «на станке», воспитатели обычно применяли самые строгие методики, ударов провинившиеся получали гораздо больше, чем при обычной порке.
Часто экзекуторы не ограничивались применением ремня. В ход могли пойти розги, трость, специальная резиновая скакалка. Если обычно девушек пороли только по ягодицам, то «на станке» им могло достаться и по бёдрам, и по спине.
В дополнение ко всему, после наказания обессиленную воспитанницу оставляли на «станке» без обезболивания ещё на полчаса, в таком же растянутом положении, что само по себе было крайне мучительно! Эти 30 минут наказанной девушке зачастую вытерпеть было не легче, чем саму порку, но никакие мольбы о пощаде не учитывались. Наоборот, за «недостойное поведение» могли наказать дополнительно.
Такое испытание было гораздо труднее перенести и психологически. Соня испытала настоящий ужас уже тогда, когда ей стянули руки ремнями – было очень страшно!
Поэтому реакция Юли её не удивила – можно было понять страх подруги перед таким наказанием.
После отчёта воспитатели на некоторое время уединились в своём кабинете, и у девушек появилась возможность поговорить. В обсуждении проблемы приняли участие почти все девчонки группы.
- Зоя, ты должна взять большую часть вины на себя, - сердито говорила Галя. - Почему Юлька должна из-за тебя на “станок” идти?
- Я уже говорила – она сама виновата! Если бы она не заорала - ничего бы не было, - возразила Зоя. Она тоже сильно трусила.
- Да у меня рука подвернулась! - со слезами на глазах воскликнула Юля. - Что у тебя вообще за шутки?
- Ладно, - нахмурилась Наташа Леонова. - Говорите каждая за себя. Будем надеяться, что вам повезёт.
- Нет! - твёрдо и достаточно громко заявила Соня. - Если вы будете объясняться так – то “станок” вам гарантирован!
Одноклассницы изумлённо посмотрели на неё.
- А как надо? – голос Юли звучал неуверенно.
- Ни в коем случае нельзя сваливать вину друг на друга и выгораживать себя. Надо сделать наоборот. Вы даёте понять, что обе виноваты, так как нарушили порядок в группе. Каждая из вас должна сказать что-то в защиту другой, и только в конце скромно упомянуть о том, что вас оправдывает. Например, Юля говорит:
- Елена Сергеевна, простите нас, пожалуйста, мы с Зоей виноваты, из-за нас нарушился распорядок. Но Зоя просто была в хорошем настроении с утра и хотела пошутить. Я должна была на это по-другому отреагировать – посмеяться вместе или, если уж и возмутиться, то, сдерживая себя, вполголоса. Просто получилось неудачно: я упала на руку, и было больно, ну я и не сдержалась. Простите, я очень виновата и в следующий раз буду лучше владеть собой.
А Зоя должна сказать… - и Соня произнесла подобный монолог за Зою.
Воспитанницы были ошарашены.
- Соня, а ты уверена? - недоверчиво спросила Наташа.
- Да! Так у них появится хоть какой-то шанс. Я, конечно, не могу ручаться за Елену Сергеевну, но, по-моему, шансы примерно пятьдесят на пятьдесят, что она придумает им что-нибудь помягче.
- Звучит всё это очень убедительно. Но необычно, - заметила Юля.
Соня вздохнула:
- Девчонки! У меня несколько лет почти постоянно находились воспитанницы “под надзором”. Я рассматриваю ситуацию с точки зрения воспитателя. Поверьте, так будет правильнее! Если даже Елена Сергеевна отправит вас на “станок”, всё равно какую-то поблажку она вам сделает. На “станке” ведь тоже можно по-разному наказать!
- Зоя, сделаем так! – Юля вскочила. – Пойдём, прорепетируем. Соня, поможешь?
- Конечно.
- Соня, а ты с нами не поделишься, за что ты здесь оказалась? - спросила Лиза Быстрова, высокая стройная брюнетка.
Соня обвела девушек глазами. Все внимательно смотрели на неё.
- Если не хочешь, не рассказывай, - предупредила Наташа. - У тебя статья: “Нарушение должностной инструкции, повлекшее тяжкие последствия”. Елена Сергеевна говорила, что ты не обязана ничего объяснять.
Соня решилась:
– Девчонки, мне с вами жить до окончания колледжа. Не буду я ничего скрывать. Я наказывала воспитанницу, и ей стало плохо с сердцем. Она мне об этом сказала. Я, нарушив инструкцию, продолжила наказание. Теперь она в больнице. К счастью, её тяжёлое состояние вызвали не столько мои удары, сколько сама болезнь. Но нарушение серьёзное, и меня осудили.
– Как, и всё? - Юля выглядела удивлённой.
– Ну да.
– Тебя осудили за воспитанницу? И больше ты ничего не сделала?
Девушки недоверчиво смотрели на Соню.
– Девочки, а что вы так удивляетесь?
– Ну, понимаешь, тебе дали четыре года, это очень много! – начала объяснять Наташа. - И потом, Елена Сергеевна с тобой очень уж жёстко обращается. Мы думали, ты совершила какой-то проступок по отношению к руководству, и поэтому Елене Сергеевне могли дать инструкции держать тебя на особом режиме.
– Нет! - горячо воскликнула Соня. - Больше ничего не было! С руководством у меня никогда никаких проблем не возникало, честное слово!
– Но Елена Сергеевна нам сказала перед твоим приходом, чтобы мы не удивлялись, она к тебе будет применять особую воспитательную линию.
Соня смутилась:
– Девочки! У Елены Сергеевны есть причины. Но вот об этом я никак не могу говорить. Просто поверьте!
– Да ладно. И так спасибо за откровенность. И ты не думай, в нашей группе мы лидерам бойкота не устраиваем, чувствуй себя свободно, - заверила Наташа.
Наташа Леонова, староста группы, сама тоже когда-то была лидером. Но она, в отличие от Сони, попала в “Центр” за нравственное преступление – половую связь, что законами страны было категорически запрещено до совершеннолетия. Случилось это, когда девушке было 17 лет, в выпускном классе школы. Теперь ей предстояло находиться в “Центре” до того самого совершеннолетия – 21-го года, то есть практически до окончания колледжа.
Вскоре после этого разговора в спальню из кабинета вышли воспитатели, и группа отправились на ужин. После ужина наступило время самоподготовки. А Соню почти сразу затребовала к себе Елена Сергеевна.
Сейчас, лёжа в кровати, Соня беспокоилась за Юлю. Как раз в это время воспитатели должны были беседовать с ней и Зоей. Соня надеялась, что если девушки последуют её совету, то на “станок” их не отправят.
«Но достанется им всё равно здорово», - вздохнула про себя воспитанница.
Истекли 15 минут. Соня могла лежать ещё столько же, но решила не принимать подачек. С большим трудом, превозмогая боль, девушка встала с кровати, накинула халат и направилась в санитарный блок. Ей казалось, что тело от ударов здорово распухло. Не только сесть, но даже прикоснуться к больному месту не представлялось возможным.
«А, если сегодня ещё и Ирина Викторовна своей тростью добавит?» Соня прекрасно помнила, что ей ещё предстоит стоять на коленях.
Она привела себя в порядок: умылась, тщательно расчесала волосы. Под глазами залегли лёгкие тени, пришлось воспользоваться тональным кремом.
Внезапно дверь в санитарный блок открылась, и появилась Инна Владимировна.
– С тобой всё в порядке? - спросила она, внимательно оглядев Соню.
– Можно сказать, что да.
– Инна Владимировна подошла к Соне, отвела рукой полы её халата и осмотрела раны на теле. На её лице появилась недовольная гримаса.
– Трусы пока не одевай. Платье тоже. Иди в класс прямо в халате, - приказала она.
– Слушаюсь, - проговорила девушка.
– Кстати, Соня, - Инна Владимировна улыбнулась. - Это не ты посоветовала Юле и Зое, как лучше объяснить свои поступки?
Соня с тревогой подняла глаза на воспитателя.
«Неужели опять нарушение?»
- Да, я. Я не должна была?
– Почему не должна? Ты имеешь полное право давать советы своим подругам. Мы были приятно удивлены их ответами. Елена Сергеевна назначила им вместо “станка” по 30 ремней. Однако мы так и думали, что без тебя тут вряд ли обошлось.
Облегчённо вздохнув, Соня улыбнулась:
– Я очень рада. “Станок” - жуткое наказание.
– Согласна, - кивнула Инна Владимировна, но тут же строго добавила:
– Если готова – идём в класс. У тебя на сегодня ещё большая программа.
В классе, как и в столовой, вдоль стен тянулась стойка. Сонины учебник французского и неоконченный перевод лежали на ней недалеко от парты.
Когда воспитатель и Соня вошли в класс, воспитанницы быстро вскочили с мест и встали около парт. Это было одно из правил - вставать при входе любого сотрудника “Центра”. Инна Владимировна разрешила им сесть, а Соне велела заканчивать перевод на черновике. Девушка принялась за работу. Французский она знала отлично, задание сложности не вызывало, но текст был большой – быстро не справиться.
Воспитательница распорядилась:
– Девочки, кто закончил, сдавайте мне работы и пока можете отдыхать. Елена Сергеевна, когда освободится, проверит.
Постепенно девушки одна за другой покинули учебную комнату. Соня осталась одна. Инна Владимировна просматривала переводы, не забывая контролировать по монитору, что происходит в спальне и санблоке.
В пятнадцать минут десятого в класс вошла Елена Сергеевна. Соня, согласно «Правилам», быстро развернулась к ней лицом и замерла в положении “смирно”. Елена Сергеевна жестом приказала воспитаннице вернуться к работе и подсела за стол к коллеге.
- Вот, - дежурная воспитатательница протянула ей три перевода. - Тут много недоработок. У остальных, по-моему, более или менее.
– Левченко, покажи, что ты сделала, - распорядилась Елена Сергеевна.
Соня, не забыв про “Слушаюсь”, подошла и вручила воспитателю свою работу. Хотя она знала, что там всё в порядке, в животе неприятно засосало.
«Хорошо, что у меня нет проблем с французским!»
Елена Сергеевна бегло просмотрела перевод и одобрительно кивнула:
– Хорошо. Закончишь завтра. Вообще, будем с тобой заниматься по особой программе. Уровень у тебя намного выше, чем у остальных. А сейчас раздевайся.
Это было неожиданно. На Соне был одет только халат на голое тело.
Инна Владимировна быстро взглянула на неё. Соня не позволила себе ни секунды промедления. Чётко ответив: “Слушаюсь”, она молниеносно скинула халат.
«Сегодня как будто в стриптизе работаю!»
Все эти раздевания ужасно её напрягали, но поделать ничего было нельзя.
Елена Сергеевна развернула Соню спиной к себе и осмотрела.
- Пойдёшь стоять на коленях в халате. Больше ничего не одевать. И очень тебе советую – не попадай там сегодня на порку. Будет, мягко говоря, очень неприятно.
«А то я без тебя не знаю!», - разозлилась Соня.
Елена Сергеевна достала из сумочки бланк пропуска, заполнила его, поставила личную печать и протянула Соне вместе с учётной карточкой.
- Быстро расстели постель, возьми ночную одежду и ступай прямо сейчас. Инна Владимировна, проводите, пожалуйста.
Выйти из группы самостоятельно воспитанницы не могли. Инна Владимировна довела Соню до дверей, открыла их и кивнула девушке на выход.
- Иди. Дорогу знаешь.


Выйдя из спальни, Соня подошла к столу ночного воспитателя и предъявила свой пропуск.
Ночные воспитатели заступали на своё дежурство в пять часов вечера, как раз в это время у девушек обычно заканчивались занятия или работа. Во всех отделениях в это время на работу выходили по 4 сотрудника, каждый из которых контролировал 2-3 группы. Вечером, до отбоя, ночные воспитатели отслеживали перемещение воспитанниц по отделению. Девушки самостоятельно, с разрешения своих воспитателей, ходили в библиотеку, кладовую, в музыкальные классы, лингафонные кабинеты, а также, по требованию преподавателей – на индивидуальные занятия к ним.
Ночные воспитатели проверяли у девушек пропуска, выписанные им в группе, ставили на пропуске время, после чего воспитанница могла идти по своему делу. Возвращаясь обратно, девушка опять предъявляла ночному воспитателю свой пропуск, где соответствующий сотрудник проставлял время её выхода из своего ведомства. Воспитанницы должны были чётко следовать по своим маршрутам, никуда больше не заходя и нигде не задерживаясь.
К семи часам вечера приходили на работу ещё двое ночных воспитателей. Их основной обязанностью вечером было надзирать за воспитанницами, которым в наказание предстояло стоять на коленях. Как раз после ужина воспитатели групп начинали отправлять девушек «на колени» - это было очень ходовое наказание в «Центре». Для него в отделении имелось два зала – по одному для 1-5-ой и с шестой по одиннадцатую групп.
Обычно воспитанницы отбывали наказание в залах, соответствующих своим группам, но если в них наблюдались значительные перекосы по количеству наказанных, то некоторых могли направить и в другой зал.
После полуночи ночные дежурные воспитатели, которые проводили наказание, отправляли воспитанниц по спальням и присоединялись к основной бригаде своих коллег. Оставшуюся часть ночи они работали вшестером: внимательно наблюдали за подопечными по мониторам, а также заносили все данные на каждую девушку с её дневной учётной карточки в единый компьютер.
По очереди ночные сотрудники отпускали друг друга для небольшого отдыха.
Если воспитанницы после отбоя пытались разговаривать или ещё как-то нарушать дисциплину – их выводили из спальни и строго наказывали тростью. Впрочем, такое случалось редко. Все знали, что от ночных воспитателей ничего не скроешь, и предпочитали не нарываться.
У Сони, когда она протянула свой пропуск ночному воспитателю, промелькнула слабая надежда: а вдруг у Ирины Викторовны сегодня уже много наказанных воспитанниц, и её направят в другой зал? Теоретически это было возможно.
Но не повезло! Воспитатель Татьяна Николаевна хмуро посмотрела на девушку, сделала отметку в пропуске и коротко велела:
- Ступай, - указав Соне в сторону зала её группы.
Подходя к залу, Соня услышала доносившиеся оттуда крики. Остановившись у открытых дверей, она увидела, что одна из воспитанниц распластана на «станке», и Ирина Викторовна хлещет её тростью.
Соне было отлично видно, как на теле наказываемой один за другим вспухают красные рубцы, характерные для трости – в виде двойных полосок. Несчастная отчаянно кричала, извивалась всем телом, но, так же, как вчера Соня, явно старалась прижиматься плотнее к панелям «станка», чтобы не заработать штрафных ударов. А Соня знала, как это трудно!
Сердце сжалось от сочувствия и жалости к девушке.
«Становлюсь сентиментальной», - с удивлением поняла воспитанница.
Раньше, сама проводя наказания, Соня таких чувств не испытывала. Сейчас она никак не могла решить, войти ли ей сразу в зал, или переждать, когда Ирина Викторовна закончит наказание. Соня лихорадочно пыталась вспомнить, не было ли на этот счёт каких-нибудь правил, но в голове ничего не всплывало.
Тем временем, воспитатель велела рыдающей девушке вернуться на своё место и повернулась к Соне.
- Здравствуйте. Можно войти? – поспешно проговорила та.
Но Ирина Викторовна смотрела на неё сердито и с оттенком злорадства.
- Здравствуй! – тон воспитательницы не предвещал ничего хорошего. – Ты не имела никакого права стоять у дверей! Тебе нужно было пройти к моему столу и ждать там. Это нарушение инструкции. Немедленно раздевайся! Сейчас получишь порку!
- Простите, пожалуйста, но я этого не знала, - растерянно проговорила Соня.
Ирина Викторовна довольно улыбнулась, и девушка поняла, что совершила ошибку.
- Вместо того чтобы сказать: «Слушаюсь» и выполнить распоряжение, ты смеешь оправдываться! – воспитательница не повысила голос, но от ледяного тона Соню как будто овеяло холодом. – Одну порку получишь сейчас, и ещё одну – через 15 минут. А Елене Сергеевне я лично сообщу, что ты позволяешь себе спорить с воспитателем вместо того, чтобы признать свою вину.
- Слушаюсь! Простите! – Соня послушно начала раздеваться. Она была в полном смятении.
«Может специально спровоцировать», «…теперь на тебя зуб будет иметь», - пронеслись у неё в голове предупреждения Юльки и Иры.
Пока воспитатель беспощадно хлестала её тростью, Соня твёрдо решила, что объявляет Ирине Викторовне войну. Девушка была так зла, что ей даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы не кричать и лежать спокойно. Сейчас она не показала бы никакой слабости даже под страхом смерти!
Окончив наказание, Ирина Викторовна спросила с сарказмом:
- Теперь ты запомнила инструкцию?
- Да! – громко и с вызовом почти выкрикнула Соня. Боль не давала ей вздохнуть.
Воспитатель покачала головой и приказала холодно и твёрдо:
- Скажи мне, Левченко, как надо по «Правилам» отвечать воспитателю?
- Слушаюсь. Отвечать надо немедленно, чётко на поставленный вопрос, скромно и почтительно, - тут же процитировала Соня.
- А ты разве ответила мне скромно и почтительно? Почему нарушаешь «Правила»?
- Простите! Мне очень больно! Я не сдержалась!
От досады у Сони выступили на глазах слёзы.
«Ну и ладно! Порадуйся моей слабости!»
- Значит, придётся учить тебя ещё и сдержанности, - Ирина Викторовна посмотрела на часы. – Через полчаса получишь ещё одну порку, третью.
- Слушаюсь.
- А теперь – на колени.
Соня стояла на коленях, постепенно приходя в себя от боли, и ругала себя:
«Вот дура! Поддалась на явную провокацию. Ирина же видела, что я не знаю инструкции. Она так и рассчитывала, что я начну оправдываться! Если бы я сразу выполнила её приказ, она ограничилась бы одной поркой. А так мне придётся терпеть этот ужас ещё два раза! Да ещё и Елене она доложит, что я спорила с воспитателем!»
Соне даже подумать было страшно, как на такое обвинение отреагирует её ответственный воспитатель. Страх и отчаяние сжимали сердце девушки. Только сейчас она поняла, какой ужас на самом деле испытывает перед Еленой! Впору было падать перед Ириной Викторовной на колени и умолять о пощаде.
«Хотя падать-то уже и некуда. Я и так на коленях», - усмехнулась про себя воспитанница.
Соня решила, что вытерпит всё, и никаких нарушений Ирина Викторовна от неё сегодня больше не дождётся.
«Костьми лягу», как Елена советовала», - Соня гордо выпрямила спину, в глазах зажглись огоньки.
«Я им не поддамся!» – она овладела собой и решила бороться до конца.

*

Отправив Соню, Инна постояла немного в спальне, наблюдая за воспитанницами. До отбоя оставался час, у них оставалось ещё немного времени для каких-то личных дел и отдыха. К Инне подошли с просьбой включить телевизор, она разрешила. Сегодня можно было успеть посмотреть только информационную программу, но девушки, запертые в четырёх стенах, смотрели и её с удовольствием.
Инна устала за сегодняшний день. Ведь она приступила к работе в шесть утра, а встала ещё раньше. Сейчас же было уже почти десять вечера. Дежурные воспитатели работали в очень напряжённом ритме. Она присела на диван вместе с воспитанницами, вполуха слушая программу. Мысли воспитательницы занимала Соня. Гордая, сильная девушка сразу понравилась Инне. Ей было очень жаль, что у Сони оказался такой конфликт с Леной. Инне казалось, что всё-таки Лена слишком жестока в этой ситуации. Конечно, она её понимала, но и Соне сочувствовала.
«А как она держится превосходно! 8 месяцев здесь работаю, а ещё ни у одной воспитанницы не встречала такой выдержки и самообладания! Это достойно уважения!»
Инна решила дать воспитанницам возможность несколько минут побыть без строгого надзора.
– Наташа, - обратилась она к старосте.
Девушка вскочила.
– В десять часов выключишь телевизор, и всем готовиться ко сну.
– Слушаюсь.
Инна вернулась в учебную комнату. Лена заканчивала проверять переводы.
– Довольно хорошо справились, - удовлетворённо заметила она, но тут же, внимательно взглянув на коллегу, добавила:
– Тебя что-то беспокоит?
Инна смущённо улыбнулась. У них с Леной были отличные отношения. Да, Лена была её прямым руководителем, но у коллег совпадали взгляды, и вообще они очень подружились. Однако сейчас Инна слегка оробела.
- Я хотела поговорить с тобой про Соню, - всё же начала она.
– Ну, давай поговорим, - согласилась Лена. Глаза её улыбались.
– Лен, может быть, ты сможешь с ней немного помягче поступать? Я тебя просто не узнаю! Мне кажется, это очень жестоко. Тебе её не жалко?
Лена помолчала немного.
– Ты знаешь, как ни странно, жалко. Я была так зла на неё, что думала – буду радоваться её страданиям. Но не радуюсь. Просто выполняю свой долг.
– Я понимаю! – горячо воскликнула Инна. – Но ты посмотри, как хорошо Соня держится! Как стойко переносит наказания! Тебе же нравится такое поведение воспитанниц! Может, сделаешь ей снисхождение? Лена, она очень сожалеет о том, что случилось!
– А дело не в том, как она держится, - Лена с пониманием смотрела на Инну, но в голосе чувствовалась уверенность. - По-другому просто не могло быть. Она сильный лидер. Фактически, она как мы! Ты разве не так вела себя, когда тебя отправляли воспитанницей в “Центр”?
– Примерно так, - кивнула Инна. - Но я знала, что это на 3 месяца. А у неё рухнула вся жизнь! И она держится лучше, чем я тогда. Меня один раз наказали на “станке” по-восьмому разряду! Прямо скажу, я стонала, и… - Инна смущённо улыбнулась. – Ну, если бы не было креплений, точно слетела бы на пол, так крутилась!
– Ну, на “станке” даже для стажёров стоны допускается, ты же знаешь.
– Да. Но ты мне рассказывала, что Соня была очень недовольна собой, хотя терпела практически молча, и всего-то несколько раз попой повертела.
– Инна! Я не спорю – Соня неординарная личность. Но власть не шла ей на пользу. Я тебе всего не рассказывала, специально, чтобы против неё не настраивать. Она жестокая. Со своими поднадзорными обращалась ужасно, выдумывала самые изощрённые меры наказания, в которых совершенно не было необходимости! Это не только с Мариной, а всегда.
Я протестовала, неоднократно обращала на это внимание других лидеров и куратора. Но результаты у Соньки были хорошие, а формально к ней не подкопаешься! Наша куратор, посмеиваясь, мне говорила:
- Лена, не переживай! Даже хорошо, что у вас у всех методы разные. Я знаю, кого мне отправить к тебе, а кого – к Соне.
И самое главное, Инна, она получает удовольствие от наказаний! И в этом её коренное отличие от нас всех. Вот ты разве радуешься, когда наказываешь, тебе это приятно?
- Нет, конечно.
- И мне нет! Вот ты спросила: «Тебе Соню не жалко?». Жалко! Даже её жалко! Мы, наказывая, просто знаем, что это наша работа, это необходимо. А у неё не так! Я думаю, что именно из-за этого Соня и не прошла тест «Системы», чтобы обучаться на воспитателя.
- Она не прошла тест? Откуда ты знаешь? Может быть, она вообще его не сдавала? – изумлённо спросила Инна.
- А у вас в школе многие лидеры его не сдавали? – усмехнулась Лена.
- Все, кого я знаю, пробовали, - признала Инна.
- И у нас так же. О такой работе все мечтают! Но прошли – единицы. А про Соню я знаю точно. Когда мне пришёл вызов – об этом сказала наша куратор. Она была уверена, что и Соня пройдёт, и очень удивилась, что её не пропустили. А я как раз не удивилась. Нельзя садистам работать воспитателями! Этот тест – там ведь не прямые вопросы. И ничего не скроешь! Его умные люди разрабатывали. Здесь же воспитанницы совершенно беззащитны. Воспитателю дана почти полная свобода.
Вот я отправила Соню за несвоевременный подъём на «станок» или вкатила ей 30 ремней по - строгому за ночную рубашку – и ничего. Имею право! А теперь представь, что я бы от этого ещё удовольствие получала!
Ты знаешь, как она один раз наказала Марину? Заставила её стоять «смирно» лицом к стене три дня. Три дня, ты представляешь?
У Лены на глазах даже слёзы выступили.
- Как раз были праздники, учёбы не было. И Сонька отпускала её только в туалет и перекусить, ну и ночью на 6 часов. Ты представляешь, что значит три дня стоять и тупо смотреть в стенку без всякого дела, да ещё получать порку за каждое движение?
Инна была шокирована.
- А знаешь, за что? – взволнованно продолжала Лена. – Недостаточно чисто убрала кухню. А знаешь, как она проверяла? Сонька с белым платком по углам ползала. Если пылинка пристала – уже недостаточно чисто. Это разве причина, чтобы так издеваться?
Мне её тогда убить хотелось, честное слово, когда я узнала! Я отпросилась на день и поехала к ней поговорить. Без всякого наезда, спокойно, даже скромно сказала ей, что как коллега, прошу за свою подругу. Причём прошу не освобождать её от наказаний вообще, а просто не зверствовать. Так она фактически мне в лицо рассмеялась. Сказала, что я ей якобы много крови попортила, и ничего она для меня делать не будет.
- А она знала, что ты воспитатель «Центра»?
- Нет. Мы же это не афишируем, ты знаешь. А потом, Соня могла ещё больше разозлиться – ей-то отказали в своё время. Ну, я ей и сказала на прощание, что всё равно рано или поздно она за всё поплатится. И что зря она мне отказала. Вполне может ещё наступить такой момент, когда и от меня в её жизни будет что-то зависеть. И ты представляешь, совсем скоро случилась вся эта история, и она попала к нам!
- Лен, а её в изоляторе удар не хватил, когда она тебя увидела?
- Хватит её удар! Я вхожу к ней в палату, в своей форме ответственного воспитателя, естественно, и говорю, что мне нужна Левченко Софья, так как она назначена ко мне в группу.
- Ну, и что она? – нетерпеливо спросила Инна.
- Побледнела сильно. Смотрит на меня своими огромными глазищами – и молчит. Но быстро пришла в себя, и мы пошли разговаривать. Инна! Я хочу, чтобы ты правильно всё поняла. У меня сейчас цель – не только отомстить Соне. Она должна понять, как чувствует себя человек, зависящий от другого, когда с ним жестоко и несправедливо обращаются. Если я буду вести её, как всех, она ничего не усвоит. Мне необходимо поступать с ней так, как она поступала с другими.
Пойми, она в институте снова может стать лидером! Сонька сильная, она не сломается, и такое вполне возможно! И сейчас моя задача – изменить её, заставить переоценить, переосмыслить своё поведение. Чтобы потом другие девчонки из-за неё не страдали. Я надеюсь, что не такая уж она деревянная! Сделает выводы!
А пока я делаю вид, что с удовольствием подвергаю её строгим наказаниям, что презираю её, насмехаюсь над её зависимым положением. Для неё это, возможно, спасение!
Инна во все глаза смотрела на Лену:
- Ну, ты даёшь! Настоящий профессионал! Я и не думала, что у тебя всё это уже просчитано на годы вперёд. Конечно, ты права!
Лена, поколебавшись, добавила:
- Конечно, если уж совсем честно – не только в этом дело! Я ещё хочу, чтобы она получила по заслугам за свой поступок!
- Понятно, - вздохнула Инна. - Кстати, Лена, это Соня сегодня посоветовала девчонкам, как оправдаться.
- Ну вот! Интересно, как она их убедила.
В Лениных глазах вспыхнули огоньки:
- Инна! А давай сегодня после педсовета попросим у заведующей разрешения посмотреть и прослушать эту запись!
Все происходящее почти во всех помещениях «Центра» фиксировалось, и при необходимости, а также выборочно, для контроля, просматривалось.
- Давай! – с энтузиазмом согласилась Инна. – Завтра выходной, выспимся. Или ты уезжаешь?
- Я уеду часов в десять. Навещу Марину и родителей. А ты?
- Остаюсь здесь. У меня в понедельник «срез» по химии. Если плохо напишу, мне Татьяна шею намылит.
Молодые воспитательницы проходили программу колледжа под руководством своих же коллег-преподавателей. Спрашивали с них строго, без всяких поблажек.
Лена посмотрела на часы:
- Десять. Нам ещё приговор в исполнение приводить – Юльке и Зое. Как будем это делать?
- Как скажешь, ты начальник, - улыбнулась Инна.
- Хорошо! Я заберу их в кабинет и выпорю по очереди. А ты контролируй подготовку ко сну.
Воспитатели вышли в спальню. Наташа только что выключила телевизор. Воспитанницы вскочили с мест и встали «смирно».
- Внимание! – Лена говорила привычно командным голосом. – Первое! Арбелина, Клименко и Быстрова! В переводах много недочётов и ошибок. Торопились куда? Лень было словарём лишний раз воспользоваться? Вы трое – готовитесь ко сну, затем идёте в класс и исправляете всё, что я вам подчеркнула. Ждёте меня с педсовета. Остальные – неплохо. Завтра оформляете работы, в понедельник мне сдаёте.
- Второе! Арбелина и Соколова сейчас следуют со мной в кабинет. Остальные готовятся ко сну. Выполняйте!
Лена прошла в кабинет воспитателей вместе с Юлей и Зоей.
Провинившиеся воспитанницы, бледные и напряжённые, остановились у порога. У Зои на глазах блестели слёзы. Юля держалась.
Лена неторопливо подошла к столу, на котором оставила ремень. С девушками уже была проведена подробная и содержательная беседа. Больше говорить было не о чем. Воспитанницам оставалось только вытерпеть наказание. Как всегда в таких случаях, в груди у Лены шевельнулось чувство жалости. Тем не менее, она строго приказала:
- Зоя! Раздевайся и ложись.
- Слушаюсь.
Зоя быстро начала раздеваться, лихорадочно дёрнула за молнию платья, и не выдержала – расплакалась. Испуганно поглядывая на Лену, она, пытаясь справиться со слезами, сложила одежду и легла на кушетку.
Зоя находилась в «Центре» ещё только 3 месяца, попала сюда за употребление алкоголя в компании, причём вечер у них закончился дракой.
Она была одной из самых сложных воспитанниц. Лена, Инна и второй дежурный воспитатель группы - Мария Александровна, много времени уделяли индивидуальной работе с девушкой.
Зоя обладала вздорным, неуживчивым характером, плохо ладила с одноклассницами, ей трудно было соблюдать дисциплину. Часто Зоя позволяла себе неаккуратность; в учёбе тоже иногда проявляла небрежность и лень.
Девушка никак не могла привыкнуть к телесным наказаниям и просто панически боялась их. Конечно, боялись все воспитанницы, но остальные быстро учились владеть собой и старались сдерживать свои эмоции.
У Зои же всегда при угрозе наказания градом лились слёзы, во время порки она громко кричала, пыталась спрыгнуть с кушетки – в общем, вела себя безобразно.
Лена очень недолго относилась к этому лояльно. Она жёстко заявила Зое, что у неё было время на адаптацию, а теперь воспитанница должна прекратить истерики и вести себя пристойнее.
Теперь, если Зоя не хотела во время наказания лежать спокойно, Лена фиксировала ей руки и ноги (на кушетке это тоже было возможно) и выдавала в два раза больше ударов, чем было назначено вначале. С рыданиями перед наказанием Лена мирилась только в том случае, если Зоя быстро брала себя в руки и пыталась их прекратить. В противном случае девушку тоже ожидали штрафные удары.
Такая методика принесла свои плоды. Вот и сейчас Зоя справилась со слезами довольно быстро, однако её била крупная дрожь.
- Надеюсь, сегодня не допустишь, чтобы я тебя привязала? - Лена, держа ремень в руках, подошла к кушетке.
Зоя кивнула, сдерживая рыдания.
Лена начала порку. Методику она избрала среднюю, далеко не такую строгую, как применила сегодня к Соне.
Зоя, видимо, остерегалась громко кричать. Под ударами ремня она стонала, вскрикивала и вертелась на кушетке, однако, не делала попыток соскочить с неё. Правда, уже после шестого удара несчастная начала рыдать, слёзы текли из глаз ручьём. Зоя отчаянно пыталась увернуться от ремня, но, конечно, это ей не удавалось. Воспитательный инструмент раз за разом опускался точно туда, куда и посылала его воспитательница.
Впрочем, Лена знала, что болевой порог у Зои очень низкий, и особо не усердствовала. Тем не менее, 30 ударов воспитанница вытерпела с трудом, хотя вела себя во время порки даже лучше, чем обычно.
Окончив экзекуцию, Лена оставила ремень на теле Зои и требовательно сказала:
- Твои выводы!
Это не было издевательством, как подумала сегодня Соня. Лена поступала так всегда. Она хотела, чтобы воспитанница ещё раз продумала и обозначила своими словами, как ей надо себя вести, чтобы избежать последующих наказаний. Обычно сразу после порки, когда ещё ничего не соображаешь от боли, придумать и быстро дать ответ бывает трудно. Поэтому девушки, зная, что им предстоит это сделать, обдумывали ответы заранее. Лена считала, что это повышает эффективность наказания.
Сейчас Зоя, всхлипывая, быстро проговорила:
- Простите, Елена Сергеевна! Я постараюсь не совершать легкомысленных поступков и не нарушать порядок в группе!
Поскольку голос наказанной срывался от боли, получилось убедительно, а не формально, как в первый раз у Сони.
Лена применила спрей с обезболивающим средством, помогла девушке встать и отправила её в спальню. Затем повернулась к Юле и указала ей на кушетку.
- Теперь твоя очередь.
Юля беспрекословно начала раздеваться. Пока наказывали Зою, она мучилась от страха и ужасного ощущения неизбежности предстоящей боли. Это чувство возникало каждый раз в таких случаях, и к нему невозможно было привыкнуть.
Юля не была такой сильной, как Соня. Но она тоже считала, что надо себя уважать и держаться как можно достойнее. Так она обычно и поступала, по мере своих возможностей.
Лена обрабатывала ремень специальной влажной антисептической салфеткой и наблюдала, как воспитанница готовится к порке. Юлю ей было наказывать сложнее всего. Лена относилась к девушке с большой симпатией и в душе выделяла её из всех воспитанниц, но, конечно, никаких поблажек она Юле не делала.
Сегодня же Юля совершила серьёзный, по меркам «Центра», проступок. Она виновата даже больше Зои, и должна быть наказана со всей строгостью.
На самом деле, Лена, даже если бы и захотела, не смогла бы делать снисхождения воспитанницам. Да, воспитатели назначали наказания по своему усмотрению, но их работа тоже строго контролировалась. На ежедневных вечерних педсоветах производился «разбор полётов» по каждой группе. Поступки девушек, их успехи в учёбе, наложенные наказания обсуждались.
В «Центре» приветствовались строгие наказания. Редко возникал вопрос, почему провинившаяся не была наказана помягче. Но вот если воспитатели совсем не накладывали наказание, или назначали недостаточно строгое – им приходилось это объяснить. В «Центре» не могли допустить возникновения у сотрудников «любимчиков».
В штате «Центра» находились специальные сотрудники – эксперты, которые выборочно или при возникновении каких-то спорных моментов просматривали записи происходящего в группах. Каждый воспитатель один раз в неделю имел специальное время с заведующей отделением, экспертом и дежурным воспитателем курса, где анализировались итоги его работы за неделю, просматривались эпизоды, отобранные экспертом. При этом совершенствовалось мастерство воспитателя, но преследовалась и другая цель – не допустить, чтобы с воспитанницами поступали слишком мягко. Это была политика «Центра».
Например, все свои действия в отношении Сони Лена могла бы легко объяснить, даже глубоко не вдаваясь в подробности. А вот если бы она сейчас пожалела Юлю – то сама получила бы серьёзное взыскание.
К Юле Лена применила более строгую порку, чем к Зое. Держалась девушка, как всегда, стойко, хотя полностью стонов и слёз сдержать не могла. Но это не удавалось почти никому!.
Окончив наказание, Лена велела Юле встать и одеться, и вместе с ней вышла в спальню. Воспитанницы заканчивали подготовку ко сну – принимали душ, расстилали постели, надевали ночные рубашки.
Инна Владимировна проверяла чистоту и порядок в личных шкафах. Одежда и бельё должны были находиться там в строго определённом порядке – чистое, выглаженное и аккуратно разложенное.
Девушки сами должны были следить за чистотой личной одежды. Никто, конечно, ничего не стирал в умывальнике под краном. Вся грязная одежда складывалась в санитарном блоке в специальные корзины для белья. Дежурная воспитанница ежедневно стирала всю одежду в автоматической стиральной машине и затем развешивала её в отсеке для сушки белья. Снимать и, при необходимости, гладить свои вещи – это была уже личная обязанность каждой девушки.
Никакого грязного белья в шкафах не допускалось. Оно могло находиться только в двух местах – корзине для белья или уже в стиральной машине.
Проверки состояния шкафов устраивались не только перед сном. Это могло быть в любое время. За малейший непорядок наказывали.
Сегодня в шкафах было всё в порядке. Воспитанницы, уже в ночных рубашках, выстроились у кроватей. Лена посмотрела на Инну и едва заметно кивнула ей. Инна слегка улыбнулась и кивнула в ответ. Воспитательницы поняли друг друга. Это был установленный условный знак, означающий, что сейчас они устроят воспитанницам глобальную проверку внешнего вида. Такие проверки проводились в группе часто и тоже в разное время. Девушки называли их «облавами».
- Сейчас проверяем внешний вид! – объявила Лена. И добавила:
- Всё, как обычно.
По строю девочек пронёсся едва уловимый шелест – кто-то повернулся, кто-то вздохнул. Некоторые обменивались растерянными взглядами. Воспитатели оглядели девушек – иногда уже сразу можно было определить, к кому надо присмотреться повнимательнее, затем приступили к проверке, начав с крайних воспитанниц и продвигаясь навстречу друг другу.
Во время такой «облавы» девушки должны были раздеваться и доказывать воспитателям, что всё в их внешнем виде соответствует инструкциям. Воспитанниц обязывали часто принимать душ, тщательно ухаживать за волосами, зубами, ногтями; своевременно удалять волосы из подмышечных впадин, пользоваться дезодорантами. Ни малейшего запаха пота допускать было нельзя. За ногами тоже предписывался особый уход: девушки пользовались депиляторами и обрабатывали стопы по особой методике. Для ухода за кожей лица, рук и туловища применялись индивидуально подобранные косметические средства.
В принципе, во всём этом не было ничего необычного: основная масса девушек и женщин ухаживает так за собой каждый день. Условия для этого у воспитанниц тоже были. Но, поскольку девочки обычно не имели в достатке личного времени, у них часто возникало искушение вместо ухода за собой заняться чем-нибудь более интересным.
Подобные проверки как раз и имели цель заставить их бороться с этими искушениями.
Воспитанницы также обязаны были всегда иметь идеально чистое бельё, им строго предписывалось принимать для этого все необходимые меры. При подобных «облавах» состояние белья тоже проверялось.
Воспитатели любили в любое время дня устраивать выборочные проверки. Приказав какой-нибудь воспитаннице пройти в кабинет, её досматривали по полной программе.
Лена добилась в своей группе хороших результатов по аккуратности, но, тем не менее, контроль не ослабляла. Чаще всего в последнее время на небрежности попадалась Зоя, но и другие девушки иногда надеялись на «авось».
Вот и сейчас, осматривая Зою, Лена услышала, как Инна возмущённо кричит:
- Что ты себе позволяешь? Тебе не стыдно? А ещё староста!
- Ничего себе, неужели у Наташи проблемы? – удивилась про себя Лена, обернувшись на голос.
Наташа Леонова была уравновешенной, дисциплинированной и очень ответственной девушкой. Обычно её наказывали не часто. Однако сейчас она стояла побледневшая и растерянная, а Инна продолжала бушевать:
- И ты ещё полчаса у телевизора сидела! Хотя должна была вместо этого себя в порядок приводить! Бессовестная! Марш на середину!
Обычно всех проштрафившихся девушек во время проверки выставляли на середину спальни и окончательно разбирались с ними потом.
Лена снова повернулась к Зое.
- Душ когда принимала? – строго спросила она.
Зою воспитатели в последнее время и вне проверок не оставляли в покое, зная её привычку лениться.
- Сразу после самоподготовки, - тихо ответила девушка.
После только что перенесённого наказания она была очень расстроена. На этот раз у Зои всё оказалось в порядке.
- Молодец! – ободряюще улыбнулась ей Лена. – Но не забывай - за каждое замечание по внешнему виду твоя штрафная диета будет продляться ещё на неделю.
- Я помню, - кивнула Зоя.
- А пока у тебя есть шанс перейти на общий стол к Новому Году.
Проверка не заняла много времени – всё было отработано. На этот раз результат оказался неожиданным – замечание получила только староста группы Наташа Леонова.
- Что же, Наталья, объясняйся! – приказала Лена Наташе в кабинете минут через десять, когда большинство девушек уже легли в постели.
Инна стояла тут же, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и сердито смотрела на провинившуюся. Наташа поёжилась под её взглядом.
- Простите! Мне так хотелось посмотреть передачу! А проверка вчера была. Я подумала, что ничего страшного, если я завтра всё сделаю.
Она решилась взглянуть на воспитателей, но никакого сочувствия на их лицах не обнаружила.
- Понятно! – холодно произнесла Лена. – И теперь я тебе, старосте группы, одной из лучших воспитанниц, должна объяснять, что так поступать нельзя. Да?
- Нет, Елена Сергеевна! Не надо объяснять. Я всё понимаю. И больше не буду, честное слово. Простите!
- Тем не менее, сейчас тебе придётся терпеть порку! – Лена решительно обернулась к Инне. – Инна Владимировна! Будьте добры – 30 ремней. Сейчас.
- С удовольствием, - кивнула Инна, продолжая сверлить Наташу взглядом.
Девушка не знала, куда деть глаза. Такая мощная психологическая обработка со стороны обеих воспитательниц невероятно тяготила её.
- Кроме того, - жёстко продолжала Лена, - отстоишь на коленях 3 часа. С понедельника.
- Слушаюсь, - проговорила Наташа.
- Сейчас после порки пойдёшь в санитарный блок и полностью приведёшь себя в порядок. Только после этого можешь спать. Ясно?
- Да.
Лена кивнула Инне и вышла в учебную комнату. Там, в соответствии с её указаниями, трудились над переводами Зоя, Галя и Лиза Быстрова. Увидев воспитательницу, они моментально встали «смирно».
- Мы с Инной Владимировной уходим на педсовет, - Лена строго посмотрела на девушек. – Вас передаю под наблюдение ночным дежурным. Если будут замечания…
Лена помолчала.
- В ваших интересах, чтобы их не было.
Она собрала со своего рабочего стола необходимые на завтра книги и вышла в кабинет.
Инна уже заканчивала наказание. Лене было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что оно довольно строгое. Когда воспитанницы группы допускали неаккуратность, с ними не церемонились.
С кушетки не доносилось ни звука. Наташа, как и Соня, умела держать себя в руках.
Лена прошла в довольно просторный санузел для воспитателей, примыкающий к кабинету, протёрла лицо лосьоном, поправила макияж. На педсовете хотелось выглядеть свежей, хотя за плечами – длинный напряжённый день.
За Наташу можно было не беспокоиться – Инна сделает всё, что нужно, включая проведение окончательной беседы.
Лена ещё раз подумала о том, что ей невероятно повезло с Инной. Работать с ней было легко – воспитательницы понимали друг друга не только с полуслова, а буквально с полувзгляда. Лене, например, почти никогда не приходилось объяснять, как провести то или иное наказание. Инна сама это чувствовала.
При подборе команды воспитателей на группу обязательно учитывались индивидуальные особенности характера, совпадение основных взглядов на воспитание. Кроме того, сотрудники проходили обследование на психологическую совместимость. Но с Инной совпадение по всем позициям оказалось особенно удачным. Такие команды руководство ценило и старалось не разъединять.
Со вторым дежурным воспитателем группы, Марией Александровной, отношения у Лены тоже были прекрасные, но такого абсолютного единства не наблюдалось.
Дежурным воспитателям было в чём-то сложнее, так как стратегию работы с группой разрабатывали «ответственные», и они же принимали все основные решения. Субординация в «Центре» соблюдалась неукоснительно – все распоряжения ответственных воспитателей были обязательны для «дежурных».
Но сотрудники не зря работали в команде. Дежурные воспитатели проводили с девушками больше времени, они могли подмечать какие-либо тонкости в характере и поведении воспитанниц и обязательно обращали на это внимание «ответственных».
Лена всегда, приняв официальный вечерний отчёт, затем выделяла время и выспрашивала у дежурных воспитателей все подробности, а также интересовалась их соображениями.
Примерно то же происходило на вечернем педсовете. Начинался он в одиннадцать часов вечера и продолжался около получаса (сотрудникам тоже рекомендовалось ложиться спать не позднее полуночи). На педсовете должны были присутствовать все ответственные воспитатели отделения, дежурные воспитатели, отработавшие сегодня смену, и двое из ночных (остальные четверо оставались на постах).
Заведующую вторым отделением звали Галина Алексеевна. Недавно ей исполнилось 45 лет, а в «Систему» она пришла, как и большинство воспитателей, ещё школьницей. Галина Алексеевна руководила отделением профессионально и твёрдо, но, в то же время, демократично. По крайней мере, молодых воспитателей она всегда поддерживала, приветствовала инициативу и свежие идеи.
Но это не мешало заведующей всегда держать руку «на пульсе» событий. На педсовете, выслушивая от воспитателей отчёты о прошедшем дне, она всегда живо интересовалась всеми подробностями.
На втором отделении сейчас в одиннадцати группах насчитывалось 108 воспитанниц – студенток второго курса колледжа. Поскольку все ответственные воспитатели являлись ещё и преподавателями, а также воспитатели при необходимости периодически заменяли друг друга в группах, каждую девушку знали все сотрудники, и обсуждение было общим.
Сегодня Галина Алексеевна объявила, что на следующей неделе на курс поступают две новенькие. Хотя вновь поступившие сначала попадали в изолятор, определить, в какой они будут группе, надо было сразу. Ответственные воспитатели в первый же день навещали в изоляторе своих подопечных и дальше вели их совместно с воспитателем изолятора до перевода в группу.
На этот раз новые воспитанницы были определены в 206-ую и 208-ую группы, где числилось только по девять девушек. Обычно же в группах находилось по 10 –12 воспитанниц. Если возникала необходимость – создавалась ещё одна группа.
- Елена! – обратилась заведующая к Лене. - После этих новеньких опять твоя группа будет принимающей. У вас же через месяц Логинова уходит, верно?
Лена кивнула:
- Да. Она уже дождаться не может.
- Теперь скажи, как ты со своей теперешней новенькой управляешься, с Левченко?
- Нормально, Галина Алексеевна, - Лена слегка пожала плечами. – У неё есть нарушения, но мелкие. Выводы она быстро делает, держится хорошо. Думаю, быстро адаптируется.
- Эта твоя Левченко просто «железная леди», - ночной воспитатель Ирина Викторовна недовольно нахмурила брови.
- Ира, неужели я от тебя это слышу? – заведующая удивлённо подняла брови.
- Приходится признать, - вздохнула та. – Вот сегодня у меня за час три порки тростью получила, причём по-строгому. И ни звука – даже не шелохнулась!
- Вот как? – заинтересовалась Галина Алексеевна.
Наказание тростью обычно молча не выдерживал почти никто, даже бывшие лидеры.
- Лена, Инна, и у вас так?
- Да, - кивнула Лена.
- О, а вот Лена на неё настоящий ужас наводит, - отметила проницательная Ирина Викторовна. – Левченко вчера у меня во время порки тоже слезинки не проронила. А Лена вошла, ничего не сделала, только на неё посмотрела – она тут же покраснела, и слёзы ручьём. А сегодня! Я ей пообещала, что пожалуюсь Елене Сергеевне на её поведение. У неё такое выражение на лице промелькнуло! Я подумала – сейчас на колени бросится, и будет умолять. Да куда там!
Настоящий кремень! Тут же взяла себя в руки. Сейчас стоит, как влитая, а в глазах упрямство и решимость. Ты, наверное, с ней хорошо вчера поработала, да, Лена?
- Да нет, просто пристыдила её немного.
- А как у неё отношения с одноклассницами складываются? – поинтересовалась Галина Алексеевна.
- Они хорошо её приняли, - вступила Инна. – Похоже, Соня подружилась с Юлей. Кстати, сегодня помогла ей здорово, вовремя одёрнула, когда та утром в спальне раскричалась. А то ещё неизвестно, чем бы у нас дело кончилось. А вечером Соня каким-то образом их с Зоей убедила дать приемлемые объяснения своего поступка, явно не такие, как они собирались.
- Кстати, мы хотели просить разрешения просмотреть сегодня эту запись, - подала голос Лена.
- Левченко у вас в группе второй день, и девочки её послушались? – уточнила заведующая.
- Да. Я прямо у Сони спросила об этом, и она подтвердила, – сказала Инна.
Галина Алексеевна задумчиво теребила в руках лист бумаги.
- Так, девочки. Давайте-ка мы после педсовета вместе эту запись посмотрим, - предложила она. – Нет возражений? Света, ты тоже останься, пожалуйста.
Светлана Петровна, ответственный воспитатель 205-ой группы, сегодня дежурила по отделению.
После педсовета заведующая, Лена, Инна и Светлана Петровна просмотрели все эпизоды с участием Сони, начиная с самого утра. Закончив просмотр, Галина Алексеевна одобрительно заметила:
- Что же, молодец ваша Левченко! Очень грамотно, прямо профессионально поступила, нашла подход к девочкам. А как во время наказаний держится! Давно такого не видела. Лена, а ты ведь не отправила Соколову и Арбелину на «станок»?
- Нет, - улыбнулась Лена. – По 30 ремней получили.
- Вот видишь, она оказалась права. Авторитет в группе ваша Соня себе обеспечила.
- Теперь вам будет легче работать. Ваших девчонок ещё и изнутри будут направлять, - с улыбкой добавила заведующая.
- Да уж, - Лена качнула головой. – Галина Алексеевна, в этом же нет ничего удивительного. Соня – сильный лидер, и прекрасно в этих вопросах разбирается. Мне иногда кажется, что она мои мысли читает.
- А ты не собираешься пока менять свою тактику? По-прежнему будешь к ней беспощадна?
- Пока да. Но, боюсь, это ненадолго. У неё твёрдый характер и потрясающая выдержка. Очень скоро она освоится, и вообще не будет допускать нарушений.
- Лена, - тихо, совсем другим тоном сказала Галина Алексеевна. – Я буквально перед педсоветом разговаривала с твоим бывшим куратором - Александрой Павловной.
Лена встрепенулась.
- У твоей подруги – ухудшение. Сегодня её перевели опять в интенсивную терапию.
Посмотрев на побледневшую сотрудницу, заведующая добавила:
- Не расстраивайся. Всё будет хорошо. Для жизни не опасно, но у неё возобновилось нарушение ритма. Вот ведь зараза пристала!
- А я-то думаю, почему у неё мобильник выключен, - пробормотала Лена.
- Я бы тебе дала ещё один выходной, но нет смысла – в интенсивной терапии ты долго находиться с Мариной не сможешь, - Спасибо, Галина Алексеевна, не надо. Одного дня мне хватит.
- Ладно. Идите отдыхайте, уже поздно. Спокойной ночи.
Лена вместе с Инной и Светланой Петровной вышла в коридор.
- Лена, не переживай, - Светлана смотрела на Лену сочувственно. – Завтра поговоришь с врачом, скорее всего, не так всё страшно. Хочешь, я с тобой съезжу?
Светлана с Леной тоже очень дружили. Лена была расстроена невероятно.
- Я думала, уже всё страшное позади, - она посмотрела на часы. – Маме Маришкиной уже поздно звонить. Спасибо, Света, не надо. У тебя были свои планы, я же знаю. Я справлюсь. Всё, девчонки, я пойду, отпущу своих воспитанниц спать и тоже лягу. Поеду завтра пораньше, чем планировала.
- Удачи! – пожелала ей Инна.

