helena. Когда жизнь повернулась спиной
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 6.
Вторник.
На следующий день Соня проснулась около шести часов утра от сильной ноющей боли в низу живота.
«Только этого не хватало», - с испугом подумала она.
У девушки наступили «критические дни», которых она ожидала здесь, в «Центре», с ужасом. Первый день такого периода обычно проходил у неё кошмарно – с сильными болями, слабостью, даже обмороками. Дома Соня в этот день всегда оставалась в постели, пила много жидкости, принимала специальные средства и травяной сбор, приготовленный по маминой рецептуре.
Как она выкрутится здесь, Соня пока не представляла. Ведь сегодня – рабочий день. И здесь она не дома!
Девушка осторожно слезла с кровати, намереваясь пойти в санитарный блок. Внезапно сильный приступ боли буквально скрутил её. Соня невольно присела на кровать, но тут же, вскрикнув, вскочила – сесть было совершенно невозможно. К моменту начала вчерашнего сурового наказания розгами Соня уже не могла сидеть, и новая порка без последующего обезболивания, естественно, ситуации не улучшила.
Согнувшись от боли, воспитанница схватилась за спинку кровати и старалась глубоко дышать, пережидая приступ.
В этот момент в спальню вошла заступающая на дежурство Мария Александровна.
В шесть часов она приняла отчёт у ночных воспитателей и взяла группу уже под своё наблюдение. Взглянув на Соню, она быстро оценила ситуацию и тут же оказалась рядом с воспитанницей.
- Что случилось?
Соне как раз полегчало: приступ закончился. Она перевела дух, выпрямилась и объяснила, в чём дело. Мария Александровна кивнула.
- Сделай, что необходимо – и ко мне в кабинет!
Через 10 минут Соня была уже в кабинете. Воспитательница протянула ей таблетку и стаканчик с водой:
- Выпей. Это спазган.
Соня приняла лекарство. Ей было нехорошо. Девушка ощущала сильную слабость, кружилась голова, ноющая боль в животе не отпускала.
- Теперь ложись, - приказала воспитатель. – Сделаю тебе обработку.
В руках у неё появилась баночка с мазью.
- Слушаюсь.
Соня, узнав баночку, удивлённо добавила:
- Но это же «Третья Бис»!
Мария Александровна усмехнулась:
- Что-то я не понимаю, ты решила мне свою эрудицию показать?
- Нет, - смутилась Соня, - но Елена Сергеевна…
В глазах воспитателя мелькнуло понимание.
- Ах, вот в чём дело! Соня, ты считаешь, я стала бы рисковать своей работой или, по крайней мере, репутацией?
- Нет, - ещё больше смутилась девушка.
– Успокойся! – продолжала Мария Александровна. - Елене Сергеевне я только что звонила. Это она распорядилась. Может быть, ты, наконец, ляжешь?
- Да! Простите! – воспитанница покорно легла на кушетку.
«В снисхождение не верю, – вертелось в голове, – Не думаю, чтобы Елена решила мне дать хоть какую-то передышку!”
- Тебя что-то ещё смущает? – внимательно посмотрев на неё, спросила Мария Александровна.
- Вы звонили Елене Сергеевне из-за меня сейчас? В шесть утра? Соня была озадачена.
- У нас сегодня прямо утро вопросов и ответов, - заметила воспитатель. – Во-первых, Елена Сергеевна всегда на этом настаивает – звонить ей в любое время по всем вопросам. А во-вторых – сегодня она дежурит по всему «Центру». Поэтому давно не спит. Уже дежурство приняла. Теперь ты спокойна?
- Да, спасибо, - тихо ответила девушка.
Мария Александровна уже заканчивала обработку, когда в кабинет вошла Елена. Свои блестящие каштановые волосы она сегодня уложила в красивую высокую причёску, а форма ответственного дежурного воспитателя «Центра» - белый жакет с позолоченными вставками на рукавах и чёрная прямая юбка – придавала воспитательнице солидный и торжественный вид.
Лена поздоровалась, улыбнулась Марии Александровне и подошла к Соне.
- Одевайся! - в голосе воспитателя Соня не уловила ничего похожего на сочувствие. - Сейчас пойдём в изолятор!
- Слушаюсь.
Девушка, невольно морщась от боли, встала и надела халат.
- Елена Сергеевна, мне уже лучше. Может быть, не надо? – Соня сама удивилась тихости и робости собственного голоса.
Лена сердито посмотрела на неё:
- Не умничай! Мне проблемы с твоим здоровьем не нужны. Тебя осмотрит врач. Если даст разрешение на обычный режим – тогда вернёшься в группу. Пойдём!
Они вместе вышли из спальни, миновали охрану и спустились на первый этаж. Изолятор располагался обособленно, пройти нужно было прилично.
Соня искоса поглядывала на Елену и никак не осмеливалась заговорить о том, что её мучило. Наконец, решилась.
- Елена Сергеевна! Я хочу извиниться перед вами за своё вчерашнее поведение. Простите! Я вела себя совершенно недостойно! Но я и правда ничего не могла поделать!
Лена равнодушно пожала плечами.
- С какой стати ты передо мной извиняешься? Это абсолютно твоё дело, как ты будешь держаться. Мне всё равно.
Она усмехнулась:
- Уж не хочешь ли ты, чтобы я тебе посочувствовала? Да ты вообще можешь не переживать по этому поводу. Все, наоборот, считают, что ты держалась неплохо! Что по-другому было невозможно при таких обстоятельствах!
- А кто «все»? – Соня похолодела от страшного предчувствия.
- Запись нашего разговора и самой порки вчера просматривали на педсовете, - объяснила Лена.
Соня побледнела. Лена насмешливо смотрела на неё:
- Я думала, ты догадываешься, что здесь всё фиксируется. Розгами у нас наказывают редко. Вот вчера народ и потребовал просмотреть запись.
- А Инна Владимировна и Светлана Петровна тоже смотрели? –Соня ждала ответа с замирающим сердцем.
- А как же без них! – воскликнула Лена. – Твои главные защитники!
«Она просто от неожиданности растерялась. А так быстро берёт себя в руки» - это Инна.
«Совсем надо быть железной, чтобы спокойно вынести такое. У тебя вид был совершенно жуткий, когда ты трясла перед ней этими прутьями. Даже мне после просмотра стало не по себе» - это Светлана.
- А что, правда у меня был жуткий вид? – Лена насмешливо смотрела на воспитанницу.
Соня кивнула. Почему-то она не могла вымолвить ни слова.
- И ещё Марина Олеговна! – фыркнула Лена.
«Надо же, а ко мне пришла совсем в нормальном состоянии – всего через полчаса после всего этого. Даже улыбалась»
- Ну, как? – Лена возмущённо тряхнула головой. – Неплохую ты создала себе репутацию?
Соня чувствовала, что воспитательница на взводе, но не понимала, почему.
- Елена Сергеевна! – с чувством сказала она. – Меня гораздо больше волнует ваше отношение. Пожалуйста! Не могли бы вы меня простить? Я не имею в виду наказания. Их я готова выносить! Но вы убиваете меня своим презрением!
Поверьте, я очень много здесь передумала и сильно изменилась, честное слово! Теперь всё было бы совсем не так! Я не такая уж бесчувственная скотина, как вы думаете. Пожалуйста, не презирайте меня! Дайте мне шанс!
Соня говорила горячо, по её лицу уже текли слёзы.
Лена остановилась.
- Стоп! Стоп! Стоп! – резко приказала она. – Не совсем понимаю: что ты от меня хочешь?
- Простите меня, пожалуйста, - почти прошептала Соня.
Лена нахмурилась.
- Я правильно поняла? – холодно спросила она. – Ты признаёшь свою вину, согласна терпеть физические наказания, но испытываешь моральные страдания из-за того, что я тебя презираю. Так?
- Да! – воскликнула Соня.
- И сколько же времени ты уже так страдаешь? – медленно спросила её Лена.
Соня молчала.
- Что молчишь? Забыла? Чуть больше двух недель! Всего! И ты считаешь, этого достаточно?
Лена разволновалась, раскраснелась, глаза её блестели.
– А теперь вспомни, сколько времени ты издевалась над Мариной! – уже почти кричала она. – Не меньше месяца! А как я всё это время себя чувствовала – это ты себе хоть немного представляешь? А сейчас, в больнице, думаешь, Марина страдает меньше тебя? Да ты ей всю жизнь испортила! Всё сейчас говорит за это!
Похолодев, Соня поняла, что не время и не место она выбрала для этого разговора.
- И ты смеешь мне жаловаться! - Лена чувствовала, как злоба распирает ее изнутри. – Прямо исстрадалась, скажите пожалуйста! Да это наглость с твоей стороны даже заикаться об этом! Ты не две недели должна страдать, а все эти четыре года! Причём, и морально, и физически!
“Конечно. А ты сделаешь для этого все, что возможно! – мозг Сони искал и не мог найти подходящих слов. – А если у меня не хватит сил терпеть боль и унижения? И эту пытку презрением?»
- Ни о каком прощении не мечтай! – бушевала Лена. – Я тебе сказала сразу, что ты от меня его не дождёшься! И с какой стати я должна менять своё решение? Потому что ты изменилась? Да мне-то какое дело? Что это меняет?
Соня стояла напротив воспитательницы, не сводила с неё глаз и ошеломлённо молчала. Да она и не смогла бы вставить и слова, даже, если бы и захотела.
- Я тебя не прощу, - сердито повторила Лена. – Не буду говорить «никогда». Не люблю разбрасываться этим словом! Но я могу тебе помочь избавиться от моральных страданий.
Теперь тон воспитательницы стал явно угрожающим.
- Я устрою тебе такую жизнь, что ты просто не сможешь переживать из-за такой мелочи, как моё отношение. Ты вообще больше ни о чём другом не будешь думать! Только о том, как добраться вечером до постели!
Так и знай, то, что с тобой происходило до этого, это «цветочки». «Ягодки» завтра начнутся! Поверь, массу «приятных» процедур организую! А то, тебе, кажется, слишком легко живётся!
Пороть буду не так, как сейчас! По «восьмому разряду», утром и вечером! И ремнём, и розгами! А днем ещё что-нибудь придумаю! На задницу вообще не сядешь, никакое обезболивание не поможет! И с “коленей” ты у меня не выберешься! И так будет до тех пор, пока не перестанешь допускать нарушения вообще! Только в этом твой шанс! Единственный!
Лена немного успокоилась. Поправила волосы. Усмехнулась:
- Хорош ответственный воспитатель «Центра». Никакой выдержки! Ладно, пойдём дальше.
У дверей изолятора они остановились. Лена сказала:
- Больше не смей заговаривать со мной на эту тему. – Она подавила в себе желание влепить Соне хлесткую затрещину. – И о Марине ничего не спрашивай. У тебя родители – врачи, пусть узнают по своим каналам и рассказывают тебе на свиданиях или в письмах. Понятно?
– Да, - тихо ответила Соня. Она уже очень сильно жалела, что посмела завести этот разговор, не предвещавший, как оказалось, ничего хорошего.
- Если нарушишь это условие, я тебе устрою отдых в «карцере». Веришь, что смогу это сделать?
- Да, - повторила Соня.
Лена открыла дверь, и девушки вошли в изолятор. Дежурная медсестра поднялась им навстречу:
- Здравствуйте! Наталья Александровна вас ждёт.
В «Центре» вахтовым методом работали два врача – Наталья Александровна и Людмила Николаевна. В течение двух недель одна из них постоянно, без отлучек, проживала в «Центре» и полностью отвечала за здоровье всех воспитанниц и сотрудников. В последний день такой вахты доктора целый день работали вместе, часто в эти дни проводили профосмотры, передавали друг другу информацию и делились соображениями.
Врачи не только лечили заболевших воспитанниц и углублённо обследовали всех поступающих новеньких. Они досконально знали всё о состоянии здоровья каждой девушки. Воспитанниц регулярно осматривали «узкие» специалисты, им организовывались любые нужные дополнительные обследования, в том числе, и за пределами «Центра».
Для оказания консультативной помощи была выделена кабельная линия для связи с ближайшей клиникой: можно было собрать телеконсилиум и, при необходимости, вывести заболевшую на операцию в течение получаса. После перенесённых заболеваний для каждой девушки составлялась и претворялась в жизнь индивидуальная реабилитационная программа. Питание воспитанниц контролировалось со всей тщательностью.
И вообще, врачи имели контроль над всеми сферами жизни «Центра». При решении многих вопросов их мнение было определяющим.
Лена постучала в дверь кабинета врача, они с Соней вошли и поздоровались. Очень симпатичная жизнерадостная молодая женщина с открытым лицом радостно улыбнулась, вставая из-за стола. Глаза её заискрились, на щеках появились очаровательные ямочки.
- Здравствуйте-здравствуйте! Особый привет главному начальнику! – улыбнулась она.
- Взаимно! – Лена попыталась придать лицу строгое выражение, но не выдержала и прыснула.
- Не смущайте меня, Наталья Александровна! – воскликнула она. – Я и так до сих пор в нужное настроение войти не могу. А день сегодня очень ответственный.
Соня не была ещё знакома с Натальей Александровной. Все 10 дней, которые она провела в изоляторе, здесь командовала Людмила Николаевна – строгая серьёзная женщина в возрасте около сорока лет.
Сейчас у Сони от диалога Лены и Натальи Александровны защемило сердце. Ей очень нравилась тёплая атмосфера, царившая в «Центре» среди сотрудников, а способность Лены иметь со многими дружеские отношения просто восхищала. У Сони, напротив, в обычной жизни возникали с этим проблемы.
«Надо же, она и с доктором дружит! И как всё успевает?» – удивлённо подумала Соня, логично рассудив, что не близкий Лене человек не стал бы так панибратски себя вести с ответственным воспитателем «Центра».
Соня не знала, что Лена подружилась с Натальей Александровной ещё во время своей работы воспитателем в изоляторе.
Наталья Александровна доброжелательно посмотрела на Соню:
- Проходи, не стесняйся.
И тут же добавила:
- Елена Сергеевна, девочка остаётся у меня.
- Да? Вы даже без осмотра определили? – улыбнулась Лена.
- Ну, я же профессионал! – смеясь, воскликнула врач, и продолжала уже серьёзнее:
- И без осмотра видно, что давление у неё низкое, болевой синдром выраженный, явно чувствует слабость и головокружение. Соня, что не так?
- Всё так, - тихо подтвердила девушка.
- И ещё… - Наталья Александровна помолчала. – Морально её что-то угнетает. Причём сильно.
Соня слегка покраснела.
- Вполне может быть, - вздохнула Лена. – По дороге у нас с ней очень неприятный разговор состоялся.
- Елена Сергеевна, - укоризненно покачала головой врач. – Ведёте в изолятор больного ребёнка и даже тут не можете удержаться от нотаций!
Лена бросила на Соню быстрый взгляд и с сомнением протянула:
- Ага! Ребёночек!
- Нет! Я сама виновата, - Соня нашла в себе мужество не жаловаться врачу на свою судьбу.
- Разберёмся! – решительно заявила Наталья Александровна. – Соня – халат на вешалку, и ложись на кушетку. Для начала измерим давление.
- Слушаюсь, - Соня быстро сняла халат и нерешительно уточнила:
- А мне на спину надо лечь?
Как у неё это получится, девушка не представляла. Следы от вчерашних розог подсохли, посинели, но ещё и не думали заживать. Правда, после утренней обработки Соня уже не испытывала особой боли, но ложиться больным местом на твёрдую кушетку было страшновато. Ведь утром она и на мягкую кровать присесть не смогла.
Елена Сергеевна сердито посмотрела на воспитанницу:
- Что ты ерунду спрашиваешь? Тебе специально наложили «третью бис» - для осмотра врача! А ты думала, за красивые глазки?
Одновременно она сделала шаг в сторону Сони. Девушка всерьёз испугалась, что сейчас получит пощёчину.
Наталья Александровна воскликнула:
- Стоп! Елена Сергеевна, пожалуйста, без наезда на мою пациентку!
Лена улыбнулась:
- Хорошо. Да, Соня, ты должна лечь на спину, и поскорее. Всё будет в порядке, ты сможешь.
- Вот так! – удовлетворённо кивнула врач. – А то дай вам волю!
- Можно, я дождусь вердикта? – спросила Лена.
- Да. Посидите в уголочке.
Измерив Соне артериальное давление, Наталья Александровна нахмурилась:
- Восемьдесят на шестьдесят.
Она подключила аппарат, быстро сняла девушке электрокардиограмму и удовлетворённо проговорила:
- Тут всё в порядке.
Затем внимательно осмотрела и выслушала пациентку. Во время осмотра у Сони опять возобновились резкие боли. Она старалась терпеть, но побледнела, напряглась, на лбу выступили капли холодного пота.
- Опять? – встревожено спросила Наталья Александровна.
Девушка кивнула. Врач быстро подошла к медицинскому столику, вскрыла несколько ампул, набрала в шприц и сделала Соне внутривенную инъекцию. Затем накрыла её тёплым одеялом, что-то написала на листе бумаги и нажала кнопку вызова медсестры. Когда та вошла в кабинет, Наталья Александровна попросила её, протянув листок:
- Пожалуйста, приготовьте эту капельницу, потом устройте девочку в пятой палате. «Капать» будем там.
- Что с ней? – подала голос Лена.
- Альгоменорея, - разъяснила врач. – Очень неприятная штука. Встречается не так уж редко, и симптомы бывают довольно выраженные. Самое плохое, что с трудом лечится. Единственный выход – оставаться в этот день, а то и дни, в постели и принимать необходимые меры.
Наталья Александровна пролистала Сонину медицинскую карточку:
- В её карте – рецептура травяного чая, рекомендованного фитотерапевтом.
Она рассмотрела личную печать врача и удивилась:
- Доктор – Левченко Олеся Игоревна?
- Это её мама, - пояснила Лена.
- Соня! У тебя мама – врач?
- Да. Она педиатр, и фитотерапией занимается.
- Тебе помогал обычно этот травяной сбор?
- Да. Только им и спасалась.
- Хорошо! Мы вполне можем у себя его приготовить. Прямо сейчас этим займусь. Состав очень хороший.
Наталья Александровна обернулась к Лене:
- Елена Сергеевна, вы разрешите мне при необходимости связаться с её мамой?
Лена сосредоточенно думала.
- Только в крайнем случае и исключительно по медицинским вопросам, - наконец, решила она. – А по всем остальным – только ко мне.
Вошла медсестра:
- Всё готово! Можно забирать девочку?
– Да, - Наталья Александровна помогла Соне встать и в сопровождении медсестры отправила её в палату.
– Наташа, когда ты мне её вернёшь? - поинтересовалась Лена.
– Думаю, завтра.
– Мне она нужна здоровой.
– Лена, я тебя не узнаю, - Наташа недоумённо нахмурилась. - Можно подумать, что у тебя с этой Соней что-то личное. Обычно ты так себя не ведёшь.
Лена немного смутилась. Она не думала, что её особое отношение к Соне так бросается в глаза. Впрочем, Наталья Александровна очень проницательна.
Девушка посмотрела на часы:
– Мне пора идти. Но сегодня я приведу к тебе четверых новеньких. Так что ещё увидимся и поговорим, ладно?
– Четверо новеньких! Круто! - оживилась Наталья Александровна.
Она тоже очень любила свою работу. И, кстати, всегда отстаивала права воспитанниц, как она шутливо выражалась: “Защищаю их от произвола воспитателей”.
Наталья Александровна прошла в палату к Соне, которая уже лежала под капельницей. Врач села рядом, прощупала у Сони пульс, удовлетворённо кивнула.
– Тебе надо поспать, - в голосе доктора чувствовалась доброжелательность. - Отдохни, не думай о грустном. Елена Сергеевна тебя расстроила?
Соня огорчённо кивнула:
– Да. Но я сама неправильно себя повела. Даже не неправильно, а просто глупо.
– Ладно. Перемелется, - ободряюще улыбнулась врач. - Кстати, я немного знаю твою маму. На курсах повышения квалификации она читала нам лекции по особенностям подросткового периода. Очаровательная женщина!
– Да, - прошептала Соня. И вдруг неожиданно для себя с отчаянием проговорила:
– Не знаю, как дождусь воскресенья! Я так скучаю! Места себе не нахожу!
Наталья Александровна сочувственно посмотрела на девушку и спросила:
– А Елена Сергеевна допускает тебя на ближайшее свидание?
Соня ещё не знала, в чём дело, но поняла, что у неё возникли очередные проблемы.
– А разве она может не допустить? Ведь в “Правилах” сказано, что только те воспитанницы, которые находятся в карцере, лишаются свиданий!
– Соня, есть внутренняя инструкция. Если воспитанница находится в “Центре” меньше месяца, то свидание ответственный воcпитатель или врач могут не разрешить. Это связано с периодом адаптации. У всех он по-разному проходит. Некоторым просто нельзя ещё видеться с родителями, а то они нервный срыв могут получить.
– А у меня будет нервный срыв, если я не увижу маму в воскресенье! – голос Сони задрожал. - Откуда всплыла эта инструкция? Я про неё не знала! И так ждала этого свидания!
Наталья Александровна! А вы не можете мне помочь? Как доктор! Пожалуйста!
Наталья Александровна покачала головой:
– Я могла бы запретить. А настаивать на свидании, если ответственный воспитатель против, я не могу. У неё тоже могут быть свои соображения.
Соня закрыла глаза, но слезы все равно потекли из-под опущенных век. Она уже понимала, что всё кончено. Елена ни за что не упустит такой шанс. Она знает, что означает для Сони это свидание, и как ей будет невыносимо тяжело ждать следующего ещё целый месяц!
Она не разрешит, и будет по-своему права. Обвинять её Соня не имеет права. Она сама ни разу не позволила Марине ни одного лишнего свидания, хотя её об этом просили. Отпускала девушку по воскресеньям только потому, что была обязана это делать.
– Не переживай заранее, - услышала Соня голос врача. - С моей стороны возражений нет. Сегодня Елена Сергеевна сюда ещё придёт, и мы у неё спросим.
– Бесполезно. Она не позволит, - обречённо проговорила Соня. - Наталья Александровна, пожалуйста, не спрашивайте. Лучше я сама.
– Хорошо. Спроси сама, - ответила та. - И не отчаивайся. Ты знаешь, в жизни иногда случаются чудеса.
«Только не со мной», - подумала Соня.
Из одноразового пакета в вену девушки медленно вливался электролитный раствор.
«Пожалуй, во вторую порцию стоит добавить реланиум! – подумала доктор. – Девочка в состоянии сильнейшего стресса!»
Соня и правда чувствовала себя полностью обессиленной и опустошённой. Она лежала с закрытыми глазами и старалась сдерживать слёзы, чтобы не волновать Наталью Александровну. В палате Соня пока была одна.
«Всё получается по-дурацки! И зачем я полезла к Елене с разговором? “Извините, простите, я страдаю”. Только ещё больше её разозлила. Говорили же мне и Инна Владимировна, и Светлана Петровна - подожди, ей нужно время. Надо было слушать умных людей. Нет, вылезла. Вот и получила!»
Соня никак не ожидала от Лены такой реакции в ответ на свою попытку извиниться. Перспектива, нарисованная воспитателем, ошеломила девушку. Она понимала, что Елена вполне может воплотить свои угрозы в жизнь. И не просто может, а, вероятнее всего, так и сделает.
И свидание...
- Представляю, как мама расстроится! - переживала Соня.
Она знала, что гости, желающие навестить воспитанниц, должны были заранее позвонить в дежурную справочную службу “Центра” и зарегистрировать своё посещение. Сделать это надо было в течение недели, предшествующей свиданию. С понедельника в справочном уже появлялись сведения о разрешении или запрещении свиданий.
«Сегодня вторник, - соображала Соня. - Значит, Елена решение уже приняла, и мама, вероятно, уже знает, какое! Может быть, мама смогла бы её уговорить? Вряд ли. Елена наверняка даже не захочет разговаривать по телефону!»
Родители девушек не могли звонить воспитателям напрямую. Они могли оставить для них своё сообщение или просьбу в справочной службе, а воспитатели уже сами решали – позвонить родителям или передать свой ответ также через справочную.
Однако родители могли в установленные часы (ежедневно с 16-ти до 19-ти) звонить дежурному руководителю “Центра”, если их вопрос не удавалось решить в справочном. На такие звонки по очереди, в соответствии с графиком, отвечали директор “Центра” и заведующие отделениями.
Соня оказалась права. Её мама, Олеся Игоревна, уже вчера позвонила в справочную службу и узнала, что воспитаннице Левченко свидание в это воскресенье не разрешено.
С ней разговаривали очень вежливо и корректно. Объяснили про инструкцию, а также сообщили, что свидание запрещено не врачом, а ответственным воспитателем, то есть, не по медицинским показаниям, а по другим соображениям.
Олеся Игоревна уже знала, что Сониным ответственным воспитателем оказалась Елена. На следующий день после поступления Сони в “Центр” ей сообщили в той же справочной, как зовут воспитателя. Услышав фамилию, имя и отчество и сопоставив факты, Олеся Игоревна пришла в ужас и бросилась за разъяснениями к бывшему куратору Сони в колледже - Александре Павловне.
Александра Павловна не стала скрывать, что Лена уже давно работает в этом “Центре”, но решительно потребовала от Сониной мамы неразглашения этой информации. Так же решительно она заявила, что не собирается вести никакие переговоры с Еленой, и посоветовала Олесе Игоревне по всем вопросам обращаться в “Центр”.
Так что известие о запрещённом свидании не явилось для неё чем-то уж совсем неожиданным. Олеся Игоревна была полностью в курсе взаимоотношений между Леной и Соней. Кстати, она не одобряла действий своей дочери по отношению к Марине, и пыталась повлиять на Соню, но, в конце концов решила признать право Сони поступать по своему усмотрению.
Олеся Игоревна решила не сдаваться. Этим же вечером она позвонила дежурному руководителю “Центра”, которым оказалась в тот день Галина Алексеевна.
Представившись, Олеся Игоревна объяснила ситуацию и спросила, нельзя ли как-нибудь изменить решение воспитателя о свидании.
- Можно, - ответила заведующая, - но только одним путём. Попробуйте обратиться напрямую к Елене Сергеевне. Этот вопрос может решить только она. Сейчас Елена Сергеевна действует согласно инструкции, и руководство не может диктовать ей свои условия. Мы доверяем своим воспитателям.
- Но, Галина Алексеевна, вы в курсе отношений между Соней и Еленой Сергеевной?
- Конечно. Я заведую этим отделением. И в этом вопросе я как раз Елену Сергеевну поддерживаю.
- Но вы же понимаете, что она просто хочет дополнительно наказать Соню? Ведь нет медицинских противопоказаний! Галина Алексеевна, и Соне, и мне очень нужно это свидание! Помогите нам, пожалуйста!
- Сожалею. Какими бы соображениями ни руководствовалась Елена Сергеевна, я ничего изменить не могу. Ещё раз советую – попробуйте обратиться к ней. Для этого вы должны оставить для неё краткое сообщение в справочной службе.
Олеся Игоревна остаток вечера колебалась – стоит ли обращаться к Елене. Чувствовала она себя ужасно. Тоска по дочери и тревога за неё буквально разрывали ей сердце.
Всё-таки она решила бороться дальше. С утра во вторник, прямо в 9 часов, как только открылась справочная, позвонила туда.
- Здравствуйте! Дежурная справочная служба “Центра перевоспитания”. Меня зовут Даша. Чем могу помочь? - услышала Олеся Игоревна приятный голос.
«Прямо как будто в кризисную службу позвонила», - подумала она и оказалась недалеко от истины.
В справочной службе “Центра” работали только девушки и молодые женщины, имеющие психологическое образование.
- Доброе утро! Меня зовут Олеся Игоревна Левченко. Я мама воспитанницы 204-ой группы Левченко Сони.
Дашенька, помогите мне, пожалуйста. Мне крайне необходимо поговорить с Сониным ответственным воспитателем – Еленой Сергеевной.
- По какому вопросу? - тактично осведомилась Даша. - Извините, но Елена Сергеевна обязательно меня об этом спросит.
- Я бы хотела просить её разрешить нам с Соней свидание в воскресенье.
- Одну минуточку, - Даша быстро нашла необходимую информацию.
- Но свидание не разрешено, - мягко сказала она. - Очень мало шансов, что в данном случае воспитатель изменит своё решение. У вас какие-то особые обстоятельства? Несчастье в семье? Другие проблемы?
- Нет. Глобальных причин нет. Просто ещё месяц ни она, ни я не выдержим!
- Олеся Игоревна! - сочувственно сказала Даша. - Я передам вашу просьбу Елене Сергеевне прямо сейчас. Оставьте свои телефоны. Она либо перезвонит вам сегодня сама, либо передаст свой ответ мне, тогда я с вами свяжусь. Ждите в течение дня. Елена Сергеевна сегодня дежурит по всему “Центру”, она очень занята, но вы обязательно получите ответ.
И ещё я хочу вам сказать. Если ваш вопрос не решится положительно – не расстраивайтесь очень сильно. Это единственное свидание, которое может отменить воспитатель. Все дальнейшие у вас обязательно состоятся, если девочка не будет в карцере.
- Спасибо. Даша, прошу вас, передайте Елене Сергеевне, что я очень её прошу лично мне позвонить. Очень.
- Я передам. Но, к сожалению, гарантировать этого не могу. Решения воспитатели принимают сами.
Даша действительно тут же позвонила Елене Сергеевне.
- Доброе утро. Это Даша из справочной службы, - девушка говорила почтительно, но с улыбкой. Они были хорошо знакомы с Леной. - Вас очень просит о личном разговоре одна ваша мамочка.
- Здравствуйте, Даша. Кажется, я даже знаю, кто! Скорее всего, мама моей Левченко, насчёт свидания.
- В точку! - восхитилась Даша.
Лена особо не удивилась. Вчера Галина Алексеевна рассказала ей о звонке Сониной мамы, и Лена была уверена, что та попытается связаться с ней.
– Очень просила о личном разговоре, - отметила Даша. - По голосу чувствуется – очень приятная, интеллигентная женщина. За девочку свою сильно переживает.
– Я ей позвоню, - пообещала Лена. - Обязательно поговорю с ней. Спасибо.
У Лены как раз сейчас выдалась свободная минутка. Она только что вернулась в свой кабинет с ежедневной утренней пятиминутки руководящего состава “Центра”. На этом совещании обычно присутствовали директор “Центра” и вся дежурная команда. “Пятиминутка” была действительно короткой. Ответственные дежурные воспитатели “Центра” и всех отделений настраивались на рабочий день, обсуждались наиболее важные предстоящие мероприятия.
Сейчас Лена намеревалась выпить чашку кофе, но сначала решила позвонить Олесе Игоревне. Девушка с уважением относилась к Сониной маме и, хотя не собиралась менять своего решения, считала правильным по крайней мере лично переговорить с ней.
Лена позвонила Олесе Игоревне на мобильный.
– Здравствуйте. Это Елена Сергеевна, воспитатель Сони. Вы можете сейчас говорить?
– Конечно! - взволнованно, слегка надтреснутым голосом отозвалась Олеся Игоревна. - Большое вам спасибо, что согласились на разговор!
– Не за что, - мягко сказала Лена. - Олеся Игоревна, у вас какой-то вопрос насчёт свидания?
– У меня не вопрос. А огромная просьба. Елена Сергеевна, пожалуйста, разрешите мне повидать Соню в это воскресенье! Очень вас прошу!
– Мне очень жаль. Но, я думаю, вы понимаете ситуацию. Я не намерена сейчас делать никаких поблажек Соне. Она не заслуживает этого свидания, и ей будет полезно подождать ещё месяц, а заодно подумать и сделать некоторые выводы.
– Елена Сергеевна! Я вас понимаю! И вы по-своему правы! Но Соня очень нуждается в этом свидании, я это чувствую! Я знаю, что сейчас ей очень плохо и хотела бы немного её поддержать.
– Олеся Игоревна! Вы слишком драматизируете! Я не могу сказать, что у Сони нет проблем. В конце концов, она только 2 недели в “Центре”. За это время трудно адаптироваться. Но ничего выходящего за рамки с ней не происходит. Она хорошо держится, и вполне справится. Поверьте, я тоже в этом разбираюсь. А моральные страдания в данном случае пойдут ей только на пользу.
Кстати, и порадовать мне вас в это воскресенье было бы особо нечем. А вот через месяц, возможно, ситуация улучшится.
– Да. Возможно, вы правы. Но есть ещё один момент.
Сонина мама помолчала.
– Елена Сергеевна, согласитесь, что лично я не сделала вам ничего плохого.
– Это так, - ответила Лена. - Но никто из родителей моих воспитанниц не сделал мне ничего плохого. И я, когда принимаю решения, не беру это в расчёт.
– Елена Сергеевна, понимаете, я сейчас нахожусь в ужасном состоянии. Как только я узнала все подробности, я не нахожу себе места, не могу больше ни о чём думать. Мне не хочется идти на работу. Я начинаю осматривать больного ребёнка, разговаривать с мамой, а у меня трясутся руки, и дрожит голос. Это – начало невроза.
Вы поймите, я не жалуюсь, а просто пытаюсь обрисовать ситуацию. Мне с этим не справиться. Я ужасно волнуюсь за Соню.
Я понимаю, что, скорее всего, мне самой уже пора обращаться к специалисту, но я очень надеялась перед этим увидеть Соню, поговорить с ней и убедиться, что она более или менее в порядке. Возможно, тогда я и сама бы справилась.
Голос Олеси Игоревны задрожал.
- Вы понимаете, Лена, я всегда думала, что я сильный человек. Но сейчас всё произошедшее меня практически сломило. Я прошу вас теперь не за Соню, а за себя. Дайте мне шанс. Разрешите увидеть её хотя бы ненадолго! Если вы не можете предоставить нам полноценного свидания – позвольте хотя бы пять минут поговорить! Пожалуйста!
Елена Сергеевна, ведь Соня остаётся в вашей власти. Вы можете в дальнейшем применять к ней любые необходимые меры. Но в отношении этого свидания, пожалуйста, проявите милость! Я умоляю вас!
Вы ведь чувствуете, что я говорю правду. Что это не какой-то ловкий ход с моей стороны!
- Да. Чувствую, - согласилась Лена. Она действительно поняла, что с Сониной мамой далеко не всё в порядке, и заколебалась.
– Вы знаете, я должна всё это обдумать, - продолжала она. - Давайте договоримся, что я перезвоню вам сегодня в течение дня.
- Спасибо. Я буду ждать. С надеждой! – тихо ответила Олеся Игоревна.
- В любом случае вы сможете приехать в воскресенье для разговора со мной. Я дам вам подробный отчёт об учёбе и поведении Сони, или мы сможем поговорить об этом по телефону. А пока извините, меня ждут дела.
Закончив разговор, Лена приготовила себе кофе. Она уже понимала, что свидание придётся разрешить: оно действительно нужно Сониной маме.
“Не буду брать грех на душу, - думала девушка. – В конце концов, я не такая упёртая, как Сонька. Тут надо гибко поступить. А Соня действительно от меня никуда не денется.
Однако у Олеси Игоревны способность убеждать потрясающая! Меня вот сейчас почти запросто уговорила. И Александру Павловну тогда – чтобы Соню до расследования домой отпустили. Понятно, почему Сонька лидер! Некоторые качества у мамы унаследовала. Но вот в кого она такая жестокая, интересно?”
Зазвенел телефон.
– Елена Сергеевна, поступает воспитанница. Яковлева Мария – второй курс, - доложил Лене сотрудник охраны из проходной.
– Хорошо. Пожалуйста, проводите в приёмную. Я буду там через пять минут.
Лена, в свою очередь, позвонила дежурной сотруднице внутренней охраны и предупредила:
– Ольга Юрьевна, поступает новенькая. Пожалуйста, подойдите в приёмную.
По правилам, приём новых воспитанниц возлагался целиком на ответственного дежурного воспитателя “Центра”, но при этом обязательно присутствовала сотрудница охраны – во избежание разных недоразумений. Во время приёма случалось всякое. Не все воспитанницы были в состоянии вести себя адекватно.
Лена с Ольгой Юрьевной оказались в приёмной раньше посетителей и успели немного поболтать.
Ольге Юрьевне было около 30 лет. Она работала в “Центре” по графику “сутки через трое”, растила очаровательную дочку. Её муж трудился здесь же, в службе наружной охраны, по такому же графику. Лена уже несколько раз во время отпусков была в гостях у этой семьи – они жили в одном городе. Ольга и её муж Александр, единственные из сотрудников “Центра”, знали про Кирилла. Вместе с ним Лена недавно приезжала к Ольге отмечать её день рождения.
Ольга в жизни была очень весёлой, смешливой и жизнерадостной, заражала всех своим оптимизмом. На работе она преображалась – становилась строгой и собранной.
Вот и сейчас: только что они с Леной смеялись, рассматривая забавную фотографию Ольгиной дочки, но, услышав шаги, Ольга тут же профессионально напряглась и моментально оказалась около дверей.
В приёмную вошли две девушки примерно одного возраста и поздоровались. Обычно в “Центр” воспитанниц доставлял кто-то из лидеров своей же параллели, в редких случаях – сами кураторы.
Лена подошла к посетителям и доброжелательно, но твёрдо сказала им:
– Здравствуйте! Я ответственный дежурный воспитатель “Центра перевоспитания” - Гаричева Елена Сергеевна.
Указав на Ольгу, она добавила:
– Сотрудник охраны – Мезенцева Ольга Юрьевна.
Уже с первого взгляда можно было определить, которая из девушек – будущая воспитанница. Одна из них – стройная, темноволосая, с выразительными глазами – была очень бледна, в глазах плескался страх. Она растерянно оглядывала приёмную, на Лену и Ольгу посмотрела испуганно. Вторая девушка держалась уверенно. В руках она держала кожаную папку.
– Я Виктория Орлова, - представилась она. - Доставила в ваш “Центр” вот эту девушку – Яковлеву Марию. Мы из четвёртого гуманитарно - языкового колледжа.
– Пожалуйста, дайте мне документы, - попросила Лена. - И снимайте верхнюю одежду.
Она указала Виктории на вешалку у входа, а Марии приказала:
– Кладёшь вещи вот на этот стол. Потом переобуваешься. Тапки под столом.
– Хорошо, - выдавила из себя девушка.
Лена внимательно просмотрела документы: решение специальной комиссии о направлении девушки в ”Центр”, подробное досье о совершённом ею нарушении с результатами расследования, медицинская карта, паспорт, аттестат о среднем образовании, характеристика и ведомость успеваемости из колледжа, трудовая книжка, налоговое свидетельство. Всё было в порядке. Она достала фирменные бланки “Центра” и начала заполнять расписку о принятых документах и обязательство “Центра” с сегодняшнего дня принять девушку под свою полную ответственность.
Тем временем Ольга Юрьевна внимательно осматривала одежду Маши – пальто, шапку, шарф, перчатки. Она вывернула карманы, просмотрела все швы, затем аккуратно сложила одежду в большой мешок из плотной ткани, на котором уже заранее были нанесены имя, фамилия девушки и дата поступления. Сапоги Марии после осмотра Ольга поместила в прочный полиэтиленовый пакет, затем вложила в тот же мешок.
Закончив оформлять документы, Лена по телефону пригласила сотрудника охраны и обратилась к Виктории:
– У вас обратный поезд в шесть вечера?
– Да.
– Сейчас вас проводят в комнату для гостей. Вы сможете у нас позавтракать, отдохнуть, потом пообедать. Выйти вам нужно будет около пяти часов. Остановка автобуса – прямо у проходной, а до вокзала ехать минут десять.
– Спасибо, - поблагодарила сопровождающая.
Все сотрудники или лидеры, доставляющие девушек издалека, обеспечивались в “Центре” питанием и условиями для отдыха.
– Можете попрощаться, - предложила Лена.
Виктория подошла к Марии и мягко проговорила:
– До свидания, Маша. Держись. Через год увидимся.
– До свидания, - в голосе девушки явно ощущалось волнение.
Постучавшись, вошёл охранник, и Виктория вместе с ним покинула приёмную.
Лена вернулась за стол и приказала Марии:
– Проходи сюда, садись.
Ольга Юрьевна подобралась. Начинался следующий этап приёма, чаще всего – самый трудный.
Лена внимательно посмотрела на сидящую перед ней будущую воспитанницу.
Восемнадцатилетняя Яковлева Мария поступала к ним на второе отделение. Девушка попала в “Центр ”за курение, и по приговору должна будет провести здесь год. Сейчас она сидела побледневшая и явно очень взволнованная. Тёмные большие глаза, казалось, занимали поллица. Длинные волосы, тоже тёмные, были зачёсаны на лбу и собраны в “хвост”. Девушка напряжённо смотрела на Лену.
– Ты попала в учреждение с очень строгим режимом, - Лена сразу давала новенькой понять, что тут с ней церемониться не будут. – У нас жёсткая дисциплина.Ты обязана чётко выполнять все “Правила поведения в “Центре”. Я тебя сразу предупреждаю, что за малейшие нарушения к воспитанницам применяются телесные наказания. Знаешь, что это такое?
Мария кивнула.
– А на себе когда-нибудь испытывала?
– Нет, - девушка покачала головой. - Я не была “под надзором”. И всегда до этого случая у меня всё было хорошо.
Лена с Ольгой обменялись понимающими взглядами. Если воспитанницу раньше не наказывали, ей придётся поначалу очень трудно в “Центре”.
Лена за рукоятку вытащила из прикреплённого к поясу чехла ремень и положила на стол.
– Для наказаний чаще всего используется вот такой воспитательный инструмент, - пояснила она.
Мария непроизвольно вздрогнула и отодвинулась от стола. Она знала, что в «Центрах» воспитанниц наказывают, но необычный вид этого ремня – из особой плотной резины, с прочной, явно удобной для воспитателей рукояткой, напугал новенькую.
– Будь к этому готова, - продолжала Лена. - Любой сотрудник может приказать тебе раздеться и лечь на кушетку, или встать около стены. Раздеваться придётся полностью, хотя наказывают чаще всего по ягодицам. Предупреждаю, получив такой приказ, ты должна немедленно ответить “Слушаюсь”, выполнить его и вытерпеть наказание. Других вариантов нет. Понятно?
– Да, - прошептала девушка.
– Сейчас я отведу тебя в изолятор. Там ты будешь находиться не меньше 10-ти дней: проходить медицинское обследование и учить “Правила поведения в “Центре”. На десятый день сдаёшь комиссии зачёт по “Правилам”. Без этого тебя в группу не допустят, да и делать там без абсолютного знания “Правил” нечего: не будешь вылезать из наказаний.
А теперь будь особенно внимательна! Я объясняю тебе два основных правила, которые ты обязана соблюдать уже прямо сейчас. Соответственно, тебя будут наказывать за их нарушение.
– Первое. В ответ на любой приказ любого сотрудника “Центра” - воспитателя, медсестры, врача, сотрудника охраны – ты должна немедленно чётко и достаточно громко ответить “Слушаюсь”.
– И второе. После того, как сказала “Слушаюсь” - сразу без промедления и лишних вопросов выполнить приказ.
Лена испытующе посмотрела на Машу:
– Кажется, несложно, правда? Но, почему-то, именно это и становится “камнем преткновения” почти для всех новеньких. Тебе эти “Правила” понятны?
– Да.
– Тогда вставай!
Маша быстро вскочила, едва не опрокинув стул.
Лена вздохнула.
– Начинается! – в её голосе ощущалось явное недовольство. - Маша, я сотрудник “Центра”?
– Да.
– Я отдала тебе приказ. Что ты должна была сделать?
Маша побледнела ещё больше.
– Простите. Я не сказала “Слушаюсь”.
– Вот именно! Ладно. Будем считать, что это была тренировка. А в следующий раз получишь за такое нарушение не меньше десяти ударов. А теперь подходи сюда и раздевайся.
Лена подвела девушку к низкой скамейке у дверей.
– Снимаешь с себя всё, включая трусы, носки и всё, что там у тебя ещё есть. Одежду складываешь на скамейку. Остаёшься только в тапках.
Маша опять повела себя не по “Правилам”. Она изумлённо посмотрела на воспитателя и воскликнула:
– Зачем?
Лена покачала головой и обратилась к Ольге:
– А ведь не производит впечатления совсем бестолковой, правда?
Ольга Юрьевна подошла вплотную к Маше, вытащила из-за пояса резиновую дубинку, резко развернула девушку и довольно чувствительно ударила её дубинкой пониже спины.
– Здесь тебе никто два раза повторять не будет! Живо раздевайся! А то я тебе помогу! - сурово приказала она.
– Слушаюсь, - всхлипнула Маша. От изумления она даже не вскрикнула после удара.
Под строгими взглядами Лены и Ольги Юрьевны девушка, торопясь и волнуясь, разделась и сложила одежду. Теперь она стояла перед сотрудниками голая и очень смущённая, и не знала, куда деть руки.
– Несмотря на мои подробные объяснения, ты нарушила “Правила”, - строго выговаривала Лена. - Не сказала “Слушаюсь”, не выполнила приказ, да ещё вздумала его оспорить. За это прямо сейчас будешь наказана, вот этим самым ремнём. Ложись на кушетку животом вниз!
– Слушаюсь! – кажется, необходимость говорить: «Слушаюсь» уже отложилась в сознании новенькой.
Но вот сразу выполнить приказ, да ещё такой зловещий Маше явно было не под силу. По крайней мере, девушка не направилась к кушетке, а продолжала стоять, с ужасом глядя на воспитателя широко раскрытыми глазами. Лена её понимала. Конечно, девушке сейчас очень страшно.
Ольга Юрьевна, держа на виду дубинку, опять подошла к Маше и резко приказала:
– Ложись!
Девушка вздрогнула, со страхом взглянула на дубинку, подошла к кушетке и, наконец, улеглась, но вся дрожала. По её лицу уже текли слёзы.
– Повернись лицом ко мне! - приказала ей Лена. - Глаза не закрывать. Руками возьмись за перекладину и не отпускай её!
– Слушаюсь, - Маша выполнила распоряжение.
Ольга Юрьевна встала у изголовья кушетки и предупредила:
– Без глупостей!
Маша от страха начала тихонько подскуливать.
«Ну, сейчас визгу будет», - с сочувствием подумала Лена.
Девушки, которых раньше никогда не наказывали, обычно при первой порке вели себя очень экспансивно. С такими и работать нужно было по особой методике, осторожно.
После первого же удара Маша начала кричать, умолять Лену прекратить наказание, попыталась слезть c кушетки.
– Лежать! - гневно крикнула ей Ольга.
Поскольку Маша не отреагировала, Ольга взяла девушку за волосы, закрутила её “хвост” вокруг перекладины и резко прижала. Теперь Маша не могла даже шевельнуть головой.
– А где «слушаюсь»? Опять забыла? Напомним! Получаешь ещё пять ударов! - Лена уже начала сердиться. В конце концов, могла бы эта новенькая быть и посообразительнее. Неужели ещё не поняла, куда попала?
Ответом был жалобный вопль:
– Елена Сергеевна, простите, умоляю, не на-адо!
Маша отчаянно вертелась под хлёсткими ударами ремня, но это не спасало её от расправы.
Конечно, Лена могла бы сразу прикрепить девушку к кушетке ремнями, но ей не хотелось слишком пугать новенькую. Фиксация на кушетке психологически переносилась воспитанницами очень тяжело, появлялся жуткий страх, девушкам подсознательно начинало казаться, что наказывать их будут долго и жестоко. Кроме того, в «Центре» не было принято привязывать воспитанниц к кушетке, если им предстояло перенести всего 10-20 ударов по обычной, не строгой методике. Лена рассудила, что пусть новенькая привыкает к этому сразу.
– Пожалуйста, хватит! Я не могу больше! Ну что же мне делать? - громко кричала Маша, но ремень снова и снова опускался на голое тело.
– Пока тебе остаётся только терпеть наказание! - сурово проговорила Ольга. - А в следующий раз будешь умнее себя вести.
Маше пришлось вытерпеть все 15 ударов, затем Лена применила спрей с обезболиванием и велела ей встать. Несмотря на боль и угнетённое состояние, девушка не забыла про «Слушаюсь» и с трудом поднялась, держась за ягодицы. На воспитателя она смотрела со страхом, но теперь явно была готова немедленно и беспрекословно выполнить любой приказ.
«Всё-таки не зря даже в Библии розга названа «исправительной», - подумала Лена. Она уже давно убедилась, что даже всего 10-15 хороших ударов ремня обычно довольно быстро приводят воспитанниц в чувство, и действует это явно лучше объяснений и уговоров.
– Умойся и приведи себя в порядок, - всё-таки воспитатель немного сочувствовала девушке.
Маша послушно скрылась в санитарном блоке. Ольга наблюдала за ней по монитору.
– Ещё не худший вариант, - вздыхая, отметила Лена. Эта порка далась ей нелегко.
– Да, - согласилась Ольга. - Но сегодня у нас ещё трое?
Лена кивнула:
– Двое приедут до обеда, и ещё одна – вечером, часов в восемь. Тоже все “сырые”, “под надзором” никто не был.
– Лидеров среди них нет? - поинтересовалась Ольга.
– Ни одной.
– Тогда придётся потрудиться, - улыбнулась Ольга. - Ничего, справимся.
Конечно, принимать бывших лидеров или девушек, побывавших “под надзором”, было несравненно легче. Они быстрее “въезжали” в ситуацию, не теряли голову при угрозе телесных наказаний, да и сами наказания переносили спокойнее.
Ольга Юрьевна была опытным специалистом, в “Центре” работала уже шесть лет. А вот Лена дежурила по всему “Центру” только четвёртый раз, а новеньких принимала до этого только в одно из дежурств. Они поступали в “Центр” далеко не каждый день. Однако девушка усиленно готовилась к своей роли ответственного дежурного воспитателя «Центра», тщательно изучила все инструкции и просмотрела массу записей, как другие воспитатели проводят приём.
Ничего сложного для Лены в этом не было, девушка чувствовала себя уверенно, но всё равно была благодарна Ольге за помощь и поддержку.
Маша вышла из санблока и робко остановилась у дверей. На лице новенькой отражались страх и смущение. Видно было, что она попыталась, как смогла, привести себя в порядок, но в глазах её всё ещё стояли слёзы. Пышные непослушные волосы вылезали из-под зажима в разные стороны.
– Ты сделала выводы? - строго спросила её Лена. Она ещё не убрала ремень и держала его в руках, на виду.
– Обрати внимание, ты допустила три нарушения. А я наказала тебя только за одно. 10 ремней – это минимальное наказание за один проступок.
Глаза Марии наполнились ужасом. Она с отчаянием воскликнула:
– Елена Сергеевна! Пожалуйста! Не надо меня больше пороть, прошу вас! Я всё поняла! Честное слово! Я буду сразу говорить “Слушаюсь” и чётко выполнять приказы, без всяких вопросов. Умоляю!
– Интересно, почему вы с самого начала по-хорошему не понимаете? - хладнокровно поинтересовалась Ольга. - Можно было сразу всё сделать, как надо, и вообще до порки не доводить.
– Простите! Я просто очень растерялась и испугалась! От страха почти ничего не соображала! - взволнованно ответила Маша.
Она сильно побледнела, губы заметно дрожали. Девушка переводила умоляющие взгляды с Лены на Ольгу.
- Пожалуйста, простите меня!
К счастью, инструкции позволяли Лене отнестись к новенькой снисходительно.
– Хорошо, - заявила она. - Я могу сделать тебе поблажку. Но предупреждаю – это возможно только на первый раз. Больше ты никаких послаблений ни от кого не получишь!
– Спасибо! – девушка с облегчением вздохнула.
Тем временем Ольга уже просмотрела и упаковала в другой мешок всю остальную одежду Маши. Оставались небольшая чёрная сумочка и объёмный полиэтиленовый пакет.
– Что у тебя в сумке? Открой! - приказала девушке Ольга.
– Слушаюсь, - Маша поспешно открыла сумку и выложила на стол всё содержимое: косметичку, массажную расчёску, влажные салфетки, упаковку бумажных платочков и небольшую оригинальную “флэшку” в форме зайчика.
Поступающим не разрешалось брать в “Центр” ничего из личных вещей, кроме учебных материалов. В сумке могли быть только вещи, необходимые им в дороге.
Ольга тщательно осмотрела содержимое косметички, затем – пустую сумку, и сложила всё обратно.
– На “флэшке” что? - спросила она.
– Там конспекты лекций, с иллюстрациями.
Ольга положила “флэшку” в карман.
– Потом разберёмся. Теперь – пакет!
Маша вытряхнула на стол содержимое пакета. Согласно инструкции, там оказались только её учебные тетради. Ольга пролистала их все. В одну тетрадь оказался вложен конверт.
– Это что? - резко спросила она.
– Письмо от мамы. И фотография её и брата, - ответила Маша.
Лена подошла к Ольге, и они вместе рассмотрели содержимое конверта.
– Маша! - обратилась Лена к девушке. - Ты получила из “Центра” инструкции для поступающих, где было чётко заявлено: в тетради не должно быть вложено ничего постороннего. Почему ты нарушила инструкцию?
– Но, я думала, письмо от мамы можно, - растерянно проговорила девушка. - Мы даже не увиделись с мамой, меня так быстро сюда отправили. Она успела мне только письмо передать.
Лена вернулась к столу, вынула из папки с делом Маши лист формата А-4 и передала девушке.
– Вот инструкция, которую мы отправили вам по факсу. Твоя подпись?
– Да.
– Теперь прочитай вслух всё, что касается личных вещей.
Маша прочитала. В документе чётко объяснялось, что относится к постороннему: любые не относящиеся к учёбе записи, письма, фотографии, открытки, конверты и так далее.
– Можно подумать, ты собиралась не в режимное учреждение, а в детский сад! - возмутилась Лена. - Ты совсем бестолковая? Это не шуточки, а очень серьёзно! Ты расписалась в том, что знаешь правила приёма, и теперь строго ответишь за их нарушение! Сейчас тебе придётся терпеть ещё одну порку!
Маша закусила губу. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– А в изоляторе будешь дополнительно наказана уже своим ответственным воспитателем. Это серьёзное нарушение!
– Слушаюсь! - с отчаянием воскликнула Маша. - Елена Сергеевна, ну почему здесь так строго? Это же такие мелочи!
Она не выдержала и всё-таки расплакалась. Девушка ещё не пришла в себя после первой порки, угроза повторного наказания привела её в ужас.
– Привыкай, - спокойно ответила Лена. - Здесь мелочей нет. Расплачиваться приходится за всё. Ты прекрасно знала, куда едешь! И когда сигареты раскуривала, тоже знала, что попадёшь в “Центр”. У тебя был выбор! Ложись!
Маша посмотрела на Лену и Ольгу и, видимо, поняла, что лучше без споров и просьб подчиниться. Во время наказания она вела себя ещё хуже, чем в первый раз: ведь было гораздо больнее. Ремень звучно и с достаточной силой ложился на уже покрасневшие и припухшие после первого наказания ягодицы, и Маша в тщетных попытках хоть как-то облегчить боль вертелась под точными неотвратимыми ударами и громко кричала. Однако Ольга стояла рядом, и Маша не отпускала перекладину и не пыталась спрыгнуть с кушетки.
Когда Лена разрешила наказанной подняться, девушке не сразу удалось успокоиться. Всхлипывая и пытаясь сдержать рыдания, она спросила:
– Елена Сергеевна! А можно как-нибудь отсюда выйти досрочно?
– Нет! Никаких шансов! А вот дополнительный срок получить можно легко. Так что старайся.
– А ... моим ответственным воспитателем ... вы знаете, кто будет?
Маша помнила про ещё одну обещанную ей порку.
– Знаю. Ты попадаешь в 206-ю группу. Ответственный воспитатель там – Татьяна Анатольевна.
– Она очень строгая? - дрожащим голосом спросила Маша.
– Маша! Когда воспитанницы нарушают “Правила” - все воспитатели строгие! В основном всё будет зависеть от тебя.
Конечно, Лена немного покривила душой. От воспитателя зависело тоже очень много! Если бы Лена захотела ответить Маше совсем честно, ей бы пришлось признать, что девушка попадает к довольно строгому воспитателю.
Татьяне Анатольевне было 35 лет. Она преподавала химию и являлась самым опытным и самым старшим по возрасту ответственным воспитателем отделения. Только в этом “Центре” она работала уже 8 лет. Сама Татьяна Анатольевна растила двух детей – мальчика и девочку 11-ти и 12-ти лет.
Для семейных сотрудников, особенно имеющих детей, допускалась работа вахтами. На группу назначались два ответственных воспитателя. Они вместе обсуждали основные принципы работы и стратегию ведения группы. Затем работали поочерёдно по 3 месяца, а следующие 3 месяца проводили со своей семьёй. Ну, и, конечно, в период работы приезжали домой в выходные и праздники.
Татьяна Анатольевна работала именно так, и как раз сейчас совсем недавно заступила на свою трёхмесячную вахту. Так что период адаптации Маше придётся проходить именно с ней.
Татьяна Анатольевна держала свою группу строго – её девушки ходили буквально “по струночке”. Когда воспитанницы Татьяны Анатольевны допускали какое-то нарушение “Правил”, то перед наказанием им обычно приходилось пережить длительную изматывающую беседу с воспитателем. Татьяна Анатольевна, ещё не начав наказания, часто доводила девушек до слёз, а потом ещё и очень строго наказывала.
Например, такого наказания, как 10-15 ремней, в группе не существовало в принципе. Даже за мелкие проступки девушки получали не меньше двадцати.
Но поступала Татьяна Анатольевна всегда справедливо и тоже, как и Лена, не любила применять унижающие наказания.
206-ая группа считалась сильной. За последний трёхмесячный отчётный период по дисциплине и успехам в учёбе она оказалась на третьем месте, а до этого почти год прочно удерживала второе.
Первенство уже несколько периодов с большим отрывом по баллам принадлежало группе Светланы Петровны, а на второе место в этот раз впервые вышла Ленина 204-ая. Несмотря на то, что и в прошлом отчётном периоде 204-ая группа резко перескочила с девятого места на пятое, призового места от неё пока ещё никто не ожидал, тем более – второго. 206-ая и 205-я группы были очень сильными, и “подвинуть” одну из них считалось делом трудным.
Конечно, не только мастерство воспитателей влияло на положение группы. Иногда вновь поступившая девушка, которая долго не могла адаптироваться, резко отбрасывала сильную группу назад. Однако и от воспитателей зависело многое. Причём, имели значение как тактика, выбранная ответственным воспитателем, так и слаженность в работе всех воспитателей группы.
За каждый проступок и плохую отметку воспитанницам назначались по специальной шкале штрафные баллы. Они подсчитывались и индивидуально для каждой девушки, и для всей группы в целом. Каждые три месяца выявлялись 3 призовые группы (в которых отмечалось меньше этих баллов) и, независимо от группового соревнования – пятеро лучших воспитанниц отделения.
Каждое нарушение имело свою строго определённую стоимость в баллах. Например, за разговор в строю назначалось 20 штрафных очков, за несвоевременное выполнение приказа – 300, за двойку – 100, за неуважительный ответ воспитателю – 500.
Серьёзные проступки, за которые обычно наказывали карцером и продлением срока, оценивались в тысячу и более баллов.
Подсчёт производился автоматически, на основании внесённых в компьютер данных. Существовала специальная двойная система проверки.
Всё это было придумано не столько для оценки работы воспитателей, сколько для дополнительного стимулирования воспитанниц.
Призовые группы и лучших воспитанниц руководство всегда поощряло. Их обязательно награждали, во-первых, какой-нибудь экскурсией или поездкой в театр. Воспитанницы обычно за пределы “Центра” практически не попадали, поэтому такой выезд оказывался для них радостным и волнующим событием. За первое место группа имела право получить такое культурное мероприятие 3 раза в последующие три месяца, за второе место – 2 раза, за третье – один.
Во-вторых, девушки получали что-нибудь особенно вкусное в столовой, чаще всего – торты или пирожные, которые воспитанницам перепадали обычно крайне редко, по большим праздникам, типа Нового Года. По той же схеме – лучшей группе эти сладости добавлялись к ужину каждое воскресенье в течение трёх месяцев, второй группе – в течение двух, третьей – месяц.
Но самым желанным подарком для воспитанниц были сертификаты на освобождение от наказаний.
Девушкам вручался специальный документ достоинством в 10, 20, 30 или даже 50 единиц (единицы соответствовали количеству ударов). Если обладательнице сертификата назначалось наказание, например, в 20 ремней, она могла отдать воспитателю свой документ на 20 единиц и, соответственно, от наказания освобождалась.
Если девушке предписывалось вытерпеть 30 ударов, то, расставшись с сертификатом на 20 единиц, она получала лишь десять.
Воспитанницам, у которых имелись в запасе сертификаты, их подруги завидовали буквально “чёрной завистью”. Сертификат считался в “Центре” самым бесценным сокровищем.
Девушки призовых групп обычно получали в подарок и сертификаты. Лучшей группе 3 раза по первым числам последующих месяцев выдавались сертификаты на 30 единиц, второй группе – на 20, третьей – на 10.
Пятёрку лучших воспитанниц по итогам периода тоже награждали. Девушку, набравшую самое малое количество баллов, объявляли лучшей воспитанницей отделения. Ей трижды выдавался сертификат на 50 единиц. Все пять победительниц тоже ездили вместе с лучшими группами на экскурсии и получали вкусные призы, даже если они были не из призовых групп. И сертификаты им выдавали – на 40, 30, 20 и 10 единиц.
В общем, стимул оказаться на призовых местах по учёбе и поведению у девушек был, и немалый.
За какие-то особые заслуги воспитаннице или всей группе только решением педсовета могли назначаться “плюсовые” баллы, которые поглощали соответствующее количество штрафных.
Также ответственные воспитатели имели право с целью поощрения своих или не своих воспитанниц сами награждать их сертификатами, или дарить их девушкам на день рождения или другие праздники. Но это было только их правом. И пользовались воспитатели им не так часто, как хотелось бы девушкам.
Теоретически у воспитанниц существовало право передавать свои сертификаты друг другу, но такого практически не случалось. Слишком ценной вещью являлись сертификаты, и совершить такой благородный поступок желающих было немного.
204-я группа в полном составе первого декабря получила сертификаты на 20 единиц за своё второе место. Кроме Сони, которая в это время ещё находилась в изоляторе и официально не считалась зачисленной в группу. Это происходило только после сдачи зачёта по “Правилам”.
Сегодня было шестое. Лена с интересом наблюдала за тем, как её девчонки ими распоряжаются.
Почти сразу использовали свои сертификаты только три воспитанницы – Зоя, Настя и Лиза. Ну, с Зоей было всё понятно. Она по складу характера не могла хладнокровно хранить такой документ, зная, что можно с его помощью уже сейчас избежать наказания.
Настя скоро выходит на свободу – ей надо было успеть использовать свой сертификат.
А Лиза просто не выдержала. Она всегда крайне негативно воспринимала порку, причём по довольно необычной причине.
Девушка очень трепетно относилась к своему телу, всегда тщательно ухаживала за собой. Её приводили в бешенство долго не заживающие следы от ударов. Не из-за боли, а именно по эстетическим соображениям.
Лиза вообще была очень оригинальной девушкой. Смелая, энергичная, очень решительная, с юмором и острая на язык. Именно её девчонки всегда подряжали на какие-то рискованные мероприятия, на которые ни у кого другого не хватало смелости. Например, разузнать что-нибудь у воспитателей или о чём-то попросить их за всю группу. Лиза этого не боялась, она всегда чувствовала допустимую грань. Ей обычно не составляло труда соблюдать дисциплину и хорошо учиться. Но, к сожалению, в “Центре” трудно было всегда держаться идеально и всё предусмотреть.
Сейчас у Лизы был длительный благоприятный период, ей удавалось не нарываться на телесные наказания уже больше трёх недель. И вдруг – такая неудача в понедельник!
Девушка никак не думала, что ей всё-таки назначат порку за одно забытое слово. Лиза, как правильно отметила Лена, если и нарушала что-то, то по-хитрому. Но в этот раз не сложилось! А за три недели девушка привела своё тело практически в идеальное состояние. Так было жаль терять достигнутые результаты! И когда Инна Владимировна вызвала её, чтобы провести назначенное Еленой Сергеевной наказание, Лиза дрогнула и отдала свой сертификат, хотя, конечно, не собиралась расставаться с ним так скоро.
А остальные девушки свои сертификаты пока хранили. Наташа Леонова, Юля, Галя, Пономарёва Наташа – все мужественно вытерпели назначенные им наказания, но с ценными документами не расстались, хотя у Наташи Леоновой, единственной из всей группы, был в запасе ещё один сертификат на 40 единиц. В прошлом отчётном периоде ей удалось выйти на второе место в индивидуальном соревновании, и это была её награда, которую девушка сохранила.
На самом деле, наличие сертификата создавало девушкам психологический комфорт. Они знали, что в любое время могут избавиться от ненавистной порки, и эта мысль грела им душу, поэтому они хранили свои документы, не торопились с ними расставаться.
Оставляли на крайний случай.
206-ая группа Лене нравилась. Она преподавала там и знала, что девушки в группе в основном надёжные, дисциплинированные, не вредные, не истеричные. Они дружат между собой, держатся всегда заодно, поддерживают друг друга. Так что, по крайней мере, в коллектив Маша попадёт хороший.
– Всё, Мария! - обратилась Лена к девушке. - Сейчас идём в изолятор.
Ольга погрузила мешки с вещами Маши на специальную тележку и сказала ей:
– Твоя одежда и сумка будут храниться в кладовой. Тетради тебе вернут, когда поступишь в группу. “Флэшку” просмотрит старший педагог. Необходимую информацию тебе оставят.
Сейчас идёшь рядом с Еленой Сергеевной – без всяких фокусов! Я следую сзади, прямо за тобой. Если что-то будет не так – без предупреждения получишь дубинкой по заднице. Ясно?
– Да, - кивнула Мария. - А... я, что, пойду прямо так? Без одежды?
Она растерянно смотрела на Ольгу.
– Да, - спокойно ответила та.
– Это тоже в наказание? - глаза девушки опять наполнились слезами.
– Нет, - вступила в разговор Лена. - Просто у нас такие правила. Привыкай. Не на курорт приехала! Одежду тебе дадут уже в изоляторе. И, вообще, Маша, я тебе советую задавать поменьше вопросов. Старайся лучше внимательно слушать приказы и чётко их выполнять. А всё, что нужно знать, тебе объяснят. Пойдём!
Они дошли до изолятора более-менее благополучно. Маша покорно шагала рядом с Леной, конечно, очень нервничала и несколько раз со страхом оглядывалась на Ольгу. Чувствовалось, что девушке стыдно и неуютно. Ещё бы ей было уютно! Изолятор располагался тоже на первом этаже, но совершенно в другом крыле здания, нежели приёмная. Пройти нужно было по длинному коридору через несколько постов охраны, причём, на первом этаже работали только охранники-мужчины. Когда подходили к первому посту, Маша сильно покраснела, встала как вкопанная, и испуганно пискнула, растерянно взглянув на Лену. Однако Ольга, как и обещала, тут же без всякого предупреждения сильно вытянула девушку резиновой дубинкой по и так уже напоротой попе. От сильной боли Маша завопила.
- Вперёд! – приказала Ольга.
А Лена добавила:
- Ещё раз остановишься – поставлю лицом к стене, и получишь уже 20 ремней.
Угроза быть наказанной на виду у охранников впечатлила новенькую. Дальше она шла молча и без остановок, опустив голову и кусая от стыда губы. А проходить пришлось и через центральный холл, где всегда в утреннее и дневное время находились сотрудники, гости сотрудников, поставщики, воспитанницы, отправляющиеся на работу или прогулку или возвращающиеся оттуда.
Новеньких воспитанниц специально проводили через такое унижение, чтобы сразу дать им прочувствовать, куда они попали, настроить соответствующим образом и заставить собраться. Ну, и конечно, дать им понять, что никто с ними, нарушившими нравственные законы, здесь церемониться не собирается. Что заслужили – то и получили.
В изоляторе Лена представила Машу воспитателю Ларисе Евгеньевне:
– Яковлева Мария! Рекомендую. Девочка ничего, более-менее толковая.
Лариса Евгеньевна развернула девушку спиной к себе и усмехнулась:
– Ага! Толковая! Ещё до изолятора не дошла, а уже две порки получила.
Она говорила строго, но глаза улыбались. Маша стояла перед воспитателем пунцовая от стыда.
– Ничего! Главное, сделать правильные выводы, - вступилась Лена.
– Вот сейчас и посмотрим! - воскликнула Лариса Евгеньевна. - Так, девочка моя! Сейчас заходишь в душ и тщательно моешься.
Она указала Маше на душевую комнату, используемую специально для вновь поступивших.
– Потом вытираешься, полотенце кидаешь в корзину и надеваешь вот этот халат. Всё поняла? Не очень сложно? - иронизировала воспитатель.
– Поняла. Не сложно, - чётко и уверенно ответила Маша, которую особенно вдохновил приготовленный для неё халат.
– Тогда приступай.
– Слушаюсь.
Маша скрылась в душевой.
Вторник.
На следующий день Соня проснулась около шести часов утра от сильной ноющей боли в низу живота.
«Только этого не хватало», - с испугом подумала она.
У девушки наступили «критические дни», которых она ожидала здесь, в «Центре», с ужасом. Первый день такого периода обычно проходил у неё кошмарно – с сильными болями, слабостью, даже обмороками. Дома Соня в этот день всегда оставалась в постели, пила много жидкости, принимала специальные средства и травяной сбор, приготовленный по маминой рецептуре.
Как она выкрутится здесь, Соня пока не представляла. Ведь сегодня – рабочий день. И здесь она не дома!
Девушка осторожно слезла с кровати, намереваясь пойти в санитарный блок. Внезапно сильный приступ боли буквально скрутил её. Соня невольно присела на кровать, но тут же, вскрикнув, вскочила – сесть было совершенно невозможно. К моменту начала вчерашнего сурового наказания розгами Соня уже не могла сидеть, и новая порка без последующего обезболивания, естественно, ситуации не улучшила.
Согнувшись от боли, воспитанница схватилась за спинку кровати и старалась глубоко дышать, пережидая приступ.
В этот момент в спальню вошла заступающая на дежурство Мария Александровна.
В шесть часов она приняла отчёт у ночных воспитателей и взяла группу уже под своё наблюдение. Взглянув на Соню, она быстро оценила ситуацию и тут же оказалась рядом с воспитанницей.
- Что случилось?
Соне как раз полегчало: приступ закончился. Она перевела дух, выпрямилась и объяснила, в чём дело. Мария Александровна кивнула.
- Сделай, что необходимо – и ко мне в кабинет!
Через 10 минут Соня была уже в кабинете. Воспитательница протянула ей таблетку и стаканчик с водой:
- Выпей. Это спазган.
Соня приняла лекарство. Ей было нехорошо. Девушка ощущала сильную слабость, кружилась голова, ноющая боль в животе не отпускала.
- Теперь ложись, - приказала воспитатель. – Сделаю тебе обработку.
В руках у неё появилась баночка с мазью.
- Слушаюсь.
Соня, узнав баночку, удивлённо добавила:
- Но это же «Третья Бис»!
Мария Александровна усмехнулась:
- Что-то я не понимаю, ты решила мне свою эрудицию показать?
- Нет, - смутилась Соня, - но Елена Сергеевна…
В глазах воспитателя мелькнуло понимание.
- Ах, вот в чём дело! Соня, ты считаешь, я стала бы рисковать своей работой или, по крайней мере, репутацией?
- Нет, - ещё больше смутилась девушка.
– Успокойся! – продолжала Мария Александровна. - Елене Сергеевне я только что звонила. Это она распорядилась. Может быть, ты, наконец, ляжешь?
- Да! Простите! – воспитанница покорно легла на кушетку.
«В снисхождение не верю, – вертелось в голове, – Не думаю, чтобы Елена решила мне дать хоть какую-то передышку!”
- Тебя что-то ещё смущает? – внимательно посмотрев на неё, спросила Мария Александровна.
- Вы звонили Елене Сергеевне из-за меня сейчас? В шесть утра? Соня была озадачена.
- У нас сегодня прямо утро вопросов и ответов, - заметила воспитатель. – Во-первых, Елена Сергеевна всегда на этом настаивает – звонить ей в любое время по всем вопросам. А во-вторых – сегодня она дежурит по всему «Центру». Поэтому давно не спит. Уже дежурство приняла. Теперь ты спокойна?
- Да, спасибо, - тихо ответила девушка.
Мария Александровна уже заканчивала обработку, когда в кабинет вошла Елена. Свои блестящие каштановые волосы она сегодня уложила в красивую высокую причёску, а форма ответственного дежурного воспитателя «Центра» - белый жакет с позолоченными вставками на рукавах и чёрная прямая юбка – придавала воспитательнице солидный и торжественный вид.
Лена поздоровалась, улыбнулась Марии Александровне и подошла к Соне.
- Одевайся! - в голосе воспитателя Соня не уловила ничего похожего на сочувствие. - Сейчас пойдём в изолятор!
- Слушаюсь.
Девушка, невольно морщась от боли, встала и надела халат.
- Елена Сергеевна, мне уже лучше. Может быть, не надо? – Соня сама удивилась тихости и робости собственного голоса.
Лена сердито посмотрела на неё:
- Не умничай! Мне проблемы с твоим здоровьем не нужны. Тебя осмотрит врач. Если даст разрешение на обычный режим – тогда вернёшься в группу. Пойдём!
Они вместе вышли из спальни, миновали охрану и спустились на первый этаж. Изолятор располагался обособленно, пройти нужно было прилично.
Соня искоса поглядывала на Елену и никак не осмеливалась заговорить о том, что её мучило. Наконец, решилась.
- Елена Сергеевна! Я хочу извиниться перед вами за своё вчерашнее поведение. Простите! Я вела себя совершенно недостойно! Но я и правда ничего не могла поделать!
Лена равнодушно пожала плечами.
- С какой стати ты передо мной извиняешься? Это абсолютно твоё дело, как ты будешь держаться. Мне всё равно.
Она усмехнулась:
- Уж не хочешь ли ты, чтобы я тебе посочувствовала? Да ты вообще можешь не переживать по этому поводу. Все, наоборот, считают, что ты держалась неплохо! Что по-другому было невозможно при таких обстоятельствах!
- А кто «все»? – Соня похолодела от страшного предчувствия.
- Запись нашего разговора и самой порки вчера просматривали на педсовете, - объяснила Лена.
Соня побледнела. Лена насмешливо смотрела на неё:
- Я думала, ты догадываешься, что здесь всё фиксируется. Розгами у нас наказывают редко. Вот вчера народ и потребовал просмотреть запись.
- А Инна Владимировна и Светлана Петровна тоже смотрели? –Соня ждала ответа с замирающим сердцем.
- А как же без них! – воскликнула Лена. – Твои главные защитники!
«Она просто от неожиданности растерялась. А так быстро берёт себя в руки» - это Инна.
«Совсем надо быть железной, чтобы спокойно вынести такое. У тебя вид был совершенно жуткий, когда ты трясла перед ней этими прутьями. Даже мне после просмотра стало не по себе» - это Светлана.
- А что, правда у меня был жуткий вид? – Лена насмешливо смотрела на воспитанницу.
Соня кивнула. Почему-то она не могла вымолвить ни слова.
- И ещё Марина Олеговна! – фыркнула Лена.
«Надо же, а ко мне пришла совсем в нормальном состоянии – всего через полчаса после всего этого. Даже улыбалась»
- Ну, как? – Лена возмущённо тряхнула головой. – Неплохую ты создала себе репутацию?
Соня чувствовала, что воспитательница на взводе, но не понимала, почему.
- Елена Сергеевна! – с чувством сказала она. – Меня гораздо больше волнует ваше отношение. Пожалуйста! Не могли бы вы меня простить? Я не имею в виду наказания. Их я готова выносить! Но вы убиваете меня своим презрением!
Поверьте, я очень много здесь передумала и сильно изменилась, честное слово! Теперь всё было бы совсем не так! Я не такая уж бесчувственная скотина, как вы думаете. Пожалуйста, не презирайте меня! Дайте мне шанс!
Соня говорила горячо, по её лицу уже текли слёзы.
Лена остановилась.
- Стоп! Стоп! Стоп! – резко приказала она. – Не совсем понимаю: что ты от меня хочешь?
- Простите меня, пожалуйста, - почти прошептала Соня.
Лена нахмурилась.
- Я правильно поняла? – холодно спросила она. – Ты признаёшь свою вину, согласна терпеть физические наказания, но испытываешь моральные страдания из-за того, что я тебя презираю. Так?
- Да! – воскликнула Соня.
- И сколько же времени ты уже так страдаешь? – медленно спросила её Лена.
Соня молчала.
- Что молчишь? Забыла? Чуть больше двух недель! Всего! И ты считаешь, этого достаточно?
Лена разволновалась, раскраснелась, глаза её блестели.
– А теперь вспомни, сколько времени ты издевалась над Мариной! – уже почти кричала она. – Не меньше месяца! А как я всё это время себя чувствовала – это ты себе хоть немного представляешь? А сейчас, в больнице, думаешь, Марина страдает меньше тебя? Да ты ей всю жизнь испортила! Всё сейчас говорит за это!
Похолодев, Соня поняла, что не время и не место она выбрала для этого разговора.
- И ты смеешь мне жаловаться! - Лена чувствовала, как злоба распирает ее изнутри. – Прямо исстрадалась, скажите пожалуйста! Да это наглость с твоей стороны даже заикаться об этом! Ты не две недели должна страдать, а все эти четыре года! Причём, и морально, и физически!
“Конечно. А ты сделаешь для этого все, что возможно! – мозг Сони искал и не мог найти подходящих слов. – А если у меня не хватит сил терпеть боль и унижения? И эту пытку презрением?»
- Ни о каком прощении не мечтай! – бушевала Лена. – Я тебе сказала сразу, что ты от меня его не дождёшься! И с какой стати я должна менять своё решение? Потому что ты изменилась? Да мне-то какое дело? Что это меняет?
Соня стояла напротив воспитательницы, не сводила с неё глаз и ошеломлённо молчала. Да она и не смогла бы вставить и слова, даже, если бы и захотела.
- Я тебя не прощу, - сердито повторила Лена. – Не буду говорить «никогда». Не люблю разбрасываться этим словом! Но я могу тебе помочь избавиться от моральных страданий.
Теперь тон воспитательницы стал явно угрожающим.
- Я устрою тебе такую жизнь, что ты просто не сможешь переживать из-за такой мелочи, как моё отношение. Ты вообще больше ни о чём другом не будешь думать! Только о том, как добраться вечером до постели!
Так и знай, то, что с тобой происходило до этого, это «цветочки». «Ягодки» завтра начнутся! Поверь, массу «приятных» процедур организую! А то, тебе, кажется, слишком легко живётся!
Пороть буду не так, как сейчас! По «восьмому разряду», утром и вечером! И ремнём, и розгами! А днем ещё что-нибудь придумаю! На задницу вообще не сядешь, никакое обезболивание не поможет! И с “коленей” ты у меня не выберешься! И так будет до тех пор, пока не перестанешь допускать нарушения вообще! Только в этом твой шанс! Единственный!
Лена немного успокоилась. Поправила волосы. Усмехнулась:
- Хорош ответственный воспитатель «Центра». Никакой выдержки! Ладно, пойдём дальше.
У дверей изолятора они остановились. Лена сказала:
- Больше не смей заговаривать со мной на эту тему. – Она подавила в себе желание влепить Соне хлесткую затрещину. – И о Марине ничего не спрашивай. У тебя родители – врачи, пусть узнают по своим каналам и рассказывают тебе на свиданиях или в письмах. Понятно?
– Да, - тихо ответила Соня. Она уже очень сильно жалела, что посмела завести этот разговор, не предвещавший, как оказалось, ничего хорошего.
- Если нарушишь это условие, я тебе устрою отдых в «карцере». Веришь, что смогу это сделать?
- Да, - повторила Соня.
Лена открыла дверь, и девушки вошли в изолятор. Дежурная медсестра поднялась им навстречу:
- Здравствуйте! Наталья Александровна вас ждёт.
В «Центре» вахтовым методом работали два врача – Наталья Александровна и Людмила Николаевна. В течение двух недель одна из них постоянно, без отлучек, проживала в «Центре» и полностью отвечала за здоровье всех воспитанниц и сотрудников. В последний день такой вахты доктора целый день работали вместе, часто в эти дни проводили профосмотры, передавали друг другу информацию и делились соображениями.
Врачи не только лечили заболевших воспитанниц и углублённо обследовали всех поступающих новеньких. Они досконально знали всё о состоянии здоровья каждой девушки. Воспитанниц регулярно осматривали «узкие» специалисты, им организовывались любые нужные дополнительные обследования, в том числе, и за пределами «Центра».
Для оказания консультативной помощи была выделена кабельная линия для связи с ближайшей клиникой: можно было собрать телеконсилиум и, при необходимости, вывести заболевшую на операцию в течение получаса. После перенесённых заболеваний для каждой девушки составлялась и претворялась в жизнь индивидуальная реабилитационная программа. Питание воспитанниц контролировалось со всей тщательностью.
И вообще, врачи имели контроль над всеми сферами жизни «Центра». При решении многих вопросов их мнение было определяющим.
Лена постучала в дверь кабинета врача, они с Соней вошли и поздоровались. Очень симпатичная жизнерадостная молодая женщина с открытым лицом радостно улыбнулась, вставая из-за стола. Глаза её заискрились, на щеках появились очаровательные ямочки.
- Здравствуйте-здравствуйте! Особый привет главному начальнику! – улыбнулась она.
- Взаимно! – Лена попыталась придать лицу строгое выражение, но не выдержала и прыснула.
- Не смущайте меня, Наталья Александровна! – воскликнула она. – Я и так до сих пор в нужное настроение войти не могу. А день сегодня очень ответственный.
Соня не была ещё знакома с Натальей Александровной. Все 10 дней, которые она провела в изоляторе, здесь командовала Людмила Николаевна – строгая серьёзная женщина в возрасте около сорока лет.
Сейчас у Сони от диалога Лены и Натальи Александровны защемило сердце. Ей очень нравилась тёплая атмосфера, царившая в «Центре» среди сотрудников, а способность Лены иметь со многими дружеские отношения просто восхищала. У Сони, напротив, в обычной жизни возникали с этим проблемы.
«Надо же, она и с доктором дружит! И как всё успевает?» – удивлённо подумала Соня, логично рассудив, что не близкий Лене человек не стал бы так панибратски себя вести с ответственным воспитателем «Центра».
Соня не знала, что Лена подружилась с Натальей Александровной ещё во время своей работы воспитателем в изоляторе.
Наталья Александровна доброжелательно посмотрела на Соню:
- Проходи, не стесняйся.
И тут же добавила:
- Елена Сергеевна, девочка остаётся у меня.
- Да? Вы даже без осмотра определили? – улыбнулась Лена.
- Ну, я же профессионал! – смеясь, воскликнула врач, и продолжала уже серьёзнее:
- И без осмотра видно, что давление у неё низкое, болевой синдром выраженный, явно чувствует слабость и головокружение. Соня, что не так?
- Всё так, - тихо подтвердила девушка.
- И ещё… - Наталья Александровна помолчала. – Морально её что-то угнетает. Причём сильно.
Соня слегка покраснела.
- Вполне может быть, - вздохнула Лена. – По дороге у нас с ней очень неприятный разговор состоялся.
- Елена Сергеевна, - укоризненно покачала головой врач. – Ведёте в изолятор больного ребёнка и даже тут не можете удержаться от нотаций!
Лена бросила на Соню быстрый взгляд и с сомнением протянула:
- Ага! Ребёночек!
- Нет! Я сама виновата, - Соня нашла в себе мужество не жаловаться врачу на свою судьбу.
- Разберёмся! – решительно заявила Наталья Александровна. – Соня – халат на вешалку, и ложись на кушетку. Для начала измерим давление.
- Слушаюсь, - Соня быстро сняла халат и нерешительно уточнила:
- А мне на спину надо лечь?
Как у неё это получится, девушка не представляла. Следы от вчерашних розог подсохли, посинели, но ещё и не думали заживать. Правда, после утренней обработки Соня уже не испытывала особой боли, но ложиться больным местом на твёрдую кушетку было страшновато. Ведь утром она и на мягкую кровать присесть не смогла.
Елена Сергеевна сердито посмотрела на воспитанницу:
- Что ты ерунду спрашиваешь? Тебе специально наложили «третью бис» - для осмотра врача! А ты думала, за красивые глазки?
Одновременно она сделала шаг в сторону Сони. Девушка всерьёз испугалась, что сейчас получит пощёчину.
Наталья Александровна воскликнула:
- Стоп! Елена Сергеевна, пожалуйста, без наезда на мою пациентку!
Лена улыбнулась:
- Хорошо. Да, Соня, ты должна лечь на спину, и поскорее. Всё будет в порядке, ты сможешь.
- Вот так! – удовлетворённо кивнула врач. – А то дай вам волю!
- Можно, я дождусь вердикта? – спросила Лена.
- Да. Посидите в уголочке.
Измерив Соне артериальное давление, Наталья Александровна нахмурилась:
- Восемьдесят на шестьдесят.
Она подключила аппарат, быстро сняла девушке электрокардиограмму и удовлетворённо проговорила:
- Тут всё в порядке.
Затем внимательно осмотрела и выслушала пациентку. Во время осмотра у Сони опять возобновились резкие боли. Она старалась терпеть, но побледнела, напряглась, на лбу выступили капли холодного пота.
- Опять? – встревожено спросила Наталья Александровна.
Девушка кивнула. Врач быстро подошла к медицинскому столику, вскрыла несколько ампул, набрала в шприц и сделала Соне внутривенную инъекцию. Затем накрыла её тёплым одеялом, что-то написала на листе бумаги и нажала кнопку вызова медсестры. Когда та вошла в кабинет, Наталья Александровна попросила её, протянув листок:
- Пожалуйста, приготовьте эту капельницу, потом устройте девочку в пятой палате. «Капать» будем там.
- Что с ней? – подала голос Лена.
- Альгоменорея, - разъяснила врач. – Очень неприятная штука. Встречается не так уж редко, и симптомы бывают довольно выраженные. Самое плохое, что с трудом лечится. Единственный выход – оставаться в этот день, а то и дни, в постели и принимать необходимые меры.
Наталья Александровна пролистала Сонину медицинскую карточку:
- В её карте – рецептура травяного чая, рекомендованного фитотерапевтом.
Она рассмотрела личную печать врача и удивилась:
- Доктор – Левченко Олеся Игоревна?
- Это её мама, - пояснила Лена.
- Соня! У тебя мама – врач?
- Да. Она педиатр, и фитотерапией занимается.
- Тебе помогал обычно этот травяной сбор?
- Да. Только им и спасалась.
- Хорошо! Мы вполне можем у себя его приготовить. Прямо сейчас этим займусь. Состав очень хороший.
Наталья Александровна обернулась к Лене:
- Елена Сергеевна, вы разрешите мне при необходимости связаться с её мамой?
Лена сосредоточенно думала.
- Только в крайнем случае и исключительно по медицинским вопросам, - наконец, решила она. – А по всем остальным – только ко мне.
Вошла медсестра:
- Всё готово! Можно забирать девочку?
– Да, - Наталья Александровна помогла Соне встать и в сопровождении медсестры отправила её в палату.
– Наташа, когда ты мне её вернёшь? - поинтересовалась Лена.
– Думаю, завтра.
– Мне она нужна здоровой.
– Лена, я тебя не узнаю, - Наташа недоумённо нахмурилась. - Можно подумать, что у тебя с этой Соней что-то личное. Обычно ты так себя не ведёшь.
Лена немного смутилась. Она не думала, что её особое отношение к Соне так бросается в глаза. Впрочем, Наталья Александровна очень проницательна.
Девушка посмотрела на часы:
– Мне пора идти. Но сегодня я приведу к тебе четверых новеньких. Так что ещё увидимся и поговорим, ладно?
– Четверо новеньких! Круто! - оживилась Наталья Александровна.
Она тоже очень любила свою работу. И, кстати, всегда отстаивала права воспитанниц, как она шутливо выражалась: “Защищаю их от произвола воспитателей”.
Наталья Александровна прошла в палату к Соне, которая уже лежала под капельницей. Врач села рядом, прощупала у Сони пульс, удовлетворённо кивнула.
– Тебе надо поспать, - в голосе доктора чувствовалась доброжелательность. - Отдохни, не думай о грустном. Елена Сергеевна тебя расстроила?
Соня огорчённо кивнула:
– Да. Но я сама неправильно себя повела. Даже не неправильно, а просто глупо.
– Ладно. Перемелется, - ободряюще улыбнулась врач. - Кстати, я немного знаю твою маму. На курсах повышения квалификации она читала нам лекции по особенностям подросткового периода. Очаровательная женщина!
– Да, - прошептала Соня. И вдруг неожиданно для себя с отчаянием проговорила:
– Не знаю, как дождусь воскресенья! Я так скучаю! Места себе не нахожу!
Наталья Александровна сочувственно посмотрела на девушку и спросила:
– А Елена Сергеевна допускает тебя на ближайшее свидание?
Соня ещё не знала, в чём дело, но поняла, что у неё возникли очередные проблемы.
– А разве она может не допустить? Ведь в “Правилах” сказано, что только те воспитанницы, которые находятся в карцере, лишаются свиданий!
– Соня, есть внутренняя инструкция. Если воспитанница находится в “Центре” меньше месяца, то свидание ответственный воcпитатель или врач могут не разрешить. Это связано с периодом адаптации. У всех он по-разному проходит. Некоторым просто нельзя ещё видеться с родителями, а то они нервный срыв могут получить.
– А у меня будет нервный срыв, если я не увижу маму в воскресенье! – голос Сони задрожал. - Откуда всплыла эта инструкция? Я про неё не знала! И так ждала этого свидания!
Наталья Александровна! А вы не можете мне помочь? Как доктор! Пожалуйста!
Наталья Александровна покачала головой:
– Я могла бы запретить. А настаивать на свидании, если ответственный воспитатель против, я не могу. У неё тоже могут быть свои соображения.
Соня закрыла глаза, но слезы все равно потекли из-под опущенных век. Она уже понимала, что всё кончено. Елена ни за что не упустит такой шанс. Она знает, что означает для Сони это свидание, и как ей будет невыносимо тяжело ждать следующего ещё целый месяц!
Она не разрешит, и будет по-своему права. Обвинять её Соня не имеет права. Она сама ни разу не позволила Марине ни одного лишнего свидания, хотя её об этом просили. Отпускала девушку по воскресеньям только потому, что была обязана это делать.
– Не переживай заранее, - услышала Соня голос врача. - С моей стороны возражений нет. Сегодня Елена Сергеевна сюда ещё придёт, и мы у неё спросим.
– Бесполезно. Она не позволит, - обречённо проговорила Соня. - Наталья Александровна, пожалуйста, не спрашивайте. Лучше я сама.
– Хорошо. Спроси сама, - ответила та. - И не отчаивайся. Ты знаешь, в жизни иногда случаются чудеса.
«Только не со мной», - подумала Соня.
Из одноразового пакета в вену девушки медленно вливался электролитный раствор.
«Пожалуй, во вторую порцию стоит добавить реланиум! – подумала доктор. – Девочка в состоянии сильнейшего стресса!»
Соня и правда чувствовала себя полностью обессиленной и опустошённой. Она лежала с закрытыми глазами и старалась сдерживать слёзы, чтобы не волновать Наталью Александровну. В палате Соня пока была одна.
«Всё получается по-дурацки! И зачем я полезла к Елене с разговором? “Извините, простите, я страдаю”. Только ещё больше её разозлила. Говорили же мне и Инна Владимировна, и Светлана Петровна - подожди, ей нужно время. Надо было слушать умных людей. Нет, вылезла. Вот и получила!»
Соня никак не ожидала от Лены такой реакции в ответ на свою попытку извиниться. Перспектива, нарисованная воспитателем, ошеломила девушку. Она понимала, что Елена вполне может воплотить свои угрозы в жизнь. И не просто может, а, вероятнее всего, так и сделает.
И свидание...
- Представляю, как мама расстроится! - переживала Соня.
Она знала, что гости, желающие навестить воспитанниц, должны были заранее позвонить в дежурную справочную службу “Центра” и зарегистрировать своё посещение. Сделать это надо было в течение недели, предшествующей свиданию. С понедельника в справочном уже появлялись сведения о разрешении или запрещении свиданий.
«Сегодня вторник, - соображала Соня. - Значит, Елена решение уже приняла, и мама, вероятно, уже знает, какое! Может быть, мама смогла бы её уговорить? Вряд ли. Елена наверняка даже не захочет разговаривать по телефону!»
Родители девушек не могли звонить воспитателям напрямую. Они могли оставить для них своё сообщение или просьбу в справочной службе, а воспитатели уже сами решали – позвонить родителям или передать свой ответ также через справочную.
Однако родители могли в установленные часы (ежедневно с 16-ти до 19-ти) звонить дежурному руководителю “Центра”, если их вопрос не удавалось решить в справочном. На такие звонки по очереди, в соответствии с графиком, отвечали директор “Центра” и заведующие отделениями.
Соня оказалась права. Её мама, Олеся Игоревна, уже вчера позвонила в справочную службу и узнала, что воспитаннице Левченко свидание в это воскресенье не разрешено.
С ней разговаривали очень вежливо и корректно. Объяснили про инструкцию, а также сообщили, что свидание запрещено не врачом, а ответственным воспитателем, то есть, не по медицинским показаниям, а по другим соображениям.
Олеся Игоревна уже знала, что Сониным ответственным воспитателем оказалась Елена. На следующий день после поступления Сони в “Центр” ей сообщили в той же справочной, как зовут воспитателя. Услышав фамилию, имя и отчество и сопоставив факты, Олеся Игоревна пришла в ужас и бросилась за разъяснениями к бывшему куратору Сони в колледже - Александре Павловне.
Александра Павловна не стала скрывать, что Лена уже давно работает в этом “Центре”, но решительно потребовала от Сониной мамы неразглашения этой информации. Так же решительно она заявила, что не собирается вести никакие переговоры с Еленой, и посоветовала Олесе Игоревне по всем вопросам обращаться в “Центр”.
Так что известие о запрещённом свидании не явилось для неё чем-то уж совсем неожиданным. Олеся Игоревна была полностью в курсе взаимоотношений между Леной и Соней. Кстати, она не одобряла действий своей дочери по отношению к Марине, и пыталась повлиять на Соню, но, в конце концов решила признать право Сони поступать по своему усмотрению.
Олеся Игоревна решила не сдаваться. Этим же вечером она позвонила дежурному руководителю “Центра”, которым оказалась в тот день Галина Алексеевна.
Представившись, Олеся Игоревна объяснила ситуацию и спросила, нельзя ли как-нибудь изменить решение воспитателя о свидании.
- Можно, - ответила заведующая, - но только одним путём. Попробуйте обратиться напрямую к Елене Сергеевне. Этот вопрос может решить только она. Сейчас Елена Сергеевна действует согласно инструкции, и руководство не может диктовать ей свои условия. Мы доверяем своим воспитателям.
- Но, Галина Алексеевна, вы в курсе отношений между Соней и Еленой Сергеевной?
- Конечно. Я заведую этим отделением. И в этом вопросе я как раз Елену Сергеевну поддерживаю.
- Но вы же понимаете, что она просто хочет дополнительно наказать Соню? Ведь нет медицинских противопоказаний! Галина Алексеевна, и Соне, и мне очень нужно это свидание! Помогите нам, пожалуйста!
- Сожалею. Какими бы соображениями ни руководствовалась Елена Сергеевна, я ничего изменить не могу. Ещё раз советую – попробуйте обратиться к ней. Для этого вы должны оставить для неё краткое сообщение в справочной службе.
Олеся Игоревна остаток вечера колебалась – стоит ли обращаться к Елене. Чувствовала она себя ужасно. Тоска по дочери и тревога за неё буквально разрывали ей сердце.
Всё-таки она решила бороться дальше. С утра во вторник, прямо в 9 часов, как только открылась справочная, позвонила туда.
- Здравствуйте! Дежурная справочная служба “Центра перевоспитания”. Меня зовут Даша. Чем могу помочь? - услышала Олеся Игоревна приятный голос.
«Прямо как будто в кризисную службу позвонила», - подумала она и оказалась недалеко от истины.
В справочной службе “Центра” работали только девушки и молодые женщины, имеющие психологическое образование.
- Доброе утро! Меня зовут Олеся Игоревна Левченко. Я мама воспитанницы 204-ой группы Левченко Сони.
Дашенька, помогите мне, пожалуйста. Мне крайне необходимо поговорить с Сониным ответственным воспитателем – Еленой Сергеевной.
- По какому вопросу? - тактично осведомилась Даша. - Извините, но Елена Сергеевна обязательно меня об этом спросит.
- Я бы хотела просить её разрешить нам с Соней свидание в воскресенье.
- Одну минуточку, - Даша быстро нашла необходимую информацию.
- Но свидание не разрешено, - мягко сказала она. - Очень мало шансов, что в данном случае воспитатель изменит своё решение. У вас какие-то особые обстоятельства? Несчастье в семье? Другие проблемы?
- Нет. Глобальных причин нет. Просто ещё месяц ни она, ни я не выдержим!
- Олеся Игоревна! - сочувственно сказала Даша. - Я передам вашу просьбу Елене Сергеевне прямо сейчас. Оставьте свои телефоны. Она либо перезвонит вам сегодня сама, либо передаст свой ответ мне, тогда я с вами свяжусь. Ждите в течение дня. Елена Сергеевна сегодня дежурит по всему “Центру”, она очень занята, но вы обязательно получите ответ.
И ещё я хочу вам сказать. Если ваш вопрос не решится положительно – не расстраивайтесь очень сильно. Это единственное свидание, которое может отменить воспитатель. Все дальнейшие у вас обязательно состоятся, если девочка не будет в карцере.
- Спасибо. Даша, прошу вас, передайте Елене Сергеевне, что я очень её прошу лично мне позвонить. Очень.
- Я передам. Но, к сожалению, гарантировать этого не могу. Решения воспитатели принимают сами.
Даша действительно тут же позвонила Елене Сергеевне.
- Доброе утро. Это Даша из справочной службы, - девушка говорила почтительно, но с улыбкой. Они были хорошо знакомы с Леной. - Вас очень просит о личном разговоре одна ваша мамочка.
- Здравствуйте, Даша. Кажется, я даже знаю, кто! Скорее всего, мама моей Левченко, насчёт свидания.
- В точку! - восхитилась Даша.
Лена особо не удивилась. Вчера Галина Алексеевна рассказала ей о звонке Сониной мамы, и Лена была уверена, что та попытается связаться с ней.
– Очень просила о личном разговоре, - отметила Даша. - По голосу чувствуется – очень приятная, интеллигентная женщина. За девочку свою сильно переживает.
– Я ей позвоню, - пообещала Лена. - Обязательно поговорю с ней. Спасибо.
У Лены как раз сейчас выдалась свободная минутка. Она только что вернулась в свой кабинет с ежедневной утренней пятиминутки руководящего состава “Центра”. На этом совещании обычно присутствовали директор “Центра” и вся дежурная команда. “Пятиминутка” была действительно короткой. Ответственные дежурные воспитатели “Центра” и всех отделений настраивались на рабочий день, обсуждались наиболее важные предстоящие мероприятия.
Сейчас Лена намеревалась выпить чашку кофе, но сначала решила позвонить Олесе Игоревне. Девушка с уважением относилась к Сониной маме и, хотя не собиралась менять своего решения, считала правильным по крайней мере лично переговорить с ней.
Лена позвонила Олесе Игоревне на мобильный.
– Здравствуйте. Это Елена Сергеевна, воспитатель Сони. Вы можете сейчас говорить?
– Конечно! - взволнованно, слегка надтреснутым голосом отозвалась Олеся Игоревна. - Большое вам спасибо, что согласились на разговор!
– Не за что, - мягко сказала Лена. - Олеся Игоревна, у вас какой-то вопрос насчёт свидания?
– У меня не вопрос. А огромная просьба. Елена Сергеевна, пожалуйста, разрешите мне повидать Соню в это воскресенье! Очень вас прошу!
– Мне очень жаль. Но, я думаю, вы понимаете ситуацию. Я не намерена сейчас делать никаких поблажек Соне. Она не заслуживает этого свидания, и ей будет полезно подождать ещё месяц, а заодно подумать и сделать некоторые выводы.
– Елена Сергеевна! Я вас понимаю! И вы по-своему правы! Но Соня очень нуждается в этом свидании, я это чувствую! Я знаю, что сейчас ей очень плохо и хотела бы немного её поддержать.
– Олеся Игоревна! Вы слишком драматизируете! Я не могу сказать, что у Сони нет проблем. В конце концов, она только 2 недели в “Центре”. За это время трудно адаптироваться. Но ничего выходящего за рамки с ней не происходит. Она хорошо держится, и вполне справится. Поверьте, я тоже в этом разбираюсь. А моральные страдания в данном случае пойдут ей только на пользу.
Кстати, и порадовать мне вас в это воскресенье было бы особо нечем. А вот через месяц, возможно, ситуация улучшится.
– Да. Возможно, вы правы. Но есть ещё один момент.
Сонина мама помолчала.
– Елена Сергеевна, согласитесь, что лично я не сделала вам ничего плохого.
– Это так, - ответила Лена. - Но никто из родителей моих воспитанниц не сделал мне ничего плохого. И я, когда принимаю решения, не беру это в расчёт.
– Елена Сергеевна, понимаете, я сейчас нахожусь в ужасном состоянии. Как только я узнала все подробности, я не нахожу себе места, не могу больше ни о чём думать. Мне не хочется идти на работу. Я начинаю осматривать больного ребёнка, разговаривать с мамой, а у меня трясутся руки, и дрожит голос. Это – начало невроза.
Вы поймите, я не жалуюсь, а просто пытаюсь обрисовать ситуацию. Мне с этим не справиться. Я ужасно волнуюсь за Соню.
Я понимаю, что, скорее всего, мне самой уже пора обращаться к специалисту, но я очень надеялась перед этим увидеть Соню, поговорить с ней и убедиться, что она более или менее в порядке. Возможно, тогда я и сама бы справилась.
Голос Олеси Игоревны задрожал.
- Вы понимаете, Лена, я всегда думала, что я сильный человек. Но сейчас всё произошедшее меня практически сломило. Я прошу вас теперь не за Соню, а за себя. Дайте мне шанс. Разрешите увидеть её хотя бы ненадолго! Если вы не можете предоставить нам полноценного свидания – позвольте хотя бы пять минут поговорить! Пожалуйста!
Елена Сергеевна, ведь Соня остаётся в вашей власти. Вы можете в дальнейшем применять к ней любые необходимые меры. Но в отношении этого свидания, пожалуйста, проявите милость! Я умоляю вас!
Вы ведь чувствуете, что я говорю правду. Что это не какой-то ловкий ход с моей стороны!
- Да. Чувствую, - согласилась Лена. Она действительно поняла, что с Сониной мамой далеко не всё в порядке, и заколебалась.
– Вы знаете, я должна всё это обдумать, - продолжала она. - Давайте договоримся, что я перезвоню вам сегодня в течение дня.
- Спасибо. Я буду ждать. С надеждой! – тихо ответила Олеся Игоревна.
- В любом случае вы сможете приехать в воскресенье для разговора со мной. Я дам вам подробный отчёт об учёбе и поведении Сони, или мы сможем поговорить об этом по телефону. А пока извините, меня ждут дела.
Закончив разговор, Лена приготовила себе кофе. Она уже понимала, что свидание придётся разрешить: оно действительно нужно Сониной маме.
“Не буду брать грех на душу, - думала девушка. – В конце концов, я не такая упёртая, как Сонька. Тут надо гибко поступить. А Соня действительно от меня никуда не денется.
Однако у Олеси Игоревны способность убеждать потрясающая! Меня вот сейчас почти запросто уговорила. И Александру Павловну тогда – чтобы Соню до расследования домой отпустили. Понятно, почему Сонька лидер! Некоторые качества у мамы унаследовала. Но вот в кого она такая жестокая, интересно?”
Зазвенел телефон.
– Елена Сергеевна, поступает воспитанница. Яковлева Мария – второй курс, - доложил Лене сотрудник охраны из проходной.
– Хорошо. Пожалуйста, проводите в приёмную. Я буду там через пять минут.
Лена, в свою очередь, позвонила дежурной сотруднице внутренней охраны и предупредила:
– Ольга Юрьевна, поступает новенькая. Пожалуйста, подойдите в приёмную.
По правилам, приём новых воспитанниц возлагался целиком на ответственного дежурного воспитателя “Центра”, но при этом обязательно присутствовала сотрудница охраны – во избежание разных недоразумений. Во время приёма случалось всякое. Не все воспитанницы были в состоянии вести себя адекватно.
Лена с Ольгой Юрьевной оказались в приёмной раньше посетителей и успели немного поболтать.
Ольге Юрьевне было около 30 лет. Она работала в “Центре” по графику “сутки через трое”, растила очаровательную дочку. Её муж трудился здесь же, в службе наружной охраны, по такому же графику. Лена уже несколько раз во время отпусков была в гостях у этой семьи – они жили в одном городе. Ольга и её муж Александр, единственные из сотрудников “Центра”, знали про Кирилла. Вместе с ним Лена недавно приезжала к Ольге отмечать её день рождения.
Ольга в жизни была очень весёлой, смешливой и жизнерадостной, заражала всех своим оптимизмом. На работе она преображалась – становилась строгой и собранной.
Вот и сейчас: только что они с Леной смеялись, рассматривая забавную фотографию Ольгиной дочки, но, услышав шаги, Ольга тут же профессионально напряглась и моментально оказалась около дверей.
В приёмную вошли две девушки примерно одного возраста и поздоровались. Обычно в “Центр” воспитанниц доставлял кто-то из лидеров своей же параллели, в редких случаях – сами кураторы.
Лена подошла к посетителям и доброжелательно, но твёрдо сказала им:
– Здравствуйте! Я ответственный дежурный воспитатель “Центра перевоспитания” - Гаричева Елена Сергеевна.
Указав на Ольгу, она добавила:
– Сотрудник охраны – Мезенцева Ольга Юрьевна.
Уже с первого взгляда можно было определить, которая из девушек – будущая воспитанница. Одна из них – стройная, темноволосая, с выразительными глазами – была очень бледна, в глазах плескался страх. Она растерянно оглядывала приёмную, на Лену и Ольгу посмотрела испуганно. Вторая девушка держалась уверенно. В руках она держала кожаную папку.
– Я Виктория Орлова, - представилась она. - Доставила в ваш “Центр” вот эту девушку – Яковлеву Марию. Мы из четвёртого гуманитарно - языкового колледжа.
– Пожалуйста, дайте мне документы, - попросила Лена. - И снимайте верхнюю одежду.
Она указала Виктории на вешалку у входа, а Марии приказала:
– Кладёшь вещи вот на этот стол. Потом переобуваешься. Тапки под столом.
– Хорошо, - выдавила из себя девушка.
Лена внимательно просмотрела документы: решение специальной комиссии о направлении девушки в ”Центр”, подробное досье о совершённом ею нарушении с результатами расследования, медицинская карта, паспорт, аттестат о среднем образовании, характеристика и ведомость успеваемости из колледжа, трудовая книжка, налоговое свидетельство. Всё было в порядке. Она достала фирменные бланки “Центра” и начала заполнять расписку о принятых документах и обязательство “Центра” с сегодняшнего дня принять девушку под свою полную ответственность.
Тем временем Ольга Юрьевна внимательно осматривала одежду Маши – пальто, шапку, шарф, перчатки. Она вывернула карманы, просмотрела все швы, затем аккуратно сложила одежду в большой мешок из плотной ткани, на котором уже заранее были нанесены имя, фамилия девушки и дата поступления. Сапоги Марии после осмотра Ольга поместила в прочный полиэтиленовый пакет, затем вложила в тот же мешок.
Закончив оформлять документы, Лена по телефону пригласила сотрудника охраны и обратилась к Виктории:
– У вас обратный поезд в шесть вечера?
– Да.
– Сейчас вас проводят в комнату для гостей. Вы сможете у нас позавтракать, отдохнуть, потом пообедать. Выйти вам нужно будет около пяти часов. Остановка автобуса – прямо у проходной, а до вокзала ехать минут десять.
– Спасибо, - поблагодарила сопровождающая.
Все сотрудники или лидеры, доставляющие девушек издалека, обеспечивались в “Центре” питанием и условиями для отдыха.
– Можете попрощаться, - предложила Лена.
Виктория подошла к Марии и мягко проговорила:
– До свидания, Маша. Держись. Через год увидимся.
– До свидания, - в голосе девушки явно ощущалось волнение.
Постучавшись, вошёл охранник, и Виктория вместе с ним покинула приёмную.
Лена вернулась за стол и приказала Марии:
– Проходи сюда, садись.
Ольга Юрьевна подобралась. Начинался следующий этап приёма, чаще всего – самый трудный.
Лена внимательно посмотрела на сидящую перед ней будущую воспитанницу.
Восемнадцатилетняя Яковлева Мария поступала к ним на второе отделение. Девушка попала в “Центр ”за курение, и по приговору должна будет провести здесь год. Сейчас она сидела побледневшая и явно очень взволнованная. Тёмные большие глаза, казалось, занимали поллица. Длинные волосы, тоже тёмные, были зачёсаны на лбу и собраны в “хвост”. Девушка напряжённо смотрела на Лену.
– Ты попала в учреждение с очень строгим режимом, - Лена сразу давала новенькой понять, что тут с ней церемониться не будут. – У нас жёсткая дисциплина.Ты обязана чётко выполнять все “Правила поведения в “Центре”. Я тебя сразу предупреждаю, что за малейшие нарушения к воспитанницам применяются телесные наказания. Знаешь, что это такое?
Мария кивнула.
– А на себе когда-нибудь испытывала?
– Нет, - девушка покачала головой. - Я не была “под надзором”. И всегда до этого случая у меня всё было хорошо.
Лена с Ольгой обменялись понимающими взглядами. Если воспитанницу раньше не наказывали, ей придётся поначалу очень трудно в “Центре”.
Лена за рукоятку вытащила из прикреплённого к поясу чехла ремень и положила на стол.
– Для наказаний чаще всего используется вот такой воспитательный инструмент, - пояснила она.
Мария непроизвольно вздрогнула и отодвинулась от стола. Она знала, что в «Центрах» воспитанниц наказывают, но необычный вид этого ремня – из особой плотной резины, с прочной, явно удобной для воспитателей рукояткой, напугал новенькую.
– Будь к этому готова, - продолжала Лена. - Любой сотрудник может приказать тебе раздеться и лечь на кушетку, или встать около стены. Раздеваться придётся полностью, хотя наказывают чаще всего по ягодицам. Предупреждаю, получив такой приказ, ты должна немедленно ответить “Слушаюсь”, выполнить его и вытерпеть наказание. Других вариантов нет. Понятно?
– Да, - прошептала девушка.
– Сейчас я отведу тебя в изолятор. Там ты будешь находиться не меньше 10-ти дней: проходить медицинское обследование и учить “Правила поведения в “Центре”. На десятый день сдаёшь комиссии зачёт по “Правилам”. Без этого тебя в группу не допустят, да и делать там без абсолютного знания “Правил” нечего: не будешь вылезать из наказаний.
А теперь будь особенно внимательна! Я объясняю тебе два основных правила, которые ты обязана соблюдать уже прямо сейчас. Соответственно, тебя будут наказывать за их нарушение.
– Первое. В ответ на любой приказ любого сотрудника “Центра” - воспитателя, медсестры, врача, сотрудника охраны – ты должна немедленно чётко и достаточно громко ответить “Слушаюсь”.
– И второе. После того, как сказала “Слушаюсь” - сразу без промедления и лишних вопросов выполнить приказ.
Лена испытующе посмотрела на Машу:
– Кажется, несложно, правда? Но, почему-то, именно это и становится “камнем преткновения” почти для всех новеньких. Тебе эти “Правила” понятны?
– Да.
– Тогда вставай!
Маша быстро вскочила, едва не опрокинув стул.
Лена вздохнула.
– Начинается! – в её голосе ощущалось явное недовольство. - Маша, я сотрудник “Центра”?
– Да.
– Я отдала тебе приказ. Что ты должна была сделать?
Маша побледнела ещё больше.
– Простите. Я не сказала “Слушаюсь”.
– Вот именно! Ладно. Будем считать, что это была тренировка. А в следующий раз получишь за такое нарушение не меньше десяти ударов. А теперь подходи сюда и раздевайся.
Лена подвела девушку к низкой скамейке у дверей.
– Снимаешь с себя всё, включая трусы, носки и всё, что там у тебя ещё есть. Одежду складываешь на скамейку. Остаёшься только в тапках.
Маша опять повела себя не по “Правилам”. Она изумлённо посмотрела на воспитателя и воскликнула:
– Зачем?
Лена покачала головой и обратилась к Ольге:
– А ведь не производит впечатления совсем бестолковой, правда?
Ольга Юрьевна подошла вплотную к Маше, вытащила из-за пояса резиновую дубинку, резко развернула девушку и довольно чувствительно ударила её дубинкой пониже спины.
– Здесь тебе никто два раза повторять не будет! Живо раздевайся! А то я тебе помогу! - сурово приказала она.
– Слушаюсь, - всхлипнула Маша. От изумления она даже не вскрикнула после удара.
Под строгими взглядами Лены и Ольги Юрьевны девушка, торопясь и волнуясь, разделась и сложила одежду. Теперь она стояла перед сотрудниками голая и очень смущённая, и не знала, куда деть руки.
– Несмотря на мои подробные объяснения, ты нарушила “Правила”, - строго выговаривала Лена. - Не сказала “Слушаюсь”, не выполнила приказ, да ещё вздумала его оспорить. За это прямо сейчас будешь наказана, вот этим самым ремнём. Ложись на кушетку животом вниз!
– Слушаюсь! – кажется, необходимость говорить: «Слушаюсь» уже отложилась в сознании новенькой.
Но вот сразу выполнить приказ, да ещё такой зловещий Маше явно было не под силу. По крайней мере, девушка не направилась к кушетке, а продолжала стоять, с ужасом глядя на воспитателя широко раскрытыми глазами. Лена её понимала. Конечно, девушке сейчас очень страшно.
Ольга Юрьевна, держа на виду дубинку, опять подошла к Маше и резко приказала:
– Ложись!
Девушка вздрогнула, со страхом взглянула на дубинку, подошла к кушетке и, наконец, улеглась, но вся дрожала. По её лицу уже текли слёзы.
– Повернись лицом ко мне! - приказала ей Лена. - Глаза не закрывать. Руками возьмись за перекладину и не отпускай её!
– Слушаюсь, - Маша выполнила распоряжение.
Ольга Юрьевна встала у изголовья кушетки и предупредила:
– Без глупостей!
Маша от страха начала тихонько подскуливать.
«Ну, сейчас визгу будет», - с сочувствием подумала Лена.
Девушки, которых раньше никогда не наказывали, обычно при первой порке вели себя очень экспансивно. С такими и работать нужно было по особой методике, осторожно.
После первого же удара Маша начала кричать, умолять Лену прекратить наказание, попыталась слезть c кушетки.
– Лежать! - гневно крикнула ей Ольга.
Поскольку Маша не отреагировала, Ольга взяла девушку за волосы, закрутила её “хвост” вокруг перекладины и резко прижала. Теперь Маша не могла даже шевельнуть головой.
– А где «слушаюсь»? Опять забыла? Напомним! Получаешь ещё пять ударов! - Лена уже начала сердиться. В конце концов, могла бы эта новенькая быть и посообразительнее. Неужели ещё не поняла, куда попала?
Ответом был жалобный вопль:
– Елена Сергеевна, простите, умоляю, не на-адо!
Маша отчаянно вертелась под хлёсткими ударами ремня, но это не спасало её от расправы.
Конечно, Лена могла бы сразу прикрепить девушку к кушетке ремнями, но ей не хотелось слишком пугать новенькую. Фиксация на кушетке психологически переносилась воспитанницами очень тяжело, появлялся жуткий страх, девушкам подсознательно начинало казаться, что наказывать их будут долго и жестоко. Кроме того, в «Центре» не было принято привязывать воспитанниц к кушетке, если им предстояло перенести всего 10-20 ударов по обычной, не строгой методике. Лена рассудила, что пусть новенькая привыкает к этому сразу.
– Пожалуйста, хватит! Я не могу больше! Ну что же мне делать? - громко кричала Маша, но ремень снова и снова опускался на голое тело.
– Пока тебе остаётся только терпеть наказание! - сурово проговорила Ольга. - А в следующий раз будешь умнее себя вести.
Маше пришлось вытерпеть все 15 ударов, затем Лена применила спрей с обезболиванием и велела ей встать. Несмотря на боль и угнетённое состояние, девушка не забыла про «Слушаюсь» и с трудом поднялась, держась за ягодицы. На воспитателя она смотрела со страхом, но теперь явно была готова немедленно и беспрекословно выполнить любой приказ.
«Всё-таки не зря даже в Библии розга названа «исправительной», - подумала Лена. Она уже давно убедилась, что даже всего 10-15 хороших ударов ремня обычно довольно быстро приводят воспитанниц в чувство, и действует это явно лучше объяснений и уговоров.
– Умойся и приведи себя в порядок, - всё-таки воспитатель немного сочувствовала девушке.
Маша послушно скрылась в санитарном блоке. Ольга наблюдала за ней по монитору.
– Ещё не худший вариант, - вздыхая, отметила Лена. Эта порка далась ей нелегко.
– Да, - согласилась Ольга. - Но сегодня у нас ещё трое?
Лена кивнула:
– Двое приедут до обеда, и ещё одна – вечером, часов в восемь. Тоже все “сырые”, “под надзором” никто не был.
– Лидеров среди них нет? - поинтересовалась Ольга.
– Ни одной.
– Тогда придётся потрудиться, - улыбнулась Ольга. - Ничего, справимся.
Конечно, принимать бывших лидеров или девушек, побывавших “под надзором”, было несравненно легче. Они быстрее “въезжали” в ситуацию, не теряли голову при угрозе телесных наказаний, да и сами наказания переносили спокойнее.
Ольга Юрьевна была опытным специалистом, в “Центре” работала уже шесть лет. А вот Лена дежурила по всему “Центру” только четвёртый раз, а новеньких принимала до этого только в одно из дежурств. Они поступали в “Центр” далеко не каждый день. Однако девушка усиленно готовилась к своей роли ответственного дежурного воспитателя «Центра», тщательно изучила все инструкции и просмотрела массу записей, как другие воспитатели проводят приём.
Ничего сложного для Лены в этом не было, девушка чувствовала себя уверенно, но всё равно была благодарна Ольге за помощь и поддержку.
Маша вышла из санблока и робко остановилась у дверей. На лице новенькой отражались страх и смущение. Видно было, что она попыталась, как смогла, привести себя в порядок, но в глазах её всё ещё стояли слёзы. Пышные непослушные волосы вылезали из-под зажима в разные стороны.
– Ты сделала выводы? - строго спросила её Лена. Она ещё не убрала ремень и держала его в руках, на виду.
– Обрати внимание, ты допустила три нарушения. А я наказала тебя только за одно. 10 ремней – это минимальное наказание за один проступок.
Глаза Марии наполнились ужасом. Она с отчаянием воскликнула:
– Елена Сергеевна! Пожалуйста! Не надо меня больше пороть, прошу вас! Я всё поняла! Честное слово! Я буду сразу говорить “Слушаюсь” и чётко выполнять приказы, без всяких вопросов. Умоляю!
– Интересно, почему вы с самого начала по-хорошему не понимаете? - хладнокровно поинтересовалась Ольга. - Можно было сразу всё сделать, как надо, и вообще до порки не доводить.
– Простите! Я просто очень растерялась и испугалась! От страха почти ничего не соображала! - взволнованно ответила Маша.
Она сильно побледнела, губы заметно дрожали. Девушка переводила умоляющие взгляды с Лены на Ольгу.
- Пожалуйста, простите меня!
К счастью, инструкции позволяли Лене отнестись к новенькой снисходительно.
– Хорошо, - заявила она. - Я могу сделать тебе поблажку. Но предупреждаю – это возможно только на первый раз. Больше ты никаких послаблений ни от кого не получишь!
– Спасибо! – девушка с облегчением вздохнула.
Тем временем Ольга уже просмотрела и упаковала в другой мешок всю остальную одежду Маши. Оставались небольшая чёрная сумочка и объёмный полиэтиленовый пакет.
– Что у тебя в сумке? Открой! - приказала девушке Ольга.
– Слушаюсь, - Маша поспешно открыла сумку и выложила на стол всё содержимое: косметичку, массажную расчёску, влажные салфетки, упаковку бумажных платочков и небольшую оригинальную “флэшку” в форме зайчика.
Поступающим не разрешалось брать в “Центр” ничего из личных вещей, кроме учебных материалов. В сумке могли быть только вещи, необходимые им в дороге.
Ольга тщательно осмотрела содержимое косметички, затем – пустую сумку, и сложила всё обратно.
– На “флэшке” что? - спросила она.
– Там конспекты лекций, с иллюстрациями.
Ольга положила “флэшку” в карман.
– Потом разберёмся. Теперь – пакет!
Маша вытряхнула на стол содержимое пакета. Согласно инструкции, там оказались только её учебные тетради. Ольга пролистала их все. В одну тетрадь оказался вложен конверт.
– Это что? - резко спросила она.
– Письмо от мамы. И фотография её и брата, - ответила Маша.
Лена подошла к Ольге, и они вместе рассмотрели содержимое конверта.
– Маша! - обратилась Лена к девушке. - Ты получила из “Центра” инструкции для поступающих, где было чётко заявлено: в тетради не должно быть вложено ничего постороннего. Почему ты нарушила инструкцию?
– Но, я думала, письмо от мамы можно, - растерянно проговорила девушка. - Мы даже не увиделись с мамой, меня так быстро сюда отправили. Она успела мне только письмо передать.
Лена вернулась к столу, вынула из папки с делом Маши лист формата А-4 и передала девушке.
– Вот инструкция, которую мы отправили вам по факсу. Твоя подпись?
– Да.
– Теперь прочитай вслух всё, что касается личных вещей.
Маша прочитала. В документе чётко объяснялось, что относится к постороннему: любые не относящиеся к учёбе записи, письма, фотографии, открытки, конверты и так далее.
– Можно подумать, ты собиралась не в режимное учреждение, а в детский сад! - возмутилась Лена. - Ты совсем бестолковая? Это не шуточки, а очень серьёзно! Ты расписалась в том, что знаешь правила приёма, и теперь строго ответишь за их нарушение! Сейчас тебе придётся терпеть ещё одну порку!
Маша закусила губу. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– А в изоляторе будешь дополнительно наказана уже своим ответственным воспитателем. Это серьёзное нарушение!
– Слушаюсь! - с отчаянием воскликнула Маша. - Елена Сергеевна, ну почему здесь так строго? Это же такие мелочи!
Она не выдержала и всё-таки расплакалась. Девушка ещё не пришла в себя после первой порки, угроза повторного наказания привела её в ужас.
– Привыкай, - спокойно ответила Лена. - Здесь мелочей нет. Расплачиваться приходится за всё. Ты прекрасно знала, куда едешь! И когда сигареты раскуривала, тоже знала, что попадёшь в “Центр”. У тебя был выбор! Ложись!
Маша посмотрела на Лену и Ольгу и, видимо, поняла, что лучше без споров и просьб подчиниться. Во время наказания она вела себя ещё хуже, чем в первый раз: ведь было гораздо больнее. Ремень звучно и с достаточной силой ложился на уже покрасневшие и припухшие после первого наказания ягодицы, и Маша в тщетных попытках хоть как-то облегчить боль вертелась под точными неотвратимыми ударами и громко кричала. Однако Ольга стояла рядом, и Маша не отпускала перекладину и не пыталась спрыгнуть с кушетки.
Когда Лена разрешила наказанной подняться, девушке не сразу удалось успокоиться. Всхлипывая и пытаясь сдержать рыдания, она спросила:
– Елена Сергеевна! А можно как-нибудь отсюда выйти досрочно?
– Нет! Никаких шансов! А вот дополнительный срок получить можно легко. Так что старайся.
– А ... моим ответственным воспитателем ... вы знаете, кто будет?
Маша помнила про ещё одну обещанную ей порку.
– Знаю. Ты попадаешь в 206-ю группу. Ответственный воспитатель там – Татьяна Анатольевна.
– Она очень строгая? - дрожащим голосом спросила Маша.
– Маша! Когда воспитанницы нарушают “Правила” - все воспитатели строгие! В основном всё будет зависеть от тебя.
Конечно, Лена немного покривила душой. От воспитателя зависело тоже очень много! Если бы Лена захотела ответить Маше совсем честно, ей бы пришлось признать, что девушка попадает к довольно строгому воспитателю.
Татьяне Анатольевне было 35 лет. Она преподавала химию и являлась самым опытным и самым старшим по возрасту ответственным воспитателем отделения. Только в этом “Центре” она работала уже 8 лет. Сама Татьяна Анатольевна растила двух детей – мальчика и девочку 11-ти и 12-ти лет.
Для семейных сотрудников, особенно имеющих детей, допускалась работа вахтами. На группу назначались два ответственных воспитателя. Они вместе обсуждали основные принципы работы и стратегию ведения группы. Затем работали поочерёдно по 3 месяца, а следующие 3 месяца проводили со своей семьёй. Ну, и, конечно, в период работы приезжали домой в выходные и праздники.
Татьяна Анатольевна работала именно так, и как раз сейчас совсем недавно заступила на свою трёхмесячную вахту. Так что период адаптации Маше придётся проходить именно с ней.
Татьяна Анатольевна держала свою группу строго – её девушки ходили буквально “по струночке”. Когда воспитанницы Татьяны Анатольевны допускали какое-то нарушение “Правил”, то перед наказанием им обычно приходилось пережить длительную изматывающую беседу с воспитателем. Татьяна Анатольевна, ещё не начав наказания, часто доводила девушек до слёз, а потом ещё и очень строго наказывала.
Например, такого наказания, как 10-15 ремней, в группе не существовало в принципе. Даже за мелкие проступки девушки получали не меньше двадцати.
Но поступала Татьяна Анатольевна всегда справедливо и тоже, как и Лена, не любила применять унижающие наказания.
206-ая группа считалась сильной. За последний трёхмесячный отчётный период по дисциплине и успехам в учёбе она оказалась на третьем месте, а до этого почти год прочно удерживала второе.
Первенство уже несколько периодов с большим отрывом по баллам принадлежало группе Светланы Петровны, а на второе место в этот раз впервые вышла Ленина 204-ая. Несмотря на то, что и в прошлом отчётном периоде 204-ая группа резко перескочила с девятого места на пятое, призового места от неё пока ещё никто не ожидал, тем более – второго. 206-ая и 205-я группы были очень сильными, и “подвинуть” одну из них считалось делом трудным.
Конечно, не только мастерство воспитателей влияло на положение группы. Иногда вновь поступившая девушка, которая долго не могла адаптироваться, резко отбрасывала сильную группу назад. Однако и от воспитателей зависело многое. Причём, имели значение как тактика, выбранная ответственным воспитателем, так и слаженность в работе всех воспитателей группы.
За каждый проступок и плохую отметку воспитанницам назначались по специальной шкале штрафные баллы. Они подсчитывались и индивидуально для каждой девушки, и для всей группы в целом. Каждые три месяца выявлялись 3 призовые группы (в которых отмечалось меньше этих баллов) и, независимо от группового соревнования – пятеро лучших воспитанниц отделения.
Каждое нарушение имело свою строго определённую стоимость в баллах. Например, за разговор в строю назначалось 20 штрафных очков, за несвоевременное выполнение приказа – 300, за двойку – 100, за неуважительный ответ воспитателю – 500.
Серьёзные проступки, за которые обычно наказывали карцером и продлением срока, оценивались в тысячу и более баллов.
Подсчёт производился автоматически, на основании внесённых в компьютер данных. Существовала специальная двойная система проверки.
Всё это было придумано не столько для оценки работы воспитателей, сколько для дополнительного стимулирования воспитанниц.
Призовые группы и лучших воспитанниц руководство всегда поощряло. Их обязательно награждали, во-первых, какой-нибудь экскурсией или поездкой в театр. Воспитанницы обычно за пределы “Центра” практически не попадали, поэтому такой выезд оказывался для них радостным и волнующим событием. За первое место группа имела право получить такое культурное мероприятие 3 раза в последующие три месяца, за второе место – 2 раза, за третье – один.
Во-вторых, девушки получали что-нибудь особенно вкусное в столовой, чаще всего – торты или пирожные, которые воспитанницам перепадали обычно крайне редко, по большим праздникам, типа Нового Года. По той же схеме – лучшей группе эти сладости добавлялись к ужину каждое воскресенье в течение трёх месяцев, второй группе – в течение двух, третьей – месяц.
Но самым желанным подарком для воспитанниц были сертификаты на освобождение от наказаний.
Девушкам вручался специальный документ достоинством в 10, 20, 30 или даже 50 единиц (единицы соответствовали количеству ударов). Если обладательнице сертификата назначалось наказание, например, в 20 ремней, она могла отдать воспитателю свой документ на 20 единиц и, соответственно, от наказания освобождалась.
Если девушке предписывалось вытерпеть 30 ударов, то, расставшись с сертификатом на 20 единиц, она получала лишь десять.
Воспитанницам, у которых имелись в запасе сертификаты, их подруги завидовали буквально “чёрной завистью”. Сертификат считался в “Центре” самым бесценным сокровищем.
Девушки призовых групп обычно получали в подарок и сертификаты. Лучшей группе 3 раза по первым числам последующих месяцев выдавались сертификаты на 30 единиц, второй группе – на 20, третьей – на 10.
Пятёрку лучших воспитанниц по итогам периода тоже награждали. Девушку, набравшую самое малое количество баллов, объявляли лучшей воспитанницей отделения. Ей трижды выдавался сертификат на 50 единиц. Все пять победительниц тоже ездили вместе с лучшими группами на экскурсии и получали вкусные призы, даже если они были не из призовых групп. И сертификаты им выдавали – на 40, 30, 20 и 10 единиц.
В общем, стимул оказаться на призовых местах по учёбе и поведению у девушек был, и немалый.
За какие-то особые заслуги воспитаннице или всей группе только решением педсовета могли назначаться “плюсовые” баллы, которые поглощали соответствующее количество штрафных.
Также ответственные воспитатели имели право с целью поощрения своих или не своих воспитанниц сами награждать их сертификатами, или дарить их девушкам на день рождения или другие праздники. Но это было только их правом. И пользовались воспитатели им не так часто, как хотелось бы девушкам.
Теоретически у воспитанниц существовало право передавать свои сертификаты друг другу, но такого практически не случалось. Слишком ценной вещью являлись сертификаты, и совершить такой благородный поступок желающих было немного.
204-я группа в полном составе первого декабря получила сертификаты на 20 единиц за своё второе место. Кроме Сони, которая в это время ещё находилась в изоляторе и официально не считалась зачисленной в группу. Это происходило только после сдачи зачёта по “Правилам”.
Сегодня было шестое. Лена с интересом наблюдала за тем, как её девчонки ими распоряжаются.
Почти сразу использовали свои сертификаты только три воспитанницы – Зоя, Настя и Лиза. Ну, с Зоей было всё понятно. Она по складу характера не могла хладнокровно хранить такой документ, зная, что можно с его помощью уже сейчас избежать наказания.
Настя скоро выходит на свободу – ей надо было успеть использовать свой сертификат.
А Лиза просто не выдержала. Она всегда крайне негативно воспринимала порку, причём по довольно необычной причине.
Девушка очень трепетно относилась к своему телу, всегда тщательно ухаживала за собой. Её приводили в бешенство долго не заживающие следы от ударов. Не из-за боли, а именно по эстетическим соображениям.
Лиза вообще была очень оригинальной девушкой. Смелая, энергичная, очень решительная, с юмором и острая на язык. Именно её девчонки всегда подряжали на какие-то рискованные мероприятия, на которые ни у кого другого не хватало смелости. Например, разузнать что-нибудь у воспитателей или о чём-то попросить их за всю группу. Лиза этого не боялась, она всегда чувствовала допустимую грань. Ей обычно не составляло труда соблюдать дисциплину и хорошо учиться. Но, к сожалению, в “Центре” трудно было всегда держаться идеально и всё предусмотреть.
Сейчас у Лизы был длительный благоприятный период, ей удавалось не нарываться на телесные наказания уже больше трёх недель. И вдруг – такая неудача в понедельник!
Девушка никак не думала, что ей всё-таки назначат порку за одно забытое слово. Лиза, как правильно отметила Лена, если и нарушала что-то, то по-хитрому. Но в этот раз не сложилось! А за три недели девушка привела своё тело практически в идеальное состояние. Так было жаль терять достигнутые результаты! И когда Инна Владимировна вызвала её, чтобы провести назначенное Еленой Сергеевной наказание, Лиза дрогнула и отдала свой сертификат, хотя, конечно, не собиралась расставаться с ним так скоро.
А остальные девушки свои сертификаты пока хранили. Наташа Леонова, Юля, Галя, Пономарёва Наташа – все мужественно вытерпели назначенные им наказания, но с ценными документами не расстались, хотя у Наташи Леоновой, единственной из всей группы, был в запасе ещё один сертификат на 40 единиц. В прошлом отчётном периоде ей удалось выйти на второе место в индивидуальном соревновании, и это была её награда, которую девушка сохранила.
На самом деле, наличие сертификата создавало девушкам психологический комфорт. Они знали, что в любое время могут избавиться от ненавистной порки, и эта мысль грела им душу, поэтому они хранили свои документы, не торопились с ними расставаться.
Оставляли на крайний случай.
206-ая группа Лене нравилась. Она преподавала там и знала, что девушки в группе в основном надёжные, дисциплинированные, не вредные, не истеричные. Они дружат между собой, держатся всегда заодно, поддерживают друг друга. Так что, по крайней мере, в коллектив Маша попадёт хороший.
– Всё, Мария! - обратилась Лена к девушке. - Сейчас идём в изолятор.
Ольга погрузила мешки с вещами Маши на специальную тележку и сказала ей:
– Твоя одежда и сумка будут храниться в кладовой. Тетради тебе вернут, когда поступишь в группу. “Флэшку” просмотрит старший педагог. Необходимую информацию тебе оставят.
Сейчас идёшь рядом с Еленой Сергеевной – без всяких фокусов! Я следую сзади, прямо за тобой. Если что-то будет не так – без предупреждения получишь дубинкой по заднице. Ясно?
– Да, - кивнула Мария. - А... я, что, пойду прямо так? Без одежды?
Она растерянно смотрела на Ольгу.
– Да, - спокойно ответила та.
– Это тоже в наказание? - глаза девушки опять наполнились слезами.
– Нет, - вступила в разговор Лена. - Просто у нас такие правила. Привыкай. Не на курорт приехала! Одежду тебе дадут уже в изоляторе. И, вообще, Маша, я тебе советую задавать поменьше вопросов. Старайся лучше внимательно слушать приказы и чётко их выполнять. А всё, что нужно знать, тебе объяснят. Пойдём!
Они дошли до изолятора более-менее благополучно. Маша покорно шагала рядом с Леной, конечно, очень нервничала и несколько раз со страхом оглядывалась на Ольгу. Чувствовалось, что девушке стыдно и неуютно. Ещё бы ей было уютно! Изолятор располагался тоже на первом этаже, но совершенно в другом крыле здания, нежели приёмная. Пройти нужно было по длинному коридору через несколько постов охраны, причём, на первом этаже работали только охранники-мужчины. Когда подходили к первому посту, Маша сильно покраснела, встала как вкопанная, и испуганно пискнула, растерянно взглянув на Лену. Однако Ольга, как и обещала, тут же без всякого предупреждения сильно вытянула девушку резиновой дубинкой по и так уже напоротой попе. От сильной боли Маша завопила.
- Вперёд! – приказала Ольга.
А Лена добавила:
- Ещё раз остановишься – поставлю лицом к стене, и получишь уже 20 ремней.
Угроза быть наказанной на виду у охранников впечатлила новенькую. Дальше она шла молча и без остановок, опустив голову и кусая от стыда губы. А проходить пришлось и через центральный холл, где всегда в утреннее и дневное время находились сотрудники, гости сотрудников, поставщики, воспитанницы, отправляющиеся на работу или прогулку или возвращающиеся оттуда.
Новеньких воспитанниц специально проводили через такое унижение, чтобы сразу дать им прочувствовать, куда они попали, настроить соответствующим образом и заставить собраться. Ну, и конечно, дать им понять, что никто с ними, нарушившими нравственные законы, здесь церемониться не собирается. Что заслужили – то и получили.
В изоляторе Лена представила Машу воспитателю Ларисе Евгеньевне:
– Яковлева Мария! Рекомендую. Девочка ничего, более-менее толковая.
Лариса Евгеньевна развернула девушку спиной к себе и усмехнулась:
– Ага! Толковая! Ещё до изолятора не дошла, а уже две порки получила.
Она говорила строго, но глаза улыбались. Маша стояла перед воспитателем пунцовая от стыда.
– Ничего! Главное, сделать правильные выводы, - вступилась Лена.
– Вот сейчас и посмотрим! - воскликнула Лариса Евгеньевна. - Так, девочка моя! Сейчас заходишь в душ и тщательно моешься.
Она указала Маше на душевую комнату, используемую специально для вновь поступивших.
– Потом вытираешься, полотенце кидаешь в корзину и надеваешь вот этот халат. Всё поняла? Не очень сложно? - иронизировала воспитатель.
– Поняла. Не сложно, - чётко и уверенно ответила Маша, которую особенно вдохновил приготовленный для неё халат.
– Тогда приступай.
– Слушаюсь.
Маша скрылась в душевой.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Уроков в этот день Лена не проводила – у ответственного дежурного воспитателя «Центра» просто не было на это времени. Сегодня по учебным делам её замещала старший преподаватель курса французского языка колледжа, а вечерний отчёт в Лениной группе будет принимать ответственная воспитательница отделения.
204-я группа с самого утра работала в овощехранилище. Лена уже созванивалась с Марией Александровной – пока у них всё в порядке. Лена знала, что сможет заскочить в свою группу только после ужина, да и то, если получится: день пока проходил очень напряжённо.
После разговора с Соней Лена и Ольга Юрьевна одну за другой приняли ещё двух новых воспитанниц – одну тоже на второе отделение, вторую – на четвёртое. Приём прошёл вполне благополучно, но потребовал от Лены большого психологического напряжения. У девушки ещё свежи были в памяти собственные воспоминания – о том, как она сама поступала в «Центр», будучи воспитанницей-стажёром.
Сейчас Лене приходилось поступать согласно инструкциям, но в душе она сочувствовала новеньким: приём оказывался для них тяжёлым испытанием. Лене казалось, что она держит себя в руках, и её чувства незаметны, однако Ольга перед приёмом второй воспитанницы спросила как-то очень официально:
- Елена Сергеевна, не обидитесь на дружеский совет?
Лена изумлённо посмотрела на неё:
- Конечно, нет! Ольга, что за официальный тон?
Ольга рассмеялась, но с некоторым напряжением:
- Извини! Ты всё-таки сегодня ответственная дежурная! Вдруг не захочешь мои советы слушать? Всякое бывает!
- Ну, значит, ты плохо меня знаешь! – растерянно протянула Лена. – Я же всего четверых новеньких за время своей работы в «Центре» приняла! Конечно, буду рада твоим советам!
- Лена, спрячь своё сочувствие подальше! – твёрдо сказала Ольга. – Ты стараешься, но и по голосу, и по глазам - чувствуется. В группе со своими девчонками это сойдёт, а для ответственного воспитателя «Центра» такое неприемлемо! Ты должна быть твёрдой и неумолимой! Ты тон задаёшь, понимаешь?
- Спасибо! – Лена слегка покраснела. – В группе-то я им особо не сочувствую. А тут – просто свои воспоминания сильные: меня в своё время приём просто поразил! Но! Это я исправлю!
В шесть часов вечера Лену ожидала ещё одна обязанность ответственного дежурного воспитателя: в это время традиционно проводилось второе за день телесное наказание для тех воспитанниц, которые находились в карцере.
Сегодня таких девушек было двое – Игнатенко Саша из 208-ой группы и первокурсница Михайлова Варя.
Сашу отправили в карцер вчера сразу же после педсовета, а Варя сегодня отбывала здесь свой последний (второй) день, и в полночь Лена должна будет перевести её в изолятор.
Заключение в карцер являлось, пожалуй, самым строгим наказанием в «Центре». Суть его заключалась не только в изоляции, а, главным образом, в очень строгих телесных наказаниях совсем другого уровня.
Воспитанницам назначали карцер обычно за очень серьёзные проступки на 1-4 дня. Дважды в день, утром и вечером, в определённое время им приходилось переносить чрезвычайно строгую порку. Практически всё время несчастные проводили в страданиях: физических – после перенесённого наказания, и моральных – так как с ужасом ожидали такого же следующего. После окончания назначенного срока узниц однозначно приходилось переводить на какое-то время в изолятор. Воспитатели «Центра» не имели допуска на подобные экзекуции: их проводили несколько специально подготовленных сотрудников службы охраны, владеющие необходимой методикой и имеющие соответствующую лицензию.
Страдания девушек усугубляло ещё и то, что все эти сотрудники были исключительно мужчинами. Это являлось частью наказания, и было исключением. Во всех других случаях с воспитанницами непосредственно работали только женщины – воспитатели, врачи, медсёстры или сотрудницы внутренней охраны.
Но в карцере, помимо боли, воспитанницам приходилось переживать ещё стыд и унижение: они точно так же, как и всегда, обязаны были для проведения наказания полностью раздеваться.
Девушки не знали, что за наказанием внимательно наблюдают по мониторам находящиеся на посту ответственная дежурная воспитательница «Центра» и сотрудница охраны, и чувствовали себя беззащитными и уязвимыми.
Обычно воспитанницы попадали в карцер за невыполнение приказов, неуважительное отношение к воспитателям или в случае бурных конфликтов друг с другом. Громкие споры, взаимные оскорбления и, разумеется, драки были строго запрещены в «Центре» и очень жестоко карались.
Однако иногда девушку могли отправить в карцер, скажем, на 1-2 суток, и за менее значительную вину. Такое решение принималось только на педсовете. Ответственная воспитательница имела право запросить для той или иной воспитанницы это наказание, тогда виновная вызывалась на педсовет, проступок обсуждался, выслушивались её объяснения и оправдания.
Но, если такое случалось, особенно, если воспитательница просила наказать таким образом свою воспитанницу, отказывали ей редко. Решение принималось общим голосованием.
Лена за полгода работы ответственным воспитателем только один раз отправила в карцер свою воспитанницу – Пономарёву Наташу.
Это произошло в сентябре. Наташа в августе, когда группа работала на полях, позволила себе дважды за короткий срок допустить обман. Один раз пыталась приписать себе лишние ящики с морковкой, которую она не собирала, а вскоре после этого соврала лично Лене, причём по пустяковому поводу, и, конечно, номер не прошёл.
В обоих случаях девушка была очень строго наказана, а во второй раз Лена предупредила провинившуюся перед всей группой:
- Если ещё когда-нибудь допустишь любой обман – пойдёшь в карцер!
Честно говоря, Лена надеялась, что такая угроза отрезвит Наташу. Воспитанницы знали, что подобными обещаниями воспитатели не разбрасываются.
Тем не менее, примерно через 2 недели, входя вечером в спальню, чтобы принять отчёт, Лена услышала отчаянные рыдания Наташи и гневный крик обычно выдержанной Марии Александровны:
- Ты соображаешь, что натворила? Да ты совсем бестолковая! Ведь отправишься теперь в карцер, как миленькая! Каким местом ты думала? Ты считаешь, что Елена Сергеевна не выполнит своего обещания? Да она, даже если и захочет, теперь не сможет тебя простить! Ну, что ты наделала! До сих пор понять не можешь, что в «Центре» невозможно никого обмануть!
В голосе Марии Александровны было не меньше отчаяния, чем в рыданиях Наташи: воспитательница очень переживала за девушку.
Увидев Лену, Наташа тут же бросилась к ней и упала на колени:
- Елена Сергеевна! Пожалуйста! Простите меня! Не отправляйте в карцер, умоляю! Накажите как угодно, но только не в карцер!
- Стоп! Что случилось? – резко спросила Лена.
Оказалось, что Наташа опять допустила обман. Сказала Марии Александровне, что уже выполнила задание по французскому. Всем, кто его уже выполнил, было дано разрешение после отчёта посмотреть фильм, и воспитанница решила, что задание успеет сделать и вечером.
Однако все сотрудники «Центра» были хорошо натренированы на выявление обмана. Конечно, у одних это получалось похуже, а у некоторых, например, у Лены – просто виртуозно, но чаще всего воспитанницам рассчитывать было не на что.
Узнав подробности, Лена нахмурилась и коротко спросила у Марии Александровны:
- Смягчающие обстоятельства?
Дежурная воспитательница огорчённо покачала головой.
Лена повернулась к Наташе, которая продолжала рыдать, стоя на коленях, и твёрдо и неумолимо заявила:
- Встань! Я тебя предупреждала! И выбор у тебя был! Сегодня идёшь со мной на педсовет, и я запрошу для тебя сутки карцера. Посмотрим, захочешь ли ты ещё когда-нибудь врать после этого!
Естественно, просьбу Лены удовлетворили. Обман считался серьёзным нарушением, да и сам факт, что Лена просит для своей воспитанницы карцер, уже что-то значил. У Лены сложилась репутация «мягкого» воспитателя.
После этого случая ни Наташа, ни другие воспитанницы группы допускать даже мелкую неправду не осмеливались.
Без десяти шесть Лена подошла к посту внутренней охраны, располагавшемуся возле помещения карцера. Карцер состоял из четырёх изолированных камер и специального «Зала для проведения экзекуций», проход из камер к которому осуществлялся по довольно длинному узкому коридору. Своеобразная «зелёная миля». Поскольку камер было только четыре - более четырёх воспитанниц одновременно наказание не отбывали. Если вдруг назначенных на карцер оказывалось больше – остальные провинившиеся направлялись туда по мере освобождения помещений.
На этом посту постоянно дежурила сотрудница охраны. В её обязанности входило наблюдать за узницами и добиваться от них соблюдения «Правил поведения в карцере». Охранницы должны были не допускать никаких истерик со стороны воспитанниц в период между наказаниями, и, естественно, они вмешивались в каких-то нестандартных ситуациях. Кроме того, вместе с ответственным дежурным воспитателем «Центра» дежурная сотрудница наблюдала за наказаниями, а минут через пятнадцать после него входила в «Зал для экзекуций», обрабатывала девушкам раны, освобождала от фиксации и помогала наказанным дойти до камеры. Все средства для обработки применялись только противовоспалительные, никакого обезболивания не допускалось.
В очень тесной полутёмной камере помещались только откидная кровать, жёсткая, твёрдая, больше напоминающая тюремные нары; очень узкая, но длинная деревянная лавка, умывальник и в углу – унитаз. Днём кровать прикреплялась к стене, ложиться на неё можно было только ночью. Ни матраса, ни подушки, ни постельного белья в карцере не выдавали. Узницы могли рассчитывать только на одеяло, чему были невероятно рады: после суровой порки обычно сильно знобило.
Днём провинившиеся могли только сидеть или лежать на узкой лавке. Впрочем, сидеть они практически никогда не могли, только если поначалу, ещё до первой порки, а вот после неё получалось только лежать на животе. Однако на карцерной лавке особо разлёживаться девушки не любили – она была настолько узка, что им приходилось постоянно балансировать всем телом, дабы не упасть на пол. А лежать на полу строжайшим образом запрещалось (как же – охрана здоровья, ведь можно простудиться). Заметив такое нарушение, сотрудница охраны тут же входила в камеру и нещадно воспитывала провинившуюся дубинкой. Поэтому, устав вертеться на лавке и отлежав все возможные места, несчастные девушки покидали её и пытались устроиться у стенки: сесть на корточки, а то и просто постоять, упираясь одним только затылком. Все остальные возможные зоны упора: спина, ягодицы, бёдра оказывались настолько исхлёстаны, что к ним даже слегка прикоснуться было невозможно.
Маленькое окошко в камере присутствовало, как и положено, под потолком, но было зарешечено. На стене обязательно висели часы с подсветкой. Воспитанницы имели замечательную возможность следить за стрелками и с ужасом ожидать следующего неотвратимого наказания. Эти часы каждые полчаса издавали звуковой сигнал. Даже если наказанная девушка находила в себе силы не смотреть на часы – от звуковых отсчётов времени никуда было не деться.
Днём слабый дневной свет проникал в камеру через мизерное окошко, а вечером единственным источником света оставалась подсветка на часах.
В первые двое суток из питания воспитанницы получали только чёрный хлеб и воду, и только с третьего дня в обед добавлялась тарелка супа.
Подойдя к посту охраны, Лена кивнула дежурной сотруднице – Оксане Алексеевне:
- Ну, что, дубль два?
Утром они уже виделись, вместе наблюдая за первым наказанием.
Оксана, совсем ещё молодая девушка, со стрижкой по типу «каре» и огромными серо-голубыми глазами, нахмурилась:
- Да уж, лучше скорей начинать! А то они уже психуют.
“Ещё бы им не психовать”, - Лена заглянула в монитор.
Варя в сером несуразном балахоне, который выдавался узницам в карцере, нервно ходила по камере взад-вперёд, с тревогой поглядывая на висящие на стене часы. Передвигалась она с трудом, видно было, что каждый шаг явно причиняет девушке боль. Губы Вари были плотно сжаты, лицо напряжено, но слёз не было.
- Решительная девица, - отметила Лена.
- Да, - согласилась Оксана. – Пигалица ещё, 17 лет, а характер, похоже, железный. Лишней минуты не лежит! Как только может – сразу встаёт и начинает по камере курсировать. Морщится, но ходит, отдохнёт немного – и опять. Я её спросила в обед:
- Зачем ты бегаешь?
А она отвечает:
- Валяться на этой лавке для меня унизительно!
Варя попала в карцер за то, что в споре со своей одноклассницей применила нецензурные выражения. Это тоже считалось в «Центре» ЧП. Девушке назначили двое суток карцера и продление срока на 4 месяца.
Сейчас Варе предстояло последнее испытание, в отличие от Саши, для которой всё только начиналось.
Сейчас Саша рыдала, лёжа на лавке животом вниз и крепко вцепившись в неё руками. Девушка пыталась сдерживаться, но получалось это у неё плохо.
- Последние 15 минут я её не трогаю, - сообщила Оксана. – А до этого - вела себя пристойно, спокойно отлёживалась. Правда, попыталась после обеда начать слёзы проливать, но я её быстро угомонила.
- Дубинкой? - поинтересовалась Лена.
– Да нет! До этого не дошло! Просто по громкой связи велела успокоиться. Напомнила, что за непослушание может дополнительные сутки получить.
Это было действительно так. За плохое поведение в карцере, неподчинение приказам дежурной или сотрудника, проводящего наказания, воспитанницу ожидало дополнительное заключение, да и телесные наказания ужесточались. Перспектива крайне малоприятная!
Без пяти шесть к посту подошёл специалист по наказаниям в карцере Дмитрий Владимирович - крепкий мужчина со спортивной фигурой, в возрасте около 30-ти лет, высокий, подтянутый, симпатичный. На нём идеально сидела светло-зелёная форма сотрудника внешней охраны. Покрой формы был очень удобен: ничто не ограничивало размах руки и свободу движений. Выглядел Дмитрий в целом добродушно, однако первое впечатление было обманчивым.
Лена уже видела его утром в работе: один пронзительный взгляд его серых глаз уже приводил воспитанниц в ужас.
Дмитрий Владимирович безукоризненно вежливо поздоровался с девушками, тоже взглянул в монитор и усмехнулся:
- Вторая часть Марлезонского балета.
Лена серьёзно кивнула.
– А Оксана Алексеевна уже побледнела, - иронически добавил Дмитрий.
– Ничего подобного! – рассердилась Оксана. - У меня просто такой цвет лица. Всегда. Очень благородный, между прочим! Так что за меня не переживайте, маэстро! В обморок падать не буду!
– Ну, вот, уже и разрумянилась, - довольно заметил Дмитрий. - Совсем другое дело!
Румянец действительно очень шёл Оксане, но выглядела теперь девушка ещё более сердитой.
«Так-так, - подумала Лена. - С ними, кажется, всё ясно».
Она знала, что Дмитрий около года назад развёлся, и был до сих пор свободен, а Оксана – очень симпатичная и славная девушка.
Но вслух Лена строго сказала:
– Коллеги, не будем отвлекаться перед серьёзным делом. Дмитрий Владимирович, начинаем с новенькой!
– Хорошо! - кивнул Дмитрий и неторопливо направился в «Зал для экзекуций».
– Дмитрий Владимирович! – окликнула Лена.
Тот обернулся и выжидательно смотрел на молодую «ответственную».
- Моё пожелание… - Лена немного помолчала. – Новенькую сегодня пока не подвешивайте. Её бы ещё разок на кушетке выпороть. Ладно?
- Как скажете, Елена Сергеевна!
«Вот гуманистка, блин! Ничего бы с твоей новенькой не случилось!»
Однако по «Правилам» экзекутор и ответственный воспитатель «Центра» несли обоюдную ответственность за наказываемых. «Ответственная» имела право в любой момент прекратить наказание, и в выбор позы для порки она тоже могла вносить коррективы.
Дмитрий ещё раз кивнул и удалился.
– Елена Сергеевна, извините, - Оксана чувствовала себя виноватой. - Просто он каждый раз меня подкалывает!
– Да ладно, - Лена уселась за стол напротив монитора. - Это он так ухаживает, наверное.
– Типа этого, - недовольно пробурчала Оксана. - Но как-то странно.
Она поднялась с места и открыла камеру Саши.
Услышав звук открывающейся двери, девушка испуганно вздрогнула. Воспоминания о перенесённой утром порке заставили сердце учащённо забиться, в горле от страха пересохло.
- Игнатенко, на выход! – приказала Оксана.
- Слушаюсь.
Саша с трудом поднялась с лавки и вышла из камеры в коридор, невольно поморщившись от яркого света.
- Оксана Алексеевна, - почти прошептала она дрожащими губами. – Я не смогу ещё раз этого выдержать. Что мне делать?
- Раньше нужно было думать, что тебе делать! – сурово заявила Оксана.
Тут Саша увидела Лену, и на лице её засветилась надежда.
- Елена Сергеевна! – отчаянно воскликнула девушка. – Пожалуйста, простите меня! Я не буду больше! Умоляю! Я всё поняла! Не отправляйте меня в этот зал! Это так ужасно! Боже мой, ну я же не хотела!
В голосе воспитанницы звучали истерические нотки.
- Воспитанница Игнатенко! – рявкнула Лена. – Немедленно прекрати истерику и следуй за сотрудницей охраны. Никто тебя не простит и не освободит от наказания! Придётся вытерпеть всё до конца!
- Елена Сергеевна, - рыдала Саша. – Пожалуйста, помогите мне! Вы ответственный дежурный воспитатель! Вы, наверное, можете меня пощадить! Я не могу раздеваться перед мужчиной! И это так больно! Просто невыносимо! Пожалуйста, накажите меня на отделении, прошу вас!
- Оксана Алексеевна, дайте мне её карточку, - стальным голосом произнесла Лена.
Оксана молча выполнила просьбу.
- Щадить я тебя не собираюсь, - так же холодно продолжала Лена, обращаясь к Саше. – А вот ещё одни сутки карцера за невыполнение приказа ответственного дежурного воспитателя вполне можешь получить. Да ещё порку вниз головой попробуешь!
- Нет! Пожалуйста!
- Тебе что было приказано? Следовать за сотрудницей охраны. А вместо этого ты опять устраиваешь истерики?
- Я больше не буду! – отчаянно завопила девушка. – Пожалуйста, не надо! Я пойду!
- Твоя карточка лежит у меня на столе, - напомнила Лена. – Ещё одно замечание - и в ней появится соответствующее назначение. Я могу это сделать своей властью, без всякого педсовета, поняла?
Воспитанница испуганно кивнула.
– Следуй за мной, - приказала Оксана.
– Слушаюсь.
Саша, всхлипывая, послушно проследовала вместе с ней по коридору в «Зал для экзекуций». Основным инструментом наказания в карцере считалась кожаная длинная плетёная “однохвостка”, хотя, в дополнение к ней, довольно часто использовались и другие жёсткие девайсы.
Дмитрий, ожидая свою жертву, обрабатывал плётку специальным составом для усиления боли. Оксана ввела перепуганную девушку в зал, подтолкнула её к середине помещения и захлопнула дверь.
Саша побледнела и затравленно оглядывалась. Дмитрий продолжал обрабатывать плётку и не торопился вступать с провинившейся в разговор.
Зал был очень ярко освещён, что составляло резкий контраст с тёмной камерой, где наказанная находилась большую часть дня. Сразу бросалась в глаза специальная кушетка, на которую укладывали воспитанниц для наказания. Она была достаточно высокой, с кожаным легко моющимся покрытием и прикреплённым примерно посередине высоким валиком. На этот валик наказываемая должна была лечь животом, тогда её ягодицы оказывались в очень удобной для экзекутора позе, к тому же и боль от ударов в таком положении значительно усиливалась. При наказании руки воспитанницы крепко фиксировались ремнями к специальным металлическим кольцам в углах кушетки, а ноги довольно широко разводились и тоже крепко фиксировались. Поза была не только удобной для проведения порки, но и ужасно унизительной для самой девушки, особенно, если учесть, что экзекутор – мужчина.
В другой части зала угрожающе возвышалось специальное приспособление для порки в положении стоя, напоминающее широкий турник. К прочной поперечной балке прикрепляли вытянутые вверх руки жертвы, регулируя высоту с помощью специального блока. Ноги могли фиксироваться к вмонтированным в пол железным кольцам, однако экзекутор сам решал, стоит ли это делать. Иногда он подвешивал наказываемую за руки, так, что ноги совсем не касались пола или касались только кончиками пальцев. В редких случаях, за особо серьёзные проступки или в наказание за нарушение «Правил поведения в карцере», виновную могли подвесить для порки и за ноги.
Вдоль стенки скромно стояла белая больничная каталка на колёсиках. Иногда её приходилось использовать для транспортировки наказанных прямо в изолятор. На стене около кушетки располагался целый арсенал орудий наказания и различных аксессуаров.
Саша, когда повнимательнее оглядела обстановку зала, сильно побледнела и уже с трудом держалась на ногах. Она, конечно, была здесь и утром, но тогда ещё не оправилась от первого шока, и ей было не до разглядывания всех деталей. Сейчас же ужас пробрал несчастную до костей.