[Книжник]

Время уже приближалось к полуночи, и Светлана отправилась проконтролировать состояние девушек, которые сегодня стояли на коленях. Это было одной из обязанностей ответственного дежурного воспитателя отделения.
Начала она с зала, в котором командовала Ирина Викторовна. Светлану очень заинтересовала новая воспитанница Лены – Соня Левченко, после того, что о ней говорили на педсовете, и, особенно, после просмотра записи.
Светлана преподавала в колледже физику, в том числе и в Сониной группе, но с новенькой в классе ещё не встречалась. На сегодняшнем педсовете Светлана не очень поняла ситуацию. Её заинтересовала информация, что Лена собирается быть к Соне беспощадна. Она хотела тут же выспросить у Лены, в чём дело, но, после неприятного известия о Марине, конечно, не стала этого делать.
Светлана знала, что у Лены сейчас болеет подруга, но она и не предполагала, что в этом замешана Соня. Лена действительно рассказала обо всём только своим дежурным воспитателям и воспитателю изолятора. От них скрыть было нельзя, иначе Ленины действия было бы трудно объяснить. Конечно, полностью в курсе была и Галина Алексеевна.
Дело в том, что всё, что произошло с Мариной, начиная с того момента, как она попала под надзор к Соне, Лена воспринимала, как сугубо личное. Она сильно переживала, и ей тяжело было поделиться этим ещё с кем – нибудь. Марина была невероятно близка ей, почти как сестра. Даже думать обо всём происшедшем, не то, что рассказывать другим, Лене было больно.
Поэтому Светлана, хотя и была близкой подругой Лены, ничего не знала.
Она вошла в зал для наказаний без пяти двенадцать. У стены стояли на коленях восемь воспитанниц; все были без одежды, значит, хотя бы по разу получали порку. У Ирины Викторовны без этого обходилось редко. Светлана подошла к ночной дежурной, и та быстро дала ей отчёт по каждой девушке. Соня, кроме своего первого проступка, замечаний сегодня больше не получала.
В полночь Ирина Викторовна приказала девушкам встать. Светлана развернула их лицом к стене, осмотрела и разрешила всем, кроме Сони, идти в душевую. На Сониных ягодицах буквально не было нетронутого места, хотя было видно, что все раны, кроме самых свежих, тщательно обрабатывались. Было очевидно, что девушку постоянно строго наказывают. Это не вязалось со словами Лены о том, что Соня совершает только мелкие проступки и быстро делает выводы. Конечно, Лена имела право так наказывать воспитанницу и за незначительные нарушения, но случай был явно нестандартный. Светлана с Леной всегда обсуждали все интересные моменты в своей работе и делились друг с другом соображениями.
Света была заинтригована. Она обладала решительным нетерпеливым характером, для неё было нестерпимо даже на секунду оставаться в неведении. Сначала она подумала, что всё-таки прямо сейчас вызовет Лену на разговор, пусть даже ей придётся воспользоваться своей властью ответственного дежурного воспитателя отделения. Но, вспомнив, какой расстроенной Лена покинула педсовет, Светлана посчитала, что нет, это будет негуманно по отношению к подруге. Она приняла другое решение и строго сказала Соне:
- Левченко! Ирина Викторовна доложила, что ты вела себя по отношению к ней некорректно и осмелилась спорить. Это правда?
Ирина Викторовна стояла тут же и насмешливо смотрела на девушку.
Соня решила не повторять своих ошибок:
- Да, правда. Простите, я очень виновата.
- Так вот, по этому поводу я буду иметь с тобой серьёзный разговор, - продолжила Светлана. – Сейчас ты принимаешь душ, затем идёшь к посту своего ночного воспитателя и ждёшь там, пока я освобожусь. Вопросы есть?
- Нет.
- Выполняй.
- Слушаюсь, - Соня быстро ушла в душевую.
Светлана отправилась осуществлять контроль во второй зал для наказаний. Освободившись, она привела Соню в кабинет ответственного дежурного воспитателя отделения. Девушка была бледна, но держалась спокойно.
- Рассказывай, - велела ей Светлана. – Всё подробно. Что у тебя произошло с Ириной Викторовной?
- Слушаюсь, - начала Соня. – Простите, я виновата…
Светлана перебила её:
- Соня! Кончай извиняться! «Виновата» ты должна была сказать в тот момент, но, к сожалению, этого не сделала. А сейчас меня интересуют факты и твои соображения.
Соня начала с того момента, когда она сомневалась, зайти ли в зал, и закончила тем, о чём думала уже после порки.
- Что же, - задумчиво кивнула Светлана. – Инструкцию ты могла не знать, но так вести себя в «Центре» недопустимо. Если воспитатель уже принял решение тебя наказать – оправдываться себе дороже. Просто накажут более строго. Тем более – оправдываться незнанием. Это здесь не проходит! Если чего-то не знаешь – узнаешь быстро, на собственной шкуре.
Светлана усмехнулась.
- Но выводы ты сделала верные. Больше, надеюсь, такого не допустишь?
- Конечно, нет, - покачала головой Соня.
Пока девушка рассказывала, Светлана вскипятила воду в электрочайнике и приготовила две чашки чая с мятой. Сейчас она протянула Соне одну чашку и мягкую сдобную булочку:
- Возьми. Тебе надо снять стресс.
- Но…
- Это приказ!
- Слушаюсь, - Соня взяла чашку. – А можно, я только чай?
- Хорошо, - согласилась Светлана. – Да ты не волнуйся, нашими правилами это разрешается. Знаешь, создаёт обстановку доверительной беседы.
Соня изумлённо посмотрела на воспитателя. Она не могла понять, куда клонит Светлана Петровна.
- Так вот, Соня. Ты действительно не выполнила распоряжение Ирины Викторовны, спорила с ней и, к тому же, дерзко ответила. Это серьёзные нарушения, - продолжала Светлана. – Я тебя сейчас наказывать дополнительно не собираюсь. Раз уж это произошло в моё дежурство, я должна была убедиться, что ты правильно всё поняла. А окончательное решение по этому случаю оставим принимать Елене Сергеевне.
Соня непроизвольно резко побледнела и чуть не выронила чашку. Тут же она покраснела от досады.
«Совсем разучилась собой владеть!»
Светлана поняла, что она на верном пути и решила пойти ва-банк. Она допила свой чай, поставила на стол пустую чашку и тоном, не допускающим возражений, произнесла:
- А теперь ты расскажешь мне всё, что у вас произошло с Еленой Сергеевной!
При этом она пристально посмотрела на девушку.
- Слушаюсь, - Соня ответила чётко, но сильно смутилась. – Простите, Светлана Петровна, вы на этом настаиваете?
- Тебе Елена Сергеевна запретила об этом говорить? – быстро спросила Светлана.
- Нет. Она сказала, что это моё дело.
- Тогда настаиваю.
И Соня рассказала ей всё, начиная с самого своего знакомства с Леной. Слёзы застилали ей глаза, сказалось невероятное напряжение последних дней. О том, как складываются их отношения с Леной уже здесь, в «Центре», девушка рассказывала, уже еле сдерживая рыдания. Вспоминать всё это спокойно было выше её сил.
Светлана подошла к Соне, обняла её за плечи и тихо посоветовала:
- Не сдерживайся. Поплачь. Нельзя такое напряжение всё время носить в себе.
Соня не выдержала и разрыдалась. Она отвернулась к стене и плакала, теперь уже не в силах остановиться.
Светлана ей не мешала. Она была старше Сони и Лены на 8 лет, уже закончила колледж и педагогический институт, и жизненного опыта, конечно, имела несравненно больше. Кроме того, Света была отличным психологом и понимала, что сейчас, вызывая Соню на откровенность и позволяя ей выплакаться, она проводит с девушкой практически сеанс психотерапии.
История потрясла Светлану.
«Это же надо случиться такому! – думала воспитательница. – Теперь всё понятно. Эта Соня, конечно, ещё та штучка! Но ведь за эти несколько дней она уже невероятно изменилась. И дальше будет меняться! Лена, конечно, этого и добивается, она девчонка умная. Зачем же Лена скрывала такое? Да у неё, наверное, сердце разрывалась от боли! Лучше бы она раньше поделилась!»
Светлану захлестнула волна сочувствия одновременно и к Лене, и к Соне. И той, и другой сейчас нелегко. Но Соне, конечно, намного сложнее.
Соня постепенно успокоилась.
- Умойся, - предложила ей Светлана, указав на раковину у входа.
Девушка выполнила распоряжение.
- А теперь послушай меня, девочка, - начала Светлана. – К сожалению, мне утешить тебя нечем. Пока тебе никто помочь не сможет. Только время. Постепенно всё утрясётся. Ты не будешь допускать нарушений, Лена немного оттает. Но, что это случится скоро – не гарантирую.
- Я понимаю. Спасибо вам.
- Жаловаться администрации тебе на неё бесполезно, - продолжала Светлана. – По нашим правилам, ни к чему не подкопаешься. Так же, как и к тебе было не подкопаться в своё время, верно?
Соня кивнула.
- Я не собираюсь жаловаться. Вы себе не представляете, как я сейчас жалею, что сама так себя вела. Здесь многое переосмысливаешь.
- Вот именно этого Лена и добивается, я уверена. Она не просто тебе мстит. Она как раз и хочет, чтобы ты всё переосмыслила.
У Сони опять заблестели глаза.
- Я боюсь, что не выдержу, - прошептала она.
- Ну, вот ещё! – возмутилась Светлана. – Ещё как выдержишь! Я уверена, что в итоге у тебя всё будет хорошо. Ещё точно не знаю, каким образом, но будет. Не сдавайся! А сейчас пойдём, я отведу тебя в спальню. И не беспокойся о том, что ты мне всё рассказала. С Еленой я сама поговорю. У тебя выбора не было – ты не могла не подчиниться ответственному дежурному воспитателю отделения.
Но Соня уже и не жалела, что так получилось. Благодаря Светлане Петровне ещё один тяжёлый день закончился для неё не на такой минорной ноте. Теперь она знала, что, кроме Елены Сергеевны и Ирины Викторовны, в «Центре» есть воспитатели, которые хоть немного сочувствуют ей и могут поддержать.
Лариса Евгеньевна в изоляторе, Инна Владимировна, а теперь ещё и Светлана Петровна. Конечно, ни на какие поблажки от них Соня не рассчитывала. Но верила, что они хотя бы не будут специально стараться сделать её жизнь ещё больше невыносимой.
Оказавшись в постели, девушка уснула почти мгновенно

[Книжник]

Глава 4.
Воскресенье.

На следующий день, в воскресенье, около восьми часов утра, Лена предъявила в проходной свои документы и вышла в помещение подземного гаража для сотрудников.
Абсолютно все служащие «Центра» имели в этом гараже свой бокс, и, разумеется, машину. У одних автомобили были личные, другим они предоставлялись «Центром». Руководство было заинтересовано, чтобы их сотрудники не имели проблем, добираясь на работу или уезжая на выходные.
Все работающие в «Центре» имели квартиры в жилом отсеке, некоторые и проживали постоянно здесь же вместе с семьями. Однако многие жили в городе, а служебные квартиры использовали в основном для отдыха. Они или всегда, или иногда отправлялись после рабочего дня домой. Ответственные воспитатели групп такого себе позволить не могли: рабочий график позволял им покидать «Центр» только в выходной.
За этот выходной им, чаще всего, нужно было успеть побывать во многих местах, поэтому без машины обходиться не представлялось возможным.
В гараже работали бригады обслуживающего персонала и автомехаников. Сотрудникам достаточно было просто въехать в гараж, там они спокойно выходили из машины и сразу шли на работу. Мыли, чистили, ремонтировали машины и отгоняли их в боксы работники гаража. Руководство ценило время своих служащих.
Лена вошла в бокс и села за руль своей новенькой бардовой «японки», которую купила всего 3 месяца назад. До этого девушка ездила на «Ауди», принадлежащей «Центру». В принципе, с приобретением своей машины можно было не торопиться. Но Лена мечтала об этом, и, наконец, недавно смогла осуществить задуманное. Впрочем, так поступали почти все молодые сотрудники «Центра». Иметь свою «тачку» считалось престижным.
Граждане страны имели право водить автомобиль с 18-ти лет. Но если подросток уже работал и мог предоставить ходатайство с места своей службы – то он имел шанс получить права и в 17 лет. Лена воспользовалась таким правом сразу, как только поступила на работу в «Центр».
Девушка предъявила пропуск на выезде из «Центра» и вскоре уже ехала по шоссе по направлению к своему городу. Добираться было меньше часа. В дороге Лена выполняла устное задание по немецкому языку, вставив в магнитолу соответствующий диск. Что поделаешь, в условиях дефицита времени приходилось использовать для собственного обучения каждую свободную минуту.
В городе она, проехав немного по Солнечному проспекту, свернула на узкую Двинскую улицу. Ещё на ходу достала мобильный, набрала номер и с улыбкой сказала:
- Я подъезжаю.
Вскоре Лена припарковалась у своего любимого кафе «Лира», не забыла заглянуть в зеркало, вышла из машины и сразу же попала в объятия своего друга Кирилла. Счастливо улыбнувшись, она прижалась к нему. Вместе молодые люди зашли в кафе и вскоре уже заказывали себе завтрак, удобно устроившись за столиком для двоих.
Несмотря на то, что Лена была очень общительной и имела много друзей, она всегда сохраняла личный уголок в своей жизни, куда не допускала почти никого. Сказав вчера Инне, что собирается в выходной навестить Марину и родителей, она была не совсем точна. Большую часть дня девушка намеревалась провести с Кириллом.
В «Центре» про её роман, длившийся уже 4 месяца, никто не знал.
В августе Лена с Мариной и их мамами две недели отдыхали у моря в Болгарии. У Лены был отпуск, у Марины – каникулы в колледже. В отеле они познакомились с двумя друзьями – студентами второго курса Универститета информационных технологий. Оказалось, что они из одного города. Молодёжь проводила вместе почти всё время, и дома они продолжили свои отношения, встречались и все вместе, и, конечно, парами – Лена с Кириллом, Марина – с Анатолием.
В конце августа Марина и Анатолий уехали на неделю в конный поход. А дальше случилось неожиданное – они пропали.
Лена уже приступила к работе. В сентябре воспитанницы «Центра» ещё работали на полях, из учебных предметов у них пока начались только иностранные языки (в колледже их изучали три). Лена вела свою группу и преподавала французский в усиленном объёме, так как некоторые «ответственные» ещё не вернулись из отпуска.
Ей позвонили сначала растерянная Маринина мама, затем – рассерженная Александра Павловна (куратор их курса в колледже). Оказалось, что Марина и Анатолий пытались по телефону получить в своих учебных заведениях отсрочку от занятий на 2 недели. Им, конечно, не разрешили – для пропуска занятий требовались очень серьёзные основания. Молодые люди просто самовольно не вышли на занятия, отключили свои мобильные телефоны, и где их искать – не знал никто.
Лена очень переживала. Она имела все основания полагать, что скоро Марина окажется в её «Центре», на её отделении в качестве воспитанницы. Если бы Марина с Анатолием вступили в половую связь, то так бы оно и было. Половые отношения до совершеннолетия считались в стране самым серьёзным нравственным преступлением. Замеченные в этом молодые люди и девушки считались одинаково виноватыми, и направлялись в «Центры нравственного перевоспитания» на срок не меньше четырёх лет. А вот выйти оттуда они могли только после достижения 21 года. Если девушка, к примеру, совершала такой проступок в 15-16 лет, то ей приходилось проводить в «Центре» все свои молодые годы. Такое, впрочем, случалось редко. Обычно на этом попадались студентки и учащиеся профессиональных школ.
Лена, естественно, ничем не смогла бы помочь подруге. Никаких исключений в стране ни для кого не делали. Все подростки должны были знать, что наказания в случае нарушения нравственных законов никто из них избежать не сможет. Не помогут никакие слёзы, мольбы и заверения, никакие вмешательства родственников!
Лена страшно беспокоилась, сходила с ума от тревоги и неизвестности. Ей снилось по ночам, как Марина стоит на коленях в зале для наказаний, и Ирина Викторовна хлещет её тростью. Девушка просыпалась в холодном поту.
Марину с Анатолием объявили в розыск, но в стране их не было.
Через 2 недели, в середине сентября, Марина позвонила Лене на мобильный. Смущаясь и робея, она объяснила, что они с Анатолием возвращаются из самовольного романтического путешествия и не знают, что им делать дальше. Молодые люди боялись, что их уже исключили из колледжа и института, им стыдно было возвращаться домой и страшно звонить своим кураторам.
Прежде чем высказать Марине всё, что она о ней думает, Лена задала подруге главный вопрос. У неё немного отлегло от сердца – никаких нравственных законов влюблённые не нарушили.
Лена помчалась к Галине Алексеевне, выпросила себе небольшой отпуск и поехала помогать разруливать ситуацию, насколько это было возможно. Шум поднялся страшный. Марина с Анатолием серьёзно нарушили дисциплину, заставили волноваться родителей и преподавателей, к их розыску были подключены официальные органы.
Влюблённые объясняли всё тем, что им так хотелось подольше побыть вместе, что они потеряли голову. Однако это не могло служить оправданием.
Марина была не рядовой студенткой, а помощником лидера. Раньше, в школе, они работали в паре с Леной, жили в одной квартире и совместно вели двух-трёх «поднадзорных» девушек. Помощники лидеров не имели права телесных наказаний, но в остальном пользовались такой же властью, что и лидеры.
В стране подростки с 14-ти лет (с восьмого класса) переезжали из дома в учебные организации старшей школы, которые чаще всего находились в том же городе, поэтому общение детей и родителей не прекращалось. Выходные и некоторые вечера ученики могли проводить в своих семьях. Целью таких организаций было осуществлять государственный контроль над воспитанием молодых людей, подготовить их к самостоятельной жизни. С этого возраста дети полностью содержались государством. Жили они в специальных жилых комплексах по 2-3 человека в отдельных 3-4-комнатных квартирах. Обедали днём в столовой учебного центра, а завтрак и ужин готовили самостоятельно, сами же следили за чистотой.
Кроме учёбы, все занимались спортом, вели активную культурную жизнь. Подросткам были доступны любые занятия по их интересам.
В одной учебной организации обучались и проживали обычно около девятисот учащихся, по 300 подростков в каждой параллели восьмых, девятых и десятых классов. Параллель включала 15 классов примерно по двадцать человек. С этого возраста и до окончания школы вводилось раздельное обучение юношей и девушек: для них существовали разные учебные комплексы. Руководили классом лидеры – яркие отлично успевающие молодые люди с выраженными организаторскими способностями. За каждым классом закреплялся руководитель из педагогов, а полное руководство параллелью осуществлялось ответственным куратором совместно с советом лидеров. Ежедневно вечером проводилось совещание, на котором обсуждались все дела параллели и принимались необходимые решения.
У подростков в стране было всё необходимое для учёбы, отдыха и гармоничного развития. Но и требования к ним тоже были высокие. Все ученики обязаны были получить образование в объёме десяти классов, причём учиться они должны были старательно. Десять классов – минимальный уровень образования, и всем здоровым детям он был доступен. Кроме того, подростков обязывали наравне со взрослыми соблюдать все нравственные законы общества и отвечать за их нарушение.
В учебных центрах велась отличная воспитательная работа; дети гордились своей страной, в основной массе легко принимали все законы, считали их правильными и соблюдали.
До совершеннолетия (21-ого года) в стране запрещалось употреблять любые спиртные напитки, даже пиво, вступать в брак и, соответственно, вести половую жизнь. О курении речь вообще не шла – это запрещено и взрослым. Это и были основные нравственные законы, за нарушение которых молодые люди однозначно попадали в «Центры перевоспитания».
Каждый гражданин страны, начиная с десятилетнего возраста, ежемесячно проходил проверку на усовершенствованном «детекторе лжи» на предмет этих нарушений. Конечно, в таком «нежном» возрасте на нравственных нарушениях никто не попадался – детей просто хотели приучить к тому, что такие проверки неизбежны.
Но вот телесные наказания были официально введены уже со средней школы – именно с десяти лет. За обычные, не отягощённые проступки решением куратора в средней школе, и совета лидеров – в старшей, подростку выдавалось направление в «Центр исполнения наказаний», куда он должен был явиться в установленное время. Детей до 14 лет в «ЦИН» приводили родители, старшие обязаны были прийти сами.
В «ЦИНах» по очереди дежурили подростки-лидеры, они беседовали с провинившимися, устанавливали степень вины и глубину раскаяния, назначали наказание (определённое количество ударов кожаным ремнём или специальным ремнём – тоузом) и сами же его и проводили.
Большинству « нарушителей» хватало однократного знакомства с ремнём в «ЦИНе». За многократные и более серьёзные проступки наказание ужесточалось.
Подростки, которые не хотели учиться надлежащим образом, невежливо себя вели, вступали в конфликты и драки, проявляли неподчинение лидерам и кураторам, могли решением совета получить несколько месяцев содержания “под надзором”.
Прямо в своей учебной организации такой подросток поручался какому-либо лидеру (не обязательно своего класса) и поселялся с ним в квартире. Обычно лидер и его помощник вели таким образом одновременно двоих-троих «поднадзорных». Провинившийся, содержащийся под надзором, не мог покидать квартиру без лидера или его разрешения. Учиться он переходил в класс своего лидера, школьные успехи и поведение строго контролировались. Лидеры имели право наказаний, в том числе и телесных, они специально этому обучались и проходили строгие проверки. Считалось, что такая строгость уместна: лучше поступать жёстко сейчас, но сохранить молодого человека для общества.
Однако в случае нарушения основных нравственных законов, когда несовершеннолетние хотя бы один раз позволяли себе курение, употребление алкоголя, половые контакты, а также, если в результате их поведения был нанесён вред здоровью людей, они однозначно наказывались более строго: их помещали на разные сроки в “Центры нравственного перевоспитания”. Туда же мог попасть молодой человек, если он неподобающим образом вёл себя “под надзором”.

Лена уже знала, что «Центр» Марине не грозит, но вот «под надзор» её отправят наверняка. В колледжах и институтах сохранялась такая же система воспитания, как и в школах.
В своём колледже Марина оставалась в том же статусе помощника лидера, только работала с другим лидером – Оксаной Новиковой.
Александра Павловна была рассержена невероятно.
- Как ты могла? – возмущалась она, обращаясь к Марине. – Ты одна из лучших студенток, практически лидер! Какой пример подала другим девушкам!
Марина виновато молчала. Оправдываться было нечем. Свой поступок она и сама объяснить не могла.
Кирилл был очень рассержен на друга. Он не мог понять, как Анатолий мог так подставить любимую девушку, навлечь на неё серьёзные неприятности.
Лена пыталась немного смягчить ситуацию, но ей это не удалось. Марину приговорили к шести месяцам проживания «под надзором». Александра Павловна сразу решительно заявила, что направляет её к Соне Левченко.
- Знаю, Лена, ты будешь возражать, - сказала она девушке. – Но другой вариант меня не устроит. У Сони как раз есть место для ещё одной воспитанницы. А Марина – помощник лидера, ей стыдно было совершать такое нарушение. «На курорт» я её отправлять не собираюсь. Пусть расплачивается.
Так Марина оказалась во власти Сони.

Лена и тут не сразу сдалась. Поехала к Соне, попыталась найти с ней контакт. В конце концов, они уже полтора года практически не сталкивались, можно было попытаться наладить отношения.
Однако попытка не удалась: Соня встретила Лену холодно.
- Что ты от меня хочешь? – осведомилась она. – Я не собираюсь менять принципы своей работы. И уж тем более для тебя! Ничего с твоей подругой не случится, если будет вести себя прилично.
- Хорошо. Но могу я тебя попросить не менять свои принципы и в другую сторону? Хотя бы об этом?
- Ничего обещать не могу! – отрезала Соня.
По крайней мере, ответила честно. Конечно, именно так она и поступала! И не разрешила Лене ни одного свидания с Мариной. К счастью, каждое воскресенье, согласно правилам, Соня обязана была отпускать свою воспитанницу домой, под личную ответственность родителей. Лена в эти дни приезжала к Марине, только там они и могли видеться. Лена, конечно, не оправдывала Марину. Но такого жестокого и несправедливого обращения со стороны Сони девушка тоже не заслуживала.
Марина, естественно, не совершала под надзором никаких серьёзных и даже не очень серьёзных проступков. Училась тоже хорошо, хотя могла иногда случайно схватить тройку.
Но Соня была очень изобретательна и всегда, когда хотела, могла выискать нарушение, за которым всегда следовало неизменно жестокое, а часто и унизительное наказание. Рассказывая Инне о белом платочке, с помощью которого Соня проверяла уборку, Лена нисколько не преувеличивала.
Марине приходилось несладко, но она вела себя удивительно. Никому не жаловалась, Соню не осуждала, была скромной и безропотно сносила всё. Прямо по-христиански!
В первый день свидания она явно не рассказала маме и Лене и трети того, что с ней происходило. Лена пыталась вызвать подругу на откровенность, но ничего не вышло. Марина отвечала с улыбкой:
- Всё нормально! Не беспокойся обо мне.
Лену такой ответ не убедил. Достаточно было видеть глаза Марины… Сразу после свидания Лена поехала к Александре Павловне и упросила ту показать Сонины отчёты. Все лидеры еженедельно предоставляли куратору письменные отчёты о поведении каждой воспитанницы и наложенных наказаниях.
Александра Павловна хорошо относилась к Лене. Хотя девушка проходила обучение в «Центре» по индивидуальному плану, официально она числилась в своём колледже на курсе Александры Павловны. Туда отсылались результаты всех сданных Леной экзаменов и зачётов. Кстати, кураторы не должны были никому разглашать информацию о своих студентках – сотрудницах «Системы перевоспитания».
Просмотрев отчёты, Лена ужаснулась. Всё было даже хуже, чем она предполагала! Александра Павловна, однако, отнеслась к ситуации скептически. Она заявила Лене почти то же самое, что и Соня:
- Ничего с ней не случится. Пусть старается!
Соня не разрешала Марине пользоваться мобильным телефоном. Звонить девушка могла только из дома родителям, и под контролем. И вообще, Марине не позволялось ничего. Вернувшись из колледжа, она никуда из квартиры не выходила, за исключением воскресений. «Поднадзорных» вполне можно было отпускать на прогулки, в театры, в гости – с обязательством вернуться в определённое время. Но решение по этому поводу принималось единолично лидером – и Марина была всего лишена.
Лене пришлось ждать неделю, чтобы поговорить с Мариной начистоту. Подруга, конечно, вынуждена была всё признать, но заняла твёрдую позицию.
- Лена! – просила она. – Пожалуйста, не говори ничего моей маме! Не надо её расстраивать! И не пытайся что-то изменить. Соню просить бесполезно! Она так решила, и ни на какие уступки не пойдёт. Если ты обратишься к ней с просьбой, она будет очень рада тебе отказать. Не волнуйся, я выдержу! Не так уж и долго терпеть. А потом, мне кажется, так не будет всегда. Соня вполне может со временем смягчиться.
Лена всё - таки предприняла ещё одну попытку договориться с Соней - как раз про это она рассказывала Инне. Но, как и предсказывала Марина, ничего не вышло.
Марина, кстати, интуитивно избрала правильную линию поведения. Лена об этом не знала, но Соня оценила, как скромно, терпеливо и безответно держится её «поднадзорная». Соня чувствовала, что Марина не злится на неё и не испытывает внутреннего протеста. Это её безмерно удивляло, но и вызывало уважение. Единственной просьбой Марины было не сообщать всего её маме. Соню это тоже покорило. Другие её воспитанницы, наоборот, слёзно жаловались родителям.
Соня уже решила, что в ближайшее время изменит своё отношение к девушке. Но не успела.
Когда Марина оказалась в больнице, у Лены заканчивался отдых в Египте, она уже собирала вещи: самолёт отлетал завтра рано утром. Ей позвонила мама.
Дома у Лены остался только один вечер, чтобы пообщаться с родителями и попытаться навестить подругу. Но состояние Марины было ещё тяжёлым, к ней пускали только близких родственников. Лена не стала настаивать и прорываться с боем, просто встретилась с мамой Марины и выспросила всё у неё.
Утром молодая воспитательница была уже на работе. Во время отпусков или болезней ответственных воспитателей их группы вели «подменные» сотрудники. Они работали «вахтами», то есть вызывались на работу только на срок отсутствия основного воспитателя.
Галина Алексеевна сразу поставила Лену в известность о том, что Соня будет отбывать наказание в их «Центре».
Подростки – лидеры тоже иногда попадали в “Центры”. Некоторые из них сами нарушали законы. Для таких дальнейшая карьера была закончена. Но чаще они, как в данном случае Соня, допускали ошибки, из-за которых пострадал кто-то из людей, чаще всего - их подчинённые. Иногда лидеров заключали в “Центр” в результате конфликтов с руководством – при грубых нарушениях инструкций или некорректном, неуважительном поведении. Лидеры имели немалую власть, но с них строго и спрашивали. Если такие подростки отбывали наказание не за нравственное преступление, то, по окончании срока, они имели шанс опять стать лидерами. Конечно, если им удавалось сохранить свои лидерские качества до конца заключения.
Заведующая, естественно, была полностью в курсе событий.
- Лена, Левченко должна по очереди идти в твою группу, - сообщила она своей молодой сотруднице. - Как ты к этому относишься?
Лена отнеслась к этому прекрасно.

Через два дня Соня уже поступила в изолятор. Лена посетила её в первый же вечер и сначала откровенно поговорила с воспитателем изолятора Ларисой Евгеньевной. Та была немного разочарована: Соня ей понравилась. Ещё бы не понравилась!
Воспитатели изолятора обычно принимали на себя первый удар. На них сваливались полностью выбитые из колеи воспитанницы, расстроенные и подавленные тем, что с ними произошло, ошеломлённые строгими порядками «Центра». Многие в «Центре» впервые в жизни испытывали телесные наказания, и это ввергало девушек в ужас и депрессию. На общем фоне Соня действительно выделялась спокойствием и дисциплинированностью.
- Ну вот! – Лариса Евгеньевна обречённо махнула рукой. – В кои веки прислали хоть одну толковую девочку! Так у неё, оказывается, конфликт с ответственным воспитателем.
- Лариса Евгеньевна! Вы относитесь к ней, как ко всем. Только не удивляйтесь моим действиям, - попросила Лена.
Вместе с Ларисой Евгеньевной она зашла в Сонину палату. В этот день новенькая ещё находилась в комнате одна. Соня в бледно-жёлтом халате изолятора выглядела необычно. Лена привыкла видеть её всегда модно и элегантно одетой: вкус у девушки был прекрасный!
Увидев приближающуюся к ней Лену в форме ответственного воспитателя «Центра», Соня остолбенела. На миг в её глазах промелькнуло удивление, но тут же сменилось выражением понимания и обречённости.
- Здравствуй. Меня зовут Елена Сергеевна. Я ответственный воспитатель 204-ой группы «Центра перевоспитания». Приказом администрации ты назначена ко мне в группу, - спокойно сообщила Лена.
Соня молчала, не отрывая от воспитательницы взгляда. Лена видела, что новенькая ошарашена и явно не может вымолвить ни слова. По её лицу быстро разливалась бледность.
- Левченко! Ты что, в рот воды набрала? – сердито сказала Соне Лариса Евгеньевна. – Ты должна была ответить: “Слушаюсь”! Я же тебе объясняла!
Но Соня продолжала молчать и побледнела ещё сильнее.
- Вообще-то Елена Сергеевна у нас не кусается, - продолжала возмущаться Лариса Евгеньевна. – А ты сейчас домолчишься до очень серьёзного наказания!
- Соня! Да очнись же! – нетерпеливо воскликнула она.
- Такого не может быть. Нет! Это невозможно! – тихо проговорила Соня.
- Почему? Очень даже возможно, - подала, наконец, голос Лена. - По справедливости, что-то подобное с тобой и должно было произойти. Ты так не считаешь?
Соня покачала головой.
- А у меня другое мнение. Но это сейчас неважно. Быстрее приходи в себя. Мне надо с тобой поговорить, а времени не так много.
- Я в порядке, - произнесла Соня уже более или менее окрепшим голосом.
- Лариса Евгеньевна, - обратилась Лена к воспитателю. – Когда она поступила, и какое вы дали ей задание?
- Поступила в одиннадцать утра. Ей было велено прочитать для первого ознакомления все «Правила поведения» и начать учить первую главу.
- Спасибо.
Лариса Евгеньевна строго посмотрела на Соню:
- Веди себя прилично! Устроила тут цирк.
Затем вышла из палаты.
- Давай присядем, - предложила Лена.
В первый день Соня ещё могла сидеть. Они устроились за круглым столом посередине комнаты.
- Мы можем несколько минут поговорить о нашей прежней жизни, задать друг другу некоторые вопросы, - Лена пристально смотрела на всё ещё бледную новенькую. – Пока можно по-прежнему на «ты». Потом наши прежние отношения закрываются, и вступают в силу новые – воспитанницы и ответственного воспитателя. У тебя есть, что спросить?
- Почему ты мне не сказала? – быстро спросила Соня. – Почему?
- А я должна была? – удивилась Лена. – Мы информацию о себе без надобности не разглашаем. Кстати, кураторы тоже. Если бы я тебе сказала, что бы это изменило? Ты бы стала по-другому относиться к Марине? Так я уверена, что нет. Наоборот, ты была бы рада показать свою власть над сотрудником «Системы». Разве не так? Ну-ка, подумай!
- Не знаю, - тихо сказала Соня.
- Вот именно! Ещё есть вопросы?
- Как так получилось? - в голосе Сони сквозило отчаяние. – Как ты оказалась в этом «Центре»?
- Я прошла тест в десятом классе. Училась в «Школе стажёров». С прошлого года работаю здесь. Уже шесть месяцев веду 204-ую группу как ответственный воспитатель. Самое интересное, что ты попала ко мне по общему плану: именно моя группа должна была сейчас принимать новую воспитанницу. Мне даже руководство просить не пришлось. Видишь, это судьба!
- А ты не можешь от меня отказаться? – с надеждой спросила Соня.
- Размечталась! – усмехнулась Лена. – Или ты думаешь, что я с тобой не справлюсь?
Соня молчала.
- Если ты полагаешь, что я сейчас, в отличие от тебя, проявлю благородство, то сильно ошибаешься. Тебя давно пора как следует проучить, и по всему получается, что именно мне придётся этим заняться. Есть ещё вопросы?
У Сони вопросов больше не было.
- Тогда у меня вопрос, - проговорила Лена. – Я читала все официальные бумаги по этому делу, в том числе – твою объяснительную. Вопрос такой. Ты хоть немного сожалеешь о том, что случилось? Я имею в виду не то, что случилось с тобой. А то, что произошло с Мариной.
- Не немного, - в глазах у Сони мгновенно появились слёзы. – Я безумно сожалею. Это правда!
Лена видела, что это правда. Но для неё это ничего не меняло.
- Вина полностью твоя, - продолжала она, постепенно повышая голос. – Я говорю не про твои четыре удара после её жалобы. Это ты довела Марину до болезни! Ты знаешь, что она держала всё в себе и не признавалась в твоей жестокости ни маме, ни мне?
- Знаю. Маме она меня сама просила не говорить. А Александра Павловна мне рассказала, что показывала тебе мои отчёты. Я, конечно, была против. Но, ты же знаешь, Александра всегда делает так, как хочет!
- Знаю. Мне тоже не удалось её упросить не отдавать Марину тебе. Так вот, когда неприятности долго скрываешь, сердце может не выдержать. Именно это и произошло с Мариной. И что бы ни говорили врачи, я обвиняю только тебя! У тебя не было реальных причин так с ней поступать. Ненависть ко мне – это не оправдание. Марина тут была ни при чём.
Соня молчала. Сказать ей было нечего.
- Возможно, всё это закончится хорошо, - голос Лены немного дрогнул. – Ты получишь по заслугам! А Марина поправится, и её амнистируют. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Последнюю фразу Лена произнесла совсем тихо. Соня поняла, что она сильно переживает за подругу.
- Я тоже очень хочу, чтобы Марина поправилась! - воскликнула она. – Лена, я знаю, тебе трудно будет меня простить. Но знай, что я очень, очень, очень сожалею! И лучше бы это я попала в больницу, а не Маринка!
В волнении Соня вскочила с места, прижав руки к груди.
- Нет, дорогая! – в голосе воспитательницы звучала сталь. – Ты попала как раз туда, куда нужно! И теперь ты будешь сожалеть о содеянном ещё больше! Это я тебе обещаю!
Соня глубоко вздохнула и медленно опустилась на место.
- Ну, что же, мы всё выяснили, - после небольшой паузы заявила Лена. – Я тебя официально предупреждаю: никакой пощады не жди! Для тебя уже разработан индивидуальный воспитательный план. Единственный твой выход – совсем не допускать нарушений «Правил». Тогда сможешь жить более или менее нормально. Поняла?
- Да.
- Сейчас, при встрече со мной, ты уже дважды нарушила «Правила». Не сказала вовремя «Слушаюсь», и не исправилась даже после замечания Ларисы Евгеньевны.
- Простите, - Соня сидела, опустив голову.
- За это прямо сейчас получишь строгую порку. А завтра утром – ещё одну. Специально приду, чтобы лично её провести.
- Слушаюсь.
- Вот-вот. Входи в роль, - усмехнулась Лена. – Теперь придётся на своей шкуре всё испытывать. Может быть, до тебя что-нибудь и дойдёт.
- Встать! – уже совсем другим голосом, резким и властным, приказала она.
Вздрогнув, как от удара, Соня быстро вскочила с места.
Лена смотрела на неё, сердито прищурившись.
- Ещё одно нарушение! – отчеканила она. – Отвечать «Слушаюсь» необходимо в ответ на каждый приказ любого сотрудника! Это тебе разъяснили ещё в приёмной!
- Простите, Елена Сергеевна. Слушаюсь.
- Ещё одна порка! Итого сколько?
- Три.
Лена удовлетворённо кивнула, подвинула к себе Сонину ещё чистую учётную карточку и сделала в ней первую запись.
- И я к тебе ещё даже не придираюсь, - насмешливо заметила она. – Ты сама нарушаешь «Правила». За это я не оставила бы без наказания и любую другую воспитанницу.
Соня молчала, вытянувшись «смирно».
- Раздевайся полностью. Тебя ведь здесь, в «Центре», ещё не пороли?
На этот раз Соня не оплошала.
- Слушаюсь. Нет.
Она быстро скинула халат и стянула трусики. Лифчик и носки в изоляторе не выдавали. Положив одежду на стул, выпрямилась, чувствуя, как краска заливает лицо.
«Я стою перед ней голая! И она собирается меня пороть! Какой стыд! Как это пережить?»
Лена прекрасно видела, что Соня сильно смущена и не знает, куда деть руки.
- На колени! Руки за голову! – приказала она.
- Слушаюсь, - новенькая тут же подчинилась.
Воспитательница медленно обошла Соню и встала за её спиной.
- Ты ведь любила так поступать? – голос Лены звенел. – Это твой метод – поставить перед поркой на колени и заставить девчонку ждать жестокой расправы и сходить с ума от страха и ожидания? А сколько раз ты проделывала такое с Мариной?
Соня молчала, не отрывая взгляда от пола.
Лена резко шагнула вперёд и взяла воспитанницу за подбородок.
- Отвечать надо, когда тебя спрашивает воспитатель, - жёстко заявила она. – Ещё одно нарушение! И ещё одна порка! Ясно?
- Да.
- А теперь отвечай!
- Да. Любила. И делала это часто! – скороговоркой выпалила Соня.
Ей казалось, что пальцы Лены прожигают подбородок насквозь.
Воспитательница, наконец, убрала руку.
- В группе я и с тобой так поступать не буду. Не хочу шокировать своих воспитанниц. А вот здесь, в изоляторе… Почему бы и нет?
В голосе опять послышались резкие нотки.
- Будешь стоять так «смирно» полчаса и думать о том, за что получишь наказание.
- Слушаюсь.
Лена бесцеремонно разглядывала покрасневшую от стыда воспитанницу.
- Тебе предстоит первая настоящая порка в твоей жизни, - бесстрастно предупредила она. – То, что ты терпела тогда на совете лидеров – это совсем не то!
Щёки Сони при упоминании о прошлом позоре сделались совсем пунцовыми.
- И на наших учебных занятиях лидеров наказания были не такими суровыми. Я тебе обещаю…
Голос воспитательницы утратил бесстрастность.
- Эту порку ты запомнишь надолго!
Лена указала на камеру, прикреплённую над дверью.
- Одно движение – и тебе придётся плохо!
Не глядя больше на наказанную, она вышла из палаты, прошла в кабинет отдыха воспитателей и рухнула в кресло.

Через минуту в помещение вошла Лариса Евгеньевна, профессионально мельком глянула в монитор, затем подошла к Лене и села на подлокотник кресла.
- Что, девочка моя, уже начала прессинг?
- Это ещё не прессинг, - пробурчала Лена, не глядя на коллегу.
Ларису Евгеньевну Лена хорошо знала и очень уважала. Эта стройная светловолосая улыбчивая воспитательница с живыми умными серыми глазами была одного возраста с мамой Лены, работала в изоляторе давно, так как её очень устраивал график работы – по полдня каждый день с двумя выходными. Когда Лена начала свою трудовую деятельность в «Центре», её, согласно правилам стажировки, направили сначала в изолятор, где девушка сразу попала под крыло Ларисы Евгеньевны. Опытной и мудрой воспитательнице было не впервой опекать новых сотрудниц, и к Лене она отнеслась по-матерински заботливо, многому её научила и очень помогла девушке в самый трудный, начальный период её самостоятельной работы.
- Не прессинг, говоришь?
Лариса Евгеньевна встала прямо напротив Лены и поймала всё же её взгляд.
- А ты психологическое состояние твоей Сони учитываешь?
У неё за пару-тройку дней круто, шокирующим образом изменилась жизнь, повернулась на все 180 градусов! А сейчас вдобавок она узнала, что ты её воспитатель, и от тебя зависит её судьба!
Лена молча и удовлетворённо кивнула.
- Дальше. Ты раздела её, поставила на колени и пообещала жестокую порку, правильно я поняла?
- Абсолютно! Лариса Евгеньевна, она всё это заслужила! Вы не знаете, как Соня сама поступала!
Лена разволновалась, говорила горячо.
- Возможно! Но ты видишь, что девчонка только что испытала стресс, и давишь на неё и морально, и физически! Ты рискуешь, Леночка! Это может оказаться для Сони непосильным грузом. Не давай волю своим чувствам, сохраняй «трезвую голову». А если не уверена, что у тебя это получится, лучше отдай её в другую группу. Ты не забыла, что вполне можешь получить проблемы, такие же, как у Сони? Сегодня ты – здесь, а завтра – там!
Лариса Евгеньевна указала на монитор. На экране хорошо просматривались палаты изолятора.
- Спасибо! – Лена улыбнулась. – Очень постараюсь туда…
Она тоже махнула рукой в сторону монитора.
- Не угодить.

Соня стояла на коленях на холодном твёрдом кафельном полу и изо всех сил старалась не шевелиться. С досадой она ощущала, что испытывает сейчас самый настоящий страх. Конечно, были и другие чувства – отчаяние, злость, сожаление, обида… Но холодный липкий страх перекрывал всё! Соня боялась и предстоящей экзекуции, и всего того, что её ожидало в дальнейшем.
«И ведь ни в чём её не упрекнёшь! - думала она. – Решила дать мне урок! Заставить прочувствовать то, что чувствовали мои «поднадзорные»! И я чувствую! Да ещё как!»
Эти полчаса показались девушке вечностью. Когда Лена вошла, наконец, в палату, Соня даже испытала некоторое облегчение.
Через минуту она уже лежала на кушетке для порки и слушала наставления своей мучительницы.
- Руками держишься за перекладину. Смотришь всегда на меня. Я буду переходить, менять сторону. Твоя ответственность за этим следить и поворачивать голову.
- Слушаюсь.
«Что за бред? Зачем?»
- А ремень у меня не «мамочкин-папочкин»! Сейчас ты в этом убедишься!
Лена достала из чехла резиновый плотный инструмент воспитания и положила на кушетку, прямо перед глазами Сони.
- Нравится?
«Психологически давит! И хочет добиться ещё одного нарушения!»
- Нет, Елена Сергеевна!
Соня уже начала злиться, а это всегда её обычно мобилизовало.
- На себе попробуешь, что это такое! – услышала она. - Надеюсь, строгая порка поможет тебе впредь быть внимательнее.
Воспитательница потянула ремень за прочную рукоятку, и почти тут же на воспитанницу обрушился первый удар.
«Вот чёрт!»
Боль была настолько резкой и неожиданной, что Соня едва не выкрикнула это вслух. Но сдержалась. Только дёрнулась и непроизвольно плотно сжала ягодицы, на которых уже пламенела широкая красная полоса.
Не давая наказываемой опомниться, Лена почти сразу хлестнула снова. Ремень лёг на след от первого удара, захватив часть и ещё неповреждённой кожи. Это было вытерпеть ещё сложнее! Соня опять сжалась и попыталась вдохнуть. Это удалось, однако быстрые мучительные удары продолжались, ремень опускался всё ниже и ниже, попа постепенно приобретала багровый цвет. Соня не знала, куда деваться от невыносимой боли, как её пережить, перетерпеть! Пока она молчала и лежала, почти не двигаясь, но как же это было трудно! Да, такой муки она не ожидала!
Лена перешла на другую сторону кушетки и выдала воспитаннице ещё одну серию быстрых, жёстких ударов, пересекая ремнём прежние рубцы. После этого она стала пороть медленнее, но легче Соне от этого не стало. Каждый удар вкручивался глубоко в тело пронзительной и одновременно какой-то тяжёлой болью! Невыносимо больно было и в те секунды, когда ремень поднимался в воздух! Никакой, даже самой маленькой передышки! Сплошная ослепляющая невыносимая боль!
«Когда же она остановится?» - Соня уже не могла лежать спокойно, начала ёрзать на кушетке, но по-прежнему плотно сжимала губы, сдерживая стоны.
Наконец, воспитательница опустила ремень.
- Что, понравилось?
«Опять издевается!»
- Нет, Елена Сергеевна.
Голос прозвучал хрипло, лицо Сони сделалось багрово-красным, глаза заблестели от непроизвольных слёз.
- Учти, дорогая, это я применяю отнюдь не самую строгую методику! Помнишь, я сказала тебе, что и любую другую воспитанницу не оставила бы без наказания?
- Да! – Соня сердито смахнула слёзы рукой.
- Так вот, разница всё-таки будет, и существенная.
Лена внимательно осмотрела ягодицы провинившейся, прощупала показавшиеся подозрительными участки. Соня поморщилась и сжалась.
«Больно…чёрт!»
- Другой новенькой я дала бы на первый раз десять ударов с минимальными усилиями, - спокойно продолжала воспитательница. - А вот тебя буду пороть как следует и до упора! Ты прочувствуешь сегодня, каково выносить порку, когда терпеть уже невозможно! Посмотрим, как тебе это понравится! Это ведь тоже твой метод, правда?
- Да.
«Так она ещё не закончила??? Нет, не может быть! Я не вытерплю!»
Однако вытерпеть пришлось. Лена выполнила обещание в полном объёме.
После порки Соня лежала на кушетке измученная, совершенно обессиленная и глотала слёзы, которые текли уже непрерывным потоком. Лена, к счастью, этого не видела. Отдав воспитаннице приказ оставаться на месте до особого распоряжения воспитателя изолятора, она давно уже ушла по своим делам.
«И так терпеть все 4 года? Быть в полной её власти? Боже, ну я и влипла!»

Соне пришлось невероятно трудно. К другим новеньким девушкам воспитатели относились хотя и строго, но всё-таки проявляли какое-то снисхождение, особенно в части телесных наказаний. Им не назначали много ударов, давали время привыкнуть. Принималось во внимание, что девушки ещё только изучают «Правила».
На Соню это не распространялось. У неё не получалось совсем не допускать нарушений. Это не удавалось никому, и Лена об этом знала. Она приходила к Соне каждый день по два раза, брала отчёт у воспитателя изолятора и сама беспощадно наказывала девушку за каждую мелочь.
Фактически, каждое появление Лены заканчивалось для Сони строгой поркой. Опальная новенькая постоянно испытывала страдания от ударов и их последствий, так как никаких обезболивающих средств после наказаний для неё не применялось. Лариса Евгеньевна, сочувствуя Соне, скоро совсем перестала её наказывать, а только записывала замечания в учётную карточку. Иначе воспитаннице пришлось бы терпеть двойные наказания.
Хорошо ещё, что в изоляторе можно было в любое время находиться в кровати. Соня целыми днями лежала в постели на животе и старательно учила «Правила».
Лена вынуждена была признать, что держалась Соня превосходно. Она быстро оправилась от потрясения, покорно, но стойко терпела наказания и вообще вела себя очень скромно. Ни на что не жаловалась, ни о чём не просила. Разговаривая с Леной, девушка чаще всего даже не поднимала глаз.
Другие новенькие обычно вели себя по-другому. Не в силах сразу смириться с такой переменой в их жизни, часто воспитанницы рыдали, кричали, устраивали истерики, умоляли воспитателей смягчить наказания, одолевали их разными просьбами. Правда, очень скоро они понимали, что так поступать – себе дороже, и вынуждены были перестраиваться.
Соня же ничего подобного себе не позволяла. Лена даже испытывала по этому поводу некоторое сожаление. Она, конечно, и не рассчитывала, что Соня будет кричать во время наказаний или умолять о пощаде. Но такое правильное, скромное поведение девушки несколько смущало её. Лена не собиралась в ближайшее время прощать Соню и изменять свою воспитательную линию по отношению к ней в сторону смягчения.
Если бы Соня вела себя не так мудро и не показывала бы своего абсолютного раскаяния – Лене было бы проще выполнять свой план.
Ежедневно воспитанницы должны были выучить одну главу из «Правил поведения в «Центре» и сдать её своему ответственному воспитателю. Чтобы не подвергнуться наказанию, разрешалось допустить только одну ошибку при ответе. Соня сама сдавала зачёты безупречно. Но один раз, на пятый день пребывания в изоляторе, девушка допустила серьёзный прокол.
Её соседка по палате, первокурсница Ольга Корзунова, отвечая своему воспитателю третью главу «Правил», забыла уже второе правило. В это время у воспитательницы зазвенел мобильный. Она сказала Ольге:
- Вспоминай! – чем дала ей небольшой шанс избежать наказания, и занялась разговором.
Соня очень хотела помочь Оле и, уверенная, что это останется незамеченным, за спиной воспитателя показала ей ответ – 8 пальцев. Девушку спрашивали, в каком пункте третьей главы находится конкретное правило.
Тогда Соня ещё не знала, что воспитатели «Центра» умеют видеть затылком. Конечно, не буквально. Но умудрённая значительным опытом Майя Александровна обнаружила Сонину подсказку, наблюдая за лицом Оли, на котором сразу появились облегчение и благодарность.
Закончив разговор, она подошла к Соне, жестом велела ей подняться с кровати и без всяких объяснений влепила девушке одну за другой две пощёчины. В первый раз в жизни Соню ударили по лицу! Несчастная задыхалась от боли и унижения!
Майя Александровна так ничего и не сказала Соне. Она отметила замечание в Сониной учётной карточке и занялась Ольгой – выпорола её ремнём, причём значительно строже, чем обычно, предварительно зафиксировав на кушетке ремнями. Ольга вела себя во время порки совсем не так, как Соня: визжала, кричала, извивалась, умоляла о пощаде. Соня во время наказания стояла столбом около кровати, едва сдерживаясь, чтобы не закрыть уши руками и не зажмуриться. Лечь обратно в кровать без разрешения Майи Александровны она не решилась. Соню буквально сжигали сильные чувства – сочувствие к подруге по несчастью, ощущение вины и горькое сожаление! Ведь, если бы она не вмешалась – воспитательница не наказала бы Олю так жестоко!
Девушка слушала пронзительные вопли Ольги, а самой мерещились отчаянные мольбы Марины.
«Соня! Пожалуйста, хватит! Я не выдержу больше! Сжалься, прошу тебя!»
Стыд и раскаяние сжимали сердце. Нет, никакой жалости Марина от неё не дождалась ни разу!
Обе новенькие получили хороший урок!
Подсказывать за спиной воспитателя – это было уже серьёзное нарушение. Вечером Лена эмоционально провела с Соней очень неприятную для девушки беседу и в очередной раз устроила ей беспощадную экзекуцию. Но на этом Сонины неприятности не закончились. Лена заявила воспитаннице, что в качестве дополнительного наказания намерена поставить её у стенки – обдумать своё поведение.
Соня сначала не поняла и удивлённо вскинула на Лену глаза. Потом вспомнила – и краска стыда залила ей лицо.
- Да-да! – подтвердила Лена. – Знаешь, так малышей в детском саду наказывают, чтобы они подумали над своим поступком. Вот и тебе неплохо будет всё обдумать! Одно отличие: маленькие стоят час или два. А ты будешь – несколько дней!
Лена тут же пригласила Ларису Евгеньевну и ввела её в курс дела. Соня должна была стоять в палате лицом к стене в положении «смирно» с шести утра до девяти часов вечера, с перерывом на час после обеда. Ей разрешалось выходить для завтрака и ужина, а также для осмотра врача.
- Правила можешь учить только в перерыве и после девяти, - сказала девушке Лена. – А можешь и вовсе пока не учить. Тогда задержишься в изоляторе с назначением штрафного срока.
- Лариса Евгеньевна, - обратилась она к воспитателю. – За любое нарушение положения «смирно», пожалуйста, наказывайте её ремнём. Двадцать ударов, не менее пятого разряда.
Когда Лена вышла, Лариса Евгеньевна сочувственно покачала головой.
- Ну, ты и влипла, девочка моя!
Она уже поняла, что Лена настроена твёрдо и собирается гнуть свою линию, в полной уверенности в своих силах. А ответственные воспитатели имели полную власть над своей воспитанницей с первого дня пребывания той в «Центре». Воспитатели изолятора не могли отменить их решений, наоборот, обязаны были их выполнять. При всём сочувствии к Соне Лариса Евгеньевна ничего не могла поделать!
Изначально Лена рассчитывала наказать Соню на 3-4 дня, чтобы та как следует поняла, что в подобной ситуации чувствовала Марина. Но не выдержала – пожалела. В этом плане ей было далеко до Сони – не хватало жестокости. По крайней мере, пока.
Соня отстояла два дня, «Правила» учила до глубокой ночи (в изоляторе у девушек были светильники на тумбочках, и это разрешалось). Два зачёта по очередным главам сдала Лене без единой ошибки. В конце второго дня воспитательница спросила у провинившейся:
- Ты достаточно прониклась? Или оставить тебя стоять ещё на один день?
- Я очень прониклась, - тихо ответила Соня. – Но пусть будет так, как вы решите.
Лене понравился ответ, и она освободила девушку от дальнейшего наказания. На 10-й день Соня благополучно сдала комиссии зачёт по «Правилам», и Лена забрала её в группу.

[Книжник]

Сейчас Лена с Кириллом наслаждались вкусным завтраком и общением друг с другом. Кириллу Лена рассказывала всё, они стали очень близки за короткое время.
Анатолий сейчас тоже находился под надзором. Однако ему, в отличие от Марины, изредка позволяли самостоятельные отлучки из дома, поэтому они с другом могли иногда вместе проводить время. Кроме того, они учились в одной группе и, в любом случае, виделись каждый день.
Анатолий уже успел несколько раз навестить Марину в больнице, пока она не попала снова в реанимацию. Он был полон раскаяния и винил во всём себя. С Мариной у них по-прежнему сохранялись тёплые отношения.
Сегодня Лена с Кириллом планировали полностью провести день вместе: навестить Марину, пообедать с Лениными родителями и потом побыть вдвоём до вечера.
Девушку ожидал очень насыщенный выходной.