На девушке был надет только карцерный длинный серый балахон на лямках, который застёгивался спереди двумя пуговицами. Никакого белья в карцере не выдавали. Чтобы оказаться полностью раздетой, узнице достаточно было расстегнуть пуговицы – и платье само падало на пол к ногам.
Оксана тем временем вернулась на пост, и они вместе с Леной приготовились наблюдать за всем происходящим по монитору.
- Да уж, - вздохнула Оксана, заметив, что происходит с Сашей. – Девчонка, того и гляди, в обморок грохнется.
– Всё, Оксана, тихо! - Лена предостерегающе подняла руку. - Слушаем!
Дмитрий уже заставил Сашу раздеться и разговаривал с ней. На монитор возле карцера, в отличие от других, звук выводился сразу.
– Ты подумала над тем, о чём мы говорили утром? - услышала Лена.
Голос экзекутора был жёстким и неумолимым.
– Да, - тихо ответила Саша. Она стояла бледная, покорная, страшно смущённая, и не смела поднять на своего палача глаз. Только что девушке пришлось снимать одежду перед молодым симпатичным мужчиной, который собирается её высечь. Это было ужасно! Даже жуткий страх перед предстоящей болью не смог заглушить стыд и отчаяние.
Лена про себя вздохнула, представив, каково Саше стоять голой перед Дмитрием, который не только сурово с ней разговаривает, но по ходу разговора специально внимательно разглядывает виновную. Было видно, как приговоренная сжимает и разжимает кисти рук: понятный рефлекс. Хочется прикрыться хотя бы руками, но опыт подсказывает: будет только хуже.
– Смотри мне в глаза! - повысил голос Дмитрий. - Если ты думаешь, что в “Центре” можно неуважительно относиться к воспитателю, не выполнять его приказы, устраивать истерики – и легко за это отделаться, то ошибаешься! Здесь, в карцере, ты очень сильно пожалеешь о том, что сделала! Эти 4 дня тебя многому научат.
Саша всхлипнула и отвела взгляд. Смотреть на своего палача и дальше у неё не хватило сил.
– Я велел смотреть в глаза!
Дмитрий резко шагнул к воспитаннице и залепил ей полновесную мужскую пощёчину. Девушка рухнула на пол, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась.
- Рано ещё реветь!
Дмитрий схватил Сашу за волосы, собранные в «хвост» и вынудил подняться.
- Карцер – это особое место, дорогая! Здесь свои порядки! Я могу наказать тебя так, как пожелаю! Вот сейчас подвешу за косичку… - Дмитрий больно дёрнул девушку за волосы, - во-о-н туда! – он указал на балку «турника», - и вкачу для начала 50 горячих ротангом по попке!
Для пущей убедительности экзекутор второй рукой сильно шлёпнул Сашу по ягодицам.
- Хочешь?
- Не на-а-до! – прорыдала девушка.
«Не на-а-до! Как миленькая, отправилась бы сейчас на «турник», если бы сегодня «ответственная» была пожёстче!»
Дмитрия, как и других экзекуторов-мужчин, ужасно раздражала необходимость подчиняться ответственным дежурным по «Центру» воспитательницам в вопросах проведения наказаний, но руководство занимало по этому поводу твёрдую позицию.
- Тогда думай, как себя вести, чтобы меня не злить! Это твоя проблема, поняла? Если останусь тобой недоволен – пеняй на себя! А если будешь паинькой, – Дмитрий пристально смотрел в полные испуга и слёз глаза воспитанницы, - тогда, может быть, немного и пожалею!
По-прежнему удерживая Сашу за волосы, он потащил её к кушетке.
- Забирайся!
Воспитанница, охваченная ужасом и стыдом, не смея ослушаться, неловко улеглась животом на высокий валик.
Экзекутор, не торопясь, надел ей на запястья кожаные браслеты, снабженные карабинами, и прочно пристегнул руки к металлическим кольцам.
- Ноги раздвинуть!
- Слушаюсь, - девушка всхлипнула и осторожно немного развела ноги.
- Шире!
Саше пришлось подчиниться. Оказавшись распятой на кушетке в этой унизительной позе, приговорённая невольно застонала. Пока ей было ещё стыдно.
- Начнём урок, красавица! Сейчас будешь вспоминать о своём проступке и думать, как тебе вести себя в дальнейшем.
Дмитрий подошёл к Саше сбоку, внимательно осмотрел исполосованные красными рубцами ягодицы жертвы, а показавшиеся подозрительными участки прощупал длинными тонкими пальцами.
Саша сжалась и ещё сильнее застонала.
- Хорошо попке утром досталось!
В руках Дмитрия появилось его страшное орудие.
- Начнём со спины! Надеюсь, тебе понравится!
Он отошёл чуть дальше и как бы невзначай небрежно-красиво взмахнул кистью правой руки, в которой держал плётку. Кончик однохвостки мелькнул в воздухе, шипя, как змейка, и со звучным хлопком опустился на спину жертвы точно между лопаток.
Саша дёрнулась и взвизгнула тонким голосом. Её никогда раньше не пороли по спине: ответственная воспитательница 208-й группы этим не злоупотребляла.
Острая пронзительная боль ошеломила девушку!
Как только Дмитрий пустил в ход однохвостку, Оксана спросила:
– Елена Сергеевна, на вас кофе готовить?
– Да, - рассеянно ответила Лена, не отрываясь от монитора. - У меня ещё одна новенькая на подходе. Поужинать сейчас вряд ли успею.
Оксана, тоже внимательно наблюдая за происходящим в зале, заправила и включила кофеварку. В перерывах между наказаниями и Дмитрий, и другие специалисты позволяли себе небольшую “кофейную” паузу: подобное мероприятие отнимало на самом деле много сил.
Ещё щелчок – и хлопушка ужалила спину Саши опять, рядом, ближе к правой лопатке. Затем ещё раз! И ещё!
Дмитрий был мастером, прошедшим специальную подготовку.
Малейшие нюансы экзекуций отрабатывались на электронных манекенах.
Экзекутор работал неторопливо, мастерски направляя кончик своего орудия точно в намеченное место беззащитного тела. На нежной коже спины быстро расцветали яркие узорчатые следы, из которых складывался причудливый рисунок. После каждого удара из горла несчастной вырывался отчаянный визг, переходящий в жалобный вой. Саше казалось, что безжалостные «укусы» прожигают тело насквозь! Она отчаянно дёргалась, тщетно пытаясь увернуться от ударов, но хлопушка раз за разом продолжала больно жалить девушку. Дикая боль не только проникала глубоко внутрь, но и одновременно разливалась волнами по всей спине, не успевая даже немного притупиться до следующего удара! Сплошная пелена страдания, прорываемая яркими мучительными вспышками!
Когда вся верхняя часть спины жертвы покрылась узором из пересекающихся и извивающихся красных полосок, а голос Саши сделался совсем сиплым, Дмитрий прервал наказание.
Держа плётку обеими руками на виду, он обошёл кушетку и встал около головы наказываемой.
- Что, красавица, усваиваешь урок?
Саша приподняла голову, покрасневшее лицо было залито слезами. Во время порки она хотела, но не могла просить о снисхождении – просто не было сил! Сейчас же девушка умоляюще смотрела на мучителя.
- Да! Прошу вас. Пощадите. Хватит! – срывающимся голосом попросила она.
- Пощадите?
Дмитрий удивлённо пожал плечами.
- Не легко ли хочешь отделаться за своё поведение? Да мы ещё только начали! Это была разминка. Так, разогрев!
Саша в отчаянии замотала головой.
- Простите меня! Больше не бу-у-у-ду!
- Конечно, не будешь! – в глазах экзекутора девушка не усмотрела ни капли сочувствия.
- Явно повторения не захочешь! А для лучшего усвоения продолжим урок.
- Не-е-е-т! Пожалуйста!
Саша продолжала вертеть головой, слёзы заливали кушетку.
Дмитрий опять жёстко ухватил виновную за волосы и вынудил посмотреть себе в глаза.
- Вспомни, что ты сделала! Не подчинилась воспитательнице! Устроила истерику! Вопила всякие оскорбления!
- Я не хотела! Сорвалась!
- Тебе не хватило выдержки? – насмешливо поинтересовался Дмитрий.
- Да! Простите!
- Так вот, сейчас я буду учить тебя выдержке и терпению. Понятно?
Голос мужчины звучал совершенно неумолимо. Осмыслив, наконец, что просить бесполезно, Саша обречённо кивнула.
Дмитрий, по-прежнему удерживая жертву за волосы, озвучил приговор.
- Буду пороть тебя по бёдрам. Всё это время смотришь прямо мне в глаза! После каждого удара просишь прощения.
Он усмехнулся.
- Да, ты провинилась не лично передо мной. Но я представитель власти в «Центре», и поэтому вполне уполномочен принимать твои извинения за нарушения «Правил». И, более того, обязан способствовать твоему глубокому раскаянию. Всё поняла?
- Да, - пробормотала Саша, замирая от ужаса. Липкий страх сковал тело.
- Если будешь опускать глаза или забывать извиняться – получишь штрафные удары. Тебе не понравится! – предупредил Дмитрий.
Однохвостка змеёй промелькнула в воздухе, и кончик её впился в правое бедро Саши прямо под ягодичной складкой.
- О-о-о-й!
Забыв все наставления, несчастная беспомощно задёргалась в своих путах. По бёдрам её ещё тоже не пороли. Саша даже и не представляла себе, как это больно!
- Маловато выдержки, красавица! – Дмитрий уже размахивался снова.
- За нарушение моих инструкций будешь получать вот так!
На этот раз «поцелуй» хлопушки пришёлся по внутренней стороне бедра, что доставило несчастной невообразимые мучения.
- Не на-а-а-до! – прохрипела она.
- Смотреть в глаза и просить прощения! – гневно крикнул Дмитрий.
- Слу-у-шаюсь!
Несмотря на жуткую боль, воспитанница изо всех сил постаралась не отрывать от своего мучителя глаз, в которых плескались отчаяние и невыносимая мука.
На бёдра посыпались точные сильные удары. Нежная кожа быстро покрывалась красными извилистыми линиями.
- Прости-и-и-и-те!
- Прости-и-и-и-те! – вопила девушка после каждого обжигающего «поцелуя» хлопушки. Не в силах выносить боль, Саша несколько раз роняла голову не кушетку и вместо извинений орала что-то нечленораздельное.
Дмитрий тут же хладнокровно хлестал несчастную по внутренним сторонам бёдер и напоминал:
- В глаза! Извиняйся!
Наконец, он решил, что эту часть наказания можно закончить. Отложив плётку, Дмитрий внимательно осмотрел пострадавшие места на теле наказанной. Саша заходилась в рыданиях, ещё не в силах придти в себя после такого ужасного испытания.
- Замолчи! – экзекутор закончил осмотр, вполне удовлетворившись его результатами, и снова взял в руки плётку.
- А вот теперь займёмся тобой по-настоящему!
- Не надо! Хватит! – взвизгнула девушка. – Я всё поняла, простите!
- Отлично! – Дмитрий ехидно улыбался. – Сначала ты всё осознала, затем поучилась выдержке и терпению. А теперь получишь достойное наказание за то, что совершила!
Если бы тебя пороли в группе, на этом можно было бы и закончить. Но здесь карцер, дорогая! Поэтому получай следующую часть урока!
Плётка, красиво и грациозно изгибаясь, поднялась в воздух и секунду спустя хлёстко вытянула девушку поперёк спины, на этот раз уже не только хлопушкой, а нижней третью кожаной плетёной «змейки». На теле тут же загорелся длинный красный рубец, а Саша вздрогнула, на пару секунд оцепенела, и вдруг отчаянно и громко завопила и опять задёргалась, пытаясь вырваться из креплений. Ошеломляющая тяжёлая боль пронзила всё тело.
Ещё через мгновение следующий удар заставил несчастную забиться и закричать ещё сильнее. Кошмар продолжался! Дмитрий неторопливо обходил кушетку, не переставая методично и безжалостно хлестать девушку по спине, ягодицам, бёдрам. Всё новые и новые сочные яркие полосы пересекали ранее оставленные хлопушкой узоры.
Под жестокими ударами Саша выла и хрипела. Она была уже абсолютно уверена, что не выберется живой из этой передряги!
Утром во время порки тоже было очень больно, но сейчас боль девушка испытывала безумную, непереносимую, и с каждым новым ударом она нарастала!
Несколько раз Дмитрий делал небольшие перерывы, чтобы прыснуть в лицо своей жертвы воды из пульверизатора. Затем всё продолжалось.
Вскоре девушка не могла уже и кричать, просто почти беззвучно плакала, уткнувшись лбом в кушетку.
Когда на истерзанном теле Саши практически не осталось живого места, а сама она почти перестала реагировать на удары, экзекутор закончил порку.
Обрабатывая плётку антисептической салфеткой, он внимательно наблюдал за наказанной. Девушка сначала лежала без движения. Сильная боль во всём теле не позволила бы ей даже шевельнуться, даже, если бы так крепко не держали привязи!
Однако постепенно Саша начала приходить в себя после пережитого ужаса – всхлипнула и расплакалась. Боль была ещё сильной, но уже чуть-чуть начала отпускать, но теперь девушке трудно было лежать неподвижно, она вертелась на кушетке, плакала и стонала.
- Всё, красавица!
Дмитрий убрал плётку на место и приблизился к наказанной.
- Увидимся завтра утром. А пока продолжай думать над своим поведением!
Саша вряд ли осознала, что ей сказали. Ей было очень плохо! С окончанием порки страдания не закончились, ждать, пока стихнет боль, придётся ещё долго! На обезболивание в карцере рассчитывать не приходилось.
- А завтра вот там будешь пороться! – продолжал Дмитрий, указывая на «турник» в центре зала. – Испытаешь массу новых ощущений, обещаю!
Девушка даже не повернула головы – слова палача доносились до неё как бы издали, сил совсем не осталось.
- Сюда смотри! – рявкнул экзекутор.
- Слушаюсь, - от резкого окрика Саша вышла из оцепенения и с трудом обернулась.
- Ничему не научилась! – сердито выговаривал Дмитрий. – Как ты смеешь не смотреть туда, куда я указываю? Почтение к сотрудникам и готовность выполнять приказы у тебя должны быть в крови! Ты меня рассердила! Завтра будем над этим работать! Для начала повисишь на руках и хорошенько повизжишь и поизвиваешься под розгами! Быстро всему научишься! Поняла?
- Да, - собравшись с силами, выдавила из себя Саша. – Простите меня! И…спасибо за порку.
Девушка вовремя вспомнила, что по «Правилам поведения в карцере» обязана благодарить экзекутора за проведённое наказание. В группах от воспитанниц этого не требовали.
- Умница! Не забыла.
Дмитрий наклонился к всё ещё извивающейся от боли и стонущей узнице и потрепал её по щеке.
- От розог тебя это не спасёт, но небольшое снисхождение, так и быть, сделаю. Не совсем уж ты испорченная девочка. Может быть, толк из тебя и выйдет – если пороть почаще и как следует!
Всё, до завтра!
Дмитрий вышел из зала, оставив Сашу привязанной к кушетке.
Лена перевела дух и облегчённо вздохнула. Во время наказания её ни на минуту не отпускало напряжение. Контролировать состояние Саши ей пришлось по монитору, а это не так-то просто! Непосредственному исполнителю всегда легче заметить, когда требуется дать послабление или сделать перерыв. А основная ответственность за наказанную лежит всё же на ней.
Лена имела прямую связь с Дмитрием на протяжении всей экзекуции, но сегодня, к счастью, не пришлось ею пользоваться. Дмитрий хорошо знал своё дело и провёл наказание мастерски.
Наблюдая за Сашей, которая всё ещё корчилась от боли и рыдала на кушетке, Лена кровожадно подумала:
«А неплохо было бы сюда Соньку задвинуть! Хотя бы на денёк! За её утреннюю наглость! Да и вообще – спесь лишнюю сбить. Часть спеси с неё вчера уже сошла – после розог, а карцер был бы следующей лечебной мерой».
Лена, действительно, при желании могла бы устроить такое для Сони. На самом деле, даже за инцидент с Ириной Викторовной, когда Соня допустила тройное нарушение, включая дерзкий ответ воспитателю, уже можно было бы попробовать запросить для неё карцер. Того же вполне имела право потребовать и Ирина Викторовна, как пострадавшая сторона. Если бы Лена с Ириной Викторовной объединились в своём требовании – у Сони не было бы ни малейшего шанса избежать знакомства с Дмитрием и его “однохвосткой”, несмотря на то, что она новенькая, и что за неё наверняка бы вступились другие воспитатели, та же Светлана, например.
Но тогда Лена уже решила применить к Соне розги, и Ирину Викторовну уверила, что накажет свою воспитанницу чрезвычайно строго.
Лена, конечно, в душе признавала, что не совсем права в отношении Сони. Спеси у девушки уже не было – не только лишней, но и вообще никакой, да и утренняя речь Сони тоже была обусловлена не наглостью, а, скорее, отчаянием.
Но Лена сейчас и сама была практически в отчаянии. Вчера около полуночи девушке позвонила мама. Они по традиции ежедневно созванивались в это время.
Родители Лены очень дружили с Кариной Александровной – мамой Марины. Сейчас они старались поддержать её, как могли, и тоже чрезвычайно беспокоились за девушку. Вчера мама рассказала, что у Марины в реанимации, на фоне проводимой терапии, случился очередной приступ. Мама прочитала Лене по бумажке – пароксизмальная тахикардия. От этих страшных и непонятных слов на девушку повеяло холодом.
Приступ купировали, но приходилось признать – течение болезни контролю не поддаётся.
Естественно, Лена опять сильно расстроилась. Она по-прежнему обвиняла во всём только одну Соню. Если у Лены и промелькнула вчера капля сочувствия к воспитаннице после наказания розгами, то сегодня и эта капля исчезла моментально.
А тут Соня и сама утром подвернулась Лене под “горячую руку”, да ещё и вздумала жаловаться на свои страдания!
Неудивительно, что Лена, измученная почти бессонной ночью, тревогой за подругу и волнением от предстоящей ей миссии ответственного воспитателя “Центра”, не выдержала и выдала Соне по полной программе! И сейчас была полна решимости воплотить свой план в жизнь и капитально проучить нахалку.
«Ладно. После свидания подумаем. А, может быть, и стараться специально не придётся. Вдруг Сонька сама на карцер напросится», - решила Лена и раскрыла зазвеневший мобильник.
Большинство сотрудников “Центра” использовали гарнитуру, но Лене это не очень нравилось, и она предпочитала носить телефон в нагрудном кармане, причём, любила раскладные модели, хотя при частом использовании они были не так удобны.
Светлана с Инной подшучивали над Леной по этому поводу:
– Ты какая-то несовременная!
На этот раз Лене сообщили о поступлении очередной новенькой – последней на сегодня.
– Пожалуйста, проводите их пока поужинать, - попросила девушка сотрудника охраны. - А потом пусть Ольга Юрьевна побудет с ними в гостевом отсеке приёмной. Я занята, приду, как только смогу.
В гостевой части приёмной стояли удобные кресла, телевизор, на столиках находилась свежая пресса. Здесь поступающие и их сопровождающие могли с комфортом подождать ответственную дежурную воспитательницу “Центра”, если она не могла начать приём сразу. Хотя, сами поступающие редко обращали внимания на все эти удобства. Чаще всего, им было не до этого: девушки прекрасно представляли, куда они попали, очень волновались, и ожидание приёма превращалось для них в пытку.
204-я группа с самого утра работала в овощехранилище. Лена уже созванивалась с Марией Александровной – пока у них всё в порядке. Лена знала, что сможет заскочить в свою группу только после ужина, да и то, если получится: день пока проходил очень напряжённо.
После разговора с Соней Лена и Ольга Юрьевна одну за другой приняли ещё двух новых воспитанниц – одну тоже на второе отделение, вторую – на четвёртое. Приём прошёл вполне благополучно, но потребовал от Лены большого психологического напряжения. У девушки ещё свежи были в памяти собственные воспоминания – о том, как она сама поступала в «Центр», будучи воспитанницей-стажёром.
Сейчас Лене приходилось поступать согласно инструкциям, но в душе она сочувствовала новеньким: приём оказывался для них тяжёлым испытанием. Лене казалось, что она держит себя в руках, и её чувства незаметны, однако Ольга перед приёмом второй воспитанницы спросила как-то очень официально:
- Елена Сергеевна, не обидитесь на дружеский совет?
Лена изумлённо посмотрела на неё:
- Конечно, нет! Ольга, что за официальный тон?
Ольга рассмеялась, но с некоторым напряжением:
- Извини! Ты всё-таки сегодня ответственная дежурная! Вдруг не захочешь мои советы слушать? Всякое бывает!
- Ну, значит, ты плохо меня знаешь! – растерянно протянула Лена. – Я же всего четверых новеньких за время своей работы в «Центре» приняла! Конечно, буду рада твоим советам!
- Лена, спрячь своё сочувствие подальше! – твёрдо сказала Ольга. – Ты стараешься, но и по голосу, и по глазам - чувствуется. В группе со своими девчонками это сойдёт, а для ответственного воспитателя «Центра» такое неприемлемо! Ты должна быть твёрдой и неумолимой! Ты тон задаёшь, понимаешь?
- Спасибо! – Лена слегка покраснела. – В группе-то я им особо не сочувствую. А тут – просто свои воспоминания сильные: меня в своё время приём просто поразил! Но! Это я исправлю!
В шесть часов вечера Лену ожидала ещё одна обязанность ответственного дежурного воспитателя: в это время традиционно проводилось второе за день телесное наказание для тех воспитанниц, которые находились в карцере.
Сегодня таких девушек было двое – Игнатенко Саша из 208-ой группы и первокурсница Михайлова Варя.
Сашу отправили в карцер вчера сразу же после педсовета, а Варя сегодня отбывала здесь свой последний (второй) день, и в полночь Лена должна будет перевести её в изолятор.
Заключение в карцер являлось, пожалуй, самым строгим наказанием в «Центре». Суть его заключалась не только в изоляции, а, главным образом, в очень строгих телесных наказаниях совсем другого уровня.
Воспитанницам назначали карцер обычно за очень серьёзные проступки на 1-4 дня. Дважды в день, утром и вечером, в определённое время им приходилось переносить чрезвычайно строгую порку. Практически всё время несчастные проводили в страданиях: физических – после перенесённого наказания, и моральных – так как с ужасом ожидали такого же следующего. После окончания назначенного срока узниц однозначно приходилось переводить на какое-то время в изолятор. Воспитатели «Центра» не имели допуска на подобные экзекуции: их проводили несколько специально подготовленных сотрудников службы охраны, владеющие необходимой методикой и имеющие соответствующую лицензию.
Страдания девушек усугубляло ещё и то, что все эти сотрудники были исключительно мужчинами. Это являлось частью наказания, и было исключением. Во всех других случаях с воспитанницами непосредственно работали только женщины – воспитатели, врачи, медсёстры или сотрудницы внутренней охраны.
Но в карцере, помимо боли, воспитанницам приходилось переживать ещё стыд и унижение: они точно так же, как и всегда, обязаны были для проведения наказания полностью раздеваться.
Девушки не знали, что за наказанием внимательно наблюдают по мониторам находящиеся на посту ответственная дежурная воспитательница «Центра» и сотрудница охраны, и чувствовали себя беззащитными и уязвимыми.
Обычно воспитанницы попадали в карцер за невыполнение приказов, неуважительное отношение к воспитателям или в случае бурных конфликтов друг с другом. Громкие споры, взаимные оскорбления и, разумеется, драки были строго запрещены в «Центре» и очень жестоко карались.
Однако иногда девушку могли отправить в карцер, скажем, на 1-2 суток, и за менее значительную вину. Такое решение принималось только на педсовете. Ответственная воспитательница имела право запросить для той или иной воспитанницы это наказание, тогда виновная вызывалась на педсовет, проступок обсуждался, выслушивались её объяснения и оправдания.
Но, если такое случалось, особенно, если воспитательница просила наказать таким образом свою воспитанницу, отказывали ей редко. Решение принималось общим голосованием.
Лена за полгода работы ответственным воспитателем только один раз отправила в карцер свою воспитанницу – Пономарёву Наташу.
Это произошло в сентябре. Наташа в августе, когда группа работала на полях, позволила себе дважды за короткий срок допустить обман. Один раз пыталась приписать себе лишние ящики с морковкой, которую она не собирала, а вскоре после этого соврала лично Лене, причём по пустяковому поводу, и, конечно, номер не прошёл.
В обоих случаях девушка была очень строго наказана, а во второй раз Лена предупредила провинившуюся перед всей группой:
- Если ещё когда-нибудь допустишь любой обман – пойдёшь в карцер!
Честно говоря, Лена надеялась, что такая угроза отрезвит Наташу. Воспитанницы знали, что подобными обещаниями воспитатели не разбрасываются.
Тем не менее, примерно через 2 недели, входя вечером в спальню, чтобы принять отчёт, Лена услышала отчаянные рыдания Наташи и гневный крик обычно выдержанной Марии Александровны:
- Ты соображаешь, что натворила? Да ты совсем бестолковая! Ведь отправишься теперь в карцер, как миленькая! Каким местом ты думала? Ты считаешь, что Елена Сергеевна не выполнит своего обещания? Да она, даже если и захочет, теперь не сможет тебя простить! Ну, что ты наделала! До сих пор понять не можешь, что в «Центре» невозможно никого обмануть!
В голосе Марии Александровны было не меньше отчаяния, чем в рыданиях Наташи: воспитательница очень переживала за девушку.
Увидев Лену, Наташа тут же бросилась к ней и упала на колени:
- Елена Сергеевна! Пожалуйста! Простите меня! Не отправляйте в карцер, умоляю! Накажите как угодно, но только не в карцер!
- Стоп! Что случилось? – резко спросила Лена.
Оказалось, что Наташа опять допустила обман. Сказала Марии Александровне, что уже выполнила задание по французскому. Всем, кто его уже выполнил, было дано разрешение после отчёта посмотреть фильм, и воспитанница решила, что задание успеет сделать и вечером.
Однако все сотрудники «Центра» были хорошо натренированы на выявление обмана. Конечно, у одних это получалось похуже, а у некоторых, например, у Лены – просто виртуозно, но чаще всего воспитанницам рассчитывать было не на что.
Узнав подробности, Лена нахмурилась и коротко спросила у Марии Александровны:
- Смягчающие обстоятельства?
Дежурная воспитательница огорчённо покачала головой.
Лена повернулась к Наташе, которая продолжала рыдать, стоя на коленях, и твёрдо и неумолимо заявила:
- Встань! Я тебя предупреждала! И выбор у тебя был! Сегодня идёшь со мной на педсовет, и я запрошу для тебя сутки карцера. Посмотрим, захочешь ли ты ещё когда-нибудь врать после этого!
Естественно, просьбу Лены удовлетворили. Обман считался серьёзным нарушением, да и сам факт, что Лена просит для своей воспитанницы карцер, уже что-то значил. У Лены сложилась репутация «мягкого» воспитателя.
После этого случая ни Наташа, ни другие воспитанницы группы допускать даже мелкую неправду не осмеливались.
Без десяти шесть Лена подошла к посту внутренней охраны, располагавшемуся возле помещения карцера. Карцер состоял из четырёх изолированных камер и специального «Зала для проведения экзекуций», проход из камер к которому осуществлялся по довольно длинному узкому коридору. Своеобразная «зелёная миля». Поскольку камер было только четыре - более четырёх воспитанниц одновременно наказание не отбывали. Если вдруг назначенных на карцер оказывалось больше – остальные провинившиеся направлялись туда по мере освобождения помещений.
На этом посту постоянно дежурила сотрудница охраны. В её обязанности входило наблюдать за узницами и добиваться от них соблюдения «Правил поведения в карцере». Охранницы должны были не допускать никаких истерик со стороны воспитанниц в период между наказаниями, и, естественно, они вмешивались в каких-то нестандартных ситуациях. Кроме того, вместе с ответственным дежурным воспитателем «Центра» дежурная сотрудница наблюдала за наказаниями, а минут через пятнадцать после него входила в «Зал для экзекуций», обрабатывала девушкам раны, освобождала от фиксации и помогала наказанным дойти до камеры. Все средства для обработки применялись только противовоспалительные, никакого обезболивания не допускалось.
В очень тесной полутёмной камере помещались только откидная кровать, жёсткая, твёрдая, больше напоминающая тюремные нары; очень узкая, но длинная деревянная лавка, умывальник и в углу – унитаз. Днём кровать прикреплялась к стене, ложиться на неё можно было только ночью. Ни матраса, ни подушки, ни постельного белья в карцере не выдавали. Узницы могли рассчитывать только на одеяло, чему были невероятно рады: после суровой порки обычно сильно знобило.
Днём провинившиеся могли только сидеть или лежать на узкой лавке. Впрочем, сидеть они практически никогда не могли, только если поначалу, ещё до первой порки, а вот после неё получалось только лежать на животе. Однако на карцерной лавке особо разлёживаться девушки не любили – она была настолько узка, что им приходилось постоянно балансировать всем телом, дабы не упасть на пол. А лежать на полу строжайшим образом запрещалось (как же – охрана здоровья, ведь можно простудиться). Заметив такое нарушение, сотрудница охраны тут же входила в камеру и нещадно воспитывала провинившуюся дубинкой. Поэтому, устав вертеться на лавке и отлежав все возможные места, несчастные девушки покидали её и пытались устроиться у стенки: сесть на корточки, а то и просто постоять, упираясь одним только затылком. Все остальные возможные зоны упора: спина, ягодицы, бёдра оказывались настолько исхлёстаны, что к ним даже слегка прикоснуться было невозможно.
Маленькое окошко в камере присутствовало, как и положено, под потолком, но было зарешечено. На стене обязательно висели часы с подсветкой. Воспитанницы имели замечательную возможность следить за стрелками и с ужасом ожидать следующего неотвратимого наказания. Эти часы каждые полчаса издавали звуковой сигнал. Даже если наказанная девушка находила в себе силы не смотреть на часы – от звуковых отсчётов времени никуда было не деться.
Днём слабый дневной свет проникал в камеру через мизерное окошко, а вечером единственным источником света оставалась подсветка на часах.
В первые двое суток из питания воспитанницы получали только чёрный хлеб и воду, и только с третьего дня в обед добавлялась тарелка супа.
Подойдя к посту охраны, Лена кивнула дежурной сотруднице – Оксане Алексеевне:
- Ну, что, дубль два?
Утром они уже виделись, вместе наблюдая за первым наказанием.
Оксана, совсем ещё молодая девушка, со стрижкой по типу «каре» и огромными серо-голубыми глазами, нахмурилась:
- Да уж, лучше скорей начинать! А то они уже психуют.
“Ещё бы им не психовать”, - Лена заглянула в монитор.
Варя в сером несуразном балахоне, который выдавался узницам в карцере, нервно ходила по камере взад-вперёд, с тревогой поглядывая на висящие на стене часы. Передвигалась она с трудом, видно было, что каждый шаг явно причиняет девушке боль. Губы Вари были плотно сжаты, лицо напряжено, но слёз не было.
- Решительная девица, - отметила Лена.
- Да, - согласилась Оксана. – Пигалица ещё, 17 лет, а характер, похоже, железный. Лишней минуты не лежит! Как только может – сразу встаёт и начинает по камере курсировать. Морщится, но ходит, отдохнёт немного – и опять. Я её спросила в обед:
- Зачем ты бегаешь?
А она отвечает:
- Валяться на этой лавке для меня унизительно!
Варя попала в карцер за то, что в споре со своей одноклассницей применила нецензурные выражения. Это тоже считалось в «Центре» ЧП. Девушке назначили двое суток карцера и продление срока на 4 месяца.
Сейчас Варе предстояло последнее испытание, в отличие от Саши, для которой всё только начиналось.
Сейчас Саша рыдала, лёжа на лавке животом вниз и крепко вцепившись в неё руками. Девушка пыталась сдерживаться, но получалось это у неё плохо.
- Последние 15 минут я её не трогаю, - сообщила Оксана. – А до этого - вела себя пристойно, спокойно отлёживалась. Правда, попыталась после обеда начать слёзы проливать, но я её быстро угомонила.
- Дубинкой? - поинтересовалась Лена.
– Да нет! До этого не дошло! Просто по громкой связи велела успокоиться. Напомнила, что за непослушание может дополнительные сутки получить.
Это было действительно так. За плохое поведение в карцере, неподчинение приказам дежурной или сотрудника, проводящего наказания, воспитанницу ожидало дополнительное заключение, да и телесные наказания ужесточались. Перспектива крайне малоприятная!
Без пяти шесть к посту подошёл специалист по наказаниям в карцере Дмитрий Владимирович - крепкий мужчина со спортивной фигурой, в возрасте около 30-ти лет, высокий, подтянутый, симпатичный. На нём идеально сидела светло-зелёная форма сотрудника внешней охраны. Покрой формы был очень удобен: ничто не ограничивало размах руки и свободу движений. Выглядел Дмитрий в целом добродушно, однако первое впечатление было обманчивым.
Лена уже видела его утром в работе: один пронзительный взгляд его серых глаз уже приводил воспитанниц в ужас.
Дмитрий Владимирович безукоризненно вежливо поздоровался с девушками, тоже взглянул в монитор и усмехнулся:
- Вторая часть Марлезонского балета.
Лена серьёзно кивнула.
– А Оксана Алексеевна уже побледнела, - иронически добавил Дмитрий.
– Ничего подобного! – рассердилась Оксана. - У меня просто такой цвет лица. Всегда. Очень благородный, между прочим! Так что за меня не переживайте, маэстро! В обморок падать не буду!
– Ну, вот, уже и разрумянилась, - довольно заметил Дмитрий. - Совсем другое дело!
Румянец действительно очень шёл Оксане, но выглядела теперь девушка ещё более сердитой.
«Так-так, - подумала Лена. - С ними, кажется, всё ясно».
Она знала, что Дмитрий около года назад развёлся, и был до сих пор свободен, а Оксана – очень симпатичная и славная девушка.
Но вслух Лена строго сказала:
– Коллеги, не будем отвлекаться перед серьёзным делом. Дмитрий Владимирович, начинаем с новенькой!
– Хорошо! - кивнул Дмитрий и неторопливо направился в «Зал для экзекуций».
– Дмитрий Владимирович! – окликнула Лена.
Тот обернулся и выжидательно смотрел на молодую «ответственную».
- Моё пожелание… - Лена немного помолчала. – Новенькую сегодня пока не подвешивайте. Её бы ещё разок на кушетке выпороть. Ладно?
- Как скажете, Елена Сергеевна!
«Вот гуманистка, блин! Ничего бы с твоей новенькой не случилось!»
Однако по «Правилам» экзекутор и ответственный воспитатель «Центра» несли обоюдную ответственность за наказываемых. «Ответственная» имела право в любой момент прекратить наказание, и в выбор позы для порки она тоже могла вносить коррективы.
Дмитрий ещё раз кивнул и удалился.
– Елена Сергеевна, извините, - Оксана чувствовала себя виноватой. - Просто он каждый раз меня подкалывает!
– Да ладно, - Лена уселась за стол напротив монитора. - Это он так ухаживает, наверное.
– Типа этого, - недовольно пробурчала Оксана. - Но как-то странно.
Она поднялась с места и открыла камеру Саши.
Услышав звук открывающейся двери, девушка испуганно вздрогнула. Воспоминания о перенесённой утром порке заставили сердце учащённо забиться, в горле от страха пересохло.
- Игнатенко, на выход! – приказала Оксана.
- Слушаюсь.
Саша с трудом поднялась с лавки и вышла из камеры в коридор, невольно поморщившись от яркого света.
- Оксана Алексеевна, - почти прошептала она дрожащими губами. – Я не смогу ещё раз этого выдержать. Что мне делать?
- Раньше нужно было думать, что тебе делать! – сурово заявила Оксана.
Тут Саша увидела Лену, и на лице её засветилась надежда.
- Елена Сергеевна! – отчаянно воскликнула девушка. – Пожалуйста, простите меня! Я не буду больше! Умоляю! Я всё поняла! Не отправляйте меня в этот зал! Это так ужасно! Боже мой, ну я же не хотела!
В голосе воспитанницы звучали истерические нотки.
- Воспитанница Игнатенко! – рявкнула Лена. – Немедленно прекрати истерику и следуй за сотрудницей охраны. Никто тебя не простит и не освободит от наказания! Придётся вытерпеть всё до конца!
- Елена Сергеевна, - рыдала Саша. – Пожалуйста, помогите мне! Вы ответственный дежурный воспитатель! Вы, наверное, можете меня пощадить! Я не могу раздеваться перед мужчиной! И это так больно! Просто невыносимо! Пожалуйста, накажите меня на отделении, прошу вас!
- Оксана Алексеевна, дайте мне её карточку, - стальным голосом произнесла Лена.
Оксана молча выполнила просьбу.
- Щадить я тебя не собираюсь, - так же холодно продолжала Лена, обращаясь к Саше. – А вот ещё одни сутки карцера за невыполнение приказа ответственного дежурного воспитателя вполне можешь получить. Да ещё порку вниз головой попробуешь!
- Нет! Пожалуйста!
- Тебе что было приказано? Следовать за сотрудницей охраны. А вместо этого ты опять устраиваешь истерики?
- Я больше не буду! – отчаянно завопила девушка. – Пожалуйста, не надо! Я пойду!
- Твоя карточка лежит у меня на столе, - напомнила Лена. – Ещё одно замечание - и в ней появится соответствующее назначение. Я могу это сделать своей властью, без всякого педсовета, поняла?
Воспитанница испуганно кивнула.
– Следуй за мной, - приказала Оксана.
– Слушаюсь.
Саша, всхлипывая, послушно проследовала вместе с ней по коридору в «Зал для экзекуций». Основным инструментом наказания в карцере считалась кожаная длинная плетёная “однохвостка”, хотя, в дополнение к ней, довольно часто использовались и другие жёсткие девайсы.
Дмитрий, ожидая свою жертву, обрабатывал плётку специальным составом для усиления боли. Оксана ввела перепуганную девушку в зал, подтолкнула её к середине помещения и захлопнула дверь.
Саша побледнела и затравленно оглядывалась. Дмитрий продолжал обрабатывать плётку и не торопился вступать с провинившейся в разговор.
Зал был очень ярко освещён, что составляло резкий контраст с тёмной камерой, где наказанная находилась большую часть дня. Сразу бросалась в глаза специальная кушетка, на которую укладывали воспитанниц для наказания. Она была достаточно высокой, с кожаным легко моющимся покрытием и прикреплённым примерно посередине высоким валиком. На этот валик наказываемая должна была лечь животом, тогда её ягодицы оказывались в очень удобной для экзекутора позе, к тому же и боль от ударов в таком положении значительно усиливалась. При наказании руки воспитанницы крепко фиксировались ремнями к специальным металлическим кольцам в углах кушетки, а ноги довольно широко разводились и тоже крепко фиксировались. Поза была не только удобной для проведения порки, но и ужасно унизительной для самой девушки, особенно, если учесть, что экзекутор – мужчина.
В другой части зала угрожающе возвышалось специальное приспособление для порки в положении стоя, напоминающее широкий турник. К прочной поперечной балке прикрепляли вытянутые вверх руки жертвы, регулируя высоту с помощью специального блока. Ноги могли фиксироваться к вмонтированным в пол железным кольцам, однако экзекутор сам решал, стоит ли это делать. Иногда он подвешивал наказываемую за руки, так, что ноги совсем не касались пола или касались только кончиками пальцев. В редких случаях, за особо серьёзные проступки или в наказание за нарушение «Правил поведения в карцере», виновную могли подвесить для порки и за ноги.
Вдоль стенки скромно стояла белая больничная каталка на колёсиках. Иногда её приходилось использовать для транспортировки наказанных прямо в изолятор. На стене около кушетки располагался целый арсенал орудий наказания и различных аксессуаров.
Саша, когда повнимательнее оглядела обстановку зала, сильно побледнела и уже с трудом держалась на ногах. Она, конечно, была здесь и утром, но тогда ещё не оправилась от первого шока, и ей было не до разглядывания всех деталей. Сейчас же ужас пробрал несчастную до костей.
На девушке был надет только карцерный длинный серый балахон на лямках, который застёгивался спереди двумя пуговицами. Никакого белья в карцере не выдавали. Чтобы оказаться полностью раздетой, узнице достаточно было расстегнуть пуговицы – и платье само падало на пол к ногам.
Оксана тем временем вернулась на пост, и они вместе с Леной приготовились наблюдать за всем происходящим по монитору.
- Да уж, - вздохнула Оксана, заметив, что происходит с Сашей. – Девчонка, того и гляди, в обморок грохнется.
– Всё, Оксана, тихо! - Лена предостерегающе подняла руку. - Слушаем!
Дмитрий уже заставил Сашу раздеться и разговаривал с ней. На монитор возле карцера, в отличие от других, звук выводился сразу.
– Ты подумала над тем, о чём мы говорили утром? - услышала Лена.
Голос экзекутора был жёстким и неумолимым.
– Да, - тихо ответила Саша. Она стояла бледная, покорная, страшно смущённая, и не смела поднять на своего палача глаз. Только что девушке пришлось снимать одежду перед молодым симпатичным мужчиной, который собирается её высечь. Это было ужасно! Даже жуткий страх перед предстоящей болью не смог заглушить стыд и отчаяние.
Лена про себя вздохнула, представив, каково Саше стоять голой перед Дмитрием, который не только сурово с ней разговаривает, но по ходу разговора специально внимательно разглядывает виновную. Было видно, как приговоренная сжимает и разжимает кисти рук: понятный рефлекс. Хочется прикрыться хотя бы руками, но опыт подсказывает: будет только хуже.
– Смотри мне в глаза! - повысил голос Дмитрий. - Если ты думаешь, что в “Центре” можно неуважительно относиться к воспитателю, не выполнять его приказы, устраивать истерики – и легко за это отделаться, то ошибаешься! Здесь, в карцере, ты очень сильно пожалеешь о том, что сделала! Эти 4 дня тебя многому научат.
Саша всхлипнула и отвела взгляд. Смотреть на своего палача и дальше у неё не хватило сил.
– Я велел смотреть в глаза!
Дмитрий резко шагнул к воспитаннице и залепил ей полновесную мужскую пощёчину. Девушка рухнула на пол, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась.
- Рано ещё реветь!
Дмитрий схватил Сашу за волосы, собранные в «хвост» и вынудил подняться.
- Карцер – это особое место, дорогая! Здесь свои порядки! Я могу наказать тебя так, как пожелаю! Вот сейчас подвешу за косичку… - Дмитрий больно дёрнул девушку за волосы, - во-о-н туда! – он указал на балку «турника», - и вкачу для начала 50 горячих ротангом по попке!
Для пущей убедительности экзекутор второй рукой сильно шлёпнул Сашу по ягодицам.
- Хочешь?
- Не на-а-до! – прорыдала девушка.
«Не на-а-до! Как миленькая, отправилась бы сейчас на «турник», если бы сегодня «ответственная» была пожёстче!»
Дмитрия, как и других экзекуторов-мужчин, ужасно раздражала необходимость подчиняться ответственным дежурным по «Центру» воспитательницам в вопросах проведения наказаний, но руководство занимало по этому поводу твёрдую позицию.
- Тогда думай, как себя вести, чтобы меня не злить! Это твоя проблема, поняла? Если останусь тобой недоволен – пеняй на себя! А если будешь паинькой, – Дмитрий пристально смотрел в полные испуга и слёз глаза воспитанницы, - тогда, может быть, немного и пожалею!
По-прежнему удерживая Сашу за волосы, он потащил её к кушетке.
- Забирайся!
Воспитанница, охваченная ужасом и стыдом, не смея ослушаться, неловко улеглась животом на высокий валик.
Экзекутор, не торопясь, надел ей на запястья кожаные браслеты, снабженные карабинами, и прочно пристегнул руки к металлическим кольцам.
- Ноги раздвинуть!
- Слушаюсь, - девушка всхлипнула и осторожно немного развела ноги.
- Шире!
Саше пришлось подчиниться. Оказавшись распятой на кушетке в этой унизительной позе, приговорённая невольно застонала. Пока ей было ещё стыдно.
- Начнём урок, красавица! Сейчас будешь вспоминать о своём проступке и думать, как тебе вести себя в дальнейшем.
Дмитрий подошёл к Саше сбоку, внимательно осмотрел исполосованные красными рубцами ягодицы жертвы, а показавшиеся подозрительными участки прощупал длинными тонкими пальцами.
Саша сжалась и ещё сильнее застонала.
- Хорошо попке утром досталось!
В руках Дмитрия появилось его страшное орудие.
- Начнём со спины! Надеюсь, тебе понравится!
Он отошёл чуть дальше и как бы невзначай небрежно-красиво взмахнул кистью правой руки, в которой держал плётку. Кончик однохвостки мелькнул в воздухе, шипя, как змейка, и со звучным хлопком опустился на спину жертвы точно между лопаток.
Саша дёрнулась и взвизгнула тонким голосом. Её никогда раньше не пороли по спине: ответственная воспитательница 208-й группы этим не злоупотребляла.
Острая пронзительная боль ошеломила девушку!
Как только Дмитрий пустил в ход однохвостку, Оксана спросила:
– Елена Сергеевна, на вас кофе готовить?
– Да, - рассеянно ответила Лена, не отрываясь от монитора. - У меня ещё одна новенькая на подходе. Поужинать сейчас вряд ли успею.
Оксана, тоже внимательно наблюдая за происходящим в зале, заправила и включила кофеварку. В перерывах между наказаниями и Дмитрий, и другие специалисты позволяли себе небольшую “кофейную” паузу: подобное мероприятие отнимало на самом деле много сил.
Ещё щелчок – и хлопушка ужалила спину Саши опять, рядом, ближе к правой лопатке. Затем ещё раз! И ещё!
Дмитрий был мастером, прошедшим специальную подготовку.
Малейшие нюансы экзекуций отрабатывались на электронных манекенах.
Экзекутор работал неторопливо, мастерски направляя кончик своего орудия точно в намеченное место беззащитного тела. На нежной коже спины быстро расцветали яркие узорчатые следы, из которых складывался причудливый рисунок. После каждого удара из горла несчастной вырывался отчаянный визг, переходящий в жалобный вой. Саше казалось, что безжалостные «укусы» прожигают тело насквозь! Она отчаянно дёргалась, тщетно пытаясь увернуться от ударов, но хлопушка раз за разом продолжала больно жалить девушку. Дикая боль не только проникала глубоко внутрь, но и одновременно разливалась волнами по всей спине, не успевая даже немного притупиться до следующего удара! Сплошная пелена страдания, прорываемая яркими мучительными вспышками!
Когда вся верхняя часть спины жертвы покрылась узором из пересекающихся и извивающихся красных полосок, а голос Саши сделался совсем сиплым, Дмитрий прервал наказание.
Держа плётку обеими руками на виду, он обошёл кушетку и встал около головы наказываемой.
- Что, красавица, усваиваешь урок?
Саша приподняла голову, покрасневшее лицо было залито слезами. Во время порки она хотела, но не могла просить о снисхождении – просто не было сил! Сейчас же девушка умоляюще смотрела на мучителя.
- Да! Прошу вас. Пощадите. Хватит! – срывающимся голосом попросила она.
- Пощадите?
Дмитрий удивлённо пожал плечами.
- Не легко ли хочешь отделаться за своё поведение? Да мы ещё только начали! Это была разминка. Так, разогрев!
Саша в отчаянии замотала головой.
- Простите меня! Больше не бу-у-у-ду!
- Конечно, не будешь! – в глазах экзекутора девушка не усмотрела ни капли сочувствия.
- Явно повторения не захочешь! А для лучшего усвоения продолжим урок.
- Не-е-е-т! Пожалуйста!
Саша продолжала вертеть головой, слёзы заливали кушетку.
Дмитрий опять жёстко ухватил виновную за волосы и вынудил посмотреть себе в глаза.
- Вспомни, что ты сделала! Не подчинилась воспитательнице! Устроила истерику! Вопила всякие оскорбления!
- Я не хотела! Сорвалась!
- Тебе не хватило выдержки? – насмешливо поинтересовался Дмитрий.
- Да! Простите!
- Так вот, сейчас я буду учить тебя выдержке и терпению. Понятно?
Голос мужчины звучал совершенно неумолимо. Осмыслив, наконец, что просить бесполезно, Саша обречённо кивнула.
Дмитрий, по-прежнему удерживая жертву за волосы, озвучил приговор.
- Буду пороть тебя по бёдрам. Всё это время смотришь прямо мне в глаза! После каждого удара просишь прощения.
Он усмехнулся.
- Да, ты провинилась не лично передо мной. Но я представитель власти в «Центре», и поэтому вполне уполномочен принимать твои извинения за нарушения «Правил». И, более того, обязан способствовать твоему глубокому раскаянию. Всё поняла?
- Да, - пробормотала Саша, замирая от ужаса. Липкий страх сковал тело.
- Если будешь опускать глаза или забывать извиняться – получишь штрафные удары. Тебе не понравится! – предупредил Дмитрий.
Однохвостка змеёй промелькнула в воздухе, и кончик её впился в правое бедро Саши прямо под ягодичной складкой.
- О-о-о-й!
Забыв все наставления, несчастная беспомощно задёргалась в своих путах. По бёдрам её ещё тоже не пороли. Саша даже и не представляла себе, как это больно!
- Маловато выдержки, красавица! – Дмитрий уже размахивался снова.
- За нарушение моих инструкций будешь получать вот так!
На этот раз «поцелуй» хлопушки пришёлся по внутренней стороне бедра, что доставило несчастной невообразимые мучения.
- Не на-а-а-до! – прохрипела она.
- Смотреть в глаза и просить прощения! – гневно крикнул Дмитрий.
- Слу-у-шаюсь!
Несмотря на жуткую боль, воспитанница изо всех сил постаралась не отрывать от своего мучителя глаз, в которых плескались отчаяние и невыносимая мука.
На бёдра посыпались точные сильные удары. Нежная кожа быстро покрывалась красными извилистыми линиями.
- Прости-и-и-и-те!
- Прости-и-и-и-те! – вопила девушка после каждого обжигающего «поцелуя» хлопушки. Не в силах выносить боль, Саша несколько раз роняла голову не кушетку и вместо извинений орала что-то нечленораздельное.
Дмитрий тут же хладнокровно хлестал несчастную по внутренним сторонам бёдер и напоминал:
- В глаза! Извиняйся!
Наконец, он решил, что эту часть наказания можно закончить. Отложив плётку, Дмитрий внимательно осмотрел пострадавшие места на теле наказанной. Саша заходилась в рыданиях, ещё не в силах придти в себя после такого ужасного испытания.
- Замолчи! – экзекутор закончил осмотр, вполне удовлетворившись его результатами, и снова взял в руки плётку.
- А вот теперь займёмся тобой по-настоящему!
- Не надо! Хватит! – взвизгнула девушка. – Я всё поняла, простите!
- Отлично! – Дмитрий ехидно улыбался. – Сначала ты всё осознала, затем поучилась выдержке и терпению. А теперь получишь достойное наказание за то, что совершила!
Если бы тебя пороли в группе, на этом можно было бы и закончить. Но здесь карцер, дорогая! Поэтому получай следующую часть урока!
Плётка, красиво и грациозно изгибаясь, поднялась в воздух и секунду спустя хлёстко вытянула девушку поперёк спины, на этот раз уже не только хлопушкой, а нижней третью кожаной плетёной «змейки». На теле тут же загорелся длинный красный рубец, а Саша вздрогнула, на пару секунд оцепенела, и вдруг отчаянно и громко завопила и опять задёргалась, пытаясь вырваться из креплений. Ошеломляющая тяжёлая боль пронзила всё тело.
Ещё через мгновение следующий удар заставил несчастную забиться и закричать ещё сильнее. Кошмар продолжался! Дмитрий неторопливо обходил кушетку, не переставая методично и безжалостно хлестать девушку по спине, ягодицам, бёдрам. Всё новые и новые сочные яркие полосы пересекали ранее оставленные хлопушкой узоры.
Под жестокими ударами Саша выла и хрипела. Она была уже абсолютно уверена, что не выберется живой из этой передряги!
Утром во время порки тоже было очень больно, но сейчас боль девушка испытывала безумную, непереносимую, и с каждым новым ударом она нарастала!
Несколько раз Дмитрий делал небольшие перерывы, чтобы прыснуть в лицо своей жертвы воды из пульверизатора. Затем всё продолжалось.
Вскоре девушка не могла уже и кричать, просто почти беззвучно плакала, уткнувшись лбом в кушетку.
Когда на истерзанном теле Саши практически не осталось живого места, а сама она почти перестала реагировать на удары, экзекутор закончил порку.
Обрабатывая плётку антисептической салфеткой, он внимательно наблюдал за наказанной. Девушка сначала лежала без движения. Сильная боль во всём теле не позволила бы ей даже шевельнуться, даже, если бы так крепко не держали привязи!
Однако постепенно Саша начала приходить в себя после пережитого ужаса – всхлипнула и расплакалась. Боль была ещё сильной, но уже чуть-чуть начала отпускать, но теперь девушке трудно было лежать неподвижно, она вертелась на кушетке, плакала и стонала.
- Всё, красавица!
Дмитрий убрал плётку на место и приблизился к наказанной.
- Увидимся завтра утром. А пока продолжай думать над своим поведением!
Саша вряд ли осознала, что ей сказали. Ей было очень плохо! С окончанием порки страдания не закончились, ждать, пока стихнет боль, придётся ещё долго! На обезболивание в карцере рассчитывать не приходилось.
- А завтра вот там будешь пороться! – продолжал Дмитрий, указывая на «турник» в центре зала. – Испытаешь массу новых ощущений, обещаю!
Девушка даже не повернула головы – слова палача доносились до неё как бы издали, сил совсем не осталось.
- Сюда смотри! – рявкнул экзекутор.
- Слушаюсь, - от резкого окрика Саша вышла из оцепенения и с трудом обернулась.
- Ничему не научилась! – сердито выговаривал Дмитрий. – Как ты смеешь не смотреть туда, куда я указываю? Почтение к сотрудникам и готовность выполнять приказы у тебя должны быть в крови! Ты меня рассердила! Завтра будем над этим работать! Для начала повисишь на руках и хорошенько повизжишь и поизвиваешься под розгами! Быстро всему научишься! Поняла?
- Да, - собравшись с силами, выдавила из себя Саша. – Простите меня! И…спасибо за порку.
Девушка вовремя вспомнила, что по «Правилам поведения в карцере» обязана благодарить экзекутора за проведённое наказание. В группах от воспитанниц этого не требовали.
- Умница! Не забыла.
Дмитрий наклонился к всё ещё извивающейся от боли и стонущей узнице и потрепал её по щеке.
- От розог тебя это не спасёт, но небольшое снисхождение, так и быть, сделаю. Не совсем уж ты испорченная девочка. Может быть, толк из тебя и выйдет – если пороть почаще и как следует!
Всё, до завтра!
Дмитрий вышел из зала, оставив Сашу привязанной к кушетке.
Лена перевела дух и облегчённо вздохнула. Во время наказания её ни на минуту не отпускало напряжение. Контролировать состояние Саши ей пришлось по монитору, а это не так-то просто! Непосредственному исполнителю всегда легче заметить, когда требуется дать послабление или сделать перерыв. А основная ответственность за наказанную лежит всё же на ней.
Лена имела прямую связь с Дмитрием на протяжении всей экзекуции, но сегодня, к счастью, не пришлось ею пользоваться. Дмитрий хорошо знал своё дело и провёл наказание мастерски.
Наблюдая за Сашей, которая всё ещё корчилась от боли и рыдала на кушетке, Лена кровожадно подумала:
«А неплохо было бы сюда Соньку задвинуть! Хотя бы на денёк! За её утреннюю наглость! Да и вообще – спесь лишнюю сбить. Часть спеси с неё вчера уже сошла – после розог, а карцер был бы следующей лечебной мерой».
Лена, действительно, при желании могла бы устроить такое для Сони. На самом деле, даже за инцидент с Ириной Викторовной, когда Соня допустила тройное нарушение, включая дерзкий ответ воспитателю, уже можно было бы попробовать запросить для неё карцер. Того же вполне имела право потребовать и Ирина Викторовна, как пострадавшая сторона. Если бы Лена с Ириной Викторовной объединились в своём требовании – у Сони не было бы ни малейшего шанса избежать знакомства с Дмитрием и его “однохвосткой”, несмотря на то, что она новенькая, и что за неё наверняка бы вступились другие воспитатели, та же Светлана, например.
Но тогда Лена уже решила применить к Соне розги, и Ирину Викторовну уверила, что накажет свою воспитанницу чрезвычайно строго.
Лена, конечно, в душе признавала, что не совсем права в отношении Сони. Спеси у девушки уже не было – не только лишней, но и вообще никакой, да и утренняя речь Сони тоже была обусловлена не наглостью, а, скорее, отчаянием.
Но Лена сейчас и сама была практически в отчаянии. Вчера около полуночи девушке позвонила мама. Они по традиции ежедневно созванивались в это время.
Родители Лены очень дружили с Кариной Александровной – мамой Марины. Сейчас они старались поддержать её, как могли, и тоже чрезвычайно беспокоились за девушку. Вчера мама рассказала, что у Марины в реанимации, на фоне проводимой терапии, случился очередной приступ. Мама прочитала Лене по бумажке – пароксизмальная тахикардия. От этих страшных и непонятных слов на девушку повеяло холодом.
Приступ купировали, но приходилось признать – течение болезни контролю не поддаётся.
Естественно, Лена опять сильно расстроилась. Она по-прежнему обвиняла во всём только одну Соню. Если у Лены и промелькнула вчера капля сочувствия к воспитаннице после наказания розгами, то сегодня и эта капля исчезла моментально.
А тут Соня и сама утром подвернулась Лене под “горячую руку”, да ещё и вздумала жаловаться на свои страдания!
Неудивительно, что Лена, измученная почти бессонной ночью, тревогой за подругу и волнением от предстоящей ей миссии ответственного воспитателя “Центра”, не выдержала и выдала Соне по полной программе! И сейчас была полна решимости воплотить свой план в жизнь и капитально проучить нахалку.
«Ладно. После свидания подумаем. А, может быть, и стараться специально не придётся. Вдруг Сонька сама на карцер напросится», - решила Лена и раскрыла зазвеневший мобильник.
Большинство сотрудников “Центра” использовали гарнитуру, но Лене это не очень нравилось, и она предпочитала носить телефон в нагрудном кармане, причём, любила раскладные модели, хотя при частом использовании они были не так удобны.
Светлана с Инной подшучивали над Леной по этому поводу:
– Ты какая-то несовременная!
На этот раз Лене сообщили о поступлении очередной новенькой – последней на сегодня.
– Пожалуйста, проводите их пока поужинать, - попросила девушка сотрудника охраны. - А потом пусть Ольга Юрьевна побудет с ними в гостевом отсеке приёмной. Я занята, приду, как только смогу.
В гостевой части приёмной стояли удобные кресла, телевизор, на столиках находилась свежая пресса. Здесь поступающие и их сопровождающие могли с комфортом подождать ответственную дежурную воспитательницу “Центра”, если она не могла начать приём сразу. Хотя, сами поступающие редко обращали внимания на все эти удобства. Чаще всего, им было не до этого: девушки прекрасно представляли, куда они попали, очень волновались, и ожидание приёма превращалось для них в пытку.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Приём на этот раз оказался с «изюминкой».
Восемнадцатилетняя первокурсница Кристина, едва простившись с сопровождающей, заявила Лене, что хочет поговорить с директором «Центра» по очень важному вопросу.
- Я уполномочена рассмотреть твой вопрос, - твёрдо ответила Лена. – Если сочту его действительно важным – тогда об этом узнает и директор.
Кристина глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Это была красивая стройная девушка с длинными светлыми волосами, серыми выразительными глазами и очень нежной белой кожей. Этакая нимфа!
«С такой кожей она у нас здесь намучается», - вздохнула про себя Лена.
По опыту она знала, что телесные наказания могут превратить жизнь таких воспитанниц в постоянный кошмар. Даже после обычной, не строгой порки, следы на теле оказываются впечатляющими и дольше заживают. Соответственно, и последующие наказания переносить сложнее. А воспитатели ведь никаких снисхождений таким девушкам не делают! Напротив, говорят им что-нибудь вроде:
- Раз ты у нас такая принцесса – не доводи до порки. Видишь, у тебя есть дополнительный стимул не нарушать «Правила».
Однако вначале совсем ничего не нарушать практически невозможно! Да и потом очень трудно!
- Елена Сергеевна, - начала Кристина. - Мне уже исполнилось 18 лет.
Она замолчала, обдумывая, как лучше выразить свои мысли.
- И ты решила это отметить, допустив половую распущенность, - помогла ей Лена.
- Да, так получилось, - не смутилась девушка. – Понимаете, я не хочу оставаться в Новопоке. Мне не нравятся наши законы, я не желаю так жить! В большинстве цивилизованных стран в 18 лет человек уже совершеннолетний!
Моя мама живёт в Америке уже несколько лет. Она прекрасно там устроилась, хорошо зарабатывает! У неё замечательная жизнь. Она свободна! Там нет никаких ограничений.
Я не понимаю, почему в США подростки в школах уже поголовно имеют сексуальные отношения, родители им чуть ли не презервативы в портфели вкладывают.
А у нас это и в 20 лет – нравственное преступление!
Лена с Ольгой переглянулись.
- Ты хочешь сказать, Кристина, что тебе всего этого не объяснили в школе, в колледже? – вкрадчиво спросила Лена.
- Объясняли, - махнула рукой девушка. – У нас такие законы! А мы, получается, заложники этих законов!
Я не считаю, что совершила преступление. Весь мир так живёт! И я не хочу сейчас торчать здесь четыре года и получать это образование, за которое потом перед отъездом ещё придётся расплачиваться!
- А что же ты хочешь? – Лена насмешливо смотрела на новенькую.
- Я хочу уехать к маме и жить с ней. Моя мама письменно обратилась с просьбой к директору «Центра» отпустить меня к ней, и обязуется взять меня под свою ответственность. Она заплатит за меня любые штрафы, и всё, что нужно! Елена Сергеевна, письмо должно было уже придти!
Кристина взволнованно подняла на воспитательницу глаза.
Лена пристально смотрела на девушку.
- Кристина, тебе и 18 лет дать трудно по образу мыслей. Какой отъезд к маме?
Тебе надо было дождаться совершеннолетия, и тогда ты смогла бы уехать, куда захочешь. А пока ты живёшь в этой стране и нарушила её законы. Теперь тебя ничто не спасёт от наказания в «Центре». Никакие мамины письма, и её деньги тоже! Неужели ты этого не понимаешь?
Мы в стране никого не держим. Каждый волен уехать. Но в одном закон неумолим – только после 21-го года. А до этого ты обязана соблюдать законы страны, даже если ты с ними не согласна, и отвечать за их нарушение. Вот и будешь отвечать! Тебе придётся провести у нас четыре года, хочешь ты этого или нет, и потом выложить круглую сумму за своё пребывание в «Центре».
Но, возможно, ты уезжать и не захочешь. Тебе ещё восемнадцать! А к 21-му году человек становится гораздо более зрелым и начинает по-другому смотреть на многие вещи.
В глазах Кристины зажглись огоньки:
- Елена Сергеевна, а можно задать вам не очень скромный вопрос?
- Попробуй, - усмехнулась Лена.
- А вам уже есть 21 год?
Ольга Юрьевна быстро подошла к столу с явным намерением вмешаться. Лена предостерегающе подняла ладонь. Ольга молча остановилась около Кристины и неодобрительно, даже угрожающе, смотрела на девушку.
Но Кристину это не испугало. Девушка явно была не из робких. Она спокойно ожидала ответа.
- Нет, - качнула головой Лена.
- Тогда вы меня лучше поймёте! – возбуждённо заговорила девушка. – Вот вы не достигли совершеннолетия, но у вас уже твёрдые убеждения. По-другому просто не может быть, раз у вас такая ответственная работа! И ведь ваши основные взгляды наверняка не изменятся в 21 год, правда?
- Не изменятся, - подтвердила Лена.
- Но у меня тоже так! – воскликнула Кристина. – Мои взгляды тоже не изменятся! Я уже сделала выбор и не хочу здесь жить!
Так зачем сейчас наказывать меня за то, что я всё равно буду делать и потом?
– Я тебе объясню, почему, - Лена оставалась невозмутимой. – Знаешь, не одна ты такая «умная». Мы не рассматриваем всерьёз заявления наших несовершеннолетних воспитанниц о том, что они хотят уехать из страны. Ты не понимаешь, почему? Это была бы прекрасная лазейка, чтобы избежать заключения.
– То есть? – не поняла новенькая. Или сделала вид, что не поняла.
- Очень хитро! – возмущённо говорила воспитательница. - Сначала ты пользуешься всеми благами нашего общества. Ты, насколько я поняла, интересуешься, что в мире происходит. Ну и где дети и молодёжь имеют хотя бы такие же условия для жизни, как в Новопоке? Да нигде, и ты это понимаешь!
А как только нарушила закон, то сразу – страна не нравится, хочу уехать! Наказание отбывать никому не хочется! И все бы нам так и сообщали: «Исправить меня всё равно невозможно, дайте уехать из страны!»
Только это не проходит! Все подростки должны знать, что ничто их от наказания не спасёт! И уехать они смогут только после 21-го года. А в твоём случае – после освобождения и уплаты всех долгов государству. Понятно?
- Да! Но тогда я не хочу заканчивать у вас колледж! – воскликнула Кристина. – Хотя бы это можно? Могу я, например, просто работать?
Лена отрицательно покачала головой.
- И этого нельзя? – в голосе девушки уже звенело отчаяние.
- По законам Новопока, все молодые люди, окончившие среднюю школу, должны получать профессию. Сразу. Или колледж, а затем техникум или ВУЗ, или профессиональная школа. Работать можно только потом.
- Ты и этого не знаешь?
Девушка молчала.
- Ты не знаешь, что у нас в стране существуют две основные касты граждан? Отвечай!
- Знаю, - почти прошептала Кристина.
- Какие? – требовательно смотрела на неё воспитательница.
- «Элитная» и «вспомогательная», - без запинки ответила новенькая.
Лена кивнула.
- Именно! «Элитная» - это люди, которые живут в согласии с законом и пользуются всеми правами. Они обязательно имеют профессию и не могут заниматься неквалифицированным трудом. Вспомнила?
- Да.
- А остальные – это граждане, не желающие жить по нашим законам или нарушившие их. Они большей частью живут в поселениях и выполняют разные вспомогательные работы. Некоторым через определённое время разрешается вернуться в страну, но с ограничением прав. Они не могут восстановить свою профессию, и работают в основном уборщиками и дворниками.
- Не понимаю, почему я должна всё это объяснять восемнадцатилетней девице! – возмущённо добавила Лена.
- Елена Сергеевна, не надо объяснять! – вскинулась Кристина. – Я всё это знаю!
- Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Как ты можешь сейчас работать? Ты будешь занята неквалифицированным трудом в «Центре», но это вдобавок к обучению! Это исправительный труд! Вас заставляют работать на полях или перебирать морковку, чтобы вы оценили – а захочется ли вам заниматься этим всю свою жизнь? Если вы и после достижения совершеннолетия вздумаете нарушать законы общества! Надо сказать, что чаще всего девушки всё же делают правильные выводы!
Кристина молчала.
Лена спокойно продолжала:
- А вот, если ты передумала учиться в колледже, мы с согласия твоих опекунов можем перевести тебя в «Центр перевоспитания для учащихся профшкол». Там за 2 года получишь профессию, а оставшиеся 2 года будешь работать.
Но, Кристина, какой в этом смысл?
Ты говоришь, что мама способна заплатить за тебя любые деньги! Это допускается законами, она вполне сможет это сделать после твоего освобождения. А наш колледж даст тебе прекрасное образование.
Лена усмехнулась.
- Здесь у тебя не будет ни малейшего шанса закончить колледж с плохими отметками. После освобождения уедешь в ту же Америку, а там с лёгкостью поступишь в ВУЗ. Затем тебе терять сейчас время на какой-нибудь швейной фабрике?
Да, ты должна будешь перед отъездом заплатить стране гораздо больше денег, чем, если бы ты находилась в «Центре профшколы».
Но ведь для твоей мамы это несущественно, как я понимаю?
– Да, - кивнула девушка. – А, если я всё-таки не захочу у вас учиться? Вы что, меня заставите?
Воспитательница не без удовольствия отметила, что коленки Кристины начали предательски дрожать.
- Заставим, - заверила она новенькую. – Ты ещё несовершеннолетняя. До окончания колледжа мы за тебя отвечаем, и не допустим, чтобы ты по своей прихоти или глупости не получила образования.
- Но вы не сможете! – уже не так уверенно проговорила Кристина. Было видно, что спор ей дается с трудом.
- Я бы тебе не советовала это проверять, - усмехнулась Лена. – А, впрочем… Пересядь сюда, - приказала она девушке, кивнув на кресло напротив видеодвойки. Затем вставила нужный диск и включила систему.
На экране последовательно возникли изображения сначала камеры карцера, а потом “Зала для экзекуций”. В полном молчании Кристина, Лена и Ольга просмотрели эпизод, где воспитанница получала жёсткое телесное наказание. Эпизод был подобран удачно. Даже очень!
Кристина впервые за всё время пребывания в приёмной побледнела и растерянно посмотрела на Лену.
- Это карцер, - спокойно объяснила та. – Сюда мы помещаем воспитанниц за серьёзные нарушения, к которым, естественно, относится и нежелание подчиняться режиму. Причём, эта девушка не могла никак выйти из карцера до окончания назначенного ей срока. Ей пришлось терпеть такие наказания 2 раза в день! В течение трёх суток!
А вот ты попадёшь туда на неопределённый срок. И сможешь выйти, как только образумишься. Догадайся с трёх раз, сколько дней ты там проведёшь?
Кристина молчала.
– Я тебя уверяю, достаточно будет одной такой экзекуции, - насмешливо продолжала Лена. – Только постарайся определиться, а тебе это надо?
Она посмотрела на часы.
- Давай подведём итоги. У тебя три варианта.
Первый. Ты решаешь бросить колледж и перейти в профессиональную школу. Наши действия: сейчас отправляем тебя в изолятор и вызываем твоих опекунов. Это, как я поняла, твои приёмные родители, верно?
- Да, - прошептала девушка.
- Если они соглашаются – мы тебя переводим. Ну, а если нет – остаёшься у нас.
Второй вариант. Ты решила остаться у нас и жить по нашим правилам. Замечу, решение самое умное.
И третий. Ты упорствуешь и заявляешь, что не будешь учиться. В таком случае сейчас вместо изолятора отправляешься в карцер, пока не передумаешь.
- А когда я смогу поговорить с директором? – Кристина ещё пыталась бороться.
- Сначала ты принимаешь решение, - в голосе воспитателя послышался металл. – А директор сама решит, нужно ли тебе с ней разговаривать.
Лена строго взирала на девушку.
- Я ответственный дежурный воспитатель «Центра». Чтобы сейчас отправить тебя в карцер по третьему варианту, вполне достаточно моего решения.
Кристина, мы потеряли уже много времени. Ты должна сообщить мне своё решение прямо сейчас!
Кристина вздохнула:
- Я…остаюсь у вас.
- На каких условиях? Уточни – второй вариант или третий? - жёстко потребовала Лена.
- Конечно, второй! Разве у меня есть выбор?
- Разумно. Тогда, наконец, мы можем продолжить. Директору я обо всём сообщу. Твоей маме будет дан официальный ответ руководством «Центра».
А теперь, дорогая, мне придётся с тобой серьёзно побеседовать.
Лена встала и отошла к окну.
- Встать! – резко приказала новенькой Ольга.
Кристина быстро поднялась со стула.
- Ты не имеешь права сидеть, когда воспитатель стоит, понятно?
В голосе Ольги послышались угрожающие нотки. Она явно искала повод проучить новенькую за наглость.
- Простите, я не знала.
- Теперь будешь знать! – вмешалась Лена. – От наказания тебя спасло только то, что ты ещё не знаешь «Правил».
Так вот, в результате нашей с тобой беседы у меня сложилось впечатление, что ты совершенно не разбираешься в идеологии и политике нашего государства. Как такое могла произойти – ведь ты росла и училась в Новопоке все эти 18 лет! Поэтому сейчас я намерена принять у тебя зачёт по истории Новопока, основным принципам развития страны и главным законам.
Если ты не владеешь информацией в достаточной степени – с тобой будет другой разговор. Сначала нам придётся устроить тебе «ликбез», а уже потом только приступишь к изучению Правил «Центра».
Кристина покраснела и прижала руки к груди.
- Елена Сергеевна! Да прекрасно я знаю всю эту м…
Девушка вовремя опомнилась, но покраснела ещё больше.
Молодые сотрудницы с интересом выжидательно смотрели на неё.
- Простите.
Кристина совсем пришла в себя.
Лена шагнула к столу, вынула из ящика диктофон и включила.
- Начинай! – велела она. – И учти – выполнять приказы сотрудников в «Центре» ты обязана сразу и беспрекословно. А сначала полагается сказать: «Слушаюсь». Всё понятно?
- Да, - кивнула девушка.
- Расскажи нам про Новопок. Всё то, что изучают ещё в детском саду!
Кристина вздохнула, но тут же, вспомнив, выпалила:
- Слушаюсь!
Ольга взглянула на неё с явным разочарованием.
- Новопок (Новое поколение) – молодая страна, - начала девушка заученным голосом. - В этом году летом, 11-го июня, Новопоку исполнится 50 лет.
50 лет назад Новопоку удалось мирно отделиться от большой державы. Это стало возможным благодаря тому, что почти треть населения огромной страны поддержала на референдуме политику новых предполагаемых лидеров и изъявила желание жить в новом государстве.
С таким количеством людей трудно было не считаться. Новопоку выделили территорию, соответствующую количеству жителей. Страна приняла всех желающих жить по её законам, после чего захлопнула свои границы.
Кристина опять вздохнула и просительно взглянула на своих слушательниц.
- Дальше, - спокойно приказала Лена.
- Слушаюсь.
- После развала огромной страны на мелкие государства Новопоку не досталось никаких серьезный природных богатств: нефть и газ были выкачаны из недр уже давно, леса хищнически вырублены, а остатки производств не могли прокормить и четверти страны. Единственным сокровищем, не оцененным по достоинству старыми властями, был Академгородок, где ученые трудились над проблемой альтернативных источников энергии. Незадолго до развала страны они стояли уже в шаге от величайшего в Истории открытия.
Что ждало ученых при развале страны?
Кристина говорила точь-в-точь по учебнику, впрочем, именно это от неё и требовалось.
- В лучшем случае побег за границу или работа дворником. Однако власти Новопока поняли, что в их распоряжении находится «золотая рыбка». Военные тоже осознали, что им в руки может попасть очень неплохое оружие. Последние деньги были вложены в научные разработки и экспериментальную производственную площадку.
И Новопок сумел «вытащить рыбку из мутной воды». Источник энергии, практически неисчерпаемый, оказался в руках маленького государства, тут же наложившего печать секретности на все исследования. Учёным удалось разгадать секрет перевода нестабильного изотопа Динатрона (108-й элемент периодической системы Менделеева) в стабильное состояние, в процессе чего выделяется огромное количество дешёвой энергии.
Осталось только одно: удержать секрет в руках. С внешними врагами разобрались быстро: воевать с державой, обладающей такой энергией, оказалось невыгодно: её прекрасно можно использовать и в военных целях. Наглые желтолицые соседи присмирели, а международное сообщество прониклось к маленькому государству должным уважением.
Кристина опять замолчала.
- Мы внимательно тебя слушаем, - заверила Лена. Ольга насмешливо кивнула.
- Власти провели ещё один референдум. Результаты превзошли ожидания. Народ решил жить богато, но трезво и нравственно. Для достижения этих целей большинство не возражало против жёстких мер, в том числе введения телесных наказаний с десятилетнего возраста.
Парламент сел за работу: надо был в кратчайший срок внести пожелания народа в законодательство.
Академгородок в считанные годы превратился в мировую научную столицу, а Новопок богател не по дням, а по часам, ибо Динатрон помогал вырабатывать миллиарды киловатт часов энергии.
В основу политики нового государства было положено сочетание усиленного экономического развития и глубокого нравственного перерождения общества. В стране могли оставаться, работать и жить только люди, не желающие курить, наливаться алкоголем, вести беспорядочную половую жизнь, делать аборты. Предполагалось растить генетически здоровое поколение. Именно поэтому курение, пьянство и половые связи до совершеннолетия и вне брака являются основными нравственными преступлениями в стране. Эти действия вредят здоровью людей и неблагоприятно сказываются на их потомстве. Граждане, которые этого не принимают, или нарушают эти законы, переводятся во «вспомогательную» касту и не могут иметь детей в нашей стране. Либо покидают Новопок навсегда.
Кристина опять остановилась, переводя дух.
- Дальше,- Лена так и стояла у окна, скрестив руки у груди.
- Слушаюсь. Огромную роль в обществе отводится образованным людям. Специалисты ценятся, имеют очень высокую зарплату. Появился стимул двигать науку, совершенствовать медицину и педагогику.
Лидеры, основавшие страну, оказались неподкупными и мудрыми. Аппарат управленцев был сведён к минимуму. В стране работают сильные, хорошо оплачиваемые структуры защиты общества: армия, служба безопасности, нравственная милиция. В частной собственности у граждан могут находиться квартиры, дачи, автомобили и тому подобное. Все предприятия любой сферы деятельности принадлежат государству и толково управляются.
Первые 10 лет существования Новопока все жители, несогласные с политикой и нравственными законами, свободно покидали государство, возвращаясь в державу. Через десять лет уезжать не хотел никто, в том числе и упомянутые несогласные. Страна достигла невиданных успехов: высокий уровень жизни для всех работающих (даже на работах без квалификации), бурно развивающаяся экономика, беспрецедентная забота о детях и пожилых людях. Нет резкого разделения на горстку богатых и море бедных. Да, уровень жизни у специалистов в стране несравненно выше, но любая уборщица в Новопоке зарабатывает достаточно, может не беспокоиться о насущных проблемах и знает, что её ждёт обеспеченная старость.
Страну завалили просьбами о принятии на жительство из «державы», да и других стран.
- Теперь расскажи о том, как в стране поступают с нарушающими законы! – потребовала Лена.
- Слушаюсь, – чётко ответила Кристина. - Общество не может позволить себе оставлять в стране людей, которые не согласны с его политикой и нравственными законами. Путём грамотного расчёта были выработаны строгие правила.
Преступления уголовного характера в стране довольно редки и караются сурово: виновные получают большие сроки заключения в уголовных тюрьмах.
Шахты для добычи компонентов Динатрона весьма вредны для здоровья. Убийцы, контрабандисты, распространители наркотиков и алкоголя отправляются туда на 10 лет, что фактически означает смертный приговор.
Целью заключения не является перевоспитание. Для преступников, кроме совершивших преступления по неосторожности, без умысла, будущего в Новопоке нет. В тюрьмах они заняты на работах с единственной целью – отдать стране долги за обучение, если они его получали; возместить все расходы потерпевших, если они были, и выплатить внушительный штраф за само преступление.
По окончании срока, если все долги уже выплачены, такие люди могут покинуть страну или жить в специальных поселениях без права выезда оттуда. Если же долги ещё остаются, бывших преступников отправляют в поселения без вариантов. Такие поселения базируются обычно около крупных сельхозпредприятий. Все направленные в поселения, если они имели профессию, лишаются права заниматься прежней работой. Их ждёт только неквалифицированный труд. Кроме того, никто из поселенцев не может иметь детей, пока не покидает Новопок окончательно. Для этого принимаются специальные меры. Таким образом общество борется за чистоту своих последующих поколений.
Кроме того, все граждане, относящиеся к «элитной» касте, обязаны соблюдать основные нравственные законы страны.
Курить (что угодно) в стране запрещается всем. Алкогольные напитки можно употреблять только некрепкие, в небольших количествах и исключительно с 21-го года. Половая жизнь разрешается тоже с 21-го года и только в браке. Для обычного мира эти законы, конечно, неприемлемы. Для Новопока – единственно правильные.
Ежемесячно каждый член общества, начиная с десяти лет, проходит обследование на усовершенствованном аппарате, работающем по принципу детектора лжи, на предмет совершения этих нравственных проступков. Кроме того, чётко работает вездесущая нравственная милиция.
За нравственное преступление, совершённое впервые, взрослому гражданину приходится выплачивать крупный штраф и пройти серьёзный психологический тренинг в специальном отделении нравственной милиции. Это для него единственный шанс остаться полноценным членом общества. При повторном нравственном проступке выбор невелик: эмиграция из страны либо поселение, на тех же условиях, что и для уголовных преступников.
Кстати, в поселения могут добровольно уйти и те люди, которые ещё ничего не совершили, но понимают, что не могут жить по таким нравственным законам, однако и уезжать из страны не хотят. Там можно курить и иметь любые добровольные половые связи. Но дети не рождаются. Детей в поселениях нет вообще. Все дети живут только в самой стране. Родственники могут навещать поселенцев в любое время, а также жители поселений четыре раза в год по приглашению имеют право на один день выехать в страну.
Уровень жизни людей в поселениях является тоже вполне приемлемым.
Конечно, нарушившие закон специалисты чаще всего из страны уезжают. Им трудно смириться с потерей профессии и другими сторонами такой жизни. А вот остальные члены общества, в основном, остаются. За пределами страны им всё равно было бы трудно обеспечить себе такой уровень жизни. Многие также остаются из-за детей. Детей из страны с собой никто забрать не может, только достигнув совершеннолетия, они решают этот вопрос сами.
Специалисты, однако, нарушают законы редко – слишком многое поставлено на карту.
Законы в стране являются едиными для всех без исключения. Кем бы ни был гражданин, даже если он имеет огромные заслуги перед страной или даже сам президент – при повторном нарушении нравственных законов с ним поступят так же, как и со всеми в таких случаях.
- А как поступают с несовершеннолетними, если они нарушили нравственные законы? – спросила Лена.
- Их отправляют на разные сроки в «Центры нравственного перевоспитания», - доложила Кристина. – Причём, подросткам и учащейся молодёжи даётся ещё один шанс сохранить свою «элитную» касту, даже, если они совершили нравственное преступление повторно. В таком случае провинившихся направляют в «Спеццентры» с ещё более жёсткими условиями содержания. Большая часть молодых людей, побывавших в «Центрах», осознают свои ошибки и никогда больше их не повторяют.
- Так и есть, - согласно кивнула Лена. – А «Центры» для студентов колледжей и ВУЗов несут ещё одну очень важную нагрузку: они призваны не допустить потери для страны способных людей, будущих специалистов. Поэтому мы не теряем надежды и тебя переубедить.
Кристина решительно помотала головой.
- Нет. Я уже приняла решение. После освобождения я уеду из Новопока.
- Как знать! – Лена пожала плечами. – Знаешь, четыре года – большой срок. Многое может измениться.
Новенькая промолчала.
- Хорошо.
Лена подошла к столу и выключила диктофон.
- Твоими ответами я удовлетворена. Продолжим приём по обычному порядку.
Дальше приём пошёл как по нотам. Правда, Ольга по-прежнему с неодобрением смотрела на девушку и разговаривала с ней жёстко. Но Кристина вела себя скромно и умно, и не дала ни малейшего повода применить к себе какие-либо строгие меры.
Позже вечером Лена ужинала вместе с Ольгой в столовой для дежурных сотрудников. Эта столовая располагалась на первом этаже «Центра», и только здесь можно было получить горячую еду круглые сутки.
- Ну, ты молодец! – восхищалась Ольга. – Чётко всё разрулила! Как будто тебе каждый день такие бунтарки попадаются. Такое ведь очень редко бывает! На моей памяти – всего пару раз. И показать ей карцер – это ты здорово придумала!
- Так девчонка же упёртая и решительная, - усмехнулась Лена. – Вполне могла заупрямиться. Но, к счастью, оказалась довольно умной: после этого просмотра реально оценила ситуацию и решила не выступать. Я уже сообщила об этом “кадре” и директору, и ответственному воспитателю первого отделения. Пусть дальше разбираются.
А тебе, Ольга, спасибо за помощь. Было очень приятно с тобой работать.
Соня проспала почти весь день. Просыпалась только по требованию медсестры – принять лекарство или поесть, и ещё два раза девушку осматривала Наталья Александровна.
Вечером врач заявила Соне:
- Отпущу тебя не раньше, чем завтра после обеда. В первый раз хочу понаблюдать за тобой повнимательнее.
Соня и не возражала. Она чувствовала, что отдых ей сейчас необходим. Похоже, силы ей ещё очень даже понадобятся по возвращении в группу.
Восемнадцатилетняя первокурсница Кристина, едва простившись с сопровождающей, заявила Лене, что хочет поговорить с директором «Центра» по очень важному вопросу.
- Я уполномочена рассмотреть твой вопрос, - твёрдо ответила Лена. – Если сочту его действительно важным – тогда об этом узнает и директор.
Кристина глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Это была красивая стройная девушка с длинными светлыми волосами, серыми выразительными глазами и очень нежной белой кожей. Этакая нимфа!
«С такой кожей она у нас здесь намучается», - вздохнула про себя Лена.
По опыту она знала, что телесные наказания могут превратить жизнь таких воспитанниц в постоянный кошмар. Даже после обычной, не строгой порки, следы на теле оказываются впечатляющими и дольше заживают. Соответственно, и последующие наказания переносить сложнее. А воспитатели ведь никаких снисхождений таким девушкам не делают! Напротив, говорят им что-нибудь вроде:
- Раз ты у нас такая принцесса – не доводи до порки. Видишь, у тебя есть дополнительный стимул не нарушать «Правила».
Однако вначале совсем ничего не нарушать практически невозможно! Да и потом очень трудно!
- Елена Сергеевна, - начала Кристина. - Мне уже исполнилось 18 лет.
Она замолчала, обдумывая, как лучше выразить свои мысли.
- И ты решила это отметить, допустив половую распущенность, - помогла ей Лена.
- Да, так получилось, - не смутилась девушка. – Понимаете, я не хочу оставаться в Новопоке. Мне не нравятся наши законы, я не желаю так жить! В большинстве цивилизованных стран в 18 лет человек уже совершеннолетний!
Моя мама живёт в Америке уже несколько лет. Она прекрасно там устроилась, хорошо зарабатывает! У неё замечательная жизнь. Она свободна! Там нет никаких ограничений.
Я не понимаю, почему в США подростки в школах уже поголовно имеют сексуальные отношения, родители им чуть ли не презервативы в портфели вкладывают.
А у нас это и в 20 лет – нравственное преступление!
Лена с Ольгой переглянулись.
- Ты хочешь сказать, Кристина, что тебе всего этого не объяснили в школе, в колледже? – вкрадчиво спросила Лена.
- Объясняли, - махнула рукой девушка. – У нас такие законы! А мы, получается, заложники этих законов!
Я не считаю, что совершила преступление. Весь мир так живёт! И я не хочу сейчас торчать здесь четыре года и получать это образование, за которое потом перед отъездом ещё придётся расплачиваться!
- А что же ты хочешь? – Лена насмешливо смотрела на новенькую.
- Я хочу уехать к маме и жить с ней. Моя мама письменно обратилась с просьбой к директору «Центра» отпустить меня к ней, и обязуется взять меня под свою ответственность. Она заплатит за меня любые штрафы, и всё, что нужно! Елена Сергеевна, письмо должно было уже придти!
Кристина взволнованно подняла на воспитательницу глаза.
Лена пристально смотрела на девушку.
- Кристина, тебе и 18 лет дать трудно по образу мыслей. Какой отъезд к маме?
Тебе надо было дождаться совершеннолетия, и тогда ты смогла бы уехать, куда захочешь. А пока ты живёшь в этой стране и нарушила её законы. Теперь тебя ничто не спасёт от наказания в «Центре». Никакие мамины письма, и её деньги тоже! Неужели ты этого не понимаешь?
Мы в стране никого не держим. Каждый волен уехать. Но в одном закон неумолим – только после 21-го года. А до этого ты обязана соблюдать законы страны, даже если ты с ними не согласна, и отвечать за их нарушение. Вот и будешь отвечать! Тебе придётся провести у нас четыре года, хочешь ты этого или нет, и потом выложить круглую сумму за своё пребывание в «Центре».
Но, возможно, ты уезжать и не захочешь. Тебе ещё восемнадцать! А к 21-му году человек становится гораздо более зрелым и начинает по-другому смотреть на многие вещи.
В глазах Кристины зажглись огоньки:
- Елена Сергеевна, а можно задать вам не очень скромный вопрос?
- Попробуй, - усмехнулась Лена.
- А вам уже есть 21 год?
Ольга Юрьевна быстро подошла к столу с явным намерением вмешаться. Лена предостерегающе подняла ладонь. Ольга молча остановилась около Кристины и неодобрительно, даже угрожающе, смотрела на девушку.
Но Кристину это не испугало. Девушка явно была не из робких. Она спокойно ожидала ответа.
- Нет, - качнула головой Лена.
- Тогда вы меня лучше поймёте! – возбуждённо заговорила девушка. – Вот вы не достигли совершеннолетия, но у вас уже твёрдые убеждения. По-другому просто не может быть, раз у вас такая ответственная работа! И ведь ваши основные взгляды наверняка не изменятся в 21 год, правда?
- Не изменятся, - подтвердила Лена.
- Но у меня тоже так! – воскликнула Кристина. – Мои взгляды тоже не изменятся! Я уже сделала выбор и не хочу здесь жить!
Так зачем сейчас наказывать меня за то, что я всё равно буду делать и потом?
– Я тебе объясню, почему, - Лена оставалась невозмутимой. – Знаешь, не одна ты такая «умная». Мы не рассматриваем всерьёз заявления наших несовершеннолетних воспитанниц о том, что они хотят уехать из страны. Ты не понимаешь, почему? Это была бы прекрасная лазейка, чтобы избежать заключения.
– То есть? – не поняла новенькая. Или сделала вид, что не поняла.
- Очень хитро! – возмущённо говорила воспитательница. - Сначала ты пользуешься всеми благами нашего общества. Ты, насколько я поняла, интересуешься, что в мире происходит. Ну и где дети и молодёжь имеют хотя бы такие же условия для жизни, как в Новопоке? Да нигде, и ты это понимаешь!
А как только нарушила закон, то сразу – страна не нравится, хочу уехать! Наказание отбывать никому не хочется! И все бы нам так и сообщали: «Исправить меня всё равно невозможно, дайте уехать из страны!»
Только это не проходит! Все подростки должны знать, что ничто их от наказания не спасёт! И уехать они смогут только после 21-го года. А в твоём случае – после освобождения и уплаты всех долгов государству. Понятно?
- Да! Но тогда я не хочу заканчивать у вас колледж! – воскликнула Кристина. – Хотя бы это можно? Могу я, например, просто работать?
Лена отрицательно покачала головой.
- И этого нельзя? – в голосе девушки уже звенело отчаяние.
- По законам Новопока, все молодые люди, окончившие среднюю школу, должны получать профессию. Сразу. Или колледж, а затем техникум или ВУЗ, или профессиональная школа. Работать можно только потом.
- Ты и этого не знаешь?
Девушка молчала.
- Ты не знаешь, что у нас в стране существуют две основные касты граждан? Отвечай!
- Знаю, - почти прошептала Кристина.
- Какие? – требовательно смотрела на неё воспитательница.
- «Элитная» и «вспомогательная», - без запинки ответила новенькая.
Лена кивнула.
- Именно! «Элитная» - это люди, которые живут в согласии с законом и пользуются всеми правами. Они обязательно имеют профессию и не могут заниматься неквалифицированным трудом. Вспомнила?
- Да.
- А остальные – это граждане, не желающие жить по нашим законам или нарушившие их. Они большей частью живут в поселениях и выполняют разные вспомогательные работы. Некоторым через определённое время разрешается вернуться в страну, но с ограничением прав. Они не могут восстановить свою профессию, и работают в основном уборщиками и дворниками.
- Не понимаю, почему я должна всё это объяснять восемнадцатилетней девице! – возмущённо добавила Лена.
- Елена Сергеевна, не надо объяснять! – вскинулась Кристина. – Я всё это знаю!
- Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Как ты можешь сейчас работать? Ты будешь занята неквалифицированным трудом в «Центре», но это вдобавок к обучению! Это исправительный труд! Вас заставляют работать на полях или перебирать морковку, чтобы вы оценили – а захочется ли вам заниматься этим всю свою жизнь? Если вы и после достижения совершеннолетия вздумаете нарушать законы общества! Надо сказать, что чаще всего девушки всё же делают правильные выводы!
Кристина молчала.
Лена спокойно продолжала:
- А вот, если ты передумала учиться в колледже, мы с согласия твоих опекунов можем перевести тебя в «Центр перевоспитания для учащихся профшкол». Там за 2 года получишь профессию, а оставшиеся 2 года будешь работать.
Но, Кристина, какой в этом смысл?
Ты говоришь, что мама способна заплатить за тебя любые деньги! Это допускается законами, она вполне сможет это сделать после твоего освобождения. А наш колледж даст тебе прекрасное образование.
Лена усмехнулась.
- Здесь у тебя не будет ни малейшего шанса закончить колледж с плохими отметками. После освобождения уедешь в ту же Америку, а там с лёгкостью поступишь в ВУЗ. Затем тебе терять сейчас время на какой-нибудь швейной фабрике?
Да, ты должна будешь перед отъездом заплатить стране гораздо больше денег, чем, если бы ты находилась в «Центре профшколы».
Но ведь для твоей мамы это несущественно, как я понимаю?
– Да, - кивнула девушка. – А, если я всё-таки не захочу у вас учиться? Вы что, меня заставите?
Воспитательница не без удовольствия отметила, что коленки Кристины начали предательски дрожать.
- Заставим, - заверила она новенькую. – Ты ещё несовершеннолетняя. До окончания колледжа мы за тебя отвечаем, и не допустим, чтобы ты по своей прихоти или глупости не получила образования.
- Но вы не сможете! – уже не так уверенно проговорила Кристина. Было видно, что спор ей дается с трудом.
- Я бы тебе не советовала это проверять, - усмехнулась Лена. – А, впрочем… Пересядь сюда, - приказала она девушке, кивнув на кресло напротив видеодвойки. Затем вставила нужный диск и включила систему.
На экране последовательно возникли изображения сначала камеры карцера, а потом “Зала для экзекуций”. В полном молчании Кристина, Лена и Ольга просмотрели эпизод, где воспитанница получала жёсткое телесное наказание. Эпизод был подобран удачно. Даже очень!
Кристина впервые за всё время пребывания в приёмной побледнела и растерянно посмотрела на Лену.
- Это карцер, - спокойно объяснила та. – Сюда мы помещаем воспитанниц за серьёзные нарушения, к которым, естественно, относится и нежелание подчиняться режиму. Причём, эта девушка не могла никак выйти из карцера до окончания назначенного ей срока. Ей пришлось терпеть такие наказания 2 раза в день! В течение трёх суток!
А вот ты попадёшь туда на неопределённый срок. И сможешь выйти, как только образумишься. Догадайся с трёх раз, сколько дней ты там проведёшь?
Кристина молчала.
– Я тебя уверяю, достаточно будет одной такой экзекуции, - насмешливо продолжала Лена. – Только постарайся определиться, а тебе это надо?
Она посмотрела на часы.
- Давай подведём итоги. У тебя три варианта.
Первый. Ты решаешь бросить колледж и перейти в профессиональную школу. Наши действия: сейчас отправляем тебя в изолятор и вызываем твоих опекунов. Это, как я поняла, твои приёмные родители, верно?
- Да, - прошептала девушка.
- Если они соглашаются – мы тебя переводим. Ну, а если нет – остаёшься у нас.
Второй вариант. Ты решила остаться у нас и жить по нашим правилам. Замечу, решение самое умное.
И третий. Ты упорствуешь и заявляешь, что не будешь учиться. В таком случае сейчас вместо изолятора отправляешься в карцер, пока не передумаешь.
- А когда я смогу поговорить с директором? – Кристина ещё пыталась бороться.
- Сначала ты принимаешь решение, - в голосе воспитателя послышался металл. – А директор сама решит, нужно ли тебе с ней разговаривать.
Лена строго взирала на девушку.
- Я ответственный дежурный воспитатель «Центра». Чтобы сейчас отправить тебя в карцер по третьему варианту, вполне достаточно моего решения.
Кристина, мы потеряли уже много времени. Ты должна сообщить мне своё решение прямо сейчас!
Кристина вздохнула:
- Я…остаюсь у вас.
- На каких условиях? Уточни – второй вариант или третий? - жёстко потребовала Лена.
- Конечно, второй! Разве у меня есть выбор?
- Разумно. Тогда, наконец, мы можем продолжить. Директору я обо всём сообщу. Твоей маме будет дан официальный ответ руководством «Центра».
А теперь, дорогая, мне придётся с тобой серьёзно побеседовать.
Лена встала и отошла к окну.
- Встать! – резко приказала новенькой Ольга.
Кристина быстро поднялась со стула.
- Ты не имеешь права сидеть, когда воспитатель стоит, понятно?
В голосе Ольги послышались угрожающие нотки. Она явно искала повод проучить новенькую за наглость.
- Простите, я не знала.
- Теперь будешь знать! – вмешалась Лена. – От наказания тебя спасло только то, что ты ещё не знаешь «Правил».
Так вот, в результате нашей с тобой беседы у меня сложилось впечатление, что ты совершенно не разбираешься в идеологии и политике нашего государства. Как такое могла произойти – ведь ты росла и училась в Новопоке все эти 18 лет! Поэтому сейчас я намерена принять у тебя зачёт по истории Новопока, основным принципам развития страны и главным законам.
Если ты не владеешь информацией в достаточной степени – с тобой будет другой разговор. Сначала нам придётся устроить тебе «ликбез», а уже потом только приступишь к изучению Правил «Центра».
Кристина покраснела и прижала руки к груди.
- Елена Сергеевна! Да прекрасно я знаю всю эту м…
Девушка вовремя опомнилась, но покраснела ещё больше.
Молодые сотрудницы с интересом выжидательно смотрели на неё.
- Простите.
Кристина совсем пришла в себя.
Лена шагнула к столу, вынула из ящика диктофон и включила.
- Начинай! – велела она. – И учти – выполнять приказы сотрудников в «Центре» ты обязана сразу и беспрекословно. А сначала полагается сказать: «Слушаюсь». Всё понятно?
- Да, - кивнула девушка.
- Расскажи нам про Новопок. Всё то, что изучают ещё в детском саду!
Кристина вздохнула, но тут же, вспомнив, выпалила:
- Слушаюсь!
Ольга взглянула на неё с явным разочарованием.
- Новопок (Новое поколение) – молодая страна, - начала девушка заученным голосом. - В этом году летом, 11-го июня, Новопоку исполнится 50 лет.
50 лет назад Новопоку удалось мирно отделиться от большой державы. Это стало возможным благодаря тому, что почти треть населения огромной страны поддержала на референдуме политику новых предполагаемых лидеров и изъявила желание жить в новом государстве.
С таким количеством людей трудно было не считаться. Новопоку выделили территорию, соответствующую количеству жителей. Страна приняла всех желающих жить по её законам, после чего захлопнула свои границы.
Кристина опять вздохнула и просительно взглянула на своих слушательниц.
- Дальше, - спокойно приказала Лена.
- Слушаюсь.
- После развала огромной страны на мелкие государства Новопоку не досталось никаких серьезный природных богатств: нефть и газ были выкачаны из недр уже давно, леса хищнически вырублены, а остатки производств не могли прокормить и четверти страны. Единственным сокровищем, не оцененным по достоинству старыми властями, был Академгородок, где ученые трудились над проблемой альтернативных источников энергии. Незадолго до развала страны они стояли уже в шаге от величайшего в Истории открытия.
Что ждало ученых при развале страны?
Кристина говорила точь-в-точь по учебнику, впрочем, именно это от неё и требовалось.
- В лучшем случае побег за границу или работа дворником. Однако власти Новопока поняли, что в их распоряжении находится «золотая рыбка». Военные тоже осознали, что им в руки может попасть очень неплохое оружие. Последние деньги были вложены в научные разработки и экспериментальную производственную площадку.
И Новопок сумел «вытащить рыбку из мутной воды». Источник энергии, практически неисчерпаемый, оказался в руках маленького государства, тут же наложившего печать секретности на все исследования. Учёным удалось разгадать секрет перевода нестабильного изотопа Динатрона (108-й элемент периодической системы Менделеева) в стабильное состояние, в процессе чего выделяется огромное количество дешёвой энергии.
Осталось только одно: удержать секрет в руках. С внешними врагами разобрались быстро: воевать с державой, обладающей такой энергией, оказалось невыгодно: её прекрасно можно использовать и в военных целях. Наглые желтолицые соседи присмирели, а международное сообщество прониклось к маленькому государству должным уважением.
Кристина опять замолчала.
- Мы внимательно тебя слушаем, - заверила Лена. Ольга насмешливо кивнула.
- Власти провели ещё один референдум. Результаты превзошли ожидания. Народ решил жить богато, но трезво и нравственно. Для достижения этих целей большинство не возражало против жёстких мер, в том числе введения телесных наказаний с десятилетнего возраста.
Парламент сел за работу: надо был в кратчайший срок внести пожелания народа в законодательство.
Академгородок в считанные годы превратился в мировую научную столицу, а Новопок богател не по дням, а по часам, ибо Динатрон помогал вырабатывать миллиарды киловатт часов энергии.
В основу политики нового государства было положено сочетание усиленного экономического развития и глубокого нравственного перерождения общества. В стране могли оставаться, работать и жить только люди, не желающие курить, наливаться алкоголем, вести беспорядочную половую жизнь, делать аборты. Предполагалось растить генетически здоровое поколение. Именно поэтому курение, пьянство и половые связи до совершеннолетия и вне брака являются основными нравственными преступлениями в стране. Эти действия вредят здоровью людей и неблагоприятно сказываются на их потомстве. Граждане, которые этого не принимают, или нарушают эти законы, переводятся во «вспомогательную» касту и не могут иметь детей в нашей стране. Либо покидают Новопок навсегда.
Кристина опять остановилась, переводя дух.
- Дальше,- Лена так и стояла у окна, скрестив руки у груди.
- Слушаюсь. Огромную роль в обществе отводится образованным людям. Специалисты ценятся, имеют очень высокую зарплату. Появился стимул двигать науку, совершенствовать медицину и педагогику.
Лидеры, основавшие страну, оказались неподкупными и мудрыми. Аппарат управленцев был сведён к минимуму. В стране работают сильные, хорошо оплачиваемые структуры защиты общества: армия, служба безопасности, нравственная милиция. В частной собственности у граждан могут находиться квартиры, дачи, автомобили и тому подобное. Все предприятия любой сферы деятельности принадлежат государству и толково управляются.
Первые 10 лет существования Новопока все жители, несогласные с политикой и нравственными законами, свободно покидали государство, возвращаясь в державу. Через десять лет уезжать не хотел никто, в том числе и упомянутые несогласные. Страна достигла невиданных успехов: высокий уровень жизни для всех работающих (даже на работах без квалификации), бурно развивающаяся экономика, беспрецедентная забота о детях и пожилых людях. Нет резкого разделения на горстку богатых и море бедных. Да, уровень жизни у специалистов в стране несравненно выше, но любая уборщица в Новопоке зарабатывает достаточно, может не беспокоиться о насущных проблемах и знает, что её ждёт обеспеченная старость.
Страну завалили просьбами о принятии на жительство из «державы», да и других стран.
- Теперь расскажи о том, как в стране поступают с нарушающими законы! – потребовала Лена.
- Слушаюсь, – чётко ответила Кристина. - Общество не может позволить себе оставлять в стране людей, которые не согласны с его политикой и нравственными законами. Путём грамотного расчёта были выработаны строгие правила.
Преступления уголовного характера в стране довольно редки и караются сурово: виновные получают большие сроки заключения в уголовных тюрьмах.
Шахты для добычи компонентов Динатрона весьма вредны для здоровья. Убийцы, контрабандисты, распространители наркотиков и алкоголя отправляются туда на 10 лет, что фактически означает смертный приговор.
Целью заключения не является перевоспитание. Для преступников, кроме совершивших преступления по неосторожности, без умысла, будущего в Новопоке нет. В тюрьмах они заняты на работах с единственной целью – отдать стране долги за обучение, если они его получали; возместить все расходы потерпевших, если они были, и выплатить внушительный штраф за само преступление.
По окончании срока, если все долги уже выплачены, такие люди могут покинуть страну или жить в специальных поселениях без права выезда оттуда. Если же долги ещё остаются, бывших преступников отправляют в поселения без вариантов. Такие поселения базируются обычно около крупных сельхозпредприятий. Все направленные в поселения, если они имели профессию, лишаются права заниматься прежней работой. Их ждёт только неквалифицированный труд. Кроме того, никто из поселенцев не может иметь детей, пока не покидает Новопок окончательно. Для этого принимаются специальные меры. Таким образом общество борется за чистоту своих последующих поколений.
Кроме того, все граждане, относящиеся к «элитной» касте, обязаны соблюдать основные нравственные законы страны.
Курить (что угодно) в стране запрещается всем. Алкогольные напитки можно употреблять только некрепкие, в небольших количествах и исключительно с 21-го года. Половая жизнь разрешается тоже с 21-го года и только в браке. Для обычного мира эти законы, конечно, неприемлемы. Для Новопока – единственно правильные.
Ежемесячно каждый член общества, начиная с десяти лет, проходит обследование на усовершенствованном аппарате, работающем по принципу детектора лжи, на предмет совершения этих нравственных проступков. Кроме того, чётко работает вездесущая нравственная милиция.
За нравственное преступление, совершённое впервые, взрослому гражданину приходится выплачивать крупный штраф и пройти серьёзный психологический тренинг в специальном отделении нравственной милиции. Это для него единственный шанс остаться полноценным членом общества. При повторном нравственном проступке выбор невелик: эмиграция из страны либо поселение, на тех же условиях, что и для уголовных преступников.
Кстати, в поселения могут добровольно уйти и те люди, которые ещё ничего не совершили, но понимают, что не могут жить по таким нравственным законам, однако и уезжать из страны не хотят. Там можно курить и иметь любые добровольные половые связи. Но дети не рождаются. Детей в поселениях нет вообще. Все дети живут только в самой стране. Родственники могут навещать поселенцев в любое время, а также жители поселений четыре раза в год по приглашению имеют право на один день выехать в страну.
Уровень жизни людей в поселениях является тоже вполне приемлемым.
Конечно, нарушившие закон специалисты чаще всего из страны уезжают. Им трудно смириться с потерей профессии и другими сторонами такой жизни. А вот остальные члены общества, в основном, остаются. За пределами страны им всё равно было бы трудно обеспечить себе такой уровень жизни. Многие также остаются из-за детей. Детей из страны с собой никто забрать не может, только достигнув совершеннолетия, они решают этот вопрос сами.
Специалисты, однако, нарушают законы редко – слишком многое поставлено на карту.
Законы в стране являются едиными для всех без исключения. Кем бы ни был гражданин, даже если он имеет огромные заслуги перед страной или даже сам президент – при повторном нарушении нравственных законов с ним поступят так же, как и со всеми в таких случаях.
- А как поступают с несовершеннолетними, если они нарушили нравственные законы? – спросила Лена.
- Их отправляют на разные сроки в «Центры нравственного перевоспитания», - доложила Кристина. – Причём, подросткам и учащейся молодёжи даётся ещё один шанс сохранить свою «элитную» касту, даже, если они совершили нравственное преступление повторно. В таком случае провинившихся направляют в «Спеццентры» с ещё более жёсткими условиями содержания. Большая часть молодых людей, побывавших в «Центрах», осознают свои ошибки и никогда больше их не повторяют.
- Так и есть, - согласно кивнула Лена. – А «Центры» для студентов колледжей и ВУЗов несут ещё одну очень важную нагрузку: они призваны не допустить потери для страны способных людей, будущих специалистов. Поэтому мы не теряем надежды и тебя переубедить.
Кристина решительно помотала головой.
- Нет. Я уже приняла решение. После освобождения я уеду из Новопока.
- Как знать! – Лена пожала плечами. – Знаешь, четыре года – большой срок. Многое может измениться.
Новенькая промолчала.
- Хорошо.
Лена подошла к столу и выключила диктофон.
- Твоими ответами я удовлетворена. Продолжим приём по обычному порядку.
Дальше приём пошёл как по нотам. Правда, Ольга по-прежнему с неодобрением смотрела на девушку и разговаривала с ней жёстко. Но Кристина вела себя скромно и умно, и не дала ни малейшего повода применить к себе какие-либо строгие меры.
Позже вечером Лена ужинала вместе с Ольгой в столовой для дежурных сотрудников. Эта столовая располагалась на первом этаже «Центра», и только здесь можно было получить горячую еду круглые сутки.
- Ну, ты молодец! – восхищалась Ольга. – Чётко всё разрулила! Как будто тебе каждый день такие бунтарки попадаются. Такое ведь очень редко бывает! На моей памяти – всего пару раз. И показать ей карцер – это ты здорово придумала!
- Так девчонка же упёртая и решительная, - усмехнулась Лена. – Вполне могла заупрямиться. Но, к счастью, оказалась довольно умной: после этого просмотра реально оценила ситуацию и решила не выступать. Я уже сообщила об этом “кадре” и директору, и ответственному воспитателю первого отделения. Пусть дальше разбираются.
А тебе, Ольга, спасибо за помощь. Было очень приятно с тобой работать.
Соня проспала почти весь день. Просыпалась только по требованию медсестры – принять лекарство или поесть, и ещё два раза девушку осматривала Наталья Александровна.
Вечером врач заявила Соне:
- Отпущу тебя не раньше, чем завтра после обеда. В первый раз хочу понаблюдать за тобой повнимательнее.
Соня и не возражала. Она чувствовала, что отдых ей сейчас необходим. Похоже, силы ей ещё очень даже понадобятся по возвращении в группу.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 7.
Среда.
В среду днём, около половины третьего, Соню привела в группу дежурная сотрудница охраны и передала с рук на руки Инне Владимировне.
Дежурная воспитательница приветливо, с улыбкой поздоровалась с Соней, подробно расспросила её о самочувствии, и о том, как она проводила время в изоляторе.
У воспитанницы отлегло от сердца. В понедельник вечером, отправляя её стоять на коленях, Инна Владимировна была хмурой и не сказала Соне ни слова. На самом деле, Инна тоже была шокирована тем суровым наказанием, которое пришлось перенести Соне, переживала за новенькую и к тому моменту ещё не определилась, как лучше себя вести, как поддержать свою воспитанницу. Но Соня этого не знала и очень расстроилась. Она страшно боялась потерять расположение Инны!
- Я уже знаю, что Елена Сергеевна разрешила тебе свидание, - улыбнулась Инна. – Очень за тебя рада! Но, если честно, я безумно удивлена! Елена Сергеевна имела абсолютно твёрдые намерения тебя не допустить. Если её уговорила твоя мама – то мне бы очень хотелось с ней познакомиться. Вот как раз в воскресенье и познакомлюсь! Моё дежурство.
Кстати, Соня. Елена Сергеевна сделала мне выговор за твоё незнание уже второй инструкции! Так что, подводишь меня, дорогая!
- Простите, - Соня смутилась и виновато смотрела на воспитательницу.
- Извинениями не отделаешься, - усмехнулась Инна. – С сегодняшнего дня ежедневно учишь наизусть по одной инструкции и отвечаешь мне или Марии Александровне. А потом сдашь Елене Сергеевне зачёт по всей папке. Так она распорядилась.
- Слушаюсь, - Соня была ошеломлена.
“Ни одного обещания не бросает на ветер! – подумала она про Елену. – Но сколько же времени я буду зубрить эти инструкции? Папка-то толстенная!”
- Инна Владимировна, - голос прозвучал робко и неуверенно. – Можно спросить, а как вы разговариваете с родителями на свиданиях? Вы им всё рассказываете?
- Обязательно говорим об успехах в учёбе, о проблемах, если они есть, и о поведении, - объяснила Инна. – А о наказаниях – только то, что родители хотят услышать.
Например, я могу сказать про тебя: «Ваша девочка ещё не до конца адаптировалась, пока допускает нарушения, иногда – серьёзные. Поэтому, к сожалению, мы наказываем её часто и довольно строго, но, конечно, проводим с ней активную воспитательную работу»
Это обтекаемо, но в целом соответствует истине.
Если мама спрашивает:
«А как вы её наказываете? Можно подробнее?»
Тогда я вхожу в компьютерную программу и рассказываю обо всех проступках и наказаниях за месяц. А если родители не настаивают, то и мы специально это не уточняем.
Но, Соня, в отношении твоей мамы, возможно, будет всё не так. Не знаю, как Елена Сергеевна решит. Ты же понимаешь ситуацию! Тебе лучше самой с ней об этом поговорить.
- Ой, нет! Лучше мне Елену Сергеевну ни о чём больше не спрашивать! – вздохнула Соня. – А то я вчера утром с ней поговорила – и теперь не знаю, чего и ожидать!
Инна удивилась:
- А в чём дело? Я вчера, в свой выходной, из «Центра» уезжала, а сегодня мы с Еленой Сергеевной только парой слов перекинулись. Ни о каком разговоре я не знаю.
Соня, волнуясь, рассказала воспитателю о вчерашнем разговоре с Еленой и её обещаниях.
Инна Владимировна посерьёзнела и сочувственно посмотрела на Соню.
- Я вполне могу предположить, чего тебе ожидать! Елена Сергеевна сделает так, как обещала. Это точно.
Она достала Сонину карточку.
- У тебя 60 ремней и 100 розог в долгах, так? Обычно мы плановые наказания проводим только по вечерам, а в рабочее время – только, если кто напросится.
А Елена Сергеевна, очевидно, собирается наказывать тебя и днём – пока это всё не закончится. Честно говорю, приятного мало. Наказания утром ужасно из колеи выбивают!
- А…как же я всё это выдержу? – голос Сони невольно задрожал. – Я имею в виду – ведь надо учиться или работать, а Елена Сергеевна… порку проводит всегда по-строгому и без обезболивания!
- Да выдержишь, - вздохнула Инна. – Можно всё предусмотреть. Сама, что ли, не знаешь? Ты же лидер! Ну, сделает она тебе утром обезболивание, не особо-то это тебя спасёт. И всё это нашими инструкциями не запрещается: воспитатель имеет право проводить наказания в любое время.
Но, Соня, в этом есть и положительная сторона.
Инна усмехнулась.
- К концу недели будешь уже свободна, по крайней мере, от порки. Главное, новых нарушений не допускать.
- Ох! – вырвалось у Сони.
- Вот тебе и «ох». Ладно, иди переодевайся в форму, и не забудь свою «белую метку» приколоть.
«Белая метка» была щедрым подарком Натальи Александровны.
На одежду прикалывался специальный круглый белый значок с красным крестиком посередине. Это означало, что воспитанница освобождается сегодня от любых наказаний по медицинским показаниям, всё переносится на последующие дни.
- Увы! Могу тебя осчастливить только на сегодня, – улыбнулась Соне врач на прощание.
Но девушка и этому была безумно рада. Хоть маленькая – но передышка!
Одноклассницы встретили Соню очень бурно: обступили, наперебой расспрашивали, причём все, а не только Юля с Галей. Внезапный перевод Сони в изолятор встревожил девушек. Мария Александровна, естественно, им сказала, всё, как есть, но сомнения у группы оставались. Все знали, что накануне Соню высекли розгами, и она очень тяжело это пережила. По мнению воспитанниц, могло случиться всякое.
Но Соня после отдыха выглядела свежей и бодрой, и это обрадовало одноклассниц, а Соня, в свою очередь, была приятно удивлена таким душевным к себе отношением.
К сожалению, группу уже сегодня ожидали серьёзные неприятности.
В самый разгар оживлённой беседы Сони с девочками из кабинета вышла с грозным видом Инна Владимировна с телефонной трубкой в руке.
- Юля! - вкрадчиво начала она. - У меня к тебе вопрос. Вернее, у нас. Сейчас я разговариваю с Марией Александровной.
Юля побледнела. Её карие выразительные глаза сделались просто огромными.
– У меня включена громкая связь, - продолжала Инна. - Скажи, пожалуйста, Марии Александровне, о чём ты спрашивала меня сегодня утром.
Юля растерянно оглянулась на подруг, как бы ища поддержки, но те тоже явно были шокированы.
– Не виляй! - строго велела Инна.
– Слушаюсь! Я... спросила у вас, что случилось с Соней. Почему она в изоляторе, - дрожащим от волнения голосом проговорила Юля.
– Очень мило! - раздался голос Марии Александровны.
Юля вздрогнула.
– Но ты же вчера у меня об этом спрашивала, не так ли? Прямо с утра! Сразу после подъёма!
– Да, - теперь в голосе Юли сквозила обречённость.
– И что, Инна Владимировна сказала тебе что-то другое?
– Нет! То же самое! - взволновалась девушка.
– Значит, мне ты по какой-то причине не поверила. Ты считаешь меня лгуньей?
– Нет! - отчаянно выкрикнула Юля.
– Как нет? - Мария Александровна рассердилась всерьёз. - Именно так и получается! Я давала тебе повод? Когда-нибудь я тебе или другим воспитанницам говорила неправду?
– Мария Александровна, простите! - взмолилась Юля.
– Ты меня просто оскорбила таким недоверием! - гневно продолжала воспитательница. - И как ты это объяснишь, интересно?
– Понимаете, мы очень волновались за Соню. Вчера её строго наказали, и мы думали, что случилось что-нибудь плохое!
– Но я же тебе ответила! - возмущённо говорила воспитатель. - Тебе этого оказалось недостаточно? Почему ты посчитала, что я вру?
– Мы подумали, что с Соней совсем плохо, а вы нам не сказали, чтобы не расстраивать!
Юля была просто в отчаянии.
– К твоему сведению, я никогда не говорю неправды! - отрезала Мария Александровна. - Если бы я не хотела сказать, так, как есть, по каким-то причинам, то вообще бы тебе не ответила. Понятно?
И ещё! Ты говоришь “мы”. Значит, вся группа так же думала? Староста, отвечай!
– Да, Мария Александровна. Простите! - виновато отозвалась Наташа Леонова. - Но мы не то, чтобы так подумали. Просто предположили такую возможность!
– Понятно! – в голосе воспитательницы прозвучали стальные нотки. - Очень приятно узнать, что моя собственная группа, с которой я уже больше года работаю, мне, оказывается, не доверяет. Что же, я это учту! С завтрашнего дня и вы прежнего отношения к себе не ждите! А тебе, Соколова, лично от меня строгая порка гарантирована!
Из трубки понеслись короткие гудки. Девушки растерянно молчали: они были очень расстроены. Мария Александровна относилась к своим воспитанницам, в целом, очень даже доброжелательно, и обычно поступала справедливо.
Но девочки знали – если её рассердить, последствия могут быть печальными. Воспитатель вполне способна резко изменить своё поведение и сильно осложнить группе жизнь.
– Никак я от вас такого не ожидала! - Инна Владимировна сердито смотрела на испуганных и смущённых воспитанниц. - А ты, Юля, поступила просто возмутительно! Ты обязана была мне сказать, что уже задавала этот вопрос Марии Александровне!
Побледневшая девушка молчала, от волнения кусая губы.
Инна посмотрела на часы, затем жёстко приказала Юле:
– Сейчас идёшь со мной в кабинет. До урока ещё успеешь и от меня пряники получить!
– Слушаюсь.
– Инна Владимировна! - выступила вперёд Наташа Леонова. - Пожалуйста, простите нас! Можно, мы всё объясним?
Инна, которая уже направилась к кабинету, остановилась и повернулась к девушкам.
– Наташа, все объяснения я только что услышала. Меня они не удовлетворили.
Мы с Марией Александровной стараемся относиться к вам честно, справедливо и, по крайней мере, не безучастно. А вы этого, оказывается, не цените! Мы, между прочим, вполне можем вам показать, как бывает по-другому!
Я бы тоже была оскорблена, если бы вы мне оказали такое недоверие! И говорить здесь больше не о чем! Соколова, идём!
Они с Юлей скрылись в кабинете.
Соня перевела дух и огорчённо посмотрела на одноклассниц.
- Девочки, мне очень жаль!
Наташа расстроено махнула рукой:
– Надо же так! Рассердили сразу обеих «дежурных»! Теперь нам мало не покажется!
Сонь, но мы и, правда, за тебя испугались! Ты всегда так стойко держалась, а в понедельник вечером вышла из кабинета практически невменяемая. А утром просыпаемся – тебя нет!
– А что вы подумали? - спросила Соня. - Что я себе вены вскрыла?
Девушки невесело рассмеялись.
– Вскроешь тут вены! - с досадой заметила Лиза. - Ночные воспитатели даже шевельнуться не дадут – сразу прибегут!
– Нет, Соня, - вступила Галя. - Такого, конечно, никто не думал. Мы просто решили, что у тебя тяжёлый нервный срыв, ведь причины для этого были! А Мария Александровна сказала, что у тебя болит живот из-за критических дней.
– И почему мы решили усомниться – я теперь не понимаю, - протянула Наташа. - Групповой психоз! Мария Александровна точно так же сказала бы нам и про нервный срыв. Она, действительно, обычно ничего не скрывает, и всё, что может, нам рассказывает! А мы так поступили! Конечно, ей обидно!
– И Юлька теперь от них обеих получит! - расстраивалась Галя. - А Елена Сергеевна как отреагирует – подумать страшно! И вообще, ужасно получилось! Девчонки, помните, нам Мария Александровна в мае на две недели “холодную войну” устроила? Мы тогда еле выжили! С таким трудом у неё прощение вымаливали! Хорошо, что Елена Сергеевна вступилась! Соня, ну что же нам теперь делать?
Это прозвучало очень по-детски, беззащитно. Все девушки с надеждой смотрели на Соню.
– Пока не знаю, - честно призналась девушка. - Но я подумаю.
Инна Владимировна не дала Юле сказать больше ни слова в своё оправдание, не слушала никаких извинений. В кабинете она велела провинившейся лечь на кушетку, привязала к ней и очень строго выпорола ремнём. Юля вначале держалась стойко, но наказание оказалось действительно строгим, гораздо более суровым, чем обычно.
Тяжёлый ремень из плотной резины сильно и безжалостно хлестал несчастную по голому телу, и ей казалось, что конца этому не будет!
Инна Владимировна не сообщила Юле заранее, сколько ударов ей придётся перенести, а порола до тех пор, пока девушка совсем уже не смогла больше терпеть - расплакалась и стала умолять прекратить наказание. Такого Юля себе обычно не позволяла, однако и воспитатели поступали подобным образом довольно редко. Такая порка называлась в «Центре» «безлимитной». Воспитатели заканчивали наказание только тогда, когда видели, что продолжать уже больше просто нельзя.
Сейчас порка ещё не закончилась: Инна просто предоставила воспитаннице небольшой перерыв, во время которого ещё раз прочитала рыдающей девушке строгую нотацию. А затем ремень опять опустился на ягодицы Юли, и опускался снова и снова, покрывая их багровыми широкими полосами. Юля уже не просто плакала, а кричала в голос и умоляла её пощадить. Наконец, Инна опустила ремень и сердито заявила наказанной:
– В следующий раз будешь думать головой! А если бы сегодня не физкультура – ты бы у меня и обезболивания не получила! Ну, ничего! Надеюсь, завтра Мария Александровна это исправит!
Врачи “Центра” очень бдительно следили, чтобы воспитатели не создавали девушкам препятствий для занятий физкультурой. Получив строгую порку без обезболивания за час до занятия, Юля однозначно не смогла бы заниматься даже во вспомогательной группе.
Доктора не ленились приходить в физкультурный зал во время уроков с инспекцией, и расследовали каждый подобный случай.
Поэтому обезболивание Инна применила, однако, сразу же после этого практически стащила Юлю с кушетки и отправила в класс на урок биологии. Обезболивание помогало не мгновенно: более или менее ощутимый эффект появлялся только через несколько минут.
Обычно воспитатели позволяли наказанным девушкам ещё минут пять оставаться на кушетке и дождаться, когда боль немного отпустит, но сейчас урок должен был начаться уже совсем скоро, да и Инна Владимировна была чересчур рассержена.
Пытаясь справиться с болью, со слезами на глазах Юля встала к стойке.
Каждая воспитанница в классе имела свой рабочий стол. Парта Сони находилась прямо перед Юлиной. Соня подошла к подруге, ободряюще сжала ей руку и тихо посоветовала:
– Расслабься и глубоко дыши. Ну, начинай! Закрой глаза. Так, молодец! Теперь сделай пять глубоких вдохов. Ну, давай – раз... два... три... четыре... пять.
Юля сквозь слёзы улыбнулась: ей и правда стало легче. Помогла релаксация, да и обезболивание, наконец, начало действовать уже в полную силу.
– Спасибо, Сонь, - благодарно проговорила она. - Ты знаешь, в такие моменты всё кажется просто ужасным! Ещё почти три года здесь мучиться! Ну почему я была такой дурой? Позволила себе сюда попасть! Если бы можно было всё вернуть назад и переиграть, правда?
– Да уж! - согласилась Соня. - Соломку бы заранее подстелили! Это точно!
Но – Юля! Никакой паники! Мы справимся! И всё будет хорошо, вот увидишь. А насчёт этого инцидента у меня уже появились некоторые мысли. После физкультуры вам расскажу.
Юля смахнула последние слёзы.
– Соня, я просто эгоистка. Тебе в 10, нет, в 100 раз хуже, чем мне! А я жалуюсь! И ты пытаешься мои проблемы решить, хотя у тебя своих полно!
– Ты же из-за меня пострадала, - улыбнулась Соня. - Ведь обо мне беспокоилась! Спасибо! Я очень тронута!
– Левченко! На место! - приказала Инна Владимировна.
В класс уже входила преподаватель биологии Вероника Игоревна. Девушки замерли у своих парт. Педагог внимательно оглядела класс и разрешила воспитанницам сесть. Увидев, что Юля осталась стоять у стойки, Вероника Игоревна удивлённо вскинула брови, но от каких-либо высказываний воздержалась.
Соня сегодня сидела за своей партой как “белый человек” и наслаждалась этим. Она уже отвыкла от этой роскоши – просто сидеть за столом.
Девушка внимательно слушала преподавателя и невольно любовалась ею. Веронике Игоревне было на вид 27-28 лет. Изящная, женственная, очень обаятельная! В её больших серо-голубых глазах, казалось, постоянно присутствовало выражение радостного удивления. Прямые волосы светло-пепельного оттенка свободно падали на плечи, а на голове были уложены красивой волной, даже не волной – а каким-то бутоном. Очень оригинальная причёска!
Воспитанницам категорически запрещалось придумывать преподавателям какие-либо прозвища, но Соня мысленно окрестила Веронику Игоревну “нарциссой”.
А голос у неё был тонкий, звонкий и какой-то полудетский.
Соне трудно было представить, как Вероника Игоревна берёт в руки ремень и проводит телесные наказания. Слишком не вяжется это с её внешностью!
Однако, без сомнений, она это делает. Соня знала, что Вероника Игоревна – ответственный воспитатель 203-ей группы. Она дежурила по отделению в тот день, когда Соня перешла в группу из изолятора, и днём сопровождала девушку в кладовую и библиотеку, контролируя получение Соней всего необходимого для жизни в “Центре”.
А до этого она вместе с ответственным воспитателем “Центра” и заведующей отделением Галиной Алексеевной принимала у Сони зачёт по “Правилам”.
Сейчас девушки учились решать задачи по генетике повышенного уровня сложности.
Вероника Игоревна объясняла очень увлечённо, эмоционально, причём, не стояла у доски, а “порхала” по всему классу, успевая пообщаться с каждой ученицей.
Вероника Игоревна, несмотря на свою эфемерную внешность, прекрасно умела быть жёсткой, когда это требовалось. Взгляд её тогда становился стальным, голос – решительным и твёрдым, и на наказания в таких случаях она не скупилась.
Однако в 204-ой группе ей не приходилось прибегать к таким мерам часто. Биологию девушки любили, задания всегда выполняли тщательно, на уроках активно работали. Когда всё было в порядке, Вероника Игоревна вела себя с ученицами так, как будто они не воспитанницы “Центра”, допустившие нарушения законов, а обычные студентки обычного колледжа страны.
Она доброжелательно разговаривала с девушками, не позволяла себе никаких окриков или нравоучений, называла воспитанниц только по именам, позволяла задавать любые дополнительные вопросы, не вставая с места; часто шутила. Девочки на её уроках иногда и сами забывали, что они находятся в режимном учреждении. Они очень ценили такое отношение преподавателя, и сами старались изо всех сил.
Елизавета Вадимовна, лучшая подруга Вероники, которая обычно вела себя на уроках прямо противоположным образом, иногда ворчала на неё по этому поводу:
- Ника! У нас же не институт для благородных девиц! Ты их скоро на “вы” будешь называть! Моих хотя бы не балуй!
Вероника преподавала и в Елизаветиной 202-ой группе. На такие выпады она, смеясь, отвечала:
- Не беспокойтесь, фрау! Не разбалую! В моей методике есть тонкий скрытый смысл! Вам, прямолинейным, не понять!
- Да где уж нам! - с нарочитым смирением соглашалась Елизавета. - Тем более с нашим пятым местом!
Так получалось, что всё время, с начала первого курса, группы Елизаветы и Вероники занимали третье и четвёртое места, соревнуясь друг с другом за призовое третье, и завоёвывали его практически поочерёдно. В прошлом периоде третье место досталось 202-й группе.
Но сейчас, когда на второе неожиданно выскочила 204-ая и потеснила всех уже устоявшихся лидеров, группы подруг оказались на четвёртом и пятом местах. Причём четвёртое взяла группа Вероники, обойдя своих вечных конкурентов всего на 100 очков.
- Так вот и работайте лучше над собой, чем лидеров поучать! - назидательно отвечала на это Вероника.
Елизавета и Вероника были не просто подругами, их связывали давние очень тёплые, почти родственные отношения. Так же, как и их семьи.
Девушки ещё в школе были лидерами в одной учебной организации, очень дружили и вращались в одной “тусовке”. Их будущие мужья тоже являлись членами этой “тусовки”.
На первом курсе колледжа подруги вместе сдавали тест “Системы перевоспитания”, благополучно его прошли, и оказались в одной “Школе стажёров”.
Их молодые люди, тоже неразлучные друзья, учились на “компьютерщиков”.
После обязательной трёхмесячной стажировки в качестве воспитанниц Елизавета и Вероника распределились в один “Центр перевоспитания” (как раз этот) и работали бок о бок до окончания колледжа, сначала – дежурными воспитателями, а с четвёртого курса – ответственными, в соседних группах.
В конце четвёртого курса, едва отметив совершеннолетие, они в один день, в одном месте сыграли две свадьбы со своими “компьютерщиками”.
Дальше тоже всё развивалось как будто по заранее намеченному плану.
Через год после свадьбы у подруг родились сыновья, с интервалом в три дня. Они растили малышей, заочно учились в педагогическом институте, а их мужья – в Универститете информационных технологий. Жили две семьи в одном доме, буквально в соседних квартирах, и бюджет у них был практически общим.
Вскоре Елизавета и Вероника вышли на работу в “Центр перевоспитания для студенток ВУЗа” сначала – воскресными воспитателями, а когда перешли на третий курс – ночными. Теперь они учились очно, а их сыновья ходили в ясли для сотрудников “Центра”.
Когда молодые мамы и их мужья одновременно закончили свои институты, их детям исполнилось по пять лет.
Вся компания вернулась в “Центр для студенток гуманитарно-языкового колледжа”. Веронику и Елизавету назначили ответственными воспитателями в 103-ю и 102-ю группы, а их мужья работали системными администраторами. Сыновья посещали садик для детей сотрудников.
На общем для двух семей совете было решено, что пока Вероника и Елизавета будут работать по обычному графику ответственных воспитателей, но когда сыновья пойдут в школу – их мамы перейдут на вахтовый метод работы. Кстати, жили две семьи здесь же, в “Центре”. Так поступали многие, условия для этого были. Сотрудникам администрация во всём старалась идти навстречу. Отпуска мужьям воспитателей беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами.
Елизавета, конечно, ворчала на подругу чисто по-дружески. Несмотря на чрезвычайно близкие отношения, они с Никой были очень разными и работали каждая по своей методике. Над их постоянной конкуренцией подшучивали и они сами, и коллеги, и мужья. В семьях даже по традиции делали ставки – какая группа на этот раз обойдёт другую.
А вообще в “Центре” среди воспитателей было не принято критиковать и, тем более, осуждать работу друг друга. Все были профессионалами и уважали право своих коллег на самостоятельность. Конечно, советы друг другу давали, но ненавязчиво, и больше по взаимным просьбам, а основной контроль над работой воспитателей и соблюдением ими всех инструкций осуществляла администрация.
Сейчас Вероника Игоревна в завершение занятия дала девушкам довольно трудную задачу для самостоятельного решения, с которой они справились быстро и без ошибок.
Урок закончился для всех очень даже благополучно.
У воспитанниц оставалось совсем немного времени, чтобы переодеться в спортивную форму и построиться для выхода на урок физкультуры.
Соня едва успела вытащить из папки нужные ей две инструкции. С разрешения Инны Владимировны девушка собиралась взять их на физкультуру и там изучить. У Сони уже появились кое-какие мысли, как попытаться решить конфликт с Марией Александровной, но необходимо было поглубже разобраться в некоторых моментах с помощью инструкций.
“Заодно одну из них наизусть выучу, как мне велено”, - подумала девушка.
Перед самым построением Юля сунула Соне в руки новую повесть Лукьяненко со словами:
- Возьми! Почитаешь на физкультуре. Вещь классная! Я только что закончила.
Соня, секунду поколебавшись, взяла. Она страстно любила читать, а все произведения Лукьяненко проглатывала запоем. Но в “Центре” у неё ещё не было возможности взять в руки книгу. В изоляторе художественное чтение запрещалось: там надо было учить “Правила”. А за несколько дней пребывания в группе девушка всё свободное время проводила в зале для наказаний.
От занятия физкультурой у Сони на сегодня имелось медицинское освобождение. Однако освобождённые воспитанницы вместе со всей группой приходили в физкультурный зал и в специальной комнате занимались своими делами (чаще – уроками) под наблюдением дежурных воспитателей.
Физкультура в учебном расписании стояла у второго отделения четыре раза в неделю.
Дважды в неделю воспитанницы занимались шейпингом и в тренажёрном зале. Один раз играли в спортивные игры (волейбол или баскетбол), и ещё один раз в неделю плавали в бассейне.
204-ая группа занималась в бассейне в обязательном порядке по вторникам, сразу после работы в овощехранилище. В бассейне было два отделения – для воспитанниц и сотрудников. Девушки имели возможность и в другое время, как в будни, так и в воскресенье, посещать бассейн с разрешения своих воспитателей. Бассейн все очень любили, и всегда стремились попасть на такие дополнительные занятия, но воспитатели, зная об этом, использовали бассейн как поощрение, и разрешали не всегда.
Сейчас у 204-ой и 205-ой групп по расписанию должны были проходить спортивные игры. Сегодня девушки играли в волейбол.
На каждом отделении имелись специально оборудованные помещения для занятий физкультурой: зал для шейпинга с мягким покрытием и станком, тренажёрный зал и обычный зал для общей физической подготовки и спортивных игр.
Занятия обычно проводили для двух групп сразу два преподавателя. Один занимался с основной группой воспитанниц, а второй вёл специальное занятие для тех девушек, которые недавно перенесли заболевание или не могли заниматься полноценно после телесных наказаний. Такие обязательно находились практически каждый раз.
Соня занималась физкультурой ещё только два раза, и именно в этой вспомогательной группе. После строгих наказаний Елены о другом можно было и не мечтать.
В этот раз из двух групп кроме Сони от физкультуры оказалась освобождена только Карпова Даша, которая недавно перенесла ангину.
Инна Владимировна отвела девушек в небольшую комнату, где располагались стол, несколько стульев, 2 кресла, полка с разными канцелярскими принадлежностями и неизменная кушетка для наказаний.
Воспитательница уселась за стол, указала Даше на стул рядом с собой и велела:
- Садись. Будешь отвечать мне немецкий. То, что сегодня должна сдать Елизавете Вадимовне.
У Даши сегодня в шесть двадцать был назначен очередной индивидуальный урок по немецкому языку.
Соня устроилась в большом жёлто-коричневом кресле, оказавшемся довольно удобным, и углубилась в чтение принесённых с собой инструкций, невольно прислушиваясь и к ответам Даши.
Инна Владимировна сидела с хмурым видом, вопросы Даше задавала сухо и как-то отстранённо.
- Не блестяще! - заметила она, закончив опрос. - Могла бы и лучше подготовиться. Уверенности нет! Сейчас сиди и повторяй всё ещё раз!
- Слушаюсь.
- А письменное задание, говоришь, ещё вчера сделала?
- Да.
- А Мария Александровна проверяла?
Даша смущённо призналась:
- Нет, Инна Владимировна! Я ей не показывала. Честно говоря, забыла.
- Забыла? - удивилась Инна. - Ты не дала ей проверить работу перед распечатыванием? Там же грамматика, а у тебя с ней проблемы! Ты так в себе уверена? И мне сегодня не показала! Ну-ка, доставай!
Даша послушно выложила на стол распечатанные листы с выполненным заданием по немецкой грамматике.
У девушек в классе на рабочих столах находились компьютеры, объединённые в единую сеть. Многие задания ученицы выполняли прямо в программе. На уроках преподаватели проверяли заданное со своих компьютеров, а домашние задания обычно распечатывались.
Инна Владимировна быстро просмотрела листы и возмущённо воскликнула:
- Так и есть! Почти всё неправильно! Ты совершенно этой темой не владеешь! Карпова, что за легкомыслие? Ты мне предъявляешь эту халтуру за 2 часа до урока! И то по моему требованию!
Инна потрясла листами.
- Как ты собираешься всё это исправлять? Тебе нужно заново проработать тему, исправить все ошибки в программе и заново распечатать!
Хорошо, вчера ты забыла! Но мне-то могла с утра показать!
Инна Владимировна явно очень рассердилась, говорила эмоционально и громко.
Даша вся сжалась от страха:
- Инна Владимировна, простите!
Инна резко встала, с грохотом отодвинула стул, в руках молниеносно появился ремень. Соня, которая сидела в кресле тихо, как мышка, и уже давно не сводила с воспитателя и Даши глаз, даже не заметила, как Инна вытащила его из чехла.
Уже совершенно другим голосом – холодным и твёрдым, воспитательница сообщила Даше:
- Сейчас за своё растяпство и легкомыслие получишь 20 ремней! Раздевайся – и на кушетку! Быстро!
- Слушаюсь! - Даша тут же выполнила распоряжение. Девушка находилась в учреждениях “Системы” уже три года, с девятого класса школы, отлично знала все порядки и представляла, чем грозит промедление в выполнении приказа.
Усугублять ситуацию она не хотела.
Инна Владимировна хладнокровно и добросовестно выпорола провинившуюся, затем заявила девушке, которая ещё вертелась на кушетке и стонала от боли:
- Между прочим, в мои обязанности вообще не входит такая углублённая проверка ваших знаний перед индивидуальными уроками. И уж тем более я не собираюсь уговаривать тебя делать всё правильно и вовремя, если ты сама об этом не думаешь!
Выкручивайся теперь сама! Возьмёшь этот свой “детский лепет”, - Инна указала на листы. - И отнесёшь Елизавете Вадимовне! Объяснишь ей, что тебе лень было подойти к воспитателям и всё проверить! И посмотришь, что она тебе на это скажет! И сделает!
И как Елена Сергеевна отреагирует, когда придёшь с индивидуального занятия с двойкой! Можешь вставать!
Высказавшись, воспитательница вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Соня изумлённо посмотрела ей вслед, затем быстро вскочила с места, подбежала к кушетке и потянула Дашу за руку.
- Даша, вставай быстрее! Времени не так много! Нужно всё исправить, хотя бы вручную! Потом покажешь Инне Владимировне, упросишь позволить тебе всё правильно распечатать, когда в группу придём!
Даша, всхлипывая, возразила:
- Это бесполезно! Если там всё неправильно, значит, я совсем эту тему не понимаю. А разобраться сейчас не успею! И, тем более, всё правильно вручную переписать!
Однако Соня продолжала настаивать:
- Да вставай же! Я тебе сейчас всё объясню, и вместе сделаем! Не сдавайся! Даже и думать нельзя неправильную распечатку отдать Елизавете Вадимовне! Ты, что, её не знаешь?
Даша с трудом, морщась, поднялась и недоверчиво посмотрела на Соню:
- А ты... хорошо сечёшь немецкий?
- Во всяком случае, с грамматикой у меня проблем нет. Любую тему могу объяснить.
- Но ты же занята своим делом, - Даша показала на оставленные Соней в кресле инструкции и книгу. - Ты будешь мне помогать, тратить своё время?
- Нет! - сердито рявкнула Соня. - Сейчас я усядусь обратно в кресло, и буду читать Лукьяненко! И спокойно допущу, чтобы тебя Елизавета Вадимовна и Елена Сергеевна потом в порошок стёрли!
Она возмущённо продолжала:
- Разве в вашей группе так принято? Вам настолько наплевать друг на друга, раз ты так думаешь? Но даже если это и так – мне не всё равно!
Сейчас мы с тобой займёмся твоим заданием! И сделаем всё, что в наших силах! И не возражай! Поняла?
Соня говорила жёстко и твёрдо. Даша, ошеломлённая таким напором, машинально ответила:
- Да!
Затем энергично потрясла головой, как будто отгоняя наваждение, и растерянно произнесла:
- Сонь, ты меня даже напугала. Мне на секунду показалось, что я с воспитателем разговариваю! Если бы ты сказала: “Садись за стол!”, я бы, наверное, ответила: “Слушаюсь”.
Соня усмехнулась:
- Я этого и добивалась. Чтобы тебя немного в чувство привести.
- Спасибо, - благодарно отозвалась Даша. - Если можешь, помоги мне, пожалуйста! А в группе у нас в этом плане всё в порядке, ты не думай. Извини! Это я после порки ещё плохо соображала. Больно было ужасно! Инна Владимировна обычно так не зверствует!
Девушки занялись немецким. Соня действительно хорошо разбиралась в немецкой грамматике, и, главное, умела чётко и доходчиво объяснять.
В школе и колледже её “поднадзорные” обычно резко повышали свою успеваемость. И не только за счёт строгих наказаний, а больше благодаря грамотным объяснениям их лидера. Талант педагога у Сони был, несомненно!
Девушка долго сомневалась, кем ей всё-таки стать: врачом или педагогом. Медицину она тоже очень любила и интересовалась ею. Одно время она даже почти склонилась в сторону медицины – когда не прошла тест “Системы перевоспитания”.
Окончательное решение они с мамой приняли только после прохождения второй ступени теста для поступающих в колледж. Соне было настоятельно рекомендовано избрать педагогическую деятельность по гуманитарно-лингвистическому направлению. Девушка так и поступила, хотя баллов у неё было достаточно, чтобы пойти учиться и в естественнонаучный колледж.
Сейчас Соня разъяснила Даше все непонятные моменты, и та довольно быстро сама исправила свои ошибки. На полочке с канцелярскими принадлежностями они обнаружили замазку для чернил, закрасили неправильный текст, и Даша аккуратно чёрной пастой вписала верные ответы.
- Ну вот! - в голосе Сони прозвучало удовлетворение. - Теперь в группе подойдёшь к Инне Владимировне, только с очень виноватым видом, даже глаз не поднимай, поняла? И скромно попросишь разрешения распечатать правильный вариант. Время-то будет! Ведь отчёт сегодня только в шесть!
По средам с 17-ти до 18-ти у Лены было время беседы с заведующей отделением и экспертом “Центра” о её работе, поэтому на отчёт она в эти дни приходила позже.
- Соня, Инна Владимировна не разрешит, - покачала головой Даша. - Ты же видела! Они с Марией Александровной уже сговорились нас наказать! Теперь будут действовать заодно!
- Ты думаешь, она из-за Марии Александровны так себя вела? - удивилась Соня.
- Конечно! Да Инна Владимировна иначе никогда бы так не поступила! - уверенно заявила Даша. - Нет, я, конечно, виновата, и она в любом случае могла бы меня так же выпороть. Но на “съедение” Елизавете Вадимовне она бы меня не отдала, это точно! После наказания села бы со мной, вот, как ты – и помогла бы сделать задание.
Они с Марией Александровной знаешь, как всегда следят, чтобы мы на индивидуальных уроках хорошо отвечали! Всё по нескольку раз спросят и проверят! Это для них – дело чести! И вдруг: “Выкручивайся, как хочешь!” и “Это не входит в мои обязанности”!
Да я впервые от Инны Владимировны такую фразу вообще услышала, где она про свои обязанности упоминает!
Нет, Соня, они решили вместе нас проучить!
- “Холодная война”? - вспомнила Соня слова Гали.
- Вот-вот, именно, - закивала Даша.
- Ничего, Даша! Если даже распечатать не получится – отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть. У тебя же всё правильно! Объяснишь ей ситуацию. В восторге она, конечно, не будет, но и двойку не поставит!
Но, я думаю, Инна Владимировна всё же разрешит.
Даша, а в чём ещё эта “холодная война” может выражаться?
- Ну... - задумалась девушка. - Они могут действительно начать работать только в пределах своих обязанностей: ни шагу нам навстречу, никаких поблажек. За малейшую ерунду – строго наказывать, даже в случае сомнительной вины. Ты знаешь, что это такое?
Соня кивнула.
- Чихнуть безнаказанно нельзя будет, - продолжала Даша. - Разговаривать с нами будут сухо, называть только по фамилиям, постоянно придираться, одёргивать, покрикивать. Даже просто так, для профилактики! При таком отношении мы, конечно, нервничаем, и нарушений ещё больше.
Всегда будут проводить предварительные наказания, причём, строгие! За что раньше бы нам дали 10 ремней, или предупреждение, теперь не меньше 20-30-ти ударов получим. А потом ведь и Елена Сергеевна добавляет, ты знаешь.
Дальше. Помощь никакую сами не предложат, только, если попросишь. Проверками на аккуратность просто замучают! Специально будут ловить! Из туалета выйдешь, а тут тебя “хвать” - и на осмотр. И наказание. “Почему биде не воспользовалась?” Ну, или что-нибудь в таком духе!
Телевизора и художественных книг сразу под каким-нибудь предлогом лишат, причём, надолго. В общем, жуть! Влипли мы капитально!
- Слушай, Даш! - Соня выглядела потрясённой. - Инна Владимировна не сможет так с нами поступать!
Девушку такая перспектива просто испугала. Ей хватало сурового отношения Елены.
Даша задумалась.
- Ты знаешь, она-то как раз так ещё и не поступала раньше. Нам такое Мария Александровна ещё до неё устроила. А Инна Владимировна сама вряд ли этого хочет. Но из солидарности – сделает! Сонь, она уже начала!
Как будто в подтверждение Дашиных слов, дверь резко распахнулась. Девушки вскочили. Появившаяся на пороге Инна резко велела им:
- Выходите! Идём в спальню!
Соня с Дашей, подхватив свои вещи, поспешно вышли в физкультурный зал. Занятие закончилось. Спортивные игры воспитанницы любили. Это была вполне законная возможность побегать, пошуметь, покричать, в общем, хоть как-то снять напряжение. Ведь этого нельзя было делать больше нигде!
Сегодня 204-ая группа играла против 205-ой и выиграла с небольшим разрывом в счёте. Игра и победа развеселили девушек, они оживлённо обсуждали матч, смеялись, делились впечатлениями.
Однако по приказу воспитателей, обе группы тотчас выстроились у выхода. Вика и Наташа Пономарёва встали в строй буквально на какую-то секунду позже остальных.
Инна Владимировна смерила их гневным взглядом:
- Приказы надо выполнять сразу, а не когда вам захочется! Или у вас со слухом плохо? Сейчас в группе получите по 20 ремней плюс замечание в карточку! И на неделю, включая воскресенье, лишаетесь телевизора, фильмов в кинотеатре и художественного чтения!
Все девушки, в том числе и из 205-ой группы, практически вытаращили глаза от удивления. Такое наказание за секундное опоздание – это было сурово!
Соня и Даша обменялись понимающими взглядами.
“Надо срочно принимать меры”, - подумала Соня.
План был уже полностью продуман, оставалось предложить его девчонкам.
Это удалось сделать в санблоке, куда все отправились принять душ после физкультуры.
Воспитанницы были озадачены и напуганы внезапно изменившимся поведением Инны Владимировны. Девушки прекрасно осознавали, что Мария Александровна будет поступать с ними наверняка ещё более жёстко.
Соня рассказала о своих предложениях очень быстро, пока одноклассницы ещё раздевались. Устраивать длительную дискуссию в санблоке было нельзя – воспитатели беспощадно с этим боролись. Они не разрешали воспитанницам превращать санитарный блок в место для общения.
Выслушав Соню, девушки посмотрели на неё озадаченно.
- А, ты думаешь, получится? – с сомнением спросила Наташа, которой и предстояло взять на себя во всём этом действии основную миссию.
- Почти уверена! - твёрдо заявила Соня. - Во всяком случае, это единственный шанс. Попытаться надо! И мы должны сделать это сегодня! До завтра Мария Александровна так себя накрутит, что никакие извинения не помогут! Она нас даже слушать не станет!
- Девчонки, а может, не надо. Лучше потерпим, чем на такие жертвы идти, - засомневалась Зоя.
- Молчи лучше! - набросилась на неё Лиза. - Потерпим! Знаешь, сколько ты за это время лишних наказаний заработаешь! Тебе столько и не снилось! Тебя ещё в группе не было, когда мы от Марии Александровны такой бойкот переносили! Ты не знаешь, что это такое! Нет, девочки, Соня абсолютно права! Чтобы это предотвратить, ничего жалеть нельзя!
- А если Елена Сергеевна не согласится? - спросила Юля. - Ведь без неё ничего не получится?
- Тогда всё! - вздохнула Соня. - Но она, скорее всего, согласится. Мне кажется, Елене Сергеевне это всё тоже не понравится. Она будет рада завершить конфликт быстро.
- Ну да, она не любит таких затянутых ситуаций, - согласилась Наташа. - И сама долго обычно ни на кого не сердится.
“Ага! Не сердится долго!” - промелькнуло у Сони.
Выражение её лица, видимо, изменилось, потому что Наташа быстро добавила:
- Сонь, ну не расстраивайся! По отношению к тебе Елена Сергеевна тоже скоро смягчится! Вот увидишь!
Соня кивнула:
- Со мной всё в порядке. Девчонки, решайтесь! Иначе “холодная война” нам обеспечена. Не меньше, чем на месяц, уверяю!
- Все согласны? - Наташа обвела девушек глазами. - Зоя?
Девушка кивнула.
- Ладно. Так и сделаем. А сейчас быстро моемся, пока Инна Владимировна сюда не пришла.
Соня с Дашей вышли из санблока.
Инна Владимировна сидела в спальне за своим столом и работала за компьютером, подготавливая документы к отчету. - Бери свое задание, и к ней! Быстро! - шепнула Соня. Даша побледнела.
- Давай, пока она свободна, - настаивала Соня. - Другого времени не будет. И помни – очень виноватый вид.
Даша кивнула. За три года пребывания в “Центре” она, конечно, уже закалилась. За это время ей пришлось пережить много разных мелких и крупных неприятностей, но сейчас ситуация была не совсем обычная. Девушка испытывала одновременно стыд, робость и смущение.
С замирающим сердцем она подошла к столу воспитателя и дрожащим голосом спросила:
- Инна Владимировна, извините! Можно к вам обратиться?
- Я тебя слушаю, - Инна и не подумала оторваться от работы, голос её прозвучал холодно.
- Я ещё раз прошу прощения за свой поступок, - тихо начала Даша.
- Не утруждайся! Дальше! - отрывисто велела воспитательница.
- Инна Владимировна! Я всё исправила.
Даша положила на стол свои листочки с заданием.
- Пожалуйста, разрешите мне распечатать правильный вариант!
Инна, наконец, оторвалась от компьютера и сердито посмотрела на девушку.
- Я потратила на тебя сегодня уже достаточно времени и в очередной раз проверять твоё задание не собираюсь! А распечатывать новые ошибки нет никакого смысла. Отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть.
- Инна Владимировна! - взмолилась Даша. - Понимаете, в этот раз у меня всё правильно! Мне Соня помогла! Вам не надо проверять! Можно, я просто исправлю всё в программе и распечатаю? Пожалуйста!
Инна Владимировна взглянула на Соню, которая больше для виду копалась в своём шкафу:
- Левченко! Подойди ко мне!
Соня быстро выполнила распоряжение. Сердце колотилось: девушка переживала за Дашу, однако в душе чувствовала, что Инна Владимировна пойдёт ей навстречу.
- Ты помогала Карповой с немецким? - строго спросила Соню воспитательница.
- Да, - кивнула Соня. - Инна Владимировна, у неё всё правильно. Я ручаюсь!
- Ручаешься? - усмехнулась Инна. - Ты у нас специалист по немецкой грамматике?
- Думаю, да, - осторожно ответила Соня.
- И ты, наверное, сама всё за неё сделала?
- Нет! Я только объяснила тему. Ошибки Даша сама исправляла! Но я всё проверила.
- Хорошо! - проговорила Инна Владимировна, обращаясь к Даше. - Иди распечатывай! Считай, что тебе повезло!
- Спасибо, - благодарно выдохнула та и почти бегом направилась в класс.
- Инструкцию мне сейчас ответишь? - с усмешкой спросила Инна у Сони.
Девушка на секунду задумалась. Инструкцию она выучила, но не хотела рассказывать её Инне Владимировне до отчёта. Несомненно, воспитателя удивит Сонин выбор первой инструкции для ответа.
- Если можно, после самоподготовки, - попросила Соня.
Инна молча кивнула и вернулась к работе.
*
Лена, конечно, ещё днём узнала обо всём, что произошло в группе. Мария Александровна позвонила ей сразу после разговора с воспитанницами, они встретились и определились с тактикой дальнейшего поведения.
Маша, естественно, была страшно возмущена поступком девушек, и Лена её понимала и поддерживала. Однако в душе она в этот раз сочувствовала своим девчонкам, была уверена, что они сделали это не со зла и в действительности не хотели обидеть воспитательницу. Кроме того, наверняка они и сами сильно переживают и чувствуют себя виноватыми.
Впрочем, это не имело никакого значения. Лена просто обязана была полностью встать на сторону своего дежурного воспитателя и не должна была подсказывать девушкам, как им лучше вести себя в данной ситуации.
Маша была настроена решительно. Она уже заручилась поддержкой Инны, и “дежурные” решили вместе хорошенько проучить воспитанниц, изменив к ним на какое-то время отношение.
- Для начала – на месяц, а там – как вести себя будут! – возмущённо говорила Маша.
Лена понимала, что она права. Ведь воспитанницы формально даже не допустили нарушения «Правил». К ним всё равно можно было применить любые меры взыскания, но разовое наказание не оказало бы должного эффекта. А вот длительное холодное отношение будет для девушек весьма ощутимым и болезненным.
- Не волнуйся, Маша! – твёрдо заявила Лена. – Я полностью на твоей стороне! Сегодня на отчёте поговорю с ними соответствующим образом. «Холодную войну» вашу тоже поддержу, и можешь им любые дополнительные наказания придумать – я на всё дам «добро».
- Спасибо! – Маша была тронута, хотя другого и не ожидала. – Лен, я, конечно, понимаю, что это сурово, и в целом группе повредит. Они только с таким трудом на второе место вышли…
- Не беспокойся! Второе место им, безусловно, без вашей поддержки не сохранить. Но ничего! Это будет им дополнительным уроком. Пусть учатся ценить хорошее отношение своих воспитателей.
Лена видела, что Маша все-таки колеблется, и знала – небольшой шанс смягчить её у воспитанниц есть, но на этот счёт она особо не обольщалась. Группа была сильной, но в данном случае от девушек требовались чёткие, быстрые, решительные действия, а самое главное – какой-то очень оригинальный ход. Не так-то просто будет уговорить Машу отказаться от своего плана.
А быстро придумать что-то особенное, и ещё подвигнуть на это всю группу – на это, пожалуй, не способна ни одна из её воспитанниц.
“Им бы пригласить её сегодня в группу, и упасть на колени всем вместе! – думала Лена. – Завтра они уже ничего не добьются, время будет упущено. Но, кто до такого додумается? Разве что Соня? Да, она смогла бы, возможно. Но она сама новенькая, Машу ещё плохо знает, да и пришла сегодня в группу только после обеда.
За какие-то 3 часа оценить ситуацию, придумать план, довести его до девчонок и убедить их – нет, с этим и Сонька не справится! Тем более, почти всё это время они сегодня были заняты. Им и пообщаться-то как следует наверняка не удалось”.
В общем, на отчёт Лена пришла с твёрдым убеждением, что группу ожидает тяжёлое время.
Она сразу заявила воспитанницам, что знает о конфликте, и вызвала их на очень эмоциональный разговор. Лена не ругала девушек, не повышала голоса. Она просто попыталась доступно и образно объяснить им, что чувствует Мария Александровна, и почему она обиделась.
Но девушки и сами это понимали. Разговор получился общим, очень насыщенным, доверительным. У многих воспитанниц в глазах стояли слёзы.
- Что же, - заявила, наконец, Лена. – Я рада, что вы всё понимаете, но мне очень жаль. Мария Александровна намерена отнестись к вам строго, и это, конечно, будет справедливо.
- Инна Владимировна, мы у вас тоже просим прощения. Особенно я, - виновато произнесла Юля. – Вы на нас очень сердитесь?
Инна во время разговора практически всё время молчала и сидела с невозмутимым видом. Сейчас она ответила:
- Тогда сразу – очень рассердилась. Сейчас уже немного пар выпустила.
Она слегка улыбнулась.
- Рада, что вы раскаиваетесь. Но это ничего не меняет. Мария Александровна попросила меня её поддержать, и я, конечно, это сделаю. Даже не сомневайтесь! Хотя признаюсь – мне этого не хочется и удовольствия никакого не доставит.
- Инна Владимировна! – Лиза взволнованно подалась вперёд. – А если Мария Александровна нас простит, то можем мы рассчитывать, что и вы тоже не будете на нас сердиться?
- Можете, - усмехнулась Инна. – Но она вас не простит. В этот раз Мария Александровна настроена очень серьёзно.
Наташа глубоко вздохнула и подобралась. Начиналось самое главное.
- Елена Сергеевна, - проникновенно начала она. – Мы очень просим вас об одном одолжении.
– О каком?
“Очень интересно, что же они придумали?”