В «Центре перевоспитания» воскресный день был особенным. Он назывался в «Правилах» днём «отдыха и психологической разгрузки». И это так и было. Девушки всегда ожидали этого дня с нетерпением.
Самое главное - в воскресенье воспитанниц не наказывали. Совсем! Бывали редкие исключения, но в таких случаях разрешение на наказание нужно было получить у ответственного дежурного воспитателя отделения.
Конечно, уже полученные ранее наказания не отменялись, их просто переносили на следующие дни. В воскресенье девушкам тоже могли назначить наказания, но исполнялись они, только начиная с понедельника. Психологически для воспитанниц было огромным облегчением хотя бы на день получить такую передышку.
Кроме того, в воскресенье не было чёткого обязательного для всех распорядка дня. Ненавистный звонок на подъём в этот день не звенел. Девушки имели право встать в любое время до десяти часов утра. Завтрак длился с 9-ти до 11-ти часов, и воспитанницы могли идти в столовую не строем, как обычно, а в свободном порядке.
В воскресенье они также имели возможность свободно передвигаться по отделению и даже гулять в парке в пределах территории «Центра». В просторном хорошо оснащённом кинозале «Центра» в этот день демонстрировались фильмы. Вот просмотра фильма воспитатели могли заранее лишить воспитанницу, но делали это очень редко. У девушек и так было слишком мало развлечений и ярких событий в жизни. Даже самые строгие воспитатели это понимали и не злоупотребляли этим наказанием.
В воскресенье с воспитанницами работали только дежурные воспитатели, у ответственных чаще всего был выходной. В этот день была усилена служба охраны. Охранники наблюдали за девушками во время их прогулок, посещения кинозала, а также дежурили в комнатах для свиданий. На отделениях воспитанниц контролировали специальные сотрудники – дневные воскресные воспитатели. Девочки не должны были в воскресенье отмечать у них свои пропуска, они свободно ходили из группы в группу (двери спален в этот день до вечера не закрывались), в общую гостиную, и по другим своим делам.
Единственное условие – они сообщали своему дежурному воспитателю, куда хотят направиться. Это отмечалось в учётной карточке, и вернуться надо было в установленное время. Воспитатели должны были точно знать, где находится каждая из её воспитанниц.
Воскресные дневные сотрудники контролировали поведение девушек в гостиной, музыкальных классах, лингафонных кабинетах, но делали это ненавязчиво, больше по мониторам. А в группах за воспитанницами наблюдали свои дежурные воспитатели.
Один раз в месяц по воскресеньям у каждого отделения был день свиданий. В любое время к девушкам могли приехать родственники или друзья, и тогда их беспрепятственно отпускали на 1-ый этаж, в гостевую комнату. Не разрешались свидания только тем воспитанницам, которые находились в карцере. Остальных наказывать лишением свиданий воспитатели не могли. Свидания имела право запретить только лично директор «Центра» - в исключительных случаях.
Даже если девушка в этот день болела и находилась в изоляторе – близких родственников пропускали ненадолго повидаться с ней. Единственное исключение – если воспитанница попадала в изолятор после телесных наказаний. Тогда свидание тоже отменялось.
Гостевых комнат в “Центре” было несколько. Они представляли собой небольшие залы с расставленными в них столами и стульями. Тут девочки общались со своими гостями, впрочем, в хорошую погоду разрешались и прогулки в парке.
Все ответственные воспитатели отделения в день свиданий находились на работе и дежурили в гостевых комнатах. Это был очень сложный для них день. Приходилось беседовать с родителями, рассказывать им об успехах в учёбе и поведении девушек, отвечать на вопросы. По существующим правилам, воспитатели не обязаны были подробно докладывать родителям обо всех наказаниях, которые получали воспитанницы. Многие мамы сами об этом и не спрашивали, особенно, если на этом настаивали их дочери. Их устраивали те сведения о наказаниях, которые сообщали сами девушки. Но если родители хотели знать всё, то им давался подробный отчёт.
Во всяком случае, в “Центре” никто из родственников не пытался “качать права”. Все знали, что их дети находятся в учреждении с очень строгим режимом содержания и, по правилам, должны отвечать за малейшие нарушения.
Тем не менее, на этаже в дни свиданий обязательно дежурила медсестра, а в каждой гостевой комнате находилась аптечка, обязательно включающая успокоительные средства. На свиданиях случалось всякое. Не так уж редко или девушки, или их родители сильно расстраивались, и им приходилось оказывать помощь.
Гости могли привозить девушкам угощения, но в небольших количествах и только те, которые подходили к чаепитию, либо фрукты. В гостевых комнатах стояли кулеры с холодной и горячей водой, на столах имелась одноразовая посуда, чай, сахар. Воспитанницы могли вместе с посетителями выпить чаю с привезёнными вкусностями, но не имели права никакие продукты забирать в спальню.
Чаепития были запрещены девушкам, которые находились на специальной штрафной диете. Им не делалось исключений даже на период свиданий.


У второго отделения сегодня было обычное, “не гостевое” воскресенье.
Соня проснулась в девять часов утра. Вчера Светлана Петровна, проводив девушку до спальни, посоветовала ей:
– Выспись завтра как следует. Воспользуйся передышкой. Тебе это очень кстати.
Соня так и поступила. Она действительно хорошо отдохнула, хотя, по правилам, могла бы поспать ещё часик. Во всяком случае, все остальные девушки ещё не проснулись – пользовались привилегиями воскресенья на всю катушку.
Соня встала, аккуратно заправила кровать, прошла в санитарный блок и включила душ. Она выбрала свой любимый гель для душа с экстрактом мелиссы, нанесла на всё тело густую пену и с наслаждением долго стояла под тёплыми струями воды.
«Как здорово! - думала девушка. - Никуда не надо торопиться, можно расслабиться. Весь день хотя бы не увижу Елену! И порка мне сегодня не грозит! С девчонками будет время пообщаться. Ладно, может быть, у меня как-нибудь здесь всё наладится?»
Пока в это верилось с трудом. Соня была очень благодарна судьбе за эту маленькую передышку. Две недели пребывания в “Центре” оказались большим потрясением для неё.
Во-первых, угнетали физические страдания. С самого первого дня Соня вынуждена была ежедневно терпеть одну-две строгие порки. Приходилось выносить сильную боль, а Соня не привыкла к этому. В обычной жизни её били только на учебных занятиях лидеров, но это случалось редко и воспринималось совсем не так.
А реальному наказанию за все школьные годы Соня подверглась только один раз, в девятом классе. Но тогда, во время той порки, девушку переполняли другие эмоции: стыд, злость, обида, жажда мести… Так что боли она почти и не почувствовала, хотя наказывали её, как лидера, серьёзно.
Однако Лена была совершенно права. Здесь всё не так! И физически, и психологически терпеть беспощадные наказания Соне очень трудно!
Во-вторых, доводило до отчаяния зависимое и униженное положение воспитанницы. Такой резкий контраст с уверенной жизнью лидера! Морально это очень тяжело было принять.
Но больше всего расстраивало девушку то холодное презрение, с которым относилась к ней Елена. Соня не хотела себе в этом признаться, но, узнав, что Лена – воспитатель “Центра” и понаблюдав, как она работает, воспитанница почувствовала к ней уважение и даже испытывала что-то похожее на восхищение. И ей было не всё равно, что о ней думает Елена.
Соня даже согласна была терпеть от неё строгие наказания, но ей не хотелось, чтобы Лена считала её “последней сволочью”. А Лена, похоже, думала именно так!
Да, конечно, Соня очень виновата перед ней и Мариной. Но ведь она ещё в изоляторе дала Лене понять, что раскаивается и полностью признаёт свою вину. А о болезни Марины просто безумно сожалеет! Она очень старалась вести себя скромно в робкой надежде, что Лена смягчится. Однако пока этого не произошло.
«Неужели она мне не верит? - думала Соня. - Нет, должна верить. Просто для неё это ничего не значит. Она, наверное, просто не может меня простить»
Девушка вспомнила вчерашнее строгое наказание, которому подвергла её Елена. Ни намёка на сочувствие, ни капли жалости!
”Где твоё “Слушаюсь”?”, произнесённое оскорбительным насмешливым тоном! “Ещё 30 ремней!” “Вот так мы с тобой будем разговаривать!” Только презрение и насмешка!
Почувствовав, что на глазах выступили слёзы, Соня встряхнула головой:
« Нет! Сегодня воскресенье! Я не буду думать об этом сегодня! Подумаю завтра!»
И рассмеялась, вспомнив, что невольно подумала словами известной литературной героини Скарлет О”Хара. Настроение немного улучшилось.
Девушка выключила душ, тщательно вытерлась, расчесала и высушила феном волосы.
«Сейчас пойду и надену ту прикольную юбку и розовый джемпер!» - с воодушевлением подумала она.
Когда Соне выдавали в кладовой вещи перед приходом в группу, ей предложили выбрать 3 комплекта одежды специально для воскресных дней. Вещи были модные, и Соня с удовольствием выбрала. Сейчас ей не терпелось одеться: красивая одежда была её слабостью. За эти две недели, хотя проблем и так хватало, девушке надоели ужасный жёлтый халат изолятора и унылое серое форменное платье воспитанницы.
Однако как только Соня вышла из санитарного блока, на пороге своего кабинета появилась дежурный воспитатель Мария Александровна и жестом велела воспитаннице подойти к ней.
Соня быстро выполнила распоряжение. Воспитательница пропустила её в кабинет, вошла следом и закрыла дверь. В кабинете Мария Александровна с интересом оглядела Соню.
- С лёгким паром!
- Спасибо, - улыбнулась девушка.
- Сегодня ты совсем по-другому выглядишь. Не так, как в пятницу утром. Тогда была заспанная и испуганная.
Соня смутилась, вспомнив, при каких обстоятельствах состоялось первое её знакомство с Марией Александровной. Позавчера утром она не услышала звонок на подъём, и ей пришлось терпеть от воспитателя порку.
Соня украдкой бросила быстрый взгляд в зеркало, которое висело над раковиной у входа. Действительно, сегодня она выглядела хорошо. Выспавшаяся, розовая после душа. Блестящие только что вымытые волосы распущены, и это очень идёт девушке.
- Спасибо!
Про себя Соня отметила, что Мария Александровна тоже выглядит отлично. На вид ей 22-23 года, высокая, стройная, длинные тёмные волосы собраны в красивую причёску и перехвачены зажимом со стразами. Большие тёмные глаза, чёрные пушистые ресницы. Выразительность лица подчёркивалась умело наложенным неброским макияжем.
– Так, Левченко! - проговорила воспитатель. - Ты у нас новенькая. Твёрдо помнишь, как вести себя в воскресенье?
– Я помню всё, что в “Правилах”, Мария Александровна. И Юля мне более подробно рассказывала.
– Хорошо. Напоминаю основные моменты, на которых чаще всего и попадаются новички.
Во-первых. Хотя у вас сегодня свобода передвижения, каждый шаг должен быть отмечен в карточке лично мной. Если ты, например, решишь перейти из общей гостиной в музыкальный класс, то сначала должна вернуться сюда, в группу, сообщить об этом мне и получить соответствующую отметку в карточке. Это несмотря на то, что до музыкального класса из гостиной несколько шагов, а до группы – пол коридора надо пройти. Иначе наживёшь себе неприятности.
И второе. Сегодня ты можешь ходить почти по всему “Центру” и на улицу. Обязательное условие – немедленное беспрекословное подчинение любому сотруднику. Тут же говоришь “Слушаюсь” и выполняешь приказ. А уже потом, если хочешь, оправдывайся или задавай вопросы.
Надеюсь, сегодня у тебя не возникнет такой ситуации, как вчера с Ириной Викторовной. Как это ты умудрилась допустить сразу столько нарушений?
– Простите, Мария Александровна, я вчера просто растерялась. Но все выводы уже сделала. Больше такого не повторится!
– Значит, выводы сделала? - задумчиво протянула воспитатель. - Хм! Ну ладно. Очень хорошо, что ты встала не в самый последний момент. Это облегчает мою задачу.
Пристально посмотрев на девушку, она продолжала:
– Елена Сергеевна, конечно, уже в курсе твоих вчерашних нарушений. Она оставила мне распоряжение устроить тебе сегодня перед завтраком строгую порку.
Сердце Сони сжалось.
«Вот тебе и воскресенье! - ошеломлённо подумала она. - Елена ни перед чем не останавливается, чтобы уколоть меня побольнее. Даже в воскресенье решила не давать мне передышки! Это же надо, заранее побеспокоилась получить разрешение на наказание в выходной день! Юлька говорила, что это не так-то легко!»
– Я думаю, что тянуть мы с этим не будем, - говорила тем временем Мария Александровна. - Раздевайся.
Она жестом указала Соне на кушетку. Соня быстро ответила “Слушаюсь” и выполнила приказ. Девушку обуревали злость и обида. Она, конечно, вытерпит наказание, тем более что деваться некуда. Но сейчас, после того, как она с утра положительно настроилась и не ожидала ничего плохого от предстоящего дня, переносить порку, да ещё строгую, не хотелось ужасно!
Мария Александровна, однако, не спешила доставать ремень и внимательно наблюдала за Соней.
– Что же, - удовлетворённо улыбнулась она. - Похоже, ты действительно усвоила вчерашний урок. Можешь расслабиться, никакой порки не будет.
Соня изумлённо посмотрела на воспитателя.
– Ты сказала, что сделала нужные выводы, - объяснила Мария Александровна. - И я решила проверить, так ли это. Елена Сергеевна не поручала мне тебя наказывать. Меня интересовала твоя готовность выполнить приказ.
Не веря своему счастью, воспитанница облегчённо вздохнула.
– Обиделась? - доброжелательно спросила Мария Александровна. - Не обижайся! Любой сотрудник может устроить тебе такую проверку. Очень даже запросто! Твоя задача – поступать согласно “Правилам”.
– Я не обиделась, - улыбнулась Соня. - Наоборот, очень обрадовалась. Честно говоря, очень не хотелось сейчас переносить наказание.
– А что, разве когда-нибудь этого хочется? - резонно заметила воспитатель. - А ты молодец! Если бы я сейчас таким образом проверила всю группу – наверняка 2-3 человека бы попались. Начали бы сомневаться, качать права, объяснять мне, что сегодня воскресенье, и наказания невозможны, ну, или что-нибудь в этом духе.
Она усмехнулась.
– У меня даже тени сомнения не возникло в том, что Елена Сергеевна может мне такое устроить, - Соня сделала попытку встать с кушетки.
– Я тебе разрешала вставать? - иронически спросила воспитатель.
– Нет! Простите, - Соня уже сожалела о своей оплошности.
«Ну вот! Не одно, так другое! Сейчас скажет: ”Тридцать ремней и 3 часа на коленях”.
Однако Мария Александровна почти весело проговорила:
– Ладно. Проехали. Но делаю тебе устное замечание. Инициатива здесь наказуема. Всё нужно делать, только дождавшись приказа.
– Слушаюсь. Спасибо, - Соня не верила своим ушам.
Почувствовав её удивление, воспитатель разъяснила:
– Существует такое понятие, как сомнительная вина. В таких случаях мы имеем право ограничиться устным замечанием. Но особо на это не рассчитывай! Это только право. Всё – на усмотрение воспитателя.
В глазах Марии Александровны промелькнули весёлые искорки:
– Кстати, Елена Сергеевна обычно наши устные замечания в наказания не переводит. И на отчёте мы про такие проступки не докладываем. Она может потом поинтересоваться, были ли замечания, но просто принимает к сведению. Во всяком случае, раньше было так, - добавила она, многозначительно посмотрев на Соню. - А поручение мне Елена Сергеевна действительно оставила - пользуясь передышкой, позаботиться о твоих ранах. Так что лежи спокойно.
– Слушаюсь. Спасибо, - ещё раз повторила Соня.
«А она ничего, прикольная, - думала девушка про Марию Александровну. - Кажется, хотя бы с дежурными воспитателями мне повезло!»
Закончив обработку, Мария Александровна предупредила воспитанницу:
– Особо на эти средства не рассчитывай. Они больше направлены на профилактику воспалений. Все препараты, уменьшающие боль, для тебя, к сожалению, пока под запретом.
А теперь иди. На завтрак нужно отправиться не позднее половины одиннадцатого. Не забудь подойти и взять свою карточку.
Сейчас было ещё без пятнадцати десять. Девушки почти все уже встали. Юля, Галя и Наташа Леонова что-то оживлённо обсуждали, заправляя кровати. Увидев, что Соня вышла из кабинета воспитателей, Юля махнула ей рукой:
– Соня, привет! А что ты там делала?
В глазах подруги промелькнула тревога. Соня подошла к одноклассницам.
– Доброе утро! Да вот, Мария Александровна решила мне розыгрыш устроить, - улыбнулась она.
– Какой? - с интересом спросила Наташа.
Соня рассказала.
– Мария Александровна такое сделала? - вполголоса возмутилась Юля. - Не ожидала от неё! Ты же новенькая, вполне могла на этом проколоться! А знаешь, что бы тебе за это было? Это серьёзное нарушение – сразу не выполнить приказ!
– Так она же не просто так! - вступилась за воспитателя Соня. Ей пришлось рассказать подругам и о том, что произошло с ней вчера вечером в зале для наказаний.
Выслушав её, Юля ахнула, метнулась к стеллажам под телевизором и вытащила оттуда большую красную папку.
– Сонька! Ты забыла инструкции просмотреть! Я же тебе объясняла, помнишь? В этой папке – куча подробных инструкций в дополнение к “Правилам”. Их нужно в первые же дни просмотреть и соблюдать. Вот твоя инструкция, смотри!
Соня быстро пробежала глазами текст и хлопнула себя по лбу:
– Ну, я балда! Представляешь, Юля, совсем забыла про эту папку. А мне ведь и Инна Владимировна про неё говорила!
– Неудивительно! - вступила в разговор Наташа. - У тебя здесь очень бурное начало. Могла и забыть.
– Бурное? - удивилась Соня. - Разве не у всех новеньких так?
Девушки переглянулись.
– Нет, не у всех, - Наташа покачала головой. - Елена Сергеевна новичков обычно бережёт. Первую неделю, а то и две вообще мало наказывает. А уж, чтобы отправить на ”станок” или “на колени” в первые дни – такого никогда не было.
Кстати, Ирина Викторовна тоже ведь знает, что ты новенькая. Могла бы не сразу за трость хвататься, а напомнить инструкцию.
– Ага, вот иди и скажи ей! - воскликнула Юля. - Напомнит она, как же! Зойке, может быть, и напомнила бы. А Соне – ни за что! Наоборот, наверное, рада была её спровоцировать.
– Соня, ты нас подождёшь? - Галя заканчивала заправлять кровать. - Вместе пойдём завтракать. Юлька, хватит болтать, пошли умываться.
- Конечно, подожду, - улыбнулась Соня. Несмотря на не очень приятный разговор, настроение у неё было хорошим. Во время общения с Марией Александровной она почувствовала, что в целом воспитательница настроена по отношению к ней доброжелательно. Это очень радовало Соню.
Девушка быстро проверила, всё ли в порядке у неё в шкафу, и, не торопясь, с удовольствием надела тонкие колготки, укороченную светлую юбку и розовый джемпер.
Вскоре они с Юлей и Галей уже шли по коридору по направлению к столовой.
– Давайте после завтрака погуляем, - предложила Юля. - Хоть пообщаемся спокойно, а то неделя какая-то сумасшедшая была.
– А после обеда в кинозале новый фильм посмотрим, - подхватила Галя.
Фильм “Сумраки Вселенной” только что вышел в прокат, а до этого активно рекламировался, и девушки давно мечтали его посмотреть.
В столовой сегодня все воспитанницы сначала подходили на раздачу, брали поднос с завтраком, и потом уже усаживались за столы.
Завтрак оказался вкусным: оладьи с вареньем, мюсли с молоком, йогурт, творожок, бутерброды и несколько шоколадных конфет. На столах стояли большие вазы с фруктами, которых можно было есть сколько угодно. Подруги за компанию с Соней отнесли свои подносы на стойку. Соня взяла только творог, мюсли и бутерброд с сыром, всё остальное предложила подругам.
– Сразу видно, человек недавно из дома, - улыбнулась Галя.
Соня слегка покраснела, но не ответила.
Разговор состоялся у них позже, во время прогулки в парке. Погода стояла отличная – солнце, лёгкий морозец. Действительно, из-за того, что Соня все вечера простаивала на коленях, поговорить в группе девушки могли только урывками.
Сейчас Юля и Галя немного рассказали ей о себе.
Юля находилась в “Центре” за половую связь с августа прошлого года. Во время работы в молодёжном трудовом отряде она познакомилась со студентом 2-го курса технического колледжа. Студента звали Алексей, и они с Юлей сразу полюбили друг друга. Их роман продолжался почти месяц. В конце концов молодые люди потеряли голову и вступили в половой контакт. Осознав, что произошло, они сразу, буквально взявшись за руки, пошли “сдаваться” кураторам.
На расследовании Юля и Алексей полностью признали свою вину, но заявили, что любят друг друга и по достижении совершеннолетия намерены вступить в брак. История трогательная и, к сожалению, не такая уж редкая. К счастью, Юля не забеременела, иначе это очень осложнило бы ситуацию. Оба оказались в “Центрах перевоспитания”, получив по 4 года заключения. Однако это их не сломило и ничего не изменило в их отношениях.
Сейчас, больше чем через год, Юля рассказывала Соне об Алексее особенным голосом, у неё светились глаза. Видно было, что девушка действительно испытывает к молодому человеку сильное чувство, и это чувство было взаимным.
Алексею и Юле не разрешено было переписываться напрямую, но на свиданиях с родственниками молодые люди передавали друг для друга письма. Очередное письмо Юля всегда носила при себе, пока не зачитывала до дыр или не получала следующее. В “Центре”, благодаря любви и поддержке Алексея, она чувствовала себя уверенно, насколько это было возможно, находилась на хорошем счету, и нарушения допускала редко.
Галя жила в “Центре” 7 месяцев, была осуждена за курение с отягчающими обстоятельствами на два с половиной года. Юля в своё время была и её “шефом”, с тех пор девушки стали неразлучны.
Галя гораздо труднее адаптировалась к новым условиям жизни. Сейчас она рассказала Соне, что в первый месяц ей приходилось невероятно тяжело, она постоянно совершала нарушения, не могла смириться с жёсткими порядками.
– Представляешь, были моменты, когда надо мной висели “долги” в сотни ремней. Я не знала никакого покоя! Каждый вечер меня ожидала порка, и весь день я нервничала, боялась этого момента. Юлька, конечно, здорово мне помогла. И Елена Сергеевна, когда взяла нашу группу в июне, тоже меня очень поддержала. Мы с ней подолгу разговаривали каждый день, она иногда давала мне «передышки» - просто отменяла на несколько дней все наказания. Иначе вообще не знаю, как бы я всё это выдержала! Ну и привыкла постепенно. Теперь вот с учёбой только бы разобраться! Гораздо труднее на втором курсе стало. А никаких плохих отметок Елена Сергеевна не терпит.
– Соня, - Юля тронула подругу за плечо. – Помнишь наш разговор про Елену Сергеевну? Мы её просто не узнаём! Что происходит? Поделись! Ведь трудно в себе держать, наверное.
– Конечно, трудно! – Соня обречённо вздохнула. – Дело в том, что мы с ней хорошо знакомы. С 14-ти лет учились в одной параллели до начала десятого класса, и отношения у нас были не самые лучшие.
– Как это в одной параллели? – не поняла Галя. – Ты хочешь сказать, что она с нами одного возраста?
– Я даже знаю, когда ей исполнилось 19, - усмехнулась Соня. – Четвёртого ноября. На совете лидеров мы обычно друг друга поздравляли с днём рождения.
– Нет, Соня, не может быть! – ошарашено произнесла Юля. – Как же её могли в таком возрасте поставить работать воспитателем? Она же, получается, ещё даже колледж не окончила!
– А что, разве она плохо справляется? – Соня насмешливо смотрела на подругу.
– Да отлично она справляется, в том-то и дело! Ты знаешь, что наша группа сейчас на втором месте по всем показателям? После 205-ой. А до этого мы в хвосте тащились. Воспитатель была – тихий ужас. Настоящая самодура! Мы её боялись и ненавидели. Потом она замуж вышла и перешла куда-то, слава Богу. А у нас появились Елена Сергеевна и Инна Владимировна, а Мария Александровна уже работала. Тогда у нас всё стало налаживаться.
Елена с Инной, конечно, строгие, но по-человечески к нам относятся. Хотя бы справедливо и без лишней жестокости. Мария Александровна тоже ничего. Но она иногда может под настроение какую-нибудь гадость сделать, а вот Елена Сергеевна и Инна Владимировна никогда себе такого не позволяют.
Да нам вообще очень повезло! На всём отделении не так много нормальных «ответственных»! Кроме Елены Сергеевны, только Светлана Петровна ещё ничего, ну, Вероника Игоревна в 203-ей, и Екатерина – историчка, она 201-ю ведёт. А в остальных группах девчонкам очень трудно приходится!
- Я рада, - но в голосе Сони особой радости не ощущалось. – А возраст тут ни при чём. Я так поняла, их ещё в 16 лет начинают готовить. И отбирают по специальным тестам, а не просто всех желающих. К девятнадцати можно вполне профессионально работать, если есть изначальные данные.
Мне кажется, что и Инне не больше девятнадцати! Да вы сами-то разве не видите, что они молодые совсем девчонки?
Галя с Юлей смущённо переглянулись.
- Мы думали, они старше, просто так хорошо выглядят, - пожала плечами Галя.
- Так вот, Соня! – решительно произнесла Юля. – Елена Сергеевна не мстительная. Она не может к тебе так относиться из-за ваших школьных разногласий. Она и нам всё время внушает: «Не зацикливайтесь на своих ошибках, получили наказание, сделали выводы, и живите спокойно дальше, никто на вас зла не держит». Или ты что-то недоговариваешь?
Соня вздохнула.
- Эта девушка, Марина, из-за которой я сюда попала – её лучшая подруга, - призналась она. – И в этом всё дело. Я очень виновата перед ними обеими. Елена просто не может меня простить!
Девушки изумлённо посмотрели на Соню. Соня опять вздохнула и рассказала им всё.
- Вы, конечно, тоже теперь можете меня презирать, - добавила она в конце рассказа. – Но я очень многое здесь поняла. Теперь бы я поступала совершенно по-другому.
- Сонь, - ласково сказала Юля. – Никто не собирается тебя презирать. Наоборот, попытаемся вместе придумать, как тебе помочь.
- Спасибо, - на глазах у Сони выступили слёзы. – Но пока ничего не придумать. Со мной уже Инна Владимировна и Светлана Петровна разговаривали по этому поводу. Они тоже в курсе и немного мне сочувствуют.
- Даже Светлана Петровна? – обрадовалась Юля. – Сонька, это же здорово! Как раз Светлана может на Елену Сергеевну повлиять. Они с ней дружат. С Инной тоже дружат, но Светлана равна ей по статусу. А, может быть, даже и выше. Она Елену Сергеевну курирует.
- Как курирует? – не поняла Соня.
- Ну, Елена Сергеевна работает ответственным воспитателем только полгода. До этого она была «дежурной», как раз в 105-ой группе. А у них, видимо, есть какая-то система наставничества. Сейчас уже реже, а вначале Светлана Петровна почти ежедневно приходила вечером к нам в группу, могла проверку устроить, на отчётах иногда присутствовала. А потом они разговаривали с Еленой Сергеевной в кабинете.
- Понятно. Типа испытательного срока, наверное, - предположила Соня. – Но именно Светлана мне вчера и сказала, что поможет только время. «Ты перестанешь совершать нарушения, Елена Сергеевна оттает. Но гарантировать, что это будет скоро, я не могу».
Хотя с Еленой об этом они ещё, наверное, не разговаривали. Светлана Петровна узнала всё только вчера вечером от меня. Просто вынудила меня всё рассказать.
Соня кратко рассказала девушкам и об этой беседе.
- Ну вот! – воодушевилась Галя. – Завтра они поговорят, и, может быть, ситуация улучшится.
Соня покачала головой:
- Светлана Петровна ни словом не обмолвилась о том, что считает действия Елены Сергеевны неправильными. Она мне сочувствует, но и её правоту признаёт. Мне советовала не падать духом и не сдаваться. И Инна – то же самое.
- Нет! – непримиримо заявила Юля. – Нельзя ждать! Ты должна сама поговорить с Еленой Сергеевной. Она хочет, чтобы ты изменилась? Так ты уже изменилась, но она-то об этом не знает. Вот и скажи ей! Ну, вот как ты нам сейчас сказала.
- Но я не могу! – с отчаянием воскликнула Соня. – Я её до ужаса боюсь! И потом, вы представляете, как это будет выглядеть! Она подумает, что я специально это придумала, чтобы смягчить её и избежать строгих наказаний.
Юля с Галей громко рассмеялись. Соня удивлённо глядела на них, слегка покраснев.
- Соня! – объяснила Юля. – У Елены Сергеевны есть одна особенность. Она любую, даже самую мизерную неправду или фальшь сразу распознаёт. Мы это поняли ещё в первый месяц, и теперь никто не пытается её в чём-то обмануть. Даже в малом!
Её другие воспитатели иногда просят в своих группах провести расследование, узнать, кто врёт. Знаешь, что девчонки рассказывают? Она всех в шеренгу выстроит, проходит вдоль строя, каждой заглядывает в глаза и спрашивает, например:
- Ты сделала это?
Естественно, все говорят «нет». Она всех опросит и тут же говорит, кто виноват.
- А вдруг она ошибается? Можно ведь так про любого сказать? Мы же совершенно беззащитны.
- Девчонка сама уже не отрицает. У нас же есть право при таком обвинении настоять на использовании «детектора лжи». Если на приборе непричастность подтверждается – хорошо, вина снимается. А вот если нет – то такой воспитаннице хорошо прибавят срок. Не меньше, чем на год. Плюс карцер!
Так вот, ни одного такого случая ещё не было. Елена Сергеевна ни разу не ошиблась. Никто на детекторе не настаивал. Так что, если ты с ней поговоришь, она тебе поверит, не сомневайся.
- Ладно, посмотрим. Может быть, и соберусь с духом. Девчонки! Умоляю! Никому из наших – ни слова! Пожалуйста! Иначе я со стыда сгорю.
- Не волнуйся. Никому не скажем, - заверила Галя.
- А тебе, Соня, большое спасибо за вчерашнее, - с чувством произнесла Юля. – Помнишь, ты нам с Зоей подсказала, как себя вести. Ты полностью права оказалась.
Юля прыснула:
- Елена с Инной так удивлённо переглянулись! Видимо, не ожидали.
- Не за что, - ответила Соня. – Такие вещи я чувствую. Всегда буду рада помочь, если что.
Подруги вернулись на отделение. После обеда все воспитанницы группы, кроме Сони, изъявили желание идти смотреть премьеру фильма. Соня отказалась категорически, несмотря на уговоры.
- Девчонки, мне пока не до фильмов. Настроение не то. И я обещала с Ирой Елистратовой встретиться в гостиной.
Соня действительно вчера в зале для наказаний договорилась с Ирой встретиться с ней в три часа дня.
Мария Александровна без возражений подписала Соне карточку, но спросила:
- А с кем ты там будешь общаться? Всё отделение в кинозал идёт.
- Мы с Ирой из 202-ой группы договорились. Её лишили просмотра фильмов на сегодня.
- Вот как? – удивилась воспитатель. - Подожди, я позвоню и уточню. Возможно, Елизавета Вадимовна передумала.
- Разве такое возможно? – изумилась Соня.
Мария Александровна улыбнулась:
- Редко, но бывает. Вдруг решила пойти Ире навстречу? Этот фильм девчонки уже два месяца ждут.
Она набрала номер дежурного воспитателя 202-ой группы:
- Екатерина Юрьевна! Елистратова у вас в кино идёт? Нет? В гостиную взяла разрешение? Спасибо.
Она протянула Соне карточку:
- Иди. Только помни, о чём я тебе утром говорила.
Действительно, Ира с Соней оказались в гостиной одни. Увидев Соню, Ира обрадовалась невероятно:
- Здравствуй! Ты точно не из-за меня в кино не пошла?
– Нет. Я же тебе вчера сказала, что и так не собираюсь.
Соня с трудом пристроилась на мягком диване, взобравшись на него с ногами и приняв немыслимую позу.
Девушки очень душевно поговорили.
Ира жила в «Центре» уже больше года, как и Юля, но всё ещё никак не могла привыкнуть и чувствовала себя глубоко несчастной. Ситуация усугублялась тем, что ответственный воспитатель Ириной группы, Елизавета Вадимовна, была очень строга и с девочками поступала жёстко. Кроме того, Ире не удалось ни с кем из одноклассниц завязать глубоких близких отношений.
Соня, прожив в группе всего 2 полных дня, уже поняла, как это важно – иметь хороших подруг. Она была очень благодарна Юле и Гале, что они приняли её в свой круг общения, сочувствуют ей и стараются помочь.
История Иры потрясла Соню. Оказывается, девушка с 12-ти лет жила в приёмной семье. Её родители один за другим, сначала папа, а через год – и мама, были отправлены в спецпоселение за нарушение нравственных законов. Со взрослыми в стране тоже в таких случаях поступали беспощадно! Конечно, Ира регулярно их навещала, сначала вместе с приёмными родителями, потом и сама. Она очень любила маму, была близка с ней и сильно переживала из-за разлуки. Приёмные родители тоже очень полюбили девушку, поддерживали её и окружили заботой и лаской.
В конце десятого класса Ира вступила в половую связь, и, естественно, оказалась в «Центре». Теперь она переживала вдвойне. Ей казалось, что приёмные родители, которых она уже успела полюбить, теперь отвернутся от неё. Они подумают, что у девушки плохая наследственность, и нечего с ней возиться, или что-нибудь в этом роде, хотя оснований для таких мыслей не было. Приёмные мама и папа, хотя и расстроились за Иру, но регулярно навещали её и всячески поддерживали.
Кровные родители тоже имели право 4 раза в год приезжать к Ире. Приглашения, необходимые, чтобы выехать из поселения, им предоставлял «Центр», и оба родителя пользовались этим правом и не пропустили ещё ни одного свидания.
Ира же чувствовала себя кругом виноватой и не могла избавиться от этого комплекса.
Соня, как могла, попыталась успокоить и разубедить девушку. Похоже, у неё это получилось. Ира повеселела.
Ещё они поговорили о поведении во время наказаний. Иру просто потрясло, как держится Соня, и она стремилась выяснить, как такое вообще возможно. Соня дала ей несколько советов, а в конце беседы рассказала, как проводить аутотренинг.
– Делай это регулярно, - наставляла она Иру. - Что же теперь делать, если мы сюда попали? Надо приспосабливаться. А во время наказаний не ослабляй за собой контроль. Буквально перед каждым ударом сжимай волю в кулак и думай: “Нет, я сильнее. Я вам не поддамся!” И не забывай про приёмы смягчения боли.
– Представляешь, у меня во вторник были неприятности на работе, - поделилась Ира. - Так наша бригадирша лично позвонила Елизавете Вадимовне и нажаловалась. Елизавета совсем «с катушек съехала». Она и так терпеть не может, когда у нас на работе замечания. Так ей мало показалось, что она меня на “станке” наказала, 5 часов “на коленях” добавила и фильмов на 2 недели лишила! Ещё назначила 10 напоминаний, представляешь? Теперь каждый раз перед работой я должна получать по 20 ремней, и так – десять раз. “Чтобы помнила, как себя вести на работе”, - передразнила Ира. - А вчера утром Алина Геннадьевна после этой утренней порки обезболивания не применила! Просто так! Настроение у неё было плохое! Тоже вредная, ужас! Я два часа вообще не знала, куда деваться от боли. Стою, морковку кидаю, а слёзы так и капают!
– Я видела, ты очень бледная была, - понимающе кивнула Соня. - А ты всё равно не сдавайся! И не плачь! Терпи – и всё. Тут всё может быть. Нам надо учиться более философски относиться к наказаниям и выходкам воспитателей. Мне за все эти 2 недели вообще всего 3 раза обезболивание применили, и то, два из них – в зале для наказаний, после порки тростью. А наказывает Елена всегда по-строгому!
Ира изумлённо воскликнула:
– Да как же ты держишься?
– Вот так, - усмехнулась Соня. - Терплю и приспосабливаюсь. Видишь, как сижу?
Поза у Сони и правда была смешная. Девушки рассмеялись.
– Давай вместе бороться! - предложила Ире Соня. - Примем решение, что не сдадимся.
Ира выглядела воодушевленной.
– Соня, я за весь год ни с кем так не разговаривала! И никто меня так не поддержал! Спасибо тебе! И не бросай меня, пожалуйста.
Ира, конечно, тоже была безмерно удивлена таким строгим отношением к Соне со стороны Елены Сергеевны.
– Ваши девчонки вообще “на коленях” редко появляются. Это нам Елизавета за любой пустяк по 4-5 часов назначает.
Но Соне не хотелось пока посвящать в свои проблемы Иру. Она тактично свернула беседу, сославшись на то, что заканчивается время, отмеченное в учётной карточке.
– Пока! Завтра в нашем любимом зале увидимся, - улыбнулась Соня, и девушки расстались.
Соня вернулась к Марии Александровне и попросила разрешение пойти в музыкальный класс. Она хорошо играла на фортепиано и любила хорошую музыку. Юля говорила, что в музыкальной гостиной есть хорошая нотная библиотека, а Соне сейчас хотелось чего-нибудь для души.
В специальном помещении были организованы музыкальные классы – несколько небольших кабинетов, вмещающих только пианино, 2 стула и столик. В общей гостиной на стеллажах в свободном доступе находились сборники нот, здесь стоял рояль, также имелось несколько гитар.
В “Центре” желающие воспитанницы могли продолжать своё музыкальное образование, занимаясь с преподавателем фортепиано. Те же, кто не хотел заниматься серьёзно и регулярно, имели возможность приходить в эти классы и играть самостоятельно, для себя.
С удивлением девушка обнаружила на подоконнике высокий поролоновый круг. Соня пристроила его на стул – оказалось точно по размеру – и осторожно попробовала присесть. Результат её ошеломил. Сидеть можно было почти свободно.
«Наверное, эти кружочки выдаются только по усмотрению воспитателей, - подумала Соня. - А всегда их не используют в воспитательных целях»
Девушка открыла пианино, для разминки сыграла гамму и пару этюдов, а затем с чувством и наслаждением исполнила несколько своих любимых произведений. От прекрасной музыки на глазах навернулись слёзы. Соня решительно вытерла их и поставила на подставку ноты. Она любила разную музыку, в том числе, конечно, и современную, но сейчас Соне захотелось поиграть Штрауса, это соответствовало её настроению. Несколько вальсов она могла играть свободно, но по нотам.
Час пролетел быстро.
Соня вернулась в спальню, вернула свою карточку Марии Александровне и прочно обосновалась в учебном классе. Необходимо было закончить французский перевод для Елены, да и других заданий тоже достаточно. Завтра Соню ожидал второй учебный день в “Центре”. Некоторые предметы будут для неё в первый раз. Девушка решила подготовиться как можно лучше, чтобы избежать хотя бы некоторых возможных проблем.
Остальные воспитанницы ещё не вернулись из кинозала, фильм длился уже более двух часов.
Минут через пятнадцать после начала Сониных занятий в класс из кабинета вышла Мария Александровна и бросила на стул около парты девушки такой же поролоновый круг, как в музыкальном классе.
– Садись и занимайся нормально, - приказала она. И пояснила:
– Это разрешается во время самостоятельных занятий – исключительно по усмотрению воспитателя. Лично я не против.
– Спасибо, - тихо поблагодарила Соня. - Вы меня весь день сегодня вдохновляете.
– Посмотришь, как я буду тебя вдохновлять, если вздумаешь нарушать “Правила”, - усмехнулась Мария Александровна и вернулась в кабинет.
Из кинозала вернулись остальные воспитанницы. Некоторые тоже пришли в учебную комнату, начали заниматься, но атмосфера царила возбуждённая, сразу на занятия воспитанницам переключиться не удавалось.
– Тебе Мария Александровна круг дала? - изумилась Юля. - Здорово! Это хороший признак. Значит, нормально к тебе настроена. А фильм классный был! Зря ты не пошла. Отвлеклась бы немного.
Мария Александровна бесшумно появилась в дверях.
– Так, дорогие мои! - строго произнесла она. - У нас тут посторонние разговоры и шум в учебной комнате!
Воспитанницы испуганно молчали, вытянувшись по стойке “смирно”. Соня предполагала, что за такими словами может последовать всё, что угодно. Выявление виновных, а то и наказание для всех присутствующих, без разбирательств.
Но Мария Александровна явно сегодня была не настроена делать своим подопечным “гадости”.
– Кто хочет обсудить фильм – выходите в спальню! - решительно приказала она. - Здесь - полная тишина и рабочее настроение. Всем – устное предупреждение. Можете сесть.
Этого оказалось более чем достаточно. До конца вечера в классе соблюдался полный порядок.
Соня оторвалась от занятий только на время ужина. Другие одноклассницы часто выходили по своим делам, ещё что-то смотрели по телевизору в группе. Соня слышала, как Юля убеждала Галю посерьёзнее отнестись к физике.
Подруги вместе сходили в лингафонный кабинет отработать устные задания по языкам. Но и потом Соня занималась до упора, вышла из класса только в десять часов вечера, чтобы подготовиться ко сну.
Мария Александровна отобрала трёх воспитанниц для углублённой проверки внешнего вида, в том числе и Юлю. Всё оказалось в порядке.
- Что же, спокойной ночи, - воспитатель доброжелательно оглядывала выстроившихся у кроватей воспитанниц. – В моём отчёте за сегодняшний день ни одного замечания не будет. Отдыхайте, и желаю вам так же хорошо провести понедельник.
После такого дня Соня засыпала с надеждой, что постепенно у неё всё наладится. Она ещё не знала, что уже завтра её ожидает тяжёлое испытание, и эту ночь спала спокойно.

[Книжник]

Глава 5.
Понедельник.

В понедельник Лена должна была давать первый урок в 11 часов, а сейчас на часах было 8.30. Девушка переночевала дома и подъезжала к «Центру» в довольно мрачном настроении. Вчера она два раза навестила Марину: сначала днём, вместе с Кириллом, и ещё раз – одна, вечером, уже перед самым отбоем. Утешительного было мало. Не совсем понятная болезнь носила рецидивирующий характер, точную причину заболевания врачи ещё тоже не установили. Очередной приступ аритмии купировали удачно, и вчера Марина чувствовала себя уже неплохо, но на кардиограмме сохранялись значительные отклонения. Поэтому девушку всё ещё держали на строгом постельном режиме в отделении реанимации и усиленно лечили.
Марина очень обрадовалась Лене, шутила и смеялась, расспрашивала подругу о работе, об отношениях с Кириллом, и очень просила быть помягче с Соней.
- Лена, я на неё не сержусь, - говорила она. – А в моей болезни она точно не виновата. Её и так очень строго наказали, пожалуйста, не добавляй ей страданий, будь великодушна!
Но Лена не соглашалась с Мариной категорически и честно сказала ей, что Соне надеяться не на что. Она была уверена, что пусковым моментом заболевания подруги явилось стрессовое состояние, вызванное тиранством Сони. Причём уверенность эта была абсолютной, несмотря на то, что никто из врачей эту версию не выдвигал. Ведь Соню официально обвинили только в том, что она сразу не прекратила наказание. А если бы она поступила согласно инструкции, то вообще была бы оправдана.
Когда Марине стало лучше, и её перевели из реанимации в кардиологию, злость на Соню у Лены немного притупилась, но после вчерашнего посещения подруги вспыхнула с новой силой. Лена сама понимала, что это опасно, ведь Соня была практически у неё в полной власти. Но ничего не могла с собой поделать, эмоции обуревали её!
Лена вчера звонила Марии Александровне, сегодня с утра уже поговорила с заступившей на дежурство Инной, и знала, что в её группе всё в порядке. У воспитанниц 204-ой сегодня учебный день, сейчас они сидят на лекции по Мировой Художественной литературе, и в 11 часов Лене предстоит давать урок как раз в своей группе.
В девять молодая воспитательница уже входила в свою квартиру. Она приняла душ, тщательно привела себя в порядок и направилась на своё отделение, где сразу завернула в столовую для сотрудников.
Светлана уже ожидала Лену за одним из столиков: подруги заранее созвонились и договорились вместе позавтракать.

Лена догадывалась, что Светлану полностью придётся ввести в курс дела относительно Сони: проницательная и решительная коллега наверняка потребует от неё объяснений. А сейчас Лена была уже и не против поделиться со Светой своими проблемами: настал момент, когда девушке могли помочь её советы.
Лена со Светланой сервировали себе столик и принялись за еду.
Для сотрудников в «Центре» был предусмотрен практически «шведский стол». В столовой, уютном просторном помещении, в холодильниках всегда были в наличии соки, йогурты, молочные продукты и всё, из чего легко было приготовить бутерброды. В любое время дня можно было получить и горячую еду.
Столовая была оформлена очень красочно. На окнах - шторы с ярким рисунком, в самом зале располагались оригинальные разноцветные столики на колесиках, из которых легко можно было составить обеденные места на необходимое количество человек. На двух стенах с помощью фотообоев со стереоэффектом запечатлелись потрясающей красоты водопад и летняя зелёная поляна в лесу. Фотообои периодически без предупреждения менялись – это всегда было сюрпризом для сотрудников.
Кстати, в кабинетах воспитателей тоже имелось всё необходимое для того, чтобы выпить чаю, кофе и перекусить. Если дежурных воспитателей, которые работали с 6-ти утра до 11-ти вечера, в течение дня специально отпускали передохнуть (в это время их замещали в группах специальные подменные сотрудники), то “ответственные” часто, особенно вечером, не располагали временем посещать столовую из-за чашки кофе.
А вот воспитанницам было категорически запрещено выносить какую-либо еду из столовой и приносить её в спальню.
Светлана сразу расспросила Лену о Марине, но не торопилась задавать ещё какие-то вопросы. И смотрела как-то странно: виновато и с сочувствием. Это было необычно, и Лена удивлённо спросила:
- Да у тебя-то всё в порядке?
- Лена! Не обижайся, но вчера я расколола твою Левченко. И теперь я всё знаю!
Лена слегка покраснела:
- И она тебе всё рассказала?
- Ха! Ты думаешь, у неё был выбор? Она могла перечить ответственному дежурному воспитателю отделения? Ей и так уже здорово досталось за спор с Ириной Викторовной.
О беседе с Соней Светлана рассказала подруге во всех подробностях.
- Ну вот! – проворчала Лена, выслушав её. – И ты туда же. Инна ей сочувствует, обвиняет меня в жестокости. И ты её утешаешь!
- Лен, пойми, - немного смутилась Светлана. – Соня, конечно, сильная, но она всего лишь девятнадцатилетняя девчонка!
- Спасибо за комплимент! – Лена возмущённо взмахнула вилкой.
Света выглядела ещё более смущённой.
- Прости, ну ты же знаешь, я тебя по-другому воспринимаю. Я имею в виду, что Соня ещё очень молода, а ситуация, в которой она оказалась – патовая. Согласись, ей не позавидуешь! Если совсем никто её сейчас не поддержит, хотя бы словом – она может сломаться. Ты разве этого хочешь?
- Нет! – улыбнулась Лена. - Я хочу, чтобы она изменила свой вредный характер, выучилась на воспитателя и стала нашей коллегой.
Светлана покачала головой:
- Прикалываешься!
- Конечно! А кормить её булочками было свинством с твоей стороны!
- Лена! Да не взяла она эту булочку! – воскликнула Светлана.
- Конечно, не взяла. Она фигуру бережёт, - фыркнула Лена, вспомнив Сонину тонкую талию. – Мои воспитатели говорят, что она и в столовой ни булочек, ни других сладостей не ест, девчонкам отдаёт. И сахар не кладёт!
- Вот как! – Светлана насторожилась. – Лена, тут не в фигуре дело. Ей сейчас не до фигуры, я тебя уверяю.
- А в чём же дело?
Света потёрла лоб, задумчиво намотала на палец локон своих роскошных вьющихся волос светло – каштанового оттенка.
- А она у тебя фильмы смотрит? Свободное время как проводит? –поинтересовалась она.
- Как раз в будни со свободным временем у неё пока напряжёнка. А вчера, в воскресенье, действительно не смотрела, - вспомнила Лена. – Маша сказала, что она и в кинозал не пошла, на «Сумраки Вселенной», и в группе к телевизору не подходила. Сходила на прогулку с девчонками, в гостиной немного побыла, в музыкальном классе. А потом весь вечер торчала в учебной комнате и занималась уроками.
- Так вот! – торжествующе проговорила Света. – Это не случайно. Наверняка она дополнительно себя наказывает из-за Марины. Ну, например, дала себе зарок не есть сладкого и не развлекаться, пока та болеет.
- Придумала! – изумилась Лена. – Да она на такое не способна! А потом, наказываем мы её и так достаточно. Пока у неё только вчерашнее воскресенье без порки прошло.
- Эти наказания не в счёт: они за нарушения «Правил». А если она сама для себя решила – это другое дело!
- А ты спроси её прямо! – воодушевилась Света. – Она не посмеет тебе соврать. И, если это действительно так, то, значит…
- Она не совсем пропащая личность, - закончила Лена. – Да?
- Согласись, ведь это говорит в её пользу.
Некоторое время подруги молчали. Лена уже перекусила дома, и сейчас, задумавшись над словами коллеги, медленно, по глоточку пила кофе. Светлана же с удовольствием занималась овсяной кашей с цукатами. Она завтракала всегда довольно поздно, но основательно.
- А тебя Соня здорово боится, - после паузы продолжила Света. – Когда я ей сказала, что ты будешь принимать окончательное решение по поводу инцидента с Ириной Викторовной – девчонка чуть чашку не выронила.
- Правильно чашки роняет, - мрачно кивнула Лена. – Я уже приняла.
- Что?
– Да решение! Я же ещё вчера перед педсоветом у Ирины Викторовны всё подробно выспросила. Нарушения серьёзные. И на этот раз Сонька здорово влипла!
– И какое решение? - с любопытством спросила Светлана. В голосе Лены она отчётливо уловила злорадство.
– Сейчас не скажу. Но ей не понравится.
– Ну скажи! Скажи! Скажи! - Света вскочила с места. - Тебе не нужен совет старшего товарища?
Лена посмотрела на часы и официальным тоном проговорила:
– Светлана Петровна! У вас через 15 минут начинается урок в 108-ой группе. А вы ещё здесь сидите!
– Но вы тоже, Елена Сергеевна! А у вас разве не урок?
– У меня-то рядом! А вам на первый этаж спускаться. Так что, будьте добры, проследуйте к рабочему месту!
Подруги рассмеялись, быстро убрали столик и отправились на уроки.

*
Воспитанницы второго курса имели четыре учебных дня в неделю, два рабочих и один выходной (воскресенье). Каникул как таковых им не полагалось. Занятий не было с 1-го по 4-ое января, но полные выходные предоставлялись студенткам только 1-го и 2-го, а последующие два дня они работали полный день на овощебазе.
Правда, в другие праздничные для всей страны дни девушки тоже имели выходной. В отличие от студентов обычного колледжа, которые заканчивали учиться в мае, а в июне сдавали сессию, воспитанницы “Центра” с первого по третий курс занимались и весь июнь, а экзамены у них проходили в июле.
После сессии все они дружно приступали к работе на полях – убирали уже созревающий к тому времени урожай, и занимались этим почти до конца сентября. При этом им полагался короткий день в субботу и выходной в воскресенье. И всё. Никаких отпусков не предусматривалось, да и проводить отпуск девушкам было бы негде. За весь свой срок они не покидали пределов “Центра” и сельхозпредприятия, за редкими исключениями.
В учебные дни воспитанницы были заняты уроками и лекциями весь день, до пяти часов, с перерывом в полтора часа днём для обеда и прогулки. После ужина не менее двух часов отводилось им на самостоятельные занятия.
Обязательные часы самоподготовки сохранялись и в рабочие дни. В воскресенье специального времени на приготовление уроков не выделялось, но, тем не менее, все задания на понедельник должны были быть выполнены.
Иностранные языки (английский, немецкий и французский) стояли в учебном расписании четыре раза в неделю, то есть в каждый учебный день. Но преподаватели требовали, чтобы воспитанницы практиковались в языках и в другие дни – выучивали новые слова, слушали тексты. У всех девушек имелись плееры, и такая возможность существовала. К каждому уроку воспитанницы обязаны были выучить не менее десяти новых слов и сдать педагогу соответствующий зачёт.
Лена преподавала французский язык в пяти группах своего отделения. Ежедневно она проводила 3-4 занятия, остальное время до пяти часов использовала для подготовки к урокам, небольшого отдыха, а также для собственного обучения, которое тоже отнимало много сил. Воспитатели должны были быть отлично подкованы по всем предметам, чтобы контролировать знания девушек своей группы и оказывать им при необходимости помощь.
Все постоянно работающие ответственные воспитатели, уже завершившие своё образование, имели гораздо большую преподавательскую нагрузку.
В начале шестого Лена возвращалась в свою группу и принимала у дежурного воспитателя вечерний отчёт о прошедшем дне.
Время до ужина проходило всегда по-разному. Воспитатели могли беседовать с девушками (со всей группой или по отдельности), иногда сразу проводили часть назначенных наказаний. В это время преподаватели могли приглашать воспитанниц на индивидуальные занятия – сдавать долги, отрабатывать непонятные темы, заниматься по индивидуальным программам.
Воспитанницы, не вовлечённые в эти мероприятия, имели право заниматься своими делами.
После ужина все были обязаны выполнять в классе домашние задания до 9 – 9.30 вечера. Освободиться раньше было возможно, только отчитавшись обо всех выполненных заданиях воспитателям, но такое происходило редко. Заданий было всегда много, спрашивали преподаватели строго. Оправдания не принимались никакие! За плохие отметки могли наказать и сами педагоги, и, уж конечно, вечером - свои воспитатели.
Чаще студентки просиживали за уроками почти до самого отбоя, а иногда вставали и утром до подъёма, если что-то не успевали.
В учебные дни девочки всегда чувствовали себя более напряжённо. Количество наказаний тоже возрастало – труднее было не получать замечаний и по всем предметам иметь только хорошие отметки.
Лекции проводились в специальных залах обычно сразу для нескольких групп, а вот обычные уроки проходили в учебных комнатах для каждой группы отдельно. Поскольку в группе было не больше 12-ти воспитанниц (а чаще – 10), спрашивали на каждом уроке практически всех.
В таких условиях трудно было не получить качественного образования.
Дежурные воспитатели присутствовали на всех уроках. Они дополнительно следили за поведением и усердием воспитанниц, и полностью были в курсе, за что поставлены отметки, и какие у их подопечных пробелы в знаниях. Во время лекций дежурные воспитатели по очереди уходили передохнуть.

Последнее занятие в 204–ой группе закончилось в пять часов: это была физика – урок Светланы Петровны. Прошёл он достаточно напряжённо. Девушки решали трудные задачи на пройденную накануне тему по электромагнитным волнам, и в конце занятия писали самостоятельную работу. За 15 минут требовалось решить две задачи и сдать свой листок учителю.
Соня знала физику прилично, но не блестяще. Ей всё-таки лучше давались иностранные языки и гуманитарные предметы, впрочем, как и почти всем студенткам гуманитарно – языкового колледжа.
Светлана Петровна, естественно, ничем не показала, что у неё был какой-то особый разговор с Соней. Как педагог она оказалась решительной, требовательной, напористой. Объясняла очень толково, не возмущалась, когда девушки чего-то не понимали, а терпеливо и доходчиво разбирала трудные моменты снова. Но – совершенно не терпела, когда воспитанницы не знали того, что должны были выучить. В таких случаях расправа наступала незамедлительно.
Сегодня Светлана Петровна выставила с урока Галю Клименко, которая, решая задачу у доски, забыла нужную формулу, и попросила Инну Владимировну наказать её ремнём “для освежения памяти”. Такое во время уроков случалось не так уж и редко. Провинившихся воспитанниц могли вывести для порки в спальню или в кабинет воспитателей, но часто наказывали прямо в классе, перед всеми. Кушетка для порки имелась в каждом классе и была снабжена колёсиками. Обычно она стояла вдоль стены, ближе к доске, и не мешала занятиям. Когда же возникала необходимость – её выкатывали на середину класса (обычно это делала сама приговорённая воспитанница), переводили в устойчивое положение путём блокировки колёс, и воспитательница с комфортом проводила назначенную экзекуцию.
Светлана Петровна относилась к тем педагогам, которые не любили без надобности усугублять наказание, проводя его публично. Поэтому, по её распоряжению, Инна выпорола Галю в пустой спальне, но довольно строго. Девушка уже не раз попадалась на небрежности в учёбе, и на поблажки ей рассчитывать не приходилось.
Самостоятельную работу Гале пришлось писать у стойки.
«Надо же, как не повезло! – морщась от боли, думала воспитанница. – Так день хорошо начался, и вот вдруг… да ещё перед самым отчётом! Елена мне ни за что это не простит!»

Соня была уверена, что задачи на самостоятельной она решила правильно. И вообще, сегодняшний учебный день прошёл для неё успешно, девушка даже почувствовала некоторую уверенность в будущем.
Преподаватели были, конечно, разные, некоторые просто откровенно придирались к своим ученицам.
Педагог по немецкому языку, Елизавета Вадимовна, запросто могла подозвать воспитанницу к себе и влепить пощёчину даже за очень сомнительную вину.
Но Соня всегда училась отлично, а вчера несколько часов посвятила занятиям, и трудностей у неё сегодня не возникло. Единственно, буквально отваливались ноги. Девушка по-прежнему и в классе, и в лекционном зале стояла у стойки. Вчера был единственный день, когда её не пороли, но этого оказалось недостаточно: сидеть Соня всё ещё не могла.
Ближе к концу последнего урока Соня стала беспокоиться, вспоминая о предстоящем отчёте. Весь день она старалась не думать о том, какую кару на этот раз ей придумает Елена, но сейчас в животе неприятно посасывало.
Отчёт начался в пятнадцать минут шестого. По традиции, воспитатели и все девушки группы собрались за овальным столом в центре спальни. Воспитательницы сидели рядом, перед Инной лежала стопка распечатанных бланков.
Воспитанницы расселись вокруг. Соня, Наташа Леонова и Галя стояли около своих мест.
Наташу в субботу за неаккуратность Инна Владимировна наказала очень сурово, без применения обезболивания, и последующие два дня староста тоже вынуждена была везде стоять, составляя компанию Соне. Наташу это чрезвычайно тяготило, она не привыкла к такому, считала очень унизительным, и страшно переживала. Галю же выпороли только что, за незнание формул. Несмотря на обезболивание, сидеть сразу же после наказания было неприятно.
Сегодня отчёт сдавался за период, начиная с субботнего вечера. Вчера, в воскресенье, Мария Александровна отчитывалась дежурному ответственному воспитателю, но дубликат отчёта оставила и для Елены Сергеевны.
Инна начала отчёт как раз с вечера субботы, такого неудачного для Сони.
– Вечером с десяти часов стояла на коленях Левченко. Ночным воспитателем Ириной Викторовной отмечены нарушения ею “Правил”.
Первое. Нарушила инструкцию при входе в зал для наказаний.
Второе. Не выполнила распоряжение воспитателя подготовиться к наказанию. Вместо этого стала оправдываться незнанием инструкции.
Голос воспитательницы звучал беспристрастно.
– И третье. После наказания ответила воспитателю дерзко и вызывающе.
Соня заметно побледнела, сердце от страха сжалось. По группе пронёсся шорох – девушки удивлённо переглядывались. Соня поделилась вчера своими неприятностями только с Юлей, Галей и Наташей.
Инна продолжала:
– За нарушения на Левченко было наложено наказание – 30 ударов тростью, по 10 раз с интервалом в 15 минут. Больше в этот вечер она замечаний не получала. Отстояла на коленях 2 часа, осталось... - Инна Владимировна заглянула в свои записи, - четыре с половиной.
В этот же вечер по поводу этих нарушений Левченко имела беседу с ответственным дежурным воспитателем отделения – Светланой Петровной. Дополнительных наказаний наложено не было, рекомендовано окончательное решение принять ответственному воспитателю группы.
Инна сделала паузу и вопросительно посмотрела на Елену.
– Пожалуйста, дальше, - спокойно попросила та.
Соня перевела дух. Казнь откладывалась.
– После отбоя в субботу замечаний от ночных воспитателей на группу не поступало, - продолжала Инна Владимировна. - В воскресенье день прошёл успешно. Замечаний никто не получал, жалоб на поведение воспитанниц не было. Вот подробная распечатка, как каждая проводила время.
Инна положила перед Еленой листок бумаги. Лена быстро просмотрела информацию.
– Клименко, ты маловато занималась, тебе не кажется? С твоими-то долгами!
Галя виновато ответила:
– Да, Елена Сергеевна! Но вчера мне показалось, что я всё сделала.
Лена повернулась к Инне:
– У неё сегодня были проблемы на уроках?
– Ко-не-чно! - нараспев проговорила Инна. - На физике не знала формул. Только что получила от меня по назначению Светланы Петровны 20 ремней.
– И как ты это объяснишь? - возмущённо обратилась к девушке Лена.
– Простите! Я учила эти формулы! Но почему-то, когда понадобилось, не вспомнила. Я иностранные слова хорошо запоминаю, а формулы мне ну никак не даются!
Галя пыталась оправдаться, прекрасно понимая, что её это не спасёт.
– “Мне показалось”, “я не вспомнила”, - что это за детский лепет, Клименко! – сердито выговаривала Лена. - Ты не в детском саду! Между прочим, в колледж девушки с плохой памятью не попадают – это исключено.
– Галя, я тебе советовала выписать формулы на картон, всегда носить с собой и повторять при каждом удобном случае, так же, как и иностранные слова, - Инна Владимировна строго смотрела на воспитанницу . - Ты это сделала?
– Нет, - смутилась Галя.
Инна пожала плечами.
– Инна Владимировна, вы были на уроке. Она эти формулы чуть-чуть подзабыла или не знала совсем? Есть у неё какие-нибудь смягчающие обстоятельства? - поинтересовалась Лена.
– Абсолютно никаких! – Инна покачала головой. - Стояла у доски совершенно беспомощная и разевала молча рот, как рыба.
Услышав про рыбу, Лена едва заметно улыбнулась. Это не ускользнуло от Сони.
Соне вообще очень нравилось, как воспитатели проводят отчёты, и нравилось, как они работают. Внутренне Соня восхищалась, наблюдая, с каким профессионализмом, единством и как слаженно молодые воспитательницы, практически их ровесницы, ведут группу. Конечно, она смотрела на всё не с точки зрения воспитанницы, а опытным взглядом лидера.
– Раз так, - Елена Сергеевна опять обращалась к Гале, - сегодня получишь после самоподготовки ещё 20 ремней.
– Слушаюсь, - Галя совсем сникла.
– Формулы по этой теме все нам сегодня ответишь, - добавила Лена.
– Светлана Петровна ей дала ещё дополнительные задачи решить к следующему уроку, - сообщила Инна.
– Задачи тоже решишь сегодня. Понятно?
– Да.
Лена опять посмотрела в распечатку воскресного дня.
- Что-то я не совсем понимаю. Левченко!
– Да, Елена Сергеевна.
– Тебя ведь Светлана Петровна не лишала просмотра фильмов на воскресенье?
– Нет.
– Я тоже тебя не ограничивала. А почему ты ничего не смотрела?
"Всё-то ей надо знать! Вот прикопалась!” – Соне не хотелось отвечать на этот вопрос, но она чувствовала, что надо сказать правду. Выкручиваться нельзя.