- Не могли бы вы позвонить Марии Александровне и попросить её придти к нам в группу. Сейчас. Пожалуйста! Скажите ей, что мы хотим сегодня перед ней извиниться, что не можем ждать до завтра! Мы просто не уснём сегодня, если не поговорим с ней! Это общая просьба, от всей группы! Елена Сергеевна, не откажите нам, пожалуйста!
Лена быстро взглянула на Инну, но та едва заметно пожала плечами.
“Ничего себе! – мелькнуло у Лены. – Неужели я ошибалась? А девчонки молодцы, решили не сдаваться”
Она, не отвечая, с задумчивым видом смотрела на девушек. Пауза затягивалась.
- Елена Сергеевна, - не выдержала Лиза. – Если вы считаете, что это неудобно…
- Нет! – резко перебила Наташа. – И уже мягче сказала:
- Извини, Лиза. Елена Сергеевна, пожалуйста, помогите нам! Для нас это очень важно!
“Молодец, Наташка!” – восторженно подумала Соня.
Наташа Леонова не всегда могла найти правильное решение, но если перед ней уже стояла задача, то к цели девушка шла неуклонно, и обычно добивалась своего. Подобные переговоры она тоже вела довольно умело. Всё-таки бывший лидер!
- Можно узнать, чья это идея? – подала голос Лена.
Воспитанницы растерянно переглянулись.
Соня быстро встала.
- Моя, Елена Сергеевна! – на Лену она не смотрела.
- А! Ну, конечно! Коллега! Можно было и не спрашивать! – Лена явно насмехалась, однако Соня уловила в её голосе и нотки растерянности.
- А у вас есть и дальнейший план? – обеспокоено спросила Инна Владимировна.
- Да, - кивнула Соня, по-прежнему не отрывая взгляда от стола.
- Не поделитесь? – продолжала Инна.
- Нет, Инна Владимировна! Не спрашивайте! Они должны сами разобраться! – решительно заявила Лена.
- План тоже « коллега» придумала?
Лена спросила это у Наташи, начисто игнорируя Соню. Староста кивнула.
- В таком случае, мы тем более можем не вмешиваться! Всё сработает! На 100 процентов!
Лена говорила вроде бы серьёзно и убеждённо. Все девушки, включая Соню, да и Инна Владимировна, смотрели на неё удивлённо.
- Елена Сергеевна! – попыталась пояснить Инна. – Марию Александровну очень трудно будет смягчить!
- О! Догадываюсь! Но они очень постараются, правда, девочки? А вы, Инна Владимировна, ещё не знаете, какие гениальные планы наша Соня в состоянии придумать! Она настоящий стратег! Я уже имела возможность в этом убедиться!
Соня сильно покраснела. Она-то знала, что Лена имеет в виду!
- Садись, - велела ей Лена и достала телефон.
- Я попробую, - обратилась она к девушкам. – Мария Александровна сегодня здесь, в «Центре». Но не факт, что она согласится.
Лена набрала номер.
- Мария Александровна! – с улыбкой проговорила она. – Добрый вечер! Чем занимаетесь?
Отлично! А у меня к вам поручение от наших воспитанниц. Мария Александровна, девочки очень просят вас подойти сейчас к нам в группу. Ненадолго! Они мне заявили, что хотят непременно сегодня перед вами извиниться, а то спать спокойно не смогут! Может быть, вы согласитесь сегодня их выслушать?
Все воспитанницы не отрывали от Лены глаз. У Сони буквально замерло сердце: этот пункт был самым уязвимым в её плане.
Да, Лена, к счастью, согласилась передать Марии Александровне их просьбу. Но ведь та вполне может отказаться! Если бы Соня или Наташа сами могли поговорить с воспитателем! А так сейчас ни они, ни другие девушки не могут повлиять на ход разговора. Но вот от Лены зависит очень многое!
Очевидно, Мария Александровна не соглашалась. Лена довольно долго слушала её ответ, и, в свою очередь, произнесла:
- Мы сейчас с ними очень серьёзно поговорили. Они всё понимают и, действительно, страшно сожалеют!
Послушав ещё немного, Лена вздохнула:
- Да, я понимаю. Но они очень просят. И… знаешь, Маша! Я присоединяюсь к их просьбе!
Инна тронула Лену за плечо, чтобы обратить на себя внимание, и легонько постучала большим пальцем правой руки себя по груди.
- И Инна Владимировна тоже! – добавила Лена. – Давай, ты придёшь и просто их выслушаешь, ладно?
- Спасибо! Ждём!
Лена закрыла телефон и сообщила девушкам:
- Мария Александровна придёт.
- Спасибо! – раздались взволнованные голоса сразу нескольких воспитанниц.
- А теперь давайте, наконец, приступим к отчёту.
Лена знала, что Мария Александровна появится в группе не раньше, чем через 15 минут. Маша сказала ей, что только что вышла из бассейна. Ей надо вернуться в свою квартиру, переодеться в свою форму воспитателя и дойти до отделения.
Сотрудникам на отделении разрешалось посещать в свободной одежде только свою столовую. Во всех остальных помещениях они обязаны были находиться только в форме, даже если сегодня и не работали.
- Елена Сергеевна, - сказала Инна. - У Карповой в 18.20. индивидуальное занятие по немецкому. Давайте начнём с неё и отпустим на урок.
Лена кивнула. Инна коротко, без эмоций, рассказала о Дашиных проблемах с заданием по немецкому и о предпринятых по отношению к девушке воспитательных мерах.
Лена строго сообщила смутившейся воспитаннице:
- Вечером будешь иметь со мной серьёзный разговор. Будь готова объяснить своё поведение. А теперь – иди на урок!
- Слушаюсь, - ответила Даша. И добавила:
- Елена Сергеевна! Пожалуйста, передайте Марии Александровне, что всё, о чём девочки с ней будут говорить, я полностью поддерживаю!
Отправив Дашу, Инна Владимировна быстро завершила отчёт.
Вскоре появилась Мария Александровна.
Она неторопливо подошла к столу, нахмурившись, оглядела воспитанниц, вытянувшихся по стойке «смирно». Её прямые полудлинные тёмные волосы ещё не до конца просохли после плавания и были свободно распущены. В отношении причёсок к воспитателям никаких строгих требований не предъявлялось, и они активно этим пользовались.
- Я вас слушаю! Ради чего вы меня вытащили прямо из бассейна? – сурово спросила воспитательница.
- Мария Александровна! – взволнованно начала Наташа. – Я буду говорить от имени всех девушек группы. Мы очень перед вами виноваты и просто умоляем о прощении!
Мы вас сейчас потревожили, потому что не сможем дожить до завтра с таким чувством вины! Мы хотели, чтобы вы тоже сейчас узнали, что мы очень ценим ваше хорошее к нам отношение! Мы ни в коей мере не хотели вас обидеть или расстроить!
Поверьте нам, пожалуйста! Вы всегда с нами поступаете честно, и всё нам рассказываете! И у нас действительно не было никаких причин сомневаться в ваших словах!
Мария Александровна, мы не можем логически объяснить то, что произошло! Это было какое-то общее помрачнение сознания!
Да, мы очень волновались и переживали за Соню! И мы решили, что вы нам всего не сказали, чтобы нас не расстраивать!
Но, конечно, это было глупо! Теперь мы понимаем, что не имели никаких оснований такое предположить!
Пожалуйста, не думайте, что мы вам не доверяем! Это не так! Честное слово! Пожалуйста, не сердитесь! Хотя бы попробуйте нас простить, умоляем!
Внезапно все девушки, как по команде, вышли из-за стола и упали на колени, прямо перед Марией Александровной.
– Простите нас! Не сердитесь! - вразнобой заговорили они.
“И до этого “коллега” додумалась! - растерянно думала Лена, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимость. - Интересно, что будет дальше?”
– Очень трогательно! - Мария Александровна оставалась хладнокровной.
Было непонятно, говорит она с насмешкой или действительно так думает.
– Вы можете подняться и сесть на свои места, - разрешила она.
Воспитанницы быстро расселись. Мария Александровна тоже подошла к столу. Лена и Инна подвинулись в разные стороны и дали ей сесть между собой.
– Что же, - Маша как бы думала вслух. - Предположим, я вам поверила. Я допускаю, что вы раскаиваетесь, что на самом деле мне доверяете и не хотели меня обидеть. Так?
Девушки закивали.
– Вы ещё чего-то от меня хотите? - воспитатель насмешливо оглядела воспитанниц.
– Мария Александровна! - взволнованно произнесла Наташа. - Мы понимаем, что заслужили строгое наказание, и мы просим вас и Елену Сергеевну наказать нас, по своему усмотрению!
Но, Мария Александровна, - в глазах у Наташи появились слёзы. - Пожалуйста, не надо изменять к нам отношение! Не сердитесь на нас, умоляем!
– То есть, не устраивать вам бойкот! - усмехнулась воспитатель.
– Да! - горячо подтвердила Наташа.
– А что мне остаётся? - возмутилась Мария Александровна. - На колени, что ли, всю группу отправить – людей смешить? Или сладкого лишить – как дошкольников?
Соколовой я обещала строгую порку – и она её получит! А остальные формально вообще ни в чём не виноваты!
Пороть каждую из вас мы с Еленой Сергеевной не собираемся. Делать нам больше нечего! Это, между прочим, труд – и нелёгкий! Да и не устроит меня одна порка! И что вы предлагаете?
– Мария Александровна, - голос Наташи немного дрожал. - Мы всей группой приняли решение, что в любом случае дополнительно сами себя накажем. Сделаем то, что в нашей компетенции. Может быть, это вас устроит?
– “Ещё интересней! - теперь Лена была уже просто заинтригована. - Не так-то много находится в их компетенции! Что они могут? Только, как Соня, лишить себя фильмов и сладостей”.
Однако она ошибалась.
– Так изложите, - предложила Маша.
Наташа перевела дух и вынула из пластиковой папки 3 листа размером А-4, исписанных вручную.
– Мы в прошлом отчётном периоде заняли второе место, - начала она. - Но после этого случая мы решили, что недостойны его. Группа, которая позволила себе так поступить по отношению к своему воспитателю, не может считаться одной из лучших!
Мы обращаемся к педсовету нашего отделения с просьбой лишить нас всех привилегий, которыми нас наградили, и передать их в более достойную группу.
Наташа протянула заявления Марии Александровне. Воспитатели взяли по листочку, просмотрели, затем передали листы друг другу. В итоге, каждая прочитала всё. Такого они никак не ожидали!
– Вы отказываетесь от своих призов? На все 3 месяца? - недоверчиво переспросила Инна.
– Да! - теперь голос старосты был твёрдым.
– И сертификаты отдаёте? - уточнила Мария Александровна, дочитывая последнее заявление.
Наташа положила на стол стопку сертификатов и обратилась к Лене:
– Елена Сергеевна! Мы заявления составили по инструкции. А вот что написать на сертификатах – в инструкции этого нет. Вы нам скажите, как правильно, мы сейчас допишем.
Лена была просто поражена. В самое сердце!
“Это как раз то, что надо! Тот самый оригинальный ход! Прямо в точку! - потрясённо думала она. - Но как Сонька их уговорила за такое короткое время?”
Она пристально посмотрела на Соню, но девушка старательно избегала её взгляда. Смотрела в стол, прямо перед собой.
– Ничего не надо на них писать, - спокойно ответила Лена вслух. - Сертификаты просто прилагаются к заявлению.
– Только... - засомневалась Наташа. - Мария Александровна, трёх сертификатов у нас уже нет. Девочки их использовали.
Но следующие, которые нам в положены в январе, мы уже просим нам не выдавать.
– Да уж! - протянула Мария Александровна. - Вот это поступок! Не буду скрывать, вы меня просто поразили. Несомненно, это меня устроит!
По группе пронёсся вздох облегчения.
– Но, девочки, у меня возникает один вопрос. Соня Левченко в этой ситуации совершенно ни при чём. Она невиновна. Совсем. За что вы и её всего этого лишаете?
Соня быстро встала.
- Мария Александровна! Но я же этих призов и не заслужила! Меня ещё не было в группе, когда девочки их зарабатывали! Так что я и не могу ни на что претендовать! А тортов я всё равно не ем! И на спектакль восемнадцатого тоже не хотела ехать! Так что всё правильно!
- Да. Правильно, - согласилась Мария Александровна. – Но не совсем!
Она помолчала.
- Признаюсь, девочки, меня очень впечатлило ваше поведение.
Во-первых, я пришла к выводу, что у вас с самого начала были смягчающие обстоятельства. Надо учитывать, что вы переживали за свою подругу. Действительно, так всё совпало! Вы могли волноваться!
Во-вторых! Мне понравилось, что вы меня пригласили сегодня и настояли на этом.
И в-третьих. Ваше решение отказаться от призов подтверждает, что вы всё осознали и сожалеете о своём поступке. Мне действительно нет смысла наказывать вас холодным отношением, раз вы уже всё поняли, тем более что удовольствия мне это не доставит. Так же, как и Инне Владимировне!
Инна согласно кивнула.
- Елена Сергеевна! – обратилась Маша к Лене. – А как всё это организационно будет проходить? Вот эта передача призов другой группе?
Она улыбнулась.
- Шестой год работаю в этом «Центре»! И ничего подобного за это время не видела!
Мария Александровна пришла на работу в этот «Центр» студенткой первого курса колледжа, так же, как Лена и Инна, а сейчас она училась заочно на втором курсе педагогического института. До третьего курса место работы можно было не менять, а вот на будущий год ей однозначно придётся перевестись работать в «Центр» для студенток ВУЗа.
- Я тоже не видела! И даже не слышала о таком! – усмехнулась Лена. – Но девочки всё сделали грамотно. Заявления составлены чётко по инструкции, подписаны всеми воспитанницами. Я предъявлю их на педсовете. Возможно, пригласят старосту – лично всё подтвердить.
Скорее всего, призы разделят между группами, у которых четвёртое и пятое места, но окончательно всё решится голосованием.
Мария Александровна посмотрела на Наташу Леонову.
- Наталья! А ты ведь уже третий год мечтаешь побывать в Большом Оперном! А теперь «Дон-Кихота» не посмотришь!
Наташа была ярой любительницей оперы и балета. Здесь, в «Центре», ей приходилось довольствоваться дисками с записью.
Воспитатели, зная об этой её страсти, периодически привозили Наташе записи её любимых произведений хорошего качества, и иногда позволяли девушке смотреть их в своём кабинете. Времени на просмотр телевизора или дисков у воспитанниц было немного, и, когда такое время выпадало – не всем хотелось смотреть, например, оперу.
Сейчас Наташа быстро ответила:
- Мне не жалко, Мария Александровна! Для нас гораздо важнее сохранить ваше хорошее отношение!
- Не жалко? – возмущённо воскликнула воспитатель. – А мне вот жалко!
Девочки, я с вами работаю с момента вашего поступления в наш «Центр» - с первого курса! Сколько времени мы с вами добивались этого второго места? Полтора года!
Вы долго к этому шли, очень старались! А последние 6 месяцев особенно! И Елена Сергеевна, и Инна Владимировна столько труда вложили, чтобы вы добились этого результата! Разве не так?
- Так! – ответили сразу несколько девушек.
- А теперь предполагается отдать всё это другим группам! А вы успели только один раз торт к ужину получить! И на спектакли другие за вас поедут! Я уже не говорю о сертификатах!
- Мария Александровна, но мы это заслужили! – убеждённо проговорила Лиза.
- Но это не только ваши награды! – взволнованно продолжала Мария Александровна. – Но и наши тоже!
Она обвела рукой себя, Лену и Инну. Мы их вместе кровью и потом заработали, и очень за вас были рады, когда вы их получили! И теперь отдать всё это другим?
- Маша, а к чему ты всё это говоришь, собственно? – обеспокоено спросила Инна. – Ты же уже обещала принять их жертву, и за это не устраивать им бойкот. Ты передумала?
Девушки были очень взволнованы. Никто не обратил внимания, что Инна обратилась к коллеге по имени в присутствии воспитанниц, что было, конечно, не по инструкции.
- Да! Передумала! – уверенно заявила Маша. – Я этого не принимаю, девочки!
Она решительно взяла заявления и согнула их пополам. Пачку сертификатов подвинула к Наташе.
- Сертификаты свои разбирайте обратно!
И не переживайте. «Холодную войну» я вам тоже устраивать не буду. Я вас прощаю без всяких ваших жертв! Живите спокойно!
Девушки возбуждённо зашумели.
- Но обращаюсь к вам с одной просьбой, - продолжала Мария Александровна.
Воспитанницы замерли. Лена с Инной, впрочем, тоже. Ситуация разрешилась неожиданно, и им тоже было очень интересно, что же за просьба.
- В этом периоде вы должны сохранить второе место! – чётко произнесла Мария Александровна.
Девушки вышли из ступора.
- Мы постараемся, Мария Александровна! – в глазах Наташи блестели слёзы. – Но мы не можем согласиться с вашим решением! Мы должны понести наказание! Обязательно! Вы с нами поступаете чересчур великодушно!
- Великодушия «чересчур» не бывает, - усмехнулась Мария Александровна. – Ещё раз повторяю: сохраните второе место. Этого будет достаточно! И не просто «постарайтесь», а сохраните обязательно!
Пока девочки все вместе горячо благодарили воспитателя, Лена пристально смотрела на Соню. Перехватив на секунду взгляд девушки, и понаблюдав за выражением её лица, Лена поняла – Соня знала, что так всё и будет. Более того – она именно так всё и задумала.
Лена испытывала сейчас смешанные чувства. Она была очень рада, что конфликт так удачно разрешился. Всё-таки это была её группа! Лена относилась к воспитанницам сочувственно и не хотела для них лишних неприятностей.
То, как Соня придумала такой гениальный план и не менее гениально воплотила его в жизнь, восхитило Лену, но в какой-то мере ударило по её самолюбию. Ведь она до последнего момента не могла предположить, какой решающий аргумент выдвинут девушки!
И ещё. Уже несколько месяцев она была близко знакома с Машей, но не представляла, что та может так поступить. Это было совершенно не в её характере! Лена полагала, что от бойкота Маша откажется, но и призов воспитанницы всё-таки лишатся.
А Соня, познакомившись с Марией Александровной всего несколько дней назад, уже смогла всё просчитать!
“И моё поведение предугадала! Она знала, что я помогу девчонкам и уговорю Машу прийти! Ну и комбинатор!» – думала Лена про Соню. – Хотя, в принципе, она сделала всё правильно! И девчонкам помогла, да и себе тоже. А то, вдобавок к моему жестокому к ней отношению, ещё «холодная война» со стороны дежурных воспитателей – это уже слишком!”
- У меня есть встречное предложение! – твёрдо заявила Лена.
Наступила тишина.
- Сегодняшний случай ещё раз показал, что даже за последний месяц группа сильно продвинулась вперёд. Вы стали более дружными, дисциплинированными и организованными. Коллеги со мной, вероятно, согласятся, - Лена посмотрела на Инну и Машу. – Провернуть такое дело за столь короткое время, причём, успешно – это о чём-то говорит! Обычная группа с этим бы не справилась! Пусть у вас есть два сильных лидера, которые взяли на себя самое трудное, но без вашей слаженности и взаимопонимания всё равно ничего бы не вышло!
Так вот! Я уверена, что вы вполне можете уже в этом периоде сделать рывок на первое место! Зачем останавливаться на втором? Надо двигаться дальше! Вы не согласны?
Девушки пока молчали, но по их глазам Лена видела, что предложение им понравилось. Наверняка многие и сами уже об этом задумывались.
- Я полностью поддерживаю Елену Сергеевну! – твёрдо сказала Инна. – Действительно, девчонки, вы сможете!
Глаза Марии Александровны заблестели.
- Отличное предложение! – проговорила она. – Что, дорогие мои, принимаете?
- Можно попробовать, - не очень уверенно произнесла Наташа. – Просто… Елена Сергеевна, ведь 205-ую группу ещё никому не удавалось подвинуть! Они безусловные лидеры! С первого курса!
- А 206-ую тоже! – отпарировала Инна. – А вы смогли! И не надо мыслить стереотипами! Ничего особенного в 205-ой группе нет! Тем более, Елена Сергеевна там уже давно не работает!
Все - и воспитатели, и девушки, дружно рассмеялись.
- Нечего смеяться! – почти сердито сказала Инна – Представьте! Эту группу вели вместе Светлана Петровна и Елена Сергеевна! Долго! Почти год! Конечно, как они могли не брать первое место! А потом Елена Сергеевна ушла к вам – и вы за два периода с 9-го места прыгнули на 2-е! Да вы для них сейчас – главные конкуренты!
Да, они остаются сильными! И придётся потрудиться. Но вы не слабее! И вполне сможете!
Девушки были взволнованы.
- Девчонки, а давайте правда попробуем! – возбуждённо предложила Юля. – Мне тоже кажется, что мы сможем! Ну, а если не получится первое, то второе-то уж точно удержим!
- Нет! – вырвалось у Сони. Выпалив это, она тут же покраснела.
“Ну вот, опять вылезла! Сейчас Елена снова будет насмехаться. Скажет: «Что ещё «коллега» придумала?»
Однако Лена на этот раз промолчала, а вот Инна доброжелательно сказала:
- Давай, Соня! Выскажи свои соображения.
Соня глубоко вздохнула.
- Если мы целенаправленно сразу не настроимся именно на первое место, то мы его и не завоюем!
- Совершенно согласна, - кивнула Инна.
- У тебя есть конкретные предложения? – спросила Мария Александровна.
- В общих чертах.
- Так поделись с нами!
- Нам надо составить план действий, - начала Соня. – Для начала каждая из нас должна продумать для себя, какие у неё трудности: в учёбе или в других областях жизни. За что она чаще получает замечания, и как можно с этим бороться!
Затем хорошо бы нам всем вместе это обсудить. Решить, что мы можем сделать друг для друга, и чем нам могут помочь воспитатели. И работать над этим постоянно!
- Всё очень логично, - Лена взглянула на часы. – Сейчас уже пора готовиться к ужину. Я предлагаю всем до завтра подумать над своими проблемами. Так, как предложила Соня. И начнём потихоньку обсуждать.
- Уважаемые коллеги, - обратилась она к своим дежурным воспитателям. – Попрошу вас ненадолго пройти в кабинет. А вы, девочки, в семь часов должны стоять в строю, как всегда!
Девушки остались в спальне одни.
- Девочки! – начала Юля. – Мы должны поблагодарить Соню и Наташу! Они нас просто всех спасли!
Воспитанницы одобрительно зашумели.
- Я ни при чём, - покачала головой Наташа. – Это всё Соня. Она наш «мозговой центр».
- Девчонки, перестаньте, - смутилась Соня.
- Нет, ты себе даже не представляешь, от чего ты нас избавила! – воскликнула Лиза. – Мы все у тебя в долгу!
- Соня, а я у тебя в двойном долгу! – горячо произнесла Даша, которая недавно вернулась с урока немецкого. – У Елизаветы Вадимовны сегодня настроение было – отпад! Хуже некуда! Если бы я пришла к ней с той неправильной распечаткой – живой бы не вышла! Это точно!
А так – с трудом, но четвёрку заработала!
- Я рада, - улыбнулась Соня. – Девочки, извините, мне надо выйти.
Она быстро ушла в санитарный блок.
- Девчонки, сядьте на минутку, - обратилась Юля к подругам, которые тоже начали вставать из-за стола. – Есть разговор! Вы слышали сегодня на отчёте, какое положение у Сони?
Девушки помрачнели.
- Да уж, - протянула Наташа Леонова. – Только розог – сто! И на коленях ей до Нового Года стоять, не иначе! А то и дольше!
- Девчонки, а за что всё-таки Елена Сергеевна с ней так? – спросила Зоя. – Вы, двое, наверняка знаете!
Она жестом указала на Юлю с Галей.
- Знаем, - подтвердила Юля. – Но вам она пусть сама расскажет, если захочет. Я могу только в двух словах.
- Юля, она же просила молчать! – одёрнула подругу Галя.
- Нет, Галя, я должна! У меня серьёзное предложение, и девчонкам надо это знать.
Все внимательно смотрели на Юлю.
- В общем, они с Еленой Сергеевной давно знакомы.
Девушки вытаращили глаза, некоторые ахнули.
- У них, во-первых, давний конфликт. А во-вторых, совсем недавно Сонька поступила по отношению к Елене Сергеевне очень некрасиво. Она перед ней здорово виновата, это точно! Тогда она понятия не имела, что Елена Сергеевна – воспитатель «Центра». А здесь попала как раз в её группу! Как назло! Прямо как «кур в ощип»!
Юля расстроено махнула рукой.
- Ну, вот в этом всё и дело! Соня очень раскаивается, свою вину признаёт, у Елены Сергеевны сразу просила прощения, ещё в изоляторе! Но всё бесполезно!
А вчера утром она ещё раз попробовала – и теперь совсем дело плохо! Елена Сергеевна только разозлилась, велела ей больше об этом не заикаться и обещала устроить «трудную жизнь». Для начала – пороть с утра до вечера!
- Ничего себе! Да что же Сонька такого ей сделала? – изумлённо спросила Вика.
- Девчонки, это только она сама может рассказать! Ей очень стыдно! А мы слово дали!
- Хорошо, Юля! А что ты предлагаешь? Как мы можем помочь?- разволновалась Наташа. – Всей группой Елену Сергеевну попросить? Так это чревато! Она ведь запрещает нам такие групповые просьбы друг за друга!
- Нет! Просить нельзя! Я предлагаю поддержать Соню именно сейчас, когда у неё столько «зависших» наказаний!
Давайте перепишем на неё свои сертификаты! Нас эти 20 единиц не спасут! А Соньку от этих жутких розог избавят! Вы представляете, что значит 100 розог вытерпеть!
Девушки представляли, но теоретически. Никого из них Лена такому испытанию не подвергала.
- Юлька, ты гений! – выдохнула Наташа. – Мне даже в голову не пришло! Конечно! Я – за!
- Я тоже! – практически одновременно сказали Галя, Даша и Вика.
- И я не против! – проговорила Наташа Пономарёва. – Тем более, психологически мы с этими сертификатами уже расстались! Когда согласились их Марии Александровне отдать.
- А нам-то отдать нечего, - смутилась Лиза.
- Про вас никто и не говорит, - отмахнулась Юля. – Этого хватит. Хотя бы розги с неё снимем!
- Юля, есть одно «но», - вспомнила Наташа. – По инструкции Соня должна дать на это согласие. Ты думаешь, она примет?
- Примет! Уговорим! – уверенно заявила Юля. – Девчонки, поговорим с ней после самоподготовки, ладно? А сейчас нам уже строиться пора.
Сегодня 204-ую группу ожидала ещё и приятная новость.
Перед ужином, когда всё отделение собиралось в столовой, к воспитанницам обычно обращалась Галина Алексеевна. Она кратко делала необходимые объявления и доводила до сведения воспитанниц основные решения, принятые накануне на педсовете.
Сегодня заведующая сообщила, что в итоге вчерашней углублённой проверки, без предупреждения проведённой в 204-ой группе, группа получила высший балл. У девушек оказалось всё в абсолютном порядке и во внешнем виде, и в помещении группы. Хотя проверка была действительно углублённой. В ней участвовали сама Галина Алексеевна, дежурный ответственный воспитатель отделения и ещё один независимо привлекаемый в таких случаях воспитатель (вчера – Светлана Петровна).
Во время таких внезапных проверок практически всегда выявлялись недостатки. Чаще всего группа получала штрафные очки, а иногда - и какое-нибудь очень неприятное наказание. Высший балл выставлялся очень редко. Но в 204-ой вчера случилось именно так! И это несмотря на то, что Елена Сергеевна дежурила по всему «Центру» и вообще не имела возможности в течение дня зайти в свою группу.
Решением педсовета группе было назначено 500 плюсовых баллов.
Всё отделение, услышав это, дружно зааплодировало. Галина Алексеевна подошла к столу 205-ой группы:
- Лидеры! Обратите внимание! У вас выявляются серьёзные конкуренты! Не упустите первое место!
Остаток вечера прошёл для Сони просто восхитительно. Девушка спокойно, не ожидая сегодня уже никаких неприятностей благодаря своей «белой метке», выполнила все домашние задания, в том числе и те, которые задолжала за вчерашний день.
Елена Сергеевна и Инна Владимировна всё время самоподготовки тоже сидели в классе, проверяли у воспитанниц выполненные задания и активно им помогали в случае каких-то неясностей.
С «воспитательными мерами» Лена сегодня разобралась быстро – нарушений было немного.
В конце самоподготовки она вызвала в кабинет Соню – индивидуально позаниматься французским, разговаривала с ней прохладно, но не придиралась, и за урок выставила пятёрку.
Правда, Соня была отлично готова, и «Слушаюсь» сегодня где не надо, не говорила.
- Поздравляю с успешной реализацией твоего плана, - заявила Лена в конце занятия, протягивая Соне учётную карточку.
- Спасибо.
Соня решилась поднять на воспитателя глаза.
- Вы на меня не сердитесь? За всё это?
- Нет, - Лена отвечала серьёзно, без всякой иронии. – Мне тоже не хотелось для группы таких осложнений. И ты ведь это знала, правда?
Соня кивнула.
- И знала, что Мария Александровна не заберёт ваши призы, ведь так?
- Я на это рассчитывала, - призналась Соня. – Но до конца не была уверена.
- Ладно. Даже если бы я и сердилась - ты в другом лагере, и должна поступать так, как лучше группе. Кроме тебя, никто бы такого не придумал!
А теперь иди! И раз уж у тебя сегодня «белая метка» - наслаждайся жизнью!
Уже около десяти часов вечера воспитанницы остались в спальне одни. Наташа тут же собрала всех за столом и заявила:
- Соня! Выслушай нас, пожалуйста! И предупреждаю – мы всей группой приняли решение! И ты обязана ему подчиниться!
- Вы меня заинтриговали, - улыбнулась Соня.
Наташа уже второй раз за сегодняшний день выложила на стол сертификаты.
- Мы передаём тебе свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Всё уже оформлено. Ты можешь отдать их Елене Сергеевне и избавиться от розог!
Соня побледнела и растерянно смотрела на подруг.
- И не возражай! Поняла? – грозно предупредила Даша.
Она специально употребила те же слова, что и Соня днём, по отношению к ней.
- Понимаешь, Соня, - Юля приобняла подругу за плечи. – Ты сама сегодня предложила, как нам выйти на первое место: подумать, как мы можем помочь себе и друг другу.
Мы решили таким образом помочь тебе! Тогда тебе будет намного легче справляться дальше. И не забывай, что ты нас всех выручила сегодня! А я, Зойка и Даша тоже благодаря тебе от серьёзных наказаний избавились, так что ты эти сертификаты уже отработала!
- Девочки! – Соня была невероятно расстрогана. – Спасибо! Я этого не ожидала! И не надо меня уговаривать!
В её глазах появились слёзы.
- Я так боюсь этих розог, что и не собираюсь отказываться! Это для меня просто спасение!
Но… я обязательно вам их верну! Всем! Двоим – в январе и феврале, когда призовые получим. А потом - и остальным! Мы обязательно первого места добьёмся! Вот увидите! И я смогу всё вам отдать! Я же понимаю – это ценная вещь!
- Даже и не думай! – решительно возразила Даша.
- Нет, обещайте, что примете! – настаивала Соня.
- Соня. Не переживай. Если захочешь – отдашь! Давай сначала до этого доживём! – примирительно произнесла Наташа.
- Девчонки, - улыбнулась Галя. – А Елену Сергеевну… - она опасливо оглянулась на дверь кабинета и продолжила шёпотом:
… «кондратий» не хватит?
- Если даже теперь она решит нам бойкот устроить – ну и пусть! - рассердилась Юля.
- Нет! – побледнев, воскликнула Соня. – Вот этого не надо!
- Не устроит! – Наташа покачала головой. – Оснований нет. Мы имеем право это сделать! И Елена Сергеевна не будет нас преследовать, я уверена, хотя, в восторг, конечно, не придёт.
Соня, скажем Елене Сергеевне завтра на отчёте. Я сама сделаю заявление и отдам ей документы, а ты только подтвердишь согласие.
Уже лёжа в своей кровати, Соня мысленно разговаривала с мамой. «Вот видишь, мамочка, как всё получается! Я тебе вчера правду сказала: всё не так плохо! Ну, должно у меня здесь всё наладиться! Я верю в это! И Марина поправится!
А Елена… она же на самом деле не жестокая! Сможет меня всё-таки простить!»
Олеся Игоревна тоже верила, что у Сони всё наладится. Тем более что и она, и её муж – Леонид Викторович, не сидели, сложа руки, а настойчиво предпринимали для этого все возможные меры. Предпринимали уже давно, с самого начала, как только случилась вся эта трагедия.
Как раз сейчас уже начали вырисовываться первые, и очень неплохие результаты. На воскресное свидание Олеся Игоревна возлагала очень большие надежды.
Но до него оставалось ещё целых три дня!
Среда.
В среду днём, около половины третьего, Соню привела в группу дежурная сотрудница охраны и передала с рук на руки Инне Владимировне.
Дежурная воспитательница приветливо, с улыбкой поздоровалась с Соней, подробно расспросила её о самочувствии, и о том, как она проводила время в изоляторе.
У воспитанницы отлегло от сердца. В понедельник вечером, отправляя её стоять на коленях, Инна Владимировна была хмурой и не сказала Соне ни слова. На самом деле, Инна тоже была шокирована тем суровым наказанием, которое пришлось перенести Соне, переживала за новенькую и к тому моменту ещё не определилась, как лучше себя вести, как поддержать свою воспитанницу. Но Соня этого не знала и очень расстроилась. Она страшно боялась потерять расположение Инны!
- Я уже знаю, что Елена Сергеевна разрешила тебе свидание, - улыбнулась Инна. – Очень за тебя рада! Но, если честно, я безумно удивлена! Елена Сергеевна имела абсолютно твёрдые намерения тебя не допустить. Если её уговорила твоя мама – то мне бы очень хотелось с ней познакомиться. Вот как раз в воскресенье и познакомлюсь! Моё дежурство.
Кстати, Соня. Елена Сергеевна сделала мне выговор за твоё незнание уже второй инструкции! Так что, подводишь меня, дорогая!
- Простите, - Соня смутилась и виновато смотрела на воспитательницу.
- Извинениями не отделаешься, - усмехнулась Инна. – С сегодняшнего дня ежедневно учишь наизусть по одной инструкции и отвечаешь мне или Марии Александровне. А потом сдашь Елене Сергеевне зачёт по всей папке. Так она распорядилась.
- Слушаюсь, - Соня была ошеломлена.
“Ни одного обещания не бросает на ветер! – подумала она про Елену. – Но сколько же времени я буду зубрить эти инструкции? Папка-то толстенная!”
- Инна Владимировна, - голос прозвучал робко и неуверенно. – Можно спросить, а как вы разговариваете с родителями на свиданиях? Вы им всё рассказываете?
- Обязательно говорим об успехах в учёбе, о проблемах, если они есть, и о поведении, - объяснила Инна. – А о наказаниях – только то, что родители хотят услышать.
Например, я могу сказать про тебя: «Ваша девочка ещё не до конца адаптировалась, пока допускает нарушения, иногда – серьёзные. Поэтому, к сожалению, мы наказываем её часто и довольно строго, но, конечно, проводим с ней активную воспитательную работу»
Это обтекаемо, но в целом соответствует истине.
Если мама спрашивает:
«А как вы её наказываете? Можно подробнее?»
Тогда я вхожу в компьютерную программу и рассказываю обо всех проступках и наказаниях за месяц. А если родители не настаивают, то и мы специально это не уточняем.
Но, Соня, в отношении твоей мамы, возможно, будет всё не так. Не знаю, как Елена Сергеевна решит. Ты же понимаешь ситуацию! Тебе лучше самой с ней об этом поговорить.
- Ой, нет! Лучше мне Елену Сергеевну ни о чём больше не спрашивать! – вздохнула Соня. – А то я вчера утром с ней поговорила – и теперь не знаю, чего и ожидать!
Инна удивилась:
- А в чём дело? Я вчера, в свой выходной, из «Центра» уезжала, а сегодня мы с Еленой Сергеевной только парой слов перекинулись. Ни о каком разговоре я не знаю.
Соня, волнуясь, рассказала воспитателю о вчерашнем разговоре с Еленой и её обещаниях.
Инна Владимировна посерьёзнела и сочувственно посмотрела на Соню.
- Я вполне могу предположить, чего тебе ожидать! Елена Сергеевна сделает так, как обещала. Это точно.
Она достала Сонину карточку.
- У тебя 60 ремней и 100 розог в долгах, так? Обычно мы плановые наказания проводим только по вечерам, а в рабочее время – только, если кто напросится.
А Елена Сергеевна, очевидно, собирается наказывать тебя и днём – пока это всё не закончится. Честно говорю, приятного мало. Наказания утром ужасно из колеи выбивают!
- А…как же я всё это выдержу? – голос Сони невольно задрожал. – Я имею в виду – ведь надо учиться или работать, а Елена Сергеевна… порку проводит всегда по-строгому и без обезболивания!
- Да выдержишь, - вздохнула Инна. – Можно всё предусмотреть. Сама, что ли, не знаешь? Ты же лидер! Ну, сделает она тебе утром обезболивание, не особо-то это тебя спасёт. И всё это нашими инструкциями не запрещается: воспитатель имеет право проводить наказания в любое время.
Но, Соня, в этом есть и положительная сторона.
Инна усмехнулась.
- К концу недели будешь уже свободна, по крайней мере, от порки. Главное, новых нарушений не допускать.
- Ох! – вырвалось у Сони.
- Вот тебе и «ох». Ладно, иди переодевайся в форму, и не забудь свою «белую метку» приколоть.
«Белая метка» была щедрым подарком Натальи Александровны.
На одежду прикалывался специальный круглый белый значок с красным крестиком посередине. Это означало, что воспитанница освобождается сегодня от любых наказаний по медицинским показаниям, всё переносится на последующие дни.
- Увы! Могу тебя осчастливить только на сегодня, – улыбнулась Соне врач на прощание.
Но девушка и этому была безумно рада. Хоть маленькая – но передышка!
Одноклассницы встретили Соню очень бурно: обступили, наперебой расспрашивали, причём все, а не только Юля с Галей. Внезапный перевод Сони в изолятор встревожил девушек. Мария Александровна, естественно, им сказала, всё, как есть, но сомнения у группы оставались. Все знали, что накануне Соню высекли розгами, и она очень тяжело это пережила. По мнению воспитанниц, могло случиться всякое.
Но Соня после отдыха выглядела свежей и бодрой, и это обрадовало одноклассниц, а Соня, в свою очередь, была приятно удивлена таким душевным к себе отношением.
К сожалению, группу уже сегодня ожидали серьёзные неприятности.
В самый разгар оживлённой беседы Сони с девочками из кабинета вышла с грозным видом Инна Владимировна с телефонной трубкой в руке.
- Юля! - вкрадчиво начала она. - У меня к тебе вопрос. Вернее, у нас. Сейчас я разговариваю с Марией Александровной.
Юля побледнела. Её карие выразительные глаза сделались просто огромными.
– У меня включена громкая связь, - продолжала Инна. - Скажи, пожалуйста, Марии Александровне, о чём ты спрашивала меня сегодня утром.
Юля растерянно оглянулась на подруг, как бы ища поддержки, но те тоже явно были шокированы.
– Не виляй! - строго велела Инна.
– Слушаюсь! Я... спросила у вас, что случилось с Соней. Почему она в изоляторе, - дрожащим от волнения голосом проговорила Юля.
– Очень мило! - раздался голос Марии Александровны.
Юля вздрогнула.
– Но ты же вчера у меня об этом спрашивала, не так ли? Прямо с утра! Сразу после подъёма!
– Да, - теперь в голосе Юли сквозила обречённость.
– И что, Инна Владимировна сказала тебе что-то другое?
– Нет! То же самое! - взволновалась девушка.
– Значит, мне ты по какой-то причине не поверила. Ты считаешь меня лгуньей?
– Нет! - отчаянно выкрикнула Юля.
– Как нет? - Мария Александровна рассердилась всерьёз. - Именно так и получается! Я давала тебе повод? Когда-нибудь я тебе или другим воспитанницам говорила неправду?
– Мария Александровна, простите! - взмолилась Юля.
– Ты меня просто оскорбила таким недоверием! - гневно продолжала воспитательница. - И как ты это объяснишь, интересно?
– Понимаете, мы очень волновались за Соню. Вчера её строго наказали, и мы думали, что случилось что-нибудь плохое!
– Но я же тебе ответила! - возмущённо говорила воспитатель. - Тебе этого оказалось недостаточно? Почему ты посчитала, что я вру?
– Мы подумали, что с Соней совсем плохо, а вы нам не сказали, чтобы не расстраивать!
Юля была просто в отчаянии.
– К твоему сведению, я никогда не говорю неправды! - отрезала Мария Александровна. - Если бы я не хотела сказать, так, как есть, по каким-то причинам, то вообще бы тебе не ответила. Понятно?
И ещё! Ты говоришь “мы”. Значит, вся группа так же думала? Староста, отвечай!
– Да, Мария Александровна. Простите! - виновато отозвалась Наташа Леонова. - Но мы не то, чтобы так подумали. Просто предположили такую возможность!
– Понятно! – в голосе воспитательницы прозвучали стальные нотки. - Очень приятно узнать, что моя собственная группа, с которой я уже больше года работаю, мне, оказывается, не доверяет. Что же, я это учту! С завтрашнего дня и вы прежнего отношения к себе не ждите! А тебе, Соколова, лично от меня строгая порка гарантирована!
Из трубки понеслись короткие гудки. Девушки растерянно молчали: они были очень расстроены. Мария Александровна относилась к своим воспитанницам, в целом, очень даже доброжелательно, и обычно поступала справедливо.
Но девочки знали – если её рассердить, последствия могут быть печальными. Воспитатель вполне способна резко изменить своё поведение и сильно осложнить группе жизнь.
– Никак я от вас такого не ожидала! - Инна Владимировна сердито смотрела на испуганных и смущённых воспитанниц. - А ты, Юля, поступила просто возмутительно! Ты обязана была мне сказать, что уже задавала этот вопрос Марии Александровне!
Побледневшая девушка молчала, от волнения кусая губы.
Инна посмотрела на часы, затем жёстко приказала Юле:
– Сейчас идёшь со мной в кабинет. До урока ещё успеешь и от меня пряники получить!
– Слушаюсь.
– Инна Владимировна! - выступила вперёд Наташа Леонова. - Пожалуйста, простите нас! Можно, мы всё объясним?
Инна, которая уже направилась к кабинету, остановилась и повернулась к девушкам.
– Наташа, все объяснения я только что услышала. Меня они не удовлетворили.
Мы с Марией Александровной стараемся относиться к вам честно, справедливо и, по крайней мере, не безучастно. А вы этого, оказывается, не цените! Мы, между прочим, вполне можем вам показать, как бывает по-другому!
Я бы тоже была оскорблена, если бы вы мне оказали такое недоверие! И говорить здесь больше не о чем! Соколова, идём!
Они с Юлей скрылись в кабинете.
Соня перевела дух и огорчённо посмотрела на одноклассниц.
- Девочки, мне очень жаль!
Наташа расстроено махнула рукой:
– Надо же так! Рассердили сразу обеих «дежурных»! Теперь нам мало не покажется!
Сонь, но мы и, правда, за тебя испугались! Ты всегда так стойко держалась, а в понедельник вечером вышла из кабинета практически невменяемая. А утром просыпаемся – тебя нет!
– А что вы подумали? - спросила Соня. - Что я себе вены вскрыла?
Девушки невесело рассмеялись.
– Вскроешь тут вены! - с досадой заметила Лиза. - Ночные воспитатели даже шевельнуться не дадут – сразу прибегут!
– Нет, Соня, - вступила Галя. - Такого, конечно, никто не думал. Мы просто решили, что у тебя тяжёлый нервный срыв, ведь причины для этого были! А Мария Александровна сказала, что у тебя болит живот из-за критических дней.
– И почему мы решили усомниться – я теперь не понимаю, - протянула Наташа. - Групповой психоз! Мария Александровна точно так же сказала бы нам и про нервный срыв. Она, действительно, обычно ничего не скрывает, и всё, что может, нам рассказывает! А мы так поступили! Конечно, ей обидно!
– И Юлька теперь от них обеих получит! - расстраивалась Галя. - А Елена Сергеевна как отреагирует – подумать страшно! И вообще, ужасно получилось! Девчонки, помните, нам Мария Александровна в мае на две недели “холодную войну” устроила? Мы тогда еле выжили! С таким трудом у неё прощение вымаливали! Хорошо, что Елена Сергеевна вступилась! Соня, ну что же нам теперь делать?
Это прозвучало очень по-детски, беззащитно. Все девушки с надеждой смотрели на Соню.
– Пока не знаю, - честно призналась девушка. - Но я подумаю.
Инна Владимировна не дала Юле сказать больше ни слова в своё оправдание, не слушала никаких извинений. В кабинете она велела провинившейся лечь на кушетку, привязала к ней и очень строго выпорола ремнём. Юля вначале держалась стойко, но наказание оказалось действительно строгим, гораздо более суровым, чем обычно.
Тяжёлый ремень из плотной резины сильно и безжалостно хлестал несчастную по голому телу, и ей казалось, что конца этому не будет!
Инна Владимировна не сообщила Юле заранее, сколько ударов ей придётся перенести, а порола до тех пор, пока девушка совсем уже не смогла больше терпеть - расплакалась и стала умолять прекратить наказание. Такого Юля себе обычно не позволяла, однако и воспитатели поступали подобным образом довольно редко. Такая порка называлась в «Центре» «безлимитной». Воспитатели заканчивали наказание только тогда, когда видели, что продолжать уже больше просто нельзя.
Сейчас порка ещё не закончилась: Инна просто предоставила воспитаннице небольшой перерыв, во время которого ещё раз прочитала рыдающей девушке строгую нотацию. А затем ремень опять опустился на ягодицы Юли, и опускался снова и снова, покрывая их багровыми широкими полосами. Юля уже не просто плакала, а кричала в голос и умоляла её пощадить. Наконец, Инна опустила ремень и сердито заявила наказанной:
– В следующий раз будешь думать головой! А если бы сегодня не физкультура – ты бы у меня и обезболивания не получила! Ну, ничего! Надеюсь, завтра Мария Александровна это исправит!
Врачи “Центра” очень бдительно следили, чтобы воспитатели не создавали девушкам препятствий для занятий физкультурой. Получив строгую порку без обезболивания за час до занятия, Юля однозначно не смогла бы заниматься даже во вспомогательной группе.
Доктора не ленились приходить в физкультурный зал во время уроков с инспекцией, и расследовали каждый подобный случай.
Поэтому обезболивание Инна применила, однако, сразу же после этого практически стащила Юлю с кушетки и отправила в класс на урок биологии. Обезболивание помогало не мгновенно: более или менее ощутимый эффект появлялся только через несколько минут.
Обычно воспитатели позволяли наказанным девушкам ещё минут пять оставаться на кушетке и дождаться, когда боль немного отпустит, но сейчас урок должен был начаться уже совсем скоро, да и Инна Владимировна была чересчур рассержена.
Пытаясь справиться с болью, со слезами на глазах Юля встала к стойке.
Каждая воспитанница в классе имела свой рабочий стол. Парта Сони находилась прямо перед Юлиной. Соня подошла к подруге, ободряюще сжала ей руку и тихо посоветовала:
– Расслабься и глубоко дыши. Ну, начинай! Закрой глаза. Так, молодец! Теперь сделай пять глубоких вдохов. Ну, давай – раз... два... три... четыре... пять.
Юля сквозь слёзы улыбнулась: ей и правда стало легче. Помогла релаксация, да и обезболивание, наконец, начало действовать уже в полную силу.
– Спасибо, Сонь, - благодарно проговорила она. - Ты знаешь, в такие моменты всё кажется просто ужасным! Ещё почти три года здесь мучиться! Ну почему я была такой дурой? Позволила себе сюда попасть! Если бы можно было всё вернуть назад и переиграть, правда?
– Да уж! - согласилась Соня. - Соломку бы заранее подстелили! Это точно!
Но – Юля! Никакой паники! Мы справимся! И всё будет хорошо, вот увидишь. А насчёт этого инцидента у меня уже появились некоторые мысли. После физкультуры вам расскажу.
Юля смахнула последние слёзы.
– Соня, я просто эгоистка. Тебе в 10, нет, в 100 раз хуже, чем мне! А я жалуюсь! И ты пытаешься мои проблемы решить, хотя у тебя своих полно!
– Ты же из-за меня пострадала, - улыбнулась Соня. - Ведь обо мне беспокоилась! Спасибо! Я очень тронута!
– Левченко! На место! - приказала Инна Владимировна.
В класс уже входила преподаватель биологии Вероника Игоревна. Девушки замерли у своих парт. Педагог внимательно оглядела класс и разрешила воспитанницам сесть. Увидев, что Юля осталась стоять у стойки, Вероника Игоревна удивлённо вскинула брови, но от каких-либо высказываний воздержалась.
Соня сегодня сидела за своей партой как “белый человек” и наслаждалась этим. Она уже отвыкла от этой роскоши – просто сидеть за столом.
Девушка внимательно слушала преподавателя и невольно любовалась ею. Веронике Игоревне было на вид 27-28 лет. Изящная, женственная, очень обаятельная! В её больших серо-голубых глазах, казалось, постоянно присутствовало выражение радостного удивления. Прямые волосы светло-пепельного оттенка свободно падали на плечи, а на голове были уложены красивой волной, даже не волной – а каким-то бутоном. Очень оригинальная причёска!
Воспитанницам категорически запрещалось придумывать преподавателям какие-либо прозвища, но Соня мысленно окрестила Веронику Игоревну “нарциссой”.
А голос у неё был тонкий, звонкий и какой-то полудетский.
Соне трудно было представить, как Вероника Игоревна берёт в руки ремень и проводит телесные наказания. Слишком не вяжется это с её внешностью!
Однако, без сомнений, она это делает. Соня знала, что Вероника Игоревна – ответственный воспитатель 203-ей группы. Она дежурила по отделению в тот день, когда Соня перешла в группу из изолятора, и днём сопровождала девушку в кладовую и библиотеку, контролируя получение Соней всего необходимого для жизни в “Центре”.
А до этого она вместе с ответственным воспитателем “Центра” и заведующей отделением Галиной Алексеевной принимала у Сони зачёт по “Правилам”.
Сейчас девушки учились решать задачи по генетике повышенного уровня сложности.
Вероника Игоревна объясняла очень увлечённо, эмоционально, причём, не стояла у доски, а “порхала” по всему классу, успевая пообщаться с каждой ученицей.
Вероника Игоревна, несмотря на свою эфемерную внешность, прекрасно умела быть жёсткой, когда это требовалось. Взгляд её тогда становился стальным, голос – решительным и твёрдым, и на наказания в таких случаях она не скупилась.
Однако в 204-ой группе ей не приходилось прибегать к таким мерам часто. Биологию девушки любили, задания всегда выполняли тщательно, на уроках активно работали. Когда всё было в порядке, Вероника Игоревна вела себя с ученицами так, как будто они не воспитанницы “Центра”, допустившие нарушения законов, а обычные студентки обычного колледжа страны.
Она доброжелательно разговаривала с девушками, не позволяла себе никаких окриков или нравоучений, называла воспитанниц только по именам, позволяла задавать любые дополнительные вопросы, не вставая с места; часто шутила. Девочки на её уроках иногда и сами забывали, что они находятся в режимном учреждении. Они очень ценили такое отношение преподавателя, и сами старались изо всех сил.
Елизавета Вадимовна, лучшая подруга Вероники, которая обычно вела себя на уроках прямо противоположным образом, иногда ворчала на неё по этому поводу:
- Ника! У нас же не институт для благородных девиц! Ты их скоро на “вы” будешь называть! Моих хотя бы не балуй!
Вероника преподавала и в Елизаветиной 202-ой группе. На такие выпады она, смеясь, отвечала:
- Не беспокойтесь, фрау! Не разбалую! В моей методике есть тонкий скрытый смысл! Вам, прямолинейным, не понять!
- Да где уж нам! - с нарочитым смирением соглашалась Елизавета. - Тем более с нашим пятым местом!
Так получалось, что всё время, с начала первого курса, группы Елизаветы и Вероники занимали третье и четвёртое места, соревнуясь друг с другом за призовое третье, и завоёвывали его практически поочерёдно. В прошлом периоде третье место досталось 202-й группе.
Но сейчас, когда на второе неожиданно выскочила 204-ая и потеснила всех уже устоявшихся лидеров, группы подруг оказались на четвёртом и пятом местах. Причём четвёртое взяла группа Вероники, обойдя своих вечных конкурентов всего на 100 очков.
- Так вот и работайте лучше над собой, чем лидеров поучать! - назидательно отвечала на это Вероника.
Елизавета и Вероника были не просто подругами, их связывали давние очень тёплые, почти родственные отношения. Так же, как и их семьи.
Девушки ещё в школе были лидерами в одной учебной организации, очень дружили и вращались в одной “тусовке”. Их будущие мужья тоже являлись членами этой “тусовки”.
На первом курсе колледжа подруги вместе сдавали тест “Системы перевоспитания”, благополучно его прошли, и оказались в одной “Школе стажёров”.
Их молодые люди, тоже неразлучные друзья, учились на “компьютерщиков”.
После обязательной трёхмесячной стажировки в качестве воспитанниц Елизавета и Вероника распределились в один “Центр перевоспитания” (как раз этот) и работали бок о бок до окончания колледжа, сначала – дежурными воспитателями, а с четвёртого курса – ответственными, в соседних группах.
В конце четвёртого курса, едва отметив совершеннолетие, они в один день, в одном месте сыграли две свадьбы со своими “компьютерщиками”.
Дальше тоже всё развивалось как будто по заранее намеченному плану.
Через год после свадьбы у подруг родились сыновья, с интервалом в три дня. Они растили малышей, заочно учились в педагогическом институте, а их мужья – в Универститете информационных технологий. Жили две семьи в одном доме, буквально в соседних квартирах, и бюджет у них был практически общим.
Вскоре Елизавета и Вероника вышли на работу в “Центр перевоспитания для студенток ВУЗа” сначала – воскресными воспитателями, а когда перешли на третий курс – ночными. Теперь они учились очно, а их сыновья ходили в ясли для сотрудников “Центра”.
Когда молодые мамы и их мужья одновременно закончили свои институты, их детям исполнилось по пять лет.
Вся компания вернулась в “Центр для студенток гуманитарно-языкового колледжа”. Веронику и Елизавету назначили ответственными воспитателями в 103-ю и 102-ю группы, а их мужья работали системными администраторами. Сыновья посещали садик для детей сотрудников.
На общем для двух семей совете было решено, что пока Вероника и Елизавета будут работать по обычному графику ответственных воспитателей, но когда сыновья пойдут в школу – их мамы перейдут на вахтовый метод работы. Кстати, жили две семьи здесь же, в “Центре”. Так поступали многие, условия для этого были. Сотрудникам администрация во всём старалась идти навстречу. Отпуска мужьям воспитателей беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами.
Елизавета, конечно, ворчала на подругу чисто по-дружески. Несмотря на чрезвычайно близкие отношения, они с Никой были очень разными и работали каждая по своей методике. Над их постоянной конкуренцией подшучивали и они сами, и коллеги, и мужья. В семьях даже по традиции делали ставки – какая группа на этот раз обойдёт другую.
А вообще в “Центре” среди воспитателей было не принято критиковать и, тем более, осуждать работу друг друга. Все были профессионалами и уважали право своих коллег на самостоятельность. Конечно, советы друг другу давали, но ненавязчиво, и больше по взаимным просьбам, а основной контроль над работой воспитателей и соблюдением ими всех инструкций осуществляла администрация.
Сейчас Вероника Игоревна в завершение занятия дала девушкам довольно трудную задачу для самостоятельного решения, с которой они справились быстро и без ошибок.
Урок закончился для всех очень даже благополучно.
У воспитанниц оставалось совсем немного времени, чтобы переодеться в спортивную форму и построиться для выхода на урок физкультуры.
Соня едва успела вытащить из папки нужные ей две инструкции. С разрешения Инны Владимировны девушка собиралась взять их на физкультуру и там изучить. У Сони уже появились кое-какие мысли, как попытаться решить конфликт с Марией Александровной, но необходимо было поглубже разобраться в некоторых моментах с помощью инструкций.
“Заодно одну из них наизусть выучу, как мне велено”, - подумала девушка.
Перед самым построением Юля сунула Соне в руки новую повесть Лукьяненко со словами:
- Возьми! Почитаешь на физкультуре. Вещь классная! Я только что закончила.
Соня, секунду поколебавшись, взяла. Она страстно любила читать, а все произведения Лукьяненко проглатывала запоем. Но в “Центре” у неё ещё не было возможности взять в руки книгу. В изоляторе художественное чтение запрещалось: там надо было учить “Правила”. А за несколько дней пребывания в группе девушка всё свободное время проводила в зале для наказаний.
От занятия физкультурой у Сони на сегодня имелось медицинское освобождение. Однако освобождённые воспитанницы вместе со всей группой приходили в физкультурный зал и в специальной комнате занимались своими делами (чаще – уроками) под наблюдением дежурных воспитателей.
Физкультура в учебном расписании стояла у второго отделения четыре раза в неделю.
Дважды в неделю воспитанницы занимались шейпингом и в тренажёрном зале. Один раз играли в спортивные игры (волейбол или баскетбол), и ещё один раз в неделю плавали в бассейне.
204-ая группа занималась в бассейне в обязательном порядке по вторникам, сразу после работы в овощехранилище. В бассейне было два отделения – для воспитанниц и сотрудников. Девушки имели возможность и в другое время, как в будни, так и в воскресенье, посещать бассейн с разрешения своих воспитателей. Бассейн все очень любили, и всегда стремились попасть на такие дополнительные занятия, но воспитатели, зная об этом, использовали бассейн как поощрение, и разрешали не всегда.
Сейчас у 204-ой и 205-ой групп по расписанию должны были проходить спортивные игры. Сегодня девушки играли в волейбол.
На каждом отделении имелись специально оборудованные помещения для занятий физкультурой: зал для шейпинга с мягким покрытием и станком, тренажёрный зал и обычный зал для общей физической подготовки и спортивных игр.
Занятия обычно проводили для двух групп сразу два преподавателя. Один занимался с основной группой воспитанниц, а второй вёл специальное занятие для тех девушек, которые недавно перенесли заболевание или не могли заниматься полноценно после телесных наказаний. Такие обязательно находились практически каждый раз.
Соня занималась физкультурой ещё только два раза, и именно в этой вспомогательной группе. После строгих наказаний Елены о другом можно было и не мечтать.
В этот раз из двух групп кроме Сони от физкультуры оказалась освобождена только Карпова Даша, которая недавно перенесла ангину.
Инна Владимировна отвела девушек в небольшую комнату, где располагались стол, несколько стульев, 2 кресла, полка с разными канцелярскими принадлежностями и неизменная кушетка для наказаний.
Воспитательница уселась за стол, указала Даше на стул рядом с собой и велела:
- Садись. Будешь отвечать мне немецкий. То, что сегодня должна сдать Елизавете Вадимовне.
У Даши сегодня в шесть двадцать был назначен очередной индивидуальный урок по немецкому языку.
Соня устроилась в большом жёлто-коричневом кресле, оказавшемся довольно удобным, и углубилась в чтение принесённых с собой инструкций, невольно прислушиваясь и к ответам Даши.
Инна Владимировна сидела с хмурым видом, вопросы Даше задавала сухо и как-то отстранённо.
- Не блестяще! - заметила она, закончив опрос. - Могла бы и лучше подготовиться. Уверенности нет! Сейчас сиди и повторяй всё ещё раз!
- Слушаюсь.
- А письменное задание, говоришь, ещё вчера сделала?
- Да.
- А Мария Александровна проверяла?
Даша смущённо призналась:
- Нет, Инна Владимировна! Я ей не показывала. Честно говоря, забыла.
- Забыла? - удивилась Инна. - Ты не дала ей проверить работу перед распечатыванием? Там же грамматика, а у тебя с ней проблемы! Ты так в себе уверена? И мне сегодня не показала! Ну-ка, доставай!
Даша послушно выложила на стол распечатанные листы с выполненным заданием по немецкой грамматике.
У девушек в классе на рабочих столах находились компьютеры, объединённые в единую сеть. Многие задания ученицы выполняли прямо в программе. На уроках преподаватели проверяли заданное со своих компьютеров, а домашние задания обычно распечатывались.
Инна Владимировна быстро просмотрела листы и возмущённо воскликнула:
- Так и есть! Почти всё неправильно! Ты совершенно этой темой не владеешь! Карпова, что за легкомыслие? Ты мне предъявляешь эту халтуру за 2 часа до урока! И то по моему требованию!
Инна потрясла листами.
- Как ты собираешься всё это исправлять? Тебе нужно заново проработать тему, исправить все ошибки в программе и заново распечатать!
Хорошо, вчера ты забыла! Но мне-то могла с утра показать!
Инна Владимировна явно очень рассердилась, говорила эмоционально и громко.
Даша вся сжалась от страха:
- Инна Владимировна, простите!
Инна резко встала, с грохотом отодвинула стул, в руках молниеносно появился ремень. Соня, которая сидела в кресле тихо, как мышка, и уже давно не сводила с воспитателя и Даши глаз, даже не заметила, как Инна вытащила его из чехла.
Уже совершенно другим голосом – холодным и твёрдым, воспитательница сообщила Даше:
- Сейчас за своё растяпство и легкомыслие получишь 20 ремней! Раздевайся – и на кушетку! Быстро!
- Слушаюсь! - Даша тут же выполнила распоряжение. Девушка находилась в учреждениях “Системы” уже три года, с девятого класса школы, отлично знала все порядки и представляла, чем грозит промедление в выполнении приказа.
Усугублять ситуацию она не хотела.
Инна Владимировна хладнокровно и добросовестно выпорола провинившуюся, затем заявила девушке, которая ещё вертелась на кушетке и стонала от боли:
- Между прочим, в мои обязанности вообще не входит такая углублённая проверка ваших знаний перед индивидуальными уроками. И уж тем более я не собираюсь уговаривать тебя делать всё правильно и вовремя, если ты сама об этом не думаешь!
Выкручивайся теперь сама! Возьмёшь этот свой “детский лепет”, - Инна указала на листы. - И отнесёшь Елизавете Вадимовне! Объяснишь ей, что тебе лень было подойти к воспитателям и всё проверить! И посмотришь, что она тебе на это скажет! И сделает!
И как Елена Сергеевна отреагирует, когда придёшь с индивидуального занятия с двойкой! Можешь вставать!
Высказавшись, воспитательница вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Соня изумлённо посмотрела ей вслед, затем быстро вскочила с места, подбежала к кушетке и потянула Дашу за руку.
- Даша, вставай быстрее! Времени не так много! Нужно всё исправить, хотя бы вручную! Потом покажешь Инне Владимировне, упросишь позволить тебе всё правильно распечатать, когда в группу придём!
Даша, всхлипывая, возразила:
- Это бесполезно! Если там всё неправильно, значит, я совсем эту тему не понимаю. А разобраться сейчас не успею! И, тем более, всё правильно вручную переписать!
Однако Соня продолжала настаивать:
- Да вставай же! Я тебе сейчас всё объясню, и вместе сделаем! Не сдавайся! Даже и думать нельзя неправильную распечатку отдать Елизавете Вадимовне! Ты, что, её не знаешь?
Даша с трудом, морщась, поднялась и недоверчиво посмотрела на Соню:
- А ты... хорошо сечёшь немецкий?
- Во всяком случае, с грамматикой у меня проблем нет. Любую тему могу объяснить.
- Но ты же занята своим делом, - Даша показала на оставленные Соней в кресле инструкции и книгу. - Ты будешь мне помогать, тратить своё время?
- Нет! - сердито рявкнула Соня. - Сейчас я усядусь обратно в кресло, и буду читать Лукьяненко! И спокойно допущу, чтобы тебя Елизавета Вадимовна и Елена Сергеевна потом в порошок стёрли!
Она возмущённо продолжала:
- Разве в вашей группе так принято? Вам настолько наплевать друг на друга, раз ты так думаешь? Но даже если это и так – мне не всё равно!
Сейчас мы с тобой займёмся твоим заданием! И сделаем всё, что в наших силах! И не возражай! Поняла?
Соня говорила жёстко и твёрдо. Даша, ошеломлённая таким напором, машинально ответила:
- Да!
Затем энергично потрясла головой, как будто отгоняя наваждение, и растерянно произнесла:
- Сонь, ты меня даже напугала. Мне на секунду показалось, что я с воспитателем разговариваю! Если бы ты сказала: “Садись за стол!”, я бы, наверное, ответила: “Слушаюсь”.
Соня усмехнулась:
- Я этого и добивалась. Чтобы тебя немного в чувство привести.
- Спасибо, - благодарно отозвалась Даша. - Если можешь, помоги мне, пожалуйста! А в группе у нас в этом плане всё в порядке, ты не думай. Извини! Это я после порки ещё плохо соображала. Больно было ужасно! Инна Владимировна обычно так не зверствует!
Девушки занялись немецким. Соня действительно хорошо разбиралась в немецкой грамматике, и, главное, умела чётко и доходчиво объяснять.
В школе и колледже её “поднадзорные” обычно резко повышали свою успеваемость. И не только за счёт строгих наказаний, а больше благодаря грамотным объяснениям их лидера. Талант педагога у Сони был, несомненно!
Девушка долго сомневалась, кем ей всё-таки стать: врачом или педагогом. Медицину она тоже очень любила и интересовалась ею. Одно время она даже почти склонилась в сторону медицины – когда не прошла тест “Системы перевоспитания”.
Окончательное решение они с мамой приняли только после прохождения второй ступени теста для поступающих в колледж. Соне было настоятельно рекомендовано избрать педагогическую деятельность по гуманитарно-лингвистическому направлению. Девушка так и поступила, хотя баллов у неё было достаточно, чтобы пойти учиться и в естественнонаучный колледж.
Сейчас Соня разъяснила Даше все непонятные моменты, и та довольно быстро сама исправила свои ошибки. На полочке с канцелярскими принадлежностями они обнаружили замазку для чернил, закрасили неправильный текст, и Даша аккуратно чёрной пастой вписала верные ответы.
- Ну вот! - в голосе Сони прозвучало удовлетворение. - Теперь в группе подойдёшь к Инне Владимировне, только с очень виноватым видом, даже глаз не поднимай, поняла? И скромно попросишь разрешения распечатать правильный вариант. Время-то будет! Ведь отчёт сегодня только в шесть!
По средам с 17-ти до 18-ти у Лены было время беседы с заведующей отделением и экспертом “Центра” о её работе, поэтому на отчёт она в эти дни приходила позже.
- Соня, Инна Владимировна не разрешит, - покачала головой Даша. - Ты же видела! Они с Марией Александровной уже сговорились нас наказать! Теперь будут действовать заодно!
- Ты думаешь, она из-за Марии Александровны так себя вела? - удивилась Соня.
- Конечно! Да Инна Владимировна иначе никогда бы так не поступила! - уверенно заявила Даша. - Нет, я, конечно, виновата, и она в любом случае могла бы меня так же выпороть. Но на “съедение” Елизавете Вадимовне она бы меня не отдала, это точно! После наказания села бы со мной, вот, как ты – и помогла бы сделать задание.
Они с Марией Александровной знаешь, как всегда следят, чтобы мы на индивидуальных уроках хорошо отвечали! Всё по нескольку раз спросят и проверят! Это для них – дело чести! И вдруг: “Выкручивайся, как хочешь!” и “Это не входит в мои обязанности”!
Да я впервые от Инны Владимировны такую фразу вообще услышала, где она про свои обязанности упоминает!
Нет, Соня, они решили вместе нас проучить!
- “Холодная война”? - вспомнила Соня слова Гали.
- Вот-вот, именно, - закивала Даша.
- Ничего, Даша! Если даже распечатать не получится – отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть. У тебя же всё правильно! Объяснишь ей ситуацию. В восторге она, конечно, не будет, но и двойку не поставит!
Но, я думаю, Инна Владимировна всё же разрешит.
Даша, а в чём ещё эта “холодная война” может выражаться?
- Ну... - задумалась девушка. - Они могут действительно начать работать только в пределах своих обязанностей: ни шагу нам навстречу, никаких поблажек. За малейшую ерунду – строго наказывать, даже в случае сомнительной вины. Ты знаешь, что это такое?
Соня кивнула.
- Чихнуть безнаказанно нельзя будет, - продолжала Даша. - Разговаривать с нами будут сухо, называть только по фамилиям, постоянно придираться, одёргивать, покрикивать. Даже просто так, для профилактики! При таком отношении мы, конечно, нервничаем, и нарушений ещё больше.
Всегда будут проводить предварительные наказания, причём, строгие! За что раньше бы нам дали 10 ремней, или предупреждение, теперь не меньше 20-30-ти ударов получим. А потом ведь и Елена Сергеевна добавляет, ты знаешь.
Дальше. Помощь никакую сами не предложат, только, если попросишь. Проверками на аккуратность просто замучают! Специально будут ловить! Из туалета выйдешь, а тут тебя “хвать” - и на осмотр. И наказание. “Почему биде не воспользовалась?” Ну, или что-нибудь в таком духе!
Телевизора и художественных книг сразу под каким-нибудь предлогом лишат, причём, надолго. В общем, жуть! Влипли мы капитально!
- Слушай, Даш! - Соня выглядела потрясённой. - Инна Владимировна не сможет так с нами поступать!
Девушку такая перспектива просто испугала. Ей хватало сурового отношения Елены.
Даша задумалась.
- Ты знаешь, она-то как раз так ещё и не поступала раньше. Нам такое Мария Александровна ещё до неё устроила. А Инна Владимировна сама вряд ли этого хочет. Но из солидарности – сделает! Сонь, она уже начала!
Как будто в подтверждение Дашиных слов, дверь резко распахнулась. Девушки вскочили. Появившаяся на пороге Инна резко велела им:
- Выходите! Идём в спальню!
Соня с Дашей, подхватив свои вещи, поспешно вышли в физкультурный зал. Занятие закончилось. Спортивные игры воспитанницы любили. Это была вполне законная возможность побегать, пошуметь, покричать, в общем, хоть как-то снять напряжение. Ведь этого нельзя было делать больше нигде!
Сегодня 204-ая группа играла против 205-ой и выиграла с небольшим разрывом в счёте. Игра и победа развеселили девушек, они оживлённо обсуждали матч, смеялись, делились впечатлениями.
Однако по приказу воспитателей, обе группы тотчас выстроились у выхода. Вика и Наташа Пономарёва встали в строй буквально на какую-то секунду позже остальных.
Инна Владимировна смерила их гневным взглядом:
- Приказы надо выполнять сразу, а не когда вам захочется! Или у вас со слухом плохо? Сейчас в группе получите по 20 ремней плюс замечание в карточку! И на неделю, включая воскресенье, лишаетесь телевизора, фильмов в кинотеатре и художественного чтения!
Все девушки, в том числе и из 205-ой группы, практически вытаращили глаза от удивления. Такое наказание за секундное опоздание – это было сурово!
Соня и Даша обменялись понимающими взглядами.
“Надо срочно принимать меры”, - подумала Соня.
План был уже полностью продуман, оставалось предложить его девчонкам.
Это удалось сделать в санблоке, куда все отправились принять душ после физкультуры.
Воспитанницы были озадачены и напуганы внезапно изменившимся поведением Инны Владимировны. Девушки прекрасно осознавали, что Мария Александровна будет поступать с ними наверняка ещё более жёстко.
Соня рассказала о своих предложениях очень быстро, пока одноклассницы ещё раздевались. Устраивать длительную дискуссию в санблоке было нельзя – воспитатели беспощадно с этим боролись. Они не разрешали воспитанницам превращать санитарный блок в место для общения.
Выслушав Соню, девушки посмотрели на неё озадаченно.
- А, ты думаешь, получится? – с сомнением спросила Наташа, которой и предстояло взять на себя во всём этом действии основную миссию.
- Почти уверена! - твёрдо заявила Соня. - Во всяком случае, это единственный шанс. Попытаться надо! И мы должны сделать это сегодня! До завтра Мария Александровна так себя накрутит, что никакие извинения не помогут! Она нас даже слушать не станет!
- Девчонки, а может, не надо. Лучше потерпим, чем на такие жертвы идти, - засомневалась Зоя.
- Молчи лучше! - набросилась на неё Лиза. - Потерпим! Знаешь, сколько ты за это время лишних наказаний заработаешь! Тебе столько и не снилось! Тебя ещё в группе не было, когда мы от Марии Александровны такой бойкот переносили! Ты не знаешь, что это такое! Нет, девочки, Соня абсолютно права! Чтобы это предотвратить, ничего жалеть нельзя!
- А если Елена Сергеевна не согласится? - спросила Юля. - Ведь без неё ничего не получится?
- Тогда всё! - вздохнула Соня. - Но она, скорее всего, согласится. Мне кажется, Елене Сергеевне это всё тоже не понравится. Она будет рада завершить конфликт быстро.
- Ну да, она не любит таких затянутых ситуаций, - согласилась Наташа. - И сама долго обычно ни на кого не сердится.
“Ага! Не сердится долго!” - промелькнуло у Сони.
Выражение её лица, видимо, изменилось, потому что Наташа быстро добавила:
- Сонь, ну не расстраивайся! По отношению к тебе Елена Сергеевна тоже скоро смягчится! Вот увидишь!
Соня кивнула:
- Со мной всё в порядке. Девчонки, решайтесь! Иначе “холодная война” нам обеспечена. Не меньше, чем на месяц, уверяю!
- Все согласны? - Наташа обвела девушек глазами. - Зоя?
Девушка кивнула.
- Ладно. Так и сделаем. А сейчас быстро моемся, пока Инна Владимировна сюда не пришла.
Соня с Дашей вышли из санблока.
Инна Владимировна сидела в спальне за своим столом и работала за компьютером, подготавливая документы к отчету. - Бери свое задание, и к ней! Быстро! - шепнула Соня. Даша побледнела.
- Давай, пока она свободна, - настаивала Соня. - Другого времени не будет. И помни – очень виноватый вид.
Даша кивнула. За три года пребывания в “Центре” она, конечно, уже закалилась. За это время ей пришлось пережить много разных мелких и крупных неприятностей, но сейчас ситуация была не совсем обычная. Девушка испытывала одновременно стыд, робость и смущение.
С замирающим сердцем она подошла к столу воспитателя и дрожащим голосом спросила:
- Инна Владимировна, извините! Можно к вам обратиться?
- Я тебя слушаю, - Инна и не подумала оторваться от работы, голос её прозвучал холодно.
- Я ещё раз прошу прощения за свой поступок, - тихо начала Даша.
- Не утруждайся! Дальше! - отрывисто велела воспитательница.
- Инна Владимировна! Я всё исправила.
Даша положила на стол свои листочки с заданием.
- Пожалуйста, разрешите мне распечатать правильный вариант!
Инна, наконец, оторвалась от компьютера и сердито посмотрела на девушку.
- Я потратила на тебя сегодня уже достаточно времени и в очередной раз проверять твоё задание не собираюсь! А распечатывать новые ошибки нет никакого смысла. Отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть.
- Инна Владимировна! - взмолилась Даша. - Понимаете, в этот раз у меня всё правильно! Мне Соня помогла! Вам не надо проверять! Можно, я просто исправлю всё в программе и распечатаю? Пожалуйста!
Инна Владимировна взглянула на Соню, которая больше для виду копалась в своём шкафу:
- Левченко! Подойди ко мне!
Соня быстро выполнила распоряжение. Сердце колотилось: девушка переживала за Дашу, однако в душе чувствовала, что Инна Владимировна пойдёт ей навстречу.
- Ты помогала Карповой с немецким? - строго спросила Соню воспитательница.
- Да, - кивнула Соня. - Инна Владимировна, у неё всё правильно. Я ручаюсь!
- Ручаешься? - усмехнулась Инна. - Ты у нас специалист по немецкой грамматике?
- Думаю, да, - осторожно ответила Соня.
- И ты, наверное, сама всё за неё сделала?
- Нет! Я только объяснила тему. Ошибки Даша сама исправляла! Но я всё проверила.
- Хорошо! - проговорила Инна Владимировна, обращаясь к Даше. - Иди распечатывай! Считай, что тебе повезло!
- Спасибо, - благодарно выдохнула та и почти бегом направилась в класс.
- Инструкцию мне сейчас ответишь? - с усмешкой спросила Инна у Сони.
Девушка на секунду задумалась. Инструкцию она выучила, но не хотела рассказывать её Инне Владимировне до отчёта. Несомненно, воспитателя удивит Сонин выбор первой инструкции для ответа.
- Если можно, после самоподготовки, - попросила Соня.
Инна молча кивнула и вернулась к работе.
*
Лена, конечно, ещё днём узнала обо всём, что произошло в группе. Мария Александровна позвонила ей сразу после разговора с воспитанницами, они встретились и определились с тактикой дальнейшего поведения.
Маша, естественно, была страшно возмущена поступком девушек, и Лена её понимала и поддерживала. Однако в душе она в этот раз сочувствовала своим девчонкам, была уверена, что они сделали это не со зла и в действительности не хотели обидеть воспитательницу. Кроме того, наверняка они и сами сильно переживают и чувствуют себя виноватыми.
Впрочем, это не имело никакого значения. Лена просто обязана была полностью встать на сторону своего дежурного воспитателя и не должна была подсказывать девушкам, как им лучше вести себя в данной ситуации.
Маша была настроена решительно. Она уже заручилась поддержкой Инны, и “дежурные” решили вместе хорошенько проучить воспитанниц, изменив к ним на какое-то время отношение.
- Для начала – на месяц, а там – как вести себя будут! – возмущённо говорила Маша.
Лена понимала, что она права. Ведь воспитанницы формально даже не допустили нарушения «Правил». К ним всё равно можно было применить любые меры взыскания, но разовое наказание не оказало бы должного эффекта. А вот длительное холодное отношение будет для девушек весьма ощутимым и болезненным.
- Не волнуйся, Маша! – твёрдо заявила Лена. – Я полностью на твоей стороне! Сегодня на отчёте поговорю с ними соответствующим образом. «Холодную войну» вашу тоже поддержу, и можешь им любые дополнительные наказания придумать – я на всё дам «добро».
- Спасибо! – Маша была тронута, хотя другого и не ожидала. – Лен, я, конечно, понимаю, что это сурово, и в целом группе повредит. Они только с таким трудом на второе место вышли…
- Не беспокойся! Второе место им, безусловно, без вашей поддержки не сохранить. Но ничего! Это будет им дополнительным уроком. Пусть учатся ценить хорошее отношение своих воспитателей.
Лена видела, что Маша все-таки колеблется, и знала – небольшой шанс смягчить её у воспитанниц есть, но на этот счёт она особо не обольщалась. Группа была сильной, но в данном случае от девушек требовались чёткие, быстрые, решительные действия, а самое главное – какой-то очень оригинальный ход. Не так-то просто будет уговорить Машу отказаться от своего плана.
А быстро придумать что-то особенное, и ещё подвигнуть на это всю группу – на это, пожалуй, не способна ни одна из её воспитанниц.
“Им бы пригласить её сегодня в группу, и упасть на колени всем вместе! – думала Лена. – Завтра они уже ничего не добьются, время будет упущено. Но, кто до такого додумается? Разве что Соня? Да, она смогла бы, возможно. Но она сама новенькая, Машу ещё плохо знает, да и пришла сегодня в группу только после обеда.
За какие-то 3 часа оценить ситуацию, придумать план, довести его до девчонок и убедить их – нет, с этим и Сонька не справится! Тем более, почти всё это время они сегодня были заняты. Им и пообщаться-то как следует наверняка не удалось”.
В общем, на отчёт Лена пришла с твёрдым убеждением, что группу ожидает тяжёлое время.
Она сразу заявила воспитанницам, что знает о конфликте, и вызвала их на очень эмоциональный разговор. Лена не ругала девушек, не повышала голоса. Она просто попыталась доступно и образно объяснить им, что чувствует Мария Александровна, и почему она обиделась.
Но девушки и сами это понимали. Разговор получился общим, очень насыщенным, доверительным. У многих воспитанниц в глазах стояли слёзы.
- Что же, - заявила, наконец, Лена. – Я рада, что вы всё понимаете, но мне очень жаль. Мария Александровна намерена отнестись к вам строго, и это, конечно, будет справедливо.
- Инна Владимировна, мы у вас тоже просим прощения. Особенно я, - виновато произнесла Юля. – Вы на нас очень сердитесь?
Инна во время разговора практически всё время молчала и сидела с невозмутимым видом. Сейчас она ответила:
- Тогда сразу – очень рассердилась. Сейчас уже немного пар выпустила.
Она слегка улыбнулась.
- Рада, что вы раскаиваетесь. Но это ничего не меняет. Мария Александровна попросила меня её поддержать, и я, конечно, это сделаю. Даже не сомневайтесь! Хотя признаюсь – мне этого не хочется и удовольствия никакого не доставит.
- Инна Владимировна! – Лиза взволнованно подалась вперёд. – А если Мария Александровна нас простит, то можем мы рассчитывать, что и вы тоже не будете на нас сердиться?
- Можете, - усмехнулась Инна. – Но она вас не простит. В этот раз Мария Александровна настроена очень серьёзно.
Наташа глубоко вздохнула и подобралась. Начиналось самое главное.
- Елена Сергеевна, - проникновенно начала она. – Мы очень просим вас об одном одолжении.
– О каком?
“Очень интересно, что же они придумали?”
- Не могли бы вы позвонить Марии Александровне и попросить её придти к нам в группу. Сейчас. Пожалуйста! Скажите ей, что мы хотим сегодня перед ней извиниться, что не можем ждать до завтра! Мы просто не уснём сегодня, если не поговорим с ней! Это общая просьба, от всей группы! Елена Сергеевна, не откажите нам, пожалуйста!
Лена быстро взглянула на Инну, но та едва заметно пожала плечами.
“Ничего себе! – мелькнуло у Лены. – Неужели я ошибалась? А девчонки молодцы, решили не сдаваться”
Она, не отвечая, с задумчивым видом смотрела на девушек. Пауза затягивалась.
- Елена Сергеевна, - не выдержала Лиза. – Если вы считаете, что это неудобно…
- Нет! – резко перебила Наташа. – И уже мягче сказала:
- Извини, Лиза. Елена Сергеевна, пожалуйста, помогите нам! Для нас это очень важно!
“Молодец, Наташка!” – восторженно подумала Соня.
Наташа Леонова не всегда могла найти правильное решение, но если перед ней уже стояла задача, то к цели девушка шла неуклонно, и обычно добивалась своего. Подобные переговоры она тоже вела довольно умело. Всё-таки бывший лидер!
- Можно узнать, чья это идея? – подала голос Лена.
Воспитанницы растерянно переглянулись.
Соня быстро встала.
- Моя, Елена Сергеевна! – на Лену она не смотрела.
- А! Ну, конечно! Коллега! Можно было и не спрашивать! – Лена явно насмехалась, однако Соня уловила в её голосе и нотки растерянности.
- А у вас есть и дальнейший план? – обеспокоено спросила Инна Владимировна.
- Да, - кивнула Соня, по-прежнему не отрывая взгляда от стола.
- Не поделитесь? – продолжала Инна.
- Нет, Инна Владимировна! Не спрашивайте! Они должны сами разобраться! – решительно заявила Лена.
- План тоже « коллега» придумала?
Лена спросила это у Наташи, начисто игнорируя Соню. Староста кивнула.
- В таком случае, мы тем более можем не вмешиваться! Всё сработает! На 100 процентов!
Лена говорила вроде бы серьёзно и убеждённо. Все девушки, включая Соню, да и Инна Владимировна, смотрели на неё удивлённо.
- Елена Сергеевна! – попыталась пояснить Инна. – Марию Александровну очень трудно будет смягчить!
- О! Догадываюсь! Но они очень постараются, правда, девочки? А вы, Инна Владимировна, ещё не знаете, какие гениальные планы наша Соня в состоянии придумать! Она настоящий стратег! Я уже имела возможность в этом убедиться!
Соня сильно покраснела. Она-то знала, что Лена имеет в виду!
- Садись, - велела ей Лена и достала телефон.
- Я попробую, - обратилась она к девушкам. – Мария Александровна сегодня здесь, в «Центре». Но не факт, что она согласится.
Лена набрала номер.
- Мария Александровна! – с улыбкой проговорила она. – Добрый вечер! Чем занимаетесь?
Отлично! А у меня к вам поручение от наших воспитанниц. Мария Александровна, девочки очень просят вас подойти сейчас к нам в группу. Ненадолго! Они мне заявили, что хотят непременно сегодня перед вами извиниться, а то спать спокойно не смогут! Может быть, вы согласитесь сегодня их выслушать?
Все воспитанницы не отрывали от Лены глаз. У Сони буквально замерло сердце: этот пункт был самым уязвимым в её плане.
Да, Лена, к счастью, согласилась передать Марии Александровне их просьбу. Но ведь та вполне может отказаться! Если бы Соня или Наташа сами могли поговорить с воспитателем! А так сейчас ни они, ни другие девушки не могут повлиять на ход разговора. Но вот от Лены зависит очень многое!
Очевидно, Мария Александровна не соглашалась. Лена довольно долго слушала её ответ, и, в свою очередь, произнесла:
- Мы сейчас с ними очень серьёзно поговорили. Они всё понимают и, действительно, страшно сожалеют!
Послушав ещё немного, Лена вздохнула:
- Да, я понимаю. Но они очень просят. И… знаешь, Маша! Я присоединяюсь к их просьбе!
Инна тронула Лену за плечо, чтобы обратить на себя внимание, и легонько постучала большим пальцем правой руки себя по груди.
- И Инна Владимировна тоже! – добавила Лена. – Давай, ты придёшь и просто их выслушаешь, ладно?
- Спасибо! Ждём!
Лена закрыла телефон и сообщила девушкам:
- Мария Александровна придёт.
- Спасибо! – раздались взволнованные голоса сразу нескольких воспитанниц.
- А теперь давайте, наконец, приступим к отчёту.
Лена знала, что Мария Александровна появится в группе не раньше, чем через 15 минут. Маша сказала ей, что только что вышла из бассейна. Ей надо вернуться в свою квартиру, переодеться в свою форму воспитателя и дойти до отделения.
Сотрудникам на отделении разрешалось посещать в свободной одежде только свою столовую. Во всех остальных помещениях они обязаны были находиться только в форме, даже если сегодня и не работали.
- Елена Сергеевна, - сказала Инна. - У Карповой в 18.20. индивидуальное занятие по немецкому. Давайте начнём с неё и отпустим на урок.
Лена кивнула. Инна коротко, без эмоций, рассказала о Дашиных проблемах с заданием по немецкому и о предпринятых по отношению к девушке воспитательных мерах.
Лена строго сообщила смутившейся воспитаннице:
- Вечером будешь иметь со мной серьёзный разговор. Будь готова объяснить своё поведение. А теперь – иди на урок!
- Слушаюсь, - ответила Даша. И добавила:
- Елена Сергеевна! Пожалуйста, передайте Марии Александровне, что всё, о чём девочки с ней будут говорить, я полностью поддерживаю!
Отправив Дашу, Инна Владимировна быстро завершила отчёт.
Вскоре появилась Мария Александровна.
Она неторопливо подошла к столу, нахмурившись, оглядела воспитанниц, вытянувшихся по стойке «смирно». Её прямые полудлинные тёмные волосы ещё не до конца просохли после плавания и были свободно распущены. В отношении причёсок к воспитателям никаких строгих требований не предъявлялось, и они активно этим пользовались.
- Я вас слушаю! Ради чего вы меня вытащили прямо из бассейна? – сурово спросила воспитательница.
- Мария Александровна! – взволнованно начала Наташа. – Я буду говорить от имени всех девушек группы. Мы очень перед вами виноваты и просто умоляем о прощении!
Мы вас сейчас потревожили, потому что не сможем дожить до завтра с таким чувством вины! Мы хотели, чтобы вы тоже сейчас узнали, что мы очень ценим ваше хорошее к нам отношение! Мы ни в коей мере не хотели вас обидеть или расстроить!
Поверьте нам, пожалуйста! Вы всегда с нами поступаете честно, и всё нам рассказываете! И у нас действительно не было никаких причин сомневаться в ваших словах!
Мария Александровна, мы не можем логически объяснить то, что произошло! Это было какое-то общее помрачнение сознания!
Да, мы очень волновались и переживали за Соню! И мы решили, что вы нам всего не сказали, чтобы нас не расстраивать!
Но, конечно, это было глупо! Теперь мы понимаем, что не имели никаких оснований такое предположить!
Пожалуйста, не думайте, что мы вам не доверяем! Это не так! Честное слово! Пожалуйста, не сердитесь! Хотя бы попробуйте нас простить, умоляем!
Внезапно все девушки, как по команде, вышли из-за стола и упали на колени, прямо перед Марией Александровной.
– Простите нас! Не сердитесь! - вразнобой заговорили они.
“И до этого “коллега” додумалась! - растерянно думала Лена, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимость. - Интересно, что будет дальше?”
– Очень трогательно! - Мария Александровна оставалась хладнокровной.
Было непонятно, говорит она с насмешкой или действительно так думает.
– Вы можете подняться и сесть на свои места, - разрешила она.
Воспитанницы быстро расселись. Мария Александровна тоже подошла к столу. Лена и Инна подвинулись в разные стороны и дали ей сесть между собой.
– Что же, - Маша как бы думала вслух. - Предположим, я вам поверила. Я допускаю, что вы раскаиваетесь, что на самом деле мне доверяете и не хотели меня обидеть. Так?
Девушки закивали.
– Вы ещё чего-то от меня хотите? - воспитатель насмешливо оглядела воспитанниц.
– Мария Александровна! - взволнованно произнесла Наташа. - Мы понимаем, что заслужили строгое наказание, и мы просим вас и Елену Сергеевну наказать нас, по своему усмотрению!
Но, Мария Александровна, - в глазах у Наташи появились слёзы. - Пожалуйста, не надо изменять к нам отношение! Не сердитесь на нас, умоляем!
– То есть, не устраивать вам бойкот! - усмехнулась воспитатель.
– Да! - горячо подтвердила Наташа.
– А что мне остаётся? - возмутилась Мария Александровна. - На колени, что ли, всю группу отправить – людей смешить? Или сладкого лишить – как дошкольников?
Соколовой я обещала строгую порку – и она её получит! А остальные формально вообще ни в чём не виноваты!
Пороть каждую из вас мы с Еленой Сергеевной не собираемся. Делать нам больше нечего! Это, между прочим, труд – и нелёгкий! Да и не устроит меня одна порка! И что вы предлагаете?
– Мария Александровна, - голос Наташи немного дрожал. - Мы всей группой приняли решение, что в любом случае дополнительно сами себя накажем. Сделаем то, что в нашей компетенции. Может быть, это вас устроит?
– “Ещё интересней! - теперь Лена была уже просто заинтригована. - Не так-то много находится в их компетенции! Что они могут? Только, как Соня, лишить себя фильмов и сладостей”.
Однако она ошибалась.
– Так изложите, - предложила Маша.
Наташа перевела дух и вынула из пластиковой папки 3 листа размером А-4, исписанных вручную.
– Мы в прошлом отчётном периоде заняли второе место, - начала она. - Но после этого случая мы решили, что недостойны его. Группа, которая позволила себе так поступить по отношению к своему воспитателю, не может считаться одной из лучших!
Мы обращаемся к педсовету нашего отделения с просьбой лишить нас всех привилегий, которыми нас наградили, и передать их в более достойную группу.
Наташа протянула заявления Марии Александровне. Воспитатели взяли по листочку, просмотрели, затем передали листы друг другу. В итоге, каждая прочитала всё. Такого они никак не ожидали!
– Вы отказываетесь от своих призов? На все 3 месяца? - недоверчиво переспросила Инна.
– Да! - теперь голос старосты был твёрдым.
– И сертификаты отдаёте? - уточнила Мария Александровна, дочитывая последнее заявление.
Наташа положила на стол стопку сертификатов и обратилась к Лене:
– Елена Сергеевна! Мы заявления составили по инструкции. А вот что написать на сертификатах – в инструкции этого нет. Вы нам скажите, как правильно, мы сейчас допишем.
Лена была просто поражена. В самое сердце!
“Это как раз то, что надо! Тот самый оригинальный ход! Прямо в точку! - потрясённо думала она. - Но как Сонька их уговорила за такое короткое время?”
Она пристально посмотрела на Соню, но девушка старательно избегала её взгляда. Смотрела в стол, прямо перед собой.
– Ничего не надо на них писать, - спокойно ответила Лена вслух. - Сертификаты просто прилагаются к заявлению.
– Только... - засомневалась Наташа. - Мария Александровна, трёх сертификатов у нас уже нет. Девочки их использовали.
Но следующие, которые нам в положены в январе, мы уже просим нам не выдавать.
– Да уж! - протянула Мария Александровна. - Вот это поступок! Не буду скрывать, вы меня просто поразили. Несомненно, это меня устроит!
По группе пронёсся вздох облегчения.
– Но, девочки, у меня возникает один вопрос. Соня Левченко в этой ситуации совершенно ни при чём. Она невиновна. Совсем. За что вы и её всего этого лишаете?
Соня быстро встала.
- Мария Александровна! Но я же этих призов и не заслужила! Меня ещё не было в группе, когда девочки их зарабатывали! Так что я и не могу ни на что претендовать! А тортов я всё равно не ем! И на спектакль восемнадцатого тоже не хотела ехать! Так что всё правильно!
- Да. Правильно, - согласилась Мария Александровна. – Но не совсем!
Она помолчала.
- Признаюсь, девочки, меня очень впечатлило ваше поведение.
Во-первых, я пришла к выводу, что у вас с самого начала были смягчающие обстоятельства. Надо учитывать, что вы переживали за свою подругу. Действительно, так всё совпало! Вы могли волноваться!
Во-вторых! Мне понравилось, что вы меня пригласили сегодня и настояли на этом.
И в-третьих. Ваше решение отказаться от призов подтверждает, что вы всё осознали и сожалеете о своём поступке. Мне действительно нет смысла наказывать вас холодным отношением, раз вы уже всё поняли, тем более что удовольствия мне это не доставит. Так же, как и Инне Владимировне!
Инна согласно кивнула.
- Елена Сергеевна! – обратилась Маша к Лене. – А как всё это организационно будет проходить? Вот эта передача призов другой группе?
Она улыбнулась.
- Шестой год работаю в этом «Центре»! И ничего подобного за это время не видела!
Мария Александровна пришла на работу в этот «Центр» студенткой первого курса колледжа, так же, как Лена и Инна, а сейчас она училась заочно на втором курсе педагогического института. До третьего курса место работы можно было не менять, а вот на будущий год ей однозначно придётся перевестись работать в «Центр» для студенток ВУЗа.
- Я тоже не видела! И даже не слышала о таком! – усмехнулась Лена. – Но девочки всё сделали грамотно. Заявления составлены чётко по инструкции, подписаны всеми воспитанницами. Я предъявлю их на педсовете. Возможно, пригласят старосту – лично всё подтвердить.
Скорее всего, призы разделят между группами, у которых четвёртое и пятое места, но окончательно всё решится голосованием.
Мария Александровна посмотрела на Наташу Леонову.
- Наталья! А ты ведь уже третий год мечтаешь побывать в Большом Оперном! А теперь «Дон-Кихота» не посмотришь!
Наташа была ярой любительницей оперы и балета. Здесь, в «Центре», ей приходилось довольствоваться дисками с записью.
Воспитатели, зная об этой её страсти, периодически привозили Наташе записи её любимых произведений хорошего качества, и иногда позволяли девушке смотреть их в своём кабинете. Времени на просмотр телевизора или дисков у воспитанниц было немного, и, когда такое время выпадало – не всем хотелось смотреть, например, оперу.
Сейчас Наташа быстро ответила:
- Мне не жалко, Мария Александровна! Для нас гораздо важнее сохранить ваше хорошее отношение!
- Не жалко? – возмущённо воскликнула воспитатель. – А мне вот жалко!
Девочки, я с вами работаю с момента вашего поступления в наш «Центр» - с первого курса! Сколько времени мы с вами добивались этого второго места? Полтора года!
Вы долго к этому шли, очень старались! А последние 6 месяцев особенно! И Елена Сергеевна, и Инна Владимировна столько труда вложили, чтобы вы добились этого результата! Разве не так?
- Так! – ответили сразу несколько девушек.
- А теперь предполагается отдать всё это другим группам! А вы успели только один раз торт к ужину получить! И на спектакли другие за вас поедут! Я уже не говорю о сертификатах!
- Мария Александровна, но мы это заслужили! – убеждённо проговорила Лиза.
- Но это не только ваши награды! – взволнованно продолжала Мария Александровна. – Но и наши тоже!
Она обвела рукой себя, Лену и Инну. Мы их вместе кровью и потом заработали, и очень за вас были рады, когда вы их получили! И теперь отдать всё это другим?
- Маша, а к чему ты всё это говоришь, собственно? – обеспокоено спросила Инна. – Ты же уже обещала принять их жертву, и за это не устраивать им бойкот. Ты передумала?
Девушки были очень взволнованы. Никто не обратил внимания, что Инна обратилась к коллеге по имени в присутствии воспитанниц, что было, конечно, не по инструкции.
- Да! Передумала! – уверенно заявила Маша. – Я этого не принимаю, девочки!
Она решительно взяла заявления и согнула их пополам. Пачку сертификатов подвинула к Наташе.
- Сертификаты свои разбирайте обратно!
И не переживайте. «Холодную войну» я вам тоже устраивать не буду. Я вас прощаю без всяких ваших жертв! Живите спокойно!
Девушки возбуждённо зашумели.
- Но обращаюсь к вам с одной просьбой, - продолжала Мария Александровна.
Воспитанницы замерли. Лена с Инной, впрочем, тоже. Ситуация разрешилась неожиданно, и им тоже было очень интересно, что же за просьба.
- В этом периоде вы должны сохранить второе место! – чётко произнесла Мария Александровна.
Девушки вышли из ступора.
- Мы постараемся, Мария Александровна! – в глазах Наташи блестели слёзы. – Но мы не можем согласиться с вашим решением! Мы должны понести наказание! Обязательно! Вы с нами поступаете чересчур великодушно!
- Великодушия «чересчур» не бывает, - усмехнулась Мария Александровна. – Ещё раз повторяю: сохраните второе место. Этого будет достаточно! И не просто «постарайтесь», а сохраните обязательно!
Пока девочки все вместе горячо благодарили воспитателя, Лена пристально смотрела на Соню. Перехватив на секунду взгляд девушки, и понаблюдав за выражением её лица, Лена поняла – Соня знала, что так всё и будет. Более того – она именно так всё и задумала.
Лена испытывала сейчас смешанные чувства. Она была очень рада, что конфликт так удачно разрешился. Всё-таки это была её группа! Лена относилась к воспитанницам сочувственно и не хотела для них лишних неприятностей.
То, как Соня придумала такой гениальный план и не менее гениально воплотила его в жизнь, восхитило Лену, но в какой-то мере ударило по её самолюбию. Ведь она до последнего момента не могла предположить, какой решающий аргумент выдвинут девушки!
И ещё. Уже несколько месяцев она была близко знакома с Машей, но не представляла, что та может так поступить. Это было совершенно не в её характере! Лена полагала, что от бойкота Маша откажется, но и призов воспитанницы всё-таки лишатся.
А Соня, познакомившись с Марией Александровной всего несколько дней назад, уже смогла всё просчитать!
“И моё поведение предугадала! Она знала, что я помогу девчонкам и уговорю Машу прийти! Ну и комбинатор!» – думала Лена про Соню. – Хотя, в принципе, она сделала всё правильно! И девчонкам помогла, да и себе тоже. А то, вдобавок к моему жестокому к ней отношению, ещё «холодная война» со стороны дежурных воспитателей – это уже слишком!”
- У меня есть встречное предложение! – твёрдо заявила Лена.
Наступила тишина.
- Сегодняшний случай ещё раз показал, что даже за последний месяц группа сильно продвинулась вперёд. Вы стали более дружными, дисциплинированными и организованными. Коллеги со мной, вероятно, согласятся, - Лена посмотрела на Инну и Машу. – Провернуть такое дело за столь короткое время, причём, успешно – это о чём-то говорит! Обычная группа с этим бы не справилась! Пусть у вас есть два сильных лидера, которые взяли на себя самое трудное, но без вашей слаженности и взаимопонимания всё равно ничего бы не вышло!
Так вот! Я уверена, что вы вполне можете уже в этом периоде сделать рывок на первое место! Зачем останавливаться на втором? Надо двигаться дальше! Вы не согласны?
Девушки пока молчали, но по их глазам Лена видела, что предложение им понравилось. Наверняка многие и сами уже об этом задумывались.
- Я полностью поддерживаю Елену Сергеевну! – твёрдо сказала Инна. – Действительно, девчонки, вы сможете!
Глаза Марии Александровны заблестели.
- Отличное предложение! – проговорила она. – Что, дорогие мои, принимаете?
- Можно попробовать, - не очень уверенно произнесла Наташа. – Просто… Елена Сергеевна, ведь 205-ую группу ещё никому не удавалось подвинуть! Они безусловные лидеры! С первого курса!
- А 206-ую тоже! – отпарировала Инна. – А вы смогли! И не надо мыслить стереотипами! Ничего особенного в 205-ой группе нет! Тем более, Елена Сергеевна там уже давно не работает!
Все - и воспитатели, и девушки, дружно рассмеялись.
- Нечего смеяться! – почти сердито сказала Инна – Представьте! Эту группу вели вместе Светлана Петровна и Елена Сергеевна! Долго! Почти год! Конечно, как они могли не брать первое место! А потом Елена Сергеевна ушла к вам – и вы за два периода с 9-го места прыгнули на 2-е! Да вы для них сейчас – главные конкуренты!
Да, они остаются сильными! И придётся потрудиться. Но вы не слабее! И вполне сможете!
Девушки были взволнованы.
- Девчонки, а давайте правда попробуем! – возбуждённо предложила Юля. – Мне тоже кажется, что мы сможем! Ну, а если не получится первое, то второе-то уж точно удержим!
- Нет! – вырвалось у Сони. Выпалив это, она тут же покраснела.
“Ну вот, опять вылезла! Сейчас Елена снова будет насмехаться. Скажет: «Что ещё «коллега» придумала?»
Однако Лена на этот раз промолчала, а вот Инна доброжелательно сказала:
- Давай, Соня! Выскажи свои соображения.
Соня глубоко вздохнула.
- Если мы целенаправленно сразу не настроимся именно на первое место, то мы его и не завоюем!
- Совершенно согласна, - кивнула Инна.
- У тебя есть конкретные предложения? – спросила Мария Александровна.
- В общих чертах.
- Так поделись с нами!
- Нам надо составить план действий, - начала Соня. – Для начала каждая из нас должна продумать для себя, какие у неё трудности: в учёбе или в других областях жизни. За что она чаще получает замечания, и как можно с этим бороться!
Затем хорошо бы нам всем вместе это обсудить. Решить, что мы можем сделать друг для друга, и чем нам могут помочь воспитатели. И работать над этим постоянно!
- Всё очень логично, - Лена взглянула на часы. – Сейчас уже пора готовиться к ужину. Я предлагаю всем до завтра подумать над своими проблемами. Так, как предложила Соня. И начнём потихоньку обсуждать.
- Уважаемые коллеги, - обратилась она к своим дежурным воспитателям. – Попрошу вас ненадолго пройти в кабинет. А вы, девочки, в семь часов должны стоять в строю, как всегда!
Девушки остались в спальне одни.
- Девочки! – начала Юля. – Мы должны поблагодарить Соню и Наташу! Они нас просто всех спасли!
Воспитанницы одобрительно зашумели.
- Я ни при чём, - покачала головой Наташа. – Это всё Соня. Она наш «мозговой центр».
- Девчонки, перестаньте, - смутилась Соня.
- Нет, ты себе даже не представляешь, от чего ты нас избавила! – воскликнула Лиза. – Мы все у тебя в долгу!
- Соня, а я у тебя в двойном долгу! – горячо произнесла Даша, которая недавно вернулась с урока немецкого. – У Елизаветы Вадимовны сегодня настроение было – отпад! Хуже некуда! Если бы я пришла к ней с той неправильной распечаткой – живой бы не вышла! Это точно!
А так – с трудом, но четвёрку заработала!
- Я рада, - улыбнулась Соня. – Девочки, извините, мне надо выйти.
Она быстро ушла в санитарный блок.
- Девчонки, сядьте на минутку, - обратилась Юля к подругам, которые тоже начали вставать из-за стола. – Есть разговор! Вы слышали сегодня на отчёте, какое положение у Сони?
Девушки помрачнели.
- Да уж, - протянула Наташа Леонова. – Только розог – сто! И на коленях ей до Нового Года стоять, не иначе! А то и дольше!
- Девчонки, а за что всё-таки Елена Сергеевна с ней так? – спросила Зоя. – Вы, двое, наверняка знаете!
Она жестом указала на Юлю с Галей.
- Знаем, - подтвердила Юля. – Но вам она пусть сама расскажет, если захочет. Я могу только в двух словах.
- Юля, она же просила молчать! – одёрнула подругу Галя.
- Нет, Галя, я должна! У меня серьёзное предложение, и девчонкам надо это знать.
Все внимательно смотрели на Юлю.
- В общем, они с Еленой Сергеевной давно знакомы.
Девушки вытаращили глаза, некоторые ахнули.
- У них, во-первых, давний конфликт. А во-вторых, совсем недавно Сонька поступила по отношению к Елене Сергеевне очень некрасиво. Она перед ней здорово виновата, это точно! Тогда она понятия не имела, что Елена Сергеевна – воспитатель «Центра». А здесь попала как раз в её группу! Как назло! Прямо как «кур в ощип»!
Юля расстроено махнула рукой.
- Ну, вот в этом всё и дело! Соня очень раскаивается, свою вину признаёт, у Елены Сергеевны сразу просила прощения, ещё в изоляторе! Но всё бесполезно!
А вчера утром она ещё раз попробовала – и теперь совсем дело плохо! Елена Сергеевна только разозлилась, велела ей больше об этом не заикаться и обещала устроить «трудную жизнь». Для начала – пороть с утра до вечера!
- Ничего себе! Да что же Сонька такого ей сделала? – изумлённо спросила Вика.
- Девчонки, это только она сама может рассказать! Ей очень стыдно! А мы слово дали!
- Хорошо, Юля! А что ты предлагаешь? Как мы можем помочь?- разволновалась Наташа. – Всей группой Елену Сергеевну попросить? Так это чревато! Она ведь запрещает нам такие групповые просьбы друг за друга!
- Нет! Просить нельзя! Я предлагаю поддержать Соню именно сейчас, когда у неё столько «зависших» наказаний!
Давайте перепишем на неё свои сертификаты! Нас эти 20 единиц не спасут! А Соньку от этих жутких розог избавят! Вы представляете, что значит 100 розог вытерпеть!
Девушки представляли, но теоретически. Никого из них Лена такому испытанию не подвергала.
- Юлька, ты гений! – выдохнула Наташа. – Мне даже в голову не пришло! Конечно! Я – за!
- Я тоже! – практически одновременно сказали Галя, Даша и Вика.
- И я не против! – проговорила Наташа Пономарёва. – Тем более, психологически мы с этими сертификатами уже расстались! Когда согласились их Марии Александровне отдать.
- А нам-то отдать нечего, - смутилась Лиза.
- Про вас никто и не говорит, - отмахнулась Юля. – Этого хватит. Хотя бы розги с неё снимем!
- Юля, есть одно «но», - вспомнила Наташа. – По инструкции Соня должна дать на это согласие. Ты думаешь, она примет?
- Примет! Уговорим! – уверенно заявила Юля. – Девчонки, поговорим с ней после самоподготовки, ладно? А сейчас нам уже строиться пора.
Сегодня 204-ую группу ожидала ещё и приятная новость.
Перед ужином, когда всё отделение собиралось в столовой, к воспитанницам обычно обращалась Галина Алексеевна. Она кратко делала необходимые объявления и доводила до сведения воспитанниц основные решения, принятые накануне на педсовете.
Сегодня заведующая сообщила, что в итоге вчерашней углублённой проверки, без предупреждения проведённой в 204-ой группе, группа получила высший балл. У девушек оказалось всё в абсолютном порядке и во внешнем виде, и в помещении группы. Хотя проверка была действительно углублённой. В ней участвовали сама Галина Алексеевна, дежурный ответственный воспитатель отделения и ещё один независимо привлекаемый в таких случаях воспитатель (вчера – Светлана Петровна).
Во время таких внезапных проверок практически всегда выявлялись недостатки. Чаще всего группа получала штрафные очки, а иногда - и какое-нибудь очень неприятное наказание. Высший балл выставлялся очень редко. Но в 204-ой вчера случилось именно так! И это несмотря на то, что Елена Сергеевна дежурила по всему «Центру» и вообще не имела возможности в течение дня зайти в свою группу.
Решением педсовета группе было назначено 500 плюсовых баллов.
Всё отделение, услышав это, дружно зааплодировало. Галина Алексеевна подошла к столу 205-ой группы:
- Лидеры! Обратите внимание! У вас выявляются серьёзные конкуренты! Не упустите первое место!
Остаток вечера прошёл для Сони просто восхитительно. Девушка спокойно, не ожидая сегодня уже никаких неприятностей благодаря своей «белой метке», выполнила все домашние задания, в том числе и те, которые задолжала за вчерашний день.
Елена Сергеевна и Инна Владимировна всё время самоподготовки тоже сидели в классе, проверяли у воспитанниц выполненные задания и активно им помогали в случае каких-то неясностей.
С «воспитательными мерами» Лена сегодня разобралась быстро – нарушений было немного.
В конце самоподготовки она вызвала в кабинет Соню – индивидуально позаниматься французским, разговаривала с ней прохладно, но не придиралась, и за урок выставила пятёрку.
Правда, Соня была отлично готова, и «Слушаюсь» сегодня где не надо, не говорила.
- Поздравляю с успешной реализацией твоего плана, - заявила Лена в конце занятия, протягивая Соне учётную карточку.
- Спасибо.
Соня решилась поднять на воспитателя глаза.
- Вы на меня не сердитесь? За всё это?
- Нет, - Лена отвечала серьёзно, без всякой иронии. – Мне тоже не хотелось для группы таких осложнений. И ты ведь это знала, правда?
Соня кивнула.
- И знала, что Мария Александровна не заберёт ваши призы, ведь так?
- Я на это рассчитывала, - призналась Соня. – Но до конца не была уверена.
- Ладно. Даже если бы я и сердилась - ты в другом лагере, и должна поступать так, как лучше группе. Кроме тебя, никто бы такого не придумал!
А теперь иди! И раз уж у тебя сегодня «белая метка» - наслаждайся жизнью!
Уже около десяти часов вечера воспитанницы остались в спальне одни. Наташа тут же собрала всех за столом и заявила:
- Соня! Выслушай нас, пожалуйста! И предупреждаю – мы всей группой приняли решение! И ты обязана ему подчиниться!
- Вы меня заинтриговали, - улыбнулась Соня.
Наташа уже второй раз за сегодняшний день выложила на стол сертификаты.
- Мы передаём тебе свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Всё уже оформлено. Ты можешь отдать их Елене Сергеевне и избавиться от розог!
Соня побледнела и растерянно смотрела на подруг.
- И не возражай! Поняла? – грозно предупредила Даша.
Она специально употребила те же слова, что и Соня днём, по отношению к ней.
- Понимаешь, Соня, - Юля приобняла подругу за плечи. – Ты сама сегодня предложила, как нам выйти на первое место: подумать, как мы можем помочь себе и друг другу.
Мы решили таким образом помочь тебе! Тогда тебе будет намного легче справляться дальше. И не забывай, что ты нас всех выручила сегодня! А я, Зойка и Даша тоже благодаря тебе от серьёзных наказаний избавились, так что ты эти сертификаты уже отработала!
- Девочки! – Соня была невероятно расстрогана. – Спасибо! Я этого не ожидала! И не надо меня уговаривать!
В её глазах появились слёзы.
- Я так боюсь этих розог, что и не собираюсь отказываться! Это для меня просто спасение!
Но… я обязательно вам их верну! Всем! Двоим – в январе и феврале, когда призовые получим. А потом - и остальным! Мы обязательно первого места добьёмся! Вот увидите! И я смогу всё вам отдать! Я же понимаю – это ценная вещь!
- Даже и не думай! – решительно возразила Даша.
- Нет, обещайте, что примете! – настаивала Соня.
- Соня. Не переживай. Если захочешь – отдашь! Давай сначала до этого доживём! – примирительно произнесла Наташа.
- Девчонки, - улыбнулась Галя. – А Елену Сергеевну… - она опасливо оглянулась на дверь кабинета и продолжила шёпотом:
… «кондратий» не хватит?
- Если даже теперь она решит нам бойкот устроить – ну и пусть! - рассердилась Юля.
- Нет! – побледнев, воскликнула Соня. – Вот этого не надо!
- Не устроит! – Наташа покачала головой. – Оснований нет. Мы имеем право это сделать! И Елена Сергеевна не будет нас преследовать, я уверена, хотя, в восторг, конечно, не придёт.
Соня, скажем Елене Сергеевне завтра на отчёте. Я сама сделаю заявление и отдам ей документы, а ты только подтвердишь согласие.
Уже лёжа в своей кровати, Соня мысленно разговаривала с мамой. «Вот видишь, мамочка, как всё получается! Я тебе вчера правду сказала: всё не так плохо! Ну, должно у меня здесь всё наладиться! Я верю в это! И Марина поправится!
А Елена… она же на самом деле не жестокая! Сможет меня всё-таки простить!»
Олеся Игоревна тоже верила, что у Сони всё наладится. Тем более что и она, и её муж – Леонид Викторович, не сидели, сложа руки, а настойчиво предпринимали для этого все возможные меры. Предпринимали уже давно, с самого начала, как только случилась вся эта трагедия.
Как раз сейчас уже начали вырисовываться первые, и очень неплохие результаты. На воскресное свидание Олеся Игоревна возлагала очень большие надежды.
Но до него оставалось ещё целых три дня!
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Когда жизнь повернулась спиной
Часть вторая: «Проблески надежды»
Глава 1
Четверг
- Итак, отметки за урок, - Лена обвела воспитанниц 204-ой группы внимательно-насмешливым взглядом.
10 пар глаз смотрели не неё с явным напряжением. Получить за урок оценку ниже четвёрки, да ещё и у своего ответственного воспитателя – это грозило весьма неприятными последствиями.
- Расслабьтесь, - преподаватель улыбнулась. – Логиновой и Леоновой выставляю четвёрки. Остальным – отлично.
По-другому на Лениных уроках в своей группе бывало редко. К изучению французского девушки относились с особым усердием, и неудивительно. С поведением тоже проблем обычно не возникало: таких махровых мазохисток, осмеливающихся нарушать дисциплину на французском, в группе не наблюдалось.
Лена никогда не позволяла себе приходить на уроки в плохом настроении, проводила занятия живо и энергично. Разумеется, это не мешало ей применять к недобросовестным ученицам строгие меры. Но сегодня урок прошёл вполне благополучно.
- Отдыхайте, - воспитательница закрыла журнал, поправила стопку учётных карточек на столе. – Напоминаю, у вас расширенный перерыв. Свободны все, кроме Левченко.
Соня мгновенно поднялась с места. Лена с удовольствием уловила промелькнувшее на миг в глазах воспитанницы тревожное выражение.
- А ты идёшь со мной в кабинет, - спокойно приказала она.
- Слушаюсь.
Вслед за воспитательницей Соня зашла в кабинет прямо из класса.
Она волновалась, но внешне пока оставалась невозмутимой. У девушки теплилась надежда, что всё каким-то образом обойдётся. Могла же Лена вызвать её по нейтральному поводу? Например, проверить индивидуальное задание по французскому повышенной сложности, которое дала продвинутой студентке на этом уроке?
Соня, конечно, прекрасно помнила о том, что Елена обещала устроить ей трудную жизнь.
“По утрам буду пороть тебя ремнём, вечером – розгами!” - эта фраза не выходила у девушки из головы.
Но предыдущие два дня прошли для неё так удачно! И свидание Лена разрешила! И вчера вечером разговаривала с Соней без обычного презрения. Так хотелось верить, что она передумает, не будет создавать Соне дополнительных проблем! Их и так много!
Однако надежды не оправдались. Лена холодно посмотрела на вытянувшуюся «смирно» воспитанницу и спокойно спросила:
– Надеюсь, ты помнишь, что у тебя в “долгах” 60 ремней?
– Да, - сердце Сони сжалось.
– Тридцать получишь сейчас! - отрезала воспитательница, не сводя с девушки глаз. - Раздевайся!
– Слушаюсь!
Соня постаралась взять себя в руки, собраться, не показать своего страха и отчаяния.
“Сейчас? - с ужасом думала она. - С ума сойти! Как же я потом учиться буду?”
Девушка помнила, что после тридцати строгих ударов резиновым ремнём, полученных от Лены в субботу вечером, вынуждена была отлёживаться в постели.
“Может быть, накажет не так строго? Или хотя бы обезболивание применит?”
Разделась Соня моментально, хотя от предчувствия неотвратимой жестокой боли сильно застучало сердце.
“Быстро привыкаешь к хорошему! – обречённо думала она. - Два дня меня не наказывали – и как же теперь трудно будет!”
При одном взгляде на кушетку у Сони подступила к горлу тошнота. Страшно было ужасно!
Лена подошла к ней, держа в руках ремень. Не такой, как обычно, а другой. Тоже резиновый, но более широкий и плотный, не менее сантиметра толщиной, на длинной рукоятке. Нетрудно было предположить, что и ощущения от ударов таким воспитательным инструментом будут совсем иные.
- Ты помнишь наш разговор во вторник? – Лена говорила спокойно. Слишком спокойно.
- Да, - с трудом выговорила воспитанница. В горле пересохло.
- Всё, что обещала, я выполню, - воспитатель демонстративно похлопывала ремнём себя по ладони. – С сегодняшнего дня я намерена пороть тебя только по восьмому разряду. За рядовые проступки – ремнём. А вот за серьёзные будешь получать розги. Понятно?
- Да, - Соня изо всех сил старалась держать себя в руках.
Лена удовлетворённо кивнула.
- Дальше, - невозмутимо продолжала она. – Для обычной порки, не «безлимитной», ремень у нас с тобой теперь будет особенный.
Соня невольно перевела взгляд на ремень в руках воспитательницы. Выглядел инструмент угрожающе.
- Для порки «по восьмому» я вполне имею право его использовать, - усмехнулась Лена.
«Переживу! - мелькнуло у Сони. – Это не розги!»
- Жаль только, что, по инструкции, я могу выдать тебе этим усовершенствованным ремнём только 20 ударов, - Лена нарочито вздохнула. – Но ничего. Я найду, чем добавить до тридцати.
Она кивнула в сторону своего стола, на котором лежала сложенная вдвое резиновая скакалка.
«И это переживу! - упрямо подумала Соня. – Она специально давит! Хочет деморализовать! Потерплю! Главное – не кричать, не доставить ей такого удовольствия!»
Лена уловила упрямый блеск в глазах воспитанницы.
- Ты с чем-то несогласна? – вкрадчиво спросила она.
Соня покачала головой.
- Нет, Елена Сергеевна. Согласна. Только…
Соня запнулась.
- Продолжай, - Лена говорила вроде бы доброжелательно.
- Елена Сергеевна, я виновата, но, честное слово, я хотела только извиниться! Я не искала никакой выгоды для себя!
- Никакой выгоды? – Лена нахмурилась и возмущённо продолжала. – Да ты…только для себя выгоду и искала! Ты просила меня тебя простить, потому что ТЕБЕ некомфортно от моего отношения, потому что ТЫ страдаешь от презрения! И тебе наплевать на страдания Марины! Ты думаешь, ей легко сейчас в реанимации? Лежать беспомощной, прикованной к кровати, опутанной разными трубками и проводами, без движения, и не знать, поправится она или нет?
Соня побледнела. Упоминание о Марине вывело её из и так неустойчивого, с трудом обретённого равновесия.
- Да ты не имеешь никакого права выпрашивать для себя какие-то снисхождения, пока Маринка между жизнью и смертью! А ты именно это и сделала! Да ты просто…
Лена глубоко вздохнула и более спокойно закончила:
- Просто ты заслуживаешь того, что я тебе обещала. Ясно? И меня не особо интересует, согласна ты с этим, или нет. К счастью, решаю здесь я!
– Ложись! - жёстко приказала она. Смотрела Лена при этом на Соню в своей обычной манере – холодно, презрительно и немного насмешливо.
Соня послушно легла. Последняя часть разговора подкосила её. Мужество потихоньку куда-то улетучивалось, от страха и чувства бессилия у воспитанницы непроизвольно выступили на глазах слёзы. Девушке страшно не хотелось, чтобы Лена их увидела, и она машинально, не осознавая, что делает, отвернулась к стене.
– Поверни голову! - резко крикнула ей Лена. - Ты, что, забыла, как надо лежать во время наказания?
– Нет, я помню, - тихо ответила Соня. - Простите.
Во время телесных наказаний девушки обязаны были лежать, повернувшись лицом к воспитателю, и не имели права закрывать глаза. Это облегчало контроль над их состоянием.
– Помнишь – и не делаешь! - возмущённо воскликнула воспитательница. - Ты ведёшь себя безобразно! Постоянно допускаешь нарушения! Не хочешь взять себя в руки! Быстро вставай!
Машинально ответив: “Слушаюсь”, Соня, недоумевая, поднялась с кушетки. Она ещё не до конца осознала, что всё на самом деле очень плохо. Лена приступила к выполнению своего плана и объявила ей настоящую войну.
Едва поднявшись, Соня получила от Лены звонкую увесистую пощёчину. От неё – впервые! Охнув от неожиданности, девушка схватилась рукой за щёку.
– Руки вниз! - гневно крикнула Лена.
Соня быстро опустила руки, не забыв сказать “Слушаюсь”, и Лена ударила её ещё раз, по другой щеке.
Больно было безумно! Щёки горели от ударов, а также стыда и злости. В этот момент Соня просто ненавидела Елену! Но что она могла поделать – полностью бесправная и униженная! Хорошо, что хватило ума и выдержки покориться, вытерпеть этот ужас стойко!
– Может быть, такие меры тебя немного отрезвят, - презрительно заметила Лена. - Ложись! И можешь не переживать – твои слёзы меня не волнуют. Вовсе не было надобности из-за них вертеть головой.
Тут же, не давая воспитаннице опомниться, Лена начала наказание. Тяжёлый толстый ремень с силой опускался на ягодицы и, казалось, пробивал тело насквозь. Разницу между этим, особенным, ремнём, и обычным Соня почувствовала сразу! Тем не менее, вначале она терпела, не позволяя себе ни шевельнуться, ни застонать, только упорно расслабляла мышцы. Ей даже удалось не сбиться и считать удары, хотя боль была просто невыносимой! Про себя Соня рычала от боли и злости, однако внешне всё выглядело пристойно.
Девушка очень разозлилась, а злость обычно мобилизовала и отрезвляла её. Лена и тут была права.
“Потрясающе держится!” - подумала воспитательница, но не сделала Соне ни малейшего послабления.
Она прекрасно осознавала, как трудно сейчас приходится девушке, но испытывала от наказания глубокое моральное удовлетворение. Лена была полностью уверена, что Соня всё это заслужила, и не хотела облегчать её участь.
“Пусть искупает свою вину! Кровью!”
И Соня искупала вину кровью буквально. Тяжёлый ремень пробивал кожу и оставлял на теле сочные кровавые рубцы. Обычно, даже при строгой порке, воспитатели старались такого не допускать. Да, всегда появлялись следы, но открытые кровавые раны после ремня - это было редко. В особых случаях.
После десяти ударов Лена сделала пятисекундную паузу, а затем очередной удар обрушился уже на бёдра воспитанницы. Теперь Соне пришлось совсем плохо! Не выдержав, она отпустила перекладину и после 12-го удара прикрыла руками израненное тело.
- Руки на место! – ледяным голосом приказала Лена.
- Слу-ша-юсь… - голос Сони прервался от боли и досады.
- Ты нарушила «Правила», - бесстрастно заметила воспитательница. – Нельзя совать руки под удары!
- Простите! – Соня вновь крепко ухватилась за перекладину.
«Ну, потерпи! Продержись ещё немного!» - умоляла она сама себя.
- Получишь на пять ударов больше!
- Слушаюсь! О-й-й!
Ремень снова хлестнул по бёдрам несчастной, прочертив на них поперечную красную борозду. Бёдра – такое чувствительное место, а удар оказался настолько жестоким, что стойко перенести его Соня не смогла.
Против её воли тело изогнулось дугой, а ладони опять оказались на бёдрах.
- Ещё пять ударов! Что ты себе позволяешь? – Лена говорила рассерженным голосом, но в нём угадывалось и удовлетворение.
От невыносимой боли Соня едва соображала.
- Простите! Елена Сергеевна, пожалуйста, привяжите меня! – всхлипнула она.
- И не подумаю! – холодно отозвалась Лена. – Это не входит в мои планы. Терпи так!
Последующие семь ударов, тоже по бёдрам, Соня пережила, как в кошмарном сне. Боль взрывалась, пронзала насквозь, не отпускала ни на секунду! Девушка стонала, извивалась, но руками упорно цеплялась за перекладину, сосредоточив на этом все усилия.
«Главное – руки! А то запорет до изолятора!»
- Двадцать! – Лена опустила ремень и внимательно осмотрела ягодицы и бёдра наказанной, на которых красовались свежие красные рубцы, кое-где с капельками крови.
- Сколько осталось? – спросила она у Сони, промокая раны антисептической салфеткой.
- Двадцать, - прошептала девушка.
- Верно. Продолжим скакалкой. Это будет для тебя в новинку, правда?
- Да, - Соня закусила губу почти до крови. Ей и так было настолько больно, что впору было выть и метаться.
Лена прекрасно об этом знала и не спешила продолжать наказание. Не торопясь, подошла к столу, обработала ремень, убрала его в ящик. Взяла скакалку. Собственно, это была уже не скакалка, а специально созданный для наказания инструмент: сложенная вдвое резиновая основа идеальной длины, скреплённая внизу удобной рукояткой.
Соня вытерла ладонью пот со лба и глубоко вздохнула. Боль ещё не отпустила. Было плохо…страшно…тоскливо…
Осознание того, что она полностью находится во власти своего недруга и бесполезно рассчитывать на какое-то снисхождение, было ужасным и наполняло девушку отчаянием.
«Соберись! Надо вытерпеть!»
У воспитанницы хватило сил не сдаться и хотя бы попытаться продолжать борьбу.
Резиновая скакалка хлёстко вытягивала девушку по израненным ягодицам, оставляя на свободных участках кожи характерные петлеобразные следы. От острой пронзительной боли не было спасения!
«Почти как розги…блин!»
Соня сосредоточилась на том, чтобы прочно держаться за перекладину, и старалась нарастающую мучительным потоком боль молча пропускать через себя и растворять где-то внутри.
Получалось! Во время первых десяти ударов скакалкой наказываемая не издала ни звука и почти не шевелилась.
Однако в планы Лены, видимо, не входило позволить воспитаннице гордиться своим мужеством. А, может быть, она решила, что ягодицам уже достаточно на сегодня.
Одиннадцатый удар скакалкой по спине оказался настолько болезненно-шокирующим, что у Сони сразу перехватило дыхание. Порка продолжалась, скакалка хлестала девушку по спине поперёк, и наискосок, вырисовывая на теле красивые петли, похожие на крылья бабочки.
«Это жестоко!»
Соня, даже, если и хотела бы закричать – не могла. Дышать было трудно, спазм сжал горло. Оставалось молча терпеть.
Закончив наказание, Лена тут же велела Соне озвучить свои выводы, но наказанная не могла этого сделать. Дыхание понемногу восстанавливалось, но от невыносимой боли в горле ещё стоял комок. Соня обернулась к Лене, чтобы попытаться объяснить это хотя бы жестами, но воспитательница не стала ждать. Молча взмахнула скакалкой и продолжила порку. В этот раз она дала Соне дополнительно не пять, а все десять ударов: опять по спине, по ягодицам, по бёдрам. Это было сурово, Лена и сама это понимала, но, тем не менее, опять никакого снисхождения воспитаннице не сделала. Соня извивалась на кушетке, из глаз текли слёзы, кричать не было сил.
Наконец, штрафные удары закончились.
– Теперь я жду от тебя вразумительного ответа, - Лена держала скакалку наготове.
Соня с ужасом подумала, что будет, если она опять не сможет ответить! Она нисколько не сомневалась, что Лена без всякой жалости продолжит её пороть! Однако судьба в этот раз сжалилась над наказанной.
– Елена Сергеевна! Простите! - срывающимся голосом проговорила девушка. - Я больше не буду забывать отвечать “Слушаюсь” в ответ на любой приказ. Извините, я не смогла сразу ответить – у меня какие-то спазмы были в горле!
– Я видела, - усмехнулась Лена. - Но 10 дополнительных ударов оказались великолепным лечебным средством, правда?
Соня чуть не задохнулась от возмущения.
“Так она знала, что я не могу говорить! - мысленно завопила она. - И всё равно выпорола дополнительно, да ещё так жестоко! Вот сволочь!!! Да я чуть концы не отдала!”
Наказание в этот раз просто потрясло Соню. Боль была жуткая! И такой жестокости даже от Лены девушка не ожидала.
Тем временем воспитательница применила спрей с обезболиванием. Обрабатывать пришлось почти всё тело.
“Неужели?” - Соня облегчённо вздохнула. Боль начала немного отступать. Совсем чуть-чуть, но можно уже было её хоть как-то терпеть.
Лена тут же велела наказанной встать. На этот раз Соня чётко и без задержки произнесла: “Слушаюсь”. Урок она усвоила. Ведь формально наказывали девушку сейчас именно за то, что она не сказала: “Слушаюсь” в субботу в такой же ситуации, получив приказ встать с кушетки после порки.
Лена удовлетворённо хмыкнула, но продолжала смотреть на Соню сурово и даже гневно.
“Что же ей ещё не нравится? - испугалась Соня. - Такое мне устроила, и всё равно чем-то недовольна!”
Она покорно стояла перед Еленой – голая, потрясённая жестоким наказанием, и не знала, чего ей ещё ожидать от своей мучительницы!
А Лена жёстко проговорила:
– Если уж ты осмеливаешься допускать такие мысли, то я тебе советую в следующий раз хотя бы думать потише!
– Простите, Елена Сергеевна, я не поняла, - растерялась Соня.
– Не поняла? - усмехнулась Лена - А что ты сейчас про меня подумала? Перед тем, как встала? Нет! Смотри мне в глаза!
Встретившись с Леной взглядом, Соня моментально покраснела.
“Вот это да! - потрясённо подумала она. - Ну, теперь мне точно конец!”
– И не соврёшь! - удовлетворенно произнесла Лена, заметив страх и смущение воспитанницы. - Не посмеешь! Говори! Я, конечно, не прочитала твои мысли полностью, но почувствовала мощный негативный поток в свой адрес. Так что это было?
Соня стояла ни жива, ни мертва. Страх парализовал её.
– Елена Сергеевна! Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом! Прошу вас! - взмолилась девушка.
– Почему? Ты нарушила “Правила”. Ты помнишь, что воспитанницам запрещается не только оскорбительно, а даже неуважительно думать о воспитателях?
– Да. Помню, - обречённо кивнула Соня.
Такое правило действительно существовало. Девушкам внушали, что во всех своих неприятностях виноваты они сами. Воспитатели строгими наказаниями только приучают их к дисциплине и искореняют дурные наклонности. Так что злиться можно только на себя! Не позволяется допускать никаких негативных мыслей по отношению к сотрудникам, а уж, тем более – дерзких взглядов и других внешних проявлений непокорности. И всё это прописано в “Правилах поведения в “Центре”! А, значит, за нарушение придётся отвечать по всей строгости!
– Если ты допускаешь нарушения, то обвинять можешь только себя! - возмущенно говорила Лена. - В том, что ты попала в “Центр”, тоже нет моей вины. Согласна?
Соня кивнула.
– А строго тебя наказывать я имею полное право! По своему усмотрению! И ты не смеешь обо мне плохо думать! Ты должна смиряться и делать выводы! А сейчас ты мне расскажешь, что про меня подумала! Я вытрясу из тебя признание! Никуда не денешься! И, как ты думаешь, что будет потом?
Соня молчала. Она закусила губу и едва сдерживала слёзы.
– А потом – вечером пойдём вместе на педсовет, - продолжала Лена. - И ты объяснишь это уже всем воспитателям. Срок тебе за мысли, может быть, и не продлят, но пару дней карцера получишь точно! Особенно, если я буду настаивать.
Лена насмешливо улыбнулась:
– И тогда, кроме всего прочего, твоё свидание совершенно по официальной причине не состоится! Потому что в воскресенье ты будешь в изоляторе раны залечивать! С примочками лежать!
Что же ты? С таким трудом вы с мамой буквально выбили из меня это свидание! А теперь ты сама всё портишь!
Соня, измученная болью и страхом, едва стояла. Теперь она, наоборот, сильно побледнела. Так страшно за всё время пребывания в “Центре” ей ещё не было ни разу.
Девушка ясно представила, как стоит на педсовете перед всеми воспитателями отделения, и все на неё смотрят осуждающе. И Светлана Петровна! И Инна Владимировна! И Соня должна им объяснять, почему обозвала своего ответственного воспитателя «сволочью»! Пусть и мысленно! Такого позора ей не пережить!
Конечно, её отправят в карцер! Можно не сомневаться! И мама вместо, действительно, с таким трудом добытого свидания получит очередной жестокий удар! Она всё знает про карцер, Сама Соне перед её отъездом объясняла.
Соня готова была завыть от отчаяния и бессилия. После всего, что Лена ей сегодня устроила, девушка уже не сомневалась, что так всё и будет.
Лена смотрела на свою воспитанницу и была очень довольна произведённым эффектом. Она не собиралась отправлять Соню на педсовет и подвергать угрозе её свидание. Сейчас это не входило в планы воспитательницы, но сообщать об этом Соне Лена не спешила.
“Нет! Этого нельзя допустить! - думала Соня. - Надо хотя бы попытаться что-то сделать!”
– Елена Сергеевна! - проговорила она с мольбой. - Пожалуйста, позвольте мне всё объяснить!
– Объясняй! - воскликнула Лена. - Именно этого я от тебя и жду!
Соня глубоко вздохнула.
– Елена Сергеевна! Честное слово, то, что произошло сегодня – это в первый раз! Всё это время, начиная с изолятора, я ничего подобного себе не позволяла. Вела себя так, как и предписывается “Правилами”. Обвиняла во всём только себя! И ни разу о вас плохо не подумала!
– Да неужели? - усмехнулась Лена.
– Я вас уверяю! - горячо воскликнула Соня. - Я, конечно, думала, что вы ко мне… слишком сурово относитесь, что наказания очень строгие, что у вас надо мной полная власть! Даже когда вы мне объявили про розги, я подумала только...
Соня ненадолго замолчала.
– Ну... буквально: “Как же она меня ненавидит, раз такое придумала!” И всё! Поверьте мне, пожалуйста! Ничего оскорбительного не было!
Соня посмотрела на Лену и с облегчением заметила, что её пылкая речь произвела впечатление. Лена ей поверила и была явно удивлена.
– В самом деле? - с усмешкой переспросила она. - И даже “гадиной” ни разу не обозвала?
Соня отрицательно покачала головой.
– Нет. Я действительно считаю, что виновата, всё это заслужила, и вы имеете полное право со мной так поступать!
– Однако всё когда-то случается в первый раз, - заметила Лена. - Сейчас-то ты это сделала!
– Елена Сергеевна! Простите! Мне было так больно и плохо! Я старалась держаться! Но... эти дополнительные 10 ударов меня просто доконали! И когда вы сказали, что знаете, что у меня были спазмы, я просто не выдержала! Мне это показалось таким жестоким – ведь я действительно не могла говорить! Я не сдержалась, извините!
– Зато теперь ты знаешь, что для меня никакие спазмы оправданием не являются. Не отвечаешь сразу на вопрос – получаешь дополнительно 10 ударов. Я тебя уверяю – в следующий раз никаких спазмов не будет!
– Простите! Вы правы! И я так никогда больше не поступлю! Для меня это потрясающий урок! Честное слово!
– И ты считаешь, что я должна тебе это спустить? - холодно осведомилась Лена.
– Нет! – Соня взмахнула руками, но тут же, опомнившись, снова встала смирно. - Вы должны меня наказать! И очень строго! Но, умоляю, не выставляйте меня на педсовет! Пожалуйста! Я там со стыда сгорю! И, опять же, из-за мамы! Ведь свидание...
У Сони прервался голос. Она не выдержала напряжения и разрыдалась.
– Успокойся! Быстро! - резко приказала Лена.
– Слушаюсь, - Соня изо всех сил пыталась справиться с собой.
“Ладно, откатим немного”, - подумала Лена, а вслух задумчиво произнесла:
– Знаешь, Соня! Если бы это произошло после свидания – я бы ни секунды не сомневалась! Тебя бы я не пожалела! Это точно!
Но... твоя мама будет очень разочарована. В том, что сегодня произошло, моей вины нет! Но свидание-то я ей обещала! И я опять перед выбором.
Педсовет – это однозначно карцер и отмена свидания. Однако я имею право наказать тебя и сама. И мне придётся так и поступить – опять из-за твоей мамы! Но ты поняла, как легко на самом деле угодить в карцер?
– Да. Спасибо, - всхлипнула Соня. Слёзы стекали у неё по лицу на грудь, но девушка не решалась их вытереть.
– Но, если до воскресенья ещё что-нибудь вытворишь – больше я навстречу не пойду! Ясно?
Воспитанница с облегчением кивнула.
– Сделаем так! - по-деловому произнесла Лена. - Тогда я тебя ни о чём не расспрашиваю. Лучше мне не знать, что ты там про меня намыслила, а то ещё рассержусь и передумаю.
А ты мысленно поставь себя на моё место и сама назначь себе наказание. Представь, как бы я поступила, если бы решила разобраться с тобой сама, без педсовета.
– Елена Сергеевна, но я не знаю! - растерянно проговорила Соня.
– Всё ты знаешь! - резко возразила Лена. - Думаешь, я не вижу! Ты прекрасно меня чувствуешь! Вполне можешь предугадать мои поступки и решения. Это просто в глаза бросается! Как вчера, например.
Лена усмехнулась:
– А когда мы с Инной отчёты проводим, у меня создаётся впечатление, что ты у нас в мыслях третьей незримо присутствуешь! Сложись ситуация по-другому, ты вполне могла бы с нами работать.
«Работать! – мысленно воскликнула Соня. - После того, что я сделала! Кто бы мне дал здесь работать?»
– Думай! - продолжала Лена. - У нас с тобой ещё вечером встреча – вот тогда и поговорим. А если не придумаешь – тебе придётся всё мне рассказать. Тогда я сама решу.
Она посмотрела на часы:
– Быстро одевайся! Умыться можешь тут, - Лена указала Соне на раковину у входа. - Через три минуты у тебя начинается немецкий.
***
Соня только-только успела выложить на стойку тетради и учебник и шепнуть: «Всё нормально!» подскочившей Юле, когда в класс стремительно влетела преподаватель немецкого Елизавета Вадимовна. На уроках немецкого языка воспитанницы всегда находились в напряжении: у Елизаветы Вадимовны легко менялось настроение, она обладала бурным темпераментом и была малопредсказуемой.
Преподаватель сразу приступила к проверке слов, которые студентки должны были выучить к сегодняшнему уроку. Делала она это энергично, по отработанной методике. Каждой ученице приходилось отвечать в быстром темпе все заданные на сегодня 10 слов и ещё 5-6, пройденных ранее. Обычно словарная проверка всей группы занимала 5-7 минут.
Соня чувствовала себя ужасно! Только что перенесённая жестокая порка и нервное потрясение выбили её из колеи, как и предупреждала Инна Владимировна.
Когда до неё дошла очередь, девушка благополучно ответила 5 слов, а перед шестым ответом, вспоминая, глубоко вздохнула - и не уложилась во время. Отвечать предписывалось незамедлительно! Пока Соня вздыхала, Елизавета Вадимовна назвала уже седьмое слово.
Соня заторопилась, ответила сначала неверно, но тут же исправилась.
- Стоп! – крикнула Елизавета Вадимовна. – Зачёт не принят! Лентяйка! Быстро раздевайся! Снимай с себя всё!
- Слушаюсь! – упавшим голосом произнесла Соня. Терпеть сейчас ещё одну порку не представлялось ей возможным!
Елизавета Вадимовна взяла Сонину карточку, прочитала, затем хмыкнула.
- 50 ударов по восьмому разряду перед уроком – это, конечно, впечатляет! Но! Если бы ты твёрдо вчера выучила слова, а утром - ещё повторила, ты бы их всё равно не забыла. Согласна?
- Да, - тихо ответила Соня.
Услышав про 50 ударов, воспитанницы переглянулись. Юля побледнела и закусила губу. Она очень переживала за подругу! Конечно, Сониному «всё нормально» девушка не поверила.
Соня тем временем уже разделась.
- Иди на место! – приказала воспитатель. – Одеться сможешь после обеда!
- Слушаюсь.
Соня вернулась к своей парте, положила форму на стул и встала у стойки. Несмотря на применение обезболивания, после такого сурового наказания сесть всё равно было невозможно.
Соня знала, что существует такое наказание – отобрать у воспитанницы одежду на какое-то время. Лена его не применяла, но другие воспитатели не так уж и редко использовали.
Девушка, конечно, была рада, что сейчас ей не придётся выносить новую порку. Но до обеда у студенток 204-ой группы, кроме уроков, была по плану ещё одна лекция. Значит, и на лекцию, и на сам обед Соне придётся идти в таком виде!
«Ужас! Сговорились они с Еленой, что ли?»
Воспитанница постаралась собраться и внимательно слушать. Елизавета Вадимовна до конца урока не оставляла Соню в покое: постоянно спрашивала её и один раз вызвала к доске вместе с Лизой Быстровой – отработать диалог.
Однако Соня к уроку вчера готовилась, и ошибок больше не допускала. Почему произошла осечка с этими словами – она и сама не понимала!
Но стыдно Соне было ужасно! Она не ожидала, что морально это так тяжело – находиться голой в присутствии всей группы и воспитателей, да ещё и демонстрировать всем следы от порки.
- Кстати, Левченко, - обратилась к ней в конце урока Елизавета Вадимовна. – Ты мне должна слова и задание за вчерашний день. Готова ответить сегодня?
- Да! – Соня постаралась ответить твёрдо. Вчера она пропустила немецкий – урок был утром, когда воспитанница ещё не вернулась из изолятора. Однако это не освобождало её от необходимости всё выучить и сдать преподавателю лично, так же, как и по другим пропущенным предметам. Долг по немецкому Соня вчера подготовила.
- Тогда сегодня в шесть часов жду тебя на индивидуальное занятие. Ответишь вчерашнее задание и сегодняшние слова заодно.
- Слушаюсь, - кивнула Соня.
Елизавета Вадимовна внимательно на неё посмотрела, без всякой насмешки, каким-то изучающим взглядом – и отошла.
К концу утренних уроков девушка измучилась совершенно. Преподаватели, заходя в класс, естественно, сразу обращали на Соню внимание, заставляли рассказывать, за что она наказана, строго спрашивали и вызывали к доске. Некоторые читали провинившейся нотации. К счастью, больше память Соню не подводила.
Исключением оказалась только Светлана Петровна. Она во время урока не придиралась к Соне, наоборот, похвалила за чёткие и правильные ответы, и ни о чём, кроме своего предмета, не спрашивала. Однако Соня заметила, что в её учётную карточку воспитатель все-таки заглянула.
После урока Светлана Петровна приказала:
- Всем выйти из класса! Левченко остаётся.
Мария Александровна тут же добавила:
- Девочки, сразу берите конспекты по французской истории.
Сейчас группа должна была идти на лекцию по французской истории и культуре.
Когда они с Соней остались в классе одни, Светлана Петровна подошла поближе к воспитаннице и доброжелательно спросила:
- Наверное, не можешь понять, в чём дело? Почему Елена Сергеевна так вчера на тебя ополчилась?
- Я думаю, времени ещё мало прошло, - Соня не решалась посмотреть на Светлану Петровну, стесняясь своего вида. – Вы же мне советовали подождать – а я вылезла.
- Не только, - покачала головой воспитатель. – У Марины в понедельник вечером был очередной тяжёлый приступ в реанимации. Елена Сергеевна об этом узнала уже после педсовета. Это её потрясло. А тут с утра во вторник ты подвернулась…
- Понятно, - потрясённо пробормотала Соня. – А сейчас Марине лучше?
- Ненамного. Поэтому хочу предупредить – Елена к тебе настроена сейчас крайне негативно! Она только тебя во всём обвиняет. Я тебе даже больше скажу.
Светлана Петровна немного помолчала. Соня видела, что она колеблется.
- Вчера она советовалась со мной и Галиной Алексеевной, не перевести ли тебя в другую группу.
- Как? – ахнула Соня.
- А вот так! Дословно Лена сказала:
«Наверное, будет лучше, если вы Левченко переведёте в одну из тех групп, где я не преподаю. Я видеть её больше не могу! Она меня из душевного равновесия выводит. Боюсь, что скоро не смогу к ней относиться объективно»
Но ничего не вышло! Заведующая против категорически! А Елене сказала… - Светлана усмехнулась. – Впрочем, это неважно.
Теперь ты понимаешь её состояние? Она переживает ужасно! Представь, как она себя чувствует, если даже тебя согласна отдать в другую группу!
- Да… - протянула Соня. – Но я не хочу этого! – воскликнула она, вспомнив всё, что произошло вчера в группе. – Девчонки у нас отличные! У меня тут уже подруги. И дежурные воспитатели неплохо ко мне относятся.
Светлана покачала головой.
- Я знаю, что у Лены отличная группа! Но ваш с ней конфликт все преимущества сводит на нет.
- Но ведь не будет же так всегда, Светлана Петровна! – возбуждённо заговорила Соня. – Что же такое с Мариной происходит? Почему врачи ничего сделать не могут? И неужели действительно я во всём виновата, как Елена Сергеевна считает?
Светлана Петровна, но ведь когда-нибудь она всё-таки сможет меня простить? Особенно, если с Мариной всё будет в порядке!
- Надеюсь, - с сомнением протянула Светлана. – Но вот сейчас тебе в другой группе было бы лучше. Подруги – это хорошо, но основное – отношение ответственного воспитателя. Он – Царь и Бог в группе. А дежурные воспитатели особенно ничем не помогут, только морально могут немного поддержать.
Елена тебя как будто гипнотизирует: ты её боишься и продолжаешь допускать нарушения! Надо как-то разорвать этот порочный круг! Раз другая группа тебе не светит, старайся выжить в этой! Не допускай ошибок!
- Я их уже столько допустила, что долго не рассчитаться, - в глазах воспитанницы блеснули слёзы.
- Соня, - воспитательница положила руку девушке на плечо и вынудила ту посмотреть ей в глаза. – Понимаешь… у тебя в мозгу что-то должно щёлкнуть!
- Светлана Петровна! Я же очень стараюсь! Только и думаю, как не допускать нарушений! Но не получается! Мне не собраться! Елена Сергеевна тоже от меня этого требует! А я… Она… - Соня запнулась и всхлипнула.
Светлана задумчиво смотрела на воспитанницу.
- Неужели у тебя мотивации не хватает? – она недоумённо пожала плечами. – Ведь Елена сейчас настроена выполнить данное тебе обещание! Тебе очень хочется по нескольку раз в день выносить наказания, подобные сегодняшнему? И, насколько я знаю, вы решили за первое место бороться! Да ты должна держаться так, чтобы к тебе в принципе невозможно было придраться! Ни в чём! Соня, я знаю точно, это вполне возможно!
Светлана посмотрела на часы.
- Всё! Бери конспект – и выходи. Скоро лекция начнётся! Кстати, - она усмехнулась. – Насчёт своего «костюма» особо не переживай! Это наказание для лидера твоего уровня несущественно! Просто правильно отнесись: выше голову – и не обращай ни на кого внимания.
- Спасибо. Постараюсь, - Соня была благодарна воспитательнице за поддержку.
Вместе они вышли в спальню, где девушки уже строились, чтобы идти на лекцию.
Соня сразу воспользовалась советом Светланы Петровны, почувствовала себя увереннее, и лекция прошла более-менее благополучно. Но позже, когда группа шла на обед, ей опять не повезло! Около дверей столовой своих воспитанниц ожидала Елена Сергеевна.
«Ну, как назло! – отчаяние и нехорошие предчувствия накрыли Соню с головой. – И что ей здесь надо? Раньше никогда не встречала нас у дверей. Может быть, уже знает про меня?»
Однако, перехватив взгляд Елены, Соня поняла, что та ничего не знала! Внешне Лена осталась совершенно спокойной и невозмутимой, но Соня чётко почувствовала её удивление и негодование, причём почувствовала так явно, что даже встревожилась.
«Что же за ментальная связь у нас с ней образовалась?»
Соня инстинктивно сжалась и опустила глаза, как будто это могло сделать её более незаметной.
Мария Александровна остановила группу. Они с Еленой быстро о чём-то переговорили, и Лена передала Маше небольшой пакет. Затем сказала Марии Александровне:
- Идите обедайте! А Левченко я задержу ненадолго.
Они с Соней остались одни в холле перед столовой. Елена гневно посмотрела на девушку и практически прошипела:
- Это что ещё за позорище!
Соня совсем не к месту подумала, что Лена опять изменила причёску. Она делала это часто, иногда – несколько раз за день. У воспитательницы были великолепные густые волосы тёмно-каштанового оттенка длиной немного ниже плеч. Сейчас они свободно распущены и перехвачены сверху оригинальным обручем, очень изящным и блестящим. А на урок с утра Лена приходила с высокой причёской.
- Простите! Меня наказала Елизавета Вадимовна! Я не ответила два слова на проверке, - виновато ответила Соня.
У Лены появилось такое выражение на лице, что Соня всерьёз испугалась.
- Ах, вот как! – голос воспитательницы звенел. – Теперь ты позволяешь себе ещё и к домашним заданиям безответственно относиться! Хотя вчера у тебя был полностью свободный вечер! Тебя никто не наказывал! И на коленях ты не стояла! Могла заниматься, сколько хочешь!
Какое же следующее нарушение будет в твоём списке?
- Простите, - ещё раз повторила Соня, так и не решившись поднять глаза.
- И когда же тебе разрешено одеться? – гневно спросила Лена.
- После обеда.
- Ничего подобного! Скажи Марии Александровне, что я запретила тебе одеваться до семи часов! А сейчас после обеда, весь перерыв вместо прогулки будешь стоять на коленях в кабинете воспитателей! Понятно?
- Да!
- Тогда иди, питайся! Поговорим вечером, на отчёте!
Лена распахнула дверь столовой. Соня произнесла: «Слушаюсь», подошла к дверям и нерешительно остановилась. Все группы уже обедали. Соне предстояло пройти к столу своей группы почти через всё помещение под взглядами всего отделения – и девушек, и воспитателей! Из одежды на Соне присутствовали только почти незаметные трусики-стринги телесного цвета: их позволялось оставлять при подобных наказаниях и во время порки только на период «критических дней».
«Это наказание несущественно!» - вспомнила Соня слова Светланы Петровны. – Может быть – и так, но всё равно ужасно!»
Лена смотрела на Соню с явной насмешкой. Это здорово взбесило девушку. Она распрямила плечи, подняла голову, решительно вошла в столовую и спокойно, не изменившись в лице, проследовала к своему месту.
Лена проследила, как Соня невозмутимо поговорила с Марией Александровной, не торопясь, налила себе суп и встала к стойке.
- Отпад! – пробормотала она. – Десять очков в её пользу!
Лена вернулась в столовую для воспитателей, откуда выходила, прервав свой обед, чтобы встретиться с Марией Александровной. Там за сервированным столиком её ждали Светлана, Инна и Елизавета.
Днём, с 13.30-ти до 15-ти часов, у воспитанниц по режиму был перерыв для обеда и прогулки. Соответственно, преподаватели тоже могли отдохнуть. У них являлось традицией собираться в это время в своей столовой, вместе обедать и общаться. В это же время старались приходить на обед и свободные дежурные воспитатели, если они не уезжали в свой выходной из «Центра».
Сейчас, войдя в столовую, Лена увидела, что коллеги, отставив тарелки с супом, дружно хохочут, причём, делают это от всей души, просто покатываются со смеху! Инна достала платок и вытирала выступившие от смеха на глазах слёзы.
Лена подошла к ним и строго выговорила:
- Безобразие! Нарушаете дисциплину в столовой! Немедленно говорите, что у нас смешного!
- А вот не скажем! Почему опаздываешь? Сказала – на минутку отойдёшь, а у нас уже суп остыл! – воскликнула Светлана.
- Да я хотела только Маше диск передать! – улыбнувшись, Лена уселась на своё место. – Он ей сейчас, в перерыве нужен. А когда мои подошли, вижу – Левченко в костюме Евы вышагивает! Я и не сдержалась, сказала ей пару «ласковых»!
- Да ну! – изумилась Инна. – И кто же это её так?
- Да вот, Лиза, оказывается! – усмехнулась Лена, кивая на Елизавету. – Левченко умудрилась ей зачёт по словам завалить, представляешь?
Елизавета, улыбаясь, невозмутимо доедала суп.
- Ничего себе! – протянула Инна. – Да я как раз вчера у них у каждой все слова проверила! По всем трём языкам! Никого из класса не выпускала, пока не ответят!
- А они все остальные были прекрасно готовы, - сообщила Лиза.
- Значит, Арбелина ответила, а Левченко – завалила! – недоумевала Инна. – Чудеса какие-то!
- Значит, не повторила утром, - без особой уверенности в голосе предположила Лена.
Елизавета отставила пустую тарелку, энергично тряхнула головой, отчего её тёмные сильно вьющиеся волосы разлетелись в разные стороны, и шутливо щёлкнула Лену по макушке.
- Ладно, не прибедняйся!
– «Утром не повторила!» - насмешливо передразнила она.
- А кто ей 20 спецремней и 30 скакалок перед самым моим уроком всыпал? И не просто по строгому, да ещё и по восьмому разряду! До кровавых рубцов! Ты хоть обезболивание-то применила? Она стояла совсем обалдевшая! Удивительно, что остальные слова в голове остались!
Инна изумлённо посмотрела на Лену.
- Это её проблемы! – жёстко произнесла Лена. – Обезболивание я как раз ей сделала! Пусть привыкает, и выкручивается, как хочет! Теперь будет регулярно и по утрам получать порку, пока за ум не возьмётся!
Всё это Лена выпалила на едином дыхании. Закончив свою тираду, она немного расслабилась и улыбнулась:
- Прости, Лиза, я не буду это делать всё время перед твоими уроками. Придётся чередовать!
Инна, всё ещё изумлённая, толкнула подругу локтем под бок:
- Лен, про спецремень и скакалку – это что, правда?
- Нет, это мы шуточки тут шутим! – фыркнула Елизавета.
Лена молча кивнула. Инна присвистнула.
Некоторое время подруги молчали.
- Лен, а как Соня держалась, входя в столовую? – Светлана смотрела с интересом.
Лена с досадой махнула рукой:
- Да ну её! Прошла голая через столовую, полную народу, как английская королева!
- Как это? – не унималась Света.
- Гордой походкой! С поднятой головой! Да ещё и после моего строгого внушения!
Света улыбнулась и уткнулась в свою тарелку.
Лена подозрительно посмотрела на неё.
- Опять твоя работа?
- А я здесь при чём? Её Лиза наказала! – смеясь, ответила та.
- У них сегодня был и твой урок! Наверняка опять какую-нибудь беседу провела!
- Между прочим, имею право! Ты забыла, что я ещё штатный психолог? Я ей просто сказала, что подобное наказание для лидера такого уровня несущественно, и посоветовала, как лучше держаться.
- Свет, что-то я не понимаю, - вступила в разговор Елизавета. – Я ведь Соню специально так наказала! Лена через все кары практически её уже провела, а вот раздеть эту красавицу догола до сих пор не решается. Носится со своими принципами! А ей через это надо пройти, чтобы ощущения запомнить!
Соня же на 100% стажёр! Так зачем ты ей помогаешь? Она сама должна знать, как себя вести, и как во время наказаний держаться!
За столом повисло неловкое молчание.
Елизавета недоумённо оглядела подруг.
- Что это с вами? - удивилась она.
Лена от изумления, похоже, потеряла дар речи.
- Лиза! Да она вовсе не стажёр! – возмущённо воскликнула, наконец, она. – Вот ещё придумала!
- Лена, - Елизавета снисходительно качнула головой. – Я понимаю, что точно мы узнаем только через три месяца! Но в данном случае это и ежу понятно! Да ты ведь и сама так думаешь! Иначе, почему так строго к ней относишься? Понятно, что проверяешь на стойкость! Мы же всегда так делаем, когда в лидере - “ненравственнике” стажёра подозреваем!
Держится она как? Сами видите! А как с девчонками работает? Да она сама как штатный психолог! Вы знаете, что она с моей Елистратовой сделала? Причём, за одну беседу?
- Что? – заинтересовалась Светлана.
- Соня с ней в воскресенье полтора часа беседовала в гостиной. О чём – не знаю! Очень жаль, что эта их гостиная не прослушивается! – эмоционально начала Елизавета. – Так вот. Мою Ирину сейчас не узнать! Она повеселела, ходит, распрямив плечи, стала увереннее и решительнее. Вся меланхолия и комплексы куда-то делись! Наказания старается терпеть мужественно! Ещё не очень получается, но она не сдаётся! Не кричит теперь вообще, только стонет, стиснув зубы. Но для неё это уже большой прогресс!
Света, да я её уже год пытаюсь в чувство привести! И не только я! И психолог, и врачи! А тут после одного разговора – потрясающий эффект!
- Я очень рада за Иру, - вздохнула Лена. – Но три месяца ждать не придётся! Лиза! Она не стажёр! Я точно знаю!
Лена ещё раз вздохнула и достаточно подробно объяснила Елизавете, в чём дело.
На лице Лизы появилось жёсткое выражение.
- А вы знали? – обратилась она к Светлане и Инне.
Коллеги молча кивнули.
- Тогда я вообще ничего не понимаю! – Лиза гневно стукнула кулаком по столу. – Ни тебя, Лена, ни вас, девочки!
Лена! Она сознательно жестоко, даже с садизмом, отнеслась к твоей подруге! Просто из мести! А ты с ней либеральничаешь! Да с ней с самого первого дня надо было обращаться совсем не так, а раза в три суровее!