– У меня есть обстоятельства. Я решила пока не смотреть фильмы, если у вас не будет возражений.
Елена Сергеевна усмехнулась и обернулась к Инне:
– Инна Владимировна, у нас будут возражения?
– Нет, - покачала головой Инна и, в свою очередь, спросила:
– Соня, а в столовой не есть ничего вкусного ты тоже решила из-за этих обстоятельств?
На Инну удивлённо посмотрели и Соня, и Лена.
– Да, - тихо ответила Соня.
"Ну, Инна даёт! – поразилась Лена. - Неужели предположила то же, что и Светлана?”
– Ладно, - она пожала плечами. - “Правилами” это не запрещается. Дело твоё. Инна Владимировна, дальше, пожалуйста.
– Вечером в воскресенье замечаний от ночных воспитателей не поступало.
Понедельник. Подъём, утренний туалет, завтрак – всё без происшествий.
На лекции по МХЛ получила замечание Логинова Настя – отвлекалась, невнимательно слушала, рисовала в лекционной тетради рожицы.
Тетрадь Насти легла на стол перед Еленой Сергеевной.
Полюбовавшись на разрисованную рожицами страницу, Лена спросила у Насти:
– Ты помнишь, что освобождаешься через 29 дней?
– Да, конечно, Елена Сергеевна.
– Настя, я тебя уже предупреждала. В последний месяц девушки часто теряют голову, начинают совершать нарушение за нарушением, в результате чего освобождение может быть отложено. Ты знаешь, что, пока не отработаны все наложенные наказания, воспитанница из “Центра” не выйдет?
– Знаю.
Лена обвела глазами группу.
– Я всем напоминаю. Если у вас осталось даже всего лишь несколько часов “на коленях”, какие-то “напоминания”, даже штрафное дежурство по группе, или что-то ещё – выход из “Центра” будет откладываться на неопределённо долгое время. Я уже не говорю о серьёзных нарушениях!
У воспитанниц в последние дни часто сдают нервы. Помните, в сентябре должна была уйти Пирогова Лена из 201-й группы? Так она за неделю до освобождения умудрилась устроить на поле драку с другой воспитанницей. И получила 4 дня карцера и продление срока на год! На год, представляете? А знаете, почему так много? Если бы это случилось не перед самым освобождением, ей бы дали не больше, чем 6 месяцев. А так на педсовете рассудили, что раз девушка после двух лет пребывания в “Центре” перед самым уходом ещё способна устроить драку, значит, перевоспитания не произошло, и уходить ей рано даже через полгода. Не меньше года требуется на исправление! Естественно, Лена до сих пор здесь.
А ты, Настя, в субботу разговаривала в строю, а сегодня отвлекалась на лекции! Казалось бы, мелочи, но дальше может быть хуже. Соберись! Знаешь, как ты должна сейчас за собой следить? У тебя всего-то было шесть месяцев срока, обидно будет задерживаться в “Центре”.
Настя попала в “Центр” за единственную выкуренную сигарету, в чём сразу призналась руководству, поэтому и получила минимальное наказание.
– Инна Владимировна, она уже была наказана?
– Да. В перерыве получила порку – 20 ремней.
– Назначаю тебе три “напоминания”, - распорядилась Лена. - Три раза по учебным дням после завтрака перед уроками будешь получать по пятнадцать ремней – чтобы помнила, как вести себя на занятиях.
– Слушаюсь, - Настя выглядела очень расстроенной.
Инна Владимировна быстро отмечала все распоряжения на специальном бланке.
– Французский, английский и химия – по поведению замечаний нет, - она передала Лене листок с распечаткой отметок. - Отметки хорошие. Во время обеда допустила нарушение Пономарёва. Она проигнорировала составленный специально для неё рацион питания и взяла булочку у другой воспитанницы. Это было замечено ответственным дежурным воспитателем отделения, и назначено наказание – 20 ремней плюс штрафной ужин сегодня.
Наташа Пономарёва сидела, не смея поднять глаз.
Девушки, которые поступали в “Центр” с избыточным весом, питались по индивидуально разработанным для них программам. Еда была вкусная, но с ограничением калорийных блюд, в том числе, мучных изделий, которые Наташа безумно любила. Такие воспитанницы, по правилам, не могли выходить за рамки своей диеты и передавать друг другу какие-то продукты, как это разрешалось всем остальным девушкам.
Наташа находилась в “Центре” уже девять месяцев и уже практически сбросила лишние килограммы. Кроме соблюдения диеты, она ещё занималась в специальной группе коррекции веса упражнениями по особой методике. Сейчас ей назначали зигзагообразную диету: месяц – обычный стол, месяц – диетический, и через три дня девушка должна была снова перейти на общий стол.
Наташа совершила подобный проступок уже во второй раз, поэтому сейчас отчаянно трусила.
Елена сердито посмотрела на девушку:
– Ну что, допрыгалась до штрафного ужина?
“Штрафным ужином” называли в “Центре” как раз то ужасное наказание, когда воспитанница должна была голой идти в столовую и на глазах у всех, в центре зала, съедать кусок хлеба, запивая стаканом воды.
Наказание было суровым. Казалось бы, ничего особо страшного не происходило, ведь это даже не порка! Но многие девушки на середине плакали и не могли съесть свой хлеб, так как спазмы сжимали им горло. Однако приходилось, выбора не было – это было частью наказания. Если воспитанница пыталась отказываться от еды, ей предстояла суровая порка, и ещё один-два штрафных ужина добавлялись на последующие дни.
Лена продолжала ледяным голосом:
– Ты позволила себе такое же нарушение всего две недели назад! Значит, не сделала никаких выводов?
Наташа быстро встала :
- Простите, Елена Сергеевна. Я сделала выводы. Но у меня это непроизвольно получилось. Я сначала взяла эту булочку, а потом уже подумала.
"Не то говорит!” - с досадой подумала Соня.
– Нет, Пономарёва! - рассердилась Елена Сергеевна. - Всё ты прекрасно продумала. И даже целую логическую цепочку выстроила. Ты сознательно пошла на нарушение “Правил” и обман воспитателя, думая что “авось, пронесёт”.
Ты что, голодная? У вас нормальная, вкусная еда. И мучные изделия, и сладости ты получала, только в меру! Очень захотелось лишнюю булочку? Ты поинтересуйся у Арбелиной! Вот на штрафной диете действительно трудно, и может возникнуть непреодолимое желание съесть что-нибудь вкусное. А тебе непростительно так поступать!
Лена немного помолчала.
– Впрочем, можешь не интересоваться, - продолжила она. - Сама узнаешь. Через три дня заканчивается твоя индивидуальная диета, и ты вместо общего стола пойдёшь на штрафной. На месяц минимально, а если разрешит врач, то и на два. Там у тебя соблазнов не будет. Никаких булочек там вообще взять неоткуда.
Кроме того, дополнительно получишь 30 ремней.
– Слушаюсь, - практически прошептала Наташа.
– Как ты отвечаешь? - загремела Елена Сергеевна. - Как надо говорить “Слушаюсь”?
– Быстро, чётко и достаточно громко, - спохватилась провинившаяся. - Простите, пожалуйста, я допустила нарушение.
Но Лена уже была рассержена всерьёз.
– Раздевайся! - приказала она Наташе. - Сейчас получишь 20 ремней за то, что не умеешь до сих пор правильно отвечать на приказы!
На этот раз Наташино “Слушаюсь” прозвучало чётко. Девушка довольно быстро разделась, но губы у неё дрожали.
«Опять будут пороть! – думала она с отчаянием. – Елена разозлилась, сейчас вкатит по полной программе! Да ещё и при всей группе! Сил больше нет всё это терпеть!»
Елена Сергеевна указала воспитаннице на кушетку и повернулась к Инне:
– Инна Владимировна, пожалуйста!
Инна кивнула, неторопливо встала и приказала Наташе:
– Ложись! Раз плохо соображаешь – будешь задницей расплачиваться.
Девушка повиновалась: легла и, следуя инструкции, взялась руками за перекладину кушетки, сама же не сводила глаз со страшного «инструмента воспитания», составлявшего обязательный компонент формы сотрудников. Воспитательница привычным отточенным движением легко дёрнула за рукоятку - и в ту же секунду «воспитометр» оказался у неё в руках. Инна подошла к сжавшейся от страха воспитаннице и не медля приступила к порке.
От первого удара Наташа сильно дёрнулась, громко вскрикнула и ещё крепче вцепилась в перекладину. Когда ответственные воспитатели специально не указывали, как провести наказание, «дежурные» решали этот вопрос сами. А Лена старалась по максимуму оставлять такие решения на усмотрение Инны или Марии Александровны. Сейчас Инна посчитала, что провинившуюся необходимо наказать с умеренной строгостью. Она методично и неторопливо наносила девушке довольно сильные удары по ягодицам, заставляя её кричать и извиваться. На теле Наташи одна за другой появлялись широкие багровые полосы. Инна использовала далеко не самую строгую методику наказания, но после десятого удара начала бить по одному и тому же месту дважды. Каждый такой повторный удар, приходясь на уже вздувшуюся, истончённую кожу, причинял наказываемой девушке особо сильные страдания. Она кричала уже во весь голос, в отчаянии билась головой о кушетку, но продолжала смотреть в сторону воспитателя. На этот счёт правила были очень строгие. Если воспитанницы их нарушали, то их ожидали дополнительные удары.
За столом царило полное молчание. Елена Сергеевна, наблюдая за наказанием, одновременно просматривала учётные карточки.
Наташе казалось, что прошла уже целая вечность, боль непрерывно терзала её, не давала вздохнуть полной грудью.
Окончив порку, Инна Владимировна использовала спрей с обезболиванием и велела наказанной одеться и вернуться на место. Наташа, ещё всхлипывая, встала рядом с Соней. Лицо её горело, глаза были полны слёз. Соня незаметно ободряюще пожала однокласснице руку. Она понимала, что Наташе было очень трудно переносить наказание на глазах у всей группы, и хотела её немного поддержать.
Отчёт продолжался.
– Урок немецкого, - Инна Владимировна быстро взглянула на Лену. - Тут два замечания с пощёчинами! У Слободчук и Быстровой.
– За что?
– Слободчук, вставая, уронила на пол тетрадь.
– Вика, специально, что ли? - удивилась Лена.
Девушка вскочила:
– Нет, Елена Сергеевна, конечно, не специально. Я резко встала, и тетрадь упала. Она на краю стола лежала.
– А поаккуратнее нельзя было вставать? Ты же знаешь, как Елизавета Вадимовна относится к порядку на уроках! У неё даже дышать громко нельзя! А ты тетради роняешь!
– Простите! - виновато проговорила Вика. - Просто в прошлый раз Елизавета Вадимовна дала мне пощёчину за то, что я слишком медленно вставала. Сегодня я постаралась побыстрее – и опять неудачно!
– Но ты хоть не оправдывалась?
– Нет, - вступилась Инна. - Ей было велено подойти, она чётко сказала: “Слушаюсь” и выполнила распоряжение.
И, улыбнувшись, добавила:
– У Вики есть смягчающие обстоятельства.
– Все равно надо осторожнее. Замечание отмечено в карточке. Теперь за такую ерунду я должна тебя выпороть, - недовольно заметила Лена. - Очень обидно!
По существующим правилам, если преподаватель записывал девушке замечание, но порку сам не назначал, наказание должен был провести ответственный воспитатель группы. Пощёчина серьёзной карой не считалась.
– Ладно. А что у Быстровой?
– Она при словарной проверке забыла одно слово. - Инна Владимировна усмехнулась. - А после пощёчины сразу ответила.
– Лиза? - Лена вопросительно посмотрела на девушку.
Лиза встала.
– Елена Сергеевна! Я это слово знала, просто не сразу вспомнила! - взволнованно проговорила она.
По правилам, на уроках по иностранным языкам при проверке слов воспитанницы имели право не ответить одно слово из десяти. Если забытых слов оказывалось два – зачёт не принимался, и девушку наказывали.
Однако Елизавета Вадимовна не всегда прощала своим ученицам даже одно слово. Она могла принять зачёт, но пощёчину всё-таки влепляла. А иногда нет, видимо, под настроение. Сегодня Лизе не повезло.
Лена посмотрела в учётную карточку Лизы :
– И тебе замечание отмечено. Хотя зачёт по словам принят, и общая оценка за урок – четыре.
Она, немного подумав, достала мобильный телефон и набрала номер Елизаветы Вадимовны.
Это было обычной практикой. Воспитатели в это время принимали отчёты и предпочитали сразу выяснять друг у друга все неясные моменты.
– Да, Лена! - весело отозвалась Елизавета Вадимовна.
Лена поняла, что коллега уже покончила с отчётом.
– Хочешь сдать мне досрочно срезовый тест по немецкому? - с иронией продолжала Елизавета.
– Ну нет! Я уж как-нибудь вместе со всеми, в четверг. Сейчас у меня другой вопрос. Сегодня у вас на уроке получили замечания мои воспитанницы.
– Я помню. Наверное, хочешь спросить, нельзя ли их от порки отмазать?
– В общем, да.
– С Викой поступай на своё усмотрение. Без проблем! А Лиза в последнее время халтурит. Не только сегодня. Какая-то небрежность появилась. Присмотрись! Ей бы надо закрутить гайку!
– Понятно. Спасибо.
– Будет время, заходи чайку попить. Пока!
Елизавета работала ответственным воспитателем 202–ой группы, в которой училась Ира Елистратова, и преподавала немецкий язык. Ей было 28 лет, она, как и Светлана, уже закончила институт. Вообще, в “Центре” для студенток колледжа большинство воспитателей уже получили высшее образование и работали здесь постоянно.
Лена оказалась на отделении самой юной из ответственных воспитателей. После окончания колледжа ей предстояло перейти на работу в другой “Центр” - для студенток ВУЗа, чтобы продолжать там и своё обучение.
Лену новые коллеги приняли хорошо. Практически со всеми «ответственными» она дружила или имела устойчивые хорошие отношения. Девушка никогда не пренебрегала данными ей советами, по крайней мере, рассматривала их, понимая, что опыта её коллеги имеют несравненно больше.
Вот и сейчас, услышав про Лизу, Лена вспомнила, что и у неё на уроке воспитанница не ответила одно слово. И перевод вчера на черновике сделала некачественно!
– Инна Владимировна! А на английском Быстрова сегодня все слова ответила? - поинтересовалась она.
– Нет! Тоже одно забыла. И на других предметах несколько раз неправильно на вопросы отвечала по мелочам.
Сегодня у Лизы по всем предметам стояли четвёрки, а девушка была очень способной и при желании могла учиться отлично.
– Быстрова! Что за халтура получается? Везде понемногу недорабатываешь, но по-хитрому, чтобы до наказания не доводить, да? – Лена строго смотрела на смутившуюся воспитанницу.
– А она у нас книжками сильно увлеклась в последнее время, - отметила Инна. - Фэнтэзи! Одну за другой проглатывает. Вот, наверное, заниматься как следует и некогда!
– Лиза, что скажешь?
– Простите, Елена Сергеевна! Наверное, это так и есть. Я исправлюсь, честное слово.
– Хорошо. Попробуем тебе поверить. Но сегодня по замечанию Елизаветы Вадимовны и за отмеченную небрежность в учёбе получишь 20 ремней.
– Слушаюсь! - Лиза заметно сникла. Она очень надеялась, что всё обойдётся.
– Мы берём твою успеваемость под особый контроль, - предупредила Лена. - Не изменишься – будешь лишена художественного чтения.
Воспитатель повернулась к Вике:
– А ты можешь расслабиться. На тебя дополнительное наказание не накладывается. Елизавета Вадимовна не против.
Девушка облегчённо вздохнула.
– Инна Владимировна, это всё?
– Да. На остальных уроках всё было в порядке. Отметки хорошие.
– Соня! - обратилась Лена к девушке.
Соня даже вздрогнула от неожиданности. Лена ещё ни разу её так не называла. Либо Левченко, либо Софья, а то и совсем никак.
– Да, Елена Сергеевна! - быстро ответила она.
– С тобой у меня состоится очень серьёзный разговор после ужина, - продолжила воспитатель. - Но сейчас я хочу, чтобы ты ответила на один вопрос. Это и всем остальным неплохо будет вспомнить.
Если ты вообще не знаешь за собой никакой вины, а воспитатель говорит тебе: “Раздевайся, сейчас получишь порку”.
Как надо поступить?
– Надо ответить: “Слушаюсь” и выполнить распоряжение.
– Правильно! И только уже после наказания, если тебе так и не объяснили, за что оно было наложено, можно скромно поинтересоваться об этом. Такой принцип, понимаешь? Сначала в любом случае выполняешь приказ.
То же самое, если тебя в чём-то обвиняют, а ты считаешь себя невиновной. Даже если ты 20 раз права, говори: “Простите, я виновата”. Это понятно?
– Да, Елена Сергеевна. Простите, я совершила ошибку, но всё уже поняла. Больше такого не повторится.
Лена кивнула и повернулась к Инне:
– Ну, что, составим планы на вечер. У кого есть вызовы к преподавателям?
– Карпова Даша – к 18-ти часам к Елизавете Вадимовне. Сдавать долги за пропущенные по болезни уроки. Она хорошо готова, я проверила.
– Только не роняй там ничего, пожалуйста, - посоветовала Лена.
Девушки заулыбались.
– Долгов по наказаниям у Карповой нет?
– Нет, у неё всё в порядке, - ответила Инна. - Ещё вызов у Клименко – к Татьяне Анатольевне. Долг по решению цепочек по теме “Углеводороды”. Тоже к 18-ти.
– Ты готова? – строго спросила Лена у Гали.
– Да, - поспешно ответила та.
– Что ещё у Клименко? По наказаниям?
– 20 ремней за физические формулы.
– Хорошо. Это после самоподготовки. Дальше!
– Вызовов больше нет, - доложила Инна.
– У меня вызов. Левченко. Индивидуальное занятие по французскому по особой программе, - Лена посмотрела на часы. - Вскоре после отчёта.
– Слушаюсь, - проговорила Соня.
– У Левченко в долгах 30 ремней и четыре с половиной часа “на коленях”, - доложила Инна.
– “Ремни” откладываются. Пока она будет получать наказание за субботний проступок.
«Какое же?» - от страха у Сони подкосились ноги, она с трудом заставила себя стоять ровно.
- А «на колени пойдёт – после самоподготовки.
– Арбелина, - продолжала Инна, - долг 20 ремней за попытку оспорить наказание в субботу утром.
Лена кивнула.
– Инна Владимировна, выполните, пожалуйста, после отчёта.
– Хорошо.
Как всегда, при упоминании о близком наказании, у Зои на глазах появились слёзы.
Лена строго предупредила:
– Если будешь себя плохо вести – наказание не засчитаю. Перед сном ещё 20 ремней добавлю.
Зоя покраснела и кивнула.
Дальше Инна перечисляла девушек по алфавиту.
– Быстрова! Назначено 20 ремней.
– Попрошу вас её тоже наказать после отчёта.
– Хорошо.
– Леонова! Должна отстоять на коленях три часа.
Лена посмотрела на Наташу.
– Пойдёшь к девяти часам. Чтобы с девяти уже время пошло.
– Слушаюсь, - Наташа слегка покраснела.
– Кстати, ты давно там не была. Может быть, стоит ещё раз на всякий случай просмотреть инструкции? - предложила Лена.
– Мы вчера с Соней уже просмотрели, - призналась Наташа.
– Докатилась! - проворчала Инна.
Лена улыбнулась.
– Инна Владимировна, вы уж очень к ней строги. Я думаю, этот урок Наташа уже усвоила.
– Она не должна была допускать такого нарушения, - непримиримо заявила Инна.
Наташа стояла смущённая. Она очень ценила расположение Инны Владимировны и переживала, что воспитатель до сих пор сердится на неё. Сегодня они разговаривали об этом с Соней, и Соня ободряла девушку:
– Ничего Инна не сердится! Она только вид делает! Это они так тебя воспитывают. Ты веди себя скромно, но особо не расстраивайся.
Сейчас негодование Инны Владимировны выглядело настоящим, но Соня чувствовала, что это всё – тонкий ход воспитателей.
Вообще девушка ловила себя на том, что смотрит на всё происходящее в группе как бы со стороны воспитателей. Соня чувствовала ментальную взаимосвязь между Леной и Инной, и иногда ей казалось, что она слышит их обмен мыслями.
Сейчас Соня была уверена, что Елена сделает какой-то шаг в сторону Наташи. И, действительно, Лена предложила:
- Инна Владимировна, давайте после отчёта наложим ей «третью бис». По-моему, с неё хватит. Пусть спокойно занимается. Как вы думаете?
«Третьей бис» воспитатели называли особую мазь. Это было чудодейственное средство в их арсенале: при обработке этим средством следов от ударов девушка могла спокойно сидеть уже через пять-десять минут. Обычно, когда к воспитаннице применяли строгую порку без последующего обезболивания, она вынуждена была стоять несколько дней. Воспитатели же с помощью «третьей бис» могли в любую минуту прекратить её страдания, конечно, если это входило в их планы.
“Мне бы сейчас «третью бис»”, - Соня устало переступила с ноги на ногу. Она знала про эту мазь. Лидеры в учебных организациях тоже её использовали.
Инна выглядела недовольной, но всё же согласилась:
- Если вы настаиваете, я не против.
- Спасибо, - тихо сказала Наташа.
- Так, дальше у нас Логинова, - продолжала Инна. – На сегодня долгов нет.
- После ужина я с ней поговорю, - сообщила Лена. И, перехватив испуганный взгляд девушки, ободряюще сказала ей:
- Не волнуйся! Просто разговор по душам.
- Пономарёва! – Инна вздохнула. – Масса удовольствий! Штрафной ужин, да ещё и 30 ремней.
- Вы заявку на “штрафной” подали?
- Да, - кивнула Инна. – Ещё во время обеда.
Лена задумчиво смотрела на Наташу, машинально постукивая по столу кончиком мизинца. Соня ясно прочитала в её взгляде сочувствие к девушке.
- Ладно, - приняла решение воспитатель. – Порку мы ей перенесём на завтра. Сегодня штрафного ужина и того, что она уже получила, будет достаточно.
- Слободчук! Долгов нет. Дежурство по группе.
Инна посмотрела на Вику:
- Сейчас приступаешь к влажной уборке.
- Слушаюсь.
- И Соколова. Ну, у Юли всё в порядке. Вот и всё!
- Ничего себе «вот и всё»! – недовольно воскликнула Лена. – Это просто безобразие, дорогие мои! Из десяти воспитанниц семь человек сегодня получают наказания! Вам не стыдно? Да когда у нас последний раз такое было?
Девушки пристыжено молчали.
- Я, конечно, понимаю, что понедельник – тяжёлый день, - продолжала Лена. – Но не до такой же степени! Я очень вами недовольна сегодня! Со всеми, кроме Соколовой, Карповой и Слободчук вечером буду иметь персональную беседу! С каждой отдельно! А сейчас расходимся. Левченко, тебя я вызову минут через пятнадцать. Инна Владимировна, жду вас в кабинете.
Действительно, обычно проступков и наказаний в группе было меньше. Конечно, и сегодня всё не так уж страшно. Серьёзные нарушения допустила только Соня, но она всё-таки новенькая. А с Наташей Пономарёвой Лена поступила так сурово в основном потому, что девушка совершила один и тот же проступок повторно. Лена терпеть не могла, когда её воспитанницы упорно совершали одно и то же нарушение несколько раз. У остальных девушек прегрешения были не такие уж страшные. А, самое главное, в группе не наблюдалось так называемых «зависших» наказаний, когда у воспитанниц в долгах «висело» по нескольку десятков ремней.
Но Лена не хотела расслаблять своих подопечных и решила сегодня провести с ними активную воспитательную работу.
Инна Владимировна приказала:
- Карпова и Клименко! Без десяти шесть вы должны стоять у двери с учебниками. Я вас выпущу.
Затем подошла к Соне и тихо сказала ей:
- Если ты не уверена, что у тебя всё в порядке во внешнем виде, то исправь это сейчас.
- Спасибо! – благодарно кивнула Соня. У неё было всё в порядке. Девушка знала о субботней проверке и ожидала, что Елена может вызвать и её для досмотра. Но забота Инны Владимировны тронула её.


*

Воспитатели устроили себе в кабинете небольшую передышку, быстро приготовили по чашке кофе со сливками.
- Как твой «срез» по химии? – спросила Лена?
- Отлично! – улыбнулась Инна, - А ты звонила врачу?
Утром они уже перекинулись парой слов. Лена рассказала, что познакомилась с лечащим врачом Марины в отделении интенсивной терапии, и тот разрешил ей звонить ему в любое время.
Доктора звали Николай Александрович. Узнав, что Лена – сотрудник «Системы перевоспитания», он сразу предоставил ей пропуск на посещение подруги без ограничений и обещал информировать её о состоянии Марины по телефону.
Работа воспитателя «Центра» считалась очень престижной и трудной, и в обычной жизни сотрудникам "Системы" всегда шли на уступки. Лена редко пользовалась своим служебным положением, но сейчас ради Марины сделала исключение.
Николаю Александровичу она звонила. Но пока утешительного ничего не было - состояние девушки стабильное, но без улучшения. О переводе из реанимации на обычное отделение речь пока не шла. Узнав об этом, Инна помрачнела. После небольшой паузы она осторожно спросила:
- Лена, ты, наверное, очень на неё злишься? Особенно сейчас?
- Не то слово! – воскликнула Лена. – Так злюсь, что внутри всё переворачивается! Инна, но я стараюсь этого не показывать. А что, так заметно?
Она в волнении вскочила с кресла и вопросительно смотрела на подругу.
- Нет. Ты хорошо держишься. А как ты её наказывать собираешься? Ну, за Ирину Викторовну?
Лена немного поколебалась, но рассказала. Инна сделала большие глаза и выдохнула что-то похожее на «Упс!»
- Не одобряешь?
- Лен, мне кажется, это уже больше похоже на чистую месть!
- Ну и пусть! – упрямо крикнула Лена. - Она допустила серьёзные нарушения! Что же мне с ней церемониться? Пусть расплачивается!
Кстати, Инна, а что ты имела в виду, когда спрашивала у Сони про сладости?
Инна помолчала. Услышанное потрясло её. Несмотря ни на что, девушке было жалко Соню, но она прекрасно знала, что Лену уже не переубедить. Если уж она что-то решила…
- Мне кажется, она себя всего лишает из-за Марины. Лен, Соня не такая уж непробиваемая. У неё совесть есть.
Лена не выдержала. Она решительно распахнула дверь и властно приказала:
- Левченко! Быстро в кабинет!
Соня появилась немедленно, вошла и встала у дверей.
- Расскажи нам про свои особые обстоятельства! – жёстко потребовала Лена.
- Слушаюсь! – девушка побледнела. – Но вы можете меня неправильно понять!
- Разберёмся, - Инна смотрела на воспитанницу доброжелательно.
- Я не могу развлекаться и позволять себе сладости, когда из-за меня человек в больнице! – с отчаянием воскликнула Соня.
– Елена Сергеевна, только, пожалуйста, не думайте, что я это специально говорю, чтобы от вас снисхождения получать! – так же эмоционально продолжала она.
Лена сердито ответила:
- Я вполне способна распознать, когда воспитанницы говорят неправду! В любом случае, тебе беспокоиться нечего! Никаких снисхождений ты от меня не дождёшься. Я спросила потому, что мы должны знать всё, что происходит в группе! А сейчас подходи к компьютеру.
Лена настроила обучающую программу повышенного уровня и попросила Инну:
- Пригласите, пожалуйста, Леонову и сделайте ей обработку. А ты, Левченко, подойди ближе. Задание первое – на грамматику. Отмечай предложения с ошибками и вноси исправления.
Соня приступила к работе.
В кабинет вошла Наташа и, явно смущаясь, остановилась у порога. Черноволосой и темноглазой девушке очень шёл внезапно вспыхнувший на щеках румянец. Инна велела ей лечь на кушетку. К счастью, для обработки ран воспитанницы не должны были раздеваться полностью, даже форму снимать не требовалось. Наташа подняла подол платья и неловко легла, приспустив предварительно трусики. Старосту наказывали довольно редко, а уж так сильно, как в субботу, ей и вовсе давно не доставалось, поэтому сейчас Наташа стеснялась и чувствовала себя неуверенно. Методика обработки ран воспитанницам была отработана. Инна внимательно осмотрела ягодицы Наташи, которые сама же два дня назад разукрасила с помощью воспитательного ремня багровыми полосами. Сейчас следы ещё оставались, но были уже не багровыми, а желтоватыми или синими. Девушка получила строгую порку, поэтому многочисленные гематомы наслаивались друг на друга и перекрещивались. Несколько синих полос пересекали и бёдра. При строгом наказании воспитатели не обходили ударами и эти более чувствительные зоны.
Инна осталась довольна осмотром: никаких признаков воспаления на коже не наблюдалось. Но сейчас целью обработки являлось избавить воспитанницу от боли и дискомфорта, которые после строгой порки резиновым ремнём могли преследовать её ещё долго. Воспитатель достала из специального медицинского шкафчика баночку с лечебным средством «третья бис» и с помощью деревянных одноразовых шпателей быстро и аккуратно нанесла мазь на следы от ударов. Нельзя сказать, что для Наташи эта процедура прошла совсем уж безболезненно, но девушка терпела и даже не поморщилась. Конечно, по сравнению с самой поркой, это мелочи! Когда староста вышла, Инна с сочувствием посмотрела на Соню, которая явно уже едва держалась на ногах от усталости, и спросила у Лены:
- Может быть, и Левченко обработаем?
Соня, услышав это, напряглась.
Лена удивлённо взглянула на коллегу:
- А смысл?
- Ну, попозже.
- Вот попозже и подумаем. Баночку-то пока убирайте!
Инна поставила мазь в шкафчик, закрыла его на ключ и вышла в спальню.
Соня закончила работу. Ошибки у неё были, но немного. Лена разобрала с ней каждую неточность, затем запустила второе задание. На экране замелькали кадры из французского фильма. Звука не было, но внизу шли титры на родном языке: очень эмоционально разговаривали мужчина и женщина.
Лена выбрала нужный эпизод и протянула Соне микрофон:
– Говоришь за Мишель. Быстро читаешь текст и переводишь на французский, желательно с выражением и эмоциональной окраской.
- Слушаюсь, - Соня взяла микрофон и вгляделась в первые титры.
Но Лена не спешила запускать программу и пристально смотрела на ученицу. Соня пока не понимала, в чём дело, но сразу почувствовала неладное.
Выждав минуту, Лена спросила:
- Ты так и не сообразила, в чём твоя ошибка?
- Нет, - растерялась девушка и внутренне сжалась от страха. Неизвестность была хуже всего.
Голос воспитателя звучал холодно:
- Как звучит пункт 6/4 «Правил»?
Выражение 6/4 означало – пункт 6 в четвёртой главе.
Соня вспомнила сразу.
“Вот проклятье! Опять влипла! Такая мелочь! Но мне она ни за что не простит!”
Но вслух девушка немедленно процитировала:
- «Во время занятий, в том числе индивидуальных, в ответ на любые распоряжения преподавателей, связанные напрямую с учебным процессом, воспитанницы не должны отвечать «Слушаюсь».
Правило было толковым. Если бы после каждого приказа типа:
- Раскрой скобки; дели дробь; проспрягай глагол, - девушки отвечали «Слушаюсь», то уроки проводить было бы затруднительно.
Но в Соню с первых часов пребывания в «Центре» буквально вколачивали привычку говорить «Слушаюсь». И сейчас она произнесла это слово машинально, не задумываясь.
- Ты же знаешь! – удивилась Лена. – Так в чём же дело?
- Простите. Я забыла. У меня автоматически вырвалось!
Одной из обязанностей воспитанниц было твёрдо знать «Правила поведения в «Центре». Эти «Правила» девушки выучивали буквально назубок, ещё пока находились в изоляторе, только поступив в «Центр». Ни одна воспитанница не могла покинуть изолятор и перейти в группу, не сдав комиссии из трёх воспитателей зачёт по «Правилам». Даже если перевод в группу уже разрешал врач, такие девушки оставались в изоляторе, продолжали изучение и сдавали зачёт снова. Само собой, за несданный вовремя зачёт их беспощадно наказывали ремнём. А ещё за каждый лишний день, проведённый по этому поводу в изоляторе, воспитаннице прибавляли срок пребывания в «Центре» из соотношения один к семи (за один день добавлялась неделя). И это случалось не так уж и редко. Сдать зачёт с первого раза удавалось не всем.
В группах девушки были обязаны поддерживать своё знание «Правил». У каждой воспитанницы имелся личный экземпляр документа, состоящего из девяти глав.
Если воспитатель требовал процитировать то или иное правило, а воспитанница не могла дать чёткого, абсолютно точного ответа, это расценивалось как ЧП. Подвергнув предварительно строгой порке, провинившуюся могли отправить на несколько дней обратно в изолятор – специально, чтобы повторять «Правила». Потом она должна была сдавать зачёт снова вместе с новенькими. Мало того, что это было обидно и позорно, но ещё для воспитанницы продлялся срок пребывания в «Центре» по таким же правилам – неделя за день.
Соня, конечно, знала об этом, и, к тому же, постоянно ожидала от Елены «пакостей». Поэтому она каждый день просматривала «Правила», закрепляя их знание.
Но твёрдо знать, и всегда безукоризненно выполнять – это были две разные вещи.
Сейчас Елена смотрела на Соню без малейшего сочувствия.
- Получишь ещё 30 ремней и 4 часа на коленях. Она усмехнулась:
- Стандартный набор.
- Слушаюсь, - тут же проговорила Соня.
У Лены зазвенел мобильный. Пока воспитательница разговаривала, Соня думала с отчаянием:
“Просто замкнутый круг какой-то! И мало надежды из него выбраться! Столько правил, столько разных нюансов! И такие наказания назначает!”
Лена закончила разговор и запустила программу:
- Начали!
Соня выполняла задание вполне прилично. У неё было отличное произношение, фразы девушка строила грамотно и рационально. Единственно, она не всегда укладывалась во время, отведённое учащимся для каждого предложения.
- Теперь вместе! – велела Лена. – Я говорю за Пьера.
Они вступили в диалог. Лена, естественно, говорила свободно. Соня периодически отставала и допускала мелкие неточности.
- Чувствуешь? – обратилась к ней Лена. – Ты пытаешься перестраивать фразы. А надо сразу думать по-французски!
Все ошибки тут же отмечались на полях красными галочками.
Лене стоило больших усилий держаться с Соней ровно. На самом деле сейчас хотелось не учить её французскому, а придушить, или, как минимум, избить до полусмерти! Вспоминая свою подругу, прикованную к функциональной кровати реанимационной палаты, опутанную проводами от разных приборов и трубками капельниц, Лена с трудом сдерживалась, чтобы не приступить к заслуженному Сонькой наказанию немедленно.
Тем не менее, они с Соней прошли весь эпизод до конца. Компьютер выдал баллы: Пьеру -100, Мишели – 65.
“ Здорово французский сечёт” - позавидовала Соня. В титрах Пьера не было ни одной красной галочки.
- В общем, хорошо, - одобрила Лена. – Это ведь повышенный уровень. Значит, так. У нас в колледже есть группа воспитанниц со всех курсов, которая занимается французским по углублённой программе с упором на общение и разговорную речь. Ты будешь тоже заниматься в ней. Вторник и суббота – с 18-ти до 18.45-ти. Преподаю там я и педагог с третьего курса – Алла Константиновна, поочерёдно.
В моей группе ты с таким уровнем одна. Будешь работать индивидуально, вот по этой программе и сдавать всё лично мне.
- Вот смотри, - Лена щёлкнула мышкой. – Тут список слов, которые ты должна учить к каждому уроку по десять. В среду я спрошу тебя уже по твоему списку. А вот твоё задание к среде. Понятно?
- Да.
- Устное задание отработаешь в лингафонном кабинете. Письменное сдашь в распечатанном виде.
На отделении имелись специальные лингафонные кабинеты, где студентки надевали наушники и занимались языками вслух, не мешая друг другу.
- Кстати, - предупредила девушку Лена. – То, что ты стоишь по вечерам на коленях – не является оправданием для педагогов. Все задания должны быть выполнены. Выкручивайся, как хочешь. Вставай до подъёма, если надо! А лучший способ – это перестать, наконец, совершать нарушения.
С этими словами воспитательница протянула Соне диск и велела идти в спальню.
В полседьмого к ней должна была прийти на индивидуальное занятие ещё одна воспитанница – Вересова Катя, недавно поступившая в Светланину группу. С ней Лена решила ежедневно минут по двадцать работать над исправлением произношения.
Светлана привела девушку лично за пять минут до начала занятия.
- Подожди в спальне, - приказала она Кате и улыбнулась Лене:
- Можем мы с тобой пять минут поболтать?
- Вполне!
- Не хочешь в следующее воскресенье в Большой Оперный съездить на «Кармен»?
- А разве ты не с Игорем пойдёшь?
Игорь был женихом Светланы. Их свадьба должна была состояться в марте, во время очередного небольшого отпуска Светы.
- С ним, конечно! Но это ведь не интимная встреча. Бери подругу. А, ещё лучше, друга. Ты долго думаешь его скрывать?
Лена возмутилась:
- Кого? Ты, что, меня «на пушку» берёшь?
- Ой! Скрытная ты наша! – рассмеялась Светлана. – Ну, хорошо, про Марину и Соню ты скрыла. Но про друга – не получится! Ты бы посмотрела на себя со стороны, с какими глазами ты после выходного на работу приезжаешь! И после некоторых телефонных разговоров у тебя потом такое настроение – мечта-а-тельное!
Лена схватила первый попавшийся журнал и хлопнула Свету по голове.
- Местная мисс Марпл, - проворчала она.
- Имя-то хоть скажешь? – со смехом допытывалась Светлана.
- Кирилл! Довольна? – воскликнула Лена. – А насчёт Оперного – это идея. Я тебе попозже скажу.
- Не торопись. Четыре билета у нас все равно уже есть.
- Кстати, - оживилась Светлана. – Соню свою с пристрастием не допросила насчёт фильмов и сладостей?
Лена вздохнула:
- Допросила. «Сделали» вы меня с Инной! Всё так и есть! Не могу понять, как так получилось. Вы с Инной независимо друг от друга догадались. А мне даже в голову такое объяснение не приходило! Я, что, поглупела за последнее время?
- Нет, Лена! Просто ты имеешь против Сони предубеждение. Ты заранее настроилась, что она ни на что хорошее не способна. А мы с Инной наблюдали беспристрастно.
Интересно, а это как-то повлияет на твоё к ней отношение?
- Видимо, да, - неохотно признала Лена. – Но в будущем. Не сейчас.
Она посмотрела на часы:
- Всё, Света, давай мне твою Вересову. Встретимся на педсовете.


Без пяти семь, отпустив Катю в группу, Лена прошла в спальню. У Инны по графику сегодня в это время был сорокаминутный перерыв для ужина и отдыха, и вместо неё с девушками находилась «подменный» воспитатель Анна Кирилловна.
«Подменные» воспитатели работали сменами по полдня. Они, переходя из группы в группу по предварительно составленному расписанию, по очереди отпускали на отдых дежурных воспитателей. На эту должность с удовольствием поступали или переводились семейные воспитатели, особенно имеющие маленьких детей, которым удобно было работать не полный день.
Анне Кирилловне было 23 года. Она, так же, как Лена и Инна, работала в этом «Центре» воспитателем 4 года, до окончания колледжа, а потом сразу вышла замуж и очень быстро родила девочку.
Сейчас она работала по полдня (в это время с малышкой сидели няня или муж) и заочно училась на втором курсе педагогического института. Заочно учиться в институте можно было только на первых двух курсах. С третьего, когда начиналась активная практика, обучение разрешалось только очное. Тогда всем сотрудникам, которые должны были продолжать обучение, предлагали перевестись на работу в “Центр перевоспитания” для студенток ВУЗа и предоставляли им должность ночных или воскресных воспитателей.
Для сотрудников “Системы” на каждом курсе организовывались специальные группы. Создавалась интересная ситуация: в этом же институте часто учились их бывшие воспитанницы, у которых уже окончился срок наказания в “Центре”. Например, Лена и Инна вполне могли в будущем оказаться на одном курсе со многими девушками их отделения, которые решат поступать в педагогический. Хотя группы у сотрудников “Системы” были отдельные, они всё равно неизбежно встречались со всеми другими студентками на лекциях, экзаменах и разных студенческих мероприятиях.
Но, по многолетнему опыту, это никого особо не смущало. Вначале некоторые бывшие воспитанницы были шокированы – ведь чаще всего они не догадывались, что их воспитатели обучались одновременно с ними и раньше. Но всё быстро приходило в норму. Сотрудницы “Системы” вели себя доброжелательно и с достоинством. Девушки относились к ним с уважением, никто не пытался каким-либо образом сводить счёты, даже, если у кого-то и возникало такое желание. Все знали, что их ожидает в таком случае… А иногда случалось так, что между воспитателями и их прежними воспитанницами даже складывались тёплые, а то и дружеские отношения.

Лена тепло поздоровалась с Анной. Воспитанницы лихорадочно готовились к построению на ужин: приводили себя в порядок, заканчивали неотложные дела.
Ровно в семь часов все выстроились в шеренгу посреди спальни.
Кроме утреннего сигнала “вставать”, никаких звонков в течение дня больше не было. Все девушки имели наручные часы и чётко знали расписание. Делать всё вовремя – это было их ответственностью.
Наташа Пономарёва, уже раздетая, стояла в шеренге первой. Она была бледна, очень расстроена, и старалась не встречаться с Леной взглядом.
На ужин девушек воспитатели обычно отводили вдвоём, затем Лена отправлялась в столовую для воспитателей быстро поужинать сама. Обратно воспитанниц приведёт уже Инна, у которой закончится перерыв.
- Построиться парами, - приказала Лена. – Пономарёва – одна впереди.
Обратившись к Наташе, она посоветовала:
- Веди себя там достойно. Сразу начинай есть. Не усугубляй ситуацию.
- Слушаюсь, - девушка ответила чётко, по “Правилам”, но расстроенным голосом.
Группа отправилась на ужин.

[Книжник]

Розги-1

В начале десятого, когда заканчивалась самоподготовка, Лена опять вызвала в кабинет Соню. Воспитанница стояла перед ней внешне спокойная, но Лена видела, что Соня очень волнуется. На самом деле Соня не просто волновалась – она жутко боялась. Прямо панически!
Всё время после занятий с Леной французским она буквально не находила себе места: почти ничего не съела за ужином, и уроки сделала формально – мысли были не о них. В голове звучал голос Лены: «Ремни откладываются. Пока она будет получать наказание за субботний проступок».
« Что же она ещё придумала?» – с тоской думала девушка.
- Сначала я хочу дать тебе кое-что послушать.
Лена достала свой мобильник, выбрала функцию «диктофон» и включила режим воспроизведения. В тишине кабинета раздался голос Марины.
“ Соня, здравствуй! Лена передала мне твои извинения. Спасибо! Ни о чём не беспокойся, я не сержусь и прощаю тебя от всей души! А в моей болезни себя не вини. Я сама виновата, мне надо было сказать о своём плохом самочувствии раньше.
Мне очень жаль, что так получилось, и тебя так строго наказали. Держись! Знай, что я очень прошу Лену быть к тебе помягче. Надеюсь, со временем она выполнит мою просьбу, но пока упирается. Желаю тебе больше мужества и стойкости. До свидания!”
У Сони перехватило дыхание, на глазах выступили слёзы.
- Спасибо, - еле слышно проговорила она. – Надеюсь, Марине лучше?
- Нет! – резко ответила Лена. – Ей хуже! Она опять в реанимации!
Соня испуганно вздрогнула.
- У неё нарушение ритма, - гневно продолжала Лена. – И что бы Марина там ни говорила – виновата в этом ты!
Соня видела, что воспитательница еле сдерживается.
- Простите, Елена Сергеевна! Мне правда очень жаль! И я… - произнесла она убитым голосом.
- Всё! – резко оборвала её Лена. – Теперь отвечай, почему ты не знала инструкцию!
- Простите, я забыла про папку! Совсем! Хотя и Юля, и Инна Владимировна мне её показывали.
- В этой папке – подробные дополнительные инструкции по всем сферам жизни в «Центре». Их учить наизусть не надо, но необходимо знать и выполнять. Когда я тебя ещё в первый раз отправила «на колени», я тоже тебе велела заглянуть туда и найти нужную инструкцию. Как же ты могла забыть, если и в группе тебе её показали?
- Я на неё посмотрела, а потом на что-то отвлеклась, и начисто забыла. Совсем! Простите, я буду внимательнее!
Лена покачала головой.
- Дальше! – продолжала она. – Как ты могла не выполнить прямой приказ Ирины Викторовны?
Воспитатель говорила отрывисто и резко.
- Простите, я виновата. Я думала, что Ирина Викторовна смягчится, если узнает, что я не специально это сделала, а по незнанию.
- Сейчас ты уже так не думаешь?
- Нет! Такого больше не повторится! – горячо сказала Соня.
- Хорошо. А что за дерзкий ответ воспитателю?
- Ирина Викторовна после порки спросила, запомнила ли я теперь инструкцию. Она меня очень строго наказала, было ужасно больно! И ещё я была очень зла: и на себя, и вообще на всё. Ну и не сдержалась – ответила соответственно своему настроению. Простите!
Соня замолчала.