- А вы, девочки! – почти кричала Лиза на Светлану и Инну. – Вы – лучшие подруги Лены! И как вы себя ведёте?
– Лиза! – попыталась вставить слово Лена.
– Подожди! - отмахнулась Елизавета. - Лена пытается эту Левченко проучить, а вы ей сочувствуете! Утешаете, советы даёте! Девчонки, вы что, обалдели совсем?
Да мы должны все быть заодно! Если бы Левченко поступила так с посторонним человеком – это одно дело! Но она-то причинила боль нашей коллеге, нашей подруге! Мы должны окружить её всеобщим презрением, не давать ей даже вздохнуть, сделать так, чтобы она не вылезла вообще из наказаний!
А то, что получается? Вы, наоборот, лазейки ей открываете! Жизнь этой мерзавке облегчаете!
Елизавета была вне себя от гнева.
– Лиза, - тихо сказала Лена. - Спасибо тебе. Но если мы все на неё ополчимся – это будет уже слишком! Я ведь с ней очень строго поступаю! Она и так вздохнуть не может! А с сегодняшнего дня - так и выдыхать будет через раз!
А на девчонок я ворчу больше для порядка.
– Лена права, - твёрдо сказала Светлана. - Лиза, у нас не гестапо! Соня – такая же воспитанница, как и все! Мы обязаны думать об её психологическом здоровье. Всеобщим презрением и жестокостью мы Соню просто сломаем, а мы не имеем на это права!
Да, она поступила подло, ужасно! Но она живой человек, и мы за неё отвечаем! Тем более, Лиза, Соня и сама старается. Раскаивается полностью, за Марину очень переживает. Этого даже Лена не отрицает!
Ты знаешь, что она сладкого не ест и фильмы не смотрит? Сама себя наказала! Лиза, она меняется на глазах!
Да, мы с Инной взяли Соню под свою опёку. Лене трудно индивидуально с ней работать, особенно поддерживать, и мы пока делаем это вместо неё.
Елизавета помолчала.
– Да, вы, наверное, всё-таки правы! - неохотно признала она. - Но я просто потрясена! Очень расстроилась за Лену! И девочку эту, твою, Лена, подругу, ужасно жалко! Нет, какая эта Соня всё-таки зараза! А ведь так мне понравилась сначала!
Елизавета, действительно, очень расстроилась. Она была довольно темпераментной и воспринимала всё близко к сердцу.
– Лиза, - мягко сказала ей Инна. - Ты пойми, даже то, что уже произошло, это для Сони ужасное наказание! Теперь ты знаешь, что она не стажёр! Попробуй поставить себя на её место!
Внезапно оказаться в “Центре”! Увидеть в качестве своего воспитателя Елену! Да только от осознания того, что она у Лены в полной власти, можно уже рехнуться!
Соня в постоянном страхе и напряжении находится! На Лену глаз поднять не смеет! А Лена ведь её вовсе не щадит! Посмотри в компьютере её карту, убедишься! Да одни розги чего стоят!
– Да, розги – это серьёзно! - согласилась Елизавета. - Я-то думала, что Лена стажёра готовит! Лен, всё равно, хотя бы для неё – отступи ты от своей методики! Пощёчину залепи, хотя бы уж! Эту красавицу одной поркой не проймёшь, раз она такое сделала!
– Сегодня две залепила, - мрачно сообщила Лена.
– Да ты что? А я-то думала, с чего это вдруг град пошёл? - рассмеялась Лиза.
– Хорошо. Вы меня убедили, - уже серьёзно продолжала она. - Но предупреждаю – я её утешать не собираюсь! Даже наоборот! Защитников этой Левченко и так уже хватает, как я понимаю. Лена, а почему ты это скрываешь от других воспитателей?
Лена развела руками.
– Да именно поэтому! Защитников Соне хватает, а новых угнетателей ей тоже не надо! Лиза, ты тоже, пожалуйста, не распространяйся!
– Хорошо!
Елизавета отошла приготовить себе кофе. Она была страстной кофеманкой и, когда позволяло время, делала кофе такой, как любила: из только что смолотых зёрен, сваренный в турке по специальной методике. Кроме неё, за обедом кофе обычно никто не пил.
Елизавету поразил поступок Сони. Она не понимала, как в принципе можно было совершить такое!
Конечно, в больнице Марина могла оказаться и не по вине Сони. То, что Соня не заметила плохого самочувствия поднадзорной и не сразу остановила наказание, это просто ошибка, которую, в принципе, мог совершить каждый. Елизавету возмутило другое.
Отнестись так жестоко к беззащитной девушке, находящейся в полной её власти, только для того, чтобы отомстить Лене – это казалось Лизе подлостью! Она представила, что кто-нибудь подобным образом поступил бы с Вероникой – и просто задохнулась от возмущения!
«Если Марина Лене так же дорога, как мне Вероника – я представляю, как она себя сейчас чувствует! - думала Лиза. - С другой стороны, чтобы совершить такое, Соня должна быть жестокой, мстительной и безжалостной! Но это никак не вяжется с её поведением в “Центре”! Это её раскаяние, о котором говорили девчонки, скромность, покорность, готовность помочь своим подругам – Соня должна была вести себя совсем не так!»
Лиза подошла обратно к столику с чашкой свежесваренного кофе. Подруги пили чай, негромко беседуя. Елизавета устроилась на своём месте, дождалась паузы и спросила у Светы:
– Я хочу вернуться к Левченко. Послушай, штатный психолог, а ты не интересовалась у Сони, почему она так поступила с Мариной? О чём она думала? Ведь она не выглядит такой законченной мерзавкой!
– Интересовалась, - кивнула Светлана. - Она говорит одно: “Не знаю! Тогда мне казалось, что это правильно! А теперь я в ужасе от того, что смогла такое допустить!”
– Наверное, наша система перевоспитания срабатывает, - улыбнулась Света.
– Что-то я сомневаюсь, что такое поддаётся перевоспитанию, - пробормотала Лиза.
– Да прекрасно поддаётся! - решительно возразила Инна. - Метод “шоковой терапии”! Строгие наказания, плюс осознание того, что она всё это заслужила! Да ещё беседы, которые мы с ней проводим! Будет совсем другой человек, вот увидишь! Может быть, даже Лена сможет её простить, когда Марина поправится!
Лена пожала плечами.
– Не знаю! Пока я даже минимальное сочувствие перестала к ней испытывать! Мне это и самой не нравится. Просто видеть её не хочется, правда, девчонки!
Елизавета взглянула на часы и довольным голосом с ехидной улыбочкой сказала:
– Так, дорогие студентки! Отставили чашки, и, будьте добры, следуйте за мной!
– Подумаешь, - проворчала Лена, поднимаясь с места.
Инна молча улыбалась. Сейчас им вместе с другими воспитателями, которые одновременно с работой обучались на втором курсе колледжа, предстояло сдавать сложный срезовый тест-зачёт по немецкому языку.
Принимать его должны были Елизавета и старший преподаватель по этой дисциплине – Маргарита Евдокимовна, воспитатель с третьего курса.
Всего на втором отделении работали, кроме Лены и Инны, ещё шесть таких сотрудников, все они выполняли обязанности дежурных воспитателей. Их всегда ставили работать в одну смену, чтобы в выходные дни девушки могли посещать групповые занятия и сдавать подобные зачёты.
Светлана шутливо помахала Лене с Инной рукой.
– Удачи! Вечером обмоем! За ужином!
Соне предстояло почти час отстоять на коленях в кабинете воспитателей под наблюдением Марии Александровны. По сравнению с перенесённой утром жестокой поркой, это, конечно, казалось не таким страшным. Но вот лишиться прогулки было обидно!
Прогулку воспитанницы очень любили и воспринимали как полноценную передышку среди трудного напряжённого дня.
В будние дни девушки гуляли после обеда обычно около сорока минут либо в парке “Центра”, либо на территории овощебазы, если в этот день работали.
В отличие от воскресений, у них не было по будням полной свободы передвижений. В пределах “Центра” дозволялось гулять на определённой чётко отграниченной для каждого отделения территории. С девушками выходили те дежурные воспитатели, у которых шли на прогулку все воспитанницы (иногда некоторые оставались в группе по разным причинам – например, после болезни или в наказание). Воспитателей, вынужденных остаться в группе, замещали сотрудницы охраны.
Но, всё равно, воспитанницы могли передвигаться по довольно большой территории, беспрепятственно общаться со своими подругами, в том числе, и из других групп, а в тёплое время – играть в спортивные игры.
На прогулку разрешалось брать плееры и книги, и это являлось отдушиной для страстных любителей чтения и музыки.
На прогулках девочки могли свободно разговаривать друг с другом на разные темы, не опасаясь того, что их беседа будет услышана воспитателями, или записана на плёнку, и прослушана позже. От воспитанниц не скрывали, что всё происходящее почти во всех помещениях “Центра” записывается и выборочно просматривается.
Сегодня днём Мария Александровна осталась в группе не только из-за Сони. Карпова Даша недавно перенесла лакунарную ангину, 10 дней находилась в изоляторе (кстати, одновременно с Соней), и пока ей были ещё запрещены прогулки, и, более того, назначен обязательный дневной сон.
После обеда Даша приходила в спальню, ложилась в кровать и спала до окончания перерыва. Девушка была этим очень довольна – лишний час сна её действительно поддерживал.
На работу Даша тоже пока ещё не ходила. На то время, когда группа уезжала в овощехранилище, воспитанницу отводили в изолятор, и она посвящала день самостоятельным занятиям.
Несмотря на некоторые возникающие преимущества и послабления в режиме – девушки обычно не хотели попадать в изолятор, и даже панически боялись этого. Дело в том, что после пребывания в изоляторе (по любой причине), воспитанницам практически всегда продляли срок пребывания в “Центре”. Считалось, что в изоляторе они не отбывают наказание должным образом, и, так оно, собственно, и было.
Кроме того, такой мерой руководство предупреждало возможные попытки довести себя до болезни специально.
Никто из воспитанниц, естественно, не хотел продления срока заключения даже на несколько дней, поэтому периодически случались другие нарушения. Уже почувствовав себя заболевшими, девушки скрывали это в надежде на то, что всё пройдёт, и в изолятор идти не придётся.
На этот счёт существовали очень строгие правила. Воспитанницы обязаны были немедленно доложить воспитателям о своём плохом самочувствии, даже о самых незначительных симптомах. Если девушки этого не делали (а это чаще всего всё равно обнаруживалось), то после выздоровления с ними поступали очень строго.
Болели воспитанницы в “Центре” редко. Это достигалось и чёткой работой врачей, и в результате психологического настроя девчонок – они категорически не хотели болеть!
В изоляторе они часто со слезами умоляли врачей отпустить их в группу пораньше, утверждали, что у них уже всё хорошо. Естественно, доктора руководствовались не подобными просьбами, а состоянием здоровья и соображениями безопасности для других воспитанниц.
После выписки выздоровевшей из изолятора всегда проводилось основательное расследование, где уточнялись причины болезни, выяснялось, не могла ли воспитанница прямо или косвенно (в том числе, безответственным отношением к своему здоровью) сама спровоцировать заболевание; сразу ли заявила о плохом самочувствии. Имело значение и поведение больной в изоляторе.
Решение о сроке продления наказания принималось по каждому случаю индивидуально.
Самым благоприятным для воспитанницы вариантом считался тот, когда срок продляли один на один, то есть, точно на количество проведённых в изоляторе дней. Меньший срок назначался крайне редко, а вот больший – сколько угодно!
Иногда, в очень редких случаях, с одобрения директора “Центра”, девушкам не назначался дополнительный срок наказания. Это происходило в тех случаях, когда воспитанница даже теоретически не могла предотвратить своё заболевание, например, если у неё случался приступ аппендицита.
Соня, когда выписывалась из изолятора, спросила у Натальи Александровны, как этот вопрос будет решаться в отношении неё, и получила неутешительный ответ – продления срока не избежать!
Врач объяснила, что в её заболевании присутствуют психологические моменты. Теоретически, у Сони, при наличии серьёзной мотивации, возникает шанс смягчить течение болезни и не попадать в изолятор. Ну, а если не получится, то за 4 года набежит почти два месяца штрафного срока! А ведь за это время можно ещё чем-то заболеть, хотя бы гриппом! Перспектива невесёлая!
Мария Александровна сегодня была сдержанной и немногословной.
Утром, после подъёма, она ещё раз заявила девушкам, которые смотрели на неё смущённо и виновато, что инцидент исчерпан, и никаких претензий она к своим воспитанницам не имеет.
– Соколова, ты тоже можешь расслабиться, - сказала она Юле. - Инна Владимировна, оказывается, тебя вчера уже достаточно строго наказала. Меня это вполне устроит! Дополнительной порки с моей стороны не будет!
Ни Юля, ни остальные девушки, и даже Соня – никто такого не ожидал!
Юля вспыхнула и горячо воскликнула:
– Спасибо! Но я этого не заслужила!
– Ладно. Пусть великодушие будет полным, - махнула рукой воспитательница.
День пошёл своим чередом, и, в принципе, в сдержанности Марии Александровны ничего сверхординарного не было. Она и раньше, в отличие от Лены и Инны, не в каждое дежурство вела себя одинаково, а иногда настроение Марии Александровны менялось и в течение дня.
Сейчас, после обеда, отправив Дашу в кровать, воспитатель указала Соне, куда встать на колени – около кушетки для наказаний, и предупредила, что за каждое нарушение режима “смирно” запишет ей в карточку 10 ремней.
– Постараюсь этого не допустить, - тихо сказала Соня.
– А ты вообще могла этого наказания не допустить, - ровным голосом произнесла Мария Александровна. Она пристально посмотрела на Соню и продолжила:
– С тем, что Елена Сергеевна выпорола тебя перед уроком, ты действительно ничего не могла поделать. Но! Когда ты вошла в класс, до прихода Елизаветы Вадимовны оставалось ещё около минуты.
Тебе нужно было быстро повторить слова, несмотря на боль и угнетённое состояние! Ты должна была предвидеть, что так может получиться!
А ты – я специально посмотрела – перебирала какие-то бумажки и с Юлей успела поболтать! Непрофессионально! Ты же лидер!
Вполне естественно, что Елена Сергеевна рассердилась! Она не терпит, когда наши воспитанницы зачёт по словам не сдают, да ещё и голые по коридорам разгуливают!
Соня покраснела. Мария Александровна была права.
Больше воспитательница не сказала девушке ни слова. Сидела за компьютером, работала с какой-то программой, но за Соней внимательно наблюдала, и на Дашу периодически поглядывала.
За 15 минут до начала вечерних занятий Мария Александровна освободила Соню.
Девушка помчалась в санитарный блок, успела быстро принять душ (Соне совсем не хотелось, чтобы Елена поймала её сегодня ещё и на неаккуратности), затем занялась лицом: протёрла его косметическим молочком, наложила тональный крем.
Одноклассницы уже вернулись с прогулки, многие занимались тем же.
– Соня, а к семинару ты готова? - поинтересовалась Наташа Леонова.
Сейчас 204-й группе предстоял двухчасовой семинар по литературе.
Соня изумлённо посмотрела на Наташу.
– Конечно!
– Не обижайся, - улыбнулась староста. - Просто Рената Львовна спрашивает очень строго и... ну как бы тебе это сказать, легка на расправу. А ты ещё в таком виде! Обязательно прикопается!
Вот я и переживаю! Не хочется для тебя новых неприятностей.
– Спасибо, что предупредила, - обречённо вздохнула Соня.
Ренату Львовну она ещё не знала. Литература была вчера утром, когда Соня ещё не вернулась из изолятора, но все задания девушка тщательно подготовила. Литературы она не боялась, чувствовала себя уверенно, и до предупреждения Наташи ничего плохого от семинара не ждала.
Рената Львовна, ответственный воспитатель 211-ой группы, оказалась яркой решительной высокой брюнеткой в возрасте “немного за 30”. Она, действительно, сразу вызвала Соню к доске и велела ей начать освещать одну из заданных тем.
Но по мере выступления студентки на лице преподавателя появилось одобрительное выражение.
Соня отвечала свободно, раскованно, смело и толково. Литературу она очень любила, рассуждать умела. По мере ответа она и сама увлеклась, даже забыла, что стоит у доски практически голая.
– Молодец! - похвалила Рената Львовна, отправила Соню на место, и затем организовала общую дискуссию по предмету.
Семинар пролетел незаметно, ни у кого из учениц неприятностей не возникло.
В итоге этого трудного учебного дня у Сони, кроме несданного зачёта по словам, по всем предметам оказались пятёрки. Однако Соню это мало радовало. Она предполагала, что для Елены это вряд ли будет оправданием, и опять, как и в понедельник, ждала отчёта с замирающим сердцем.
***
Лена пришла на отчёт ровно в пять часов. Воспитанницы были уже готовы, быстро расселись за столом. Соня, по-прежнему без одежды, стояла около своего места.
Лена отметила, что все девочки какие-то напряжённые и смотрят на неё странно.
«Опять какой-нибудь сюрприз?» – усмехнулась она про себя.
Мария Александровна приступила к отчёту.
- Елена Сергеевна! Сегодня у нас не совсем обычная ситуация. По всей группе – нарушение только у одной Левченко! У остальных – всё идеально! Никаких замечаний, и все отметки хорошие.
Лена улыбнулась.
- Приятно слышать! Начали бороться за первое место?
Девушки смущённо заулыбались.
- Значит, будем разбираться с Левченко! – продолжала Лена.
- Она на уроке немецкого языка не сдала зачёт по словам, - сообщила Мария Александровна. – Но, Елена Сергеевна, у неё «смягчающие» были.
- Да? – Лена вскинула брови. – И какие же?
- Оба слова она знала. Первое не успела сказать вовремя, а второе – ответила неверно, но тут же исправилась.
- Нет, Мария Александровна! – твёрдо заявила Лена. – Не принимается! Знала нетвёрдо – вот и всё! Никаких «смягчающих»! Будет отвечать по всей строгости!
Соня совсем струсила. Она, конечно, и не ожидала, что отделается лишением одежды и часовым стоянием на коленях вместо прогулки.
Но это «будет отвечать по всей строгости» прозвучало очень уж жутко!
- Левченко! – уже обращалась к ней Лена.
- Да, Елена Сергеевна, - хрипловато отозвалась Соня.
- Объясни мне! Как… ты… могла… такое… допустить! – холодно, медленно и раздельно выговорила Лена. – Только не пытайся оправдываться тем, что прямо перед уроком получила порку! В «Центре» никакие наказания оправданием для плохих ответов не являются, и ты об этом знаешь!
- Да, знаю, - голос Сони срывался от волнения. Впервые девушке приходилось объясняться прямо на отчёте, перед всеми! Было очень страшно!
- Простите меня, - продолжала она. – Очевидно, я нетвёрдо всё выучила. Теперь буду учить слова старательнее!
Но Лена смотрела прямо на Соню, и взгляд её из просто холодного быстро превратился в гневный.
- Я разве об этом спрашиваю? – возмущённо воскликнула она. – Ты чётко ответила мне на поставленный вопрос?
Это была засада! Конечно, Соня опять дала маху!
- Простите, нет! – только и смогла ответить девушка.
- Это всем понятно, что выучила нетвёрдо! А я спрашивала, как ты это допустила! Почему такое себе позволила?
Ты совсем поглупела? Вопросов не понимаешь? Подойди ко мне!
Лена выглядела очень рассерженной.
- Слушаюсь! - на негнущихся ногах Соня подошла к воспитателю. Она уже знала, что сейчас будет! Пощёчина! При всей группе! И хорошо, если одна!
Естественно, так и оказалось.
Соня сделала над собой усилие и после удара не схватилась за щёку, стояла неподвижно. Только слёзы не смогла сдержать, они потекли непроизвольно.
А вот девушки ничего подобного не ожидали, и были шокированы. Некоторые ахнули.
- На кушетку! – гневно приказала Лена. – Сейчас получишь 20 ремней за то, что позволяешь себе нечётко отвечать на вопрос воспитателя!
Через пять секунд Соня уже лежала на кушетке.
- Во время наказания думай! – велела Лена. – Если опять ответишь не по существу – получишь дополнительно 10 ударов! А потом и ещё, если понадобится!
Она ловким движением вынула ремень из чехла, прикреплённого к поясу, и приблизилась к приговорённой.
«За спецремнём не пошла! – мелькнуло у Сони. – Наверное, им только 20 ударов в течение дня можно выдать! Слава Богу»
После утренней порки Соне до сих пор, несмотря на обезболивание, даже двигаться было больно. Мария Александровна днём сделала ей дополнительную обработку, и сейчас раны на ягодицах и бёдрах только-только начали подживать.
Радовалась Соня напрасно. Сейчас переносить новое наказание оказалось невероятно трудно! Обычным ремнём – но по восьмому разряду, да по свежим рубцам… Соня терпела из последних сил, не выпуская из рук перекладину и покрываясь липким потом от боли и напряжения. Ей показалось, что прошла целая вечность до того момента, когда Лена остановила порку.
- Теперь я тебя слушаю!
Соня глубоко вздохнула.
- Елена Сергеевна! Я вчера выучила эти слова так же, как и обычно – старательно! Несколько раз повторила! И Инна Владимировна проверила – всё было в порядке! – наказанная едва могла говорить от боли. – Наверное, я недостаточно повторила их утром! И ещё перед самым уроком! Простите! Я исправлюсь!
- Я не понимаю! – не унималась Лена. – А что тебе все-таки помешало это сделать? Ты опять не отвечаешь на вопрос, а просто выдаёшь факты!
Воспитательный инструмент опять поднялся в воздух.
- Елена Сергеевна! Не надо! – это вырвалось у Сони непроизвольно, она тут же покраснела от досады, но продолжила упрашивать. – Пожалуйста!
- Это мне решать, - холодно сказала Лена. – Думай ещё.
На ягодицы и бёдра воспитанницы снова посыпались удары. Десять, как и было обещано!
Соня уже не верила, что вообще выберется сегодня с этой кушетки.
- Отвечай! – услышала она требовательный голос воспитателя.
- Елена Сергеевна! – взмолилась девушка. – Мне ничего не мешало повторить слова утром! Я думала, что знаю их твёрдо, поэтому повторила только один раз! Видимо, этого оказалось недостаточно! А после утреннего наказания я чувствовала себя плохо, и не нашла в себе сил ещё раз их просмотреть перед уроком.
Но я сделала выводы! Чтобы отвечать хорошо, невзирая на любые обстоятельства, моих обычных усилий мало! Я буду тщательнее работать над словами – особенно по утрам и перед уроками!
- Так вот изволь так и поступать! – твёрдо приказала Лена. – В нашей группе это позор – не сдать зачёт по словам! Никто себе такого не позволяет! Все стараются!
- Я тоже буду стараться! Простите!
- Надеюсь!
Воспитательница применила обезболивающий спрей и вернулась к столу.
- Так, девочки! – обратилась она к группе. – Давайте пока с вами решим. Раз у вас сегодня нет замечаний и наказаний, а время ещё только пять двадцать – вы можете выбрать себе какое-нибудь интересное занятие до ужина. Например, дополнительную прогулку или бассейн.
- Бассейн! Можно, бассейн! – проговорили сразу несколько воспитанниц.
- Если Мария Александровна не возражает, то – пожалуйста!
- Нисколько не возражаю! – ответила та. – Но, кроме Карповой – у неё до субботы медицинское освобождение.
Лена кивнула, достала телефон и быстро договорилась с администратором бассейна.
- Вас ждут через полчаса, - сообщила она девушкам. Затем приказала Соне:
- Левченко! Вставай и подходи сюда!
- Слушаюсь! - наказанная с трудом поднялась с кушетки и вернулась на своё место.
- Сейчас ты получала наказание за нечёткие ответы на вопросы воспитателя, - напомнила Лена. – А за несданный вовремя зачёт я назначаю тебе порку на «станке» - завтра, плюс шесть «напоминаний».
- Слушаюсь, - Соня совсем упала духом.
«Опять станок!»
Воспоминания о прошлом наказании на станке ещё были сильны.
- «Напоминания» будут состоять в следующем, - продолжала Лена. – Поскольку ты признаёшь, что плохо повторила слова утром – перед учебными днями мы будем поднимать тебя в шесть пятнадцать и наказывать специальным ремнем. Твоим персональным.
Лена усмехнулась. Соня от досады опять покраснела.
– 20 ударов, по восьмому разряду, - услышала она. - После этого будешь сразу повторять слова по всем предметам и ещё до подъёма сдавать воспитателю. С завтрашнего дня! Всё поняла?
- Да, - Соня примерно чего-нибудь подобного и ожидала.
- Если и этого окажется недостаточно, - грозно произнесла Лена, - и ты ещё раз себе такое позволишь – пеняй на себя!
- На вечер у Левченко индивидуальный урок с Елизаветой Вадимовной – в шесть часов, - сообщила Мария Александровна. – Я ещё не проверяла.
- Я проверю, - пообещала Лена. – И отправлю её на занятие. Плавайте спокойно!
Она строго посмотрела на Соню.
- Одеться сможешь непосредственно перед ужином. После самоподготовки у тебя очередная «приятная» встреча с розгами. Ну, а потом - отправишься к Марине Олеговне!
- Слушаюсь, - Соня заставила себя ответить чётко.
«Ну и перспектива!»
- Елена Сергеевна! – решительно произнесла Наташа. – У нас имеется заявление!
- Выкладывайте! – кивнула Лена.
- Мы переписали на Соню свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Мы просим вас это принять и освободить Соню от наказания розгами! У неё 100 розог осталось. Тут хватит!
Наташа передала воспитательнице стопку документов.
Мария Александровна беззвучно прыснула и, закрыв рот рукой, отвернулась в сторону. Лена подозрительно посмотрела на неё.
- На меня не смотрите! – быстро сказала Маша. – Я тут ни при чём! В первый раз об этом слышу!
- А почему смеётесь?
- Так ведь идея-то замечательная! – улыбнулась Мария Александровна. – Такого я тоже в своей практике ещё не встречала! Вот и радуюсь – какие у нас девочки дружные и сознательные!
Лена покачала головой.
- Да уж! А кто автор этой «замечательной» идеи? – она окинула взглядом притихших девушек.
- Елена Сергеевна! – быстро, со смешком проговорила Маша. Она явно очень веселилась. – Вы лучше сразу скажите, что этому автору светит! Тогда ему интереснее будет признаваться!
- Что светит! – проворчала Лена. – Бастилия! Срок заключения – лет сто!
Соня перевела дух. Она уже поняла, что всё будет в порядке, и девчонкам ничего не грозит. Но девушки явно так не думали и, похоже, испугались.
Лена и Маша, посмотрев на вытянувшиеся физиономии воспитанниц, дружно рассмеялись.
- Нет, шуток они явно не понимают! – улыбнулась Лена Марии Александровне.
- Девочки, расслабьтесь! – обратилась она к группе. – Ничего плохого никому не светит! Я просто из интереса спрашиваю.
- Предложила я, - встала Юля.
– Понятно! А все поддержали! Левченко! И ты это принимаешь?
- Да, - тихо ответила Соня.
- Ещё бы! Конечно, принимает! Что же она – совсем глупая! – весело воскликнула Мария Александровна.
- Хорошо, - Лена подвинула к себе сертификаты. – Выбора у меня всё равно нет! Я обязана по инструкции это принять. Левченко! Ты будешь мне их каждый раз по штучке предъявлять?
- Если можно, снимите меня сразу все розги, - попросила Соня.
- Снимаю! 100 штук! Довольны?
Наташа немного смущённо ответила:
- Елена Сергеевна! Мы же не просто так! Мы вчера решили, что подумаем, как можем друг другу помочь, чтобы добиться первого места! Поэтому и хотим Соню поддержать, ведь с таким грузом очень трудно!
- Согласна, - кивнула Лена. – Только специально вашу Соню никто не «грузил»! Она сама виновата! Но вы поступили очень щедро! Не переживайте, я не в претензии!
- Елена Сергеевна, - продолжала Наташа. – У меня ещё вопрос. А какой сертификат покроет наказание на «станке»?
- Для Левченко? – уточнила Лена.
- Да.
- Не меньше сорока единиц!
- Тогда… Я отдаю ещё один свой – на 20. И 20 осталось из наших. Пожалуйста, снимите с Сони и это наказание!
- Наташа! – растерялась Соня.
- Ты не принимаешь? – быстро и насмешливо спросила Лена.
Соня с Наташей обменялись красноречивыми взглядами, после чего Соня вздохнула:
- Принимаю.
И тихо добавила:
- Спасибо!
- Отлично! – протянула Лена. – Надеюсь, у тебя хватит ума правильно воспользоваться этим подарком! Помоги девочкам добиться первого места! И не только выдающимися идеями вроде вчерашней, а, прежде всего – своим поведением!
Ещё раз повторяю – тебе стыдно допускать нарушения вообще!
Но, Левченко, я тебя предупреждаю! Пока у тебя в долгах будет больше 30-ти ударов – получать их будешь всё равно несколько раз в день. Несмотря на то, что розги списаны.
Лена усмехнулась:
- Такой для тебя индивидуальный воспитательный план!
- А у неё теперь только 30 и осталось, - сообщила Мария Александровна, быстро произведя подсчёты. – Кроме напоминаний!
- А вот это вовсе не факт! – не согласилась Лена. – У неё ещё один должок имеется! Правда, Соня?
Воспитанница кивнула.
- Поскольку наша с тобой вечерняя встреча, похоже, отменяется, давай сейчас об этом поговорим.
Соня, покраснев, подумала с отчаянием:
« Всё-таки нашла, как на мне отыграться!»
Ей ужасно не хотелось сейчас, в присутствии всей группы и Марии Александровны, обсуждать свой утренний позор.
- Мария Александровна, - Лена повернулась к дежурной воспитательнице. – Левченко сегодня утром допустила ещё одно нарушение, которое пока не отмечено в карточке.
Соня стояла уже совершенно пунцовая. Про это она не рассказала даже Юле с Галей!
- Она после наказания, нарушив «Правила», оскорбительно обо мне подумала!
Девушки заволновались. Такое в группе уже было, и не один раз. Они знали, что Лена всегда «просекает» такие моменты и поступает с провинившимися довольно сурово!
- Я согласилась не выносить это дело на педсовет по единственной причине.
Воспитательница выдержала небольшую паузу.
- Я лично обещала маме Левченко свидание в воскресенье, и не хочу его срывать!
Соня, по моему условию, должна была сама придумать себе наказание. Такое, чтобы заменило ей «приятные» минуты на педсовете и два дня карцера.
- Ты это сделала? – требовательно спросила она у девушки.
- Да.
- Я тебя слушаю!
Соня растерянно обвела глазами девочек и Марию Александровну.
- Давай, не тяни! – настаивала Лена.
- Елена Сергеевна! – начала Соня. – Я считаю, что вы должны наказать меня так, как сделали в изоляторе! Поставить у стенки!
Только не на два дня, а на три-четыре!
Соне нелегко далось это решение. Но она предполагала, что на меньшее Лена вряд ли согласится!
Воспитанницы недоумённо переглянулись. Они не понимали, о чём идёт речь. Такого в группе не случалось!
Юля с Галей тоже не знали, что Лена так наказала Соню в изоляторе. Соответственно, Соня умолчала и о том, что подобным образом поступила с Мариной. Просто язык не повернулся рассказать об этом девчонкам, так было стыдно!
- Нет! Не пойдёт! – решительно заявила Лена. – Во-первых, здесь, в группе, такое осуществить сложно. Необходимо решение того же педсовета, чтобы на такой срок лишить тебя работы и учёбы!
А во-вторых! Соня, это наказание я провела вполне с определённой целью. Ты знаешь, с какой!
А вообще – это для меня неприемлемо! Больше я так никого наказывать не собираюсь! И тебя – в том числе! Абсолютно не мой метод, понимаешь?
Соня кивнула с явным облегчением.
- Надеюсь, у тебя есть ещё идеи?
- Да.
Соня действительно на всякий случай продумала ещё один вариант, хотя и не надеялась, что Лена отвергнет первый.
- Тогда… - она собралась с духом. – Я предлагаю наказать меня на «станке» и отправить на штрафной ужин. И ещё: регулярно, например, 2 раза в неделю, проводить по отношению ко мне строгие наказания, а закончить их – когда вы сами сочтёте нужным!
- Розгами? – воспитательница смотрела на Соню с явной насмешкой.
- Нет! – это отчаянное восклицание вырвалось прежде, чем девушка успела подумать. – Простите, я хотела сказать… Если можно, пожалуйста, не розгами!
Воспитанницы замерли. Лена немного помолчала.
- Можно, - задумчиво произнесла она. – Но я надеялась, что ты придумаешь что-нибудь пооригинальнее, а не скопируешь слепо мои прошлые действия!
Соня недоумённо подняла на Лену глаза. Перехватив её взгляд, воспитатель пояснила:
- Я же примерно так наказала Зою два месяца назад! За такой же проступок. Ты поинтересовалась у девочек?
Действительно, такое имело место! Зоя тогда ещё была относительно новенькой, и Лена не хотела отправлять её в карцер. Наказала на «станке», а потом два раза в неделю устраивала провинившейся строгую порку, причём, ещё в конце первого наказания заявила:
- Будешь получать такие экзекуции до тех пор, пока я не посчитаю, что ты достаточно прониклась! И можешь меня не упрашивать и с вопросами не приставать!
Соня с удивлением ответила:
- Нет! Я про это не знала! И девочкам про свой проступок не рассказывала. Вы мне приказали мысленно встать на ваше место и подумать, как бы вы со мной поступили! Я и подумала!
- Значит, ты слишком хорошо встала на моё место! – усмехнулась Лена. – Неплохо, правда? - обернулась она к Марии Александровне.
- Да! – воскликнула та. – Можете теперь её привлекать, как независимого консультанта!
- Хорошо! – подытожила Лена. – Оставляем «станок» и штрафной ужин. На завтра! И строгие наказания будешь получать, но только один раз в неделю – по субботам. Потому что они будут очень строгие!
- Слушаюсь.
Лена немного подумала.
- Начнём, пожалуй, со следующей субботы. Не будем омрачать свидание.
- Спасибо, - Соня облегчённо вздохнула. Ей, конечно, придётся несладко, но всё же не розги…
- Всё! – Лена встала. – Собирайтесь в бассейн. Даша, ты можешь пока что-нибудь посмотреть.
- Нет, Елена Сергеевна, спасибо! Я займусь уроками. Долгов ещё много.
- Хорошо. Левченко, бери немецкий – и ко мне в кабинет. Сейчас.
В кабинете Лена холодно заявила Соне:
- Что же. Сегодня тебе очень сильно повезло. Девочки тебя выручили.
- Да, - Соня не смела поднять глаз.
- Ты прекрасно понимаешь, - усмехнулась Лена. – Мне совсем нетрудно назначить тебе розги снова. Хотя бы за твои оскорбительные мысли. Да и потом…за что угодно.
- Понимаю, - тихо согласилась девушка.
- Но меня впечатлил поступок девочек. Очень не хочется их разочаровывать. Они так хотели тебя от этого избавить, что…
Лена усмехнулась.
- Я дрогнула. Но знай, что от применения розог в твоём воспитании я отказываться не собираюсь. Пойдём-ка со мной.
Лена привела Соню в санузел воспитателей и показала пластиковую трубу и замоченные в рассоле розги.
- Они будут терпеливо дожидаться своего часа, - пояснила она. – И, если дашь мне повод… Сама понимаешь, пощады тебе не будет. Всё, что обещала, я выполню. Поняла?
- Да, Елена Сергеевна.
Не понять было трудно.
Через пару минут Соня уже отвечала Лене немецкий, причём воспитатель выспросила у неё всё до последнего слова. Вместе они проработали все устные задания. Соня с удивлением отметила, что и немецким Лена владеет отлично, практически совершенно свободно. Лучше Сони, это уж точно.
«Интересно, как они тут учатся? – подумала девушка, имея в виду воспитателей. – За год, что ли, всю программу колледжа проходят? Так ведь не успеть! Ещё и с такой работой!»
- Неплохо! – отметила Лена в конце опроса. – Надеюсь, что с Елизаветой Вадимовной у тебя сегодня проблем не возникнет.
Однако проблемы у Сони возникли. Да ещё какие!
Часть вторая: «Проблески надежды»
Глава 1
Четверг
- Итак, отметки за урок, - Лена обвела воспитанниц 204-ой группы внимательно-насмешливым взглядом.
10 пар глаз смотрели не неё с явным напряжением. Получить за урок оценку ниже четвёрки, да ещё и у своего ответственного воспитателя – это грозило весьма неприятными последствиями.
- Расслабьтесь, - преподаватель улыбнулась. – Логиновой и Леоновой выставляю четвёрки. Остальным – отлично.
По-другому на Лениных уроках в своей группе бывало редко. К изучению французского девушки относились с особым усердием, и неудивительно. С поведением тоже проблем обычно не возникало: таких махровых мазохисток, осмеливающихся нарушать дисциплину на французском, в группе не наблюдалось.
Лена никогда не позволяла себе приходить на уроки в плохом настроении, проводила занятия живо и энергично. Разумеется, это не мешало ей применять к недобросовестным ученицам строгие меры. Но сегодня урок прошёл вполне благополучно.
- Отдыхайте, - воспитательница закрыла журнал, поправила стопку учётных карточек на столе. – Напоминаю, у вас расширенный перерыв. Свободны все, кроме Левченко.
Соня мгновенно поднялась с места. Лена с удовольствием уловила промелькнувшее на миг в глазах воспитанницы тревожное выражение.
- А ты идёшь со мной в кабинет, - спокойно приказала она.
- Слушаюсь.
Вслед за воспитательницей Соня зашла в кабинет прямо из класса.
Она волновалась, но внешне пока оставалась невозмутимой. У девушки теплилась надежда, что всё каким-то образом обойдётся. Могла же Лена вызвать её по нейтральному поводу? Например, проверить индивидуальное задание по французскому повышенной сложности, которое дала продвинутой студентке на этом уроке?
Соня, конечно, прекрасно помнила о том, что Елена обещала устроить ей трудную жизнь.
“По утрам буду пороть тебя ремнём, вечером – розгами!” - эта фраза не выходила у девушки из головы.
Но предыдущие два дня прошли для неё так удачно! И свидание Лена разрешила! И вчера вечером разговаривала с Соней без обычного презрения. Так хотелось верить, что она передумает, не будет создавать Соне дополнительных проблем! Их и так много!
Однако надежды не оправдались. Лена холодно посмотрела на вытянувшуюся «смирно» воспитанницу и спокойно спросила:
– Надеюсь, ты помнишь, что у тебя в “долгах” 60 ремней?
– Да, - сердце Сони сжалось.
– Тридцать получишь сейчас! - отрезала воспитательница, не сводя с девушки глаз. - Раздевайся!
– Слушаюсь!
Соня постаралась взять себя в руки, собраться, не показать своего страха и отчаяния.
“Сейчас? - с ужасом думала она. - С ума сойти! Как же я потом учиться буду?”
Девушка помнила, что после тридцати строгих ударов резиновым ремнём, полученных от Лены в субботу вечером, вынуждена была отлёживаться в постели.
“Может быть, накажет не так строго? Или хотя бы обезболивание применит?”
Разделась Соня моментально, хотя от предчувствия неотвратимой жестокой боли сильно застучало сердце.
“Быстро привыкаешь к хорошему! – обречённо думала она. - Два дня меня не наказывали – и как же теперь трудно будет!”
При одном взгляде на кушетку у Сони подступила к горлу тошнота. Страшно было ужасно!
Лена подошла к ней, держа в руках ремень. Не такой, как обычно, а другой. Тоже резиновый, но более широкий и плотный, не менее сантиметра толщиной, на длинной рукоятке. Нетрудно было предположить, что и ощущения от ударов таким воспитательным инструментом будут совсем иные.
- Ты помнишь наш разговор во вторник? – Лена говорила спокойно. Слишком спокойно.
- Да, - с трудом выговорила воспитанница. В горле пересохло.
- Всё, что обещала, я выполню, - воспитатель демонстративно похлопывала ремнём себя по ладони. – С сегодняшнего дня я намерена пороть тебя только по восьмому разряду. За рядовые проступки – ремнём. А вот за серьёзные будешь получать розги. Понятно?
- Да, - Соня изо всех сил старалась держать себя в руках.
Лена удовлетворённо кивнула.
- Дальше, - невозмутимо продолжала она. – Для обычной порки, не «безлимитной», ремень у нас с тобой теперь будет особенный.
Соня невольно перевела взгляд на ремень в руках воспитательницы. Выглядел инструмент угрожающе.
- Для порки «по восьмому» я вполне имею право его использовать, - усмехнулась Лена.
«Переживу! - мелькнуло у Сони. – Это не розги!»
- Жаль только, что, по инструкции, я могу выдать тебе этим усовершенствованным ремнём только 20 ударов, - Лена нарочито вздохнула. – Но ничего. Я найду, чем добавить до тридцати.
Она кивнула в сторону своего стола, на котором лежала сложенная вдвое резиновая скакалка.
«И это переживу! - упрямо подумала Соня. – Она специально давит! Хочет деморализовать! Потерплю! Главное – не кричать, не доставить ей такого удовольствия!»
Лена уловила упрямый блеск в глазах воспитанницы.
- Ты с чем-то несогласна? – вкрадчиво спросила она.
Соня покачала головой.
- Нет, Елена Сергеевна. Согласна. Только…
Соня запнулась.
- Продолжай, - Лена говорила вроде бы доброжелательно.
- Елена Сергеевна, я виновата, но, честное слово, я хотела только извиниться! Я не искала никакой выгоды для себя!
- Никакой выгоды? – Лена нахмурилась и возмущённо продолжала. – Да ты…только для себя выгоду и искала! Ты просила меня тебя простить, потому что ТЕБЕ некомфортно от моего отношения, потому что ТЫ страдаешь от презрения! И тебе наплевать на страдания Марины! Ты думаешь, ей легко сейчас в реанимации? Лежать беспомощной, прикованной к кровати, опутанной разными трубками и проводами, без движения, и не знать, поправится она или нет?
Соня побледнела. Упоминание о Марине вывело её из и так неустойчивого, с трудом обретённого равновесия.
- Да ты не имеешь никакого права выпрашивать для себя какие-то снисхождения, пока Маринка между жизнью и смертью! А ты именно это и сделала! Да ты просто…
Лена глубоко вздохнула и более спокойно закончила:
- Просто ты заслуживаешь того, что я тебе обещала. Ясно? И меня не особо интересует, согласна ты с этим, или нет. К счастью, решаю здесь я!
– Ложись! - жёстко приказала она. Смотрела Лена при этом на Соню в своей обычной манере – холодно, презрительно и немного насмешливо.
Соня послушно легла. Последняя часть разговора подкосила её. Мужество потихоньку куда-то улетучивалось, от страха и чувства бессилия у воспитанницы непроизвольно выступили на глазах слёзы. Девушке страшно не хотелось, чтобы Лена их увидела, и она машинально, не осознавая, что делает, отвернулась к стене.
– Поверни голову! - резко крикнула ей Лена. - Ты, что, забыла, как надо лежать во время наказания?
– Нет, я помню, - тихо ответила Соня. - Простите.
Во время телесных наказаний девушки обязаны были лежать, повернувшись лицом к воспитателю, и не имели права закрывать глаза. Это облегчало контроль над их состоянием.
– Помнишь – и не делаешь! - возмущённо воскликнула воспитательница. - Ты ведёшь себя безобразно! Постоянно допускаешь нарушения! Не хочешь взять себя в руки! Быстро вставай!
Машинально ответив: “Слушаюсь”, Соня, недоумевая, поднялась с кушетки. Она ещё не до конца осознала, что всё на самом деле очень плохо. Лена приступила к выполнению своего плана и объявила ей настоящую войну.
Едва поднявшись, Соня получила от Лены звонкую увесистую пощёчину. От неё – впервые! Охнув от неожиданности, девушка схватилась рукой за щёку.
– Руки вниз! - гневно крикнула Лена.
Соня быстро опустила руки, не забыв сказать “Слушаюсь”, и Лена ударила её ещё раз, по другой щеке.
Больно было безумно! Щёки горели от ударов, а также стыда и злости. В этот момент Соня просто ненавидела Елену! Но что она могла поделать – полностью бесправная и униженная! Хорошо, что хватило ума и выдержки покориться, вытерпеть этот ужас стойко!
– Может быть, такие меры тебя немного отрезвят, - презрительно заметила Лена. - Ложись! И можешь не переживать – твои слёзы меня не волнуют. Вовсе не было надобности из-за них вертеть головой.
Тут же, не давая воспитаннице опомниться, Лена начала наказание. Тяжёлый толстый ремень с силой опускался на ягодицы и, казалось, пробивал тело насквозь. Разницу между этим, особенным, ремнём, и обычным Соня почувствовала сразу! Тем не менее, вначале она терпела, не позволяя себе ни шевельнуться, ни застонать, только упорно расслабляла мышцы. Ей даже удалось не сбиться и считать удары, хотя боль была просто невыносимой! Про себя Соня рычала от боли и злости, однако внешне всё выглядело пристойно.
Девушка очень разозлилась, а злость обычно мобилизовала и отрезвляла её. Лена и тут была права.
“Потрясающе держится!” - подумала воспитательница, но не сделала Соне ни малейшего послабления.
Она прекрасно осознавала, как трудно сейчас приходится девушке, но испытывала от наказания глубокое моральное удовлетворение. Лена была полностью уверена, что Соня всё это заслужила, и не хотела облегчать её участь.
“Пусть искупает свою вину! Кровью!”
И Соня искупала вину кровью буквально. Тяжёлый ремень пробивал кожу и оставлял на теле сочные кровавые рубцы. Обычно, даже при строгой порке, воспитатели старались такого не допускать. Да, всегда появлялись следы, но открытые кровавые раны после ремня - это было редко. В особых случаях.
После десяти ударов Лена сделала пятисекундную паузу, а затем очередной удар обрушился уже на бёдра воспитанницы. Теперь Соне пришлось совсем плохо! Не выдержав, она отпустила перекладину и после 12-го удара прикрыла руками израненное тело.
- Руки на место! – ледяным голосом приказала Лена.
- Слу-ша-юсь… - голос Сони прервался от боли и досады.
- Ты нарушила «Правила», - бесстрастно заметила воспитательница. – Нельзя совать руки под удары!
- Простите! – Соня вновь крепко ухватилась за перекладину.
«Ну, потерпи! Продержись ещё немного!» - умоляла она сама себя.
- Получишь на пять ударов больше!
- Слушаюсь! О-й-й!
Ремень снова хлестнул по бёдрам несчастной, прочертив на них поперечную красную борозду. Бёдра – такое чувствительное место, а удар оказался настолько жестоким, что стойко перенести его Соня не смогла.
Против её воли тело изогнулось дугой, а ладони опять оказались на бёдрах.
- Ещё пять ударов! Что ты себе позволяешь? – Лена говорила рассерженным голосом, но в нём угадывалось и удовлетворение.
От невыносимой боли Соня едва соображала.
- Простите! Елена Сергеевна, пожалуйста, привяжите меня! – всхлипнула она.
- И не подумаю! – холодно отозвалась Лена. – Это не входит в мои планы. Терпи так!
Последующие семь ударов, тоже по бёдрам, Соня пережила, как в кошмарном сне. Боль взрывалась, пронзала насквозь, не отпускала ни на секунду! Девушка стонала, извивалась, но руками упорно цеплялась за перекладину, сосредоточив на этом все усилия.
«Главное – руки! А то запорет до изолятора!»
- Двадцать! – Лена опустила ремень и внимательно осмотрела ягодицы и бёдра наказанной, на которых красовались свежие красные рубцы, кое-где с капельками крови.
- Сколько осталось? – спросила она у Сони, промокая раны антисептической салфеткой.
- Двадцать, - прошептала девушка.
- Верно. Продолжим скакалкой. Это будет для тебя в новинку, правда?
- Да, - Соня закусила губу почти до крови. Ей и так было настолько больно, что впору было выть и метаться.
Лена прекрасно об этом знала и не спешила продолжать наказание. Не торопясь, подошла к столу, обработала ремень, убрала его в ящик. Взяла скакалку. Собственно, это была уже не скакалка, а специально созданный для наказания инструмент: сложенная вдвое резиновая основа идеальной длины, скреплённая внизу удобной рукояткой.
Соня вытерла ладонью пот со лба и глубоко вздохнула. Боль ещё не отпустила. Было плохо…страшно…тоскливо…
Осознание того, что она полностью находится во власти своего недруга и бесполезно рассчитывать на какое-то снисхождение, было ужасным и наполняло девушку отчаянием.
«Соберись! Надо вытерпеть!»
У воспитанницы хватило сил не сдаться и хотя бы попытаться продолжать борьбу.
Резиновая скакалка хлёстко вытягивала девушку по израненным ягодицам, оставляя на свободных участках кожи характерные петлеобразные следы. От острой пронзительной боли не было спасения!
«Почти как розги…блин!»
Соня сосредоточилась на том, чтобы прочно держаться за перекладину, и старалась нарастающую мучительным потоком боль молча пропускать через себя и растворять где-то внутри.
Получалось! Во время первых десяти ударов скакалкой наказываемая не издала ни звука и почти не шевелилась.
Однако в планы Лены, видимо, не входило позволить воспитаннице гордиться своим мужеством. А, может быть, она решила, что ягодицам уже достаточно на сегодня.
Одиннадцатый удар скакалкой по спине оказался настолько болезненно-шокирующим, что у Сони сразу перехватило дыхание. Порка продолжалась, скакалка хлестала девушку по спине поперёк, и наискосок, вырисовывая на теле красивые петли, похожие на крылья бабочки.
«Это жестоко!»
Соня, даже, если и хотела бы закричать – не могла. Дышать было трудно, спазм сжал горло. Оставалось молча терпеть.
Закончив наказание, Лена тут же велела Соне озвучить свои выводы, но наказанная не могла этого сделать. Дыхание понемногу восстанавливалось, но от невыносимой боли в горле ещё стоял комок. Соня обернулась к Лене, чтобы попытаться объяснить это хотя бы жестами, но воспитательница не стала ждать. Молча взмахнула скакалкой и продолжила порку. В этот раз она дала Соне дополнительно не пять, а все десять ударов: опять по спине, по ягодицам, по бёдрам. Это было сурово, Лена и сама это понимала, но, тем не менее, опять никакого снисхождения воспитаннице не сделала. Соня извивалась на кушетке, из глаз текли слёзы, кричать не было сил.
Наконец, штрафные удары закончились.
– Теперь я жду от тебя вразумительного ответа, - Лена держала скакалку наготове.
Соня с ужасом подумала, что будет, если она опять не сможет ответить! Она нисколько не сомневалась, что Лена без всякой жалости продолжит её пороть! Однако судьба в этот раз сжалилась над наказанной.
– Елена Сергеевна! Простите! - срывающимся голосом проговорила девушка. - Я больше не буду забывать отвечать “Слушаюсь” в ответ на любой приказ. Извините, я не смогла сразу ответить – у меня какие-то спазмы были в горле!
– Я видела, - усмехнулась Лена. - Но 10 дополнительных ударов оказались великолепным лечебным средством, правда?
Соня чуть не задохнулась от возмущения.
“Так она знала, что я не могу говорить! - мысленно завопила она. - И всё равно выпорола дополнительно, да ещё так жестоко! Вот сволочь!!! Да я чуть концы не отдала!”
Наказание в этот раз просто потрясло Соню. Боль была жуткая! И такой жестокости даже от Лены девушка не ожидала.
Тем временем воспитательница применила спрей с обезболиванием. Обрабатывать пришлось почти всё тело.
“Неужели?” - Соня облегчённо вздохнула. Боль начала немного отступать. Совсем чуть-чуть, но можно уже было её хоть как-то терпеть.
Лена тут же велела наказанной встать. На этот раз Соня чётко и без задержки произнесла: “Слушаюсь”. Урок она усвоила. Ведь формально наказывали девушку сейчас именно за то, что она не сказала: “Слушаюсь” в субботу в такой же ситуации, получив приказ встать с кушетки после порки.
Лена удовлетворённо хмыкнула, но продолжала смотреть на Соню сурово и даже гневно.
“Что же ей ещё не нравится? - испугалась Соня. - Такое мне устроила, и всё равно чем-то недовольна!”
Она покорно стояла перед Еленой – голая, потрясённая жестоким наказанием, и не знала, чего ей ещё ожидать от своей мучительницы!
А Лена жёстко проговорила:
– Если уж ты осмеливаешься допускать такие мысли, то я тебе советую в следующий раз хотя бы думать потише!
– Простите, Елена Сергеевна, я не поняла, - растерялась Соня.
– Не поняла? - усмехнулась Лена - А что ты сейчас про меня подумала? Перед тем, как встала? Нет! Смотри мне в глаза!
Встретившись с Леной взглядом, Соня моментально покраснела.
“Вот это да! - потрясённо подумала она. - Ну, теперь мне точно конец!”
– И не соврёшь! - удовлетворенно произнесла Лена, заметив страх и смущение воспитанницы. - Не посмеешь! Говори! Я, конечно, не прочитала твои мысли полностью, но почувствовала мощный негативный поток в свой адрес. Так что это было?
Соня стояла ни жива, ни мертва. Страх парализовал её.
– Елена Сергеевна! Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом! Прошу вас! - взмолилась девушка.
– Почему? Ты нарушила “Правила”. Ты помнишь, что воспитанницам запрещается не только оскорбительно, а даже неуважительно думать о воспитателях?
– Да. Помню, - обречённо кивнула Соня.
Такое правило действительно существовало. Девушкам внушали, что во всех своих неприятностях виноваты они сами. Воспитатели строгими наказаниями только приучают их к дисциплине и искореняют дурные наклонности. Так что злиться можно только на себя! Не позволяется допускать никаких негативных мыслей по отношению к сотрудникам, а уж, тем более – дерзких взглядов и других внешних проявлений непокорности. И всё это прописано в “Правилах поведения в “Центре”! А, значит, за нарушение придётся отвечать по всей строгости!
– Если ты допускаешь нарушения, то обвинять можешь только себя! - возмущенно говорила Лена. - В том, что ты попала в “Центр”, тоже нет моей вины. Согласна?
Соня кивнула.
– А строго тебя наказывать я имею полное право! По своему усмотрению! И ты не смеешь обо мне плохо думать! Ты должна смиряться и делать выводы! А сейчас ты мне расскажешь, что про меня подумала! Я вытрясу из тебя признание! Никуда не денешься! И, как ты думаешь, что будет потом?
Соня молчала. Она закусила губу и едва сдерживала слёзы.
– А потом – вечером пойдём вместе на педсовет, - продолжала Лена. - И ты объяснишь это уже всем воспитателям. Срок тебе за мысли, может быть, и не продлят, но пару дней карцера получишь точно! Особенно, если я буду настаивать.
Лена насмешливо улыбнулась:
– И тогда, кроме всего прочего, твоё свидание совершенно по официальной причине не состоится! Потому что в воскресенье ты будешь в изоляторе раны залечивать! С примочками лежать!
Что же ты? С таким трудом вы с мамой буквально выбили из меня это свидание! А теперь ты сама всё портишь!
Соня, измученная болью и страхом, едва стояла. Теперь она, наоборот, сильно побледнела. Так страшно за всё время пребывания в “Центре” ей ещё не было ни разу.
Девушка ясно представила, как стоит на педсовете перед всеми воспитателями отделения, и все на неё смотрят осуждающе. И Светлана Петровна! И Инна Владимировна! И Соня должна им объяснять, почему обозвала своего ответственного воспитателя «сволочью»! Пусть и мысленно! Такого позора ей не пережить!
Конечно, её отправят в карцер! Можно не сомневаться! И мама вместо, действительно, с таким трудом добытого свидания получит очередной жестокий удар! Она всё знает про карцер, Сама Соне перед её отъездом объясняла.
Соня готова была завыть от отчаяния и бессилия. После всего, что Лена ей сегодня устроила, девушка уже не сомневалась, что так всё и будет.
Лена смотрела на свою воспитанницу и была очень довольна произведённым эффектом. Она не собиралась отправлять Соню на педсовет и подвергать угрозе её свидание. Сейчас это не входило в планы воспитательницы, но сообщать об этом Соне Лена не спешила.
“Нет! Этого нельзя допустить! - думала Соня. - Надо хотя бы попытаться что-то сделать!”
– Елена Сергеевна! - проговорила она с мольбой. - Пожалуйста, позвольте мне всё объяснить!
– Объясняй! - воскликнула Лена. - Именно этого я от тебя и жду!
Соня глубоко вздохнула.
– Елена Сергеевна! Честное слово, то, что произошло сегодня – это в первый раз! Всё это время, начиная с изолятора, я ничего подобного себе не позволяла. Вела себя так, как и предписывается “Правилами”. Обвиняла во всём только себя! И ни разу о вас плохо не подумала!
– Да неужели? - усмехнулась Лена.
– Я вас уверяю! - горячо воскликнула Соня. - Я, конечно, думала, что вы ко мне… слишком сурово относитесь, что наказания очень строгие, что у вас надо мной полная власть! Даже когда вы мне объявили про розги, я подумала только...
Соня ненадолго замолчала.
– Ну... буквально: “Как же она меня ненавидит, раз такое придумала!” И всё! Поверьте мне, пожалуйста! Ничего оскорбительного не было!
Соня посмотрела на Лену и с облегчением заметила, что её пылкая речь произвела впечатление. Лена ей поверила и была явно удивлена.
– В самом деле? - с усмешкой переспросила она. - И даже “гадиной” ни разу не обозвала?
Соня отрицательно покачала головой.
– Нет. Я действительно считаю, что виновата, всё это заслужила, и вы имеете полное право со мной так поступать!
– Однако всё когда-то случается в первый раз, - заметила Лена. - Сейчас-то ты это сделала!
– Елена Сергеевна! Простите! Мне было так больно и плохо! Я старалась держаться! Но... эти дополнительные 10 ударов меня просто доконали! И когда вы сказали, что знаете, что у меня были спазмы, я просто не выдержала! Мне это показалось таким жестоким – ведь я действительно не могла говорить! Я не сдержалась, извините!
– Зато теперь ты знаешь, что для меня никакие спазмы оправданием не являются. Не отвечаешь сразу на вопрос – получаешь дополнительно 10 ударов. Я тебя уверяю – в следующий раз никаких спазмов не будет!
– Простите! Вы правы! И я так никогда больше не поступлю! Для меня это потрясающий урок! Честное слово!
– И ты считаешь, что я должна тебе это спустить? - холодно осведомилась Лена.
– Нет! – Соня взмахнула руками, но тут же, опомнившись, снова встала смирно. - Вы должны меня наказать! И очень строго! Но, умоляю, не выставляйте меня на педсовет! Пожалуйста! Я там со стыда сгорю! И, опять же, из-за мамы! Ведь свидание...
У Сони прервался голос. Она не выдержала напряжения и разрыдалась.
– Успокойся! Быстро! - резко приказала Лена.
– Слушаюсь, - Соня изо всех сил пыталась справиться с собой.
“Ладно, откатим немного”, - подумала Лена, а вслух задумчиво произнесла:
– Знаешь, Соня! Если бы это произошло после свидания – я бы ни секунды не сомневалась! Тебя бы я не пожалела! Это точно!
Но... твоя мама будет очень разочарована. В том, что сегодня произошло, моей вины нет! Но свидание-то я ей обещала! И я опять перед выбором.
Педсовет – это однозначно карцер и отмена свидания. Однако я имею право наказать тебя и сама. И мне придётся так и поступить – опять из-за твоей мамы! Но ты поняла, как легко на самом деле угодить в карцер?
– Да. Спасибо, - всхлипнула Соня. Слёзы стекали у неё по лицу на грудь, но девушка не решалась их вытереть.
– Но, если до воскресенья ещё что-нибудь вытворишь – больше я навстречу не пойду! Ясно?
Воспитанница с облегчением кивнула.
– Сделаем так! - по-деловому произнесла Лена. - Тогда я тебя ни о чём не расспрашиваю. Лучше мне не знать, что ты там про меня намыслила, а то ещё рассержусь и передумаю.
А ты мысленно поставь себя на моё место и сама назначь себе наказание. Представь, как бы я поступила, если бы решила разобраться с тобой сама, без педсовета.
– Елена Сергеевна, но я не знаю! - растерянно проговорила Соня.
– Всё ты знаешь! - резко возразила Лена. - Думаешь, я не вижу! Ты прекрасно меня чувствуешь! Вполне можешь предугадать мои поступки и решения. Это просто в глаза бросается! Как вчера, например.
Лена усмехнулась:
– А когда мы с Инной отчёты проводим, у меня создаётся впечатление, что ты у нас в мыслях третьей незримо присутствуешь! Сложись ситуация по-другому, ты вполне могла бы с нами работать.
«Работать! – мысленно воскликнула Соня. - После того, что я сделала! Кто бы мне дал здесь работать?»
– Думай! - продолжала Лена. - У нас с тобой ещё вечером встреча – вот тогда и поговорим. А если не придумаешь – тебе придётся всё мне рассказать. Тогда я сама решу.
Она посмотрела на часы:
– Быстро одевайся! Умыться можешь тут, - Лена указала Соне на раковину у входа. - Через три минуты у тебя начинается немецкий.
***
Соня только-только успела выложить на стойку тетради и учебник и шепнуть: «Всё нормально!» подскочившей Юле, когда в класс стремительно влетела преподаватель немецкого Елизавета Вадимовна. На уроках немецкого языка воспитанницы всегда находились в напряжении: у Елизаветы Вадимовны легко менялось настроение, она обладала бурным темпераментом и была малопредсказуемой.
Преподаватель сразу приступила к проверке слов, которые студентки должны были выучить к сегодняшнему уроку. Делала она это энергично, по отработанной методике. Каждой ученице приходилось отвечать в быстром темпе все заданные на сегодня 10 слов и ещё 5-6, пройденных ранее. Обычно словарная проверка всей группы занимала 5-7 минут.
Соня чувствовала себя ужасно! Только что перенесённая жестокая порка и нервное потрясение выбили её из колеи, как и предупреждала Инна Владимировна.
Когда до неё дошла очередь, девушка благополучно ответила 5 слов, а перед шестым ответом, вспоминая, глубоко вздохнула - и не уложилась во время. Отвечать предписывалось незамедлительно! Пока Соня вздыхала, Елизавета Вадимовна назвала уже седьмое слово.
Соня заторопилась, ответила сначала неверно, но тут же исправилась.
- Стоп! – крикнула Елизавета Вадимовна. – Зачёт не принят! Лентяйка! Быстро раздевайся! Снимай с себя всё!
- Слушаюсь! – упавшим голосом произнесла Соня. Терпеть сейчас ещё одну порку не представлялось ей возможным!
Елизавета Вадимовна взяла Сонину карточку, прочитала, затем хмыкнула.
- 50 ударов по восьмому разряду перед уроком – это, конечно, впечатляет! Но! Если бы ты твёрдо вчера выучила слова, а утром - ещё повторила, ты бы их всё равно не забыла. Согласна?
- Да, - тихо ответила Соня.
Услышав про 50 ударов, воспитанницы переглянулись. Юля побледнела и закусила губу. Она очень переживала за подругу! Конечно, Сониному «всё нормально» девушка не поверила.
Соня тем временем уже разделась.
- Иди на место! – приказала воспитатель. – Одеться сможешь после обеда!
- Слушаюсь.
Соня вернулась к своей парте, положила форму на стул и встала у стойки. Несмотря на применение обезболивания, после такого сурового наказания сесть всё равно было невозможно.
Соня знала, что существует такое наказание – отобрать у воспитанницы одежду на какое-то время. Лена его не применяла, но другие воспитатели не так уж и редко использовали.
Девушка, конечно, была рада, что сейчас ей не придётся выносить новую порку. Но до обеда у студенток 204-ой группы, кроме уроков, была по плану ещё одна лекция. Значит, и на лекцию, и на сам обед Соне придётся идти в таком виде!
«Ужас! Сговорились они с Еленой, что ли?»
Воспитанница постаралась собраться и внимательно слушать. Елизавета Вадимовна до конца урока не оставляла Соню в покое: постоянно спрашивала её и один раз вызвала к доске вместе с Лизой Быстровой – отработать диалог.
Однако Соня к уроку вчера готовилась, и ошибок больше не допускала. Почему произошла осечка с этими словами – она и сама не понимала!
Но стыдно Соне было ужасно! Она не ожидала, что морально это так тяжело – находиться голой в присутствии всей группы и воспитателей, да ещё и демонстрировать всем следы от порки.
- Кстати, Левченко, - обратилась к ней в конце урока Елизавета Вадимовна. – Ты мне должна слова и задание за вчерашний день. Готова ответить сегодня?
- Да! – Соня постаралась ответить твёрдо. Вчера она пропустила немецкий – урок был утром, когда воспитанница ещё не вернулась из изолятора. Однако это не освобождало её от необходимости всё выучить и сдать преподавателю лично, так же, как и по другим пропущенным предметам. Долг по немецкому Соня вчера подготовила.
- Тогда сегодня в шесть часов жду тебя на индивидуальное занятие. Ответишь вчерашнее задание и сегодняшние слова заодно.
- Слушаюсь, - кивнула Соня.
Елизавета Вадимовна внимательно на неё посмотрела, без всякой насмешки, каким-то изучающим взглядом – и отошла.
К концу утренних уроков девушка измучилась совершенно. Преподаватели, заходя в класс, естественно, сразу обращали на Соню внимание, заставляли рассказывать, за что она наказана, строго спрашивали и вызывали к доске. Некоторые читали провинившейся нотации. К счастью, больше память Соню не подводила.
Исключением оказалась только Светлана Петровна. Она во время урока не придиралась к Соне, наоборот, похвалила за чёткие и правильные ответы, и ни о чём, кроме своего предмета, не спрашивала. Однако Соня заметила, что в её учётную карточку воспитатель все-таки заглянула.
После урока Светлана Петровна приказала:
- Всем выйти из класса! Левченко остаётся.
Мария Александровна тут же добавила:
- Девочки, сразу берите конспекты по французской истории.
Сейчас группа должна была идти на лекцию по французской истории и культуре.
Когда они с Соней остались в классе одни, Светлана Петровна подошла поближе к воспитаннице и доброжелательно спросила:
- Наверное, не можешь понять, в чём дело? Почему Елена Сергеевна так вчера на тебя ополчилась?
- Я думаю, времени ещё мало прошло, - Соня не решалась посмотреть на Светлану Петровну, стесняясь своего вида. – Вы же мне советовали подождать – а я вылезла.
- Не только, - покачала головой воспитатель. – У Марины в понедельник вечером был очередной тяжёлый приступ в реанимации. Елена Сергеевна об этом узнала уже после педсовета. Это её потрясло. А тут с утра во вторник ты подвернулась…
- Понятно, - потрясённо пробормотала Соня. – А сейчас Марине лучше?
- Ненамного. Поэтому хочу предупредить – Елена к тебе настроена сейчас крайне негативно! Она только тебя во всём обвиняет. Я тебе даже больше скажу.
Светлана Петровна немного помолчала. Соня видела, что она колеблется.
- Вчера она советовалась со мной и Галиной Алексеевной, не перевести ли тебя в другую группу.
- Как? – ахнула Соня.
- А вот так! Дословно Лена сказала:
«Наверное, будет лучше, если вы Левченко переведёте в одну из тех групп, где я не преподаю. Я видеть её больше не могу! Она меня из душевного равновесия выводит. Боюсь, что скоро не смогу к ней относиться объективно»
Но ничего не вышло! Заведующая против категорически! А Елене сказала… - Светлана усмехнулась. – Впрочем, это неважно.
Теперь ты понимаешь её состояние? Она переживает ужасно! Представь, как она себя чувствует, если даже тебя согласна отдать в другую группу!
- Да… - протянула Соня. – Но я не хочу этого! – воскликнула она, вспомнив всё, что произошло вчера в группе. – Девчонки у нас отличные! У меня тут уже подруги. И дежурные воспитатели неплохо ко мне относятся.
Светлана покачала головой.
- Я знаю, что у Лены отличная группа! Но ваш с ней конфликт все преимущества сводит на нет.
- Но ведь не будет же так всегда, Светлана Петровна! – возбуждённо заговорила Соня. – Что же такое с Мариной происходит? Почему врачи ничего сделать не могут? И неужели действительно я во всём виновата, как Елена Сергеевна считает?
Светлана Петровна, но ведь когда-нибудь она всё-таки сможет меня простить? Особенно, если с Мариной всё будет в порядке!
- Надеюсь, - с сомнением протянула Светлана. – Но вот сейчас тебе в другой группе было бы лучше. Подруги – это хорошо, но основное – отношение ответственного воспитателя. Он – Царь и Бог в группе. А дежурные воспитатели особенно ничем не помогут, только морально могут немного поддержать.
Елена тебя как будто гипнотизирует: ты её боишься и продолжаешь допускать нарушения! Надо как-то разорвать этот порочный круг! Раз другая группа тебе не светит, старайся выжить в этой! Не допускай ошибок!
- Я их уже столько допустила, что долго не рассчитаться, - в глазах воспитанницы блеснули слёзы.
- Соня, - воспитательница положила руку девушке на плечо и вынудила ту посмотреть ей в глаза. – Понимаешь… у тебя в мозгу что-то должно щёлкнуть!
- Светлана Петровна! Я же очень стараюсь! Только и думаю, как не допускать нарушений! Но не получается! Мне не собраться! Елена Сергеевна тоже от меня этого требует! А я… Она… - Соня запнулась и всхлипнула.
Светлана задумчиво смотрела на воспитанницу.
- Неужели у тебя мотивации не хватает? – она недоумённо пожала плечами. – Ведь Елена сейчас настроена выполнить данное тебе обещание! Тебе очень хочется по нескольку раз в день выносить наказания, подобные сегодняшнему? И, насколько я знаю, вы решили за первое место бороться! Да ты должна держаться так, чтобы к тебе в принципе невозможно было придраться! Ни в чём! Соня, я знаю точно, это вполне возможно!
Светлана посмотрела на часы.
- Всё! Бери конспект – и выходи. Скоро лекция начнётся! Кстати, - она усмехнулась. – Насчёт своего «костюма» особо не переживай! Это наказание для лидера твоего уровня несущественно! Просто правильно отнесись: выше голову – и не обращай ни на кого внимания.
- Спасибо. Постараюсь, - Соня была благодарна воспитательнице за поддержку.
Вместе они вышли в спальню, где девушки уже строились, чтобы идти на лекцию.
Соня сразу воспользовалась советом Светланы Петровны, почувствовала себя увереннее, и лекция прошла более-менее благополучно. Но позже, когда группа шла на обед, ей опять не повезло! Около дверей столовой своих воспитанниц ожидала Елена Сергеевна.
«Ну, как назло! – отчаяние и нехорошие предчувствия накрыли Соню с головой. – И что ей здесь надо? Раньше никогда не встречала нас у дверей. Может быть, уже знает про меня?»
Однако, перехватив взгляд Елены, Соня поняла, что та ничего не знала! Внешне Лена осталась совершенно спокойной и невозмутимой, но Соня чётко почувствовала её удивление и негодование, причём почувствовала так явно, что даже встревожилась.
«Что же за ментальная связь у нас с ней образовалась?»
Соня инстинктивно сжалась и опустила глаза, как будто это могло сделать её более незаметной.
Мария Александровна остановила группу. Они с Еленой быстро о чём-то переговорили, и Лена передала Маше небольшой пакет. Затем сказала Марии Александровне:
- Идите обедайте! А Левченко я задержу ненадолго.
Они с Соней остались одни в холле перед столовой. Елена гневно посмотрела на девушку и практически прошипела:
- Это что ещё за позорище!
Соня совсем не к месту подумала, что Лена опять изменила причёску. Она делала это часто, иногда – несколько раз за день. У воспитательницы были великолепные густые волосы тёмно-каштанового оттенка длиной немного ниже плеч. Сейчас они свободно распущены и перехвачены сверху оригинальным обручем, очень изящным и блестящим. А на урок с утра Лена приходила с высокой причёской.
- Простите! Меня наказала Елизавета Вадимовна! Я не ответила два слова на проверке, - виновато ответила Соня.
У Лены появилось такое выражение на лице, что Соня всерьёз испугалась.
- Ах, вот как! – голос воспитательницы звенел. – Теперь ты позволяешь себе ещё и к домашним заданиям безответственно относиться! Хотя вчера у тебя был полностью свободный вечер! Тебя никто не наказывал! И на коленях ты не стояла! Могла заниматься, сколько хочешь!
Какое же следующее нарушение будет в твоём списке?
- Простите, - ещё раз повторила Соня, так и не решившись поднять глаза.
- И когда же тебе разрешено одеться? – гневно спросила Лена.
- После обеда.
- Ничего подобного! Скажи Марии Александровне, что я запретила тебе одеваться до семи часов! А сейчас после обеда, весь перерыв вместо прогулки будешь стоять на коленях в кабинете воспитателей! Понятно?
- Да!
- Тогда иди, питайся! Поговорим вечером, на отчёте!
Лена распахнула дверь столовой. Соня произнесла: «Слушаюсь», подошла к дверям и нерешительно остановилась. Все группы уже обедали. Соне предстояло пройти к столу своей группы почти через всё помещение под взглядами всего отделения – и девушек, и воспитателей! Из одежды на Соне присутствовали только почти незаметные трусики-стринги телесного цвета: их позволялось оставлять при подобных наказаниях и во время порки только на период «критических дней».
«Это наказание несущественно!» - вспомнила Соня слова Светланы Петровны. – Может быть – и так, но всё равно ужасно!»
Лена смотрела на Соню с явной насмешкой. Это здорово взбесило девушку. Она распрямила плечи, подняла голову, решительно вошла в столовую и спокойно, не изменившись в лице, проследовала к своему месту.
Лена проследила, как Соня невозмутимо поговорила с Марией Александровной, не торопясь, налила себе суп и встала к стойке.
- Отпад! – пробормотала она. – Десять очков в её пользу!
Лена вернулась в столовую для воспитателей, откуда выходила, прервав свой обед, чтобы встретиться с Марией Александровной. Там за сервированным столиком её ждали Светлана, Инна и Елизавета.
Днём, с 13.30-ти до 15-ти часов, у воспитанниц по режиму был перерыв для обеда и прогулки. Соответственно, преподаватели тоже могли отдохнуть. У них являлось традицией собираться в это время в своей столовой, вместе обедать и общаться. В это же время старались приходить на обед и свободные дежурные воспитатели, если они не уезжали в свой выходной из «Центра».
Сейчас, войдя в столовую, Лена увидела, что коллеги, отставив тарелки с супом, дружно хохочут, причём, делают это от всей души, просто покатываются со смеху! Инна достала платок и вытирала выступившие от смеха на глазах слёзы.
Лена подошла к ним и строго выговорила:
- Безобразие! Нарушаете дисциплину в столовой! Немедленно говорите, что у нас смешного!
- А вот не скажем! Почему опаздываешь? Сказала – на минутку отойдёшь, а у нас уже суп остыл! – воскликнула Светлана.
- Да я хотела только Маше диск передать! – улыбнувшись, Лена уселась на своё место. – Он ей сейчас, в перерыве нужен. А когда мои подошли, вижу – Левченко в костюме Евы вышагивает! Я и не сдержалась, сказала ей пару «ласковых»!
- Да ну! – изумилась Инна. – И кто же это её так?
- Да вот, Лиза, оказывается! – усмехнулась Лена, кивая на Елизавету. – Левченко умудрилась ей зачёт по словам завалить, представляешь?
Елизавета, улыбаясь, невозмутимо доедала суп.
- Ничего себе! – протянула Инна. – Да я как раз вчера у них у каждой все слова проверила! По всем трём языкам! Никого из класса не выпускала, пока не ответят!
- А они все остальные были прекрасно готовы, - сообщила Лиза.
- Значит, Арбелина ответила, а Левченко – завалила! – недоумевала Инна. – Чудеса какие-то!
- Значит, не повторила утром, - без особой уверенности в голосе предположила Лена.
Елизавета отставила пустую тарелку, энергично тряхнула головой, отчего её тёмные сильно вьющиеся волосы разлетелись в разные стороны, и шутливо щёлкнула Лену по макушке.
- Ладно, не прибедняйся!
– «Утром не повторила!» - насмешливо передразнила она.
- А кто ей 20 спецремней и 30 скакалок перед самым моим уроком всыпал? И не просто по строгому, да ещё и по восьмому разряду! До кровавых рубцов! Ты хоть обезболивание-то применила? Она стояла совсем обалдевшая! Удивительно, что остальные слова в голове остались!
Инна изумлённо посмотрела на Лену.
- Это её проблемы! – жёстко произнесла Лена. – Обезболивание я как раз ей сделала! Пусть привыкает, и выкручивается, как хочет! Теперь будет регулярно и по утрам получать порку, пока за ум не возьмётся!
Всё это Лена выпалила на едином дыхании. Закончив свою тираду, она немного расслабилась и улыбнулась:
- Прости, Лиза, я не буду это делать всё время перед твоими уроками. Придётся чередовать!
Инна, всё ещё изумлённая, толкнула подругу локтем под бок:
- Лен, про спецремень и скакалку – это что, правда?
- Нет, это мы шуточки тут шутим! – фыркнула Елизавета.
Лена молча кивнула. Инна присвистнула.
Некоторое время подруги молчали.
- Лен, а как Соня держалась, входя в столовую? – Светлана смотрела с интересом.
Лена с досадой махнула рукой:
- Да ну её! Прошла голая через столовую, полную народу, как английская королева!
- Как это? – не унималась Света.
- Гордой походкой! С поднятой головой! Да ещё и после моего строгого внушения!
Света улыбнулась и уткнулась в свою тарелку.
Лена подозрительно посмотрела на неё.
- Опять твоя работа?
- А я здесь при чём? Её Лиза наказала! – смеясь, ответила та.
- У них сегодня был и твой урок! Наверняка опять какую-нибудь беседу провела!
- Между прочим, имею право! Ты забыла, что я ещё штатный психолог? Я ей просто сказала, что подобное наказание для лидера такого уровня несущественно, и посоветовала, как лучше держаться.
- Свет, что-то я не понимаю, - вступила в разговор Елизавета. – Я ведь Соню специально так наказала! Лена через все кары практически её уже провела, а вот раздеть эту красавицу догола до сих пор не решается. Носится со своими принципами! А ей через это надо пройти, чтобы ощущения запомнить!
Соня же на 100% стажёр! Так зачем ты ей помогаешь? Она сама должна знать, как себя вести, и как во время наказаний держаться!
За столом повисло неловкое молчание.
Елизавета недоумённо оглядела подруг.
- Что это с вами? - удивилась она.
Лена от изумления, похоже, потеряла дар речи.
- Лиза! Да она вовсе не стажёр! – возмущённо воскликнула, наконец, она. – Вот ещё придумала!
- Лена, - Елизавета снисходительно качнула головой. – Я понимаю, что точно мы узнаем только через три месяца! Но в данном случае это и ежу понятно! Да ты ведь и сама так думаешь! Иначе, почему так строго к ней относишься? Понятно, что проверяешь на стойкость! Мы же всегда так делаем, когда в лидере - “ненравственнике” стажёра подозреваем!
Держится она как? Сами видите! А как с девчонками работает? Да она сама как штатный психолог! Вы знаете, что она с моей Елистратовой сделала? Причём, за одну беседу?
- Что? – заинтересовалась Светлана.
- Соня с ней в воскресенье полтора часа беседовала в гостиной. О чём – не знаю! Очень жаль, что эта их гостиная не прослушивается! – эмоционально начала Елизавета. – Так вот. Мою Ирину сейчас не узнать! Она повеселела, ходит, распрямив плечи, стала увереннее и решительнее. Вся меланхолия и комплексы куда-то делись! Наказания старается терпеть мужественно! Ещё не очень получается, но она не сдаётся! Не кричит теперь вообще, только стонет, стиснув зубы. Но для неё это уже большой прогресс!
Света, да я её уже год пытаюсь в чувство привести! И не только я! И психолог, и врачи! А тут после одного разговора – потрясающий эффект!
- Я очень рада за Иру, - вздохнула Лена. – Но три месяца ждать не придётся! Лиза! Она не стажёр! Я точно знаю!
Лена ещё раз вздохнула и достаточно подробно объяснила Елизавете, в чём дело.
На лице Лизы появилось жёсткое выражение.
- А вы знали? – обратилась она к Светлане и Инне.
Коллеги молча кивнули.
- Тогда я вообще ничего не понимаю! – Лиза гневно стукнула кулаком по столу. – Ни тебя, Лена, ни вас, девочки!
Лена! Она сознательно жестоко, даже с садизмом, отнеслась к твоей подруге! Просто из мести! А ты с ней либеральничаешь! Да с ней с самого первого дня надо было обращаться совсем не так, а раза в три суровее!
- А вы, девочки! – почти кричала Лиза на Светлану и Инну. – Вы – лучшие подруги Лены! И как вы себя ведёте?
– Лиза! – попыталась вставить слово Лена.
– Подожди! - отмахнулась Елизавета. - Лена пытается эту Левченко проучить, а вы ей сочувствуете! Утешаете, советы даёте! Девчонки, вы что, обалдели совсем?
Да мы должны все быть заодно! Если бы Левченко поступила так с посторонним человеком – это одно дело! Но она-то причинила боль нашей коллеге, нашей подруге! Мы должны окружить её всеобщим презрением, не давать ей даже вздохнуть, сделать так, чтобы она не вылезла вообще из наказаний!
А то, что получается? Вы, наоборот, лазейки ей открываете! Жизнь этой мерзавке облегчаете!
Елизавета была вне себя от гнева.
– Лиза, - тихо сказала Лена. - Спасибо тебе. Но если мы все на неё ополчимся – это будет уже слишком! Я ведь с ней очень строго поступаю! Она и так вздохнуть не может! А с сегодняшнего дня - так и выдыхать будет через раз!
А на девчонок я ворчу больше для порядка.
– Лена права, - твёрдо сказала Светлана. - Лиза, у нас не гестапо! Соня – такая же воспитанница, как и все! Мы обязаны думать об её психологическом здоровье. Всеобщим презрением и жестокостью мы Соню просто сломаем, а мы не имеем на это права!
Да, она поступила подло, ужасно! Но она живой человек, и мы за неё отвечаем! Тем более, Лиза, Соня и сама старается. Раскаивается полностью, за Марину очень переживает. Этого даже Лена не отрицает!
Ты знаешь, что она сладкого не ест и фильмы не смотрит? Сама себя наказала! Лиза, она меняется на глазах!
Да, мы с Инной взяли Соню под свою опёку. Лене трудно индивидуально с ней работать, особенно поддерживать, и мы пока делаем это вместо неё.
Елизавета помолчала.
– Да, вы, наверное, всё-таки правы! - неохотно признала она. - Но я просто потрясена! Очень расстроилась за Лену! И девочку эту, твою, Лена, подругу, ужасно жалко! Нет, какая эта Соня всё-таки зараза! А ведь так мне понравилась сначала!
Елизавета, действительно, очень расстроилась. Она была довольно темпераментной и воспринимала всё близко к сердцу.
– Лиза, - мягко сказала ей Инна. - Ты пойми, даже то, что уже произошло, это для Сони ужасное наказание! Теперь ты знаешь, что она не стажёр! Попробуй поставить себя на её место!
Внезапно оказаться в “Центре”! Увидеть в качестве своего воспитателя Елену! Да только от осознания того, что она у Лены в полной власти, можно уже рехнуться!
Соня в постоянном страхе и напряжении находится! На Лену глаз поднять не смеет! А Лена ведь её вовсе не щадит! Посмотри в компьютере её карту, убедишься! Да одни розги чего стоят!
– Да, розги – это серьёзно! - согласилась Елизавета. - Я-то думала, что Лена стажёра готовит! Лен, всё равно, хотя бы для неё – отступи ты от своей методики! Пощёчину залепи, хотя бы уж! Эту красавицу одной поркой не проймёшь, раз она такое сделала!
– Сегодня две залепила, - мрачно сообщила Лена.
– Да ты что? А я-то думала, с чего это вдруг град пошёл? - рассмеялась Лиза.
– Хорошо. Вы меня убедили, - уже серьёзно продолжала она. - Но предупреждаю – я её утешать не собираюсь! Даже наоборот! Защитников этой Левченко и так уже хватает, как я понимаю. Лена, а почему ты это скрываешь от других воспитателей?
Лена развела руками.
– Да именно поэтому! Защитников Соне хватает, а новых угнетателей ей тоже не надо! Лиза, ты тоже, пожалуйста, не распространяйся!
– Хорошо!
Елизавета отошла приготовить себе кофе. Она была страстной кофеманкой и, когда позволяло время, делала кофе такой, как любила: из только что смолотых зёрен, сваренный в турке по специальной методике. Кроме неё, за обедом кофе обычно никто не пил.
Елизавету поразил поступок Сони. Она не понимала, как в принципе можно было совершить такое!
Конечно, в больнице Марина могла оказаться и не по вине Сони. То, что Соня не заметила плохого самочувствия поднадзорной и не сразу остановила наказание, это просто ошибка, которую, в принципе, мог совершить каждый. Елизавету возмутило другое.
Отнестись так жестоко к беззащитной девушке, находящейся в полной её власти, только для того, чтобы отомстить Лене – это казалось Лизе подлостью! Она представила, что кто-нибудь подобным образом поступил бы с Вероникой – и просто задохнулась от возмущения!
«Если Марина Лене так же дорога, как мне Вероника – я представляю, как она себя сейчас чувствует! - думала Лиза. - С другой стороны, чтобы совершить такое, Соня должна быть жестокой, мстительной и безжалостной! Но это никак не вяжется с её поведением в “Центре”! Это её раскаяние, о котором говорили девчонки, скромность, покорность, готовность помочь своим подругам – Соня должна была вести себя совсем не так!»
Лиза подошла обратно к столику с чашкой свежесваренного кофе. Подруги пили чай, негромко беседуя. Елизавета устроилась на своём месте, дождалась паузы и спросила у Светы:
– Я хочу вернуться к Левченко. Послушай, штатный психолог, а ты не интересовалась у Сони, почему она так поступила с Мариной? О чём она думала? Ведь она не выглядит такой законченной мерзавкой!
– Интересовалась, - кивнула Светлана. - Она говорит одно: “Не знаю! Тогда мне казалось, что это правильно! А теперь я в ужасе от того, что смогла такое допустить!”
– Наверное, наша система перевоспитания срабатывает, - улыбнулась Света.
– Что-то я сомневаюсь, что такое поддаётся перевоспитанию, - пробормотала Лиза.
– Да прекрасно поддаётся! - решительно возразила Инна. - Метод “шоковой терапии”! Строгие наказания, плюс осознание того, что она всё это заслужила! Да ещё беседы, которые мы с ней проводим! Будет совсем другой человек, вот увидишь! Может быть, даже Лена сможет её простить, когда Марина поправится!
Лена пожала плечами.
– Не знаю! Пока я даже минимальное сочувствие перестала к ней испытывать! Мне это и самой не нравится. Просто видеть её не хочется, правда, девчонки!
Елизавета взглянула на часы и довольным голосом с ехидной улыбочкой сказала:
– Так, дорогие студентки! Отставили чашки, и, будьте добры, следуйте за мной!
– Подумаешь, - проворчала Лена, поднимаясь с места.
Инна молча улыбалась. Сейчас им вместе с другими воспитателями, которые одновременно с работой обучались на втором курсе колледжа, предстояло сдавать сложный срезовый тест-зачёт по немецкому языку.
Принимать его должны были Елизавета и старший преподаватель по этой дисциплине – Маргарита Евдокимовна, воспитатель с третьего курса.
Всего на втором отделении работали, кроме Лены и Инны, ещё шесть таких сотрудников, все они выполняли обязанности дежурных воспитателей. Их всегда ставили работать в одну смену, чтобы в выходные дни девушки могли посещать групповые занятия и сдавать подобные зачёты.
Светлана шутливо помахала Лене с Инной рукой.
– Удачи! Вечером обмоем! За ужином!
Соне предстояло почти час отстоять на коленях в кабинете воспитателей под наблюдением Марии Александровны. По сравнению с перенесённой утром жестокой поркой, это, конечно, казалось не таким страшным. Но вот лишиться прогулки было обидно!
Прогулку воспитанницы очень любили и воспринимали как полноценную передышку среди трудного напряжённого дня.
В будние дни девушки гуляли после обеда обычно около сорока минут либо в парке “Центра”, либо на территории овощебазы, если в этот день работали.
В отличие от воскресений, у них не было по будням полной свободы передвижений. В пределах “Центра” дозволялось гулять на определённой чётко отграниченной для каждого отделения территории. С девушками выходили те дежурные воспитатели, у которых шли на прогулку все воспитанницы (иногда некоторые оставались в группе по разным причинам – например, после болезни или в наказание). Воспитателей, вынужденных остаться в группе, замещали сотрудницы охраны.
Но, всё равно, воспитанницы могли передвигаться по довольно большой территории, беспрепятственно общаться со своими подругами, в том числе, и из других групп, а в тёплое время – играть в спортивные игры.
На прогулку разрешалось брать плееры и книги, и это являлось отдушиной для страстных любителей чтения и музыки.
На прогулках девочки могли свободно разговаривать друг с другом на разные темы, не опасаясь того, что их беседа будет услышана воспитателями, или записана на плёнку, и прослушана позже. От воспитанниц не скрывали, что всё происходящее почти во всех помещениях “Центра” записывается и выборочно просматривается.
Сегодня днём Мария Александровна осталась в группе не только из-за Сони. Карпова Даша недавно перенесла лакунарную ангину, 10 дней находилась в изоляторе (кстати, одновременно с Соней), и пока ей были ещё запрещены прогулки, и, более того, назначен обязательный дневной сон.
После обеда Даша приходила в спальню, ложилась в кровать и спала до окончания перерыва. Девушка была этим очень довольна – лишний час сна её действительно поддерживал.
На работу Даша тоже пока ещё не ходила. На то время, когда группа уезжала в овощехранилище, воспитанницу отводили в изолятор, и она посвящала день самостоятельным занятиям.
Несмотря на некоторые возникающие преимущества и послабления в режиме – девушки обычно не хотели попадать в изолятор, и даже панически боялись этого. Дело в том, что после пребывания в изоляторе (по любой причине), воспитанницам практически всегда продляли срок пребывания в “Центре”. Считалось, что в изоляторе они не отбывают наказание должным образом, и, так оно, собственно, и было.
Кроме того, такой мерой руководство предупреждало возможные попытки довести себя до болезни специально.
Никто из воспитанниц, естественно, не хотел продления срока заключения даже на несколько дней, поэтому периодически случались другие нарушения. Уже почувствовав себя заболевшими, девушки скрывали это в надежде на то, что всё пройдёт, и в изолятор идти не придётся.
На этот счёт существовали очень строгие правила. Воспитанницы обязаны были немедленно доложить воспитателям о своём плохом самочувствии, даже о самых незначительных симптомах. Если девушки этого не делали (а это чаще всего всё равно обнаруживалось), то после выздоровления с ними поступали очень строго.
Болели воспитанницы в “Центре” редко. Это достигалось и чёткой работой врачей, и в результате психологического настроя девчонок – они категорически не хотели болеть!
В изоляторе они часто со слезами умоляли врачей отпустить их в группу пораньше, утверждали, что у них уже всё хорошо. Естественно, доктора руководствовались не подобными просьбами, а состоянием здоровья и соображениями безопасности для других воспитанниц.
После выписки выздоровевшей из изолятора всегда проводилось основательное расследование, где уточнялись причины болезни, выяснялось, не могла ли воспитанница прямо или косвенно (в том числе, безответственным отношением к своему здоровью) сама спровоцировать заболевание; сразу ли заявила о плохом самочувствии. Имело значение и поведение больной в изоляторе.
Решение о сроке продления наказания принималось по каждому случаю индивидуально.
Самым благоприятным для воспитанницы вариантом считался тот, когда срок продляли один на один, то есть, точно на количество проведённых в изоляторе дней. Меньший срок назначался крайне редко, а вот больший – сколько угодно!
Иногда, в очень редких случаях, с одобрения директора “Центра”, девушкам не назначался дополнительный срок наказания. Это происходило в тех случаях, когда воспитанница даже теоретически не могла предотвратить своё заболевание, например, если у неё случался приступ аппендицита.
Соня, когда выписывалась из изолятора, спросила у Натальи Александровны, как этот вопрос будет решаться в отношении неё, и получила неутешительный ответ – продления срока не избежать!
Врач объяснила, что в её заболевании присутствуют психологические моменты. Теоретически, у Сони, при наличии серьёзной мотивации, возникает шанс смягчить течение болезни и не попадать в изолятор. Ну, а если не получится, то за 4 года набежит почти два месяца штрафного срока! А ведь за это время можно ещё чем-то заболеть, хотя бы гриппом! Перспектива невесёлая!
Мария Александровна сегодня была сдержанной и немногословной.
Утром, после подъёма, она ещё раз заявила девушкам, которые смотрели на неё смущённо и виновато, что инцидент исчерпан, и никаких претензий она к своим воспитанницам не имеет.
– Соколова, ты тоже можешь расслабиться, - сказала она Юле. - Инна Владимировна, оказывается, тебя вчера уже достаточно строго наказала. Меня это вполне устроит! Дополнительной порки с моей стороны не будет!
Ни Юля, ни остальные девушки, и даже Соня – никто такого не ожидал!
Юля вспыхнула и горячо воскликнула:
– Спасибо! Но я этого не заслужила!
– Ладно. Пусть великодушие будет полным, - махнула рукой воспитательница.
День пошёл своим чередом, и, в принципе, в сдержанности Марии Александровны ничего сверхординарного не было. Она и раньше, в отличие от Лены и Инны, не в каждое дежурство вела себя одинаково, а иногда настроение Марии Александровны менялось и в течение дня.
Сейчас, после обеда, отправив Дашу в кровать, воспитатель указала Соне, куда встать на колени – около кушетки для наказаний, и предупредила, что за каждое нарушение режима “смирно” запишет ей в карточку 10 ремней.
– Постараюсь этого не допустить, - тихо сказала Соня.
– А ты вообще могла этого наказания не допустить, - ровным голосом произнесла Мария Александровна. Она пристально посмотрела на Соню и продолжила:
– С тем, что Елена Сергеевна выпорола тебя перед уроком, ты действительно ничего не могла поделать. Но! Когда ты вошла в класс, до прихода Елизаветы Вадимовны оставалось ещё около минуты.
Тебе нужно было быстро повторить слова, несмотря на боль и угнетённое состояние! Ты должна была предвидеть, что так может получиться!
А ты – я специально посмотрела – перебирала какие-то бумажки и с Юлей успела поболтать! Непрофессионально! Ты же лидер!
Вполне естественно, что Елена Сергеевна рассердилась! Она не терпит, когда наши воспитанницы зачёт по словам не сдают, да ещё и голые по коридорам разгуливают!
Соня покраснела. Мария Александровна была права.
Больше воспитательница не сказала девушке ни слова. Сидела за компьютером, работала с какой-то программой, но за Соней внимательно наблюдала, и на Дашу периодически поглядывала.
За 15 минут до начала вечерних занятий Мария Александровна освободила Соню.
Девушка помчалась в санитарный блок, успела быстро принять душ (Соне совсем не хотелось, чтобы Елена поймала её сегодня ещё и на неаккуратности), затем занялась лицом: протёрла его косметическим молочком, наложила тональный крем.
Одноклассницы уже вернулись с прогулки, многие занимались тем же.
– Соня, а к семинару ты готова? - поинтересовалась Наташа Леонова.
Сейчас 204-й группе предстоял двухчасовой семинар по литературе.
Соня изумлённо посмотрела на Наташу.
– Конечно!
– Не обижайся, - улыбнулась староста. - Просто Рената Львовна спрашивает очень строго и... ну как бы тебе это сказать, легка на расправу. А ты ещё в таком виде! Обязательно прикопается!
Вот я и переживаю! Не хочется для тебя новых неприятностей.
– Спасибо, что предупредила, - обречённо вздохнула Соня.
Ренату Львовну она ещё не знала. Литература была вчера утром, когда Соня ещё не вернулась из изолятора, но все задания девушка тщательно подготовила. Литературы она не боялась, чувствовала себя уверенно, и до предупреждения Наташи ничего плохого от семинара не ждала.
Рената Львовна, ответственный воспитатель 211-ой группы, оказалась яркой решительной высокой брюнеткой в возрасте “немного за 30”. Она, действительно, сразу вызвала Соню к доске и велела ей начать освещать одну из заданных тем.
Но по мере выступления студентки на лице преподавателя появилось одобрительное выражение.
Соня отвечала свободно, раскованно, смело и толково. Литературу она очень любила, рассуждать умела. По мере ответа она и сама увлеклась, даже забыла, что стоит у доски практически голая.
– Молодец! - похвалила Рената Львовна, отправила Соню на место, и затем организовала общую дискуссию по предмету.
Семинар пролетел незаметно, ни у кого из учениц неприятностей не возникло.
В итоге этого трудного учебного дня у Сони, кроме несданного зачёта по словам, по всем предметам оказались пятёрки. Однако Соню это мало радовало. Она предполагала, что для Елены это вряд ли будет оправданием, и опять, как и в понедельник, ждала отчёта с замирающим сердцем.
***
Лена пришла на отчёт ровно в пять часов. Воспитанницы были уже готовы, быстро расселись за столом. Соня, по-прежнему без одежды, стояла около своего места.
Лена отметила, что все девочки какие-то напряжённые и смотрят на неё странно.
«Опять какой-нибудь сюрприз?» – усмехнулась она про себя.
Мария Александровна приступила к отчёту.
- Елена Сергеевна! Сегодня у нас не совсем обычная ситуация. По всей группе – нарушение только у одной Левченко! У остальных – всё идеально! Никаких замечаний, и все отметки хорошие.
Лена улыбнулась.
- Приятно слышать! Начали бороться за первое место?
Девушки смущённо заулыбались.
- Значит, будем разбираться с Левченко! – продолжала Лена.
- Она на уроке немецкого языка не сдала зачёт по словам, - сообщила Мария Александровна. – Но, Елена Сергеевна, у неё «смягчающие» были.
- Да? – Лена вскинула брови. – И какие же?
- Оба слова она знала. Первое не успела сказать вовремя, а второе – ответила неверно, но тут же исправилась.
- Нет, Мария Александровна! – твёрдо заявила Лена. – Не принимается! Знала нетвёрдо – вот и всё! Никаких «смягчающих»! Будет отвечать по всей строгости!
Соня совсем струсила. Она, конечно, и не ожидала, что отделается лишением одежды и часовым стоянием на коленях вместо прогулки.
Но это «будет отвечать по всей строгости» прозвучало очень уж жутко!
- Левченко! – уже обращалась к ней Лена.
- Да, Елена Сергеевна, - хрипловато отозвалась Соня.
- Объясни мне! Как… ты… могла… такое… допустить! – холодно, медленно и раздельно выговорила Лена. – Только не пытайся оправдываться тем, что прямо перед уроком получила порку! В «Центре» никакие наказания оправданием для плохих ответов не являются, и ты об этом знаешь!
- Да, знаю, - голос Сони срывался от волнения. Впервые девушке приходилось объясняться прямо на отчёте, перед всеми! Было очень страшно!
- Простите меня, - продолжала она. – Очевидно, я нетвёрдо всё выучила. Теперь буду учить слова старательнее!
Но Лена смотрела прямо на Соню, и взгляд её из просто холодного быстро превратился в гневный.
- Я разве об этом спрашиваю? – возмущённо воскликнула она. – Ты чётко ответила мне на поставленный вопрос?
Это была засада! Конечно, Соня опять дала маху!
- Простите, нет! – только и смогла ответить девушка.
- Это всем понятно, что выучила нетвёрдо! А я спрашивала, как ты это допустила! Почему такое себе позволила?
Ты совсем поглупела? Вопросов не понимаешь? Подойди ко мне!
Лена выглядела очень рассерженной.
- Слушаюсь! - на негнущихся ногах Соня подошла к воспитателю. Она уже знала, что сейчас будет! Пощёчина! При всей группе! И хорошо, если одна!
Естественно, так и оказалось.
Соня сделала над собой усилие и после удара не схватилась за щёку, стояла неподвижно. Только слёзы не смогла сдержать, они потекли непроизвольно.
А вот девушки ничего подобного не ожидали, и были шокированы. Некоторые ахнули.
- На кушетку! – гневно приказала Лена. – Сейчас получишь 20 ремней за то, что позволяешь себе нечётко отвечать на вопрос воспитателя!
Через пять секунд Соня уже лежала на кушетке.
- Во время наказания думай! – велела Лена. – Если опять ответишь не по существу – получишь дополнительно 10 ударов! А потом и ещё, если понадобится!
Она ловким движением вынула ремень из чехла, прикреплённого к поясу, и приблизилась к приговорённой.
«За спецремнём не пошла! – мелькнуло у Сони. – Наверное, им только 20 ударов в течение дня можно выдать! Слава Богу»
После утренней порки Соне до сих пор, несмотря на обезболивание, даже двигаться было больно. Мария Александровна днём сделала ей дополнительную обработку, и сейчас раны на ягодицах и бёдрах только-только начали подживать.
Радовалась Соня напрасно. Сейчас переносить новое наказание оказалось невероятно трудно! Обычным ремнём – но по восьмому разряду, да по свежим рубцам… Соня терпела из последних сил, не выпуская из рук перекладину и покрываясь липким потом от боли и напряжения. Ей показалось, что прошла целая вечность до того момента, когда Лена остановила порку.
- Теперь я тебя слушаю!
Соня глубоко вздохнула.
- Елена Сергеевна! Я вчера выучила эти слова так же, как и обычно – старательно! Несколько раз повторила! И Инна Владимировна проверила – всё было в порядке! – наказанная едва могла говорить от боли. – Наверное, я недостаточно повторила их утром! И ещё перед самым уроком! Простите! Я исправлюсь!
- Я не понимаю! – не унималась Лена. – А что тебе все-таки помешало это сделать? Ты опять не отвечаешь на вопрос, а просто выдаёшь факты!
Воспитательный инструмент опять поднялся в воздух.
- Елена Сергеевна! Не надо! – это вырвалось у Сони непроизвольно, она тут же покраснела от досады, но продолжила упрашивать. – Пожалуйста!
- Это мне решать, - холодно сказала Лена. – Думай ещё.
На ягодицы и бёдра воспитанницы снова посыпались удары. Десять, как и было обещано!
Соня уже не верила, что вообще выберется сегодня с этой кушетки.
- Отвечай! – услышала она требовательный голос воспитателя.
- Елена Сергеевна! – взмолилась девушка. – Мне ничего не мешало повторить слова утром! Я думала, что знаю их твёрдо, поэтому повторила только один раз! Видимо, этого оказалось недостаточно! А после утреннего наказания я чувствовала себя плохо, и не нашла в себе сил ещё раз их просмотреть перед уроком.
Но я сделала выводы! Чтобы отвечать хорошо, невзирая на любые обстоятельства, моих обычных усилий мало! Я буду тщательнее работать над словами – особенно по утрам и перед уроками!
- Так вот изволь так и поступать! – твёрдо приказала Лена. – В нашей группе это позор – не сдать зачёт по словам! Никто себе такого не позволяет! Все стараются!
- Я тоже буду стараться! Простите!
- Надеюсь!
Воспитательница применила обезболивающий спрей и вернулась к столу.
- Так, девочки! – обратилась она к группе. – Давайте пока с вами решим. Раз у вас сегодня нет замечаний и наказаний, а время ещё только пять двадцать – вы можете выбрать себе какое-нибудь интересное занятие до ужина. Например, дополнительную прогулку или бассейн.
- Бассейн! Можно, бассейн! – проговорили сразу несколько воспитанниц.
- Если Мария Александровна не возражает, то – пожалуйста!
- Нисколько не возражаю! – ответила та. – Но, кроме Карповой – у неё до субботы медицинское освобождение.
Лена кивнула, достала телефон и быстро договорилась с администратором бассейна.
- Вас ждут через полчаса, - сообщила она девушкам. Затем приказала Соне:
- Левченко! Вставай и подходи сюда!
- Слушаюсь! - наказанная с трудом поднялась с кушетки и вернулась на своё место.
- Сейчас ты получала наказание за нечёткие ответы на вопросы воспитателя, - напомнила Лена. – А за несданный вовремя зачёт я назначаю тебе порку на «станке» - завтра, плюс шесть «напоминаний».
- Слушаюсь, - Соня совсем упала духом.
«Опять станок!»
Воспоминания о прошлом наказании на станке ещё были сильны.
- «Напоминания» будут состоять в следующем, - продолжала Лена. – Поскольку ты признаёшь, что плохо повторила слова утром – перед учебными днями мы будем поднимать тебя в шесть пятнадцать и наказывать специальным ремнем. Твоим персональным.
Лена усмехнулась. Соня от досады опять покраснела.
– 20 ударов, по восьмому разряду, - услышала она. - После этого будешь сразу повторять слова по всем предметам и ещё до подъёма сдавать воспитателю. С завтрашнего дня! Всё поняла?
- Да, - Соня примерно чего-нибудь подобного и ожидала.
- Если и этого окажется недостаточно, - грозно произнесла Лена, - и ты ещё раз себе такое позволишь – пеняй на себя!
- На вечер у Левченко индивидуальный урок с Елизаветой Вадимовной – в шесть часов, - сообщила Мария Александровна. – Я ещё не проверяла.
- Я проверю, - пообещала Лена. – И отправлю её на занятие. Плавайте спокойно!
Она строго посмотрела на Соню.
- Одеться сможешь непосредственно перед ужином. После самоподготовки у тебя очередная «приятная» встреча с розгами. Ну, а потом - отправишься к Марине Олеговне!
- Слушаюсь, - Соня заставила себя ответить чётко.
«Ну и перспектива!»
- Елена Сергеевна! – решительно произнесла Наташа. – У нас имеется заявление!
- Выкладывайте! – кивнула Лена.
- Мы переписали на Соню свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Мы просим вас это принять и освободить Соню от наказания розгами! У неё 100 розог осталось. Тут хватит!
Наташа передала воспитательнице стопку документов.
Мария Александровна беззвучно прыснула и, закрыв рот рукой, отвернулась в сторону. Лена подозрительно посмотрела на неё.
- На меня не смотрите! – быстро сказала Маша. – Я тут ни при чём! В первый раз об этом слышу!
- А почему смеётесь?
- Так ведь идея-то замечательная! – улыбнулась Мария Александровна. – Такого я тоже в своей практике ещё не встречала! Вот и радуюсь – какие у нас девочки дружные и сознательные!
Лена покачала головой.
- Да уж! А кто автор этой «замечательной» идеи? – она окинула взглядом притихших девушек.
- Елена Сергеевна! – быстро, со смешком проговорила Маша. Она явно очень веселилась. – Вы лучше сразу скажите, что этому автору светит! Тогда ему интереснее будет признаваться!
- Что светит! – проворчала Лена. – Бастилия! Срок заключения – лет сто!
Соня перевела дух. Она уже поняла, что всё будет в порядке, и девчонкам ничего не грозит. Но девушки явно так не думали и, похоже, испугались.
Лена и Маша, посмотрев на вытянувшиеся физиономии воспитанниц, дружно рассмеялись.
- Нет, шуток они явно не понимают! – улыбнулась Лена Марии Александровне.
- Девочки, расслабьтесь! – обратилась она к группе. – Ничего плохого никому не светит! Я просто из интереса спрашиваю.
- Предложила я, - встала Юля.
– Понятно! А все поддержали! Левченко! И ты это принимаешь?
- Да, - тихо ответила Соня.
- Ещё бы! Конечно, принимает! Что же она – совсем глупая! – весело воскликнула Мария Александровна.
- Хорошо, - Лена подвинула к себе сертификаты. – Выбора у меня всё равно нет! Я обязана по инструкции это принять. Левченко! Ты будешь мне их каждый раз по штучке предъявлять?
- Если можно, снимите меня сразу все розги, - попросила Соня.
- Снимаю! 100 штук! Довольны?
Наташа немного смущённо ответила:
- Елена Сергеевна! Мы же не просто так! Мы вчера решили, что подумаем, как можем друг другу помочь, чтобы добиться первого места! Поэтому и хотим Соню поддержать, ведь с таким грузом очень трудно!
- Согласна, - кивнула Лена. – Только специально вашу Соню никто не «грузил»! Она сама виновата! Но вы поступили очень щедро! Не переживайте, я не в претензии!
- Елена Сергеевна, - продолжала Наташа. – У меня ещё вопрос. А какой сертификат покроет наказание на «станке»?
- Для Левченко? – уточнила Лена.
- Да.
- Не меньше сорока единиц!
- Тогда… Я отдаю ещё один свой – на 20. И 20 осталось из наших. Пожалуйста, снимите с Сони и это наказание!
- Наташа! – растерялась Соня.
- Ты не принимаешь? – быстро и насмешливо спросила Лена.
Соня с Наташей обменялись красноречивыми взглядами, после чего Соня вздохнула:
- Принимаю.
И тихо добавила:
- Спасибо!
- Отлично! – протянула Лена. – Надеюсь, у тебя хватит ума правильно воспользоваться этим подарком! Помоги девочкам добиться первого места! И не только выдающимися идеями вроде вчерашней, а, прежде всего – своим поведением!
Ещё раз повторяю – тебе стыдно допускать нарушения вообще!
Но, Левченко, я тебя предупреждаю! Пока у тебя в долгах будет больше 30-ти ударов – получать их будешь всё равно несколько раз в день. Несмотря на то, что розги списаны.
Лена усмехнулась:
- Такой для тебя индивидуальный воспитательный план!
- А у неё теперь только 30 и осталось, - сообщила Мария Александровна, быстро произведя подсчёты. – Кроме напоминаний!
- А вот это вовсе не факт! – не согласилась Лена. – У неё ещё один должок имеется! Правда, Соня?
Воспитанница кивнула.
- Поскольку наша с тобой вечерняя встреча, похоже, отменяется, давай сейчас об этом поговорим.
Соня, покраснев, подумала с отчаянием:
« Всё-таки нашла, как на мне отыграться!»
Ей ужасно не хотелось сейчас, в присутствии всей группы и Марии Александровны, обсуждать свой утренний позор.
- Мария Александровна, - Лена повернулась к дежурной воспитательнице. – Левченко сегодня утром допустила ещё одно нарушение, которое пока не отмечено в карточке.
Соня стояла уже совершенно пунцовая. Про это она не рассказала даже Юле с Галей!
- Она после наказания, нарушив «Правила», оскорбительно обо мне подумала!
Девушки заволновались. Такое в группе уже было, и не один раз. Они знали, что Лена всегда «просекает» такие моменты и поступает с провинившимися довольно сурово!
- Я согласилась не выносить это дело на педсовет по единственной причине.
Воспитательница выдержала небольшую паузу.
- Я лично обещала маме Левченко свидание в воскресенье, и не хочу его срывать!
Соня, по моему условию, должна была сама придумать себе наказание. Такое, чтобы заменило ей «приятные» минуты на педсовете и два дня карцера.
- Ты это сделала? – требовательно спросила она у девушки.
- Да.
- Я тебя слушаю!
Соня растерянно обвела глазами девочек и Марию Александровну.
- Давай, не тяни! – настаивала Лена.
- Елена Сергеевна! – начала Соня. – Я считаю, что вы должны наказать меня так, как сделали в изоляторе! Поставить у стенки!
Только не на два дня, а на три-четыре!
Соне нелегко далось это решение. Но она предполагала, что на меньшее Лена вряд ли согласится!
Воспитанницы недоумённо переглянулись. Они не понимали, о чём идёт речь. Такого в группе не случалось!
Юля с Галей тоже не знали, что Лена так наказала Соню в изоляторе. Соответственно, Соня умолчала и о том, что подобным образом поступила с Мариной. Просто язык не повернулся рассказать об этом девчонкам, так было стыдно!
- Нет! Не пойдёт! – решительно заявила Лена. – Во-первых, здесь, в группе, такое осуществить сложно. Необходимо решение того же педсовета, чтобы на такой срок лишить тебя работы и учёбы!
А во-вторых! Соня, это наказание я провела вполне с определённой целью. Ты знаешь, с какой!
А вообще – это для меня неприемлемо! Больше я так никого наказывать не собираюсь! И тебя – в том числе! Абсолютно не мой метод, понимаешь?
Соня кивнула с явным облегчением.
- Надеюсь, у тебя есть ещё идеи?
- Да.
Соня действительно на всякий случай продумала ещё один вариант, хотя и не надеялась, что Лена отвергнет первый.
- Тогда… - она собралась с духом. – Я предлагаю наказать меня на «станке» и отправить на штрафной ужин. И ещё: регулярно, например, 2 раза в неделю, проводить по отношению ко мне строгие наказания, а закончить их – когда вы сами сочтёте нужным!
- Розгами? – воспитательница смотрела на Соню с явной насмешкой.
- Нет! – это отчаянное восклицание вырвалось прежде, чем девушка успела подумать. – Простите, я хотела сказать… Если можно, пожалуйста, не розгами!
Воспитанницы замерли. Лена немного помолчала.
- Можно, - задумчиво произнесла она. – Но я надеялась, что ты придумаешь что-нибудь пооригинальнее, а не скопируешь слепо мои прошлые действия!
Соня недоумённо подняла на Лену глаза. Перехватив её взгляд, воспитатель пояснила:
- Я же примерно так наказала Зою два месяца назад! За такой же проступок. Ты поинтересовалась у девочек?
Действительно, такое имело место! Зоя тогда ещё была относительно новенькой, и Лена не хотела отправлять её в карцер. Наказала на «станке», а потом два раза в неделю устраивала провинившейся строгую порку, причём, ещё в конце первого наказания заявила:
- Будешь получать такие экзекуции до тех пор, пока я не посчитаю, что ты достаточно прониклась! И можешь меня не упрашивать и с вопросами не приставать!
Соня с удивлением ответила:
- Нет! Я про это не знала! И девочкам про свой проступок не рассказывала. Вы мне приказали мысленно встать на ваше место и подумать, как бы вы со мной поступили! Я и подумала!
- Значит, ты слишком хорошо встала на моё место! – усмехнулась Лена. – Неплохо, правда? - обернулась она к Марии Александровне.
- Да! – воскликнула та. – Можете теперь её привлекать, как независимого консультанта!
- Хорошо! – подытожила Лена. – Оставляем «станок» и штрафной ужин. На завтра! И строгие наказания будешь получать, но только один раз в неделю – по субботам. Потому что они будут очень строгие!
- Слушаюсь.
Лена немного подумала.
- Начнём, пожалуй, со следующей субботы. Не будем омрачать свидание.
- Спасибо, - Соня облегчённо вздохнула. Ей, конечно, придётся несладко, но всё же не розги…
- Всё! – Лена встала. – Собирайтесь в бассейн. Даша, ты можешь пока что-нибудь посмотреть.
- Нет, Елена Сергеевна, спасибо! Я займусь уроками. Долгов ещё много.
- Хорошо. Левченко, бери немецкий – и ко мне в кабинет. Сейчас.
В кабинете Лена холодно заявила Соне:
- Что же. Сегодня тебе очень сильно повезло. Девочки тебя выручили.
- Да, - Соня не смела поднять глаз.
- Ты прекрасно понимаешь, - усмехнулась Лена. – Мне совсем нетрудно назначить тебе розги снова. Хотя бы за твои оскорбительные мысли. Да и потом…за что угодно.
- Понимаю, - тихо согласилась девушка.
- Но меня впечатлил поступок девочек. Очень не хочется их разочаровывать. Они так хотели тебя от этого избавить, что…
Лена усмехнулась.
- Я дрогнула. Но знай, что от применения розог в твоём воспитании я отказываться не собираюсь. Пойдём-ка со мной.
Лена привела Соню в санузел воспитателей и показала пластиковую трубу и замоченные в рассоле розги.
- Они будут терпеливо дожидаться своего часа, - пояснила она. – И, если дашь мне повод… Сама понимаешь, пощады тебе не будет. Всё, что обещала, я выполню. Поняла?
- Да, Елена Сергеевна.
Не понять было трудно.
Через пару минут Соня уже отвечала Лене немецкий, причём воспитатель выспросила у неё всё до последнего слова. Вместе они проработали все устные задания. Соня с удивлением отметила, что и немецким Лена владеет отлично, практически совершенно свободно. Лучше Сони, это уж точно.
«Интересно, как они тут учатся? – подумала девушка, имея в виду воспитателей. – За год, что ли, всю программу колледжа проходят? Так ведь не успеть! Ещё и с такой работой!»
- Неплохо! – отметила Лена в конце опроса. – Надеюсь, что с Елизаветой Вадимовной у тебя сегодня проблем не возникнет.
Однако проблемы у Сони возникли. Да ещё какие!
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
***
Елизавета Вадимовна холодно и как-то очень недобро посмотрела на вошедшую в кабинет воспитанницу и усмехнулась:
- Ещё не одета? Елена Сергеевна добавила?
- Да, - Соня отвечала очень скромно, не поднимая глаз.
Елизавета Вадимовна взяла у ученицы карточку, просмотрела и одобрительно кивнула. Затем, оставив Соню стоять у порога, начала её спрашивать, сама же стояла практически напротив и сверлила воспитанницу колючим жёстким взглядом.
Спрашивала преподавательница досконально, явно пытаясь поймать Соню на каких-то неточностях.
«Чего это она так? – ошеломлённо думала девушка. – Наверное, у них в «Центре» не сдать зачёт по словам – это страшное преступление!»
Соне здорово повезло, что её только что тщательно проверила Елена, а то ещё неизвестно, выдержала ли бы она этот опрос достойно, хотя и была хорошо готова. Явная недоброжелательность Елизаветы Вадимовны смутила воспитанницу, к тому же, было очень стыдно стоять перед преподавателем голой.
Закончив опрос, Елизавета буквально выдавила из себя:
- Хорошо. Тема принята.
Сделав отметку в учётной карточке, она подошла к Соне и, протягивая ей документ, сочно и презрительно произнесла:
- Какая же ты всё-таки дрянь, оказывается!
Соню как будто ударило током! Выронив из рук карточку, она расширенными от ужаса глазами смотрела на Елизавету Вадимовну. Девушка уже поняла – случилось то, чего она боялась больше всего.
Елизавета гневно продолжала, не сводя с Сони глаз:
- Я сегодня узнала о том, как ты обошлась с Лениной подругой. У меня просто слов нет! А ведь я была о тебе такого хорошего мнения, даже Лену пыталась уверить, что ты стажёр.
Она в волнении покачала головой.
- А ты настоящая змея! В уме тебе, конечно, не откажешь. Такое придумать и хладнокровно провернуть! А натура-то подлая! Да Елена тебя ещё очень щадит. Я просмотрела твоё «досье»!
Елизавета махнула рукой в сторону компьютера.
- Ты все наказания получаешь хотя бы за дело, она ничего из пальца не высасывает! А ты как поступала?
Соня стояла как будто оглушённая. Не могла ни пошевелиться, ни отвести от Елизаветы глаз.
- И девчонки… - Елизавета опомнилась и поправилась:
- Другие воспитатели. За тебя ещё заступаются! Ей тяжело, видите ли! У неё стресс! Она уже всё осознала!
Да ты за все эти четыре года так ничего и не осознаешь. Такие, как ты – непробиваемые. Ну, подожди!
Елизавета перевела дух и добавила твёрдо и презрительно:
- В воскресенье ты дежуришь по группе. А я – по отделению. Предупреждаю! Я заявлюсь к вам в группу с белым платочком - твою уборку проверять! Как ты делала! И мало тебе не покажется.
Упоминание о белом платочке совсем подкосило Соню. Значит, Лена рассказала Елизавете Вадимовне и об этом случае! О том, как по Сониной милости Марина три дня стояла у стенки.
Это был последний, сокрушительный удар, который Соне уже не под силу было перенести. Несчастная почувствовала резкую слабость, невероятное отчаяние накрыло её с головой.
Соня сползла по стенке на пол, закрыла лицо руками и горько и безнадёжно зарыдала.
Елизавета, которая продолжала что-то ещё возмущённо говорить, замолчала. Удивлённо взглянув на Соню, она пожала плечами, отошла от бьющейся в истерике воспитанницы и уселась в кресло.
Подобного с Соней не случалось ни разу. Она не могла прекратить рыдания, крупная дрожь сотрясала всё тело, внезапно стало очень холодно.
Минуты через три Елизавета уже другим, более спокойным голосом произнесла:
- Ладно. Хватит. Вставай с холодного пола. Чего ты разошлась? Бью я тебя, что ли?
«Лучше бы избила!»
Соня нашла в себе силы ответить: «Слушаюсь», но приказ не выполнила. Просто физически не могла.
Елизавета подошла к ней и, видимо, оценила состояние девушки. Она вынула из шкафа поролоновый круг, бросила его в кресло. Затем достала оттуда же тёплый махровый длинный халат. Такие халаты всегда имелись в кабинетах воспитателей на тот случай, если придётся отводить в изолятор внезапно заболевшую воспитанницу с лихорадкой и ознобом.
Чтобы поднять Соню с пола, Елизавете пришлось приложить значительные усилия. Девушка понимала, что от неё хотят, но собственное тело ей не повиновалось.
Вскоре Соня уже сидела в кресле, закутанная в тёплый халат и ещё сверху накрытая пледом. Елизавета заставила её проглотить таблетку с быстрым успокаивающим действием и заправила кофеварку. Воспитательница была озадачена. Начиная свой монолог, Лиза никак не ожидала от Сони такой реакции и, несмотря на свои противоречивые чувства, сейчас ей было жалко девушку.
- Всё, Соня, успокаивайся, - примирительно сказала Елизавета. – Врача ведь не будем вызывать, правда?
Соня испуганно помотала головой.
- Тогда сама справляйся!
Соня чувствовала себя уже намного лучше. Она согрелась, немного успокоилась и теперь не рыдала, а только всхлипывала, уткнувшись в салфетку, тоже выданную ей воспитателем.
Елизавета поставила на журнальный столик, расположенный между двумя креслами, чашку кофе с шапкой взбитых сливок, рядом положила небольшую шоколадку, предварительно развернув. От кофе исходил восхитительный аромат. Плохого, и даже среднего кофе Елизавета у себя не держала.
- Быстро выпей и съешь! – приказала воспитательница.
- Но я…
- Попробуй ещё со мной поспорить и не подчиниться! – грозно воскликнула Елизавета. – Ну что, рискнёшь?
Она сердито смотрела на побледневшую Соню. Обессиленная воспитанница смогла только отрицательно покачать головой и взяла в руки красивую розовую чашку.
- Я знаю, что ты не ешь сладкого, - уже спокойней проговорила Лиза. – Но сейчас это – лечебная мера. Кофе поднимает тонус, а глюкоза помогает снять стресс. У тебя же мама – врач. Ты должна это знать!
Соня сделала несколько глотков и откусила от шоколадки. Она не ела ничего сладкого с первого дня пребывания в «Центре», даже уже начала забывать его вкус. Сейчас девушке и правда стало намного лучше, она с облегчением почувствовала, что уже может говорить.
- Елизавета Вадимовна, – начала она. – Пожалуйста, простите меня за такое поведение. Я не нарочно, честное слово! Просто ничего не могла с собой поделать.
- Ладно! – немного ворчливо ответила Лиза. – Я слишком внезапно на тебя налетела. Могу понять.
- Нет! Совсем не внезапно! – горячо ответила Соня. – Я всё это время каждую минуту подобного ожидала. Я знала, что когда о моём поступке узнают все воспитатели, то многие отреагируют именно так! И будут правы! С Инной Владимировной и Светланой Петровной мне просто повезло. Даже не знаю, почему они меня поддержали.
Но всё, что вы говорили – правда! Так всё и есть! Только… - Соня опять всхлипнула. – Я не совсем непробиваемая, честное слово!
Елизавета усмехнулась.
- Раз ты этого ожидала, то почему устроила истерику? – насмешливо спросила она.
- Я поняла, что всё кончено, - тихо ответила Соня. – Всеобщего презрения мне не вынести.
- Елизавета Вадимовна! – горячо продолжала она. – Вы знаете, как тяжело это испытывать даже только от Елены Сергеевны? А ведь я ничего, совсем ничего не могу поделать!
Я давно уже ужасно сожалею о своём поступке! Ещё до того, как всё это случилось, я поняла, что поступаю жестоко и недостойно, и решила всё изменить. Я страшно себя виню, и очень за Марину беспокоюсь. Я упросила Елену Сергеевну передать ей мои извинения, Марина ответила, что не сердится, но я сама на себя сержусь! И я в отчаянии, что Марина не поправляется. Из-за меня! И лучшие врачи ничего не могут сделать!
А Елена Сергеевна… - Соня в отчаянии закрыла лицо руками, - меня просто ненавидит. И здесь я тоже ничего не могу изменить. Ничего! Как я не стараюсь!
- Соня, а чего же ты ожидала от Елены Сергеевны, интересно? Меня это не так близко касается, но и я страшно возмутилась, узнав о твоём поступке. А вот если бы кто-то подобным образом обошёлся с близким мне человеком!
Елизавета в волнении покачала головой.
- Соня, я не уверена, что вообще смогла бы такое простить. Хоть когда-нибудь.
- Елизавета Вадимовна!
По лицу Сони уже опять потоком текли слёзы, салфетка быстро промокла насквозь.
- Ну, как мне искупить свою вину? Как? Тем более, находясь здесь? Я не знаю! А Елена Сергеевна меня и слушать не хочет. Велела больше вообще не заговаривать на эту тему, под угрозой карцера!
- Вопрос сложный, - серьёзно ответила Лиза. – Я тоже не знаю.
- Вы можете все меня презирать! – не успокаивалась Соня. – Но я и сама себя презираю. Я и так не могу с этим жить!
Она опять разрыдалась.
- Давай, либо ты рыдаешь, либо мы дальше разговариваем, – строго сказала Лиза. – Что-нибудь одно!
Соня кивнула и быстро вытерла слёзы ладонью.
- У меня возникали мысли, что не всё в этой истории так просто и однозначно, - задумчиво проговорила Елизавета. – Я невольно пытаюсь придумать тебе какие-то оправдания. Может быть, у тебя были особые причины так поступать? Возможно, Марина тебя своим поведением на это провоцировала? Или Лена чего-то не договаривает?
- Нет, - Соня обречённо покачала головой. – Марина вела себя потрясающе. Она очень умная и классная девчонка! Сразу поняла, что я решила её использовать, как орудие мести, и видела, что меня уговаривать бесполезно. Она и не пыталась!
А, самое главное, Елене и маме ничего не рассказывала! Лене пришлось узнавать всё через куратора, представляете!
А я-то рассчитывала, что она будет ей жаловаться, и очень активно.
Вот в той истории с белым платочком, знаете, как получилось?
Я же действительно всё время к Марине придиралась, правильно вы сказали – вину из пальца высасывала! У меня ещё две девочки под надзором жили. И они, и помощница моя – Аня, просто поражались! Аня, конечно, Маринке сочувствовала, и пыталась на меня повлиять, но я стояла на своём насмерть!
В Марининой уборке я всегда находила изъяны. А в тот раз говорю ей:
- Пойдём проверим, как ты убрала на кухне!
А она смотрит на меня таким понимающим взглядом и отвечает:
- Соня! Давай не будем тратить время! Наказывай меня сразу!
Ну, я и взбесилась! Схватила этот белый платок, всё-таки потащила её на кухню. Ткнула носом в эти пылинки! Выпорола очень строго. А потом говорю:
- Раз ты смеешь умничать, будешь стоять три дня у стены и думать над своим поведением!
Так мы с Мариной «Дни независимости Новопока» отметили. Она стояла, а я за ней наблюдала и наказывала её беспощадно за каждое движение.
Соня сидела вся пунцовая от стыда, со слезами на глазах.
Лиза удовлетворённо произнесла:
- Это уже лучше, чем я думала. Значит, ты так наказала Марину не за плохую уборку, а за дерзость! И не хладнокровно, а в состоянии аффекта!
- Вы думаете, это меня оправдывает? – Соня покачала головой. – Нет, Елизавета Вадимовна. Потом я продолжала пользоваться этим платочком уже вполне хладнокровно. Маринка, бедная, не знала, какими моющими средствами пользоваться, да и бесполезно всё было. Понятно, что к белому что-нибудь, да пристанет!
Но больше она мне ничего не говорила. Покорно каждый день
шла со мной на кухню, смотрела на платок – и сразу в мой кабинет. Порку получать.
Конечно, переживала очень, это было видно, но всё про себя. Губы дрожали, слёзы едва сдерживала. Я ведь её не щадила! Наказывала всегда…беспощадно.
Как я потом высчитала, именно в это время у Марины и сердце начало болеть. Теперь-то я всё понимаю! Она и со мной не могла поговорить, знала, что бесполезно! И Лену с мамой не хотела расстраивать, молчала, как партизанка. А я ведь не только к этой кухне придиралась, и другие нарушения выискивала. И она знала, что ей ни за что не оправдаться! Ей очень плохо приходилось!
Так что, Елена Сергеевна полностью права. Только я во всём виновата!
А Марина, я видела, на меня не злилась! Она всё понимала, прямо насквозь меня видела, и молча всё сносила. Меня такое покорное поведение сначала бесило, потом я это оценила, но продолжала поступать по-своему, из упрямства.
К тому же, Лена уже всё узнала, стала мне звонить, и приезжала просить за Марину. Мне это сначала было как бальзам на душу!
Но постепенно стало как-то очень не по себе. И я подумала – всё, хватит! Надо это заканчивать, оставить девчонку в покое. Но в тот раз, Елизавета Вадимовна, когда Марине плохо стало, я её наказывала как раз за дело. Она тройку по химии получила. Чётко по своей вине. И вот так всё получилось!
- Но как ты могла использовать живого человека как орудие мести? Я ещё понимаю, если бы к тебе сама Лена под надзор попала!
- В этом-то и вопрос! – воскликнула Соня. – Как смогла? Да я сейчас и сама этого не понимаю! Очень хотелось хоть как-то Лену прижать, хоть немного сделать ей больно! Другой возможности у меня всё это время не было.
- Соня, да что же Лена тебе такого сделала?
- Елизавета Вадимовна! Мне стыдно! Но сейчас я поняла, что особенного – ничего!
Началось всё вроде бы с мелочи. Отношения у нас с Леной как-то сразу не сложились, ещё с восьмого класса. Два лидера, обе с амбициями, вечная конкуренция…
А летом после девятого класса я на Елену обиделась жутко! Прямо возненавидела! Думала, что никогда ей этого не прощу.
Из нашей параллели 20 человек должны были ехать по обмену во Францию, на месяц. Из них – два лидера. Главная, конечно, Лена. Она же у нас “француженка”, говорила уже тогда совершенно свободно! Но я по всем показателям была на втором месте! С французским у меня тоже неплохо, и лидер сильный! По справедливости – я должна была поехать, именно меня на “Совете” и выдвинули.
А Лена выступила против! Категорически! Открыто! Сказала, что раз у нас напряжённые отношения – мы не можем на такое важное мероприятие ехать вместе.
А ведь я к ней заранее подходила и пыталась убедить меня взять. Говорила, что всё будет нормально, что я без проблем буду ей подчиняться, как старшей группы. А Лена сказала:
- Нет, Соня! Я буду против. Мы с тобой несовместимы! Подчиняться ты сможешь только через силу. Я буду постоянно ожидать от тебя какой-нибудь “гадости”.
И она всех в этом убедила. Послали другого лидера.
Соня помолчала.
- Сейчас-то я понимаю, что она была полностью права. Но тогда - было так обидно! И когда Марина ко мне попала – я сразу про это вспомнила, хотя уже много времени прошло!
- Детский сад какой-то, - проворчала Елизавета. – Соня, это разве причина?
- Нет, конечно! – Соня покраснела от досады. – Но это ещё не всё. Если честно – она меня и в десятом классе просто достала!
Лену выбрали председателем «Комитета по защите прав поднадзорных».
- Что??? – У Елизаветы глаза на лоб полезли. – У вас был такой «Комитет»?
- В колледже уже не было, - слегка улыбнулась Соня. – А в школе – да, был!
- Когда я училась, у нас и в школе ещё ничего подобного не придумали, - пробормотала Лиза.
Внезапно она расхохоталась:
- Вот это здорово! Если бы у нас был такой «Комитет», меня бы постоянно там прорабатывали!
Она посмотрела на Соню уже более доброжелательно.
- Я начинаю понимать. У вас с Леной разные методики. Совсем!
Соня кивнула.
- Мы с тобой вполне можем поговорить, как коллеги, - улыбнулась Елизавета. Её настроение явно улучшилось. - Твой стиль работы, наверное, более близок к моему, так?
- Похоже, да, - опять кивнула Соня. - Я сторонник более строгого отношения. Раз попали под надзор – надо расплачиваться! А Лена утверждала, что если помогают минимальные меры, то более суровые не нужны!
Причём, больше ни от кого ко мне претензий не было! Наоборот, я очень сильным лидером считалась. Результаты у меня были отличные, и не жаловался на меня никто в этот её “Комитет”!
Да, я со своими поднадзорными строго поступала, спуску им не давала, поблажек не делала, но всё было в рамках, без злоупотреблений.
Но Лена прицепилась ко мне и в покое не оставляла! Сама, по своей инициативе, разные инспекции устраивала! Девчонок моих поднадзорных постоянно выспрашивала, жалобы собирала. На советах лидеров пыталась всем доказать, что я поступаю неправильно. Хотя всё, что я делала, всё было по инструкциям!
Почти…
- Почти? – Елизавета усмехнулась. – Мне это знакомо! Сама на таких «почти» несколько раз попадалась! Лена в чём-то вывела тебя на чистую воду?
- Да, - вздохнула Соня. – Я наказала поднадзорную девушку не в кабинете, под камерами, а в своей личной комнате.
- А за это, дорогая, могла из лидеров вылететь! – назидательно сказала Лиза.
- Да никто бы и не узнал! – горячо воскликнула Соня. – Эта девчонка под предупреждением ходила, за серьёзное нарушение её могли из-под надзора прямо в «Центр» отправить! А она без разрешения со своим парнем созвонилась и самовольно на свидание удрала после уроков! А потом слёзы проливала, на коленях меня упрашивала её пощадить и руководству не докладывать! Ну, я ей и сказала, что не доложу, но наказание она получит не по инструкции. Нешуточное. Отвела её в свою комнату, привязала к кровати и…ну, Елизавета Вадимовна, так хотелось настоящую порку этой вертихвостке выдать, по полной программе, до слёз, соплей и воплей о пощаде… А не те жалкие 50 ударов, что по инструкции положены.
- Садистка! – удовлетворённо и совсем без всякого осуждения заметила Лиза.
Соня беззащитно улыбнулась, но тут же снова погрузилась в воспоминания.
- А на следующий день Елена заявляется с неожиданной проверкой! Конечно, ей эту дурочку расколоть ничего не стоило! Да она ещё любую неправду за версту чует! Представляете, как она рада была меня подловить?
- Соня, Лена просто честно исполнила свой долг! – пафосно сказала Елизавета.
- Да, но никто её не просил…
Соня в отчаянии махнула рукой. - Эта проверка была внеплановой, чисто по её инициативе! А меня за это нарушение…
Она замолчала, собираясь с силами.
- Да говори уж, чего там, - улыбалась Лиза. – Наверное, выпороли тебя хорошенько? Так же строго, как ты свою поднадзорную?
- Да! – воскликнула Соня. – Публично, на «Совете лидеров»! Перед всеми!
И уже тише добавила:
- До сих пор не могу это забыть! Стыдно было…ужасно!
- Лена порола? – деловито поинтересовалась воспитательница.
- Нет! – выдохнула Соня. – Одной выпускнице зачёт надо было получить по спецметодике. Вот она и постаралась.
- Ты вопила? – продолжала допрос Лиза.
- Ещё чего! – громко возмутилась Соня и тут же, спохватившись, сбавила тон.
- Нет, я даже боли особо не чувствовала, от стыда и злости не знала, куда деваться. Тогда и решила, что Ленке я непременно отомщу! Чего бы мне это не стоило! А не вышло! Лена вскоре исчезла из школы, и никто не знал, куда. Куратор общими фразами о переводе отделывалась. Пришлось мне с этим смириться. И вот, уже в колледже, ко мне вдруг Маринка попадает. Как подарок судьбы! Я прекрасно знала, что они всегда были лучшими подругами. Ну, вот тут немного крышу у меня и снесло.
Соня вздохнула и замолчала.
- Понятно, - протянула Елизавета. - Соня, но и это не причина для такой мести!
Она нахмурилась и продолжала задумчиво:
- Я пытаюсь поставить себя на твоё место. Здесь, в “Центре”, мы тоже все по-разному работаем. Если бы Лена придиралась к моим методам, делала бы мне замечания, пыталась настроить против меня коллектив и руководство...
Лиза задумалась.
- А она пытается? - с интересом спросила Соня.
- Нет, что ты! - усмехнулась Елизавета. - У нас это не принято. Каждый работает по своей методике, но, не отступая от инструкций. А Лена вообще очень тактично себя ведёт. Она же у нас самая молодая из «ответственных».
- Нет, Соня! – решительно заявила Елизавета. - Как бы я, предположим, на Лену не сердилась, но, если бы Марина вдруг оказалась в моей группе – я бы с ней так не поступала! Это точно!
Лиза опять улыбнулась.
- А вот, если бы у нас организовали такой «Комитет», Лена, конечно, первая бы в него вступила! И Светлана, и Вероника вместе с ней!
Немного помолчав, она добавила:
- Лену, несомненно, ждёт блестящая карьера. Когда она начала работать «ответственной», мы подшучивали над её «щадящей» методикой. Но она твёрдо гнёт свою линию и убеждает действием! Группа - то ваша за полгода почти всех обошла. Хотя, конечно, тут не только в её методике дело, а ещё и в ней самой.
- Да, это точно, - согласилась Соня. – Знаете, почему я ещё на неё злилась? Она со своими поднадзорными носилась, как курица с цыплятами! А ведь всегда, хоть на пару очков, но меня во всём обходила. А я тогда такая тщеславная была!
Соня опять покраснела.
- Чего там! Девчонка шестнадцатилетняя. Но мне так было обидно! Лена – бесспорный лидер. Всегда! И ещё на меня постоянно наезжает! А я тоже лидер, тоже сильный. Но… Только на втором месте!
Я никак не понимала, чем она берёт? Её поднадзорные всегда и свободой большей пользовались, чем все остальные, и наказывала Лена их не так строго. А при подведении итогов – Лена лучшая! Всегда!
Соня помолчала.
- Я только сейчас начинаю понимать, почему так происходило! Когда сама стала её воспитанницей, и наблюдаю «изнутри» за её работой.
- И что же ты поняла? – с внезапно вспыхнувшим интересом спросила Елизавета.
- Точно я объяснить не могу. Только суть. Елена девчонкам сочувствует, каждую уважает, и в каждую верит!
Соня усмехнулась:
- Кроме меня, конечно! У неё изначально к ним отношение другое. Не как к преступникам, а, скорее, как к случайно совершившим ошибку. При этом Лена держит группу очень даже твёрдо. Но девчонки не просто боятся наказаний, они не хотят её разочаровывать! И так же с дежурными воспитателями в нашей группе. Девочки больше переживают, чтобы к ним отношение не изменилось.
Вот, Наташа Леонова знаете, как расстраивалась, когда Инна Владимировна стала к ней чуть холоднее, чем обычно после наказания за неаккуратность. Она мне сказала, что лучше бы ещё одного «строгача» вытерпела, только бы Инна перестала на неё сердиться.
Я к такому не привыкла! Мои «поднадзорные» совсем не так себя вели. Я их «давила» строгостью и суровым отношением. Они меня боялись! И дисциплину соблюдали, и учились хорошо, но вот этого момента не было. Из-за моего отношения они точно не переживали! И мне, честно говоря, было всё равно.
А тут – я и сама этому поддаюсь. От Лены наказания готова выносить, а презрение – ну никак!
Инна Владимировна на меня в субботу хмуро посмотрела – я была уже в панике! Сама себя не узнаю!
- Понятно. Всё это так. Но что-то здесь всё же не складывается…
Лиза задумалась и внезапно резко спросила:
- Послушай, моя красавица, а Лена, случайно, парня у тебя не уводила?
Соня ошеломлённо смотрела на воспитательницу расширенными глазами, по её лицу медленно разливалась бледность.
- Ладно! – Елизавета довольно улыбнулась. – Это не моё дело, и выпытывать я у тебя ничего не буду.
Она посмотрела на часы и с сожалением заметила:
- Скоро ужин. Тебе пора вернуться в группу. Мы очень плодотворно побеседовали, но у меня остались ещё вопросы, и довольно важные. Я думаю, что в ближайшие дни мы с тобой встретимся ещё раз.
Соня уже успела придти в себя. Она быстро встала, сняла халат, аккуратно сложила его и, прижимая к груди, горячо проговорила:
- Елизавета Вадимовна! Спасибо вам большое за такое ко мне отношение. Я же понимаю: вы могли сразу отправить меня в изолятор, и я бы не скоро оттуда вышла! Спасибо, что пожалели меня и не поступили так.
- А в мои планы это не входило, - Лиза тоже встала и внимательно смотрела на девушку. – Мне хотелось с тобой поговорить и сделать свои выводы обо всей этой истории.
- И… вы сделали? – с замирающим сердцем спросила Соня. От волнения она судорожно вцепилась в халат.
- Сделала, - кивнула Елизавета. – Соня! Да положи ты этот халат! - улыбнулась она.
- Слушаюсь.
Девушка поместила халат в кресло, но теперь она не знала, куда девать руки, и смотрела на Елизавету Вадимовну с тревогой. Для неё было очень важно, что сейчас скажет воспитатель.
- Ты поступила очень некрасиво. И это ещё очень мягко сказано, - начала Лиза. – Никаких заслуживающих внимания оправданий у тебя тоже нет. Согласна?
- Да. Полностью, - тихо проговорила Соня.
- Но, поговорив с тобой, я решила, что всё-таки ты не безнадёжна. Мои коллеги правы: ты меняешься, и шанс тебе дать необходимо! Я не буду тебя преследовать. Но и только! Больше ничего обещать не могу.
Как тебе искупить свою вину перед Леной – я не знаю. Могу только предположить, что, пока Марина полностью не поправится, ты никак не оправдаешься и Лену не смягчишь. Бесполезно даже заговаривать с ней об этом! Только хуже будет.
Тебе остаётся только надеяться на благоприятный исход и быть скромной. Вот и всё. А теперь – иди.
Елизавета подписала Соне пропуск и проводила её до выхода из спальни.
Остальные воспитанницы 204-ой группы вместе с Марией Александровной возвращались из бассейна. Бассейн соединялся с основным зданием «Центра» крытым переходом, поэтому верхнюю одежду надевать необходимости не было.
На занятие группа пришла строем, как положено, но сейчас Мария Александровна разрешила воспитанницам идти «вольно». Настроение у всех было хорошим. Воспитательница, пока с девочками занимался тренер, тоже плавала в отделении для сотрудников, соответственно, она тоже получила приятную передышку в разгар напряжённого рабочего дня.
Девушки шли даже не строем, а плотной кучкой, обступив воспитателя.
- Молодцы, девчонки! – говорила им Мария Александровна. – Перевести сертификаты на Соню – это вы здорово придумали. Лучшего для неё вы сделать не могли.
- Мария Александровна, - решилась спросить Юля. – Как вы считаете, можем мы ещё что-нибудь предпринять, чтобы как-то смягчить эту ситуацию? Может быть, нам всем вместе Елену Сергеевну попросить, чтобы она Соньку простила?
Мария Александровна резко остановилась. Девушки выжидательно смотрели на неё.
- А вы, что, знаете, в чём дело? – удивлённо спросила воспитатель.
- Мы с Галей знаем, - кивнула Юля. – А остальные – в общих чертах.
Мария Александровна разволновалась.
- Даже не вздумайте вмешиваться! – воскликнула она. – Ни в коем случае! И не заикайтесь Елене Сергеевне об этом, сейчас очень неблагоприятный момент! И Соне не поможете, и на себя навлечёте нешуточные неприятности.
Я понимаю, вы за неё переживаете, но Елена Сергеевна имеет полное моральное право так поступать с Соней. Она сама решит, когда её простить.
А вы можете только помочь Соне советами, чтобы она нарушений не допускала. Делитесь с ней своим опытом! Поддерживайте! Будьте к ней повнимательнее.
Вот, как, например, получилось, что Соня двух таких важных инструкций не знала? Юля! Ты её «шеф»! Могла бы ей объяснить и проконтролировать!
- Да, вы правы, - виновато согласилась Юля.
- Ладно. Не переживайте. Со временем всё наладится! – ободрила воспитанниц Мария Александровна.
Некоторое время все шли молча.
- Мария Александровна, - подала голос Вика. – Мы в рекламе видели, что завтра в Большом концертном зале группа «Антураж» выступает с новой программой. Вы, случайно, не идёте?
«Антураж» - рок-группа, которая очень нравилась почти всем девушкам, а Вика просто была её фанаткой. Девочки знали, что Мария Александровна тоже любит эту группу. Периодически воспитательница приносила своим подопечным диски с их новинками.
- А то! – довольно отозвалась Мария Александровна. – Конечно, иду. Билеты давно уже взяты. У тебя какие-то пожелания?
- Мария Александровна! – умоляюще произнесла Вика. – Они только что приехали из Франции! А диски с записями этих выступлений обещали завтра, в Большом концертном продавать. Пока только там! Пожалуйста, привезите нам!
- Привезу, - согласилась воспитатель.
- И программку завтрашнего концерта! Пожалуйста!
- Программки опять всем привезти? Знаете, как на меня в прошлый раз смотрели, когда я десять программок покупала?
Вспомнив удивлённое лицо билетёрши, Мария Александровна рассмеялась.
- Мне не надо, - сказала Наташа Леонова.
- Хорошо. А тебе я привезу «Иоланту» Чайковского. Прямая запись из Большого оперного. Хочешь?
- Конечно! Спасибо!
Лиза Быстрова на протяжении этого разговора периодически поглядывала на воспитателя испытующе. Решившись, девушка спросила:
- Мария Александровна! А с кем вы на концерт идёте? Если не секрет?
Воспитанницы замерли. Спрашивать о таком воспитателя – это было очень смело, но Лиза обычно знала, что делала. Мария Александровна с усмешкой передразнила:
- «С кем на концерт идёте?» Скажи уж прямо, что тебя интересует моя личная жизнь. Интересует?
- Ну… - замялась Лиза. – Простите за мою нескромность, но… Конечно, интересует! – быстро выпалила она конец фразы.
- А я могу и сказать, - легко согласилась воспитатель. – Идём мы, конечно, компанией. Но, в том числе, и мой друг. Зовут Даниил, ему 23 года. Заочно учится в педагогическом, как и я. На втором курсе. Ещё что-то интересует?
Мария Александровна с улыбкой и вполне доброжелательно смотрела на девушек.
- А где он работает? – спросила Даша.
- В «Центре перевоспитания для студентов естественнонаучного колледжа». В нашем районе. Дежурным воспитателем, на четвёртом курсе.
- Ничего себе, - ахнула Вика. – Вы коллеги!
- Да! И работаем по одному графику. Видимся в свои выходные, через день. Очень удобно! Поэтому я и работаю все эти годы дежурным воспитателем, не перехожу в «ответственные». Одного воскресенья нам было бы недостаточно!
- Мария Александровна! А сколько времени вы знакомы? – нетерпеливо спросила Наташа Леонова.
- Три года.
- Но… ведь вам уже есть двадцать один?
- Конечно, - улыбнулась воспитатель.
- Значит, вы ещё проверяете свои чувства? Ведь вы уже могли пожениться!
Наташа на самом деле была уверена, что вступать в брак можно было бы и в гораздо более юном возрасте, не будь в Новопоке таких законов. А выжидать, уже достигнув совершеннолетия, казалось ей очень странным.
Сама Наташа впервые влюбилась в 17 лет, и полагала, что уже вполне готова к семейной жизни. Несмотря на то, что девушка оказалась за половую связь в «Центре», она считала, что выйдет замуж вскоре после освобождения. У неё не сохранилось таких отношений со своим другом, как у Юли, но Наташа не сомневалась, что с выбором спутника жизни у неё проблем не возникнет.
- Уже не проверяем! – опять улыбнулась Мария Александровна. – Наша свадьба назначена на конец апреля. Май и июнь я в отпуске, затем возвращаюсь к вам до конца лета. Ну, а потом, девочки, мы с вами расстаёмся. Перехожу на третий курс, и не смогу здесь пока работать. К моему большому сожалению!
- Вы уходите? И уже в сентябре вас не будет? – воскликнула Вика.
- Да. С третьего курса можно учиться только очно, вы же знаете. Буду работать в «Межвузовском Центре перевоспитания» - по ночам или воскресеньям. А сюда собираюсь вернуться после окончания института. Но вы к тому времени, я очень надеюсь, будете уже не здесь! А на свободе.
- А если кто-то решит поступать в наш педагогический – вполне можем там увидеться.
- Ой, Мария Александровна, - испугалась Юля. – Но мы надеемся до института уже выйти из «Центра». У нас же только у Сони срок ещё не закончится!
- Юля! – укоризненно покачала головой воспитатель. – Увидеться же можно не только в «Центре»! А просто в институте! Это вы здесь живёте закрыто! А в обычных учебных заведениях активная студенческая жизнь!
Ведь ты собиралась в педагогический, правда? И Галя, и Наташа Леонова! И Даша!
Девушки кивнули.
- И ещё, кажется, Настя?
Мария Александровна посмотрела на девушку.
- Нет. Я в университет, на филологический.
- Тоже хорошо. С вами-то, девочки, мы будем на разных курсах. Вы на первом, я на пятом. А вот с Еленой Сергеевной и Инной Владимировной с третьего курса вполне сможете пересекаться – на тех же лекциях, например.
- С третьего? – переспросила Юля.
- Скорее всего. Имея такую работу, мало кто идёт на очное обучение с первого курса. Хотя – разные бывают обстоятельства!
Девочки были одновременно и растроганы, и растревожены этим разговором. Им было приятно, что Мария Александровна так открыто с ними поговорила. Такое случилось впервые!
Но все расстроились из-за того, что она собирается уходить из «Центра». К Марии Александровне девушки привыкли. Да и относилась она к воспитанницам очень даже неплохо!
- Не переживайте! – попыталась ободрить их Мария Александровна. – Главное, чтобы у вас ответственный воспитатель не сменился. А уж Елена Сергеевна вас в обиду не даст - дежурного воспитателя на моё место будет очень тщательно подбирать. Без её согласия руководство никого не назначит!
Когда Соня вернулась в группу, остальные воспитанницы были уже там. До построения на ужин оставалось десять минут.
Мария Александровна внимательно оглядела Соню:
- Ещё успеешь посетить санблок. Тебе это необходимо. Ступай немедленно, а потом можешь одеться.
Соне, конечно, именно так и следовало поступить. Но Юля с Галей сразу взволнованно стали её расспрашивать об уроке немецкого. Соня начала рассказывать, увлеклась (ведь рассказать-то было о чём) – и время оказалось упущено.
Её подруги были поражены таким поворотом событий.
- Ну, Сонька, тебе повезло! – воскликнула Юля. – Если ещё и Елизавета Вадимовна решила бы на тебя наехать – это было бы ужасно! Она-то как раз полностью «без комплексов»! Может и с белым платочком заявиться, как обещала, и за несуществующую вину наказать, и унижать постоянно.
В итоге Соня едва успела одеться, и решила привести себя в порядок сразу после ужина.
Лена в это время в кабинете закончила занятие с Катей Вересовой. Сегодня она была очень недовольна своей ученицей.
- Ты перестала стараться! – эмоционально внушала она Кате. – У тебя по-прежнему с произношением беда. Без твоих серьёзных усилий я тебе ничем не помогу! Ты должна вообще плеер не снимать, постоянно французскую речь слушать. А ты этим пренебрегаешь!
Я у Светланы Петровны две недели выпросила, чтобы она тебя не наказывала за французский! Неделя уже прошла. А сдвиги незначительные! Катя, в чём дело?
- Простите, Елена Сергеевна! – девушка выглядела смущённой. – На меня столько всего навалилось! Всё так сложно. У меня и по другим предметам проблемы, и «Правила» не получается чётко соблюдать. Я не знаю, за что хвататься!
- Не ври! – резко возразила Лена. – Светлана Петровна с тобой активно работает. У вас индивидуальный план для тебя разработан, которому ты должна следовать. Неукоснительно!
А ты сама не хочешь!
Если не исправишь произношение – я тебя не аттестую по французскому вообще! Учитывая, что у тебя и по другим предметам не блестяще – вылетишь из колледжа, пойдёшь в профессиональную школу.
Произношение исправить любому студенту колледжа под силу! А если не получается, значит, вообще не будешь специалистом.
Да, по тестам ты прошла в колледж и уже больше года проучилась. Но только одних способностей мало! Нужно ещё и самой стараться. А если стараться не хочешь – так нечего тебе здесь делать! Вызываем твоих родителей, сообщаем решение педагогической комиссии – и переводим в «Центр перевоспитания профшколы».
Катя побледнела. Такая перспектива её напугала.
- Простите, Елена Сергеевна! Я буду стараться!
- Вот и старайся! А за сегодняшний урок выставляю тебе двойку. А со Светланой Петровной поговорю – лично её попрошу сегодня тебя наказать построже. Чтобы до тебя получше дошло!
Имей в виду: больше я за тебя перед ней не заступаюсь. Оснований нет!
Катя ушла очень расстроенная.
Лена тут же позвонила Светлане и ввела её в курс дела.
- Лена! – недовольно заметила Света. – Я же тебе сразу говорила: не надо было с ней либеральничать. Я эту красавицу уже раскусила – с ней можно пока только «кнутом». По-другому она, к сожалению, не понимает!
- Света, но в первые дни Катя старалась, - оправдывалась Лена.
- Да её надолго не хватает! – воскликнула Света. – Натура такая! Попробуем сейчас за неё взяться серьёзно, но, честно говоря, не удивлюсь, если в итоге её придётся из колледжа отчислить.
***
Когда воспитанницы вернулись после ужина в спальню, Лена сразу завернула Соню в кабинет. Прямо из строя! Стоя у двери, девушка напряжённо смотрела на воспитательницу. Ничего хорошего она не ожидала.
У Лены зазвенел мобильный, раскрыв его, она опустилась в кресло, не выпуская Соню из виду.
- Да, Лиза!
У Сони замерло сердце: она очень испугалась, что разговор сейчас пойдёт про неё. Однако Лена продолжала каким-то необычно тихим и расстроенным голосом:
- Я поняла. В восемь тридцать. Лиза, а что ты решила? Ты можешь сказать? Каких мер будешь требовать?
Выслушав ответ, Лена на какую-то секунду очень заметно помрачнела, но тут же взяла себя в руки. Наконец, она закончила разговор и повернулась к Соне.
- Я хочу проверить твой внешний вид! – властно сообщила она. – Раздевайся!
- Слушаюсь, - быстро ответила Соня.
«Конечно! По-другому не могло и быть. Это не случайно! Она всё подмечает! – мелькали мысли. – Но не слишком ли много для сегодняшнего дня?»
Воспитанница уже поняла, что её ждут очередные, и очень серьёзные неприятности, но решила попробовать избежать хотя бы позора.
- Елена Сергеевна! – виновато произнесла она. – А можно я не буду раздеваться? Я и так могу признаться: у меня есть нарушения по внешнему виду. Я перед тем, как одеться, не приняла душ, хотя это было необходимо.
- Я знаю, - Лена спокойно пожала плечами. – Прекрасно видела, чем ты занималась эти 10 минут. Болтала с подружками! Верно? Поэтому я тебя сейчас и вызвала. И как ты объяснишь своё поведение?
- Елена Сергеевна, простите! – голос Сони от волнения дрожал. – Девочки начали меня спрашивать, как прошёл урок, а у меня не хватило твёрдости, чтобы не ответить им и уйти в санблок! Твёрдости и силы воли! У меня состоялся очень насыщенный разговор с Елизаветой Вадимовной, я была под впечатлением.
Соне очень хотелось как-то оправдаться и, хотя она и понимала, что бесполезно, но продолжала торопливо и эмоционально говорить:
- Так хотелось с ними поделиться! Ведь сегодня больше у меня времени бы не было. Ужин, уроки, а потом мне «на колени» идти…
Простите, я проявила слабость. И… грубо нарушила «Правила», я понимаю!
- Понимаешь, - задумчиво протянула Лена.
Соня про себя отметила, что Лена какая-то не такая: похоже, что чем-то расстроена. Соня ожидала от неё совсем другой реакции, примерно такой, как сегодня на отчёте.
Лена по-прежнему сидела в кресле и спокойно смотрела на вытянувшуюся перед ней «смирно» воспитанницу, причём смотрела без обычного презрения, а с оттенком удивления.
- Я не уверена, Соня, что ты всё понимаешь, - продолжала она. – Ты прекрасно знаешь, как я воспринимаю любую неаккуратность.
Воспитанница виновато кивнула.
- И знаешь о моём особом к тебе отношении. Ты должна была догадываться, что я глаз с тебя не спускаю!
Лена встала с кресла, подошла к провинившейся и встала прямо напротив изрядно струсившей девушки.
- Всю неделю ты помнила об аккуратности, чётко всё соблюдала, в санблок постоянно бегала. Ты знаешь, что я в любой момент могу тебя проверить. Почему же сегодня позволила себе расслабиться?
«Что это с ней? – недоумевала Соня. – Спокойно читает нотацию? Давно бы уже содрала с меня одежду, подвергла унизительному осмотру – и водворила на кушетку!»
- Соня – ты лидер! – не успокаивалась воспитательница. - Вспомни – ведь от «поднадзорных» мы тоже аккуратности требовали. Неужели ты в своей работе не чувствовала, когда надо провести проверку?
- Чувствовала, - согласилась Соня. – Конечно!
- А почему во мне сомневаешься? Я же была в кабинете! – Лена кивнула на прозрачную стенку. – Ты думала, я не замечу, что тебе надо посетить санблок? И не замечу, что ты этого не сделала?
- Знаешь, Сонь, - как-то очень уж просто, почти по-дружески сказала Лена. – Я, конечно, никаких тёплых чувств к тебе не испытываю, но и страдания твои меня не радуют, как ты, возможно, полагаешь!
Лена немного подумала.
- Нет, не совсем так. Конечно, я получаю некоторое удовлетворение, когда тебя наказываю, ведь таким образом ты частично искупаешь свою вину. Но ты воспитанница моей группы, и я бы предпочла, чтобы у тебя не было нарушений!
Ты, действительно, можешь сильно облегчить свою жизнь. Моё моральное отношение к тебе вряд ли изменится, но это ты переживёшь! А вот наказаний избежать можешь запросто. И я не понимаю, почему ты этого не делаешь?
Соня по-прежнему находилась в некотором недоумении. Она побледнела и смотрела прямо в глаза воспитательнице, не решаясь отвести взгляд.
- Да, я с самого начала приняла решение относиться к тебе очень строго и наказывать сурово!
Лена, наконец, перестала гипнотизировать Соню взглядом, отошла от неё и теперь неторопливо прохаживалась по кабинету.
- Но только за реальные проступки! Выискивать несуществующие нарушения, как ты делала, я не собираюсь. Ведь именно так я и поступаю!
- Да, - согласилась Соня, которую сильно смущал такой поворот в разговоре.
- Через три недели пребывания в «Центре» лидера твоего уровня вообще не должны наказывать! – твёрдо заявила Лена. – Если, конечно, воспитатель специально не ставит перед собой такой цели. Но я-то не ставлю! Ты уже должна жить без нарушений. Это возможно, я абсолютно точно знаю!
Соню возмутила такая безаппеляционность.
- Елена Сергеевна! – решилась она возразить. – Извините, но как вы можете знать точно? И Светлана Петровна мне то же самое сегодня сказала!
- Правильно. Она тоже знает, – усмехнулась Лена.
- Да я только здесь поняла, что ничего нельзя знать точно, пока не испытаешь на себе! – взволнованно воскликнула Соня. Она разволновалась, раскраснелась.
Лена взглянула на воспитанницу с интересом.
- Это ты абсолютно верно заметила, - согласилась она. Походив ещё немного по кабинету, опять посмотрела на Соню, словно на что-то решаясь. Наконец, подошла к ней почти вплотную и проговорила:
- Что же! Возможно, тебе будет полезно это узнать!
Она решилась. То, что Лена собиралась сейчас сообщить Соне, должно было кардинально встряхнуть девушку, а, возможно, даже изменить всю её жизнь!
Лена прекрасно осознавала, что её опальная воспитанница слишком внутренне подавлена. Чрезмерная строгость, жестокие наказания и презрение не способствуют быстрой адаптации, в этих условиях Соне трудно справляться с режимом, и трудно ожидать от неё безупречного поведения.
А, поскольку Лена думала об интересах своей группы, да и своих собственных - это уже начинало беспокоить воспитательницу.
Девчонок наверняка выбивает из колеи такая суровость и строгость их воспитателя по отношению к Соне. А сейчас, когда воспитанницы решили добиваться первого места, общий настрой в группе должен быть позитивным. Да и Соня могла бы оказать группе неоценимую помощь, а постоянно сама совершая нарушения и получая непосильные наказания, она не сможет ничего сделать!
Лене приходилось бороться с собой. С одной стороны – она ненавидела Соню и не хотела для неё лёгкой жизни. Но с другой – очень не хотелось портить свою репутацию талантливой воспитательницы, стремительно делающей карьеру. Такая взрывоопасная ситуация в группе не может не сказаться на поведении и успеваемости воспитанниц, девчонки запросто могут потерять призовое место, а ведь это ударит по престижу ответственного воспитателя!
Нет, Лена ни в коем случае не собиралась прощать Соню и смягчать ей режим! За любое, даже мелкое нарушение, она и в дальнейшем собиралась наказывать девушку беспощадно. Но вот если Соня соберётся с силами и перестанет допускать нарушения – её счастье! Да, ей жить будет легче, но… для группы и для Лены лично это окажется преимуществом. И совесть воспитательницы будет совершенно чиста!
Вчера после педсовета состоялся приватный разговор, в котором принимали участие заведующая отделением, Лена и Елизавета. После этой беседы Лена провела почти бессонную ночь, раздумывая над ситуацией, но так и не пришла ни к какому решению. Решилась она только сейчас, внезапно, спонтанно, и сама не понимая толком – почему.
В её полной власти сейчас дать Соне то, в чём девушка на данный момент больше всего нуждается. Надежду! На то, что не всё так безысходно в её жизни! Что у неё есть пусть небольшой, пусть призрачный – но шанс самой изменить дальнейшую судьбу!
Сейчас Соня, конечно, деморализована. Даже если она не будет совершать нарушений и избавится от наказаний – ей предстоит влачить жалкое существование воспитанницы четыре года! Есть от чего прийти в отчаяние.
- Соня! – Лена отбросила все сомнения. - Я хочу дать тебе очень важную информацию. Только от тебя самой зависит, сможешь ли ты ей воспользоваться.
«Что ещё придумала?» - промелькнуло у Сони.
Ничего хорошего она от Лены не ждала. Стояла, вытянувшись “смирно”, и молча ожидала.
- У тебя сейчас у одной из всей группы, и даже из всего отделения, есть небольшой шанс значительно изменить свою жизнь в “Центре”! Кардинально!
Соня непонимающе смотрела на воспитательницу. Она даже представить не могла, о чём та толкует.
Перехватив недоумевающий взгляд воспитанницы, Лена пояснила:
- Некоторые особенно сильные лидеры, которые попали в “Центр” не за нравственные преступления, могут рассматриваться руководством как потенциальные сотрудники.
И не уборщицы, - усмехнулась она. - А воспитатели! Опыт пребывания в “Центре” в качестве воспитанницы очень ценится. Узнаёшь ситуацию изнутри – очень полезно! Ты сама мне сейчас сказала – надо испытать всё на себе.
Лена вздохнула.
- А Галина Алексеевна к тебе присматривается очень даже внимательно!
- Елена Сергеевна! - взволновалась Соня. - Вы не знаете. Я ведь тоже проходила в школе тест “Системы”, но меня не пропустили! А повторно его сдавать нельзя!
- Если бы ты осталась в колледже – было бы нельзя! А в таких случаях, как твой – можно. Такие прецеденты случаются, конечно, не особо-то часто. После нескольких месяцев жизни в качестве воспитанницы появляются изменения в характере, чаще всего – существенные! А ты меня уверяешь, что тебе и двух недель хватило. Что ты уже изменилась!
- И… - Лена помедлила, - я тоже вижу, что это так. Должна признать, – неохотно выговорила она.
Соня потрясённо молчала. От волнения у неё на глазах выступили слёзы.
«Неужели такое возможно? - думала она. - Но почему Елена мне это говорит? Разве она этого хочет?»
- Однако Соня, у тебя есть очень серьёзная проблема, - продолжала Лена.
- Какая?
У девушки тут же высохли слёзы. Она внутренне подобралась.
- Ты никак адаптироваться не можешь. До сих пор допускаешь нарушения! А это – серьёзное препятствие. Тебе надо доказать, что ты – сильная и организованная, что с лёгкостью выполнять все “Правила поведения” тебе ничего не стоит. Ты не должна оставить ни мне, ни другим воспитателям ни малейшей возможности вообще тебя наказывать!
Тогда руководству станет понятно: держать тебя в “Центре” 4 года в качестве воспитанницы – расточительство!
- И тогда будет шанс? - от волнения голос воспитанницы охрип.
Лена кивнула.
- Три недели! - твёрдо произнесла она. - Максимум – месяц! Если потом у тебя ещё будут нарушения – шанс потеряешь!
Соня молчала, обдумывая шокирующую информацию.
- Ты знаешь, как готовят воспитателей? – продолжала натиск Лена. - Обычных. Таких, как я?
Соня отрицательно покачала головой.
Лена опять испытующе глянула на неё, затем подошла к столу и вынула из ящика бланк.
- Подойди сюда. Это обязательство о неразглашении информации. Заполняй!
Соня заполнила и расписалась.
- Это очень серьёзно! - предупредила Лена.
- Я понимаю, - кивнула Соня.
- Так вот, - продолжала Лена. - После основного обучения всех стажёров отправляют в разные “Центры перевоспитания” как воспитанников. На общих основаниях, на три месяца, с придуманными легендами. Их воспитатели ничего не знают, они могут только догадываться. Я, например, отбывала этот срок по такой же статье, как и ты. “Нарушение должностной инструкции”.
«Издевается она, что ли?» - Соня не могла в такое поверить.
- Такая стажировка обязательна, без этого на работу не примут. Мы все подписывали соответствующий договор и ехали добровольно, - Лена рассказывала будничным голосом и совершенно серьёзно.
Соня уже поверила и изумлённо молчала.
- Если стажёр за 3-4 недели не адаптируется к порядкам «Центра» – из “Системы” он вылетает! Это одна из проверок на профпригодность. Там, конечно, и другие моменты учитываются.
Лена нахмурилась.
- Авторитет в группе, стойкость во время наказаний. Но с этим-то как раз у тебя никаких проблем нет! Хотя обычно бывает наоборот.
Лена прекрасно видела, что воспитанница, мягко говоря, озадачена.
- Вообще-то это правильно, - пробормотала Соня. - Но я даже представить себе такого не могла! И все воспитатели через это проходят?
- Не все. Только те, которые по возрасту ещё могут быть направлены в “Центры”. Но таких – большинство! Теперь понимаешь, почему ты интересна для руководства? Сильный лидер, потрясающе держишься! Побывала в “шкуре” воспитанницы. Обучат – и вперёд! Сможешь свой срок отбывать уже в качестве воспитателя. Чувствуешь разницу?
- Ещё бы! - выдохнула Соня. - Но как этого добиться? Что мне делать?
«Что-то тут не так! – мелькали мысли.- Зачем она мне это говорит? Здесь какой-то подвох!»
Но соблазн был так велик… Девушка уже не могла остановиться.
Лена пожала плечами.
- Тебе надо жить без нарушений. Желательно выйти на призовое место по всему отделению, отлично учиться, завоевать авторитет в группе. Продолжать работать с девчонками, помогать им.
Лена слегка улыбнулась
- С Зоей и Юлей у тебя хорошо получилось, с Дашей, с Ирой Елистратовой. То, как ты придумала Марию Александровну уговорить вас простить, тебе уже очень на руку сыграло. На педсовете все были в шоке! Ещё несколько таких идей не помешает. Если существенно поможешь девочкам первого места добиться – тоже будет в твою пользу! Ты у них уже признанный лидер. Представь, что это – твоя группа. Поставь цель – вывести их на первое место! И добейся. Если в группе есть такой лидер, как ты – она однозначно должна быть на первом месте.
Соня понимающе кивнула.
- Вот так и действуй!
Лена не жалела о своём решении, но энтузиазм её постепенно угасал.
- Должно пройти несколько месяцев, и тогда тебе, вероятно, предложат тест. Если опять не пройдёшь – всё, откат назад!
«Пройду», - уверенно подумала Соня.
- Соня, это только шанс. Никто тебе ничего точно обещать не может. Слишком много звеньев в этой цепи. В одном месте порвётся – и всё!
Я говорю тебе об этом сейчас только потому, что время поджимает. Ты в “Центре” уже почти три недели. Если сейчас срочно не исправишься насчёт нарушений – будет поздно. Никто даже рассматривать твою кандидатуру не будет. То, что тебе труднее, чем остальным, из-за моей строгости – это не оправдание!
Лена усмехнулась.
- Я тебе раскрою ещё один секрет! К лидерам - “ненравственникам” в первые три месяца всегда строгое отношение. У любого воспитателя! В них обычно подозревают потенциальных сотрудников и дерут с них три шкуры! По традиции. На всякий случай! Готовят к будущей работе. Стажёрам надо всё на себе испытать, в этом ты права!
Лена, которая во время своей речи продолжала расхаживать по кабинету, уселась обратно в кресло.
- Так что я тебе правду сказала. Я точно знаю, что, несмотря на строгие меры, за три недели адаптироваться возможно. И Светлана Петровна знает. Мы это тоже на себе испытали. А мне, между прочим, пришлось в «Центре» сначала ненамного легче, чем тебе! Воспитатель меня совсем не щадила. И “станок”, и пощёчины, и “штрафной ужин”, и отсутствие обезболивания после строгой порки – я отлично знаю, что это всё такое. У неё это были самые обычные меры наказания, за самые ничтожные проступки!
«Но ты знала, что это временно! - подумала Соня. – И никто тебя не презирал… И совесть твоя была чиста…И перспективы – с моими не сравнить!»
- Но я решила всё это прекратить – и прекратила! – продолжала Лена. - И ты можешь! Кстати, у нас на отделении все, кто не знает о наших с тобой отношениях, наверняка уверены, что ты стажёр!
- Ах вот оно что! - протянула Соня. - Теперь ясно. А я не поняла сегодня, что Елизавета Вадимовна имеет в виду! Она сказала, что пыталась вас уверить, будто я – стажёр!
- Было такое, - подтвердила Лена. - Поэтому мне и пришлось ей всё рассказать. Соня! Я на педсовете ежедневно отчитываюсь обо всех наказаниях! И никто насчёт тебя не удивляется и ничего не спрашивает. Думают, что я тебя проверяю на стойкость, как потенциального сотрудника. Только Светлана Петровна нас раскусила. Тем более… держишься ты потрясающе, надо признать.
- Потрясающе? – Соня вспомнила розги и покраснела.
- Розги в расчёт не берём, - поняла Лена. – У тебя особые причины, да и мало кто под розгами держится намного лучше. А вот в остальном…
- Я думала, что все лидеры так… - пробормотала Соня.
- Да что ты? – Лена махнула рукой. - Один из десяти! А Ирина Викторовна вообще полна негодования! У неё обычно все под тростью рыдают – лидеры они или не лидеры.
- Елена Сергеевна, спасибо вам! - взволнованно проговорила Соня. Она, действительно, испытывала сейчас искреннюю благодарность к своему врагу.
- Но почему вы мне всё это рассказали? – вырвалось у девушки.
- Почему-почему, - проворчала Лена. - Во-первых, я хочу, чтобы ты нарушений не допускала, это вредит группе. Ну, а во-вторых…
Лена задумалась.
- Я решила, что будет справедливо, если ты об этом узнаешь. Мало ли как дальше всё сложится? А вдруг ты, и правда, сможешь всего этого добиться? Хотя это и трудно!
- Честно говоря, мы обсуждали вчера этот вопрос с руководством, - вздохнула она. - Все считают, что ты в этом плане перспективная. А сообщать тебе или не сообщать – решать оставили мне.
- Видишь, опять от меня кое-что зависит в твоей судьбе, - усмехнулась Лена.
- Ничего себе “кое-что”! - воскликнула Соня. - Вся дальнейшая жизнь! Ведь я об этом мечтала!
- Я сомневалась, - опять нахмурилась Лена. – Прямо до настоящего момента! И всё-таки решила, что своими эмоциями в этом вопросе лучше не руководствоваться. Несмотря на наши отношения, лишать тебя такого шанса было бы слишком жестоко.
- Спасибо! Я этого не забуду! Но… Елена Сергеевна. Разве вы этого хотите? Предположим, такое действительно произойдёт! Ведь я должна буду работать здесь? В этом «Центре»? Вместе с вами?
- Да. Только здесь. Пока не закончится твой срок наказания.
Лена помолчала.
- Мне, конечно, трудно пока себе это представить. Но личному здесь не место. Если руководство посчитает, что ты представляешь для «Центра» ценность – я это переживу. Да и не со мной же непосредственно ты будешь работать!
А на испытательный срок тебя вообще отправят на другой курс.
- Испытательный срок? – переспросила Соня. – А он большой?
Лена отрицательно покачала головой.
- Нет. Недели две. Обычно за это время становится ясно, может человек работать или нет.
Она довольно улыбнулась.
- Представляешь, какой может быть облом! Тебя переведут из группы в жилой отсек, в шикарную квартиру. Ты ещё наши квартиры не видела! Выдадут форму воспитателя. А это платье снимешь!
Лена указала на Сонину одежду.
- Начнёшь работать. Опять получишь власть. Телесные наказания будешь снова применять! Каждый день! Ты же об этом мечтаешь? Вот оторвёшься!
Лена говорила с иронией.
- Со всеми сотрудниками познакомишься. Коллектив у нас отличный. А если испытательный срок не пройдёшь – всё! Опять в группу! Теперь уже до окончания срока. Безвозвратно! Обидно будет до ужаса!
- Елена Сергеевна, я не такое уж чудовище, – смутилась Соня. – А если дело дойдёт до испытательного срока – я справлюсь. Непременно! Чего бы мне это ни стоило!
- Да я на самом деле в этом и не сомневаюсь, - заметила Лена.
- Ещё раз спасибо вам! Я не заслужила такого великодушия. Если бы вы мне не рассказали, я бы не справилась. Нужные сроки пропустила бы, это точно.
Лена спокойно сидела в кресле, лицо её ничего не выражало.
- На мне слишком большой моральный груз, - почти прошептала Соня. - Но теперь будет всё по-другому.
- Если бы только с Мариной всё было в порядке! – последнюю фразу девушка выпалила непроизвольно, с глубоким отчаянием.
Тут же, опомнившись, она посмотрела на Лену с неподдельным испугом и быстро добавила:
- Елена Сергеевна, простите, я ничего не спрашиваю!
«Помнит, что я обещала ей карцер», - удовлетворённо подумала Лена.
- Расслабься! – приказала она воспитаннице. – Моего условия ты не нарушила. Но хочу предупредить. Если с Мариной хоть что-нибудь в итоге будет не в порядке, если она полностью не поправится – ничего этого не будет в принципе! Это Галина Алексеевна заявила твёрдо. Тогда делать тебя сотрудником будет просто неэтично.
- Конечно, - горячо согласилась Соня. – Я понимаю.
- И ещё! Моё к тебе отношение остаётся прежним. Я просто пошла навстречу руководству. Это ничего не меняет! Ясно?
Лена требовательно смотрела на девушку.
- Да, - тихо ответила та.
«Яснее некуда…»
- А теперь, дорогая, вернёмся в реальную жизнь. Ты допустила серьёзное нарушение. Кстати, за сегодняшний день – четвёртое. Позор для будущего воспитателя! – иронически продолжала Лена.
Соня слегка покраснела.
- Елена Сергеевна! Я вам ещё кое в чём не призналась.
- В чём же?
Девушка вздохнула. Признаваться было страшно.
- Мария Александровна приказала мне посетить санблок, а одеться я должна была только после этого. Я не просто допустила неаккуратность, а ещё и не выполнила приказ воспитателя.
Несмотря на страх, Соня произнесла всё это чётко, твёрдо и смотрела воспитательнице прямо в глаза.
- Ничего себе! – изумилась Лена. – Да о чём же ты думала? Получив прямой приказ воспитателя, ты осталась болтать с подружками???
- Такого больше не повторится! Простите!
Но Лена была вне себя от изумления и гнева.
- Да ты ещё и нахалка! – воскликнула она.
«Однако… денёк сегодня!» – подумала Соня, но как-то отстранённо.
Получив от Лены ошеломляющую информацию, воспитанница ощутила, что внутри у неё как бы появился стержень. Стальной, надёжный! Он не даст Соне согнуться или сломаться, девушка была в этом уверена.
А самое главное, похоже, что у неё и в мозгу «что-то щёлкнуло», о чём говорила Светлана Петровна.
Соня внезапно ощутила, что точно знает, как ей лучше себя вести. И, скорее всего, будет знать и дальше. Это придало ей невероятную уверенность.
- Елена Сергеевна! – Соня говорила виновато. – Мне нечем оправдываться. Накажите меня.
- Конечно, накажу! – так же возмущённо продолжала Лена. – И раздеваться тебе придётся, не отвертишься!
Она посмотрела через прозрачную стенку в класс. Воспитанницы готовили домашние задания. Галя только что отошла от стола Марии Александровны.
Лена позвонила Маше и пригласила её в кабинет.
Мария Александровна вошла, посмотрела на сильно рассерженную Лену, не менее сильно смущённую Соню – и во взгляде её мелькнуло удивление.
- Мария Александровна! – попросила Лена. – Я очень вас попрошу провести сейчас Левченко углублённую проверку внешнего вида. По полной программе!
Она улыбнулась и добавила:
- Пожалуйста!
- Хорошо, - кивнула Мария Александровна, подошла к Соне и вполне доброжелательно сказала:
- Раздевайся.
- Слушаюсь.
Соня внутренне подобралась и приготовилась мужественно вынести предстоящее ей унижение.
От дежурной воспитательницы не ускользнуло, что Соня смущена, и она добавила:
- Посмелее! Насколько я понимаю, у тебя не должно быть особых проблем.
Лена усмехнулась и села в кресло. Она собиралась только наблюдать.
Через 5 минут пытка закончилась. Соня стояла пунцовая от стыда. Мария Александровна гневно посмотрела на неё и жёстко спросила:
- Значит, ты посмела не выполнить моё распоряжение.
- Да. Простите!
- От тебя никак этого не ожидала, - возмущённо продолжала воспитатель. – Мало того, что это возмутительная дерзость – не выполнить приказ! Но ведь ты знаешь, какое в нашей группе отношение к аккуратности, и всё равно позволила себе такое.
Елена Сергеевна наверняка тебя очень строго накажет, и будет совершенно права!
- Мария Александровна! – подала голос Лена. – У меня в отношении Левченко уже фантазии не хватает. Не знаю, что ещё может её пронять! Помогите придумать для неё достойное наказание.
- Охотно, - согласилась Маша.
- На этот раз никакого снисхождения ты не заслуживаешь, - она осуждающе смотрела на провинившуюся.
Девушка виновато кивнула.
- Первое предложение, - начала Мария Александровна. – Соколову нужно лишить шефства над Левченко. Она ей особо не помогает, а сегодня – наоборот, навредила. Ведь она тоже слышала мой приказ, Елена Сергеевна, представляете?
- С трудом, - призналась Лена. – Вы правы. Так и сделаем!
Соня бросила на Лену умоляющий взгляд, но заговорить не решилась. Осторожность взяла верх.
- Что, не согласна? – спросила воспитатель.
- Елена Сергеевна! – взмолилась Соня. – Вы не могли бы пока не принимать такого решения? Пожалуйста! Вот увидите, с сегодняшнего дня всё изменится!
- Никогда не ручайся за других! – резко одёрнула её Лена. – Речь-то не о тебе! Мария Александровна полностью права.
- Дальше, - невозмутимо продолжала Маша. – Софью надо пару раз очень строго выпороть. Публично! При всей группе!
- Сделаем, – согласилась Лена. – Но двух раз будет мало. Не меньше пяти! И начнём прямо сегодня. Сейчас.
- Как скажете, - кивнула Мария Александровна. – И последнее. Я предлагаю дополнительно наказать её лишением общения. Недели на две!
Соня ощутила холодок в груди. Ей стало здорово не по себе.
А Лена пару секунд помолчала, затем воскликнула:
- Ну, конечно! Обратный бойкот! Отличное предложение, Мария Александровна! Я бы и не вспомнила. Как раз то, что надо.
- У нас и табличка сохранилась, - сообщила Маша, уже роясь в шкафу. – Вера Борисовна это наказание периодически применяла.
Вера Борисовна работала в этой группе ответственным воспитателем почти весь первый курс – с сентября по апрель, а потом вышла замуж и перевелась в другой «Центр» - ближе к месту работы мужа.
Маша вытащила из шкафа довольно большую пластиковую табличку с прикреплённым к ней толстым шнуром, чтобы надевать на шею. На табличке красными печатными буквами было написано «БОЙКОТ».
Лена взяла табличку, рассмотрела, удовлетворённо хмыкнула и положила сверху на аккуратную стопку сложенной одежды Сони.
- Я назначаю тебе «обратный бойкот» - сказала она. – На две недели. По двадцать второе декабря, включительно. Ты обязана всегда носить эту табличку поверх одежды, на работе – поверх рабочей куртки. Снимаешь табличку только на уроках физкультуры.
Тебе запрещается любое общение с воспитанницами «Центра», разговаривать можешь только с сотрудниками. Раз общение с подругами мешает тебе выполнять приказы – это наказание как раз для тебя. Будет больше времени думать над своим поведением.
«Но это очень жестоко! Ну, Мария Александровна мне удружила!»
- Слушаюсь, - сказала Соня вслух, не глядя на Лену.
Но Лена подошла к ней вплотную и приказала:
- Смотри мне в глаза! За нарушение режима «обратный бойкот» я тебе организую карцер. Поняла?
- Да.
«Обратным» бойкот назывался потому, что инициатива при этом исходила не от коллектива воспитанниц (что тоже бывало, и не запрещалось «Правилами»), а от руководства. Девушкам просто запрещали общаться с какой-либо воспитанницей под страхом строгого наказания.
Юля в это время в классе сидела как на иголках. Когда Соню сразу после ужина вызвала Елена Сергеевна, девушка сразу поняла, что дело плохо. Она чувствовала себя виноватой: ведь Юля слышала приказ Марии Александровны, но своими расспросами способствовала тому, что у Сони просто не осталось времени посетить санблок.
Сейчас воспитанница едва сдерживала слёзы.
«Ведь я знала, что Елена Сергеевна ничего Соньке не простит! Четыре шкуры с неё сдерёт, если что! И так её подвела!»
Опасения Юли полностью подтвердились. Дверь кабинета распахнулась, и в класс вошли Елена Сергеевна, Мария Александровна и следом за ними – Соня, опять без одежды и довольно-таки бледная.
Воспитанницы вскочили с мест и встали «смирно».
- Девочки, я вынуждена прервать ваши занятия, - заявила Лена. – У нас небольшое ЧП.
Она схватила Соню за руку и вытолкнула её на середину класса. От смущения Соня прикрыла глаза.
«Ведь все свои девчонки! Но всё равно – как стыдно!»– думала она с отчаянием.
- Левченко опять серьёзно нарушила «Правила», - возмущённо говорила Лена - Она проигнорировала прямое распоряжение Марии Александровны, не посетила санблок и допустила неаккуратность. Я намерена её очень строго наказать. Сейчас она получит строгую «безлимитную» порку. Первую из пяти! Здесь! Лена указала на кушетку.
Конечно, в классе кушетка для наказаний тоже присутствовала.
- Кроме того, я назначаю ей «обратный бойкот». С этой минуты! Вы все помните, что это такое?
Воспитанницы смотрели на Лену расширенными от удивления глазами.
- Так помните или нет? – нетерпеливо переспросила Лена.
- Основное помним, Елена Сергеевна, - заверила Наташа Леонова. – Мы теперь не имеем права разговаривать с Соней.
- И не только разговаривать! А общаться вообще. Даже молча! Вы не можете к ней подходить, стоять рядом с ней, передавать ей что-нибудь! Например, записки, как некоторые умудряются. На ближайшие две недели этой воспитанницы для вас просто не существует.
Если попробуете нарушить эти условия – накажу на «станке» и нарушительницу, и её!
Лена указала на Соню.
- Мария Александровна, - попросила она дежурного воспитателя. – Пожалуйста, в конце самоподготовки проработайте со всей группой соответствующую инструкцию.
Воспитательница кивнула.
- Ещё у меня вопрос к Соколовой, - очень холодно продолжала Лена.
- Да, Елена Сергеевна, - голос Юли заметно дрожал.
- Ты - “шеф” Левченко! В данной ситуации, вместо того, чтобы образумить, ты её подвела! Можешь объяснить свой поступок?
- Простите, Елена Сергеевна. Я поддалась своей слабости.
- Понятно. Так вот, я лишаю тебя шефства над Левченко! Можешь больше не беспокоиться. На время бойкота ей “шеф” всё равно не нужен, а потом назначим кого-нибудь другого. И ещё, Юля. Пока я ответственный воспитатель в этой группе, ты больше никогда ни у одной новенькой “шефом” не будешь!
- Слушаюсь! – Юля была потрясена. Такого она не ожидала!
“Шефство” над новенькими не давало воспитанницам никаких дополнительных преимуществ, но быть “шефом” считалось очень престижным и почётным, и все девушки к этому стремились.
“Шефами” назначали только лучших воспитанниц. Воспитатели относились к таким девушкам благосклонно, расспрашивали их насчёт подшефных, приглашали принимать участие в мини-советах (дежурный воспитатель, ответственный воспитатель и “шеф”), на которых обсуждалось поведение подопечной девушки и меры, необходимые для её более быстрой адаптации. Девочкам было приятно ощущать себя хоть в чём-то почти равными воспитателям!
То же, кстати, касалось и старост. Старостам никогда не делалось никаких поблажек. Наоборот, спрашивали с них за личные проступки строже, но быть старостой тоже считалось очень почётно! Причём, “шефов” воспитатели назначали исключительно по своему усмотрению, а старосту они выбирали, учитывая мнение воспитанниц. Такие выборы проводились обычно в конце каждого отчётного периода.
Однако в 204-ой группе Наташа Леонова была старостой с самого первого дня – бессменно. Девушки всегда просили оставить её на этом посту, и воспитатели не возражали.
А Юлю назначили “шефом” уже в третий раз. И всегда до этого она отлично справлялась! “Шефство” обычно длилось три месяца: этот срок считался достаточным для адаптации.
В первый раз ещё Вера Борисовна предложила Юле взять “шефство” над Викой Слободчук. Вика поступила в “Центр” год назад, в декабре. До начала марта Юля старательно, с желанием и воодушевлением опекала Вику, и, действительно, здорово ей помогла. Новенькая быстро адаптировалась, и в дальнейшем особых проблем у неё не возникало.
Правда, она оказалась очень уравновешенной и стойкой, быстро поняла, что единственный выход – смириться с ситуацией, как можно быстрее привыкнуть ко всем порядкам “Центра” и строго соблюдать “Правила”. Вика и сама очень старалась, а в сочетании с мудрым руководством Юли всё это дало великолепный эффект.
Вера Борисовна осталась весьма довольна “шефством” Юли, и даже наградила её сертификатом на 20 единиц.
Когда в начале мая в группу поступила Галя, воспитатель, даже особо не раздумывая, опять назначила “шефом” Юлю, хотя в группе были и другие сильные девочки, например, Лиза или Даша.
С Галей всё оказалось гораздо сложнее. Новенькая была очень морально подавлена, считала, что ей назначили слишком большой срок наказания, что такого она не заслужила! Строгие порядки “Центра” вызывали у неё протест. Воспитанница испытывала ужас и отчаяние, не хотела смириться со своим бесправным положением.
К тому же, Вера Борисовна и дежурный воспитатель группы, которая работала тогда ещё до прихода Инны – Ольга Николаевна, синхронно невзлюбили Галю, не делали ей никаких поблажек, а, наоборот, относились к новенькой холодно и строго. На девушку градом сыпались строгие наказания, и с каждым днём их становилось всё больше и больше! Галя задыхалась под непосильным грузом.
Юля делала всё возможное. Ей Галя сразу очень понравилась, они быстро подружились. Юля не отходила от своей подопечной ни на шаг, постоянно её наставляла, пыталась удержать от необдуманных поступков. Она не оставляла Галю в покое, каждую свободную минуту старалась использовать для разговора с ней, утешала и поддерживала подругу после наказаний. Всеми силами Юля старалась повернуть мысли Гали в нужную сторону. Самым главным было добиться, чтобы воспитанница кардинальным образом изменила отношение к своему проживанию в “Центре”.
Протест, непокорность и ненависть к воспитателям – явно не те чувства, которые помогли бы Гале адаптироваться.
Юля неоднократно пыталась поговорить с Верой Борисовной, просила её немного смягчиться по отношению к Гале, хотя бы на период адаптации. Но воспитательница оставалась непреклонной, и не пошла ни на какие уступки.
Вначале девушкам очень помогла Мария Александровна, которая, единственная из всех воспитателей группы, сочувствовала Гале, понимала её и старалась поддержать.
Но, к сожалению, дней через десять после поступления новенькой, воспитанницы группы все вместе серьёзно провинились перед Марией Александровной. Они не выполнили её распоряжения, хотя и обещали. А Мария Александровна, понадеявшись на девочек, не проконтролировала, хотя обычно никогда так не поступала. Но в этот раз она получила выговор от ответственного воспитателя.
Естественно, Мария Александровна очень рассердилась и объявила группе холодную войну.
В последующие две недели плохо было всем, ну а Гале – в особенности. Юля по-прежнему очень старалась ей помочь. Только благодаря усилиям подруги Галя не попала ни в карцер (чем неоднократно угрожала ей Вера Борисовна), ни в изолятор в результате нервного срыва.
Ситуация кардинально изменилась в конце мая, когда Вера Борисовна уволилась, а в группу были назначены Елена Сергеевна и Инна Владимировна. Ольга Николаевна не подошла в новую команду воспитателей по тесту на совместимость, и её перевели в другую группу.
Лена решительными действиями быстро повернула ситуацию в лучшую сторону. Она начала с того, что уговорила Марию Александровну простить воспитанниц и начать всё сначала. До этого девочки и сами пытались смягчить воспитателя, но безуспешно. Все их попытки вымолить прощение проваливались, Мария Александровна была с ними холодна и неприступна, и только Лена смогла её убедить.
В первые же дни Лена очень серьёзно поговорила с Галей, вызвала девушку на откровенность, сказала, что понимает её состояние и верит, что Галя справится со всеми трудностями.
Ситуация у Гали была к тому времени очень сложная. Над девушкой «висели» около ста пятидесяти ремней, 15 часов «на коленях», несколько «штрафных» дежурств по группе. Галя была лишена чтения и фильмов, находилась на специальной «штрафной» диете. Жизнь казалась ей мраком, никакого просвета воспитанница не видела.
Лена не могла отменить наказания, назначенные ещё до неё другим воспитателем, но она предприняла беспрецедентный и оригинальный шаг: дала Гале отсрочку от всех наказаний на 10 дней.
Целью этой меры являлось дать новенькой небольшую передышку и показать ей, что в «Центре» можно жить вполне терпимо, если стараться и прилагать к этому усилия.
Лена устроила специальное совещание со своими дежурными воспитателями, на которое пригласили и Юлю. В течение этих десяти дней, да и потом, и воспитатели, и Юля опекали девушку. Лена разговаривала с ней ежедневно по вечерам, долго и откровенно, и Юля всегда была рядом с подругой, весь день, а по необходимости активно советовалась с Леной и другими воспитателями. В итоге Галю они все вместе вытянули. Не просто и не так скоро, но вытянули.
Лена тоже осталась довольна Юлей, хотя никакой награды воспитаннице не предоставила. Но Юля этого и не ждала, она очень радовалась за подругу.
Когда поступила Соня, Лена сразу предложила стать её «шефом» именно Юле. Хотя и Лиза, и Даша уже при ней шефствовали над Настей и Зоей, и тоже справились хорошо.
Сейчас Юле было обидно до ужаса! Такая мера казалась ей несправедливой. Ведь Елена Сергеевна прекрасно знает, что Юля выкладывается полностью ради своих «подшефных», не думая о себе. Она могла в этом убедиться на примере с Галей.
А с Соней – всё не так просто! Она и в группе-то всего неделю! И этот конфликт с Еленой Сергеевной… Ведь сейчас Юля не имела возможности подойти к Елене Сергеевне и поговорить откровенно, посоветоваться с ней насчёт Сони. Просто боялась! Пыталась справиться сама.
Кроме того, у Сони за всю неделю практически не было свободного времени. По вечерам она простаивает на коленях, а полтора дня вообще провела в изоляторе. Юля и разговаривать-то с ней могла только урывками!
Да, сегодня Юля совершила серьёзную ошибку, но ведь это только ошибка! Неужели за неё необходимо наказывать так строго? Практически, полным лишением доверия!
- Садитесь, - разрешила воспитанницам Лена.
Усаживаясь на место, Юля бросила на Елену Сергеевну сердитый взгляд и с осуждением подумала:
«Сама Соньку довела! Обращается с ней, как фашистка! А на мне решила отыграться!»
Невероятная строгость Елены Сергеевны её просто шокировала. Юле стало так невыносимо жалко и себя, и Соню, что она не выдержала и расплакалась. Громко, на весь класс!
- Соколова! – сердито крикнула Мария Александровна. – Если собираешься реветь – выходи в спальню!
- Нет, Мария Александровна! – возразила Лена. – Левченко сейчас будет получать наказание. В том числе, и по её вине. Так что пусть Юля остаётся и смотрит на это.
Юля побледнела и заплакала ещё сильнее.
- А немного попозже мы с тобой ещё поговорим, - пообещала Лена. – Ты догадываешься, о чём?
Воспитательница быстро подошла к Юле. Та опять вскочила и вытянулась «смирно». Девушка всхлипывала, по лицу стекали слёзы. Она со страхом смотрела на воспитателя и молчала.
- Я тебе задала вопрос, - повысила голос Лена. – А ты не ответила. Получаешь за это в свой архив 20 ремней.
- Слушаюсь.
- А теперь – отвечай!
- Нет, Елена Сергеевна! – быстро ответила Юля, пытаясь сдержать рыдания.
В классе стояла мёртвая тишина. Никто не понимал, в чём дело, кроме Сони и Марии Александровны.
- Значит, нет, - задумчиво протянула Лена. – Не особо-то ты догадливая! Впрочем, зачем тянуть? Мы можем и прямо сейчас разобраться.
- Смотри мне в глаза! – жёстко велела она девушке.
- Слушаюсь! – Юля выполнила приказ.
- А теперь – отвечай, - не сводя с жертвы взгляда, произнесла Лена. – О чём ты подумала, когда садилась? Думаешь, я не обратила внимания на твой дерзкий взгляд? Быстро говори!
Девушки замерли. Соня с тревогой смотрела на Елену Сергеевну и Юлю. Она уже поняла, что Юле надеяться не на что. Лена сейчас ни на какие уступки не пойдёт! Ни за что! Юлька действительно подумала что-то недозволенное, и ей придётся в этом признаться. Елена её заставит!
У Юли упало сердце. Она молчала, не в силах вымолвить ни слова!
- Я жду! - звенящим голосом произнесла воспитатель. – Выкладывай всё дословно!
- Я не могу! Простите! – выкрикнула Юля.
Лена повернулась к Марии Александровне.
- Мария Александровна, записывайте, пожалуйста! Соколова во второй раз не ответила на вопрос воспитателя. Наказание: 30 ремней и пять часов «на коленях». Дальше. Отказалась выполнить моё распоряжение.
«Я не могу!» - передразнила она Юлю. - Наказание: порка на «станке» плюс «штрафной ужин».
Голос Лены был абсолютно стальным. Она здорово разозлилась!
«Всё! Пошла вразнос!» – промелькнуло у Сони.
- Слушаюсь, - упавшим голосом проговорила Юля.
- А теперь отвечай на вопрос! Немедленно! Или тебе ещё мало неприятностей?
- Слушаюсь, - опять повторила девушка. Она уже поняла, что тянуть бесполезно. Взяла себя в руки и решительно продолжала:
- Елена Сергеевна! Я подумала, что вы сами Соню довели до такого состояния. Она не может адаптироваться, потому что вы обращаетесь с ней, как фашистка! А на мне решили отыграться. Это несправедливо – лишать меня шефства!
- Вот и всё! – закончила Юля, от страха зажмурившись.
- Этого вполне достаточно, – холодно констатировала Лена.
- Елена Сергеевна! – взволнованно воскликнула Юля. – Простите меня, это я от отчаяния! На самом деле я так вовсе не думаю!
- А это не имеет особого значения. Главное, по «Правилам» ты не имела права так думать. Это – грубейшее нарушение!
Лена немного помолчала.
- Левченко тоже допустила подобное, - продолжала она. – Но она всё-таки новенькая, и, к тому же, хотя бы дерзких взглядов себе не позволяла. И Зоя была новенькой.
А ты – нет! Ты больше года в «Центре»! Одна из лучших. Дисциплинированная, надёжная воспитанница. Тебе такое непростительно! Ты не смеешь осуждать воспитателя и даже в мыслях допускать подобные выражения! Ты должна была покорно принять моё решение, а потом задуматься, почему я так поступила! Наверное, я сделала это не просто так.
Я уже не говорю о том, что ты нанесла мне личное оскорбление!
И тебе, Соколова, пощады не будет! Сегодня пойдёшь на педсовет, и объяснишь свой поступок всем воспитателям. А я буду настаивать на карцере! Не менее двух суток! Поняла?
- Да! – несмотря на подавленное состояние, Юля отвечала чётко. Остерегалась новых неприятностей. Она понимала, что просить Елену Сергеевну сейчас изменить своё решение бесполезно, и даже опасно.
Лена велела провинившейся сесть на место и велела Соне:
- Укладывайся! Будешь терпеть «безлимитку» и одновременно думать над своим поведением!
Соня невольно вспомнила, как Лена сказала ей во вторник утром:
«Вообще ни о чём не сможешь думать! Только как добраться вечером до постели!»
Похоже, её предсказания начали сбываться. Соня сейчас с удовольствием оказалась бы в своей кровати! И чтобы всё было уже позади! Однако на это рассчитывать не приходилось.
Третий раз за сегодняшний день Соня легла на кушетку.
Елизавета Вадимовна холодно и как-то очень недобро посмотрела на вошедшую в кабинет воспитанницу и усмехнулась:
- Ещё не одета? Елена Сергеевна добавила?
- Да, - Соня отвечала очень скромно, не поднимая глаз.
Елизавета Вадимовна взяла у ученицы карточку, просмотрела и одобрительно кивнула. Затем, оставив Соню стоять у порога, начала её спрашивать, сама же стояла практически напротив и сверлила воспитанницу колючим жёстким взглядом.
Спрашивала преподавательница досконально, явно пытаясь поймать Соню на каких-то неточностях.
«Чего это она так? – ошеломлённо думала девушка. – Наверное, у них в «Центре» не сдать зачёт по словам – это страшное преступление!»
Соне здорово повезло, что её только что тщательно проверила Елена, а то ещё неизвестно, выдержала ли бы она этот опрос достойно, хотя и была хорошо готова. Явная недоброжелательность Елизаветы Вадимовны смутила воспитанницу, к тому же, было очень стыдно стоять перед преподавателем голой.
Закончив опрос, Елизавета буквально выдавила из себя:
- Хорошо. Тема принята.
Сделав отметку в учётной карточке, она подошла к Соне и, протягивая ей документ, сочно и презрительно произнесла:
- Какая же ты всё-таки дрянь, оказывается!
Соню как будто ударило током! Выронив из рук карточку, она расширенными от ужаса глазами смотрела на Елизавету Вадимовну. Девушка уже поняла – случилось то, чего она боялась больше всего.
Елизавета гневно продолжала, не сводя с Сони глаз:
- Я сегодня узнала о том, как ты обошлась с Лениной подругой. У меня просто слов нет! А ведь я была о тебе такого хорошего мнения, даже Лену пыталась уверить, что ты стажёр.
Она в волнении покачала головой.
- А ты настоящая змея! В уме тебе, конечно, не откажешь. Такое придумать и хладнокровно провернуть! А натура-то подлая! Да Елена тебя ещё очень щадит. Я просмотрела твоё «досье»!
Елизавета махнула рукой в сторону компьютера.
- Ты все наказания получаешь хотя бы за дело, она ничего из пальца не высасывает! А ты как поступала?
Соня стояла как будто оглушённая. Не могла ни пошевелиться, ни отвести от Елизаветы глаз.
- И девчонки… - Елизавета опомнилась и поправилась:
- Другие воспитатели. За тебя ещё заступаются! Ей тяжело, видите ли! У неё стресс! Она уже всё осознала!
Да ты за все эти четыре года так ничего и не осознаешь. Такие, как ты – непробиваемые. Ну, подожди!
Елизавета перевела дух и добавила твёрдо и презрительно:
- В воскресенье ты дежуришь по группе. А я – по отделению. Предупреждаю! Я заявлюсь к вам в группу с белым платочком - твою уборку проверять! Как ты делала! И мало тебе не покажется.
Упоминание о белом платочке совсем подкосило Соню. Значит, Лена рассказала Елизавете Вадимовне и об этом случае! О том, как по Сониной милости Марина три дня стояла у стенки.
Это был последний, сокрушительный удар, который Соне уже не под силу было перенести. Несчастная почувствовала резкую слабость, невероятное отчаяние накрыло её с головой.
Соня сползла по стенке на пол, закрыла лицо руками и горько и безнадёжно зарыдала.
Елизавета, которая продолжала что-то ещё возмущённо говорить, замолчала. Удивлённо взглянув на Соню, она пожала плечами, отошла от бьющейся в истерике воспитанницы и уселась в кресло.
Подобного с Соней не случалось ни разу. Она не могла прекратить рыдания, крупная дрожь сотрясала всё тело, внезапно стало очень холодно.
Минуты через три Елизавета уже другим, более спокойным голосом произнесла:
- Ладно. Хватит. Вставай с холодного пола. Чего ты разошлась? Бью я тебя, что ли?
«Лучше бы избила!»
Соня нашла в себе силы ответить: «Слушаюсь», но приказ не выполнила. Просто физически не могла.
Елизавета подошла к ней и, видимо, оценила состояние девушки. Она вынула из шкафа поролоновый круг, бросила его в кресло. Затем достала оттуда же тёплый махровый длинный халат. Такие халаты всегда имелись в кабинетах воспитателей на тот случай, если придётся отводить в изолятор внезапно заболевшую воспитанницу с лихорадкой и ознобом.
Чтобы поднять Соню с пола, Елизавете пришлось приложить значительные усилия. Девушка понимала, что от неё хотят, но собственное тело ей не повиновалось.
Вскоре Соня уже сидела в кресле, закутанная в тёплый халат и ещё сверху накрытая пледом. Елизавета заставила её проглотить таблетку с быстрым успокаивающим действием и заправила кофеварку. Воспитательница была озадачена. Начиная свой монолог, Лиза никак не ожидала от Сони такой реакции и, несмотря на свои противоречивые чувства, сейчас ей было жалко девушку.
- Всё, Соня, успокаивайся, - примирительно сказала Елизавета. – Врача ведь не будем вызывать, правда?
Соня испуганно помотала головой.
- Тогда сама справляйся!
Соня чувствовала себя уже намного лучше. Она согрелась, немного успокоилась и теперь не рыдала, а только всхлипывала, уткнувшись в салфетку, тоже выданную ей воспитателем.
Елизавета поставила на журнальный столик, расположенный между двумя креслами, чашку кофе с шапкой взбитых сливок, рядом положила небольшую шоколадку, предварительно развернув. От кофе исходил восхитительный аромат. Плохого, и даже среднего кофе Елизавета у себя не держала.
- Быстро выпей и съешь! – приказала воспитательница.
- Но я…
- Попробуй ещё со мной поспорить и не подчиниться! – грозно воскликнула Елизавета. – Ну что, рискнёшь?
Она сердито смотрела на побледневшую Соню. Обессиленная воспитанница смогла только отрицательно покачать головой и взяла в руки красивую розовую чашку.
- Я знаю, что ты не ешь сладкого, - уже спокойней проговорила Лиза. – Но сейчас это – лечебная мера. Кофе поднимает тонус, а глюкоза помогает снять стресс. У тебя же мама – врач. Ты должна это знать!
Соня сделала несколько глотков и откусила от шоколадки. Она не ела ничего сладкого с первого дня пребывания в «Центре», даже уже начала забывать его вкус. Сейчас девушке и правда стало намного лучше, она с облегчением почувствовала, что уже может говорить.
- Елизавета Вадимовна, – начала она. – Пожалуйста, простите меня за такое поведение. Я не нарочно, честное слово! Просто ничего не могла с собой поделать.
- Ладно! – немного ворчливо ответила Лиза. – Я слишком внезапно на тебя налетела. Могу понять.
- Нет! Совсем не внезапно! – горячо ответила Соня. – Я всё это время каждую минуту подобного ожидала. Я знала, что когда о моём поступке узнают все воспитатели, то многие отреагируют именно так! И будут правы! С Инной Владимировной и Светланой Петровной мне просто повезло. Даже не знаю, почему они меня поддержали.
Но всё, что вы говорили – правда! Так всё и есть! Только… - Соня опять всхлипнула. – Я не совсем непробиваемая, честное слово!
Елизавета усмехнулась.
- Раз ты этого ожидала, то почему устроила истерику? – насмешливо спросила она.
- Я поняла, что всё кончено, - тихо ответила Соня. – Всеобщего презрения мне не вынести.
- Елизавета Вадимовна! – горячо продолжала она. – Вы знаете, как тяжело это испытывать даже только от Елены Сергеевны? А ведь я ничего, совсем ничего не могу поделать!
Я давно уже ужасно сожалею о своём поступке! Ещё до того, как всё это случилось, я поняла, что поступаю жестоко и недостойно, и решила всё изменить. Я страшно себя виню, и очень за Марину беспокоюсь. Я упросила Елену Сергеевну передать ей мои извинения, Марина ответила, что не сердится, но я сама на себя сержусь! И я в отчаянии, что Марина не поправляется. Из-за меня! И лучшие врачи ничего не могут сделать!
А Елена Сергеевна… - Соня в отчаянии закрыла лицо руками, - меня просто ненавидит. И здесь я тоже ничего не могу изменить. Ничего! Как я не стараюсь!
- Соня, а чего же ты ожидала от Елены Сергеевны, интересно? Меня это не так близко касается, но и я страшно возмутилась, узнав о твоём поступке. А вот если бы кто-то подобным образом обошёлся с близким мне человеком!
Елизавета в волнении покачала головой.
- Соня, я не уверена, что вообще смогла бы такое простить. Хоть когда-нибудь.
- Елизавета Вадимовна!
По лицу Сони уже опять потоком текли слёзы, салфетка быстро промокла насквозь.
- Ну, как мне искупить свою вину? Как? Тем более, находясь здесь? Я не знаю! А Елена Сергеевна меня и слушать не хочет. Велела больше вообще не заговаривать на эту тему, под угрозой карцера!
- Вопрос сложный, - серьёзно ответила Лиза. – Я тоже не знаю.
- Вы можете все меня презирать! – не успокаивалась Соня. – Но я и сама себя презираю. Я и так не могу с этим жить!
Она опять разрыдалась.
- Давай, либо ты рыдаешь, либо мы дальше разговариваем, – строго сказала Лиза. – Что-нибудь одно!
Соня кивнула и быстро вытерла слёзы ладонью.
- У меня возникали мысли, что не всё в этой истории так просто и однозначно, - задумчиво проговорила Елизавета. – Я невольно пытаюсь придумать тебе какие-то оправдания. Может быть, у тебя были особые причины так поступать? Возможно, Марина тебя своим поведением на это провоцировала? Или Лена чего-то не договаривает?
- Нет, - Соня обречённо покачала головой. – Марина вела себя потрясающе. Она очень умная и классная девчонка! Сразу поняла, что я решила её использовать, как орудие мести, и видела, что меня уговаривать бесполезно. Она и не пыталась!
А, самое главное, Елене и маме ничего не рассказывала! Лене пришлось узнавать всё через куратора, представляете!
А я-то рассчитывала, что она будет ей жаловаться, и очень активно.
Вот в той истории с белым платочком, знаете, как получилось?
Я же действительно всё время к Марине придиралась, правильно вы сказали – вину из пальца высасывала! У меня ещё две девочки под надзором жили. И они, и помощница моя – Аня, просто поражались! Аня, конечно, Маринке сочувствовала, и пыталась на меня повлиять, но я стояла на своём насмерть!
В Марининой уборке я всегда находила изъяны. А в тот раз говорю ей:
- Пойдём проверим, как ты убрала на кухне!
А она смотрит на меня таким понимающим взглядом и отвечает:
- Соня! Давай не будем тратить время! Наказывай меня сразу!
Ну, я и взбесилась! Схватила этот белый платок, всё-таки потащила её на кухню. Ткнула носом в эти пылинки! Выпорола очень строго. А потом говорю:
- Раз ты смеешь умничать, будешь стоять три дня у стены и думать над своим поведением!
Так мы с Мариной «Дни независимости Новопока» отметили. Она стояла, а я за ней наблюдала и наказывала её беспощадно за каждое движение.
Соня сидела вся пунцовая от стыда, со слезами на глазах.
Лиза удовлетворённо произнесла:
- Это уже лучше, чем я думала. Значит, ты так наказала Марину не за плохую уборку, а за дерзость! И не хладнокровно, а в состоянии аффекта!
- Вы думаете, это меня оправдывает? – Соня покачала головой. – Нет, Елизавета Вадимовна. Потом я продолжала пользоваться этим платочком уже вполне хладнокровно. Маринка, бедная, не знала, какими моющими средствами пользоваться, да и бесполезно всё было. Понятно, что к белому что-нибудь, да пристанет!
Но больше она мне ничего не говорила. Покорно каждый день
шла со мной на кухню, смотрела на платок – и сразу в мой кабинет. Порку получать.
Конечно, переживала очень, это было видно, но всё про себя. Губы дрожали, слёзы едва сдерживала. Я ведь её не щадила! Наказывала всегда…беспощадно.
Как я потом высчитала, именно в это время у Марины и сердце начало болеть. Теперь-то я всё понимаю! Она и со мной не могла поговорить, знала, что бесполезно! И Лену с мамой не хотела расстраивать, молчала, как партизанка. А я ведь не только к этой кухне придиралась, и другие нарушения выискивала. И она знала, что ей ни за что не оправдаться! Ей очень плохо приходилось!
Так что, Елена Сергеевна полностью права. Только я во всём виновата!
А Марина, я видела, на меня не злилась! Она всё понимала, прямо насквозь меня видела, и молча всё сносила. Меня такое покорное поведение сначала бесило, потом я это оценила, но продолжала поступать по-своему, из упрямства.
К тому же, Лена уже всё узнала, стала мне звонить, и приезжала просить за Марину. Мне это сначала было как бальзам на душу!
Но постепенно стало как-то очень не по себе. И я подумала – всё, хватит! Надо это заканчивать, оставить девчонку в покое. Но в тот раз, Елизавета Вадимовна, когда Марине плохо стало, я её наказывала как раз за дело. Она тройку по химии получила. Чётко по своей вине. И вот так всё получилось!
- Но как ты могла использовать живого человека как орудие мести? Я ещё понимаю, если бы к тебе сама Лена под надзор попала!
- В этом-то и вопрос! – воскликнула Соня. – Как смогла? Да я сейчас и сама этого не понимаю! Очень хотелось хоть как-то Лену прижать, хоть немного сделать ей больно! Другой возможности у меня всё это время не было.
- Соня, да что же Лена тебе такого сделала?
- Елизавета Вадимовна! Мне стыдно! Но сейчас я поняла, что особенного – ничего!
Началось всё вроде бы с мелочи. Отношения у нас с Леной как-то сразу не сложились, ещё с восьмого класса. Два лидера, обе с амбициями, вечная конкуренция…
А летом после девятого класса я на Елену обиделась жутко! Прямо возненавидела! Думала, что никогда ей этого не прощу.
Из нашей параллели 20 человек должны были ехать по обмену во Францию, на месяц. Из них – два лидера. Главная, конечно, Лена. Она же у нас “француженка”, говорила уже тогда совершенно свободно! Но я по всем показателям была на втором месте! С французским у меня тоже неплохо, и лидер сильный! По справедливости – я должна была поехать, именно меня на “Совете” и выдвинули.
А Лена выступила против! Категорически! Открыто! Сказала, что раз у нас напряжённые отношения – мы не можем на такое важное мероприятие ехать вместе.
А ведь я к ней заранее подходила и пыталась убедить меня взять. Говорила, что всё будет нормально, что я без проблем буду ей подчиняться, как старшей группы. А Лена сказала:
- Нет, Соня! Я буду против. Мы с тобой несовместимы! Подчиняться ты сможешь только через силу. Я буду постоянно ожидать от тебя какой-нибудь “гадости”.
И она всех в этом убедила. Послали другого лидера.
Соня помолчала.
- Сейчас-то я понимаю, что она была полностью права. Но тогда - было так обидно! И когда Марина ко мне попала – я сразу про это вспомнила, хотя уже много времени прошло!
- Детский сад какой-то, - проворчала Елизавета. – Соня, это разве причина?
- Нет, конечно! – Соня покраснела от досады. – Но это ещё не всё. Если честно – она меня и в десятом классе просто достала!
Лену выбрали председателем «Комитета по защите прав поднадзорных».
- Что??? – У Елизаветы глаза на лоб полезли. – У вас был такой «Комитет»?
- В колледже уже не было, - слегка улыбнулась Соня. – А в школе – да, был!
- Когда я училась, у нас и в школе ещё ничего подобного не придумали, - пробормотала Лиза.
Внезапно она расхохоталась:
- Вот это здорово! Если бы у нас был такой «Комитет», меня бы постоянно там прорабатывали!
Она посмотрела на Соню уже более доброжелательно.
- Я начинаю понимать. У вас с Леной разные методики. Совсем!
Соня кивнула.
- Мы с тобой вполне можем поговорить, как коллеги, - улыбнулась Елизавета. Её настроение явно улучшилось. - Твой стиль работы, наверное, более близок к моему, так?
- Похоже, да, - опять кивнула Соня. - Я сторонник более строгого отношения. Раз попали под надзор – надо расплачиваться! А Лена утверждала, что если помогают минимальные меры, то более суровые не нужны!
Причём, больше ни от кого ко мне претензий не было! Наоборот, я очень сильным лидером считалась. Результаты у меня были отличные, и не жаловался на меня никто в этот её “Комитет”!
Да, я со своими поднадзорными строго поступала, спуску им не давала, поблажек не делала, но всё было в рамках, без злоупотреблений.
Но Лена прицепилась ко мне и в покое не оставляла! Сама, по своей инициативе, разные инспекции устраивала! Девчонок моих поднадзорных постоянно выспрашивала, жалобы собирала. На советах лидеров пыталась всем доказать, что я поступаю неправильно. Хотя всё, что я делала, всё было по инструкциям!
Почти…
- Почти? – Елизавета усмехнулась. – Мне это знакомо! Сама на таких «почти» несколько раз попадалась! Лена в чём-то вывела тебя на чистую воду?
- Да, - вздохнула Соня. – Я наказала поднадзорную девушку не в кабинете, под камерами, а в своей личной комнате.
- А за это, дорогая, могла из лидеров вылететь! – назидательно сказала Лиза.
- Да никто бы и не узнал! – горячо воскликнула Соня. – Эта девчонка под предупреждением ходила, за серьёзное нарушение её могли из-под надзора прямо в «Центр» отправить! А она без разрешения со своим парнем созвонилась и самовольно на свидание удрала после уроков! А потом слёзы проливала, на коленях меня упрашивала её пощадить и руководству не докладывать! Ну, я ей и сказала, что не доложу, но наказание она получит не по инструкции. Нешуточное. Отвела её в свою комнату, привязала к кровати и…ну, Елизавета Вадимовна, так хотелось настоящую порку этой вертихвостке выдать, по полной программе, до слёз, соплей и воплей о пощаде… А не те жалкие 50 ударов, что по инструкции положены.
- Садистка! – удовлетворённо и совсем без всякого осуждения заметила Лиза.
Соня беззащитно улыбнулась, но тут же снова погрузилась в воспоминания.
- А на следующий день Елена заявляется с неожиданной проверкой! Конечно, ей эту дурочку расколоть ничего не стоило! Да она ещё любую неправду за версту чует! Представляете, как она рада была меня подловить?
- Соня, Лена просто честно исполнила свой долг! – пафосно сказала Елизавета.
- Да, но никто её не просил…
Соня в отчаянии махнула рукой. - Эта проверка была внеплановой, чисто по её инициативе! А меня за это нарушение…
Она замолчала, собираясь с силами.
- Да говори уж, чего там, - улыбалась Лиза. – Наверное, выпороли тебя хорошенько? Так же строго, как ты свою поднадзорную?
- Да! – воскликнула Соня. – Публично, на «Совете лидеров»! Перед всеми!
И уже тише добавила:
- До сих пор не могу это забыть! Стыдно было…ужасно!
- Лена порола? – деловито поинтересовалась воспитательница.
- Нет! – выдохнула Соня. – Одной выпускнице зачёт надо было получить по спецметодике. Вот она и постаралась.
- Ты вопила? – продолжала допрос Лиза.
- Ещё чего! – громко возмутилась Соня и тут же, спохватившись, сбавила тон.
- Нет, я даже боли особо не чувствовала, от стыда и злости не знала, куда деваться. Тогда и решила, что Ленке я непременно отомщу! Чего бы мне это не стоило! А не вышло! Лена вскоре исчезла из школы, и никто не знал, куда. Куратор общими фразами о переводе отделывалась. Пришлось мне с этим смириться. И вот, уже в колледже, ко мне вдруг Маринка попадает. Как подарок судьбы! Я прекрасно знала, что они всегда были лучшими подругами. Ну, вот тут немного крышу у меня и снесло.
Соня вздохнула и замолчала.
- Понятно, - протянула Елизавета. - Соня, но и это не причина для такой мести!
Она нахмурилась и продолжала задумчиво:
- Я пытаюсь поставить себя на твоё место. Здесь, в “Центре”, мы тоже все по-разному работаем. Если бы Лена придиралась к моим методам, делала бы мне замечания, пыталась настроить против меня коллектив и руководство...
Лиза задумалась.
- А она пытается? - с интересом спросила Соня.
- Нет, что ты! - усмехнулась Елизавета. - У нас это не принято. Каждый работает по своей методике, но, не отступая от инструкций. А Лена вообще очень тактично себя ведёт. Она же у нас самая молодая из «ответственных».
- Нет, Соня! – решительно заявила Елизавета. - Как бы я, предположим, на Лену не сердилась, но, если бы Марина вдруг оказалась в моей группе – я бы с ней так не поступала! Это точно!
Лиза опять улыбнулась.
- А вот, если бы у нас организовали такой «Комитет», Лена, конечно, первая бы в него вступила! И Светлана, и Вероника вместе с ней!
Немного помолчав, она добавила:
- Лену, несомненно, ждёт блестящая карьера. Когда она начала работать «ответственной», мы подшучивали над её «щадящей» методикой. Но она твёрдо гнёт свою линию и убеждает действием! Группа - то ваша за полгода почти всех обошла. Хотя, конечно, тут не только в её методике дело, а ещё и в ней самой.
- Да, это точно, - согласилась Соня. – Знаете, почему я ещё на неё злилась? Она со своими поднадзорными носилась, как курица с цыплятами! А ведь всегда, хоть на пару очков, но меня во всём обходила. А я тогда такая тщеславная была!
Соня опять покраснела.
- Чего там! Девчонка шестнадцатилетняя. Но мне так было обидно! Лена – бесспорный лидер. Всегда! И ещё на меня постоянно наезжает! А я тоже лидер, тоже сильный. Но… Только на втором месте!
Я никак не понимала, чем она берёт? Её поднадзорные всегда и свободой большей пользовались, чем все остальные, и наказывала Лена их не так строго. А при подведении итогов – Лена лучшая! Всегда!
Соня помолчала.
- Я только сейчас начинаю понимать, почему так происходило! Когда сама стала её воспитанницей, и наблюдаю «изнутри» за её работой.
- И что же ты поняла? – с внезапно вспыхнувшим интересом спросила Елизавета.
- Точно я объяснить не могу. Только суть. Елена девчонкам сочувствует, каждую уважает, и в каждую верит!
Соня усмехнулась:
- Кроме меня, конечно! У неё изначально к ним отношение другое. Не как к преступникам, а, скорее, как к случайно совершившим ошибку. При этом Лена держит группу очень даже твёрдо. Но девчонки не просто боятся наказаний, они не хотят её разочаровывать! И так же с дежурными воспитателями в нашей группе. Девочки больше переживают, чтобы к ним отношение не изменилось.
Вот, Наташа Леонова знаете, как расстраивалась, когда Инна Владимировна стала к ней чуть холоднее, чем обычно после наказания за неаккуратность. Она мне сказала, что лучше бы ещё одного «строгача» вытерпела, только бы Инна перестала на неё сердиться.
Я к такому не привыкла! Мои «поднадзорные» совсем не так себя вели. Я их «давила» строгостью и суровым отношением. Они меня боялись! И дисциплину соблюдали, и учились хорошо, но вот этого момента не было. Из-за моего отношения они точно не переживали! И мне, честно говоря, было всё равно.
А тут – я и сама этому поддаюсь. От Лены наказания готова выносить, а презрение – ну никак!
Инна Владимировна на меня в субботу хмуро посмотрела – я была уже в панике! Сама себя не узнаю!
- Понятно. Всё это так. Но что-то здесь всё же не складывается…
Лиза задумалась и внезапно резко спросила:
- Послушай, моя красавица, а Лена, случайно, парня у тебя не уводила?
Соня ошеломлённо смотрела на воспитательницу расширенными глазами, по её лицу медленно разливалась бледность.
- Ладно! – Елизавета довольно улыбнулась. – Это не моё дело, и выпытывать я у тебя ничего не буду.
Она посмотрела на часы и с сожалением заметила:
- Скоро ужин. Тебе пора вернуться в группу. Мы очень плодотворно побеседовали, но у меня остались ещё вопросы, и довольно важные. Я думаю, что в ближайшие дни мы с тобой встретимся ещё раз.
Соня уже успела придти в себя. Она быстро встала, сняла халат, аккуратно сложила его и, прижимая к груди, горячо проговорила:
- Елизавета Вадимовна! Спасибо вам большое за такое ко мне отношение. Я же понимаю: вы могли сразу отправить меня в изолятор, и я бы не скоро оттуда вышла! Спасибо, что пожалели меня и не поступили так.
- А в мои планы это не входило, - Лиза тоже встала и внимательно смотрела на девушку. – Мне хотелось с тобой поговорить и сделать свои выводы обо всей этой истории.
- И… вы сделали? – с замирающим сердцем спросила Соня. От волнения она судорожно вцепилась в халат.
- Сделала, - кивнула Елизавета. – Соня! Да положи ты этот халат! - улыбнулась она.
- Слушаюсь.
Девушка поместила халат в кресло, но теперь она не знала, куда девать руки, и смотрела на Елизавету Вадимовну с тревогой. Для неё было очень важно, что сейчас скажет воспитатель.
- Ты поступила очень некрасиво. И это ещё очень мягко сказано, - начала Лиза. – Никаких заслуживающих внимания оправданий у тебя тоже нет. Согласна?
- Да. Полностью, - тихо проговорила Соня.
- Но, поговорив с тобой, я решила, что всё-таки ты не безнадёжна. Мои коллеги правы: ты меняешься, и шанс тебе дать необходимо! Я не буду тебя преследовать. Но и только! Больше ничего обещать не могу.
Как тебе искупить свою вину перед Леной – я не знаю. Могу только предположить, что, пока Марина полностью не поправится, ты никак не оправдаешься и Лену не смягчишь. Бесполезно даже заговаривать с ней об этом! Только хуже будет.
Тебе остаётся только надеяться на благоприятный исход и быть скромной. Вот и всё. А теперь – иди.
Елизавета подписала Соне пропуск и проводила её до выхода из спальни.
Остальные воспитанницы 204-ой группы вместе с Марией Александровной возвращались из бассейна. Бассейн соединялся с основным зданием «Центра» крытым переходом, поэтому верхнюю одежду надевать необходимости не было.
На занятие группа пришла строем, как положено, но сейчас Мария Александровна разрешила воспитанницам идти «вольно». Настроение у всех было хорошим. Воспитательница, пока с девочками занимался тренер, тоже плавала в отделении для сотрудников, соответственно, она тоже получила приятную передышку в разгар напряжённого рабочего дня.
Девушки шли даже не строем, а плотной кучкой, обступив воспитателя.
- Молодцы, девчонки! – говорила им Мария Александровна. – Перевести сертификаты на Соню – это вы здорово придумали. Лучшего для неё вы сделать не могли.
- Мария Александровна, - решилась спросить Юля. – Как вы считаете, можем мы ещё что-нибудь предпринять, чтобы как-то смягчить эту ситуацию? Может быть, нам всем вместе Елену Сергеевну попросить, чтобы она Соньку простила?
Мария Александровна резко остановилась. Девушки выжидательно смотрели на неё.
- А вы, что, знаете, в чём дело? – удивлённо спросила воспитатель.
- Мы с Галей знаем, - кивнула Юля. – А остальные – в общих чертах.
Мария Александровна разволновалась.
- Даже не вздумайте вмешиваться! – воскликнула она. – Ни в коем случае! И не заикайтесь Елене Сергеевне об этом, сейчас очень неблагоприятный момент! И Соне не поможете, и на себя навлечёте нешуточные неприятности.
Я понимаю, вы за неё переживаете, но Елена Сергеевна имеет полное моральное право так поступать с Соней. Она сама решит, когда её простить.
А вы можете только помочь Соне советами, чтобы она нарушений не допускала. Делитесь с ней своим опытом! Поддерживайте! Будьте к ней повнимательнее.
Вот, как, например, получилось, что Соня двух таких важных инструкций не знала? Юля! Ты её «шеф»! Могла бы ей объяснить и проконтролировать!
- Да, вы правы, - виновато согласилась Юля.
- Ладно. Не переживайте. Со временем всё наладится! – ободрила воспитанниц Мария Александровна.
Некоторое время все шли молча.
- Мария Александровна, - подала голос Вика. – Мы в рекламе видели, что завтра в Большом концертном зале группа «Антураж» выступает с новой программой. Вы, случайно, не идёте?
«Антураж» - рок-группа, которая очень нравилась почти всем девушкам, а Вика просто была её фанаткой. Девочки знали, что Мария Александровна тоже любит эту группу. Периодически воспитательница приносила своим подопечным диски с их новинками.
- А то! – довольно отозвалась Мария Александровна. – Конечно, иду. Билеты давно уже взяты. У тебя какие-то пожелания?
- Мария Александровна! – умоляюще произнесла Вика. – Они только что приехали из Франции! А диски с записями этих выступлений обещали завтра, в Большом концертном продавать. Пока только там! Пожалуйста, привезите нам!
- Привезу, - согласилась воспитатель.
- И программку завтрашнего концерта! Пожалуйста!
- Программки опять всем привезти? Знаете, как на меня в прошлый раз смотрели, когда я десять программок покупала?
Вспомнив удивлённое лицо билетёрши, Мария Александровна рассмеялась.
- Мне не надо, - сказала Наташа Леонова.
- Хорошо. А тебе я привезу «Иоланту» Чайковского. Прямая запись из Большого оперного. Хочешь?
- Конечно! Спасибо!
Лиза Быстрова на протяжении этого разговора периодически поглядывала на воспитателя испытующе. Решившись, девушка спросила:
- Мария Александровна! А с кем вы на концерт идёте? Если не секрет?
Воспитанницы замерли. Спрашивать о таком воспитателя – это было очень смело, но Лиза обычно знала, что делала. Мария Александровна с усмешкой передразнила:
- «С кем на концерт идёте?» Скажи уж прямо, что тебя интересует моя личная жизнь. Интересует?
- Ну… - замялась Лиза. – Простите за мою нескромность, но… Конечно, интересует! – быстро выпалила она конец фразы.
- А я могу и сказать, - легко согласилась воспитатель. – Идём мы, конечно, компанией. Но, в том числе, и мой друг. Зовут Даниил, ему 23 года. Заочно учится в педагогическом, как и я. На втором курсе. Ещё что-то интересует?
Мария Александровна с улыбкой и вполне доброжелательно смотрела на девушек.
- А где он работает? – спросила Даша.
- В «Центре перевоспитания для студентов естественнонаучного колледжа». В нашем районе. Дежурным воспитателем, на четвёртом курсе.
- Ничего себе, - ахнула Вика. – Вы коллеги!
- Да! И работаем по одному графику. Видимся в свои выходные, через день. Очень удобно! Поэтому я и работаю все эти годы дежурным воспитателем, не перехожу в «ответственные». Одного воскресенья нам было бы недостаточно!
- Мария Александровна! А сколько времени вы знакомы? – нетерпеливо спросила Наташа Леонова.
- Три года.
- Но… ведь вам уже есть двадцать один?
- Конечно, - улыбнулась воспитатель.
- Значит, вы ещё проверяете свои чувства? Ведь вы уже могли пожениться!
Наташа на самом деле была уверена, что вступать в брак можно было бы и в гораздо более юном возрасте, не будь в Новопоке таких законов. А выжидать, уже достигнув совершеннолетия, казалось ей очень странным.
Сама Наташа впервые влюбилась в 17 лет, и полагала, что уже вполне готова к семейной жизни. Несмотря на то, что девушка оказалась за половую связь в «Центре», она считала, что выйдет замуж вскоре после освобождения. У неё не сохранилось таких отношений со своим другом, как у Юли, но Наташа не сомневалась, что с выбором спутника жизни у неё проблем не возникнет.
- Уже не проверяем! – опять улыбнулась Мария Александровна. – Наша свадьба назначена на конец апреля. Май и июнь я в отпуске, затем возвращаюсь к вам до конца лета. Ну, а потом, девочки, мы с вами расстаёмся. Перехожу на третий курс, и не смогу здесь пока работать. К моему большому сожалению!
- Вы уходите? И уже в сентябре вас не будет? – воскликнула Вика.
- Да. С третьего курса можно учиться только очно, вы же знаете. Буду работать в «Межвузовском Центре перевоспитания» - по ночам или воскресеньям. А сюда собираюсь вернуться после окончания института. Но вы к тому времени, я очень надеюсь, будете уже не здесь! А на свободе.
- А если кто-то решит поступать в наш педагогический – вполне можем там увидеться.
- Ой, Мария Александровна, - испугалась Юля. – Но мы надеемся до института уже выйти из «Центра». У нас же только у Сони срок ещё не закончится!
- Юля! – укоризненно покачала головой воспитатель. – Увидеться же можно не только в «Центре»! А просто в институте! Это вы здесь живёте закрыто! А в обычных учебных заведениях активная студенческая жизнь!
Ведь ты собиралась в педагогический, правда? И Галя, и Наташа Леонова! И Даша!
Девушки кивнули.
- И ещё, кажется, Настя?
Мария Александровна посмотрела на девушку.
- Нет. Я в университет, на филологический.
- Тоже хорошо. С вами-то, девочки, мы будем на разных курсах. Вы на первом, я на пятом. А вот с Еленой Сергеевной и Инной Владимировной с третьего курса вполне сможете пересекаться – на тех же лекциях, например.
- С третьего? – переспросила Юля.
- Скорее всего. Имея такую работу, мало кто идёт на очное обучение с первого курса. Хотя – разные бывают обстоятельства!
Девочки были одновременно и растроганы, и растревожены этим разговором. Им было приятно, что Мария Александровна так открыто с ними поговорила. Такое случилось впервые!
Но все расстроились из-за того, что она собирается уходить из «Центра». К Марии Александровне девушки привыкли. Да и относилась она к воспитанницам очень даже неплохо!
- Не переживайте! – попыталась ободрить их Мария Александровна. – Главное, чтобы у вас ответственный воспитатель не сменился. А уж Елена Сергеевна вас в обиду не даст - дежурного воспитателя на моё место будет очень тщательно подбирать. Без её согласия руководство никого не назначит!
Когда Соня вернулась в группу, остальные воспитанницы были уже там. До построения на ужин оставалось десять минут.
Мария Александровна внимательно оглядела Соню:
- Ещё успеешь посетить санблок. Тебе это необходимо. Ступай немедленно, а потом можешь одеться.
Соне, конечно, именно так и следовало поступить. Но Юля с Галей сразу взволнованно стали её расспрашивать об уроке немецкого. Соня начала рассказывать, увлеклась (ведь рассказать-то было о чём) – и время оказалось упущено.
Её подруги были поражены таким поворотом событий.
- Ну, Сонька, тебе повезло! – воскликнула Юля. – Если ещё и Елизавета Вадимовна решила бы на тебя наехать – это было бы ужасно! Она-то как раз полностью «без комплексов»! Может и с белым платочком заявиться, как обещала, и за несуществующую вину наказать, и унижать постоянно.
В итоге Соня едва успела одеться, и решила привести себя в порядок сразу после ужина.
Лена в это время в кабинете закончила занятие с Катей Вересовой. Сегодня она была очень недовольна своей ученицей.
- Ты перестала стараться! – эмоционально внушала она Кате. – У тебя по-прежнему с произношением беда. Без твоих серьёзных усилий я тебе ничем не помогу! Ты должна вообще плеер не снимать, постоянно французскую речь слушать. А ты этим пренебрегаешь!
Я у Светланы Петровны две недели выпросила, чтобы она тебя не наказывала за французский! Неделя уже прошла. А сдвиги незначительные! Катя, в чём дело?
- Простите, Елена Сергеевна! – девушка выглядела смущённой. – На меня столько всего навалилось! Всё так сложно. У меня и по другим предметам проблемы, и «Правила» не получается чётко соблюдать. Я не знаю, за что хвататься!
- Не ври! – резко возразила Лена. – Светлана Петровна с тобой активно работает. У вас индивидуальный план для тебя разработан, которому ты должна следовать. Неукоснительно!
А ты сама не хочешь!
Если не исправишь произношение – я тебя не аттестую по французскому вообще! Учитывая, что у тебя и по другим предметам не блестяще – вылетишь из колледжа, пойдёшь в профессиональную школу.
Произношение исправить любому студенту колледжа под силу! А если не получается, значит, вообще не будешь специалистом.
Да, по тестам ты прошла в колледж и уже больше года проучилась. Но только одних способностей мало! Нужно ещё и самой стараться. А если стараться не хочешь – так нечего тебе здесь делать! Вызываем твоих родителей, сообщаем решение педагогической комиссии – и переводим в «Центр перевоспитания профшколы».
Катя побледнела. Такая перспектива её напугала.
- Простите, Елена Сергеевна! Я буду стараться!
- Вот и старайся! А за сегодняшний урок выставляю тебе двойку. А со Светланой Петровной поговорю – лично её попрошу сегодня тебя наказать построже. Чтобы до тебя получше дошло!
Имей в виду: больше я за тебя перед ней не заступаюсь. Оснований нет!
Катя ушла очень расстроенная.
Лена тут же позвонила Светлане и ввела её в курс дела.
- Лена! – недовольно заметила Света. – Я же тебе сразу говорила: не надо было с ней либеральничать. Я эту красавицу уже раскусила – с ней можно пока только «кнутом». По-другому она, к сожалению, не понимает!
- Света, но в первые дни Катя старалась, - оправдывалась Лена.
- Да её надолго не хватает! – воскликнула Света. – Натура такая! Попробуем сейчас за неё взяться серьёзно, но, честно говоря, не удивлюсь, если в итоге её придётся из колледжа отчислить.
***
Когда воспитанницы вернулись после ужина в спальню, Лена сразу завернула Соню в кабинет. Прямо из строя! Стоя у двери, девушка напряжённо смотрела на воспитательницу. Ничего хорошего она не ожидала.
У Лены зазвенел мобильный, раскрыв его, она опустилась в кресло, не выпуская Соню из виду.
- Да, Лиза!
У Сони замерло сердце: она очень испугалась, что разговор сейчас пойдёт про неё. Однако Лена продолжала каким-то необычно тихим и расстроенным голосом:
- Я поняла. В восемь тридцать. Лиза, а что ты решила? Ты можешь сказать? Каких мер будешь требовать?
Выслушав ответ, Лена на какую-то секунду очень заметно помрачнела, но тут же взяла себя в руки. Наконец, она закончила разговор и повернулась к Соне.
- Я хочу проверить твой внешний вид! – властно сообщила она. – Раздевайся!
- Слушаюсь, - быстро ответила Соня.
«Конечно! По-другому не могло и быть. Это не случайно! Она всё подмечает! – мелькали мысли. – Но не слишком ли много для сегодняшнего дня?»
Воспитанница уже поняла, что её ждут очередные, и очень серьёзные неприятности, но решила попробовать избежать хотя бы позора.
- Елена Сергеевна! – виновато произнесла она. – А можно я не буду раздеваться? Я и так могу признаться: у меня есть нарушения по внешнему виду. Я перед тем, как одеться, не приняла душ, хотя это было необходимо.
- Я знаю, - Лена спокойно пожала плечами. – Прекрасно видела, чем ты занималась эти 10 минут. Болтала с подружками! Верно? Поэтому я тебя сейчас и вызвала. И как ты объяснишь своё поведение?
- Елена Сергеевна, простите! – голос Сони от волнения дрожал. – Девочки начали меня спрашивать, как прошёл урок, а у меня не хватило твёрдости, чтобы не ответить им и уйти в санблок! Твёрдости и силы воли! У меня состоялся очень насыщенный разговор с Елизаветой Вадимовной, я была под впечатлением.
Соне очень хотелось как-то оправдаться и, хотя она и понимала, что бесполезно, но продолжала торопливо и эмоционально говорить:
- Так хотелось с ними поделиться! Ведь сегодня больше у меня времени бы не было. Ужин, уроки, а потом мне «на колени» идти…
Простите, я проявила слабость. И… грубо нарушила «Правила», я понимаю!
- Понимаешь, - задумчиво протянула Лена.
Соня про себя отметила, что Лена какая-то не такая: похоже, что чем-то расстроена. Соня ожидала от неё совсем другой реакции, примерно такой, как сегодня на отчёте.
Лена по-прежнему сидела в кресле и спокойно смотрела на вытянувшуюся перед ней «смирно» воспитанницу, причём смотрела без обычного презрения, а с оттенком удивления.
- Я не уверена, Соня, что ты всё понимаешь, - продолжала она. – Ты прекрасно знаешь, как я воспринимаю любую неаккуратность.
Воспитанница виновато кивнула.
- И знаешь о моём особом к тебе отношении. Ты должна была догадываться, что я глаз с тебя не спускаю!
Лена встала с кресла, подошла к провинившейся и встала прямо напротив изрядно струсившей девушки.
- Всю неделю ты помнила об аккуратности, чётко всё соблюдала, в санблок постоянно бегала. Ты знаешь, что я в любой момент могу тебя проверить. Почему же сегодня позволила себе расслабиться?
«Что это с ней? – недоумевала Соня. – Спокойно читает нотацию? Давно бы уже содрала с меня одежду, подвергла унизительному осмотру – и водворила на кушетку!»
- Соня – ты лидер! – не успокаивалась воспитательница. - Вспомни – ведь от «поднадзорных» мы тоже аккуратности требовали. Неужели ты в своей работе не чувствовала, когда надо провести проверку?
- Чувствовала, - согласилась Соня. – Конечно!
- А почему во мне сомневаешься? Я же была в кабинете! – Лена кивнула на прозрачную стенку. – Ты думала, я не замечу, что тебе надо посетить санблок? И не замечу, что ты этого не сделала?
- Знаешь, Сонь, - как-то очень уж просто, почти по-дружески сказала Лена. – Я, конечно, никаких тёплых чувств к тебе не испытываю, но и страдания твои меня не радуют, как ты, возможно, полагаешь!
Лена немного подумала.
- Нет, не совсем так. Конечно, я получаю некоторое удовлетворение, когда тебя наказываю, ведь таким образом ты частично искупаешь свою вину. Но ты воспитанница моей группы, и я бы предпочла, чтобы у тебя не было нарушений!
Ты, действительно, можешь сильно облегчить свою жизнь. Моё моральное отношение к тебе вряд ли изменится, но это ты переживёшь! А вот наказаний избежать можешь запросто. И я не понимаю, почему ты этого не делаешь?
Соня по-прежнему находилась в некотором недоумении. Она побледнела и смотрела прямо в глаза воспитательнице, не решаясь отвести взгляд.
- Да, я с самого начала приняла решение относиться к тебе очень строго и наказывать сурово!
Лена, наконец, перестала гипнотизировать Соню взглядом, отошла от неё и теперь неторопливо прохаживалась по кабинету.
- Но только за реальные проступки! Выискивать несуществующие нарушения, как ты делала, я не собираюсь. Ведь именно так я и поступаю!
- Да, - согласилась Соня, которую сильно смущал такой поворот в разговоре.
- Через три недели пребывания в «Центре» лидера твоего уровня вообще не должны наказывать! – твёрдо заявила Лена. – Если, конечно, воспитатель специально не ставит перед собой такой цели. Но я-то не ставлю! Ты уже должна жить без нарушений. Это возможно, я абсолютно точно знаю!
Соню возмутила такая безаппеляционность.
- Елена Сергеевна! – решилась она возразить. – Извините, но как вы можете знать точно? И Светлана Петровна мне то же самое сегодня сказала!
- Правильно. Она тоже знает, – усмехнулась Лена.
- Да я только здесь поняла, что ничего нельзя знать точно, пока не испытаешь на себе! – взволнованно воскликнула Соня. Она разволновалась, раскраснелась.
Лена взглянула на воспитанницу с интересом.
- Это ты абсолютно верно заметила, - согласилась она. Походив ещё немного по кабинету, опять посмотрела на Соню, словно на что-то решаясь. Наконец, подошла к ней почти вплотную и проговорила:
- Что же! Возможно, тебе будет полезно это узнать!
Она решилась. То, что Лена собиралась сейчас сообщить Соне, должно было кардинально встряхнуть девушку, а, возможно, даже изменить всю её жизнь!
Лена прекрасно осознавала, что её опальная воспитанница слишком внутренне подавлена. Чрезмерная строгость, жестокие наказания и презрение не способствуют быстрой адаптации, в этих условиях Соне трудно справляться с режимом, и трудно ожидать от неё безупречного поведения.
А, поскольку Лена думала об интересах своей группы, да и своих собственных - это уже начинало беспокоить воспитательницу.
Девчонок наверняка выбивает из колеи такая суровость и строгость их воспитателя по отношению к Соне. А сейчас, когда воспитанницы решили добиваться первого места, общий настрой в группе должен быть позитивным. Да и Соня могла бы оказать группе неоценимую помощь, а постоянно сама совершая нарушения и получая непосильные наказания, она не сможет ничего сделать!
Лене приходилось бороться с собой. С одной стороны – она ненавидела Соню и не хотела для неё лёгкой жизни. Но с другой – очень не хотелось портить свою репутацию талантливой воспитательницы, стремительно делающей карьеру. Такая взрывоопасная ситуация в группе не может не сказаться на поведении и успеваемости воспитанниц, девчонки запросто могут потерять призовое место, а ведь это ударит по престижу ответственного воспитателя!
Нет, Лена ни в коем случае не собиралась прощать Соню и смягчать ей режим! За любое, даже мелкое нарушение, она и в дальнейшем собиралась наказывать девушку беспощадно. Но вот если Соня соберётся с силами и перестанет допускать нарушения – её счастье! Да, ей жить будет легче, но… для группы и для Лены лично это окажется преимуществом. И совесть воспитательницы будет совершенно чиста!
Вчера после педсовета состоялся приватный разговор, в котором принимали участие заведующая отделением, Лена и Елизавета. После этой беседы Лена провела почти бессонную ночь, раздумывая над ситуацией, но так и не пришла ни к какому решению. Решилась она только сейчас, внезапно, спонтанно, и сама не понимая толком – почему.
В её полной власти сейчас дать Соне то, в чём девушка на данный момент больше всего нуждается. Надежду! На то, что не всё так безысходно в её жизни! Что у неё есть пусть небольшой, пусть призрачный – но шанс самой изменить дальнейшую судьбу!
Сейчас Соня, конечно, деморализована. Даже если она не будет совершать нарушений и избавится от наказаний – ей предстоит влачить жалкое существование воспитанницы четыре года! Есть от чего прийти в отчаяние.
- Соня! – Лена отбросила все сомнения. - Я хочу дать тебе очень важную информацию. Только от тебя самой зависит, сможешь ли ты ей воспользоваться.
«Что ещё придумала?» - промелькнуло у Сони.
Ничего хорошего она от Лены не ждала. Стояла, вытянувшись “смирно”, и молча ожидала.
- У тебя сейчас у одной из всей группы, и даже из всего отделения, есть небольшой шанс значительно изменить свою жизнь в “Центре”! Кардинально!
Соня непонимающе смотрела на воспитательницу. Она даже представить не могла, о чём та толкует.
Перехватив недоумевающий взгляд воспитанницы, Лена пояснила:
- Некоторые особенно сильные лидеры, которые попали в “Центр” не за нравственные преступления, могут рассматриваться руководством как потенциальные сотрудники.
И не уборщицы, - усмехнулась она. - А воспитатели! Опыт пребывания в “Центре” в качестве воспитанницы очень ценится. Узнаёшь ситуацию изнутри – очень полезно! Ты сама мне сейчас сказала – надо испытать всё на себе.
Лена вздохнула.
- А Галина Алексеевна к тебе присматривается очень даже внимательно!
- Елена Сергеевна! - взволновалась Соня. - Вы не знаете. Я ведь тоже проходила в школе тест “Системы”, но меня не пропустили! А повторно его сдавать нельзя!
- Если бы ты осталась в колледже – было бы нельзя! А в таких случаях, как твой – можно. Такие прецеденты случаются, конечно, не особо-то часто. После нескольких месяцев жизни в качестве воспитанницы появляются изменения в характере, чаще всего – существенные! А ты меня уверяешь, что тебе и двух недель хватило. Что ты уже изменилась!
- И… - Лена помедлила, - я тоже вижу, что это так. Должна признать, – неохотно выговорила она.
Соня потрясённо молчала. От волнения у неё на глазах выступили слёзы.
«Неужели такое возможно? - думала она. - Но почему Елена мне это говорит? Разве она этого хочет?»
- Однако Соня, у тебя есть очень серьёзная проблема, - продолжала Лена.
- Какая?
У девушки тут же высохли слёзы. Она внутренне подобралась.
- Ты никак адаптироваться не можешь. До сих пор допускаешь нарушения! А это – серьёзное препятствие. Тебе надо доказать, что ты – сильная и организованная, что с лёгкостью выполнять все “Правила поведения” тебе ничего не стоит. Ты не должна оставить ни мне, ни другим воспитателям ни малейшей возможности вообще тебя наказывать!
Тогда руководству станет понятно: держать тебя в “Центре” 4 года в качестве воспитанницы – расточительство!
- И тогда будет шанс? - от волнения голос воспитанницы охрип.
Лена кивнула.
- Три недели! - твёрдо произнесла она. - Максимум – месяц! Если потом у тебя ещё будут нарушения – шанс потеряешь!
Соня молчала, обдумывая шокирующую информацию.
- Ты знаешь, как готовят воспитателей? – продолжала натиск Лена. - Обычных. Таких, как я?
Соня отрицательно покачала головой.
Лена опять испытующе глянула на неё, затем подошла к столу и вынула из ящика бланк.
- Подойди сюда. Это обязательство о неразглашении информации. Заполняй!
Соня заполнила и расписалась.
- Это очень серьёзно! - предупредила Лена.
- Я понимаю, - кивнула Соня.
- Так вот, - продолжала Лена. - После основного обучения всех стажёров отправляют в разные “Центры перевоспитания” как воспитанников. На общих основаниях, на три месяца, с придуманными легендами. Их воспитатели ничего не знают, они могут только догадываться. Я, например, отбывала этот срок по такой же статье, как и ты. “Нарушение должностной инструкции”.
«Издевается она, что ли?» - Соня не могла в такое поверить.
- Такая стажировка обязательна, без этого на работу не примут. Мы все подписывали соответствующий договор и ехали добровольно, - Лена рассказывала будничным голосом и совершенно серьёзно.
Соня уже поверила и изумлённо молчала.
- Если стажёр за 3-4 недели не адаптируется к порядкам «Центра» – из “Системы” он вылетает! Это одна из проверок на профпригодность. Там, конечно, и другие моменты учитываются.
Лена нахмурилась.
- Авторитет в группе, стойкость во время наказаний. Но с этим-то как раз у тебя никаких проблем нет! Хотя обычно бывает наоборот.
Лена прекрасно видела, что воспитанница, мягко говоря, озадачена.
- Вообще-то это правильно, - пробормотала Соня. - Но я даже представить себе такого не могла! И все воспитатели через это проходят?
- Не все. Только те, которые по возрасту ещё могут быть направлены в “Центры”. Но таких – большинство! Теперь понимаешь, почему ты интересна для руководства? Сильный лидер, потрясающе держишься! Побывала в “шкуре” воспитанницы. Обучат – и вперёд! Сможешь свой срок отбывать уже в качестве воспитателя. Чувствуешь разницу?
- Ещё бы! - выдохнула Соня. - Но как этого добиться? Что мне делать?
«Что-то тут не так! – мелькали мысли.- Зачем она мне это говорит? Здесь какой-то подвох!»
Но соблазн был так велик… Девушка уже не могла остановиться.
Лена пожала плечами.
- Тебе надо жить без нарушений. Желательно выйти на призовое место по всему отделению, отлично учиться, завоевать авторитет в группе. Продолжать работать с девчонками, помогать им.
Лена слегка улыбнулась
- С Зоей и Юлей у тебя хорошо получилось, с Дашей, с Ирой Елистратовой. То, как ты придумала Марию Александровну уговорить вас простить, тебе уже очень на руку сыграло. На педсовете все были в шоке! Ещё несколько таких идей не помешает. Если существенно поможешь девочкам первого места добиться – тоже будет в твою пользу! Ты у них уже признанный лидер. Представь, что это – твоя группа. Поставь цель – вывести их на первое место! И добейся. Если в группе есть такой лидер, как ты – она однозначно должна быть на первом месте.
Соня понимающе кивнула.
- Вот так и действуй!
Лена не жалела о своём решении, но энтузиазм её постепенно угасал.
- Должно пройти несколько месяцев, и тогда тебе, вероятно, предложат тест. Если опять не пройдёшь – всё, откат назад!
«Пройду», - уверенно подумала Соня.
- Соня, это только шанс. Никто тебе ничего точно обещать не может. Слишком много звеньев в этой цепи. В одном месте порвётся – и всё!
Я говорю тебе об этом сейчас только потому, что время поджимает. Ты в “Центре” уже почти три недели. Если сейчас срочно не исправишься насчёт нарушений – будет поздно. Никто даже рассматривать твою кандидатуру не будет. То, что тебе труднее, чем остальным, из-за моей строгости – это не оправдание!
Лена усмехнулась.
- Я тебе раскрою ещё один секрет! К лидерам - “ненравственникам” в первые три месяца всегда строгое отношение. У любого воспитателя! В них обычно подозревают потенциальных сотрудников и дерут с них три шкуры! По традиции. На всякий случай! Готовят к будущей работе. Стажёрам надо всё на себе испытать, в этом ты права!
Лена, которая во время своей речи продолжала расхаживать по кабинету, уселась обратно в кресло.
- Так что я тебе правду сказала. Я точно знаю, что, несмотря на строгие меры, за три недели адаптироваться возможно. И Светлана Петровна знает. Мы это тоже на себе испытали. А мне, между прочим, пришлось в «Центре» сначала ненамного легче, чем тебе! Воспитатель меня совсем не щадила. И “станок”, и пощёчины, и “штрафной ужин”, и отсутствие обезболивания после строгой порки – я отлично знаю, что это всё такое. У неё это были самые обычные меры наказания, за самые ничтожные проступки!
«Но ты знала, что это временно! - подумала Соня. – И никто тебя не презирал… И совесть твоя была чиста…И перспективы – с моими не сравнить!»
- Но я решила всё это прекратить – и прекратила! – продолжала Лена. - И ты можешь! Кстати, у нас на отделении все, кто не знает о наших с тобой отношениях, наверняка уверены, что ты стажёр!
- Ах вот оно что! - протянула Соня. - Теперь ясно. А я не поняла сегодня, что Елизавета Вадимовна имеет в виду! Она сказала, что пыталась вас уверить, будто я – стажёр!
- Было такое, - подтвердила Лена. - Поэтому мне и пришлось ей всё рассказать. Соня! Я на педсовете ежедневно отчитываюсь обо всех наказаниях! И никто насчёт тебя не удивляется и ничего не спрашивает. Думают, что я тебя проверяю на стойкость, как потенциального сотрудника. Только Светлана Петровна нас раскусила. Тем более… держишься ты потрясающе, надо признать.
- Потрясающе? – Соня вспомнила розги и покраснела.
- Розги в расчёт не берём, - поняла Лена. – У тебя особые причины, да и мало кто под розгами держится намного лучше. А вот в остальном…
- Я думала, что все лидеры так… - пробормотала Соня.
- Да что ты? – Лена махнула рукой. - Один из десяти! А Ирина Викторовна вообще полна негодования! У неё обычно все под тростью рыдают – лидеры они или не лидеры.
- Елена Сергеевна, спасибо вам! - взволнованно проговорила Соня. Она, действительно, испытывала сейчас искреннюю благодарность к своему врагу.
- Но почему вы мне всё это рассказали? – вырвалось у девушки.
- Почему-почему, - проворчала Лена. - Во-первых, я хочу, чтобы ты нарушений не допускала, это вредит группе. Ну, а во-вторых…
Лена задумалась.
- Я решила, что будет справедливо, если ты об этом узнаешь. Мало ли как дальше всё сложится? А вдруг ты, и правда, сможешь всего этого добиться? Хотя это и трудно!
- Честно говоря, мы обсуждали вчера этот вопрос с руководством, - вздохнула она. - Все считают, что ты в этом плане перспективная. А сообщать тебе или не сообщать – решать оставили мне.
- Видишь, опять от меня кое-что зависит в твоей судьбе, - усмехнулась Лена.
- Ничего себе “кое-что”! - воскликнула Соня. - Вся дальнейшая жизнь! Ведь я об этом мечтала!
- Я сомневалась, - опять нахмурилась Лена. – Прямо до настоящего момента! И всё-таки решила, что своими эмоциями в этом вопросе лучше не руководствоваться. Несмотря на наши отношения, лишать тебя такого шанса было бы слишком жестоко.
- Спасибо! Я этого не забуду! Но… Елена Сергеевна. Разве вы этого хотите? Предположим, такое действительно произойдёт! Ведь я должна буду работать здесь? В этом «Центре»? Вместе с вами?
- Да. Только здесь. Пока не закончится твой срок наказания.
Лена помолчала.
- Мне, конечно, трудно пока себе это представить. Но личному здесь не место. Если руководство посчитает, что ты представляешь для «Центра» ценность – я это переживу. Да и не со мной же непосредственно ты будешь работать!
А на испытательный срок тебя вообще отправят на другой курс.
- Испытательный срок? – переспросила Соня. – А он большой?
Лена отрицательно покачала головой.
- Нет. Недели две. Обычно за это время становится ясно, может человек работать или нет.
Она довольно улыбнулась.
- Представляешь, какой может быть облом! Тебя переведут из группы в жилой отсек, в шикарную квартиру. Ты ещё наши квартиры не видела! Выдадут форму воспитателя. А это платье снимешь!
Лена указала на Сонину одежду.
- Начнёшь работать. Опять получишь власть. Телесные наказания будешь снова применять! Каждый день! Ты же об этом мечтаешь? Вот оторвёшься!
Лена говорила с иронией.
- Со всеми сотрудниками познакомишься. Коллектив у нас отличный. А если испытательный срок не пройдёшь – всё! Опять в группу! Теперь уже до окончания срока. Безвозвратно! Обидно будет до ужаса!
- Елена Сергеевна, я не такое уж чудовище, – смутилась Соня. – А если дело дойдёт до испытательного срока – я справлюсь. Непременно! Чего бы мне это ни стоило!
- Да я на самом деле в этом и не сомневаюсь, - заметила Лена.
- Ещё раз спасибо вам! Я не заслужила такого великодушия. Если бы вы мне не рассказали, я бы не справилась. Нужные сроки пропустила бы, это точно.
Лена спокойно сидела в кресле, лицо её ничего не выражало.
- На мне слишком большой моральный груз, - почти прошептала Соня. - Но теперь будет всё по-другому.
- Если бы только с Мариной всё было в порядке! – последнюю фразу девушка выпалила непроизвольно, с глубоким отчаянием.
Тут же, опомнившись, она посмотрела на Лену с неподдельным испугом и быстро добавила:
- Елена Сергеевна, простите, я ничего не спрашиваю!
«Помнит, что я обещала ей карцер», - удовлетворённо подумала Лена.
- Расслабься! – приказала она воспитаннице. – Моего условия ты не нарушила. Но хочу предупредить. Если с Мариной хоть что-нибудь в итоге будет не в порядке, если она полностью не поправится – ничего этого не будет в принципе! Это Галина Алексеевна заявила твёрдо. Тогда делать тебя сотрудником будет просто неэтично.
- Конечно, - горячо согласилась Соня. – Я понимаю.
- И ещё! Моё к тебе отношение остаётся прежним. Я просто пошла навстречу руководству. Это ничего не меняет! Ясно?
Лена требовательно смотрела на девушку.
- Да, - тихо ответила та.
«Яснее некуда…»
- А теперь, дорогая, вернёмся в реальную жизнь. Ты допустила серьёзное нарушение. Кстати, за сегодняшний день – четвёртое. Позор для будущего воспитателя! – иронически продолжала Лена.
Соня слегка покраснела.
- Елена Сергеевна! Я вам ещё кое в чём не призналась.
- В чём же?
Девушка вздохнула. Признаваться было страшно.
- Мария Александровна приказала мне посетить санблок, а одеться я должна была только после этого. Я не просто допустила неаккуратность, а ещё и не выполнила приказ воспитателя.
Несмотря на страх, Соня произнесла всё это чётко, твёрдо и смотрела воспитательнице прямо в глаза.
- Ничего себе! – изумилась Лена. – Да о чём же ты думала? Получив прямой приказ воспитателя, ты осталась болтать с подружками???
- Такого больше не повторится! Простите!
Но Лена была вне себя от изумления и гнева.
- Да ты ещё и нахалка! – воскликнула она.
«Однако… денёк сегодня!» – подумала Соня, но как-то отстранённо.
Получив от Лены ошеломляющую информацию, воспитанница ощутила, что внутри у неё как бы появился стержень. Стальной, надёжный! Он не даст Соне согнуться или сломаться, девушка была в этом уверена.
А самое главное, похоже, что у неё и в мозгу «что-то щёлкнуло», о чём говорила Светлана Петровна.
Соня внезапно ощутила, что точно знает, как ей лучше себя вести. И, скорее всего, будет знать и дальше. Это придало ей невероятную уверенность.
- Елена Сергеевна! – Соня говорила виновато. – Мне нечем оправдываться. Накажите меня.
- Конечно, накажу! – так же возмущённо продолжала Лена. – И раздеваться тебе придётся, не отвертишься!
Она посмотрела через прозрачную стенку в класс. Воспитанницы готовили домашние задания. Галя только что отошла от стола Марии Александровны.
Лена позвонила Маше и пригласила её в кабинет.
Мария Александровна вошла, посмотрела на сильно рассерженную Лену, не менее сильно смущённую Соню – и во взгляде её мелькнуло удивление.
- Мария Александровна! – попросила Лена. – Я очень вас попрошу провести сейчас Левченко углублённую проверку внешнего вида. По полной программе!
Она улыбнулась и добавила:
- Пожалуйста!
- Хорошо, - кивнула Мария Александровна, подошла к Соне и вполне доброжелательно сказала:
- Раздевайся.
- Слушаюсь.
Соня внутренне подобралась и приготовилась мужественно вынести предстоящее ей унижение.
От дежурной воспитательницы не ускользнуло, что Соня смущена, и она добавила:
- Посмелее! Насколько я понимаю, у тебя не должно быть особых проблем.
Лена усмехнулась и села в кресло. Она собиралась только наблюдать.
Через 5 минут пытка закончилась. Соня стояла пунцовая от стыда. Мария Александровна гневно посмотрела на неё и жёстко спросила:
- Значит, ты посмела не выполнить моё распоряжение.
- Да. Простите!
- От тебя никак этого не ожидала, - возмущённо продолжала воспитатель. – Мало того, что это возмутительная дерзость – не выполнить приказ! Но ведь ты знаешь, какое в нашей группе отношение к аккуратности, и всё равно позволила себе такое.
Елена Сергеевна наверняка тебя очень строго накажет, и будет совершенно права!
- Мария Александровна! – подала голос Лена. – У меня в отношении Левченко уже фантазии не хватает. Не знаю, что ещё может её пронять! Помогите придумать для неё достойное наказание.
- Охотно, - согласилась Маша.
- На этот раз никакого снисхождения ты не заслуживаешь, - она осуждающе смотрела на провинившуюся.
Девушка виновато кивнула.
- Первое предложение, - начала Мария Александровна. – Соколову нужно лишить шефства над Левченко. Она ей особо не помогает, а сегодня – наоборот, навредила. Ведь она тоже слышала мой приказ, Елена Сергеевна, представляете?
- С трудом, - призналась Лена. – Вы правы. Так и сделаем!
Соня бросила на Лену умоляющий взгляд, но заговорить не решилась. Осторожность взяла верх.
- Что, не согласна? – спросила воспитатель.
- Елена Сергеевна! – взмолилась Соня. – Вы не могли бы пока не принимать такого решения? Пожалуйста! Вот увидите, с сегодняшнего дня всё изменится!
- Никогда не ручайся за других! – резко одёрнула её Лена. – Речь-то не о тебе! Мария Александровна полностью права.
- Дальше, - невозмутимо продолжала Маша. – Софью надо пару раз очень строго выпороть. Публично! При всей группе!
- Сделаем, – согласилась Лена. – Но двух раз будет мало. Не меньше пяти! И начнём прямо сегодня. Сейчас.
- Как скажете, - кивнула Мария Александровна. – И последнее. Я предлагаю дополнительно наказать её лишением общения. Недели на две!
Соня ощутила холодок в груди. Ей стало здорово не по себе.
А Лена пару секунд помолчала, затем воскликнула:
- Ну, конечно! Обратный бойкот! Отличное предложение, Мария Александровна! Я бы и не вспомнила. Как раз то, что надо.
- У нас и табличка сохранилась, - сообщила Маша, уже роясь в шкафу. – Вера Борисовна это наказание периодически применяла.
Вера Борисовна работала в этой группе ответственным воспитателем почти весь первый курс – с сентября по апрель, а потом вышла замуж и перевелась в другой «Центр» - ближе к месту работы мужа.
Маша вытащила из шкафа довольно большую пластиковую табличку с прикреплённым к ней толстым шнуром, чтобы надевать на шею. На табличке красными печатными буквами было написано «БОЙКОТ».
Лена взяла табличку, рассмотрела, удовлетворённо хмыкнула и положила сверху на аккуратную стопку сложенной одежды Сони.
- Я назначаю тебе «обратный бойкот» - сказала она. – На две недели. По двадцать второе декабря, включительно. Ты обязана всегда носить эту табличку поверх одежды, на работе – поверх рабочей куртки. Снимаешь табличку только на уроках физкультуры.
Тебе запрещается любое общение с воспитанницами «Центра», разговаривать можешь только с сотрудниками. Раз общение с подругами мешает тебе выполнять приказы – это наказание как раз для тебя. Будет больше времени думать над своим поведением.
«Но это очень жестоко! Ну, Мария Александровна мне удружила!»
- Слушаюсь, - сказала Соня вслух, не глядя на Лену.
Но Лена подошла к ней вплотную и приказала:
- Смотри мне в глаза! За нарушение режима «обратный бойкот» я тебе организую карцер. Поняла?
- Да.
«Обратным» бойкот назывался потому, что инициатива при этом исходила не от коллектива воспитанниц (что тоже бывало, и не запрещалось «Правилами»), а от руководства. Девушкам просто запрещали общаться с какой-либо воспитанницей под страхом строгого наказания.
Юля в это время в классе сидела как на иголках. Когда Соню сразу после ужина вызвала Елена Сергеевна, девушка сразу поняла, что дело плохо. Она чувствовала себя виноватой: ведь Юля слышала приказ Марии Александровны, но своими расспросами способствовала тому, что у Сони просто не осталось времени посетить санблок.
Сейчас воспитанница едва сдерживала слёзы.
«Ведь я знала, что Елена Сергеевна ничего Соньке не простит! Четыре шкуры с неё сдерёт, если что! И так её подвела!»
Опасения Юли полностью подтвердились. Дверь кабинета распахнулась, и в класс вошли Елена Сергеевна, Мария Александровна и следом за ними – Соня, опять без одежды и довольно-таки бледная.
Воспитанницы вскочили с мест и встали «смирно».
- Девочки, я вынуждена прервать ваши занятия, - заявила Лена. – У нас небольшое ЧП.
Она схватила Соню за руку и вытолкнула её на середину класса. От смущения Соня прикрыла глаза.
«Ведь все свои девчонки! Но всё равно – как стыдно!»– думала она с отчаянием.
- Левченко опять серьёзно нарушила «Правила», - возмущённо говорила Лена - Она проигнорировала прямое распоряжение Марии Александровны, не посетила санблок и допустила неаккуратность. Я намерена её очень строго наказать. Сейчас она получит строгую «безлимитную» порку. Первую из пяти! Здесь! Лена указала на кушетку.
Конечно, в классе кушетка для наказаний тоже присутствовала.
- Кроме того, я назначаю ей «обратный бойкот». С этой минуты! Вы все помните, что это такое?
Воспитанницы смотрели на Лену расширенными от удивления глазами.
- Так помните или нет? – нетерпеливо переспросила Лена.
- Основное помним, Елена Сергеевна, - заверила Наташа Леонова. – Мы теперь не имеем права разговаривать с Соней.
- И не только разговаривать! А общаться вообще. Даже молча! Вы не можете к ней подходить, стоять рядом с ней, передавать ей что-нибудь! Например, записки, как некоторые умудряются. На ближайшие две недели этой воспитанницы для вас просто не существует.
Если попробуете нарушить эти условия – накажу на «станке» и нарушительницу, и её!
Лена указала на Соню.
- Мария Александровна, - попросила она дежурного воспитателя. – Пожалуйста, в конце самоподготовки проработайте со всей группой соответствующую инструкцию.
Воспитательница кивнула.
- Ещё у меня вопрос к Соколовой, - очень холодно продолжала Лена.
- Да, Елена Сергеевна, - голос Юли заметно дрожал.
- Ты - “шеф” Левченко! В данной ситуации, вместо того, чтобы образумить, ты её подвела! Можешь объяснить свой поступок?
- Простите, Елена Сергеевна. Я поддалась своей слабости.
- Понятно. Так вот, я лишаю тебя шефства над Левченко! Можешь больше не беспокоиться. На время бойкота ей “шеф” всё равно не нужен, а потом назначим кого-нибудь другого. И ещё, Юля. Пока я ответственный воспитатель в этой группе, ты больше никогда ни у одной новенькой “шефом” не будешь!
- Слушаюсь! – Юля была потрясена. Такого она не ожидала!
“Шефство” над новенькими не давало воспитанницам никаких дополнительных преимуществ, но быть “шефом” считалось очень престижным и почётным, и все девушки к этому стремились.
“Шефами” назначали только лучших воспитанниц. Воспитатели относились к таким девушкам благосклонно, расспрашивали их насчёт подшефных, приглашали принимать участие в мини-советах (дежурный воспитатель, ответственный воспитатель и “шеф”), на которых обсуждалось поведение подопечной девушки и меры, необходимые для её более быстрой адаптации. Девочкам было приятно ощущать себя хоть в чём-то почти равными воспитателям!
То же, кстати, касалось и старост. Старостам никогда не делалось никаких поблажек. Наоборот, спрашивали с них за личные проступки строже, но быть старостой тоже считалось очень почётно! Причём, “шефов” воспитатели назначали исключительно по своему усмотрению, а старосту они выбирали, учитывая мнение воспитанниц. Такие выборы проводились обычно в конце каждого отчётного периода.
Однако в 204-ой группе Наташа Леонова была старостой с самого первого дня – бессменно. Девушки всегда просили оставить её на этом посту, и воспитатели не возражали.
А Юлю назначили “шефом” уже в третий раз. И всегда до этого она отлично справлялась! “Шефство” обычно длилось три месяца: этот срок считался достаточным для адаптации.
В первый раз ещё Вера Борисовна предложила Юле взять “шефство” над Викой Слободчук. Вика поступила в “Центр” год назад, в декабре. До начала марта Юля старательно, с желанием и воодушевлением опекала Вику, и, действительно, здорово ей помогла. Новенькая быстро адаптировалась, и в дальнейшем особых проблем у неё не возникало.
Правда, она оказалась очень уравновешенной и стойкой, быстро поняла, что единственный выход – смириться с ситуацией, как можно быстрее привыкнуть ко всем порядкам “Центра” и строго соблюдать “Правила”. Вика и сама очень старалась, а в сочетании с мудрым руководством Юли всё это дало великолепный эффект.
Вера Борисовна осталась весьма довольна “шефством” Юли, и даже наградила её сертификатом на 20 единиц.
Когда в начале мая в группу поступила Галя, воспитатель, даже особо не раздумывая, опять назначила “шефом” Юлю, хотя в группе были и другие сильные девочки, например, Лиза или Даша.
С Галей всё оказалось гораздо сложнее. Новенькая была очень морально подавлена, считала, что ей назначили слишком большой срок наказания, что такого она не заслужила! Строгие порядки “Центра” вызывали у неё протест. Воспитанница испытывала ужас и отчаяние, не хотела смириться со своим бесправным положением.
К тому же, Вера Борисовна и дежурный воспитатель группы, которая работала тогда ещё до прихода Инны – Ольга Николаевна, синхронно невзлюбили Галю, не делали ей никаких поблажек, а, наоборот, относились к новенькой холодно и строго. На девушку градом сыпались строгие наказания, и с каждым днём их становилось всё больше и больше! Галя задыхалась под непосильным грузом.
Юля делала всё возможное. Ей Галя сразу очень понравилась, они быстро подружились. Юля не отходила от своей подопечной ни на шаг, постоянно её наставляла, пыталась удержать от необдуманных поступков. Она не оставляла Галю в покое, каждую свободную минуту старалась использовать для разговора с ней, утешала и поддерживала подругу после наказаний. Всеми силами Юля старалась повернуть мысли Гали в нужную сторону. Самым главным было добиться, чтобы воспитанница кардинальным образом изменила отношение к своему проживанию в “Центре”.
Протест, непокорность и ненависть к воспитателям – явно не те чувства, которые помогли бы Гале адаптироваться.
Юля неоднократно пыталась поговорить с Верой Борисовной, просила её немного смягчиться по отношению к Гале, хотя бы на период адаптации. Но воспитательница оставалась непреклонной, и не пошла ни на какие уступки.
Вначале девушкам очень помогла Мария Александровна, которая, единственная из всех воспитателей группы, сочувствовала Гале, понимала её и старалась поддержать.
Но, к сожалению, дней через десять после поступления новенькой, воспитанницы группы все вместе серьёзно провинились перед Марией Александровной. Они не выполнили её распоряжения, хотя и обещали. А Мария Александровна, понадеявшись на девочек, не проконтролировала, хотя обычно никогда так не поступала. Но в этот раз она получила выговор от ответственного воспитателя.
Естественно, Мария Александровна очень рассердилась и объявила группе холодную войну.
В последующие две недели плохо было всем, ну а Гале – в особенности. Юля по-прежнему очень старалась ей помочь. Только благодаря усилиям подруги Галя не попала ни в карцер (чем неоднократно угрожала ей Вера Борисовна), ни в изолятор в результате нервного срыва.
Ситуация кардинально изменилась в конце мая, когда Вера Борисовна уволилась, а в группу были назначены Елена Сергеевна и Инна Владимировна. Ольга Николаевна не подошла в новую команду воспитателей по тесту на совместимость, и её перевели в другую группу.
Лена решительными действиями быстро повернула ситуацию в лучшую сторону. Она начала с того, что уговорила Марию Александровну простить воспитанниц и начать всё сначала. До этого девочки и сами пытались смягчить воспитателя, но безуспешно. Все их попытки вымолить прощение проваливались, Мария Александровна была с ними холодна и неприступна, и только Лена смогла её убедить.
В первые же дни Лена очень серьёзно поговорила с Галей, вызвала девушку на откровенность, сказала, что понимает её состояние и верит, что Галя справится со всеми трудностями.
Ситуация у Гали была к тому времени очень сложная. Над девушкой «висели» около ста пятидесяти ремней, 15 часов «на коленях», несколько «штрафных» дежурств по группе. Галя была лишена чтения и фильмов, находилась на специальной «штрафной» диете. Жизнь казалась ей мраком, никакого просвета воспитанница не видела.
Лена не могла отменить наказания, назначенные ещё до неё другим воспитателем, но она предприняла беспрецедентный и оригинальный шаг: дала Гале отсрочку от всех наказаний на 10 дней.
Целью этой меры являлось дать новенькой небольшую передышку и показать ей, что в «Центре» можно жить вполне терпимо, если стараться и прилагать к этому усилия.
Лена устроила специальное совещание со своими дежурными воспитателями, на которое пригласили и Юлю. В течение этих десяти дней, да и потом, и воспитатели, и Юля опекали девушку. Лена разговаривала с ней ежедневно по вечерам, долго и откровенно, и Юля всегда была рядом с подругой, весь день, а по необходимости активно советовалась с Леной и другими воспитателями. В итоге Галю они все вместе вытянули. Не просто и не так скоро, но вытянули.
Лена тоже осталась довольна Юлей, хотя никакой награды воспитаннице не предоставила. Но Юля этого и не ждала, она очень радовалась за подругу.
Когда поступила Соня, Лена сразу предложила стать её «шефом» именно Юле. Хотя и Лиза, и Даша уже при ней шефствовали над Настей и Зоей, и тоже справились хорошо.
Сейчас Юле было обидно до ужаса! Такая мера казалась ей несправедливой. Ведь Елена Сергеевна прекрасно знает, что Юля выкладывается полностью ради своих «подшефных», не думая о себе. Она могла в этом убедиться на примере с Галей.
А с Соней – всё не так просто! Она и в группе-то всего неделю! И этот конфликт с Еленой Сергеевной… Ведь сейчас Юля не имела возможности подойти к Елене Сергеевне и поговорить откровенно, посоветоваться с ней насчёт Сони. Просто боялась! Пыталась справиться сама.
Кроме того, у Сони за всю неделю практически не было свободного времени. По вечерам она простаивает на коленях, а полтора дня вообще провела в изоляторе. Юля и разговаривать-то с ней могла только урывками!
Да, сегодня Юля совершила серьёзную ошибку, но ведь это только ошибка! Неужели за неё необходимо наказывать так строго? Практически, полным лишением доверия!
- Садитесь, - разрешила воспитанницам Лена.
Усаживаясь на место, Юля бросила на Елену Сергеевну сердитый взгляд и с осуждением подумала:
«Сама Соньку довела! Обращается с ней, как фашистка! А на мне решила отыграться!»
Невероятная строгость Елены Сергеевны её просто шокировала. Юле стало так невыносимо жалко и себя, и Соню, что она не выдержала и расплакалась. Громко, на весь класс!
- Соколова! – сердито крикнула Мария Александровна. – Если собираешься реветь – выходи в спальню!
- Нет, Мария Александровна! – возразила Лена. – Левченко сейчас будет получать наказание. В том числе, и по её вине. Так что пусть Юля остаётся и смотрит на это.
Юля побледнела и заплакала ещё сильнее.
- А немного попозже мы с тобой ещё поговорим, - пообещала Лена. – Ты догадываешься, о чём?
Воспитательница быстро подошла к Юле. Та опять вскочила и вытянулась «смирно». Девушка всхлипывала, по лицу стекали слёзы. Она со страхом смотрела на воспитателя и молчала.
- Я тебе задала вопрос, - повысила голос Лена. – А ты не ответила. Получаешь за это в свой архив 20 ремней.
- Слушаюсь.
- А теперь – отвечай!
- Нет, Елена Сергеевна! – быстро ответила Юля, пытаясь сдержать рыдания.
В классе стояла мёртвая тишина. Никто не понимал, в чём дело, кроме Сони и Марии Александровны.
- Значит, нет, - задумчиво протянула Лена. – Не особо-то ты догадливая! Впрочем, зачем тянуть? Мы можем и прямо сейчас разобраться.
- Смотри мне в глаза! – жёстко велела она девушке.
- Слушаюсь! – Юля выполнила приказ.
- А теперь – отвечай, - не сводя с жертвы взгляда, произнесла Лена. – О чём ты подумала, когда садилась? Думаешь, я не обратила внимания на твой дерзкий взгляд? Быстро говори!
Девушки замерли. Соня с тревогой смотрела на Елену Сергеевну и Юлю. Она уже поняла, что Юле надеяться не на что. Лена сейчас ни на какие уступки не пойдёт! Ни за что! Юлька действительно подумала что-то недозволенное, и ей придётся в этом признаться. Елена её заставит!
У Юли упало сердце. Она молчала, не в силах вымолвить ни слова!
- Я жду! - звенящим голосом произнесла воспитатель. – Выкладывай всё дословно!
- Я не могу! Простите! – выкрикнула Юля.
Лена повернулась к Марии Александровне.
- Мария Александровна, записывайте, пожалуйста! Соколова во второй раз не ответила на вопрос воспитателя. Наказание: 30 ремней и пять часов «на коленях». Дальше. Отказалась выполнить моё распоряжение.
«Я не могу!» - передразнила она Юлю. - Наказание: порка на «станке» плюс «штрафной ужин».
Голос Лены был абсолютно стальным. Она здорово разозлилась!
«Всё! Пошла вразнос!» – промелькнуло у Сони.
- Слушаюсь, - упавшим голосом проговорила Юля.
- А теперь отвечай на вопрос! Немедленно! Или тебе ещё мало неприятностей?
- Слушаюсь, - опять повторила девушка. Она уже поняла, что тянуть бесполезно. Взяла себя в руки и решительно продолжала:
- Елена Сергеевна! Я подумала, что вы сами Соню довели до такого состояния. Она не может адаптироваться, потому что вы обращаетесь с ней, как фашистка! А на мне решили отыграться. Это несправедливо – лишать меня шефства!
- Вот и всё! – закончила Юля, от страха зажмурившись.
- Этого вполне достаточно, – холодно констатировала Лена.
- Елена Сергеевна! – взволнованно воскликнула Юля. – Простите меня, это я от отчаяния! На самом деле я так вовсе не думаю!
- А это не имеет особого значения. Главное, по «Правилам» ты не имела права так думать. Это – грубейшее нарушение!
Лена немного помолчала.
- Левченко тоже допустила подобное, - продолжала она. – Но она всё-таки новенькая, и, к тому же, хотя бы дерзких взглядов себе не позволяла. И Зоя была новенькой.
А ты – нет! Ты больше года в «Центре»! Одна из лучших. Дисциплинированная, надёжная воспитанница. Тебе такое непростительно! Ты не смеешь осуждать воспитателя и даже в мыслях допускать подобные выражения! Ты должна была покорно принять моё решение, а потом задуматься, почему я так поступила! Наверное, я сделала это не просто так.
Я уже не говорю о том, что ты нанесла мне личное оскорбление!
И тебе, Соколова, пощады не будет! Сегодня пойдёшь на педсовет, и объяснишь свой поступок всем воспитателям. А я буду настаивать на карцере! Не менее двух суток! Поняла?
- Да! – несмотря на подавленное состояние, Юля отвечала чётко. Остерегалась новых неприятностей. Она понимала, что просить Елену Сергеевну сейчас изменить своё решение бесполезно, и даже опасно.
Лена велела провинившейся сесть на место и велела Соне:
- Укладывайся! Будешь терпеть «безлимитку» и одновременно думать над своим поведением!
Соня невольно вспомнила, как Лена сказала ей во вторник утром:
«Вообще ни о чём не сможешь думать! Только как добраться вечером до постели!»
Похоже, её предсказания начали сбываться. Соня сейчас с удовольствием оказалась бы в своей кровати! И чтобы всё было уже позади! Однако на это рассчитывать не приходилось.
Третий раз за сегодняшний день Соня легла на кушетку.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
***
Соне пришлось вытерпеть всё, что Лена определила на её долю. Вот только выполнить приказ воспитателя – думать во время наказания о своём поступке – воспитанница не смогла. Все силы она бросила на то, чтобы вести себя достойно. После разговора с Леной Соня не сомневалась, что теперь каждый её шаг будет контролироваться руководством, а ведь все наказания наверняка записываются! А Соня твёрдо решила бороться за своё будущее всеми возможными способами.
Закончив порку, Лена применила обезболивание, освободила наказанную от фиксирующих ремней и велела ей оставаться на кушетке, а остальным воспитанницам – вернуться к занятиям. Сама же подсела за стол к Марии Александровне, и они тихо заговорили.
Соня лежала, постепенно приходя в себя от жуткой боли, и невольно прислушивалась к разговору воспитательниц. Вообще-то, теоретически девушка ничего не могла слышать. Кушетка располагалась на достаточном отдалении от стола, а беседовали воспитатели почти шёпотом.
Однако у Сони была одна особенность, которая раньше всегда помогала ей в работе и часто приводила в ужас и смущение её поднадзорных: девушка обладала уникальным тонким слухом. Она способна была чётко слышать тихий разговор даже за закрытыми дверями. Вот и сейчас Соня различала разговор воспитателей без особых усилий.
- Маша, - говорила Лена. – Я ухожу на дисциплинарную.
- Уже? – испуганно спросила Мария Александровна.
- Пора, - вздохнула Лена. – Начало в полдевятого.
- Лена… - Маша немного помолчала. – Ты даже не представляешь, как мне жаль… Так переживаю!
- Спасибо за сочувствие. Я тоже.
- Лен, а есть надежда на благоприятный исход?
Лена огорчённо покачала головой.
- Почти никакой. Кристина в бешенстве! И Лиза заняла принципиальную позицию… Я только что с ней говорила: она собирается настаивать на отстранении.
- Полном? – ахнула Маша.
- Нет. Временном.
- Лена! – быстро и возбуждённо заговорила Маша. – Но ты же с Лизой в отличных отношениях! Вы даже дружите, можно сказать! Неужели ты не можешь её упросить? Это же так важно! Мнение Лизы будет очень много значить. Временное отстранение – тоже серьёзная мера.
- Да я знаю! – Лена закусила губу. – Но я не могу, Маша! Не могу! Я не имею права пользоваться своими дружескими отношениями. У меня они со многими дружеские, понимаешь? И это не значит, что мы должны в таких принципиальных вопросах этим руководствоваться и идти друг у друга на поводу. Не место тут личному!
Соня была так поражена, что даже почти забыла про свои страдания.
«Значит, у неё неприятности! – ошеломлённо думала она. – И, похоже, довольно серьёзные, раз она идёт на дисциплинарную комиссию и ожидает отстранения! Что же она такого сделала, интересно? На первый взгляд – работает безупречно»
Соня и сама удивилась, но она не испытала сейчас никакого злорадства. Наоборот…даже как-то посочувствовала Лене. Она отлично могла себе представить, что для воспитателя «Центра» будет означать отстранение от работы! Соне в этот момент даже не пришло в голову, что ей-то как раз в случае отстранения Лены будет намного легче жить.
«Носится со своими принципами! – недовольно подумала воспитанница. – Конечно, если от Елизаветы что-то зависит, надо её уговаривать! Да ещё как! На колени упасть, если понадобится! Хотя… Именно из-за этих принципов Лена мне сегодня про мой шанс рассказала!»
«Личному здесь не место!» - вспомнилось девушке.
«А я бы не рассказала, – огорчённо подумала она. – Ни за что! У меня другие принципы. Вот такая я… ну, не будем обзываться!»
- Лена! – спросила тем временем Маша. – А ты сама что будешь говорить?
- Буду просить ограничиться штрафом, - вздохнула Лена. - Очень буду просить! Но, Маша, я не знаю, поддержит ли меня кто-нибудь?
Соня была страшно заинтригована! Она бы многое отдала, чтобы узнать, о чём идёт речь.
«Может, она проверку на детекторе не прошла? Нет, ерунда! Тогда бы не было никакого выбора! Однозначно – увольнение, и – воспитанницей в «Центр». Ей же ещё девятнадцать, а штрафы за нравственные нарушения платят только после 21-го!»
Представив на минуту, как Лена оказывается в их группе не воспитателем, а воспитанницей, Соня улыбнулась.
«А меня – её «шефом» сделать. Совсем будет блеск!»
«Размечталась, - тут же одёрнула себя девушка. – Да они за свои места зубами должны держаться! Какие там нравственные нарушения? Наверное, просто неточное выполнение какой-нибудь инструкции»
- Лена, – Маша немного помолчала. – А Юльку… ты и в самом деле отправишь в карцер?
Соня замерла.
- Нет, – покачала головой Лена. – Карцера я Юле не желаю. Пропесочим на педсовете, как следует. Пусть через это пройдёт, встряхнуть её надо! Ну, а потом разыграю сцену великодушия. Маша, я очень на неё сердита и накажу эту красавицу очень сурово! Ещё, правда, не решила, как, но не карцером. Слишком это жестоко. Юля такого не переживёт, карцер её сломать может.
«Вот блин! – от изумления Соня чуть не слетела с кушетки. – Проклятье, как некстати этот бойкот! И предупредить Юльку не смогу. Она же до одиннадцати от волнения совсем загнётся!»
Лена заметила, что Соня вертится на кушетке, и поинтересовалась:
- Левченко, ты уже можешь встать?
- Не знаю, - честно ответила Соня.
- Попробуй! – приказала воспитатель.
- Слушаюсь.
Соня попробовала, но безуспешно. Она не могла не только встать, но даже спустить с кушетки ногу. Малейшее движение отдавалось дикой болью, и это – несмотря на обезболивание, которое уже немного начало действовать к этому моменту.
Впрочем, ничего удивительного в этом не было: ведь девушке пришлось перенести уже третью порку за сегодняшний день! К тому же – «безлимитку»! При подобной порке, и даже совсем не по «восьмому» разряду, а гораздо по более щадящему, девочки обычно уже к середине наказания рыдали и умоляли о пощаде, не в силах больше терпеть. Но от Сони Лена ничего подобного не дождалась (да, собственно, и не ожидала). Однако воспитательница сделала всё возможное, чтобы наказание показалось провинившейся сущим адом!
Соня поняла, что ей придётся несладко, уже тогда, когда Лена тщательно и добросовестно зафиксировала ей руки и ноги ремнями. Обычно при порке ремнём воспитанниц привязывали редко. А уж, если привязали – значит, пороть собираются долго и особенно больно. Психологически это очень действовало, ещё до начала наказания накатывал жуткий страх, и терпеть становилось ещё труднее.
Оставив распластанную на кушетке жертву ожидать возмездия, Лена, не торопясь, сходила в кабинет и вернулась, держа в руках кожаную плётку-многохвостку светло-коричневого цвета. Соня невольно наблюдала за своей мучительницей, не отрывая от неё глаз.
- Возможно, пригодится, - усмехнулась Лена, водворяя плеть на стол.
Тут же, на этот раз не медля, она вынула из чехла на поясе ремень и подошла к Соне справа.
- Что же, приступим. За злостное невыполнение приказа воспитателя ответишь по всей строгости. Думай и делай выводы. Поняла?
С этими словами воспитательница сильно размахнулась и хлёстко ударила провинившуюся по ягодицам, протянув в момент удара ремень на себя.
На попе тут же вздулась красная широкая полоса. Соня слегка дёрнулась, но не издала даже стона, хотя боль оказалась едва терпимой.
- Поняла, Елена Сергеевна, - с трудом выговорила девушка, и только после этого позволила себе глубоко вдохнуть.
- Очень хорошо! – энергично отозвалась Лена и наградила воспитуемую ещё одним впечатляющим ударом.
«Блин! Сразу так сильно! И с протяжкой!» - промелькнуло у Сони, а потом ни на какой анализ у воспитанницы уже не оставалось сил. Поначалу она ещё пыталась расслаблять мышцы после очередного удара, но вскоре оставила эти попытки. Нет, при такой порке было не до этого! Боль поглощала полностью, заполняла каждый уголок сознания. Между ударами наказываемая едва успевала глотнуть немного воздуха, хотя поначалу воспитательница выдерживала между ними достаточные паузы.
Соня по опыту знала, что при длительной порке обычно трудно вытерпеть самое начало, а потом начинаешь хоть как-то адаптироваться, и может наступить некоторое облегчение. Пусть небольшое, но эта микропередышка даёт шанс достойно вытерпеть оставшуюся часть наказания. Однако на этот раз Лена не дала жертве возможности приспособиться и получить послабление: она постоянно меняла ритм порки.
За некоторым количеством размеренных сильных ударов следовала серия быстрых, почти без пауз между ними, безумно мучительных! Боль при этом пронизывала тело насквозь, собственно, это ощущалось даже не как боль, а как сплошная непрекращающаяся мУка. Деться было некуда, ремни держали крепко. Когда удары сыпались без перерыва, у Сони перехватывало дыхание, и рвался наружу какой-то звериный крик. Огромным усилием воли девушке удавалось в последний момент удержать этот крик, растворить его внутри себя. Лицо скоро стало мокрым от пота и непроизвольных слёз, губы несчастная покусала в кровь, но не позволяла себе даже застонать! Ремень оставлял на попе всё новые и новые следы, широкие багрово-синие полосы накладывались друг на друга, пересекались, а вскоре Лена начала активно пороть и по бёдрам. Тоже сильно, с протягом, и без всякой системы: то выдавала подряд 10 жёстких ударов по ногам от складки под ягодицами до самой подколенной ямки, то переходила на попу, то внезапно хлестала опять по бёдрам, на этот раз - наискосок.
Соне казалось, что вытерпеть такое невозможно, до конца порки она не доживёт! В то же время девушке ещё хватало сил осознавать, что Лена чётко контролирует ситуацию. Воспитательница заканчивала свою «быструю» серию и вновь переходила на размеренные удары именно тогда, когда у наказываемой совсем кончался воздух в лёгких, и начинало темнеть в глазах.
«Всё чувствует! Профессионал!» - судорожно вдыхая и пытаясь не завопить от сильной боли, думала Соня. И вот что странно – думала даже с оттенком уважения!
В какой-то момент Соне стало совсем плохо, боль разлилась широкой волной и казалась запредельной. Девушка с облегчением поняла, что сейчас потеряет сознание. Однако Лена тут же прекратила порку, хотя уже занесла ремень для следующего удара.
- Прервёмся немного, - она обошла кушетку и встала у головы воспитуемой. Соня лежала без сил, поднять голову и посмотреть на Лену, как это было положено по инструкции, она не смогла.
Лена бесцеремонно взяла Соню за волосы, приподняла её голову с кушетки и заглянула в глаза своей жертвы.
- В «Центре» следует приказы воспитателя выполнять неукоснительно и молниеносно! – жёстко, стальным голосом произнесла она. – А ты за неделю допускаешь такое серьёзное нарушение второй раз. Надеюсь, наказание тебя образумит!
- Да, Елена Сергеевна, - небольшая передышка принесла Соне облегчение, она нашла силы ответить почтительно.
Лена отпустила волосы воспитанницы и вернулась в исходную позицию.
«Нет! Только не сейчас! Ещё немного!» - взмолилась про себя Соня. Она не представляла, как дотерпит порку до конца.
Лена внимательно осмотрела выпоротые ягодицы наказанной, прощупала показавшиеся ей подозрительными участки.
Этот «массаж» показался Соне не менее мучительным, чем сама порка, она плотно сжала губы и слегка завертела попой, так легче было терпеть.
- Лежать смирно!
Лена сильно шлёпнула воспитанницу ладонью по правому бёдру.
- Слушаюсь.
Соня замерла и теперь терпела молча, а воспитательница продолжала интенсивно разминать затвердевшие участки на её многострадальных ягодицах.
В классе стояла мёртвая тишина. Девочки сидели, не шелохнувшись. Мария Александровна невозмутимо, с непроницаемым лицом наблюдала за происходящим, не забывая кидать цепкие взгляды на воспитанниц.
- Пожалуй, твоей попе пока достаточно, - Лена распрямилась, достала платок и вытерла пот со лба.
«Неужели всё? – мелькнуло у Сони. – Нет…это вряд ли!»
- Продолжим!
В руках воспитательницы снова оказался ремень. Секунду спустя Соня дёрнулась от неожиданно резкой боли – Лена с размаху хлестнула её по голым пяткам. И тут же – ещё раз, пониже, по подошвам, и сразу же - ещё! Сильно, безжалостно, хладнокровно. Соне казалось, что ей в ступни забивают огромные тупые гвозди – настолько пронизывающей и тягостной одновременно была эта боль! Лодыжки девушки были прочно перехвачены широким ремнём, концы которого фиксировались к специальным перекладинам по бокам кушетки. Соня не могла отдёрнуть ноги, у неё получалось только слегка шевелить пальцами, естественно, это ничуть не спасало. Воспитательница продолжала пытку, через каждые 2-3 удара делая небольшие паузы.
- А ты как хотела?
Ремень опять с силой ударил по розовым ухоженным пяткам Сони. Девушка тихонько всхлипнула. Она чувствовала: ещё немного - и молча терпеть эту дикую боль станет невозможно.
- Восьмой разряд порку по ступням допускает, – спокойно сообщила Лена изнывающей под ударами воспитаннице. – В следующий раз не осмелишься не выполнить приказ воспитателя!
Соня потеряла счёт этим жутким ударам. Когда Лена, наконец, закончила, мучительная боль никуда не делась, ступни как будто горели в огне.
А воспитательница уже брала со стола многохвостку.
- Продолжим урок!
Плётка с размаху хлестнула провинившуюся поперёк спины. Лена порола наотмашь, тяжёлые хвосты плети с силой впивались в тело, оставляя на спине сочные красные полосы. После порки по пяткам Соне вначале показалось, что эту боль терпеть ещё можно. Но, если сначала плётка как бы обжигала тело, то вскоре девушке стало казаться, что удары пробивают спину насквозь. К тому же, Лена сменила технику: теперь она больше работала кистью. Быстрые толчковые удары следовали один за другим, кончики плётки остро жалили верхнюю поверхность спины, боль нарастала и разливалась по всему телу.
Лена постепенно усиливала воздействие, удары наносила часто и резко. По спине Соню пороли только второй раз, на нежной коже красные полосы сливались и перекрещивались, а боль становилась всё более нестерпимой. Теперь уже и спина несчастной горела огнём!
Соня не знала, как она всё это терпит, но терпела! Молча, и даже особо не двигаясь. Лежала, уткнувшись носом в кушетку, по лицу стекали злые слёзы.
- Спине достаточно, – услышала она голос воспитательницы. – Левченко, ты сделала выводы?
- Да, Елена Сергеевна, - выдохнула девушка.
- Слушаю тебя внимательно, - Лена опустила плётку, но держала её в руках наготове.
Соня, наученная горьким опытом, немедленно сказала проникновенным голосом:
- Простите меня, пожалуйста! Такого больше не повторится. Я буду выполнять приказы воспитателей немедленно и …
К горлу подступил комок, девушка всхлипнула и, боясь позорно разрыдаться, торопливо закончила:
- беспрекословно.
- Хорошо, - Лена вернула плётку на стол и взяла оттуда оставленный там ремень. – Выводы правильные, но нуждаются в закреплении. Получишь ещё 10 ударов по подошвам.
«Нет!» - мысленно крикнула Соня, но ремень уже хлестнул её по пяткам. Резкая боль пронзила тело до шейных позвонков, несчастная едва сдержала крик. А воспитательница продолжала пороть на этот раз без перерывов, сильно и точно обрушивая воспитательный инструмент на беззащитные подёргивающиеся подошвы.
Соне очень помогло знание того, что ударов будет десять. Иначе выдержки бы не хватило. Девушка не закрывала глаз, смотрела, не отрываясь, на небольшое белое пятнышко, выделяющееся на коричневом кожаном покрытии кушетки, изо всех сил старалась сосредоточиться на этом пятне, и про себя считала удары. Боль была просто дикой, но Соня терпела, хотя от каждого удара тело её невольно сотрясалось.
- Десять. Достаточно, - заявила Лена. – Левченко, а ты не находишь, что не только у меня должна просить прощения?
Соня тут же подняла голову и посмотрела на дежурную воспитательницу.
- Мария Александровна! Простите меня, пожалуйста! Прошу вас… Я обещаю, что исправлюсь. Не сердитесь…
Маша нахмурилась, встала, подошла к наказанной и внимательно осмотрела её. Результаты порки казались впечатляющими. На теле провинившейся, казалось, не было живого места. Ягодицы и бёдра пересекали широкие багровые и синие полосы, спина пламенела, подошвы судорожно подёргивались. Соня слегка извивалась на кушетке, лежать смирно было трудно: тупая пульсирующая боль в ступнях не давала покоя.
Лена насмешливо улыбнулась.
- Что скажете, Мария Александровна? В принципе, попа отдохнула, можем и продолжить…для более основательного закрепления.
Среди воспитанниц ощутилось некоторое шевеление.
Лена обернулась к классу.
- Все поняли, каково не выполнять приказы? – грозно спросила она.
- Да…
- Да, Елена Сергеевна… - вразнобой заговорили девушки.
Никто не решился попросить снисхождения для Сони. Во-первых, воспитанницы знали, что Елена Сергеевна этого не любит, а во-вторых…бойкот этот…
- Елена Сергеевна, я думаю, хватит, - Маша закончила осмотр и вернулась на место. – Урок был серьёзный. И не последний ведь, правда?
Лена кивнула.
- Хорошо. На этом закончим.
А Соня вспомнила, что вынуждена будет терпеть подобное ещё четыре раза! Но сейчас она была безумно рада, что всё позади. Она вытерпела эту «безлимитку». Вытерпела молча, достойно, и не допустила усиления наказания.
Вот только прошло уже больше пятнадцати минут, а боль во всём теле только начала отпускать, и пошевелиться было ещё трудно.
Предприняв по приказу Лены неудачную попытку подняться, Соня испытала прилив отчаяния и злости.
«Разве она имела право меня так жестоко наказать? Ведь есть же у них какие-то дневные нормы по ударам? Не может не быть! Так же совсем можно запороть, до изолятора! Я почти сознание теряла!»
Однако эти мысли как будто натолкнулись на жёсткий барьер, образовавшийся в мозгу Сони и составляющий теперь единое целое с ранее возникшим твёрдым стержнем.
«Успокойся! – твёрдо приказала девушка сама себе. – Не допускай никакого ропота и негативных мыслей. Это бесполезно, и тебе повредит. Елена не будет нарушать инструкции, и подвергать себя риску. Раз она так поступила, значит, имеет на это полное право! А тебе что она приказала ещё утром? Смиряться и делать выводы! Ты пока ещё воспитанница, и, если не будешь себя вести по-умному, то так ею и останешься! Будь добра выполнять её распоряжения. И так и поступай!»
Вняв голосу разума, Соня скромно и почтительно, как и положено по «Правилам» отвечать воспитателю, произнесла:
- Простите, Елена Сергеевна! Встать пока ещё не могу.
Лена бросила на наказанную немного удивлённый взгляд. Она явно уловила изменения, происшедшие во внутреннем состоянии Сони.
- Мария Александровна, - обратилась она к воспитателю. – Пожалуйста, наложите Левченко вторую облегчённую. Пусть пока лежит и выполняет задания прямо на кушетке.
- Хорошо, - кивнула Маша.
«Вторая облегчённая! Ничего себе! Это уже прогресс!» – Соня знала, что в этой мази присутствуют и обезболивающие компоненты.
Лена тихо сказала Марии Александровне:
- Всё, я ухожу! Пора.
Маша с тревогой посмотрела на неё:
- Удачи!
Лена кивнула и вышла из класса.
***
Ровно в восемь тридцать в малом конференц-зале «Центра», располагавшемся на первом этаже, началось заседание дисциплинарной комиссии. За круглым столом собрались шесть человек. Кроме Лены, Инны и Галины Алексеевны здесь присутствовали Елизавета, Маргарита Евдокимовна – старший педагог по курсу немецкого языка, и учебный куратор сотрудников Кристина Александровна.
Соня, невольно подслушав разговор Марии Александровны с Еленой, не совсем верно поняла ситуацию. У Лены никаких проблем не было. Неприятности возникли у Инны, и весьма значительные!
Сегодня сотрудницы-студентки второго курса колледжа сдавали важный тест-зачёт по немецкому языку, и Инна получила за него тройку. Подобное расценивалось как ЧП!
Когда воспитателей – студентов принимали на работу, они давали письменное обязательство учиться только на «отлично», и это прописывалось в их контракте.
Чаще всего, так и происходило. Допускались промежуточные «четвёрки», но темы, за которые они были выставлены, подлежали обязательной пересдаче.
За «тройки» сотрудницы получали серьёзные взыскания, вплоть до полного отстранения от работы. Если вдруг случалась «двойка» - воспитательницу однозначно увольняли с работы и отправляли продолжать обучение в её базовый колледж на срок, определённый комиссией – семестр, или год.
Такое случалось довольно редко, но всё же иногда имело место. Всё-таки воспитатели – живые люди, и разные могут быть обстоятельства…
Сейчас положение Инны усугублялось тем, что месяц назад девушка уже получала тройку – за итоговую контрольную работу по химии. Тогда тоже собиралась комиссия. Инне вынесли предупреждение и лишили предстоящего ей в январе рождественского десятидневного отпуска. Вернее, лишили оплаты за этот отпуск и возможности покидать в это время «Центр». Своеобразный «внутренний арест»!
Инна должна была все 10 дней оставаться в «Центре», жить в своей квартире, усиленно заниматься, а в конце периода сдать целый ряд зачётов по всем предметам. И это вместо отдыха в Греции, который она уже заранее спланировала!
Но повторная тройка в течение семестра – это было серьёзно, и сейчас последствия могли оказаться куда более плачевными.
Неудивительно, что и Лена, и сама Инна, да и Мария Александровна очень переживали и волновались.
Лена сидела рядом с подругой. Перед началом заседания она попыталась немного приободрить Инну, но без особого эффекта. Девушка была бледна и с трудом держала себя в руках.
Председательствовала на комиссии куратор Кристина Александровна, которая отвечала в «Центре» за обучение воспитателей-студенток. Она же сообщала сведения об их успехах в базовые учебные учреждения своих подопечных.
Кристине недавно исполнилось тридцать лет. Эту решительную требовательную и энергичную молодую женщину с твёрдым характером воспитательницы-студентки побаивались. Впрочем, должность обязывала Кристину Александровну быть с ними строгой: к обучению воспитателей в «Центре» подходили очень серьёзно, требования к ним были высокие.
Кристина Александровна начала заседание.
- Инна Владимировна! – обратилась она к побледневшей от волнения сотруднице. – Второй раз за этот семестр мы вынуждены собирать дисциплинарную комиссию по поводу вашей успеваемости.
Куратор говорила холодно и официально.
- Я сожалею, - тихо проговорила Инна.
- Я всем напоминаю, уважаемые коллеги, что Инна Владимировна сегодня сдала зачёт по немецкому языку на три балла! Причём, зачёт важный! Итоговый за семестр!
Кристина обвела взглядом всех присутствующих и опять посмотрела на Инну, на этот раз уже не беспристрастно, а возмущённо.
Инна не выдержала этого взгляда и опустила голову.
Выдержав небольшую паузу, куратор продолжала:
- Сначала я бы хотела выяснить у преподавателей, какие пробелы в знаниях у Инны Владимировны выявлены в процессе зачёта. Она плохо знает весь материал? Или какие-то отдельные темы?
Маргарита Евдокимовна раскрыла ведомость:
- Зачёт принимали мы с Елизаветой Вадимовной. В итоге: и по тесту, и по устному ответу у Инны выявлено недостаточное владение одной темой. Вот этой.
Она передала Кристине Александровне карточку с названием темы.
- Это важный раздел программы, - разъясняла старший педагог. Несмотря на хорошее знание предмета в целом, владение темой на таком уровне недопустимо! Поэтому студентка и получила посредственный балл.
Инна глубоко вздохнула и побледнела ещё больше. Лена под столом незаметно для остальных ободряюще сжала ей руку.
- Понятно. Тогда у меня вопрос к Елизавете Вадимовне, - произнесла куратор.
Елизавета подняла на неё глаза. Лиза тоже была бледновата и выглядела озабоченной.
- Елизавета Вадимовна! Вы основной преподаватель Инны Владимировны по немецкому языку. Именно вы непосредственно с ней работаете и проверяете её знания. Я просмотрела ваш журнал индивидуальных занятий.
Кристина раскрыла документ на нужной странице.
- Эту тему, с которой у Инны Владимировны возникли проблемы, она отвечала вам на той неделе, в пятницу, и уже тогда сдала вам её на тройку. Это так?
- Да, - тихо ответила Лиза.
- Тем не менее, в журнале не отмечено, что она пересдала вам этот материал на “отлично”. Нет вообще никаких записей о пересдаче! Как вы можете это объяснить?
Елизавета немного помолчала, собираясь с мыслями.
- Кристина Александровна, - начала Инна.
- Инна Владимировна, пожалуйста, помолчите! - строго сказала куратор. - Сейчас я хочу выслушать вашего преподавателя, а у вас будет возможность взять слово позже. Соблюдайте субординацию!
Инна покраснела и кивнула.
- Кристина Александровна, – начала объяснять Елизавета. - Инна не пересдавала мне эту тему. Пересдача была назначена на вторник. Но Инна сказала, что ей очень нужно во вторник с утра уехать из “Центра” по важному делу, и уверила меня, что к зачёту хорошо подготовится.
- И вы это допустили? Разрешили ей уехать? - удивлённо спросила куратор.
Елизавета молча кивнула.
Лена с Галиной Алексеевной изумлённо переглянулись. Они этого не знали и совсем не ожидали ничего подобного! Ситуация оказалась ещё серьёзней, чем они предполагали: получается, что Инна существенно подвела Елизавету.
Сейчас Лиза сидела притихшая и явно очень расстроенная. Это было необычно, но вполне объяснимо.
Елизавета была достаточно темпераментной и всегда держалась уверенно и смело. Однако в этот раз она допустила серьёзное нарушение инструкции и сейчас оказалась в очень трудном положении.
Лизу с Инной связывали прекрасные дружеские отношения. Поскольку Инне слова пока не давали, Елизавете приходилось объяснять ситуацию самой и фактически обвинять свою подругу. Что сейчас чувствует Инна, тоже можно было себе представить!
- Елизавета Вадимовна! – куратор повысила голос. - Вы прекрасно знаете, что темы, сданные даже на четвёрки, подлежат обязательной пересдаче! Причём, быстрой. Если назначена пересдача, преподаватель вправе не разрешить студентке уехать на выходной, более того, именно так он и обязан поступить.
А Инна Владимировна получила у вас тройку! И вы так спокойно к этому отнеслись, и тем самым способствовали её провалу на зачёте. Почему?
- Но она мне обещала, - тихо, не поднимая глаз, ответила Елизавета. - Сказала, что всё выучит. Что ей очень надо уехать!
- И вы пошли на нарушение инструкции? На риск? Как вы могли? Вы опытный педагог и воспитатель!
- Но Инна – тоже воспитатель! - воскликнула Елизавета. - Она же не воспитанница! Я ей поверила, вошла в её положение!
- Елизавета Вадимовна! Инструкции в “Центре” для того и существуют, чтобы их соблюдали неукоснительно, - отчеканила куратор. - Именно поэтому! Во избежание вот таких случаев! Вы не должны никому верить и ни за кого ручаться.
- Понимаю. Я допустила ошибку, - признала Лиза.
Но Кристина Александровна не унималась.
- Елизавета Вадимовна, вы ведь в дружеских отношениях с Инной Владимировной, насколько мне известно?
- Да, - подтвердила Лиза.
- И вы сделали ей такую поблажку именно потому, что она ваша подруга. Это так?
- Я не могу ответить однозначно.
- А вот я предполагаю, что именно личные близкие отношения с Инной Владимировной помешали вам выполнить свой долг! - сурово отрезала куратор. - Это недопустимо! Скоро эту тему будут проходить воспитанницы Инны Владимировны. Как она сможет их контролировать, если сама знает её на тройку?
- Елена Сергеевна, - неожиданно повернулась она к Лене. - Вы тоже педагог Инны Владимировны, по французскому, и вы тоже с ней подруги. И очень близкие! Верно?
- Да, - кивнула Лена.
- Я просмотрела ведомости успеваемости Инны Владимировны по всем предметам, в том числе и по вашему.
Куратор раскрыла журнал индивидуальных занятий Инны по французскому.
- Неделю назад она ответила вам одну из тем на четвёрку.
- Да, - подтвердила Лена.
- Расскажите, что было дальше. Пожалуйста.
- Но там отмечено, Кристина Александровна, - удивилась Лена. - Она пересдала мне эту тему на пятёрку через день, в свой следующий выходной!
- А Инна Владимировна не говорила вам тогда, что ей нужно уехать? Не просила вас разрешить пересдать позже?
«И откуда знает? - с отчаянием подумала Лена. - Основательно успела к комиссии подготовиться! Наверняка брала в архиве запись этого занятия»
Это было действительно так. Инна просила. Но Лена была неумолима. Она никогда не делала подобных поблажек, строго следовала инструкциям. И в данном случае не имело значения, что Инна её подруга!
Лена растерянно обвела взглядом присутствующих. Она уже понимала, что куратор расспрашивает её, чтобы подчеркнуть вину Елизаветы.
Кристина поняла её состояние.
- Инна Владимировна, даю вам слово! - обратилась она к Инне. - Что сказала вам Елена Сергеевна в конце вашего индивидуального урока?
Инна обречённо вздохнула:
- Елена Сергеевна сказала, что это позор – отвечать на четвёрку. Что я должна пересдать ей всё через день, в свой выходной. Без всяких вариантов! Что выезд из “Центра” до пересдачи она мне запрещает. И... что, если я ещё раз попробую получить у неё четвёрку, она пожалуется вам, и будет настаивать на взыскании.
Некоторое время все молчали.
- Елизавета Вадимовна, нужны комментарии? - спросила, наконец, куратор.
Елизавета отрицательно покачала головой. Тем не менее, Кристина Александровна продолжала:
- Елена Сергеевна тоже дружит с Инной. Она совсем молодой педагог, преподаёт меньше года, но она себе такого не позволила! Так же, как и другие преподаватели!
Вы, Елизавета Вадимовна, поступили совершенно недопустимо, и по отношению к вам я имею право принять решение единолично.
Куратор повернулась к старшему педагогу:
- Маргарита Евдокимовна! Меня не устраивает Елизавета Вадимовна как преподаватель немецкого языка для моих студенток – сотрудниц! Я требую отстранить её от этой работы, и всем четверым девушкам, которых она сейчас ведёт, назначить других педагогов. Прямо с завтрашнего дня!
Это заявление шокировало всех присутствующих. Елизавета, ошеломлённая такой строгостью куратора, побледнела и, казалось, потеряла дар речи.
- Кристина Александровна! - с отчаянием воскликнула Инна. - Елизавета Вадимовна – отличный педагог! Не отстраняйте её, пожалуйста! Это я виновата! Я действительно обещала, и не сдержала слово, это я должна отвечать!
Лена огорчённо вздохнула. Реплика Инны прозвучала очень беззащитно, было ясно, что такое заступничество не поможет.
- Инна Владимировна, не устраивайте “детский сад”, - холодно произнесла куратор. - А до вас тоже дойдёт очередь!
- Хорошо, Кристина Александровна. Я распределю этих студенток по другим педагогам, - согласилась Маргарита Евдокимовна.
Куратор удовлетворённо кивнула, затем посмотрела на невероятно расстроенную таким поворотом событий Елизавету.
- Елизавета Вадимовна, я настаиваю на вашем отстранении от преподавания сотрудницам только до конца этого учебного года. В дальнейшем, если вы сделаете правильные выводы, сможете вернуться к этой работе.
Лиза кивнула. Она была в отчаянии, и пока даже не могла до конца поверить, что всё это правда! Никогда за всё время её работы и в этом “Центре”, и в “Межвузовском”, с ней не случалось ничего подобного. У Елизаветы вообще не было даже мелких замечаний, не говоря уже о более серьёзных проблемах. Только поощрения!
Она работала воодушевлённо и инициативно, с энергией и вдохновением.
К воспитанницам Лиза была строга, но результатов добивалась хороших. И преподавателем она была отличным! Немецкий её ученицы знали хорошо. Елизавета не жалела времени на индивидуальную работу с девушками. Если воспитанница чего-то не понимала или не выучивала, Лиза вцеплялась в неё мёртвой хваткой и не оставляла в покое, пока не достигался необходимый результат.
А с сотрудницами Елизавета работала уже второй год, и тоже очень успешно. И ведь Кристина Александровна прекрасно об этом знает, и , тем не менее, решила применить такую строгую меру за впервые случившийся прокол!
За работу с сотрудницами – студентками преподаватели, разумеется, получали очень хорошую доплату. Но сейчас это было не главное. Такое отстранение – это позор! Пятно на безупречной репутации, да ещё и безжалостный удар по самолюбию.
Лена с Галиной Алексеевной обменялись расстроенными взглядами. Заведующая сейчас очень переживала за своих сотрудниц. Обычно она везде стояла за своих воспитателей горой, но в ситуации с Елизаветой Галина Алексеевна бессильна была что-нибудь предпринять. Кристина Александровна права – подобное решение она имела право принять единолично.
А вот за Инну можно было ещё побороться! Окончательное решение о мерах взыскания по отношению к ней будет приниматься голосованием всех присутствующих. Именно поэтому на подобные заседания дисциплинарной комиссии всегда приглашались заведующая отделением, ответственный воспитатель студентки и её преподаватели: основной и старший по предмету.
Куратор добавила:
- До окончания заседания «Комиссии» вы, Елизавета Вадимовна, остаётесь преподавателем Инны Владимировны, поэтому при окончательном решении будете иметь такое же право голоса, как и все остальные.
- А теперь я хотела бы выслушать Инну Владимировну, - она повернулась к девушке. – Объясните, пожалуйста, как такое могло произойти. Вы помните, что указано в вашем контракте?
- Да. Помню, - ответила Инна.
Но Кристина Александровна выложила на стол копию контракта Инны.
- Здесь отмечено, что вы, поступая на работу в «Центр», добровольно соглашаетесь использовать большую часть выходных, а, возможно, и все – как понадобится – для личного обучения. И, если вас это перестало устраивать – вы можете в любое время разорвать контракт, уволиться и вернуться в свой базовый колледж.
Так же и мы имеем право расторгнуть с вами договор – при ненадлежащем выполнении вами учебных обязанностей.
- Инна Владимировна! Настало такое время? – строго спросила куратор.
Инна вздрогнула и горячо заговорила:
- Нет! Конечно, нет! Я очень хочу работать! Я не мыслю своего существования без работы здесь! Очень прошу не отстранять меня, применить другую меру взыскания! Дайте мне ещё один шанс, пожалуйста! Я обещаю: такого больше не повторится!
- Тем не менее, объяснитесь! – холодно произнесла Кристина.
- У меня в последние 10 дней появились некоторые личные проблемы, - начала Инна. – Я вынуждена была чаще уезжать в выходные, чтобы их решать. Я понимаю – это не оправдание. Но я, и уезжая, готовилась, не прекращала занятий. Эту тему по немецкому я действительно плохо проработала, но, большей частью, потому, что недостаточно её поняла.
Елизавета Вадимовна мне на занятии в пятницу всё разъяснила и потребовала пересдачи во вторник.
В воскресенье я оставалась в «Центре», не уезжала, но готовилась больше к химии, потому что в понедельник мне был назначен «срез».
- Это тоже пересдача? – сурово спросила куратор.
- Нет! Запланированный! По программе моего индивидуального обучения. А немецким я собиралась заняться во вторник с утра. Но…
Инна умоляюще обвела взглядом своих коллег.
- Так получилось, что мне очень надо было уехать. Срочно! И неожиданно! Я попросила Елизавету Вадимовну меня отпустить. Пообещала ей, что всё выучу к зачёту! Но в четверг утром я всё равно должна была ей тему ответить. Так мы договорились!