Лена тоже немного помолчала. Соня давала грамотные продуманные объяснения. Всё, как положено. Видно было, что девушка действительно поняла свои ошибки и постарается не допустить их вновь. Любой другой воспитаннице Лена после такого разговора сделала бы какое-то снисхождение. Однако насчёт наказания Сони решение было принято заранее, и Лена не хотела его менять.
- В итоге мы имеем сразу три нарушения с твоей стороны. Два из них – грубейшие! – тон воспитателя не предвещал ничего хорошего. – Ни одна из моих воспитанниц уже давно себе такого не позволяла! То, что ты новенькая – тебя не оправдывает!
За каждое из этих нарушений ты получишь по 40 ударов и по 5 часов «на коленях». Считать умеешь?
- Да. Слушаюсь, - быстро ответила Соня.
- Но есть одно уточнение. Жди здесь, - произнесла Лена и вышла в санузел для воспитателей. Там, рядом с умывальником стояла широкая пластиковая труба, заглушенная с одной стороны и прикрытая сверху крышкой. В ней, дожидаясь применения, на всю длину пропитывались влагой и солью гибкие прутья красной ивы. В то же время труба не занимала много места.
“Вот они, солененькие, но не сухарики!”
Доставая из трубы прутья, которые срезала в парке «Центра» сегодня утром, Лена поморщилась от неприятных воспоминаний. Она вспомнила, что из-за этого мероприятия чуть было не опоздала сегодня на очередной урок, который должна была проводить в 202-ой группе. А такого вопиющего нарушения внутренней дисциплины девушка ещё ни разу себе не позволяла. Решение высечь Соньку розгами пришло к ней прошлой ночью, когда Лена, потрясённая известием о новом ухудшении в состоянии Марины, без сна лежала в своей кровати. После вчерашнего посещения подруги в реанимации это решение стало совсем твёрдым. Однако сегодня утром, возвращаясь после выходного в “Центр”, Лена торопилась привести себя в порядок и не хотела опоздать на встречу со Светланой, поэтому не могла задерживаться, заготавливая прутья. Пришлось во время очередного “окна” между уроками класть в сумочку секатор и спускаться в парк. Времени было не так уж и много, и Лена с трудом не поддалась искушению срезать прутья с кустов краснотала, мирно растущих в ближайшей к зданию аллее. Однако законопослушание было в крови у воспитателей, особенно у тех, кто сам полностью прошел суровую школу стажеров. В основной части парка категорически запрещается портить растения. Для “воспитательных” целей специально была насажена целая аллея краснотала, орешника и красной бузины, однако эта аллея была довольно удалена, и идти туда пешком Лене пришлось довольно долго. “Ладно, лучше пройдусь, - думала по дороге девушка. - А то ведь заметят, что срезаю не там – хорошо, если штрафом отделаюсь”. Розги были официально разрешены в “Центре”, но, поскольку использовались не так уж часто, то специальной службы по их заготовлению не существовало. Желающим воспользоваться розгами воспитателям приходилось заботиться об этом самим, и прутья они выбирали по своему вкусу – кому что нравится. Лена предпочитала краснотал.
Наконец, девушка достигла нужной аллеи. Длинные ветви нужного ей кустарника смотрели почти вертикально вверх.
«Это конечно не те розги, которыми наказывали каторжников во времена Достоевского, – Лена достала секатор и аккуратно срезала прутья длиной чуть меньше метра, с трудом подавляя искушение выбирать те, которые по толщине были практически с её мизинец. – Ладно, такие не для первого раза. Сегодня возьму чуть потоньше и гладкие, без сучков. Всё равно Соньке мало не покажется! Жаль, времени вымочить не так много осталось! Но ничего, для первого раза сойдёт».
Лена видела, что куст явно совсем недавно уже делился с воспитателями ветками. Многие прутья были срезаны кем-то до нее. Возвращаться пришлось уже практически бегом. Лена едва успела заскочить в кабинет и поместить прутья в трубу, хорошо, хоть рассол она подготовила заранее. В класс она вошла практически в последнюю минуту. Дежурный воспитатель 202-ой группы Екатерина Юрьевна посмотрела на неё с явным разочарованием. За опоздание Лене бы очень сильно влетело, а с Екатериной у девушки были натянутые отношения, и та бы явно этому порадовалась. “Обломайся”, - Лена торжествующе взглянула на Екатерину Юрьевну и гордо проследовала к своему месту преподавателя.
Сейчас, вспоминая об этом, Лена нахмурилась: “Очень хочется как следует отомстить Соньке за подругу. Но как бы эта жажда мести не довела до неприятностей! Ведь раньше я бы так рисковать не стала! Ладно, потом об этом подумаю”
Она внимательно рассмотрела прутья. “Маловато в рассоле лежали, ну да ничего, остальные будут лучше!”
Держа зловещие инструменты воспитания на виду, Лена вернулась в кабинет и встала напротив Сони.
- Так вот! Эти наказания я буду проводить не ремнём, а розгами, - сообщила она воспитаннице.
У Сони потемнело в глазах. И в учебных организациях, и в «Центрах» по-особому относились к розгам. Это было самое ужасное и постыдное наказание, которое только можно было придумать. А лично у Сони перед мокрыми прутьями был совершенно непреодолимый ужас, и, самое главное, Лена об этом знала.
Лидеры в учебных организациях проходили специальное обучение технике телесных наказаний и периодически сдавали зачёты. Регулярно, по специальному графику, они должны были отрабатывать методики наказаний друг на друге. Все лидеры обязаны были испытать на себе, что чувствуют во время наказаний их воспитанницы, мало того, от них требовалось проявлять максимально возможную в каждом случае выдержку. Без этой обязательной практики лидер не мог получить (или подтвердить) свой допуск на данный вид наказания.
Когда отрабатывали наказания розгами, Лена и Соня оказались в одной группе. В тот день зачёт по технике наказания сдавали три девушки, а ещё трём – в том числе Лене и Соне, предстоял первый этап: они должны были сами вынести порку. В классе стояла только одна воспитательная кушетка, поэтому девушек выстроили в очередь. Сделано было это не случайно: зрители должны были видеть чужие ошибки, чтобы самим потом их не допускать.
Совершенно неожиданно у Сони проявился какой-то необъяснимый, просто животный страх. Вначале, когда повторяли теорию, всё было ещё ничего. Но, как только начала работать первая пара – у Сони подкосились ноги, и сильно засосало в животе, да так, что девушка с трудом могла стоять прямо. Соня и сама не могла объяснить, в чём дело. Такие занятия были привычными, боль девушка умела переносить мужественно, и волноваться особо вроде бы не стоило. Но Соня расширенными глазами смотрела, как первую девушку, Катю Поленову, которую Соня хорошо знала тоже как очень сильного лидера, её напарница Оксана готовит к порке. Согласно инструкции, Оксана тщательно закрепила Катю на кушетке, подложила ей под живот валик, затем взяла заранее вымоченный гибкий длинный прут.
Валик применялся в особо строгих случаях для усиления воспитательного эффекта. Соня с ужасом следила за этими зловещими приготовлениями.
Свист розги, рассекающей воздух, едва не лишил Соню чувств. Она увидела, как на голом теле Кати появилась чёткая белая полоса, мгновение спустя трансформировавшаяся в красный рубец. Удары следовали один за другим. Время от времени они сопровождались резкими замечаниями инструктора типа: «Спину прямо»! «Не части»! «Да что у тебя за размах такой?»
Катя сначала просто дёргалась и стонала, ещё стараясь терпеть, но на лице девушки отражались все испытываемые ею муки. Наконец, где-то после десятого удара, испытуемая не выдержала и начала нечленораздельно вопить.
Картина, рисованная прутом, менялась с каждой минутой. Класть удары строго параллельно друг другу, как учили, у Оксаны не совсем получалось: наказываемая вертелась, насколько позволяла привязь, и полосы часто перекрещивались. Там, те кончик прута касался бедра, уже проступали капельки темной крови.
Инструктор через каждые пять-семь ударов приказывала экзекуторше перейти на другую сторону кушетки. Катя продолжала громко кричать. Если она и хотела что-то сказать – разобрать ничего было нельзя. Соня слышала просто какой-то вой одними гласными буквами, что-то похожее на «А-а-о-о-а-а-ы-ы». Соню от этого продирал мороз по коже. Она побледнела, прислонилась от внезапной слабости к стене и заметила, что Лена, её вечный недруг, смотрит на неё насмешливо, а инструктор – с удивлением. Удивляться было чему: у Сони к тому времени сложилась прочная репутация сильной и мужественной, и сейчас она, конечно, вела себя странно. Ведь Лена тоже, как и Соня, ожидала своей очереди, но держалась абсолютно невозмутимо. Если и волновалась, то никто этого не замечал.
Тем временем, ударов уже перевалило за тридцать, и у Кати, наряду с воплями начали вырываться неотчётливые слова: «Н-е-е-е-т х-ва-а-а-ти-и-т». Инструктор сделала исполнительнице сигнал прекратить и сердито проговорила:
- Катя, мы уже обсуждали, ты можешь кричать. При «крепком» наказании розгами это не стыдно.
«Как это не стыдно? - подумала Соня, представив на минутку, что это она лежит на кушетке и вопит перед всеми. - Ещё как стыдно»!
– Но ты должна вытерпеть настоящую порку, такую, какую будешь устраивать своим «поднадзорным»! Поверь, есть разница: перенести 30 розог или 60. И ты обязана эту разницу прочувствовать, - продолжала инструктор, затем повернулась к Лене и Соне и добавила:
– И вы тоже!
– А если не хочешь получить допуск, - она опять обращалась к Кате, - то говори «контрольное слово».
Если лидеры, испытывающие учебное наказание, произносили заранее оговоренное «контрольное слово», то порка прекращалась, но это считалось позором. Да и допуск такая девушка не получала, по крайней мере, в этот раз.
Катя, похоже с трудом понимала, что ей говорят, но всё же, давясь слезами, отрицательно покачала головой. Инструктор приказала Оксане: «Дальше! У тебя пока всё хорошо. Молодец!»
Экзекуция продолжилась, но окончания её Соня не помнила. Она очнулась лежащей на кушетке в медицинском кабинете. Как выяснилось, она вскоре после возобновления наказания просто тихо сползла по стенке на пол и потеряла сознание. Причём, обычные меры: нашатырный спирт, холодная вода, морозный воздух сразу не привели девушку в чувство. Потребовалась врачебная помощь.
Придя в себя, Соня подписала отказ от сдачи зачёта и категорически отказалась в дальнейшем иметь с розгами дело вообще. Хотя девушка прекрасно осознавала, что это может повредить её карьере, она ничего не могла с собой поделать.
Естественно, Соня не была аттестована по этому виду наказаний и не имела права использовать розги в своей работе. Впрочем, серьёзных последствий для Сони вся эта история не имела. Её школьный куратор была, конечно, удивлена, но Соня считалась одним из лучших лидеров, безупречно работала, показывала блестящие результаты. Поэтому руководитель закрыла на это происшествие глаза. В конце концов, ремнём Соня владела мастерски, имела все возможные допуски, и в дальнейшем успешно их подтверждала. Вполне можно было обойтись и без розог. Но Соне ещё долгое время потом снились кошмары: как её укладывают на кушетку, привязывают и секут розгами. Это заставляло девушку кричать во сне и просыпаться в холодном поту.
Кстати, и Лена, и остальные девушки, присутствовавшие тогда на зачёте, повели себя достойно. Лена, правда, встретив Соню на следующий день в школе, позволила себе ироническую реплику:
– Хоть в чём-то твоим «поднадзорным» будет теперь легче!
Но ни она, ни другие Соню не высмеивали и никому о случившемся не рассказали.
Но вот теперь, почти через два года после этого случая, Лена об этом вспомнила! Кошмар, который мучил Соню во снах долгое время, теперь сбывается наяву! Лена реально угрожает ей розгами.
Так что сейчас Соня была просто шокирована. Она знала, что в «Центрах» применяются розги, но, надеялась, что Лена не посмеет... Ведь она всё знает! Это так жестоко!
А ведь кроме психологических моментов, имелись ещё и физические. Существовала огромная разница, что вытерпеть, например – 30 ударов ремнём или столько же розгами. Разница явно не в пользу Сони.
«Нет! Только не это!» - мысленно завопила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях.
Но, к её ужасу, оказалось, что она на самом деле выкрикнула это вслух. Сама девушка этого не заметила, но Лена удивлённо спросила:
- Нет? С какой стати?
- Но почему? – непослушные губы еле двигались.
Лена насмешливо посмотрела на неё:
- Если тебе нужен формальный ответ – то вспомни пункт 14/8. Можешь просто вспомнить, мне цитировать не обязательно.
Соня вспомнила: «Воспитатели имеют право по своему усмотрению использовать и другие инструменты наказания, в том числе, и розги …»
На лице несчастной отразились все её внутренние ощущения: страх, ужас, отчаяние.
- Вижу, что вспомнила, - усмехнулась Лена. – Это формально. А неформальный ответ ты и сама, я думаю, знаешь.
Соня кивнула. В горле у неё пересохло, сил бороться не осталось. Она тихо, но проникновенным голосом еле выговорила:
- Елена Сергеевна! Я очень вас прошу! Пожалуйста! Не надо! Накажите меня ремнём! Я не перенесу этого!
Слёзы уже текли по лицу.
- Я умоляю вас! Проявите великодушие! Пожалуйста!
- Великодушие? – Лена гневно вскинула брови. – Ты просишь о великодушии? А сама ты его часто проявляла? К Марине? К другим девочкам?
Поскольку Соня молчала, Лена крикнула, хлопнув ладонью по столу:
- Отвечай!
– Слушаюсь. Нет, - ответила Соня. Она почти потеряла способность соображать и поэтому, в последней отчаянной попытке как-то избежать предстоящего ей кошмара, ляпнула явную глупость.
– Елена Сергеевна! Но ведь к Марине я розги не применяла!
Лена покраснела от возмущения и обуревавших её чувств.
– Да только потому, что ты зачёт завалила! И допуска не имела! А то бы ты и это сделала! Ни минуты бы не сомневалась!
Соне крыть было нечем. Она уже поняла, что надеяться не на что. Несчастная представила, как Лена всё это придумала, потом специально спускалась в парк, чтобы срезать там прутья, поставила их в воду, чтобы они были прочными и больнее били – вон капли блестят.
«Как же она меня ненавидит, – мелькали отчаянные мысли. - Что же делать? Остаётся только взять себя в руки и всё вытерпеть».
Однако Соня чувствовала, что в данный момент это было выше её сил.
- Так вот, - заявила Лена. – Никакого великодушия не будет! Слово-то какое вспомнила! Не думала, что ты вообще его знаешь!
Лена говорила презрительно, но очень эмоционально. Она раскраснелась, непослушная прядь тёмно-каштановых волос выбилась из строгой причёски и спадала на лоб. Воспитательница быстрым движением вернула её под зажим и продолжала:
- Более того. Сейчас ты тоже допустила несколько нарушений. Может быть, сама скажешь, какие?
Соня стояла перед Леной совершенно бледная. На её лице, казалось, не было ни кровинки. Она постаралась хоть немного собраться и заговорила:
- Я не сказала: « Слушаюсь». Затем попыталась оспорить наказание, когда спросила: «Почему». И ещё – просила о замене наказания, а вы этого не разрешаете.
Всё это Соня произнесла обречённым голосом, уже ни на что не надеясь.
- Ну, да. Всё так и есть, - Лена удивлённо кивнула. – Лидер есть лидер! Чётко всё разложила. Так вот – за всё это - дополнительно ещё 40 розог.
Получишь их в два захода. Сегодня, на первый раз, всыплю тебе шестьдесят! И не волнуйся – с твоим драгоценным здоровьем ничего не случится!
Соня потрясённо молчала.
– Единственное, чем могу тебя утешить, - продолжала воспитательница. - Пороть розгами при всей группе я тебя не буду. Только здесь, в кабинете.
Она перевела дух и добавила:
- В одном тебе не откажешь. Держишься во время наказаний ты очень мужественно. Мне это....импонирует. Поэтому я решила не позорить тебя перед девочками. Им вовсе не обязательно слышать, как ты будешь вопить под розгами, а кабинет у нас звуки не пропускает.
Несмотря на угнетённое состояние, Соня почувствовала, как внутри нарастает волна возмущения.
- Я не буду вопить! - почти твёрдым голосом произнесла она.
- Да ну? - усмехнулась Лена. - Будешь. Ещё как запоёшь! Если бы ты сдала тогда зачёт вместе с нами, то не говорила бы таких глупостей. Розги – это тебе не ремень! А я, как-никак, профессионал.
«Посмотрим», - подумала Соня.
Лена разозлила её, и это немного помогло девушке собраться. Но именно немного. Чувствовала себя Соня всё равно ужасно.
- А теперь – раздевайся и ложись!
- Слушаюсь, - Соня постаралась ответить по правилам – чётко и громко, хотя сама уже плакала, даже не пытаясь остановиться, и ей было как-то всё равно.
Лена набрала номер Инны:
- Инна Владимировна! Я занята. Все мои входящие звонки перевожу на вас.
Тем временем Соня разделась и легла на кушетку. Лена, не медля, очень ловко обхватила её щиколотки довольно крепкими узкими кожаными ремешками и тщательно прикрепила их к металлической перекладине.
“Сначала ноги как следует закреплю. Руки вытянуть легче. А растянуть красавицу надо как следует. “Танцевать” ей не позволю, перебьётся”.
Лена перешла к изголовью кушетки, и, довольно сильно вытянув покорно протянутые руки воспитанницы, проделала ту же операцию с её запястьями.
«Валик под живот не положила! И на том спасибо!» – Соня теперь лежала на кушетке, как бы вытянувшись по струнке. Девушка и раньше обращала внимание, что кушетка оборудована ещё парой дополнительных поперечных ремней, явно предназначенных для фиксации. И вот теперь Соне пришлось убедиться, что это так и есть. Лена, используя эти ремни, крепко пристегнула девушку к кушетке. Ремни обхватили Соню поперёк спины и за икры, причём обхватили настолько крепко, что вначале Соне показалось, что она задыхается. На самом деле ремни не мешали свободно вбирать ртом воздух.
– Елена Сергеевна, - почти жалобно проговорила она. - Ну, пожалуйста, не надо так! Я обещаю, что не буду вырываться.
– Помолчи лучше, - поморщилась Лена. - Ты совершенно не владеешь вопросом. Уж теоретические моменты могла бы и запомнить. А вырываться теперь точно не сможешь, только, если немного попой покрутишь.
Соня испытывала леденящий ужас. Она и не представляла, как это страшно и унизительно – когда тебя вот так готовят к явно жестокому наказанию!
А Лена совсем не спешила. Покончив с фиксацией, она немного отошла в сторону и полюбовалась на свою работу. Результаты ей понравились. Соня лежала совершенно беспомощная, и явно изнемогала от стыда и страха. Лена прекрасно знала, какие это доставляет моральные страдания – лежать привязанной к кушетке в ожидании порки.
Лена не была по натуре жестокой, но переживания за Марину оказались настолько сильными, что явно внесли какие-то изменения в её характер. По крайней мере, злость на Соню девушка ощущала безумную, особенно после вчерашнего посещения своей подруги в реанимации. Лена обычно всегда в душе сочувствовала своим воспитанницам, когда приходилось их наказывать, и старалась не подвергать девушек дополнительным моральным мукам.
Но к Соне сейчас воспитательница не испытывала никакой жалости. Наоборот, ей хотелось причинить воспитаннице как можно больше страданий. Лене казалось: какие кары она ни придумала бы для Сони – всё равно этого будет недостаточно.
Она ещё раз окинула довольным взглядом стройную фигурку полностью обнажённой девушки, распластанной на кушетке. У Сони явно уже не осталось сил выносить мучительное ожидание. Несчастная дрожала мелкой дрожью и от страха непроизвольно то сжимала, то расслабляла ягодицы, отчего её круглая аккуратная попка ёрзала по кушетке. Но и эта картина не вызвала в Лене сочувствия к Соне.
«Скоро ты у меня ещё и не так попой повиляешь. Надолго запомнишь», - с чувством мрачного удовлетворения подумала она. Подойдя к своей и так уже насмерть перепуганной воспитаннице, Лена взяла со столика один из мокрых прутьев и прикоснулась им к Сониным губам. Соня вздрогнула, ощутив солёный вкус. “Не просто мокрые! В рассоле выдерживала! - запаниковала девушка. – Ну, давай уже, начинай скорее! Хватит меня мучить!”. А Лена спокойно произнесла:
– Вот полежи тут немного и вспомни, за что сейчас будешь наказана.
Она вернула розгу на место и вышла из кабинета в класс. Соня проводила её отчаянным стоном и задёргалась в своих путах.
«Проклятье! Не могу больше! Скорей бы всё кончилось! Господи, но ведь ещё даже и не начиналось! Как мне вытерпеть? Господи, помоги!»
Розги лежали прямо перед Соней на невысоком столике: длинные толстые мокрые прутья – 6 штук.
«В пучок не связала! Собирается пороть отдельными прутьями!» - с тоской думала приговорённая. Соня знала, что наказание пучком розог выдержать всё-таки легче, следы на теле остаются не такие страшные, да и заживают скорее. Нет, на себе девушка этого не испытывала, но теорию помнила хорошо.
Чтобы не видеть розги, Соня закрыла глаза.
Лена вернулась через пять минут, сразу подошла к изнывающей, уже вспотевшей от страха воспитаннице и строго спросила:
– Вспомнила?
– Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня. - Я нарушила...
– Стоп, - приказала Лена. - Можешь не озвучивать. Что же, приступим.
Она взяла со столика один из прутьев, причём, не крайний, а выбрала потолще, и встала с левой стороны от кушетки.
– Смотри в мою сторону, - напомнила воспитатель.
– Слушаюсь.
Соня усилием воли повернула голову. Видеть Лену с розгой в руке ей совсем не хотелось, но это требование соответствовало «Правилам». Да, если бы и не соответствовало... Это прямой приказ. Деваться было некуда.
Увидев, что воспитатель уже размахнулась, девушка, тут же, забыв всю теорию, непроизвольно дёрнулась и крепко сжала ягодицы. И вот так, на напряжённое тело, пришёлся первый удар. Соня дёрнулась ещё сильнее. Боль оказалась настолько резкой, обжигающей и совершенно непереносимой, что у девушки перехватило дыхание. Некоторое время она думала только о том, как бы вдохнуть.
«Хорошо вошло! – Лена любовалось реакцией на первый удар, и не торопилась продолжать наказание. – То ли еще будет!»
Наконец, Соня смогла вздохнуть, но тут последовал следующий удар – не менее мучительный. А дальше считать девушка не смогла. Град последующих ударов совершенно ошеломил её. К такой боли Соня не была готова совершенно! Воспитаннице казалось, что её тело разрывает на части раскалённая проволока.
Терпеть это казалось невозможным, однако вначале Соне каким-то образом удалось не совсем ударить лицом в грязь. Да, она продолжала плакать, слёзы непрерывно текли по её лицу; она стонала и извивалась под ударами, насколько позволяли ремни. Слышать свист розги, рассекающей воздух, было невыносимо, а когда прут хлёстко бил по голому телу, накатывала жуткая боль, от которой не было никакого спасения. Это не шло ни в какое сравнение с ударами ремнём, даже строгими! Но Соня пока ещё не орала, и тем более не умоляла о пощаде.
«Только не кричать! Только не кричать!» - приказывала она себе, прикусывая до крови губы, но не в силах сдержать жалобный стон.
Расслабить мышцы никак не получалось. Лена выдерживала между ударами некоторую паузу («Всё делает по правилам» - успела промелькнуть у Сони мысль), но боль была слишком сильной, она сразу лишала девушку способности думать о чём-то ещё, а как только такая возможность появлялась – уже обрушивался следующий удар.
Очень скоро Соня почти обезумела от боли. Её стоны превратились в подвывания, а затем - в протяжный непрерывный громкий вой. От этого собственного воя у девушки закладывало уши. Соня не могла поверить, что это она издаёт такие звуки! Звук получался средний между «А» и «О», какое-то время он тянулся монотонно, но после очередного удара резко взлетал на несколько нот выше.
Иногда наступали какие-то просветления в мозгу, и Соня думала: «Что это я? Как же так?»
Но додумать, а, тем более, предпринять что-то не успевала: новая волна боли накрывала её с головой, заставляя вопить и метаться. Впрочем, слишком метаться девушка не могла, и это вызывало дополнительные страдания. Хотелось колотить ногами и руками, попытаться увернуться от розог, но ремни держали крепко. Как и обещала Лена, Соня имела возможность лишь немного повертеть попой, и она делала это отчаянно и беспрерывно.
Инстинктивные попытки освободить руки и ноги, естественно, ни к чему не приводили, только отбирали силы.
Лена порола свою воспитанницу крепко и добросовестно. Перед началом наказания она усилием воли приказала себе выключить на время негативные эмоции по отношению к Соне, и это ей удалось. Поэтому воспитательница проводила наказание достаточно беспристрастно, что не мешало ей как следует выполнять свою работу. Лена не злорадствовала по поводу того, что Соня не смогла удержаться от крика. Она прекрасно знала, что так и будет. Ведь сама Лена в своё время сдала тот зачёт, да и в бытность воспитанницей во время стажёрской практики ей пару раз досталось розгами от ответственного воспитателя.
На первый раз она решила не применять никаких усиливающих боль приёмов, типа «оттяжки». Лена прекрасно помнила, что Соня получает розги первый раз в своей жизни, да ещё и испытывает перед ними неподдельный ужас. Необходимо соблюдать осторожность: никаких неприятных последствий воспитатель допустить не могла. “И передышечек сегодня побольше ей дам, - решила Лена. - Не буду рисковать, а то совсем не хочется на её месте оказаться. Ничего, своё эта мерзавка всё равно получит”.
В начале наказания Лена уже через пять ударов позволила Соне отдышаться и перешла на другую сторону кушетки. Ещё через пять – вернулась на левую сторону и поменяла прут. Затем, посчитав, что с первым шоком воспитанница уже справилась, ужесточила порку. Следующие 20 ударов она нанесла Соне подряд, очень сильно и с меньшими интервалами между ними. С удовольствием отметив, что последовательно вспухающие на ягодицах рубцы получаются именно такие, как ей и хотелось – не тонкие розовые, а сочные, бордовые, Лена опять отбросила использованный прут на пол, взяла свежий и снова поменяла сторону. На этот раз небольшой отдых требовался и ей самой.
Соня, избавившись на какое-то время от ударов, вспомнила каким-то чудом о приказе и повернула к Лене мокрое от слёз лицо. Теряясь в догадках: очередная передышка это или конец, она слегка приподняла голову и посмотрела на воспитателя.
– Правильно. Теперь сюда смотри, - спокойно сказала ей Лена.
Уловив отчаянную надежду в глазах девушки, она покачала головой:
– Ещё только 30.
– Не-е-е-е-е-т! - вырвалось у Сони.
– Увы, да! И не вопи, а лучше отдышись перед новой порцией.
Лена пока хлестала девушку только по ягодицам, поэтому к этому моменту вся «зона воспитания» наказываемой оказалась исполосована очень даже впечатляющими рубцами.
Порка продолжалась. Воспитательница удвоила усилия. К тому же розги часто ложились уже на прежние следы или пересекали их, отчего в местах этих пересечений выступала кровь, а боль было вытерпеть в несколько раз труднее.
Ещё через несколько ударов Соня уже даже не выла, а громко орала, периодически, после особенно болезненных ударов, взвизгивая тонким голосом. Причём, что она орала – понять и сама не могла. Ничего членораздельного из этих звуков не складывалось.
Последняя передышка оказалась чуть длиннее предыдущих, но и она закончилась, и кошмар продолжался.
Соня в отчаянных попытках хоть немного облегчить боль перепробовала всё: глубоко дышать, сильнее крутить попой, даже громче кричать. Но ничего не помогало. Спасения не было. Соне казалось, что она вот-вот от жуткой боли потеряет сознание. Измученная, доведённая болью до отчаяния, девушка уже даже надеялась на это. Однако ничего подобного не происходило, и ей приходилось терпеть эту пытку дальше.
Соня готова была умолять о пощаде, просить свою мучительницу сжалиться, но не могла этого сделать: способность к членораздельной речи куда-то пропала.
И вдруг всё резко прекратилось.
Не веря своему счастью, Соня осторожно приподняла голову.
«Всего-навсего передышка или конец?» - отчаянно подумала она. Соображала несчастная ещё плохо, хорошо ещё, что помнила, как её зовут и где она находится. Тело горело огнём, одновременно Соня начала испытывать зуд в наказанном месте. Страшно хотелось вырвать руку из креплений и унять его.
Лена подбирала с пола использованные прутья, которые во время наказания отшвыривала, не глядя. Их оказалось четыре. Две нетронутые розги так и остались лежать на столе, под ними от воды образовалась лужица.
Выпрямившись с прутьями в руках, воспитатель сообщила Соне:
– Это всё. Лежи спокойно, скоро отвяжу.
Облегчение было таким сильным, что наказанная не выдержала и разрыдалась. Плечи её сотрясались, слёзы текли по лицу ручьём. Вся верхняя часть кушетки и так была полностью мокрая от слёз, слюней и пота. Было ещё очень больно, кроме того, Соня потихоньку начала осознавать, как она себя вела во время порки, и испытывала жгучий стыд.
«Что она обо мне будет теперь думать?» - мелькнула мысль. - «Какой стыд! Мало того, что она всё-таки выдрала меня розгами, это само по себе ужасно! Но я ещё и вопила как резаная!»
Эти мысли совершенно не способствовали успокоению, и Соня продолжала рыдать одновременно от счастья, что всё кончилось, а также от боли, унижения и обиды.
Тем временем Лена вынесла использованные прутья в санблок и задержалась там, чтобы немного привести себя в порядок. От приличных физических усилий на лбу выступили капли пота. Воспитательница протёрла лицо очищающей салфеткой, попутно уже не в первый раз порадовавшись, что тушь у неё качественная, абсолютно водостойкая и в таких случаях не размазывается. Затем распустила густые каштановые волосы, расчесала и снова собрала в причёску. Перед тем, как выйти в кабинет, ещё раз бросила быстрый взгляд в зеркало и осталась довольна: от тех же физических усилий она разрумянилась, выразительные серые глаза блестели, и всё это ей очень шло.
Оказавшись в кабинете, Лена обнаружила, что Соня всё ещё рыдает, и нахмурилась.
– А ну-ка, быстро успокаивайся! Это уже вполне в твоих силах.
Она потянулась через плечо Сони и взяла со столика ещё один свежий прут.
– А то сейчас ещё десяток добавлю.
– Не на-адо-о! - иступлённо завопила Соня и опять отчаянно заметалась.
– Елена Сергеевна, пожа-а-луйста, не надо больше! Умоляю вас!
– Жду 30 секунд, - лаконично, но твёрдо произнесла Лена, и для усиления эффекта прикоснулась розгой к Сониным ягодицам.
Соня напряглась, но приложила все усилия, чтобы успокоиться и прекратить рыдания. Новая угроза Лены привела наказанную в ужас, и Соня не сомневалась, что воспитатель претворит её в жизнь. А вынести сейчас ещё 10 розог... Да лучше сразу умереть!
Уже через несколько секунд в кабинете наступила тишина. Соня лежала молча, даже слёзы уже не текли, а только стояли в глазах.
– Что же, - Лена неохотно водворила прут на место. - Надеюсь, ты получила достаточный урок.
По «Правилам», Соня не обязана была отвечать на подобную реплику, и она промолчала. Вот, если бы воспитатель построила эту фразу в форме вопроса...
– Имей в виду, моя дорогая, сегодня я тебя ещё пощадила, - услышала девушка. - Делала перерывы, не применяла никаких «усилений». Да и розог ты получила всего шестьдесят. В следующий раз всыплю сотню.
Соне и так ещё было очень плохо, а после этих слов у неё и совсем потемнело в глазах. Но Лене явно казалось, что и этого воспитуемой мало.
Она усмехнулась.
– А какие бывают «усиления», ты знаешь, правда? На учебных занятиях лидеров это тоже разбирали.
Соня, всхлипнув, кивнула.
– Должна тебя огорчить, - продолжала Лена. - Всё это на себе испробуешь.
– Всё! - гневно воскликнула она. - И продолжим уже послезавтра. Никакой тебе не будет пощады, поняла? Валик обязательно подложу! Бить буду с оттяжкой! Да ещё по одному месту по нескольку раз! Ноги каждую отдельно привяжу и по бёдрам как следует получишь!
Лена опять схватила один из прутьев и резко сверху вниз провела между бёдер Сони.
– Да и розги побольше в рассоле полежат, - добавила она. - В общем, мало тебе не покажется! Поняла или нет?
Лена чувствовала, что, как только закончилось наказание, от её беспристрастности не осталось и следа. Более того, злость на Соню почему-то накатила с новой силой, хотя девушка лежала перед ней совершенно измученная, униженная и покорная.
У Сони от страха и ужаса перехватило дыхание, но она нашла в себе силы почтительно и скромно ответить:
– Да, Елена Сергеевна.
Но и это Лену не смягчило. Поколебавшись только секунду, она убрала обратно в карман баллончик спрея с нейтральным антисептиком, которым уже собралась воспользоваться для обработки ран.
“Так легко не отделается. Зато запомнит надолго”.
Воспитатель подошла к медицинскому шкафчику и решительно достала оттуда флакон с камфорным спиртом.
“И никто не придерётся, - Лена была очень довольна своей выдумкой. - Это более сильная профилактика воспалений. Конечно, камера всё записывает, но сошлюсь на то, что после розог необходима более тщательная обработка. Ну, а то, что эта садистка при этом почувствует – её проблемы. Сама-то она никого не жалела. Ей пойдёт на пользу”
Лена вернулась к ещё привязанной беспомощной девушке и, не торопясь, начала обрабатывать ей раны.
– А-а-а-а-а, - не выдержав, громко закричала Соня. - Спирт с камфарой не только вернули телу начинающую уже стихать боль, а многократно усилили её. - Пожалуйста, не надо!
Не отвечая, и не обращая на продолжающиеся вопли внимания, Лена хладнокровно довела обработку до конца, и только после этого освободила Соню от привязей. Когда ремни перестали держать тело, наказанная облегчённо вздохнула полной грудью, получилось это с каким-то всхлипом.
– Вставай.
– Слушаюсь.
С помощью Лены воспитанница с трудом поднялась с кушетки, стараясь не стонать, хотя было очень больно. Попу сильно припекало. Свободная рука невольно потянулась к ягодицам, но, собрав остатки воли, Соня резко отдёрнула её («Нет! Ни при ней!»).
– Одевайся, - последовал новый приказ. - Только носки и форму. Трусы – в карман.
В помещении «Центра» воспитанницы носили не колготки, а серые эластичные носки, под цвет формы, причём их тоже требовалось снимать во время наказаний. По «Правилам» девушки должны были принимать телесные наказания абсолютно раздетыми. К тому же воспитатели имели возможность каждую наказываемую заодно проверить на аккуратность: выяснить, в каком состоянии у неё ногти на ногах, и нет ли на пятках запрещённых мозолей.
Однако воспитанницы считали, что требование снимать и носки перед поркой направлено на то, чтобы причинить им дополнительные страдания. Конечно, во время наказания девушке явно всё равно – есть на ней носки или нет. Но вот потом...
Не всегда удаётся быстро и не испытывая дополнительной боли их натянуть после хорошей порки. Ведь бывает, что и с кушетки-то еле слезаешь.
А далеко не всегда воспитатели спокойно терпят, если девушка после наказания одевается долго. Бывает, что разгневанная медлительностью выпоротой воспитанницы, воспитательница просто выталкивает полуголую девушку из кабинета, а одежда летит за ней следом. И тогда приходится надевать и носки, и трусы, и всё остальное на глазах у одноклассниц.
А Соне ещё вообще ни разу не приходилось одеваться после наказания перед воспитателем. И в изоляторе, и уже в группе, в субботу Лена порола её ремнём настолько беспощадно, что после окончания порки даже не вставал вопрос о немедленном одевании: сначала Соня отлёживалась в постели.
Однако про розги Соня знала, что, при умелом использовании, можно заставить воспитуемую испытывать невыносимую боль, но она вполне сможет после наказания одеться и продолжить, например, выполнять свои обязанности. Именно это девушке сейчас и предстояло.
Ответив: «Слушаюсь», Соня, пошатываясь, но уже без помощи подошла к специальной низкой банкетке, на которую воспитанницы складывали свою одежду перед наказанием. Наклонившись и поочерёдно опираясь о банкетку ступнями, она благополучно натянула носки. Стоять при этом пришлось, повернувшись к Лене исхлёстанной покрасневшей задницей; это ужасно напрягало.
Справившись с носками, Соня выпрямилась и непослушными ещё руками, путаясь в застёжке, надела скромный белый лифчик.
Лена стояла на прежнем месте и внимательно наблюдала за Соней. Под пристальным холодным взглядом воспитателя полуголая девушка чувствовала себя очень неуютно. Она старалась одеваться быстро, и от этого всё получалось неловко. В рукава форменного платья Соня попала с трудом и, торопясь, потянула наверх молнию.
Лена, к счастью, её не подгоняла.
Белые трусики оставались одиноко лежать на банкетке. Покончив с молнией платья, Соня торопливо схватила их и засунула в довольно просторный боковой карман формы.
После этой незабываемой порки девушка испытывала перед Леной настоящий ужас. Соне казалось, что если она хоть что-то сделает сейчас не так, воспитательница немедленно отправит её обратно на кушетку и принесёт новый пучок розог.
Боль к этому времени уже чуть-чуть отпустила, но после такой жестокой “антисептической обработки” Соню беспокоило сильное жжение. Невольно девушка бросила взгляд в зеркало, расположенное над раковиной у входа, и ужаснулась, увидев своё багрово-красное, зарёванное и опухшее лицо и растрёпанные волосы. Убедившись, что Соня готова, Лена подошла к ней и протянула воспитаннице учётную карточку.
– Очередная встреча с розгами у тебя в среду вечером, - напомнила она. - А завтра тоже не отдохнёшь, не надейся. Будешь “науку” ремнём получать.
Соня внутренне вздрогнула.
– У тебя есть 20 минут, чтобы привести себя в порядок, - продолжала Лена. - Потом пойдёшь «на колени». А пока ступай в спальню.
– Слушаюсь, - покорно проговорила девушка.
«Даже умыться в кабинете не позволила» - с досадой подумала Соня, на ходу вытирая оставшиеся слёзы ладонью.
Она, наконец, вышла в спальню. Тело горело, от слабости подкашивались ноги. Инна Владимировна сидела за своим столом и что-то набирала на компьютере. Девушки, почти все, кроме Наташи Леоновой и Гали, тоже были здесь и занимались своими делами – до отбоя оставалось меньше часа. По «Правилам», Соня должна была отдать свою карточку дежурному воспитателю. Инна Владимировна внимательно посмотрела на воспитанницу, заглянула в карточку и велела:
- Иди умойся.
- Слушаюсь, - Соня рада была скрыться в санитарном блоке, но идти туда нужно было мимо одноклассниц, а вид у девушки явно был плачевный. Все воспитанницы изумлённо посмотрели на неё. Юля направилась было за Соней, но Инна Владимировна резко сказала ей:
- Соколова! Вернись! Подойди ко мне!
Когда Юля подошла, Инна сердито проговорила:
- Оставь её пока в покое. Что у тебя, совсем такта нет? Ей надо одной побыть!
- Слушаюсь. Инна Владимировна, но с Соней не всё в порядке! –Юля явно была озабочена.
– Я сама проконтролирую! – твёрдо ответила Инна.
В санблоке Соня, как могла, привела себя в порядок: умылась, тщательно расчесала волосы, затем подошла к большому зеркалу, приподняла подол платья и рассмотрела свои ягодицы. Вид иссечённого тела её ужаснул. Соня опустила подол и поморщилась, когда довольно грубая ткань платья коснулась израненных мест.
Внезапно девушку охватило какое-то безразличие. Все чувства притупились, исчез даже страх перед грядущей поркой, обещающей быть гораздо более суровой. В спальню Соне идти не хотелось. Она не представляла, как будет разговаривать с одноклассницами, отвечать на их вопросы, выслушивать утешения. На это не было сил.
Воспитатели не любили, когда девушки без необходимости задерживались в санблоке и обычно пресекали такие попытки, хотя прямого нарушения «Правил» в этом не было. Но Соня так же безразлично подумала:
«Да ладно. Одной поркой больше, одной меньше...»
Девушка присела на корточки у стены, запрокинула голову, касаясь холодной стенки затылком, и закрыла глаза. Она прекрасно знала, что Инна Владимировна сейчас внимательно наблюдает за ней по монитору, а, может быть, и Елена тоже, и кто-нибудь из них вполне может сейчас появиться в санблоке и заставить Соню выйти. Однако ничего подобного не происходило. Очевидно, воспитатели решили дать наказанной возможность немного придти в себя.
Несмотря на охватившее Соню безразличие, чувство самосохранения работало чётко. В положенное время она вышла из санблока, расстелила свою кровать, взяла ночную рубашку и подошла к Инне Владимировне.
- Я должна идти «на колени», - тихо сказала она.
Инна молча кивнула, выписала Соне пропуск, так же молча они прошли к выходу из спальни, и воспитательница открыла девушке дверь.