А ей неожиданно назначили замещение – на третьем курсе, за заболевшего педагога, и она не имела времени меня проверить. Но я уверила Елизавету Вадимовну, что готова. Я действительно готовилась, и думала, что справлюсь. Но… переоценила свои знания.
Инна замолчала.
- Инна Владимировна! – вкрадчиво спросила куратор. – А если бы воспитанница вам предоставила такое объяснение, вас бы оно удовлетворило?
- Нет, - покачала головой Инна. – Конечно, нет. Но я же не оправдываюсь! Я признаю свою вину полностью.
- Значит, вы признаёте, что свои личные проблемы ставите выше вашего долга и обязательств по контракту? – уточнила Кристина Александровна.
Она холодно смотрела на Инну, и в её взгляде не прослеживалось ни намёка на какое-то сочувствие к девушке. Лена поняла, что Кристина уже вынесла Инне приговор, и теперь спасти подругу будет трудно.
- Нет, Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Это не так! Обычно я так не поступаю! Но сейчас у меня были особые обстоятельства.
- Какие, Инна? – впервые подала голос Галина Алексеевна. – У тебя какое-то несчастье? Болен кто-то из родных? Но ты должна была со мной поделиться! И с Еленой Сергеевной!
Куратор вопросительно взглянула на Лену. Девушка отрицательно покачала головой.
- Получилось, что твои непосредственные руководители ничего о твоих проблемах не знали, - продолжала Галина Алексеевна. – Как же так? Объясни нам. Ведь сейчас решается твоя судьба!
- Галина Алексеевна, - Инна вздохнула. – Нет никаких несчастий и болезней. У меня возникли проблемы с моим другом, и я очень хотела их решить.
У молодой воспитательницы на глазах выступили слёзы.
- Поня-я-тно, – протянула Кристина Александровна. – Инна!
Лена отметила, что куратор впервые за всё время заседания обратилась к девушке по имени, не так официально.
- Я понимаю, тебе ещё 19 лет, и ты хочешь иметь отношения с молодыми людьми. Но, такая работа, как у тебя, предполагает наличие зрелости и ответственности. А ты, похоже, не справляешься с работой, учёбой и личной жизнью одновременно!
- Галина Алексеевна, - обратилась она к заведующей. – Как Инна Владимировна работает? Ваше мнение.
- Превосходно она работает! – тут же отозвалась Галина Алексеевна. – У неё одни поощрения, никаких замечаний! Вот, посмотрите.
Она передала куратору ксерокопию соответствующего раздела личного дела Инны. Кристина быстро просмотрела и задумчиво кивнула.
- С Еленой Сергеевной и Марией Александровной у них отличная команда, – добавила Галина Алексеевна. – Их группа уже на втором месте! А была на девятом – полгода назад.
Куратор отложила документ.
- Уважаемые коллеги, ещё есть у кого-нибудь вопросы к Инне Владимировне?
Все молчали.
- Хорошо. Тогда приступаем к обсуждению. Я выдвигаю своё предложение.
Кристина немного помолчала.
- Я считаю, что Инну до конца учебного года необходимо отправить в её базовый колледж! – твёрдо заявила она.
У Инны перехватило дыхание. В глазах отчётливо промелькнул испуг.
- Но! – продолжала куратор. – Учитывая, что с основной работой она справляется хорошо, я не буду настаивать на абсолютном увольнении. Я предлагаю перевести Инну на это время на должность «воскресного» воспитателя, чтобы у неё полностью не терялась связь с «Центром». Но с нагрузкой не более двух воскресений в месяц.
За это время Инна повзрослеет, решит личные проблемы, наверняка осуществит «рывок» в учёбе. А после сессии мы примем её на прежнюю должность.
- Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко! Я уже не мыслю себя без своей работы, мне…будет очень трудно это пережить!
- А вы чего ожидали, интересно? – холодно ответила Кристина. – Вы считаете, что за вторую тройку в семестре мы должны вам премию выписать? Именно в этом и будет заключаться ваше наказание, Инна Владимировна! В том, что вам придётся это пережить!
- Кристина Александровна, - вступила Лена. – Я очень прошу вас не выдвигать это предложение! Если Инна сейчас уйдёт – пострадает в первую очередь наша группа. Инна отлично работает! Будет практически невозможно подобрать ей равноценную замену.
Я, как ответственный воспитатель, обещаю вам взять под особый контроль её успеваемость!
- Елена Сергеевна! Вы не обязаны этого делать. У вас хватает своих основных обязанностей! А «Центру» не нужны воспитатели, успеваемость которых приходится брать под особый контроль. Я оставляю своё предложение!
- А я согласна с Еленой Сергеевной! – заявила Галина Алексеевна. – Я тоже совершенно не готова сейчас лишиться такого дежурного воспитателя, как Инна! Это будет ощутимая потеря для всего отделения.
Моё предложение – назначить Инне штраф. Довольно ощутимый, не меньше её месячного оклада! Пусть она остаётся на работе, но месяц фактически будет работать бесплатно.
- Хорошо, - кивнула куратор. – Теперь у нас два предложения. Есть другие? Елена Сергеевна!
- Я тоже за штраф! – быстро и уверенно проговорила Лена.
Теперь всё зависело от решения Маргариты Евдокимовны и Лизы. Если они поддержат предложение куратора – Инна однозначно отправится в свой колледж!
У Лены сжималось от страха сердце. Сейчас девушка очень отчётливо ощутила, как ей не хочется потерять Инну на такой большой срок! А то и навсегда! Ведь совсем не обязательно, что через полгода Инне разрешат вернуться назад, в 204-ую группу.
- Маргарита Евдокимовна, вы что скажете? – спросила Кристина Александровна.
Старший педагог ответила не сразу. Она внимательно оглядела всех присутствующих. Кристина смотрела на неё уверенно и выжидающе, Инна – с тревогой. Лена и Галина Алексеевна внешне не показывали своего волнения, хотя это было и нелегко. Елизавета вообще не поднимала глаз.
- Я считаю, - начала Маргарита Евдокимовна, - что отправлять Инну в базовый колледж – это слишком строгое наказание, а штраф – недостаточное. Моё предложение – временное отстранение. Например, на 3 недели, до Нового Года. А потом у Инны ещё 10 дней усиленных занятий вместо отпуска! Получится больше месяца. Пусть остаётся в «Центре», но всё время посвящает занятиям. Мне кажется, что месяца временного отстранения Инне будет достаточно, чтобы сделать выводы.
Кристина кивнула и посмотрела на Елизавету:
- Елизавета Вадимовна, вам слово.
- Штраф. В размере месячного оклада, – лаконично и твёрдо произнесла Лиза.
Лена внутренне ахнула.
«Вот это да! Молодец, Лиза! Не стала Инну «топить», хотя сама из-за неё сильно пострадала!»
- В итоге, за штраф у нас три голоса из пяти, - с явным сожалением констатировала куратор. – Что же, это и будет окончательным решением дисциплинарной комиссии!
Инна Владимировна, вы остаётесь на работе. Я обязываю вас пересдать зачёт на «отлично» не позднее понедельника.
- Хорошо, - с облегчением кивнула Инна.
- Всё, уважаемые коллеги. Заседание окончено. Все свободны.
Инна вскочила, пробормотала «до свидания» и быстро вышла из зала. Лена, тоже поспешно попрощавшись, направилась вслед за ней.
Остальные пока оставались за столом. Елизавета и Кристина Александровна сидели рядом.
- Лиза, - начала куратор.
- Да, Кристина.
- Я надеюсь, ты поймёшь меня правильно. Во всём этом – ничего личного. Я не могла поступить по-другому!
- Я понимаю, - ровным голосом произнесла Елизавета. – Ты выполнила свой долг.
Она встала и обратилась к присутствующим:
- Если вы не возражаете, я пойду. До свидания.
После чего тоже покинула помещение.
- Ну что, всё-таки отстояли, – с улыбкой сказала Кристина Галине Алексеевне.
- Да, - серьёзно ответила заведующая. – И я очень рада! Инна виновата, но тут надо было гибко подойти. Больше у неё проблем с учёбой не возникнет, я уверена, а отделению даже её временное увольнение причинило бы вред.
И ещё. Отстранение Елизаветы будет для Инны дополнительным наказанием, и очень даже серьёзным.
Инна быстро шагала по коридору по направлению к жилому отсеку. Лена с трудом догнала её у небольшого холла, в котором стояли кресла и журнальные столики, а стены были отделаны в розовых тонах. Она схватила подругу за руку и вынудила остановиться.
Инна была в отчаянии, по лицу стекали слёзы, девушка смотрела на Лену непонимающим взглядом, пока ещё не в силах осознать и принять свалившееся на неё несчастье.
Лена её понимала. Для Инны всё перевернулось в один миг! Ещё с утра она была успешным, уверенным в себе сотрудником, а сейчас получила дисциплинарное взыскание, и к тому же серьёзно подвела свою подругу.
Лена обняла девушку, подвела к окну и тихо ободряюще сказала:
- Инна, всё уже позади. Это неприятно, но ведь могло быть гораздо хуже! Представь, если бы тебя действительно отстранили, даже на месяц! Но я тебе очень сочувствую. Правда.
Инна, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась у Лены на плече. Сквозь слёзы она проговорила:
- Не знаю, как я это переживу! Со мной-то всё хорошо решилось, благодаря вам! Но, Лена, как я Лизу подвела! Как я теперь ей в глаза буду смотреть? А она так благородно со мной поступила… Ведь её голос оказался решающим.
- Да она должна была Кристину поддержать! – голос Инны сорвался на крик. - И отправилась бы я наверняка в свой колледж! Такой позор!
- Инна, ты же знаешь, Лиза не мстительная. Но, если честно, я удивлена! Буквально перед заседанием она была настроена очень решительно, собиралась требовать для тебя временного отстранения. Не знаю, почему она передумала.
Инна вздрогнула: её телефон завибрировал.
- Это Лиза! – испуганно сообщила она Лене, взглянув на дисплей.
- Так отвечай! – нетерпеливо воскликнула Лена.
- Да, - дрожащим голосом проговорила Инна.
- Ты где? – требовательно спросила Елизавета.
- Мы с Леной в «розовом» холле.
- Ждите меня там! – отчеканила Лиза и отключилась.
Она влетела в холл уже буквально через минуту – как обычно энергичная и насмешливая, без малейших признаков уныния. Быстро подошла к девушкам, внимательно посмотрела на заплаканную Инну и воскликнула:
- Всё! Реветь заканчивай! Ты же воспитатель! Должна любые удары судьбы стойко переносить, а ты расклеилась. С воспитанниц своих бери пример, с той же Левченко, например. Думаешь, ей легче, чем тебе? А часто она вот так, как ты, слёзы проливает?
- Лиза, – сквозь слёзы еле выговорила Инна. – Прости меня! На коленях буду просить! Пожалуйста!
Она вырвалась из Лениных объятий и действительно попыталась упасть на колени.
- Стоп! – подхватывая её, закричала Лиза. – Совсем с ума сошла? Ты что вытворяешь? Не переживай! Считай, что ничего не было. А то, что было, давай забудем! Ты виновата, но и я не меньше. Я, действительно, не должна была делать тебе поблажку. Надо было поступать как…
Она обернулась к Лене и насмешливо процитировала: «Молодой педагог»!
- Лиза, сейчас стукну! – покраснев, предупредила Лена.
- Ага! И получишь взыскание! За драку в помещении «Центра». Вот уж точно отправишься в базовый колледж!
Лена не выдержала и рассмеялась. Инна тоже улыбнулась сквозь слёзы.
- Инна, не кисни, – продолжала Елизавета. – Ничего страшного не произошло. Ну, вычтут у тебя из зарплаты! Не купишь новую шубку! Но ведь переживёшь?
- Да Лиза! – закричала Инна. – Нужна мне эта шубка! Я за тебя расстроилась!
- А у меня куча времени освободится. Наконец-то смогу хотя бы часть его проводить так, как мне хочется. Например, лёжа на диване и устремив глаза в потолок.
- Лиза, – серьёзно сказала Инна. – Меня не отстранили во многом благодаря тебе. Твой голос был решающим! Почему? Ты… столько великодушия…
Она всхлипнула.
- А я ещё и вышивать могу… - насмешливо начала Лиза. Но не выдержала и продолжила эмоционально:
- Почему-почему! Ну не смогла я, вот почему! Да, я хотела предложить временное отстранение! И даже не потому, что очень на тебя рассердилась, а просто считала это правильной мерой.
Но уже на заседании, когда Кристина лишила меня преподавания, я испытала такое отчаяние! И представила, что бы со мной было, если бы меня совсем от работы отстранили. Прямо через себя эти ощущения пропустила, и так тебя жалко стало… Обрекать подругу на такой ужас из-за паршивой тройки! И тебе, и мне, да и Лене это трудно было бы пережить.
Елизавета махнула рукой.
- Это Кристине всё «до лампочки»! «Вам придётся это пережить! В этом и будет заключаться наказание!» - передразнила она. – А вот ей и обломилось!
Лиза озорно улыбнулась:
- Я, честно говоря, ещё и очень на неё разозлилась. И, когда мой голос оказался решающим, подумала: «Вообще никакого отстранения не дождёшься – ни полного, ни временного!» И проголосовала за штраф.
- Спасибо! – с чувством, вытирая слёзы, сказала Инна. – Ты меня спасла.
- Была и ещё одна причина.
Лиза испытующе посмотрела на Лену.
- Я хотела уважаемой Елене Сергеевне дать небольшой урок великодушия.
- Мне? – удивилась Лена.
- Ну да. Знаешь, Лена, я сегодня плотно побеседовала с твоей Соней. Вот ей бы точно хоть капелька великодушия с твоей стороны не помешала.
- Лиза! Нельзя же быть такой непоследовательной! – возмутилась Лена. – Сегодня за обедом ты громче всех выступала, что Соня – мерзавка, и надо её проучить, как следует! А сейчас – что за заявочки?
- Но тогда я ещё с ней не разговаривала, - усмехнулась Елизавета. – Лена, она у тебя невероятно морально подавлена. Светлана права. Такое ей не по силам! А она ещё девчонка!
Знаешь, Соня со мной сегодня советовалась, как ей искупить свою вину и перед тобой оправдаться. Я ей ответила, что не знаю! А потом стала думать и поняла, что знаю. Никак! Никак ей не оправдаться, что бы она ни делала, как бы ни старалась!
Ей может помочь только милость с твоей стороны! Причём, проявленная не за какие-то поступки, а просто так.
Ты из милости можешь дать ей некоторые послабления! Хотя бы немного уменьшить своё презрение! Чуть-чуть позволить ей вздохнуть!
Если даже ты по-прежнему будешь очень строго её наказывать физически – она всё равно это почувствует.
А ещё, Лена…
Лиза немного помолчала.
- Мне кажется, тебе и самой это нужно. Ты переживаешь, ты очень напряжена. Вот я проявила сегодня подобную милость к Инне, правда?
Просто решила: «Да, она передо мной виновата, но я её прощаю и не буду портить ей жизнь»
Конечно, Инна не Соня, и проступки их не сравнить. Но, Лена, мне сразу стало намного легче. И у тебя может так получиться! А вдруг и Марине станет от этого лучше? Есть же какие-то высшие силы! Попробуй сделать первый шаг.
- Ты думаешь? – пробормотала Лена.
Под таким углом ситуацию она не рассматривала.
- Этот только совет. Решать тебе, - ответила Елизавета.
Лена вздохнула:
- Сонька уже и тебя положительно к себе настроила. Умеет она это!
- Ну… - Лиза немного смутилась. – Не совсем так. Я ей обещала, что не буду её преследовать. И только! А начало разговора у нас очень бурным было. Я ей заявила, что она дрянь и змея, и что в воскресенье я, как ответственный дежурный, заявлюсь к вам с белым платком проверять её уборку.
- Лиза! Не надо! – потрясённо воскликнула Инна. – Да ты что?
- Не буду, - Елизавета легонько похлопала подругу по плечу. – Не волнуйся.
- Лиза, а как она отреагировала? – поинтересовалась Лена.
Елизавета помрачнела.
- Плохо. Вернее, хорошо. Тьфу, запуталась! Короче, я ожидала невозмутимости и какого-нибудь гордого взгляда. Что должно было означать: «Ну и подумаешь!»
А она посмотрела на меня с таким ужасом, как будто у неё вся жизнь рухнула, зарыдала и грохнулась на пол. В прямом смысле!
Лена с Инной удивлённо переглянулись.
- На колени, что ли? – спросила Лена.
- Да нет! Её просто ноги перестали держать.
Я её с трудом подняла, закутала в халат, усадила в кресло и кофе отпаивала. Ей действительно очень плохо было! Ты разве потом не заметила, когда она в группу пришла?
Теперь смутилась Лена.
- Да нет. Она вполне прилично выглядела. Упомянула, правда, про насыщенный с тобой разговор, но я с ней эту тему не развивала. А потом она ещё «безлимитку» у меня вытерпела!
- Молоток! – восхитилась Лиза. – Правда, она ещё у меня более-менее успокоилась, и мы поговорили.
Лена, мне кажется, ты не совсем верно оцениваешь, что Соня на самом деле чувствует. Я вообще не представляю, как она с этим справляется!
- А я как справляюсь? – эмоционально возразила Лена. – Удар за ударом! У меня одна подруга в реанимации, неизвестно, поправится или нет!
Вторая, - она указала на Инну, - чудом меня не покинула!
- Не чудом, а благодаря моей милости. Чувствуешь разницу? – возразила Лиза.
- Чувствую, - вздохнула Лена.
Внезапно её лицо просветлело.
- Лиза! – воскликнула она. – Я, конечно, такую базу под свои поступки не подводила, но милость я к Соньке сегодня уже проявила, это точно! Намекнула, что у неё есть шанс стать сотрудником! И рассказала, как готовят воспитателей. Под расписку о неразглашении.
- Вот это да! – выдохнула Инна.
- Но только потому, что Галина Алексеевна просила. Вернее, не просила, а оставила это на моё усмотрение.
Елизавета смотрела на Лену восхищённо, но с оттенком сочувствия.
- Лиза, ты что? – растерялась Лена.
- Я поражена! – качнула головой Елизавета. – Это милость в тройном размере! Да, Галина Алексеевна тебе сказала, что неплохо бы Соне об этом узнать, чтобы свой шанс не упустить. Я же тоже при этом разговоре присутствовала, но я никак не думала, что ты на это пойдёшь. Ведь ты своим поступком практически уже поставила её в наши ряды! Ты разве не понимаешь?
- А ты не слишком оптимистично смотришь на вещи? – Лена недоверчиво прищурилась.
- Лена, – снисходительно произнесла Елизавета. – Этот ваш разговор состоялся непосредственно перед заседанием комиссии?
- Почти.
- Так вот ты сейчас придёшь в группу и убедишься, что Соня уже другая! Она в этот шанс зубами вцепится, это же её спасение! И она добьётся, вот увидишь.
- Так что, готовьтесь, девчонки, - рассмеялась она. – Скоро ваша Левченко будет с нами на педсовете сидеть!
- Лиза, - не соглашалась Лена. – Это не просто, такое мало кому удаётся!
- Да? Ты просто не знаешь! Только сейчас на нашем отделении четыре таких воспитателя! И я ещё не обо всех знаю. Ведь такая информация потом даже между сотрудниками не распространяется. Я знаю потому, что лично наблюдала такое перемещение из воспитанниц в воспитатели. А один такой случай произошёл как раз в моей группе!
- А кто? – с интересом спросила Инна.
- Инна! Нетактичный вопрос! – возмутилась Лиза. – Ещё раз говорю, никто их не выдаёт! Ни другим сотрудникам, ни, конечно, воспитанницам! Только, если они сами захотят рассказать.
А Соне этой искры надежды будет достаточно. Ты можешь больше вообще ничего и не делать. Теперь она справится!
- Если справится, её счастье, - недовольно проворчала Лена. – Вот и забирай её потом в свою группу. Отлично сработаетесь!
- Да, – рассмеялась Лиза. – Я думаю, мы бы сработались!
Соне пришлось вытерпеть всё, что Лена определила на её долю. Вот только выполнить приказ воспитателя – думать во время наказания о своём поступке – воспитанница не смогла. Все силы она бросила на то, чтобы вести себя достойно. После разговора с Леной Соня не сомневалась, что теперь каждый её шаг будет контролироваться руководством, а ведь все наказания наверняка записываются! А Соня твёрдо решила бороться за своё будущее всеми возможными способами.
Закончив порку, Лена применила обезболивание, освободила наказанную от фиксирующих ремней и велела ей оставаться на кушетке, а остальным воспитанницам – вернуться к занятиям. Сама же подсела за стол к Марии Александровне, и они тихо заговорили.
Соня лежала, постепенно приходя в себя от жуткой боли, и невольно прислушивалась к разговору воспитательниц. Вообще-то, теоретически девушка ничего не могла слышать. Кушетка располагалась на достаточном отдалении от стола, а беседовали воспитатели почти шёпотом.
Однако у Сони была одна особенность, которая раньше всегда помогала ей в работе и часто приводила в ужас и смущение её поднадзорных: девушка обладала уникальным тонким слухом. Она способна была чётко слышать тихий разговор даже за закрытыми дверями. Вот и сейчас Соня различала разговор воспитателей без особых усилий.
- Маша, - говорила Лена. – Я ухожу на дисциплинарную.
- Уже? – испуганно спросила Мария Александровна.
- Пора, - вздохнула Лена. – Начало в полдевятого.
- Лена… - Маша немного помолчала. – Ты даже не представляешь, как мне жаль… Так переживаю!
- Спасибо за сочувствие. Я тоже.
- Лен, а есть надежда на благоприятный исход?
Лена огорчённо покачала головой.
- Почти никакой. Кристина в бешенстве! И Лиза заняла принципиальную позицию… Я только что с ней говорила: она собирается настаивать на отстранении.
- Полном? – ахнула Маша.
- Нет. Временном.
- Лена! – быстро и возбуждённо заговорила Маша. – Но ты же с Лизой в отличных отношениях! Вы даже дружите, можно сказать! Неужели ты не можешь её упросить? Это же так важно! Мнение Лизы будет очень много значить. Временное отстранение – тоже серьёзная мера.
- Да я знаю! – Лена закусила губу. – Но я не могу, Маша! Не могу! Я не имею права пользоваться своими дружескими отношениями. У меня они со многими дружеские, понимаешь? И это не значит, что мы должны в таких принципиальных вопросах этим руководствоваться и идти друг у друга на поводу. Не место тут личному!
Соня была так поражена, что даже почти забыла про свои страдания.
«Значит, у неё неприятности! – ошеломлённо думала она. – И, похоже, довольно серьёзные, раз она идёт на дисциплинарную комиссию и ожидает отстранения! Что же она такого сделала, интересно? На первый взгляд – работает безупречно»
Соня и сама удивилась, но она не испытала сейчас никакого злорадства. Наоборот…даже как-то посочувствовала Лене. Она отлично могла себе представить, что для воспитателя «Центра» будет означать отстранение от работы! Соне в этот момент даже не пришло в голову, что ей-то как раз в случае отстранения Лены будет намного легче жить.
«Носится со своими принципами! – недовольно подумала воспитанница. – Конечно, если от Елизаветы что-то зависит, надо её уговаривать! Да ещё как! На колени упасть, если понадобится! Хотя… Именно из-за этих принципов Лена мне сегодня про мой шанс рассказала!»
«Личному здесь не место!» - вспомнилось девушке.
«А я бы не рассказала, – огорчённо подумала она. – Ни за что! У меня другие принципы. Вот такая я… ну, не будем обзываться!»
- Лена! – спросила тем временем Маша. – А ты сама что будешь говорить?
- Буду просить ограничиться штрафом, - вздохнула Лена. - Очень буду просить! Но, Маша, я не знаю, поддержит ли меня кто-нибудь?
Соня была страшно заинтригована! Она бы многое отдала, чтобы узнать, о чём идёт речь.
«Может, она проверку на детекторе не прошла? Нет, ерунда! Тогда бы не было никакого выбора! Однозначно – увольнение, и – воспитанницей в «Центр». Ей же ещё девятнадцать, а штрафы за нравственные нарушения платят только после 21-го!»
Представив на минуту, как Лена оказывается в их группе не воспитателем, а воспитанницей, Соня улыбнулась.
«А меня – её «шефом» сделать. Совсем будет блеск!»
«Размечталась, - тут же одёрнула себя девушка. – Да они за свои места зубами должны держаться! Какие там нравственные нарушения? Наверное, просто неточное выполнение какой-нибудь инструкции»
- Лена, – Маша немного помолчала. – А Юльку… ты и в самом деле отправишь в карцер?
Соня замерла.
- Нет, – покачала головой Лена. – Карцера я Юле не желаю. Пропесочим на педсовете, как следует. Пусть через это пройдёт, встряхнуть её надо! Ну, а потом разыграю сцену великодушия. Маша, я очень на неё сердита и накажу эту красавицу очень сурово! Ещё, правда, не решила, как, но не карцером. Слишком это жестоко. Юля такого не переживёт, карцер её сломать может.
«Вот блин! – от изумления Соня чуть не слетела с кушетки. – Проклятье, как некстати этот бойкот! И предупредить Юльку не смогу. Она же до одиннадцати от волнения совсем загнётся!»
Лена заметила, что Соня вертится на кушетке, и поинтересовалась:
- Левченко, ты уже можешь встать?
- Не знаю, - честно ответила Соня.
- Попробуй! – приказала воспитатель.
- Слушаюсь.
Соня попробовала, но безуспешно. Она не могла не только встать, но даже спустить с кушетки ногу. Малейшее движение отдавалось дикой болью, и это – несмотря на обезболивание, которое уже немного начало действовать к этому моменту.
Впрочем, ничего удивительного в этом не было: ведь девушке пришлось перенести уже третью порку за сегодняшний день! К тому же – «безлимитку»! При подобной порке, и даже совсем не по «восьмому» разряду, а гораздо по более щадящему, девочки обычно уже к середине наказания рыдали и умоляли о пощаде, не в силах больше терпеть. Но от Сони Лена ничего подобного не дождалась (да, собственно, и не ожидала). Однако воспитательница сделала всё возможное, чтобы наказание показалось провинившейся сущим адом!
Соня поняла, что ей придётся несладко, уже тогда, когда Лена тщательно и добросовестно зафиксировала ей руки и ноги ремнями. Обычно при порке ремнём воспитанниц привязывали редко. А уж, если привязали – значит, пороть собираются долго и особенно больно. Психологически это очень действовало, ещё до начала наказания накатывал жуткий страх, и терпеть становилось ещё труднее.
Оставив распластанную на кушетке жертву ожидать возмездия, Лена, не торопясь, сходила в кабинет и вернулась, держа в руках кожаную плётку-многохвостку светло-коричневого цвета. Соня невольно наблюдала за своей мучительницей, не отрывая от неё глаз.
- Возможно, пригодится, - усмехнулась Лена, водворяя плеть на стол.
Тут же, на этот раз не медля, она вынула из чехла на поясе ремень и подошла к Соне справа.
- Что же, приступим. За злостное невыполнение приказа воспитателя ответишь по всей строгости. Думай и делай выводы. Поняла?
С этими словами воспитательница сильно размахнулась и хлёстко ударила провинившуюся по ягодицам, протянув в момент удара ремень на себя.
На попе тут же вздулась красная широкая полоса. Соня слегка дёрнулась, но не издала даже стона, хотя боль оказалась едва терпимой.
- Поняла, Елена Сергеевна, - с трудом выговорила девушка, и только после этого позволила себе глубоко вдохнуть.
- Очень хорошо! – энергично отозвалась Лена и наградила воспитуемую ещё одним впечатляющим ударом.
«Блин! Сразу так сильно! И с протяжкой!» - промелькнуло у Сони, а потом ни на какой анализ у воспитанницы уже не оставалось сил. Поначалу она ещё пыталась расслаблять мышцы после очередного удара, но вскоре оставила эти попытки. Нет, при такой порке было не до этого! Боль поглощала полностью, заполняла каждый уголок сознания. Между ударами наказываемая едва успевала глотнуть немного воздуха, хотя поначалу воспитательница выдерживала между ними достаточные паузы.
Соня по опыту знала, что при длительной порке обычно трудно вытерпеть самое начало, а потом начинаешь хоть как-то адаптироваться, и может наступить некоторое облегчение. Пусть небольшое, но эта микропередышка даёт шанс достойно вытерпеть оставшуюся часть наказания. Однако на этот раз Лена не дала жертве возможности приспособиться и получить послабление: она постоянно меняла ритм порки.
За некоторым количеством размеренных сильных ударов следовала серия быстрых, почти без пауз между ними, безумно мучительных! Боль при этом пронизывала тело насквозь, собственно, это ощущалось даже не как боль, а как сплошная непрекращающаяся мУка. Деться было некуда, ремни держали крепко. Когда удары сыпались без перерыва, у Сони перехватывало дыхание, и рвался наружу какой-то звериный крик. Огромным усилием воли девушке удавалось в последний момент удержать этот крик, растворить его внутри себя. Лицо скоро стало мокрым от пота и непроизвольных слёз, губы несчастная покусала в кровь, но не позволяла себе даже застонать! Ремень оставлял на попе всё новые и новые следы, широкие багрово-синие полосы накладывались друг на друга, пересекались, а вскоре Лена начала активно пороть и по бёдрам. Тоже сильно, с протягом, и без всякой системы: то выдавала подряд 10 жёстких ударов по ногам от складки под ягодицами до самой подколенной ямки, то переходила на попу, то внезапно хлестала опять по бёдрам, на этот раз - наискосок.
Соне казалось, что вытерпеть такое невозможно, до конца порки она не доживёт! В то же время девушке ещё хватало сил осознавать, что Лена чётко контролирует ситуацию. Воспитательница заканчивала свою «быструю» серию и вновь переходила на размеренные удары именно тогда, когда у наказываемой совсем кончался воздух в лёгких, и начинало темнеть в глазах.
«Всё чувствует! Профессионал!» - судорожно вдыхая и пытаясь не завопить от сильной боли, думала Соня. И вот что странно – думала даже с оттенком уважения!
В какой-то момент Соне стало совсем плохо, боль разлилась широкой волной и казалась запредельной. Девушка с облегчением поняла, что сейчас потеряет сознание. Однако Лена тут же прекратила порку, хотя уже занесла ремень для следующего удара.
- Прервёмся немного, - она обошла кушетку и встала у головы воспитуемой. Соня лежала без сил, поднять голову и посмотреть на Лену, как это было положено по инструкции, она не смогла.
Лена бесцеремонно взяла Соню за волосы, приподняла её голову с кушетки и заглянула в глаза своей жертвы.
- В «Центре» следует приказы воспитателя выполнять неукоснительно и молниеносно! – жёстко, стальным голосом произнесла она. – А ты за неделю допускаешь такое серьёзное нарушение второй раз. Надеюсь, наказание тебя образумит!
- Да, Елена Сергеевна, - небольшая передышка принесла Соне облегчение, она нашла силы ответить почтительно.
Лена отпустила волосы воспитанницы и вернулась в исходную позицию.
«Нет! Только не сейчас! Ещё немного!» - взмолилась про себя Соня. Она не представляла, как дотерпит порку до конца.
Лена внимательно осмотрела выпоротые ягодицы наказанной, прощупала показавшиеся ей подозрительными участки.
Этот «массаж» показался Соне не менее мучительным, чем сама порка, она плотно сжала губы и слегка завертела попой, так легче было терпеть.
- Лежать смирно!
Лена сильно шлёпнула воспитанницу ладонью по правому бёдру.
- Слушаюсь.
Соня замерла и теперь терпела молча, а воспитательница продолжала интенсивно разминать затвердевшие участки на её многострадальных ягодицах.
В классе стояла мёртвая тишина. Девочки сидели, не шелохнувшись. Мария Александровна невозмутимо, с непроницаемым лицом наблюдала за происходящим, не забывая кидать цепкие взгляды на воспитанниц.
- Пожалуй, твоей попе пока достаточно, - Лена распрямилась, достала платок и вытерла пот со лба.
«Неужели всё? – мелькнуло у Сони. – Нет…это вряд ли!»
- Продолжим!
В руках воспитательницы снова оказался ремень. Секунду спустя Соня дёрнулась от неожиданно резкой боли – Лена с размаху хлестнула её по голым пяткам. И тут же – ещё раз, пониже, по подошвам, и сразу же - ещё! Сильно, безжалостно, хладнокровно. Соне казалось, что ей в ступни забивают огромные тупые гвозди – настолько пронизывающей и тягостной одновременно была эта боль! Лодыжки девушки были прочно перехвачены широким ремнём, концы которого фиксировались к специальным перекладинам по бокам кушетки. Соня не могла отдёрнуть ноги, у неё получалось только слегка шевелить пальцами, естественно, это ничуть не спасало. Воспитательница продолжала пытку, через каждые 2-3 удара делая небольшие паузы.
- А ты как хотела?
Ремень опять с силой ударил по розовым ухоженным пяткам Сони. Девушка тихонько всхлипнула. Она чувствовала: ещё немного - и молча терпеть эту дикую боль станет невозможно.
- Восьмой разряд порку по ступням допускает, – спокойно сообщила Лена изнывающей под ударами воспитаннице. – В следующий раз не осмелишься не выполнить приказ воспитателя!
Соня потеряла счёт этим жутким ударам. Когда Лена, наконец, закончила, мучительная боль никуда не делась, ступни как будто горели в огне.
А воспитательница уже брала со стола многохвостку.
- Продолжим урок!
Плётка с размаху хлестнула провинившуюся поперёк спины. Лена порола наотмашь, тяжёлые хвосты плети с силой впивались в тело, оставляя на спине сочные красные полосы. После порки по пяткам Соне вначале показалось, что эту боль терпеть ещё можно. Но, если сначала плётка как бы обжигала тело, то вскоре девушке стало казаться, что удары пробивают спину насквозь. К тому же, Лена сменила технику: теперь она больше работала кистью. Быстрые толчковые удары следовали один за другим, кончики плётки остро жалили верхнюю поверхность спины, боль нарастала и разливалась по всему телу.
Лена постепенно усиливала воздействие, удары наносила часто и резко. По спине Соню пороли только второй раз, на нежной коже красные полосы сливались и перекрещивались, а боль становилась всё более нестерпимой. Теперь уже и спина несчастной горела огнём!
Соня не знала, как она всё это терпит, но терпела! Молча, и даже особо не двигаясь. Лежала, уткнувшись носом в кушетку, по лицу стекали злые слёзы.
- Спине достаточно, – услышала она голос воспитательницы. – Левченко, ты сделала выводы?
- Да, Елена Сергеевна, - выдохнула девушка.
- Слушаю тебя внимательно, - Лена опустила плётку, но держала её в руках наготове.
Соня, наученная горьким опытом, немедленно сказала проникновенным голосом:
- Простите меня, пожалуйста! Такого больше не повторится. Я буду выполнять приказы воспитателей немедленно и …
К горлу подступил комок, девушка всхлипнула и, боясь позорно разрыдаться, торопливо закончила:
- беспрекословно.
- Хорошо, - Лена вернула плётку на стол и взяла оттуда оставленный там ремень. – Выводы правильные, но нуждаются в закреплении. Получишь ещё 10 ударов по подошвам.
«Нет!» - мысленно крикнула Соня, но ремень уже хлестнул её по пяткам. Резкая боль пронзила тело до шейных позвонков, несчастная едва сдержала крик. А воспитательница продолжала пороть на этот раз без перерывов, сильно и точно обрушивая воспитательный инструмент на беззащитные подёргивающиеся подошвы.
Соне очень помогло знание того, что ударов будет десять. Иначе выдержки бы не хватило. Девушка не закрывала глаз, смотрела, не отрываясь, на небольшое белое пятнышко, выделяющееся на коричневом кожаном покрытии кушетки, изо всех сил старалась сосредоточиться на этом пятне, и про себя считала удары. Боль была просто дикой, но Соня терпела, хотя от каждого удара тело её невольно сотрясалось.
- Десять. Достаточно, - заявила Лена. – Левченко, а ты не находишь, что не только у меня должна просить прощения?
Соня тут же подняла голову и посмотрела на дежурную воспитательницу.
- Мария Александровна! Простите меня, пожалуйста! Прошу вас… Я обещаю, что исправлюсь. Не сердитесь…
Маша нахмурилась, встала, подошла к наказанной и внимательно осмотрела её. Результаты порки казались впечатляющими. На теле провинившейся, казалось, не было живого места. Ягодицы и бёдра пересекали широкие багровые и синие полосы, спина пламенела, подошвы судорожно подёргивались. Соня слегка извивалась на кушетке, лежать смирно было трудно: тупая пульсирующая боль в ступнях не давала покоя.
Лена насмешливо улыбнулась.
- Что скажете, Мария Александровна? В принципе, попа отдохнула, можем и продолжить…для более основательного закрепления.
Среди воспитанниц ощутилось некоторое шевеление.
Лена обернулась к классу.
- Все поняли, каково не выполнять приказы? – грозно спросила она.
- Да…
- Да, Елена Сергеевна… - вразнобой заговорили девушки.
Никто не решился попросить снисхождения для Сони. Во-первых, воспитанницы знали, что Елена Сергеевна этого не любит, а во-вторых…бойкот этот…
- Елена Сергеевна, я думаю, хватит, - Маша закончила осмотр и вернулась на место. – Урок был серьёзный. И не последний ведь, правда?
Лена кивнула.
- Хорошо. На этом закончим.
А Соня вспомнила, что вынуждена будет терпеть подобное ещё четыре раза! Но сейчас она была безумно рада, что всё позади. Она вытерпела эту «безлимитку». Вытерпела молча, достойно, и не допустила усиления наказания.
Вот только прошло уже больше пятнадцати минут, а боль во всём теле только начала отпускать, и пошевелиться было ещё трудно.
Предприняв по приказу Лены неудачную попытку подняться, Соня испытала прилив отчаяния и злости.
«Разве она имела право меня так жестоко наказать? Ведь есть же у них какие-то дневные нормы по ударам? Не может не быть! Так же совсем можно запороть, до изолятора! Я почти сознание теряла!»
Однако эти мысли как будто натолкнулись на жёсткий барьер, образовавшийся в мозгу Сони и составляющий теперь единое целое с ранее возникшим твёрдым стержнем.
«Успокойся! – твёрдо приказала девушка сама себе. – Не допускай никакого ропота и негативных мыслей. Это бесполезно, и тебе повредит. Елена не будет нарушать инструкции, и подвергать себя риску. Раз она так поступила, значит, имеет на это полное право! А тебе что она приказала ещё утром? Смиряться и делать выводы! Ты пока ещё воспитанница, и, если не будешь себя вести по-умному, то так ею и останешься! Будь добра выполнять её распоряжения. И так и поступай!»
Вняв голосу разума, Соня скромно и почтительно, как и положено по «Правилам» отвечать воспитателю, произнесла:
- Простите, Елена Сергеевна! Встать пока ещё не могу.
Лена бросила на наказанную немного удивлённый взгляд. Она явно уловила изменения, происшедшие во внутреннем состоянии Сони.
- Мария Александровна, - обратилась она к воспитателю. – Пожалуйста, наложите Левченко вторую облегчённую. Пусть пока лежит и выполняет задания прямо на кушетке.
- Хорошо, - кивнула Маша.
«Вторая облегчённая! Ничего себе! Это уже прогресс!» – Соня знала, что в этой мази присутствуют и обезболивающие компоненты.
Лена тихо сказала Марии Александровне:
- Всё, я ухожу! Пора.
Маша с тревогой посмотрела на неё:
- Удачи!
Лена кивнула и вышла из класса.
***
Ровно в восемь тридцать в малом конференц-зале «Центра», располагавшемся на первом этаже, началось заседание дисциплинарной комиссии. За круглым столом собрались шесть человек. Кроме Лены, Инны и Галины Алексеевны здесь присутствовали Елизавета, Маргарита Евдокимовна – старший педагог по курсу немецкого языка, и учебный куратор сотрудников Кристина Александровна.
Соня, невольно подслушав разговор Марии Александровны с Еленой, не совсем верно поняла ситуацию. У Лены никаких проблем не было. Неприятности возникли у Инны, и весьма значительные!
Сегодня сотрудницы-студентки второго курса колледжа сдавали важный тест-зачёт по немецкому языку, и Инна получила за него тройку. Подобное расценивалось как ЧП!
Когда воспитателей – студентов принимали на работу, они давали письменное обязательство учиться только на «отлично», и это прописывалось в их контракте.
Чаще всего, так и происходило. Допускались промежуточные «четвёрки», но темы, за которые они были выставлены, подлежали обязательной пересдаче.
За «тройки» сотрудницы получали серьёзные взыскания, вплоть до полного отстранения от работы. Если вдруг случалась «двойка» - воспитательницу однозначно увольняли с работы и отправляли продолжать обучение в её базовый колледж на срок, определённый комиссией – семестр, или год.
Такое случалось довольно редко, но всё же иногда имело место. Всё-таки воспитатели – живые люди, и разные могут быть обстоятельства…
Сейчас положение Инны усугублялось тем, что месяц назад девушка уже получала тройку – за итоговую контрольную работу по химии. Тогда тоже собиралась комиссия. Инне вынесли предупреждение и лишили предстоящего ей в январе рождественского десятидневного отпуска. Вернее, лишили оплаты за этот отпуск и возможности покидать в это время «Центр». Своеобразный «внутренний арест»!
Инна должна была все 10 дней оставаться в «Центре», жить в своей квартире, усиленно заниматься, а в конце периода сдать целый ряд зачётов по всем предметам. И это вместо отдыха в Греции, который она уже заранее спланировала!
Но повторная тройка в течение семестра – это было серьёзно, и сейчас последствия могли оказаться куда более плачевными.
Неудивительно, что и Лена, и сама Инна, да и Мария Александровна очень переживали и волновались.
Лена сидела рядом с подругой. Перед началом заседания она попыталась немного приободрить Инну, но без особого эффекта. Девушка была бледна и с трудом держала себя в руках.
Председательствовала на комиссии куратор Кристина Александровна, которая отвечала в «Центре» за обучение воспитателей-студенток. Она же сообщала сведения об их успехах в базовые учебные учреждения своих подопечных.
Кристине недавно исполнилось тридцать лет. Эту решительную требовательную и энергичную молодую женщину с твёрдым характером воспитательницы-студентки побаивались. Впрочем, должность обязывала Кристину Александровну быть с ними строгой: к обучению воспитателей в «Центре» подходили очень серьёзно, требования к ним были высокие.
Кристина Александровна начала заседание.
- Инна Владимировна! – обратилась она к побледневшей от волнения сотруднице. – Второй раз за этот семестр мы вынуждены собирать дисциплинарную комиссию по поводу вашей успеваемости.
Куратор говорила холодно и официально.
- Я сожалею, - тихо проговорила Инна.
- Я всем напоминаю, уважаемые коллеги, что Инна Владимировна сегодня сдала зачёт по немецкому языку на три балла! Причём, зачёт важный! Итоговый за семестр!
Кристина обвела взглядом всех присутствующих и опять посмотрела на Инну, на этот раз уже не беспристрастно, а возмущённо.
Инна не выдержала этого взгляда и опустила голову.
Выдержав небольшую паузу, куратор продолжала:
- Сначала я бы хотела выяснить у преподавателей, какие пробелы в знаниях у Инны Владимировны выявлены в процессе зачёта. Она плохо знает весь материал? Или какие-то отдельные темы?
Маргарита Евдокимовна раскрыла ведомость:
- Зачёт принимали мы с Елизаветой Вадимовной. В итоге: и по тесту, и по устному ответу у Инны выявлено недостаточное владение одной темой. Вот этой.
Она передала Кристине Александровне карточку с названием темы.
- Это важный раздел программы, - разъясняла старший педагог. Несмотря на хорошее знание предмета в целом, владение темой на таком уровне недопустимо! Поэтому студентка и получила посредственный балл.
Инна глубоко вздохнула и побледнела ещё больше. Лена под столом незаметно для остальных ободряюще сжала ей руку.
- Понятно. Тогда у меня вопрос к Елизавете Вадимовне, - произнесла куратор.
Елизавета подняла на неё глаза. Лиза тоже была бледновата и выглядела озабоченной.
- Елизавета Вадимовна! Вы основной преподаватель Инны Владимировны по немецкому языку. Именно вы непосредственно с ней работаете и проверяете её знания. Я просмотрела ваш журнал индивидуальных занятий.
Кристина раскрыла документ на нужной странице.
- Эту тему, с которой у Инны Владимировны возникли проблемы, она отвечала вам на той неделе, в пятницу, и уже тогда сдала вам её на тройку. Это так?
- Да, - тихо ответила Лиза.
- Тем не менее, в журнале не отмечено, что она пересдала вам этот материал на “отлично”. Нет вообще никаких записей о пересдаче! Как вы можете это объяснить?
Елизавета немного помолчала, собираясь с мыслями.
- Кристина Александровна, - начала Инна.
- Инна Владимировна, пожалуйста, помолчите! - строго сказала куратор. - Сейчас я хочу выслушать вашего преподавателя, а у вас будет возможность взять слово позже. Соблюдайте субординацию!
Инна покраснела и кивнула.
- Кристина Александровна, – начала объяснять Елизавета. - Инна не пересдавала мне эту тему. Пересдача была назначена на вторник. Но Инна сказала, что ей очень нужно во вторник с утра уехать из “Центра” по важному делу, и уверила меня, что к зачёту хорошо подготовится.
- И вы это допустили? Разрешили ей уехать? - удивлённо спросила куратор.
Елизавета молча кивнула.
Лена с Галиной Алексеевной изумлённо переглянулись. Они этого не знали и совсем не ожидали ничего подобного! Ситуация оказалась ещё серьёзней, чем они предполагали: получается, что Инна существенно подвела Елизавету.
Сейчас Лиза сидела притихшая и явно очень расстроенная. Это было необычно, но вполне объяснимо.
Елизавета была достаточно темпераментной и всегда держалась уверенно и смело. Однако в этот раз она допустила серьёзное нарушение инструкции и сейчас оказалась в очень трудном положении.
Лизу с Инной связывали прекрасные дружеские отношения. Поскольку Инне слова пока не давали, Елизавете приходилось объяснять ситуацию самой и фактически обвинять свою подругу. Что сейчас чувствует Инна, тоже можно было себе представить!
- Елизавета Вадимовна! – куратор повысила голос. - Вы прекрасно знаете, что темы, сданные даже на четвёрки, подлежат обязательной пересдаче! Причём, быстрой. Если назначена пересдача, преподаватель вправе не разрешить студентке уехать на выходной, более того, именно так он и обязан поступить.
А Инна Владимировна получила у вас тройку! И вы так спокойно к этому отнеслись, и тем самым способствовали её провалу на зачёте. Почему?
- Но она мне обещала, - тихо, не поднимая глаз, ответила Елизавета. - Сказала, что всё выучит. Что ей очень надо уехать!
- И вы пошли на нарушение инструкции? На риск? Как вы могли? Вы опытный педагог и воспитатель!
- Но Инна – тоже воспитатель! - воскликнула Елизавета. - Она же не воспитанница! Я ей поверила, вошла в её положение!
- Елизавета Вадимовна! Инструкции в “Центре” для того и существуют, чтобы их соблюдали неукоснительно, - отчеканила куратор. - Именно поэтому! Во избежание вот таких случаев! Вы не должны никому верить и ни за кого ручаться.
- Понимаю. Я допустила ошибку, - признала Лиза.
Но Кристина Александровна не унималась.
- Елизавета Вадимовна, вы ведь в дружеских отношениях с Инной Владимировной, насколько мне известно?
- Да, - подтвердила Лиза.
- И вы сделали ей такую поблажку именно потому, что она ваша подруга. Это так?
- Я не могу ответить однозначно.
- А вот я предполагаю, что именно личные близкие отношения с Инной Владимировной помешали вам выполнить свой долг! - сурово отрезала куратор. - Это недопустимо! Скоро эту тему будут проходить воспитанницы Инны Владимировны. Как она сможет их контролировать, если сама знает её на тройку?
- Елена Сергеевна, - неожиданно повернулась она к Лене. - Вы тоже педагог Инны Владимировны, по французскому, и вы тоже с ней подруги. И очень близкие! Верно?
- Да, - кивнула Лена.
- Я просмотрела ведомости успеваемости Инны Владимировны по всем предметам, в том числе и по вашему.
Куратор раскрыла журнал индивидуальных занятий Инны по французскому.
- Неделю назад она ответила вам одну из тем на четвёрку.
- Да, - подтвердила Лена.
- Расскажите, что было дальше. Пожалуйста.
- Но там отмечено, Кристина Александровна, - удивилась Лена. - Она пересдала мне эту тему на пятёрку через день, в свой следующий выходной!
- А Инна Владимировна не говорила вам тогда, что ей нужно уехать? Не просила вас разрешить пересдать позже?
«И откуда знает? - с отчаянием подумала Лена. - Основательно успела к комиссии подготовиться! Наверняка брала в архиве запись этого занятия»
Это было действительно так. Инна просила. Но Лена была неумолима. Она никогда не делала подобных поблажек, строго следовала инструкциям. И в данном случае не имело значения, что Инна её подруга!
Лена растерянно обвела взглядом присутствующих. Она уже понимала, что куратор расспрашивает её, чтобы подчеркнуть вину Елизаветы.
Кристина поняла её состояние.
- Инна Владимировна, даю вам слово! - обратилась она к Инне. - Что сказала вам Елена Сергеевна в конце вашего индивидуального урока?
Инна обречённо вздохнула:
- Елена Сергеевна сказала, что это позор – отвечать на четвёрку. Что я должна пересдать ей всё через день, в свой выходной. Без всяких вариантов! Что выезд из “Центра” до пересдачи она мне запрещает. И... что, если я ещё раз попробую получить у неё четвёрку, она пожалуется вам, и будет настаивать на взыскании.
Некоторое время все молчали.
- Елизавета Вадимовна, нужны комментарии? - спросила, наконец, куратор.
Елизавета отрицательно покачала головой. Тем не менее, Кристина Александровна продолжала:
- Елена Сергеевна тоже дружит с Инной. Она совсем молодой педагог, преподаёт меньше года, но она себе такого не позволила! Так же, как и другие преподаватели!
Вы, Елизавета Вадимовна, поступили совершенно недопустимо, и по отношению к вам я имею право принять решение единолично.
Куратор повернулась к старшему педагогу:
- Маргарита Евдокимовна! Меня не устраивает Елизавета Вадимовна как преподаватель немецкого языка для моих студенток – сотрудниц! Я требую отстранить её от этой работы, и всем четверым девушкам, которых она сейчас ведёт, назначить других педагогов. Прямо с завтрашнего дня!
Это заявление шокировало всех присутствующих. Елизавета, ошеломлённая такой строгостью куратора, побледнела и, казалось, потеряла дар речи.
- Кристина Александровна! - с отчаянием воскликнула Инна. - Елизавета Вадимовна – отличный педагог! Не отстраняйте её, пожалуйста! Это я виновата! Я действительно обещала, и не сдержала слово, это я должна отвечать!
Лена огорчённо вздохнула. Реплика Инны прозвучала очень беззащитно, было ясно, что такое заступничество не поможет.
- Инна Владимировна, не устраивайте “детский сад”, - холодно произнесла куратор. - А до вас тоже дойдёт очередь!
- Хорошо, Кристина Александровна. Я распределю этих студенток по другим педагогам, - согласилась Маргарита Евдокимовна.
Куратор удовлетворённо кивнула, затем посмотрела на невероятно расстроенную таким поворотом событий Елизавету.
- Елизавета Вадимовна, я настаиваю на вашем отстранении от преподавания сотрудницам только до конца этого учебного года. В дальнейшем, если вы сделаете правильные выводы, сможете вернуться к этой работе.
Лиза кивнула. Она была в отчаянии, и пока даже не могла до конца поверить, что всё это правда! Никогда за всё время её работы и в этом “Центре”, и в “Межвузовском”, с ней не случалось ничего подобного. У Елизаветы вообще не было даже мелких замечаний, не говоря уже о более серьёзных проблемах. Только поощрения!
Она работала воодушевлённо и инициативно, с энергией и вдохновением.
К воспитанницам Лиза была строга, но результатов добивалась хороших. И преподавателем она была отличным! Немецкий её ученицы знали хорошо. Елизавета не жалела времени на индивидуальную работу с девушками. Если воспитанница чего-то не понимала или не выучивала, Лиза вцеплялась в неё мёртвой хваткой и не оставляла в покое, пока не достигался необходимый результат.
А с сотрудницами Елизавета работала уже второй год, и тоже очень успешно. И ведь Кристина Александровна прекрасно об этом знает, и , тем не менее, решила применить такую строгую меру за впервые случившийся прокол!
За работу с сотрудницами – студентками преподаватели, разумеется, получали очень хорошую доплату. Но сейчас это было не главное. Такое отстранение – это позор! Пятно на безупречной репутации, да ещё и безжалостный удар по самолюбию.
Лена с Галиной Алексеевной обменялись расстроенными взглядами. Заведующая сейчас очень переживала за своих сотрудниц. Обычно она везде стояла за своих воспитателей горой, но в ситуации с Елизаветой Галина Алексеевна бессильна была что-нибудь предпринять. Кристина Александровна права – подобное решение она имела право принять единолично.
А вот за Инну можно было ещё побороться! Окончательное решение о мерах взыскания по отношению к ней будет приниматься голосованием всех присутствующих. Именно поэтому на подобные заседания дисциплинарной комиссии всегда приглашались заведующая отделением, ответственный воспитатель студентки и её преподаватели: основной и старший по предмету.
Куратор добавила:
- До окончания заседания «Комиссии» вы, Елизавета Вадимовна, остаётесь преподавателем Инны Владимировны, поэтому при окончательном решении будете иметь такое же право голоса, как и все остальные.
- А теперь я хотела бы выслушать Инну Владимировну, - она повернулась к девушке. – Объясните, пожалуйста, как такое могло произойти. Вы помните, что указано в вашем контракте?
- Да. Помню, - ответила Инна.
Но Кристина Александровна выложила на стол копию контракта Инны.
- Здесь отмечено, что вы, поступая на работу в «Центр», добровольно соглашаетесь использовать большую часть выходных, а, возможно, и все – как понадобится – для личного обучения. И, если вас это перестало устраивать – вы можете в любое время разорвать контракт, уволиться и вернуться в свой базовый колледж.
Так же и мы имеем право расторгнуть с вами договор – при ненадлежащем выполнении вами учебных обязанностей.
- Инна Владимировна! Настало такое время? – строго спросила куратор.
Инна вздрогнула и горячо заговорила:
- Нет! Конечно, нет! Я очень хочу работать! Я не мыслю своего существования без работы здесь! Очень прошу не отстранять меня, применить другую меру взыскания! Дайте мне ещё один шанс, пожалуйста! Я обещаю: такого больше не повторится!
- Тем не менее, объяснитесь! – холодно произнесла Кристина.
- У меня в последние 10 дней появились некоторые личные проблемы, - начала Инна. – Я вынуждена была чаще уезжать в выходные, чтобы их решать. Я понимаю – это не оправдание. Но я, и уезжая, готовилась, не прекращала занятий. Эту тему по немецкому я действительно плохо проработала, но, большей частью, потому, что недостаточно её поняла.
Елизавета Вадимовна мне на занятии в пятницу всё разъяснила и потребовала пересдачи во вторник.
В воскресенье я оставалась в «Центре», не уезжала, но готовилась больше к химии, потому что в понедельник мне был назначен «срез».
- Это тоже пересдача? – сурово спросила куратор.
- Нет! Запланированный! По программе моего индивидуального обучения. А немецким я собиралась заняться во вторник с утра. Но…
Инна умоляюще обвела взглядом своих коллег.
- Так получилось, что мне очень надо было уехать. Срочно! И неожиданно! Я попросила Елизавету Вадимовну меня отпустить. Пообещала ей, что всё выучу к зачёту! Но в четверг утром я всё равно должна была ей тему ответить. Так мы договорились!
А ей неожиданно назначили замещение – на третьем курсе, за заболевшего педагога, и она не имела времени меня проверить. Но я уверила Елизавету Вадимовну, что готова. Я действительно готовилась, и думала, что справлюсь. Но… переоценила свои знания.
Инна замолчала.
- Инна Владимировна! – вкрадчиво спросила куратор. – А если бы воспитанница вам предоставила такое объяснение, вас бы оно удовлетворило?
- Нет, - покачала головой Инна. – Конечно, нет. Но я же не оправдываюсь! Я признаю свою вину полностью.
- Значит, вы признаёте, что свои личные проблемы ставите выше вашего долга и обязательств по контракту? – уточнила Кристина Александровна.
Она холодно смотрела на Инну, и в её взгляде не прослеживалось ни намёка на какое-то сочувствие к девушке. Лена поняла, что Кристина уже вынесла Инне приговор, и теперь спасти подругу будет трудно.
- Нет, Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Это не так! Обычно я так не поступаю! Но сейчас у меня были особые обстоятельства.
- Какие, Инна? – впервые подала голос Галина Алексеевна. – У тебя какое-то несчастье? Болен кто-то из родных? Но ты должна была со мной поделиться! И с Еленой Сергеевной!
Куратор вопросительно взглянула на Лену. Девушка отрицательно покачала головой.
- Получилось, что твои непосредственные руководители ничего о твоих проблемах не знали, - продолжала Галина Алексеевна. – Как же так? Объясни нам. Ведь сейчас решается твоя судьба!
- Галина Алексеевна, - Инна вздохнула. – Нет никаких несчастий и болезней. У меня возникли проблемы с моим другом, и я очень хотела их решить.
У молодой воспитательницы на глазах выступили слёзы.
- Поня-я-тно, – протянула Кристина Александровна. – Инна!
Лена отметила, что куратор впервые за всё время заседания обратилась к девушке по имени, не так официально.
- Я понимаю, тебе ещё 19 лет, и ты хочешь иметь отношения с молодыми людьми. Но, такая работа, как у тебя, предполагает наличие зрелости и ответственности. А ты, похоже, не справляешься с работой, учёбой и личной жизнью одновременно!
- Галина Алексеевна, - обратилась она к заведующей. – Как Инна Владимировна работает? Ваше мнение.
- Превосходно она работает! – тут же отозвалась Галина Алексеевна. – У неё одни поощрения, никаких замечаний! Вот, посмотрите.
Она передала куратору ксерокопию соответствующего раздела личного дела Инны. Кристина быстро просмотрела и задумчиво кивнула.
- С Еленой Сергеевной и Марией Александровной у них отличная команда, – добавила Галина Алексеевна. – Их группа уже на втором месте! А была на девятом – полгода назад.
Куратор отложила документ.
- Уважаемые коллеги, ещё есть у кого-нибудь вопросы к Инне Владимировне?
Все молчали.
- Хорошо. Тогда приступаем к обсуждению. Я выдвигаю своё предложение.
Кристина немного помолчала.
- Я считаю, что Инну до конца учебного года необходимо отправить в её базовый колледж! – твёрдо заявила она.
У Инны перехватило дыхание. В глазах отчётливо промелькнул испуг.
- Но! – продолжала куратор. – Учитывая, что с основной работой она справляется хорошо, я не буду настаивать на абсолютном увольнении. Я предлагаю перевести Инну на это время на должность «воскресного» воспитателя, чтобы у неё полностью не терялась связь с «Центром». Но с нагрузкой не более двух воскресений в месяц.
За это время Инна повзрослеет, решит личные проблемы, наверняка осуществит «рывок» в учёбе. А после сессии мы примем её на прежнюю должность.
- Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко! Я уже не мыслю себя без своей работы, мне…будет очень трудно это пережить!
- А вы чего ожидали, интересно? – холодно ответила Кристина. – Вы считаете, что за вторую тройку в семестре мы должны вам премию выписать? Именно в этом и будет заключаться ваше наказание, Инна Владимировна! В том, что вам придётся это пережить!
- Кристина Александровна, - вступила Лена. – Я очень прошу вас не выдвигать это предложение! Если Инна сейчас уйдёт – пострадает в первую очередь наша группа. Инна отлично работает! Будет практически невозможно подобрать ей равноценную замену.
Я, как ответственный воспитатель, обещаю вам взять под особый контроль её успеваемость!
- Елена Сергеевна! Вы не обязаны этого делать. У вас хватает своих основных обязанностей! А «Центру» не нужны воспитатели, успеваемость которых приходится брать под особый контроль. Я оставляю своё предложение!
- А я согласна с Еленой Сергеевной! – заявила Галина Алексеевна. – Я тоже совершенно не готова сейчас лишиться такого дежурного воспитателя, как Инна! Это будет ощутимая потеря для всего отделения.
Моё предложение – назначить Инне штраф. Довольно ощутимый, не меньше её месячного оклада! Пусть она остаётся на работе, но месяц фактически будет работать бесплатно.
- Хорошо, - кивнула куратор. – Теперь у нас два предложения. Есть другие? Елена Сергеевна!
- Я тоже за штраф! – быстро и уверенно проговорила Лена.
Теперь всё зависело от решения Маргариты Евдокимовны и Лизы. Если они поддержат предложение куратора – Инна однозначно отправится в свой колледж!
У Лены сжималось от страха сердце. Сейчас девушка очень отчётливо ощутила, как ей не хочется потерять Инну на такой большой срок! А то и навсегда! Ведь совсем не обязательно, что через полгода Инне разрешат вернуться назад, в 204-ую группу.
- Маргарита Евдокимовна, вы что скажете? – спросила Кристина Александровна.
Старший педагог ответила не сразу. Она внимательно оглядела всех присутствующих. Кристина смотрела на неё уверенно и выжидающе, Инна – с тревогой. Лена и Галина Алексеевна внешне не показывали своего волнения, хотя это было и нелегко. Елизавета вообще не поднимала глаз.
- Я считаю, - начала Маргарита Евдокимовна, - что отправлять Инну в базовый колледж – это слишком строгое наказание, а штраф – недостаточное. Моё предложение – временное отстранение. Например, на 3 недели, до Нового Года. А потом у Инны ещё 10 дней усиленных занятий вместо отпуска! Получится больше месяца. Пусть остаётся в «Центре», но всё время посвящает занятиям. Мне кажется, что месяца временного отстранения Инне будет достаточно, чтобы сделать выводы.
Кристина кивнула и посмотрела на Елизавету:
- Елизавета Вадимовна, вам слово.
- Штраф. В размере месячного оклада, – лаконично и твёрдо произнесла Лиза.
Лена внутренне ахнула.
«Вот это да! Молодец, Лиза! Не стала Инну «топить», хотя сама из-за неё сильно пострадала!»
- В итоге, за штраф у нас три голоса из пяти, - с явным сожалением констатировала куратор. – Что же, это и будет окончательным решением дисциплинарной комиссии!
Инна Владимировна, вы остаётесь на работе. Я обязываю вас пересдать зачёт на «отлично» не позднее понедельника.
- Хорошо, - с облегчением кивнула Инна.
- Всё, уважаемые коллеги. Заседание окончено. Все свободны.
Инна вскочила, пробормотала «до свидания» и быстро вышла из зала. Лена, тоже поспешно попрощавшись, направилась вслед за ней.
Остальные пока оставались за столом. Елизавета и Кристина Александровна сидели рядом.
- Лиза, - начала куратор.
- Да, Кристина.
- Я надеюсь, ты поймёшь меня правильно. Во всём этом – ничего личного. Я не могла поступить по-другому!
- Я понимаю, - ровным голосом произнесла Елизавета. – Ты выполнила свой долг.
Она встала и обратилась к присутствующим:
- Если вы не возражаете, я пойду. До свидания.
После чего тоже покинула помещение.
- Ну что, всё-таки отстояли, – с улыбкой сказала Кристина Галине Алексеевне.
- Да, - серьёзно ответила заведующая. – И я очень рада! Инна виновата, но тут надо было гибко подойти. Больше у неё проблем с учёбой не возникнет, я уверена, а отделению даже её временное увольнение причинило бы вред.
И ещё. Отстранение Елизаветы будет для Инны дополнительным наказанием, и очень даже серьёзным.
Инна быстро шагала по коридору по направлению к жилому отсеку. Лена с трудом догнала её у небольшого холла, в котором стояли кресла и журнальные столики, а стены были отделаны в розовых тонах. Она схватила подругу за руку и вынудила остановиться.
Инна была в отчаянии, по лицу стекали слёзы, девушка смотрела на Лену непонимающим взглядом, пока ещё не в силах осознать и принять свалившееся на неё несчастье.
Лена её понимала. Для Инны всё перевернулось в один миг! Ещё с утра она была успешным, уверенным в себе сотрудником, а сейчас получила дисциплинарное взыскание, и к тому же серьёзно подвела свою подругу.
Лена обняла девушку, подвела к окну и тихо ободряюще сказала:
- Инна, всё уже позади. Это неприятно, но ведь могло быть гораздо хуже! Представь, если бы тебя действительно отстранили, даже на месяц! Но я тебе очень сочувствую. Правда.
Инна, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась у Лены на плече. Сквозь слёзы она проговорила:
- Не знаю, как я это переживу! Со мной-то всё хорошо решилось, благодаря вам! Но, Лена, как я Лизу подвела! Как я теперь ей в глаза буду смотреть? А она так благородно со мной поступила… Ведь её голос оказался решающим.
- Да она должна была Кристину поддержать! – голос Инны сорвался на крик. - И отправилась бы я наверняка в свой колледж! Такой позор!
- Инна, ты же знаешь, Лиза не мстительная. Но, если честно, я удивлена! Буквально перед заседанием она была настроена очень решительно, собиралась требовать для тебя временного отстранения. Не знаю, почему она передумала.
Инна вздрогнула: её телефон завибрировал.
- Это Лиза! – испуганно сообщила она Лене, взглянув на дисплей.
- Так отвечай! – нетерпеливо воскликнула Лена.
- Да, - дрожащим голосом проговорила Инна.
- Ты где? – требовательно спросила Елизавета.
- Мы с Леной в «розовом» холле.
- Ждите меня там! – отчеканила Лиза и отключилась.
Она влетела в холл уже буквально через минуту – как обычно энергичная и насмешливая, без малейших признаков уныния. Быстро подошла к девушкам, внимательно посмотрела на заплаканную Инну и воскликнула:
- Всё! Реветь заканчивай! Ты же воспитатель! Должна любые удары судьбы стойко переносить, а ты расклеилась. С воспитанниц своих бери пример, с той же Левченко, например. Думаешь, ей легче, чем тебе? А часто она вот так, как ты, слёзы проливает?
- Лиза, – сквозь слёзы еле выговорила Инна. – Прости меня! На коленях буду просить! Пожалуйста!
Она вырвалась из Лениных объятий и действительно попыталась упасть на колени.
- Стоп! – подхватывая её, закричала Лиза. – Совсем с ума сошла? Ты что вытворяешь? Не переживай! Считай, что ничего не было. А то, что было, давай забудем! Ты виновата, но и я не меньше. Я, действительно, не должна была делать тебе поблажку. Надо было поступать как…
Она обернулась к Лене и насмешливо процитировала: «Молодой педагог»!
- Лиза, сейчас стукну! – покраснев, предупредила Лена.
- Ага! И получишь взыскание! За драку в помещении «Центра». Вот уж точно отправишься в базовый колледж!
Лена не выдержала и рассмеялась. Инна тоже улыбнулась сквозь слёзы.
- Инна, не кисни, – продолжала Елизавета. – Ничего страшного не произошло. Ну, вычтут у тебя из зарплаты! Не купишь новую шубку! Но ведь переживёшь?
- Да Лиза! – закричала Инна. – Нужна мне эта шубка! Я за тебя расстроилась!
- А у меня куча времени освободится. Наконец-то смогу хотя бы часть его проводить так, как мне хочется. Например, лёжа на диване и устремив глаза в потолок.
- Лиза, – серьёзно сказала Инна. – Меня не отстранили во многом благодаря тебе. Твой голос был решающим! Почему? Ты… столько великодушия…
Она всхлипнула.
- А я ещё и вышивать могу… - насмешливо начала Лиза. Но не выдержала и продолжила эмоционально:
- Почему-почему! Ну не смогла я, вот почему! Да, я хотела предложить временное отстранение! И даже не потому, что очень на тебя рассердилась, а просто считала это правильной мерой.
Но уже на заседании, когда Кристина лишила меня преподавания, я испытала такое отчаяние! И представила, что бы со мной было, если бы меня совсем от работы отстранили. Прямо через себя эти ощущения пропустила, и так тебя жалко стало… Обрекать подругу на такой ужас из-за паршивой тройки! И тебе, и мне, да и Лене это трудно было бы пережить.
Елизавета махнула рукой.
- Это Кристине всё «до лампочки»! «Вам придётся это пережить! В этом и будет заключаться наказание!» - передразнила она. – А вот ей и обломилось!
Лиза озорно улыбнулась:
- Я, честно говоря, ещё и очень на неё разозлилась. И, когда мой голос оказался решающим, подумала: «Вообще никакого отстранения не дождёшься – ни полного, ни временного!» И проголосовала за штраф.
- Спасибо! – с чувством, вытирая слёзы, сказала Инна. – Ты меня спасла.
- Была и ещё одна причина.
Лиза испытующе посмотрела на Лену.
- Я хотела уважаемой Елене Сергеевне дать небольшой урок великодушия.
- Мне? – удивилась Лена.
- Ну да. Знаешь, Лена, я сегодня плотно побеседовала с твоей Соней. Вот ей бы точно хоть капелька великодушия с твоей стороны не помешала.
- Лиза! Нельзя же быть такой непоследовательной! – возмутилась Лена. – Сегодня за обедом ты громче всех выступала, что Соня – мерзавка, и надо её проучить, как следует! А сейчас – что за заявочки?
- Но тогда я ещё с ней не разговаривала, - усмехнулась Елизавета. – Лена, она у тебя невероятно морально подавлена. Светлана права. Такое ей не по силам! А она ещё девчонка!
Знаешь, Соня со мной сегодня советовалась, как ей искупить свою вину и перед тобой оправдаться. Я ей ответила, что не знаю! А потом стала думать и поняла, что знаю. Никак! Никак ей не оправдаться, что бы она ни делала, как бы ни старалась!
Ей может помочь только милость с твоей стороны! Причём, проявленная не за какие-то поступки, а просто так.
Ты из милости можешь дать ей некоторые послабления! Хотя бы немного уменьшить своё презрение! Чуть-чуть позволить ей вздохнуть!
Если даже ты по-прежнему будешь очень строго её наказывать физически – она всё равно это почувствует.
А ещё, Лена…
Лиза немного помолчала.
- Мне кажется, тебе и самой это нужно. Ты переживаешь, ты очень напряжена. Вот я проявила сегодня подобную милость к Инне, правда?
Просто решила: «Да, она передо мной виновата, но я её прощаю и не буду портить ей жизнь»
Конечно, Инна не Соня, и проступки их не сравнить. Но, Лена, мне сразу стало намного легче. И у тебя может так получиться! А вдруг и Марине станет от этого лучше? Есть же какие-то высшие силы! Попробуй сделать первый шаг.
- Ты думаешь? – пробормотала Лена.
Под таким углом ситуацию она не рассматривала.
- Этот только совет. Решать тебе, - ответила Елизавета.
Лена вздохнула:
- Сонька уже и тебя положительно к себе настроила. Умеет она это!
- Ну… - Лиза немного смутилась. – Не совсем так. Я ей обещала, что не буду её преследовать. И только! А начало разговора у нас очень бурным было. Я ей заявила, что она дрянь и змея, и что в воскресенье я, как ответственный дежурный, заявлюсь к вам с белым платком проверять её уборку.
- Лиза! Не надо! – потрясённо воскликнула Инна. – Да ты что?
- Не буду, - Елизавета легонько похлопала подругу по плечу. – Не волнуйся.
- Лиза, а как она отреагировала? – поинтересовалась Лена.
Елизавета помрачнела.
- Плохо. Вернее, хорошо. Тьфу, запуталась! Короче, я ожидала невозмутимости и какого-нибудь гордого взгляда. Что должно было означать: «Ну и подумаешь!»
А она посмотрела на меня с таким ужасом, как будто у неё вся жизнь рухнула, зарыдала и грохнулась на пол. В прямом смысле!
Лена с Инной удивлённо переглянулись.
- На колени, что ли? – спросила Лена.
- Да нет! Её просто ноги перестали держать.
Я её с трудом подняла, закутала в халат, усадила в кресло и кофе отпаивала. Ей действительно очень плохо было! Ты разве потом не заметила, когда она в группу пришла?
Теперь смутилась Лена.
- Да нет. Она вполне прилично выглядела. Упомянула, правда, про насыщенный с тобой разговор, но я с ней эту тему не развивала. А потом она ещё «безлимитку» у меня вытерпела!
- Молоток! – восхитилась Лиза. – Правда, она ещё у меня более-менее успокоилась, и мы поговорили.
Лена, мне кажется, ты не совсем верно оцениваешь, что Соня на самом деле чувствует. Я вообще не представляю, как она с этим справляется!
- А я как справляюсь? – эмоционально возразила Лена. – Удар за ударом! У меня одна подруга в реанимации, неизвестно, поправится или нет!
Вторая, - она указала на Инну, - чудом меня не покинула!
- Не чудом, а благодаря моей милости. Чувствуешь разницу? – возразила Лиза.
- Чувствую, - вздохнула Лена.
Внезапно её лицо просветлело.
- Лиза! – воскликнула она. – Я, конечно, такую базу под свои поступки не подводила, но милость я к Соньке сегодня уже проявила, это точно! Намекнула, что у неё есть шанс стать сотрудником! И рассказала, как готовят воспитателей. Под расписку о неразглашении.
- Вот это да! – выдохнула Инна.
- Но только потому, что Галина Алексеевна просила. Вернее, не просила, а оставила это на моё усмотрение.
Елизавета смотрела на Лену восхищённо, но с оттенком сочувствия.
- Лиза, ты что? – растерялась Лена.
- Я поражена! – качнула головой Елизавета. – Это милость в тройном размере! Да, Галина Алексеевна тебе сказала, что неплохо бы Соне об этом узнать, чтобы свой шанс не упустить. Я же тоже при этом разговоре присутствовала, но я никак не думала, что ты на это пойдёшь. Ведь ты своим поступком практически уже поставила её в наши ряды! Ты разве не понимаешь?
- А ты не слишком оптимистично смотришь на вещи? – Лена недоверчиво прищурилась.
- Лена, – снисходительно произнесла Елизавета. – Этот ваш разговор состоялся непосредственно перед заседанием комиссии?
- Почти.
- Так вот ты сейчас придёшь в группу и убедишься, что Соня уже другая! Она в этот шанс зубами вцепится, это же её спасение! И она добьётся, вот увидишь.
- Так что, готовьтесь, девчонки, - рассмеялась она. – Скоро ваша Левченко будет с нами на педсовете сидеть!
- Лиза, - не соглашалась Лена. – Это не просто, такое мало кому удаётся!
- Да? Ты просто не знаешь! Только сейчас на нашем отделении четыре таких воспитателя! И я ещё не обо всех знаю. Ведь такая информация потом даже между сотрудниками не распространяется. Я знаю потому, что лично наблюдала такое перемещение из воспитанниц в воспитатели. А один такой случай произошёл как раз в моей группе!
- А кто? – с интересом спросила Инна.
- Инна! Нетактичный вопрос! – возмутилась Лиза. – Ещё раз говорю, никто их не выдаёт! Ни другим сотрудникам, ни, конечно, воспитанницам! Только, если они сами захотят рассказать.
А Соне этой искры надежды будет достаточно. Ты можешь больше вообще ничего и не делать. Теперь она справится!
- Если справится, её счастье, - недовольно проворчала Лена. – Вот и забирай её потом в свою группу. Отлично сработаетесь!
- Да, – рассмеялась Лиза. – Я думаю, мы бы сработались!
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Внезапно в холл быстрым шагом вошла Галина Алексеевна. Ей, чтобы определить, где находятся её сотрудницы, не было необходимости звонить им по телефону. Заведующая пользовалась для этой цели системой «Локатор».
- Все в сборе! – констатировала она, оглядев смутившихся воспитательниц.
- Вы что, мои дорогие сотрудницы, решили свою заведующую до инфаркта довести? – сердито продолжала она. – Лиза! Ну, ты-то как такое допустила? Ведь с 18-ти лет безупречно работаешь!
- Галина Алексеевна, – виновато улыбнулась Елизавета. – Признаю свою ошибку!
Она сложила руки у груди.
- Простите! Лежачего не бьют! Когда меня реабилитируют, буду поступать, как Елена Сергеевна! – скороговоркой закончила она.
- Балда ты, Лиза, - махнула рукой заведующая. – Ты должна была просто мне рассказать, что эта противная девчонка у тебя тройку получила! Между прочим, Лена меня в известность о той четвёрке поставила, и беседу я с Инной тогда основательную провела. А сейчас бы ей точно не поздоровилось! Но я же ничего не знала!
- Галина Алексеевна, вот поэтому я вам и не рассказала! Пожалела её.
- И что хорошего из этого вышло? «Медвежью услугу» ты ей оказала, да и себе тоже. Пожалела, видите-ли! Прикрыть решила! Ей со своим Павликом приспичило встретиться! Да если бы я только знала про эту тройку!
Галина Алексеевна повернулась к Инне и возмущённо продолжала:
- Я бы тебе показала свидание во вторник! Тут же отвела бы тебя в свой кабинет и всыпала бы ремнём хорошенько, как провинившейся воспитаннице! По-матерински! И не посмотрела бы, что ты воспитатель, и что это незаконно. И жаловаться бы ты никуда на меня не пошла!
Зато и такого позора сегодня бы не было, зачёт был бы сдан на «отлично», и Лиза бы не пострадала!
Инна, которая к этому моменту уже более или менее успокоилась, после такой проработки рухнула в кресло и зарыдала с новой силой.
- Пореви, пореви, – сурово сказала ей Галина Алексеевна. – Тебе полезно!
- Между прочим, - обратилась она к Лене, – я давно добиваюсь, чтобы в контракты несовершеннолетних воспитателей включали пункт о возможности телесных наказаний. По усмотрению заведующей или учебного куратора. Из вас тоже надо периодически дурь выбивать! Да, и вообще, это было бы полезно – ещё раз на себе прочувствовать, что ваши воспитанницы испытывают, а то многие быстро забывают.
- Галина Алексеевна! Вы это серьёзно? – удивилась Лена.
- Серьёзно! Только немногие меня поддерживают. А для меня это было бы лучше, чем потом слёзы и истерики ваши переносить, когда вас уже отстраняют! Думаете, легко терять сотрудников? Знаете, сколько у меня каждый раз седых волос прибавляется? Переживать ещё за вас!
А ты, Инна, учти на будущее! Я и без соответствующего пункта в контракте смогу это сделать, когда посчитаю нужным. И не отвертишься!
- Ладно, девочки, - Галина Алексеевна повернулась к Лене и Елизавете. – Идите, займитесь своими воспитанницами. У вас, между прочим, рабочее время, а с Инной мы ещё немного побеседуем.
По дороге к отделению Лена спросила у Елизаветы:
- Лиза, просвети меня. Насчёт телесных наказаний для сотрудников Галина Алексеевна, надеюсь, не серьёзно говорила?
Лиза испытующе посмотрела на Лену.
- Лучше тебе этого не знать, - усмехнулась она. – Спать будешь спокойнее! Не волнуйся, тебе-то уж это точно не грозит.
Лена в изумлении остановилась.
- А, ну-ка, быстро говори! – потребовала она – Неужели это не шутка?
- Нет, - признала Лиза. – Иногда она и правда такое проделывает, но только с молодыми девчонками, несовершеннолетними. Дежурными воспитателями.
- Но как? – ахнула Лена.
- Лена. У нас же порядки строгие. Чуть что не по инструкции – почти всегда отстранение! Ты сама подумай: чем, кроме отстранения, они могут воспитателей серьёзно наказать? Штрафами? Да у нас такие зарплаты, что штраф, даже крупный, особо не заденет. Так, комариный укус! А вот отстранение – это очень существенно!
Но мы же не можем быть полностью совершенными.
Лиза опять усмехнулась.
- Это мы только от воспитанниц этого требуем, а слабости и воспитателям присущи. Если руководство всегда будет поступать, как положено, то может половины сотрудников лишиться! Вот поэтому иногда и применяются неофициальные меры. Причём, в основном, на добровольной основе.
- Это как? – не поняла Лена.
- Ну, в первый-то раз, конечно, не совсем на добровольной. Галина Алексеевна заранее два документа распечатывает. На одном – приказ об отстранении такого-то воспитателя от работы. Скажем, на три месяца! А на другом – просьба этой сотрудницы к своей заведующей, как её официальному опекуну в «Центре», провести телесное наказание в частном порядке за такой-то совершённый проступок.
Вызывает она эту девчонку. Сначала, конечно, пропесочит, все перспективы нарисует! А потом даёт ей эти два листа и говорит: «Выбирай! Или ты подписываешь этот, или я подписываю тот!»
И что ей остаётся, как ты думаешь? Вот ты бы как поступила?
- Конечно, подписала бы! – воскликнула Лена.
- Так все и делают. Безропотно укладываются и терпят, причём, чаще всего – «безлимитку»! Очень больно и стыдно! А держаться надо как, представляешь? Мы же не воспитанницы! Не будешь же перед заведующей вопить от боли. Зато эффект – потрясающий! Это тебе не штраф! И сотрудник для отделения сохранён.
А если вдруг повторное нарушение – девчонки уже сами у Галины Алексеевны такую меру выпрашивают вместо отстранения, а она ещё и поломаться может! И во второй раз уже «серию» назначает. Как мы воспитанницам – напоминания. Приходится к ней, как на работу ходить, сколько скажет! Я тебя уверяю, до третьего раза редко доходит.
Лена ошеломлённо молчала. Немного придя в себя, она ехидно заметила:
- Что-то очень уж хорошо ты знаешь все подробности! О чём это говорит?
- Вовсе не о том, о чём ты думаешь, - фыркнула Лиза. – Меня сия чаша миновала. Отвечу тебе так. Галина Алексеевна таких девочек щадит, информацию широко не распространяет. Но ответственного воспитателя обязательно ставит в известность, ведь он чаще всего знает о проступке! Да и утешить девчонок после такого кому-то надо! Хоть и знают, что за дело получили, а всё равно обидно.
Лиза улыбнулась.
- Это воспитанницы у нас теоретически должны радоваться наказаниям и благодарить воспитателей «за науку», а на деле-то всё по-другому! Девчонки у меня на груди потом рыдают! Вот поэтому я и знаю.
А ещё Вероника таким образом к Галине Алексеевне попадала, и не раз! Конечно, когда мы ещё «дежурными» работали и в колледже учились. Она этого и сама не скрывает, поэтому я тебе и говорю.
- Да за что же? – воскликнула Лена.
- Она же у нас вроде тебя! Ей воспитанниц жалко! Но ты с самого начала показала, что жалко тебе или нет, но инструкций ты не нарушаешь и поблажек никому не делаешь. А Вероника вначале так не могла. Назначит ответственный воспитатель строгую порку, а она обычную проведёт. Или какой-нибудь проступок вообще покроет.
А «ответственной» у неё была Елена Германовна, она сейчас заведующая на третьем отделении. Дама очень строгая, но мудрая. Она официальные рапорты дежурному на Нику не подавала, а тащила её прямиком к Галине Алексеевне, ну а та уже ей выдавала, как следует!
- Лиза! – Лена почувствовала, что почва уходит у неё из под ног. – Ты это называешь «мудрым» - покрывать такие поступки дежурного воспитателя? За это же можно самой работы лишиться!
- А никто не покрывает! Вот ты – тоже «ответственная». Вспомни, что предписывается делать, если ты выявила ненадлежащее исполнение своим дежурным воспитателем твоего приказа?
Лена наморщила лоб.
- Сразу и не вспомнить! У меня такого не случалось. А… вот!
«В этот же рабочий день поставить в известность заведующую отделением или ответственного дежурного воспитателя отделения».
- Правильно! На твой выбор! Обрати внимание: не незамедлительно, а в тот же день. Нам лазейка даётся! Галина Алексеевна работает с двух часов дня и до полуночи! Ведь вполне можно именно ей доложить.
Ты же знаешь, ответственный дежурный обязан этот рапорт передать дежурному по «Центру», а тот – директору. Это официальный путь. И разбирательства официального уже не избежать!
А заведующая имеет право назначить наказание единолично! Это допускается. Она может, как отстранить, так и провести «индивидуальную воспитательную работу». Соображаешь?
Лена задумчиво кивнула.
- Лена, - продолжала Лиза. – Воспитатели чётко делятся на две группы. Одни сразу и всегда работают безупречно. Вот как ты! Их всё это не касается, они вообще обо всём этом и не подозревают.
А другим, как и воспитанницам, необходимо какое-то время на адаптацию. И они могут совершать подобные ошибки. Но, по опыту, если их сразу не сломать отстранением – потом они отлично работают!
И заведующие, и директор отлично об этом знают. Поэтому неофициально такие меры применяются во всём «Центре».
А ещё для всех воспитателей очень опасный период – это конец первого годы работы. Кажется, что всё отлично, всё получается, и можно слегка расслабиться. Именно это сейчас и произошло с Инной!
Ты думаешь, почему я от Галины Алексеевны её тройку скрыла? Она после твоей четвёрки Инну предупредила, что в следующий раз применит к ней суровые меры. А Инна ведь тоже до сих пор о телесных наказаниях не догадывается! Но я уверена – Галина именно так бы с ней и поступила! И сегодня она это заявила. Вот бы для Инны был сюрприз! И масса приятных ощущений!
Я Инну от этой порки спасала, понимаешь? А если бы она зачёт сдала на «отлично» - я бы с чистой совестью эту «пересдачу» отметила. Но не сложилось! Что поделаешь?
А к Инне присмотрись. Сегодня она хороший урок получила, но, мне кажется, её немного «понесло». Может и в работе что-нибудь выкинуть. Тогда вспомни, о чём мы с тобой сейчас говорили. Не торопись официальным путём разбираться, лучше Галину Алексеевну поставь в известность! А иногда, если не так уж всё серьёзно, можно и самой соответствующие меры принять. Тоже допускается. Конечно, лучше будет, если тебе никогда не придётся этого делать!
- Спасибо, Лиза! Вот это информация! Да я даже представить себе такого не могла!
- Послушай! – испуганно спросила Лена. – А Кристина Александровна тоже может так поступить?
Нет, - покачала головой Лиза. – Если дошло до куратора, то дальше всё идёт только официально. Как сегодня. Понимаешь, тут два ведомства задействованы, уже сложнее. А ещё: ведь Галина Алексеевна ваш официальный опекун до совершеннолетия. Как куратор в колледже, помнишь?
Она может подать сведения, что провела «индивидуальную воспитательную работу», но какую – не уточнять. Девчонки же не жалуются! А если пожалуются – есть их письменная просьба.
А у Кристины меньше прав. Вот с преподавателями, как со мной сегодня, она может единолично разобраться. Не устраивает её что-то – всё, уволена! А все меры к студенткам – только через комиссию! Галина Алексеевна всегда как адвокат выступает. У них с Кристиной довольно прохладные отношения.
Лиза опять улыбнулась.
- Но вот за промежуточные тройки, или даже частые четвёрки она вполне может так наказать. И это бывает не так уж и редко!
- Лиза, - осторожно спросила Лена. – Но ведь ты «ответственной» только полтора года работаешь! И дежурные воспитатели у тебя постоянные, с первого курса, Алина и Катя. Студентка только Алина. Это не у неё сейчас подобные проблемы? На груди у тебя не она рыдает? Алина сейчас, в последнее время, очень изменилась. Видно, что её что-то угнетает.
Елизавета вздохнула.
- Ну…раз уж ты сама догадалась… Мне вообще с этим «повезло»! Я же ещё на четвёртом курсе колледжа «ответственной» работала, ты забыла? Уже тогда одну из моих «дежурных» Галина Алексеевна таким образом воспитывала.
А Алина…
Лиза помрачнела.
- Хорошо, я тебе расскажу, как коллеге и подруге. Ситуация поганая! Алина – хорошая девчонка, но недавно она очень серьёзно провинилась. Очень! Если бы я доложила дежурному, её бы точно уволили, и надолго.
Галина Алексеевна хотела её ещё на три месяца воспитанницей в аналогичный «Центр» отправить. Такое наказание иногда применяют для молодых воспитателей, ты же знаешь.
- Знаю, - подтвердила Лена. – Но ведь только за очень серьёзные нарушения!
- Лена, у неё всё серьёзно! Галина Алексеевна кричала: «Или увольняю тебя совсем, или воспитанницей отправишься! Кое-что тебе в памяти необходимо освежить!»
Мы с Алиной еле её упросили неофициальное наказание применить. Буквально на коленях! Спасло только то, что Алинка уже два года без единого замечания отработала, ещё со школы. Ну и я, конечно, прямо со слезами просила. И девчонку было жалко, да и дежурного воспитателя своего не хотелось лишаться. С новым-то пока ещё сработаешься!
- И что? – с замирающим сердцем спросила Лена.
Лиза расстроено покачала головой.
- Галина её капитально наказала. Полностью запретила выезд из «Центра». Практически, под «домашний арест» посадила. По выходным Алина должна в своей квартире находиться, выходить может только по учебным делам. Маме её позвонила, пожаловалась, объяснила, почему Алина пока домой приезжать не сможет.
- Маме? – удивилась Лена.
- Да. Вы же несовершеннолетние! Она имеет право всё сообщать родителям. А ещё…
Ты заметила, что Алина в последнее время после педсовета никогда сразу не уходит? Сидит до последнего и ждёт, пока Галина Алексеевна освободится!
- Действительно, - протянула Лена. – Я ещё в субботу удивилась, когда мы плёнку смотрели, про Соню. Остались мы с Инной, Светлана, как ответственная дежурная, и Алина.
- Так вот, в дни дежурств Алины, получается, через день, Галина Алексеевна после педсовета уводит её в кабинет и наказывает! Причём так, что Алинка потом полвыходного отлёживается! Я к ней перед обедом прихожу и «третью-бис» накладываю. И неизвестно, когда всё это кончится, Галина не говорит. Ну, знаешь этот приём, мы же тоже к воспитанницам его применяем.
Она Алине сразу сказала: «Хочешь остаться на работе – будешь терпеть, не думай, что легко отделаешься! А передумать можешь в любой момент. Тут же иду к директору – и назавтра ты уволена!»
Галина очень на неё рассержена. Я думаю, что и директор в курсе, и дала ей «добро» на все эти действия. Нарушение очень серьёзное, вряд ли заведующая рискнула директору не доложить, пусть и неофициально.
Лиза вздохнула.
- Я тут попыталась было так осторожненько встать на защиту. Ведь это всё уже больше месяца продолжается! Так Галина и меня на место поставила.
«Елизавета Вадимовна! Вы просили не доводить до увольнения? Я пошла вам навстречу, так что сейчас не вмешивайтесь!»
Так что, наша заведующая может быть очень жёсткой и принципиальной. А Алина, конечно, будет терпеть. Что ей остаётся? Она не хочет работы лишиться.
Лена слушала подругу, буквально раскрыв рот от изумления. Эта история потрясла её. Такое трудно было себе представить…
- Лиза, а что она сделала?
- А вот этого не скажу!
- Ладно! И так спасибо, что ты меня просветила. Странно, что я раньше всего этого не знала.
Лена нахмурилась.
- Как же так? Я ведь уже полтора года здесь работаю!
- А многие не знают, кого это не коснулось. Сама-то ты безупречно работаешь. Гордость отделения!
Елизавета ехидно улыбнулась.
- Лиза, перестань! – возмутилась Лена.
- Да ладно, не скромничай! – махнула рукой Елизавета. – А, если кто-нибудь из твоих дежурных Галине попадётся – она тебе и сама скажет. Впрочем, у тебя сейчас только Инна – возможный кандидат. Маша совершеннолетняя. Нас Галина Алексеевна уже не трогает, даже если бы мы упрашивали! Всё – только официально.
Да и потом, Маша себе ничего такого и не позволит, я уверена. Она…
Лиза осеклась.
- Ну, в общем, ей не так просто её работа досталась, она рисковать не будет.
Лена удивлённо вскинула брови, собираясь расспросить Лизу подробнее, но они уже подошли к спальне 202-ой группы. Елизавета скороговоркой бросила:
- Пока, увидимся на педсовете, – и скрылась за дверью.
***
Соня лежала в своей кровати, в халате, поверх одеяла, накрывшись шерстяным покрывалом. В отличие от жёлтых уродливых халатов изолятора, здесь, в группе, халатики у воспитанниц были весьма симпатичные: изящного покроя, ярких расцветок. На Сонином, например, на розовом фоне резвились разноцветные бабочки.
Когда девушка примеряла этот халат в кладовой, такая расцветка показалась ей издевательской. Тогда, непосредственно перед походом в кладовую, Соне пришлось вытерпеть очень суровое наказание от Елены, естественно, без всякого обезболивания. Ей было очень плохо, и физически, и морально, и эти бабочки казались совершенно не в тему. Но позже, уже в группе, Соня полюбила этот халатик. Хоть что-то радовало глаз!
Полушерстяное покрывало, больше напоминающее плед, тоже выглядело довольно оптимистично: в голубой воде весело плавали дельфины.
Соня поправила наушники, опять включила плеер и занялась следующим текстом. Завтра на уроке английского у студенток 204-й группы запланирована конференция, посвящённая праздникам в англоязычных странах, и девушка намеревалась хорошо подготовиться, чтобы свободно владеть темой.
Неловко повернувшись, Соня с досадой поморщилась. После экзекуции, которую устроила ей Елена, прошло уже почти 2 часа, однако ноющая боль во всём теле никак не хотела проходить, несмотря на проведённое обезболивание.
После ухода Лены из класса Соня примерно полчаса учила уроки на кушетке, затем ей всё-таки удалось благополучно встать. Девушка умылась, наскоро привела себя в порядок, вернулась в класс и встала с учебниками к стойке, но чувствовала себя плохо. Стоять было трудно, ноги не держали. Очень уж тяжёлый выдался день!
Соня практически лежала на стойке, сильно облокотившись на неё.
Заметив это, Мария Александровна разрешила Соне заниматься в кровати. Это, несомненно, было гораздо лучше, чем лежать на кушетке на глазах у всей группы.
Сейчас Соня слушала очередной текст, одновременно читала его по методичке и тихонько проговаривала. Таким способом ей всегда лучше удавалось запоминать информацию.
Лена вошла в спальню, сразу увидела лежащую в кровати Соню и подошла к ней практически бесшумно. Соня в любом случае бы не услышала – была занята своим текстом.
Лена после всего, что произошло на «Комиссии», а в особенности после разговора с Лизой, была в смятении. Переживания за Инну и Елизавету, новая шокирующая информация о «неформальных» методах Галины Алексеевны – всё это расстроило девушку и несколько вывело её из равновесия.
Сейчас было уже полдесятого вечера. Лена, подходя к Сониной кровати, ещё раз вспомнила разговор с Лизой и мысленно усмехнулась:
"Значит, милость!"
Она тихонько тронула Соню за плечо. Воспитанница резко обернулась. Увидев воспитательницу, она тут же сняла наушники и быстро соскочила на пол. Вот это Соня сделала не подумав! Боль отдалась по всему телу. У девушки перехватило дыхание, в глазах потемнело. Соня невольно охнула, но на ногах устояла.
Лена смотрела на неё насмешливо.
- Зачем так резко вскакиваешь? Я тебя предупреждала! Теперь, пока не перестанешь совершать нарушения – ни сесть, ни встать не сможешь.
- Простите, – уже овладев собой, тихо ответила Соня.
- Да не за что тебе сейчас было извиняться, - вздохнула Лена. – Ладно. Как себя чувствуешь?
- Если без резких движений – то неплохо, - сказала Соня.
Она осторожно посмотрела на Лену, пытаясь по её лицу угадать, чем закончилась «Комиссия». Не составляло особого труда заметить, что Лена расстроена, хотя и пытается держаться.
Воспитательница усмехнулась.
- Ничего. «На коленях» тебе резких движений делать и не придётся! С уроками закончила?
- Почти.
- Без десяти десять отправляешься «на колени»! – приказала Лена.
- Слушаюсь.
Сонина карточка лежала в углублении шкафчика. Лена сделала в ней отметку, выписала Соне пропуск, достала свою личную печать, поставила на документе, затем расписалась.
Обернувшись к воспитаннице, она велела:
- Разденься!
- Слушаюсь.
Соня как могла быстро скинула халат. Белья она ещё не надевала, так что на этом раздевание было закончено. Лена развернула воспитанницу спиной к себе и легонько подтолкнула, вынудив лечь на кровать, затем внимательно осмотрела и прощупала пострадавшие поверхности наказанной.
- Всё в порядке. Вставай. Можешь надеть форму и всё остальное. И не забывай про бойкот! – напомнила воспитательница и направилась в класс.
- Елена Сергеевна, – тихо и сочувственно проговорила Соня.
Лена остановилась.
- В чём дело? – удивилась она.
Воспитанница с трудом поднялась с постели.
- Извините, но… Вы забыли печать.
Соня указала на свой шкафчик. Действительно, печать лежала там вместе с карточкой и пропуском.
Лена слегка покраснела. Соня смотрела на воспитателя с явным сочувствием, причем Лена отчетливо видела, что дело не только в забытой печати.
- Спасибо.
Убирая печать в сумочку, Лена добавила:
- А почему ты так на меня посмотрела?
- Как? – встревожилась Соня. – Неужели дерзко?
- Наоборот. Сочувственно. Даже слишком. Ведь это не из-за печати?
Соню всегда очень подводило то, что она не могла владеть своей вегетатикой: краснела или бледнела непроизвольно.
Вот и сейчас она покраснела мгновенно.
- Давай уж, рассказывай, - заинтересовалась Лена. – Сейчас не отвертишься!
Соня похолодела от страха, но деваться было некуда..
- Слушаюсь.
Девушка глубоко вздохнула.
- Елена Сергеевна, я слышала ваш разговор с Марией Александровной про дисциплинарную комиссию. Простите! Непроизвольно.
У Лены вытянулось лицо.
- Но ты не могла слышать! – воскликнула она.
- Елена Сергеевна, у меня очень тонкий слух. Я слышу гораздо лучше, чем все. Врождённая особенность!
- И что же ты слышала? – Лена всё ещё не могла поверить.
- Всё. Весь разговор. Вы говорили, что вам угрожает отстранение, но вы надеетесь на штраф. И что Елизавета Вадимовна тоже за отстранение. Временное.
Лена немного пришла в себя и улыбнулась.
- И ты мне посочувствовала?
Соня кивнула.
- Но почему?
Воспитанница пожала плечами.
- Елена Сергеевна! У меня нет никаких причин желать вам неприятностей.
Лена недоверчиво хмыкнула.
- Я представила себе, что для вас будет означать отстранение! - эмоционально продолжала Соня. - Мне кажется, перенести такое нелегко!
Лена даже и не знала, как на всё это реагировать.
- Соня, но ведь тебе будет гораздо легче жить, если меня отстранят!
- Наверное, - опять вздохнула Соня. – Но я всё равно вам этого не желаю.
Лена внимательно и с явным интересом смотрела на воспитанницу.
- Хочешь узнать, чем всё закончилось?
- Я не могу настаивать, - смутилась Соня.
- Естественно. Но я скажу. Знаешь, ты ошиблась. У меня всё в порядке. Да, так можно было понять из разговора. Но речь шла не обо мне!
Соня с тревогой посмотрела на Лену.
- Значит, об Инне Владимировне! – произнесла она с испугом.
- Ты думаешь? – иронически спросила Лена.
- Но… вы с Марией Александровной были так озабочены…
- Ты права, - кивнула Лена. – Проблемы у Инны. Но озабочены мы с Машей могли быть не только из-за неё. Я тебе сегодня уже говорила: у нас очень дружный коллектив! Мы все переживаем друг за друга.
- Переживаете? – не выдержала Соня. – И требуете друг для друга отстранения? Как Елизавета Вадимовна?
Спохватившись, она испуганно пробормотала:
- Извините.
"Вот дура! Совсем "крыша съехала" - такое ляпнуть! Ну, сейчас она мне выдаст!"
Однако Лена явно не была настроена проводить карательные мероприятия. К большому удивлению девушки, воспитательница спокойно ответила:
- Не торопись осуждать. Ты ведь не знаешь, что произошло! Елизавета Вадимовна сама очень пострадала из-за Инны, но именно она Инну в итоге и спасла. Не переживай, она тоже голосовала за штраф. И прошла именно эта мера! Так что всё закончилось относительно благополучно. Никуда Инна Владимировна не денется, если ты об этом волнуешься.
Соня облегчённо вздохнула.
Лена посмотрела на неё с улыбкой.
- Ты знаешь... должна признаться. Мне было почему-то приятно, что ты мне посочувствовала. Неожиданный сюрприз.
- А я очень удивилась, когда это услышала! Мне кажется, вы работаете безупречно.
- Спасибо, - опять улыбнулась Лена. - Но совсем безупречно – этого никто не может. Вот потеряла бы я сейчас печать – и всё! Уже взыскание, и серьёзное!
Лена немного смутилась, мысленно в красках представив, как Галина Алексеевна устраивает ей за потерю печати порку.
- Инна получила за итоговый зачёт по немецкому тройку, - продолжала она. – У нас за это действительно можно с работы вылететь, на хороший срок.
А Елизавета Вадимовна – её педагог, оказалась тоже виновата. Так что не думай, что у воспитателей очень лёгкий хлеб.
- Соня! – внезапно вспомнила Лена. – А про Юльку ты тоже слышала?
Соня виновато кивнула.
- Хорошо, что у тебя «бойкот»! – воскликнула Лена. – Надеюсь, глупостей не наделала?
- Нет! – твёрдо ответила Соня.
- Всё. Собирайся. И ещё… Соня, на Инну Владимировну завтра с таким сочувствием, пожалуйста, не смотри.
- Слушаюсь.
Лена резко развернулась и ушла в класс.
«На коленях» Соня сегодня отстояла вполне благополучно. Она уже немного освоилась, и чувствовала себя при этом наказании увереннее.
Да, когда стоишь на коленях, довольно скоро начинает ломить ноги, спину, шею; неприятные ощущения нарастают, и вытерпеть это кажется совсем уже невозможным. Очень хочется пошевелиться, поменять позу, но ведь за это однозначно получишь строгую порку!
Соня уже поняла, что нужно перетерпеть этот момент. Через силу, стиснув зубы, но перетерпеть, и дальше будет уже легче.
К сожалению, перетерпеть получалось не у всех. На девушек сегодня градом сыпались удары тростью, впрочем, так в зале для наказаний бывало практически всегда.
Воспитатели, назначая девушкам "колени", отлично знали, на что они обрекают своих воспитанниц.
Ира Елистратова сегодня тоже была на своем месте. Увидев табличку «Бойкот» на груди вошедшей в зал Сони, Ира бросила на подругу изумленный и сочувственный взгляд. Соню порадовало, что Ира была ещё одета – значит, пока держится без замечаний.
Соня уже знала, что Елизавета Вадимовна очень строга к своим воспитанницам, и, если назначает им стоять на коленях, то отправляет девушек в зал часто уже в восемь часов. Мало того, что воспитанницам приходится терпеть эту пытку четыре часа, но они ещё и не успевают сделать домашние задания!
Ведь с ужина девушки обычно приходят в половине восьмого. А попробуй на следующий день получить тройку!
Девочкам приходится готовиться к следующему дню на переменах, брать учебники на прогулку, использовать для занятий небольшой промежуток времени между последним уроком и отчётом. Но и этого часто оказывается недостаточно!
Не так уж редко воспитанницы, которые и так оказываются в своих постелях в первом часу ночи, вынуждены вставать до подъёма, часов в шесть утра, чтобы успеть выполнить все задания.
Ира при их воскресном общении жаловалась Соне, что не высыпается таким образом уже третью неделю, только в воскресенье может хоть как-то восполнить дефицит сна. Да ещё перед очень важными зачётами или контрольными Елизавета Вадимовна всё-таки не отправляет провинившихся "на колени", даёт им возможность подготовиться и выспаться.
Соня тогда подумала, что с ней Елена поступает ещё по-божески:
отправляет отбывать наказание в девять тридцать, или в десять часов. И мучиться меньше, и к урокам подготовиться вполне можно успеть!
Сегодня Соня ещё раз для себя отметила, как всё-таки много зависит от конкретного воспитателя.
Марина Олеговна не спускала воспитанницам даже малейших нарушений режима «смирно», тут же наказывала, при этом ещё эмоционально отчитывая виновную.
Однако она не устраивала девушкам никаких «засад» или провокаций, и не скрывала своего сочувствия к ним, хотя часто громко возмущалась.
- Ты думаешь, мне тебя не жалко? – кричала она Ксении Залесовой, которая уже второй раз за вечер получила порку. – Жалко! Даже очень! У меня сердце кровью обливается!
А что я могу поделать? Что? В «Центре» определённые порядки и правила. И я ничего не могу изменить!
А вот ты можешь! Не попадай «на колени»! Это от тебя зависит!
Уже сидя за столом, Марина Олеговна более спокойно продолжала:
- Я понимаю, девчонки, что у вас у всех положение разное. Некоторые воспитатели чуть что, сразу «на колени» отправляют, а другие – очень редко! Но будьте сообразительнее! Вы же знаете своих воспитателей. Старайтесь не допускать таких нарушений, за которые можете сюда попасть!
Я прекрасно понимаю, что вам не позавидуешь. Но всё-таки выкручивайтесь как-нибудь! Проявляйте смекалку.
Ведь и здесь можно приспособиться! Берите пример с тех своих подруг, которым это удается. Просите их и вас научить! Не будьте гордыми.
К одиннадцати часам Марина Олеговна ушла на педсовет, и ее заменила другая ночная воспитательница – Евгения Михайловна.
Соня увидела ее впервые и внутренне ахнула:
"Как «мисс Транжбулл»!"
У Сони ожили воспоминания из детского фильма «Матильда». Директриса начальной школы мисс Транжбулл люто ненавидела своих подопечных и старалась превратить их жизнь в ад! Ежедневно перед уроками она выходила на школьный двор – грозная, язвительная, и демонстративно играла страшным длинным хлыстом.
Дети замирали от страха и с ужасом ожидали, кого же сегодня директриса выберет себе в жертву.
Но! Мисс Транжбулл всё-таки детей хлыстом не била. Давила на них психологически, и могла заключить в своеобразный карцер – «душилку». И всё!
А вот воспитанницам порка тростью угрожала вполне реально!
Евгения Михайловна сурово смотрела на девушек. Во всём облике воспитателя сквозило явное неодобрение к воспитанницам.
- Что, хулиганки! – начала проповедь она. – В группе вам спокойно не сиделось? Как все нормальные девчонки отдыхать по вечерам не хотите? Вынудили воспитателей «на колени» вас отправить? Вот теперь и расплачивайтесь!
Предупреждаю, даже не дышите громко! Тут же по заднице тростью прогуляюсь!
Евгения Михайловна непрерывно прохаживалась перед наказанными и практически буравила их взглядом.
- Я ещё могу понять, если бы вы все были новенькими! – продолжала возмущаться она. – Только одну вижу!
Она указала на Соню.
- Остальные давно в «Центре».
- Вот ты, Маликова, – воспитательница вплотную подошла к одной из девушек. – Больше года здесь находишься, а в этом зале как будто прописалась. За что ты на этот раз здесь? А?
Воспитанница судорожно вздохнула и растерянно посмотрела на воспитателя.
"Отвечай же, балда!" – с досадой подумала Соня.
Но девушка молчала.
- Язык проглотила? – закричала Евгения Михайловна. – Я тебе покажу, как не отвечать на вопросы воспитателя!
Она быстро подошла к несчастной, завела трость ей под подбородок, вынудила таким образом подняться с колен и влепила пощёчину.
- К стене! – сурово приказала она уже рыдающей девушке, указывая на противоположную стену зала. – Получишь десять ударов, и полчаса штрафного времени! А завтра позвоню Елизавете Вадимовне и попрошу её с тобой «Правила» повторить!
Соня знала, что Света Маликова тоже, как и Ира, числится в 202-ой группе.
"Да уж, Елизавета с ней « Правила» повторит", - вздохнула она про себя.
- Слушаюсь! – воскликнула Света со слезами на глазах. Она послушно подошла к стенке и, всхлипывая, начала раздеваться. Дрожащими руками сложив одежду на специальную банкетку, несчастная обернулась к воспитателю:
– Евгения Михайловна, я…
- Теперь молчи! – резко оборвала её воспитательница. – Ты свой шанс упустила! В позу! Быстро!
"В какую позу?"- недоумённо подумала Соня.
Однако Света, как и другие воспитанницы "со стажем", хорошо знала привычки Евгении Михайловны, да и других воспитателей, поэтому уточнять и не подумала.
Она наклонилась, упёрлась ладонями вытянутых рук в стену и немного расставила ноги.
- Больше прогнись! - воспитательница слегка хлопнула девушку тростью по пояснице.
- Слушаюсь! - голос воспитанницы дрожал, но распоряжение она выполнила молниеносно.
Евгения Михайловна встала справа от провинившейся и приложила трость к её ягодицам.
Девушка задрожала теперь уже всем телом. Порки тростью она боялась безумно!
- На вопросы воспитателя, моя милая, положено отвечать незамедлительно, скромно и почтительно.
С этими словами воспитательница размахнулась и нанесла несчастной первый удар. Света дёрнулась и громко завопила, но осталась на месте. Соня стояла практически напротив наказываемой и прекрасно видела, как на её попе появилась белая поперечная полоса, которая быстро трансформировалась в красный рубец. Удар был резкий и сильный, однако Соня взглядом профессионала оценила его, как не самый запредельный. Так, средний. Но всё-таки это ротанг...с ротангом Соня как лидер дела не имела: в учебных организациях этот инструмент наказания находился под запретом. А вот на себе здесь она его уже испытывала и знала, что совсем не обязательно пороть тростью изо всей силы, боль и при средних ударах будет достаточно мучительной.
Евгения Михайловна некоторое время выжидала, но девушка продолжала рыдать и вертеть попой, не осмеливаясь распрямиться или другим образом нарушить позу. Соня помнила, что боль после удара тростью держится долго, в перерывах она не только не ослабевает, а даже нарастает. Поэтому порку ротангом так трудно терпеть: не получается никакой передышки! Боль просто меняется с очень сильной во время удара на сильную в перерыве, и наоборот. Сплошное мучение!
Второй удар заставил наказываемую закричать ещё громче. Трость прочертила на ягодицах ещё одну красную полосу чуть ниже первой.
Воспитательница невозмутимо и размеренно продолжала порку, не обращая внимания на вопли и рыдания жертвы, и каждый удар был значительно сильнее предыдущего. Света предпринимала отчаянные попытки как-то облегчить своё положение: поочерёдно сгибала ноги в коленях, переступала ногами, вертела попой и, наконец, не в силах больше терпеть, повернула голову набок и прикусила собственное плечо. То ли, чтобы отвлечься хоть как-то от невыносимой боли, то ли, чтобы меньше кричать.
Евгения Михайловна тут же подошла к воспитаннице, с силой дёрнула её за волосы и жёстко ударила ладонью по губам.
- Что ты вытворяешь? - гневно закричала она. - Прекрасно знаешь, что нельзя кусать руки! Рот тебе залепить?
- Простите! - прорыдала девушка. - Бо -о-ольно!
- Да что ты говоришь? - язвительно проговорила воспитательница. - Больно тебе? Можно подумать, на массаж пришла!
Толстая трость опять хлестнула Свету по попе, девушка вскрикнула, затем протяжно завыла. Евгения Михайловна поменяла сторону и продолжала пороть в удвоенным усердием. Соня отметила, что воспитательница опускает трость только на ягодицы, не трогая бёдра.
Выдав воспитаннице последний, десятый удар, Евегния Михайловна тут же спросила у Светы:
- Теперь ты готова ответить на мой вопрос?
- Да! – Света ещё плакала и корчилась от боли, но изо всех сил постаралась взять себя в руки. Всё-таки она была уже не новенькой.
- Тогда вставай "смирно" и отвечай.
- Слушаюсь.
Наказанная распрямилась, повернулась к воспитателю. Лицо девушки опухло и покраснело, слёзы стекали ручьём.
– Простите, что я не ответила сразу, - умоляюще проговорила она. - Я просто соображала, что сказать. Я давно стою на коленях, и у меня было несколько нарушений!
- Понятно, - усмехнулась воспитательница. – И ты забыла, какое из них последнее! Как же ты намереваешься выбраться когда-нибудь из этого зала, если даже не помнишь, за что наказана?
Всё! Иди на место! Можешь не отвечать. Я доложу обо всём Елизавете Вадимовне. Она тебе напомнит!
Соня вздохнула. Она понимала, что Света только что практически на пустом месте заработала весьма крупные неприятности. Елизавета Вадимовна её не пощадит, это точно! Конечно, девушка могла бы вести себя умнее, но ведь и Евгении Михайловне совсем не обязательно было её провоцировать.
"Видимо, она по-другому не может, натура такая, - думала Соня. - А сейчас наверняка ещё одну жертву выберет"
Евгения Михайловна некоторое время походила перед девушками молча. Внезапно она практически завопила:
- Елистратова!
Конечно, это тоже была провокация. Соня не поддалась. Она чувствовала, что произойдёт нечто подобное, и была готова. А вот Ира вздрогнула, резко обернулась к воспитателю и испуганно произнесла:
- Да, Евгения Михайловна.
И не только Ира! К Евгении Михайловне повернулись ещё несколько девушек.
- Ну, коне-е-е-чно, - удовлетворённо протянула воспитательница. – Как надо себя вести во время наказания, никто не помнит!
- Нельзя вертеть головой! – отчеканила она. Подошла вплотную к Ире и продолжала:
- Когда отвечаешь на вопрос, тоже головой не крутишь? Забыла?
- Да. Простите, - ответила девушка.
Соня с радостью отметила, что Ира отвечала скромно, но с внутренним достоинством. Теперь в её голосе не было ни испуга, ни умоляющих ноток.
- Все, кто сейчас нарушил положение «смирно» - получат порку! – заявила Евгения Михайловна. - Всем вертушкам - руки за голову!
Приказ незамедлительно выполнили пятеро девушек из девяти.
- А вы – раздевайтесь! – обратилась воспитательница к тем двоим из них, которые были ещё одеты. - С вас и начнём!
В течение последующих двадцати минут в зале раздавались крики и стоны. Евгения Михайловна порола провинившихся безжалостно, молча и хладнокровно.
Наконец, все наказанные вернулись на свои места.
- А тебе, Елистратова, я хотела задать тот же вопрос, что и Маликовой, - сказала воспитатель. – За что ты сейчас отбываешь наказание в этом зале?
Ира немедленно ответила:
- Я в прошлый вторник на работе спорила с бригадиром. Пыталась доказать, что у меня не было брака в работе.
- А на самом деле он был? – с интересом, почти нормальным голосом спросила воспитатель.
- Оказалось, что да. Я не заметила. Но в любом случае не должна была спорить, - скромно отвечала Ира.
Соня отметила, что Ира сегодня держится потрясающе. Во время порки она стонала, но не кричала и не плакала. Быстро успокоилась, и на вопрос ответила безупречно.
"Неужели на неё так наш воскресный разговор повлиял?" – удивлялась Соня.
Она вспомнила, что и Лена сегодня упоминала об изменившемся поведении Иры. Значит, это заметили и воспитатели.
Когда за двадцать минут до полуночи воспитанницы снова оказались под наблюдением Марины Олеговны, все облегчённо вздохнули.
В двенадцать часов Марина Олеговна отправила девушек в душевую. Соня немного задержалась и подошла к столу воспитателя:
- Марина Олеговна, - робко начала она. – Можно у вас спросить?
- Спроси, - воспитатель смотрела на девушку доброжелательно.
- Вы были на педсовете, - голос Сони чуть дрогнул. - Не можете мне сказать, насчёт Юли Соколовой из нашей группы какое вынесено решение?
Марина Олеговна улыбнулась.
- Скажу. А то со своим бойкотом ты так ничего и не узнаешь! Не переживай! В карцер твою Юлю не отправили. Но только благодаря Елене Сергеевне. Она в последний момент сняла своё предложение.
Соня облегчённо вздохнула. Она на это надеялась, но сомнения оставались. Всё-таки педсовет есть педсовет!
- Досталось Юльке, конечно, здорово, - сочувственно продолжала Марина Олеговна. – Все на неё набросились, получила девчонка по полной программе! К концу разбирательства у неё уже даже слёз не осталось, на ногах еле стояла.
Галина Алексеевна в конце обсуждения сказала: « Юлю мы выслушали, ситуация всем понятна. Елена Сергеевна требует двое суток карцера. Соколова, ты понимаешь, что всю репутацию себе испортила? Ты была положительной воспитанницей! Но, если девушка хотя бы один раз попадает в карцер, это пятно будет на ней до освобождения! Твою кандидатуру, например, ни на какие летние льготные программы даже рассматривать не будем! Никаких поощрений не увидишь, как бы ты дальше не старалась. А ведь тебе ещё долго в “Центре” находиться!
Я предлагаю дать окончательное слово Елене Сергеевне, и сделать так, как она решит. Но, может быть, Елена Сергеевна согласится дать Юле возможность исправиться, и выберет для неё другую меру?»
А Елена Сергеевна говорит: «Хорошо. Вижу, что она раскаивается. Я снимаю своё предложение. Назначу ей другое наказание».
Вот и всё. Теперь не знаю, что Елена Сергеевна ей там придумает, но пока Юля в группу ушла.
- Спасибо большое! – горячо поблагодарила Соня.
- Да ладно. Быстро иди в душевую.
Войдя в спальню и тихонько пробравшись к своей кровати, Соня заметила, что Юля ещё не спит. Так хотелось хотя бы парой слов с ней перекинуться! Приободрить немного!
Но это исключено. Ночные воспитатели ни на секунду не отрываются от мониторов! Чтобы даже соблазна не возникало, Соня быстро легла и отвернулась в другую сторону.
Марина Олеговна после душа сделала ей на ночь обработку, но без обезболивающих средств(такое распоряжение оставила Елена, это было записано в Сониной карточке), поэтому Соня всё равно ощущала боль после ударов. Три строгих наказания, которые девушке пришлось сегодня перенести, не прошли бесследно. Лена была права: обычное обезболивание тут не поможет, а «третью-бис» никто Соне накладывать не собирался. Однако если не вертеться и лежать спокойно, эту боль вполне можно было попытаться проигнорировать. Соне это удалось не сразу, но, в конце концов, сон сморил девушку.
- Все в сборе! – констатировала она, оглядев смутившихся воспитательниц.
- Вы что, мои дорогие сотрудницы, решили свою заведующую до инфаркта довести? – сердито продолжала она. – Лиза! Ну, ты-то как такое допустила? Ведь с 18-ти лет безупречно работаешь!
- Галина Алексеевна, – виновато улыбнулась Елизавета. – Признаю свою ошибку!
Она сложила руки у груди.
- Простите! Лежачего не бьют! Когда меня реабилитируют, буду поступать, как Елена Сергеевна! – скороговоркой закончила она.
- Балда ты, Лиза, - махнула рукой заведующая. – Ты должна была просто мне рассказать, что эта противная девчонка у тебя тройку получила! Между прочим, Лена меня в известность о той четвёрке поставила, и беседу я с Инной тогда основательную провела. А сейчас бы ей точно не поздоровилось! Но я же ничего не знала!
- Галина Алексеевна, вот поэтому я вам и не рассказала! Пожалела её.
- И что хорошего из этого вышло? «Медвежью услугу» ты ей оказала, да и себе тоже. Пожалела, видите-ли! Прикрыть решила! Ей со своим Павликом приспичило встретиться! Да если бы я только знала про эту тройку!
Галина Алексеевна повернулась к Инне и возмущённо продолжала:
- Я бы тебе показала свидание во вторник! Тут же отвела бы тебя в свой кабинет и всыпала бы ремнём хорошенько, как провинившейся воспитаннице! По-матерински! И не посмотрела бы, что ты воспитатель, и что это незаконно. И жаловаться бы ты никуда на меня не пошла!
Зато и такого позора сегодня бы не было, зачёт был бы сдан на «отлично», и Лиза бы не пострадала!
Инна, которая к этому моменту уже более или менее успокоилась, после такой проработки рухнула в кресло и зарыдала с новой силой.
- Пореви, пореви, – сурово сказала ей Галина Алексеевна. – Тебе полезно!
- Между прочим, - обратилась она к Лене, – я давно добиваюсь, чтобы в контракты несовершеннолетних воспитателей включали пункт о возможности телесных наказаний. По усмотрению заведующей или учебного куратора. Из вас тоже надо периодически дурь выбивать! Да, и вообще, это было бы полезно – ещё раз на себе прочувствовать, что ваши воспитанницы испытывают, а то многие быстро забывают.
- Галина Алексеевна! Вы это серьёзно? – удивилась Лена.
- Серьёзно! Только немногие меня поддерживают. А для меня это было бы лучше, чем потом слёзы и истерики ваши переносить, когда вас уже отстраняют! Думаете, легко терять сотрудников? Знаете, сколько у меня каждый раз седых волос прибавляется? Переживать ещё за вас!
А ты, Инна, учти на будущее! Я и без соответствующего пункта в контракте смогу это сделать, когда посчитаю нужным. И не отвертишься!
- Ладно, девочки, - Галина Алексеевна повернулась к Лене и Елизавете. – Идите, займитесь своими воспитанницами. У вас, между прочим, рабочее время, а с Инной мы ещё немного побеседуем.
По дороге к отделению Лена спросила у Елизаветы:
- Лиза, просвети меня. Насчёт телесных наказаний для сотрудников Галина Алексеевна, надеюсь, не серьёзно говорила?
Лиза испытующе посмотрела на Лену.
- Лучше тебе этого не знать, - усмехнулась она. – Спать будешь спокойнее! Не волнуйся, тебе-то уж это точно не грозит.
Лена в изумлении остановилась.
- А, ну-ка, быстро говори! – потребовала она – Неужели это не шутка?
- Нет, - признала Лиза. – Иногда она и правда такое проделывает, но только с молодыми девчонками, несовершеннолетними. Дежурными воспитателями.
- Но как? – ахнула Лена.
- Лена. У нас же порядки строгие. Чуть что не по инструкции – почти всегда отстранение! Ты сама подумай: чем, кроме отстранения, они могут воспитателей серьёзно наказать? Штрафами? Да у нас такие зарплаты, что штраф, даже крупный, особо не заденет. Так, комариный укус! А вот отстранение – это очень существенно!
Но мы же не можем быть полностью совершенными.
Лиза опять усмехнулась.
- Это мы только от воспитанниц этого требуем, а слабости и воспитателям присущи. Если руководство всегда будет поступать, как положено, то может половины сотрудников лишиться! Вот поэтому иногда и применяются неофициальные меры. Причём, в основном, на добровольной основе.
- Это как? – не поняла Лена.
- Ну, в первый-то раз, конечно, не совсем на добровольной. Галина Алексеевна заранее два документа распечатывает. На одном – приказ об отстранении такого-то воспитателя от работы. Скажем, на три месяца! А на другом – просьба этой сотрудницы к своей заведующей, как её официальному опекуну в «Центре», провести телесное наказание в частном порядке за такой-то совершённый проступок.
Вызывает она эту девчонку. Сначала, конечно, пропесочит, все перспективы нарисует! А потом даёт ей эти два листа и говорит: «Выбирай! Или ты подписываешь этот, или я подписываю тот!»
И что ей остаётся, как ты думаешь? Вот ты бы как поступила?
- Конечно, подписала бы! – воскликнула Лена.
- Так все и делают. Безропотно укладываются и терпят, причём, чаще всего – «безлимитку»! Очень больно и стыдно! А держаться надо как, представляешь? Мы же не воспитанницы! Не будешь же перед заведующей вопить от боли. Зато эффект – потрясающий! Это тебе не штраф! И сотрудник для отделения сохранён.
А если вдруг повторное нарушение – девчонки уже сами у Галины Алексеевны такую меру выпрашивают вместо отстранения, а она ещё и поломаться может! И во второй раз уже «серию» назначает. Как мы воспитанницам – напоминания. Приходится к ней, как на работу ходить, сколько скажет! Я тебя уверяю, до третьего раза редко доходит.
Лена ошеломлённо молчала. Немного придя в себя, она ехидно заметила:
- Что-то очень уж хорошо ты знаешь все подробности! О чём это говорит?
- Вовсе не о том, о чём ты думаешь, - фыркнула Лиза. – Меня сия чаша миновала. Отвечу тебе так. Галина Алексеевна таких девочек щадит, информацию широко не распространяет. Но ответственного воспитателя обязательно ставит в известность, ведь он чаще всего знает о проступке! Да и утешить девчонок после такого кому-то надо! Хоть и знают, что за дело получили, а всё равно обидно.
Лиза улыбнулась.
- Это воспитанницы у нас теоретически должны радоваться наказаниям и благодарить воспитателей «за науку», а на деле-то всё по-другому! Девчонки у меня на груди потом рыдают! Вот поэтому я и знаю.
А ещё Вероника таким образом к Галине Алексеевне попадала, и не раз! Конечно, когда мы ещё «дежурными» работали и в колледже учились. Она этого и сама не скрывает, поэтому я тебе и говорю.
- Да за что же? – воскликнула Лена.
- Она же у нас вроде тебя! Ей воспитанниц жалко! Но ты с самого начала показала, что жалко тебе или нет, но инструкций ты не нарушаешь и поблажек никому не делаешь. А Вероника вначале так не могла. Назначит ответственный воспитатель строгую порку, а она обычную проведёт. Или какой-нибудь проступок вообще покроет.
А «ответственной» у неё была Елена Германовна, она сейчас заведующая на третьем отделении. Дама очень строгая, но мудрая. Она официальные рапорты дежурному на Нику не подавала, а тащила её прямиком к Галине Алексеевне, ну а та уже ей выдавала, как следует!
- Лиза! – Лена почувствовала, что почва уходит у неё из под ног. – Ты это называешь «мудрым» - покрывать такие поступки дежурного воспитателя? За это же можно самой работы лишиться!
- А никто не покрывает! Вот ты – тоже «ответственная». Вспомни, что предписывается делать, если ты выявила ненадлежащее исполнение своим дежурным воспитателем твоего приказа?
Лена наморщила лоб.
- Сразу и не вспомнить! У меня такого не случалось. А… вот!
«В этот же рабочий день поставить в известность заведующую отделением или ответственного дежурного воспитателя отделения».
- Правильно! На твой выбор! Обрати внимание: не незамедлительно, а в тот же день. Нам лазейка даётся! Галина Алексеевна работает с двух часов дня и до полуночи! Ведь вполне можно именно ей доложить.
Ты же знаешь, ответственный дежурный обязан этот рапорт передать дежурному по «Центру», а тот – директору. Это официальный путь. И разбирательства официального уже не избежать!
А заведующая имеет право назначить наказание единолично! Это допускается. Она может, как отстранить, так и провести «индивидуальную воспитательную работу». Соображаешь?
Лена задумчиво кивнула.
- Лена, - продолжала Лиза. – Воспитатели чётко делятся на две группы. Одни сразу и всегда работают безупречно. Вот как ты! Их всё это не касается, они вообще обо всём этом и не подозревают.
А другим, как и воспитанницам, необходимо какое-то время на адаптацию. И они могут совершать подобные ошибки. Но, по опыту, если их сразу не сломать отстранением – потом они отлично работают!
И заведующие, и директор отлично об этом знают. Поэтому неофициально такие меры применяются во всём «Центре».
А ещё для всех воспитателей очень опасный период – это конец первого годы работы. Кажется, что всё отлично, всё получается, и можно слегка расслабиться. Именно это сейчас и произошло с Инной!
Ты думаешь, почему я от Галины Алексеевны её тройку скрыла? Она после твоей четвёрки Инну предупредила, что в следующий раз применит к ней суровые меры. А Инна ведь тоже до сих пор о телесных наказаниях не догадывается! Но я уверена – Галина именно так бы с ней и поступила! И сегодня она это заявила. Вот бы для Инны был сюрприз! И масса приятных ощущений!
Я Инну от этой порки спасала, понимаешь? А если бы она зачёт сдала на «отлично» - я бы с чистой совестью эту «пересдачу» отметила. Но не сложилось! Что поделаешь?
А к Инне присмотрись. Сегодня она хороший урок получила, но, мне кажется, её немного «понесло». Может и в работе что-нибудь выкинуть. Тогда вспомни, о чём мы с тобой сейчас говорили. Не торопись официальным путём разбираться, лучше Галину Алексеевну поставь в известность! А иногда, если не так уж всё серьёзно, можно и самой соответствующие меры принять. Тоже допускается. Конечно, лучше будет, если тебе никогда не придётся этого делать!
- Спасибо, Лиза! Вот это информация! Да я даже представить себе такого не могла!
- Послушай! – испуганно спросила Лена. – А Кристина Александровна тоже может так поступить?
Нет, - покачала головой Лиза. – Если дошло до куратора, то дальше всё идёт только официально. Как сегодня. Понимаешь, тут два ведомства задействованы, уже сложнее. А ещё: ведь Галина Алексеевна ваш официальный опекун до совершеннолетия. Как куратор в колледже, помнишь?
Она может подать сведения, что провела «индивидуальную воспитательную работу», но какую – не уточнять. Девчонки же не жалуются! А если пожалуются – есть их письменная просьба.
А у Кристины меньше прав. Вот с преподавателями, как со мной сегодня, она может единолично разобраться. Не устраивает её что-то – всё, уволена! А все меры к студенткам – только через комиссию! Галина Алексеевна всегда как адвокат выступает. У них с Кристиной довольно прохладные отношения.
Лиза опять улыбнулась.
- Но вот за промежуточные тройки, или даже частые четвёрки она вполне может так наказать. И это бывает не так уж и редко!
- Лиза, - осторожно спросила Лена. – Но ведь ты «ответственной» только полтора года работаешь! И дежурные воспитатели у тебя постоянные, с первого курса, Алина и Катя. Студентка только Алина. Это не у неё сейчас подобные проблемы? На груди у тебя не она рыдает? Алина сейчас, в последнее время, очень изменилась. Видно, что её что-то угнетает.
Елизавета вздохнула.
- Ну…раз уж ты сама догадалась… Мне вообще с этим «повезло»! Я же ещё на четвёртом курсе колледжа «ответственной» работала, ты забыла? Уже тогда одну из моих «дежурных» Галина Алексеевна таким образом воспитывала.
А Алина…
Лиза помрачнела.
- Хорошо, я тебе расскажу, как коллеге и подруге. Ситуация поганая! Алина – хорошая девчонка, но недавно она очень серьёзно провинилась. Очень! Если бы я доложила дежурному, её бы точно уволили, и надолго.
Галина Алексеевна хотела её ещё на три месяца воспитанницей в аналогичный «Центр» отправить. Такое наказание иногда применяют для молодых воспитателей, ты же знаешь.
- Знаю, - подтвердила Лена. – Но ведь только за очень серьёзные нарушения!
- Лена, у неё всё серьёзно! Галина Алексеевна кричала: «Или увольняю тебя совсем, или воспитанницей отправишься! Кое-что тебе в памяти необходимо освежить!»
Мы с Алиной еле её упросили неофициальное наказание применить. Буквально на коленях! Спасло только то, что Алинка уже два года без единого замечания отработала, ещё со школы. Ну и я, конечно, прямо со слезами просила. И девчонку было жалко, да и дежурного воспитателя своего не хотелось лишаться. С новым-то пока ещё сработаешься!
- И что? – с замирающим сердцем спросила Лена.
Лиза расстроено покачала головой.
- Галина её капитально наказала. Полностью запретила выезд из «Центра». Практически, под «домашний арест» посадила. По выходным Алина должна в своей квартире находиться, выходить может только по учебным делам. Маме её позвонила, пожаловалась, объяснила, почему Алина пока домой приезжать не сможет.
- Маме? – удивилась Лена.
- Да. Вы же несовершеннолетние! Она имеет право всё сообщать родителям. А ещё…
Ты заметила, что Алина в последнее время после педсовета никогда сразу не уходит? Сидит до последнего и ждёт, пока Галина Алексеевна освободится!
- Действительно, - протянула Лена. – Я ещё в субботу удивилась, когда мы плёнку смотрели, про Соню. Остались мы с Инной, Светлана, как ответственная дежурная, и Алина.
- Так вот, в дни дежурств Алины, получается, через день, Галина Алексеевна после педсовета уводит её в кабинет и наказывает! Причём так, что Алинка потом полвыходного отлёживается! Я к ней перед обедом прихожу и «третью-бис» накладываю. И неизвестно, когда всё это кончится, Галина не говорит. Ну, знаешь этот приём, мы же тоже к воспитанницам его применяем.
Она Алине сразу сказала: «Хочешь остаться на работе – будешь терпеть, не думай, что легко отделаешься! А передумать можешь в любой момент. Тут же иду к директору – и назавтра ты уволена!»
Галина очень на неё рассержена. Я думаю, что и директор в курсе, и дала ей «добро» на все эти действия. Нарушение очень серьёзное, вряд ли заведующая рискнула директору не доложить, пусть и неофициально.
Лиза вздохнула.
- Я тут попыталась было так осторожненько встать на защиту. Ведь это всё уже больше месяца продолжается! Так Галина и меня на место поставила.
«Елизавета Вадимовна! Вы просили не доводить до увольнения? Я пошла вам навстречу, так что сейчас не вмешивайтесь!»
Так что, наша заведующая может быть очень жёсткой и принципиальной. А Алина, конечно, будет терпеть. Что ей остаётся? Она не хочет работы лишиться.
Лена слушала подругу, буквально раскрыв рот от изумления. Эта история потрясла её. Такое трудно было себе представить…
- Лиза, а что она сделала?
- А вот этого не скажу!
- Ладно! И так спасибо, что ты меня просветила. Странно, что я раньше всего этого не знала.
Лена нахмурилась.
- Как же так? Я ведь уже полтора года здесь работаю!
- А многие не знают, кого это не коснулось. Сама-то ты безупречно работаешь. Гордость отделения!
Елизавета ехидно улыбнулась.
- Лиза, перестань! – возмутилась Лена.
- Да ладно, не скромничай! – махнула рукой Елизавета. – А, если кто-нибудь из твоих дежурных Галине попадётся – она тебе и сама скажет. Впрочем, у тебя сейчас только Инна – возможный кандидат. Маша совершеннолетняя. Нас Галина Алексеевна уже не трогает, даже если бы мы упрашивали! Всё – только официально.
Да и потом, Маша себе ничего такого и не позволит, я уверена. Она…
Лиза осеклась.
- Ну, в общем, ей не так просто её работа досталась, она рисковать не будет.
Лена удивлённо вскинула брови, собираясь расспросить Лизу подробнее, но они уже подошли к спальне 202-ой группы. Елизавета скороговоркой бросила:
- Пока, увидимся на педсовете, – и скрылась за дверью.
***
Соня лежала в своей кровати, в халате, поверх одеяла, накрывшись шерстяным покрывалом. В отличие от жёлтых уродливых халатов изолятора, здесь, в группе, халатики у воспитанниц были весьма симпатичные: изящного покроя, ярких расцветок. На Сонином, например, на розовом фоне резвились разноцветные бабочки.
Когда девушка примеряла этот халат в кладовой, такая расцветка показалась ей издевательской. Тогда, непосредственно перед походом в кладовую, Соне пришлось вытерпеть очень суровое наказание от Елены, естественно, без всякого обезболивания. Ей было очень плохо, и физически, и морально, и эти бабочки казались совершенно не в тему. Но позже, уже в группе, Соня полюбила этот халатик. Хоть что-то радовало глаз!
Полушерстяное покрывало, больше напоминающее плед, тоже выглядело довольно оптимистично: в голубой воде весело плавали дельфины.
Соня поправила наушники, опять включила плеер и занялась следующим текстом. Завтра на уроке английского у студенток 204-й группы запланирована конференция, посвящённая праздникам в англоязычных странах, и девушка намеревалась хорошо подготовиться, чтобы свободно владеть темой.
Неловко повернувшись, Соня с досадой поморщилась. После экзекуции, которую устроила ей Елена, прошло уже почти 2 часа, однако ноющая боль во всём теле никак не хотела проходить, несмотря на проведённое обезболивание.
После ухода Лены из класса Соня примерно полчаса учила уроки на кушетке, затем ей всё-таки удалось благополучно встать. Девушка умылась, наскоро привела себя в порядок, вернулась в класс и встала с учебниками к стойке, но чувствовала себя плохо. Стоять было трудно, ноги не держали. Очень уж тяжёлый выдался день!
Соня практически лежала на стойке, сильно облокотившись на неё.
Заметив это, Мария Александровна разрешила Соне заниматься в кровати. Это, несомненно, было гораздо лучше, чем лежать на кушетке на глазах у всей группы.
Сейчас Соня слушала очередной текст, одновременно читала его по методичке и тихонько проговаривала. Таким способом ей всегда лучше удавалось запоминать информацию.
Лена вошла в спальню, сразу увидела лежащую в кровати Соню и подошла к ней практически бесшумно. Соня в любом случае бы не услышала – была занята своим текстом.
Лена после всего, что произошло на «Комиссии», а в особенности после разговора с Лизой, была в смятении. Переживания за Инну и Елизавету, новая шокирующая информация о «неформальных» методах Галины Алексеевны – всё это расстроило девушку и несколько вывело её из равновесия.
Сейчас было уже полдесятого вечера. Лена, подходя к Сониной кровати, ещё раз вспомнила разговор с Лизой и мысленно усмехнулась:
"Значит, милость!"
Она тихонько тронула Соню за плечо. Воспитанница резко обернулась. Увидев воспитательницу, она тут же сняла наушники и быстро соскочила на пол. Вот это Соня сделала не подумав! Боль отдалась по всему телу. У девушки перехватило дыхание, в глазах потемнело. Соня невольно охнула, но на ногах устояла.
Лена смотрела на неё насмешливо.
- Зачем так резко вскакиваешь? Я тебя предупреждала! Теперь, пока не перестанешь совершать нарушения – ни сесть, ни встать не сможешь.
- Простите, – уже овладев собой, тихо ответила Соня.
- Да не за что тебе сейчас было извиняться, - вздохнула Лена. – Ладно. Как себя чувствуешь?
- Если без резких движений – то неплохо, - сказала Соня.
Она осторожно посмотрела на Лену, пытаясь по её лицу угадать, чем закончилась «Комиссия». Не составляло особого труда заметить, что Лена расстроена, хотя и пытается держаться.
Воспитательница усмехнулась.
- Ничего. «На коленях» тебе резких движений делать и не придётся! С уроками закончила?
- Почти.
- Без десяти десять отправляешься «на колени»! – приказала Лена.
- Слушаюсь.
Сонина карточка лежала в углублении шкафчика. Лена сделала в ней отметку, выписала Соне пропуск, достала свою личную печать, поставила на документе, затем расписалась.
Обернувшись к воспитаннице, она велела:
- Разденься!
- Слушаюсь.
Соня как могла быстро скинула халат. Белья она ещё не надевала, так что на этом раздевание было закончено. Лена развернула воспитанницу спиной к себе и легонько подтолкнула, вынудив лечь на кровать, затем внимательно осмотрела и прощупала пострадавшие поверхности наказанной.
- Всё в порядке. Вставай. Можешь надеть форму и всё остальное. И не забывай про бойкот! – напомнила воспитательница и направилась в класс.
- Елена Сергеевна, – тихо и сочувственно проговорила Соня.
Лена остановилась.
- В чём дело? – удивилась она.
Воспитанница с трудом поднялась с постели.
- Извините, но… Вы забыли печать.
Соня указала на свой шкафчик. Действительно, печать лежала там вместе с карточкой и пропуском.
Лена слегка покраснела. Соня смотрела на воспитателя с явным сочувствием, причем Лена отчетливо видела, что дело не только в забытой печати.
- Спасибо.
Убирая печать в сумочку, Лена добавила:
- А почему ты так на меня посмотрела?
- Как? – встревожилась Соня. – Неужели дерзко?
- Наоборот. Сочувственно. Даже слишком. Ведь это не из-за печати?
Соню всегда очень подводило то, что она не могла владеть своей вегетатикой: краснела или бледнела непроизвольно.
Вот и сейчас она покраснела мгновенно.
- Давай уж, рассказывай, - заинтересовалась Лена. – Сейчас не отвертишься!
Соня похолодела от страха, но деваться было некуда..
- Слушаюсь.
Девушка глубоко вздохнула.
- Елена Сергеевна, я слышала ваш разговор с Марией Александровной про дисциплинарную комиссию. Простите! Непроизвольно.
У Лены вытянулось лицо.
- Но ты не могла слышать! – воскликнула она.
- Елена Сергеевна, у меня очень тонкий слух. Я слышу гораздо лучше, чем все. Врождённая особенность!
- И что же ты слышала? – Лена всё ещё не могла поверить.
- Всё. Весь разговор. Вы говорили, что вам угрожает отстранение, но вы надеетесь на штраф. И что Елизавета Вадимовна тоже за отстранение. Временное.
Лена немного пришла в себя и улыбнулась.
- И ты мне посочувствовала?
Соня кивнула.
- Но почему?
Воспитанница пожала плечами.
- Елена Сергеевна! У меня нет никаких причин желать вам неприятностей.
Лена недоверчиво хмыкнула.
- Я представила себе, что для вас будет означать отстранение! - эмоционально продолжала Соня. - Мне кажется, перенести такое нелегко!
Лена даже и не знала, как на всё это реагировать.
- Соня, но ведь тебе будет гораздо легче жить, если меня отстранят!
- Наверное, - опять вздохнула Соня. – Но я всё равно вам этого не желаю.
Лена внимательно и с явным интересом смотрела на воспитанницу.
- Хочешь узнать, чем всё закончилось?
- Я не могу настаивать, - смутилась Соня.
- Естественно. Но я скажу. Знаешь, ты ошиблась. У меня всё в порядке. Да, так можно было понять из разговора. Но речь шла не обо мне!
Соня с тревогой посмотрела на Лену.
- Значит, об Инне Владимировне! – произнесла она с испугом.
- Ты думаешь? – иронически спросила Лена.
- Но… вы с Марией Александровной были так озабочены…
- Ты права, - кивнула Лена. – Проблемы у Инны. Но озабочены мы с Машей могли быть не только из-за неё. Я тебе сегодня уже говорила: у нас очень дружный коллектив! Мы все переживаем друг за друга.
- Переживаете? – не выдержала Соня. – И требуете друг для друга отстранения? Как Елизавета Вадимовна?
Спохватившись, она испуганно пробормотала:
- Извините.
"Вот дура! Совсем "крыша съехала" - такое ляпнуть! Ну, сейчас она мне выдаст!"
Однако Лена явно не была настроена проводить карательные мероприятия. К большому удивлению девушки, воспитательница спокойно ответила:
- Не торопись осуждать. Ты ведь не знаешь, что произошло! Елизавета Вадимовна сама очень пострадала из-за Инны, но именно она Инну в итоге и спасла. Не переживай, она тоже голосовала за штраф. И прошла именно эта мера! Так что всё закончилось относительно благополучно. Никуда Инна Владимировна не денется, если ты об этом волнуешься.
Соня облегчённо вздохнула.
Лена посмотрела на неё с улыбкой.
- Ты знаешь... должна признаться. Мне было почему-то приятно, что ты мне посочувствовала. Неожиданный сюрприз.
- А я очень удивилась, когда это услышала! Мне кажется, вы работаете безупречно.
- Спасибо, - опять улыбнулась Лена. - Но совсем безупречно – этого никто не может. Вот потеряла бы я сейчас печать – и всё! Уже взыскание, и серьёзное!
Лена немного смутилась, мысленно в красках представив, как Галина Алексеевна устраивает ей за потерю печати порку.
- Инна получила за итоговый зачёт по немецкому тройку, - продолжала она. – У нас за это действительно можно с работы вылететь, на хороший срок.
А Елизавета Вадимовна – её педагог, оказалась тоже виновата. Так что не думай, что у воспитателей очень лёгкий хлеб.
- Соня! – внезапно вспомнила Лена. – А про Юльку ты тоже слышала?
Соня виновато кивнула.
- Хорошо, что у тебя «бойкот»! – воскликнула Лена. – Надеюсь, глупостей не наделала?
- Нет! – твёрдо ответила Соня.
- Всё. Собирайся. И ещё… Соня, на Инну Владимировну завтра с таким сочувствием, пожалуйста, не смотри.
- Слушаюсь.
Лена резко развернулась и ушла в класс.
«На коленях» Соня сегодня отстояла вполне благополучно. Она уже немного освоилась, и чувствовала себя при этом наказании увереннее.
Да, когда стоишь на коленях, довольно скоро начинает ломить ноги, спину, шею; неприятные ощущения нарастают, и вытерпеть это кажется совсем уже невозможным. Очень хочется пошевелиться, поменять позу, но ведь за это однозначно получишь строгую порку!
Соня уже поняла, что нужно перетерпеть этот момент. Через силу, стиснув зубы, но перетерпеть, и дальше будет уже легче.
К сожалению, перетерпеть получалось не у всех. На девушек сегодня градом сыпались удары тростью, впрочем, так в зале для наказаний бывало практически всегда.
Воспитатели, назначая девушкам "колени", отлично знали, на что они обрекают своих воспитанниц.
Ира Елистратова сегодня тоже была на своем месте. Увидев табличку «Бойкот» на груди вошедшей в зал Сони, Ира бросила на подругу изумленный и сочувственный взгляд. Соню порадовало, что Ира была ещё одета – значит, пока держится без замечаний.
Соня уже знала, что Елизавета Вадимовна очень строга к своим воспитанницам, и, если назначает им стоять на коленях, то отправляет девушек в зал часто уже в восемь часов. Мало того, что воспитанницам приходится терпеть эту пытку четыре часа, но они ещё и не успевают сделать домашние задания!
Ведь с ужина девушки обычно приходят в половине восьмого. А попробуй на следующий день получить тройку!
Девочкам приходится готовиться к следующему дню на переменах, брать учебники на прогулку, использовать для занятий небольшой промежуток времени между последним уроком и отчётом. Но и этого часто оказывается недостаточно!
Не так уж редко воспитанницы, которые и так оказываются в своих постелях в первом часу ночи, вынуждены вставать до подъёма, часов в шесть утра, чтобы успеть выполнить все задания.
Ира при их воскресном общении жаловалась Соне, что не высыпается таким образом уже третью неделю, только в воскресенье может хоть как-то восполнить дефицит сна. Да ещё перед очень важными зачётами или контрольными Елизавета Вадимовна всё-таки не отправляет провинившихся "на колени", даёт им возможность подготовиться и выспаться.
Соня тогда подумала, что с ней Елена поступает ещё по-божески:
отправляет отбывать наказание в девять тридцать, или в десять часов. И мучиться меньше, и к урокам подготовиться вполне можно успеть!
Сегодня Соня ещё раз для себя отметила, как всё-таки много зависит от конкретного воспитателя.
Марина Олеговна не спускала воспитанницам даже малейших нарушений режима «смирно», тут же наказывала, при этом ещё эмоционально отчитывая виновную.
Однако она не устраивала девушкам никаких «засад» или провокаций, и не скрывала своего сочувствия к ним, хотя часто громко возмущалась.
- Ты думаешь, мне тебя не жалко? – кричала она Ксении Залесовой, которая уже второй раз за вечер получила порку. – Жалко! Даже очень! У меня сердце кровью обливается!
А что я могу поделать? Что? В «Центре» определённые порядки и правила. И я ничего не могу изменить!
А вот ты можешь! Не попадай «на колени»! Это от тебя зависит!
Уже сидя за столом, Марина Олеговна более спокойно продолжала:
- Я понимаю, девчонки, что у вас у всех положение разное. Некоторые воспитатели чуть что, сразу «на колени» отправляют, а другие – очень редко! Но будьте сообразительнее! Вы же знаете своих воспитателей. Старайтесь не допускать таких нарушений, за которые можете сюда попасть!
Я прекрасно понимаю, что вам не позавидуешь. Но всё-таки выкручивайтесь как-нибудь! Проявляйте смекалку.
Ведь и здесь можно приспособиться! Берите пример с тех своих подруг, которым это удается. Просите их и вас научить! Не будьте гордыми.
К одиннадцати часам Марина Олеговна ушла на педсовет, и ее заменила другая ночная воспитательница – Евгения Михайловна.
Соня увидела ее впервые и внутренне ахнула:
"Как «мисс Транжбулл»!"
У Сони ожили воспоминания из детского фильма «Матильда». Директриса начальной школы мисс Транжбулл люто ненавидела своих подопечных и старалась превратить их жизнь в ад! Ежедневно перед уроками она выходила на школьный двор – грозная, язвительная, и демонстративно играла страшным длинным хлыстом.
Дети замирали от страха и с ужасом ожидали, кого же сегодня директриса выберет себе в жертву.
Но! Мисс Транжбулл всё-таки детей хлыстом не била. Давила на них психологически, и могла заключить в своеобразный карцер – «душилку». И всё!
А вот воспитанницам порка тростью угрожала вполне реально!
Евгения Михайловна сурово смотрела на девушек. Во всём облике воспитателя сквозило явное неодобрение к воспитанницам.
- Что, хулиганки! – начала проповедь она. – В группе вам спокойно не сиделось? Как все нормальные девчонки отдыхать по вечерам не хотите? Вынудили воспитателей «на колени» вас отправить? Вот теперь и расплачивайтесь!
Предупреждаю, даже не дышите громко! Тут же по заднице тростью прогуляюсь!
Евгения Михайловна непрерывно прохаживалась перед наказанными и практически буравила их взглядом.
- Я ещё могу понять, если бы вы все были новенькими! – продолжала возмущаться она. – Только одну вижу!
Она указала на Соню.
- Остальные давно в «Центре».
- Вот ты, Маликова, – воспитательница вплотную подошла к одной из девушек. – Больше года здесь находишься, а в этом зале как будто прописалась. За что ты на этот раз здесь? А?
Воспитанница судорожно вздохнула и растерянно посмотрела на воспитателя.
"Отвечай же, балда!" – с досадой подумала Соня.
Но девушка молчала.
- Язык проглотила? – закричала Евгения Михайловна. – Я тебе покажу, как не отвечать на вопросы воспитателя!
Она быстро подошла к несчастной, завела трость ей под подбородок, вынудила таким образом подняться с колен и влепила пощёчину.
- К стене! – сурово приказала она уже рыдающей девушке, указывая на противоположную стену зала. – Получишь десять ударов, и полчаса штрафного времени! А завтра позвоню Елизавете Вадимовне и попрошу её с тобой «Правила» повторить!
Соня знала, что Света Маликова тоже, как и Ира, числится в 202-ой группе.
"Да уж, Елизавета с ней « Правила» повторит", - вздохнула она про себя.
- Слушаюсь! – воскликнула Света со слезами на глазах. Она послушно подошла к стенке и, всхлипывая, начала раздеваться. Дрожащими руками сложив одежду на специальную банкетку, несчастная обернулась к воспитателю:
– Евгения Михайловна, я…
- Теперь молчи! – резко оборвала её воспитательница. – Ты свой шанс упустила! В позу! Быстро!
"В какую позу?"- недоумённо подумала Соня.
Однако Света, как и другие воспитанницы "со стажем", хорошо знала привычки Евгении Михайловны, да и других воспитателей, поэтому уточнять и не подумала.
Она наклонилась, упёрлась ладонями вытянутых рук в стену и немного расставила ноги.
- Больше прогнись! - воспитательница слегка хлопнула девушку тростью по пояснице.
- Слушаюсь! - голос воспитанницы дрожал, но распоряжение она выполнила молниеносно.
Евгения Михайловна встала справа от провинившейся и приложила трость к её ягодицам.
Девушка задрожала теперь уже всем телом. Порки тростью она боялась безумно!
- На вопросы воспитателя, моя милая, положено отвечать незамедлительно, скромно и почтительно.
С этими словами воспитательница размахнулась и нанесла несчастной первый удар. Света дёрнулась и громко завопила, но осталась на месте. Соня стояла практически напротив наказываемой и прекрасно видела, как на её попе появилась белая поперечная полоса, которая быстро трансформировалась в красный рубец. Удар был резкий и сильный, однако Соня взглядом профессионала оценила его, как не самый запредельный. Так, средний. Но всё-таки это ротанг...с ротангом Соня как лидер дела не имела: в учебных организациях этот инструмент наказания находился под запретом. А вот на себе здесь она его уже испытывала и знала, что совсем не обязательно пороть тростью изо всей силы, боль и при средних ударах будет достаточно мучительной.
Евгения Михайловна некоторое время выжидала, но девушка продолжала рыдать и вертеть попой, не осмеливаясь распрямиться или другим образом нарушить позу. Соня помнила, что боль после удара тростью держится долго, в перерывах она не только не ослабевает, а даже нарастает. Поэтому порку ротангом так трудно терпеть: не получается никакой передышки! Боль просто меняется с очень сильной во время удара на сильную в перерыве, и наоборот. Сплошное мучение!
Второй удар заставил наказываемую закричать ещё громче. Трость прочертила на ягодицах ещё одну красную полосу чуть ниже первой.
Воспитательница невозмутимо и размеренно продолжала порку, не обращая внимания на вопли и рыдания жертвы, и каждый удар был значительно сильнее предыдущего. Света предпринимала отчаянные попытки как-то облегчить своё положение: поочерёдно сгибала ноги в коленях, переступала ногами, вертела попой и, наконец, не в силах больше терпеть, повернула голову набок и прикусила собственное плечо. То ли, чтобы отвлечься хоть как-то от невыносимой боли, то ли, чтобы меньше кричать.
Евгения Михайловна тут же подошла к воспитаннице, с силой дёрнула её за волосы и жёстко ударила ладонью по губам.
- Что ты вытворяешь? - гневно закричала она. - Прекрасно знаешь, что нельзя кусать руки! Рот тебе залепить?
- Простите! - прорыдала девушка. - Бо -о-ольно!
- Да что ты говоришь? - язвительно проговорила воспитательница. - Больно тебе? Можно подумать, на массаж пришла!
Толстая трость опять хлестнула Свету по попе, девушка вскрикнула, затем протяжно завыла. Евгения Михайловна поменяла сторону и продолжала пороть в удвоенным усердием. Соня отметила, что воспитательница опускает трость только на ягодицы, не трогая бёдра.
Выдав воспитаннице последний, десятый удар, Евегния Михайловна тут же спросила у Светы:
- Теперь ты готова ответить на мой вопрос?
- Да! – Света ещё плакала и корчилась от боли, но изо всех сил постаралась взять себя в руки. Всё-таки она была уже не новенькой.
- Тогда вставай "смирно" и отвечай.
- Слушаюсь.
Наказанная распрямилась, повернулась к воспитателю. Лицо девушки опухло и покраснело, слёзы стекали ручьём.
– Простите, что я не ответила сразу, - умоляюще проговорила она. - Я просто соображала, что сказать. Я давно стою на коленях, и у меня было несколько нарушений!
- Понятно, - усмехнулась воспитательница. – И ты забыла, какое из них последнее! Как же ты намереваешься выбраться когда-нибудь из этого зала, если даже не помнишь, за что наказана?
Всё! Иди на место! Можешь не отвечать. Я доложу обо всём Елизавете Вадимовне. Она тебе напомнит!
Соня вздохнула. Она понимала, что Света только что практически на пустом месте заработала весьма крупные неприятности. Елизавета Вадимовна её не пощадит, это точно! Конечно, девушка могла бы вести себя умнее, но ведь и Евгении Михайловне совсем не обязательно было её провоцировать.
"Видимо, она по-другому не может, натура такая, - думала Соня. - А сейчас наверняка ещё одну жертву выберет"
Евгения Михайловна некоторое время походила перед девушками молча. Внезапно она практически завопила:
- Елистратова!
Конечно, это тоже была провокация. Соня не поддалась. Она чувствовала, что произойдёт нечто подобное, и была готова. А вот Ира вздрогнула, резко обернулась к воспитателю и испуганно произнесла:
- Да, Евгения Михайловна.
И не только Ира! К Евгении Михайловне повернулись ещё несколько девушек.
- Ну, коне-е-е-чно, - удовлетворённо протянула воспитательница. – Как надо себя вести во время наказания, никто не помнит!
- Нельзя вертеть головой! – отчеканила она. Подошла вплотную к Ире и продолжала:
- Когда отвечаешь на вопрос, тоже головой не крутишь? Забыла?
- Да. Простите, - ответила девушка.
Соня с радостью отметила, что Ира отвечала скромно, но с внутренним достоинством. Теперь в её голосе не было ни испуга, ни умоляющих ноток.
- Все, кто сейчас нарушил положение «смирно» - получат порку! – заявила Евгения Михайловна. - Всем вертушкам - руки за голову!
Приказ незамедлительно выполнили пятеро девушек из девяти.
- А вы – раздевайтесь! – обратилась воспитательница к тем двоим из них, которые были ещё одеты. - С вас и начнём!
В течение последующих двадцати минут в зале раздавались крики и стоны. Евгения Михайловна порола провинившихся безжалостно, молча и хладнокровно.
Наконец, все наказанные вернулись на свои места.
- А тебе, Елистратова, я хотела задать тот же вопрос, что и Маликовой, - сказала воспитатель. – За что ты сейчас отбываешь наказание в этом зале?
Ира немедленно ответила:
- Я в прошлый вторник на работе спорила с бригадиром. Пыталась доказать, что у меня не было брака в работе.
- А на самом деле он был? – с интересом, почти нормальным голосом спросила воспитатель.
- Оказалось, что да. Я не заметила. Но в любом случае не должна была спорить, - скромно отвечала Ира.
Соня отметила, что Ира сегодня держится потрясающе. Во время порки она стонала, но не кричала и не плакала. Быстро успокоилась, и на вопрос ответила безупречно.
"Неужели на неё так наш воскресный разговор повлиял?" – удивлялась Соня.
Она вспомнила, что и Лена сегодня упоминала об изменившемся поведении Иры. Значит, это заметили и воспитатели.
Когда за двадцать минут до полуночи воспитанницы снова оказались под наблюдением Марины Олеговны, все облегчённо вздохнули.
В двенадцать часов Марина Олеговна отправила девушек в душевую. Соня немного задержалась и подошла к столу воспитателя:
- Марина Олеговна, - робко начала она. – Можно у вас спросить?
- Спроси, - воспитатель смотрела на девушку доброжелательно.
- Вы были на педсовете, - голос Сони чуть дрогнул. - Не можете мне сказать, насчёт Юли Соколовой из нашей группы какое вынесено решение?
Марина Олеговна улыбнулась.
- Скажу. А то со своим бойкотом ты так ничего и не узнаешь! Не переживай! В карцер твою Юлю не отправили. Но только благодаря Елене Сергеевне. Она в последний момент сняла своё предложение.
Соня облегчённо вздохнула. Она на это надеялась, но сомнения оставались. Всё-таки педсовет есть педсовет!
- Досталось Юльке, конечно, здорово, - сочувственно продолжала Марина Олеговна. – Все на неё набросились, получила девчонка по полной программе! К концу разбирательства у неё уже даже слёз не осталось, на ногах еле стояла.
Галина Алексеевна в конце обсуждения сказала: « Юлю мы выслушали, ситуация всем понятна. Елена Сергеевна требует двое суток карцера. Соколова, ты понимаешь, что всю репутацию себе испортила? Ты была положительной воспитанницей! Но, если девушка хотя бы один раз попадает в карцер, это пятно будет на ней до освобождения! Твою кандидатуру, например, ни на какие летние льготные программы даже рассматривать не будем! Никаких поощрений не увидишь, как бы ты дальше не старалась. А ведь тебе ещё долго в “Центре” находиться!
Я предлагаю дать окончательное слово Елене Сергеевне, и сделать так, как она решит. Но, может быть, Елена Сергеевна согласится дать Юле возможность исправиться, и выберет для неё другую меру?»
А Елена Сергеевна говорит: «Хорошо. Вижу, что она раскаивается. Я снимаю своё предложение. Назначу ей другое наказание».
Вот и всё. Теперь не знаю, что Елена Сергеевна ей там придумает, но пока Юля в группу ушла.
- Спасибо большое! – горячо поблагодарила Соня.
- Да ладно. Быстро иди в душевую.
Войдя в спальню и тихонько пробравшись к своей кровати, Соня заметила, что Юля ещё не спит. Так хотелось хотя бы парой слов с ней перекинуться! Приободрить немного!
Но это исключено. Ночные воспитатели ни на секунду не отрываются от мониторов! Чтобы даже соблазна не возникало, Соня быстро легла и отвернулась в другую сторону.
Марина Олеговна после душа сделала ей на ночь обработку, но без обезболивающих средств(такое распоряжение оставила Елена, это было записано в Сониной карточке), поэтому Соня всё равно ощущала боль после ударов. Три строгих наказания, которые девушке пришлось сегодня перенести, не прошли бесследно. Лена была права: обычное обезболивание тут не поможет, а «третью-бис» никто Соне накладывать не собирался. Однако если не вертеться и лежать спокойно, эту боль вполне можно было попытаться проигнорировать. Соне это удалось не сразу, но, в конце концов, сон сморил девушку.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 2.
Пятница.
Проснулась Соня оттого, что её опять трясли за плечо.
Девушке казалось, что она и уснуть-то ещё не успела! Однако, по-видимому, было уже утро.
« Не услышала сигнал!» – ужас пробрал Соню до костей.
Быстро обернувшись, она увидела Елену. Трясла воспитанницу именно она, а на часах было шесть пятнадцать.
«Напоминание»! Сегодня же учебный день! – вспомнила Соня. – Но почему она?»
- Тихо, - предупредила Лена. – Спокойно, без рывков встаёшь. Идёшь в туалет. И ко мне в кабинет, прихватив слова по всем трём языкам. Умываться будешь потом, сейчас время не трать.
Вставая, Соня проследила, как Лена скрылась в кабинете, и только после этого позволила себе подумать:
«И не лень ей было самой в такую рань притащиться? Инне не доверяет меня выпороть?»
Соня невольно вспомнила, что за всю прошедшую неделю Лена наказывала её всегда сама. Десять ремней, полученные от Марии Александровны за несвоевременный подъём, можно не считать – такая это мелочь на основном фоне.
Кстати, получать порку от Инны Соне почему-то не хотелось.
Лена вернулась в кабинет. Инна, явно очень расстроенная, сидела в кресле, нервно покусывая костяшки пальцев, и виновато смотрела на неё.
- Ты подумала? – холодно осведомилась Лена, оставаясь у порога.
- Да, - Инна была сильно смущена, голос её дрожал. – Лена, не сердись, пожалуйста! Я недопустимо себя вела. Сорвалась! Не знаю, что со мной происходит!
Она быстро встала, подошла вплотную к Лене и повторила, заглядывая ей в глаза:
- Прости меня!
- Нет! – Лена смотрела строго.
- Что? – Инна оторопела.
- Не прощу! Я знаю, что с тобой происходит. Ты не сорвалась, а зарвалась! Один серьёзный проступок практически сошёл тебе с рук, и ты решила и дальше продолжать в том же духе! И сейчас ты будешь отвечать!
- Лена, – ошеломлённо начала Инна.
- Я могла бы немедленно подать рапорт ответственному по отделению и потребовать отстранить тебя от сегодняшнего дежурства! – перебила Лена. – Но пока ограничусь тем, что доложу Галине Алексеевне. Когда у тебя сегодня подмена?
- В три часа, - машинально ответила Инна и порывисто схватила подругу за руку. – Лена, послушай…
- Не перебивай! – Лена сердито вырвала руку.
- В три часа, когда подменишься, пойдёшь к Галине Алексеевне, а я попрошу её посмотреть эту запись, - она кивнула на нишу, где была скрыта одна из камер. - Пусть она послушает, и дальше сама с тобой разбирается.
Инна побледнела.
- Лена! – умоляюще воскликнула она. – Мне очень стыдно, честное слово! Я раскаиваюсь, ты даже не представляешь, как! Пожалуйста, прости меня! На первый раз! Умоляю!
- На первый раз? - переспросила Лена. Она тоже разволновалась, лицо покрылось красными пятнами. – Да, такое случилось в первый раз. Мы с тобой работаем вместе уже полгода, душа в душу. Ты моя подруга. И именно поэтому я сейчас не собираюсь тебе это спускать! Чтобы второго раза не было! Понимаешь?
Инна была потрясена.
- Лена, - почти прошептала она. – Я же не воспитанница. Второго раза и так не будет! Я тебе обещаю!
- Инна! Лиза тоже так думала: что ты не воспитанница! Понадеялась на тебя. И что получилось?
В этот момент Соня подошла к двери кабинета и постучалась.
- Всё, Инна, – Лена взялась за ручку двери. – Никаких споров. Веди себя достойно! За свои поступки надо отвечать.
С этими словами она распахнула дверь. Соня вошла и поздоровалась. Девушка успела надеть халат, не забыв про табличку с "Бойкотом".
Она очень волновалась. Получать порку с утра, только поднявшись с постели, не хотелось ужасно! К тому же, появление Елены ничего хорошего не сулило.
Соня, когда здоровалась с Инной Владимировной, с удивлением отметила, что дежурная воспитательница явно очень расстроена и растеряна. Ответив на Сонино приветствие, она ушла в другой конец кабинета и уселась в кресло.
Лена спокойно поинтересовалась:
- Помнишь, что тебе предстоит?
- Да, - Соня помнила и была полна решимости перенести испытание достойно.
- Готовься, - Лена указала на кушетку.
Соня подумала, что эта кушетка скоро будет ей сниться по ночам. На кушетку она ложилась явно чаще, чем в свою кровать.
Воспитанница без промедления разделась под строгим взглядом мучительницы, легла и взялась руками за перекладину. В глубине души Соня надеялась хоть на небольшое, но послабление. Ведь вчера вечером явно наметилось какое-то потепление в их с Еленой отношениях...
"Неужели это мне показалось?"
Соня со страхом наблюдала, что Лена достаёт из ящика стола тот самый спецремень. Толстый, тяжёлый...
"Показалось, - поняла она. - Не было никакого потепления. И никакой пощады мне не будет!"
Лена и не пощадила: выпорола провинившуюся очень строго. Эти 20 ударов казались Соне бесконечными! Девушка мужественно терпела, кусая губы и стараясь не шевелиться. Воспитательница раз за разом крепко впечатывала ремень в голое тело, заставляя Соню скрипеть зубами от невыносимой боли. Правда, сегодня она порола только по ягодицам, не трогая бёдра. Впрочем, Соня была уверена, что для такого ремня - это требование инструкции. Ещё девушка ощущала, что Лена, хоть и старательно проводит порку, но не вкладывает в исполнение никаких эмоций. А сравнивать Соне было с чем...
Взять хотя бы розги...или вчерашнюю "безлимитку"... Там эмоции воспитательницы(негативные, конечно), плескались через край!
И обезболивание Лена сегодня применила, не медля; однако практически сразу же после этого сунула Соне под нос распечатки с иностранными словами:
- Повторяй! Через десять минут сдашь Инне Владимировне.
- Слушаюсь.
Лена обработала ремень и опять убрала его в стол.
«Для меня... специально... держит!» – Соня ещё задыхалась от боли.
Инна наблюдала за поркой молча, не покидая кресла. Подойдя к ней, Лена холодно и отстранённо попросила :
- Пожалуйста, через 10 минут проверьте у Левченко все слова. Если будет хоть одна неточность – дайте ей ещё 20 ремней. Строгих, не ниже "восьмого"! И сразу поставьте меня в известность.
- Хорошо, - тихо проговорила Инна.
Лена вышла из кабинета. Первый урок у неё был сегодня только в 9.30, поэтому девушка отправилась в жилой отсек к себе в квартиру.
Квартиры воспитателям предоставлялись отличные: удобные, просторные, в основном состоящие из трёх комнат, кухни и санузла. Когда сотрудника принимали на постоянную работу, в квартире делали ремонт и меняли всю обстановку согласно его пожеланиям. Руководство было заинтересовано, чтобы воспитатели отдыхали после рабочего дня в обстановке психологического комфорта.
У Лены в квартире одна комната была гостиной, две другие отводились под спальню и кабинет.
Сейчас девушка была очень расстроена. Она быстро прошла в спальню, бросилась на тахту и расплакалась.
В первый раз за шесть месяцев у Лены произошёл серьёзный конфликт с Инной.
Сегодня утром Лена специально встала очень рано. Она хотела лично провести Соне назначенное ей вчера «напоминание». Воспитательница сразу решила, что будет сама это делать, все шесть раз. Она справедливо полагала, что испытывать наказания от неё Соне морально тяжелее, чем от дежурных воспитателей. К тому же пороть Соню Лена собиралась очень строго, а такие мероприятия отнимали обычно много моральных и физических сил, и Лене не хотелось перекладывать эту неприятную работу на Инну и Машу.
В пять минут седьмого Лена уже входила в кабинет. Инна, которая только что приняла группу у ночных воспитателей, с тревогой посмотрела на неё:
- Что случилось?
- Доброе утро. Ничего, - удивилась Лена. – Я пришла провести Левченко «напоминание».
То, что произошло дальше, явилось для неё полной неожиданностью.
Инна сильно покраснела и закричала, буквально завопила:
- Но почему? Что ты себе позволяешь? Это же моя работа! Почему ты со мной так поступаешь? Ты мне совсем перестала доверять после вчерашнего? Ты думаешь, что я не смогу наказать твою Левченко достаточно строго?
- Инна, успокойся! Что с тобой? – Лена ошеломлённо потрясла головой.
Но Инна продолжала вопить, размахивая руками:
- Ты не имеешь права этого делать! Если я случайно получила тройку, это не значит, что теперь я не смогу справляться со своей работой!
В отношении Сони ты вообще ведёшь себя безобразно! Никому не даёшь к ней прикоснуться! Что, мы с Машей, по-твоему, безрукие? Или не выполним твоего приказа и дадим ей поблажку? Ты просто возмутительно себя ведёшь! И ты…
- Достаточно! Инна Владимировна, я попрошу вас замолчать! – голос Лены звучал теперь холодно и твёрдо.
Она уже справилась с изумлением и была здорово рассержена.
Инна замолкла на полуслове и растерянно смотрела на подругу.
- Обращаю ваше внимание! – стальным голосом продолжала Лена. – Вы нарушили должностную инструкцию по разделу «субординация». Позволили себе недопустимо грубо, вызывающе, оскорбительно, на повышенных тонах разговаривать со своим ответственным воспитателем. В рабочее время! Причём, не имея для этого никаких оснований!
Инна молчала. Она всё ещё приходила в себя.
Лена подошла к столу, вынула из папки необходимый документ и вручила его Инне.
- Я пойду будить Левченко. А вам приказываю повторить инструкцию, и ещё раз уяснить для себя, что ответственный воспитатель имеет право делать. И как должен вести себя дежурный воспитатель, чтобы не допускать нарушения субординации!
Подумайте над своим поведением!
Лена, безусловно, была абсолютно права в данной ситуации. Она, как ответственный воспитатель, имела полное право проводить любые наказания сама. Инна не должна была “качать права” и подобным образом с ней разговаривать. Вчерашние переживания подруги Лена оправданием не считала. Она сразу внутренним чутьём поняла, что Инну надо приструнить: её действительно “понесло”, как и предупреждала вчера Лиза.
Лена, конечно, знала, что периодически ответственным воспитателям приходится разруливать подобные ситуации, но с ней такое случилось впервые. Девушке было обидно, и, в тоже время, жалко Инну.
"Галина Алексеевна с Инной сурово обойдётся, особенно, учитывая вчерашнее, но отстранять её не будет, я уверена, - понемногу успокаиваясь, Лена вытерла слёзы. – Нет, я никак не могу ей это спустить! Нельзя второй раз делать Инне поблажку. Доложу, и будь, что будет!"
Девушка решительно поднялась с тахты и отправилась в душ.
Соня сразу после порки пару минут полежала с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться и прийти в себя от боли, затем подвинула к себе распечатки со словами и начала повторять. Всё, как ей велели!
Честно говоря, повторять слова сейчас особой необходимости не было. Ещё по дороге в санблок, и потом в кабинет Соня про себя проговорила все 30 слов. Знала она их твёрдо, но рассудила, что ещё один повтор лишним не будет, тем более, после строгого наказания.
Инна уже не сидела в кресле. В другом конце кабинета, ближе к окну, у воспитателей располагалась небольшая зона отдыха: кресла, журнальный столик, телевизор с DVD-плеером, а также – хозяйственный уголок с кофеваркой, чайником, СВЧ-печью и посудой. Эта зона отделялась раздвижной перегородкой, но сейчас перегородка не была задвинута.
Соня видела, что Инна возится с кофеваркой: заправила её, затем включила.
Ровно через 10 минут после ухода Лены воспитательница подошла к Соне, осмотрела её раны и недовольно покачала головой.
- Знаешь, что, Софья? Тебе надо заканчивать нарываться на наказания. Если так пойдёт и дальше – скоро ты так стойко терпеть не сможешь! Не стыдно будет вопить на весь кабинет? Да и "шкурку" свою пожалей!
- Да, Инна Владимировна, заканчивать надо, - вздохнула Соня. – Но, я надеюсь, не дойдёт дело до таких уж воплей... Разве хуже может быть? Это же и так "восьмой разряд"!
- «Восьмой» один-то раз перетерпеть ещё можно, - возразила Инна. – А вот когда «восьмой» за «восьмым» несколько раз в день – это уже серьёзнее!
"Интересно, она это тоже на себе испытала?" – мысленно усмехнулась Соня, но вслух почтительно сказала:
- Я постараюсь. Спасибо.
- Слова-то твёрдо знаешь? – спросила Инна. – Не придётся мне тебе дополнительную порку устраивать?
- Знаю, Инна Владимировна. Не придётся.
- Тогда вставай и одевайся.
- Слушаюсь. Спасибо.
Соня оценила доверие Инны. Безусловно, отвечать слова, лёжа голой на кушетке, было бы не особо-то приятно.
Воспитанница встала и оделась настолько быстро, насколько смогла, не забыв про свою табличку. Слова ответила Инне буквально за минуту. Безупречно!
- Годится! – одобрила воспитатель и внимательно взглянула на Соню.
- Что-то ты очень бледная!
Инна вынула из медицинского шкафчика тонометр и надела Соне на запястье.
- 100/60. Низковато... - задумчиво произнесла она.
Соня растерянно пожала плечами.
- Да я неплохо себя чувствую...
- До подъёма ещё 20 минут. Пойдём-ка, выпьешь со мной кофе, - предложила Инна. – Немного взбодришься. Силы для нового дня тебе понадобятся!
Аромат хорошего свежесваренного кофе распространялся на весь кабинет. Соне, конечно, очень хотелось. Суровое наказание подорвало силы девушки, а кофе Соня так же, как и Елизавета, очень любила. Дома всегда готовила его сама, и довольно часто. Здесь же, в «Центре», кофе разрешалось пить только за завтраком и исключительно растворимый, хотя и вполне приличного качества.
Но воспитанница не посмела согласиться.
- Спасибо, Инна Владимировна, не надо.
Инна взяла её за плечо и подтолкнула в сторону кресел.
- Когда предлагают, нечего отказываться! Воспитатели имеют на это право, и никакие инструкции при этом не нарушаются. Не волнуйся, сахар, булочки и конфеты я тебе предлагать не буду. Если хочешь – лимон, или обычные сливки. Не взбитые. Так что добавить?
Инна уже разлила кофе по чашкам и вопросительно смотрела на Соню.
- Инна Владимировна, – вздохнула девушка. – Но ведь Елене Сергеевне вряд ли понравится, что воспитатели угощают меня кофе и чаем!
- А тебя что, многие угощают? – удивилась Инна. – Я знаю только про Елизавету Вадимовну.
- Ещё Светлана Петровна, - немного смутилась Соня.
Инна улыбнулась.
- Она, наверное, своим любимым чаем с марокканской мятой?
Соня кивнула. Она отметила, что, несмотря на улыбку, глаза у Инны остались грустными.
- Тебе везёт, - опять улыбнулась Инна. – Немногим воспитанницам удаётся за одну неделю угоститься у трёх воспитателей. Соня, не переживай! Всегда это можно выдать за лечебную меру, а, чаще всего, так оно и бывает.
- Спасибо. Тогда – со сливками, - сдалась Соня.
Инна протянула ей чашку.
- Садиться тебе тоже не предлагаю, - продолжала она. – Сейчас даже с кругом не сможешь.
Соня с наслаждением сделала первый глоток.
- Наверное, свидания ждёшь не дождёшься? – поинтересовалась Инна.
- Да, - тихо ответила девушка. – Очень жду!
- Соня, но маму-то порадовать особо будет нечем! Кстати, я спрашивала Елену Сергеевну. Она сказала, что с твоей мамой будет разговаривать, исходя из ситуации.
- Да мне уже всё равно! – воскликнула Соня. – Я решила, что и сама всё ей расскажу. Никогда от мамы ничего не скрывала, и сейчас не буду! У нас с ней, Инна Владимировна, очень близкие отношения. И мама может мне очень помочь советами!
- Да что тебе ещё советовать? – не выдержала Инна. – Ты и так отлично держишься! Нарушений, я уверена, у тебя скоро совсем не будет. Ты молодец! Самой плохо, а ещё и другим помогаешь!
Внезапно голос её прервался, в глазах появились слёзы.
- Извини, - быстро сказала Инна и вместе со своей чашкой отошла к окну.
На улице крупными хлопьями валил снег. Инна разглядывала заснеженный парк и пыталась успокоиться. Плечи её вздрагивали.
- Инна Владимировна, мне уйти? – тихо спросила Соня.
- Нет. Останься, - не оборачиваясь, ответила Инна.
Вскоре она всё-таки повернулась, нажатием кнопки на стене задвинула перегородку и с отчаянием проговорила:
- Соня! Мне сейчас очень плохо! Сплошные неприятности, везде! И личные проблемы, и на работе - прокол за проколом!
Представляешь, вчера я вообще чуть из «Центра» не вылетела! Обратно в свой колледж! На полгода! Можешь себе представить?
Она взволнованно посмотрела на Соню.
- Мы с тобой, практически, коллеги. Ты случайно оказалась воспитанницей. Наверное, ты вполне можешь понять, что это такое!
- Я вас понимаю, Инна Владимировна! И очень сочувствую. Знаете... я нечаянно оказалась в курсе ваших проблем. Я знаю про дисциплинарную комиссию и её решение.
Инна смотрела на Соню с изумлением.
- Я случайно услышала разговор об этом Елены Сергеевны и Марии Александровны. Инна Владимировна, я специально не подслушивала, честное слово! И Елена Сергеевна уже об этом знает.
Инна махнула рукой.
- Я тебя не обвиняю. Соня! Но если бы было только это! Ещё я сегодня утром, буквально перед твоим приходом, грубейшим образом нарушила инструкцию!
Прямо не знаю, что на меня нашло?
Соня, я не знаю, что мне делать! Лена рассержена, и обещала доложить заведующей! И она так и сделает, её уже не упросить. И посоветоваться ни с кем не успею! Я на работе! Если даже сейчас разбужу Светлану или Лизу – всё равно, это не телефонный разговор!
У воспитательницы предательски задрожали губы, Соня поняла, что Инна вот-вот опять расплачется.
– Инна Владимировна, - вырвалось у девушки. – Может быть, я смогу вам чем-то помочь?
Выпалив это, Соня тут же смутилась и сильно испугалась.
"Куда ты лезешь? Совсем с ума сошла? Инна же воспитатель! А ты кто? Ну, сейчас она мне выдаст за такую наглость!" - с замирающим сердцем подумала девушка.
– Извините, Инна Владимировна, это было нескромно с моей стороны – такое предлагать! - быстро сказала она.
Однако в глазах Инны промелькнул интерес.
- У тебя нестандартный ум! Я думаю, ты вполне можешь мне что-нибудь посоветовать... если захочешь! - заинтересованно сказала она.
- Если смогу, я буду рада! - Соня облегчённо вздохнула. - Расскажите мне, что произошло? Обещаю, всё останется между нами!
Инна вздохнула и подробно описала Соне сегодняшний инцидент.
- Соня, у нас с Леной вообще отличные отношения, - продолжала она. – Просто у меня сдали нервы после вчерашнего! Конечно, я поступила возмутительно, но всё-таки надеялась, что Лена, как подруга, меня отчитает, но руководству докладывать не будет. Пожалеет! Ведь меня же совсем уволить могут! Это не шутка – два нарушения подряд!
- Инна Владимировна! А почему вы на это надеялись? Подобное разве уже было?
- Нет! Что ты? Конечно, не было! Я никогда не имела даже никаких мелких замечаний! Да, мы иногда не согласны с решениями ответственных, но вынуждены выполнять их приказы. На этот счёт строгие правила.
Просто… Вот вчера, на комиссии, Лена была за меня! Хотя я тоже была очень виновата! Она не требовала отстранения, голосовала за штраф. А тут – абсолютно неумолимо со мной разговаривала! Я была поражена!
Вспомнив этот разговор, Инна едва удержалась от слёз.
– Инна Владимировна! - осторожно начала Соня. - Елена Сергеевна считает, что личными отношениями нельзя руководствоваться в рабочих вопросах. Она вчера об этом говорила Марии Александровне. И раньше, когда мы с ней вместе учились и были лидерами, она тоже всегда так и поступала! Она очень принципиальная.
Вчера на комиссии она, видимо, действительно считала, что штраф в данном случае – разумное наказание. Что этого будет достаточно!
Вот я для Елены Сергеевны враг, вы согласны? По крайней мере, она точно так считает. И, тем не менее, вчера рассказала мне о возможности стать сотрудником, представляете? Несмотря на то, что ненавидит меня и презирает! Считает ничтожеством!
У Сони прервался голос, но она справилась с собой и продолжала:
– Я никак не могла понять, почему? Почему? Зачем ей это надо? Я ей столько вреда причинила, а она меня практически спасает, даёт шанс из этого ужаса выбраться, в котором я оказалась! Я её прямо об этом спросила. А она заявила, что всё обдумала, и считает правильным и справедливым хотя бы дать мне эту информацию. И если для “Центра” так будет лучше, то она переживёт. Она так и сказала: “Я решила личными отношениями в этом вопросе не руководствоваться”.
Инна Владимировна, Елена Сергеевна всегда так поступает. Она просто по-другому не может!
Инна огорчённо вздохнула.
– Да, Соня, ты, скорее всего, права. Значит, думаешь, бесполезно её ещё раз попытаться упросить?
Инна уже не скрывала своего отчаяния.
– Представляю, как я предстану сегодня с этим перед Галиной Алексеевной! Да ещё и после вчерашнего! - воскликнула она. - Позор! От стыда глаз поднять не смогу! Нет, Лена всё-таки могла бы ко мне хоть какое-то снисхождение проявить! Это ужасно!
– Я уверена, Инна Владимировна, что она и сама очень расстроена, но считает своим долгом так поступить.
Инна Владимировна! А вы знаете, что Галина Алексеевна может по отношению к вам предпринять? Какие меры? Кроме увольнения? Ведь, скорее всего, до этого не дойдёт?
– В том-то и дело, что не знаю! - Инна нервно передёрнула плечами. - Со мной это в первый раз! У нас обычно, если что, сразу отстраняют, на разные сроки. Причём, за “рабочие” проступки, не за учебные, Галина Алексеевна сама может это сделать, без всякой комиссии. У неё власть большая!
Возможно, она и штраф сама может назначить, или “домашний арест”!
– “Домашний арест”? - удивилась Соня.
– Да! В таких случаях запрещается выезд из “Центра” и все развлечения. Работа, учёба – и в свою квартиру!
– Ничего себе! - пробормотала Соня. Она предполагала, что у воспитателей тоже всё очень строго, но такого всё же не ожидала.
– Да с удовольствием буду в квартире сидеть, сколько надо! Только бы с работы не вылететь! - эмоционально продолжала Инна. - Но я не знаю, что заведующая в принципе ещё может придумать! У нас же на педсоветах проступки воспитателей не рассматриваются. Галина Алексеевна один на один разбирается! И кто получил наказания, особо об этом не распространяется. Может быть, только с самыми близкими подругами делятся, да и то не всегда.
Соня, но мои подруги никаких взысканий тоже не получали, пока я здесь работаю! Ни Лена, ни Маша, ни Светлана! Только вот Елизавета вчера – но и то из-за меня! И не от заведующей, а от учебного куратора!
Поэтому чего мне сейчас ожидать от Галины Алексеевны, я не знаю... И от этого ещё больше страшно!
Внезапно Инна улыбнулась.
– Единственно, я очень надеюсь, что она меня всё-таки не выпорет. А то вчера после “дисциплинарной” грозилась... по-матерински.
Соня не сдержалась и прыснула.
– Я тоже надеюсь, - улыбнулась она. - Инна Владимировна! А Елена Сергеевна может знать о возможных мерах наказания?
Инна задумалась.
– Наверное, у Елены информации всё же больше, чем у меня. Она могла обсуждать подобные случаи с другими «ответственными».
– Тогда у меня есть одно предложение.
– Давай, Соня! Выручай!
– Елена Сергеевна сейчас уверена, что устной “проработки” с её стороны недостаточно. Она считает, что вы должны понести более серьёзное наказание.
Но, если она доложит Галине Алексеевне, вы получите не только наказание, но и пятно на репутацию. Плюс моральные страдания! Правильно я понимаю?
– Абсолютно, - вздохнула Инна.
– Можно попробовать предложить Елене Сергеевне, чтобы она сама с вами разобралась. Пусть назначит вам наказание, подобное тому, что осуществила бы Галина Алексеевна. Ведь она может в чём-то вас ограничить? Своей властью. Например, тот же “домашний арест” применить! И вы будете это выполнять, но заведующую не обязательно ставить в известность.
Попросите Елену в три раза более строгое взыскание применить, но только не предавать ваш поступок огласке. Мне кажется, на это она может пойти! Раз вы наказание всё-таки получите, это не будет существенным нарушением её принципов.
Инна изумлённо посмотрела на Соню.
– Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь, - немного растерянно произнесла она. - Мне такое и в голову не пришло! Ты считаешь, стоит попробовать?
– Конечно! - воскликнула Соня. - Она ведь ещё не доложила Галине Алексеевне?
– Нет. Заведующая до обеда дома. Мы её в это время обычно не беспокоим, только в очень серьёзных случаях. Есть ведь ответственный дежурный воспитатель!
- Спасибо тебе! - продолжала Инна. - Это, действительно, шанс. Я попробую! Соня! Только этот разговор останется между нами, хорошо? Эта зона при закрытой перегородке не прослушивается.
– Конечно! - горячо заверила Соня.
Инна нахмурилась.
– А вот, если Елена что-то заподозрит, и прямо тебя или меня спросит, мы ничего скрыть не сможем! В таком случае рассказывай. Но, надеюсь, такого не случится! Даже не представляю, что она тогда с нами сделает!
– Инна Владимировна, вы, советуясь со мной, тоже нарушили инструкцию? – испугалась Соня.
– К счастью, нет! – воскликнула Инна. – Но Лену всё равно это возмутит. Она посчитает, что я должна была держаться достойно, мужественно ответить за свой поступок. Или хотя бы сама должна была соображать, а, если уж обращаться за помощью, то не к воспитаннице, а к коллегам. Тем более, её может обидеть, что я именно с тобой поделилась. Ведь я знаю о ваших отношениях! Так что будем надеяться на лучшее.
– Хорошо. Инна Владимировна, удачи вам!
– Спасибо! А теперь – пойдём. Через пять минут уже звонок на подъём.
***
Назначенный Леной бойкот значительно осложнил Соне жизнь. Да и всей группе тоже.
Утром, сразу после подъёма, Инна Владимировна ещё раз напомнила про него девушкам и призвала их быть очень внимательными.
– Нарушить бойкот легко, - внушала она воспитанницам. - А пострадаете сильно! И Левченко подведёте, а ей и так трудно.
Всё утро Соне пришлось без конца снимать и надевать табличку, когда она умывалась и позже переодевалась в форму. В строю Соня теперь тоже шла одна, позади всех.
В столовой Инна указала ей на стул у самого края стола и предупредила:
– Когда сможешь сидеть, твоё место – это!
"Когда смогу, уже бойкот кончится", - усмехнулась про себя воспитанница.
Соне было как-то очень здорово не по себе. После утреннего наказания спецремнём тело противно ныло, беспокоил озноб, к тому же наслоились переживания из-за бойкота. Есть совсем не хотелось. Соня в одиночестве стояла у стойки и, в течение всего завтрака, потихоньку клала в рот кусочки грейпфрута.
Разнообразные фрукты постоянно находились на столах во время приёма пищи, и есть их можно было в любом количестве, без ограничений. Фруктов Соня себя не лишала, да ей бы и не разрешили.
В конце завтрака Инна подошла к девушке и строго сказала:
– Чтобы за обедом поела, как следует! Мне ещё в моё дежурство голодных обмороков не хватало!
– Слушаюсь, - улыбнулась Соня.
За Инну Владимировну она тоже переживала. Вспоминая утренний доверительный разговор с воспитательницей, Соня очень надеялась, что её совет поможет Инне избежать серьёзных проблем. Однако девушку не оставляло ощущение смутной тревоги, в животе неприятно подсасывало. Соня прислушивалась к себе с беспокойством: такое бывало в её жизни и раньше, и такие симптомы обычно являлись предшественниками чего-нибудь очень неприятного...
Урок французского в 204-ой группе должен был начаться в 11.20.
Лена вошла в класс сразу после окончания предыдущего немецкого, поздоровалась с воспитанницами, быстро перекинулась парой фраз с уже уходящей Елизаветой, затем отыскала глазами Соню и жестом приказала ей подойти.
Девушка немедленно подчинилась, но на ходу недовольно подумала:
"Давно не виделись, что ли? И что на этот раз? Сижу, никого не трогаю, починяю примус..."
Но тут же спохватилась и отругала себя:
"Никак удержаться не можешь? Нельзя ничего при ней даже думать. Сейчас она покажет тебе “примус”! По башке этим примусом! А, вернее, по заднице! Мало тебе неприятностей? Неужели не можешь просто выполнять приказы, без внутреннего протеста? Учись быть покорной, иначе не выберешься!"
Она послушно подошла к воспитателю и молча ожидала дальнейших распоряжений. Лена указала на дверь кабинета:
– Пойдем-ка, уединимся!
У Сони душа ушла в пятки. В любом случае, уединение с Еленой ничего хорошего не сулило. Конечно, так и оказалось. В кабинете воспитательница сразу заявила:
– У тебя ещё из прошлых долгов осталось 30 ремней. Помнишь, за что?
– Да, - Соня немного побледнела. - Я сказала “Слушаюсь” там, где не надо было.
"Так и знала! Но...неужели их инструкции позволяют пороть так часто? До попы и так не дотронуться!"
– Не желаешь сейчас за это ответить? - Лена насмешливо улыбалась.
Соня мгновенно подавила в себе вспыхнувшее было возмущение и скромно ответила:
– Елена Сергеевна, мои желания роли не играют. Как прикажете!
– В таком случае, прошу!
Воспитательница кивнула на кушетку.
Соня, конечно, ничего подобного не желала. Втайне она надеялась на передышку хотя бы до обеда! Утреннее наказание ещё давало о себе знать совсем не по- детски... К тому же вспомнилась вчерашняя жуткая порка перед немецким.
"Да я вчера еле выжила после подобного! Зачем она со мной так? Неужели нельзя потом наказать, не перед уроком?" - промелькнули отчаянные мысли.
Раздеваясь, девушка попыталась взять себя в руки и морально приготовиться к очередному испытанию. Однако сейчас это получилось у неё плохо. Когда Соня легла на кушетку, у неё сильно дрожали губы. Заметив это, Лена усмехнулась:
- Что, страшно?
Соня молча кивнула. Храбриться не было сил.
- Сочувствую, - спокойно проговорила воспитатель. - Но помочь ничем не могу. Ты заслужила порку, и будешь наказана.
Соня сама не понимала, что с ней происходит. Она с ужасом почувствовала, что совсем не готова сейчас к наказанию и вряд ли сможет вытерпеть его так достойно, как хотела. От страха и досады мгновенно пересохло во рту.
- Приступим.
Лена вытащила ремень из чехла и подошла к воспитаннице. Неожиданно для себя Соня почти крикнула:
- Елена Сергеевна, но у меня там и так живого места нет!
Лена опять усмехнулась, шагнула ближе к провинившейся и бегло осмотрела её ягодицы.
- Преувеличиваешь, дорогая! "Живого места" на попе у тебя ещё сколько угодно! А с момента утреннего наказания прошло уже больше четырёх часов. Я вполне имею право выпороть тебя снова.
Соня судорожно, с каким-то всхлипом, вздохнула.
“Восьмой” за “восьмым”! - с ужасом вспомнила она слова Инны. И не выдержала.
– Елена Сергеевна! - умоляюще произнесла она. - Вы опять примените восьмой разряд?
– Именно. А у тебя, что, есть возражения? - холодно осведомилась Лена.
– Елена Сергеевна, пожалуйста, нельзя ли немного смягчить наказание? Прошу вас! Хоть чуть-чуть! Это очень трудно выдержать!
Лена явно была удовлетворена тем, что Соня проявила слабость.
– Помнишь наш разговор во вторник утром? – поинтересовалась она. – Я ведь тебя предупреждала, что начнутся “ягодки”. Ты сама напросилась! Теперь все наказания будешь получать только по -“восьмому”. И придётся терпеть! Что ты можешь поделать?
Предположим, я начала испытывать к тебе некоторое сочувствие, но своё решение по этому поводу пока не изменю! Ещё раз повторяю – в твоих силах всё это прекратить.
Во время наказания Соня поняла, что Инна была права. “Не вопить” сейчас оказалось гораздо труднее, чем утром. Хорошо ещё, что, когда после порки Соня доложила Лене о своих выводах, та благосклонно их приняла, и дополнительных ударов не последовало.
Но плохо было всё равно! Больно, противно, тоскливо... Соню угнетали и приводили в отчаяние ощущения безысходности и полного бессилия!
Вдобавок к этому на уроке Лена вызвала Соню отвечать слова первой, когда наказанная ещё не до конца пришла в себя от боли. Когда Соня без единой неточности ответила, воспитатель удовлетворённо заметила:
– Вот видишь! “Напоминание” помогло!
Это было явным издевательством.
"Переживёшь! Веди себя скромно!" - приказала себе Соня и почтительно ответила:
– Да, Елена Сергеевна.
Девушке показалось, что Лена посмотрела на неё с некоторым уважением.
"Ничего. Потихоньку выберусь", - мысленно утешала себя воспитанница.
После урока Лена отправилась в кабинет. В плане у неё значилось часовое «окно» между занятиями, и воспитательница решила не терять время, возвращаясь к себе в квартиру, а остаться в кабинете и выполнить собственное задание по химии.
Инна вошла вслед за ней.
- Лен, - робко проговорила она. – Можно, я тебя отвлеку буквально на минутку?
Лена молча кивнула. Она стояла, прижимая к груди учебник, и серьёзно смотрела на подругу.
- У меня к тебе просьба...
- Нет, я не пытаюсь избежать наказания! – поспешно воскликнула Инна, увидев, что Лена нахмурилась. – Я прошу тебя об одолжении. Пожалуйста, накажи меня сама! Я сделаю всё, что ты скажешь! Ты знаешь, какие меры может ко мне применить Галина Алексеевна? Кроме отстранения?
- Догадываюсь, - немного помолчав, кивнула Лена.
- Так сделай это сама! Поступи со мной в три, в пять раз строже! Пожалуйста! Не выставляй меня на позор, умоляю тебя! Я на всё согласна!
- На всё? – переспросила Лена. – Инна, но если Галина Алексеевна тебя не отстранит, то накажет весьма сурово! Ты знаешь, как?
- Нет! Но это неважно! Мне всё равно!
- Тебе-то, может быть, и всё равно! – взвилась Лена. – А вот мне – нет! Я не могу выполнить твою просьбу. Извини.
- Лена, но почему? Почему?
Инна была в отчаянии.
- Ты же... Мы подруги... А я всё равно понесу наказание... - бессвязно пыталась она убедить свою начальницу.
- Подожди!
Лена достала телефон и набрала номер Елизаветы. Инна замолчала и смотрела на неё с надеждой.
- Не думай, будто я и пальцем не хочу пошевелить, чтобы тебе помочь, - пробурчала Лена, отводя от подруги взгляд.
- Лиза! У тебя ведь сейчас перерыв?
- Да, - довольно отозвалась та. – Я уже в столовой, кофе готовлю. Присоединяйся! У тебя ведь тоже «окно»?
- Спасибо, не могу. Лиза, огромная просьба! Я сейчас отправлю к тебе Инну. Пожалуйста, расскажи ей о неформальных методах Галины Алексеевны. Только, конечно, без частностей.
- Лена, а что случилось? – осторожно спросила Лиза.
- Инна тебе сама объяснит.
- Хорошо. Жду.
Лена закрыла телефон и сухо, по-деловому приказала:
- Инна, иди в столовую и побеседуй с Лизой. На истории с девчонками я посижу вместо тебя, а на следующей перемене продолжим разговор.
- А почему ты мне сама не расскажешь?
Усмехнувшись, Лена качнула головой.
- Потому что ты мне не поверишь. Всё, иди!
Лена отправилась в класс и заняла место за столом дежурного воспитателя. Никто не удивился. Ответственные воспитатели частенько сами контролировали, как проходят те или иные уроки, а заодно и своих "дежурных" отпускали передохнуть.
Историю преподавала ответственный воспитатель 201-ой группы Екатерина Альбертовна. Она была на отделении самой молодой из "ответственных" после Лены.
Екатерине исполнилось 22 года, она училась заочно на первом курсе педагогического института и безумно любила свой предмет. Преподавала очень интересно, с душой, и воспитателем была талантливым. Так же, как и Лена, она начала работать "ответственной", ещё учась в колледже, правда, не с первого, а со второго курса. В июле Екатерина выпустила свою группу четверокурсниц, после чего заняла вакантную должность в 201-ой группе.
Увидев, что Лена усаживается за стол дежурного воспитателя, Екатерина подошла к ней и тихонько подколола:
- Послушать пришла? Перед смертью не надышишься!
Екатерина была педагогом Лены и Инны по истории, и как раз завтра сотрудницам предстояло сдавать ей очередной зачёт.
- Катя! Имей совесть! – так же тихо возмутилась Лена. – Я эту тему когда ещё тебе сдала?
Екатерина улыбнулась, на щеках появились озорные ямочки. Она обернулась к девушкам и весело приказала:
- А ну-ка, признавайтесь, кто у меня сегодня не готов к уроку?
- Обижаете, Екатерина Альбертовна! – с притворной обидой в голосе ответила со своего места Лена.
У Сони опять защемило сердце. Она, благодаря своему уникальному слуху, слышала и этот тихий разговор Екатерины и Лены перед уроком. Её по-прежнему поражали взаимоотношения воспитателей в «Центре».
"Так всё у них сложно и здорово! – думала девушка. – Они друг для друга и друзья, и преподаватели, а часто – и начальники, как Лена над Инной. Атмосфера у них такая доброжелательная, но и спуску при этом они друг другу не дают!"
Соне невыносимо захотелось тоже стать членом этой команды.
"В лепёшку расшибусь, но добьюсь!" – решила она и сосредоточилась на уроке.
Когда после истории Лена вошла в кабинет, Инна и Елизавета уже ждали её в "зоне отдыха". Инна была напряжена и растеряна, а Лиза выглядела довольно сердитой. Лена задвинула перегородку и устало опустилась в свободное кресло.
- Поговорили? – спросила она.
- Да! – буркнула Лиза. – Я ей и со своей стороны постаралась внушение сделать. Инна, дошло до тебя хоть немного?
Девушка расстроено кивнула.
- Спасибо, Лиза, - вздохнула Лена. - Что же, Инна, теперь ты понимаешь, почему я не могу наказать тебя сама. Я попросила Лизу тебя просветить, чтобы у тебя не было ко мне претензий, как к подруге. Я, действительно, ничего не могу для тебя сделать, ты согласна? Всё остаётся по-прежнему. А сейчас, извини, нам с Лизой пора на уроки.
Инна, как ошпаренная, вскочила с кресла и отчаянно воскликнула:
- Лена! Как не можешь? Очень даже можешь! Сделай это сама, пожалуйста! Столько раз, сколько посчитаешь нужным! Сжалься, не отправляй меня для этого к Галине Алексеевне! Ты пойми, я же не боли боюсь, а позора!
Лена, пожалуйста! Лучше я от тебя всё это вытерплю!
Лена изумлённо посмотрела на Инну и постучала средним пальцем правой руки себя по лбу.
- Ты совсем «ку-ку»? Соображаешь, что говоришь? Чтобы я на тебя подняла руку? Ты моя подруга! Да я, если даже захочу, то не смогу! Вот ещё придумала! Нет, дорогая, за "пряниками" пойдёшь к Галине Алексеевне!
Инна широко раскрыла глаза, сильно побледнела, слёзы хлынули у неё буквально ручьём. Через несколько секунд девушка уже отчаянно рыдала.
- Лена, ну что же мне теперь делать? – почти кричала она сквозь слёзы. – Пожалуйста, сжалься, накажи меня сама! Ничего ведь страшного! Представь, что я воспитанница!
Лена растерянно посмотрела на Елизавету.
- Лиза, или я чего-то не понимаю, или у Инны совсем «крыша поехала»! Хоть ты ей скажи, разве я могу такое сделать?
Елизавета снисходительно посмотрела на обеих девушек, подошла к рыдающей Инне и ворчливо сказала ей:
- Инна, успокойся. Я же тебе говорила, Лена на такое не подпишется. И она права! Зря ты на это надеялась.
- Но на меньшее ты ведь не согласна, ведь так? – спросила она у Лены.
- Не знаю! – выкрикнула Лена. – Ведь Галина Алексеевна не обязательно её так накажет! Она знает, как лучше сделать, она же заведующая, у неё такой опыт! Поэтому я и не хочу на себя брать решение. Я не знаю, как правильнее! Но я хочу, чтобы Инна всё осознала, и больше подобного не допускала!
- Лена, – твёрдо заявила Лиза. – Я тебе могу сказать точно: Галина Алексеевна Инну за этот проступок от работы не отстранит. Поверь мне! Но долго думать она тоже не будет. Запись прослушает – и тут же ремень достанет!
А её – на кушетку! Помнишь, Инна, у заведующей кушеточка в кабинете у окна стоит? Ты раньше не задумывалась, для чего? Ведь воспитанниц она к себе в кабинет не водит. Вот на неё и ляжешь!
Инна закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой. Она чувствовала, что выхода нет. Лена настроена серьёзно, её не уговорить.
- И ведь только этим не отделаешься, - безжалостно продолжала Лиза. – Ещё будешь до весны в свои выходные по утрам дорожки в парке от снега расчищать! Или что-нибудь в этом роде!
Примерно с минуту Елизавета с Леной молча слушали рыдания Инны.
- Ладно, не реви, – сказала, наконец, Лиза. – Лена, давай всё же попробуем эту непутёвую от гнева заведующей спасти. И от её тяжёлой руки!
- Лиза! Ты считаешь, что я неправа? И должна это Инне спустить?
- Ни в коем случае! – покачала головой Лиза. – Ты абсолютно права! Я Инне об этом уже говорила. Кстати, совсем спустить ей ты просто не можешь. Здесь же камеры! А если это эксперты просмотрят? Ты должна будешь объяснять, почему не приняла никаких мер. Нет, у меня есть конкретное предложение.
Лена, Галина Алексеевна абсолютно точно выдаст Инне "безлимитку". Без вариантов! Поверь моему опыту. Как ты считаешь, в принципе, этого будет достаточно? Тебя бы это устроило?
- Да, - немного подумав, тихо ответила Лена.
Елизавета обняла всхлипывающую Инну за плечи.
- Давай тогда я это сделаю! Очень даже запросто. На твоих глазах! Согласна?
Лена недоверчиво смотрела на Лизу.
- Тебе это и правда трудно, - продолжала та. – А я смогу! Я старше вас на 8 лет, между прочим! И нервы у меня покрепче. Вполне смогу её уложить и отхлестать, как следует!
Лена, мы с тобой имеем право это сделать, и для экспертов такой вариант пройдёт. Все тонкости я тебе потом объясню! А сейчас – принимай решение.
Лена, побледнев, стояла молча.
" Совершенно идиотская ситуация!" – думала она.
Понимая, что подруга колеблется, Елизавета продолжала настаивать:
- Лена, решайся! Давай её пощадим! Ну, трудный период у человека...бывает. Разберёмся сами. Никаких правил не нарушим, я тебе обещаю!
А дополнительно можешь ей ещё что-нибудь придумать. Пусть Инна месяц в своей квартире сидит, или ещё одну свою зарплату перечислит в фонд помощи голодающим детям Африки!
- Ничего я больше не буду придумывать, - махнула рукой Лена. –Такой экзекуции вполне достаточно. Моя совесть будет чиста. Если ты мне гарантируешь, что всё это законно... то я согласна.
- Девочки, спасибо! – всё ещё всхлипывая, благодарно проговорила Инна.
- Погоди благодарить, - усмехнулась Елизавета. – Ты ещё не знаешь, что тебя ожидает. Весь выходной будешь отлёживаться!
- Я переживу! – почти весело заверила Инна.
- Значит, сегодня после педсовета идём к ней в квартиру, - заявила Лиза, указывая на Инну. – Всё, Лена. На уроки опаздываем! Рванули!
Инна, а ты умойся. Как сейчас к воспитанницам выйдешь?
Инна, конечно, умылась и тщательно наложила макияж. Но от Сони не ускользнуло, что "дежурная" плакала.
Когда воспитанницы строились на обед, Инна, проходя мимо Сони, шепнула ей:
- Получилось! К заведующей я не иду. Спасибо тебе! За меня ещё Елизавета вступилась!
Соня ободряюще улыбнулась Инне. От сердца немного отлегло.
Сегодня Лена не лишила Соню прогулки. Воспитатели не могли применять такую меру часто: за этим бдительно следили врачи. По их требованию, девушек наказывали лишением прогулки не чаще одного раза в неделю.
Из-за бойкота Соне приходилось сегодня при всех режимных моментах немного выжидать, чтобы не оказываться в непосредственной близости от своих одноклассниц. Одевалась на прогулку она тоже последней, и делать это пришлось быстро.
Воспитанница надела чёрное длинное зимнее пальто с воротником из искусственного меха, плотную темно-синюю вязаную шапку, высокие тёплые чёрные сапоги. Обмоталась длинным шарфом – под цвет шапки. Табличку с «бойкотом» нацепила сверху.
Точно так же были одеты и другие девушки: верхняя одежда у всех воспитанниц отделения была одинаковой.
Зная, что с девочками ей общаться не придётся, Соня благоразумно взяла на прогулку плеер и футляр с дисками. После прогулки студенткам 204-ой группы предстояла та самая конференция по английскому, к которой Соня вчера так тщательно готовилась, и сейчас девушка намеревалась освежить свои знания. Однако оказавшись в парке и свернув на боковую аллею, чтобы ни с кем не встречаться, Соня вставила в плеер МРЗ-диск с нарезкой музыки разных стилей и включила “случайный выбор”.
Хотелось немного расслабиться и послушать любимые мелодии. Здесь, в “Центре”, Соне пока ещё не часто удавалось подобное.
Она медленно шла по расчищенной дорожке, забыв обо всём и тихонько подпевая. Музыка до крайности обострила все чувства девушки. Соне было грустно и тревожно, но, в то же время, в груди робко теплилась надежда и на что-то хорошее.
Минут через пятнадцать Соня решительно выключила плеер, намереваясь поставить диск с английским текстом. Конечно, был соблазн продлить удовольствие, но “внутренний стержень” немедленно отсёк подобные мысли.
"Ты должна быть на конференции лучшей!" - приказала себе Соня.
Она остановилась, открыла плеер, и в этот момент к девушке неожиданно подошла Инна Владимировна.
Воспитатели во время прогулки прохаживались по довольно большой отведённой для этого территории и наблюдали за порядком и поведением своих подопечных, но больше издали. Если всё было в порядке, они не подходили к воспитанницам и не мешали их общению.
Причём, все воспитатели осуществляли общий контроль, а не “пасли” девушек именно своей группы.
Воспитанницам предписывалось во время прогулки не допускать никаких нарушений и строго в определённое время собраться на главной аллее. Там они строились по группам и организованно возвращались в здание. Опоздание на это построение могло повлечь за собой существенные неприятности.
Воспитатели не имели возможности лишить девочек прогулок надолго, но вполне могли прописать провинившейся на последующих прогулках режим “двух метров”. При таком режиме воспитанница не имела права отходить от своего дежурного воспитателя больше, чем на два метра. Ей приходилось везде следовать за воспитателем, как на “верёвочке”.
Формально прогулки девушка при этом не лишалась, дышала свежим воздухом, но вот удовольствие получала весьма сомнительное.
Увидев Инну, Соня тут же перестала возиться с плеером и вытянулась «смирно».
- Расслабься, - с улыбкой сказала ей Инна. – Сейчас это было необязательно.
- Я на всякий случай, - пробормотала Соня.
- Понятно. Но всё-таки лучше поступать строго по «Правилам». Лишнее усердие тоже может быть наказуемо. Сегодня ты за что от Елены Сергеевны 30 ремней получила? Зря сказала: «Слушаюсь!»
А на прогулке ты не обязана вставать в положение «смирно» при приближении воспитателя. В следующий раз вполне можешь услышать:
- Правил не знаешь? Тридцать ремней и пять часов на коленях! Ну, или что-нибудь подобное. Смотря на кого нарвёшься. Тебе это надо?
- Спасибо. Я исправлюсь, - серьёзно ответила Соня.
- Это тебе спасибо, Соня! Что у тебя за мозги, интересно? Ты выдаёшь идеи, которые вроде бы лежат на поверхности, но додуматься до них непросто! Оказалось, что даже по нашим внутренним правилам Елена может меня сама наказать. Ты как будто это знала! Соня, я у тебя в долгу!
- Инна Владимировна! – испугалась Соня. – Вы не можете быть у меня в долгу! Я воспитанница. Вы не должны делать мне поблажек!
- А кто говорит про поблажки? Конечно, я не смогу! Если я что-нибудь подобное себе позволю, меня ничто не спасёт. Но…
Инна улыбнулась.
- Если у меня появится возможность отблагодарить тебя законным путём – я это сделаю. А таких возможностей будет немало, я тебя уверяю!
- Нет, Инна Владимировна! – твёрдо сказала Соня. – Я, когда пыталась вам помочь, этого не ждала. Пожалуйста, не надо! Вы можете опять себе навредить!
- Не волнуйся, всё будет в порядке. Мне этих двух происшествий вполне хватило.
- Инна Владимировна! – осторожно спросила Соня. – Елена Сергеевна очень строго с вами обошлась?
- Нет, - опять улыбнулась Инна. – Я, конечно, такого никак не ожидала, но ведь могло быть гораздо хуже!
Она испытующе поглядела на Соню.
- Тебе интересно?
Соня пожала плечами.
- Я за вас переживаю.
- Ну, в общем… - начала Инна. – Сегодня после педсовета я должна получить строгую «безлимитку» от Елизаветы. В присутствии Елены. И всё!
Соня резко побледнела. Очень сильно. Лицо девушки приобрело практически такой же цвет, как снег на её шапке. Руки непроизвольно разжались, плеер и диск с английским текстом упали в сугроб.
- Это я виновата! – с отчаянием воскликнула она. – И вы меня ещё благодарите! Да лучше бы вы к Галине Алексеевне сходили!
- Соня! – испуганно закричала Инна. – Надо же осторожнее!
Она быстро вытащила из снега плеер, а диск не удалось найти сразу, пришлось покопаться в сугробе.
- Простите, - опомнилась Соня.
Инна выпрямилась и возбуждённо заговорила:
- Соня, если ты испортила имущество «Центра», тебе очень плохо придётся! Знаешь, что Валентина Сергеевна тебе устроит?
Валентина Сергеевна заведовала главной кладовой «Центра», которая располагалась на первом этаже здания. Из всех отделений туда можно было попасть на специальном лифте, используемом только для этой цели.
Обычно, если всё было в порядке, Валентина Сергеевна вполне доброжелательно относилась к воспитанницам, знала их всех по именам; когда девушки приходили к ней за необходимыми им вещами – позволяла выбирать, не торопила, даже подсказывала.
Однако совершенно не выносила, когда девочки обращались с имуществом небрежно и, особенно, если приводили его в негодность.
Причём, специально воспитанницы ничего не ломали и не рвали, такие вещи происходили только случайно.
Однако для Валентины Сергеевны никаких оправданий не существовало. По правилам, воспитанницы должны были лично отнести ей любую испорченную вещь или предмет одежды.
Виновной в таком случае приходилось пережить очень неприятную беседу, сопровождающуюся криками, угрозами, обвинениями. Валентина Сергеевна требовала от воспитателей немедленной строгой порки для провинившейся, а затем воспитанница поступала в её распоряжение.
С этой минуты всё своё свободное время (не меньше 1,5 часов в день) девушка должна была посвящать хозяйственным работам, которые всегда находились в «Центре». Руководила этими штрафными работами сама Валентина Сергеевна, а прекращались они только тогда, когда завхоз считала, что воспитанница своим трудом полностью возместила стоимость испорченной вещи. А случалось такое обычно очень нескоро.
К проштрафившимся воспитанницам Валентина Сергеевна относилась сурово, задания им давала трудные, выискивала малейшие погрешности в работе, тут же звонила воспитателю и настаивала на наказании.
Поэтому сейчас Инна была обеспокоена: ей совсем не хотелось, чтобы Соня попала в немилость ещё и к Валентине Сергеевне.
Она промокнула диск чистым носовым платком, вставила в плеер и включила.
- Работает! Тебе повезло!
Воспитательница протянула девушке плеер.
- Держи крепче.
Соня еще не совсем пришла в себя.
- Спасибо. Теперь вы мне запретите брать на прогулку плеер, - вздохнула она.
- Ага! Сейчас! – возмутилась Инна.
- Но это было бы логично, - возразила Соня.
Инна улыбнулась.
- Могу запретить. А могу сделать предупреждение. Так вот, воспитанница Левченко, я тебя официально предупреждаю – будь осторожнее с вещами.
- Слушаюсь, - ответила Соня. – Спасибо.
- Это как раз тот законный путь, о котором я тебе говорила, - подмигнула ей Инна.
- Инна Владимировна! Но зачем Елена Сергеевна так поступает? – воскликнула Соня. – Неужели нельзя было по-другому?
- Соня! Это же не так страшно. Ты сама не один раз в день подобные наказания получаешь!
- Но я другое дело! Вы же воспитатель!
Инна улыбнулась.
- Я воспитатель ещё только восемь месяцев. А до этого 3 месяца была воспитанницей-стажёром. Наверное, поэтому я так трагично это и не воспринимаю.
Соня, тут понимаешь, какое дело... Галина Алексеевна, оказывается, именно так с несовершеннолетними воспитателями и поступает! Она не шутила!
- Не может быть! – ахнула Соня.
- Ну, не всегда, конечно. А в подобных случаях. Когда отстранять – слишком строго, а внушение сделать надо.
- Но не так же! – проговорила Соня, чуть не плача. – Неужели с воспитателями по-другому нельзя?
- Можно и по-другому, - усмехнулась Инна. – Отстранение! Причём, длительное! Мы вообще не имеем права нарушать инструкции, понимаешь? А насильно Галина Алексеевна никого не укладывает. Наоборот! Как выяснилось, все провинившиеся сами просят таких мер вместо отстранения.
Воспитательница покачала головой.
- Елизавета меня только сегодня просветила! Соня, знаешь, как я Лену упрашивала, чтобы она сама меня высекла? Просто вымаливала! А она ну ни в какую не соглашалась! Кричала, что я её подруга, и что она на меня руки не поднимет!
А я как представила, что мне придётся объяснять свой поступок Галине Алексеевне, а потом раздеваться и порку от неё терпеть, то чуть не рехнулась от страха и ужаса. Стояла перед Леной и Лизой, двинуться с места не могла и рыдала! Позор! Вела себя хуже новенькой воспитанницы!
Вспомнив об этом, Инна покраснела.
- Лиза меня пожалела, - продолжала она. – Она Лену уговорила. Сказала, что сама меня выпорет на её глазах. И что это абсолютно законно, допускается внутренними правилами. Видишь, Соня, ты как в воду глядела!
Кстати, это единственный выход! Простить меня Лена по инструкциям не имеет права. Или докладывает руководству, или наказывает сама. Понимаешь?
Соня недоумённо пожала плечами:
- Но раз дело обстоит так, почему же Елена отказывалась? Разве она не может ради вас себя преодолеть? Да, трудно, но ради подруги на это надо пойти! Даже не задумываясь! Разве Елизавете Вадимовне будет легче это сделать?
- Лиза уверяет, что легче! Она опытнее и старше нас, и лучше знает все эти нюансы. А почему Лена отказалась, я понимаю. Сама не смогла бы на её месте. Соня, сама подумай! Если бы ты оказалась перед таким выбором?
- Да я бы ни минуты не сомневалась! – взволновалась Соня. – Если бы знала, что мою подругу такой позор и моральные страдания ожидают, и что это может повредить её карьере! Неужели бы стала о своих нежных чувствах беспокоиться?
Инна вздохнула.
- Значит, у вас с Елизаветой много общего. А мы с Леной другие. Лиза опять меня спасает, второй раз! Сказала Лене: «Давай её всё-таки пощадим. Разберёмся сами. Я всё беру на себя, ты только соглашайся!»
Соня, Лизе, конечно, и самой будет нелегко. Мы же с ней тоже очень близки! И, что ты думаешь, я от неё это наказание не вытерплю? Да с радостью!
- Как всё закручено, – вздохнула Соня.
- Ничего, - улыбнулась Инна. – Раскрутим потихоньку! Ты знаешь, мне тут сегодня объяснили, что у меня, оказывается, «кризис конца первого года работы». Иногда такое встречается. Так что, когда будешь воспитателем, имей в виду! Постарайся такого не допустить.
- Если буду! – вспыхнула Соня.
- Да будешь! Елизавета считает, что ты уже практически в наших рядах! Вопрос времени. А она в этих вопросах не ошибается. Кстати, она сказала Лене, что готова тогда взять тебя к себе в группу. Считает, что вы с ней сработаетесь!
Соня опять стала белее снега.
- Правда? – прошептала она.
- Правда. Старайся, - продолжала Инна. – Выбирайся из воспитанниц!
А вот тебе информация к размышлению. У Елизаветы Вадимовны одна из дежурных воспитателей, Екатерина Юрьевна, в мае переходит в "ответственные", на первый курс. Там вакансия освобождается. Елизавете всё равно придётся новую "дежурную" подбирать. Соображаешь?
- Да, - кивнула Соня.
Вдруг девушку пронзила мысль, от которой её бросило в жар.
- Инна Владимировна! - воскликнула Соня. – Но ведь многие воспитанницы меня знают! Сейчас мы с девчонками из 202-ой на коленях вместе стоим. Как же я смогу там работать?
- А что? – удивилась Инна. – Запросто! Воспитанницы переживут. Им ответственные воспитатели ситуацию объяснят.
А ты обязана «смочь» работать в любой группе. Даже, если понадобится, в нашей.
Соня замахала руками.
- Инна Владимировна! Да что вы?
Инна рассмеялась. Эта идея ей явно понравилась.
- А что? Мария Александровна тоже в конце апреля уходит. Вот прикольно! Соня, а я совершенно не против! Даже буду рада!
- Это мне не грозит, - улыбнулась Соня. – Елена Сергеевна ни за что не согласится.
- Ладно, – Инна посмотрела на часы. – Ты собиралась заняться английским. Приступай! Теперь ты должна быть безупречной. А за меня не волнуйся, всё будет хорошо.
Соня серьёзно кивнула. Инна повернулась и направилась к главной аллее.
***
- Лен, ты знаешь, просто сил у меня уже нет здесь валяться! За всю жизнь никогда столько не лежала на одном месте! Ни читать уже не хочется, ни телевизор смотреть, ни музыку слушать. Ничего не радует!
А вставать теперь даже в туалет не разрешают. И умываюсь в постели! Врач категорично заявил: «Лежи! После твоих походов каждый раз кардиограмма ухудшается!»
А ты знаешь, как было страшно во время последнего приступа? Сердце колотилось сильно-сильно, прямо из груди выскакивало! Вдохнуть было трудно, пот холодный выступил, - голос Марины прервался, девушка едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
- Знаешь, Лен... - глубоко вздохнув, продолжала она с отчаянием. - Мне кажется, я не поправлюсь. Ещё один такой приступ – и всё!
- Мариша. Не говори глупостей, ладно? – ласково уговаривала подругу Лена. – Потерпи ещё немного. У тебя же в понедельник целый консилиум соберётся! Найдут выход! Обязательно!
- Ладно, зайка, - Марина уже почти овладела собой. - Не обращай внимания. Это... минутная слабость. А вообще-то я сильная.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась Лена.
- Леночка, ты приедешь ко мне в воскресенье?
- У меня день свиданий. Я должна быть на работе, - виновато проговорила Лена.
- А ты так мне нужна, – прошептала Марина, чувствуя, что слёзы опять наворачиваются на глаза. – Ко мне, кроме мамы, никого не пускают! С Толиком только по телефону могу разговаривать, и то редко, когда ему разрешают. Я храбрюсь, но не могу больше! Не могу! Я боюсь умереть тут, прямо в этой постели! Одна! И даже рядом никого не будет!
Девушка не выдержала и разрыдалась. Горько, отчаянно, безнадёжно.
Лена и сама едва сдерживалась. Такое от подруги она слышала впервые! Всё это время Марина держалась стойко. Значит, совсем дело плохо!
- Мариша! – твёрдо сказала Лена. – Сейчас я пойду к заведующей и выпрошу отгул на завтра. Я добьюсь! Да она и сама мне не откажет.
- Спасибо!
- Держись. Я перезвоню.
Закончив разговор, Лена с отчаянием швырнула трубку в кресло и расплакалась.
"Совсем нервы расшатались! Впору к психологу обращаться! Второй раз за день слёзы проливаю! А скоро на отчёт идти."
Она опять лежала на своей тахте, орошая слезами тёмно-бордовое шёлковое покрывало.
С Мариной Лена разговаривала после последнего приступа по нескольку раз в день: телефонные разговоры врачи своей пациентке, к счастью, не запрещали.
Беспокойство за подругу отдавалось в сердце Лены постоянной тупой болью, и она была бессильна что-нибудь с этим сделать.
Выплакавшись, молодая воспитательница решительно встала, быстро привела себя в порядок, позвонила Галине Алексеевне и договорилась о немедленной встрече.
Через 15 минут вопрос был улажен. Заведующая попросила Лену всё же провести в субботу первые два урока, а затем сотрудница могла быть свободна до воскресного утра.
За 10 минут до начала отчёта Лена вошла в кабинет и, удивлённо пожав плечами, остановилась у порога. Инна склонилась над рыдающей в кресле Наташей Пономарёвой и что-то ей втолковывала. Воспитанница всхлипывала, размазывала по лицу слёзы и никак не могла успокоиться, однако, увидев "ответственную" , моментально вскочила и вытянулась "смирно".
- В чём дело? – строго спросила Лена.
Её воспитанницы редко вели себя подобным образом. Инна молча взяла со стола конверт и протянула Лене.
- Письмо от её мамы.
В голосе дежурной воспитательницы отчётливо звучало неодобрение.
Девочки имели право получать письма от родителей и друзей, но выдавались они им не сразу, а только перед рабочими днями и в субботу, перед выходным. Причём, не с утра, а когда заканчивались уроки или работа.
В 204-ой группе такими днями получения писем, кроме субботы, были понедельник и пятница. Сегодня, после окончания последнего занятия, Инна выдала четверым девушкам ожидавшие их письма.
Прочитав Наташино письмо, Лена нахмурилась. Мама Наташи, Ольга Викторовна, работала учителем математики в старшей школе, в обычной учебной организации. Она, единственная из всех родителей воспитанниц 204-ой группы, до сих пор не могла простить Наташе её проступка, за который девушка попала в «Центр», и относилась к своей дочери очень строго.
На свиданиях она досконально выспрашивала у воспитателей всё о поведении дочери и совершённых ею нарушениях «Правил», а затем сама сурово отчитывала девушку. Сотрудников Ольга Викторовна просила относиться к Наташе построже и не делать ей никаких поблажек.
Практически, Наташа не получала от мамы никакой поддержки, но, тем не менее, всегда с нетерпением ждала свиданий. Она очень любила маму, считала себя страшно виноватой перед ней, и очень надеялась, что мама всё-таки со временем смягчится и простит её.
А времени было ещё много! Наташа попала в «Центр» за половую связь, и ей предстояло провести здесь ещё более трёх лет.
В этот раз мама Наташи, когда регистрировалась в справочной для свидания, узнала, что не может привезти своей дочери никаких передач, так как Наташе в наказание назначена «штрафная диета». Ольга Викторовна пришла в негодование, тут же попросила дежурную сотрудницу снять свою регистрацию, и написала дочери гневное письмо.
В письме она, не стесняясь в выражениях, отчитывала Наташу, и заявила, что вообще в ближайшее время не будет приезжать на свидания и писать дочери писем, до тех пор, пока она не исправится и не научится вести себя в «Центре» с минимумом замечаний.
«Даю тебе 2 месяца! - писала Ольга Викторовна. – За это время ты даже письма от меня ни одного не получишь! А если кто-нибудь другой к тебе будет приезжать, для меня писем не передавай! Даже читать не буду!
А через 2 месяца во время свидания позвоню Елене Сергеевне и узнаю о тебе все подробности. Если исправишься – тогда на следующее свидание приеду! А нет – пеняй на себя!»
Прочитав письмо, Лена ужасно разозлилась. Она категорически не одобряла действия Ольги Викторовны, считала, что такое поведение только вредит её дочери . Да, Наташа – довольно слабохарактерная девушка, но добрая, мягкая и очень ранимая!
Как раз ей любовь и поддержка мамы необходимы, как воздух!
Тем более, что никого из родных больше у Наташи в Новопоке нет.
Папа девушки трагически погиб три года назад. Друзья к Наташе приезжают редко, потому что из её родного города добираться до «Центра» долго.
Лена и дежурные воспитатели беседовали с Ольгой Викторовной во время каждого свидания, раз за разом пытались убедить её изменить отношение к дочери, и какие-то сдвиги уже наметились! Но вот теперь такое письмо...
Конечно, Наташа в отчаянии! Лене было нестерпимо жалко девушку. Она подошла к ней и мягко сказала:
- Не плачь. Успокаивайся. Я позвоню твоей маме и с ней поговорю. Прямо сейчас!
Воспитанница вытерла слёзы и благодарно кивнула.
- Я не выдержу 2 месяца, - прошептала она.
"Не два, а три", - мрачно подумала Лена.
Через два месяца Ольга Викторовна собиралась только узнать, как дела у дочери. Это можно было сделать только во время очередного свидания. Если родители не могли приехать, они в этот день имели право поговорить с воспитателем по телефону.
А уже на свидание Наташина мама приедет только через месяц после этого разговора, если посчитает нужным.
- Инна Владимировна, уведите, пожалуйста, Наташу в спальню, - попросила Лена. – И предупредите девочек, что отчёт, возможно, немного задержится.
Оставшись в кабинете одна, Лена подошла к окну и немного постояла, глядя на заснеженные кусты и дорожки парка, обдумывая предстоящий разговор.
"Уговаривать я её уже пыталась, - вспоминала она. – Надо с Ольгой Викторовной более радикально разговаривать!
Тряхнув головой, Лена решительно набрала номер.
- Здравствуйте, Ольга Викторовна! Это Елена Сергеевна, воспитатель Наташи.
- Здравствуйте, - голос Наташиной мамы звучал глухо.
- Сегодня Наташа получила ваше письмо, - жёстко продолжала Лена. – Так вот, Ольга Викторовна, я заявляю, что категорически не согласна с вашим решением!
- Но я его приняла. И имею на это право.
- Нет, не имеете! – воскликнула Лена. – Вы не можете так поступать с Наташей! Это не просто жестоко с вашей стороны! Это непереносимо, неоправданно жестоко! Наташа сильно расстроена, и не имеет никаких шансов справиться с таким горем! Никаких! Несмотря на то, что мы, воспитатели, и девочки, её одноклассницы, по сути, посторонние для Наташи люди, будем прилагать к этому все усилия!
А вы, самый близкий, единственный родной Наташе человек, как вы с ней поступаете? Вы всё это время причиняете девочке только страдания!
Сейчас Лена говорила уже не жёстко, а с отчаянием, взволнованно и горячо.
- Это бессердечно! – почти кричала она. – Вы приезжаете к Наташе раз в месяц, проводите с ней не больше часа, используете этот час только для того, чтобы её отругать и показать своё негативное отношение! А она даже и этого часа знаете, как ждёт? С каким нетерпением?
Лене уже трудно было справиться с собой, она продолжала звенящим голосом:
- Разве вы не знаете, как она вас любит? Как надеется на ваше прощение? Мы-то Наташу каждый день видим, и наблюдаем, как она расстраивается, как плачет по ночам, как ваших писем, в которых только упрёки, ждёт!
Вы бы видели её глаза в то время, когда мы письма раздаём! Я вас уверяю: ни одна другая моя воспитанница с такой надеждой не смотрит! А вы ведь и письмами её не балуете!
- Елена Сергеевна, вы преувеличиваете, - без особой уверенности в голосе, немного растерянно произнесла Ольга Викторовна.
- Нисколько! – воскликнула Лена. – А теперь – что вы придумали? Да как у вас на такой шаг хватило решимости? Где ваши материнские чувства? Даже у меня, когда я письмо ваше прочитала, просто сердце зашлось! А на Наташу вообще смотреть невозможно без слёз! Понимаете?
В голосе Лены действительно уже ощущались слёзы.
- Я, её воспитатель, за неё расстраиваюсь и плачу! Буквально! А уж ей тем более такого не выдержать, она же девочка ещё, поймите, беззащитная, ранимая девочка! Да, она совершила ошибку! Но я же уже пыталась вас убедить, что 4 года в «Центре» - это и так очень суровое наказание! Это с лихвой перекроет Наташин проступок! И за все нарушения здесь она тоже по полной программе получает! Нет необходимости ещё и вам её наказывать своим холодным отношением и отчитывать. Ольга Викторовна, вспомните, что она ваша дочь!
Вы знаете, как другие родители своих девчонок поддерживают? Ну, сами подумайте, кто, кроме мамы, хоть немного может их утешить?
- Елена Сергеевна! – Наташина мама, наконец, заговорила эмоционально. – Я люблю Наташу! Но я не понимаю, как она могла так поступить? Почему она это сделала? Я совсем не так её воспитывала! Этого не должно было случиться! Мне так трудно...
- А вы думаете, Наташе здесь легко? Ей во много раз труднее, чем вам! Да она своё пребывание в «Центре» до конца жизни не забудет!
Ольга Викторовна, нельзя бросить здесь Наташу наедине с её трагедией, это её сломит! Вы хотите, чтобы у неё был нервный срыв? А то и тяжёлое нервное расстройство? Вам от этого будет легче?
- Я не знаю, что делать, Елена Сергеевна...
- А я знаю! – решительно заявила Лена. – Мы за эти 9 месяцев уже многого добились. Наташа стала совсем другая, она изменилась, и в лучшую сторону! А вот, если вы в воскресенье не приедете, этот удар она не перенесёт! Это сведёт на нет все наши затраченные усилия, отбросит Наташу на прежний уровень. И этого нельзя допустить!
Не дожидаясь ответа, Лена твёрдо продолжала:
- Ольга Викторовна, мы ждём вас в воскресенье! Без вариантов! Мы с вами поговорим более подробно. А с Наташей… будьте, пожалуйста, помягче. Она так мечтает о вашем прощении!
После небольшой паузы Ольга Викторовна ответила:
- Хорошо, Елена Сергеевна. Передайте Наташе, что я приеду! И что… обязательно приеду, – повторила она.
- Ольга Викторовна, а что-нибудь ещё передать? – настаивала Лена.
- Да, - решилась Наташина мама.
Она продолжала совсем другим, тихим и проникновенным голосом:
- Передайте, что я очень её люблю, и очень соскучилась. Я страшно хочу её, наконец, обнять! И, на самом деле, уже давно на неё не сержусь. Мне просто казалось, что так для Наташи будет лучше.
- Передам, - тихо проговорила Лена. – Прямо сейчас. Вы не представляете, как она будет рада! И мы все тоже.
- Спасибо вам, Елена Сергеевна. До свидания.
Закончив разговор, Лена глубоко вздохнула и ещё немного постояла у окна, пытаясь прийти в себя. Эта беседа потребовала от молодой воспитательницы большого нервного напряжения, а ведь перед этим состоялся тоже очень нелёгкий разговор с Мариной.
Лена чувствовала, что у неё нет сил проводить отчёт. Однако деваться некуда! Никто за неё это не сделает. А отчёт сегодня будет не из лёгких...
Лена включила диктофон, ещё раз прослушала свой разговор с Ольгой Викторовной и, остановив запись в нужном месте, вышла в спальню.
Девочки вместе с Инной Владимировной уже сидели за столом. При появлении Елены Сергеевны воспитанницы дружно вскочили и смотрели на воспитателя выжидающе и напряжённо.
- А что это вы за столом собрались раньше времени? – удивилась Лена.
В группе не было принято заранее усаживаться за стол в ожидании отчёта. Обычно девушки до прихода ответственной воспитательницы занимались своими делами.
Ответила Инна:
– Елена Сергеевна, девочки знают про письмо. Я им сказала, что сейчас вы разговаривали с мамой Наташи. Все переживают!
– Понятно, - протянула Лена.
Наташа была бледна, на глазах воспитанницы ещё не высохли слёзы, на Лену девушка взглянула с надеждой.
– Садитесь, - разрешила Лена.
Соню Инна Владимировна сегодня поставила не на её обычное место, а за спинами воспитанниц, практически рядом с собой. Но Лена села рядом с Инной и приказала:
– Левченко! Встань напротив меня!
– Слушаюсь.
Соне пришлось обойти стол и встать за спиной у Насти, прямо напротив Лены.
"Не хочет выпускать меня из виду", - недовольно подумала она.
Лена поставила на стол диктофон.
– Слушай, - обратилась она к Наташе и включила аппарат.
"Передайте Наташе, что я приеду..." - раздался голос Ольги Викторовны.
С этого момента разговор прослушали до конца. Когда он закончился, Наташа в волнении вскочила с места.
– Елена Сергеевна! Спасибо вам большое!
И непроизвольно добавила:
– Но что же вы ей сказали?
Лена усмехнулась.
– Извини, Наташа, профессиональные секреты я разглашать не буду. Скажу только, что за такой разговор вполне могу получить нагоняй от заведующей!
– Победителей не судят, - вступила Инна. - Ведь уже полгода подобного добиваемся! Главное – результат!
Лена с сомнением покачала головой.
– Не знаю, Инна Владимировна. Смотря какой ценой он достигнут. Но, в любом случае, дело сделано.
Инна посмотрела на Лену с тревогой. Она знала ситуацию с Наташиной мамой досконально и догадывалась, что разговор состоялся непростой.
Все разговоры с родителями воспитанниц воспитатели были обязаны в тот же день предоставить для прослушивания заведующей. Лена в разговоре не допустила серьёзных отступлений от инструкций, но некоторые сомнительные моменты в нём присутствовали. Которые, в принципе, можно было бы поставить ей в вину.
Но результат, действительно, достигнут! Лена надеялась, что Галина Алексеевна поймёт – по-другому было нельзя.
Девочки тоже не скрывали своей радости. Отношение Ольги Викторовны к своей дочери волновало и расстраивало всех.
В “Центре” не разрешалось бурно выражать свои эмоции, тем более, в присутствии воспитателей. Поэтому девушки ограничились улыбками, а Юля, которая сидела рядом с Наташей, просто молча крепко её обняла.
– Всё, девочки, - проговорила Лена. - Этот вопрос решён, и я очень рада. А сейчас приступаем к отчёту. Инна Владимировна, начинайте, пожалуйста.
Инна улыбнулась. Соня отметила, что для человека, который подряд перенёс два таких потрясения, да ещё ожидает вечером строгого наказания, Инна держится отлично.
Впрочем, Инна вполне может быть вдохновлена счастливым избавлением от гнева руководства.
– Елена Сергеевна, - заявила она. - А у нас сегодня всё в порядке!
Вчера Левченко отстояла два часа на коленях, без замечаний. Осталось – двадцать с половиной часов. Ночь, по отчёту ночных воспитателей, прошла спокойно.
А с сегодняшнего утра – никаких нарушений! И посмотрите – какие отметки!
Инна с гордостью выложила перед Леной распечатку.
– Даже четвёрки всего две!
Лена просмотрела и тоже улыбнулась.
– Молодцы! Мне очень приятно, честное слово!
Инна вздохнула.
– Если бы не вчерашние проступки Левченко и Соколовой, было бы и вовсе всё отлично.
Про вечерние нарушения, произошедшие накануне в период с отчёта до отбоя, дежурные воспитатели не должны были докладывать. Ответственные и так про них знали.
– Это точно, - согласилась Лена. - Но сначала давайте поговорим о приятном.
– Лиза! - улыбнулась она Лизе Быстровой.
– Да, Елена Сергеевна.
Воспитанница выглядела удивлённой.
– Я тебя поздравляю! Сегодня ровно 30 дней, как ты не получала телесных наказаний. Такого у нас ещё не было. И, в целом, для “Центра” - это хороший показатель.
Лиза смущённо улыбнулась:
– Спасибо, Елена Сергеевна!
Лена, как только начала работать в группе, с первого дня внушала воспитанницам, что в “Центре” вполне возможно свести телесные наказания к минимуму.
Чтобы простимулировать к этому своих подопечных, она обещала, что будет награждать тех воспитанниц, которым удастся установить очередной такой рекорд. За полгода подобные поощрения получали только Юля, Наташа Леонова и Даша. Но порог, установленный Наташей – 29 дней, уже 2 месяца никто не мог перешагнуть.
И вот, наконец, Лизе это удалось!
– Ты, вообще, молодец! - продолжала Лена. - И с учёбой после замечания быстро привела всё в порядок. Я предоставляю тебе возможность пять раз в любое свободное время, когда пожелаешь, посетить бассейн, и ещё награждаю тебя сертификатом на 20 единиц.
По группе пронёсся удивлённый вздох. Сертификатами Елена Сергеевна девушек обычно не очень-то баловала.
– Спасибо, Елена Сергеевна! - обрадованно произнесла Лиза.
Лена передала ей уже заполненный документ и обратилась ко всем:
– Кто из вас побьёт этот рекорд – тоже получит сертификат, и ещё что-нибудь приятное. Так что старайтесь!
"Наверное, это буду я" - иронически подумала Соня.
Пока даже мечтать о таком было смешно!
– Так что, девочки, берите с Лизы пример, - улыбнулась Лена. - Совсем не получать в “Центре” телесных наказаний – трудно, практически невозможно, лукавить не буду. Но свести к минимуму – всем по силам!
А теперь, к сожалению, переходим к более грустным вещам.
Голос Лены стал более строгим.
– Соколова вчера допустила серьёзное нарушение, по поводу которого объяснялась на педсовете. В итоге я решила снять своё предложение насчёт карцера и применить к Юле другую меру взыскания.
Лена внимательно посмотрела на Юлю. Девушка побледнела и встала “смирно”.
– После свидания, Юля, я перевожу тебя в штрафную группу. На месяц. До 13-го января.
Это заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Воспитанницы были шокированы. Соня бросила быстрый взгляд на Инну и убедилась, что та тоже не знала о решении Лены. На миг в глазах Инны промелькнуло удивление, но она тут же взяла себя в руки и осталась невозмутимой.
А вот Юля, похоже, не особо удивилась. Она быстро ответила: “Слушаюсь” и стояла молча, не поднимая глаз.
– Елена Сергеевна! - не выдержала Галя. Она тоже побледнела и едва сдерживала слёзы.
– Галя, лучше помолчи! - строго предупредила её Инна. - Тебе нужны неприятности?
– Слушаюсь! - Галя достала носовой платок и уткнулась в него, пытаясь успокоиться.
– Рената Львовна заберёт тебя в воскресенье после ужина, - спокойно разъясняла Лена. - Ты должна быть готова. Заранее уложи свои вещи, чтобы ей не пришлось тебя ждать. Вот, собственно, и всё!
– Слушаюсь, - повторила Юля. Она, наконец, подняла на Лену глаза и тихо спросила:
– Елена Сергеевна, можно мне к вам обратиться?
– Можно. Только без глупостей.
Юля кивнула.
– Елена Сергеевна, я хотела поговорить с вами уже после того, как вы назначите мне наказание. Я очень перед вами виновата и...очень благодарна, что вы не отправили меня в карцер! Ведь я видела вчера на педсовете: окончательное решение зависело только от вас...
И...я понимаю, почему вы избрали именно такое наказание. Вы не хотите видеть меня в своей группе, после того, что я сделала.
Но я очень вас прошу! Не могли бы вы меня простить, после того, как я вернусь обратно? Пожалуйста! Я не хотела вас обидеть, честное слово, не сердитесь на меня!
– Сядь, Юля, - Лена смотрела на девушку спокойно, с оттенком лёгкой грусти. - Мне жаль, что приходится с тобой так поступать. Кстати, ты ошибаешься, причина совсем другая. Тебе просто не повезло!
Вчера утром такое же нарушение совершила Левченко. Вечером – ты. Причём, на отчёте поступок Сони мы разобрали, и ты имела возможность убедиться, что подобного лучше не допускать.
Я рассудила, что два одинаковых серьёзных нарушения в один день для группы – это недопустимо, поэтому и применяю к тебе такое строгое, практически жестокое наказание. Я хочу, чтобы и вся группа получила урок!
Имейте в виду, девочки! Следующая, кто попадётся на неуважительных мыслях в адрес воспитателя, тоже получит либо карцер, либо направление в штрафную группу. Я вам это обещаю!
А извинения, твои, Юля, я принимаю. Когда вернёшься, всё будет по-прежнему.
Лена оглядела притихших девушек и добавила с улыбкой:
– Не в моём характере сердиться долго. Тем более, что вину свою ты искупишь полностью.
– Спасибо, - прошептала Юля. - Вы и так меня пожалели. Ведь вы могли отправить туда до конца периода, на все три месяца!
Лена кивнула.
– Могла бы. Ты права. Действительно, я тебя пожалела.
Всё, эта тема закрыта. Переходим к другим вопросам.
Пятница.
Проснулась Соня оттого, что её опять трясли за плечо.
Девушке казалось, что она и уснуть-то ещё не успела! Однако, по-видимому, было уже утро.
« Не услышала сигнал!» – ужас пробрал Соню до костей.
Быстро обернувшись, она увидела Елену. Трясла воспитанницу именно она, а на часах было шесть пятнадцать.
«Напоминание»! Сегодня же учебный день! – вспомнила Соня. – Но почему она?»
- Тихо, - предупредила Лена. – Спокойно, без рывков встаёшь. Идёшь в туалет. И ко мне в кабинет, прихватив слова по всем трём языкам. Умываться будешь потом, сейчас время не трать.
Вставая, Соня проследила, как Лена скрылась в кабинете, и только после этого позволила себе подумать:
«И не лень ей было самой в такую рань притащиться? Инне не доверяет меня выпороть?»
Соня невольно вспомнила, что за всю прошедшую неделю Лена наказывала её всегда сама. Десять ремней, полученные от Марии Александровны за несвоевременный подъём, можно не считать – такая это мелочь на основном фоне.
Кстати, получать порку от Инны Соне почему-то не хотелось.
Лена вернулась в кабинет. Инна, явно очень расстроенная, сидела в кресле, нервно покусывая костяшки пальцев, и виновато смотрела на неё.
- Ты подумала? – холодно осведомилась Лена, оставаясь у порога.
- Да, - Инна была сильно смущена, голос её дрожал. – Лена, не сердись, пожалуйста! Я недопустимо себя вела. Сорвалась! Не знаю, что со мной происходит!
Она быстро встала, подошла вплотную к Лене и повторила, заглядывая ей в глаза:
- Прости меня!
- Нет! – Лена смотрела строго.
- Что? – Инна оторопела.
- Не прощу! Я знаю, что с тобой происходит. Ты не сорвалась, а зарвалась! Один серьёзный проступок практически сошёл тебе с рук, и ты решила и дальше продолжать в том же духе! И сейчас ты будешь отвечать!
- Лена, – ошеломлённо начала Инна.
- Я могла бы немедленно подать рапорт ответственному по отделению и потребовать отстранить тебя от сегодняшнего дежурства! – перебила Лена. – Но пока ограничусь тем, что доложу Галине Алексеевне. Когда у тебя сегодня подмена?
- В три часа, - машинально ответила Инна и порывисто схватила подругу за руку. – Лена, послушай…
- Не перебивай! – Лена сердито вырвала руку.
- В три часа, когда подменишься, пойдёшь к Галине Алексеевне, а я попрошу её посмотреть эту запись, - она кивнула на нишу, где была скрыта одна из камер. - Пусть она послушает, и дальше сама с тобой разбирается.
Инна побледнела.
- Лена! – умоляюще воскликнула она. – Мне очень стыдно, честное слово! Я раскаиваюсь, ты даже не представляешь, как! Пожалуйста, прости меня! На первый раз! Умоляю!
- На первый раз? - переспросила Лена. Она тоже разволновалась, лицо покрылось красными пятнами. – Да, такое случилось в первый раз. Мы с тобой работаем вместе уже полгода, душа в душу. Ты моя подруга. И именно поэтому я сейчас не собираюсь тебе это спускать! Чтобы второго раза не было! Понимаешь?
Инна была потрясена.
- Лена, - почти прошептала она. – Я же не воспитанница. Второго раза и так не будет! Я тебе обещаю!
- Инна! Лиза тоже так думала: что ты не воспитанница! Понадеялась на тебя. И что получилось?
В этот момент Соня подошла к двери кабинета и постучалась.
- Всё, Инна, – Лена взялась за ручку двери. – Никаких споров. Веди себя достойно! За свои поступки надо отвечать.
С этими словами она распахнула дверь. Соня вошла и поздоровалась. Девушка успела надеть халат, не забыв про табличку с "Бойкотом".
Она очень волновалась. Получать порку с утра, только поднявшись с постели, не хотелось ужасно! К тому же, появление Елены ничего хорошего не сулило.
Соня, когда здоровалась с Инной Владимировной, с удивлением отметила, что дежурная воспитательница явно очень расстроена и растеряна. Ответив на Сонино приветствие, она ушла в другой конец кабинета и уселась в кресло.
Лена спокойно поинтересовалась:
- Помнишь, что тебе предстоит?
- Да, - Соня помнила и была полна решимости перенести испытание достойно.
- Готовься, - Лена указала на кушетку.
Соня подумала, что эта кушетка скоро будет ей сниться по ночам. На кушетку она ложилась явно чаще, чем в свою кровать.
Воспитанница без промедления разделась под строгим взглядом мучительницы, легла и взялась руками за перекладину. В глубине души Соня надеялась хоть на небольшое, но послабление. Ведь вчера вечером явно наметилось какое-то потепление в их с Еленой отношениях...
"Неужели это мне показалось?"
Соня со страхом наблюдала, что Лена достаёт из ящика стола тот самый спецремень. Толстый, тяжёлый...
"Показалось, - поняла она. - Не было никакого потепления. И никакой пощады мне не будет!"
Лена и не пощадила: выпорола провинившуюся очень строго. Эти 20 ударов казались Соне бесконечными! Девушка мужественно терпела, кусая губы и стараясь не шевелиться. Воспитательница раз за разом крепко впечатывала ремень в голое тело, заставляя Соню скрипеть зубами от невыносимой боли. Правда, сегодня она порола только по ягодицам, не трогая бёдра. Впрочем, Соня была уверена, что для такого ремня - это требование инструкции. Ещё девушка ощущала, что Лена, хоть и старательно проводит порку, но не вкладывает в исполнение никаких эмоций. А сравнивать Соне было с чем...
Взять хотя бы розги...или вчерашнюю "безлимитку"... Там эмоции воспитательницы(негативные, конечно), плескались через край!
И обезболивание Лена сегодня применила, не медля; однако практически сразу же после этого сунула Соне под нос распечатки с иностранными словами:
- Повторяй! Через десять минут сдашь Инне Владимировне.
- Слушаюсь.
Лена обработала ремень и опять убрала его в стол.
«Для меня... специально... держит!» – Соня ещё задыхалась от боли.
Инна наблюдала за поркой молча, не покидая кресла. Подойдя к ней, Лена холодно и отстранённо попросила :
- Пожалуйста, через 10 минут проверьте у Левченко все слова. Если будет хоть одна неточность – дайте ей ещё 20 ремней. Строгих, не ниже "восьмого"! И сразу поставьте меня в известность.
- Хорошо, - тихо проговорила Инна.
Лена вышла из кабинета. Первый урок у неё был сегодня только в 9.30, поэтому девушка отправилась в жилой отсек к себе в квартиру.
Квартиры воспитателям предоставлялись отличные: удобные, просторные, в основном состоящие из трёх комнат, кухни и санузла. Когда сотрудника принимали на постоянную работу, в квартире делали ремонт и меняли всю обстановку согласно его пожеланиям. Руководство было заинтересовано, чтобы воспитатели отдыхали после рабочего дня в обстановке психологического комфорта.
У Лены в квартире одна комната была гостиной, две другие отводились под спальню и кабинет.
Сейчас девушка была очень расстроена. Она быстро прошла в спальню, бросилась на тахту и расплакалась.
В первый раз за шесть месяцев у Лены произошёл серьёзный конфликт с Инной.
Сегодня утром Лена специально встала очень рано. Она хотела лично провести Соне назначенное ей вчера «напоминание». Воспитательница сразу решила, что будет сама это делать, все шесть раз. Она справедливо полагала, что испытывать наказания от неё Соне морально тяжелее, чем от дежурных воспитателей. К тому же пороть Соню Лена собиралась очень строго, а такие мероприятия отнимали обычно много моральных и физических сил, и Лене не хотелось перекладывать эту неприятную работу на Инну и Машу.
В пять минут седьмого Лена уже входила в кабинет. Инна, которая только что приняла группу у ночных воспитателей, с тревогой посмотрела на неё:
- Что случилось?
- Доброе утро. Ничего, - удивилась Лена. – Я пришла провести Левченко «напоминание».
То, что произошло дальше, явилось для неё полной неожиданностью.
Инна сильно покраснела и закричала, буквально завопила:
- Но почему? Что ты себе позволяешь? Это же моя работа! Почему ты со мной так поступаешь? Ты мне совсем перестала доверять после вчерашнего? Ты думаешь, что я не смогу наказать твою Левченко достаточно строго?
- Инна, успокойся! Что с тобой? – Лена ошеломлённо потрясла головой.
Но Инна продолжала вопить, размахивая руками:
- Ты не имеешь права этого делать! Если я случайно получила тройку, это не значит, что теперь я не смогу справляться со своей работой!
В отношении Сони ты вообще ведёшь себя безобразно! Никому не даёшь к ней прикоснуться! Что, мы с Машей, по-твоему, безрукие? Или не выполним твоего приказа и дадим ей поблажку? Ты просто возмутительно себя ведёшь! И ты…
- Достаточно! Инна Владимировна, я попрошу вас замолчать! – голос Лены звучал теперь холодно и твёрдо.
Она уже справилась с изумлением и была здорово рассержена.
Инна замолкла на полуслове и растерянно смотрела на подругу.
- Обращаю ваше внимание! – стальным голосом продолжала Лена. – Вы нарушили должностную инструкцию по разделу «субординация». Позволили себе недопустимо грубо, вызывающе, оскорбительно, на повышенных тонах разговаривать со своим ответственным воспитателем. В рабочее время! Причём, не имея для этого никаких оснований!
Инна молчала. Она всё ещё приходила в себя.
Лена подошла к столу, вынула из папки необходимый документ и вручила его Инне.
- Я пойду будить Левченко. А вам приказываю повторить инструкцию, и ещё раз уяснить для себя, что ответственный воспитатель имеет право делать. И как должен вести себя дежурный воспитатель, чтобы не допускать нарушения субординации!
Подумайте над своим поведением!
Лена, безусловно, была абсолютно права в данной ситуации. Она, как ответственный воспитатель, имела полное право проводить любые наказания сама. Инна не должна была “качать права” и подобным образом с ней разговаривать. Вчерашние переживания подруги Лена оправданием не считала. Она сразу внутренним чутьём поняла, что Инну надо приструнить: её действительно “понесло”, как и предупреждала вчера Лиза.
Лена, конечно, знала, что периодически ответственным воспитателям приходится разруливать подобные ситуации, но с ней такое случилось впервые. Девушке было обидно, и, в тоже время, жалко Инну.
"Галина Алексеевна с Инной сурово обойдётся, особенно, учитывая вчерашнее, но отстранять её не будет, я уверена, - понемногу успокаиваясь, Лена вытерла слёзы. – Нет, я никак не могу ей это спустить! Нельзя второй раз делать Инне поблажку. Доложу, и будь, что будет!"
Девушка решительно поднялась с тахты и отправилась в душ.
Соня сразу после порки пару минут полежала с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться и прийти в себя от боли, затем подвинула к себе распечатки со словами и начала повторять. Всё, как ей велели!
Честно говоря, повторять слова сейчас особой необходимости не было. Ещё по дороге в санблок, и потом в кабинет Соня про себя проговорила все 30 слов. Знала она их твёрдо, но рассудила, что ещё один повтор лишним не будет, тем более, после строгого наказания.
Инна уже не сидела в кресле. В другом конце кабинета, ближе к окну, у воспитателей располагалась небольшая зона отдыха: кресла, журнальный столик, телевизор с DVD-плеером, а также – хозяйственный уголок с кофеваркой, чайником, СВЧ-печью и посудой. Эта зона отделялась раздвижной перегородкой, но сейчас перегородка не была задвинута.
Соня видела, что Инна возится с кофеваркой: заправила её, затем включила.
Ровно через 10 минут после ухода Лены воспитательница подошла к Соне, осмотрела её раны и недовольно покачала головой.
- Знаешь, что, Софья? Тебе надо заканчивать нарываться на наказания. Если так пойдёт и дальше – скоро ты так стойко терпеть не сможешь! Не стыдно будет вопить на весь кабинет? Да и "шкурку" свою пожалей!
- Да, Инна Владимировна, заканчивать надо, - вздохнула Соня. – Но, я надеюсь, не дойдёт дело до таких уж воплей... Разве хуже может быть? Это же и так "восьмой разряд"!
- «Восьмой» один-то раз перетерпеть ещё можно, - возразила Инна. – А вот когда «восьмой» за «восьмым» несколько раз в день – это уже серьёзнее!
"Интересно, она это тоже на себе испытала?" – мысленно усмехнулась Соня, но вслух почтительно сказала:
- Я постараюсь. Спасибо.
- Слова-то твёрдо знаешь? – спросила Инна. – Не придётся мне тебе дополнительную порку устраивать?
- Знаю, Инна Владимировна. Не придётся.
- Тогда вставай и одевайся.
- Слушаюсь. Спасибо.
Соня оценила доверие Инны. Безусловно, отвечать слова, лёжа голой на кушетке, было бы не особо-то приятно.
Воспитанница встала и оделась настолько быстро, насколько смогла, не забыв про свою табличку. Слова ответила Инне буквально за минуту. Безупречно!
- Годится! – одобрила воспитатель и внимательно взглянула на Соню.
- Что-то ты очень бледная!
Инна вынула из медицинского шкафчика тонометр и надела Соне на запястье.
- 100/60. Низковато... - задумчиво произнесла она.
Соня растерянно пожала плечами.
- Да я неплохо себя чувствую...
- До подъёма ещё 20 минут. Пойдём-ка, выпьешь со мной кофе, - предложила Инна. – Немного взбодришься. Силы для нового дня тебе понадобятся!
Аромат хорошего свежесваренного кофе распространялся на весь кабинет. Соне, конечно, очень хотелось. Суровое наказание подорвало силы девушки, а кофе Соня так же, как и Елизавета, очень любила. Дома всегда готовила его сама, и довольно часто. Здесь же, в «Центре», кофе разрешалось пить только за завтраком и исключительно растворимый, хотя и вполне приличного качества.
Но воспитанница не посмела согласиться.
- Спасибо, Инна Владимировна, не надо.
Инна взяла её за плечо и подтолкнула в сторону кресел.
- Когда предлагают, нечего отказываться! Воспитатели имеют на это право, и никакие инструкции при этом не нарушаются. Не волнуйся, сахар, булочки и конфеты я тебе предлагать не буду. Если хочешь – лимон, или обычные сливки. Не взбитые. Так что добавить?
Инна уже разлила кофе по чашкам и вопросительно смотрела на Соню.
- Инна Владимировна, – вздохнула девушка. – Но ведь Елене Сергеевне вряд ли понравится, что воспитатели угощают меня кофе и чаем!
- А тебя что, многие угощают? – удивилась Инна. – Я знаю только про Елизавету Вадимовну.
- Ещё Светлана Петровна, - немного смутилась Соня.
Инна улыбнулась.
- Она, наверное, своим любимым чаем с марокканской мятой?
Соня кивнула. Она отметила, что, несмотря на улыбку, глаза у Инны остались грустными.
- Тебе везёт, - опять улыбнулась Инна. – Немногим воспитанницам удаётся за одну неделю угоститься у трёх воспитателей. Соня, не переживай! Всегда это можно выдать за лечебную меру, а, чаще всего, так оно и бывает.
- Спасибо. Тогда – со сливками, - сдалась Соня.
Инна протянула ей чашку.
- Садиться тебе тоже не предлагаю, - продолжала она. – Сейчас даже с кругом не сможешь.
Соня с наслаждением сделала первый глоток.
- Наверное, свидания ждёшь не дождёшься? – поинтересовалась Инна.
- Да, - тихо ответила девушка. – Очень жду!
- Соня, но маму-то порадовать особо будет нечем! Кстати, я спрашивала Елену Сергеевну. Она сказала, что с твоей мамой будет разговаривать, исходя из ситуации.
- Да мне уже всё равно! – воскликнула Соня. – Я решила, что и сама всё ей расскажу. Никогда от мамы ничего не скрывала, и сейчас не буду! У нас с ней, Инна Владимировна, очень близкие отношения. И мама может мне очень помочь советами!
- Да что тебе ещё советовать? – не выдержала Инна. – Ты и так отлично держишься! Нарушений, я уверена, у тебя скоро совсем не будет. Ты молодец! Самой плохо, а ещё и другим помогаешь!
Внезапно голос её прервался, в глазах появились слёзы.
- Извини, - быстро сказала Инна и вместе со своей чашкой отошла к окну.
На улице крупными хлопьями валил снег. Инна разглядывала заснеженный парк и пыталась успокоиться. Плечи её вздрагивали.
- Инна Владимировна, мне уйти? – тихо спросила Соня.
- Нет. Останься, - не оборачиваясь, ответила Инна.
Вскоре она всё-таки повернулась, нажатием кнопки на стене задвинула перегородку и с отчаянием проговорила:
- Соня! Мне сейчас очень плохо! Сплошные неприятности, везде! И личные проблемы, и на работе - прокол за проколом!
Представляешь, вчера я вообще чуть из «Центра» не вылетела! Обратно в свой колледж! На полгода! Можешь себе представить?
Она взволнованно посмотрела на Соню.
- Мы с тобой, практически, коллеги. Ты случайно оказалась воспитанницей. Наверное, ты вполне можешь понять, что это такое!
- Я вас понимаю, Инна Владимировна! И очень сочувствую. Знаете... я нечаянно оказалась в курсе ваших проблем. Я знаю про дисциплинарную комиссию и её решение.
Инна смотрела на Соню с изумлением.
- Я случайно услышала разговор об этом Елены Сергеевны и Марии Александровны. Инна Владимировна, я специально не подслушивала, честное слово! И Елена Сергеевна уже об этом знает.
Инна махнула рукой.
- Я тебя не обвиняю. Соня! Но если бы было только это! Ещё я сегодня утром, буквально перед твоим приходом, грубейшим образом нарушила инструкцию!
Прямо не знаю, что на меня нашло?
Соня, я не знаю, что мне делать! Лена рассержена, и обещала доложить заведующей! И она так и сделает, её уже не упросить. И посоветоваться ни с кем не успею! Я на работе! Если даже сейчас разбужу Светлану или Лизу – всё равно, это не телефонный разговор!
У воспитательницы предательски задрожали губы, Соня поняла, что Инна вот-вот опять расплачется.
– Инна Владимировна, - вырвалось у девушки. – Может быть, я смогу вам чем-то помочь?
Выпалив это, Соня тут же смутилась и сильно испугалась.
"Куда ты лезешь? Совсем с ума сошла? Инна же воспитатель! А ты кто? Ну, сейчас она мне выдаст за такую наглость!" - с замирающим сердцем подумала девушка.
– Извините, Инна Владимировна, это было нескромно с моей стороны – такое предлагать! - быстро сказала она.
Однако в глазах Инны промелькнул интерес.
- У тебя нестандартный ум! Я думаю, ты вполне можешь мне что-нибудь посоветовать... если захочешь! - заинтересованно сказала она.
- Если смогу, я буду рада! - Соня облегчённо вздохнула. - Расскажите мне, что произошло? Обещаю, всё останется между нами!
Инна вздохнула и подробно описала Соне сегодняшний инцидент.
- Соня, у нас с Леной вообще отличные отношения, - продолжала она. – Просто у меня сдали нервы после вчерашнего! Конечно, я поступила возмутительно, но всё-таки надеялась, что Лена, как подруга, меня отчитает, но руководству докладывать не будет. Пожалеет! Ведь меня же совсем уволить могут! Это не шутка – два нарушения подряд!
- Инна Владимировна! А почему вы на это надеялись? Подобное разве уже было?
- Нет! Что ты? Конечно, не было! Я никогда не имела даже никаких мелких замечаний! Да, мы иногда не согласны с решениями ответственных, но вынуждены выполнять их приказы. На этот счёт строгие правила.
Просто… Вот вчера, на комиссии, Лена была за меня! Хотя я тоже была очень виновата! Она не требовала отстранения, голосовала за штраф. А тут – абсолютно неумолимо со мной разговаривала! Я была поражена!
Вспомнив этот разговор, Инна едва удержалась от слёз.
– Инна Владимировна! - осторожно начала Соня. - Елена Сергеевна считает, что личными отношениями нельзя руководствоваться в рабочих вопросах. Она вчера об этом говорила Марии Александровне. И раньше, когда мы с ней вместе учились и были лидерами, она тоже всегда так и поступала! Она очень принципиальная.
Вчера на комиссии она, видимо, действительно считала, что штраф в данном случае – разумное наказание. Что этого будет достаточно!
Вот я для Елены Сергеевны враг, вы согласны? По крайней мере, она точно так считает. И, тем не менее, вчера рассказала мне о возможности стать сотрудником, представляете? Несмотря на то, что ненавидит меня и презирает! Считает ничтожеством!
У Сони прервался голос, но она справилась с собой и продолжала:
– Я никак не могла понять, почему? Почему? Зачем ей это надо? Я ей столько вреда причинила, а она меня практически спасает, даёт шанс из этого ужаса выбраться, в котором я оказалась! Я её прямо об этом спросила. А она заявила, что всё обдумала, и считает правильным и справедливым хотя бы дать мне эту информацию. И если для “Центра” так будет лучше, то она переживёт. Она так и сказала: “Я решила личными отношениями в этом вопросе не руководствоваться”.
Инна Владимировна, Елена Сергеевна всегда так поступает. Она просто по-другому не может!
Инна огорчённо вздохнула.
– Да, Соня, ты, скорее всего, права. Значит, думаешь, бесполезно её ещё раз попытаться упросить?
Инна уже не скрывала своего отчаяния.
– Представляю, как я предстану сегодня с этим перед Галиной Алексеевной! Да ещё и после вчерашнего! - воскликнула она. - Позор! От стыда глаз поднять не смогу! Нет, Лена всё-таки могла бы ко мне хоть какое-то снисхождение проявить! Это ужасно!
– Я уверена, Инна Владимировна, что она и сама очень расстроена, но считает своим долгом так поступить.
Инна Владимировна! А вы знаете, что Галина Алексеевна может по отношению к вам предпринять? Какие меры? Кроме увольнения? Ведь, скорее всего, до этого не дойдёт?
– В том-то и дело, что не знаю! - Инна нервно передёрнула плечами. - Со мной это в первый раз! У нас обычно, если что, сразу отстраняют, на разные сроки. Причём, за “рабочие” проступки, не за учебные, Галина Алексеевна сама может это сделать, без всякой комиссии. У неё власть большая!
Возможно, она и штраф сама может назначить, или “домашний арест”!
– “Домашний арест”? - удивилась Соня.
– Да! В таких случаях запрещается выезд из “Центра” и все развлечения. Работа, учёба – и в свою квартиру!
– Ничего себе! - пробормотала Соня. Она предполагала, что у воспитателей тоже всё очень строго, но такого всё же не ожидала.
– Да с удовольствием буду в квартире сидеть, сколько надо! Только бы с работы не вылететь! - эмоционально продолжала Инна. - Но я не знаю, что заведующая в принципе ещё может придумать! У нас же на педсоветах проступки воспитателей не рассматриваются. Галина Алексеевна один на один разбирается! И кто получил наказания, особо об этом не распространяется. Может быть, только с самыми близкими подругами делятся, да и то не всегда.
Соня, но мои подруги никаких взысканий тоже не получали, пока я здесь работаю! Ни Лена, ни Маша, ни Светлана! Только вот Елизавета вчера – но и то из-за меня! И не от заведующей, а от учебного куратора!
Поэтому чего мне сейчас ожидать от Галины Алексеевны, я не знаю... И от этого ещё больше страшно!
Внезапно Инна улыбнулась.
– Единственно, я очень надеюсь, что она меня всё-таки не выпорет. А то вчера после “дисциплинарной” грозилась... по-матерински.
Соня не сдержалась и прыснула.
– Я тоже надеюсь, - улыбнулась она. - Инна Владимировна! А Елена Сергеевна может знать о возможных мерах наказания?
Инна задумалась.
– Наверное, у Елены информации всё же больше, чем у меня. Она могла обсуждать подобные случаи с другими «ответственными».
– Тогда у меня есть одно предложение.
– Давай, Соня! Выручай!
– Елена Сергеевна сейчас уверена, что устной “проработки” с её стороны недостаточно. Она считает, что вы должны понести более серьёзное наказание.
Но, если она доложит Галине Алексеевне, вы получите не только наказание, но и пятно на репутацию. Плюс моральные страдания! Правильно я понимаю?
– Абсолютно, - вздохнула Инна.
– Можно попробовать предложить Елене Сергеевне, чтобы она сама с вами разобралась. Пусть назначит вам наказание, подобное тому, что осуществила бы Галина Алексеевна. Ведь она может в чём-то вас ограничить? Своей властью. Например, тот же “домашний арест” применить! И вы будете это выполнять, но заведующую не обязательно ставить в известность.
Попросите Елену в три раза более строгое взыскание применить, но только не предавать ваш поступок огласке. Мне кажется, на это она может пойти! Раз вы наказание всё-таки получите, это не будет существенным нарушением её принципов.
Инна изумлённо посмотрела на Соню.
– Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь, - немного растерянно произнесла она. - Мне такое и в голову не пришло! Ты считаешь, стоит попробовать?
– Конечно! - воскликнула Соня. - Она ведь ещё не доложила Галине Алексеевне?
– Нет. Заведующая до обеда дома. Мы её в это время обычно не беспокоим, только в очень серьёзных случаях. Есть ведь ответственный дежурный воспитатель!
- Спасибо тебе! - продолжала Инна. - Это, действительно, шанс. Я попробую! Соня! Только этот разговор останется между нами, хорошо? Эта зона при закрытой перегородке не прослушивается.
– Конечно! - горячо заверила Соня.
Инна нахмурилась.
– А вот, если Елена что-то заподозрит, и прямо тебя или меня спросит, мы ничего скрыть не сможем! В таком случае рассказывай. Но, надеюсь, такого не случится! Даже не представляю, что она тогда с нами сделает!
– Инна Владимировна, вы, советуясь со мной, тоже нарушили инструкцию? – испугалась Соня.
– К счастью, нет! – воскликнула Инна. – Но Лену всё равно это возмутит. Она посчитает, что я должна была держаться достойно, мужественно ответить за свой поступок. Или хотя бы сама должна была соображать, а, если уж обращаться за помощью, то не к воспитаннице, а к коллегам. Тем более, её может обидеть, что я именно с тобой поделилась. Ведь я знаю о ваших отношениях! Так что будем надеяться на лучшее.
– Хорошо. Инна Владимировна, удачи вам!
– Спасибо! А теперь – пойдём. Через пять минут уже звонок на подъём.
***
Назначенный Леной бойкот значительно осложнил Соне жизнь. Да и всей группе тоже.
Утром, сразу после подъёма, Инна Владимировна ещё раз напомнила про него девушкам и призвала их быть очень внимательными.
– Нарушить бойкот легко, - внушала она воспитанницам. - А пострадаете сильно! И Левченко подведёте, а ей и так трудно.
Всё утро Соне пришлось без конца снимать и надевать табличку, когда она умывалась и позже переодевалась в форму. В строю Соня теперь тоже шла одна, позади всех.
В столовой Инна указала ей на стул у самого края стола и предупредила:
– Когда сможешь сидеть, твоё место – это!
"Когда смогу, уже бойкот кончится", - усмехнулась про себя воспитанница.
Соне было как-то очень здорово не по себе. После утреннего наказания спецремнём тело противно ныло, беспокоил озноб, к тому же наслоились переживания из-за бойкота. Есть совсем не хотелось. Соня в одиночестве стояла у стойки и, в течение всего завтрака, потихоньку клала в рот кусочки грейпфрута.
Разнообразные фрукты постоянно находились на столах во время приёма пищи, и есть их можно было в любом количестве, без ограничений. Фруктов Соня себя не лишала, да ей бы и не разрешили.
В конце завтрака Инна подошла к девушке и строго сказала:
– Чтобы за обедом поела, как следует! Мне ещё в моё дежурство голодных обмороков не хватало!
– Слушаюсь, - улыбнулась Соня.
За Инну Владимировну она тоже переживала. Вспоминая утренний доверительный разговор с воспитательницей, Соня очень надеялась, что её совет поможет Инне избежать серьёзных проблем. Однако девушку не оставляло ощущение смутной тревоги, в животе неприятно подсасывало. Соня прислушивалась к себе с беспокойством: такое бывало в её жизни и раньше, и такие симптомы обычно являлись предшественниками чего-нибудь очень неприятного...
Урок французского в 204-ой группе должен был начаться в 11.20.
Лена вошла в класс сразу после окончания предыдущего немецкого, поздоровалась с воспитанницами, быстро перекинулась парой фраз с уже уходящей Елизаветой, затем отыскала глазами Соню и жестом приказала ей подойти.
Девушка немедленно подчинилась, но на ходу недовольно подумала:
"Давно не виделись, что ли? И что на этот раз? Сижу, никого не трогаю, починяю примус..."
Но тут же спохватилась и отругала себя:
"Никак удержаться не можешь? Нельзя ничего при ней даже думать. Сейчас она покажет тебе “примус”! По башке этим примусом! А, вернее, по заднице! Мало тебе неприятностей? Неужели не можешь просто выполнять приказы, без внутреннего протеста? Учись быть покорной, иначе не выберешься!"
Она послушно подошла к воспитателю и молча ожидала дальнейших распоряжений. Лена указала на дверь кабинета:
– Пойдем-ка, уединимся!
У Сони душа ушла в пятки. В любом случае, уединение с Еленой ничего хорошего не сулило. Конечно, так и оказалось. В кабинете воспитательница сразу заявила:
– У тебя ещё из прошлых долгов осталось 30 ремней. Помнишь, за что?
– Да, - Соня немного побледнела. - Я сказала “Слушаюсь” там, где не надо было.
"Так и знала! Но...неужели их инструкции позволяют пороть так часто? До попы и так не дотронуться!"
– Не желаешь сейчас за это ответить? - Лена насмешливо улыбалась.
Соня мгновенно подавила в себе вспыхнувшее было возмущение и скромно ответила:
– Елена Сергеевна, мои желания роли не играют. Как прикажете!
– В таком случае, прошу!
Воспитательница кивнула на кушетку.
Соня, конечно, ничего подобного не желала. Втайне она надеялась на передышку хотя бы до обеда! Утреннее наказание ещё давало о себе знать совсем не по- детски... К тому же вспомнилась вчерашняя жуткая порка перед немецким.
"Да я вчера еле выжила после подобного! Зачем она со мной так? Неужели нельзя потом наказать, не перед уроком?" - промелькнули отчаянные мысли.
Раздеваясь, девушка попыталась взять себя в руки и морально приготовиться к очередному испытанию. Однако сейчас это получилось у неё плохо. Когда Соня легла на кушетку, у неё сильно дрожали губы. Заметив это, Лена усмехнулась:
- Что, страшно?
Соня молча кивнула. Храбриться не было сил.
- Сочувствую, - спокойно проговорила воспитатель. - Но помочь ничем не могу. Ты заслужила порку, и будешь наказана.
Соня сама не понимала, что с ней происходит. Она с ужасом почувствовала, что совсем не готова сейчас к наказанию и вряд ли сможет вытерпеть его так достойно, как хотела. От страха и досады мгновенно пересохло во рту.
- Приступим.
Лена вытащила ремень из чехла и подошла к воспитаннице. Неожиданно для себя Соня почти крикнула:
- Елена Сергеевна, но у меня там и так живого места нет!
Лена опять усмехнулась, шагнула ближе к провинившейся и бегло осмотрела её ягодицы.
- Преувеличиваешь, дорогая! "Живого места" на попе у тебя ещё сколько угодно! А с момента утреннего наказания прошло уже больше четырёх часов. Я вполне имею право выпороть тебя снова.
Соня судорожно, с каким-то всхлипом, вздохнула.
“Восьмой” за “восьмым”! - с ужасом вспомнила она слова Инны. И не выдержала.
– Елена Сергеевна! - умоляюще произнесла она. - Вы опять примените восьмой разряд?
– Именно. А у тебя, что, есть возражения? - холодно осведомилась Лена.
– Елена Сергеевна, пожалуйста, нельзя ли немного смягчить наказание? Прошу вас! Хоть чуть-чуть! Это очень трудно выдержать!
Лена явно была удовлетворена тем, что Соня проявила слабость.
– Помнишь наш разговор во вторник утром? – поинтересовалась она. – Я ведь тебя предупреждала, что начнутся “ягодки”. Ты сама напросилась! Теперь все наказания будешь получать только по -“восьмому”. И придётся терпеть! Что ты можешь поделать?
Предположим, я начала испытывать к тебе некоторое сочувствие, но своё решение по этому поводу пока не изменю! Ещё раз повторяю – в твоих силах всё это прекратить.
Во время наказания Соня поняла, что Инна была права. “Не вопить” сейчас оказалось гораздо труднее, чем утром. Хорошо ещё, что, когда после порки Соня доложила Лене о своих выводах, та благосклонно их приняла, и дополнительных ударов не последовало.
Но плохо было всё равно! Больно, противно, тоскливо... Соню угнетали и приводили в отчаяние ощущения безысходности и полного бессилия!
Вдобавок к этому на уроке Лена вызвала Соню отвечать слова первой, когда наказанная ещё не до конца пришла в себя от боли. Когда Соня без единой неточности ответила, воспитатель удовлетворённо заметила:
– Вот видишь! “Напоминание” помогло!
Это было явным издевательством.
"Переживёшь! Веди себя скромно!" - приказала себе Соня и почтительно ответила:
– Да, Елена Сергеевна.
Девушке показалось, что Лена посмотрела на неё с некоторым уважением.
"Ничего. Потихоньку выберусь", - мысленно утешала себя воспитанница.
После урока Лена отправилась в кабинет. В плане у неё значилось часовое «окно» между занятиями, и воспитательница решила не терять время, возвращаясь к себе в квартиру, а остаться в кабинете и выполнить собственное задание по химии.
Инна вошла вслед за ней.
- Лен, - робко проговорила она. – Можно, я тебя отвлеку буквально на минутку?
Лена молча кивнула. Она стояла, прижимая к груди учебник, и серьёзно смотрела на подругу.
- У меня к тебе просьба...
- Нет, я не пытаюсь избежать наказания! – поспешно воскликнула Инна, увидев, что Лена нахмурилась. – Я прошу тебя об одолжении. Пожалуйста, накажи меня сама! Я сделаю всё, что ты скажешь! Ты знаешь, какие меры может ко мне применить Галина Алексеевна? Кроме отстранения?
- Догадываюсь, - немного помолчав, кивнула Лена.
- Так сделай это сама! Поступи со мной в три, в пять раз строже! Пожалуйста! Не выставляй меня на позор, умоляю тебя! Я на всё согласна!
- На всё? – переспросила Лена. – Инна, но если Галина Алексеевна тебя не отстранит, то накажет весьма сурово! Ты знаешь, как?
- Нет! Но это неважно! Мне всё равно!
- Тебе-то, может быть, и всё равно! – взвилась Лена. – А вот мне – нет! Я не могу выполнить твою просьбу. Извини.
- Лена, но почему? Почему?
Инна была в отчаянии.
- Ты же... Мы подруги... А я всё равно понесу наказание... - бессвязно пыталась она убедить свою начальницу.
- Подожди!
Лена достала телефон и набрала номер Елизаветы. Инна замолчала и смотрела на неё с надеждой.
- Не думай, будто я и пальцем не хочу пошевелить, чтобы тебе помочь, - пробурчала Лена, отводя от подруги взгляд.
- Лиза! У тебя ведь сейчас перерыв?
- Да, - довольно отозвалась та. – Я уже в столовой, кофе готовлю. Присоединяйся! У тебя ведь тоже «окно»?
- Спасибо, не могу. Лиза, огромная просьба! Я сейчас отправлю к тебе Инну. Пожалуйста, расскажи ей о неформальных методах Галины Алексеевны. Только, конечно, без частностей.
- Лена, а что случилось? – осторожно спросила Лиза.
- Инна тебе сама объяснит.
- Хорошо. Жду.
Лена закрыла телефон и сухо, по-деловому приказала:
- Инна, иди в столовую и побеседуй с Лизой. На истории с девчонками я посижу вместо тебя, а на следующей перемене продолжим разговор.
- А почему ты мне сама не расскажешь?
Усмехнувшись, Лена качнула головой.
- Потому что ты мне не поверишь. Всё, иди!
Лена отправилась в класс и заняла место за столом дежурного воспитателя. Никто не удивился. Ответственные воспитатели частенько сами контролировали, как проходят те или иные уроки, а заодно и своих "дежурных" отпускали передохнуть.
Историю преподавала ответственный воспитатель 201-ой группы Екатерина Альбертовна. Она была на отделении самой молодой из "ответственных" после Лены.
Екатерине исполнилось 22 года, она училась заочно на первом курсе педагогического института и безумно любила свой предмет. Преподавала очень интересно, с душой, и воспитателем была талантливым. Так же, как и Лена, она начала работать "ответственной", ещё учась в колледже, правда, не с первого, а со второго курса. В июле Екатерина выпустила свою группу четверокурсниц, после чего заняла вакантную должность в 201-ой группе.
Увидев, что Лена усаживается за стол дежурного воспитателя, Екатерина подошла к ней и тихонько подколола:
- Послушать пришла? Перед смертью не надышишься!
Екатерина была педагогом Лены и Инны по истории, и как раз завтра сотрудницам предстояло сдавать ей очередной зачёт.
- Катя! Имей совесть! – так же тихо возмутилась Лена. – Я эту тему когда ещё тебе сдала?
Екатерина улыбнулась, на щеках появились озорные ямочки. Она обернулась к девушкам и весело приказала:
- А ну-ка, признавайтесь, кто у меня сегодня не готов к уроку?
- Обижаете, Екатерина Альбертовна! – с притворной обидой в голосе ответила со своего места Лена.
У Сони опять защемило сердце. Она, благодаря своему уникальному слуху, слышала и этот тихий разговор Екатерины и Лены перед уроком. Её по-прежнему поражали взаимоотношения воспитателей в «Центре».
"Так всё у них сложно и здорово! – думала девушка. – Они друг для друга и друзья, и преподаватели, а часто – и начальники, как Лена над Инной. Атмосфера у них такая доброжелательная, но и спуску при этом они друг другу не дают!"
Соне невыносимо захотелось тоже стать членом этой команды.
"В лепёшку расшибусь, но добьюсь!" – решила она и сосредоточилась на уроке.
Когда после истории Лена вошла в кабинет, Инна и Елизавета уже ждали её в "зоне отдыха". Инна была напряжена и растеряна, а Лиза выглядела довольно сердитой. Лена задвинула перегородку и устало опустилась в свободное кресло.
- Поговорили? – спросила она.
- Да! – буркнула Лиза. – Я ей и со своей стороны постаралась внушение сделать. Инна, дошло до тебя хоть немного?
Девушка расстроено кивнула.
- Спасибо, Лиза, - вздохнула Лена. - Что же, Инна, теперь ты понимаешь, почему я не могу наказать тебя сама. Я попросила Лизу тебя просветить, чтобы у тебя не было ко мне претензий, как к подруге. Я, действительно, ничего не могу для тебя сделать, ты согласна? Всё остаётся по-прежнему. А сейчас, извини, нам с Лизой пора на уроки.
Инна, как ошпаренная, вскочила с кресла и отчаянно воскликнула:
- Лена! Как не можешь? Очень даже можешь! Сделай это сама, пожалуйста! Столько раз, сколько посчитаешь нужным! Сжалься, не отправляй меня для этого к Галине Алексеевне! Ты пойми, я же не боли боюсь, а позора!
Лена, пожалуйста! Лучше я от тебя всё это вытерплю!
Лена изумлённо посмотрела на Инну и постучала средним пальцем правой руки себя по лбу.
- Ты совсем «ку-ку»? Соображаешь, что говоришь? Чтобы я на тебя подняла руку? Ты моя подруга! Да я, если даже захочу, то не смогу! Вот ещё придумала! Нет, дорогая, за "пряниками" пойдёшь к Галине Алексеевне!
Инна широко раскрыла глаза, сильно побледнела, слёзы хлынули у неё буквально ручьём. Через несколько секунд девушка уже отчаянно рыдала.
- Лена, ну что же мне теперь делать? – почти кричала она сквозь слёзы. – Пожалуйста, сжалься, накажи меня сама! Ничего ведь страшного! Представь, что я воспитанница!
Лена растерянно посмотрела на Елизавету.
- Лиза, или я чего-то не понимаю, или у Инны совсем «крыша поехала»! Хоть ты ей скажи, разве я могу такое сделать?
Елизавета снисходительно посмотрела на обеих девушек, подошла к рыдающей Инне и ворчливо сказала ей:
- Инна, успокойся. Я же тебе говорила, Лена на такое не подпишется. И она права! Зря ты на это надеялась.
- Но на меньшее ты ведь не согласна, ведь так? – спросила она у Лены.
- Не знаю! – выкрикнула Лена. – Ведь Галина Алексеевна не обязательно её так накажет! Она знает, как лучше сделать, она же заведующая, у неё такой опыт! Поэтому я и не хочу на себя брать решение. Я не знаю, как правильнее! Но я хочу, чтобы Инна всё осознала, и больше подобного не допускала!
- Лена, – твёрдо заявила Лиза. – Я тебе могу сказать точно: Галина Алексеевна Инну за этот проступок от работы не отстранит. Поверь мне! Но долго думать она тоже не будет. Запись прослушает – и тут же ремень достанет!
А её – на кушетку! Помнишь, Инна, у заведующей кушеточка в кабинете у окна стоит? Ты раньше не задумывалась, для чего? Ведь воспитанниц она к себе в кабинет не водит. Вот на неё и ляжешь!
Инна закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой. Она чувствовала, что выхода нет. Лена настроена серьёзно, её не уговорить.
- И ведь только этим не отделаешься, - безжалостно продолжала Лиза. – Ещё будешь до весны в свои выходные по утрам дорожки в парке от снега расчищать! Или что-нибудь в этом роде!
Примерно с минуту Елизавета с Леной молча слушали рыдания Инны.
- Ладно, не реви, – сказала, наконец, Лиза. – Лена, давай всё же попробуем эту непутёвую от гнева заведующей спасти. И от её тяжёлой руки!
- Лиза! Ты считаешь, что я неправа? И должна это Инне спустить?
- Ни в коем случае! – покачала головой Лиза. – Ты абсолютно права! Я Инне об этом уже говорила. Кстати, совсем спустить ей ты просто не можешь. Здесь же камеры! А если это эксперты просмотрят? Ты должна будешь объяснять, почему не приняла никаких мер. Нет, у меня есть конкретное предложение.
Лена, Галина Алексеевна абсолютно точно выдаст Инне "безлимитку". Без вариантов! Поверь моему опыту. Как ты считаешь, в принципе, этого будет достаточно? Тебя бы это устроило?
- Да, - немного подумав, тихо ответила Лена.
Елизавета обняла всхлипывающую Инну за плечи.
- Давай тогда я это сделаю! Очень даже запросто. На твоих глазах! Согласна?
Лена недоверчиво смотрела на Лизу.
- Тебе это и правда трудно, - продолжала та. – А я смогу! Я старше вас на 8 лет, между прочим! И нервы у меня покрепче. Вполне смогу её уложить и отхлестать, как следует!
Лена, мы с тобой имеем право это сделать, и для экспертов такой вариант пройдёт. Все тонкости я тебе потом объясню! А сейчас – принимай решение.
Лена, побледнев, стояла молча.
" Совершенно идиотская ситуация!" – думала она.
Понимая, что подруга колеблется, Елизавета продолжала настаивать:
- Лена, решайся! Давай её пощадим! Ну, трудный период у человека...бывает. Разберёмся сами. Никаких правил не нарушим, я тебе обещаю!
А дополнительно можешь ей ещё что-нибудь придумать. Пусть Инна месяц в своей квартире сидит, или ещё одну свою зарплату перечислит в фонд помощи голодающим детям Африки!
- Ничего я больше не буду придумывать, - махнула рукой Лена. –Такой экзекуции вполне достаточно. Моя совесть будет чиста. Если ты мне гарантируешь, что всё это законно... то я согласна.
- Девочки, спасибо! – всё ещё всхлипывая, благодарно проговорила Инна.
- Погоди благодарить, - усмехнулась Елизавета. – Ты ещё не знаешь, что тебя ожидает. Весь выходной будешь отлёживаться!
- Я переживу! – почти весело заверила Инна.
- Значит, сегодня после педсовета идём к ней в квартиру, - заявила Лиза, указывая на Инну. – Всё, Лена. На уроки опаздываем! Рванули!
Инна, а ты умойся. Как сейчас к воспитанницам выйдешь?
Инна, конечно, умылась и тщательно наложила макияж. Но от Сони не ускользнуло, что "дежурная" плакала.
Когда воспитанницы строились на обед, Инна, проходя мимо Сони, шепнула ей:
- Получилось! К заведующей я не иду. Спасибо тебе! За меня ещё Елизавета вступилась!
Соня ободряюще улыбнулась Инне. От сердца немного отлегло.
Сегодня Лена не лишила Соню прогулки. Воспитатели не могли применять такую меру часто: за этим бдительно следили врачи. По их требованию, девушек наказывали лишением прогулки не чаще одного раза в неделю.
Из-за бойкота Соне приходилось сегодня при всех режимных моментах немного выжидать, чтобы не оказываться в непосредственной близости от своих одноклассниц. Одевалась на прогулку она тоже последней, и делать это пришлось быстро.
Воспитанница надела чёрное длинное зимнее пальто с воротником из искусственного меха, плотную темно-синюю вязаную шапку, высокие тёплые чёрные сапоги. Обмоталась длинным шарфом – под цвет шапки. Табличку с «бойкотом» нацепила сверху.
Точно так же были одеты и другие девушки: верхняя одежда у всех воспитанниц отделения была одинаковой.
Зная, что с девочками ей общаться не придётся, Соня благоразумно взяла на прогулку плеер и футляр с дисками. После прогулки студенткам 204-ой группы предстояла та самая конференция по английскому, к которой Соня вчера так тщательно готовилась, и сейчас девушка намеревалась освежить свои знания. Однако оказавшись в парке и свернув на боковую аллею, чтобы ни с кем не встречаться, Соня вставила в плеер МРЗ-диск с нарезкой музыки разных стилей и включила “случайный выбор”.
Хотелось немного расслабиться и послушать любимые мелодии. Здесь, в “Центре”, Соне пока ещё не часто удавалось подобное.
Она медленно шла по расчищенной дорожке, забыв обо всём и тихонько подпевая. Музыка до крайности обострила все чувства девушки. Соне было грустно и тревожно, но, в то же время, в груди робко теплилась надежда и на что-то хорошее.
Минут через пятнадцать Соня решительно выключила плеер, намереваясь поставить диск с английским текстом. Конечно, был соблазн продлить удовольствие, но “внутренний стержень” немедленно отсёк подобные мысли.
"Ты должна быть на конференции лучшей!" - приказала себе Соня.
Она остановилась, открыла плеер, и в этот момент к девушке неожиданно подошла Инна Владимировна.
Воспитатели во время прогулки прохаживались по довольно большой отведённой для этого территории и наблюдали за порядком и поведением своих подопечных, но больше издали. Если всё было в порядке, они не подходили к воспитанницам и не мешали их общению.
Причём, все воспитатели осуществляли общий контроль, а не “пасли” девушек именно своей группы.
Воспитанницам предписывалось во время прогулки не допускать никаких нарушений и строго в определённое время собраться на главной аллее. Там они строились по группам и организованно возвращались в здание. Опоздание на это построение могло повлечь за собой существенные неприятности.
Воспитатели не имели возможности лишить девочек прогулок надолго, но вполне могли прописать провинившейся на последующих прогулках режим “двух метров”. При таком режиме воспитанница не имела права отходить от своего дежурного воспитателя больше, чем на два метра. Ей приходилось везде следовать за воспитателем, как на “верёвочке”.
Формально прогулки девушка при этом не лишалась, дышала свежим воздухом, но вот удовольствие получала весьма сомнительное.
Увидев Инну, Соня тут же перестала возиться с плеером и вытянулась «смирно».
- Расслабься, - с улыбкой сказала ей Инна. – Сейчас это было необязательно.
- Я на всякий случай, - пробормотала Соня.
- Понятно. Но всё-таки лучше поступать строго по «Правилам». Лишнее усердие тоже может быть наказуемо. Сегодня ты за что от Елены Сергеевны 30 ремней получила? Зря сказала: «Слушаюсь!»
А на прогулке ты не обязана вставать в положение «смирно» при приближении воспитателя. В следующий раз вполне можешь услышать:
- Правил не знаешь? Тридцать ремней и пять часов на коленях! Ну, или что-нибудь подобное. Смотря на кого нарвёшься. Тебе это надо?
- Спасибо. Я исправлюсь, - серьёзно ответила Соня.
- Это тебе спасибо, Соня! Что у тебя за мозги, интересно? Ты выдаёшь идеи, которые вроде бы лежат на поверхности, но додуматься до них непросто! Оказалось, что даже по нашим внутренним правилам Елена может меня сама наказать. Ты как будто это знала! Соня, я у тебя в долгу!
- Инна Владимировна! – испугалась Соня. – Вы не можете быть у меня в долгу! Я воспитанница. Вы не должны делать мне поблажек!
- А кто говорит про поблажки? Конечно, я не смогу! Если я что-нибудь подобное себе позволю, меня ничто не спасёт. Но…
Инна улыбнулась.
- Если у меня появится возможность отблагодарить тебя законным путём – я это сделаю. А таких возможностей будет немало, я тебя уверяю!
- Нет, Инна Владимировна! – твёрдо сказала Соня. – Я, когда пыталась вам помочь, этого не ждала. Пожалуйста, не надо! Вы можете опять себе навредить!
- Не волнуйся, всё будет в порядке. Мне этих двух происшествий вполне хватило.
- Инна Владимировна! – осторожно спросила Соня. – Елена Сергеевна очень строго с вами обошлась?
- Нет, - опять улыбнулась Инна. – Я, конечно, такого никак не ожидала, но ведь могло быть гораздо хуже!
Она испытующе поглядела на Соню.
- Тебе интересно?
Соня пожала плечами.
- Я за вас переживаю.
- Ну, в общем… - начала Инна. – Сегодня после педсовета я должна получить строгую «безлимитку» от Елизаветы. В присутствии Елены. И всё!
Соня резко побледнела. Очень сильно. Лицо девушки приобрело практически такой же цвет, как снег на её шапке. Руки непроизвольно разжались, плеер и диск с английским текстом упали в сугроб.
- Это я виновата! – с отчаянием воскликнула она. – И вы меня ещё благодарите! Да лучше бы вы к Галине Алексеевне сходили!
- Соня! – испуганно закричала Инна. – Надо же осторожнее!
Она быстро вытащила из снега плеер, а диск не удалось найти сразу, пришлось покопаться в сугробе.
- Простите, - опомнилась Соня.
Инна выпрямилась и возбуждённо заговорила:
- Соня, если ты испортила имущество «Центра», тебе очень плохо придётся! Знаешь, что Валентина Сергеевна тебе устроит?
Валентина Сергеевна заведовала главной кладовой «Центра», которая располагалась на первом этаже здания. Из всех отделений туда можно было попасть на специальном лифте, используемом только для этой цели.
Обычно, если всё было в порядке, Валентина Сергеевна вполне доброжелательно относилась к воспитанницам, знала их всех по именам; когда девушки приходили к ней за необходимыми им вещами – позволяла выбирать, не торопила, даже подсказывала.
Однако совершенно не выносила, когда девочки обращались с имуществом небрежно и, особенно, если приводили его в негодность.
Причём, специально воспитанницы ничего не ломали и не рвали, такие вещи происходили только случайно.
Однако для Валентины Сергеевны никаких оправданий не существовало. По правилам, воспитанницы должны были лично отнести ей любую испорченную вещь или предмет одежды.
Виновной в таком случае приходилось пережить очень неприятную беседу, сопровождающуюся криками, угрозами, обвинениями. Валентина Сергеевна требовала от воспитателей немедленной строгой порки для провинившейся, а затем воспитанница поступала в её распоряжение.
С этой минуты всё своё свободное время (не меньше 1,5 часов в день) девушка должна была посвящать хозяйственным работам, которые всегда находились в «Центре». Руководила этими штрафными работами сама Валентина Сергеевна, а прекращались они только тогда, когда завхоз считала, что воспитанница своим трудом полностью возместила стоимость испорченной вещи. А случалось такое обычно очень нескоро.
К проштрафившимся воспитанницам Валентина Сергеевна относилась сурово, задания им давала трудные, выискивала малейшие погрешности в работе, тут же звонила воспитателю и настаивала на наказании.
Поэтому сейчас Инна была обеспокоена: ей совсем не хотелось, чтобы Соня попала в немилость ещё и к Валентине Сергеевне.
Она промокнула диск чистым носовым платком, вставила в плеер и включила.
- Работает! Тебе повезло!
Воспитательница протянула девушке плеер.
- Держи крепче.
Соня еще не совсем пришла в себя.
- Спасибо. Теперь вы мне запретите брать на прогулку плеер, - вздохнула она.
- Ага! Сейчас! – возмутилась Инна.
- Но это было бы логично, - возразила Соня.
Инна улыбнулась.
- Могу запретить. А могу сделать предупреждение. Так вот, воспитанница Левченко, я тебя официально предупреждаю – будь осторожнее с вещами.
- Слушаюсь, - ответила Соня. – Спасибо.
- Это как раз тот законный путь, о котором я тебе говорила, - подмигнула ей Инна.
- Инна Владимировна! Но зачем Елена Сергеевна так поступает? – воскликнула Соня. – Неужели нельзя было по-другому?
- Соня! Это же не так страшно. Ты сама не один раз в день подобные наказания получаешь!
- Но я другое дело! Вы же воспитатель!
Инна улыбнулась.
- Я воспитатель ещё только восемь месяцев. А до этого 3 месяца была воспитанницей-стажёром. Наверное, поэтому я так трагично это и не воспринимаю.
Соня, тут понимаешь, какое дело... Галина Алексеевна, оказывается, именно так с несовершеннолетними воспитателями и поступает! Она не шутила!
- Не может быть! – ахнула Соня.
- Ну, не всегда, конечно. А в подобных случаях. Когда отстранять – слишком строго, а внушение сделать надо.
- Но не так же! – проговорила Соня, чуть не плача. – Неужели с воспитателями по-другому нельзя?
- Можно и по-другому, - усмехнулась Инна. – Отстранение! Причём, длительное! Мы вообще не имеем права нарушать инструкции, понимаешь? А насильно Галина Алексеевна никого не укладывает. Наоборот! Как выяснилось, все провинившиеся сами просят таких мер вместо отстранения.
Воспитательница покачала головой.
- Елизавета меня только сегодня просветила! Соня, знаешь, как я Лену упрашивала, чтобы она сама меня высекла? Просто вымаливала! А она ну ни в какую не соглашалась! Кричала, что я её подруга, и что она на меня руки не поднимет!
А я как представила, что мне придётся объяснять свой поступок Галине Алексеевне, а потом раздеваться и порку от неё терпеть, то чуть не рехнулась от страха и ужаса. Стояла перед Леной и Лизой, двинуться с места не могла и рыдала! Позор! Вела себя хуже новенькой воспитанницы!
Вспомнив об этом, Инна покраснела.
- Лиза меня пожалела, - продолжала она. – Она Лену уговорила. Сказала, что сама меня выпорет на её глазах. И что это абсолютно законно, допускается внутренними правилами. Видишь, Соня, ты как в воду глядела!
Кстати, это единственный выход! Простить меня Лена по инструкциям не имеет права. Или докладывает руководству, или наказывает сама. Понимаешь?
Соня недоумённо пожала плечами:
- Но раз дело обстоит так, почему же Елена отказывалась? Разве она не может ради вас себя преодолеть? Да, трудно, но ради подруги на это надо пойти! Даже не задумываясь! Разве Елизавете Вадимовне будет легче это сделать?
- Лиза уверяет, что легче! Она опытнее и старше нас, и лучше знает все эти нюансы. А почему Лена отказалась, я понимаю. Сама не смогла бы на её месте. Соня, сама подумай! Если бы ты оказалась перед таким выбором?
- Да я бы ни минуты не сомневалась! – взволновалась Соня. – Если бы знала, что мою подругу такой позор и моральные страдания ожидают, и что это может повредить её карьере! Неужели бы стала о своих нежных чувствах беспокоиться?
Инна вздохнула.
- Значит, у вас с Елизаветой много общего. А мы с Леной другие. Лиза опять меня спасает, второй раз! Сказала Лене: «Давай её всё-таки пощадим. Разберёмся сами. Я всё беру на себя, ты только соглашайся!»
Соня, Лизе, конечно, и самой будет нелегко. Мы же с ней тоже очень близки! И, что ты думаешь, я от неё это наказание не вытерплю? Да с радостью!
- Как всё закручено, – вздохнула Соня.
- Ничего, - улыбнулась Инна. – Раскрутим потихоньку! Ты знаешь, мне тут сегодня объяснили, что у меня, оказывается, «кризис конца первого года работы». Иногда такое встречается. Так что, когда будешь воспитателем, имей в виду! Постарайся такого не допустить.
- Если буду! – вспыхнула Соня.
- Да будешь! Елизавета считает, что ты уже практически в наших рядах! Вопрос времени. А она в этих вопросах не ошибается. Кстати, она сказала Лене, что готова тогда взять тебя к себе в группу. Считает, что вы с ней сработаетесь!
Соня опять стала белее снега.
- Правда? – прошептала она.
- Правда. Старайся, - продолжала Инна. – Выбирайся из воспитанниц!
А вот тебе информация к размышлению. У Елизаветы Вадимовны одна из дежурных воспитателей, Екатерина Юрьевна, в мае переходит в "ответственные", на первый курс. Там вакансия освобождается. Елизавете всё равно придётся новую "дежурную" подбирать. Соображаешь?
- Да, - кивнула Соня.
Вдруг девушку пронзила мысль, от которой её бросило в жар.
- Инна Владимировна! - воскликнула Соня. – Но ведь многие воспитанницы меня знают! Сейчас мы с девчонками из 202-ой на коленях вместе стоим. Как же я смогу там работать?
- А что? – удивилась Инна. – Запросто! Воспитанницы переживут. Им ответственные воспитатели ситуацию объяснят.
А ты обязана «смочь» работать в любой группе. Даже, если понадобится, в нашей.
Соня замахала руками.
- Инна Владимировна! Да что вы?
Инна рассмеялась. Эта идея ей явно понравилась.
- А что? Мария Александровна тоже в конце апреля уходит. Вот прикольно! Соня, а я совершенно не против! Даже буду рада!
- Это мне не грозит, - улыбнулась Соня. – Елена Сергеевна ни за что не согласится.
- Ладно, – Инна посмотрела на часы. – Ты собиралась заняться английским. Приступай! Теперь ты должна быть безупречной. А за меня не волнуйся, всё будет хорошо.
Соня серьёзно кивнула. Инна повернулась и направилась к главной аллее.
***
- Лен, ты знаешь, просто сил у меня уже нет здесь валяться! За всю жизнь никогда столько не лежала на одном месте! Ни читать уже не хочется, ни телевизор смотреть, ни музыку слушать. Ничего не радует!
А вставать теперь даже в туалет не разрешают. И умываюсь в постели! Врач категорично заявил: «Лежи! После твоих походов каждый раз кардиограмма ухудшается!»
А ты знаешь, как было страшно во время последнего приступа? Сердце колотилось сильно-сильно, прямо из груди выскакивало! Вдохнуть было трудно, пот холодный выступил, - голос Марины прервался, девушка едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
- Знаешь, Лен... - глубоко вздохнув, продолжала она с отчаянием. - Мне кажется, я не поправлюсь. Ещё один такой приступ – и всё!
- Мариша. Не говори глупостей, ладно? – ласково уговаривала подругу Лена. – Потерпи ещё немного. У тебя же в понедельник целый консилиум соберётся! Найдут выход! Обязательно!
- Ладно, зайка, - Марина уже почти овладела собой. - Не обращай внимания. Это... минутная слабость. А вообще-то я сильная.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась Лена.
- Леночка, ты приедешь ко мне в воскресенье?
- У меня день свиданий. Я должна быть на работе, - виновато проговорила Лена.
- А ты так мне нужна, – прошептала Марина, чувствуя, что слёзы опять наворачиваются на глаза. – Ко мне, кроме мамы, никого не пускают! С Толиком только по телефону могу разговаривать, и то редко, когда ему разрешают. Я храбрюсь, но не могу больше! Не могу! Я боюсь умереть тут, прямо в этой постели! Одна! И даже рядом никого не будет!
Девушка не выдержала и разрыдалась. Горько, отчаянно, безнадёжно.
Лена и сама едва сдерживалась. Такое от подруги она слышала впервые! Всё это время Марина держалась стойко. Значит, совсем дело плохо!
- Мариша! – твёрдо сказала Лена. – Сейчас я пойду к заведующей и выпрошу отгул на завтра. Я добьюсь! Да она и сама мне не откажет.
- Спасибо!
- Держись. Я перезвоню.
Закончив разговор, Лена с отчаянием швырнула трубку в кресло и расплакалась.
"Совсем нервы расшатались! Впору к психологу обращаться! Второй раз за день слёзы проливаю! А скоро на отчёт идти."
Она опять лежала на своей тахте, орошая слезами тёмно-бордовое шёлковое покрывало.
С Мариной Лена разговаривала после последнего приступа по нескольку раз в день: телефонные разговоры врачи своей пациентке, к счастью, не запрещали.
Беспокойство за подругу отдавалось в сердце Лены постоянной тупой болью, и она была бессильна что-нибудь с этим сделать.
Выплакавшись, молодая воспитательница решительно встала, быстро привела себя в порядок, позвонила Галине Алексеевне и договорилась о немедленной встрече.
Через 15 минут вопрос был улажен. Заведующая попросила Лену всё же провести в субботу первые два урока, а затем сотрудница могла быть свободна до воскресного утра.
За 10 минут до начала отчёта Лена вошла в кабинет и, удивлённо пожав плечами, остановилась у порога. Инна склонилась над рыдающей в кресле Наташей Пономарёвой и что-то ей втолковывала. Воспитанница всхлипывала, размазывала по лицу слёзы и никак не могла успокоиться, однако, увидев "ответственную" , моментально вскочила и вытянулась "смирно".
- В чём дело? – строго спросила Лена.
Её воспитанницы редко вели себя подобным образом. Инна молча взяла со стола конверт и протянула Лене.
- Письмо от её мамы.
В голосе дежурной воспитательницы отчётливо звучало неодобрение.
Девочки имели право получать письма от родителей и друзей, но выдавались они им не сразу, а только перед рабочими днями и в субботу, перед выходным. Причём, не с утра, а когда заканчивались уроки или работа.
В 204-ой группе такими днями получения писем, кроме субботы, были понедельник и пятница. Сегодня, после окончания последнего занятия, Инна выдала четверым девушкам ожидавшие их письма.
Прочитав Наташино письмо, Лена нахмурилась. Мама Наташи, Ольга Викторовна, работала учителем математики в старшей школе, в обычной учебной организации. Она, единственная из всех родителей воспитанниц 204-ой группы, до сих пор не могла простить Наташе её проступка, за который девушка попала в «Центр», и относилась к своей дочери очень строго.
На свиданиях она досконально выспрашивала у воспитателей всё о поведении дочери и совершённых ею нарушениях «Правил», а затем сама сурово отчитывала девушку. Сотрудников Ольга Викторовна просила относиться к Наташе построже и не делать ей никаких поблажек.
Практически, Наташа не получала от мамы никакой поддержки, но, тем не менее, всегда с нетерпением ждала свиданий. Она очень любила маму, считала себя страшно виноватой перед ней, и очень надеялась, что мама всё-таки со временем смягчится и простит её.
А времени было ещё много! Наташа попала в «Центр» за половую связь, и ей предстояло провести здесь ещё более трёх лет.
В этот раз мама Наташи, когда регистрировалась в справочной для свидания, узнала, что не может привезти своей дочери никаких передач, так как Наташе в наказание назначена «штрафная диета». Ольга Викторовна пришла в негодование, тут же попросила дежурную сотрудницу снять свою регистрацию, и написала дочери гневное письмо.
В письме она, не стесняясь в выражениях, отчитывала Наташу, и заявила, что вообще в ближайшее время не будет приезжать на свидания и писать дочери писем, до тех пор, пока она не исправится и не научится вести себя в «Центре» с минимумом замечаний.
«Даю тебе 2 месяца! - писала Ольга Викторовна. – За это время ты даже письма от меня ни одного не получишь! А если кто-нибудь другой к тебе будет приезжать, для меня писем не передавай! Даже читать не буду!
А через 2 месяца во время свидания позвоню Елене Сергеевне и узнаю о тебе все подробности. Если исправишься – тогда на следующее свидание приеду! А нет – пеняй на себя!»
Прочитав письмо, Лена ужасно разозлилась. Она категорически не одобряла действия Ольги Викторовны, считала, что такое поведение только вредит её дочери . Да, Наташа – довольно слабохарактерная девушка, но добрая, мягкая и очень ранимая!
Как раз ей любовь и поддержка мамы необходимы, как воздух!
Тем более, что никого из родных больше у Наташи в Новопоке нет.
Папа девушки трагически погиб три года назад. Друзья к Наташе приезжают редко, потому что из её родного города добираться до «Центра» долго.
Лена и дежурные воспитатели беседовали с Ольгой Викторовной во время каждого свидания, раз за разом пытались убедить её изменить отношение к дочери, и какие-то сдвиги уже наметились! Но вот теперь такое письмо...
Конечно, Наташа в отчаянии! Лене было нестерпимо жалко девушку. Она подошла к ней и мягко сказала:
- Не плачь. Успокаивайся. Я позвоню твоей маме и с ней поговорю. Прямо сейчас!
Воспитанница вытерла слёзы и благодарно кивнула.
- Я не выдержу 2 месяца, - прошептала она.
"Не два, а три", - мрачно подумала Лена.
Через два месяца Ольга Викторовна собиралась только узнать, как дела у дочери. Это можно было сделать только во время очередного свидания. Если родители не могли приехать, они в этот день имели право поговорить с воспитателем по телефону.
А уже на свидание Наташина мама приедет только через месяц после этого разговора, если посчитает нужным.
- Инна Владимировна, уведите, пожалуйста, Наташу в спальню, - попросила Лена. – И предупредите девочек, что отчёт, возможно, немного задержится.
Оставшись в кабинете одна, Лена подошла к окну и немного постояла, глядя на заснеженные кусты и дорожки парка, обдумывая предстоящий разговор.
"Уговаривать я её уже пыталась, - вспоминала она. – Надо с Ольгой Викторовной более радикально разговаривать!
Тряхнув головой, Лена решительно набрала номер.
- Здравствуйте, Ольга Викторовна! Это Елена Сергеевна, воспитатель Наташи.
- Здравствуйте, - голос Наташиной мамы звучал глухо.
- Сегодня Наташа получила ваше письмо, - жёстко продолжала Лена. – Так вот, Ольга Викторовна, я заявляю, что категорически не согласна с вашим решением!
- Но я его приняла. И имею на это право.
- Нет, не имеете! – воскликнула Лена. – Вы не можете так поступать с Наташей! Это не просто жестоко с вашей стороны! Это непереносимо, неоправданно жестоко! Наташа сильно расстроена, и не имеет никаких шансов справиться с таким горем! Никаких! Несмотря на то, что мы, воспитатели, и девочки, её одноклассницы, по сути, посторонние для Наташи люди, будем прилагать к этому все усилия!
А вы, самый близкий, единственный родной Наташе человек, как вы с ней поступаете? Вы всё это время причиняете девочке только страдания!
Сейчас Лена говорила уже не жёстко, а с отчаянием, взволнованно и горячо.
- Это бессердечно! – почти кричала она. – Вы приезжаете к Наташе раз в месяц, проводите с ней не больше часа, используете этот час только для того, чтобы её отругать и показать своё негативное отношение! А она даже и этого часа знаете, как ждёт? С каким нетерпением?
Лене уже трудно было справиться с собой, она продолжала звенящим голосом:
- Разве вы не знаете, как она вас любит? Как надеется на ваше прощение? Мы-то Наташу каждый день видим, и наблюдаем, как она расстраивается, как плачет по ночам, как ваших писем, в которых только упрёки, ждёт!
Вы бы видели её глаза в то время, когда мы письма раздаём! Я вас уверяю: ни одна другая моя воспитанница с такой надеждой не смотрит! А вы ведь и письмами её не балуете!
- Елена Сергеевна, вы преувеличиваете, - без особой уверенности в голосе, немного растерянно произнесла Ольга Викторовна.
- Нисколько! – воскликнула Лена. – А теперь – что вы придумали? Да как у вас на такой шаг хватило решимости? Где ваши материнские чувства? Даже у меня, когда я письмо ваше прочитала, просто сердце зашлось! А на Наташу вообще смотреть невозможно без слёз! Понимаете?
В голосе Лены действительно уже ощущались слёзы.
- Я, её воспитатель, за неё расстраиваюсь и плачу! Буквально! А уж ей тем более такого не выдержать, она же девочка ещё, поймите, беззащитная, ранимая девочка! Да, она совершила ошибку! Но я же уже пыталась вас убедить, что 4 года в «Центре» - это и так очень суровое наказание! Это с лихвой перекроет Наташин проступок! И за все нарушения здесь она тоже по полной программе получает! Нет необходимости ещё и вам её наказывать своим холодным отношением и отчитывать. Ольга Викторовна, вспомните, что она ваша дочь!
Вы знаете, как другие родители своих девчонок поддерживают? Ну, сами подумайте, кто, кроме мамы, хоть немного может их утешить?
- Елена Сергеевна! – Наташина мама, наконец, заговорила эмоционально. – Я люблю Наташу! Но я не понимаю, как она могла так поступить? Почему она это сделала? Я совсем не так её воспитывала! Этого не должно было случиться! Мне так трудно...
- А вы думаете, Наташе здесь легко? Ей во много раз труднее, чем вам! Да она своё пребывание в «Центре» до конца жизни не забудет!
Ольга Викторовна, нельзя бросить здесь Наташу наедине с её трагедией, это её сломит! Вы хотите, чтобы у неё был нервный срыв? А то и тяжёлое нервное расстройство? Вам от этого будет легче?
- Я не знаю, что делать, Елена Сергеевна...
- А я знаю! – решительно заявила Лена. – Мы за эти 9 месяцев уже многого добились. Наташа стала совсем другая, она изменилась, и в лучшую сторону! А вот, если вы в воскресенье не приедете, этот удар она не перенесёт! Это сведёт на нет все наши затраченные усилия, отбросит Наташу на прежний уровень. И этого нельзя допустить!
Не дожидаясь ответа, Лена твёрдо продолжала:
- Ольга Викторовна, мы ждём вас в воскресенье! Без вариантов! Мы с вами поговорим более подробно. А с Наташей… будьте, пожалуйста, помягче. Она так мечтает о вашем прощении!
После небольшой паузы Ольга Викторовна ответила:
- Хорошо, Елена Сергеевна. Передайте Наташе, что я приеду! И что… обязательно приеду, – повторила она.
- Ольга Викторовна, а что-нибудь ещё передать? – настаивала Лена.
- Да, - решилась Наташина мама.
Она продолжала совсем другим, тихим и проникновенным голосом:
- Передайте, что я очень её люблю, и очень соскучилась. Я страшно хочу её, наконец, обнять! И, на самом деле, уже давно на неё не сержусь. Мне просто казалось, что так для Наташи будет лучше.
- Передам, - тихо проговорила Лена. – Прямо сейчас. Вы не представляете, как она будет рада! И мы все тоже.
- Спасибо вам, Елена Сергеевна. До свидания.
Закончив разговор, Лена глубоко вздохнула и ещё немного постояла у окна, пытаясь прийти в себя. Эта беседа потребовала от молодой воспитательницы большого нервного напряжения, а ведь перед этим состоялся тоже очень нелёгкий разговор с Мариной.
Лена чувствовала, что у неё нет сил проводить отчёт. Однако деваться некуда! Никто за неё это не сделает. А отчёт сегодня будет не из лёгких...
Лена включила диктофон, ещё раз прослушала свой разговор с Ольгой Викторовной и, остановив запись в нужном месте, вышла в спальню.
Девочки вместе с Инной Владимировной уже сидели за столом. При появлении Елены Сергеевны воспитанницы дружно вскочили и смотрели на воспитателя выжидающе и напряжённо.
- А что это вы за столом собрались раньше времени? – удивилась Лена.
В группе не было принято заранее усаживаться за стол в ожидании отчёта. Обычно девушки до прихода ответственной воспитательницы занимались своими делами.
Ответила Инна:
– Елена Сергеевна, девочки знают про письмо. Я им сказала, что сейчас вы разговаривали с мамой Наташи. Все переживают!
– Понятно, - протянула Лена.
Наташа была бледна, на глазах воспитанницы ещё не высохли слёзы, на Лену девушка взглянула с надеждой.
– Садитесь, - разрешила Лена.
Соню Инна Владимировна сегодня поставила не на её обычное место, а за спинами воспитанниц, практически рядом с собой. Но Лена села рядом с Инной и приказала:
– Левченко! Встань напротив меня!
– Слушаюсь.
Соне пришлось обойти стол и встать за спиной у Насти, прямо напротив Лены.
"Не хочет выпускать меня из виду", - недовольно подумала она.
Лена поставила на стол диктофон.
– Слушай, - обратилась она к Наташе и включила аппарат.
"Передайте Наташе, что я приеду..." - раздался голос Ольги Викторовны.
С этого момента разговор прослушали до конца. Когда он закончился, Наташа в волнении вскочила с места.
– Елена Сергеевна! Спасибо вам большое!
И непроизвольно добавила:
– Но что же вы ей сказали?
Лена усмехнулась.
– Извини, Наташа, профессиональные секреты я разглашать не буду. Скажу только, что за такой разговор вполне могу получить нагоняй от заведующей!
– Победителей не судят, - вступила Инна. - Ведь уже полгода подобного добиваемся! Главное – результат!
Лена с сомнением покачала головой.
– Не знаю, Инна Владимировна. Смотря какой ценой он достигнут. Но, в любом случае, дело сделано.
Инна посмотрела на Лену с тревогой. Она знала ситуацию с Наташиной мамой досконально и догадывалась, что разговор состоялся непростой.
Все разговоры с родителями воспитанниц воспитатели были обязаны в тот же день предоставить для прослушивания заведующей. Лена в разговоре не допустила серьёзных отступлений от инструкций, но некоторые сомнительные моменты в нём присутствовали. Которые, в принципе, можно было бы поставить ей в вину.
Но результат, действительно, достигнут! Лена надеялась, что Галина Алексеевна поймёт – по-другому было нельзя.
Девочки тоже не скрывали своей радости. Отношение Ольги Викторовны к своей дочери волновало и расстраивало всех.
В “Центре” не разрешалось бурно выражать свои эмоции, тем более, в присутствии воспитателей. Поэтому девушки ограничились улыбками, а Юля, которая сидела рядом с Наташей, просто молча крепко её обняла.