[Книжник]

“Ну, и как теперь жить дальше?” - думала Соня по дороге к залу для наказаний.
Немедленно всплыл ответ:
“Но ты же в субботу решила, что будешь бороться и никому не поддаваться! Ни Ирине Викторовне, ни Елене! Отступать-то особо и некуда! Да ты и не привыкла отступать! Да, проявила сегодня слабость! Но это не смертельно. Ещё вполне можно всё исправить”
Однако голосу разума последовать было трудно. Соня чувствовала себя одиноко, тоскливо, было ужасно жалко себя.
Подойдя к залу для наказаний, девушка осторожно заглянула в открытую дверь.
Ночная воспитательница (не Ирина Викторовна) эмоционально отчитывала одну из воспитанниц, стоя спиной к Соне. На этот раз чётко следуя инструкции, Соня быстро прошла в зал и встала у стола воспитателя, ожидая, когда на неё обратят внимание.
"Наверное, это Марина Олеговна”
Стройная молодая женщина с короткими красиво уложенными светлыми волосами держала в руке трость и, размашисто жестикулируя ею, громко возмущалась:
– Меня это не волнует! Ты уже скоро год, как живёшь в “Центре”! И со мной давно знакома! И до сих пор не можешь запомнить, что я не разрешаю во время наказания ползать по всей стенке! Что это за поведение! Если не хочешь вертеть задницей под тростью – не допускай замечаний! А не можешь – будь добра, стой спокойно!
Соня за три вечера, проведённые в этом зале, успела узнать всех своих товарищей по несчастью. Сейчас перед воспитателем стояла Ксения Залесова, воспитанница из 201-ой группы, бледная, заплаканная и испуганная.
Она с ужасом наблюдала за движущейся в руках воспитателя тростью.
– Я и так сделала тебе снисхождение! – так же эмоционально продолжала своё внушение Марина Олеговна. - Не разложила тебя на «станке», а поставила для наказания к стене! Ты прекрасно знаешь, что на «станке» терпеть порку тростью гораздо труднее! Так вот, больше ты от меня никаких поблажек не получишь! Совсем распустилась! Никакой выдержки! Можно подумать, ты новенькая! Штрафных ударов захотелось?
Ксения побледнела ещё сильнее, от страха и отчаяния она уже еле держалась на ногах.
- Марина Олеговна! Простите! – воспитанница чуть не плакала. - Я больше не буду! Пожалуйста, прошу вас, не наказывайте меня за это опять! У меня сил нет больше терпеть! Я исправлюсь, честное слово!
“Ага! Мечтать не вредно!” - промелькнуло у Сони. Она вспомнила слова Иры о том, что Марина Олеговна почти всегда назначает дополнительное наказание за недостойное поведение.
Однако, к её удивлению, воспитательница опустила трость и воскликнула:
– На этот раз не буду! Делаю тебе последнее предупреждение! На колени!
– Слушаюсь. Спасибо, - облегчённо вздохнула Ксения.
Соня сразу почувствовала расположение к Марине Олеговне. Простить воспитанницу уже после сделанного замечания – это был щедрый поступок.
"А я бы простила?” - невольно подумала девушка, и поняла, что не может сейчас дать ответ с уверенностью. Раньше – однозначно нет! Соня тоже не терпела, когда её поднадзорные вели себя недостойно, и была в этих случаях к ним беспощадна.
Но сейчас, после 15-ти дней пребывания в “Центре”...
"Наверное, по обстоятельствам, - решила она. - Если это впервые – можно простить, а если нет – тогда уж, извините!”
Соня обдумала это быстро и совершенно серьёзно, и тут до неё дошла вся абсурдность ситуации. Несмотря на подавленное состояние, она немного развеселилась, на губах даже непроизвольно появилась лёгкая улыбка.
«Ну не дура? Сама пришла сюда стоять на коленях. Надо мной висят сто розог плюс ещё ремней штук шестьдесят, не меньше! Моё положение в этом “Центре” - самое бесправное и уязвимое благодаря Елене! А я думаю о том, как бы поступила, будучи воспитателем!»

Тем временем Марина Олеговна повернулась к Соне.
– Здравствуйте! - тут же, следуя инструкции, проговорила девушка.
– Здравствуй! – воспитательница разглядывала её с интересом. - Насколько я понимаю – ты и есть та самая новенькая с бунтарским характером? Меня зовут Марина Олеговна. А ты – Софья Левченко?
– Да, - почтительно ответила Соня.
– И, судя по твоей улыбке, ты очень рада меня видеть. Правда?
Марина Олеговна усмехнулась.
У Сони душа ушла в пятки.
"Ну и как отвечать на такой вопрос? - с отчаянием подумала она. - Сказать “да” - это будет неправда. Точно не прокатит! А если ответить “нет” - значит, я не рада видеть воспитателя. Вполне можно расценить как очередную дерзость!”
Всё это промелькнуло в мыслях у Сони буквально за одну секунду. А через полторы секунды она уже отвечала:
– Марина Олеговна! Я должна признаться, что улыбалась не по этой причине. Это я своим мыслям. А точнее – насмехалась над собственной глупостью.
Марина Олеговна бросила на неё такой взгляд, что у Сони защемило сердце. Взгляд был озорной, понимающий и абсолютно доброжелательный.
"Интересно, как бы она на меня посмотрела, если бы всё про меня знала?”
На самом деле, несмотря на явно сочувственное отношение к ней Инны Владимировны, Светланы Петровны и Марии Александровны, Соню ни на минуту не покидало напряжение. Девушка была уверена, что другие воспитатели, узнав, как она поступила с Мариной, отреагируют совсем не так. А вовсе даже наоборот!
Соня настолько тяжело переносила презрение и ненависть Елены, что чувствовала – подобного отношения со стороны даже хотя бы ещё только одного воспитателя она просто не выдержит. Соня знала от Инны Владимировны, что Лена, к счастью, ещё не поведала об этом всему коллективу. Но ведь ей ничто не мешает сделать это в любое время!
– Что ж, бывает! - отозвалась Марина Олеговна. - А сейчас иди на своё место.
Она указала Соне на свободное пространство рядом с Наташей Леоновой, затем взяла Сонину карточку, просмотрела, и брови её удивлённо поползли вверх.
– С тобой мы долго не расстанемся! - воскликнула воспитательница. - Двадцать три с половиной часа на коленях – вот это срок!
Услышав это, Наташа в изумлении обернулась к однокласснице.
"Распроклятье!” – мысленно завопила Соня.
Она понимала Наташу. Сегодня вечером на отчёте фигурировала цифра четыре с половиной часа. Трансформация слишком большая за такой короткий период!
Но Наташа сейчас нарушила положение “смирно”, и её ожидает наказание. Соню захлестнула волна страха и сочувствия.
– Леонова! - воскликнула Марина Олеговна.
Невольно Соня отметила, что Марина Олеговна резко отличается от Ирины Викторовны по темпераменту. Ирина Викторовна говорит и действует спокойно и хладнокровно. А Марина Олеговна, кажется, вообще спокойно не разговаривает.
– Да что же ты головой-то вертишь? О чём только думаешь? - кричала она Наташе.
Девушка испуганно молчала.
– Дурная голова опять заднице покоя не даёт! - не унималась воспитатель.
– Простите, пожалуйста, - обречённо проговорила Наташа.
– Прости-и-те! - передразнила Марина Олеговна. - Вставай лицом к стене! И упрись в стенку руками. Быстро!
– Слушаюсь! - девушка покорно выполнила распоряжение, хотя не смогла сдержать слёз. Наташа уже была раздета, значит, предстоявшая ей порка будет не первой. Осознание неотвратимости ещё одного жестокого наказания лишило её обычного мужества.
Марина Олеговна и наказывала совсем не так, как Ирина Викторовна: почти каждый удар она сопровождала какими-нибудь комментариями или поучениями. В то время как Наташа изнемогала под тростью, воспитательница дополняла удары отрывистыми фразами:
– Раз попала сюда – надо стоять “смирно”!
– В группе на свою подругу будешь любоваться!
– Елена Сергеевна жалеет вас!
– Редко сюда отправляет!
– Вот и разучились себя вести!
– Не реви! - приказала она воспитаннице, закончив наказание. - Вытри слёзы и иди на место! Нечего мне здесь сырость разводить!
Соня стояла, пытаясь абстрагироваться от всего.
"Задача минимум – продержаться без замечаний до перерыва, - думала она. - А максимум – до полуночи. Я справлюсь. Должна!”

Педсовет сегодня проходил особенно бурно и довольно-таки затянулся.
В 208-ой группе одна из воспитанниц совершила вопиющее нарушение, относящееся к разряду самых серьёзных. Она не подчинилась воспитателю, отказалась лечь на кушетку для проведения наказания, а вместо этого устроила настоящую истерику - вопила, рыдала, спорила, выкрикивала разные оскорбительные замечания.
Воспитатели в таких случаях не вступали в уговоры. Уже через 2 минуты в кабинете появились сотрудницы охраны. Воспитанница получила несколько совсем “не детских” ударов резиновой дубинкой, затем её без всяких церемоний раздели, привязали к кушетке, и назначенное наказание было выполнено. После этого девушку отвели в специальную небольшую комнату, расположенную рядом с постом охраны, в конце коридора, и заперли там. Эта комната неофициально называлась в “Центре” смирительной. Там воспитанница томилась до начала педсовета. Конечно, она уже успокоилась, поняла, что натворила, и сейчас горько сожалела о своём поступке.
Все понимали, что у девушки просто сдали нервы. Но это в ”Центре” ни в коей мере не являлось оправданием. Наоборот!
Провинившуюся звали Игнатенко Саша. Она стояла в центре зала для заседаний бледная и растерянная, ощущая на себе строгие взгляды более двух десятков воспитателей. Оказаться на педсовете и объяснять всем воспитателям причины своего поступка – это было, конечно, тяжёлым испытанием, тем более, в случае такого серьёзного нарушения.
Выслушав девушку, воспитатели приступили к обсуждению наказания. Саша стояла тут же. Обычно выдвигалось несколько предложений, а окончательное решение принималось путём голосования, в котором принимали участие все присутствующие.
На этот раз Сашу приговорили к четырём суткам карцера и продлению срока пребывания в “Центре” на 6 месяцев. Это было довольно сурово, но по-другому не могло и быть. Любая попытка оказать какое-то неуважение или непокорность воспитателю всегда каралась жестоко.
А на деле штрафной срок для Саши окажется ещё больше. В карцере воспитанницу ожидали суровые телесные наказания, после которых она наверняка будет вынуждена провести какое-то время в изоляторе, а за каждый день пребывания в изоляторе ей прибавят ещё неделю.
Кроме того, по возвращении из изолятора виновную дополнительно ожидает строгая публичная показательная порка в актовом зале в присутствии всего отделения. Ни у кого из воспитанниц не должно возникать соблазна поступать подобным образом.
Такие жёсткие меры являлись хорошей профилактикой разных нервных срывов. После такой суровой расправы никто из воспитанниц не повторял подобного проступка, а более умные девушки, зная, что их ожидает, учились на чужих ошибках.
Бывали случаи, когда воспитанницы устраивали «тихие» истерики. Они не нарушали «Правила», просто молча проливали слёзы или ходили с глубоко несчастным видом. В таких случаях тоже принимались соответствующие меры. Воспитатели вызывали такую девушку на разговор, а если это не удавалось, то могли, несмотря на бурные протесты, отвести её в изолятор, поставив предварительный диагноз – депрессия. Там воспитанницу лечили от такой депрессии несколько дней, но срок потом им прибавлялся просто гигантский.
Обычно оказывалось достаточно простых профилактических мер. Заметив, что девушка слишком грустная, или плачет где-нибудь в уголке и не может успокоиться, воспитатели вкрадчиво спрашивали у неё:
- У тебя депрессия?
Чаще всего воспитанница испуганно отвечала: «Нет!», быстро приходила в чувство и соглашалась об этом поговорить.
Беседу с ней проводили вполне квалифицированно. Это являлось одной из важных обязанностей воспитателей – выяснять, какие проблемы у девушек, пытаться психологически им помочь, и этим предупреждать нервные срывы.
На каждом отделении обязательно несколько ответственных воспитателей имели высшее психологическое образование. Они дополнительно отвечали за психологическое состояние воспитанниц в закреплённых за ними двух-трёх группах. С ними советовались воспитатели этих групп в сложных случаях, да и сами они тоже могли по своему усмотрению беседовать с девушками и принимать необходимые меры.
Например, на втором отделении одним из таких штатных психологов была Светлана Петровна. Она отвечала таким образом за три группы, в том числе и Ленину.

Разобравшись с Сашей, которую отправили в карцер немедленно, прямо из зала заседаний, в сопровождении ответственной дежурной, воспитатели коротко отчитались каждая по своей группе. Особый резонанс вызвало сообщение Лены о наказании Сони розгами.
Вообще-то, несмотря на пункт 14/8, Лена перед тем, как решиться на это, переговорила с Галиной Алексеевной и получила её одобрение.
Розги применялись в «Центре» не особо часто, и всегда ввергали воспитанниц в ужас, а то и в депрессию, поэтому всех интересовало, как это испытание перенесла Соня. В итоге, опять изъяли плёнку с записью произошедшего в кабинете и просмотрели её все вместе.
На педсовете сегодня присутствовала и Марина Олеговна. В это время за воспитанницами в зале для наказаний наблюдала другая ночная воспитательница.
- Надо же, - удивлённо произнесла она после просмотра. – А ко мне пришла совсем в нормальном состоянии. Даже улыбалась! Получается, всего через полчаса после всего этого! И стоит без замечаний!
- Она быстро берёт себя в руки, - заметила Инна. – Из санблока вышла уже почти в полном порядке. А в кабинете – просто, наверное, от неожиданности растерялась, да и вытерпеть розги молча трудно!
- Вообще, надо к этой девочке присмотреться, - сделала вывод Галина Алексеевна.
Светлана смотрела плёнку с расширенными глазами. После педсовета она сказала Лене задумчиво:
- Ты знаешь, не хотела бы я оказаться когда-нибудь в числе твоих врагов!
- Ты меня осуждаешь? – тихо спросила Лена.
- Совсем нет. Получилось даже удачно. Ты вынудила Соню проявить слабость, это хороший удар по её самолюбию. Мне кажется, это может оказаться переломным моментом. Она не сломается, но в мозгах у неё быстрее всё встанет на место.
- Ну, слава Богу! – облегчённо вздохнула Лена. – А то я думала, что всё-таки переборщила. Признаться, такой реакции от Сони я не ожидала. Что она будет просить меня о великодушии!
- Ну, уж тут совсем надо железной быть, чтобы спокойно вынести такое! – Света качнула головой. – У тебя вид был совершенно жуткий, когда ты трясла перед ней этими прутьями! А говорила как? Хладнокровно, неумолимо, с презрением! Даже мне при просмотре стало не по себе.
А вообще мой тебе совет. Выполнишь это наказание – и дай ей хотя бы маленькую передышку.
- Ладно, посмотрим, - улыбнулась Лена. Она не была уверена, что последует этому совету, но сейчас всё же испытала к Соне что-то похожее на сочувствие.

Соня, к сожалению, об этом не знала, и даже не догадывалась. Она поняла одно – Елена её ненавидит, и ни перед чем не остановится. Девушка не представляла, как завтра будет смотреть Лене в глаза после такого позорного сегодняшнего поведения.
“Пожалуйста, не надо! Умоляю вас! Проявите великодушие!” – вспоминала Соня свои мольбы, и щёки пламенели от стыда и унижения.
Она стояла на коленях уже почти два часа, почти не замечала боли, не обращала внимания на то, что происходит вокруг – была полностью поглощена своими мыслями. Соня вновь и вновь прокручивала в уме то, что с ней произошло, вспоминая малейшие нюансы, отмечая все свои ошибки. Ей было нестерпимо стыдно. Однако первоначальное шоковое состояние и последующее безразличие, охватившие девушку сразу после наказания, всё же сменились другими чувствами, и это было уже хорошо.
- Левченко! – внезапно крикнула Марина Олеговна.
- Да, Марина Олеговна! – тут же отозвалась Соня, внутренне холодея.
“Неужели допустила нарушение? Ведь стою, не шелохнувшись!” – промелькнула мысль.
- Тебе плохо? – воспитательница подошла и встревожено заглянула ей в глаза. – Ты вся горишь!
- Нет, всё в порядке, - Соня облегчённо вздохнула.
Но Марина Олеговна вытащила из ящика стола температурную полоску и приложила её ко лбу Сони. Через пять секунд убрала – температура оказалась нормальной.
- Так почему ты вся красная? – строго спросила она.
Надо было отвечать.
- У меня был трудный вечер. Наверное, от стыда, - сказала правду Соня.
- Если от стыда – это хорошо, - энергично проговорила воспитатель.
- Только, по-моему, не так уж часто вы от стыда краснеете! – она обращалась уже ко всем девушкам. – Если бы вам стыдно было нарушения допускать – вы бы и сюда ко мне не попадали. И остались бы мы с Ириной Викторовной без работы!
А уж если бы вы ещё в своём колледже про стыд вспомнили! Что тогда? Сейчас бы не мучились здесь, в «Центре», а жили в своих квартирах. А по вечерам и выходным пили бы чай со своими мамами!
У Сони от этих слов перехватило дыхание.
Мама! Тоска по маме прочно сидела у Сони в сердце, как заноза! Но девушка усилием воли старалась загнать её ещё глубже, не бередить эту рану, иначе последствия предсказать было бы трудно.
Сонины родители были врачами. Они познакомились ещё на первом курсе естественнонаучного колледжа, на четвёртом – поженились, а когда учились на втором курсе медицинского института – родилась Соня.
Мама стала педиатром, работала в многопрофильной детской клинике. Папа Сони был известным талантливым кардиохирургом, и сейчас он уже полтора месяца находился в командировке в США.
Когда случилась эта история, весь удар приняла на себя Сонина мама. Она поддержала Соню невероятно.
Соня невольно вспомнила тот жуткий ноябрьский вечер, когда всё произошло.
Она наказывала Марину ремнём за тройку по химии. Перед началом порки Соня обратила внимание, что девушка бледновата, но, в принципе, причины для этого были. Соня только что серьёзно поговорила с Мариной (она умела разговаривать неумолимо) и обещала наказать её довольно сурово.
После десяти ударов Марина внезапно сказала:
- Соня! Прошу, остановись. У меня болит сердце, сильно!
И ведь у Сони не было никаких причин сомневаться! Она знала, что Марина не стала бы врать! Наказаний девушка, конечно, боялась, но терпела их мужественно. И, вообще, Марина нравилась Соне. Очень славная девчонка! Соня неоднократно ловила себя на мысли, что, если бы не хотела отомстить Лене, то обращалась бы с Мариной совершенно по-другому.
А тогда Соня ей ответила:
- Не пытайся откосить! – и продолжала наказание, однако, за воспитуемой наблюдала.
Марина больше не сказала ни слова, но вскоре лицо девушки приобрело сероватый оттенок, и изменилось дыхание. Тогда Соня, отшвырнув ремень, быстро схватила Марину за запястье. Пульс был ослабленным, с выраженным нарушением ритма.
- Кроме боли, что чувствуешь? – взволнованно спросила Соня.
- Только болит. И слабость. – Марина отвечала едва слышно. Соня быстро воспользовалась обезболивающим спреем, накрыла девушку тёплым одеялом. Уже набирая телефон «Скорой помощи», она с трубкой в руке бросилась к аптечке, достала таблетку нитроглицерина и буквально всунула Марине в рот:
- Держи под языком!
Вызов приняли быстро. Соня отбросила трубку, вновь подбежала к аптечке, набрала в шприц анальгетик и сделала Марине внутримышечную инъекцию. Оказывать доврачебную помощь умели все лидеры, а Соня к тому же была ещё и дочкой врачей.
- Потерпи, сейчас будет лучше!
Соня накрыла девушку ещё одним одеялом и открыла окно. Снова прощупала пульс – он стал немного ровнее и не такой слабый.
- Раньше были боли в сердце? – спросила она у Марины.
- Да. Начались недели две назад. Сначала иногда, потом всё чаще и сильнее.
- Почему же ты молчала?
- Да я не думала, что это серьёзно. Ну, волнуюсь, переживаю. Может же сердце поболеть?
Соня покачала головой, ей было трудно говорить от волнения.
- Прости меня! - после паузы сказала она. – Я должна была сразу отреагировать.
- Ты не виновата! Это мне надо было раньше тебе признаться. И не волнуйся – я так всем и скажу!
Соня так испугалась за Марину, что в тот момент ещё не осознала, чем эта ситуация грозит ей лично. После этих слов своей подопечной она вспомнила, что грубо нарушила инструкцию. Благородство Марины потрясло её.
- Думай только о том, чтобы скорее поправиться, - проговорила она. – А сейчас давай потихоньку оденемся, чтобы потом время не терять.
Реанимационная кардиологическая бригада прибыла через 10 минут. Быстро сняли электрокардиограмму. Врач, решительная женщина средних лет, посмотрев плёнку, озабоченно покачала головой. Марине сделали ещё несколько внутривенных инъекций, переложили на носилки, закутали в одеяло. Соня надела ей шапку. Ещё через 10 минут они уже находились в машине «Скорой Помощи», которая с сиреной и мигалками мчалась в ближайшую больницу. Соня помнила, как врач, запрашивая место в бюро госпитализации, резко заявила:
- По жизненным показаниям!
Из машины Соня позвонила маме и куратору курса Александре Павловне.
Мама, выслушав сбивчивую речь дочери, ободряюще сказала:
- Потом ты всё сделала правильно. Я срочно выезжаю в больницу. Встретимся там! Звони Александре Павловне.
Александре Павловне Соня изложила всё уже спокойнее. Куратор задала ей пару вопросов, затем изменившимся голосом лаконично приказала:
- Жди в больнице. Из приёмного отделения – никуда.
Врач сидела рядом с Мариной, наблюдая за показаниями приборов и состоянием пациентки. Марина лежала под капельницей, дышала через кислородную маску, лицо её постепенно розовело.
Пока ехали, доктор более подробно расспросила Соню обо всём происшедшем и предупредила:
- Будет расследование. Из приёмного отделения не уходи. Ты должна будешь дать объяснения и расписаться в протоколе.
Соня кивнула. Врач, помолчав, сочувственно добавила:
- Болезнь, конечно, возникла не сегодня. Но приступ спровоцировало наказание. Что же ты не сразу остановилась?
- Не знаю! Не могу объяснить! – с отчаянием проговорила девушка.
- «Не знаю!» - проворчала доктор. – В тюрьму можешь загреметь. Тебе лет сколько?
- Девятнадцать.
- Запросто! – отрезала врач и склонилась над Мариной. Только теперь Соня осознала весь ужас своего положения.
В больнице Марину отправили прямо в реанимацию. Через пять минут в приёмное отделение влетела мама Сони, быстро обняла дочь и сказала:
- Жди, я сейчас!
Она бросилась к врачу, которая привезла Марину, а сейчас только что отошла от телефона, отзвонившись в свою подстанцию «Скорой помощи».
«Ну, сейчас мама опять будет говорить: «Вы знаете, я сама врач…», - подумала Соня.
Врачей в стране очень уважали, а уж коллеги всегда относились друг к другу душевно.
Но мама и врач «Скорой», оказывается, отлично знали друг друга. Они встречались в клинике, где работала мама. Бригады «Скорой» периодически привозили в клинику детей, и все доктора были знакомы.
- Лида! – буквально налетела на врача Сонина мама. – Девочку ты сейчас привезла?
Врач «Скорой» Лидия Максимовна изменилась в лице. Она знала, что у коллеги есть дочь такого возраста.
- Я, - с тревогой ответила она. – Олеся, а это, что, твоя? Как же так, ведь фамилия другая!
Сонина мама махнула рукой в сторону Сони:
- Моя – вот эта!
Лидия Максимовна твёрдо взяла Сонину маму за локоть, отвела в сторону, и они тихо, но возбуждённо заговорили.
В этот момент в приёмное отделение вошли Александра Павловна и мама Марины. Быстро переговорив с сестрой у стойки, они направились в реанимацию.
Попутно Александра Павловна бросила Соне ту же фразу:
- Жди здесь!
Она поздоровалась с Сониной мамой и предложила ей:
- Олеся Игоревна, пойдёмте с нами!
Мама Марины ни на кого не смотрела и была очень взволнована.
Вскоре Соню вызвали в кабинет ответственного дежурного врача приёмного отделения и попросили написать подробную объяснительную обо всём, что произошло. Лидия Максимовна оформила свой протокол врача «Скорой». Дежурный врач убрал бумаги в сейф, они будут затребованы на расследовании. Через полчаса Соня с мамой и Александрой Павловной сидели за столиком больничного кафе. Олеся Игоревна взяла всем кофе и булочки.
Соня крепко сжимала в руках чашку и не могла сделать ни глотка. Только что по требованию Александры Павловны она ещё раз всё подробно рассказала.
- Основной вопрос сейчас, Соня, почему ты остановилась? Ты нанесла ей 4 удара после жалобы, а потом заметила, что Марине плохо. Ты понимаешь, что это значит? Ей стало намного хуже от продолжения наказания!
- Не обязательно, - тихо проговорила Сонина мама. – Это могло быть и от естественного развития болезни.
Александра Павловна посмотрела на неё с сочувствием:
- От того, как решится этот вопрос – и будет зависеть судьба Сони. Очень важно, какие выводы сделают врачи, и что скажет сама Марина.
Но, Олеся Игоревна, утешительного всё равно мало. Грубое нарушение инструкции, повлекшее тяжёлое расстройство здоровья. Это либо тюрьма, либо «Центр перевоспитания», причём на приличный срок. Других вариантов не будет.
Куратор обернулась к Соне:
- Соня! Ты профессионал! С таким опытом! Почему ты ей не поверила? Как ты объяснишь?
Но Соня не знала. Объяснений не было.
- Одно хорошо! - продолжала Александра Павловна. – Потом Соня действовала грамотно и чётко. Врачи сказали, что, благодаря умелой доврачебной помощи Марине не стало совсем плохо.
- Александра Павловна! – Олеся Игоревна взволнованно подалась вперёд. – Вы позволите мне пока забрать Соню домой? На период расследования?
Александра Павловна молчала. Теоретически она имела право принять такое решение, но на свою полную ответственность. Куратор не любила в таких случаях доверять подростков родителям. Обычно они ожидали своей участи в специальном помещении колледжа под арестом, под наблюдением самой Александры Павловны и дежурного лидера.
Родители, ошарашенные свалившимся несчастьем, иногда совершали безумные поступки, например, укрывая своих детей от разбирательства. Это значительно усугубляло ситуацию.
Олеся Игоревна поняла колебания куратора.
- Александра Павловна, поймите! - горячо проговорила она. – Мы с Соней, скорее всего, расстанемся на несколько лет. Нам бы хотя бы день-два, чтобы попрощаться. И потом, психологически Соне очень тяжело. У неё же не такая ситуация, как у других! Когда подростки совершают нравственные преступления, они знают, что им предстоит заключение. Морально готовы! А тут вся жизнь перевернулась в один миг!
Разрешите, пожалуйста! Я смогу немного ей помочь! Даже не немного, а очень смогу помочь!
Я вам ручаюсь головой! Всё будет как надо! Соня не выйдет из дома! Я по первому требованию доставлю её, куда скажете!
Соня по-прежнему сидела, крепко вцепившись в чашку. Она по опыту знала, что многие родители в слезах просили Александру Павловну о том же. Но она никому не разрешала!
Однако видимо необычность ситуации, убедительные слова Олеси Игоревны и её личное обаяние сделали своё дело.
Александра Павловна достала из папки чистый лист бумаги:
- Хорошо! Пишите обязательство о своей полной ответственности.
Мама написала. Через полчаса они с Соней уже находились дома.
Соня невероятно была благодарна маме за то, что она настояла на своём: это спасло девушку от жестокой моральной травмы.
Мама развила бурную деятельность. Она убедила Соню в том, что они с папой никогда от неё не отвернутся, всегда будут поддерживать и помогать во всём. Папа звонил из США и говорил то же самое. За день мама обзвонила море знакомых и собрала максимум информации о “Центрах перевоспитания”. В том, что Соня попадёт именно туда, а не в тюрьму, мама была уверена. Она, переговорив с врачом реанимации, уже разобралась в ситуации.
– Твои четыре удара существенно положения не ухудшили. Это точно! - убеждённо говорила она Соне.
Информация о “Центрах” считалась закрытой, и в интернете её найти было невозможно. Только, используя связи и знакомства, со слов побывавших там девушек и их родителей. Конечно, общие сведения были доступны. Подростки знали, что их ожидает в случае нарушений нравственных законов. В учебных организациях им специально об этом рассказывали, и даже демонстрировали фильмы о жизни воспитанников “Центров”.
Но Олеся Игоревна хотела знать все подробности, и к вечеру ей многое удалось.
Мама убедила Соню в том, что, конечно, вначале будет трудно, но, в общем, Соня с её дисциплинированностью, сильным характером и задатками лидера сможет жить в “Центре” не так уж и плохо.
– Назначат там старостой, - говорила мама. - Учиться будешь отлично. Может быть, сможешь в чём-то помогать воспитателям. Срок там, к сожалению, ни за какие заслуги не уменьшают, но различные поощрения применяются. Самое плохое там – телесные наказания. Вот это очень серьёзно! Девчонки живут в напряжении и страхе перед поркой. Но и с этим можно справиться! Воспитатели чаще всего поступают справедливо. Надо чётко знать и соблюдать “Правила”. Не думаю, Сонечка, что тебе будет это очень сложно!
По крайней мере, Соня уже немного смирилась с ситуацией и избавилась от ощущения полной безысходности.
Расследование было завершено за один день. Мама оказалась права. И Марина сдержала своё слово и защищала Соню.
Приговор всё равно ошарашил девушку. Четыре года заключения в “Центре”! Это казалось ужасным! Соня в душе рассчитывала не больше, чем на два!
Опять помогла мама. Тормошила, не давала впасть в депрессию.
– Сонюшка, там свидания каждый месяц, представляешь? Будем часто видеться! Не переживай.
В итоге Соня приехала в “Центр” в более или менее приемлемом состоянии.
Одного они ну никак не могли предусмотреть с мамой – что Сониным ответственным воспитателем окажется Елена!
Собственно говоря, Соня не представляла, знает ли уже об этом мама, или её ожидает неприятный сюрприз на первом свидании. Воспитанницам не позволялось писать домой писем. Они могли только получать их сами, и один раз в месяц присутствовать на свидании. Вернее, письма девушки писать могли, и не только родителям, но и другим родственникам или друзьям, но эти письма не отправлялись из “Центра”. Девушки передавали их гостям во время свиданий, а те уже посылали их по назначению. Все письма перед свиданием воспитанницы должны были предъявить для прочтения воспитателям. По написанию писем существовали чёткие правила, и воспитатели осуществляли цензуру.
Сейчас, растревоженная неосторожной репликой Марины Олеговны, Соня с трудом взяла себя в руки: воспоминания расстроили её. Однако девушка вспомнила, что первое свидание с мамой предстоит ей совсем скоро – в ближайшее воскресенье, одиннадцатого декабря. У второго отделения свидания всегда проводились по вторым воскресеньям каждого месяца. Оставалось ждать пять дней. Вчера Соня получила от мамы письмо, полное любви и поддержки, и знала, что мама приедет обязательно.
“Да, для мамы это будет шоком! – тревожилась Соня. - Она Елену отлично знает, и в курсе всех наших разногласий. И прекрасно знает, что Марина – её подруга. Я ведь всё ей рассказывала! И ведь мама в этой ситуации меня как раз не поддерживала. Но я её советов не приняла! Упёрлась, как ... одно животное! Интересно, а как воспитатели разговаривают с родителями? Всё подробно рассказывают? Про все нарушения, про все наказания? Тогда Елена расскажет маме про розги!”
Соня, конечно, и сама собиралась рассказать всё маме. С кем же она ещё могла поделиться, у кого искать сочувствия? Но думать о том, как Елена хладнокровно будет докладывать маме о её позоре, было неприятно.
“Надо у Юльки спросить, как всё это проходит. А, может быть, Елену попросить не рассказывать об этом маме, не расстраивать её? Хотя вряд ли она пойдёт на это. У них тоже, наверное, инструкции. Ну и ладно! Я уже столько здесь всего пережила! Вытерплю и эти розги! Ей назло! Конечно, не орать я не смогу, тут она права: это, наверное, никому не под силу. Но... хотя бы о пощаде умолять не буду. И всё-таки постараюсь держаться как можно достойнее”
Олеся Игоревна, ещё не зная об этом, в очередной раз помогла своей дочери. Соня приняла решение, и сейчас была уверена, что не отступит.