– Всё, девочки, - проговорила Лена. - Этот вопрос решён, и я очень рада. А сейчас приступаем к отчёту. Инна Владимировна, начинайте, пожалуйста.
Инна улыбнулась. Соня отметила, что для человека, который подряд перенёс два таких потрясения, да ещё ожидает вечером строгого наказания, Инна держится отлично.
Впрочем, Инна вполне может быть вдохновлена счастливым избавлением от гнева руководства.
– Елена Сергеевна, - заявила она. - А у нас сегодня всё в порядке!
Вчера Левченко отстояла два часа на коленях, без замечаний. Осталось – двадцать с половиной часов. Ночь, по отчёту ночных воспитателей, прошла спокойно.
А с сегодняшнего утра – никаких нарушений! И посмотрите – какие отметки!
Инна с гордостью выложила перед Леной распечатку.
– Даже четвёрки всего две!
Лена просмотрела и тоже улыбнулась.
– Молодцы! Мне очень приятно, честное слово!
Инна вздохнула.
– Если бы не вчерашние проступки Левченко и Соколовой, было бы и вовсе всё отлично.
Про вечерние нарушения, произошедшие накануне в период с отчёта до отбоя, дежурные воспитатели не должны были докладывать. Ответственные и так про них знали.
– Это точно, - согласилась Лена. - Но сначала давайте поговорим о приятном.
– Лиза! - улыбнулась она Лизе Быстровой.
– Да, Елена Сергеевна.
Воспитанница выглядела удивлённой.
– Я тебя поздравляю! Сегодня ровно 30 дней, как ты не получала телесных наказаний. Такого у нас ещё не было. И, в целом, для “Центра” - это хороший показатель.
Лиза смущённо улыбнулась:
– Спасибо, Елена Сергеевна!
Лена, как только начала работать в группе, с первого дня внушала воспитанницам, что в “Центре” вполне возможно свести телесные наказания к минимуму.
Чтобы простимулировать к этому своих подопечных, она обещала, что будет награждать тех воспитанниц, которым удастся установить очередной такой рекорд. За полгода подобные поощрения получали только Юля, Наташа Леонова и Даша. Но порог, установленный Наташей – 29 дней, уже 2 месяца никто не мог перешагнуть.
И вот, наконец, Лизе это удалось!
– Ты, вообще, молодец! - продолжала Лена. - И с учёбой после замечания быстро привела всё в порядок. Я предоставляю тебе возможность пять раз в любое свободное время, когда пожелаешь, посетить бассейн, и ещё награждаю тебя сертификатом на 20 единиц.
По группе пронёсся удивлённый вздох. Сертификатами Елена Сергеевна девушек обычно не очень-то баловала.
– Спасибо, Елена Сергеевна! - обрадованно произнесла Лиза.
Лена передала ей уже заполненный документ и обратилась ко всем:
– Кто из вас побьёт этот рекорд – тоже получит сертификат, и ещё что-нибудь приятное. Так что старайтесь!
"Наверное, это буду я" - иронически подумала Соня.
Пока даже мечтать о таком было смешно!
– Так что, девочки, берите с Лизы пример, - улыбнулась Лена. - Совсем не получать в “Центре” телесных наказаний – трудно, практически невозможно, лукавить не буду. Но свести к минимуму – всем по силам!
А теперь, к сожалению, переходим к более грустным вещам.
Голос Лены стал более строгим.
– Соколова вчера допустила серьёзное нарушение, по поводу которого объяснялась на педсовете. В итоге я решила снять своё предложение насчёт карцера и применить к Юле другую меру взыскания.
Лена внимательно посмотрела на Юлю. Девушка побледнела и встала “смирно”.
– После свидания, Юля, я перевожу тебя в штрафную группу. На месяц. До 13-го января.
Это заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Воспитанницы были шокированы. Соня бросила быстрый взгляд на Инну и убедилась, что та тоже не знала о решении Лены. На миг в глазах Инны промелькнуло удивление, но она тут же взяла себя в руки и осталась невозмутимой.
А вот Юля, похоже, не особо удивилась. Она быстро ответила: “Слушаюсь” и стояла молча, не поднимая глаз.
– Елена Сергеевна! - не выдержала Галя. Она тоже побледнела и едва сдерживала слёзы.
– Галя, лучше помолчи! - строго предупредила её Инна. - Тебе нужны неприятности?
– Слушаюсь! - Галя достала носовой платок и уткнулась в него, пытаясь успокоиться.
– Рената Львовна заберёт тебя в воскресенье после ужина, - спокойно разъясняла Лена. - Ты должна быть готова. Заранее уложи свои вещи, чтобы ей не пришлось тебя ждать. Вот, собственно, и всё!
– Слушаюсь, - повторила Юля. Она, наконец, подняла на Лену глаза и тихо спросила:
– Елена Сергеевна, можно мне к вам обратиться?
– Можно. Только без глупостей.
Юля кивнула.
– Елена Сергеевна, я хотела поговорить с вами уже после того, как вы назначите мне наказание. Я очень перед вами виновата и...очень благодарна, что вы не отправили меня в карцер! Ведь я видела вчера на педсовете: окончательное решение зависело только от вас...
И...я понимаю, почему вы избрали именно такое наказание. Вы не хотите видеть меня в своей группе, после того, что я сделала.
Но я очень вас прошу! Не могли бы вы меня простить, после того, как я вернусь обратно? Пожалуйста! Я не хотела вас обидеть, честное слово, не сердитесь на меня!
– Сядь, Юля, - Лена смотрела на девушку спокойно, с оттенком лёгкой грусти. - Мне жаль, что приходится с тобой так поступать. Кстати, ты ошибаешься, причина совсем другая. Тебе просто не повезло!
Вчера утром такое же нарушение совершила Левченко. Вечером – ты. Причём, на отчёте поступок Сони мы разобрали, и ты имела возможность убедиться, что подобного лучше не допускать.
Я рассудила, что два одинаковых серьёзных нарушения в один день для группы – это недопустимо, поэтому и применяю к тебе такое строгое, практически жестокое наказание. Я хочу, чтобы и вся группа получила урок!
Имейте в виду, девочки! Следующая, кто попадётся на неуважительных мыслях в адрес воспитателя, тоже получит либо карцер, либо направление в штрафную группу. Я вам это обещаю!
А извинения, твои, Юля, я принимаю. Когда вернёшься, всё будет по-прежнему.
Лена оглядела притихших девушек и добавила с улыбкой:
– Не в моём характере сердиться долго. Тем более, что вину свою ты искупишь полностью.
– Спасибо, - прошептала Юля. - Вы и так меня пожалели. Ведь вы могли отправить туда до конца периода, на все три месяца!
Лена кивнула.
– Могла бы. Ты права. Действительно, я тебя пожалела.
Всё, эта тема закрыта. Переходим к другим вопросам.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Соня глубоко вздохнула. Она очень расстроилась за Юлю и была в полном недоумении. Девушка никак не ожидала от Лены такого шага.
"Тут мне не удалось её просчитать! - с досадой думала Соня. - И надо же было такое выкинуть! А, может быть, она мне таким образом хочет досадить? Мою лучшую подругу из группы удаляет? Я с её подругой жестоко обошлась, а она с моей?
Да нет, глупости! Это я могла так поступить... раньше. Собственно, так и поступила. А Елена ни за что такого себе не позволит. Что для неё, что для Елизаветы это совершенно невозможно! Я перед ней виновата – вот мне она и выдаёт. И презрение, и бесконечный “восьмой разряд”. А Юльку Елена не будет орудием мести делать. Или... а вдруг она хочет таким образом не мне, а ей отомстить? Потому что Юлька моя подруга, она за меня вступилась, сертификаты уговорила девчонок на меня переписать? И остальным Елена хочет таким образом показать, что будет с теми, кто ко мне какое-то расположение проявит? Ведь штрафная группа на месяц - это очень серьёзно, и ещё неизвестно, лучше ли это, чем карцер! По мне, так лучше бы было два дня промучиться в карцере..."
Соня не понимала мотивов Лены, и это приводило её в смятение, вселяло в сердце смутную тревогу.
"Неужели она может так низко поступать? Если это так, значит, она меняется...и далеко не в лучшую сторону! И что это для меня будет означать? Да ничего хорошего! Ненависть ко мне и жажда мести её ослепляет! Да, она может и себе навредить, но...перед этим вполне успеет меня уничтожить...стоит ей только захотеть этого по-настоящему, и шансов у меня не будет!"
Соня внешне оставалась спокойной, но мысли лихорадочно мелькали, ощущение надвигающейся опасности не проходило.
"А, может, зря я себя накручиваю? Вдруг совпадение? Вдруг она, действительно, рассудила, что это наказание в данном случае себя оправдывает? Ох нет, вряд ли! Да за такой проступок и вообще хватило бы пары "безлимиток"!"
Как бы то ни было, Юльку Соне было жалко до слёз! Про штрафную группу она была наслышана, и знала, что подругу ждёт невероятно тяжёлый месяц.
Штрафной группой на втором отделении считалась 211-ая, которую вела сейчас преподаватель литературы Рената Львовна.
Состав воспитанниц в ней периодически изменялся. Все девушки попадали сюда только в наказание, и, по окончании назначенного срока, возвращались в свою основную группу.
На отделении в конце каждого трёхмесячного отчётного периода подводились итоги не только по групповому, но и по индивидуальному соревнованию всех воспитанниц, после чего отбирались пятеро "худших" девушек, набравших самое большое количество штрафных баллов. Они, в наказание за плохое поведение и успеваемость, направлялись в штрафную группу на последующие три месяца. Исключение делали только для новеньких – в первые три месяца пребывания в “Центре” нельзя было применить к девушкам такую меру.
Если через три месяца, при очередном подведении итогов воспитанницам удавалось выбраться из пятёрки “худших”, они возвращались в свою группу. А если нет – то могли оставаться в штрафной сколько угодно долго.
Однако такое случалось редко. Чаще через 3 месяца все пятеро бывших "хулиганок" штрафную группу покидали.
Остальные места в этой группе предназначались для воспитанниц, которых воспитатели отправляли сюда в наказание за какие-либо проступки, на срок от одного до трёх месяцев, с одобрения педсовета. Впрочем, в отличие от направления в карцер, в данном случае одобрение педсовета являлось формальностью. Воспитателям не отказывали никогда. По сути, они просто ставили педсовет в известность, что решили применить такое наказание.
В штрафной группе провинившимся девушкам приходилось нелегко.
Группа жила изолированно, девочки не имели права общаться с остальными воспитанницами. Одновременно в группе работали две дежурные воспитательницы вместо одной, и наблюдали за воспитанницами очень строго, практически неусыпно, не оставляя их одних ни на минуту.
Провинившиеся были лишены всех развлечений, в группе вообще не было ни телевизора, ни музыкального центра. Диски для плееров девочкам выдавались только с учебными заданиями. Художественное чтение тоже запрещалось.
В свободное время, если оно появлялось, воспитанницы выполняли дополнительные учебные задания, занимались уходом за собой или какой-нибудь уборкой.
Изрядная часть времени отводилась воспитательной работе: воспитатели часто беседовали со всей группой или с каждой девушкой наедине. Отчёт продолжался в группе долго: все проступки тщательно разбирались, нарушительницы тут же, на глазах у всех, получали очень строгие телесные наказания, причём, довольно часто применялись розги. В штрафную группу эти наводящие на воспитанниц ужас инструменты воспитания доставлялись централизованно и регулярно.
Кроме того, один раз в неделю, всех воспитанниц "штрафной" подвергали обязательной строгой порке, просто за то, что они позволили себе сюда попасть. Такие наказания проводились по субботам после самоподготовки. К их исполнению, кроме основного состава воспитателей, привлекали ночных сотрудников, а контролировала весь процесс ответственная дежурная по отделению воспитательница.
Наказание было строгим, "безлимитка" по шестому-седьмому разряду; обычно воспитанниц пороли резиновым ремнём, предварительно тщательно зафиксировав на станке или специальной кушетке. Но инструмент наказания для каждой воспитанницы имела право выбирать сама "ответственная", Рената Львовна, а она прекрасно знала, чего та или иная девушка боится больше всего. Это давало ей прекрасную возможность добиваться от своих подопечных полного послушания и смирения в течение недели. Рената Львовна была очень жёсткой воспитательницей, славилась крутым нравом и любила, когда все её требования и установки (даже не имеющие отношения к "Правилам") выполнялись безоговорочно. Таких своих "неписаных" законов у Ренаты было много, и чисто теоретически воспитанница могла бы кое-какие из них попробовать проигнорировать или не выполнять...и у неё даже были бы шансы оправдаться на педсовете, или возможность пожаловаться вышестоящему руководству.
Однако в случае малейших колебаний воспитуемой Рената Львовна заявляла девушке, например: "Хорошо, дорогая, ты можешь, разговаривая со мной, смотреть мне в глаза, а не в пол, как я требую... Кстати, у тебя на этой неделе достаточно нарушений, поэтому субботнюю "безлимитку" ты получишь не ремнём, а скакалкой. По седьмому разряду. Это поможет тебе собраться и быть в последующем более дисциплинированной"
Девушка, которая могла худо-бедно перенести порку ремнём, но панически боялась скакалки, тут же покрывалась холодным потом от страха и немедленно выполняла все требования воспитательницы. Однако в этот раз это ей уже не помогало. В ближайшую субботу несчастная срывала всё горло от крика под жгучими безжалостными ударами, не имея возможности даже пошевелиться из-за надёжной фиксации. "Безлимитка" скакалкой - это не 20-30 ударов, как при обычной порке, а не менее сотни, а чаще всего - больше. Причём, седьмой разряд позволял пороть провинившуюся не только по попе, а и по спине, и по бёдрам, и удары могли наноситься часто, что доставляло наказываемой невообразимые мучения.
Неудивительно, что впоследствии и эта воспитанница, и другие свидетельницы экзекуции подчинялись своей "ответственной" без сомнений и промедлений.
В любом случае, обязательная "субботняя" строгая порка была самым страшным для воспитанниц из всех других "неудобств" штрафной группы. Её никак нельзя было избежать, что психологически давило на девушек всю неделю; субботы несчастные ожидали с ужасом, хотя многим и в другие дни хорошенько доставалось. Однако сказывался эффект неизбежности, что усугубляло мучения.
Кроме того, весь последующий выходной день наказанные воспитанницы страдали от боли и не могли полноценно отдыхать. Обезболивания после "субботней" порки не применялось.
В воскресенье их тоже не ждало ничего особо интересного. Те же уроки, наведение порядка в группе и личных вещах, беседы с воспитателями. Правда, в выходной день девушек два раза выводили на прогулку, но эта прогулка была для воспитанниц скорее мучением, чем отдыхом. Они гуляли строем, курсировали по заданному маршруту под строгим наблюдением воспитателей, разговаривать могли только со своей “парой”.
Утро в группе обычно начиналось с проведения так называемого “тихого времени”.
Воспитанниц будили на час раньше всего отделения, прямо в ночных рубашках выстраивали посреди спальни по стойке “смирно”. В течение получаса они слушали записанные на магнитофон “Правила поведения в “Центре”, либо дополнительные инструкции к ним.
Последующие полчаса девушек обязывали так же стоять “смирно” и обдумывать, как они будут проводить предстоящий день. Только когда звенел общий звонок на подъём, воспитанницы могли заняться гигиеническими процедурами.
Это “тихое время” отменялось только в воскресенье и праздники.
Когда девушка поступала в штрафную группу, ей автоматически назначалась и специальная штрафная диета. Если же воспитанница не покидала группу через 2 месяца – диета немного смягчалась, но всё вкусное всё равно из неё исключалось.
Воспитатели в этой группе работали с гораздо большей физической и психологической нагрузкой, чем в обычных.
Одна “команда” - ответственный воспитатель и четверо дежурных – назначались на группу на 6 месяцев. Затем им предоставлялся двухмесячный отпуск, после которого эти сотрудники работали уже в других группах.
Считалось, что все воспитатели отделения должны пройти через работу в штрафной группе. Они направлялись туда поочерёдно, по специальному графику.
Вот в таком жутком месте Юле теперь предстояло провести месяц. Девушка была права – ей действительно повезло, что не все три.
Раньше Лена ещё никого из своих воспитанниц не отправляла в штрафную группу, и даже никогда не грозилась этим. Она считала, что это слишком суровое наказание, и, вообще, по её мнению, в штрафной группе явно необходимо смягчить условия.
Недавно Лена вынесла на педсовете предложение освобождать от обязательных субботних наказаний трёх воспитанниц, получивших за неделю меньше всех замечаний и плохих отметок. Такая небольшая поблажка могла дать девушкам дополнительный стимул стараться, ну, и хоть в чём-то им могло бы быть полегче.
Однако эту идею большинством голосов не одобрили.
Пребывание в штрафной группе давало воспитанницам один-единственный плюс. Им быстро начинало казаться, что в “Центре” вообще-то до попадания сюда им жилось совсем неплохо! Надо просто как можно скорее вернуться в свою группу. Обычно так и происходило: повторные направления в штрафную группу случались редко.
Отчёт продолжался.
– Инна Владимировна, - Лена положила на стол просмотренные распечатки с отметками воспитанниц за день. - Насколько я поняла, наказания у нас имеют только Соколова и Левченко.
– Да, - подтвердила Инна и приготовилась доложить.
– Не надо, - остановила её Лена. - Там у них всего много, они об этом знают, я тоже. Обозначим только то, что им придётся перенести сегодня.
Сейчас, сразу после отчёта, обе получат строгую порку на “станке”.
Левченко, помнишь, за что?
– За недопустимые мысли в адрес воспитателя, - быстро ответила Соня.
– Соколова?
– Я не выполнила ваше распоряжение, не ответила на вопрос, - тихо проговорила Юля.
Лена кивнула.
– К девяти вечера обе идёте “на колени”, - продолжала она. - А “штрафной ужин” для Соколовой я переношу на завтра, а для Левченко – на следующую неделю. Всё ясно?
– Да, - синхронно ответили девушки.
Лена махнула рукой в сторону расположенных вдоль стены двух “станков”.
– Готовьтесь! Не будем с этим тянуть.
По инструкции, воспитанницы, которым предстояла подобная экзекуция, обязаны были сами подготовить для себя "станок" - снять с него чехол и выкатить на середину спальни. Под пристальными взглядами воспитателей и сочувственными - воспитанниц, Соня и Юля довольно быстро проделали это: сначала вместе выкатили и расчехлили один "станок", потом - другой.
- Раздевайтесь. Обе! - приказала Лена.
Соня, выполняя приказ, с тревогой поглядывала на Юлю. Она знала, что “станка” Юлька боится панически, после того, как всего один раз побывала на нём ещё в прошлом году.
У Юли, действительно, уже дрожали губы, но она покорно раздевалась.
Соне в какой-то мере было легче. Она полагала, что на “станке” или не на “станке”, но она всё равно получит свой восьмой разряд, как и обещала ей Елена. И хуже уже вряд ли будет!
А этот антураж: двигающиеся панели, особо жёсткая фиксация, присутствие во время наказания других воспитанниц... Соню всем этим сейчас уже особо не испугаешь! После всего, что ей пришлось пережить – это мелочи.
Да, публичная порка, перед всей группой - это неприятно... Но стыдно и некомфортно обычно только поначалу...вот как сейчас, например, когда приходится стоять раздетой перед всеми и ожидать. А потом очень быстро становится всё равно.
"Рыдать и вопить всё равно не буду, - думала Соня. - Если уж вчерашнюю "безлимитку" выдержала, то и сегодня как-нибудь..."
Тут она посмотрела на угрожающе возвышающийся прямо перед ней "станок", перевела взгляд на Елену, которая возвращалась из кабинета, держа в руке воспитательную скакалку - сложенную вдвое, удобной длины, снабжённую прочной рукояткой... и уверенности в своих силах у приговорённой чуть поубавилось.
"Постараюсь," - машинально закончила Соня свою мысль, а противный липкий страх уже расползался по телу и, несмотря на все усилия воспитанницы, неуклонно делал своё "чёрное дело". Соня вся покрылась мурашками, колени предательски задрожали. Порки на "станке" скакалкой девушка никак не ожидала!
Лена уже порола её один раз скакалкой, это было ужасно! Соня вытерпела наказание достойно только потому, что ударов было не так много...
"Соберись и возьми себя в руки, - скомандовала себе Соня. - Быстро! Не показывай слабости. Придётся терпеть...Ой, а она и Юльку собирается скакалкой?"
Девушка осторожно скосила глаза на подругу. Юля при виде скакалки совсем упала духом - стояла сильно побледневшая и растерянная. Елена Сергеевна применяла этот инструмент наказания крайне редко, в особых случаях. Юле скакалкой не доставалось ни разу, но она присутствовала на подобных экзекуциях, и воспоминания у воспитанницы остались очень даже яркие.
Лена водворила скакалку на стол дежурного воспитателя, подошла к Инне, и воспитательницы негромко заговорили. Впрочем, говорила практически одна Лена, Инна слушала и периодически кивала головой, не забывая при этом поглядывать на воспитанниц - как на провинившихся, ожидающих наказания, так и на остальных девушек, замерших за столом.
"Обсуждают детали...блин! Скорее бы уже начинали," - Соня нервничала всё больше. Совсем некстати она вспомнила, что иногда, по усмотрению воспитателей, перед наказанием "на станке" во время фиксации воспитуемую сильно растягивают , и это значительно усугубляет страдания от самой порки. И после наказания оставляют торчать у всех на глазах в этом же положении, без обезболивания, не уменьшая растяжку, не меньше, чем на полчаса, а то и больше! А после "восьмого" разряда эти полчаса выдержать будет не так-то просто...
"До этого Елена обезболивание после "восьмого" мне проводила регулярно и сразу! А как сейчас будет? Ладно, как-нибудь вытерплю, - вздохнула про себя Соня. - А Юльку по “восьмому” и не накажут. По “шестому”максимум! Но ей всё равно очень трудно придётся с непривычки. Ведь к ним ни Елена, ни "дежурные" обычно и этого не применяют. Всё, что я видела, это был "третий"-"четвёртый". А тут ещё и скакалка эта!"
Наконец воспитательницы закончили разговор, подошли к провинившимся и встали прямо напротив уже полностью раздетых девушек.
- Начнём с Соколовой, - объявила Лена. - А ты, Левченко, будешь стоять "смирно" и ждать своей очереди. Поняла?
- Да, Елена Сергеевна, - Соня изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрогнул.
- В таком случае, приступим, - Лена говорила официально и как-то...в общем, по тону воспитательницы Соня поняла, что ни ей, ни Юльке на снисхождение сегодня можно не надеяться.
В спальне стояла полная тишина, момент был напряжённый, и внезапно громко зазвучавшая мелодия польки Штрауса заставила большую часть воспитанниц вздрогнуть от неожиданности.
Лена раскрыла мобильный.
- Да, Елизавета Вадимовна.
- Елена Сергеевна, огромная просьба. Я сейчас у двери вашей спальни. Не можете выйти на минуточку? Пожалуйста!
- Через пару минут, - напряжённый голос Лизы удивил Лену. Она повернулась к Юле.
- Укладывайся на "станок". Быстро!
- Слушаюсь.
Юля незамедлительно подошла к ближайшему от неё агрегату. Лена нажатием кнопки на боковой стенке вывела "станок" в положение "кушетка", чтобы девушке было легче на него забраться. Однако, когда Юля улеглась, вытянув руки и ноги вдоль панелей, воспитательница изменила положение рабочей части "станка": панели слегка опустились вниз, и ягодицы провинившейся оказались выставлены в очень удобной для порки позе.
Юля вся похолодела от страха, ожидая, что Елена Сергеевна раздвинет ножные панели, но этого, к счастью, не произошло. Однако никаких гарантий, что воспитатели не сделают это во время экзекуции, не было.
Лена с Инной подошли к воспитаннице, и, слаженно действуя, быстро прикрепили её к панелям специальными ремнями в нескольких местах, одновременно довольно сильно растянув.
- Ой! - Юля сморщилась от неожиданной боли.
- Рано ещё "ойкать"! - сурово сказала Лена и повернулась к дежурной воспитательнице.
- Инна Владимировна, я ненадолго выйду. Начинайте без меня.
- Хорошо, - кивнула Инна и неторопливо вытащила из чехла ремень.
У дверей спальни рядом с Лизой стояла бледная и испуганная девушка – одна из воспитанниц Елизаветы.
– Елена Сергеевна, у меня к вам вопрос, - начала Лиза. - Морозова сегодня получила у вас на уроке тройку.
– Да, - подтвердила Лена.
– Так вот, она утверждает, что это случайность. Не поняла, как нужно выполнять работу. Думала, что нужно делать примерный перевод, без словаря! - насмешливо продолжала Лиза. - Я хотела узнать, так ли это?
Лена удивлённо взглянула на девушку. Даша Морозова была так бледна, что это даже вызывало некоторые опасения.
– Врёт и не краснеет, - спокойно проговорила Лена.
Елизавета тоже пристально посмотрела на свою воспитанницу, что явно не добавило той спокойствия.
– Зато бледнеет, - усмехнулась она.
– Перевод, Елизавета Вадимовна, они должны были сделать максимально точный, пользуясь словарём, и все об этом знали, - объяснила Лена. - А у Даши и со словарём получилось приблизительно. Да, времени на работу отводилось немного. Я догадываюсь, что в словарь Морозова именно поэтому заглядывала нечасто. Однако, если бы она получше подготовила домашнее задание – базовую основу для контрольного текста, то времени бы ей хватило! Другие девочки вполне справились. А она, вероятно, вчера поленилась, поэтому и тройка.
Даша, смотри мне в глаза! - уже другим, жёстким голосом приказала Лена. - Ты настаиваешь, что не поняла задания?
– Нет! - отчаянно воскликнула девушка. - Я сказала неправду! Елизавета Вадимовна, простите, я очень испугалась! Вы так грозно у меня спросили, за что тройка...
– Даша, а где логика? - удивилась Лена. - Даже, если бы ты не поняла задания, всё равно вина твоя. От наказания тебя бы это не спасло: нечего на уроке ушами хлопать! Зачем было врать и усугублять вину?
Воспитанница молчала. Под грозным взглядом Елизаветы она вся сжалась и не могла вымолвить ни слова.
– Да тут, Елена Сергеевна, такое дело, - задумчиво произнесла Лиза. - Я видела, что эта красавица врёт, но она меня смутила своим упорством! Я ей говорю: “Ты хорошо подумала? Может быть, лучше сразу признаешься, что обманула?" А она настаивает, представляете?
Лиза озадаченно покачала головой.
– Нет, ну надо же! Нагло врать своему ответственному воспитателю, на отчёте, перед всеми, да ещё и настаивать на этом! Я и подумала: "А вдруг – правда? Не настолько же она глупая, чтобы так поступать?" Вот и решила привести её сюда, чтобы она это повторила, вам в глаза глядя.
– Значит, ты всё-таки сказала мне неправду? - даже не сердито, а удивлённо спросила Елизавета у Даши. - И как ты решилась, интересно?
– Простите, пожалуйста, - еле выговорила Даша.
– Давненько в моей группе никто на такое не осмеливался, - покачала головой Лиза.
Неожиданно она повернулась к Даше и резко ударила её по щеке. Так сильно, что девушка отлетела к стене и упала на пол, но тут же поднялась и встала “смирно”, даже заплакать не посмела.
– Странно, - Лена пожала плечами. - Вполне положительная девочка. Никогда ни в чём подобном не была замечена. Что на неё нашло?
– Выясним, - протянула Лиза.
– Отойди от меня на десять шагов! - приказала она воспитаннице.
– Слушаюсь, - Даша немедленно выполнила распоряжение.
– Лена, - строго сказала Елизавета. - Теперь с тобой разберёмся. Зачем ты Алину со своего урока отослала? Она что, тебя просила?
– Нет! - воскликнула Лена. - Я сама ей предложила пойти в наш кабинет и выпить кофе: что-то она выглядела неважно. Лиза, её не было всего 10 минут! Как раз девчонки перевод писали.
– Лена, ты это брось, пожалуйста! - разволновалась Лиза. - Да, я вчера поделилась с тобой информацией, но не надо это использовать. Не имеет она права выглядеть неважно! Алина должна держать себя в руках, и не давай ей поблажек!
Если бы ты Алину не отпустила, она бы осталась в классе во время контрольного перевода и доложила бы мне, что прекрасно Морозова всё поняла, и словарём, как и все остальные, пользовалась. Да она и не решилась бы соврать тогда, понимаешь?
А так я спрашиваю Алину на отчёте, как было дело, а она глазами хлопает: “Не знаю, я выходила!”
– Хорошо, Лиза. Прости. Больше не буду, - Лена выглядела смущённой.
– Лена, я тебе не приказываю. Ты имеешь право отпускать дежурных воспитателей с урока, особенно, если с ними не всё в порядке.
Только Алине это на пользу не пойдёт! Пусть выполняет свои обязанности, как следует, несмотря ни на что.
Кстати, - Лиза улыбнулась. - Ты на завтра отгул выпросила?
– Да.
– Так вот, я тебя в группе вечером замещаю. Отчёт у вас принимаю! И навожу свои порядки, - с удовольствием проговорила Лиза.
– Только попробуй! - воскликнула Лена. - Хорошо, Лиза, вечером я тебя в курс дел введу, а сейчас мне надо вернуться. И у тебя дело есть – своей обманщицей заниматься. Что предпримешь?
– Придумаю! - грозно пообещала Елизавета.
– А, может, милость проявишь? - ехидно предложила Лена. Она прыснула и, не дожидаясь ответа, быстро скрылась в спальне.
Елизавета усмехнулась и подошла к своей воспитаннице, которая едва держалась на ногах от страха. Девушка вся сжалась, явно ожидая ещё одного удара, но воспитательница почти ласково проговорила:
– Даша, дорогая моя! Ты, наверное, просто забыла, как я с обманщицами поступаю? Что же, бывает... Ничего, вспомнишь! Пойдём в группу.
Инна Владимировна продолжала наказание, используя теперь не ремень, а скакалку. Острые, жгучие удары один за другим сыпались на ягодицы и бёдра провинившейся, уже и так изрядно исполосованные ремнём, и оставляли на коже поверх широких полос ещё и яркие петлеобразные следы. Порка продолжалась уже долго, и оказалась для Юли слишком суровой. Несчастная, не в силах больше выносить сильную боль, громко рыдала и предпринимала тщетные усилия вырваться из креплений, а на самом деле не могла даже пошевельнуться, что усугубляло мучения.
Увидев вошедшую Лену, девушка встрепенулась и попыталась усилием воли сдержать крики и рыдания. Немного получилось, к тому же Инна как раз решила сделать небольшой перерыв.
Лена спокойно села за стол дежурного воспитателя, собираясь наблюдать за наказанием.
Через минуту порка продолжилась. Инна проводила экзекуцию без лишних эмоций, но добросовестно и тщательно. Удары наносила хлёсткие, размеренные, периодически давала наказываемой несколько секунд передышки, чтобы та могла отдышаться. Острая непривычная боль, которая никак не прекращалась и усиливалась с каждым ударом, очень скоро довела Юлю до исступления. Девушка опять начала рыдать и, наконец, после трёх, нанесённых подряд, сильных ударов по бёдрам, не выдержала и громко закричала:
- Инна Владимировна, пожа-а-луйста, простите меня! Хва-а-тит! Ну не могу я больше терпеть!
- А придётся! – сурово ответила Инна и тут же хлестнула воспитанницу поперёк спины, один раз - и сразу же второй, на что Юля отреагировала отчаянным воплем:
- Не на-а-до!
- Ты что, инструкций не помнишь? - рассердилась Инна. - Воспитанница не имеет права просить прекратить наказание. Штрафных ударов захотелось? Так получай! Я не собиралась пороть тебя по спине, а теперь - терпи и думай над своим поступком! Сама виновата!
Скакалка загуляла по спине несчастной воспитанницы, терпеть это было невыносимо! Юле казалось, что с её спины срезают куски кожи. Девушка громко вопила, уже не думая о приличиях и последствиях такого поведения.
- Елена Сергеевна! - закричала она, с надеждой повернув голову в сторону ответственной воспитательницы.
- Я виновата, но, прошу вас, сделайте исключение! Я больше не выдержу!
Лена, не двигаясь с места, отрицательно покачала головой.
У Юли начиналась настоящая истерика. Под продолжающимися безжалостными ударами она кричала, хрипела, пыталась метаться, вертела головой.
Понаблюдав за этим некоторое время, Лена встала из-за стола и подошла к "станку".
- Пожалуйста! – взмолилась девушка. По её лицу потоком текли слёзы. – Я больше не буду! Прошу вас, сжальтесь!
Лена сделала Инне знак прекратить порку.
- Инна Владимировна, - строго спросила она. – Соколова с самого начала наказания так себя вела?
- Примерно так. Почти сразу начались вопли. Совсем распустилась! – неодобрительно отозвалась Инна.
- Значит, до конца не осознала.
Лена приблизилась к Юле вплотную.
- На этом можно было бы и закончить, - произнесла она, внимательно осмотрев иссечённые места наказанной.
- Однако я вынуждена продлить тебе «удовольствие»! – сердито продолжала воспитательница. – Ведёшь себя, как новенькая!
Юля всхлипнула, не решаясь возразить. Девушку переполняло отчаяние - она не могла себе представить, как вытерпит хотя бы ещё один удар! Такого жестокого наказания ей не приходилось переносить за всё время пребывания в "Центре"!
Лена взяла у Инны скакалку.
- Для начала получишь дополнительно 20 ударов, - твёрдо заявила она воспитаннице.
- Слушаюсь, - Юля ответила по "Правилам", однако ягодицы несчастной непроизвольно сжались.
- Соберись и вытерпи наказание, как положено! - приказала Лена. - А иначе буду пороть до тех пор, пока не увижу достойного поведения!
Эта угроза, к счастью, быстро привела Юлю в чувство. Да и небольшая передышка прибавила немного сил.
- Елена Сергеевна, – уже почти нормальным голосом проговорила она. - Извините! Я вытерплю...
- Вот сейчас и проверим!
Лена была рассержена и не собиралась делать Юле никакой поблажки.
- Привыкай! В штрафной группе тебе наверняка придётся на "станок" укладываться, и не раз!
Она хладнокровно выдала воспитаннице 20 обещанных ударов - сильных, почти без пауз между ними. Во время наказания девушка стонала и периодически вскрикивала, но негромко и не разжимая губ. Юле стоило огромных усилий не кричать в голос, но она ни секунды не сомневалась, что в таком случае ей придётся очень плохо...гораздо хуже, чем сейчас.
Когда порка закончилась, наказанная от слабости, пережитого ужаса и непроходящей сильной боли не могла даже поднять голову.
- Может быть, ты будешь настаивать на обезболивании? - усмехнулась Лена.
- Нет! Простите...
- Инна Владимировна, - попросила Лена. – Попрошу вас Соколову освободить не через полчаса, а через час, и обезболивание применить только тогда, не раньше. Пусть хорошенько всё обдумает!
Инна кивнула.
У Сони сжималось сердце от жалости к Юле. Она стояла прямо у «станка» и видела, что и Инна, и сейчас Елена наказывали подругу очень строго, практически безжалостно.
"Тут даже не шестой был! Седьмой, наверное! Вот ведь... и за что так?"
Соня едва сдержалась, чтобы не бросить на Елену осуждающий взгляд.
К тому же подкрался страх и за себя.
"Если Елена так с Юлькой поступила, то как же она сейчас со мной обойдётся?"
Лена обошлась с Соней жестоко. Довела всё-таки до слёз, хотя девушка изо всех сил старалась держаться мужественно. Соня ошибалась, полагая, что хуже «восьмого» разряда быть ничего не может. Видимо, даже в пределах одного разряда в «Центре» существовали ещё и различные методики наказания.
В учебных организациях такого не было, там всё просто и чётко. А здесь – куча разных нюансов!
Закончив с Юлей, Елена подошла к Соне и толчком в спину заставила воспитанницу приблизиться ко второму "станку".
- Располагайся!
- Слушаюсь.
Вытянув вдоль панелей руки и ноги, Соня почти сразу почувствовала, как её конечности и передняя часть тела опускаются вниз...всё ниже и ниже.
"Сетку" готовит?"- промелькнула мысль. Для порки по этой довольно суровой методике экзекутору требовался свободный доступ к наказываемой части тела со всех сторон.
Вскоре наверху остались только ягодицы воспитанницы: Елена опустила панели почти отвесно. Затем они с Инной зафиксировали Соню, по максимуму растянув. Соня глубоко вздохнула...дышать было можно, а вот шевельнуть она могла теперь только головой.
А выдохнула девушка уже со стоном: первый удар оказался совсем неожиданным и чрезвычайно болезненным - ремень хлестнул вдоль ягодиц, затронув непривычные к порке чувствительные участки бёдер. Лена стояла у головы своей жертвы и, не давая ей опомниться, наносила один за другим сильные продольные удары. На коже последовательно вспухали яркие полосы. Выдав Соне довольно продолжительную серию огненно-мучительных ударов, воспитательница встала сбоку от неё и без всякой паузы начала пороть поперёк ягодиц - так же сильно и безжалостно. Следы перекрещивались, образуя на попе своеобразную "сетку". Соня не ошиблась.
"Держись, лидер!" - Соня сжала зубы и молчала, стараясь глубоко дышать и расслаблять мышцы между ударами.
Лена не делала никаких, даже маленьких перерывов, продолжала пороть то продольно, то поперёк, не уменьшая темп порки, но наращивая силу ударов.
Соня закрыла глаза и пыталась терпеть...но с каждым следующим ударом это становилось всё труднее. Дикая боль вкручивалась куда-то вглубь тела и уже там взрывалась резкими вспышками. Лена по-прежнему не предоставляла несчастной даже малюсенькой передышки! Наконец, в глазах у Сони совсем потемнело, на лбу выступил холодный пот, девушка начала дрожать мелкой дрожью.
- Перерыв! - Лена, держа ремень по-прежнему в руках, отошла к рабочему столу дежурного воспитателя и села на стул.
"Конечно, она не позволит мне потерять сознание", - переводя дыхание и немного приходя в себя, думала Соня.
Через пару минут экзекуция продолжилась. Опять "сетка". Ремень как будто вгрызался в уже израненное тело, нестерпимая боль буравила насквозь.
"Молчи! Терпи! Не поддавайся!"
Соня не издавала ни звука.
Опять темнота в глазах и противная дрожь.
- Прервёмся!
Соня почувствовала, что на неё сверху накинули одеяло. Елена за волосы приподняла воспитаннице голову и прыснула в лицо водой из специального пульверизатора.
На этот раз перерыв был чуть дольше. Но вот с Сони рывком сдёрнули одеяло, и всё повторилось по новой. Затем ещё раз. Соня ощущала, что каждый раз до потери сознания оставалось совсем чуть-чуть. Елена очень точно определяла, когда нужно прерваться.
- Перерыв!
"Опять только перерыв? Я же больше не могу! Неужели этого недостаточно?"
Соня судорожно вздохнула и постаралась расслабиться.
Лена с Инной стояли около воспитанницы и внимательно разглядывали её ягодицы. На фоне красных и синих полос в двух местах - на правой и левой половинках, образовались кровоточащие ссадинки.
- Елена Сергеевна, - Инна промокнула одну из них антисептической салфеткой. - По ягодицам больше пороть нельзя. Эти ранки будут ещё сильнее кровоточить.
- Вижу.
Лена нажала кнопку на боковой поверхности станка, и передние панели поехали вверх. Ножные тоже чуть приподнялись и раздвинулись.
- Я провожу наказание по "восьмому-пятому" разряду, - напомнила Лена своей коллеге. - Эта методика позволяет вообще не трогать ягодицы. Передайте мне скакалку, пожалуйста.
Соня от страха и безысходности чуть не завыла, но справилась с собой.
- У нас есть чудесная нетронутая спинка.
На спину воспитанницы в быстром темпе посыпались пронизывающе-жгучие удары скакалки. Это было невыносимо больно! Соня застонала и завертела головой.
- Ага, голос прорезался, - удовлетворённо констатировала Лена. - Скоро и до слёз дойдёт!
"А вот фиг тебе!" - начисто забыв об осторожности, подумала Соня, и усилием воли собрала последние силы.
Однако скакалка без устали хлестала девушку по спине, расписывая кожу яркими причудливыми петлями. Соня уже не стонала, а тихонько подвывала, но глаза девушки оставались сухими.
Опять перерыв. Похоже, на этот раз воспитательнице тоже необходима была передышка: она присела на стул и вытерла со лба пот.
В группе стояла мёртвая тишина. Юля старалась справляться со своей болью молча. Девушки сидели за столом, опустив глаза, у многих недалеко были слёзы.
Наказания на «станке» в группе применялись редко, каждая такая порка надолго оставалась в памяти у всех, а не только у тех, кто её испытал.
Однако воспитанницы не могли по своей воле не присутствовать на подобных мероприятиях. Если воспитательница хотела провести порку публично, все остальные девушки должны были оставаться на местах и смотреть. Это прописано в «Правилах», и ничего не поделаешь!
Ведь такие экзекуции имели целью не только наказать провинившуюся, но и дать урок всей группе. В своём роде, профилактическая работа.
Перерыв длился минуты три. Когда Елена возобновила наказание, Соня сразу поняла, что всё! Нет, терпеть она может, и сможет ещё долго! Но вот терпеть без слёз больше сил не было.
Скакалка теперь хлестала по бёдрам. Поскольку ноги наказываемой были разведены, кусачая петля каждый раз впивалась в нежные участки внутренних сторон бёдер. Соню как будто передёргивало током, от острой боли никуда было не деться! Девушка стонала, но всё же ещё крепилась...а экзекуция всё продолжалась и продолжалась.
К сожалению, исход поединка был предрешён.
Наверное, Соня смогла бы продержаться ещё, не будь эта порка третьей за сегодняшний день!
В конце концов она судорожно всхлипнула и расплакалась. Слёзы хлынули буквально градом, Соня давилась ими, стараясь хотя бы не рыдать.
Она нисколько не надеялась, что Лена теперь решит её помиловать, поэтому была очень удивлена, когда воспитательница, выдав ещё пяток ударов, прекратила наказание.
- Достаточно, - спокойно произнесла она.
Соня не думала, что Елена поставила себе целью специально довести её до слёз, «раскрутить» на крики и вопли, как это делала Ирина Викторовна.
"Почему же она остановилась? Вполне могла бы пороть ещё и наслаждаться моим унижением! Неужели всё-таки меня пожалела?"
В любом случае, она была рада. Но слёзы продолжали стекать по лицу, и у наказанной это вызывало отчаяние. Если бы Соня находилась на кушетке, то смогла бы их хотя бы вытереть!
Но на «станке» руки прочно зажаты в ременных креплениях, ими даже не пошевелить!
Рядом на стене висел рулон бумажных полотенец. Лена оторвала одну салфетку и вытерла Соне лицо. От унижения девушка чуть не задохнулась!
Лена наклонилась к ней и тихо спросила:
- А ты рассчитывала, что наказание на «станке» не будет отличаться от обычной порки?
Соня, сдерживая слёзы, кивнула.
- Как видишь, ты ошиблась! Теперь жалеешь, что позволила себе плохо про меня подумать?
- Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня.
- Ещё и не так пожалеешь! – пообещала Лена. – Когда начну проводить наказания по субботам, которые я тебе обещала.
«Обрадовав» таким образом Соню, она отошла от девушки.
"Совсем дело плохо! – с отчаянием подумала Соня. – Она меня просто «запорет»! Каждый раз наказывает всё с большей жестокостью! А мне показалось, что вчера вечером какой-то перелом наметился..."
- Девочки, все свободны! – повернулась Лена к воспитанницам. Те быстро разошлись: кто в санблок, кто в учебную комнату. Наказанные на "станке" после порки должны были оставаться привязанными на всеобщем обозрении обычно ещё не менее получаса. Из солидарности остальные девушки всегда уходили на это время из спальни, чтобы не смущать своих пострадавших подруг.
Инна Владимировна осталась в спальне, занималась своими делами, одновременно наблюдая за Соней и Юлей, а также по монитору за остальными воспитанницами.
Соня с трудом приходила в себя после пережитых боли и унижения. Всё тело горело, беспокоила боль в растянутых конечностях. Но ещё больше угнетало сознание того, что она не смогла выдержать испытание достойно, расплакалась на радость Елене.
Через полчаса Инна Владимировна подошла к Соне, провела интенсивное обезболивание специальным спреем, освободила наказанную от креплений и помогла ей лечь в кровать.
- Отдыхаешь до ужина! – приказала она.
Наклонившись к Соне, Инна тихо проговорила:
- Ты молодец! Держалась восхитительно!
- Что вы, Инна Владимировна! - Соня в отчаянии замотала головой. - Это позор! Я совсем не могла терпеть! Теперь мне осталось только начать «вопить», как вы и предупреждали.
- Соня, - посерьёзнела Инна. – При таком наказании слёзы - это ерунда! Ты уже сейчас имела полное право «вопить»! Такого никто без слёз выдержать не сможет, даже стажёру это в вину бы не поставили.
Инна улыбнулась:
- Я в своё время на «станке» чуть крепления не сорвала, хотя со мной далеко не так сурово обходились. Не расстраивайся! Я тебя уверяю: Лена тоже так считает. И, если эту плёнку просмотрят на педсовете, тебе будет большой плюс.
В этот момент Лена вышла из кабинета вместе с Катей Вересовой, у которой закончился индивидуальный урок.
Выпустив девушку из спальни, она подошла к Сониной кровати и вручила Инне баночку с лечебным средством.
- Обработочку сделайте ей, пожалуйста, - попросила Лена. – И Соколовой потом тоже. Минут через 10 после спрея.
- Хорошо, - улыбнулась Инна.
- Соня, из-за своих слёз не переживай, - неожиданно вполне доброжелательно сказала Лена. – Всё нормально. Признаюсь, сегодня ты меня просто поразила своей выдержкой! Я доложу об этом на педсовете.
Соня повернула к Лене голову и изумлённо смотрела на неё широко раскрытыми глазами.
- И ещё, - продолжала воспитательница. - Я решила в воспитательных целях сделать тебе небольшое снисхождение. До тех пор, пока ты не совершишь нового нарушения... - она сделала небольшую паузу, - выполняя оставшиеся тебе наказания, я не буду применять «восьмой» разряд. Выберу что-нибудь помягче.
- Спасибо, Елена Сергеевна. Я не ожидала! – удивлённо проговорила Соня.
- Это только до первого нарушения или замечания, – уточнила Лена.
– Надеюсь, для тебя это будет дополнительным стимулом, – добавила она и ушла в кабинет.
Инна, склонившись над Соней с баночкой лечебной мази, обрадовано прошептала:
- Я же тебе говорила! Держись, Соня, всё налаживается! Даже Елену проняло.
- Инна Владимировна! Она, наверное, не просто так! Может быть, Марине стало лучше? Вот Елена и смягчилась? Вы не знаете?
- Про Марину я тебе ничего не скажу! – решительно заявила Инна. – Лена ещё вчера попросила нас, всех, кто в курсе, с тобой больше на эту тему не разговаривать. Придётся тебе узнавать о Марине у мамы!
- Хорошо. Извините, - расстроилась Соня.
Предусмотрительность Елены её неприятно удивила. Соня очень волновалась и переживала за Марину и втайне надеялась, что сможет получать информацию о ней от других воспитателей.
Но не вышло!
Соня за неделю своего пребывания в группе уже получила от мамы несколько писем, но про Марину мама писала немного. Сообщала, что полностью в курсе того, что происходит с девушкой, что уверена в её скором выздоровлении, а подробно всё расскажет Соне на свидании.
Однако и от Лены, и от Светланы Петровны Соня пока имела только негативную информацию. И переживала ужасно!
Инна открыла Сонин шкаф, вынула оттуда роман Лукьяненко, который Соня начала читать ещё в среду, и положила перед воспитанницей.
- Отвлекись от грустных мыслей, почитай до ужина. Соня, всё будет хорошо!
- Спасибо! – девушка благодарно кивнула.
Инна улыбнулась ей и вернулась к другим своим обязанностям.
***
Педсовет сегодня, к счастью, не затянулся, закончился ровно в полдвенадцатого. Правда, Лене с Инной пришлось ещё минут пять подождать Елизавету: Галина Алексеевна попросила остаться её и Алину, и они втроём о чём-то очень серьёзно разговаривали. Судя по лицу Алины, разговор был не особо-то приятным.
Лена, узнав про неприятности Алины, прониклась к своей коллеге живым сочувствием. Она была знакома с Алиной довольно близко, преподавала у неё французский, в связи с чем девушки часто общались. Алина нравилась Лене, и Лена искренне желала ей поскорее выбраться из немилости Галины Алексеевны, однако ничем не показывала, что знает о ситуации.
Сейчас Алина сидела напротив заведующей, лицом к Лене, очень напряжённая и расстроенная. Лена поняла, что, вряд ли Галина Алексеевна сообщает девушке о том, что решила её простить и прекратить репрессии. Скорее, наоборот, ещё за что-то отчитывает.
Елизавета казалась невозмутимой, и активно участвовала в разговоре. Наконец, Галина Алексеевна отпустила Елизавету, попрощалась с остальными сотрудницами, которые ещё оставались в зале заседаний, и вместе с Алиной ушла в свой кабинет.
Лена и Елизавета проводили их расстроенными взглядами. Вздохнув, Лиза подошла к подругам, и они все втроём отправились в жилой отсек.
По дороге Лена успела обсудить с Елизаветой планы на завтра.
Когда ответственный воспитатель отсутствовал на работе не больше суток, да ещё перед рабочими днями или воскресеньем, специального подменного сотрудника на группу не вызывали.
Заведующая поручала кому-нибудь из других ответственных провести в такой группе отчёт, составить план на вечер, при необходимости – назначить и вместе с дежурным воспитателем выполнить наказания.
Дальше до отбоя группа оставалась с дежурным воспитателем, но ответственная дежурная по отделению и заведующая уделяли этой группе особое внимание.
Завтра по просьбе Галины Алексеевны в 204-ой группе Лену вечером должна была заменить Елизавета. Воспитатели всегда при таких «заменах» очень тактично относились друг к другу, старались «не лезть со своим уставом в чужой монастырь», то есть кардинальных перемен в группе не устраивали. Однако назначать наказания и отдавать распоряжения вполне могли по своему усмотрению.
Впрочем, «родные» ответственные воспитатели всегда были в досягаемости благодаря мобильной связи, и в сомнительных случаях "замещающие" этим пользовались.
Лена кратко обрисовала Елизавете, что она планировала на завтра, они обговорили некоторые нюансы, и обсуждение довольно быстро завершилось.
Инна шла рядом с подругами притихшая, в разговоре участия практически не принимала. Сейчас, когда время расплаты неумолимо приближалось, ей стало здорово не по себе.
Во-первых, только сейчас девушка начала испытывать страх, обыкновенный вполне объяснимый страх перед неизбежными физическими страданиями. Хотя Инна и храбрилась сегодня перед Соней, она понимала, что наказание к ней Елизавета однозначно применит очень строгое.
Молодой воспитательнице предстоит не только вытерпеть сильную боль, но ещё и держаться во время наказания «на высоте»: ведь она не имеет права проявить слабость! Инна знала, что, если она позволит себе недостойное поведение, то сильно упадёт в глазах своих коллег и даже подвергнется осуждению с их стороны.
Девушка не то, чтобы не была в себе уверена.… Но последний раз её пороли практически год назад, в первый месяц пребывания в аналогичном «Центре» в качестве воспитанницы.
После прохождения стажировки воспитателей уже не обязывали отрабатывать методики наказаний друг на друге, как лидеров в учебных организациях. Считалось, что этих трёх месяцев вполне хватает, чтобы всё прочувствовать. А потом воспитателям достаточно ежедневной практики, ведь различные телесные наказания они применяют в своей работе практически каждый день.
Инна знала, что должна справиться, но всё равно волновалась. Ведь хотелось справиться как можно лучше! Это – дело чести!
Кроме того, ей было просто стыдно. Ведь ситуация была не совсем обычная, вернее, совсем необычная!
Инна стыдилась даже не того, что ей придётся вынести унизительное наказание от своих коллег. Она знала, что Лизе и Елене нелегко было принять такое решение, и, тем более, им психологически трудно будет всё это осуществить. Девушка переживала, что заставляет своих подруг испытывать значительный моральный дискомфорт ради того, чтобы облегчить свою участь.
Наконец, все трое вошли в гостиную Инны – довольно просторную комнату квадратной формы, с двумя большими окнами. Стены в ней были отделаны в голубых тонах, на полу раскинулся большой мягкий светло-серый ковёр с причудливым рисунком.
В одной части гостиной, у окна, располагался овальный стеклянный журнальный столик, а вокруг него – небольшой диванчик и два мягких кресла. Елизавета сразу решительно прошла в этот уголок и предложила:
- Давайте присядем!
Они с Леной уселись в кресла. Инна подошла следом и робко сказала:
- Могу предложить кофе. Или сок.
Лена метнула на неё сердитый взгляд:
- Издеваешься?
А Лиза вполне по-деловому ответила:
- После. Садись!
Инна села на диванчик, напротив коллег.
Все были серьёзны, а Лена ещё и очень напряжена.
- Прошу внимания! – начала Елизавета. – Я, как старшая по возрасту и статусу среди вас, беру на себя руководство предстоящим мероприятием. Нет возражений?
- Нет, - ответила Лена.
Инна, вздохнув, отрицательно покачала головой.
- Инна, - продолжала Елизавета. – Я напоминаю, что ты серьёзно нарушила сегодня инструкцию и однозначно должна понести за это наказание.
По внутренним правилам «Центра» ответственный воспитатель может при нарушении этого уровня назначить и провести тебе наказание самостоятельно.
В любом случае, должен быть оформлен соответствующий протокол с привлечением не менее одного свидетеля – воспитателя, по статусу не ниже Лены.
Если ответственный воспитатель ещё работает с наставником, то одним из свидетелей однозначно должен быть его наставник. Лена, но, насколько я знаю, ты у нас уже самостоятельный сертифицированный сотрудник на этой должности?
Несмотря на волнение, Лена улыбнулась и с гордостью подтвердила:
- Да! Уже почти две недели! Мой испытательный срок закончился 25-го ноября. Шесть месяцев Светлана была моим наставником! А теперь я полноценный ответственный воспитатель. С сертификатом!
- В таком случае, Светлану мы можем не приглашать. А я вполне подхожу на роль свидетеля, - констатировала Лиза. – И, по нашей договорённости, буду ещё и исполнителем!
Инна слегка покраснела и опять вздохнула.
- Наказание подобного рода мы сможем провести только в том случае, если Инна письменно в протоколе даёт на это своё согласие, - продолжила Лиза и вопросительно посмотрела на подругу.
Инна кивнула:
- Конечно, даю!
Лиза выложила на столик заранее подготовленный документ и пододвинула его к Инне.
- Пиши вот здесь: «Согласна», ставь подпись и печать. Затем мы с Леной распишемся и тоже поставим печати.
Через минуту протокол был оформлен по всем правилам.
- Лена, ты должна убрать его в свой сейф, - распорядилась Лиза. – Предъявишь по необходимости. Например, если возникнут вопросы у экспертов, или, если Инна совершит повторное нарушение. Инна, имей в виду, в таком случае мы тебя покрывать не будем, да и не имеем права! Этот протокол Лена обязана будет предъявить руководству.
Сама понимаешь, наказание в таком случае получишь более строгое.
Инна немного побледнела.
- Я понимаю! Девочки, а могу я вас попросить в этот раз никому об этом не рассказывать? Даже Светлане и Маше! И Веронике! Пожалуйста! Это возможно?
Елизавета посмотрела на Лену.
- Это, как Лена решит! – сказала она. – Я не против.
Лена молча кивнула. Она тоже побледнела и с трудом держала себя в руках. Официальная процедура оформления протокола взволновала её, и Лена уже жалела о том, что согласилась на всё это. Инна была очень близка Лене, и девушка не представляла, как будет смотреть на её мучения, да ещё и осознавая, что сама обрекла на них свою подругу.
Тогда, утром, всё это казалось правильным и не таким страшным, а сейчас Лена испытывала сожаление. Она чувствовала, что предстоящее наказание окажется тяжёлым испытанием для них всех.
Молодая "ответственная" готова была пойти на попятную и простить Инну, или, если это невозможно, придумать какой-нибудь другой вариант!
Но протокол уже оформлен и лежит на столе! И Елизавета держится так серьёзно и официально...
Нет, отступление уже невозможно!
Елизавета внимательно посмотрела на Лену, и в глазах её мелькнуло сочувствие. Тем не менее, она твёрдо произнесла:
- Поскольку все формальности улажены – давайте приступим. Вот тот стол подойдёт!
Лиза указала на не очень широкий, но довольно длинный дубовый стол, располагавшийся в другой части гостиной, перед телевизором.
- Инна, иди приготовься, – приказала она.
- Как? – тихо спросила та.
- Надень футболку и стринги, - ответила Лиза. – А на стол постелешь простыню.
- Только не шёлковую, - усмехнулась она. Елизавета знала, что Инна любит шёлковое постельное бельё.
"Она уже всё продумала!" – мелькнуло у Лены.
- Хорошо, - послушно согласилась Инна. – Девочки, я быстро!
Она поспешно ушла в спальню.
Лиза встала, подошла к Лене, взяла её за обе руки и, пристально глядя подруге в глаза, сказала:
- Лена! Держись! Будь твёрдой! Мы с тобой ответственные воспитатели. Иногда нам приходится и через такое проходить!
Лена вырвала одну руку и в отчаянии стукнула по подлокотнику кресла.
- Лиза, я так жалею, что согласилась! Лучше бы Галина Алексеевна это сделала! По крайней мере, я бы ничего не видела!
- Лена, ты поступила правильно и очень благородно. Да, тебе бы было морально легче, отправь ты Инну к заведующей. А вот ей? И позора в несколько раз больше, и репутация бы пострадала. Она же наша подруга! Давай уж вытерпим всё это ради неё.
- Лиза! Ты так провела эту официальную часть, как будто часто подобное проделываешь. У тебя это не в первый раз?
Елизавета отпустила Ленину руку, выпрямилась и вздохнула.
- С какой стороны посмотреть. Свидетелем я была. Два раза. А вот сама наказывать свою коллегу буду впервые. Да ещё подругу! Лена, я тоже волнуюсь. Мне ещё труднее, согласись!
- Лиза, а давай её простим! – быстро и возбуждённо проговорила Лена. – Она весь день ожидала этого наказания, наверняка переживала и всё обдумала! Инна раскаивается, я уверена. А сейчас пошла раздеваться... Представляешь, что она чувствует? Может быть, ей моральных страданий будет достаточно? А я ей действительно какой-нибудь домашний арест придумаю.
Лиза с сожалением покачала головой.
- Это будет неправильно. Более мягкие меры не пройдут! Перед экспертами не оправдаешься. Да и Галина Алексеевна тебе скажет, если узнает: «Не хватает решимости – не берись!»
Лена, и Инне это на пользу не пойдёт. Вспомни, я только что сделала такую ошибку. Мы обязаны довести всё до конца! Подумай, сейчас Инна отмучается – и всё! Завтра она перед тобой уже чиста, и больше подобного себе не позволит, я уверена.
- Хорошо!
Лена энергично встряхнула головой, встала и подошла к окну.
- Прости, Лиза. Я готова!
- Тогда скажи, какое наказание я должна ей провести? Ты «заказываешь музыку».
- Мы же договорились на «безлимитку»!
- Лена! – удивлённо воскликнула Лиза. – А поконкретнее? Ты своей Соне и «безлимитку» проводишь по «восьмому»! Мне тоже «восьмой» применить?
- Да ты что? – испугалась Лена. – Нет, Лиза, давай без крови обойдёмся.
- Лена, но Инна не воспитанница! Она воспитатель, и совершила серьёзный проступок. Слишком мягко поступить с ней мы тоже не можем!
- Лиза, «шестой строгий» подойдёт? Тоже сурово, но всё-таки не «восьмой».
- Хорошо. Но продолжительность я оставляю на своё усмотрение. Не возражаешь?
- Нет.
- Тогда просто стой рядом и не вмешивайся. Договорились?
- Да.
Из спальни вышла Инна, держа в руках простыню, в короткой облегающей чёрной футболке и стрингах. Покорная и очень смущённая, она остановилась у порога и выжидательно смотрела на подруг. У Лены сжалось сердце: такой беззащитной показалась ей Инна.
Елизавета указала ей на стол.
- Стели простыню и ложись!
Инна послушно расстелила на столе чёрную, расшитую золотом простыню. Лена расширенными глазами смотрела на преобразившийся стол.
- Попроще чего-нибудь не нашла? – не выдержала Лиза.
- У меня нету попроще, - виновато ответила Инна. – Нешёлковые - все подобные.
- Хорошо, ложись уже! – нетерпеливо проговорила Елизавета. – Кстати, если Лена не будет против – могу тебе маленькую поблажку сделать. Музыку включить. Хочешь?
- Да, - почти прошептала Инна.
- Лена? – обернулась к коллеге Лиза.
- Включайте, - кивнула та.
- Что предпочитаешь? – усмехнулась Елизавета.
- Лиза, там диск уже стоит. Восьмая дорожка. «Аллегро» Вивальди из ля-минорного концерта.
- Классика? С ума сошла! – возмутилась Лиза. – Разве можно хорошую музыку в такой ситуации ставить? Ты же это «аллегро» любишь, я знаю! А потом вообще его слушать не сможешь, возненавидишь. Я тебе лучше какую-нибудь «попсу» включу.
- Нет, Лиза, давай Вивальди, - настаивала Инна. – Я это «аллегро» как раз в трудные минуты слушаю. Всё будет нормально.
- Хорошо. Ложись. Лицом ко мне! Глаза не закрывать! – строго предупредила Лиза.
Инна, несмотря на страх и смущение, слегка улыбнулась и быстро легла.
Елизавета щёлкнула пультом, затем, не говоря больше ни слова, вытащила из чехла ремень и решительно подошла к столу. Лена оторвалась от подоконника и встала рядом.
От первого удара Инна даже не вздрогнула, но для этого ей пришлось собрать все свои силы. А морально девушка готовилась к этому моменту уже все последние полчаса. У неё ещё со школьных времён была тайная примета-суеверие: если сможет перенести первый удар абсолютно невозмутимо, не шелохнувшись, то и всю порку вытерпит достойно. Инна также заранее решила, что не будет применять никакие приёмы смягчения боли.
« Это ниже моего достоинства. Буду терпеть так»
Однако уже после первых ударов девушке стало ясно, что Елизавета её щадить не намерена. Инна сама была воспитателем и прекрасно знала, чего ожидать от «шестого строгого», который она распознала практически сразу. Терпеть было трудно... с каждым ударом боль нарастала, а ремень продолжал неутомимо хлестать непривычное к порке тело провинившейся воспитательницы.
Лиза проводила наказание невозмутимо и добросовестно. Она сразу попыталась абстрагироваться и представить, что Инна ей вовсе не подруга, а просто воспитанница. Получилось, конечно, не очень, но Елизавета проявила твёрдость и не дала Инне никакого послабления.
Она порола жёстко, расписывая багрово-синими полосами ягодицы и бёдра подруги, неожиданно меняла направление ударов и темп порки, что не давало наказываемой возможности приспособиться и усугубляло мучения.
Тем не менее Инна лежала, не шелохнувшись, и не позволяла себе не только стона, но даже самой незначительной гримасы на лице.
Просто терпела, ждала, когда всё закончится, и слушала Вивальди. Чтобы хоть немного отвлечься от жуткой боли, девушка пыталась про себя подпевать скрипкам, сбивалась, но упорно начинала снова и снова!
Елизавета поставила режим воспроизведения одной дорожки, поэтому «Аллегро», закончившись, зазвучало опять.
Через некоторое время Лиза велела Инне раздвинуть ноги и продолжила порку, нанося удары наискосок, так что ремень впечатывался в ягодицы, а его кончик попадал прямо по верхне-внутренним частям бёдер.
Теперь Инне стало совсем плохо, но девушка с облегчением поняла, что вполне владеет собой и вытерпеть достойно сможет и это.
Лена наблюдала за наказанием внешне довольно спокойно и не вмешивалась, как и обещала Лизе. Однако она страшно переживала: каждый удар отдавался тупой болью в сердце! Девушка побледнела, ей казалось, что дотерпеть до конца она вряд ли сможет.
Когда стало ясно, что Инна отлично держится, Лене стало немного полегче.
"Ладно, пусть терпит, - думала она. – Это пойдёт ей на пользу. Но как всё ужасно! Не дай Бог ещё раз такое пережить!"
По комнате разливались звуки великолепной по своей красоте мелодии. Лена ощущала, что смычки скрипок играют как будто на струнах её души! «Под музыку Вивальди...», – невольно вспомнила Лена слова известной песни и вздохнула. Она, как и Лиза, считала, что хорошая музыка и ужасный звук, с которым ремень врезается в тело, совершенно несовместимы!
Елизавета остановила порку только тогда, когда лицо Инны сильно покраснело, на лбу выступили крупные капли пота, а в углах глаз появились непроизвольные слёзы.
- Думаю, достаточно! – она опустила ремень.
- Вполне, - согласилась Лена.
У неё не оставалось никаких сомнений в том, что Инна получила суровое наказание.
- Ты будешь спрашивать её о выводах? – усмехнулась Лиза.
Она знала о манере Лены так заканчивать наказания.
- Обязательно! Но позже.
- А обезболивание применять? – Елизавета уже достала баллончик с «Классик-А» и вопросительно смотрела на Лену.
- Давай применим. За хорошее поведение, - улыбнулась та.
Всё-таки она была очень рада, что наказание закончилось.
Инне пока ещё было не до смеха, но она тоже сделала попытку улыбнуться.
Лиза кивнула и от души, не жалея, обработала Инне раны, которые оказались довольно впечатляющими.
- Да уж! – протянула она. – Лена, если «третью-бис» не разрешишь – не скоро она сядет!
- А я разрешу! – пообещала Лена. – Завтра и наложим.
Мазь «третья-бис» помогала замечательно, но существовала одна особенность: накладывать на свежие раны её было нельзя. С момента наказания требовалось выдержать не менее двенадцати часов.
Елизавета закончила обрабатывать ремень, убрала его, затем достала платок и вытерла пот со лба.
- Нелёгкая всё-таки у нас работа, - устало произнесла она. – Вот теперь бы я не отказалась от кофе! Лена, будешь?
- Можно, - согласилась девушка.
- Инна, а тебя я даже не спрашиваю, тебе просто необходимо! Ты не против, если я на твоей кухне похозяйничаю?
- Пожалуйста, - пробормотала Инна ещё нетвёрдым голосом.
- Мой фирменный с гвоздикой тебя устроит? – поинтересовалась Лиза.
- Да.
- Тогда ждём тебя на кухне.
Минут через десять Инна вошла на кухню в бело-розовом длинном махровом халате. Она уже умылась и тщательно расчесала волосы, которые были сейчас свободно распущены по плечам.
Девушка была бледновата, передвигалась явно с трудом, но глаза блестели.
Елизавета, быстро взглянув на неё, тут же разлила по чашкам мастерски приготовленный кофе. Инна подошла к столу, взяла свою чашку и с наслаждением сделала первый глоток.
- Девочки, – серьёзно сказала она. – Спасибо вам! Я понимаю, как вам было трудно, но вы меня опять выручили. Второй раз.
- Третьего не будет! – сердито ответила Лена. – Не надейся, что я ещё когда-нибудь на такое пойду. Мне хватило!
- Я знаю, – кивнула Инна.
И твёрдо добавила:
- Я обещаю, что ничего подобного не повторится никогда! Вам не придётся из-за меня больше переживать. Простите меня!
Она поставила чашку и взволнованно продолжала:
- Вы ведь меня теперь простите, правда? У нас может быть всё по-прежнему? Так, как раньше? Девочки, пожалуйста, не сердитесь!
Инна очень разволновалась, в глазах заблестели слёзы.
- Инна, успокойся, – в своей обычной манере, немного ворчливо, сказала Лиза. – Стали бы мы это делать, если бы намеревались вычеркнуть тебя из своей жизни, как ты думаешь? Конечно, всё останется по-прежнему!
Ты своё получила и выводы, я надеюсь, сделала. Ведь так?
- Конечно! – воскликнула Инна.
- Лена, а ты что скажешь? Ты меня простила? – с тревогой продолжала она.
Лена оставалась серьёзной и молчала, говорить ей было трудно.
- Лена, может быть, ты считаешь, что одного наказания недостаточно? – порывисто проговорила Инна. – Если так, я упрошу Лизу! Пусть она ещё это сделает! Один раз, два, три, пять – сколько скажешь! Лиза, ведь сделаешь, правда?
Она умоляюще посмотрела на Елизавету.
- Да успокойся ты, наконец! – с досадой произнесла Лиза. – С какой стати Лене менять своё решение? Если она сразу назначила тебе одну порку, значит, так и будет!
Инна, Лена хочет, чтобы ты объяснилась. Почему ты так поступила? Ты же сама понимаешь, просто так ничего не бывает! На нервы списывать нечего.
Ты не просто инструкцию нарушила, ты Лену обидела недоверием! Ты не понимаешь?
- Недоверием? – удивилась Инна. – Почему?
Она растерянно смотрела на подруг.
- Девочки, объясните, я не понимаю! – в отчаянии воскликнула она.
- Лена, я права? – обернулась к подруге Лиза.
Девушка кивнула и собралась, наконец, с силами.
- Инна, прости, что Лиза за меня объясняется. У меня внезапно какие-то спазмы возникли, говорить не могла!
Она улыбнулась и покачала головой:
- Теперь я Соньку понимаю. Ощущение ужасное! Хочешь сказать, и не можешь, воздух и то глотнуть трудно.
Инна, подумай!
Как только мы начали вместе работать с тобой и Машей, я вас сразу просила:
"Девочки, ничего не держите в себе! Если вы не согласны с моими решениями или каких-то моих поступков не понимаете – давайте сразу это обсуждать. Такие ситуации опасны. Раздражение и непонимание накапливаются – и вот результат!"
Инна, ведь мы же так и работали всё это время, правда? А сейчас что ты мне выдала? Почему вдруг такие претензии? Да я и понятия не имела, что тебя задевает то, что я Соню сама наказываю!
Почему ты об этом молчала? Получается, ты мне не доверяла? Не хотела или боялась со мной поделиться?
Инна изумлённо смотрела на Лену.
- Лена, ничего такого не было, никакого недоверия! Я просто очень удивилась, когда ты пришла сегодня в шесть утра. Лена, ты же так никогда раньше не поступала, вспомни! Все утренние ранние наказания всегда мы с Машей проводили. Я и подумала:
«Всё, теперь она мне не доверяет! После вчерашнего!»
И сорвалась! Ну, а ещё вспомнила, что ты всю неделю с Соней сама работала, как будто считала, что я не смогу полноценные наказания ей проводить. Я думала, что это ты мне не доверяешь!
Лена вздохнула.
- Инна. Ты меня всегда понимала с полувзгляда! Я была уверена, что и сейчас всё так же. Да, у меня есть две причины самой разбираться с Левченко, но к тебе они никакого отношения не имеют.
- А какие? – с интересом спросила Елизавета.
- Во-первых, Соня меня боится. Я всё ещё внушаю ей ужас, это заметно. Она старается держаться, и отлично у неё это получается, но от меня терпеть наказание ей не только больно, но и страшно, и стыдно, и очень унизительно! И самолюбие её страдает. Мы с Соней работали, учились вместе, за одним столом на «Совете лидеров» сидели, были равны во всём, а теперь она вынуждена лежать передо мной голая и терпеть от меня порку! И осознавать, что она полностью в моей власти.
Да я, как только беру ремень, у неё всё внутри переворачивается, и не просто от страха, а от комплекса всех этих чувств!
Лена перевела дух.
- А к вам с Машей у Сони другое отношение. Она от вас вытерпит эту порку, даже по «восьмому», и глазом не моргнёт! Уж только с одной болью она прекрасно справится.
А я не хочу ей жизнь облегчать, понимаете? – взволнованно и горячо продолжала Лена. – Пусть расплачивается по «полной»! Пусть и физически, и морально страдает!
Инна отвела глаза и вздохнула. Лиза тоже выглядела озадаченной.
- Что-то не так? – удивилась Лена.
- Лен, ты так всё это описала, что у меня мурашки побежали, - призналась Елизавета. – Честно говоря, жалко мне твою Соню. Но, так всё и есть, ты права. А вторая причина?
- Вторая – самая банальная. Вот ты только что «безлимитку шесть-два» провела, и как ты себя чувствуешь?
- Ну, если честно, как выжатый лимон.
- Правильно! Сейчас дома – сразу под душ, а форму – в стирку, верно?
- Конечно, - кивнула Лиза.
- А Софья от меня сейчас 2-3 раза в день такое получает. А в последние два дня – не «шесть-два», а «восемь-четыре»! Да я за неделю на три килограмма похудела, и у завхоза ещё четыре комплекта формы взяла! Так я, чаще всего, могу после наказания сразу душ принять и переодеться. А Инна с Машей? Когда им? Они же «дежурные», от воспитанниц отойти не могут. Вот я сама всё и делаю!
У меня с Сонькой счёты, мне и работу тяжёлую выполнять. Зачем я буду на девчонок всё это перекладывать?
- Ну, я и дура! – воскликнула Инна. – Лена, ещё раз прости! Но я же этого не знала...
- Инна, - вздохнула Лена. – Я тоже неправа. Просто не привыкла тебе объяснять ход своих мыслей: ты обычно и так всё чувствуешь. А тут – осечка вышла!
Ведь я Маше вчера сказала, что все «напоминания» Соне буду сама проводить, а тебе – нет! Могла бы и тебя предупредить. Но, Инна! Мы же с Машей друг у друга мысли не читаем! А с тобой всегда было именно так!
- Короче, девчонки, всё с вами ясно, – улыбнулась Лиза. – Миритесь! Быстро! Вопрос решён. Не поняли друг друга, бывает! А за свою несдержанность Инна достаточно получила.
Инна к этому времени уже стояла, прислонившись спиной к стене. Девушка, кроме довольно ощутимой ноющей боли, ощущала ещё слабость и головокружение. Строгое наказание и последующее эмоциональное обсуждение не прошли для неё даром.
Лена вскочила с места, подбежала к Инне и крепко её обняла.
- Пережили – и забыли! – горячо проговорила она.
Инна в волнении кивнула. Когда Лена её отпустила, девушка, стараясь скрыть своё смущение, оторвалась от стенки и начала активно доставать из холодильника и навесного шкафчика различную еду и напитки. Через минуту на столе уже не оставалось места, на нём появились зерновой хлеб, печенье, конфеты, вишневый джем, различные мясные нарезки, сыр, фрукты, листовой салат, несколько пачек с соками.
- Аппетит что-то прорезался, - оправдывалась Инна, уже сооружая себе бутерброд сразу с «Преображенской» колбасой, сыром и зелёным салатом. – Я же весь день от волнения почти ничего не ела! Девчонки, налетайте!
Аппетит, как выяснилось, прорезался у всех. Запасы Инны быстро подходили к концу.
Некоторое время ели молча. Затем Лена сказала:
- На самом деле, теперь я рада, что не сдала Инну «властям». Лиза, спасибо тебе, что ты меня уговорила и поддержала. Ну, и провела всё это, конечно!
- Да на здоровье, - усмехнулась Лиза. – Инна, ты уж не обессудь. Пришлось поступить с тобой «по всей строгости закона»!
- Садистка! Я тебе ещё припомню, – улыбнулась Инна.
- Как бы не так! Руки коротки! – возмутилась Елизавета.
- Не завидую я, Лиза, твоим воспитанницам, – продолжала Инна. – Техника у тебя что надо!
- Ещё бы! С моим-то опытом, – рассмеялась Лиза. – А ты тоже молодец! Держалась стойко!
- Не просто стойко, а потрясающе! – воскликнула Лена. – Я, если бы не стояла совсем рядом, подумала бы, что Лиза «халтурит»! У тебя, Инна, такое лицо было, как будто ты просто музыку слушаешь.
- Девчонки, на самом деле я еле терпела, – смутилась Инна. – Но ведь не хотелось перед вами опозориться! А вот у Галины Алексеевны я бы точно орала и умоляла о пощаде.
- Ладно, не выдумывай! У неё ты тем более рта бы не раскрыла, – заметила Лиза. - Инна, а ты, вообще-то, откуда узнала про такую возможность? Ну, что ответственные воспитатели могут сами назначить и провести наказание. Об этом и сами "ответственные" узнают обычно только тогда, когда уже сертификат получен. Даже Лена ещё не знала! А ты же Лену сама попросила!
- А я и не знала, – удивилась Инна. – Я лихорадочно искала выход и методом «тыка» решила попробовать этот вариант.
- То есть, ты просто случайно догадалась? Интересно! – протянула Лиза.
Инна опять стояла у стены, за спиной у Лены, напротив Елизаветы. В ответ она возмущённо махнула рукой, в которой держала грушу.
- А что тут такого сложного?
Лиза пожала плечами.
- Если об этом знать, то не сложно. А, если не знать, то идейка получается нестандартная...
Лена, раскрывая упаковку нарезки с карбонатом, серьёзно произнесла:
- А она и не сама это придумала. Ей наша Левченко подсказала. Инна у неё слова утром проверяла, а потом они и пообщались. А Соня у нас мастер на такие идеи. Вовсе неудивительно!
Лена спокойно завернула кусок карбоната в лист салата и откусила.
Лиза недоверчиво посмотрела на неё. Лена, зная, что Инна этого не видит, улыбнулась Елизавете, подмигнула ей и приложила палец к губам.
"Тьфу-ты! Приколистка! – возмущённо подумала Лиза. – Ну, у неё и шуточки!"
Она глянула на Инну и недоумённо нахмурилась. На подруге не было лица! Она стояла у стены совершенно бледная, с испуганными глазами, и хватала ртом воздух.
- Инна! Это, что – правда? – ошарашено спросила Елизавета.
Инна кивнула и слабым голосом подтвердила:
- Да. Так всё и было. Лена, а ты откуда знаешь? Ты уже успела с Соней поговорить?
Не поворачиваясь к Инне и не отрываясь от своего бутерброда, Лена невозмутимо кивнула:
- Ага! Я после индивидуального урока устроила ей допрос с пристрастием. Она мне всё и выложила. Так что, теперь вы обе у меня «на крючке»!
Лиза видела, что Инна близка к обмороку: она пошатнулась и с трудом удержалась на ногах.
Внезапно в наступившей тишине приятный мужской голос запел:
- Возьми трубку, дорогая, я хочу тебе сказать...
Лена, покраснев, хлопнула себя по лбу.
- Балда! Уже ночь! Я же забыла позвонить вовремя! Ну, сейчас мне достанется...Девчонки, я на минуточку!
Она, на ходу раскрывая телефон, выскочила из кухни.
Лена ежедневно после педсовета обязательно звонила маме и Кириллу. Конечно, обычно она звонила им и днём, если могла, особенно Кириллу. Но вечерний звонок был обязательным, и этот ритуал соблюдался неукоснительно! Только после педсовета Лена обычно оказывалась полностью свободна, и поговорить можно было спокойно, не торопясь, обо всём.
С мамой девушка сегодня уже успела поговорить, ещё когда ждала Елизавету. А Кириллу намеревалась позвонить позже, сразу после наказания, но, в смятении чувств, забыла. И вот теперь он, конечно, не выдержал и позвонил сам. Беспокоится.
Когда Лена вышла, Инна опустилась на пол, на корточки, и простонала:
- Но, если она знает, то почему ещё меня не убила?
Лиза была потрясена. Она не могла в такое поверить!
- Инна! Ты действительно советовалась с Левченко? Это не шутка? – всё же переспросила она.
Инна отчаянно замотала головой.
- Ну, вы, блин, даёте! – ошеломлённо высказалась Елизавета.
Затем решительно подошла к девушке и помогла ей встать.
- Ты совсем рехнулась! – сердито выговаривала она подруге. – Ты не должна была этого делать, даже пытаясь спасти свою шкуру! Это же надо – просить совета у воспитанницы, да ещё у Сони! Зная о её отношениях с Леной! Мне не могла позвонить? Будить постеснялась?
- Лиза, я была в таком отчаянии! Расплакалась у неё на глазах, представляешь? А тут оказалось, что Соня знает про комиссию вчерашнюю. Сказала, что очень мне сочувствует, и спросила, чем может помочь. Лиза, времени же было очень мало! Вы со Светой с самого утра тоже заняты! А мне казалось, что немедленно надо найти выход, прямо сейчас! А у Сони мозги – ну, сама знаешь! Я ей всё и рассказала! Лиза, она же не простая воспитанница, она почти сотрудник, ты сама говорила! И ведь в итоге всё получилось...
- Получилось, - проворчала Елизавета. – Но Лена… Я даже не знаю, что она с вами сделает! Но, к счастью для тебя, сейчас она шутила! Ты разве не поняла? А, впрочем, она же спиной к тебе сидела. Конечно, ты не видела, как она мне подмигнула и улыбнулась. И говорила она вроде бы вполне серьёзно...
Инна, Лена ничего не знает. Она решила тебя подколоть и случайно попала в точку! Тебе повезло, что ты за спиной у неё стояла, и телефон у неё вовремя зазвонил! Лена подумала, что, и ты ей подыгрываешь, она ведь твою физиономию не видела!
- Правда? – с надеждой спросила Инна. – Но, Лиза, она так всё расписала…
«Слова проверила, а потом они пообщались…» - вспомнила девушка.
- Инна, Лена же знала, когда ты с Соней в кабинете наедине оставалась.
- Кстати! – испугалась Елизавета. – Вы говорили перед камерами?
- Нет, за перегородкой.
- Хоть на это у тебя ума хватило, - облегчённо вздохнула Лиза.
- Лиза, я всё равно не смогу теперь это от Лены скрыть! Она сейчас придёт и по моему лицу догадается! – Инна чуть не плакала.
- Надо скрыть! – Елизавета возбуждённо заходила по кухне. – Пусть всё остаётся шуткой. Если ей суждено узнать, то пусть хотя бы не сейчас, а то вам обеим не поздоровится. И я тебя уже не спасу. И никто не спасёт!
Лена может с тобой вообще разговаривать перестать! А Соньку просто запорет!
Инна опять побледнела.
- Я тоже так думаю, – прошептала она. – Соне и так плохо! А будет ещё хуже! Лиза, что же делать?
- Сделаем так! – решилась Елизавета. – Сейчас иди в душ. А Лену я уведу. Скажу, что тебе нехорошо, и покой уже нужен. И, что её шутку мы оценили. Поняла?
Инна испуганно кивнула.
- Иди! А завтра с утра отлёживайся и готовься к зачёту по истории. А перед обедом я к тебе приду с «третьей-бис».
Инна опять кивнула и вышла из кухни.
"Тут мне не удалось её просчитать! - с досадой думала Соня. - И надо же было такое выкинуть! А, может быть, она мне таким образом хочет досадить? Мою лучшую подругу из группы удаляет? Я с её подругой жестоко обошлась, а она с моей?
Да нет, глупости! Это я могла так поступить... раньше. Собственно, так и поступила. А Елена ни за что такого себе не позволит. Что для неё, что для Елизаветы это совершенно невозможно! Я перед ней виновата – вот мне она и выдаёт. И презрение, и бесконечный “восьмой разряд”. А Юльку Елена не будет орудием мести делать. Или... а вдруг она хочет таким образом не мне, а ей отомстить? Потому что Юлька моя подруга, она за меня вступилась, сертификаты уговорила девчонок на меня переписать? И остальным Елена хочет таким образом показать, что будет с теми, кто ко мне какое-то расположение проявит? Ведь штрафная группа на месяц - это очень серьёзно, и ещё неизвестно, лучше ли это, чем карцер! По мне, так лучше бы было два дня промучиться в карцере..."
Соня не понимала мотивов Лены, и это приводило её в смятение, вселяло в сердце смутную тревогу.
"Неужели она может так низко поступать? Если это так, значит, она меняется...и далеко не в лучшую сторону! И что это для меня будет означать? Да ничего хорошего! Ненависть ко мне и жажда мести её ослепляет! Да, она может и себе навредить, но...перед этим вполне успеет меня уничтожить...стоит ей только захотеть этого по-настоящему, и шансов у меня не будет!"
Соня внешне оставалась спокойной, но мысли лихорадочно мелькали, ощущение надвигающейся опасности не проходило.
"А, может, зря я себя накручиваю? Вдруг совпадение? Вдруг она, действительно, рассудила, что это наказание в данном случае себя оправдывает? Ох нет, вряд ли! Да за такой проступок и вообще хватило бы пары "безлимиток"!"
Как бы то ни было, Юльку Соне было жалко до слёз! Про штрафную группу она была наслышана, и знала, что подругу ждёт невероятно тяжёлый месяц.
Штрафной группой на втором отделении считалась 211-ая, которую вела сейчас преподаватель литературы Рената Львовна.
Состав воспитанниц в ней периодически изменялся. Все девушки попадали сюда только в наказание, и, по окончании назначенного срока, возвращались в свою основную группу.
На отделении в конце каждого трёхмесячного отчётного периода подводились итоги не только по групповому, но и по индивидуальному соревнованию всех воспитанниц, после чего отбирались пятеро "худших" девушек, набравших самое большое количество штрафных баллов. Они, в наказание за плохое поведение и успеваемость, направлялись в штрафную группу на последующие три месяца. Исключение делали только для новеньких – в первые три месяца пребывания в “Центре” нельзя было применить к девушкам такую меру.
Если через три месяца, при очередном подведении итогов воспитанницам удавалось выбраться из пятёрки “худших”, они возвращались в свою группу. А если нет – то могли оставаться в штрафной сколько угодно долго.
Однако такое случалось редко. Чаще через 3 месяца все пятеро бывших "хулиганок" штрафную группу покидали.
Остальные места в этой группе предназначались для воспитанниц, которых воспитатели отправляли сюда в наказание за какие-либо проступки, на срок от одного до трёх месяцев, с одобрения педсовета. Впрочем, в отличие от направления в карцер, в данном случае одобрение педсовета являлось формальностью. Воспитателям не отказывали никогда. По сути, они просто ставили педсовет в известность, что решили применить такое наказание.
В штрафной группе провинившимся девушкам приходилось нелегко.
Группа жила изолированно, девочки не имели права общаться с остальными воспитанницами. Одновременно в группе работали две дежурные воспитательницы вместо одной, и наблюдали за воспитанницами очень строго, практически неусыпно, не оставляя их одних ни на минуту.
Провинившиеся были лишены всех развлечений, в группе вообще не было ни телевизора, ни музыкального центра. Диски для плееров девочкам выдавались только с учебными заданиями. Художественное чтение тоже запрещалось.
В свободное время, если оно появлялось, воспитанницы выполняли дополнительные учебные задания, занимались уходом за собой или какой-нибудь уборкой.
Изрядная часть времени отводилась воспитательной работе: воспитатели часто беседовали со всей группой или с каждой девушкой наедине. Отчёт продолжался в группе долго: все проступки тщательно разбирались, нарушительницы тут же, на глазах у всех, получали очень строгие телесные наказания, причём, довольно часто применялись розги. В штрафную группу эти наводящие на воспитанниц ужас инструменты воспитания доставлялись централизованно и регулярно.
Кроме того, один раз в неделю, всех воспитанниц "штрафной" подвергали обязательной строгой порке, просто за то, что они позволили себе сюда попасть. Такие наказания проводились по субботам после самоподготовки. К их исполнению, кроме основного состава воспитателей, привлекали ночных сотрудников, а контролировала весь процесс ответственная дежурная по отделению воспитательница.
Наказание было строгим, "безлимитка" по шестому-седьмому разряду; обычно воспитанниц пороли резиновым ремнём, предварительно тщательно зафиксировав на станке или специальной кушетке. Но инструмент наказания для каждой воспитанницы имела право выбирать сама "ответственная", Рената Львовна, а она прекрасно знала, чего та или иная девушка боится больше всего. Это давало ей прекрасную возможность добиваться от своих подопечных полного послушания и смирения в течение недели. Рената Львовна была очень жёсткой воспитательницей, славилась крутым нравом и любила, когда все её требования и установки (даже не имеющие отношения к "Правилам") выполнялись безоговорочно. Таких своих "неписаных" законов у Ренаты было много, и чисто теоретически воспитанница могла бы кое-какие из них попробовать проигнорировать или не выполнять...и у неё даже были бы шансы оправдаться на педсовете, или возможность пожаловаться вышестоящему руководству.
Однако в случае малейших колебаний воспитуемой Рената Львовна заявляла девушке, например: "Хорошо, дорогая, ты можешь, разговаривая со мной, смотреть мне в глаза, а не в пол, как я требую... Кстати, у тебя на этой неделе достаточно нарушений, поэтому субботнюю "безлимитку" ты получишь не ремнём, а скакалкой. По седьмому разряду. Это поможет тебе собраться и быть в последующем более дисциплинированной"
Девушка, которая могла худо-бедно перенести порку ремнём, но панически боялась скакалки, тут же покрывалась холодным потом от страха и немедленно выполняла все требования воспитательницы. Однако в этот раз это ей уже не помогало. В ближайшую субботу несчастная срывала всё горло от крика под жгучими безжалостными ударами, не имея возможности даже пошевелиться из-за надёжной фиксации. "Безлимитка" скакалкой - это не 20-30 ударов, как при обычной порке, а не менее сотни, а чаще всего - больше. Причём, седьмой разряд позволял пороть провинившуюся не только по попе, а и по спине, и по бёдрам, и удары могли наноситься часто, что доставляло наказываемой невообразимые мучения.
Неудивительно, что впоследствии и эта воспитанница, и другие свидетельницы экзекуции подчинялись своей "ответственной" без сомнений и промедлений.
В любом случае, обязательная "субботняя" строгая порка была самым страшным для воспитанниц из всех других "неудобств" штрафной группы. Её никак нельзя было избежать, что психологически давило на девушек всю неделю; субботы несчастные ожидали с ужасом, хотя многим и в другие дни хорошенько доставалось. Однако сказывался эффект неизбежности, что усугубляло мучения.
Кроме того, весь последующий выходной день наказанные воспитанницы страдали от боли и не могли полноценно отдыхать. Обезболивания после "субботней" порки не применялось.
В воскресенье их тоже не ждало ничего особо интересного. Те же уроки, наведение порядка в группе и личных вещах, беседы с воспитателями. Правда, в выходной день девушек два раза выводили на прогулку, но эта прогулка была для воспитанниц скорее мучением, чем отдыхом. Они гуляли строем, курсировали по заданному маршруту под строгим наблюдением воспитателей, разговаривать могли только со своей “парой”.
Утро в группе обычно начиналось с проведения так называемого “тихого времени”.
Воспитанниц будили на час раньше всего отделения, прямо в ночных рубашках выстраивали посреди спальни по стойке “смирно”. В течение получаса они слушали записанные на магнитофон “Правила поведения в “Центре”, либо дополнительные инструкции к ним.
Последующие полчаса девушек обязывали так же стоять “смирно” и обдумывать, как они будут проводить предстоящий день. Только когда звенел общий звонок на подъём, воспитанницы могли заняться гигиеническими процедурами.
Это “тихое время” отменялось только в воскресенье и праздники.
Когда девушка поступала в штрафную группу, ей автоматически назначалась и специальная штрафная диета. Если же воспитанница не покидала группу через 2 месяца – диета немного смягчалась, но всё вкусное всё равно из неё исключалось.
Воспитатели в этой группе работали с гораздо большей физической и психологической нагрузкой, чем в обычных.
Одна “команда” - ответственный воспитатель и четверо дежурных – назначались на группу на 6 месяцев. Затем им предоставлялся двухмесячный отпуск, после которого эти сотрудники работали уже в других группах.
Считалось, что все воспитатели отделения должны пройти через работу в штрафной группе. Они направлялись туда поочерёдно, по специальному графику.
Вот в таком жутком месте Юле теперь предстояло провести месяц. Девушка была права – ей действительно повезло, что не все три.
Раньше Лена ещё никого из своих воспитанниц не отправляла в штрафную группу, и даже никогда не грозилась этим. Она считала, что это слишком суровое наказание, и, вообще, по её мнению, в штрафной группе явно необходимо смягчить условия.
Недавно Лена вынесла на педсовете предложение освобождать от обязательных субботних наказаний трёх воспитанниц, получивших за неделю меньше всех замечаний и плохих отметок. Такая небольшая поблажка могла дать девушкам дополнительный стимул стараться, ну, и хоть в чём-то им могло бы быть полегче.
Однако эту идею большинством голосов не одобрили.
Пребывание в штрафной группе давало воспитанницам один-единственный плюс. Им быстро начинало казаться, что в “Центре” вообще-то до попадания сюда им жилось совсем неплохо! Надо просто как можно скорее вернуться в свою группу. Обычно так и происходило: повторные направления в штрафную группу случались редко.
Отчёт продолжался.
– Инна Владимировна, - Лена положила на стол просмотренные распечатки с отметками воспитанниц за день. - Насколько я поняла, наказания у нас имеют только Соколова и Левченко.
– Да, - подтвердила Инна и приготовилась доложить.
– Не надо, - остановила её Лена. - Там у них всего много, они об этом знают, я тоже. Обозначим только то, что им придётся перенести сегодня.
Сейчас, сразу после отчёта, обе получат строгую порку на “станке”.
Левченко, помнишь, за что?
– За недопустимые мысли в адрес воспитателя, - быстро ответила Соня.
– Соколова?
– Я не выполнила ваше распоряжение, не ответила на вопрос, - тихо проговорила Юля.
Лена кивнула.
– К девяти вечера обе идёте “на колени”, - продолжала она. - А “штрафной ужин” для Соколовой я переношу на завтра, а для Левченко – на следующую неделю. Всё ясно?
– Да, - синхронно ответили девушки.
Лена махнула рукой в сторону расположенных вдоль стены двух “станков”.
– Готовьтесь! Не будем с этим тянуть.
По инструкции, воспитанницы, которым предстояла подобная экзекуция, обязаны были сами подготовить для себя "станок" - снять с него чехол и выкатить на середину спальни. Под пристальными взглядами воспитателей и сочувственными - воспитанниц, Соня и Юля довольно быстро проделали это: сначала вместе выкатили и расчехлили один "станок", потом - другой.
- Раздевайтесь. Обе! - приказала Лена.
Соня, выполняя приказ, с тревогой поглядывала на Юлю. Она знала, что “станка” Юлька боится панически, после того, как всего один раз побывала на нём ещё в прошлом году.
У Юли, действительно, уже дрожали губы, но она покорно раздевалась.
Соне в какой-то мере было легче. Она полагала, что на “станке” или не на “станке”, но она всё равно получит свой восьмой разряд, как и обещала ей Елена. И хуже уже вряд ли будет!
А этот антураж: двигающиеся панели, особо жёсткая фиксация, присутствие во время наказания других воспитанниц... Соню всем этим сейчас уже особо не испугаешь! После всего, что ей пришлось пережить – это мелочи.
Да, публичная порка, перед всей группой - это неприятно... Но стыдно и некомфортно обычно только поначалу...вот как сейчас, например, когда приходится стоять раздетой перед всеми и ожидать. А потом очень быстро становится всё равно.
"Рыдать и вопить всё равно не буду, - думала Соня. - Если уж вчерашнюю "безлимитку" выдержала, то и сегодня как-нибудь..."
Тут она посмотрела на угрожающе возвышающийся прямо перед ней "станок", перевела взгляд на Елену, которая возвращалась из кабинета, держа в руке воспитательную скакалку - сложенную вдвое, удобной длины, снабжённую прочной рукояткой... и уверенности в своих силах у приговорённой чуть поубавилось.
"Постараюсь," - машинально закончила Соня свою мысль, а противный липкий страх уже расползался по телу и, несмотря на все усилия воспитанницы, неуклонно делал своё "чёрное дело". Соня вся покрылась мурашками, колени предательски задрожали. Порки на "станке" скакалкой девушка никак не ожидала!
Лена уже порола её один раз скакалкой, это было ужасно! Соня вытерпела наказание достойно только потому, что ударов было не так много...
"Соберись и возьми себя в руки, - скомандовала себе Соня. - Быстро! Не показывай слабости. Придётся терпеть...Ой, а она и Юльку собирается скакалкой?"
Девушка осторожно скосила глаза на подругу. Юля при виде скакалки совсем упала духом - стояла сильно побледневшая и растерянная. Елена Сергеевна применяла этот инструмент наказания крайне редко, в особых случаях. Юле скакалкой не доставалось ни разу, но она присутствовала на подобных экзекуциях, и воспоминания у воспитанницы остались очень даже яркие.
Лена водворила скакалку на стол дежурного воспитателя, подошла к Инне, и воспитательницы негромко заговорили. Впрочем, говорила практически одна Лена, Инна слушала и периодически кивала головой, не забывая при этом поглядывать на воспитанниц - как на провинившихся, ожидающих наказания, так и на остальных девушек, замерших за столом.
"Обсуждают детали...блин! Скорее бы уже начинали," - Соня нервничала всё больше. Совсем некстати она вспомнила, что иногда, по усмотрению воспитателей, перед наказанием "на станке" во время фиксации воспитуемую сильно растягивают , и это значительно усугубляет страдания от самой порки. И после наказания оставляют торчать у всех на глазах в этом же положении, без обезболивания, не уменьшая растяжку, не меньше, чем на полчаса, а то и больше! А после "восьмого" разряда эти полчаса выдержать будет не так-то просто...
"До этого Елена обезболивание после "восьмого" мне проводила регулярно и сразу! А как сейчас будет? Ладно, как-нибудь вытерплю, - вздохнула про себя Соня. - А Юльку по “восьмому” и не накажут. По “шестому”максимум! Но ей всё равно очень трудно придётся с непривычки. Ведь к ним ни Елена, ни "дежурные" обычно и этого не применяют. Всё, что я видела, это был "третий"-"четвёртый". А тут ещё и скакалка эта!"
Наконец воспитательницы закончили разговор, подошли к провинившимся и встали прямо напротив уже полностью раздетых девушек.
- Начнём с Соколовой, - объявила Лена. - А ты, Левченко, будешь стоять "смирно" и ждать своей очереди. Поняла?
- Да, Елена Сергеевна, - Соня изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрогнул.
- В таком случае, приступим, - Лена говорила официально и как-то...в общем, по тону воспитательницы Соня поняла, что ни ей, ни Юльке на снисхождение сегодня можно не надеяться.
В спальне стояла полная тишина, момент был напряжённый, и внезапно громко зазвучавшая мелодия польки Штрауса заставила большую часть воспитанниц вздрогнуть от неожиданности.
Лена раскрыла мобильный.
- Да, Елизавета Вадимовна.
- Елена Сергеевна, огромная просьба. Я сейчас у двери вашей спальни. Не можете выйти на минуточку? Пожалуйста!
- Через пару минут, - напряжённый голос Лизы удивил Лену. Она повернулась к Юле.
- Укладывайся на "станок". Быстро!
- Слушаюсь.
Юля незамедлительно подошла к ближайшему от неё агрегату. Лена нажатием кнопки на боковой стенке вывела "станок" в положение "кушетка", чтобы девушке было легче на него забраться. Однако, когда Юля улеглась, вытянув руки и ноги вдоль панелей, воспитательница изменила положение рабочей части "станка": панели слегка опустились вниз, и ягодицы провинившейся оказались выставлены в очень удобной для порки позе.
Юля вся похолодела от страха, ожидая, что Елена Сергеевна раздвинет ножные панели, но этого, к счастью, не произошло. Однако никаких гарантий, что воспитатели не сделают это во время экзекуции, не было.
Лена с Инной подошли к воспитаннице, и, слаженно действуя, быстро прикрепили её к панелям специальными ремнями в нескольких местах, одновременно довольно сильно растянув.
- Ой! - Юля сморщилась от неожиданной боли.
- Рано ещё "ойкать"! - сурово сказала Лена и повернулась к дежурной воспитательнице.
- Инна Владимировна, я ненадолго выйду. Начинайте без меня.
- Хорошо, - кивнула Инна и неторопливо вытащила из чехла ремень.
У дверей спальни рядом с Лизой стояла бледная и испуганная девушка – одна из воспитанниц Елизаветы.
– Елена Сергеевна, у меня к вам вопрос, - начала Лиза. - Морозова сегодня получила у вас на уроке тройку.
– Да, - подтвердила Лена.
– Так вот, она утверждает, что это случайность. Не поняла, как нужно выполнять работу. Думала, что нужно делать примерный перевод, без словаря! - насмешливо продолжала Лиза. - Я хотела узнать, так ли это?
Лена удивлённо взглянула на девушку. Даша Морозова была так бледна, что это даже вызывало некоторые опасения.
– Врёт и не краснеет, - спокойно проговорила Лена.
Елизавета тоже пристально посмотрела на свою воспитанницу, что явно не добавило той спокойствия.
– Зато бледнеет, - усмехнулась она.
– Перевод, Елизавета Вадимовна, они должны были сделать максимально точный, пользуясь словарём, и все об этом знали, - объяснила Лена. - А у Даши и со словарём получилось приблизительно. Да, времени на работу отводилось немного. Я догадываюсь, что в словарь Морозова именно поэтому заглядывала нечасто. Однако, если бы она получше подготовила домашнее задание – базовую основу для контрольного текста, то времени бы ей хватило! Другие девочки вполне справились. А она, вероятно, вчера поленилась, поэтому и тройка.
Даша, смотри мне в глаза! - уже другим, жёстким голосом приказала Лена. - Ты настаиваешь, что не поняла задания?
– Нет! - отчаянно воскликнула девушка. - Я сказала неправду! Елизавета Вадимовна, простите, я очень испугалась! Вы так грозно у меня спросили, за что тройка...
– Даша, а где логика? - удивилась Лена. - Даже, если бы ты не поняла задания, всё равно вина твоя. От наказания тебя бы это не спасло: нечего на уроке ушами хлопать! Зачем было врать и усугублять вину?
Воспитанница молчала. Под грозным взглядом Елизаветы она вся сжалась и не могла вымолвить ни слова.
– Да тут, Елена Сергеевна, такое дело, - задумчиво произнесла Лиза. - Я видела, что эта красавица врёт, но она меня смутила своим упорством! Я ей говорю: “Ты хорошо подумала? Может быть, лучше сразу признаешься, что обманула?" А она настаивает, представляете?
Лиза озадаченно покачала головой.
– Нет, ну надо же! Нагло врать своему ответственному воспитателю, на отчёте, перед всеми, да ещё и настаивать на этом! Я и подумала: "А вдруг – правда? Не настолько же она глупая, чтобы так поступать?" Вот и решила привести её сюда, чтобы она это повторила, вам в глаза глядя.
– Значит, ты всё-таки сказала мне неправду? - даже не сердито, а удивлённо спросила Елизавета у Даши. - И как ты решилась, интересно?
– Простите, пожалуйста, - еле выговорила Даша.
– Давненько в моей группе никто на такое не осмеливался, - покачала головой Лиза.
Неожиданно она повернулась к Даше и резко ударила её по щеке. Так сильно, что девушка отлетела к стене и упала на пол, но тут же поднялась и встала “смирно”, даже заплакать не посмела.
– Странно, - Лена пожала плечами. - Вполне положительная девочка. Никогда ни в чём подобном не была замечена. Что на неё нашло?
– Выясним, - протянула Лиза.
– Отойди от меня на десять шагов! - приказала она воспитаннице.
– Слушаюсь, - Даша немедленно выполнила распоряжение.
– Лена, - строго сказала Елизавета. - Теперь с тобой разберёмся. Зачем ты Алину со своего урока отослала? Она что, тебя просила?
– Нет! - воскликнула Лена. - Я сама ей предложила пойти в наш кабинет и выпить кофе: что-то она выглядела неважно. Лиза, её не было всего 10 минут! Как раз девчонки перевод писали.
– Лена, ты это брось, пожалуйста! - разволновалась Лиза. - Да, я вчера поделилась с тобой информацией, но не надо это использовать. Не имеет она права выглядеть неважно! Алина должна держать себя в руках, и не давай ей поблажек!
Если бы ты Алину не отпустила, она бы осталась в классе во время контрольного перевода и доложила бы мне, что прекрасно Морозова всё поняла, и словарём, как и все остальные, пользовалась. Да она и не решилась бы соврать тогда, понимаешь?
А так я спрашиваю Алину на отчёте, как было дело, а она глазами хлопает: “Не знаю, я выходила!”
– Хорошо, Лиза. Прости. Больше не буду, - Лена выглядела смущённой.
– Лена, я тебе не приказываю. Ты имеешь право отпускать дежурных воспитателей с урока, особенно, если с ними не всё в порядке.
Только Алине это на пользу не пойдёт! Пусть выполняет свои обязанности, как следует, несмотря ни на что.
Кстати, - Лиза улыбнулась. - Ты на завтра отгул выпросила?
– Да.
– Так вот, я тебя в группе вечером замещаю. Отчёт у вас принимаю! И навожу свои порядки, - с удовольствием проговорила Лиза.
– Только попробуй! - воскликнула Лена. - Хорошо, Лиза, вечером я тебя в курс дел введу, а сейчас мне надо вернуться. И у тебя дело есть – своей обманщицей заниматься. Что предпримешь?
– Придумаю! - грозно пообещала Елизавета.
– А, может, милость проявишь? - ехидно предложила Лена. Она прыснула и, не дожидаясь ответа, быстро скрылась в спальне.
Елизавета усмехнулась и подошла к своей воспитаннице, которая едва держалась на ногах от страха. Девушка вся сжалась, явно ожидая ещё одного удара, но воспитательница почти ласково проговорила:
– Даша, дорогая моя! Ты, наверное, просто забыла, как я с обманщицами поступаю? Что же, бывает... Ничего, вспомнишь! Пойдём в группу.
Инна Владимировна продолжала наказание, используя теперь не ремень, а скакалку. Острые, жгучие удары один за другим сыпались на ягодицы и бёдра провинившейся, уже и так изрядно исполосованные ремнём, и оставляли на коже поверх широких полос ещё и яркие петлеобразные следы. Порка продолжалась уже долго, и оказалась для Юли слишком суровой. Несчастная, не в силах больше выносить сильную боль, громко рыдала и предпринимала тщетные усилия вырваться из креплений, а на самом деле не могла даже пошевельнуться, что усугубляло мучения.
Увидев вошедшую Лену, девушка встрепенулась и попыталась усилием воли сдержать крики и рыдания. Немного получилось, к тому же Инна как раз решила сделать небольшой перерыв.
Лена спокойно села за стол дежурного воспитателя, собираясь наблюдать за наказанием.
Через минуту порка продолжилась. Инна проводила экзекуцию без лишних эмоций, но добросовестно и тщательно. Удары наносила хлёсткие, размеренные, периодически давала наказываемой несколько секунд передышки, чтобы та могла отдышаться. Острая непривычная боль, которая никак не прекращалась и усиливалась с каждым ударом, очень скоро довела Юлю до исступления. Девушка опять начала рыдать и, наконец, после трёх, нанесённых подряд, сильных ударов по бёдрам, не выдержала и громко закричала:
- Инна Владимировна, пожа-а-луйста, простите меня! Хва-а-тит! Ну не могу я больше терпеть!
- А придётся! – сурово ответила Инна и тут же хлестнула воспитанницу поперёк спины, один раз - и сразу же второй, на что Юля отреагировала отчаянным воплем:
- Не на-а-до!
- Ты что, инструкций не помнишь? - рассердилась Инна. - Воспитанница не имеет права просить прекратить наказание. Штрафных ударов захотелось? Так получай! Я не собиралась пороть тебя по спине, а теперь - терпи и думай над своим поступком! Сама виновата!
Скакалка загуляла по спине несчастной воспитанницы, терпеть это было невыносимо! Юле казалось, что с её спины срезают куски кожи. Девушка громко вопила, уже не думая о приличиях и последствиях такого поведения.
- Елена Сергеевна! - закричала она, с надеждой повернув голову в сторону ответственной воспитательницы.
- Я виновата, но, прошу вас, сделайте исключение! Я больше не выдержу!
Лена, не двигаясь с места, отрицательно покачала головой.
У Юли начиналась настоящая истерика. Под продолжающимися безжалостными ударами она кричала, хрипела, пыталась метаться, вертела головой.
Понаблюдав за этим некоторое время, Лена встала из-за стола и подошла к "станку".
- Пожалуйста! – взмолилась девушка. По её лицу потоком текли слёзы. – Я больше не буду! Прошу вас, сжальтесь!
Лена сделала Инне знак прекратить порку.
- Инна Владимировна, - строго спросила она. – Соколова с самого начала наказания так себя вела?
- Примерно так. Почти сразу начались вопли. Совсем распустилась! – неодобрительно отозвалась Инна.
- Значит, до конца не осознала.
Лена приблизилась к Юле вплотную.
- На этом можно было бы и закончить, - произнесла она, внимательно осмотрев иссечённые места наказанной.
- Однако я вынуждена продлить тебе «удовольствие»! – сердито продолжала воспитательница. – Ведёшь себя, как новенькая!
Юля всхлипнула, не решаясь возразить. Девушку переполняло отчаяние - она не могла себе представить, как вытерпит хотя бы ещё один удар! Такого жестокого наказания ей не приходилось переносить за всё время пребывания в "Центре"!
Лена взяла у Инны скакалку.
- Для начала получишь дополнительно 20 ударов, - твёрдо заявила она воспитаннице.
- Слушаюсь, - Юля ответила по "Правилам", однако ягодицы несчастной непроизвольно сжались.
- Соберись и вытерпи наказание, как положено! - приказала Лена. - А иначе буду пороть до тех пор, пока не увижу достойного поведения!
Эта угроза, к счастью, быстро привела Юлю в чувство. Да и небольшая передышка прибавила немного сил.
- Елена Сергеевна, – уже почти нормальным голосом проговорила она. - Извините! Я вытерплю...
- Вот сейчас и проверим!
Лена была рассержена и не собиралась делать Юле никакой поблажки.
- Привыкай! В штрафной группе тебе наверняка придётся на "станок" укладываться, и не раз!
Она хладнокровно выдала воспитаннице 20 обещанных ударов - сильных, почти без пауз между ними. Во время наказания девушка стонала и периодически вскрикивала, но негромко и не разжимая губ. Юле стоило огромных усилий не кричать в голос, но она ни секунды не сомневалась, что в таком случае ей придётся очень плохо...гораздо хуже, чем сейчас.
Когда порка закончилась, наказанная от слабости, пережитого ужаса и непроходящей сильной боли не могла даже поднять голову.
- Может быть, ты будешь настаивать на обезболивании? - усмехнулась Лена.
- Нет! Простите...
- Инна Владимировна, - попросила Лена. – Попрошу вас Соколову освободить не через полчаса, а через час, и обезболивание применить только тогда, не раньше. Пусть хорошенько всё обдумает!
Инна кивнула.
У Сони сжималось сердце от жалости к Юле. Она стояла прямо у «станка» и видела, что и Инна, и сейчас Елена наказывали подругу очень строго, практически безжалостно.
"Тут даже не шестой был! Седьмой, наверное! Вот ведь... и за что так?"
Соня едва сдержалась, чтобы не бросить на Елену осуждающий взгляд.
К тому же подкрался страх и за себя.
"Если Елена так с Юлькой поступила, то как же она сейчас со мной обойдётся?"
Лена обошлась с Соней жестоко. Довела всё-таки до слёз, хотя девушка изо всех сил старалась держаться мужественно. Соня ошибалась, полагая, что хуже «восьмого» разряда быть ничего не может. Видимо, даже в пределах одного разряда в «Центре» существовали ещё и различные методики наказания.
В учебных организациях такого не было, там всё просто и чётко. А здесь – куча разных нюансов!
Закончив с Юлей, Елена подошла к Соне и толчком в спину заставила воспитанницу приблизиться ко второму "станку".
- Располагайся!
- Слушаюсь.
Вытянув вдоль панелей руки и ноги, Соня почти сразу почувствовала, как её конечности и передняя часть тела опускаются вниз...всё ниже и ниже.
"Сетку" готовит?"- промелькнула мысль. Для порки по этой довольно суровой методике экзекутору требовался свободный доступ к наказываемой части тела со всех сторон.
Вскоре наверху остались только ягодицы воспитанницы: Елена опустила панели почти отвесно. Затем они с Инной зафиксировали Соню, по максимуму растянув. Соня глубоко вздохнула...дышать было можно, а вот шевельнуть она могла теперь только головой.
А выдохнула девушка уже со стоном: первый удар оказался совсем неожиданным и чрезвычайно болезненным - ремень хлестнул вдоль ягодиц, затронув непривычные к порке чувствительные участки бёдер. Лена стояла у головы своей жертвы и, не давая ей опомниться, наносила один за другим сильные продольные удары. На коже последовательно вспухали яркие полосы. Выдав Соне довольно продолжительную серию огненно-мучительных ударов, воспитательница встала сбоку от неё и без всякой паузы начала пороть поперёк ягодиц - так же сильно и безжалостно. Следы перекрещивались, образуя на попе своеобразную "сетку". Соня не ошиблась.
"Держись, лидер!" - Соня сжала зубы и молчала, стараясь глубоко дышать и расслаблять мышцы между ударами.
Лена не делала никаких, даже маленьких перерывов, продолжала пороть то продольно, то поперёк, не уменьшая темп порки, но наращивая силу ударов.
Соня закрыла глаза и пыталась терпеть...но с каждым следующим ударом это становилось всё труднее. Дикая боль вкручивалась куда-то вглубь тела и уже там взрывалась резкими вспышками. Лена по-прежнему не предоставляла несчастной даже малюсенькой передышки! Наконец, в глазах у Сони совсем потемнело, на лбу выступил холодный пот, девушка начала дрожать мелкой дрожью.
- Перерыв! - Лена, держа ремень по-прежнему в руках, отошла к рабочему столу дежурного воспитателя и села на стул.
"Конечно, она не позволит мне потерять сознание", - переводя дыхание и немного приходя в себя, думала Соня.
Через пару минут экзекуция продолжилась. Опять "сетка". Ремень как будто вгрызался в уже израненное тело, нестерпимая боль буравила насквозь.
"Молчи! Терпи! Не поддавайся!"
Соня не издавала ни звука.
Опять темнота в глазах и противная дрожь.
- Прервёмся!
Соня почувствовала, что на неё сверху накинули одеяло. Елена за волосы приподняла воспитаннице голову и прыснула в лицо водой из специального пульверизатора.
На этот раз перерыв был чуть дольше. Но вот с Сони рывком сдёрнули одеяло, и всё повторилось по новой. Затем ещё раз. Соня ощущала, что каждый раз до потери сознания оставалось совсем чуть-чуть. Елена очень точно определяла, когда нужно прерваться.
- Перерыв!
"Опять только перерыв? Я же больше не могу! Неужели этого недостаточно?"
Соня судорожно вздохнула и постаралась расслабиться.
Лена с Инной стояли около воспитанницы и внимательно разглядывали её ягодицы. На фоне красных и синих полос в двух местах - на правой и левой половинках, образовались кровоточащие ссадинки.
- Елена Сергеевна, - Инна промокнула одну из них антисептической салфеткой. - По ягодицам больше пороть нельзя. Эти ранки будут ещё сильнее кровоточить.
- Вижу.
Лена нажала кнопку на боковой поверхности станка, и передние панели поехали вверх. Ножные тоже чуть приподнялись и раздвинулись.
- Я провожу наказание по "восьмому-пятому" разряду, - напомнила Лена своей коллеге. - Эта методика позволяет вообще не трогать ягодицы. Передайте мне скакалку, пожалуйста.
Соня от страха и безысходности чуть не завыла, но справилась с собой.
- У нас есть чудесная нетронутая спинка.
На спину воспитанницы в быстром темпе посыпались пронизывающе-жгучие удары скакалки. Это было невыносимо больно! Соня застонала и завертела головой.
- Ага, голос прорезался, - удовлетворённо констатировала Лена. - Скоро и до слёз дойдёт!
"А вот фиг тебе!" - начисто забыв об осторожности, подумала Соня, и усилием воли собрала последние силы.
Однако скакалка без устали хлестала девушку по спине, расписывая кожу яркими причудливыми петлями. Соня уже не стонала, а тихонько подвывала, но глаза девушки оставались сухими.
Опять перерыв. Похоже, на этот раз воспитательнице тоже необходима была передышка: она присела на стул и вытерла со лба пот.
В группе стояла мёртвая тишина. Юля старалась справляться со своей болью молча. Девушки сидели за столом, опустив глаза, у многих недалеко были слёзы.
Наказания на «станке» в группе применялись редко, каждая такая порка надолго оставалась в памяти у всех, а не только у тех, кто её испытал.
Однако воспитанницы не могли по своей воле не присутствовать на подобных мероприятиях. Если воспитательница хотела провести порку публично, все остальные девушки должны были оставаться на местах и смотреть. Это прописано в «Правилах», и ничего не поделаешь!
Ведь такие экзекуции имели целью не только наказать провинившуюся, но и дать урок всей группе. В своём роде, профилактическая работа.
Перерыв длился минуты три. Когда Елена возобновила наказание, Соня сразу поняла, что всё! Нет, терпеть она может, и сможет ещё долго! Но вот терпеть без слёз больше сил не было.
Скакалка теперь хлестала по бёдрам. Поскольку ноги наказываемой были разведены, кусачая петля каждый раз впивалась в нежные участки внутренних сторон бёдер. Соню как будто передёргивало током, от острой боли никуда было не деться! Девушка стонала, но всё же ещё крепилась...а экзекуция всё продолжалась и продолжалась.
К сожалению, исход поединка был предрешён.
Наверное, Соня смогла бы продержаться ещё, не будь эта порка третьей за сегодняшний день!
В конце концов она судорожно всхлипнула и расплакалась. Слёзы хлынули буквально градом, Соня давилась ими, стараясь хотя бы не рыдать.
Она нисколько не надеялась, что Лена теперь решит её помиловать, поэтому была очень удивлена, когда воспитательница, выдав ещё пяток ударов, прекратила наказание.
- Достаточно, - спокойно произнесла она.
Соня не думала, что Елена поставила себе целью специально довести её до слёз, «раскрутить» на крики и вопли, как это делала Ирина Викторовна.
"Почему же она остановилась? Вполне могла бы пороть ещё и наслаждаться моим унижением! Неужели всё-таки меня пожалела?"
В любом случае, она была рада. Но слёзы продолжали стекать по лицу, и у наказанной это вызывало отчаяние. Если бы Соня находилась на кушетке, то смогла бы их хотя бы вытереть!
Но на «станке» руки прочно зажаты в ременных креплениях, ими даже не пошевелить!
Рядом на стене висел рулон бумажных полотенец. Лена оторвала одну салфетку и вытерла Соне лицо. От унижения девушка чуть не задохнулась!
Лена наклонилась к ней и тихо спросила:
- А ты рассчитывала, что наказание на «станке» не будет отличаться от обычной порки?
Соня, сдерживая слёзы, кивнула.
- Как видишь, ты ошиблась! Теперь жалеешь, что позволила себе плохо про меня подумать?
- Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня.
- Ещё и не так пожалеешь! – пообещала Лена. – Когда начну проводить наказания по субботам, которые я тебе обещала.
«Обрадовав» таким образом Соню, она отошла от девушки.
"Совсем дело плохо! – с отчаянием подумала Соня. – Она меня просто «запорет»! Каждый раз наказывает всё с большей жестокостью! А мне показалось, что вчера вечером какой-то перелом наметился..."
- Девочки, все свободны! – повернулась Лена к воспитанницам. Те быстро разошлись: кто в санблок, кто в учебную комнату. Наказанные на "станке" после порки должны были оставаться привязанными на всеобщем обозрении обычно ещё не менее получаса. Из солидарности остальные девушки всегда уходили на это время из спальни, чтобы не смущать своих пострадавших подруг.
Инна Владимировна осталась в спальне, занималась своими делами, одновременно наблюдая за Соней и Юлей, а также по монитору за остальными воспитанницами.
Соня с трудом приходила в себя после пережитых боли и унижения. Всё тело горело, беспокоила боль в растянутых конечностях. Но ещё больше угнетало сознание того, что она не смогла выдержать испытание достойно, расплакалась на радость Елене.
Через полчаса Инна Владимировна подошла к Соне, провела интенсивное обезболивание специальным спреем, освободила наказанную от креплений и помогла ей лечь в кровать.
- Отдыхаешь до ужина! – приказала она.
Наклонившись к Соне, Инна тихо проговорила:
- Ты молодец! Держалась восхитительно!
- Что вы, Инна Владимировна! - Соня в отчаянии замотала головой. - Это позор! Я совсем не могла терпеть! Теперь мне осталось только начать «вопить», как вы и предупреждали.
- Соня, - посерьёзнела Инна. – При таком наказании слёзы - это ерунда! Ты уже сейчас имела полное право «вопить»! Такого никто без слёз выдержать не сможет, даже стажёру это в вину бы не поставили.
Инна улыбнулась:
- Я в своё время на «станке» чуть крепления не сорвала, хотя со мной далеко не так сурово обходились. Не расстраивайся! Я тебя уверяю: Лена тоже так считает. И, если эту плёнку просмотрят на педсовете, тебе будет большой плюс.
В этот момент Лена вышла из кабинета вместе с Катей Вересовой, у которой закончился индивидуальный урок.
Выпустив девушку из спальни, она подошла к Сониной кровати и вручила Инне баночку с лечебным средством.
- Обработочку сделайте ей, пожалуйста, - попросила Лена. – И Соколовой потом тоже. Минут через 10 после спрея.
- Хорошо, - улыбнулась Инна.
- Соня, из-за своих слёз не переживай, - неожиданно вполне доброжелательно сказала Лена. – Всё нормально. Признаюсь, сегодня ты меня просто поразила своей выдержкой! Я доложу об этом на педсовете.
Соня повернула к Лене голову и изумлённо смотрела на неё широко раскрытыми глазами.
- И ещё, - продолжала воспитательница. - Я решила в воспитательных целях сделать тебе небольшое снисхождение. До тех пор, пока ты не совершишь нового нарушения... - она сделала небольшую паузу, - выполняя оставшиеся тебе наказания, я не буду применять «восьмой» разряд. Выберу что-нибудь помягче.
- Спасибо, Елена Сергеевна. Я не ожидала! – удивлённо проговорила Соня.
- Это только до первого нарушения или замечания, – уточнила Лена.
– Надеюсь, для тебя это будет дополнительным стимулом, – добавила она и ушла в кабинет.
Инна, склонившись над Соней с баночкой лечебной мази, обрадовано прошептала:
- Я же тебе говорила! Держись, Соня, всё налаживается! Даже Елену проняло.
- Инна Владимировна! Она, наверное, не просто так! Может быть, Марине стало лучше? Вот Елена и смягчилась? Вы не знаете?
- Про Марину я тебе ничего не скажу! – решительно заявила Инна. – Лена ещё вчера попросила нас, всех, кто в курсе, с тобой больше на эту тему не разговаривать. Придётся тебе узнавать о Марине у мамы!
- Хорошо. Извините, - расстроилась Соня.
Предусмотрительность Елены её неприятно удивила. Соня очень волновалась и переживала за Марину и втайне надеялась, что сможет получать информацию о ней от других воспитателей.
Но не вышло!
Соня за неделю своего пребывания в группе уже получила от мамы несколько писем, но про Марину мама писала немного. Сообщала, что полностью в курсе того, что происходит с девушкой, что уверена в её скором выздоровлении, а подробно всё расскажет Соне на свидании.
Однако и от Лены, и от Светланы Петровны Соня пока имела только негативную информацию. И переживала ужасно!
Инна открыла Сонин шкаф, вынула оттуда роман Лукьяненко, который Соня начала читать ещё в среду, и положила перед воспитанницей.
- Отвлекись от грустных мыслей, почитай до ужина. Соня, всё будет хорошо!
- Спасибо! – девушка благодарно кивнула.
Инна улыбнулась ей и вернулась к другим своим обязанностям.
***
Педсовет сегодня, к счастью, не затянулся, закончился ровно в полдвенадцатого. Правда, Лене с Инной пришлось ещё минут пять подождать Елизавету: Галина Алексеевна попросила остаться её и Алину, и они втроём о чём-то очень серьёзно разговаривали. Судя по лицу Алины, разговор был не особо-то приятным.
Лена, узнав про неприятности Алины, прониклась к своей коллеге живым сочувствием. Она была знакома с Алиной довольно близко, преподавала у неё французский, в связи с чем девушки часто общались. Алина нравилась Лене, и Лена искренне желала ей поскорее выбраться из немилости Галины Алексеевны, однако ничем не показывала, что знает о ситуации.
Сейчас Алина сидела напротив заведующей, лицом к Лене, очень напряжённая и расстроенная. Лена поняла, что, вряд ли Галина Алексеевна сообщает девушке о том, что решила её простить и прекратить репрессии. Скорее, наоборот, ещё за что-то отчитывает.
Елизавета казалась невозмутимой, и активно участвовала в разговоре. Наконец, Галина Алексеевна отпустила Елизавету, попрощалась с остальными сотрудницами, которые ещё оставались в зале заседаний, и вместе с Алиной ушла в свой кабинет.
Лена и Елизавета проводили их расстроенными взглядами. Вздохнув, Лиза подошла к подругам, и они все втроём отправились в жилой отсек.
По дороге Лена успела обсудить с Елизаветой планы на завтра.
Когда ответственный воспитатель отсутствовал на работе не больше суток, да ещё перед рабочими днями или воскресеньем, специального подменного сотрудника на группу не вызывали.
Заведующая поручала кому-нибудь из других ответственных провести в такой группе отчёт, составить план на вечер, при необходимости – назначить и вместе с дежурным воспитателем выполнить наказания.
Дальше до отбоя группа оставалась с дежурным воспитателем, но ответственная дежурная по отделению и заведующая уделяли этой группе особое внимание.
Завтра по просьбе Галины Алексеевны в 204-ой группе Лену вечером должна была заменить Елизавета. Воспитатели всегда при таких «заменах» очень тактично относились друг к другу, старались «не лезть со своим уставом в чужой монастырь», то есть кардинальных перемен в группе не устраивали. Однако назначать наказания и отдавать распоряжения вполне могли по своему усмотрению.
Впрочем, «родные» ответственные воспитатели всегда были в досягаемости благодаря мобильной связи, и в сомнительных случаях "замещающие" этим пользовались.
Лена кратко обрисовала Елизавете, что она планировала на завтра, они обговорили некоторые нюансы, и обсуждение довольно быстро завершилось.
Инна шла рядом с подругами притихшая, в разговоре участия практически не принимала. Сейчас, когда время расплаты неумолимо приближалось, ей стало здорово не по себе.
Во-первых, только сейчас девушка начала испытывать страх, обыкновенный вполне объяснимый страх перед неизбежными физическими страданиями. Хотя Инна и храбрилась сегодня перед Соней, она понимала, что наказание к ней Елизавета однозначно применит очень строгое.
Молодой воспитательнице предстоит не только вытерпеть сильную боль, но ещё и держаться во время наказания «на высоте»: ведь она не имеет права проявить слабость! Инна знала, что, если она позволит себе недостойное поведение, то сильно упадёт в глазах своих коллег и даже подвергнется осуждению с их стороны.
Девушка не то, чтобы не была в себе уверена.… Но последний раз её пороли практически год назад, в первый месяц пребывания в аналогичном «Центре» в качестве воспитанницы.
После прохождения стажировки воспитателей уже не обязывали отрабатывать методики наказаний друг на друге, как лидеров в учебных организациях. Считалось, что этих трёх месяцев вполне хватает, чтобы всё прочувствовать. А потом воспитателям достаточно ежедневной практики, ведь различные телесные наказания они применяют в своей работе практически каждый день.
Инна знала, что должна справиться, но всё равно волновалась. Ведь хотелось справиться как можно лучше! Это – дело чести!
Кроме того, ей было просто стыдно. Ведь ситуация была не совсем обычная, вернее, совсем необычная!
Инна стыдилась даже не того, что ей придётся вынести унизительное наказание от своих коллег. Она знала, что Лизе и Елене нелегко было принять такое решение, и, тем более, им психологически трудно будет всё это осуществить. Девушка переживала, что заставляет своих подруг испытывать значительный моральный дискомфорт ради того, чтобы облегчить свою участь.
Наконец, все трое вошли в гостиную Инны – довольно просторную комнату квадратной формы, с двумя большими окнами. Стены в ней были отделаны в голубых тонах, на полу раскинулся большой мягкий светло-серый ковёр с причудливым рисунком.
В одной части гостиной, у окна, располагался овальный стеклянный журнальный столик, а вокруг него – небольшой диванчик и два мягких кресла. Елизавета сразу решительно прошла в этот уголок и предложила:
- Давайте присядем!
Они с Леной уселись в кресла. Инна подошла следом и робко сказала:
- Могу предложить кофе. Или сок.
Лена метнула на неё сердитый взгляд:
- Издеваешься?
А Лиза вполне по-деловому ответила:
- После. Садись!
Инна села на диванчик, напротив коллег.
Все были серьёзны, а Лена ещё и очень напряжена.
- Прошу внимания! – начала Елизавета. – Я, как старшая по возрасту и статусу среди вас, беру на себя руководство предстоящим мероприятием. Нет возражений?
- Нет, - ответила Лена.
Инна, вздохнув, отрицательно покачала головой.
- Инна, - продолжала Елизавета. – Я напоминаю, что ты серьёзно нарушила сегодня инструкцию и однозначно должна понести за это наказание.
По внутренним правилам «Центра» ответственный воспитатель может при нарушении этого уровня назначить и провести тебе наказание самостоятельно.
В любом случае, должен быть оформлен соответствующий протокол с привлечением не менее одного свидетеля – воспитателя, по статусу не ниже Лены.
Если ответственный воспитатель ещё работает с наставником, то одним из свидетелей однозначно должен быть его наставник. Лена, но, насколько я знаю, ты у нас уже самостоятельный сертифицированный сотрудник на этой должности?
Несмотря на волнение, Лена улыбнулась и с гордостью подтвердила:
- Да! Уже почти две недели! Мой испытательный срок закончился 25-го ноября. Шесть месяцев Светлана была моим наставником! А теперь я полноценный ответственный воспитатель. С сертификатом!
- В таком случае, Светлану мы можем не приглашать. А я вполне подхожу на роль свидетеля, - констатировала Лиза. – И, по нашей договорённости, буду ещё и исполнителем!
Инна слегка покраснела и опять вздохнула.
- Наказание подобного рода мы сможем провести только в том случае, если Инна письменно в протоколе даёт на это своё согласие, - продолжила Лиза и вопросительно посмотрела на подругу.
Инна кивнула:
- Конечно, даю!
Лиза выложила на столик заранее подготовленный документ и пододвинула его к Инне.
- Пиши вот здесь: «Согласна», ставь подпись и печать. Затем мы с Леной распишемся и тоже поставим печати.
Через минуту протокол был оформлен по всем правилам.
- Лена, ты должна убрать его в свой сейф, - распорядилась Лиза. – Предъявишь по необходимости. Например, если возникнут вопросы у экспертов, или, если Инна совершит повторное нарушение. Инна, имей в виду, в таком случае мы тебя покрывать не будем, да и не имеем права! Этот протокол Лена обязана будет предъявить руководству.
Сама понимаешь, наказание в таком случае получишь более строгое.
Инна немного побледнела.
- Я понимаю! Девочки, а могу я вас попросить в этот раз никому об этом не рассказывать? Даже Светлане и Маше! И Веронике! Пожалуйста! Это возможно?
Елизавета посмотрела на Лену.
- Это, как Лена решит! – сказала она. – Я не против.
Лена молча кивнула. Она тоже побледнела и с трудом держала себя в руках. Официальная процедура оформления протокола взволновала её, и Лена уже жалела о том, что согласилась на всё это. Инна была очень близка Лене, и девушка не представляла, как будет смотреть на её мучения, да ещё и осознавая, что сама обрекла на них свою подругу.
Тогда, утром, всё это казалось правильным и не таким страшным, а сейчас Лена испытывала сожаление. Она чувствовала, что предстоящее наказание окажется тяжёлым испытанием для них всех.
Молодая "ответственная" готова была пойти на попятную и простить Инну, или, если это невозможно, придумать какой-нибудь другой вариант!
Но протокол уже оформлен и лежит на столе! И Елизавета держится так серьёзно и официально...
Нет, отступление уже невозможно!
Елизавета внимательно посмотрела на Лену, и в глазах её мелькнуло сочувствие. Тем не менее, она твёрдо произнесла:
- Поскольку все формальности улажены – давайте приступим. Вот тот стол подойдёт!
Лиза указала на не очень широкий, но довольно длинный дубовый стол, располагавшийся в другой части гостиной, перед телевизором.
- Инна, иди приготовься, – приказала она.
- Как? – тихо спросила та.
- Надень футболку и стринги, - ответила Лиза. – А на стол постелешь простыню.
- Только не шёлковую, - усмехнулась она. Елизавета знала, что Инна любит шёлковое постельное бельё.
"Она уже всё продумала!" – мелькнуло у Лены.
- Хорошо, - послушно согласилась Инна. – Девочки, я быстро!
Она поспешно ушла в спальню.
Лиза встала, подошла к Лене, взяла её за обе руки и, пристально глядя подруге в глаза, сказала:
- Лена! Держись! Будь твёрдой! Мы с тобой ответственные воспитатели. Иногда нам приходится и через такое проходить!
Лена вырвала одну руку и в отчаянии стукнула по подлокотнику кресла.
- Лиза, я так жалею, что согласилась! Лучше бы Галина Алексеевна это сделала! По крайней мере, я бы ничего не видела!
- Лена, ты поступила правильно и очень благородно. Да, тебе бы было морально легче, отправь ты Инну к заведующей. А вот ей? И позора в несколько раз больше, и репутация бы пострадала. Она же наша подруга! Давай уж вытерпим всё это ради неё.
- Лиза! Ты так провела эту официальную часть, как будто часто подобное проделываешь. У тебя это не в первый раз?
Елизавета отпустила Ленину руку, выпрямилась и вздохнула.
- С какой стороны посмотреть. Свидетелем я была. Два раза. А вот сама наказывать свою коллегу буду впервые. Да ещё подругу! Лена, я тоже волнуюсь. Мне ещё труднее, согласись!
- Лиза, а давай её простим! – быстро и возбуждённо проговорила Лена. – Она весь день ожидала этого наказания, наверняка переживала и всё обдумала! Инна раскаивается, я уверена. А сейчас пошла раздеваться... Представляешь, что она чувствует? Может быть, ей моральных страданий будет достаточно? А я ей действительно какой-нибудь домашний арест придумаю.
Лиза с сожалением покачала головой.
- Это будет неправильно. Более мягкие меры не пройдут! Перед экспертами не оправдаешься. Да и Галина Алексеевна тебе скажет, если узнает: «Не хватает решимости – не берись!»
Лена, и Инне это на пользу не пойдёт. Вспомни, я только что сделала такую ошибку. Мы обязаны довести всё до конца! Подумай, сейчас Инна отмучается – и всё! Завтра она перед тобой уже чиста, и больше подобного себе не позволит, я уверена.
- Хорошо!
Лена энергично встряхнула головой, встала и подошла к окну.
- Прости, Лиза. Я готова!
- Тогда скажи, какое наказание я должна ей провести? Ты «заказываешь музыку».
- Мы же договорились на «безлимитку»!
- Лена! – удивлённо воскликнула Лиза. – А поконкретнее? Ты своей Соне и «безлимитку» проводишь по «восьмому»! Мне тоже «восьмой» применить?
- Да ты что? – испугалась Лена. – Нет, Лиза, давай без крови обойдёмся.
- Лена, но Инна не воспитанница! Она воспитатель, и совершила серьёзный проступок. Слишком мягко поступить с ней мы тоже не можем!
- Лиза, «шестой строгий» подойдёт? Тоже сурово, но всё-таки не «восьмой».
- Хорошо. Но продолжительность я оставляю на своё усмотрение. Не возражаешь?
- Нет.
- Тогда просто стой рядом и не вмешивайся. Договорились?
- Да.
Из спальни вышла Инна, держа в руках простыню, в короткой облегающей чёрной футболке и стрингах. Покорная и очень смущённая, она остановилась у порога и выжидательно смотрела на подруг. У Лены сжалось сердце: такой беззащитной показалась ей Инна.
Елизавета указала ей на стол.
- Стели простыню и ложись!
Инна послушно расстелила на столе чёрную, расшитую золотом простыню. Лена расширенными глазами смотрела на преобразившийся стол.
- Попроще чего-нибудь не нашла? – не выдержала Лиза.
- У меня нету попроще, - виновато ответила Инна. – Нешёлковые - все подобные.
- Хорошо, ложись уже! – нетерпеливо проговорила Елизавета. – Кстати, если Лена не будет против – могу тебе маленькую поблажку сделать. Музыку включить. Хочешь?
- Да, - почти прошептала Инна.
- Лена? – обернулась к коллеге Лиза.
- Включайте, - кивнула та.
- Что предпочитаешь? – усмехнулась Елизавета.
- Лиза, там диск уже стоит. Восьмая дорожка. «Аллегро» Вивальди из ля-минорного концерта.
- Классика? С ума сошла! – возмутилась Лиза. – Разве можно хорошую музыку в такой ситуации ставить? Ты же это «аллегро» любишь, я знаю! А потом вообще его слушать не сможешь, возненавидишь. Я тебе лучше какую-нибудь «попсу» включу.
- Нет, Лиза, давай Вивальди, - настаивала Инна. – Я это «аллегро» как раз в трудные минуты слушаю. Всё будет нормально.
- Хорошо. Ложись. Лицом ко мне! Глаза не закрывать! – строго предупредила Лиза.
Инна, несмотря на страх и смущение, слегка улыбнулась и быстро легла.
Елизавета щёлкнула пультом, затем, не говоря больше ни слова, вытащила из чехла ремень и решительно подошла к столу. Лена оторвалась от подоконника и встала рядом.
От первого удара Инна даже не вздрогнула, но для этого ей пришлось собрать все свои силы. А морально девушка готовилась к этому моменту уже все последние полчаса. У неё ещё со школьных времён была тайная примета-суеверие: если сможет перенести первый удар абсолютно невозмутимо, не шелохнувшись, то и всю порку вытерпит достойно. Инна также заранее решила, что не будет применять никакие приёмы смягчения боли.
« Это ниже моего достоинства. Буду терпеть так»
Однако уже после первых ударов девушке стало ясно, что Елизавета её щадить не намерена. Инна сама была воспитателем и прекрасно знала, чего ожидать от «шестого строгого», который она распознала практически сразу. Терпеть было трудно... с каждым ударом боль нарастала, а ремень продолжал неутомимо хлестать непривычное к порке тело провинившейся воспитательницы.
Лиза проводила наказание невозмутимо и добросовестно. Она сразу попыталась абстрагироваться и представить, что Инна ей вовсе не подруга, а просто воспитанница. Получилось, конечно, не очень, но Елизавета проявила твёрдость и не дала Инне никакого послабления.
Она порола жёстко, расписывая багрово-синими полосами ягодицы и бёдра подруги, неожиданно меняла направление ударов и темп порки, что не давало наказываемой возможности приспособиться и усугубляло мучения.
Тем не менее Инна лежала, не шелохнувшись, и не позволяла себе не только стона, но даже самой незначительной гримасы на лице.
Просто терпела, ждала, когда всё закончится, и слушала Вивальди. Чтобы хоть немного отвлечься от жуткой боли, девушка пыталась про себя подпевать скрипкам, сбивалась, но упорно начинала снова и снова!
Елизавета поставила режим воспроизведения одной дорожки, поэтому «Аллегро», закончившись, зазвучало опять.
Через некоторое время Лиза велела Инне раздвинуть ноги и продолжила порку, нанося удары наискосок, так что ремень впечатывался в ягодицы, а его кончик попадал прямо по верхне-внутренним частям бёдер.
Теперь Инне стало совсем плохо, но девушка с облегчением поняла, что вполне владеет собой и вытерпеть достойно сможет и это.
Лена наблюдала за наказанием внешне довольно спокойно и не вмешивалась, как и обещала Лизе. Однако она страшно переживала: каждый удар отдавался тупой болью в сердце! Девушка побледнела, ей казалось, что дотерпеть до конца она вряд ли сможет.
Когда стало ясно, что Инна отлично держится, Лене стало немного полегче.
"Ладно, пусть терпит, - думала она. – Это пойдёт ей на пользу. Но как всё ужасно! Не дай Бог ещё раз такое пережить!"
По комнате разливались звуки великолепной по своей красоте мелодии. Лена ощущала, что смычки скрипок играют как будто на струнах её души! «Под музыку Вивальди...», – невольно вспомнила Лена слова известной песни и вздохнула. Она, как и Лиза, считала, что хорошая музыка и ужасный звук, с которым ремень врезается в тело, совершенно несовместимы!
Елизавета остановила порку только тогда, когда лицо Инны сильно покраснело, на лбу выступили крупные капли пота, а в углах глаз появились непроизвольные слёзы.
- Думаю, достаточно! – она опустила ремень.
- Вполне, - согласилась Лена.
У неё не оставалось никаких сомнений в том, что Инна получила суровое наказание.
- Ты будешь спрашивать её о выводах? – усмехнулась Лиза.
Она знала о манере Лены так заканчивать наказания.
- Обязательно! Но позже.
- А обезболивание применять? – Елизавета уже достала баллончик с «Классик-А» и вопросительно смотрела на Лену.
- Давай применим. За хорошее поведение, - улыбнулась та.
Всё-таки она была очень рада, что наказание закончилось.
Инне пока ещё было не до смеха, но она тоже сделала попытку улыбнуться.
Лиза кивнула и от души, не жалея, обработала Инне раны, которые оказались довольно впечатляющими.
- Да уж! – протянула она. – Лена, если «третью-бис» не разрешишь – не скоро она сядет!
- А я разрешу! – пообещала Лена. – Завтра и наложим.
Мазь «третья-бис» помогала замечательно, но существовала одна особенность: накладывать на свежие раны её было нельзя. С момента наказания требовалось выдержать не менее двенадцати часов.
Елизавета закончила обрабатывать ремень, убрала его, затем достала платок и вытерла пот со лба.
- Нелёгкая всё-таки у нас работа, - устало произнесла она. – Вот теперь бы я не отказалась от кофе! Лена, будешь?
- Можно, - согласилась девушка.
- Инна, а тебя я даже не спрашиваю, тебе просто необходимо! Ты не против, если я на твоей кухне похозяйничаю?
- Пожалуйста, - пробормотала Инна ещё нетвёрдым голосом.
- Мой фирменный с гвоздикой тебя устроит? – поинтересовалась Лиза.
- Да.
- Тогда ждём тебя на кухне.
Минут через десять Инна вошла на кухню в бело-розовом длинном махровом халате. Она уже умылась и тщательно расчесала волосы, которые были сейчас свободно распущены по плечам.
Девушка была бледновата, передвигалась явно с трудом, но глаза блестели.
Елизавета, быстро взглянув на неё, тут же разлила по чашкам мастерски приготовленный кофе. Инна подошла к столу, взяла свою чашку и с наслаждением сделала первый глоток.
- Девочки, – серьёзно сказала она. – Спасибо вам! Я понимаю, как вам было трудно, но вы меня опять выручили. Второй раз.
- Третьего не будет! – сердито ответила Лена. – Не надейся, что я ещё когда-нибудь на такое пойду. Мне хватило!
- Я знаю, – кивнула Инна.
И твёрдо добавила:
- Я обещаю, что ничего подобного не повторится никогда! Вам не придётся из-за меня больше переживать. Простите меня!
Она поставила чашку и взволнованно продолжала:
- Вы ведь меня теперь простите, правда? У нас может быть всё по-прежнему? Так, как раньше? Девочки, пожалуйста, не сердитесь!
Инна очень разволновалась, в глазах заблестели слёзы.
- Инна, успокойся, – в своей обычной манере, немного ворчливо, сказала Лиза. – Стали бы мы это делать, если бы намеревались вычеркнуть тебя из своей жизни, как ты думаешь? Конечно, всё останется по-прежнему!
Ты своё получила и выводы, я надеюсь, сделала. Ведь так?
- Конечно! – воскликнула Инна.
- Лена, а ты что скажешь? Ты меня простила? – с тревогой продолжала она.
Лена оставалась серьёзной и молчала, говорить ей было трудно.
- Лена, может быть, ты считаешь, что одного наказания недостаточно? – порывисто проговорила Инна. – Если так, я упрошу Лизу! Пусть она ещё это сделает! Один раз, два, три, пять – сколько скажешь! Лиза, ведь сделаешь, правда?
Она умоляюще посмотрела на Елизавету.
- Да успокойся ты, наконец! – с досадой произнесла Лиза. – С какой стати Лене менять своё решение? Если она сразу назначила тебе одну порку, значит, так и будет!
Инна, Лена хочет, чтобы ты объяснилась. Почему ты так поступила? Ты же сама понимаешь, просто так ничего не бывает! На нервы списывать нечего.
Ты не просто инструкцию нарушила, ты Лену обидела недоверием! Ты не понимаешь?
- Недоверием? – удивилась Инна. – Почему?
Она растерянно смотрела на подруг.
- Девочки, объясните, я не понимаю! – в отчаянии воскликнула она.
- Лена, я права? – обернулась к подруге Лиза.
Девушка кивнула и собралась, наконец, с силами.
- Инна, прости, что Лиза за меня объясняется. У меня внезапно какие-то спазмы возникли, говорить не могла!
Она улыбнулась и покачала головой:
- Теперь я Соньку понимаю. Ощущение ужасное! Хочешь сказать, и не можешь, воздух и то глотнуть трудно.
Инна, подумай!
Как только мы начали вместе работать с тобой и Машей, я вас сразу просила:
"Девочки, ничего не держите в себе! Если вы не согласны с моими решениями или каких-то моих поступков не понимаете – давайте сразу это обсуждать. Такие ситуации опасны. Раздражение и непонимание накапливаются – и вот результат!"
Инна, ведь мы же так и работали всё это время, правда? А сейчас что ты мне выдала? Почему вдруг такие претензии? Да я и понятия не имела, что тебя задевает то, что я Соню сама наказываю!
Почему ты об этом молчала? Получается, ты мне не доверяла? Не хотела или боялась со мной поделиться?
Инна изумлённо смотрела на Лену.
- Лена, ничего такого не было, никакого недоверия! Я просто очень удивилась, когда ты пришла сегодня в шесть утра. Лена, ты же так никогда раньше не поступала, вспомни! Все утренние ранние наказания всегда мы с Машей проводили. Я и подумала:
«Всё, теперь она мне не доверяет! После вчерашнего!»
И сорвалась! Ну, а ещё вспомнила, что ты всю неделю с Соней сама работала, как будто считала, что я не смогу полноценные наказания ей проводить. Я думала, что это ты мне не доверяешь!
Лена вздохнула.
- Инна. Ты меня всегда понимала с полувзгляда! Я была уверена, что и сейчас всё так же. Да, у меня есть две причины самой разбираться с Левченко, но к тебе они никакого отношения не имеют.
- А какие? – с интересом спросила Елизавета.
- Во-первых, Соня меня боится. Я всё ещё внушаю ей ужас, это заметно. Она старается держаться, и отлично у неё это получается, но от меня терпеть наказание ей не только больно, но и страшно, и стыдно, и очень унизительно! И самолюбие её страдает. Мы с Соней работали, учились вместе, за одним столом на «Совете лидеров» сидели, были равны во всём, а теперь она вынуждена лежать передо мной голая и терпеть от меня порку! И осознавать, что она полностью в моей власти.
Да я, как только беру ремень, у неё всё внутри переворачивается, и не просто от страха, а от комплекса всех этих чувств!
Лена перевела дух.
- А к вам с Машей у Сони другое отношение. Она от вас вытерпит эту порку, даже по «восьмому», и глазом не моргнёт! Уж только с одной болью она прекрасно справится.
А я не хочу ей жизнь облегчать, понимаете? – взволнованно и горячо продолжала Лена. – Пусть расплачивается по «полной»! Пусть и физически, и морально страдает!
Инна отвела глаза и вздохнула. Лиза тоже выглядела озадаченной.
- Что-то не так? – удивилась Лена.
- Лен, ты так всё это описала, что у меня мурашки побежали, - призналась Елизавета. – Честно говоря, жалко мне твою Соню. Но, так всё и есть, ты права. А вторая причина?
- Вторая – самая банальная. Вот ты только что «безлимитку шесть-два» провела, и как ты себя чувствуешь?
- Ну, если честно, как выжатый лимон.
- Правильно! Сейчас дома – сразу под душ, а форму – в стирку, верно?
- Конечно, - кивнула Лиза.
- А Софья от меня сейчас 2-3 раза в день такое получает. А в последние два дня – не «шесть-два», а «восемь-четыре»! Да я за неделю на три килограмма похудела, и у завхоза ещё четыре комплекта формы взяла! Так я, чаще всего, могу после наказания сразу душ принять и переодеться. А Инна с Машей? Когда им? Они же «дежурные», от воспитанниц отойти не могут. Вот я сама всё и делаю!
У меня с Сонькой счёты, мне и работу тяжёлую выполнять. Зачем я буду на девчонок всё это перекладывать?
- Ну, я и дура! – воскликнула Инна. – Лена, ещё раз прости! Но я же этого не знала...
- Инна, - вздохнула Лена. – Я тоже неправа. Просто не привыкла тебе объяснять ход своих мыслей: ты обычно и так всё чувствуешь. А тут – осечка вышла!
Ведь я Маше вчера сказала, что все «напоминания» Соне буду сама проводить, а тебе – нет! Могла бы и тебя предупредить. Но, Инна! Мы же с Машей друг у друга мысли не читаем! А с тобой всегда было именно так!
- Короче, девчонки, всё с вами ясно, – улыбнулась Лиза. – Миритесь! Быстро! Вопрос решён. Не поняли друг друга, бывает! А за свою несдержанность Инна достаточно получила.
Инна к этому времени уже стояла, прислонившись спиной к стене. Девушка, кроме довольно ощутимой ноющей боли, ощущала ещё слабость и головокружение. Строгое наказание и последующее эмоциональное обсуждение не прошли для неё даром.
Лена вскочила с места, подбежала к Инне и крепко её обняла.
- Пережили – и забыли! – горячо проговорила она.
Инна в волнении кивнула. Когда Лена её отпустила, девушка, стараясь скрыть своё смущение, оторвалась от стенки и начала активно доставать из холодильника и навесного шкафчика различную еду и напитки. Через минуту на столе уже не оставалось места, на нём появились зерновой хлеб, печенье, конфеты, вишневый джем, различные мясные нарезки, сыр, фрукты, листовой салат, несколько пачек с соками.
- Аппетит что-то прорезался, - оправдывалась Инна, уже сооружая себе бутерброд сразу с «Преображенской» колбасой, сыром и зелёным салатом. – Я же весь день от волнения почти ничего не ела! Девчонки, налетайте!
Аппетит, как выяснилось, прорезался у всех. Запасы Инны быстро подходили к концу.
Некоторое время ели молча. Затем Лена сказала:
- На самом деле, теперь я рада, что не сдала Инну «властям». Лиза, спасибо тебе, что ты меня уговорила и поддержала. Ну, и провела всё это, конечно!
- Да на здоровье, - усмехнулась Лиза. – Инна, ты уж не обессудь. Пришлось поступить с тобой «по всей строгости закона»!
- Садистка! Я тебе ещё припомню, – улыбнулась Инна.
- Как бы не так! Руки коротки! – возмутилась Елизавета.
- Не завидую я, Лиза, твоим воспитанницам, – продолжала Инна. – Техника у тебя что надо!
- Ещё бы! С моим-то опытом, – рассмеялась Лиза. – А ты тоже молодец! Держалась стойко!
- Не просто стойко, а потрясающе! – воскликнула Лена. – Я, если бы не стояла совсем рядом, подумала бы, что Лиза «халтурит»! У тебя, Инна, такое лицо было, как будто ты просто музыку слушаешь.
- Девчонки, на самом деле я еле терпела, – смутилась Инна. – Но ведь не хотелось перед вами опозориться! А вот у Галины Алексеевны я бы точно орала и умоляла о пощаде.
- Ладно, не выдумывай! У неё ты тем более рта бы не раскрыла, – заметила Лиза. - Инна, а ты, вообще-то, откуда узнала про такую возможность? Ну, что ответственные воспитатели могут сами назначить и провести наказание. Об этом и сами "ответственные" узнают обычно только тогда, когда уже сертификат получен. Даже Лена ещё не знала! А ты же Лену сама попросила!
- А я и не знала, – удивилась Инна. – Я лихорадочно искала выход и методом «тыка» решила попробовать этот вариант.
- То есть, ты просто случайно догадалась? Интересно! – протянула Лиза.
Инна опять стояла у стены, за спиной у Лены, напротив Елизаветы. В ответ она возмущённо махнула рукой, в которой держала грушу.
- А что тут такого сложного?
Лиза пожала плечами.
- Если об этом знать, то не сложно. А, если не знать, то идейка получается нестандартная...
Лена, раскрывая упаковку нарезки с карбонатом, серьёзно произнесла:
- А она и не сама это придумала. Ей наша Левченко подсказала. Инна у неё слова утром проверяла, а потом они и пообщались. А Соня у нас мастер на такие идеи. Вовсе неудивительно!
Лена спокойно завернула кусок карбоната в лист салата и откусила.
Лиза недоверчиво посмотрела на неё. Лена, зная, что Инна этого не видит, улыбнулась Елизавете, подмигнула ей и приложила палец к губам.
"Тьфу-ты! Приколистка! – возмущённо подумала Лиза. – Ну, у неё и шуточки!"
Она глянула на Инну и недоумённо нахмурилась. На подруге не было лица! Она стояла у стены совершенно бледная, с испуганными глазами, и хватала ртом воздух.
- Инна! Это, что – правда? – ошарашено спросила Елизавета.
Инна кивнула и слабым голосом подтвердила:
- Да. Так всё и было. Лена, а ты откуда знаешь? Ты уже успела с Соней поговорить?
Не поворачиваясь к Инне и не отрываясь от своего бутерброда, Лена невозмутимо кивнула:
- Ага! Я после индивидуального урока устроила ей допрос с пристрастием. Она мне всё и выложила. Так что, теперь вы обе у меня «на крючке»!
Лиза видела, что Инна близка к обмороку: она пошатнулась и с трудом удержалась на ногах.
Внезапно в наступившей тишине приятный мужской голос запел:
- Возьми трубку, дорогая, я хочу тебе сказать...
Лена, покраснев, хлопнула себя по лбу.
- Балда! Уже ночь! Я же забыла позвонить вовремя! Ну, сейчас мне достанется...Девчонки, я на минуточку!
Она, на ходу раскрывая телефон, выскочила из кухни.
Лена ежедневно после педсовета обязательно звонила маме и Кириллу. Конечно, обычно она звонила им и днём, если могла, особенно Кириллу. Но вечерний звонок был обязательным, и этот ритуал соблюдался неукоснительно! Только после педсовета Лена обычно оказывалась полностью свободна, и поговорить можно было спокойно, не торопясь, обо всём.
С мамой девушка сегодня уже успела поговорить, ещё когда ждала Елизавету. А Кириллу намеревалась позвонить позже, сразу после наказания, но, в смятении чувств, забыла. И вот теперь он, конечно, не выдержал и позвонил сам. Беспокоится.
Когда Лена вышла, Инна опустилась на пол, на корточки, и простонала:
- Но, если она знает, то почему ещё меня не убила?
Лиза была потрясена. Она не могла в такое поверить!
- Инна! Ты действительно советовалась с Левченко? Это не шутка? – всё же переспросила она.
Инна отчаянно замотала головой.
- Ну, вы, блин, даёте! – ошеломлённо высказалась Елизавета.
Затем решительно подошла к девушке и помогла ей встать.
- Ты совсем рехнулась! – сердито выговаривала она подруге. – Ты не должна была этого делать, даже пытаясь спасти свою шкуру! Это же надо – просить совета у воспитанницы, да ещё у Сони! Зная о её отношениях с Леной! Мне не могла позвонить? Будить постеснялась?
- Лиза, я была в таком отчаянии! Расплакалась у неё на глазах, представляешь? А тут оказалось, что Соня знает про комиссию вчерашнюю. Сказала, что очень мне сочувствует, и спросила, чем может помочь. Лиза, времени же было очень мало! Вы со Светой с самого утра тоже заняты! А мне казалось, что немедленно надо найти выход, прямо сейчас! А у Сони мозги – ну, сама знаешь! Я ей всё и рассказала! Лиза, она же не простая воспитанница, она почти сотрудник, ты сама говорила! И ведь в итоге всё получилось...
- Получилось, - проворчала Елизавета. – Но Лена… Я даже не знаю, что она с вами сделает! Но, к счастью для тебя, сейчас она шутила! Ты разве не поняла? А, впрочем, она же спиной к тебе сидела. Конечно, ты не видела, как она мне подмигнула и улыбнулась. И говорила она вроде бы вполне серьёзно...
Инна, Лена ничего не знает. Она решила тебя подколоть и случайно попала в точку! Тебе повезло, что ты за спиной у неё стояла, и телефон у неё вовремя зазвонил! Лена подумала, что, и ты ей подыгрываешь, она ведь твою физиономию не видела!
- Правда? – с надеждой спросила Инна. – Но, Лиза, она так всё расписала…
«Слова проверила, а потом они пообщались…» - вспомнила девушка.
- Инна, Лена же знала, когда ты с Соней в кабинете наедине оставалась.
- Кстати! – испугалась Елизавета. – Вы говорили перед камерами?
- Нет, за перегородкой.
- Хоть на это у тебя ума хватило, - облегчённо вздохнула Лиза.
- Лиза, я всё равно не смогу теперь это от Лены скрыть! Она сейчас придёт и по моему лицу догадается! – Инна чуть не плакала.
- Надо скрыть! – Елизавета возбуждённо заходила по кухне. – Пусть всё остаётся шуткой. Если ей суждено узнать, то пусть хотя бы не сейчас, а то вам обеим не поздоровится. И я тебя уже не спасу. И никто не спасёт!
Лена может с тобой вообще разговаривать перестать! А Соньку просто запорет!
Инна опять побледнела.
- Я тоже так думаю, – прошептала она. – Соне и так плохо! А будет ещё хуже! Лиза, что же делать?
- Сделаем так! – решилась Елизавета. – Сейчас иди в душ. А Лену я уведу. Скажу, что тебе нехорошо, и покой уже нужен. И, что её шутку мы оценили. Поняла?
Инна испуганно кивнула.
- Иди! А завтра с утра отлёживайся и готовься к зачёту по истории. А перед обедом я к тебе приду с «третьей-бис».
Инна опять кивнула и вышла из кухни.
Каталоги нашей Библиотеки: