helena. Когда жизнь повернулась спиной
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Вскоре Елизавета, Лена и Инна сидели в креслах вокруг круглого журнального столика. Инна выглядела очень расстроенной и смущённой, на Лену не смотрела. В ее душе теплилась надежда на благоприятный исход всей этой истории. Девушка понимала: если Елизавете как-то удалось убедить Лену хотя бы сесть за стол переговоров, то всё не так уж безысходно. Лизой она просто восхищалась! Инна по своему неудачному опыту знала, что добиться даже этого явно было нелегко.
- Лена, - начала Лиза. – Выслушай нас, пожалуйста. Мы с Инной сейчас не сговаривались, но я уверена, что чувствуем себя совершенно одинаково с тех пор, как ты заявила, что решила отказаться от нашей дружбы.
- Вы сами так решили, когда сделали это! Вы не оставили мне выбора, - горячо возразила Лена. – Как я ещё могу на это отреагировать? Вы сами подумайте.
Елизавета вздохнула.
- Инна, давай сначала ты поделишься.
Девушка кивнула.
- Ужасно я себя чувствую, - тихо проговорила она. – Лена, ты полностью права: я виновата во всём. Конечно, я не должна была проявлять слабость перед Соней, но, понимаешь, не хватило мне мужества! Я не оправдываюсь, но слишком меня все эти неприятности подкосили. Я очень испугалась, и за себя, а потом ещё за Соню, поэтому мы от тебя и скрыли всё, и я ни о чём больше не в состоянии была подумать! Ни о твоих чувствах, ни о последствиях!
А тогда, в воскресенье, я сразу всё поняла, как только ты завела об этом разговор. У меня от страха поджилки тряслись, но я продолжала упорствовать, хотя понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тоже не хватило смелости и мудрости поступить по-другому! А когда ты заявила о своём решении, мне и совсем плохо стало.
- Лен, ты пойми! – отчаянно воскликнула девушка. – Ведь какая ситуация складывается! Мы с Лизой сильно обо всём сожалеем, а что мы сейчас можем сделать? Ведь ничего уже не исправишь. Мы можем только умолять тебя о прощении, понимаешь? И обещать, что никогда ничего подобного не повторится!
Лена, прошу тебя, не надо разрывать наши отношения! И я этого не переживу, и Лизе, да и тебе самой будет очень трудно. Это окажется непоправимым и бессмысленным! У нас же не просто дружба, у нас нечто большее, согласись.
Я помню, как ты переживала, когда меня хотели отстранить. Ты же почти физическую боль испытывала от того, что мы только на время могли расстаться, ты же сама рассказывала! А теперь что ты хочешь сделать? Ну не поступают так с близкими людьми!
- А со мной так можно было поступить? – не сдавалась Лена.
- Если ты не можешь меня просто простить, то придумай другие меры! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко: заявить мне и Лизе, что ты в нашей дружбе больше не нуждаешься!
- Да я нуждаюсь! – закричала Лена. – Даже очень! Но я возмущена и обижена, понимаешь? Я теперь не верю, что у нас действительно такие отношения, как ты описываешь, раз вы смогли их так легко поставить под угрозу, да ещё, по сути, из-за ерунды!
- Такие, Лена. Именно такие, - вмешалась, наконец, Лиза. – А мы с тобой и вообще уже больше года очень близки, правда?
- Да, - прошептала Лена.
- Я чувствую себя так же, как и Инна, - продолжала Лиза. - В том, что мы не признались тебе тогда вечером - только моя вина. Инна как раз не готова была всё это скрывать, но я её убедила, что это необходимо. Понимаешь, я немного другого склада человек. Я не считаю, что абсолютная правда во всём – это самый лучший выход. Мне кажется, иногда можно дипломатию проявить, умолчать о чём-то в интересах дела.
Прости. Видимо, я недостаточно хорошо тебя узнала за всё это время, а когда сейчас прослушала запись, поняла, что ты на самом деле чувствуешь, и как мы тебя обидели. Инна права. Мы можем только просить прощения и обещать, что в будущем будем с тобой всегда честны, и никакой, даже мелкой фальши, не допустим.
Пожалуйста, прости нас. Ведь мы просто недостаточно тебя понимали, думали, что так для всех будет лучше. А это только ошибка, согласись. Вот подлости или предательства, действительно, нельзя было бы простить. Но ведь наша вина не из этой серии, правда?
Лена глубоко вздохнула и немного помолчала.
- Да, - согласилась, наконец, она. – Девочки, вы правы. Я, когда сейчас вас слушала, поняла, что ситуация сложилась примерно такая же, как у нас с Левченко. Она передо мной виновата, но, хотя и вину свою признаёт и раскаивается, но изменить уже ничего не может. Ей остаётся только надеяться, что я когда-нибудь её прощу.
- Да, так и есть, - подтвердила Лиза. – Помнишь, я тебе говорила про милость?
Лена кивнула.
- Помню. Но с Соней у нас другие отношения. Я ей ничем не обязана и вправе поступать по своему усмотрению. А вы мои подруги. И, если я продолжу упираться, когда все слова извинения уже сказаны, это будет жестоко и эгоистично.
Лена улыбнулась.
- Ведь, на самом деле, и мне этого не хочется. Я вас люблю, и не смогу жить полноценно без вашей дружбы. Хорошо. Давайте на этом и договоримся, что между нами всё остаётся по-прежнему. Простите меня, что я была несдержанной и позволила себе разбрасываться такими обещаниями. Но вы меня больше не обманывайте ни в чём, хорошо?
- Конечно! – практически простонала Инна. Елизавета с явным облегчением кивнула.
- Лена, я тобой восхищаюсь. Ты смогла взять себя в руки, всё правильно оценить и принять великодушное решение. И это несмотря на переполнявшие тебя чувства! Спасибо!
- Я тоже очень рада, что всё так закончилось, - улыбнулась Лена.
- Но теперь я готова по отношению к Инне рассмотреть другие меры, - уже другим тоном добавила она.
Подруги удивлённо посмотрели на неё.
- Инна, ты сама только что сказала, что, если я не могу тебя просто простить, то вправе принять дополнительные меры. С вашим обманом мы разобрались. Вы мне всё объяснили, я это приняла. Но что мы будем делать с твоим личным проступком, совершенно недостойным воспитателя?
Я тебе уже высказывала, что думаю по этому поводу. Ты, как воспитатель, не имела никакого морального права проявлять слабость перед воспитанницей, рыдать у неё на глазах, да ещё и просить у неё совета! Это не только твоей репутации нанесло удар, но и повредило всему нашему коллективу в целом. Ведь ты для Левченко – представитель педагогического состава нашего отделения!
Вот как раз это я не могу оставить без внимания. Я категорически против, чтобы мои дежурные воспитатели поступали подобным образом. За это ты не должна дополнительно ответить, как ты считаешь?
Лена испытующе смотрела на Инну, но подруга молчала.
- Мне кажется, тут одного признания своей неправоты будет мало, - не дождавшись ответа, продолжала Лена. – Я хочу, чтобы ты ещё какое-то время об этом помнила, и сделала более глубокие выводы.
- А что ты предлагаешь? – растерялась Инна. – Ты же обязала меня лично проводить все наказания Соне. Ведь ты не собираешься это отменять? Я так поняла, что ты решила именно этим меня наказать. Разве не так?
- Ничего себе, - протянула Елизавета. – Лена, ты, действительно, ей это приказала?
- Да. А что тут такого? И это совсем не в наказание. Просто Инна должна понять, что Соня для неё такая же воспитанница, как и все, несмотря на то, что оказала ей услугу.
- Выскочка наглая, - не удержавшись, проворчала Лена. - Хоть вы все и прочите её в воспитатели, но до этого ещё далеко!
- Лена, - вздохнула Инна. – Если ты считаешь, что я должна понести за свой поступок наказание, то назначь мне его. Это справедливо, я с этим согласна. И ведь в этом случае всё будет проще? Формально нарушения не было, значит, и протокол никакой оформлять не нужно. Разберёмся между собой. Лиза, я права? Как там по внутренним инструкциям получается?
Елизавета задумчиво протянула:
- А получается так. Поскольку ты совершила проступок больше морального аспекта, то любые меры Лена может применить к тебе только, если ты добровольно с этим согласишься. А, если ты против, она вправе рассказать обо всём заведующей, посоветоваться и попросить на тебя повлиять. Думаю, Галина Алексеевна в этом случае сурово с тобой не поступит, но беседу проведёт основательную. Да ещё и будет иметь в виду, что ты у нас, оказывается, особа невыдержанная, склонная к истерикам и неизвестно чего от тебя можно ожидать. Тебе это надо?
- Нет, - побледнела Инна. – Я и так согласна. Лена, ты хочешь, чтобы я получила за это ещё одну порку?
Инна спросила об этом с легкой улыбкой, вроде бы как в шутку. По крайней мере, она очень на это надеялась. Чего-чего, а повторения подобной экзекуции девушке совершенно не хотелось.
- Нет.
Инна про себя облегчённо вздохнула, но радовалась она рано. Лена довольно жёстко продолжала:
- Твой поступок невероятно меня возмутил. Я уже объяснила, почему считаю такое поведение недопустимым. Одной порки будет недостаточно. Я настаиваю на серии.
Даже Елизавета внутренне ахнула:
«Ничего себе! Не одно, так другое! Совершенно непредсказуемая девица!»
А Инна, которая совершенно такого не ожидала, просто вытаращила глаза.
- На какой серии? – прошептала она непослушными губами.
- Я полагаю, десяти «безлимиток» будет достаточно, - спокойно уточнила Лена. – Через день. В дни твоих дежурств.
Инна просто потеряла дар речи.
- Лена, - вмешалась не менее удивлённая Елизавета. – Ты планируешь опять меня просить это делать???
- Нет, - девушка выглядела совершенно невозмутимой. – Ты преподала мне хороший урок, теперь я сама справлюсь.
Говоря всё это, она пристально смотрела Инне прямо в глаза.
- Мы можем даже не ходить к тебе в квартиру. Ты держишься стойко, кричать не будешь. А даже если и будешь, кабинеты у нас звуконепроницаемые. Вполне можем проводить всё это в нашем кабинете, на диване в зоне отдыха, так даже и удобнее.
Лена достала из кармана календарик и быстро произвела подсчёты.
- Начнём прямо сегодня, - заявила она. – А закончим как раз к Новому Году.
- О-о-й, - выдохнула Инна. – Лен, а это всё-таки не слишком?
- А ты как хотела? – закричала на неё Лена. – Проступки ты тоже совершаешь сериями, а отвечать за них каждый раз стремишься по минимуму! Сначала – штраф вместо отстранения. Потом – одна негласная порка вместо позора и официального разбирательства! И сейчас ты ведь никакой гласности не хочешь, правда?
Инна торопливо кивнула.
- Нет, дорогая, если уж я об этом узнала, то на этот раз так легко не отделаешься. Будешь расплачиваться!
- Лена, а в этот раз у тебя рука не дрогнет? – ехидно поинтересовалась Лиза. – Сейчас для тебя не будет иметь значения, что Инна твоя подруга? А то тогда, в пятницу, ты очень громко об этом кричала – что руки на неё поднять не сможешь.
- Не дрогнет, - так же спокойно ответила Лена. – Я с тебя буду брать пример, и, к тому же, на Инну за это я очень рассердилась.
Инна, а если ты не согласна, то я Галине Алексеевне про это расскажу. Пусть она узнает, как ты перед Соней расплакалась, проблемами своими делилась и совета просила. А раз она узнает про это, то, соответственно, будет знать и про всё! И про нарушение инструкции, и про порку, которую ты от нас получила. Ведь эти твои проступки один из другого вытекают, скрыть не получится! Так что думай! Выбор у тебя есть.
Инна сидела совершенно растерянная. Выслушав Лену, она жалобно посмотрела на Елизавету.
- Что ты на меня-то смотришь? – не выдержала Лиза. – Лена - твой непосредственный начальник. Если она так решила – я ничего для тебя сделать не смогу! Хотя … погоди, всё-таки попробую.
Лен, а, может быть, ты чуть-чуть сжалишься? Мне тоже кажется, что десять «безлимиток» - это очень много за …такую вину. Елизавета предполагала вначале сказать «сомнительную вину», но в последний момент передумала, решив не будить лиха.
- Ничего. В самый раз. Пусть у неё отложится, как следует, и в голове, и в том месте, которым она думала.
Лена встала, подошла к креслу Инны и нависла над девушкой.
- Отвечай мне прямо сейчас: ты согласна или нет? Предупреждаю: если нет – я сегодня же беседую с Галиной Алексеевной.
- Согласна, - в голосе Инны звенели слёзы.
- И ты на меня за это не обидишься? – серьёзно спросила Лена. – Может быть, потом ты, в свою очередь, скажешь, что разрываешь со мной отношения? Выдержит наша дружба и это испытание?
- Выдержит, - вздохнула Инна. – Я не обижусь. Хотя и считаю такое наказание очень жестоким, я покорно принимаю твою волю.
Елизавета шумно выдохнула и возмущенно взмахнула рукой, однако промолчала.
- Хорошо.
Лена уселась на своё место, удовлетворённо посмотрела на озадаченных подруг.
- И последнее, что я хочу вам сказать.
Она улыбнулась.
- Девчонки, сейчас я прикалывалась. Ясно?
- Что? – грозно воскликнула Лиза.
- Что слышала! – весело ответила Лена. – Ничего мне от Инны не надо, и никакой «серии» я ей проводить не собиралась. Вполне достаточно, что она будет наказывать Левченко. Я пошутила.
Она насмешливо взглянула на изумлённых коллег и ехидно добавила:
- Простите! Не смогла удержаться от мелкой мести.
Лиза с Инной всё ещё не могли прийти в себя. Лицо Елизаветы сделалось практически багровым.
- Ты сейчас сама от меня лично по заднице получишь, и не посмотрю, что ты «ответственная» сегодня! – прошипела она, медленно поднимаясь.
- Вот ещё! – возмутилась Лена. – Значит, вам меня, сговорившись, обманывать можно, а мне даже невинно пошутить нельзя? Как бы не так! Получили? Считайте, что я за себя отомстила.
Она легко вскочила, посмотрела на бледную Инну и попросила Елизавету:
- Лиза, пожалуйста, уложи её сейчас в это твоё замечательное кресло и дай посмотреть «Морской прибой» Иначе вряд ли она сможет ещё сегодня работать! А я пойду к воспитанницам и отпущу Алину. Совсем мы своих девчонок сегодня забросили! Инна, жду тебя через двадцать минут.
С этими словами Лена вышла из кабинета.
Проводив её возмущённым взглядом, Елизавета восхищённо проговорила:
- Вот ведь зараза! Это же надо – так нас развела! Я ни на секунду не усомнилась. Уже хотела тебе посоветовать передумать, уж пусть бы лучше она Галине про всё рассказала. Та бы тебя немного пожурила – и дело с концом.
- Ладно, Лиза, - улыбнулась Инна. – Лена имела на это право. А я себя чувствую, как будто меня за секунду до казни сняли с эшафота. Я ведь тоже не усомнилась и перепугалась жутко. Честно говорю, мне и одного раза хватило.
Елизавета за руку вытащила Инну из кресла, втолкнула в трансформер и щёлкнула пультом. Кресло мягко откинулось, и девушка оказалась в полугоризонтальном положении.
- Давай выполним просьбу твоей начальницы, - усмехнулась Лиза. – А то с ней, похоже, шутки плохи.
Лена бодро вошла в учебную комнату своей группы, окинула внимательным взглядом вскочивших воспитанниц и разрешила им сесть. Затем подошла к Алине и с улыбкой шепнула девушке:
- Алинка, спасибо тебе. Очень выручила! Понимаешь, поговорить надо было, и именно сейчас.
- Да не за что, - улыбнулась в ответ та.
Лена отметила про себя, что сегодня Алина выглядит гораздо лучше, чем вчера, после их откровенного разговора, да и держится увереннее. Отпустив коллегу, Лена уселась за свой стол и заявила воспитанницам:
- Кто считает, что уже готов к завтрашним урокам, подходите по очереди ко мне.
Соня подошла к воспитателю первой, других желающих пока не наблюдалось.
Пока Елена Сергеевна отсутствовала, Соня очень волновалась. Она слышала, что Лену попросила прийти Елизавета и втайне очень надеялась, что той удастся как-то разрулить эту сложную ситуацию. А когда к воспитанницам вошла Алина Геннадьевна и отослала Инну, Соня укрепилась в своих надеждах и мысленно восхитилась мастерством Елизаветы.
«Теперь вдвоём они её «дожмут», - подумала девушка. Ну, а потом Лена вошла в класс с улыбающимися глазами, и Соне стало ясно, что так всё и вышло.
Сейчас воспитатель велела студентке сесть напротив. Бегло просмотрев выполненные девушкой письменные задания по английскому, физике и химии, она одобрительно кивнула и спросила:
- А мои упражнения по грамматике сделала?
Соня тут же выложила на стол распечатанное задание по французскому, конечно, безупречное.
- А слова? – поинтересовалась Лена.
- Всё выучила, Елена Сергеевна. Ответить? – предложила Соня.
- Нет. Завтра ответишь, после «напоминания».
В голосе воспитателя опять прозвучала насмешка.
Она задала Соне несколько вопросов по другим предметам, причём, не ключевых, а довольно неожиданных, а по истории «погоняла» студентку очень даже основательно. Однако придраться было не к чему.
Когда Соня уже заканчивала отвечать, в класс вошла Инна Владимировна. Соня заметила, что они с Леной сразу обменялись какими-то насмешливо-понимающими взглядами, после чего Инна села не на своё место дежурного воспитателя, а рядом с Леной. У Сони совсем отлегло от сердца. Она видела, что Лена с приходом Инны как-то очень развеселилась. Она дала Соне листочек с тестом по истории, где требовалось вписать нужные даты.
- Выполни прямо сейчас. Даю тебе минуту, – приказала она девушке.
Соня занялась тестом, а Лена, не обращая на неё внимания, тихо насмешливо спросила у Инны:
- Скажешь, обиделась?
- А ты как думаешь? – подруга бросила на неё быстрый взгляд. – Ты хотела, чтобы у меня удар случился?
- Как раз не хотела, - сдерживая смех, возразила Лена. – Я ведь вообще не планировала сразу вам признаваться, что пошутила. Думала сказать тебе об этом сегодня вечерком, попозже, после отбоя, чтобы ты успела прочувствовать. Но у вас такие были физиономии! Я не только за тебя, но и за Лизу испугалась. Так что я вас ещё пожалела, сказала сразу.
- Не шути так больше, ладно? – попросила Инна.
- Да соображать надо лучше! – тихо возмутилась Лена. – Как ты могла поверить, что я такое тебе организую?
- Сердцем я и не поверила, - ответила Инна. – Но ты это мастерски провернула. Тебе надо было не в воспитатели, а в актрисы идти.
Она широко улыбнулась.
- Даже Лиза не усомнилась. До сих пор возмущается! Лучше ты ей сегодня на глаза не попадайся.
Инна не смогла справиться с эмоциями и прыснула.
Лена тоже довольно улыбнулась.
- Люблю заканчивать день хорошей шуткой, - сказала она и тут же примирительно добавила:
- Ладно, не обижайся. Прости, ну не смогла я удержаться.
Соня закончила и протянула Лене готовое задание.
- Всё верно, - одобрила та. – И по времени уложилась.
- Здорово, правда? – обратилась она к Инне. – Всё смогла: и тест за минуту выполнить, и нас внимательно послушать.
Соня слегка покраснела.
- Левченко, мне очень хочется покончить сегодня со всей этой историей, - произнесла Лена. – Поэтому я тебе доложу, чем у нас всё закончилось, чтобы не оставлять тебя в неведении. В общем, мы пришли к согласию. Всё хорошо. На этот раз твой план провалился.
Соня встрепенулась, недоумённо и вопросительно посмотрела на Лену, но та сделала ей знак молчать и тихо, чтобы не слышали остальные воспитанницы, продолжала:
- Да-да, я ещё раз все хорошо обдумала и пришла к выводу, что план поссорить меня с подругами все-таки ты вынашивала. Несмотря на вчерашние твои заверения, что это не так. Не поверила я тебе до конца, понимаешь? Однако можешь не переживать, все наши договорённости сохранятся.
А насчёт тебя и Инны Владимировны всё остаётся так, как я сказала. С твоей стороны – скромность, а с её – достаточная дистанция и никаких откровений. Вы поняли?
Соня и Инна кивнули.
- Тогда ты, Левченко, свободна. Без пяти десять подходи к двери, пойдешь стоять на коленях.
Сонино «Слушаюсь» прозвучало очень почтительно. Она быстро привела в порядок свой рабочий стол и вышла из класса.
- Ты не согласна с моей оценкой её действий? – Лена испытующе глядела на подругу.
- Ни слова тебе про Соню больше не скажу, - решительно заявила Инна. – Сама решай, как с ней поступать и как её действия расценивать.
- Мне дороже наша с тобой дружба, - уже мягче продолжала она. – А Соня… она всего- навсего одна из воспитанниц нашей группы, и не больше.
Лена незаметно сжала под столом руку подруги и тут же переключила внимание на подошедшую к ним Настю Логинову.
Ночь. В спальне было тихо, воспитанницы спокойно спали. Соня лежала на животе, стараясь не шевелиться и не открывать глаз, хотя давалось ей это с трудом. Сегодня боль во всём теле была слишком сильной, чтобы её можно было просто проигнорировать. Ирина Викторовна вечером не сделала Соне никакой поблажки, опять очень строго выпорола девушку тростью, как и обещала накануне.
Да ещё вторую часть этой экзекуции Соне пришлось терпеть на глазах у Елены: та, как ответственная дежурная по отделению, явилась в зал для наказаний с проверкой, когда Соня как раз по приказу Ирины Викторовны укладывалась на «станок». И, пока ночная воспитательница добросовестно выдавала девушке положенные удары, Лена стояла рядом и наблюдала. Соня, конечно, опять все вытерпела молча, но в присутствии Елены это было так трудно! Затем они обе с Ириной Викторовной склонились над Соней, внимательно разглядывая следы на теле воспитанницы. Очевидно, не все было идеальным, потому что Ирина Викторовна вполголоса спросила:
- Может, хоть облегчённой обработаем?
- Нет уж, - решительно отозвалась «ответственная». – Этот «гуманизм» на дежурство Вероники Игоревны оставим.
И уже другим, строгим тоном, приказала Соне:
- Оставайся пока на «станке». Душ сегодня принимать не будешь, а необходимую обработку я тебе сейчас сделаю…как ты того заслуживаешь.
Вот после этой «заслуженной» обработки, без грамма обезболивания, Соня и лежала без сна в своей кровати уже не один час. От тупой выматывающей боли после трости спасения не было. Однако девушка знала, что из ночных сотрудниц за их группу сегодня отвечает сама Ирина Викторовна. Соне ужасно не хотелось, чтобы так невзлюбившая девушку воспитательница наслаждалась видом её страданий, и изо всех сил старалась лежать неподвижно. Периодически ей удавалось задремать на какое-то время, но сон был неглубоким, воспитанница всё равно ощущала выраженную ноющую боль.
Около трех часов ночи Соня обратила внимание, что Наташа Пономарёва, её соседка слева, спит очень беспокойно. Девушка начала вертеться на кровати, что-то бормотать, даже вскрикивать, хотя глаза её оставались закрытыми.
«Кошмар, наверное, приснился, как мне вчера», - предположила Соня.
Но, если это был кошмар, то он никак не заканчивался. Соне очень хотелось встать и разбудить Наташу, но она не имела права этого сделать. Воспитанницам категорически запрещалось общаться друг с другом после отбоя. А у Сони ещё и бойкот!
«Сейчас Ирина Викторовна притащится», - недовольно подумала девушка.
Внезапно Наташа, не открывая глаз, вся затряслась мелкой дрожью, лицо воспитанницы покрылось крупными каплями пота.
Соня вспомнила, что Наташа в последние несколько дней выглядела неважно, особенно по вечерам. Она несколько раз видела, как девушка вытирала пот со лба, бледнела, старалась куда-нибудь присесть, если это было возможно.
Сейчас у Сони как будто щёлкнуло в мозгу. Она связала воедино все факты: плохое самочувствие одноклассницы, её недавний перевод на спецдиету и теперешние симптомы. Соня одно время серьёзно планировала заняться медициной, да и к маминой работе всегда проявляла интерес. Часто расспрашивала маму об её интересных больных, самостоятельно изучала медицинские справочники и журналы. Один раз мама на Сониных глазах оказала помощь на улице молодой женщине, которой стало плохо: положила ей в рот кусочек сахара. У той женщины были такие же симптомы, как сейчас у Наташи, а мама тогда подробно объяснила дочери, при каких заболеваниях они встречаются.
Соня сейчас вполне могла предположить, что случилось с Наташей. Более того, она даже была в этом уверена.
Уже не колеблясь, девушка решительно нажала кнопку вызова ночного воспитателя, расположенную на стене в изголовье её кровати. Кнопка загорелась красным светом. Тем временем Наташе явно становилось всё хуже. Мелкая дрожь сменилась более заметными подёргиваниями рук и всего туловища. Соня решилась. Закусив от боли губу, она слезла с кровати, подошла к девушке и взяла её за руку.
- Наташа! Ты меня слышишь?
Девушка открыла глаза, увидела Соню и слабым голосом проговорила:
- Да. Но…. Не могу понять, что….
Она опять закрыла глаза и уронила голову на подушку.
Соня в растерянности оглянулась на дверь и облегчённо вздохнула. Ирина Викторовна уже вошла в спальню и быстрым шагом направлялась к девушкам.
- Левченко! – грозно прошептала воспитатель. – Ты позволила себе нарушить ночной режим, да ещё и бойкот! Почему ты с ней разговариваешь? Скучно стало?
- Ирина Викторовна, – так же тихо, но твёрдо проговорила Соня. – Простите, я, действительно, всё это нарушила. Но, понимаете, Наташе очень плохо, у неё спутано сознание. Ей срочно нужна помощь врача!
Ирина Викторовна недоверчиво посмотрела на Соню и, склонившись над Наташей, попыталась с ней заговорить. Но от девушки не удалось добиться и двух слов. Наташу сильно трясло, капли пота стекали с лица на подушку.
В глазах воспитателя промелькнула растерянность, она непроизвольно пробормотала:
- Что это с ней?
- Ирина Викторовна, я знаю, что с ней! – громким шёпотом воскликнула Соня. – У неё гипогликемическое состояние. В крови мало глюкозы. Это как раз вызывает такие симптомы. Наташа сейчас на штрафной диете, наверное, поэтому всё и случилось!
- Но не она одна на штрафной диете, - машинально возразила воспитатель.
- Ирина Викторовна! У неё наверняка особенности обмена глюкозы – гиперинсулинизм. Такие люди не могут обходиться без «быстрых» углеводов, например, сахара, а на «штрафной» сахара нет вообще! Надо вызвать врача, срочно, иначе она сейчас впадёт в кому!
Ирина Викторовна схватилась за карман и с досадой проговорила:
- Телефон на посту оставила! Пойду звонить. Присмотри за ней.
Они разговаривали громким шёпотом.
- Нет, это долго! – уже довольно громко воскликнула Соня. – Давайте пока примем меры. Ей нужно немедленно выпить сладкой воды, на стакан – 5 чайных ложек сахара. Вы можете это организовать? Срочно! Наташе сразу станет лучше. Иначе, пока придёт врач, она будет уже в коме!
- Да ты-то откуда знаешь? – изумлённо спросила воспитатель.
- У меня мама – врач! – нетерпеливо ответила Соня. – И я сама интересуюсь медициной. Я знаю это точно, таких больных я видела. Ирина Викторовна, пожалуйста, не теряйте времени! Наташе срочно нужно дать сахар, пока она ещё в сознании!
Ирина Викторовна пристально посмотрела Соне в глаза.
- Хорошо, сейчас принесу, - решилась она и быстро ушла в кабинет воспитателей. У ночных воспитателей имелся универсальный ключ от всех помещений отделения.
Уже через три минуты она вернулась со стаканом сладкой воды. К счастью, Наташа немного пришла в себя. Соня приподняла ей голову.
- Мне плохо. Сильная слабость, - пожаловалась девушка.
- Сейчас будет лучше. Пей.
Соня взяла у Ирины Викторовны стакан и осторожно, по глотку, заставила Наташу выпить всё.
- Теперь ложись, - ласково сказала она.
Девушке становилось лучше буквально на глазах. Судорожные подёргивания прекратились почти сразу.
- Побудь с ней пока! – отрывисто распорядилась Ирина Викторовна, взглянув на Соню с уважением, и почти бегом направилась к выходу. Однако на полпути остановилась, опять повернулась к Соне и добавила: «Пожалуйста»
- Конечно! – эмоциональным шепотом воскликнула девушка.
Воспитатель вышла из спальни. Вернулась она через пять минут, после того, как позвонила врачу и Елене Сергеевне, убедилась, что Наташе явно лучше, внимательно посмотрела на других спящих.
- Надо же, мы даже никого не разбудили, - удивилась она. – Соня, давай-ка отойдём.
Они отошли к рабочему столу дежурного воспитателя, подальше от кроватей.
- Врач скоро будет, - сказала Ирина Викторовна. - Я взяла на себя смелость сообщить ей твой предварительный диагноз. А ты молодец! Соня, скажи, пожалуйста, когда ты заметила, что Наташе стало плохо? Сколько времени прошло, пока ты меня не вызвала?
- Минут пять, Ирина Викторовна, - тихо ответила Соня. – Сначала мне показалось, что ей приснился кошмар. Но Наташе становилось всё хуже, и я вас вызвала. И сама к ней подошла, я просто хотела убедиться, что Наташа в сознании. Простите, что я нарушила режим!
- Да о чём ты говоришь? – с досадой проговорила воспитатель. – Ты всё сделала абсолютно правильно.
Ирина Викторовна помолчала.
- Я ведь тоже подумала, что ей плохой сон приснился, не подошла сразу сама. Хотя с монитора так хорошо всё не видно, да она ещё и лежала лицом вниз.
Воспитатель вздохнула.
- И так ещё неизвестно, чем все это закончится.
- Надо же, - покачала она головой. – Я работаю в «Центре» в общей сложности уже 12 лет, а ночным воспитателем – последние два года, и ни разу подобного не случалось. Бывало, конечно, что воспитанницы ночью заболевали, но не так серьёзно. А тут – такое ЧП! Девчонка едва не впала в кому прямо в спальне, находясь под пристальным наблюдением! А, если бы это случилось, я бы и вообще ничего могла не заметить. Спит человек, и спит.
Ирине Викторовне явно было не по себе.
- Я всё же не понимаю, как такое могло случиться настолько внезапно, – недоумённо продолжала она.
Соня отметила, что Ирина Викторовна сейчас совсем на себя не похожа. Её обычное хладнокровие куда-то улетучилось. Было видно, что она переживает и чувствует себя неуверенно.
- Ирина Викторовна, – мягко сказала Соня. – Но ведь вы пришли на вызов практически сразу, приняли мой совет и действовали чётко и решительно. По-моему, вам нечего опасаться! Вы всё сделали правильно. А по монитору действительно трудно было определить, что Наташе плохо. Даже я, находясь совсем рядом, не сразу это поняла. Вас совершенно не в чем обвинить! И, если меня будут расспрашивать, то я так и скажу.
Соня вспомнила, что именно так сказала ей в своё время Марина. Хотя Марина от неё не видела ничего хорошего, а вовсе даже наоборот! Так же, как и Соня от Ирины Викторовны.
Воспитатель изумлённо посмотрела на девушку.
- Ты мне сочувствуешь и собираешься помочь??? – немного растерянно спросила она. – Конечно, тебя будут расспрашивать! Да ещё как! Во всех случаях, когда страдает здоровье воспитанниц, расследование проводится самое серьёзное.
Она смотрела на Соню теперь уже с интересом.
- Признаюсь, не ожидала от тебя таких слов и…понимания. И не захочешь мне отомстить? Ведь я относилась к тебе жестоко. Тебя это не смущает?
- Ирина Викторовна, я просто хочу быть справедливой. А ещё…
У Сони прервался голос.
- Вы знаете, один раз я уже отомстила. И чем это всё закончилось? Девушка, моя бывшая поднадзорная, до сих пор в реанимации. А я здесь! На четыре года!
- Ты хочешь сказать, что это всё было на самом деле? – недоверчиво спросила ночная дежурная.
- Я не совсем понимаю…
- Это не легенда? – теперь уже прямо спросила воспитатель.
- Нет, - покачала головой Соня. – Я не стажёр, если вы это имеете в виду. – У меня всё по-настоящему.
- Но почему же тогда… - изумлённо начала Ирина Викторовна
- Эта девушка - лучшая подруга Елены Сергеевны, - от волнения Соня закусила губу. - Это ей я хотела отомстить. Мы вместе учились и были врагами.
У Сони в глазах появились слёзы.
- Представляете, какой я была жестокой дурой! Издевалась над беззащитной девушкой из мести! Ирина Викторовна, да как я могу осуждать вас? Как бы ни относились ко мне вы, Елена Сергеевна и другие воспитатели, я всё это заслужила.
Воспитатель ошеломлённо смотрела на Соню.
- Так вот в чём дело, - пробормотала она. – Теперь мне ясно. Значит, вчерашние розги тоже за это?
Она понимающе улыбнулась.
- Нет. Не совсем. Я ещё… - Соня растерялась, ей вовсе не хотелось посвящать ночную воспитательницу в тайну Инны Владимировны.
К счастью, та сама прервала девушку:
- Ладно, оставим это, не время сейчас.
Видно было, что воспитательница уже пришла в себя, к ней вернулись обычное присутствие духа и невозмутимость.
- Так вот, Соня. Расследование этого случая несомненно будет самым тщательным. И я советую тебе говорить именно так, как все и было. Здесь же камеры везде!
Ирина Викторовна выразительно обвела рукой спальню.
- Так что все наши с тобой действия и так уже «под колпаком», - признала она. – Скрывать что-либо или говорить неправду бесполезно. Но услугу ты мне уже оказала и весьма значительную. Ведь если бы Наташа прямо здесь отключилась, то меня бы непременно обвинили в невнимательности, а то и в непрофессионализме.
А ты не только умудрилась непонятно каким образом заметить, что ей плохо, но и дала мне такой ценный совет! Да и Наташе, и нам всем просто повезло, что ты оказалась рядом.
Ирина Викторовна подошла вплотную к воспитаннице.
- И ты очень скоро увидишь, что я умею быть благодарной, - едва слышно, явно в расчёте скрыть эту реплику от камер, произнесла она и тут же решительным жестом пресекла попытку Сони что-то ответить.
Они вернулись к Наташе. Девушка уже окончательно пришла в себя, но ещё ощущала слабость. Вскоре появилась Елена. Не просто появилась – а влетела в спальню, досадливо поморщилась, увидев Соню на ногах, однако не сказала ни слова, а сразу подошла к Наташе. Почти следом за ней пришла врач Наталья Александровна с медицинским чемоданчиком и немедленно взяла ситуацию под свой контроль. Она быстро расспросила Наташу, Соню и Ирину Викторовну, осмотрела заболевшую девушку и провела ей экспресс-тест крови на сахар.
- Ничего себе! – воскликнула она. – И это уже после принятия внутрь глюкозы. Представляю, какой у неё был сахар во время этого приступа!
Она обернулась к Елене и объяснила:
- Ночью, в три-четыре часа, уровень сахара в крови и так самый низкий в течение суток. Неудивительно, что ей стало плохо именно в это время. Неприятности у неё были сегодня?
- Только вчера, но очень существенные, - ответила Лена, имея в виду групповое наказание.
Врач уже поставила Наташе капельницу с глюкозой, по телефону распорядилась доставить в спальню каталку, затем строго сказала девушке:
- А ты, моя красавица, не сегодня заболела. У тебя должно было появиться плохое самочувствие почти сразу после перевода на штрафной стол. Признавайся, в последние дни ты ощущала слабость, подёргивания рук, потливость, чувство голода?
- Да, - ответила Наташа. – Каждый вечер. А сегодня – особенно сильно.
- А почему ты не сказала об этом воспитателям?
Девушка виновато молчала.
- Как же мы могли догадаться, что у тебя гиперинсулинизм, если ты молчишь, как партизанка? – сердито продолжала Наталья Александровна. – Наверняка, ты и дома от сладкого очень зависела, правда?
- Да, - признала девушка.
- А в твоей медицинской карточке про это ничего нет. Ты и раньше ничего никому не рассказывала?
Наташа кивнула.
- Мне было стыдно.
- Какой стыд? – воскликнула врач. – Это серьёзное дело! Тебе необходимо специальное лечение, и сладкого тебя ни в коем случае нельзя было лишать. Безобразие, чуть до комы дело не дошло!
- Хорошо, что тут свой специалист под боком оказался, - улыбнулась она, взглянув на Соню. – Молодец, дала очень правильный и своевременный совет. Только, Соня, такой у меня к тебе вопрос: а ты почему не спала в три часа ночи?
Соня покраснела и быстро взглянула на Елену. Ещё не хватало сейчас при ней жаловаться врачу на отсутствие обезболивания!
Доктор перехватила взгляд воспитанницы и поняла все правильно.
- От боли после наказания? – требовательно спросила она.
- Да, - вынуждена была признать Соня.
- Елена Сергеевна! – рассердилась Наталья Александровна. – Объясните мне, как вы наказываете воспитанниц, что они по ночам спать не могут? Почему не применяете обезболивание?
- Обычно применяем, - нисколько не смутилась Елена. – Но для Левченко это часть индивидуального воспитательного плана. Кстати, она прекрасно знает, что ей обезболивание запрещено. Могла бы «на коленях» на наказания и не нарываться.
«Ловко на меня стрелки переводит», - усмехнулась про себя Соня.
- Ага! Не нарываться! – возмутилась врач. – Да вы часто не даёте им такой возможности. Как будто я не знаю!
- Я поговорю с Галиной Алексеевной, - пообещала она. – Наказывать вы, конечно, имеете полное право, но лишать девушек сна недопустимо. Это принципиальный вопрос. Если понадобится – будем его решать на уровне высшего руководства.
Сейчас уже почти четыре часа! Через три часа подъём. И как она должна, по-вашему, весь день работать или учиться после такой ночи? Сколько наказаний вы завтра ей добавите просто за то, что она не имела возможности нормально выспаться по вашей же вине?
Наталья Александровна очень рассердилась, а Соня расстроилась.
«Ну вот, разнос Елене из-за меня устроила. Только этого не хватало! Отыграется-то она все равно на мне»
«Хорошо хоть Елена видела, что я не сама жаловалась», - немного перевела дух девушка.
- Значит так, Елена Сергеевна, – решительно продолжала врач. – Я настаиваю на том, чтобы освободить Левченко сегодня от учебы и других обязанностей и дать ей возможность выспаться. Сейчас привезут каталку, и она пойдёт с нами в изолятор. А завтра заберете её у меня после обеда. Не возражаете?
- Пожалуй, не буду возражать, – отозвалась Лена. - Вполне допустимо сделать Соне такую поблажку. Она же у нас отличилась.
Воспитательница бросила на девушку насмешливый взгляд.
- И обезболивание можно ей провести, сегодня я не против.
- Очень жаль, что раньше не провели, - гнула свою линию врач.
- Наталья Александровна! – взмолилась Соня. – Но я не хочу в изолятор!
- Не волнуйся, - успокоила её доктор. – Штрафные дни тебе за это не пойдут - не тот случай. Одевайся.
Соня взволнованно взглянула на Елену, но та только сдержанно кивнула.
- Наталья Александровна, только Левченко я сама приведу к вам чуть позже. Сначала необходимо опросить её по поводу инцидента и оформить показания.
- Тогда можете прямо сейчас приступать, не теряйте время. У вас же, наверное, и так много дел? – Наталья Александровна немного смягчилась. - Наташу мы с медсестрой сами в медблок доставим, не беспокойтесь.
- Спасибо, - улыбнулась Лена. – Так, граждане, пройдемте!
Она обвела взглядом Соню и Ирину Викторовну и жестом пригласила их следовать в кабинет.
Доктор, не сдержавшись, тихонько прыснула, и на прощание они с Леной обменялись теплыми взглядами. Несмотря на периодические расхождения во взглядах, их связывала давняя крепкая дружба.
В кабинете Лена сразу прошла в зону отдыха.
- Сварю-ка я пока кофе, очень хочется! Скоро ответственная дежурная по «Центру» придет, разбираться уже вместе с ней будем.
- Елена Сергеевна, так я тогда на пост пойду до её прихода? – заволновалась Ирина Викторовна.
- Ира, я тебя умоляю, - Лена устало махнула рукой. – Тебе подмена до утра обеспечена, пост прикрыт, не беспокойся.
- Отлично, тогда можно и кофе, - ночная дежурная обессиленно плюхнулась в кресло. – А Софье сделаете? Она же героиня у нас сегодня.
- Да я этому и не удивляюсь, - Лена уже держала в руках поднос с тремя чашками ароматного эспрессо и небольшой пузатой сахарницей-дозатором. – Что бы где в нашем «Центре» в последнее время не происходило, она всегда тут как тут со своим геройством.
- Разбирайте, - она поставила поднос на столик. – Эспрессо романо. Смягченный долькой лимона. Левченко, не стесняйся.
Поскольку Соня колебалась, Лена почти силой вручила ей чашку.
- Я, кажется, единственная, кто тебя ещё кофе не угощал. Надо это исправлять, - невесело пошутила она.
- Вот за это спасибо! - Ирина Викторовна с наслаждением сделала первый глоток. – Лен, а вообще ты зря так. Соня-то нам всем услугу оказала, и тебе, кстати, в первую очередь.
- А то я не понимаю! – Елену явно эта ситуация напрягала. – Прекрасно могу себе представить, сколько бы комиссий разных в «Центр» понаехало, если бы воспитанницу отсюда в коме увезли. И нарушений бы в любом случае массу накопали, даже на пустом месте. А ведь Наташа в моей группе, и именно я – ответственный воспитатель.
Соня молча стояла у двери и по глоточку отпивала кофе. Она прекрасно понимала Елену. Более того, признавала её полное право быть недовольной сложившейся ситуацией.
- А давай её поощрим за это? – предложила Ирина Викторовна.
- Не надо, - взволнованно начала Соня. – Ничего особенного я не сделала…
- И как же? – заинтересовалась Лена, перебив свою воспитанницу. – Ещё чашечку кофе ей организовать?
- Хм… маловато будет, однако.
Ночная воспитательница встала, подошла к Соне и медленно, с чувством спросила:
– Не надо, говоришь? А ты розги вчерашние хорошо помнишь?
Соня вспыхнула, в глазах заблестели слезы.
- Такое трудно забыть, - прошептала она.
- Лен, - Ирина Викторовна уже стояла около Елены. – Может, ты простишь ей оставшуюся экзекуцию? А я, в свою очередь, отменю Соне назначенные трости. Пусть девчонка немного вздохнет. - А то – кофе! – хмыкнула она.
Лена задумчиво взглянула на коллегу. Такая идея явно не приходила ей в голову. Казалось, «ответственная» колеблется и не знает, что предпринять.
- Не молчи, Соня! – повысила голос Ирина Викторовна. – Упрашивай свою воспитательницу! А то ведь уже в пятницу опять будешь все это терпеть. Так ведь, Лена?
Елена кивнула.
- Да, как договаривались. Чего с этим тянуть? Потом же у тебя выходные, на целую неделю уедешь. А команда у нас с тобой замечательная получилась! Не думаю, что с кем-нибудь другим будет лучше.
- Разве что с Вероникой Игоревной, - с улыбкой вспомнила Лена утренний разговор.
- Это да, – иронически подтвердила Ирина.
Соня замерла.
«Они уже и день назначили. Да ещё прямо на этой неделе! Как жестоко! И при чем тут Вероника Игоревна?»
- Так вот, Соня, я уже Елене Сергеевне обещала в этой порке снова участвовать, и отказаться от своего слова не смогу, - сообщила Соне ночная воспитательница. – А избавить тебя от этого только она может! Я лишь в своем «ведомстве» вправе какие-то поблажки вам делать.
- Да не будет она меня просить, Ира, - усмехнулась Лена.
- Вы обо мне слишком хорошо думаете, Елена Сергеевна, - воскликнула Соня. – За розги я буду просить. Очень. Простите мне их, пожалуйста. Очень вас прошу!
Ирина Викторовна одобрительно улыбнулась.
- Не знаю! – Лена сердито отвернулась к окну. – Мне надо подумать. Не хочу принимать импульсивных решений.
Ирина за спиной Лены подмигнула Соне и сделала успокаивающий жест рукой. Типа «не волнуйся, решим вопрос»
- Подумай, конечно, - мягко сказала она. – Имей только в виду, что я за твою воспитанницу тоже очень прошу. Вспомни, Лен, часто я так поступаю?
- Да не припомню что-то я подобного, - повернулась Лена к коллеге.
- Понимаешь…
Голос Ирины Викторовны все еще звучал необычно мягко. Соне стало понятно, что та действительно твердо решила помочь девушке, но, зная Елену, до конца не уверена, что это у неё получится.
- Лен, согласись… Чем бы там Соня перед тобой ни провинилась, она же с лихвой искупила свои грехи этой вчерашней поркой! Ведь так? Ты знаешь… даже некоторые воспитатели, которые успели уже эту запись просмотреть, мягко говоря, шокированы. Мне звонили…
«И так к ней пытается подкатить, и этак, - с признательностью думала воспитанница. – Ох, если бы Ирина Викторовна помогла избавить меня от этого ужаса, как бы я была благодарна!»
- Знаю. Мне тоже сегодня звонили, да и лично высказывали, - согласилась Елена. – Но, тем не менее, с заведующей я уже следующую такую порку согласовала, и она не возражает. Так что ничего мы не нарушили, коллега.
- Да это-то понятно, - поморщилась Ирина Викторовна. – Ещё бы мы что-то нарушили.
- А то, что услугу Соня нам оказала… Подумай, а как ещё она могла поступить? Просто выполнила свой гражданский долг, - пожала плечами Елена.
«Да и Вероника очень будет недовольна таким поощрением», - подумала она.
«Не уступит! - с тоской поняла Соня. – Она просто очень хочет ещё раз мне такое устроить. Хочет насладиться моей болью, моим унижением!»
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась строгая молодая женщина в форме ответственного дежурного воспитателя «Центра».
Соня невольно вытянулась «смирно» почти в струнку.
- Инга Павловна, - представилась вошедшая. – Доброго всем утра.
Должность свою называть Инге Павловне не было необходимости. Только ответственная воспитательница, дежурившая по всему «Центру перевоспитания», имела право носить такой костюм: белый удлиненный жакет с позолоченными вставками на рукавах и прямую черную юбку с такой же позолоченной окантовкой по низу.
Лена тоже поздоровалась и, согласно внутреннему этикету, назвалась по всем правилам, с должностью, и представила Ирину Викторовну и Соню.
По «Центру» дежурили поочередно, по специальному графику, ответственные воспитатели всех четырёх отделений, и они не всегда были знакомы с сотрудниками, с которыми им приходилось так или иначе пересекаться во время дежурства. Лена Ингу Павловну знала, да и сегодня они уже виделись на утреннем совещании. Однако сейчас это не имело значения, инструкция предписывала Елене Сергеевне представить себя и подчинённых.
Ответственная за весь «Центр» воспитательница обладала в течение своего дежурства абсолютной властью в учреждении. В дневные часы вмешаться в её работу могла только директор «Центра». А вот вечером и ночью «центральной дежурной», как негласно называли эту должность, подчинялись исключительно все сотрудники и, разумеется, воспитанницы.
Соня смотрела на Ингу Павловну во все глаза. Воспитанницам редко приходилось встречаться вот так близко с главными ответственными, а некоторые виделись с ними и вообще только в день поступления в «Центр», на процедуре приема. Чаще же все основные вопросы на отделении решали свои ответственные дежурные воспитатели.
Наблюдательная Соня заметила, что «центральная дежурная» совсем ещё молода, наверняка ненамного старше Елены. Однако ослепительный форменный костюм, высокая строгая прическа, уверенный голос и серьёзный взгляд придавали сотруднице солидный и торжественный вид.
На самом деле Инге было 20 лет, она имела «в ответственности» группу на третьем отделении и преподавала математику (один из самых трудных предметов для студенток гуманитарно-языкового колледжа). В «Систему перевоспитания» девушка пришла, как и Лена, в 16 лет, а ответственным воспитателем начала работать совсем недавно.
- Пономарева уже в изоляторе, - сообщила Инга Павловна. – Состояние стабильное. Мы переводим её в госпиталь, уже с ними созвонились, машину пришлют в течение часа. А сейчас я хочу взять у вас всех официальные показания. Коллеги, давайте присядем. А ты, Левченко, подожди в спальне, но далеко не отходи.
- Слушаюсь, - четко ответила Соня и направилась к выходу. Отходить она не стала вообще, так и простояла за дверью минут пятнадцать, пока её не вызвали опять. В кабинете все трое воспитателей сидели в креслах вокруг столика.
Инга Павловна подробно выспросила у Сони, как было дело, буквально по минутам, записывая разговор на диктофон. Спросила также, не замечала ли воспитанница и раньше плохого самочувствия у Наташи. Девушка отвечала чётко, уверенно, не путаясь. Соня заметила, что, опрашивая её, Инга Павловна периодически бросала внимательные взгляды на Елену и Ирину Викторовну, наблюдая за их реакцией на ответы воспитанницы.
В конце беседы «центральная дежурная» уверенно заявила Соне:
- Ты или не всё рассказала, или тебя что-то в этой ситуации беспокоит. Докладывай быстро!
«Профессионально работает, - вздохнула про себя Соня, на которую вдруг нахлынула зависть. – Надо же, совсем молодая девчонка…а вот…где она, и где я!»
- Слушаюсь, Инга Павловна, - смущённо ответила девушка. – Меня беспокоит то, что я нарушила ночной режим и свой бойкот, и я не знаю, как вы и Елена Сергеевна на это отреагируете.
- Не волнуйся, - улыбнулась Инга. Её серые выразительные глаза заблестели. – Ни о каком нарушении режима речь не идёт: это же была необходимость. Ты очень выручила и Наташу, и, если честно, то и всех нас. Как ответственный дежурный воспитатель «Центра» объявляю тебе благодарность.
Если даже у Елены было другое мнение по этому вопросу, она оставила его при себе. Субординация среди сотрудников «Центра» соблюдалась неукоснительно.
Инга Павловна встала, и тут же Лена с Ириной Викторовной тоже почтительно поднялись с мест.
- Всем спасибо за помощь, - лаконично поблагодарила главная. – Елена Сергеевна, Левченко я сейчас сама отведу в изолятор, все равно туда направляюсь.
- А ну-ка выйди пока, - приказала Инга Соне. Когда за воспитанницей закрылась дверь, она подошла поближе к уставшим коллегам. Обе сотрудницы смотрели на Ингу Павловну с некоторым напряжением. Бывали случаи, что после такого вот «разбора полетов» воспитатели безжалостным приказом «центральной дежурной» немедленно отстранялись от работы и отправлялись в свои квартиры ожидать официального разбирательства.
- Времени-то уже скоро пять, коллеги, - нарушила молчание Инга. – Нам всем пора готовиться к передаче дежурства. Елена Сергеевна, все записи с камер по вашей группе за прошедшую неделю и до сегодняшнего утра «заморожены», доступ к ним закрыт. Завтра с этим предстоит разбираться.
- Что я могу сказать? – уже менее официально продолжила главная. - По первому моему впечатлению, никто из сотрудников в случившемся серьезно не виноват. Но…сами понимаете. В таких случаях точно никогда не знаешь, чем все закончится. От просмотра записей много будет зависеть. Будет ли назначена независимая внешняя комиссия. От самочувствия воспитанницы в ближайшее время. От директора. От заведующей вашей.
Она вздохнула.
- И просто от везения, безусловно. На этом я с вами прощаюсь, всего доброго.
Вскоре Лена сдала дежурство по отделению Светлане Петровне, естественно, подробно рассказав подруге о произошедшем. Затем вернулась к себе группу с намерением подождать прихода Марии Александровны. Хотелось, чтобы дежурная воспитательница узнала обо всем случившемся в группе от самой «ответственной» лично, а не просто из распечатанного отчета ночных дежурных.
В итоге, когда без десяти шесть Маша вошла в кабинет, она с удивлением обнаружила Елену Сергеевну крепко спящей прямо в кресле.
- Лена, - начала Лиза. – Выслушай нас, пожалуйста. Мы с Инной сейчас не сговаривались, но я уверена, что чувствуем себя совершенно одинаково с тех пор, как ты заявила, что решила отказаться от нашей дружбы.
- Вы сами так решили, когда сделали это! Вы не оставили мне выбора, - горячо возразила Лена. – Как я ещё могу на это отреагировать? Вы сами подумайте.
Елизавета вздохнула.
- Инна, давай сначала ты поделишься.
Девушка кивнула.
- Ужасно я себя чувствую, - тихо проговорила она. – Лена, ты полностью права: я виновата во всём. Конечно, я не должна была проявлять слабость перед Соней, но, понимаешь, не хватило мне мужества! Я не оправдываюсь, но слишком меня все эти неприятности подкосили. Я очень испугалась, и за себя, а потом ещё за Соню, поэтому мы от тебя и скрыли всё, и я ни о чём больше не в состоянии была подумать! Ни о твоих чувствах, ни о последствиях!
А тогда, в воскресенье, я сразу всё поняла, как только ты завела об этом разговор. У меня от страха поджилки тряслись, но я продолжала упорствовать, хотя понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тоже не хватило смелости и мудрости поступить по-другому! А когда ты заявила о своём решении, мне и совсем плохо стало.
- Лен, ты пойми! – отчаянно воскликнула девушка. – Ведь какая ситуация складывается! Мы с Лизой сильно обо всём сожалеем, а что мы сейчас можем сделать? Ведь ничего уже не исправишь. Мы можем только умолять тебя о прощении, понимаешь? И обещать, что никогда ничего подобного не повторится!
Лена, прошу тебя, не надо разрывать наши отношения! И я этого не переживу, и Лизе, да и тебе самой будет очень трудно. Это окажется непоправимым и бессмысленным! У нас же не просто дружба, у нас нечто большее, согласись.
Я помню, как ты переживала, когда меня хотели отстранить. Ты же почти физическую боль испытывала от того, что мы только на время могли расстаться, ты же сама рассказывала! А теперь что ты хочешь сделать? Ну не поступают так с близкими людьми!
- А со мной так можно было поступить? – не сдавалась Лена.
- Если ты не можешь меня просто простить, то придумай другие меры! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко: заявить мне и Лизе, что ты в нашей дружбе больше не нуждаешься!
- Да я нуждаюсь! – закричала Лена. – Даже очень! Но я возмущена и обижена, понимаешь? Я теперь не верю, что у нас действительно такие отношения, как ты описываешь, раз вы смогли их так легко поставить под угрозу, да ещё, по сути, из-за ерунды!
- Такие, Лена. Именно такие, - вмешалась, наконец, Лиза. – А мы с тобой и вообще уже больше года очень близки, правда?
- Да, - прошептала Лена.
- Я чувствую себя так же, как и Инна, - продолжала Лиза. - В том, что мы не признались тебе тогда вечером - только моя вина. Инна как раз не готова была всё это скрывать, но я её убедила, что это необходимо. Понимаешь, я немного другого склада человек. Я не считаю, что абсолютная правда во всём – это самый лучший выход. Мне кажется, иногда можно дипломатию проявить, умолчать о чём-то в интересах дела.
Прости. Видимо, я недостаточно хорошо тебя узнала за всё это время, а когда сейчас прослушала запись, поняла, что ты на самом деле чувствуешь, и как мы тебя обидели. Инна права. Мы можем только просить прощения и обещать, что в будущем будем с тобой всегда честны, и никакой, даже мелкой фальши, не допустим.
Пожалуйста, прости нас. Ведь мы просто недостаточно тебя понимали, думали, что так для всех будет лучше. А это только ошибка, согласись. Вот подлости или предательства, действительно, нельзя было бы простить. Но ведь наша вина не из этой серии, правда?
Лена глубоко вздохнула и немного помолчала.
- Да, - согласилась, наконец, она. – Девочки, вы правы. Я, когда сейчас вас слушала, поняла, что ситуация сложилась примерно такая же, как у нас с Левченко. Она передо мной виновата, но, хотя и вину свою признаёт и раскаивается, но изменить уже ничего не может. Ей остаётся только надеяться, что я когда-нибудь её прощу.
- Да, так и есть, - подтвердила Лиза. – Помнишь, я тебе говорила про милость?
Лена кивнула.
- Помню. Но с Соней у нас другие отношения. Я ей ничем не обязана и вправе поступать по своему усмотрению. А вы мои подруги. И, если я продолжу упираться, когда все слова извинения уже сказаны, это будет жестоко и эгоистично.
Лена улыбнулась.
- Ведь, на самом деле, и мне этого не хочется. Я вас люблю, и не смогу жить полноценно без вашей дружбы. Хорошо. Давайте на этом и договоримся, что между нами всё остаётся по-прежнему. Простите меня, что я была несдержанной и позволила себе разбрасываться такими обещаниями. Но вы меня больше не обманывайте ни в чём, хорошо?
- Конечно! – практически простонала Инна. Елизавета с явным облегчением кивнула.
- Лена, я тобой восхищаюсь. Ты смогла взять себя в руки, всё правильно оценить и принять великодушное решение. И это несмотря на переполнявшие тебя чувства! Спасибо!
- Я тоже очень рада, что всё так закончилось, - улыбнулась Лена.
- Но теперь я готова по отношению к Инне рассмотреть другие меры, - уже другим тоном добавила она.
Подруги удивлённо посмотрели на неё.
- Инна, ты сама только что сказала, что, если я не могу тебя просто простить, то вправе принять дополнительные меры. С вашим обманом мы разобрались. Вы мне всё объяснили, я это приняла. Но что мы будем делать с твоим личным проступком, совершенно недостойным воспитателя?
Я тебе уже высказывала, что думаю по этому поводу. Ты, как воспитатель, не имела никакого морального права проявлять слабость перед воспитанницей, рыдать у неё на глазах, да ещё и просить у неё совета! Это не только твоей репутации нанесло удар, но и повредило всему нашему коллективу в целом. Ведь ты для Левченко – представитель педагогического состава нашего отделения!
Вот как раз это я не могу оставить без внимания. Я категорически против, чтобы мои дежурные воспитатели поступали подобным образом. За это ты не должна дополнительно ответить, как ты считаешь?
Лена испытующе смотрела на Инну, но подруга молчала.
- Мне кажется, тут одного признания своей неправоты будет мало, - не дождавшись ответа, продолжала Лена. – Я хочу, чтобы ты ещё какое-то время об этом помнила, и сделала более глубокие выводы.
- А что ты предлагаешь? – растерялась Инна. – Ты же обязала меня лично проводить все наказания Соне. Ведь ты не собираешься это отменять? Я так поняла, что ты решила именно этим меня наказать. Разве не так?
- Ничего себе, - протянула Елизавета. – Лена, ты, действительно, ей это приказала?
- Да. А что тут такого? И это совсем не в наказание. Просто Инна должна понять, что Соня для неё такая же воспитанница, как и все, несмотря на то, что оказала ей услугу.
- Выскочка наглая, - не удержавшись, проворчала Лена. - Хоть вы все и прочите её в воспитатели, но до этого ещё далеко!
- Лена, - вздохнула Инна. – Если ты считаешь, что я должна понести за свой поступок наказание, то назначь мне его. Это справедливо, я с этим согласна. И ведь в этом случае всё будет проще? Формально нарушения не было, значит, и протокол никакой оформлять не нужно. Разберёмся между собой. Лиза, я права? Как там по внутренним инструкциям получается?
Елизавета задумчиво протянула:
- А получается так. Поскольку ты совершила проступок больше морального аспекта, то любые меры Лена может применить к тебе только, если ты добровольно с этим согласишься. А, если ты против, она вправе рассказать обо всём заведующей, посоветоваться и попросить на тебя повлиять. Думаю, Галина Алексеевна в этом случае сурово с тобой не поступит, но беседу проведёт основательную. Да ещё и будет иметь в виду, что ты у нас, оказывается, особа невыдержанная, склонная к истерикам и неизвестно чего от тебя можно ожидать. Тебе это надо?
- Нет, - побледнела Инна. – Я и так согласна. Лена, ты хочешь, чтобы я получила за это ещё одну порку?
Инна спросила об этом с легкой улыбкой, вроде бы как в шутку. По крайней мере, она очень на это надеялась. Чего-чего, а повторения подобной экзекуции девушке совершенно не хотелось.
- Нет.
Инна про себя облегчённо вздохнула, но радовалась она рано. Лена довольно жёстко продолжала:
- Твой поступок невероятно меня возмутил. Я уже объяснила, почему считаю такое поведение недопустимым. Одной порки будет недостаточно. Я настаиваю на серии.
Даже Елизавета внутренне ахнула:
«Ничего себе! Не одно, так другое! Совершенно непредсказуемая девица!»
А Инна, которая совершенно такого не ожидала, просто вытаращила глаза.
- На какой серии? – прошептала она непослушными губами.
- Я полагаю, десяти «безлимиток» будет достаточно, - спокойно уточнила Лена. – Через день. В дни твоих дежурств.
Инна просто потеряла дар речи.
- Лена, - вмешалась не менее удивлённая Елизавета. – Ты планируешь опять меня просить это делать???
- Нет, - девушка выглядела совершенно невозмутимой. – Ты преподала мне хороший урок, теперь я сама справлюсь.
Говоря всё это, она пристально смотрела Инне прямо в глаза.
- Мы можем даже не ходить к тебе в квартиру. Ты держишься стойко, кричать не будешь. А даже если и будешь, кабинеты у нас звуконепроницаемые. Вполне можем проводить всё это в нашем кабинете, на диване в зоне отдыха, так даже и удобнее.
Лена достала из кармана календарик и быстро произвела подсчёты.
- Начнём прямо сегодня, - заявила она. – А закончим как раз к Новому Году.
- О-о-й, - выдохнула Инна. – Лен, а это всё-таки не слишком?
- А ты как хотела? – закричала на неё Лена. – Проступки ты тоже совершаешь сериями, а отвечать за них каждый раз стремишься по минимуму! Сначала – штраф вместо отстранения. Потом – одна негласная порка вместо позора и официального разбирательства! И сейчас ты ведь никакой гласности не хочешь, правда?
Инна торопливо кивнула.
- Нет, дорогая, если уж я об этом узнала, то на этот раз так легко не отделаешься. Будешь расплачиваться!
- Лена, а в этот раз у тебя рука не дрогнет? – ехидно поинтересовалась Лиза. – Сейчас для тебя не будет иметь значения, что Инна твоя подруга? А то тогда, в пятницу, ты очень громко об этом кричала – что руки на неё поднять не сможешь.
- Не дрогнет, - так же спокойно ответила Лена. – Я с тебя буду брать пример, и, к тому же, на Инну за это я очень рассердилась.
Инна, а если ты не согласна, то я Галине Алексеевне про это расскажу. Пусть она узнает, как ты перед Соней расплакалась, проблемами своими делилась и совета просила. А раз она узнает про это, то, соответственно, будет знать и про всё! И про нарушение инструкции, и про порку, которую ты от нас получила. Ведь эти твои проступки один из другого вытекают, скрыть не получится! Так что думай! Выбор у тебя есть.
Инна сидела совершенно растерянная. Выслушав Лену, она жалобно посмотрела на Елизавету.
- Что ты на меня-то смотришь? – не выдержала Лиза. – Лена - твой непосредственный начальник. Если она так решила – я ничего для тебя сделать не смогу! Хотя … погоди, всё-таки попробую.
Лен, а, может быть, ты чуть-чуть сжалишься? Мне тоже кажется, что десять «безлимиток» - это очень много за …такую вину. Елизавета предполагала вначале сказать «сомнительную вину», но в последний момент передумала, решив не будить лиха.
- Ничего. В самый раз. Пусть у неё отложится, как следует, и в голове, и в том месте, которым она думала.
Лена встала, подошла к креслу Инны и нависла над девушкой.
- Отвечай мне прямо сейчас: ты согласна или нет? Предупреждаю: если нет – я сегодня же беседую с Галиной Алексеевной.
- Согласна, - в голосе Инны звенели слёзы.
- И ты на меня за это не обидишься? – серьёзно спросила Лена. – Может быть, потом ты, в свою очередь, скажешь, что разрываешь со мной отношения? Выдержит наша дружба и это испытание?
- Выдержит, - вздохнула Инна. – Я не обижусь. Хотя и считаю такое наказание очень жестоким, я покорно принимаю твою волю.
Елизавета шумно выдохнула и возмущенно взмахнула рукой, однако промолчала.
- Хорошо.
Лена уселась на своё место, удовлетворённо посмотрела на озадаченных подруг.
- И последнее, что я хочу вам сказать.
Она улыбнулась.
- Девчонки, сейчас я прикалывалась. Ясно?
- Что? – грозно воскликнула Лиза.
- Что слышала! – весело ответила Лена. – Ничего мне от Инны не надо, и никакой «серии» я ей проводить не собиралась. Вполне достаточно, что она будет наказывать Левченко. Я пошутила.
Она насмешливо взглянула на изумлённых коллег и ехидно добавила:
- Простите! Не смогла удержаться от мелкой мести.
Лиза с Инной всё ещё не могли прийти в себя. Лицо Елизаветы сделалось практически багровым.
- Ты сейчас сама от меня лично по заднице получишь, и не посмотрю, что ты «ответственная» сегодня! – прошипела она, медленно поднимаясь.
- Вот ещё! – возмутилась Лена. – Значит, вам меня, сговорившись, обманывать можно, а мне даже невинно пошутить нельзя? Как бы не так! Получили? Считайте, что я за себя отомстила.
Она легко вскочила, посмотрела на бледную Инну и попросила Елизавету:
- Лиза, пожалуйста, уложи её сейчас в это твоё замечательное кресло и дай посмотреть «Морской прибой» Иначе вряд ли она сможет ещё сегодня работать! А я пойду к воспитанницам и отпущу Алину. Совсем мы своих девчонок сегодня забросили! Инна, жду тебя через двадцать минут.
С этими словами Лена вышла из кабинета.
Проводив её возмущённым взглядом, Елизавета восхищённо проговорила:
- Вот ведь зараза! Это же надо – так нас развела! Я ни на секунду не усомнилась. Уже хотела тебе посоветовать передумать, уж пусть бы лучше она Галине про всё рассказала. Та бы тебя немного пожурила – и дело с концом.
- Ладно, Лиза, - улыбнулась Инна. – Лена имела на это право. А я себя чувствую, как будто меня за секунду до казни сняли с эшафота. Я ведь тоже не усомнилась и перепугалась жутко. Честно говорю, мне и одного раза хватило.
Елизавета за руку вытащила Инну из кресла, втолкнула в трансформер и щёлкнула пультом. Кресло мягко откинулось, и девушка оказалась в полугоризонтальном положении.
- Давай выполним просьбу твоей начальницы, - усмехнулась Лиза. – А то с ней, похоже, шутки плохи.
Лена бодро вошла в учебную комнату своей группы, окинула внимательным взглядом вскочивших воспитанниц и разрешила им сесть. Затем подошла к Алине и с улыбкой шепнула девушке:
- Алинка, спасибо тебе. Очень выручила! Понимаешь, поговорить надо было, и именно сейчас.
- Да не за что, - улыбнулась в ответ та.
Лена отметила про себя, что сегодня Алина выглядит гораздо лучше, чем вчера, после их откровенного разговора, да и держится увереннее. Отпустив коллегу, Лена уселась за свой стол и заявила воспитанницам:
- Кто считает, что уже готов к завтрашним урокам, подходите по очереди ко мне.
Соня подошла к воспитателю первой, других желающих пока не наблюдалось.
Пока Елена Сергеевна отсутствовала, Соня очень волновалась. Она слышала, что Лену попросила прийти Елизавета и втайне очень надеялась, что той удастся как-то разрулить эту сложную ситуацию. А когда к воспитанницам вошла Алина Геннадьевна и отослала Инну, Соня укрепилась в своих надеждах и мысленно восхитилась мастерством Елизаветы.
«Теперь вдвоём они её «дожмут», - подумала девушка. Ну, а потом Лена вошла в класс с улыбающимися глазами, и Соне стало ясно, что так всё и вышло.
Сейчас воспитатель велела студентке сесть напротив. Бегло просмотрев выполненные девушкой письменные задания по английскому, физике и химии, она одобрительно кивнула и спросила:
- А мои упражнения по грамматике сделала?
Соня тут же выложила на стол распечатанное задание по французскому, конечно, безупречное.
- А слова? – поинтересовалась Лена.
- Всё выучила, Елена Сергеевна. Ответить? – предложила Соня.
- Нет. Завтра ответишь, после «напоминания».
В голосе воспитателя опять прозвучала насмешка.
Она задала Соне несколько вопросов по другим предметам, причём, не ключевых, а довольно неожиданных, а по истории «погоняла» студентку очень даже основательно. Однако придраться было не к чему.
Когда Соня уже заканчивала отвечать, в класс вошла Инна Владимировна. Соня заметила, что они с Леной сразу обменялись какими-то насмешливо-понимающими взглядами, после чего Инна села не на своё место дежурного воспитателя, а рядом с Леной. У Сони совсем отлегло от сердца. Она видела, что Лена с приходом Инны как-то очень развеселилась. Она дала Соне листочек с тестом по истории, где требовалось вписать нужные даты.
- Выполни прямо сейчас. Даю тебе минуту, – приказала она девушке.
Соня занялась тестом, а Лена, не обращая на неё внимания, тихо насмешливо спросила у Инны:
- Скажешь, обиделась?
- А ты как думаешь? – подруга бросила на неё быстрый взгляд. – Ты хотела, чтобы у меня удар случился?
- Как раз не хотела, - сдерживая смех, возразила Лена. – Я ведь вообще не планировала сразу вам признаваться, что пошутила. Думала сказать тебе об этом сегодня вечерком, попозже, после отбоя, чтобы ты успела прочувствовать. Но у вас такие были физиономии! Я не только за тебя, но и за Лизу испугалась. Так что я вас ещё пожалела, сказала сразу.
- Не шути так больше, ладно? – попросила Инна.
- Да соображать надо лучше! – тихо возмутилась Лена. – Как ты могла поверить, что я такое тебе организую?
- Сердцем я и не поверила, - ответила Инна. – Но ты это мастерски провернула. Тебе надо было не в воспитатели, а в актрисы идти.
Она широко улыбнулась.
- Даже Лиза не усомнилась. До сих пор возмущается! Лучше ты ей сегодня на глаза не попадайся.
Инна не смогла справиться с эмоциями и прыснула.
Лена тоже довольно улыбнулась.
- Люблю заканчивать день хорошей шуткой, - сказала она и тут же примирительно добавила:
- Ладно, не обижайся. Прости, ну не смогла я удержаться.
Соня закончила и протянула Лене готовое задание.
- Всё верно, - одобрила та. – И по времени уложилась.
- Здорово, правда? – обратилась она к Инне. – Всё смогла: и тест за минуту выполнить, и нас внимательно послушать.
Соня слегка покраснела.
- Левченко, мне очень хочется покончить сегодня со всей этой историей, - произнесла Лена. – Поэтому я тебе доложу, чем у нас всё закончилось, чтобы не оставлять тебя в неведении. В общем, мы пришли к согласию. Всё хорошо. На этот раз твой план провалился.
Соня встрепенулась, недоумённо и вопросительно посмотрела на Лену, но та сделала ей знак молчать и тихо, чтобы не слышали остальные воспитанницы, продолжала:
- Да-да, я ещё раз все хорошо обдумала и пришла к выводу, что план поссорить меня с подругами все-таки ты вынашивала. Несмотря на вчерашние твои заверения, что это не так. Не поверила я тебе до конца, понимаешь? Однако можешь не переживать, все наши договорённости сохранятся.
А насчёт тебя и Инны Владимировны всё остаётся так, как я сказала. С твоей стороны – скромность, а с её – достаточная дистанция и никаких откровений. Вы поняли?
Соня и Инна кивнули.
- Тогда ты, Левченко, свободна. Без пяти десять подходи к двери, пойдешь стоять на коленях.
Сонино «Слушаюсь» прозвучало очень почтительно. Она быстро привела в порядок свой рабочий стол и вышла из класса.
- Ты не согласна с моей оценкой её действий? – Лена испытующе глядела на подругу.
- Ни слова тебе про Соню больше не скажу, - решительно заявила Инна. – Сама решай, как с ней поступать и как её действия расценивать.
- Мне дороже наша с тобой дружба, - уже мягче продолжала она. – А Соня… она всего- навсего одна из воспитанниц нашей группы, и не больше.
Лена незаметно сжала под столом руку подруги и тут же переключила внимание на подошедшую к ним Настю Логинову.
Ночь. В спальне было тихо, воспитанницы спокойно спали. Соня лежала на животе, стараясь не шевелиться и не открывать глаз, хотя давалось ей это с трудом. Сегодня боль во всём теле была слишком сильной, чтобы её можно было просто проигнорировать. Ирина Викторовна вечером не сделала Соне никакой поблажки, опять очень строго выпорола девушку тростью, как и обещала накануне.
Да ещё вторую часть этой экзекуции Соне пришлось терпеть на глазах у Елены: та, как ответственная дежурная по отделению, явилась в зал для наказаний с проверкой, когда Соня как раз по приказу Ирины Викторовны укладывалась на «станок». И, пока ночная воспитательница добросовестно выдавала девушке положенные удары, Лена стояла рядом и наблюдала. Соня, конечно, опять все вытерпела молча, но в присутствии Елены это было так трудно! Затем они обе с Ириной Викторовной склонились над Соней, внимательно разглядывая следы на теле воспитанницы. Очевидно, не все было идеальным, потому что Ирина Викторовна вполголоса спросила:
- Может, хоть облегчённой обработаем?
- Нет уж, - решительно отозвалась «ответственная». – Этот «гуманизм» на дежурство Вероники Игоревны оставим.
И уже другим, строгим тоном, приказала Соне:
- Оставайся пока на «станке». Душ сегодня принимать не будешь, а необходимую обработку я тебе сейчас сделаю…как ты того заслуживаешь.
Вот после этой «заслуженной» обработки, без грамма обезболивания, Соня и лежала без сна в своей кровати уже не один час. От тупой выматывающей боли после трости спасения не было. Однако девушка знала, что из ночных сотрудниц за их группу сегодня отвечает сама Ирина Викторовна. Соне ужасно не хотелось, чтобы так невзлюбившая девушку воспитательница наслаждалась видом её страданий, и изо всех сил старалась лежать неподвижно. Периодически ей удавалось задремать на какое-то время, но сон был неглубоким, воспитанница всё равно ощущала выраженную ноющую боль.
Около трех часов ночи Соня обратила внимание, что Наташа Пономарёва, её соседка слева, спит очень беспокойно. Девушка начала вертеться на кровати, что-то бормотать, даже вскрикивать, хотя глаза её оставались закрытыми.
«Кошмар, наверное, приснился, как мне вчера», - предположила Соня.
Но, если это был кошмар, то он никак не заканчивался. Соне очень хотелось встать и разбудить Наташу, но она не имела права этого сделать. Воспитанницам категорически запрещалось общаться друг с другом после отбоя. А у Сони ещё и бойкот!
«Сейчас Ирина Викторовна притащится», - недовольно подумала девушка.
Внезапно Наташа, не открывая глаз, вся затряслась мелкой дрожью, лицо воспитанницы покрылось крупными каплями пота.
Соня вспомнила, что Наташа в последние несколько дней выглядела неважно, особенно по вечерам. Она несколько раз видела, как девушка вытирала пот со лба, бледнела, старалась куда-нибудь присесть, если это было возможно.
Сейчас у Сони как будто щёлкнуло в мозгу. Она связала воедино все факты: плохое самочувствие одноклассницы, её недавний перевод на спецдиету и теперешние симптомы. Соня одно время серьёзно планировала заняться медициной, да и к маминой работе всегда проявляла интерес. Часто расспрашивала маму об её интересных больных, самостоятельно изучала медицинские справочники и журналы. Один раз мама на Сониных глазах оказала помощь на улице молодой женщине, которой стало плохо: положила ей в рот кусочек сахара. У той женщины были такие же симптомы, как сейчас у Наташи, а мама тогда подробно объяснила дочери, при каких заболеваниях они встречаются.
Соня сейчас вполне могла предположить, что случилось с Наташей. Более того, она даже была в этом уверена.
Уже не колеблясь, девушка решительно нажала кнопку вызова ночного воспитателя, расположенную на стене в изголовье её кровати. Кнопка загорелась красным светом. Тем временем Наташе явно становилось всё хуже. Мелкая дрожь сменилась более заметными подёргиваниями рук и всего туловища. Соня решилась. Закусив от боли губу, она слезла с кровати, подошла к девушке и взяла её за руку.
- Наташа! Ты меня слышишь?
Девушка открыла глаза, увидела Соню и слабым голосом проговорила:
- Да. Но…. Не могу понять, что….
Она опять закрыла глаза и уронила голову на подушку.
Соня в растерянности оглянулась на дверь и облегчённо вздохнула. Ирина Викторовна уже вошла в спальню и быстрым шагом направлялась к девушкам.
- Левченко! – грозно прошептала воспитатель. – Ты позволила себе нарушить ночной режим, да ещё и бойкот! Почему ты с ней разговариваешь? Скучно стало?
- Ирина Викторовна, – так же тихо, но твёрдо проговорила Соня. – Простите, я, действительно, всё это нарушила. Но, понимаете, Наташе очень плохо, у неё спутано сознание. Ей срочно нужна помощь врача!
Ирина Викторовна недоверчиво посмотрела на Соню и, склонившись над Наташей, попыталась с ней заговорить. Но от девушки не удалось добиться и двух слов. Наташу сильно трясло, капли пота стекали с лица на подушку.
В глазах воспитателя промелькнула растерянность, она непроизвольно пробормотала:
- Что это с ней?
- Ирина Викторовна, я знаю, что с ней! – громким шёпотом воскликнула Соня. – У неё гипогликемическое состояние. В крови мало глюкозы. Это как раз вызывает такие симптомы. Наташа сейчас на штрафной диете, наверное, поэтому всё и случилось!
- Но не она одна на штрафной диете, - машинально возразила воспитатель.
- Ирина Викторовна! У неё наверняка особенности обмена глюкозы – гиперинсулинизм. Такие люди не могут обходиться без «быстрых» углеводов, например, сахара, а на «штрафной» сахара нет вообще! Надо вызвать врача, срочно, иначе она сейчас впадёт в кому!
Ирина Викторовна схватилась за карман и с досадой проговорила:
- Телефон на посту оставила! Пойду звонить. Присмотри за ней.
Они разговаривали громким шёпотом.
- Нет, это долго! – уже довольно громко воскликнула Соня. – Давайте пока примем меры. Ей нужно немедленно выпить сладкой воды, на стакан – 5 чайных ложек сахара. Вы можете это организовать? Срочно! Наташе сразу станет лучше. Иначе, пока придёт врач, она будет уже в коме!
- Да ты-то откуда знаешь? – изумлённо спросила воспитатель.
- У меня мама – врач! – нетерпеливо ответила Соня. – И я сама интересуюсь медициной. Я знаю это точно, таких больных я видела. Ирина Викторовна, пожалуйста, не теряйте времени! Наташе срочно нужно дать сахар, пока она ещё в сознании!
Ирина Викторовна пристально посмотрела Соне в глаза.
- Хорошо, сейчас принесу, - решилась она и быстро ушла в кабинет воспитателей. У ночных воспитателей имелся универсальный ключ от всех помещений отделения.
Уже через три минуты она вернулась со стаканом сладкой воды. К счастью, Наташа немного пришла в себя. Соня приподняла ей голову.
- Мне плохо. Сильная слабость, - пожаловалась девушка.
- Сейчас будет лучше. Пей.
Соня взяла у Ирины Викторовны стакан и осторожно, по глотку, заставила Наташу выпить всё.
- Теперь ложись, - ласково сказала она.
Девушке становилось лучше буквально на глазах. Судорожные подёргивания прекратились почти сразу.
- Побудь с ней пока! – отрывисто распорядилась Ирина Викторовна, взглянув на Соню с уважением, и почти бегом направилась к выходу. Однако на полпути остановилась, опять повернулась к Соне и добавила: «Пожалуйста»
- Конечно! – эмоциональным шепотом воскликнула девушка.
Воспитатель вышла из спальни. Вернулась она через пять минут, после того, как позвонила врачу и Елене Сергеевне, убедилась, что Наташе явно лучше, внимательно посмотрела на других спящих.
- Надо же, мы даже никого не разбудили, - удивилась она. – Соня, давай-ка отойдём.
Они отошли к рабочему столу дежурного воспитателя, подальше от кроватей.
- Врач скоро будет, - сказала Ирина Викторовна. - Я взяла на себя смелость сообщить ей твой предварительный диагноз. А ты молодец! Соня, скажи, пожалуйста, когда ты заметила, что Наташе стало плохо? Сколько времени прошло, пока ты меня не вызвала?
- Минут пять, Ирина Викторовна, - тихо ответила Соня. – Сначала мне показалось, что ей приснился кошмар. Но Наташе становилось всё хуже, и я вас вызвала. И сама к ней подошла, я просто хотела убедиться, что Наташа в сознании. Простите, что я нарушила режим!
- Да о чём ты говоришь? – с досадой проговорила воспитатель. – Ты всё сделала абсолютно правильно.
Ирина Викторовна помолчала.
- Я ведь тоже подумала, что ей плохой сон приснился, не подошла сразу сама. Хотя с монитора так хорошо всё не видно, да она ещё и лежала лицом вниз.
Воспитатель вздохнула.
- И так ещё неизвестно, чем все это закончится.
- Надо же, - покачала она головой. – Я работаю в «Центре» в общей сложности уже 12 лет, а ночным воспитателем – последние два года, и ни разу подобного не случалось. Бывало, конечно, что воспитанницы ночью заболевали, но не так серьёзно. А тут – такое ЧП! Девчонка едва не впала в кому прямо в спальне, находясь под пристальным наблюдением! А, если бы это случилось, я бы и вообще ничего могла не заметить. Спит человек, и спит.
Ирине Викторовне явно было не по себе.
- Я всё же не понимаю, как такое могло случиться настолько внезапно, – недоумённо продолжала она.
Соня отметила, что Ирина Викторовна сейчас совсем на себя не похожа. Её обычное хладнокровие куда-то улетучилось. Было видно, что она переживает и чувствует себя неуверенно.
- Ирина Викторовна, – мягко сказала Соня. – Но ведь вы пришли на вызов практически сразу, приняли мой совет и действовали чётко и решительно. По-моему, вам нечего опасаться! Вы всё сделали правильно. А по монитору действительно трудно было определить, что Наташе плохо. Даже я, находясь совсем рядом, не сразу это поняла. Вас совершенно не в чем обвинить! И, если меня будут расспрашивать, то я так и скажу.
Соня вспомнила, что именно так сказала ей в своё время Марина. Хотя Марина от неё не видела ничего хорошего, а вовсе даже наоборот! Так же, как и Соня от Ирины Викторовны.
Воспитатель изумлённо посмотрела на девушку.
- Ты мне сочувствуешь и собираешься помочь??? – немного растерянно спросила она. – Конечно, тебя будут расспрашивать! Да ещё как! Во всех случаях, когда страдает здоровье воспитанниц, расследование проводится самое серьёзное.
Она смотрела на Соню теперь уже с интересом.
- Признаюсь, не ожидала от тебя таких слов и…понимания. И не захочешь мне отомстить? Ведь я относилась к тебе жестоко. Тебя это не смущает?
- Ирина Викторовна, я просто хочу быть справедливой. А ещё…
У Сони прервался голос.
- Вы знаете, один раз я уже отомстила. И чем это всё закончилось? Девушка, моя бывшая поднадзорная, до сих пор в реанимации. А я здесь! На четыре года!
- Ты хочешь сказать, что это всё было на самом деле? – недоверчиво спросила ночная дежурная.
- Я не совсем понимаю…
- Это не легенда? – теперь уже прямо спросила воспитатель.
- Нет, - покачала головой Соня. – Я не стажёр, если вы это имеете в виду. – У меня всё по-настоящему.
- Но почему же тогда… - изумлённо начала Ирина Викторовна
- Эта девушка - лучшая подруга Елены Сергеевны, - от волнения Соня закусила губу. - Это ей я хотела отомстить. Мы вместе учились и были врагами.
У Сони в глазах появились слёзы.
- Представляете, какой я была жестокой дурой! Издевалась над беззащитной девушкой из мести! Ирина Викторовна, да как я могу осуждать вас? Как бы ни относились ко мне вы, Елена Сергеевна и другие воспитатели, я всё это заслужила.
Воспитатель ошеломлённо смотрела на Соню.
- Так вот в чём дело, - пробормотала она. – Теперь мне ясно. Значит, вчерашние розги тоже за это?
Она понимающе улыбнулась.
- Нет. Не совсем. Я ещё… - Соня растерялась, ей вовсе не хотелось посвящать ночную воспитательницу в тайну Инны Владимировны.
К счастью, та сама прервала девушку:
- Ладно, оставим это, не время сейчас.
Видно было, что воспитательница уже пришла в себя, к ней вернулись обычное присутствие духа и невозмутимость.
- Так вот, Соня. Расследование этого случая несомненно будет самым тщательным. И я советую тебе говорить именно так, как все и было. Здесь же камеры везде!
Ирина Викторовна выразительно обвела рукой спальню.
- Так что все наши с тобой действия и так уже «под колпаком», - признала она. – Скрывать что-либо или говорить неправду бесполезно. Но услугу ты мне уже оказала и весьма значительную. Ведь если бы Наташа прямо здесь отключилась, то меня бы непременно обвинили в невнимательности, а то и в непрофессионализме.
А ты не только умудрилась непонятно каким образом заметить, что ей плохо, но и дала мне такой ценный совет! Да и Наташе, и нам всем просто повезло, что ты оказалась рядом.
Ирина Викторовна подошла вплотную к воспитаннице.
- И ты очень скоро увидишь, что я умею быть благодарной, - едва слышно, явно в расчёте скрыть эту реплику от камер, произнесла она и тут же решительным жестом пресекла попытку Сони что-то ответить.
Они вернулись к Наташе. Девушка уже окончательно пришла в себя, но ещё ощущала слабость. Вскоре появилась Елена. Не просто появилась – а влетела в спальню, досадливо поморщилась, увидев Соню на ногах, однако не сказала ни слова, а сразу подошла к Наташе. Почти следом за ней пришла врач Наталья Александровна с медицинским чемоданчиком и немедленно взяла ситуацию под свой контроль. Она быстро расспросила Наташу, Соню и Ирину Викторовну, осмотрела заболевшую девушку и провела ей экспресс-тест крови на сахар.
- Ничего себе! – воскликнула она. – И это уже после принятия внутрь глюкозы. Представляю, какой у неё был сахар во время этого приступа!
Она обернулась к Елене и объяснила:
- Ночью, в три-четыре часа, уровень сахара в крови и так самый низкий в течение суток. Неудивительно, что ей стало плохо именно в это время. Неприятности у неё были сегодня?
- Только вчера, но очень существенные, - ответила Лена, имея в виду групповое наказание.
Врач уже поставила Наташе капельницу с глюкозой, по телефону распорядилась доставить в спальню каталку, затем строго сказала девушке:
- А ты, моя красавица, не сегодня заболела. У тебя должно было появиться плохое самочувствие почти сразу после перевода на штрафной стол. Признавайся, в последние дни ты ощущала слабость, подёргивания рук, потливость, чувство голода?
- Да, - ответила Наташа. – Каждый вечер. А сегодня – особенно сильно.
- А почему ты не сказала об этом воспитателям?
Девушка виновато молчала.
- Как же мы могли догадаться, что у тебя гиперинсулинизм, если ты молчишь, как партизанка? – сердито продолжала Наталья Александровна. – Наверняка, ты и дома от сладкого очень зависела, правда?
- Да, - признала девушка.
- А в твоей медицинской карточке про это ничего нет. Ты и раньше ничего никому не рассказывала?
Наташа кивнула.
- Мне было стыдно.
- Какой стыд? – воскликнула врач. – Это серьёзное дело! Тебе необходимо специальное лечение, и сладкого тебя ни в коем случае нельзя было лишать. Безобразие, чуть до комы дело не дошло!
- Хорошо, что тут свой специалист под боком оказался, - улыбнулась она, взглянув на Соню. – Молодец, дала очень правильный и своевременный совет. Только, Соня, такой у меня к тебе вопрос: а ты почему не спала в три часа ночи?
Соня покраснела и быстро взглянула на Елену. Ещё не хватало сейчас при ней жаловаться врачу на отсутствие обезболивания!
Доктор перехватила взгляд воспитанницы и поняла все правильно.
- От боли после наказания? – требовательно спросила она.
- Да, - вынуждена была признать Соня.
- Елена Сергеевна! – рассердилась Наталья Александровна. – Объясните мне, как вы наказываете воспитанниц, что они по ночам спать не могут? Почему не применяете обезболивание?
- Обычно применяем, - нисколько не смутилась Елена. – Но для Левченко это часть индивидуального воспитательного плана. Кстати, она прекрасно знает, что ей обезболивание запрещено. Могла бы «на коленях» на наказания и не нарываться.
«Ловко на меня стрелки переводит», - усмехнулась про себя Соня.
- Ага! Не нарываться! – возмутилась врач. – Да вы часто не даёте им такой возможности. Как будто я не знаю!
- Я поговорю с Галиной Алексеевной, - пообещала она. – Наказывать вы, конечно, имеете полное право, но лишать девушек сна недопустимо. Это принципиальный вопрос. Если понадобится – будем его решать на уровне высшего руководства.
Сейчас уже почти четыре часа! Через три часа подъём. И как она должна, по-вашему, весь день работать или учиться после такой ночи? Сколько наказаний вы завтра ей добавите просто за то, что она не имела возможности нормально выспаться по вашей же вине?
Наталья Александровна очень рассердилась, а Соня расстроилась.
«Ну вот, разнос Елене из-за меня устроила. Только этого не хватало! Отыграется-то она все равно на мне»
«Хорошо хоть Елена видела, что я не сама жаловалась», - немного перевела дух девушка.
- Значит так, Елена Сергеевна, – решительно продолжала врач. – Я настаиваю на том, чтобы освободить Левченко сегодня от учебы и других обязанностей и дать ей возможность выспаться. Сейчас привезут каталку, и она пойдёт с нами в изолятор. А завтра заберете её у меня после обеда. Не возражаете?
- Пожалуй, не буду возражать, – отозвалась Лена. - Вполне допустимо сделать Соне такую поблажку. Она же у нас отличилась.
Воспитательница бросила на девушку насмешливый взгляд.
- И обезболивание можно ей провести, сегодня я не против.
- Очень жаль, что раньше не провели, - гнула свою линию врач.
- Наталья Александровна! – взмолилась Соня. – Но я не хочу в изолятор!
- Не волнуйся, - успокоила её доктор. – Штрафные дни тебе за это не пойдут - не тот случай. Одевайся.
Соня взволнованно взглянула на Елену, но та только сдержанно кивнула.
- Наталья Александровна, только Левченко я сама приведу к вам чуть позже. Сначала необходимо опросить её по поводу инцидента и оформить показания.
- Тогда можете прямо сейчас приступать, не теряйте время. У вас же, наверное, и так много дел? – Наталья Александровна немного смягчилась. - Наташу мы с медсестрой сами в медблок доставим, не беспокойтесь.
- Спасибо, - улыбнулась Лена. – Так, граждане, пройдемте!
Она обвела взглядом Соню и Ирину Викторовну и жестом пригласила их следовать в кабинет.
Доктор, не сдержавшись, тихонько прыснула, и на прощание они с Леной обменялись теплыми взглядами. Несмотря на периодические расхождения во взглядах, их связывала давняя крепкая дружба.
В кабинете Лена сразу прошла в зону отдыха.
- Сварю-ка я пока кофе, очень хочется! Скоро ответственная дежурная по «Центру» придет, разбираться уже вместе с ней будем.
- Елена Сергеевна, так я тогда на пост пойду до её прихода? – заволновалась Ирина Викторовна.
- Ира, я тебя умоляю, - Лена устало махнула рукой. – Тебе подмена до утра обеспечена, пост прикрыт, не беспокойся.
- Отлично, тогда можно и кофе, - ночная дежурная обессиленно плюхнулась в кресло. – А Софье сделаете? Она же героиня у нас сегодня.
- Да я этому и не удивляюсь, - Лена уже держала в руках поднос с тремя чашками ароматного эспрессо и небольшой пузатой сахарницей-дозатором. – Что бы где в нашем «Центре» в последнее время не происходило, она всегда тут как тут со своим геройством.
- Разбирайте, - она поставила поднос на столик. – Эспрессо романо. Смягченный долькой лимона. Левченко, не стесняйся.
Поскольку Соня колебалась, Лена почти силой вручила ей чашку.
- Я, кажется, единственная, кто тебя ещё кофе не угощал. Надо это исправлять, - невесело пошутила она.
- Вот за это спасибо! - Ирина Викторовна с наслаждением сделала первый глоток. – Лен, а вообще ты зря так. Соня-то нам всем услугу оказала, и тебе, кстати, в первую очередь.
- А то я не понимаю! – Елену явно эта ситуация напрягала. – Прекрасно могу себе представить, сколько бы комиссий разных в «Центр» понаехало, если бы воспитанницу отсюда в коме увезли. И нарушений бы в любом случае массу накопали, даже на пустом месте. А ведь Наташа в моей группе, и именно я – ответственный воспитатель.
Соня молча стояла у двери и по глоточку отпивала кофе. Она прекрасно понимала Елену. Более того, признавала её полное право быть недовольной сложившейся ситуацией.
- А давай её поощрим за это? – предложила Ирина Викторовна.
- Не надо, - взволнованно начала Соня. – Ничего особенного я не сделала…
- И как же? – заинтересовалась Лена, перебив свою воспитанницу. – Ещё чашечку кофе ей организовать?
- Хм… маловато будет, однако.
Ночная воспитательница встала, подошла к Соне и медленно, с чувством спросила:
– Не надо, говоришь? А ты розги вчерашние хорошо помнишь?
Соня вспыхнула, в глазах заблестели слезы.
- Такое трудно забыть, - прошептала она.
- Лен, - Ирина Викторовна уже стояла около Елены. – Может, ты простишь ей оставшуюся экзекуцию? А я, в свою очередь, отменю Соне назначенные трости. Пусть девчонка немного вздохнет. - А то – кофе! – хмыкнула она.
Лена задумчиво взглянула на коллегу. Такая идея явно не приходила ей в голову. Казалось, «ответственная» колеблется и не знает, что предпринять.
- Не молчи, Соня! – повысила голос Ирина Викторовна. – Упрашивай свою воспитательницу! А то ведь уже в пятницу опять будешь все это терпеть. Так ведь, Лена?
Елена кивнула.
- Да, как договаривались. Чего с этим тянуть? Потом же у тебя выходные, на целую неделю уедешь. А команда у нас с тобой замечательная получилась! Не думаю, что с кем-нибудь другим будет лучше.
- Разве что с Вероникой Игоревной, - с улыбкой вспомнила Лена утренний разговор.
- Это да, – иронически подтвердила Ирина.
Соня замерла.
«Они уже и день назначили. Да ещё прямо на этой неделе! Как жестоко! И при чем тут Вероника Игоревна?»
- Так вот, Соня, я уже Елене Сергеевне обещала в этой порке снова участвовать, и отказаться от своего слова не смогу, - сообщила Соне ночная воспитательница. – А избавить тебя от этого только она может! Я лишь в своем «ведомстве» вправе какие-то поблажки вам делать.
- Да не будет она меня просить, Ира, - усмехнулась Лена.
- Вы обо мне слишком хорошо думаете, Елена Сергеевна, - воскликнула Соня. – За розги я буду просить. Очень. Простите мне их, пожалуйста. Очень вас прошу!
Ирина Викторовна одобрительно улыбнулась.
- Не знаю! – Лена сердито отвернулась к окну. – Мне надо подумать. Не хочу принимать импульсивных решений.
Ирина за спиной Лены подмигнула Соне и сделала успокаивающий жест рукой. Типа «не волнуйся, решим вопрос»
- Подумай, конечно, - мягко сказала она. – Имей только в виду, что я за твою воспитанницу тоже очень прошу. Вспомни, Лен, часто я так поступаю?
- Да не припомню что-то я подобного, - повернулась Лена к коллеге.
- Понимаешь…
Голос Ирины Викторовны все еще звучал необычно мягко. Соне стало понятно, что та действительно твердо решила помочь девушке, но, зная Елену, до конца не уверена, что это у неё получится.
- Лен, согласись… Чем бы там Соня перед тобой ни провинилась, она же с лихвой искупила свои грехи этой вчерашней поркой! Ведь так? Ты знаешь… даже некоторые воспитатели, которые успели уже эту запись просмотреть, мягко говоря, шокированы. Мне звонили…
«И так к ней пытается подкатить, и этак, - с признательностью думала воспитанница. – Ох, если бы Ирина Викторовна помогла избавить меня от этого ужаса, как бы я была благодарна!»
- Знаю. Мне тоже сегодня звонили, да и лично высказывали, - согласилась Елена. – Но, тем не менее, с заведующей я уже следующую такую порку согласовала, и она не возражает. Так что ничего мы не нарушили, коллега.
- Да это-то понятно, - поморщилась Ирина Викторовна. – Ещё бы мы что-то нарушили.
- А то, что услугу Соня нам оказала… Подумай, а как ещё она могла поступить? Просто выполнила свой гражданский долг, - пожала плечами Елена.
«Да и Вероника очень будет недовольна таким поощрением», - подумала она.
«Не уступит! - с тоской поняла Соня. – Она просто очень хочет ещё раз мне такое устроить. Хочет насладиться моей болью, моим унижением!»
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась строгая молодая женщина в форме ответственного дежурного воспитателя «Центра».
Соня невольно вытянулась «смирно» почти в струнку.
- Инга Павловна, - представилась вошедшая. – Доброго всем утра.
Должность свою называть Инге Павловне не было необходимости. Только ответственная воспитательница, дежурившая по всему «Центру перевоспитания», имела право носить такой костюм: белый удлиненный жакет с позолоченными вставками на рукавах и прямую черную юбку с такой же позолоченной окантовкой по низу.
Лена тоже поздоровалась и, согласно внутреннему этикету, назвалась по всем правилам, с должностью, и представила Ирину Викторовну и Соню.
По «Центру» дежурили поочередно, по специальному графику, ответственные воспитатели всех четырёх отделений, и они не всегда были знакомы с сотрудниками, с которыми им приходилось так или иначе пересекаться во время дежурства. Лена Ингу Павловну знала, да и сегодня они уже виделись на утреннем совещании. Однако сейчас это не имело значения, инструкция предписывала Елене Сергеевне представить себя и подчинённых.
Ответственная за весь «Центр» воспитательница обладала в течение своего дежурства абсолютной властью в учреждении. В дневные часы вмешаться в её работу могла только директор «Центра». А вот вечером и ночью «центральной дежурной», как негласно называли эту должность, подчинялись исключительно все сотрудники и, разумеется, воспитанницы.
Соня смотрела на Ингу Павловну во все глаза. Воспитанницам редко приходилось встречаться вот так близко с главными ответственными, а некоторые виделись с ними и вообще только в день поступления в «Центр», на процедуре приема. Чаще же все основные вопросы на отделении решали свои ответственные дежурные воспитатели.
Наблюдательная Соня заметила, что «центральная дежурная» совсем ещё молода, наверняка ненамного старше Елены. Однако ослепительный форменный костюм, высокая строгая прическа, уверенный голос и серьёзный взгляд придавали сотруднице солидный и торжественный вид.
На самом деле Инге было 20 лет, она имела «в ответственности» группу на третьем отделении и преподавала математику (один из самых трудных предметов для студенток гуманитарно-языкового колледжа). В «Систему перевоспитания» девушка пришла, как и Лена, в 16 лет, а ответственным воспитателем начала работать совсем недавно.
- Пономарева уже в изоляторе, - сообщила Инга Павловна. – Состояние стабильное. Мы переводим её в госпиталь, уже с ними созвонились, машину пришлют в течение часа. А сейчас я хочу взять у вас всех официальные показания. Коллеги, давайте присядем. А ты, Левченко, подожди в спальне, но далеко не отходи.
- Слушаюсь, - четко ответила Соня и направилась к выходу. Отходить она не стала вообще, так и простояла за дверью минут пятнадцать, пока её не вызвали опять. В кабинете все трое воспитателей сидели в креслах вокруг столика.
Инга Павловна подробно выспросила у Сони, как было дело, буквально по минутам, записывая разговор на диктофон. Спросила также, не замечала ли воспитанница и раньше плохого самочувствия у Наташи. Девушка отвечала чётко, уверенно, не путаясь. Соня заметила, что, опрашивая её, Инга Павловна периодически бросала внимательные взгляды на Елену и Ирину Викторовну, наблюдая за их реакцией на ответы воспитанницы.
В конце беседы «центральная дежурная» уверенно заявила Соне:
- Ты или не всё рассказала, или тебя что-то в этой ситуации беспокоит. Докладывай быстро!
«Профессионально работает, - вздохнула про себя Соня, на которую вдруг нахлынула зависть. – Надо же, совсем молодая девчонка…а вот…где она, и где я!»
- Слушаюсь, Инга Павловна, - смущённо ответила девушка. – Меня беспокоит то, что я нарушила ночной режим и свой бойкот, и я не знаю, как вы и Елена Сергеевна на это отреагируете.
- Не волнуйся, - улыбнулась Инга. Её серые выразительные глаза заблестели. – Ни о каком нарушении режима речь не идёт: это же была необходимость. Ты очень выручила и Наташу, и, если честно, то и всех нас. Как ответственный дежурный воспитатель «Центра» объявляю тебе благодарность.
Если даже у Елены было другое мнение по этому вопросу, она оставила его при себе. Субординация среди сотрудников «Центра» соблюдалась неукоснительно.
Инга Павловна встала, и тут же Лена с Ириной Викторовной тоже почтительно поднялись с мест.
- Всем спасибо за помощь, - лаконично поблагодарила главная. – Елена Сергеевна, Левченко я сейчас сама отведу в изолятор, все равно туда направляюсь.
- А ну-ка выйди пока, - приказала Инга Соне. Когда за воспитанницей закрылась дверь, она подошла поближе к уставшим коллегам. Обе сотрудницы смотрели на Ингу Павловну с некоторым напряжением. Бывали случаи, что после такого вот «разбора полетов» воспитатели безжалостным приказом «центральной дежурной» немедленно отстранялись от работы и отправлялись в свои квартиры ожидать официального разбирательства.
- Времени-то уже скоро пять, коллеги, - нарушила молчание Инга. – Нам всем пора готовиться к передаче дежурства. Елена Сергеевна, все записи с камер по вашей группе за прошедшую неделю и до сегодняшнего утра «заморожены», доступ к ним закрыт. Завтра с этим предстоит разбираться.
- Что я могу сказать? – уже менее официально продолжила главная. - По первому моему впечатлению, никто из сотрудников в случившемся серьезно не виноват. Но…сами понимаете. В таких случаях точно никогда не знаешь, чем все закончится. От просмотра записей много будет зависеть. Будет ли назначена независимая внешняя комиссия. От самочувствия воспитанницы в ближайшее время. От директора. От заведующей вашей.
Она вздохнула.
- И просто от везения, безусловно. На этом я с вами прощаюсь, всего доброго.
Вскоре Лена сдала дежурство по отделению Светлане Петровне, естественно, подробно рассказав подруге о произошедшем. Затем вернулась к себе группу с намерением подождать прихода Марии Александровны. Хотелось, чтобы дежурная воспитательница узнала обо всем случившемся в группе от самой «ответственной» лично, а не просто из распечатанного отчета ночных дежурных.
В итоге, когда без десяти шесть Маша вошла в кабинет, она с удивлением обнаружила Елену Сергеевну крепко спящей прямо в кресле.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава вторая.
Среда. Двойное благородство
После обеда Галина Алексеевна попросила Елену подойти к ней для разговора. Девушка знала, что в связи с ночным происшествием заведующую вызвали сегодня в «Центр» прямо с утра, и она давно уже на работе. Подходя к кабинету, Лена, конечно, волновалась. Ведь не исключено, что внутреннее расследование уже завершено, и…
«Вот сейчас и проверим, как у меня обстоит дело с везением, про которое утром упоминала Инга», - пыталась воспитательница ободрить сама себя.
- Елена, я полностью в курсе ваших ночных событий, - без всяких предисловий начала заведующая. - В связи с этим у меня возникла к тебе очень большая просьба, касающаяся Сони.
- Я слушаю, Галина Алексеевна, - спокойно произнесла молодая сотрудница.
- Ты не будешь отрицать, что Соня сегодня ночью повела себя очень решительно и достойно, и здорово нас выручила? Во-первых, она фактически спасла Наташу от комы, а, во-вторых, оказала значительную услугу всему «Центру».
«Сговорились они все, что ли», - промелькнуло у Лены.
- Да, я с вами согласна, - вслух произнесла она и улыбнулась.
- Галина Алексеевна, вы хотите в качестве награды сразу назначить её воспитателем?
- Перебьётся, – рассмеялась начальница. – Для этого ей ещё очень придётся постараться! Да и то я хорошо подумаю. Однако предоставить Соне существенное поощрение мне хочется, и с этим должна согласиться ты, как ее ответственный воспитатель. Лена, возможно, тебе будет не очень легко дать согласие на эти меры, но я тебя очень об этом прошу.
«Неужели тоже будет просить отменить Соньке розги?» - насторожилась воспитательница. Лена уже успела хорошо подумать над просьбой Ирины Викторовны, взвесила все «за» и «против» и приняла решение ее не удовлетворять.
Однако заведующая озвучила другое предложение, выслушав которое, ее подчиненная удивлённо воскликнула:
- Галина Алексеевна, но это уж слишком! Такого Соня не заслужила! Вполне бы хватило того, что сегодня ей дали отдых. Ну, и сертификат можно было бы ей подарить. И достаточно!
- Лена, - терпеливо убеждала Галина Алексеевна. – Благодаря Соне не случилось серьёзного ЧП, и мы избавлены от тщательного внешнего расследования со стороны независимой комиссии. Ты у нас ещё молодой педагог, и не имела возможности убедиться, что собой представляет подобная проверка. Ни у кого из нас не было бы ни единого шанса оправдаться! В самом лучшем случае нам поставили бы в вину невнимательность и недостаточную организацию профилактики подобных случаев. Понимаешь?
Заведующая нахмурилась и продолжала уже строже.
- Как раз именно тебе и не следовало бы возражать в данном случае. Да, мы уже знаем, что никто из наших сотрудников кардинально не виноват. Наташа своё плохое самочувствие скрывала. В её медицинской карте данных про гипогликемию нет, так что врачи не имели возможности определить это заболевание раньше. Ты тоже не знала, что её нельзя было переводить на штрафную диету.
Однако именно ты и твои дежурные воспитатели могли бы быть повнимательнее и обратить внимание, что одна из ваших воспитанниц уже несколько дней чувствует себя неважно. Мало ли, что она скрывала! А вы профессионалы! И ты, как ответственный воспитатель, виновата в первую очередь. Кстати, своё внутреннее расследование мы проводим, и вскоре я ознакомлю всех, кого это касается, с его результатами.
Лена, давай это сделаем для Сони. Сертификаты я ей тоже предоставлю, но это я смогу сделать и сама, своей властью. А вот на то, о чём я прошу, твоё одобрение необходимо, причём, в форме письменного согласия.
Галина Алексеевна понимающе улыбнулась.
- Я признаю, что нарушаю твои планы в отношении этой воспитанницы, и готова предоставить за это достойную компенсацию. За моральный ущерб, - усмехнулась она. – Хочешь, я дам тебе с понедельника целую неделю внепланового оплачиваемого отпуска? Побудешь дома, отдохнёшь, отоспишься, сможешь уделять больше внимания Марине. Я это сделаю для тебя, хотя… на самом деле хватило бы и того, что я не стану применять к тебе и твоим девочкам-дежурным суровых мер за ваш недосмотр.
- Директор оставила этот вопрос исключительно на моё усмотрение, - многозначительно добавила она.
- Спасибо, Галина Алексеевна, я очень это ценю, - вздохнула Лена. – В принципе, я могу согласиться с вашим предложением, хотя это для меня нелегко.
Лена немного помолчала.
- Вот только… а могу я попросить вас о другом одолжении? – решилась она.
- Попробуй, - заинтересовалась заведующая.
Однако сотрудница никак не могла собраться с духом.
- Да, мне очень бы хотелось получить этот отпуск, чтобы поддержать Марину после операции, - начала она. – Но то, о чем я вас хочу просить, важнее отпуска.
- Давай смелее, - подбодрила её начальница.
- Галина Алексеевна, пожалуйста, простите Алину! – выпалила Лена на одном дыхании. – Я вас прошу! Вы сможете это сделать? Тогда я дам своё полное согласие на ваше предложение.
Галина Алексеевна несколько секунд выглядела совершенно потрясённой, однако быстро взяла себя в руки и жёстко спросила:
- А если нет? Тогда ты своего согласия не дашь?
- Нет, - покачала головой Лена. - Галина Алексеевна, пожалуйста, выслушайте меня. Я вчера беседовала с Алиной и поняла, что...
- Ты позволяешь себе лезть в мои дела? Да как ты смеешь? - перебила её заведующая.
Галина Алексеевна изменилась даже внешне. Лена вспомнила слова Алины: «Она даже вся позеленела! Я никогда её такой не видела!». Примерно так же заведующая выглядела и сейчас, однако Лену это не испугало. Ей было страшно сделать первый шаг, высказать свою просьбу, но теперь девушка чувствовала себя уже увереннее.
- Галина Алексеевна, - Лена в волнении прижала руки к груди. – Я бы ни за что не посмела, если бы не представился такой случай. Но он представился! И я вас просто прошу о встречной услуге. Вы же сами предложили мне компенсацию.
- Но не такую же! – возмутилась заведующая.
- Лена, ты понимаешь, что сейчас делаешь? – холодно осведомилась она. – Тебе непонятно, что моя просьба – это вовсе не просьба? Тебе даже и в голову не должно было прийти мне отказать и, уж тем более, ставить такие условия! Никто из моих воспитателей, даже старше и опытнее тебя, ни разу себе такого не позволил!
А ты ещё девчонка! Без году неделя в «Центре»! И смеешь так поступать? Ты хочешь со мной поссориться? Ты не понимаешь, что от меня очень многое зависит? Что в следующий раз уже я могу не выполнить твою просьбу? А ведь тебе ещё долго здесь работать, как минимум, пока не закончишь колледж! Недальновидно поступаешь, моя дорогая. От тебя никак не ожидала!
Лена озадаченно молчала. Никогда ещё она не видела она свою заведующую в таком гневе. Правда, и «на ковре» у нее молодой воспитательнице ещё бывать не приходилось.
Галина Алексеевна, очевидно, посчитала, что поставила на место строптивую сотрудницу. Немного успокоившись, она примирительно произнесла:
- Я надеюсь, Лена, ты сделала это, не подумав. Давай решим вопрос мирно. Я не буду на тебя обижаться и спишу этот поступок на какие-нибудь твои юношеские завихрения. Естественно, в этом я тебе отказываю. С Алиной разберусь сама и прощу её тогда, когда посчитаю нужным. Всё ясно?
- Да, Галина Алексеевна, ясно. Извините.
Лена посмотрела на часы.
- Можно, я пойду? У меня урок через 15 минут.
- Иди.
Лена молча кивнула, встала и направилась к выходу.
- Елена, - окликнула её заведующая. – На всякий случай хочу уточнить. Надеюсь, с Соней мы вопрос решили? Ты согласна?
Лена спокойно смотрела на заведующую.
- Нет, - ответила она. – Вы мне отказали, значит, и я своего согласия не даю. Извините.
- Подойди! – приказала заведующая.
Лена подчинилась.
- Это твоё окончательное решение? – холодно спросила Галина Алексеевна.
- Да.
Заведующая встала, немного походила по кабинету.
- Да ты неблагодарная нахалка! – внезапно закричала она. – Я сделала для тебя всё возможное! Моими стараниями ты стала ответственным воспитателем на первом курсе колледжа! Когда поступила Соня, я полностью вошла в твоё положение, направила её к тебе в группу, дала тебе полную свободу действий!
- Но вы всегда соглашались с моими действиями, - возразила Лена. – Я же с вами часто советовалась.
- Это ничего не значит, - отмахнулась Галина Алексеевна. – Да я могу прямо сейчас у тебя её забрать и отдать другому воспитателю! Как тебе это понравится?
- Галина Алексеевна, но это не решит проблемы, - спокойно отвечала Лена. – Я-то как раз это переживу. Соня уже раскаялась и достаточно ответила за свой поступок, так что результат практически достигнут. Я более-менее удовлетворена. Но ведь новый воспитатель не сможет сделать то, о чём вы просите! Всё равно согласие на это смогу дать только я. А я не дам, если и вы не выполните мою просьбу.
- Понятно, - ледяным голосом проговорила заведующая. – Что же, Елена Сергеевна, возвращайтесь к своим обязанностям. Я вам обещаю, что очень скоро вы пожалеете о своём поступке.
Лена молча вышла из кабинета.
Конечно, она не выдержала и позвонила Лизе.
– Ну, ты даёшь, подруга, - растерялась Елизавета. – Как это ты на такое решилась? Галина Алексеевна права: никто до тебя на подобное не осмеливался. По крайней мере, на моей памяти.
- Как решилась? – возмущённо закричала Лена. – А ты не сама не видишь, что с твоей «дежурной» происходит? Ведь ты мне не сказала, что она за месяц с небольшим уже семнадцать наказаний от заведующей вытерпела! И морально Галина на неё давит постоянно, вздохнуть девчонке не даёт! Да она по отношению к Алинке полный беспредел творит, уж не знаю, из каких соображений. Да, Алина виновата, но не настолько, чтобы так жестоко с ней поступать! Она на грани нервного срыва! Лиза, кто-то должен ей помочь. Ты один раз попробовала и отступилась. А мне просто такой удачный случай представился.
- Уж не знаю, окажется ли он для тебя удачным, - засомневалась Елизавета. – Лен. Ты ведь решила идти до конца, правда?
- Да, - подтвердила Лена.
- В таком случае, если у тебя всё получится, знай, что мы с Алиной у тебя в долгу.
- Запомню, - улыбнулась Лена. – Получиться-то может вполне. Но вот как бы мне после этого на месте Алины не оказаться? Заведующая ведь отыщет, на чём меня подловить, и буду я к ней так же ходить в кабинет после педсовета. Как ты думаешь, а меня она когда простит? Наверное, как ты своей Даше Морозовой заявила: примерно через год!
- Могу тебя успокоить, - заметила Лиза. – Тебе такое никоим образом не грозит. Галина Алексеевна ответственных воспитателей телесным наказаниям никогда не подвергает, даже если они ещё и несовершеннолетние. Категорически! Если она очень уж захочет это сделать, то ей придётся тебя сначала в «дежурные» разжаловать. А вот на это она вполне имеет право.
- Обрадовала, - протянула Лена.
- Лен, а кто тебя заставлял? Подумай! Если ты сейчас вернёшься к ней с «повинной», всё будет хорошо, я уверена.
– Хорошо будет ей и Соньке, - мрачно сказала Лена. – А Алине ходить к ней тогда ещё и ходить. Нет уж! Всё, Лиза, я на урок, вечером увидимся.
Урок Елена Сергеевна проводила в Светланиной 205-ой группе. За 15 минут до его окончания в класс вошла Галина Алексеевна, разрешила сесть вскочившим воспитанницам и устроилась рядом с дежурным воспитателем.
«Началось, - подумала Лена. - Теперь будет инспектировать меня постоянно, как Алину».
Занятие молодой педагог проводила безупречно, своё дело она знала, поэтому сейчас не волновалась. Придраться было не к чему.
Когда урок закончился, Галина Алексеевна приказала воспитанницам выйти из класса, и они немедленно ушли вместе с дежурным воспитателем. Лена стояла у своего рабочего места и спокойно смотрела на заведующую.
– Присаживайся, - предложила ей начальница, указав на стул рядом с собой.
– Что, моя дорогая, ты ведь успела с кем-нибудь из своих подруг созвониться? - начала она.
– Да, - кивнула Лена. - С Лизой.
– И что она тебе посоветовала?
– Ещё раз подумать.
– Разумно.
Галина Алексеевна помолчала.
– Я проявляю к тебе просто безграничное терпение, ты не находишь?
Девушка пожала плечами.
– Хоть теперь-то ты одумалась?
– Галина Алексеевна, мне очень жаль, но я своего решения не изменю, и моя просьба остаётся в силе.
– В таком случае я ставлю тебя в известность, что сделаю это без твоего согласия. Своей властью. Поняла?
– По инструкции вы не можете так поступить, - возразила Лена.
– Допустим. А что ты предпримешь? - с интересом спросила заведующая.
– Галина Алексеевна, я успела ещё раз просмотреть инструкции и выяснила, что имею право в таком случае подать письменный протест директору “Центра”.
– И ты это сделаешь? - заведующая пристально смотрела на девушку.
– Без колебаний. Сразу, - твёрдо ответила Лена. - Галина Алексеевна, я уже решила, что не уступлю вам в этом вопросе. Я основательно поговорила с Алиной и считаю, что ей не только уже не нужно продолжение репрессий с вашей стороны, а, наоборот, это приносит ей вред, который может оказаться непоправимым. Алина близка к тому, чтобы сломаться! А ведь она и так уже давно раскаивается. Галина Алексеевна, согласитесь, ведь Алина вполне достаточный урок получила. Зачем вы с ней так жестоко?
– Ты и правда думаешь, что я должна перед тобой отчитываться? – холодно спросила начальница.
– Но мы же можем обменяться мнениями? Разве это не в ваших интересах? Вы можете меня убедить, что так поступать необходимо? Я же могу не знать ваших каких-то особенных соображений!
Галина Алексеевна жестко ответила:
- Если очень коротко: склонность к таким импульсивным поступкам надо выбивать основательно. Именно это я и делаю.
– Галина Алексеевна, а я считаю, что уже нет необходимости ничего из неё выбивать. Простите её, пожалуйста! Пусть Алина спокойно работает.
– Ты считаешь, - горько усмехнулась начальница. - Но ведь не ты заведующая, а я! И раньше ты мне всегда доверяла. Ценила моё мнение, часто приходила ко мне советоваться. Почему же ты сейчас упёрлась, и мне никак тебя не убедить?
Лена вздохнула.
– Наступил момент, когда наши мнения разошлись. Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать. Это угнетает её, и, кстати, Елизавету тоже. Алина не может полноценно работать, а это вредит группе. Галина Алексеевна, пожалуйста, хватит её воспитывать! Простите её, и вы не пожалеете! Я понимаю, что вы заведующая, и опыта у вас несравненно больше, но в этой ситуации я абсолютно уверена в своей правоте. Пойдите нам навстречу, прошу вас!
Галина Алексеевна помолчала.
– Что же, - сказала она, наконец. - Мне придётся это сделать. Ты меня не убедила, но другого выхода я не вижу. Я очень хочу, чтобы Соня получила это поощрение, и вынуждена принять твоё условие. Давай обговорим детали. Что ты конкретно хочешь?
Лена про себя облегчённо вздохнула.
– Галина Алексеевна, - попросила она. - Вы можете вызвать Алину и сообщить ей, что вы удовлетворены тем наказанием, которое она получила, что вы её прощаете, и теперь всё будет по-прежнему? Включая ваше отношение. И вовсе не обязательно говорить ей, что вы делаете это вынужденно.
– Вот уж нет! - воскликнула заведующая. - С этим я категорически не согласна! Алина должна знать, что в мои планы не входило прощать её так скоро. Если бы не ты, она бы ещё долго за свой проступок расплачивалась, и я ей об этом скажу. Надеюсь, ты не будешь возражать?
– Нет, - немного смущённо ответила Лена. - Для меня главное – её полная амнистия. Причём, Галина Алексеевна, давайте договоримся, что вы прощаете Алину в любом случае, даже если не получится сегодня сделать для Сони то, что вы хотите. Хорошо?
– А что это ты имеешь в виду? - нахмурилась заведующая.
– Не могу сказать точно, - покачала головой Лена. - Но, зная Соню, не гарантирую, что ваша с ней беседа пройдёт без каких-нибудь неожиданностей.
– Хорошо. Значит, решили, - произнесла Галина Алексеевна. - А теперь вот что я хочу тебе сказать.
Лена внутренне сжалась, но виду не показала.
- Ты поступила недальновидно. Сейчас ты добилась своего, но в долгосрочном плане проиграла. Я расцениваю твоё поведение как наглое и неуважительное, поэтому заявляю, что моё отношение к тебе с этой минуты изменится. Ты у нас очень принципиальная, правда?
Вот и я буду относиться к тебе очень твёрдо и принципиально. Предупреждаю, ты можешь обращаться ко мне теперь только официально, никаких доверительных отношений у нас больше не будет. Все просьбы и предложения с твоей стороны принимаю только в письменном виде, в установленном инструкциями порядке. За твоей работой я тоже буду очень внимательно наблюдать. Понятно?
- Галина Алексеевна, но вы же справедливый человек, – изумилась Лена. - Вы знаете, что я работаю хорошо: добросовестно и ответственно! Вы будете вставлять мне палки в колёса только потому, что я осмелилась высказать своё мнение и попросить вас о том, что считаю правильным? Ведь я сейчас не нарушила никаких инструкций! Я вполне имела право не согласиться с вашим предложением, правда?
- Не волнуйся, моя дорогая, - усмехнулась заведующая. – Я по отношению к тебе тоже буду предпринимать только те действия, на которые имею полное право. Всё будет по инструкциям. Знаешь, Лена, в этот раз ты зарвалась, и я считаю своим долгом поставить тебя на место. И учти, что на моём отделении ты теперь карьеры не сделаешь, хотя признаю, что определённые планы у меня на тебя были. Увы, своим поступком ты сама себе всё перечеркнула.
Лена предполагала, что Галина Алексеевна рассердится, но такого всё же не ожидала. Она сидела покрасневшая и изумлённая. В ответ на последние слова заведующей девушка воскликнула:
- Так, может быть, мне сразу обратиться в кадровый отдел с просьбой о переводе в другой «Центр»? Раз вы не хотите больше со мной работать?
- Очень испугала, – иронически улыбнулась заведующая. – Ты думаешь, у нас в стране много «Центров» нашего профиля? Их можно по пальцам пересчитать. А работать ты сможешь только на втором курсе. Здесь, у нас, я обеспечила тебе место «ответственной», а кто тебя ждёт в других «Центрах»? Все должности заняты! Постоянных вакансий ожидают многие воспитатели! Да, возможно, тебе смогут подобрать место «дежурной» или «ночной», но это ещё вопрос, захотят ли руководители брать на работу скандальную сотрудницу. Впрочем, дело твоё. Можешь попробовать.
Галина Алексеевна возмущённо покачала головой.
- Ты даже сейчас ведёшь себя вызывающе! Хотя бы для приличия могла бы сказать, что сожалеешь о своём поступке, извиниться, в конце концов. А ты «качаешь права»!
- Галина Алексеевна, я очень сожалею! Но не о своём поступке, а о том, как вы на всё это отреагировали. О том, что мы не можем решить с вами этот вопрос мирно. Простите меня, пожалуйста, если я вас обидела! Но я, действительно, не вижу за собой никакой вины!
- Что же, не видишь, так не видишь, - холодно проговорила заведующая. – Значит так, с Алиной я поговорю в течение завтрашнего дня, она как раз дежурит. А сейчас, будьте добры, Елена Сергеевна, распорядитесь, чтобы из изолятора доставили Соню, и жду вас вместе с ней в своём кабинете. И поторопитесь, пожалуйста!
- Хорошо.
В кабинете заведующей Соня по просьбе Галины Алексеевны ещё раз подробно рассказала о событиях прошедшей ночи. Лена сидела рядом с невозмутимо-ироническим видом.
– Елена Сергеевна, вас что-то смущает в изложении Сони? - поинтересовалась заведующая.
– Абсолютно ничего, всё в порядке, - ответила воспитательница.
– Хорошо, Соня. Я буду очень краткой. Ты оказала большую услугу “Центру”, и мы решили предоставить тебе поощрение. Во-первых, я награждаю тебя сертификатами на освобождение от наказаний на 60 единиц – три по двадцать.
Соня встрепенулась.
– Будешь возражать? - удивилась заведующая.
– Нет. Спасибо. Елизавета Вадимовна мне уже объяснила, что “ломаться в таких случаях неэтично”.
Галина Алексеевна кивнула.
– И второе, - продолжала она. - Сразу скажу, что это стало возможным только благодаря Елене Сергеевне. Без её согласия я не смогла бы этого сделать. Мы даём тебе прямо с этой минуты полную амнистию по всем наказаниям, которые у тебя ещё остались. Сейчас ты выйдешь из этого кабинета полностью свободной от всех взысканий, и в запасе у тебя ещё останутся сертификаты. Ты сможешь начать всё сначала. Это хороший шанс, в том числе, и для твоих далеко идущих целей. Ты меня понимаешь?
– Да. Спасибо, - растерялась Соня. - Но... это слишком великодушно... Я этого не заслужила. Ведь я просто сделала то, что и должна была, и не ожидала за это никакой награды.
– Тем не менее, я прошу тебя и в этом случае не ломаться. Или и ты мне заявишь, что хочешь вместо этой меры чего-нибудь другого?
Соня заметила, что при этих словах Галина Алексеевна метнула неодобрительный взгляд на Лену, а та слегка покраснела.
«Наверное, не так уж легко было Галине Алексеевне её уговорить, - мелькнуло у Сони. - Да это и понятно! Просто поразительно, что Елена на такое согласилась!»
Галина Алексеевна смотрела на воспитанницу с улыбкой. Свой вопрос она явно считала чисто риторическим.
Соня глубоко вздохнула и смущённо произнесла:
– А можно? Попросить другое?
У Галины Алексеевны поползли вверх брови. Лена же осталась абсолютно невозмутимой.
– Ну и денёк у меня сегодня, - выдохнула заведующая. - Соня, ты хоть представляешь, какого труда мне стоило у Елены Сергеевны это поощрение для тебя выпросить?
– Догадываюсь, - вздохнула девушка.
– Елена Сергеевна, как вы считаете, стоит нам её выслушать?
– Конечно, - кивнула Лена. – Нечто подобное я и предполагала. Левченко у нас девушка непростая.
– Хорошо, Соня. Ты оказала нам существенную услугу и можешь покапризничать, - согласилась Галина Алексеевна. - Чего ты хочешь? Говори.
Девушка взволнованно посмотрела на заведующую, затем на Лену и горячо произнесла:
– Не надо меня освобождать от наказаний! Пусть всё останется, как есть. Но я прошу вас дать вместо меня полную подобную амнистию нашей Юле. Вернуть её из штрафной группы и простить все наказания. Пожалуйста!
Некоторое время все сидели молча. Лена и Галина Алексеевна, видимо, были ошеломлены, а Соня следовала своему обычаю “тянуть паузу”.
Первой опомнилась Лена:
– А это теперь не в моей компетенции. Я даже не знаю, возможно ли такое вообще.
Галина Алексеевна тоже вышла из оцепенения и резко бросила Соне:
– Ты что, совсем дурочка? Вот, посмотри!
Она выложила на стол перед воспитанницей распечатанный список.
– Вспомни, что тебе ещё предстоит! “На коленях” - пятнадцать с половиной часов! Штрафной ужин! Бойкот ещё десять дней! Пять “безлимитных” наказаний, причем одно из них – опять «двойные» розги!
При упоминании о розгах Соня непроизвольно судорожно вздохнула, и это не осталось без внимания заведующей.
- Вот-вот, об этом я и говорю! – темпераментно воскликнула она. – Огласить тебе весь список, до конца? Четыре “напоминания” по 20 ремней! Строжайшая порка “на станке”, причём публичная, перед комиссией, уже заявка на “восьмой-пятый” подана! А ещё строгие наказания по субботам, которые стараниями Елены Сергеевны могут длиться бесконечно!
Галина Алексеевна перевела дух и, очевидно, решила сменить тактику.
- И тебе не хочется от всего этого избавиться? – уже более спокойно спросила она. - Юля-то твоя переживёт! Ничего с ней не случится, да и в следующий раз будет умнее. А вот ты…из-за этого своего благородства можешь потерять уникальный шанс стать сотрудником. Неужели ты не понимаешь? Соня, да даже малой части того, что тебе осталось…
Галина Алексеевна хлопнула рукой по списку.
- Вполне достаточно, чтобы сломать даже сильного лидера и навсегда перекрыть ему такую возможность.
- Если это меня сломит, значит, я и не заслуживаю такой возможности, - тихо, но твердо заявила Соня.
– Левченко, ты не понимаешь, о чем говоришь, - снисходительно заметила Лена. – Хотя мне как раз тебя уговаривать вовсе невыгодно, очень советую, не отказывайся! Другого шанса у тебя не будет. Предупреждаю, я тебя щадить не намерена, и благородством своим меня ты не разжалобишь.
– Это все было бы ничего, - она указала на листок. - Но ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу устроить собираюсь. Лучше соглашайся!
Однако Соня упорно стояла на своем:
– Я постараюсь со всем этим справиться. Юле прощение нужнее, и мы все за нее очень переживаем. Пожалуйста, если можно, сделайте, как я прошу! Ведь Юля из-за меня в штрафную попала, и ей там очень плохо! Елена Сергеевна, вы же сами нам вчера вечером рассказывали, что у неё там всё очень неудачно сложилось, с первого дня!
– Да потому что вести себя надо было по-другому с Ренатой Львовной! - вспылила Лена. - А у неё ума не хватило.
– Вот видите! Поэтому я и говорю, что ей амнистия нужнее. А я сильнее Юли, и все свои наказания полностью заслужила. Елена Сергеевна, пожалуйста!
– Да я-то тут ни при чём, - пожала плечами Лена. - Юля сейчас не моя воспитанница.
– Очень даже при чём, - возразила Галина Алексеевна. - Чтобы вернуть Соколову и простить ей все наказания, необходимо согласие ваше, Елена Сергеевна, моё и Ренаты Львовны. Теперь мне ещё и её уговаривать? Соня! Ты твёрдо решила?
– Да, - кивнула девушка. – Мне безумно жалко Юлю, и я хочу, чтобы она вернулась в группу. Для меня это будет лучшей наградой.
«Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать», - вспомнила Галина Алексеевна недавние слова Елены.
«И воспитанница её туда же. Как будто сговорились! Прямо день благородства сегодня» - недовольно подумала заведующая, однако на Соню взглянула с явным уважением.
«Ну всё! Сонька уже сотрудник! Хороший ход, - промелькнуло у Лены. – Вот ведь змея! И тут не растерялась»
Она была абсолютно уверена, что Соня поступила так с дальним прицелом. И вовсе она не “дурочка”.
Галина Алексеевна немедленно позвонила Ренате Львовне, и та буквально через пять минут быстрой походкой вошла в кабинет: подтянутая, уверенная, властная.
- Рената Львовна, извините, что сорвали вас с отчета, - дипломатично начала Галина Алексеевна, жестом приглашая сотрудницу присесть.
- Ничего. Значит, есть на это причины, - усаживаясь, спокойно ответила Рената.
Заведующая вздохнула и быстро ввела ответственного воспитателя штрафной группы в курс дела. Соня сидела ни жива ни мертва. Она понимала, что именно от Ренаты зависит теперь судьба Юли. И знала, что характер у Ренаты Львовны сложный… и уговорить её на что-то, чего ей делать не захочется, вряд ли будет проще, чем Елену.
Однако воспитательница двести одиннадцатой не стала долго раздумывать.
– Очень благородно с твоей стороны, - повернулась она к Соне. - В принципе, я не против. Забирайте свою Юлю. Но… есть одно «но».
- Какое же? - спросила Галина Алексеевна.
- Я не привыкла, чтобы мои воспитанницы покидали штрафную группу, ни разу не получив от меня лично порки розгами. А Соколовой как раз сегодня это предстоит, вот прямо сейчас, на отчете. Так что могу её вернуть только после этого.
- Нет! – внезапно громко воскликнула Елена.
Для всех присутствующих, включая Соню, это оказалось неожиданностью.
- И это ТЫ на меня кричишь? – насмешливо спросила Рената. – После того, что сама в понедельник той же Соне устроила? Юле-то твоей всего полтинник розог светит, и уж не «восьмой» ни разу.
- Кстати, - продолжила Рената Львовна. – Галина Алексеевна, а можно я запись этой их экзекуции, - она указала на Елену и Соню, - у себя в группе воспитанницам покажу? И пообещаю, что уважаемых исполнителей буду приглашать к себе на субботние наказания к особо провинившимся?
- Давайте позже это обсудим, - предложила заведующая.
«Только этого не хватало!» - расстроилась Соня.
- Не смущайся, Левченко, ничего личного, - попыталась ободрить девушку Рената Львовна. – Понимаешь, контингент-то у меня в группе особенный. Вот я и стараюсь интересный передовой опыт всегда перенимать.
– Рената Львовна, - быстро сказала Лена. - Если вы согласны отдать мне Юлю, то, пожалуйста, избавьте её от розог! Я очень прошу!
Воспитательница двести четвертой очень разволновалась, вскочила с места и стояла напротив коллеги, умоляюще глядя на неё.
«Ничего себе!» - изумилась Соня. Галина Алексеевна явно была удивлена не меньше.
– Это будет тебе очень дорого стоить, - покачала головой Рената.
– Согласна на всё! - воскликнула Лена.
– Хорошо. Тогда идём прямо сейчас и забирай её до отчёта. А то отчёт у нас длинный и очень шумный. Галина Алексеевна, где мне расписаться?
– Оформим всё после педсовета, - ответила заведующая. – Я пока подготовлю документы.
Рената Львовна взглянула на Соню, которая давно уже вскочила с места ещё вместе с Еленой (строго по инструкции, запрещающей воспитанницам сидеть, если воспитатель встал). Девушка в волнении воскликнула:
- Спасибо вам!
– Да не за что. Соня, значит, для себя ты так ничего и не получишь, - задумчиво проговорила Рената. - Сертификаты, наверняка, раздашь. Юльку своей…, - она покосилась на коллег и хмыкнула, - скажем так, своим телом прикрыла.
– Лена, а я знаю, чего у тебя потребую взамен отмены для Соколовой розог. Галина Алексеевна, можно этот список посмотреть?
Заведующая молча передала воспитательнице распечатку с оставшимися наказаниями Сони.
- Впечатляет, - ознакомившись, кивнула Рената.
- Знаете, коллеги, Соня у меня лучшая по литературе среди всех моих студенток, - заявила она. – И поступок её благородный мне импонирует. Хочется что-то и для неё самой сделать.
Она протянула список Соне.
- Поступим так. Одно наказание отсюда выбираешь ты, другое – я. И просим Елену Сергеевну их отменить. Насовсем! Лена, согласна?
- Да легко, - кивнула Елена.
- Соня, твой выбор?
- Розги, - не задумываясь и не поднимая глаз ответила девушка.
- А…что-то в списке я розог не видела. Лена, ты понимаешь, о чем она просит? – требовательно спросила Рената Львовна.
- Конечно, - насмешливо улыбнулась Лена. – Ей в пятницу предстоит такая же порка, как и в понедельник. В счет одной «безлимитки». Запись вы смотрели, как я понимаю?
- Смотрела. Потом с воспитанницами долго разбираться не могла, руки от страха дрожали, - съязвила Рената. – Что ж, пусть будет так. Розги за розги! Только… Елена Сергеевна!
Рената тоже встала, подошла к Лене вплотную и пристально смотрела ей в глаза.
- Я настаиваю, чтобы вы ей эту порку совсем отменили. А не перенесли на другой день, например. Или потом её не провели, в счет другой «безлимитки». Знаем мы эти ваши штучки!
- Мои штучки?? – возмутилась Лена.
- Ладно, ладно. Наши штучки, - примирительно согласилась Рената. – А я, со своей стороны, прошу прямо сейчас снять с Сони бойкот. Юлька-то за такое должна Соню на коленях благодарить, а с этим бойкотом даже «спасибо» сказать ей не сможет. Считаю это несправедливым! Лена?
Елена покорно пожала плечами.
– Хорошо, как скажете. Левченко, я отменяю тебе «обратный бойкот» с этой минуты. Снимай табличку.
– Не надо, - ошеломлённо проговорила Соня. – Достаточно было бы розог.
- Молчать! Как ты смеешь влезать в разговор воспитателей, когда тебя не спрашивают? – показала свой крутой нрав Рената Львовна.
- Слушаюсь. Простите, пожалуйста, - смутилась воспитанница.
- Табличку на стол! Живо! – Рената сердито стукнула кулаком по столу. – Ещё будешь тут выкаблучиваться!
– Слушаюсь.
Соня быстро сняла табличку и положила на стол.
Галина Алексеевна наблюдала за этой сценой c явным удовольствием.
– Всё, коллеги, ступайте, - обратилась она к Лене и Ренате. - А я отведу Софью в группу и поставлю в известность обо всём ваших воспитанниц, Елена Сергеевна.
Когда Галина Алексеевна с Соней вошли в спальню 204-ой группы, девушки все находились там в ожидании отчёта, который сегодня явно задерживался. Мария Александровна быстро выстроила воспитанниц посреди комнаты.
Заведующая подробно рассказала девочкам обо всех последних событиях. Она знала, что некоторые девочки всё-таки проснулись сегодня ночью, когда случилось ЧП в их группе, однако им никто ничего не объяснял – было не до этого. Воспитанницы пытались было с утра задавать вопросы Марии Александровне, но та, проинструктированная Еленой, строго приказала им не лезть не в свои дела и дожидаться отчета. Неудивительно, что девушки находились в недоумении.
- Не волнуйтесь, Наташа сейчас чувствует себя лучше, - успокоила группу Галина Алексеевна. – Но ей придётся пройти углублённое обследование в больнице. У неё впервые выявилось заболевание, и к этому нужно отнестись очень внимательно. И с Соней, как видите, все в порядке, ей просто дали возможность выспаться после тяжелой ночи.
– Удивительная у вас всё-таки группа, - добавила она в конце своего рассказа. - Просто горой друг за друга стоите, это очень приятно. Молодцы, девчонки! Значит так, ещё раз напоминаю: бойкота у Сони больше никакого нет. Сейчас мы с Марией Александровной вас оставим, и можете пообщаться.
– Галина Алексеевна! – неожиданно выпалила Галя. - А вы не можете Елену Сергеевну попросить относиться к Соне чуть-чуть помягче?
– Клименко! Что за наглость? - возмутилась Маша.
Однако заведующая жестом попросила дежурную воспитательницу помолчать и покачала головой.
– Я попыталась дать Соне шанс, но она приняла другое решение. А Елену Сергеевну я просить не могу, так же, как и диктовать ей свои условия. Да и не очень-то ей подиктуешь! Всё, Мария Александровна, пойдёмте.
Девочки почтительно дождались, пока за воспитателем и заведующей закрылись двери, и все вместе буквально набросились на Соню, тормошили её, обнимали, поздравляли и благодарили. Такого бурного выражения эмоций девушка от своих одноклассниц не ожидала. Соня и сама была очень растрогана и обрадована. Назначенный Еленой запрет на общение дался ей тяжело, несмотря на то, что длился не так уж и долго.
– Девчонки, я так рада, - взволнованно говорила она, вытирая слёзы. - Знаете, как это было ужасно? Я так без вас скучала!
– Соня, а нам-то как тебя не хватало! - воскликнула Лиза, и все были полностью с неё согласны.
– Девочки, быстро, до отчёта, давайте решим ещё один вопрос, - Соня метнулась к своему шкафу и достала оттуда конверт с сертификатами Елизаветы Вадимовны. Документы, полученные сейчас от Галины Алексеевны, она и так держала в руках.
– Я вам почти всем могу вернуть сертификаты! - возбуждённо сказала Соня. - Давайте прямо сейчас всё переоформим, ведь они в любую минуту вам могут понадобиться, может быть, даже сегодня.
Девушки озадаченно молчали.
– А сколько их у тебя? - вкрадчиво спросила Наташа.
– На сто десять единиц!
– А наказаний у тебя на сколько? - грозно продолжала староста. - Тех самых, от которых ты отказаться не пожелала, чтобы Юльку выручить! Говори!
– Не знаю, - растерялась Соня. - Да и какая разница? Я обещала вернуть вам сертификаты при первой возможности, и я это делаю с огромным удовольствием и облегчением! И очень рада, что получилось это сделать так скоро, ведь на это я не рассчитывала. Девочки, давайте не будем терять времени. Скоро отчёт!
– Ты настолько плохо о нас думаешь? - завопила вдруг обычно выдержанная Наташа. - Ты тогда нас всех выручила! Сейчас Юльку спасла! Этим ты нам всем большое одолжение сделала, ты разве не понимаешь?
У тебя самой ещё порки единиц на триста, причём, Елена Сергеевна тебя по восьмому разряду наказывает! Ты думаешь, мы слепые и этого не видим? Как ты это терпишь, я вообще не представляю! А мы сейчас заберём у тебя сертификаты и оставим тебя и дальше мучиться? Да Елену Сергеевну даже заведующая уговорить не может к тебе смягчиться, она сама призналась, ты же слышала!
– Наташа, сбавь тон, - испугалась Соня. - Сейчас Мария Александровна на шум придёт!
Староста кивнула и уже спокойнее продолжала:
– Ни о каком возврате даже и не думай! Я лично у тебя ничего не возьму, а без моего согласия ты мне их и не отдашь. И другие девчонки пусть сами скажут. Кому ты ещё была должна?
Наташа обернулась к девочкам.
Вика, Галя и Даша практически одновременно воскликнули:
– Не возьму.
– Даже и не заикайся об этом!
– Ты их полностью отработала.
– Вот что, - решительно сказала Наташа. - Ты их отдашь завтра Елене Сергеевне вместо “станка”! Поняла?
– Нет, - покачала головой Соня.
– А ты обо всей группе не думаешь? - гневно спросила староста. - Ты знаешь, сколько нам штрафных баллов прибавилось за это нарушение бойкота? По 300 тебе и Дашке! Шестьсот на группу! А ты помнишь, что Елена Сергеевна говорила? Если мы отдаём сертификаты, то и очки со счёта списываются. Нам нужно первое место или нет? Да за каждый балл нужно бороться! Соня, мы на этом настаиваем. Это не только тебе нужно.
– Сонька, ты это сделаешь! Не упирайся, - горячо уговаривала Лиза.
– Хорошо, - сдалась Соня. - Но тогда я отдам Елене Сергеевне сертификаты за себя и за Дашу. Столько, сколько она потребует. Дашка случайно бойкот нарушила и “станка” не заслужила, да и её 300 очков списать с нас лишним не будет. Скажите и ей, чтобы не отказывалась.
– Спасибо, Соня. Я и так не отказываюсь, - тихо проговорила Даша. - Я не такая сильная, мне до тебя далеко.
– Ну, вот и решили, - облегчённо вздохнула Наташа. - Скажем об этом Елене Сергеевне на завтрашнем отчёте. Дашке ведь она «станок» тоже на завтра перенесла. Я сама и скажу.
В этот момент в спальню вошли Елена Сергеевна с Юлей, катившей перед собой специальную тележку со своими вещами. Выглядела девушка озадаченной и обрадованной одновременно. Елена подвела Юлю к собравшимся кучкой воспитанницам, поздоровалась и спокойно сообщила:
– Отчёт через пятнадцать минут. Юля, вещи разложить сможешь и позже.
С этими словами она удалилась в кабинет.
«Тактично поступила», - подумала Соня.
Никто ещё не успел ничего сказать, как Юля бросилась к Соне, крепко её обняла и разрыдалась:
– Сонечка! Спасибо тебе! - еле выговорила она сквозь слёзы. - Ты меня от такого ужаса спасла! Меня сегодня Рената Львовна должна была розгами высечь, при всей группе! Прямо сейчас, на отчёте. Но, Соня, милая, зачем ты это сделала? Почему о себе не подумала?
Юля оторвалась от Сони и с тревогой заглянула подруге в глаза.
– Тебе же гораздо хуже, чем мне, - прошептала она. - Зачем?
Соня растроганно покачала головой:
- Зачем? Я должна была тут спокойной жизнью наслаждаться, зная, что ты в штрафной группе мучаешься? Тебе ведь там совсем плохо пришлось, признавайся.
– Да, - всхлипнула Юля. - С первой минуты всё пошло не так! Мы пришли в группу с Ренатой Львовной, а она мне даже вещи не дала разложить. Сразу всех девчонок выстроила, меня перед ними поставила и велела рассказывать, за что я сюда попала. А это в воскресенье, после свидания, после прощания с вами! Я и так вся была уже на нервах. Я рассказываю и запинаюсь всё время. А Рената Львовна ко мне подскочила и кричит:
– Двух слов связать не можешь? Нарушение допустила легко! Изволь рассказывать чётко!
А я от страха совсем про “Слушаюсь” забыла, только кивнула и продолжаю. А она..
У Юли прервался голос.
– Как залепит мне пощёчину! При всех! Я тут же расплакалась, так было больно и стыдно. А она опять руку поднимает. Мне надо было собраться с силами и покорно вытерпеть, а я закрыла лицо руками и кричу: “Не надо!” Тут она совсем разозлилась. “Ты смеешь указывать воспитателю и противиться наказанию! В штрафной группе пощёчины и по воскресеньям разрешены, и ты об этом знаешь. Нахалка! Теперь тебе мало не покажется!”
Я пыталась извиниться, но она уже не слушала. Вызвала ответственного дежурного воспитателя – Елизавету Вадимовну, и говорит ей: “Я запрашиваю разрешение на телесное наказание в воскресенье. Такой наглости терпеть нельзя!”
А Елизавета Вадимовна тоже на меня кричит: “Я тебя предупреждала, что в штрафной группе нельзя быть такой неженкой! На коленях она стоять не может, видите-ли. От пощёчин закрывается! Что это за поведение? Я даю разрешение, Рената Львовна, поступайте, как считаете нужным”.
Потом-то мне девчонки рассказали, что можно было попытаться Ренату Львовну поупрашивать, на колени упасть. Но мне тогда даже в голову такое не пришло, у нас-то в группе это не принято. И страшно мне было до ужаса! Слова не могла вымолвить.
Она мне и выдала. Тут же, при всех! Я даже не знаю, как она меня наказывала, но только здесь со мной так жестоко никогда не поступали! Даже “на станке” тогда. А она хлещет беспощадно и ещё ремень на себя после удара по телу тянет, а не просто поднимает! Я чувствовала, как кожа лопается, представляете? И орала на всю группу, как резаная. Такой стыд!
Юля вытерла слёзы и продолжала уже немного спокойнее:
– И потом всё было не лучше. Работали мы в овощехранилище за отдельным столом. Ни слова на работе друг другу не имеем права сказать. Дежурных воспитателей двое! Постоянно за нами следят, ни одного мелкого промаха не прощают. Тут же отлупят, да ещё как! И по лицу, и ремнём! Ни на секунду нас из виду не выпускают, даже в туалете у кабинок стоят. И чуть что – сразу пощёчины. Даже, если не нарушение, а просто… немного замешкаешься, например.
– Мне за эти три дня все щёки отбили, - Юля опять расплакалась.
Галя, которая давно уже стояла рядом с подругой, обняла её, достала платок и вытерла Юле слёзы.
– Успокойся. Всё уже позади, - проговорила она.
Юля кивнула и продолжала вспоминать:
– По утрам нас в шесть часов поднимали. В ночных рубашках заставляли стоять “смирно” и “Правила” слушать. Причём, шелохнуться или покачнуться нельзя. Тут же на кушетку укладывают – 15 ремней, и опять в строй, уже голой! И без всякого обезболивания. Разговаривают с нами, как с настоящими преступниками – холодно, жёстко, только в приказном тоне.
А отчёт вчера – вообще, ужас! Тянулся до самого ужина. Рената Львовна сидит сердитая, из провинившихся всю душу выворачивает, прежде чем выпороть. И наказывают тут же, при всех, безжалостно совершенно. Конечно, они втроём! Сменяют друг друга, и рука у них не устаёт!
Меня Рената Львовна, конечно, опять уложила. “Будешь добавку за свою воскресную наглость получать”
Девчонки, нас наши воспитатели так не наказывают, это точно! Только, если Соню Елена Сергеевна, да и то я не уверена. Я после этой порки жуткой лежу, даже шевельнуться не могу, а Рената Львовна так ехидно говорит: “Ты пришла ко мне в группу уже со своим грузом, у тебя 50 ударов в архиве. Так вот, завтра их и получишь, розгами, при всей группе. Лично тебя высеку!»
И издевается еще: «Привыкай. У нас тут не курорт”.
– Ничего себе! - ахнула Наташа. - Так тебе 50 розог предстояло вынести, да ещё публично!
Она повернулась к Соне:
– Ты об этом знала, что ли? Но откуда?
Соня быстро взглянула на дверь кабинета.
– Не знала я про розги, - ответила она. – Узнала, только когда заведующая уже Ренату Львовну пригласила, чтобы согласие у нее на Юлино возвращение получить. Вы думаете, она так легко Юльку отпустила? Сразу заявила: “Пока Соколова розги назначенные не получит, я её не верну! Не привыкла к такому ”. И тут Елена Сергеевна... Да я просто в шоке была от её поведения! Елена Сергеевна, как про эти розги услышала, с места вскочила и стала Ренату упрашивать этого не делать.
– Да ты что? Правда? - потрясённо спросила Юля.
– Правда, - вздохнула Соня. - Она даже побледнела. А Рената Львовна отвечает так ехидно: “Тебе это дорого будет стоить”. А Елена Сергеевна почти кричит: “На всё согласна!”. И тогда Рената потребовала розги и бойкот с меня снять.
– И она не спорила? - изумилась Лиза.
– Ни минуты! Сразу согласилась и табличку мне тут же велела снять. Так что, не одна я, Юля, в твоем избавлении участвовала. Елена Сергеевна тоже.
– Я поговорю с ней сегодня, - решительно проговорила воспитанница. - Прямо на коленях буду благодарить. Я ведь уже к самому худшему приготовилась. Девчонки меня, правда, утешали: “Не расстраивайся, здесь главное – первую неделю пережить. Рената Львовна на всех новеньких так набрасывается. Шоковая терапия! А потом уже легче будет”. Но меня это не очень-то успокоило. Сегодня весь день представляла, как она этими прутьями вымоченными меня хлещет! Чудом на уроках замечаний не заработала. Преподаватели, кстати, неплохо к нам относились, почти все, а некоторые – даже с сочувствием.
А перед отчётом меня просто ноги от волнения не держали. И вдруг – такое чудо! Входят они с Еленой Сергеевной, и Рената Львовна заявляет, что я могу убираться в свою группу по причине амнистии со стороны заведующей. И кричит на меня: “Быстро вещи собирай! Я согласие дала, но, если будешь копаться, то могу и передумать!” А уже Елена Сергеевна по дороге мне рассказала, что это Соня, оказывается, меня так выручила.
- Сонечка, но ведь мне за это с тобой никогда не рассчитаться! – отчаянно воскликнула Юля.
– Юль, - мягко уговаривала Соня. - Я с радостью это сделала. Не переживай. Вытри слёзы, всё в порядке, ты снова с нами. Знаешь, как мы все рады? А ты представляешь, что я пережила, когда ты в воскресенье собиралась, а я из-за бойкота даже попрощаться с тобой не могла? Ушла в класс и слезами давилась!
– Представляю, - порывисто ответила Юля. - Соня. Я для тебя сейчас ничего не могу сделать, к огромному моему сожалению. Но тебе твой этот поступок зачтётся, я уверена! И очень скоро у тебя всё изменится. Кардинально, и в лучшую сторону. Я это чувствую.
Соня только молча крепко обняла подругу.
Воспитатели в это время в кабинете наслаждались небольшой передышкой за чашкой чая.
– Лен, неужели тебя этот Сонин поступок нисколько не впечатлил? - поинтересовалась Маша.
Лена задумалась.
– Впечатлил, конечно, - призналась она. - Не ожидала такого. Но Соня сделала это неспроста. Да, Юлю ей искренне жалко было, в этом я не сомневаюсь. Но она ещё захотела продемонстрировать Галине Алексеевне, что уже изменилась и очень даже теперь способна к сочувствию. Наверняка мама рассказала ей про тот тест, который она ещё в школе сдавала, в десятом классе. Ведь тогда она не прошла именно из-за того, что в её характере мало обнаружилось склонности к состраданию. Вот Сонька и решила это исправить, раз такой случай подвернулся! Да, согласна, это мужественное и великодушное решение.
Лена покачала головой.
- Совсем не уверена, что я смогла бы сделать такое на Сонькином месте. Но этот поступок себя оправдает, вот увидишь! Соня вовсе не “дурочка”, как Галина Алексеевна её обозвала. Да, сейчас она ещё помучается ещё какое-то время. Но потом... Маш, я уже вижу, как она сидит с нами на педсовете.
– И что ты тогда будешь делать? - ехидно спросила подруга.
Лена широко улыбнулась.
– Возьму её в сентябре к нам в группу на твое место, когда ты в «Межвузовский» перейдешь.
Коллега чуть не поперхнулась чаем.
– Ну и шуточки у тебя, - пробормотала она.
– Становлюсь легкомысленной, - рассмеялась Лена. - Маш, а если серьёзно, то мне всё равно. У меня с ней отношений никаких всё равно не предвидится. Есть на нашем отделении три воспитателя, с которыми я практически не общаюсь, ну, будет четыре.
- Не будете же вы с девчонками впихивать ее в нашу компанию, надеюсь? – улыбнулась она.
- Не знаю, не знаю! - шутливо отозвалась дежурная. – Инна, Лиза и Света на нее точно глаз положили.
- Зато Ника не согласится, - возразила Лена. На самом деле неожиданная поддержка Вероники принесла девушке большое облегчение. Очень тяжело было сознавать, что все подруги сочувствуют Соне, защищают ее и явно считают «несчастной страдалицей, несправедливо изнемогающей под гнетом мстительной «ответственной».
- Маш, а если вдруг Сонька и в нашу компанию пролезет, думаю, я и это переживу.
Лена лукаво посмотрела на подругу.
- Общаетесь же вы с Лизой, например, уже полтора года полуофициально. Елизавета Вадимовна! Мария Александровна! И ничего. Кстати, никому из нас так и не удалось у вас выпытать, в чём дело. Молчите наглухо!
– Есть такое, - не стала спорить Маша, и тут же сменила тему. – Вот и тебе придётся тогда называть её Софья Леонидовна!
Лена понимающе улыбнулась и встала.
– Ладно, пойдём на отчёт. Пока эту Софью Леонидовну вместо нашей дружбы еще много испытаний ожидает.
Они вышли в спальню. Воспитанницы, взволнованные и обрадованные, все еще общались друг с другом там, где Лена их оставила. Увидев воспитателей, все как одна, тут же вытянулись «смирно».
– Давайте всё-таки проведём сегодня отчёт, - сказала им Лена. - Подходите к столу.
Все девушки, кроме Сони, после строгого группового наказания, перенесенного в понедельник, могли только стоять. Юля, конечно, тоже, в штрафной группе редко бывает по-другому. Однако и Соня, хотя сегодня и получила основательное обезболивание в изоляторе, не стала садиться, из солидарности с подругами.
– Сколько у нас разных событий произошло за одни сутки, - начала отчет Елена Сергеевна.
- Юля, я очень рада тебя видеть опять в группе, - улыбнулась она смущенной воспитаннице. - Хочу ещё раз уточнить – тебе предоставили абсолютное прощение от всех наказаний. Сейчас ты свободна полностью. И, кстати, штрафные очки за все твои последние проступки тоже списываются, а их немало, в общей сложности – больше тысячи. Так что и всей группе опять плюс. А теперь, Мария Александровна, приступайте, пожалуйста. Про ночные события можете не сообщать, об этом мы все знаем.
– Хорошо, - кивнула Маша. – Сегодня девочки отработали тот самый сорванный урок истории.
Действительно, с самого утра воспитанницы попросили Марию Александровну организовать им встречу с Екатериной Альбертовной. К счастью, та не отказалась, пришла в класс на одной из перемен.
Студентки так покаянно и проникновенно просили у преподавателя прощения, что Екатерина Альбертовна не смогла устоять, да особо и не пыталась. Екатерина в принципе не отличалась злопамятностью и мстительностью, да и к 204-ой группе всегда относилась благосклонно. Поэтому она заявила воспитанницам:
– Можете не беспокоиться, я вас прощаю. Если хотите, проведу с вами этот урок сегодня после обеда. Но тогда вы лишаетесь прогулки! Другого времени у меня нет.
Екатерина Альбертовна, как преподаватель, работала с большой нагрузкой.
– А ждать до следующей недели вам, я так понимаю, невыгодно? - продолжала она. - Ведь Елена Сергеевна обещала вам “третью-бис” только после этой отработки, правда? Вдруг в воскресенье в театре сидеть не сможете!
После такого строгого наказания, какое группа получила в понедельник, это было вполне возможным. Конечно, девушки с благодарностью согласились. Екатерина Альбертовна позвонила Елене, получила на это её официальное разрешение, и уроком в этот раз осталась довольна.
– Я надеюсь, что в понедельник у нас с вами произошла досадная случайность, и больше ничего подобного не повторится, - сказала она воспитанницам на прощание.
- Что же, я рада, что все так благополучно закончилось, - признала Елена Сергеевна. – Как я и обещала, сегодня мы с Марией Александровной наложим вам всем «третью-бис». Тебе, Соколова, тоже, раз уж у тебя полная амнистия.
Тем не менее, девочки, лишение развлечений за этот проступок остается для вас в силе до субботы включительно. Сегодня до десяти вечера никто не выходит из класса. Свободны от этого только Левченко и Соколова.
- Кстати, Левченко, - Елена постаралась посмотреть на воспитанницу не слишком недовольно. - Теперь по распоряжению врача ты после наказаний на ночь будешь всегда получать обезболивание.
– Спасибо, Елена Сергеевна, но я не жаловалась, - быстро сказала Соня.
– Знаю. Однако приказы врачей у нас не обсуждаются. Считай, что тебе повезло. И еще: Наталья Александровна очень меня попросила сегодня никакую порку тебе не проводить, чтобы… «девочка имела возможность окончательно восстановить силы» - выразительно процитировала она слова доктора.
Соня покраснела.
- У меня по этому поводу другое мнение, - продолжала Елена, - но я решила к этой просьбе прислушаться. Перенесем «безлимитки» на последующие дни. Так что из наказаний у тебя на сегодня только «колени», с десяти часов.
- Слушаюсь. Спасибо, - скромно ответила воспитанница.
- Сдается мне, и там тебе сегодня повезет, девочка, - усмехнулась Елена. - А сейчас, после отчета, пойдем с тобой за занятия во французскую усиленную.
Занятие во французской объединенной усиленной группе (ФОУГ) в этот раз привело Соню в полный восторг, несмотря на то, что преподавала там сегодня сама Елена. Более того, девушка поняла, что участие в этих встречах значительно скрасит серые будни её пребывания в неволе. Двенадцать воспитанниц, из разных групп, и даже с разных курсов колледжа собрались в уютном учебном классе за большим овальным столом. Все они были так называемые «француженки» - студентки, владеющие языком гораздо лучше остальных воспитанниц «Центра».
Бойкота у Сони теперь не было, и Елена, по традиции этой группы, организовала новой участнице углублённое знакомство со всеми остальными, естественно, исключительно по - французски. Студентки имели право спрашивать у Сони обо всём, за исключением того, за что она попала в “Центр”. Они и спрашивали! Задавали самые разные вопросы, вплоть до того, любит ли Соня бегать босиком по траве и видит ли она цветные сны! Девушке было немного неловко: ведь Елена Сергеевна сидела рядом и тоже слышала все её откровения. Несмотря на это, Соня отвечала подробно и честно. Остальное время тоже прошло очень интересно, поскольку занятие больше напоминало разговорный клуб, чем классический урок. Лена преподавала ничуть не хуже, чем в прошлый раз педагог с третьего отделения Алла Константиновна: умело направляла разговор, профессионально развивала дискуссию, ненавязчиво обращалась к грамматике, когда это было необходимо, да и на произношение обращала самое пристальное внимание.
Заключительная часть занятия оказалась для девушек весьма экспансивной. Елена Сергеевна предложила студенткам вместе послушать песню из известного французского фильма «Хористы», прославившегося в том числе и незабываемой проникновенной музыкой Бруно Кулэ.
- Давайте послушаем и попробуем сделать собственный перевод, - сказала Лена. – Он там нестандартный, лично я встречала несколько разных вариантов. Интересно, что получится у вас. Сейчас слушаем песню целиком и понимаем общий смысл. Начали.
Однако как только по классу поплыли первые такты очаровательной мелодии, Соня похолодела и быстро взглянула на сидящую рядом преподавательницу. Причем, очень постаралась, чтобы взгляд не получился слишком осуждающим. Лена это заметила, но только слегка пожала плечами.
Это была самая трогательная песня из «Хористов» - «Vois sur ton chemin». Чистый ангельский голосок молодого Жака-Батиста Монье в сопровождении Лионского хора мальчиков нежно призывал слушателей «разглядеть на своем пути забытых, сбившихся с дороги подростков и протянуть им руку помощи, чтобы направить в другое будущее»
«Да она просто хулиганка! – не сдержавшись, сердито подумала Соня, однако изо всех сил стараясь думать «потише». – Разве так можно?»
Девушка знала эту красивейшую песню наизусть, но сейчас восприняла ее совершенно по-другому. По крайней мере, сердце защемило сразу. Остальные девчонки тоже такого совсем не ожидали. Вслушиваясь в слова и постепенно понимая смысл, девушки одна за другой впадали в оцепенение.
«Счастливые времена детства очень быстро забыты, стёрты» - грустно выводил хор.
Потрясающая своей красотой музыка проникала в самую глубину сердец тех самых «сбившихся с дороги подростков», которые сейчас сидели в этом классе и всего несколько минут назад ещё так гордились своим знанием французского. Да, здесь, в исправительном учреждении, о прошедшем беззаботном детстве они могли только с сожалением вспоминать, так же как и оплакивать свою проходящую вне счастливого мира юность.
«Почувствуй в ночи волну надежды, задор жизни, стезю славы», - призывала песня.
Две подруги-первокурсницы, сидящие рядом прямо напротив Сони, не выдержали и расплакались, у остальных девушек слезы тоже были недалеко. Если бы эта музыка не была такой…правдивой и проникающей, а голоса поющих детей настолько трогательно-грустными, возможно, на слова можно было бы попытаться не обращать внимание. А так…
Елена невозмутимо сидела на месте, внимательно наблюдая за воспитанницами, пока последняя нота не стихла. Затем встала, подошла к рыдающим семнадцатилеткам, обняла их обеих сзади за плечи и сказала сочувственно:
- Ничего, дорогие мои. Это хорошие слезы. А вы лучше обратите внимание на концовку песни. Наверное, из-за слез не успели понять?
- Нет, - всхлипнула одна из подруг.
- А кто успел? – поинтересовалась педагог у группы.
Девушки молчали. Ошеломленные началом песни, до конца они явно не добрались. Соня подняла руку и, дождавшись кивка Елены, громко и уверенно произнесла свой перевод:
- Золотистый свет нескончаемо лучится в самом конце пути.
- Молодец! – похвалила преподаватель. – Так, девчонки, поплакали, и хватит. А сейчас «с задором и надеждой» слушаем еще раз, частями, и каждая пишет свой перевод на бумаге. И помните – свет лучится нескончаемо только для тех, кто делает выводы из своих ошибок, прилагает усилия и не сдается до самого конца пути.
«Потрясающе она это провернула!» - восхищенно думала про Елену Соня, возвращаясь на свое отделение. Участницам ФОУГ и подобных групп по другим предметам доверяли расходиться без сопровождения, и это очень нравилось Соне. Пустяк, а приятно! Обычно воспитанницы могли передвигаться сами только в пределах отделения, да и то постоянно отмечая пропуска то на одном, то на другом посту.
Там, на занятии, сначала Соня невольно восприняла ситуацию с точки зрения воспитанницы, поэтому и рассердилась, практически поддавшись явно спланированному преподавателем воспитательному воздействию. Но теперь она оценила задумку Елены с другой стороны. Не было никаких сомнений, что та мастерски воспользовалась альтернативными средствами, а именно – очарованием французского языка, трогательно-печальной музыкой, ранящими душу словами песни, исполняемой чистыми детскими голосами, и все это для того, чтобы заставить воспитанниц еще раз задуматься о том, что с ними произошло, и почему так случилось. И уж совсем «по-робеспьеровски» напомнить им том, почему они находятся именно здесь. Ведь, что бы оступившиеся девушки по этому поводу не думали, именно «Центр перевоспитания» выполняет сейчас функцию той самой «протянутой руки», которая призвана обеспечить им «другое будущее».
И провела всю эту «кампанию» Елена тонко и бережно. Позволила воспитанницам прочувствовать, выплакаться, напомнила о том, что они вовсе не потеряны для общества, что их теперешнее положение временное, а впереди – тот самый «нескончаемый луч» света. Как и о том, что для удачного завершения этого трудного пути девушкам придется приложить значительные усилия.
В общем… практически ювелирная работа, от которой, несомненно, можно ожидать потрясающего эффекта.
Точно так же оценила старания молодой преподавательницы директор «Центра перевоспитания» Элина Владиславовна - самая главная начальница учреждения, которой подчинялись все и было подконтрольно всё. Сегодня вечером, находясь в своем кабинете и занимаясь многочисленными бумажными делами, она решила попутно посмотреть занятие ФОУГ «в прямом эфире». Когда дело дошло до песни, директор отложила все еще неподписанные приказы, над которыми работала в ту минуту и уже не отрывалась от происходящего. Затем вздохнула, уже без прежнего энтузиазма ещё немного поперебирала документы.
Елена и не догадывалась, что с некоторых пор является для Элины Владиславовны объектом пристального внимания, которое утроилось после того, как молодая воспитательница осмелилась возразить Галине Алексеевне.
Директор, ещё немного подумав, взялась за телефон.
- Галя, я всё обдумала. Хорошо, согласна. Даю добро на все твои действия. Но честно признаюсь…
Элина немного помолчала.
- Жалко мне ее. Однако все понимаю, да и не хочу своей лучшей подруге отказывать, - усмехнулась она.
- Действуй! Одно только условие – не допусти, чтобы она мне заявление об уходе на стол кинула.
Галина Алексеевна с Элиной дружили еще со школы. И со школы же работали в «Системе перевоспитания», всегда вместе, бок о бок, по-другому не соглашались. В этом «Центре» они опять же одновременно начали работать ответственными воспитателями уже более двадцати лет назад. На заведование отделениями ушли тоже практически одна за другой. Много чего произошло за это время в их жизни, но дружба между сотрудницами только крепла, так же, как и между членами их семей. И даже более того – их дети (сын Элины и дочь Галины Алексеевны) в этом году поженились, едва дождавшись совершеннолетия. Вопреки ожиданиям матерей, молодые вовсе не хотели тоже становиться воспитателями «Системы», даже и не пробовали проходить тест. Оба они - «неисправимые» технари, пока ещё студенты Политехнического колледжа. Отцовские гены взяли верх у обоих.
Шесть лет назад Элина Владиславовна была назначена директором этого «Центра» вместо отошедшей от дел предшественницы. В первую очередь новая директриса произвела кадровые перестановки, в результате которых, кроме оставшейся на своем месте Галины Алексеевны, остальными тремя отделениями стали заведовать угодные им сотрудники. Причем, начальницей первого отделения Элина назначила беспрецедентно молодую для такой должности (по нормам «Системы») сотрудницу – тридцатилетнюю Полину Антоновну, решительную и яркую воспитательницу.
Эти перестановки осуществить было не то, чтобы очень легко, но для директора – при желании вполне возможно. Теперь Элина и четверо заведующих отделениями, работая в тесной связке, составляли руководящий костяк учреждения. А точнее – уверенно управляли «Центром» практически железной рукой. Особенностью этой команды являлось то, что они категорически не желали терпеть у себя в учреждении ни одного недостаточно компетентного или равнодушного к своей работе сотрудника. А ещё не менее категорически отказывались принимать во внимание возраст. Только в «Центре» у Элины могли спокойно предоставить место ответственного воспитателя талантливой вчерашней школьнице, хладнокровно подвинув других ожидающих этой вакансии более старших, уже имеющих достаточный опыт сотрудников с законченным высшим образованием. Но такое могло произойти только при одном условии – если в этой школьнице директор и заведующая рассмотрели какую-то очень их устраивающую «изюминку».
Однако бывали и обратные ситуации, когда некогда успешный ответственный воспитатель, нередко проработавший в «Центре» не один год, внезапно оказывался уволенным, либо становился, например, «вечным дежурным». Причем, далеко не всегда извне вина этого сотрудника казалась такой уж очевидной.
- Хорошо, Эля, спасибо, - отвечала Галина Алексеевна. – А вот, что с заявлением прибежать не попробует, не гарантирую, с её-то характером!
- Грозилась же тебе на меня рапорт подать, - усмехнулась Галина. - А если вдруг прибежит, так ты сразу не подписывай, а ссылайся на указ 16/10.
- Учить меня еще будешь, - проворчала подруга. – Ты лучше не поленись, посмотри сейчас запись ее занятия с «француженками». Совсем довела девчонок сегодня!
- Ещё та она зараза, эта твоя Елена! – довольно улыбаясь, добавила она.
В зал для наказаний Соня вошла сегодня без пяти десять. Ирина Викторовна сразу велела ей встать на колени и во всеуслышание заявила:
– Левченко, претензий по субботнему нарушению я к тебе больше не имею. Я понаблюдала за тобой вчера: выводы ты явно сделала, вела себя скромно и правильно. Ты достаточно наказана, я удовлетворена.
Соня почтительно ответила:
– Спасибо, Ирина Викторовна. Больше ничего подобного не повторится, обещаю.
Когда ночная дежурная отправляла воспитанниц в душ, она опять задержала Соню и необычным для себя мягким голосом сказала ей:
– Соня, если не будешь допускать замечаний, то в мои дежурства никаких дополнительных проблем у тебя больше не возникнет.
- И поздравляю с отменой розог, - искренне улыбнулась она. – Я очень рада, что не встречаюсь с тобой в пятницу по этому поводу.
- Спасибо, - прочувствованно ответила Соня. – Ирина Викторовна, спасибо вам за поддержку и… что пытались меня защитить.
Ночная дежурная кивнула и разрешила Соне идти.
В итоге, в этот день Соня получила полную передышку хотя бы от порки.
Среда. Двойное благородство
После обеда Галина Алексеевна попросила Елену подойти к ней для разговора. Девушка знала, что в связи с ночным происшествием заведующую вызвали сегодня в «Центр» прямо с утра, и она давно уже на работе. Подходя к кабинету, Лена, конечно, волновалась. Ведь не исключено, что внутреннее расследование уже завершено, и…
«Вот сейчас и проверим, как у меня обстоит дело с везением, про которое утром упоминала Инга», - пыталась воспитательница ободрить сама себя.
- Елена, я полностью в курсе ваших ночных событий, - без всяких предисловий начала заведующая. - В связи с этим у меня возникла к тебе очень большая просьба, касающаяся Сони.
- Я слушаю, Галина Алексеевна, - спокойно произнесла молодая сотрудница.
- Ты не будешь отрицать, что Соня сегодня ночью повела себя очень решительно и достойно, и здорово нас выручила? Во-первых, она фактически спасла Наташу от комы, а, во-вторых, оказала значительную услугу всему «Центру».
«Сговорились они все, что ли», - промелькнуло у Лены.
- Да, я с вами согласна, - вслух произнесла она и улыбнулась.
- Галина Алексеевна, вы хотите в качестве награды сразу назначить её воспитателем?
- Перебьётся, – рассмеялась начальница. – Для этого ей ещё очень придётся постараться! Да и то я хорошо подумаю. Однако предоставить Соне существенное поощрение мне хочется, и с этим должна согласиться ты, как ее ответственный воспитатель. Лена, возможно, тебе будет не очень легко дать согласие на эти меры, но я тебя очень об этом прошу.
«Неужели тоже будет просить отменить Соньке розги?» - насторожилась воспитательница. Лена уже успела хорошо подумать над просьбой Ирины Викторовны, взвесила все «за» и «против» и приняла решение ее не удовлетворять.
Однако заведующая озвучила другое предложение, выслушав которое, ее подчиненная удивлённо воскликнула:
- Галина Алексеевна, но это уж слишком! Такого Соня не заслужила! Вполне бы хватило того, что сегодня ей дали отдых. Ну, и сертификат можно было бы ей подарить. И достаточно!
- Лена, - терпеливо убеждала Галина Алексеевна. – Благодаря Соне не случилось серьёзного ЧП, и мы избавлены от тщательного внешнего расследования со стороны независимой комиссии. Ты у нас ещё молодой педагог, и не имела возможности убедиться, что собой представляет подобная проверка. Ни у кого из нас не было бы ни единого шанса оправдаться! В самом лучшем случае нам поставили бы в вину невнимательность и недостаточную организацию профилактики подобных случаев. Понимаешь?
Заведующая нахмурилась и продолжала уже строже.
- Как раз именно тебе и не следовало бы возражать в данном случае. Да, мы уже знаем, что никто из наших сотрудников кардинально не виноват. Наташа своё плохое самочувствие скрывала. В её медицинской карте данных про гипогликемию нет, так что врачи не имели возможности определить это заболевание раньше. Ты тоже не знала, что её нельзя было переводить на штрафную диету.
Однако именно ты и твои дежурные воспитатели могли бы быть повнимательнее и обратить внимание, что одна из ваших воспитанниц уже несколько дней чувствует себя неважно. Мало ли, что она скрывала! А вы профессионалы! И ты, как ответственный воспитатель, виновата в первую очередь. Кстати, своё внутреннее расследование мы проводим, и вскоре я ознакомлю всех, кого это касается, с его результатами.
Лена, давай это сделаем для Сони. Сертификаты я ей тоже предоставлю, но это я смогу сделать и сама, своей властью. А вот на то, о чём я прошу, твоё одобрение необходимо, причём, в форме письменного согласия.
Галина Алексеевна понимающе улыбнулась.
- Я признаю, что нарушаю твои планы в отношении этой воспитанницы, и готова предоставить за это достойную компенсацию. За моральный ущерб, - усмехнулась она. – Хочешь, я дам тебе с понедельника целую неделю внепланового оплачиваемого отпуска? Побудешь дома, отдохнёшь, отоспишься, сможешь уделять больше внимания Марине. Я это сделаю для тебя, хотя… на самом деле хватило бы и того, что я не стану применять к тебе и твоим девочкам-дежурным суровых мер за ваш недосмотр.
- Директор оставила этот вопрос исключительно на моё усмотрение, - многозначительно добавила она.
- Спасибо, Галина Алексеевна, я очень это ценю, - вздохнула Лена. – В принципе, я могу согласиться с вашим предложением, хотя это для меня нелегко.
Лена немного помолчала.
- Вот только… а могу я попросить вас о другом одолжении? – решилась она.
- Попробуй, - заинтересовалась заведующая.
Однако сотрудница никак не могла собраться с духом.
- Да, мне очень бы хотелось получить этот отпуск, чтобы поддержать Марину после операции, - начала она. – Но то, о чем я вас хочу просить, важнее отпуска.
- Давай смелее, - подбодрила её начальница.
- Галина Алексеевна, пожалуйста, простите Алину! – выпалила Лена на одном дыхании. – Я вас прошу! Вы сможете это сделать? Тогда я дам своё полное согласие на ваше предложение.
Галина Алексеевна несколько секунд выглядела совершенно потрясённой, однако быстро взяла себя в руки и жёстко спросила:
- А если нет? Тогда ты своего согласия не дашь?
- Нет, - покачала головой Лена. - Галина Алексеевна, пожалуйста, выслушайте меня. Я вчера беседовала с Алиной и поняла, что...
- Ты позволяешь себе лезть в мои дела? Да как ты смеешь? - перебила её заведующая.
Галина Алексеевна изменилась даже внешне. Лена вспомнила слова Алины: «Она даже вся позеленела! Я никогда её такой не видела!». Примерно так же заведующая выглядела и сейчас, однако Лену это не испугало. Ей было страшно сделать первый шаг, высказать свою просьбу, но теперь девушка чувствовала себя уже увереннее.
- Галина Алексеевна, - Лена в волнении прижала руки к груди. – Я бы ни за что не посмела, если бы не представился такой случай. Но он представился! И я вас просто прошу о встречной услуге. Вы же сами предложили мне компенсацию.
- Но не такую же! – возмутилась заведующая.
- Лена, ты понимаешь, что сейчас делаешь? – холодно осведомилась она. – Тебе непонятно, что моя просьба – это вовсе не просьба? Тебе даже и в голову не должно было прийти мне отказать и, уж тем более, ставить такие условия! Никто из моих воспитателей, даже старше и опытнее тебя, ни разу себе такого не позволил!
А ты ещё девчонка! Без году неделя в «Центре»! И смеешь так поступать? Ты хочешь со мной поссориться? Ты не понимаешь, что от меня очень многое зависит? Что в следующий раз уже я могу не выполнить твою просьбу? А ведь тебе ещё долго здесь работать, как минимум, пока не закончишь колледж! Недальновидно поступаешь, моя дорогая. От тебя никак не ожидала!
Лена озадаченно молчала. Никогда ещё она не видела она свою заведующую в таком гневе. Правда, и «на ковре» у нее молодой воспитательнице ещё бывать не приходилось.
Галина Алексеевна, очевидно, посчитала, что поставила на место строптивую сотрудницу. Немного успокоившись, она примирительно произнесла:
- Я надеюсь, Лена, ты сделала это, не подумав. Давай решим вопрос мирно. Я не буду на тебя обижаться и спишу этот поступок на какие-нибудь твои юношеские завихрения. Естественно, в этом я тебе отказываю. С Алиной разберусь сама и прощу её тогда, когда посчитаю нужным. Всё ясно?
- Да, Галина Алексеевна, ясно. Извините.
Лена посмотрела на часы.
- Можно, я пойду? У меня урок через 15 минут.
- Иди.
Лена молча кивнула, встала и направилась к выходу.
- Елена, - окликнула её заведующая. – На всякий случай хочу уточнить. Надеюсь, с Соней мы вопрос решили? Ты согласна?
Лена спокойно смотрела на заведующую.
- Нет, - ответила она. – Вы мне отказали, значит, и я своего согласия не даю. Извините.
- Подойди! – приказала заведующая.
Лена подчинилась.
- Это твоё окончательное решение? – холодно спросила Галина Алексеевна.
- Да.
Заведующая встала, немного походила по кабинету.
- Да ты неблагодарная нахалка! – внезапно закричала она. – Я сделала для тебя всё возможное! Моими стараниями ты стала ответственным воспитателем на первом курсе колледжа! Когда поступила Соня, я полностью вошла в твоё положение, направила её к тебе в группу, дала тебе полную свободу действий!
- Но вы всегда соглашались с моими действиями, - возразила Лена. – Я же с вами часто советовалась.
- Это ничего не значит, - отмахнулась Галина Алексеевна. – Да я могу прямо сейчас у тебя её забрать и отдать другому воспитателю! Как тебе это понравится?
- Галина Алексеевна, но это не решит проблемы, - спокойно отвечала Лена. – Я-то как раз это переживу. Соня уже раскаялась и достаточно ответила за свой поступок, так что результат практически достигнут. Я более-менее удовлетворена. Но ведь новый воспитатель не сможет сделать то, о чём вы просите! Всё равно согласие на это смогу дать только я. А я не дам, если и вы не выполните мою просьбу.
- Понятно, - ледяным голосом проговорила заведующая. – Что же, Елена Сергеевна, возвращайтесь к своим обязанностям. Я вам обещаю, что очень скоро вы пожалеете о своём поступке.
Лена молча вышла из кабинета.
Конечно, она не выдержала и позвонила Лизе.
– Ну, ты даёшь, подруга, - растерялась Елизавета. – Как это ты на такое решилась? Галина Алексеевна права: никто до тебя на подобное не осмеливался. По крайней мере, на моей памяти.
- Как решилась? – возмущённо закричала Лена. – А ты не сама не видишь, что с твоей «дежурной» происходит? Ведь ты мне не сказала, что она за месяц с небольшим уже семнадцать наказаний от заведующей вытерпела! И морально Галина на неё давит постоянно, вздохнуть девчонке не даёт! Да она по отношению к Алинке полный беспредел творит, уж не знаю, из каких соображений. Да, Алина виновата, но не настолько, чтобы так жестоко с ней поступать! Она на грани нервного срыва! Лиза, кто-то должен ей помочь. Ты один раз попробовала и отступилась. А мне просто такой удачный случай представился.
- Уж не знаю, окажется ли он для тебя удачным, - засомневалась Елизавета. – Лен. Ты ведь решила идти до конца, правда?
- Да, - подтвердила Лена.
- В таком случае, если у тебя всё получится, знай, что мы с Алиной у тебя в долгу.
- Запомню, - улыбнулась Лена. – Получиться-то может вполне. Но вот как бы мне после этого на месте Алины не оказаться? Заведующая ведь отыщет, на чём меня подловить, и буду я к ней так же ходить в кабинет после педсовета. Как ты думаешь, а меня она когда простит? Наверное, как ты своей Даше Морозовой заявила: примерно через год!
- Могу тебя успокоить, - заметила Лиза. – Тебе такое никоим образом не грозит. Галина Алексеевна ответственных воспитателей телесным наказаниям никогда не подвергает, даже если они ещё и несовершеннолетние. Категорически! Если она очень уж захочет это сделать, то ей придётся тебя сначала в «дежурные» разжаловать. А вот на это она вполне имеет право.
- Обрадовала, - протянула Лена.
- Лен, а кто тебя заставлял? Подумай! Если ты сейчас вернёшься к ней с «повинной», всё будет хорошо, я уверена.
– Хорошо будет ей и Соньке, - мрачно сказала Лена. – А Алине ходить к ней тогда ещё и ходить. Нет уж! Всё, Лиза, я на урок, вечером увидимся.
Урок Елена Сергеевна проводила в Светланиной 205-ой группе. За 15 минут до его окончания в класс вошла Галина Алексеевна, разрешила сесть вскочившим воспитанницам и устроилась рядом с дежурным воспитателем.
«Началось, - подумала Лена. - Теперь будет инспектировать меня постоянно, как Алину».
Занятие молодой педагог проводила безупречно, своё дело она знала, поэтому сейчас не волновалась. Придраться было не к чему.
Когда урок закончился, Галина Алексеевна приказала воспитанницам выйти из класса, и они немедленно ушли вместе с дежурным воспитателем. Лена стояла у своего рабочего места и спокойно смотрела на заведующую.
– Присаживайся, - предложила ей начальница, указав на стул рядом с собой.
– Что, моя дорогая, ты ведь успела с кем-нибудь из своих подруг созвониться? - начала она.
– Да, - кивнула Лена. - С Лизой.
– И что она тебе посоветовала?
– Ещё раз подумать.
– Разумно.
Галина Алексеевна помолчала.
– Я проявляю к тебе просто безграничное терпение, ты не находишь?
Девушка пожала плечами.
– Хоть теперь-то ты одумалась?
– Галина Алексеевна, мне очень жаль, но я своего решения не изменю, и моя просьба остаётся в силе.
– В таком случае я ставлю тебя в известность, что сделаю это без твоего согласия. Своей властью. Поняла?
– По инструкции вы не можете так поступить, - возразила Лена.
– Допустим. А что ты предпримешь? - с интересом спросила заведующая.
– Галина Алексеевна, я успела ещё раз просмотреть инструкции и выяснила, что имею право в таком случае подать письменный протест директору “Центра”.
– И ты это сделаешь? - заведующая пристально смотрела на девушку.
– Без колебаний. Сразу, - твёрдо ответила Лена. - Галина Алексеевна, я уже решила, что не уступлю вам в этом вопросе. Я основательно поговорила с Алиной и считаю, что ей не только уже не нужно продолжение репрессий с вашей стороны, а, наоборот, это приносит ей вред, который может оказаться непоправимым. Алина близка к тому, чтобы сломаться! А ведь она и так уже давно раскаивается. Галина Алексеевна, согласитесь, ведь Алина вполне достаточный урок получила. Зачем вы с ней так жестоко?
– Ты и правда думаешь, что я должна перед тобой отчитываться? – холодно спросила начальница.
– Но мы же можем обменяться мнениями? Разве это не в ваших интересах? Вы можете меня убедить, что так поступать необходимо? Я же могу не знать ваших каких-то особенных соображений!
Галина Алексеевна жестко ответила:
- Если очень коротко: склонность к таким импульсивным поступкам надо выбивать основательно. Именно это я и делаю.
– Галина Алексеевна, а я считаю, что уже нет необходимости ничего из неё выбивать. Простите её, пожалуйста! Пусть Алина спокойно работает.
– Ты считаешь, - горько усмехнулась начальница. - Но ведь не ты заведующая, а я! И раньше ты мне всегда доверяла. Ценила моё мнение, часто приходила ко мне советоваться. Почему же ты сейчас упёрлась, и мне никак тебя не убедить?
Лена вздохнула.
– Наступил момент, когда наши мнения разошлись. Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать. Это угнетает её, и, кстати, Елизавету тоже. Алина не может полноценно работать, а это вредит группе. Галина Алексеевна, пожалуйста, хватит её воспитывать! Простите её, и вы не пожалеете! Я понимаю, что вы заведующая, и опыта у вас несравненно больше, но в этой ситуации я абсолютно уверена в своей правоте. Пойдите нам навстречу, прошу вас!
Галина Алексеевна помолчала.
– Что же, - сказала она, наконец. - Мне придётся это сделать. Ты меня не убедила, но другого выхода я не вижу. Я очень хочу, чтобы Соня получила это поощрение, и вынуждена принять твоё условие. Давай обговорим детали. Что ты конкретно хочешь?
Лена про себя облегчённо вздохнула.
– Галина Алексеевна, - попросила она. - Вы можете вызвать Алину и сообщить ей, что вы удовлетворены тем наказанием, которое она получила, что вы её прощаете, и теперь всё будет по-прежнему? Включая ваше отношение. И вовсе не обязательно говорить ей, что вы делаете это вынужденно.
– Вот уж нет! - воскликнула заведующая. - С этим я категорически не согласна! Алина должна знать, что в мои планы не входило прощать её так скоро. Если бы не ты, она бы ещё долго за свой проступок расплачивалась, и я ей об этом скажу. Надеюсь, ты не будешь возражать?
– Нет, - немного смущённо ответила Лена. - Для меня главное – её полная амнистия. Причём, Галина Алексеевна, давайте договоримся, что вы прощаете Алину в любом случае, даже если не получится сегодня сделать для Сони то, что вы хотите. Хорошо?
– А что это ты имеешь в виду? - нахмурилась заведующая.
– Не могу сказать точно, - покачала головой Лена. - Но, зная Соню, не гарантирую, что ваша с ней беседа пройдёт без каких-нибудь неожиданностей.
– Хорошо. Значит, решили, - произнесла Галина Алексеевна. - А теперь вот что я хочу тебе сказать.
Лена внутренне сжалась, но виду не показала.
- Ты поступила недальновидно. Сейчас ты добилась своего, но в долгосрочном плане проиграла. Я расцениваю твоё поведение как наглое и неуважительное, поэтому заявляю, что моё отношение к тебе с этой минуты изменится. Ты у нас очень принципиальная, правда?
Вот и я буду относиться к тебе очень твёрдо и принципиально. Предупреждаю, ты можешь обращаться ко мне теперь только официально, никаких доверительных отношений у нас больше не будет. Все просьбы и предложения с твоей стороны принимаю только в письменном виде, в установленном инструкциями порядке. За твоей работой я тоже буду очень внимательно наблюдать. Понятно?
- Галина Алексеевна, но вы же справедливый человек, – изумилась Лена. - Вы знаете, что я работаю хорошо: добросовестно и ответственно! Вы будете вставлять мне палки в колёса только потому, что я осмелилась высказать своё мнение и попросить вас о том, что считаю правильным? Ведь я сейчас не нарушила никаких инструкций! Я вполне имела право не согласиться с вашим предложением, правда?
- Не волнуйся, моя дорогая, - усмехнулась заведующая. – Я по отношению к тебе тоже буду предпринимать только те действия, на которые имею полное право. Всё будет по инструкциям. Знаешь, Лена, в этот раз ты зарвалась, и я считаю своим долгом поставить тебя на место. И учти, что на моём отделении ты теперь карьеры не сделаешь, хотя признаю, что определённые планы у меня на тебя были. Увы, своим поступком ты сама себе всё перечеркнула.
Лена предполагала, что Галина Алексеевна рассердится, но такого всё же не ожидала. Она сидела покрасневшая и изумлённая. В ответ на последние слова заведующей девушка воскликнула:
- Так, может быть, мне сразу обратиться в кадровый отдел с просьбой о переводе в другой «Центр»? Раз вы не хотите больше со мной работать?
- Очень испугала, – иронически улыбнулась заведующая. – Ты думаешь, у нас в стране много «Центров» нашего профиля? Их можно по пальцам пересчитать. А работать ты сможешь только на втором курсе. Здесь, у нас, я обеспечила тебе место «ответственной», а кто тебя ждёт в других «Центрах»? Все должности заняты! Постоянных вакансий ожидают многие воспитатели! Да, возможно, тебе смогут подобрать место «дежурной» или «ночной», но это ещё вопрос, захотят ли руководители брать на работу скандальную сотрудницу. Впрочем, дело твоё. Можешь попробовать.
Галина Алексеевна возмущённо покачала головой.
- Ты даже сейчас ведёшь себя вызывающе! Хотя бы для приличия могла бы сказать, что сожалеешь о своём поступке, извиниться, в конце концов. А ты «качаешь права»!
- Галина Алексеевна, я очень сожалею! Но не о своём поступке, а о том, как вы на всё это отреагировали. О том, что мы не можем решить с вами этот вопрос мирно. Простите меня, пожалуйста, если я вас обидела! Но я, действительно, не вижу за собой никакой вины!
- Что же, не видишь, так не видишь, - холодно проговорила заведующая. – Значит так, с Алиной я поговорю в течение завтрашнего дня, она как раз дежурит. А сейчас, будьте добры, Елена Сергеевна, распорядитесь, чтобы из изолятора доставили Соню, и жду вас вместе с ней в своём кабинете. И поторопитесь, пожалуйста!
- Хорошо.
В кабинете заведующей Соня по просьбе Галины Алексеевны ещё раз подробно рассказала о событиях прошедшей ночи. Лена сидела рядом с невозмутимо-ироническим видом.
– Елена Сергеевна, вас что-то смущает в изложении Сони? - поинтересовалась заведующая.
– Абсолютно ничего, всё в порядке, - ответила воспитательница.
– Хорошо, Соня. Я буду очень краткой. Ты оказала большую услугу “Центру”, и мы решили предоставить тебе поощрение. Во-первых, я награждаю тебя сертификатами на освобождение от наказаний на 60 единиц – три по двадцать.
Соня встрепенулась.
– Будешь возражать? - удивилась заведующая.
– Нет. Спасибо. Елизавета Вадимовна мне уже объяснила, что “ломаться в таких случаях неэтично”.
Галина Алексеевна кивнула.
– И второе, - продолжала она. - Сразу скажу, что это стало возможным только благодаря Елене Сергеевне. Без её согласия я не смогла бы этого сделать. Мы даём тебе прямо с этой минуты полную амнистию по всем наказаниям, которые у тебя ещё остались. Сейчас ты выйдешь из этого кабинета полностью свободной от всех взысканий, и в запасе у тебя ещё останутся сертификаты. Ты сможешь начать всё сначала. Это хороший шанс, в том числе, и для твоих далеко идущих целей. Ты меня понимаешь?
– Да. Спасибо, - растерялась Соня. - Но... это слишком великодушно... Я этого не заслужила. Ведь я просто сделала то, что и должна была, и не ожидала за это никакой награды.
– Тем не менее, я прошу тебя и в этом случае не ломаться. Или и ты мне заявишь, что хочешь вместо этой меры чего-нибудь другого?
Соня заметила, что при этих словах Галина Алексеевна метнула неодобрительный взгляд на Лену, а та слегка покраснела.
«Наверное, не так уж легко было Галине Алексеевне её уговорить, - мелькнуло у Сони. - Да это и понятно! Просто поразительно, что Елена на такое согласилась!»
Галина Алексеевна смотрела на воспитанницу с улыбкой. Свой вопрос она явно считала чисто риторическим.
Соня глубоко вздохнула и смущённо произнесла:
– А можно? Попросить другое?
У Галины Алексеевны поползли вверх брови. Лена же осталась абсолютно невозмутимой.
– Ну и денёк у меня сегодня, - выдохнула заведующая. - Соня, ты хоть представляешь, какого труда мне стоило у Елены Сергеевны это поощрение для тебя выпросить?
– Догадываюсь, - вздохнула девушка.
– Елена Сергеевна, как вы считаете, стоит нам её выслушать?
– Конечно, - кивнула Лена. – Нечто подобное я и предполагала. Левченко у нас девушка непростая.
– Хорошо, Соня. Ты оказала нам существенную услугу и можешь покапризничать, - согласилась Галина Алексеевна. - Чего ты хочешь? Говори.
Девушка взволнованно посмотрела на заведующую, затем на Лену и горячо произнесла:
– Не надо меня освобождать от наказаний! Пусть всё останется, как есть. Но я прошу вас дать вместо меня полную подобную амнистию нашей Юле. Вернуть её из штрафной группы и простить все наказания. Пожалуйста!
Некоторое время все сидели молча. Лена и Галина Алексеевна, видимо, были ошеломлены, а Соня следовала своему обычаю “тянуть паузу”.
Первой опомнилась Лена:
– А это теперь не в моей компетенции. Я даже не знаю, возможно ли такое вообще.
Галина Алексеевна тоже вышла из оцепенения и резко бросила Соне:
– Ты что, совсем дурочка? Вот, посмотри!
Она выложила на стол перед воспитанницей распечатанный список.
– Вспомни, что тебе ещё предстоит! “На коленях” - пятнадцать с половиной часов! Штрафной ужин! Бойкот ещё десять дней! Пять “безлимитных” наказаний, причем одно из них – опять «двойные» розги!
При упоминании о розгах Соня непроизвольно судорожно вздохнула, и это не осталось без внимания заведующей.
- Вот-вот, об этом я и говорю! – темпераментно воскликнула она. – Огласить тебе весь список, до конца? Четыре “напоминания” по 20 ремней! Строжайшая порка “на станке”, причём публичная, перед комиссией, уже заявка на “восьмой-пятый” подана! А ещё строгие наказания по субботам, которые стараниями Елены Сергеевны могут длиться бесконечно!
Галина Алексеевна перевела дух и, очевидно, решила сменить тактику.
- И тебе не хочется от всего этого избавиться? – уже более спокойно спросила она. - Юля-то твоя переживёт! Ничего с ней не случится, да и в следующий раз будет умнее. А вот ты…из-за этого своего благородства можешь потерять уникальный шанс стать сотрудником. Неужели ты не понимаешь? Соня, да даже малой части того, что тебе осталось…
Галина Алексеевна хлопнула рукой по списку.
- Вполне достаточно, чтобы сломать даже сильного лидера и навсегда перекрыть ему такую возможность.
- Если это меня сломит, значит, я и не заслуживаю такой возможности, - тихо, но твердо заявила Соня.
– Левченко, ты не понимаешь, о чем говоришь, - снисходительно заметила Лена. – Хотя мне как раз тебя уговаривать вовсе невыгодно, очень советую, не отказывайся! Другого шанса у тебя не будет. Предупреждаю, я тебя щадить не намерена, и благородством своим меня ты не разжалобишь.
– Это все было бы ничего, - она указала на листок. - Но ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу устроить собираюсь. Лучше соглашайся!
Однако Соня упорно стояла на своем:
– Я постараюсь со всем этим справиться. Юле прощение нужнее, и мы все за нее очень переживаем. Пожалуйста, если можно, сделайте, как я прошу! Ведь Юля из-за меня в штрафную попала, и ей там очень плохо! Елена Сергеевна, вы же сами нам вчера вечером рассказывали, что у неё там всё очень неудачно сложилось, с первого дня!
– Да потому что вести себя надо было по-другому с Ренатой Львовной! - вспылила Лена. - А у неё ума не хватило.
– Вот видите! Поэтому я и говорю, что ей амнистия нужнее. А я сильнее Юли, и все свои наказания полностью заслужила. Елена Сергеевна, пожалуйста!
– Да я-то тут ни при чём, - пожала плечами Лена. - Юля сейчас не моя воспитанница.
– Очень даже при чём, - возразила Галина Алексеевна. - Чтобы вернуть Соколову и простить ей все наказания, необходимо согласие ваше, Елена Сергеевна, моё и Ренаты Львовны. Теперь мне ещё и её уговаривать? Соня! Ты твёрдо решила?
– Да, - кивнула девушка. – Мне безумно жалко Юлю, и я хочу, чтобы она вернулась в группу. Для меня это будет лучшей наградой.
«Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать», - вспомнила Галина Алексеевна недавние слова Елены.
«И воспитанница её туда же. Как будто сговорились! Прямо день благородства сегодня» - недовольно подумала заведующая, однако на Соню взглянула с явным уважением.
«Ну всё! Сонька уже сотрудник! Хороший ход, - промелькнуло у Лены. – Вот ведь змея! И тут не растерялась»
Она была абсолютно уверена, что Соня поступила так с дальним прицелом. И вовсе она не “дурочка”.
Галина Алексеевна немедленно позвонила Ренате Львовне, и та буквально через пять минут быстрой походкой вошла в кабинет: подтянутая, уверенная, властная.
- Рената Львовна, извините, что сорвали вас с отчета, - дипломатично начала Галина Алексеевна, жестом приглашая сотрудницу присесть.
- Ничего. Значит, есть на это причины, - усаживаясь, спокойно ответила Рената.
Заведующая вздохнула и быстро ввела ответственного воспитателя штрафной группы в курс дела. Соня сидела ни жива ни мертва. Она понимала, что именно от Ренаты зависит теперь судьба Юли. И знала, что характер у Ренаты Львовны сложный… и уговорить её на что-то, чего ей делать не захочется, вряд ли будет проще, чем Елену.
Однако воспитательница двести одиннадцатой не стала долго раздумывать.
– Очень благородно с твоей стороны, - повернулась она к Соне. - В принципе, я не против. Забирайте свою Юлю. Но… есть одно «но».
- Какое же? - спросила Галина Алексеевна.
- Я не привыкла, чтобы мои воспитанницы покидали штрафную группу, ни разу не получив от меня лично порки розгами. А Соколовой как раз сегодня это предстоит, вот прямо сейчас, на отчете. Так что могу её вернуть только после этого.
- Нет! – внезапно громко воскликнула Елена.
Для всех присутствующих, включая Соню, это оказалось неожиданностью.
- И это ТЫ на меня кричишь? – насмешливо спросила Рената. – После того, что сама в понедельник той же Соне устроила? Юле-то твоей всего полтинник розог светит, и уж не «восьмой» ни разу.
- Кстати, - продолжила Рената Львовна. – Галина Алексеевна, а можно я запись этой их экзекуции, - она указала на Елену и Соню, - у себя в группе воспитанницам покажу? И пообещаю, что уважаемых исполнителей буду приглашать к себе на субботние наказания к особо провинившимся?
- Давайте позже это обсудим, - предложила заведующая.
«Только этого не хватало!» - расстроилась Соня.
- Не смущайся, Левченко, ничего личного, - попыталась ободрить девушку Рената Львовна. – Понимаешь, контингент-то у меня в группе особенный. Вот я и стараюсь интересный передовой опыт всегда перенимать.
– Рената Львовна, - быстро сказала Лена. - Если вы согласны отдать мне Юлю, то, пожалуйста, избавьте её от розог! Я очень прошу!
Воспитательница двести четвертой очень разволновалась, вскочила с места и стояла напротив коллеги, умоляюще глядя на неё.
«Ничего себе!» - изумилась Соня. Галина Алексеевна явно была удивлена не меньше.
– Это будет тебе очень дорого стоить, - покачала головой Рената.
– Согласна на всё! - воскликнула Лена.
– Хорошо. Тогда идём прямо сейчас и забирай её до отчёта. А то отчёт у нас длинный и очень шумный. Галина Алексеевна, где мне расписаться?
– Оформим всё после педсовета, - ответила заведующая. – Я пока подготовлю документы.
Рената Львовна взглянула на Соню, которая давно уже вскочила с места ещё вместе с Еленой (строго по инструкции, запрещающей воспитанницам сидеть, если воспитатель встал). Девушка в волнении воскликнула:
- Спасибо вам!
– Да не за что. Соня, значит, для себя ты так ничего и не получишь, - задумчиво проговорила Рената. - Сертификаты, наверняка, раздашь. Юльку своей…, - она покосилась на коллег и хмыкнула, - скажем так, своим телом прикрыла.
– Лена, а я знаю, чего у тебя потребую взамен отмены для Соколовой розог. Галина Алексеевна, можно этот список посмотреть?
Заведующая молча передала воспитательнице распечатку с оставшимися наказаниями Сони.
- Впечатляет, - ознакомившись, кивнула Рената.
- Знаете, коллеги, Соня у меня лучшая по литературе среди всех моих студенток, - заявила она. – И поступок её благородный мне импонирует. Хочется что-то и для неё самой сделать.
Она протянула список Соне.
- Поступим так. Одно наказание отсюда выбираешь ты, другое – я. И просим Елену Сергеевну их отменить. Насовсем! Лена, согласна?
- Да легко, - кивнула Елена.
- Соня, твой выбор?
- Розги, - не задумываясь и не поднимая глаз ответила девушка.
- А…что-то в списке я розог не видела. Лена, ты понимаешь, о чем она просит? – требовательно спросила Рената Львовна.
- Конечно, - насмешливо улыбнулась Лена. – Ей в пятницу предстоит такая же порка, как и в понедельник. В счет одной «безлимитки». Запись вы смотрели, как я понимаю?
- Смотрела. Потом с воспитанницами долго разбираться не могла, руки от страха дрожали, - съязвила Рената. – Что ж, пусть будет так. Розги за розги! Только… Елена Сергеевна!
Рената тоже встала, подошла к Лене вплотную и пристально смотрела ей в глаза.
- Я настаиваю, чтобы вы ей эту порку совсем отменили. А не перенесли на другой день, например. Или потом её не провели, в счет другой «безлимитки». Знаем мы эти ваши штучки!
- Мои штучки?? – возмутилась Лена.
- Ладно, ладно. Наши штучки, - примирительно согласилась Рената. – А я, со своей стороны, прошу прямо сейчас снять с Сони бойкот. Юлька-то за такое должна Соню на коленях благодарить, а с этим бойкотом даже «спасибо» сказать ей не сможет. Считаю это несправедливым! Лена?
Елена покорно пожала плечами.
– Хорошо, как скажете. Левченко, я отменяю тебе «обратный бойкот» с этой минуты. Снимай табличку.
– Не надо, - ошеломлённо проговорила Соня. – Достаточно было бы розог.
- Молчать! Как ты смеешь влезать в разговор воспитателей, когда тебя не спрашивают? – показала свой крутой нрав Рената Львовна.
- Слушаюсь. Простите, пожалуйста, - смутилась воспитанница.
- Табличку на стол! Живо! – Рената сердито стукнула кулаком по столу. – Ещё будешь тут выкаблучиваться!
– Слушаюсь.
Соня быстро сняла табличку и положила на стол.
Галина Алексеевна наблюдала за этой сценой c явным удовольствием.
– Всё, коллеги, ступайте, - обратилась она к Лене и Ренате. - А я отведу Софью в группу и поставлю в известность обо всём ваших воспитанниц, Елена Сергеевна.
Когда Галина Алексеевна с Соней вошли в спальню 204-ой группы, девушки все находились там в ожидании отчёта, который сегодня явно задерживался. Мария Александровна быстро выстроила воспитанниц посреди комнаты.
Заведующая подробно рассказала девочкам обо всех последних событиях. Она знала, что некоторые девочки всё-таки проснулись сегодня ночью, когда случилось ЧП в их группе, однако им никто ничего не объяснял – было не до этого. Воспитанницы пытались было с утра задавать вопросы Марии Александровне, но та, проинструктированная Еленой, строго приказала им не лезть не в свои дела и дожидаться отчета. Неудивительно, что девушки находились в недоумении.
- Не волнуйтесь, Наташа сейчас чувствует себя лучше, - успокоила группу Галина Алексеевна. – Но ей придётся пройти углублённое обследование в больнице. У неё впервые выявилось заболевание, и к этому нужно отнестись очень внимательно. И с Соней, как видите, все в порядке, ей просто дали возможность выспаться после тяжелой ночи.
– Удивительная у вас всё-таки группа, - добавила она в конце своего рассказа. - Просто горой друг за друга стоите, это очень приятно. Молодцы, девчонки! Значит так, ещё раз напоминаю: бойкота у Сони больше никакого нет. Сейчас мы с Марией Александровной вас оставим, и можете пообщаться.
– Галина Алексеевна! – неожиданно выпалила Галя. - А вы не можете Елену Сергеевну попросить относиться к Соне чуть-чуть помягче?
– Клименко! Что за наглость? - возмутилась Маша.
Однако заведующая жестом попросила дежурную воспитательницу помолчать и покачала головой.
– Я попыталась дать Соне шанс, но она приняла другое решение. А Елену Сергеевну я просить не могу, так же, как и диктовать ей свои условия. Да и не очень-то ей подиктуешь! Всё, Мария Александровна, пойдёмте.
Девочки почтительно дождались, пока за воспитателем и заведующей закрылись двери, и все вместе буквально набросились на Соню, тормошили её, обнимали, поздравляли и благодарили. Такого бурного выражения эмоций девушка от своих одноклассниц не ожидала. Соня и сама была очень растрогана и обрадована. Назначенный Еленой запрет на общение дался ей тяжело, несмотря на то, что длился не так уж и долго.
– Девчонки, я так рада, - взволнованно говорила она, вытирая слёзы. - Знаете, как это было ужасно? Я так без вас скучала!
– Соня, а нам-то как тебя не хватало! - воскликнула Лиза, и все были полностью с неё согласны.
– Девочки, быстро, до отчёта, давайте решим ещё один вопрос, - Соня метнулась к своему шкафу и достала оттуда конверт с сертификатами Елизаветы Вадимовны. Документы, полученные сейчас от Галины Алексеевны, она и так держала в руках.
– Я вам почти всем могу вернуть сертификаты! - возбуждённо сказала Соня. - Давайте прямо сейчас всё переоформим, ведь они в любую минуту вам могут понадобиться, может быть, даже сегодня.
Девушки озадаченно молчали.
– А сколько их у тебя? - вкрадчиво спросила Наташа.
– На сто десять единиц!
– А наказаний у тебя на сколько? - грозно продолжала староста. - Тех самых, от которых ты отказаться не пожелала, чтобы Юльку выручить! Говори!
– Не знаю, - растерялась Соня. - Да и какая разница? Я обещала вернуть вам сертификаты при первой возможности, и я это делаю с огромным удовольствием и облегчением! И очень рада, что получилось это сделать так скоро, ведь на это я не рассчитывала. Девочки, давайте не будем терять времени. Скоро отчёт!
– Ты настолько плохо о нас думаешь? - завопила вдруг обычно выдержанная Наташа. - Ты тогда нас всех выручила! Сейчас Юльку спасла! Этим ты нам всем большое одолжение сделала, ты разве не понимаешь?
У тебя самой ещё порки единиц на триста, причём, Елена Сергеевна тебя по восьмому разряду наказывает! Ты думаешь, мы слепые и этого не видим? Как ты это терпишь, я вообще не представляю! А мы сейчас заберём у тебя сертификаты и оставим тебя и дальше мучиться? Да Елену Сергеевну даже заведующая уговорить не может к тебе смягчиться, она сама призналась, ты же слышала!
– Наташа, сбавь тон, - испугалась Соня. - Сейчас Мария Александровна на шум придёт!
Староста кивнула и уже спокойнее продолжала:
– Ни о каком возврате даже и не думай! Я лично у тебя ничего не возьму, а без моего согласия ты мне их и не отдашь. И другие девчонки пусть сами скажут. Кому ты ещё была должна?
Наташа обернулась к девочкам.
Вика, Галя и Даша практически одновременно воскликнули:
– Не возьму.
– Даже и не заикайся об этом!
– Ты их полностью отработала.
– Вот что, - решительно сказала Наташа. - Ты их отдашь завтра Елене Сергеевне вместо “станка”! Поняла?
– Нет, - покачала головой Соня.
– А ты обо всей группе не думаешь? - гневно спросила староста. - Ты знаешь, сколько нам штрафных баллов прибавилось за это нарушение бойкота? По 300 тебе и Дашке! Шестьсот на группу! А ты помнишь, что Елена Сергеевна говорила? Если мы отдаём сертификаты, то и очки со счёта списываются. Нам нужно первое место или нет? Да за каждый балл нужно бороться! Соня, мы на этом настаиваем. Это не только тебе нужно.
– Сонька, ты это сделаешь! Не упирайся, - горячо уговаривала Лиза.
– Хорошо, - сдалась Соня. - Но тогда я отдам Елене Сергеевне сертификаты за себя и за Дашу. Столько, сколько она потребует. Дашка случайно бойкот нарушила и “станка” не заслужила, да и её 300 очков списать с нас лишним не будет. Скажите и ей, чтобы не отказывалась.
– Спасибо, Соня. Я и так не отказываюсь, - тихо проговорила Даша. - Я не такая сильная, мне до тебя далеко.
– Ну, вот и решили, - облегчённо вздохнула Наташа. - Скажем об этом Елене Сергеевне на завтрашнем отчёте. Дашке ведь она «станок» тоже на завтра перенесла. Я сама и скажу.
В этот момент в спальню вошли Елена Сергеевна с Юлей, катившей перед собой специальную тележку со своими вещами. Выглядела девушка озадаченной и обрадованной одновременно. Елена подвела Юлю к собравшимся кучкой воспитанницам, поздоровалась и спокойно сообщила:
– Отчёт через пятнадцать минут. Юля, вещи разложить сможешь и позже.
С этими словами она удалилась в кабинет.
«Тактично поступила», - подумала Соня.
Никто ещё не успел ничего сказать, как Юля бросилась к Соне, крепко её обняла и разрыдалась:
– Сонечка! Спасибо тебе! - еле выговорила она сквозь слёзы. - Ты меня от такого ужаса спасла! Меня сегодня Рената Львовна должна была розгами высечь, при всей группе! Прямо сейчас, на отчёте. Но, Соня, милая, зачем ты это сделала? Почему о себе не подумала?
Юля оторвалась от Сони и с тревогой заглянула подруге в глаза.
– Тебе же гораздо хуже, чем мне, - прошептала она. - Зачем?
Соня растроганно покачала головой:
- Зачем? Я должна была тут спокойной жизнью наслаждаться, зная, что ты в штрафной группе мучаешься? Тебе ведь там совсем плохо пришлось, признавайся.
– Да, - всхлипнула Юля. - С первой минуты всё пошло не так! Мы пришли в группу с Ренатой Львовной, а она мне даже вещи не дала разложить. Сразу всех девчонок выстроила, меня перед ними поставила и велела рассказывать, за что я сюда попала. А это в воскресенье, после свидания, после прощания с вами! Я и так вся была уже на нервах. Я рассказываю и запинаюсь всё время. А Рената Львовна ко мне подскочила и кричит:
– Двух слов связать не можешь? Нарушение допустила легко! Изволь рассказывать чётко!
А я от страха совсем про “Слушаюсь” забыла, только кивнула и продолжаю. А она..
У Юли прервался голос.
– Как залепит мне пощёчину! При всех! Я тут же расплакалась, так было больно и стыдно. А она опять руку поднимает. Мне надо было собраться с силами и покорно вытерпеть, а я закрыла лицо руками и кричу: “Не надо!” Тут она совсем разозлилась. “Ты смеешь указывать воспитателю и противиться наказанию! В штрафной группе пощёчины и по воскресеньям разрешены, и ты об этом знаешь. Нахалка! Теперь тебе мало не покажется!”
Я пыталась извиниться, но она уже не слушала. Вызвала ответственного дежурного воспитателя – Елизавету Вадимовну, и говорит ей: “Я запрашиваю разрешение на телесное наказание в воскресенье. Такой наглости терпеть нельзя!”
А Елизавета Вадимовна тоже на меня кричит: “Я тебя предупреждала, что в штрафной группе нельзя быть такой неженкой! На коленях она стоять не может, видите-ли. От пощёчин закрывается! Что это за поведение? Я даю разрешение, Рената Львовна, поступайте, как считаете нужным”.
Потом-то мне девчонки рассказали, что можно было попытаться Ренату Львовну поупрашивать, на колени упасть. Но мне тогда даже в голову такое не пришло, у нас-то в группе это не принято. И страшно мне было до ужаса! Слова не могла вымолвить.
Она мне и выдала. Тут же, при всех! Я даже не знаю, как она меня наказывала, но только здесь со мной так жестоко никогда не поступали! Даже “на станке” тогда. А она хлещет беспощадно и ещё ремень на себя после удара по телу тянет, а не просто поднимает! Я чувствовала, как кожа лопается, представляете? И орала на всю группу, как резаная. Такой стыд!
Юля вытерла слёзы и продолжала уже немного спокойнее:
– И потом всё было не лучше. Работали мы в овощехранилище за отдельным столом. Ни слова на работе друг другу не имеем права сказать. Дежурных воспитателей двое! Постоянно за нами следят, ни одного мелкого промаха не прощают. Тут же отлупят, да ещё как! И по лицу, и ремнём! Ни на секунду нас из виду не выпускают, даже в туалете у кабинок стоят. И чуть что – сразу пощёчины. Даже, если не нарушение, а просто… немного замешкаешься, например.
– Мне за эти три дня все щёки отбили, - Юля опять расплакалась.
Галя, которая давно уже стояла рядом с подругой, обняла её, достала платок и вытерла Юле слёзы.
– Успокойся. Всё уже позади, - проговорила она.
Юля кивнула и продолжала вспоминать:
– По утрам нас в шесть часов поднимали. В ночных рубашках заставляли стоять “смирно” и “Правила” слушать. Причём, шелохнуться или покачнуться нельзя. Тут же на кушетку укладывают – 15 ремней, и опять в строй, уже голой! И без всякого обезболивания. Разговаривают с нами, как с настоящими преступниками – холодно, жёстко, только в приказном тоне.
А отчёт вчера – вообще, ужас! Тянулся до самого ужина. Рената Львовна сидит сердитая, из провинившихся всю душу выворачивает, прежде чем выпороть. И наказывают тут же, при всех, безжалостно совершенно. Конечно, они втроём! Сменяют друг друга, и рука у них не устаёт!
Меня Рената Львовна, конечно, опять уложила. “Будешь добавку за свою воскресную наглость получать”
Девчонки, нас наши воспитатели так не наказывают, это точно! Только, если Соню Елена Сергеевна, да и то я не уверена. Я после этой порки жуткой лежу, даже шевельнуться не могу, а Рената Львовна так ехидно говорит: “Ты пришла ко мне в группу уже со своим грузом, у тебя 50 ударов в архиве. Так вот, завтра их и получишь, розгами, при всей группе. Лично тебя высеку!»
И издевается еще: «Привыкай. У нас тут не курорт”.
– Ничего себе! - ахнула Наташа. - Так тебе 50 розог предстояло вынести, да ещё публично!
Она повернулась к Соне:
– Ты об этом знала, что ли? Но откуда?
Соня быстро взглянула на дверь кабинета.
– Не знала я про розги, - ответила она. – Узнала, только когда заведующая уже Ренату Львовну пригласила, чтобы согласие у нее на Юлино возвращение получить. Вы думаете, она так легко Юльку отпустила? Сразу заявила: “Пока Соколова розги назначенные не получит, я её не верну! Не привыкла к такому ”. И тут Елена Сергеевна... Да я просто в шоке была от её поведения! Елена Сергеевна, как про эти розги услышала, с места вскочила и стала Ренату упрашивать этого не делать.
– Да ты что? Правда? - потрясённо спросила Юля.
– Правда, - вздохнула Соня. - Она даже побледнела. А Рената Львовна отвечает так ехидно: “Тебе это дорого будет стоить”. А Елена Сергеевна почти кричит: “На всё согласна!”. И тогда Рената потребовала розги и бойкот с меня снять.
– И она не спорила? - изумилась Лиза.
– Ни минуты! Сразу согласилась и табличку мне тут же велела снять. Так что, не одна я, Юля, в твоем избавлении участвовала. Елена Сергеевна тоже.
– Я поговорю с ней сегодня, - решительно проговорила воспитанница. - Прямо на коленях буду благодарить. Я ведь уже к самому худшему приготовилась. Девчонки меня, правда, утешали: “Не расстраивайся, здесь главное – первую неделю пережить. Рената Львовна на всех новеньких так набрасывается. Шоковая терапия! А потом уже легче будет”. Но меня это не очень-то успокоило. Сегодня весь день представляла, как она этими прутьями вымоченными меня хлещет! Чудом на уроках замечаний не заработала. Преподаватели, кстати, неплохо к нам относились, почти все, а некоторые – даже с сочувствием.
А перед отчётом меня просто ноги от волнения не держали. И вдруг – такое чудо! Входят они с Еленой Сергеевной, и Рената Львовна заявляет, что я могу убираться в свою группу по причине амнистии со стороны заведующей. И кричит на меня: “Быстро вещи собирай! Я согласие дала, но, если будешь копаться, то могу и передумать!” А уже Елена Сергеевна по дороге мне рассказала, что это Соня, оказывается, меня так выручила.
- Сонечка, но ведь мне за это с тобой никогда не рассчитаться! – отчаянно воскликнула Юля.
– Юль, - мягко уговаривала Соня. - Я с радостью это сделала. Не переживай. Вытри слёзы, всё в порядке, ты снова с нами. Знаешь, как мы все рады? А ты представляешь, что я пережила, когда ты в воскресенье собиралась, а я из-за бойкота даже попрощаться с тобой не могла? Ушла в класс и слезами давилась!
– Представляю, - порывисто ответила Юля. - Соня. Я для тебя сейчас ничего не могу сделать, к огромному моему сожалению. Но тебе твой этот поступок зачтётся, я уверена! И очень скоро у тебя всё изменится. Кардинально, и в лучшую сторону. Я это чувствую.
Соня только молча крепко обняла подругу.
Воспитатели в это время в кабинете наслаждались небольшой передышкой за чашкой чая.
– Лен, неужели тебя этот Сонин поступок нисколько не впечатлил? - поинтересовалась Маша.
Лена задумалась.
– Впечатлил, конечно, - призналась она. - Не ожидала такого. Но Соня сделала это неспроста. Да, Юлю ей искренне жалко было, в этом я не сомневаюсь. Но она ещё захотела продемонстрировать Галине Алексеевне, что уже изменилась и очень даже теперь способна к сочувствию. Наверняка мама рассказала ей про тот тест, который она ещё в школе сдавала, в десятом классе. Ведь тогда она не прошла именно из-за того, что в её характере мало обнаружилось склонности к состраданию. Вот Сонька и решила это исправить, раз такой случай подвернулся! Да, согласна, это мужественное и великодушное решение.
Лена покачала головой.
- Совсем не уверена, что я смогла бы сделать такое на Сонькином месте. Но этот поступок себя оправдает, вот увидишь! Соня вовсе не “дурочка”, как Галина Алексеевна её обозвала. Да, сейчас она ещё помучается ещё какое-то время. Но потом... Маш, я уже вижу, как она сидит с нами на педсовете.
– И что ты тогда будешь делать? - ехидно спросила подруга.
Лена широко улыбнулась.
– Возьму её в сентябре к нам в группу на твое место, когда ты в «Межвузовский» перейдешь.
Коллега чуть не поперхнулась чаем.
– Ну и шуточки у тебя, - пробормотала она.
– Становлюсь легкомысленной, - рассмеялась Лена. - Маш, а если серьёзно, то мне всё равно. У меня с ней отношений никаких всё равно не предвидится. Есть на нашем отделении три воспитателя, с которыми я практически не общаюсь, ну, будет четыре.
- Не будете же вы с девчонками впихивать ее в нашу компанию, надеюсь? – улыбнулась она.
- Не знаю, не знаю! - шутливо отозвалась дежурная. – Инна, Лиза и Света на нее точно глаз положили.
- Зато Ника не согласится, - возразила Лена. На самом деле неожиданная поддержка Вероники принесла девушке большое облегчение. Очень тяжело было сознавать, что все подруги сочувствуют Соне, защищают ее и явно считают «несчастной страдалицей, несправедливо изнемогающей под гнетом мстительной «ответственной».
- Маш, а если вдруг Сонька и в нашу компанию пролезет, думаю, я и это переживу.
Лена лукаво посмотрела на подругу.
- Общаетесь же вы с Лизой, например, уже полтора года полуофициально. Елизавета Вадимовна! Мария Александровна! И ничего. Кстати, никому из нас так и не удалось у вас выпытать, в чём дело. Молчите наглухо!
– Есть такое, - не стала спорить Маша, и тут же сменила тему. – Вот и тебе придётся тогда называть её Софья Леонидовна!
Лена понимающе улыбнулась и встала.
– Ладно, пойдём на отчёт. Пока эту Софью Леонидовну вместо нашей дружбы еще много испытаний ожидает.
Они вышли в спальню. Воспитанницы, взволнованные и обрадованные, все еще общались друг с другом там, где Лена их оставила. Увидев воспитателей, все как одна, тут же вытянулись «смирно».
– Давайте всё-таки проведём сегодня отчёт, - сказала им Лена. - Подходите к столу.
Все девушки, кроме Сони, после строгого группового наказания, перенесенного в понедельник, могли только стоять. Юля, конечно, тоже, в штрафной группе редко бывает по-другому. Однако и Соня, хотя сегодня и получила основательное обезболивание в изоляторе, не стала садиться, из солидарности с подругами.
– Сколько у нас разных событий произошло за одни сутки, - начала отчет Елена Сергеевна.
- Юля, я очень рада тебя видеть опять в группе, - улыбнулась она смущенной воспитаннице. - Хочу ещё раз уточнить – тебе предоставили абсолютное прощение от всех наказаний. Сейчас ты свободна полностью. И, кстати, штрафные очки за все твои последние проступки тоже списываются, а их немало, в общей сложности – больше тысячи. Так что и всей группе опять плюс. А теперь, Мария Александровна, приступайте, пожалуйста. Про ночные события можете не сообщать, об этом мы все знаем.
– Хорошо, - кивнула Маша. – Сегодня девочки отработали тот самый сорванный урок истории.
Действительно, с самого утра воспитанницы попросили Марию Александровну организовать им встречу с Екатериной Альбертовной. К счастью, та не отказалась, пришла в класс на одной из перемен.
Студентки так покаянно и проникновенно просили у преподавателя прощения, что Екатерина Альбертовна не смогла устоять, да особо и не пыталась. Екатерина в принципе не отличалась злопамятностью и мстительностью, да и к 204-ой группе всегда относилась благосклонно. Поэтому она заявила воспитанницам:
– Можете не беспокоиться, я вас прощаю. Если хотите, проведу с вами этот урок сегодня после обеда. Но тогда вы лишаетесь прогулки! Другого времени у меня нет.
Екатерина Альбертовна, как преподаватель, работала с большой нагрузкой.
– А ждать до следующей недели вам, я так понимаю, невыгодно? - продолжала она. - Ведь Елена Сергеевна обещала вам “третью-бис” только после этой отработки, правда? Вдруг в воскресенье в театре сидеть не сможете!
После такого строгого наказания, какое группа получила в понедельник, это было вполне возможным. Конечно, девушки с благодарностью согласились. Екатерина Альбертовна позвонила Елене, получила на это её официальное разрешение, и уроком в этот раз осталась довольна.
– Я надеюсь, что в понедельник у нас с вами произошла досадная случайность, и больше ничего подобного не повторится, - сказала она воспитанницам на прощание.
- Что же, я рада, что все так благополучно закончилось, - признала Елена Сергеевна. – Как я и обещала, сегодня мы с Марией Александровной наложим вам всем «третью-бис». Тебе, Соколова, тоже, раз уж у тебя полная амнистия.
Тем не менее, девочки, лишение развлечений за этот проступок остается для вас в силе до субботы включительно. Сегодня до десяти вечера никто не выходит из класса. Свободны от этого только Левченко и Соколова.
- Кстати, Левченко, - Елена постаралась посмотреть на воспитанницу не слишком недовольно. - Теперь по распоряжению врача ты после наказаний на ночь будешь всегда получать обезболивание.
– Спасибо, Елена Сергеевна, но я не жаловалась, - быстро сказала Соня.
– Знаю. Однако приказы врачей у нас не обсуждаются. Считай, что тебе повезло. И еще: Наталья Александровна очень меня попросила сегодня никакую порку тебе не проводить, чтобы… «девочка имела возможность окончательно восстановить силы» - выразительно процитировала она слова доктора.
Соня покраснела.
- У меня по этому поводу другое мнение, - продолжала Елена, - но я решила к этой просьбе прислушаться. Перенесем «безлимитки» на последующие дни. Так что из наказаний у тебя на сегодня только «колени», с десяти часов.
- Слушаюсь. Спасибо, - скромно ответила воспитанница.
- Сдается мне, и там тебе сегодня повезет, девочка, - усмехнулась Елена. - А сейчас, после отчета, пойдем с тобой за занятия во французскую усиленную.
Занятие во французской объединенной усиленной группе (ФОУГ) в этот раз привело Соню в полный восторг, несмотря на то, что преподавала там сегодня сама Елена. Более того, девушка поняла, что участие в этих встречах значительно скрасит серые будни её пребывания в неволе. Двенадцать воспитанниц, из разных групп, и даже с разных курсов колледжа собрались в уютном учебном классе за большим овальным столом. Все они были так называемые «француженки» - студентки, владеющие языком гораздо лучше остальных воспитанниц «Центра».
Бойкота у Сони теперь не было, и Елена, по традиции этой группы, организовала новой участнице углублённое знакомство со всеми остальными, естественно, исключительно по - французски. Студентки имели право спрашивать у Сони обо всём, за исключением того, за что она попала в “Центр”. Они и спрашивали! Задавали самые разные вопросы, вплоть до того, любит ли Соня бегать босиком по траве и видит ли она цветные сны! Девушке было немного неловко: ведь Елена Сергеевна сидела рядом и тоже слышала все её откровения. Несмотря на это, Соня отвечала подробно и честно. Остальное время тоже прошло очень интересно, поскольку занятие больше напоминало разговорный клуб, чем классический урок. Лена преподавала ничуть не хуже, чем в прошлый раз педагог с третьего отделения Алла Константиновна: умело направляла разговор, профессионально развивала дискуссию, ненавязчиво обращалась к грамматике, когда это было необходимо, да и на произношение обращала самое пристальное внимание.
Заключительная часть занятия оказалась для девушек весьма экспансивной. Елена Сергеевна предложила студенткам вместе послушать песню из известного французского фильма «Хористы», прославившегося в том числе и незабываемой проникновенной музыкой Бруно Кулэ.
- Давайте послушаем и попробуем сделать собственный перевод, - сказала Лена. – Он там нестандартный, лично я встречала несколько разных вариантов. Интересно, что получится у вас. Сейчас слушаем песню целиком и понимаем общий смысл. Начали.
Однако как только по классу поплыли первые такты очаровательной мелодии, Соня похолодела и быстро взглянула на сидящую рядом преподавательницу. Причем, очень постаралась, чтобы взгляд не получился слишком осуждающим. Лена это заметила, но только слегка пожала плечами.
Это была самая трогательная песня из «Хористов» - «Vois sur ton chemin». Чистый ангельский голосок молодого Жака-Батиста Монье в сопровождении Лионского хора мальчиков нежно призывал слушателей «разглядеть на своем пути забытых, сбившихся с дороги подростков и протянуть им руку помощи, чтобы направить в другое будущее»
«Да она просто хулиганка! – не сдержавшись, сердито подумала Соня, однако изо всех сил стараясь думать «потише». – Разве так можно?»
Девушка знала эту красивейшую песню наизусть, но сейчас восприняла ее совершенно по-другому. По крайней мере, сердце защемило сразу. Остальные девчонки тоже такого совсем не ожидали. Вслушиваясь в слова и постепенно понимая смысл, девушки одна за другой впадали в оцепенение.
«Счастливые времена детства очень быстро забыты, стёрты» - грустно выводил хор.
Потрясающая своей красотой музыка проникала в самую глубину сердец тех самых «сбившихся с дороги подростков», которые сейчас сидели в этом классе и всего несколько минут назад ещё так гордились своим знанием французского. Да, здесь, в исправительном учреждении, о прошедшем беззаботном детстве они могли только с сожалением вспоминать, так же как и оплакивать свою проходящую вне счастливого мира юность.
«Почувствуй в ночи волну надежды, задор жизни, стезю славы», - призывала песня.
Две подруги-первокурсницы, сидящие рядом прямо напротив Сони, не выдержали и расплакались, у остальных девушек слезы тоже были недалеко. Если бы эта музыка не была такой…правдивой и проникающей, а голоса поющих детей настолько трогательно-грустными, возможно, на слова можно было бы попытаться не обращать внимание. А так…
Елена невозмутимо сидела на месте, внимательно наблюдая за воспитанницами, пока последняя нота не стихла. Затем встала, подошла к рыдающим семнадцатилеткам, обняла их обеих сзади за плечи и сказала сочувственно:
- Ничего, дорогие мои. Это хорошие слезы. А вы лучше обратите внимание на концовку песни. Наверное, из-за слез не успели понять?
- Нет, - всхлипнула одна из подруг.
- А кто успел? – поинтересовалась педагог у группы.
Девушки молчали. Ошеломленные началом песни, до конца они явно не добрались. Соня подняла руку и, дождавшись кивка Елены, громко и уверенно произнесла свой перевод:
- Золотистый свет нескончаемо лучится в самом конце пути.
- Молодец! – похвалила преподаватель. – Так, девчонки, поплакали, и хватит. А сейчас «с задором и надеждой» слушаем еще раз, частями, и каждая пишет свой перевод на бумаге. И помните – свет лучится нескончаемо только для тех, кто делает выводы из своих ошибок, прилагает усилия и не сдается до самого конца пути.
«Потрясающе она это провернула!» - восхищенно думала про Елену Соня, возвращаясь на свое отделение. Участницам ФОУГ и подобных групп по другим предметам доверяли расходиться без сопровождения, и это очень нравилось Соне. Пустяк, а приятно! Обычно воспитанницы могли передвигаться сами только в пределах отделения, да и то постоянно отмечая пропуска то на одном, то на другом посту.
Там, на занятии, сначала Соня невольно восприняла ситуацию с точки зрения воспитанницы, поэтому и рассердилась, практически поддавшись явно спланированному преподавателем воспитательному воздействию. Но теперь она оценила задумку Елены с другой стороны. Не было никаких сомнений, что та мастерски воспользовалась альтернативными средствами, а именно – очарованием французского языка, трогательно-печальной музыкой, ранящими душу словами песни, исполняемой чистыми детскими голосами, и все это для того, чтобы заставить воспитанниц еще раз задуматься о том, что с ними произошло, и почему так случилось. И уж совсем «по-робеспьеровски» напомнить им том, почему они находятся именно здесь. Ведь, что бы оступившиеся девушки по этому поводу не думали, именно «Центр перевоспитания» выполняет сейчас функцию той самой «протянутой руки», которая призвана обеспечить им «другое будущее».
И провела всю эту «кампанию» Елена тонко и бережно. Позволила воспитанницам прочувствовать, выплакаться, напомнила о том, что они вовсе не потеряны для общества, что их теперешнее положение временное, а впереди – тот самый «нескончаемый луч» света. Как и о том, что для удачного завершения этого трудного пути девушкам придется приложить значительные усилия.
В общем… практически ювелирная работа, от которой, несомненно, можно ожидать потрясающего эффекта.
Точно так же оценила старания молодой преподавательницы директор «Центра перевоспитания» Элина Владиславовна - самая главная начальница учреждения, которой подчинялись все и было подконтрольно всё. Сегодня вечером, находясь в своем кабинете и занимаясь многочисленными бумажными делами, она решила попутно посмотреть занятие ФОУГ «в прямом эфире». Когда дело дошло до песни, директор отложила все еще неподписанные приказы, над которыми работала в ту минуту и уже не отрывалась от происходящего. Затем вздохнула, уже без прежнего энтузиазма ещё немного поперебирала документы.
Елена и не догадывалась, что с некоторых пор является для Элины Владиславовны объектом пристального внимания, которое утроилось после того, как молодая воспитательница осмелилась возразить Галине Алексеевне.
Директор, ещё немного подумав, взялась за телефон.
- Галя, я всё обдумала. Хорошо, согласна. Даю добро на все твои действия. Но честно признаюсь…
Элина немного помолчала.
- Жалко мне ее. Однако все понимаю, да и не хочу своей лучшей подруге отказывать, - усмехнулась она.
- Действуй! Одно только условие – не допусти, чтобы она мне заявление об уходе на стол кинула.
Галина Алексеевна с Элиной дружили еще со школы. И со школы же работали в «Системе перевоспитания», всегда вместе, бок о бок, по-другому не соглашались. В этом «Центре» они опять же одновременно начали работать ответственными воспитателями уже более двадцати лет назад. На заведование отделениями ушли тоже практически одна за другой. Много чего произошло за это время в их жизни, но дружба между сотрудницами только крепла, так же, как и между членами их семей. И даже более того – их дети (сын Элины и дочь Галины Алексеевны) в этом году поженились, едва дождавшись совершеннолетия. Вопреки ожиданиям матерей, молодые вовсе не хотели тоже становиться воспитателями «Системы», даже и не пробовали проходить тест. Оба они - «неисправимые» технари, пока ещё студенты Политехнического колледжа. Отцовские гены взяли верх у обоих.
Шесть лет назад Элина Владиславовна была назначена директором этого «Центра» вместо отошедшей от дел предшественницы. В первую очередь новая директриса произвела кадровые перестановки, в результате которых, кроме оставшейся на своем месте Галины Алексеевны, остальными тремя отделениями стали заведовать угодные им сотрудники. Причем, начальницей первого отделения Элина назначила беспрецедентно молодую для такой должности (по нормам «Системы») сотрудницу – тридцатилетнюю Полину Антоновну, решительную и яркую воспитательницу.
Эти перестановки осуществить было не то, чтобы очень легко, но для директора – при желании вполне возможно. Теперь Элина и четверо заведующих отделениями, работая в тесной связке, составляли руководящий костяк учреждения. А точнее – уверенно управляли «Центром» практически железной рукой. Особенностью этой команды являлось то, что они категорически не желали терпеть у себя в учреждении ни одного недостаточно компетентного или равнодушного к своей работе сотрудника. А ещё не менее категорически отказывались принимать во внимание возраст. Только в «Центре» у Элины могли спокойно предоставить место ответственного воспитателя талантливой вчерашней школьнице, хладнокровно подвинув других ожидающих этой вакансии более старших, уже имеющих достаточный опыт сотрудников с законченным высшим образованием. Но такое могло произойти только при одном условии – если в этой школьнице директор и заведующая рассмотрели какую-то очень их устраивающую «изюминку».
Однако бывали и обратные ситуации, когда некогда успешный ответственный воспитатель, нередко проработавший в «Центре» не один год, внезапно оказывался уволенным, либо становился, например, «вечным дежурным». Причем, далеко не всегда извне вина этого сотрудника казалась такой уж очевидной.
- Хорошо, Эля, спасибо, - отвечала Галина Алексеевна. – А вот, что с заявлением прибежать не попробует, не гарантирую, с её-то характером!
- Грозилась же тебе на меня рапорт подать, - усмехнулась Галина. - А если вдруг прибежит, так ты сразу не подписывай, а ссылайся на указ 16/10.
- Учить меня еще будешь, - проворчала подруга. – Ты лучше не поленись, посмотри сейчас запись ее занятия с «француженками». Совсем довела девчонок сегодня!
- Ещё та она зараза, эта твоя Елена! – довольно улыбаясь, добавила она.
В зал для наказаний Соня вошла сегодня без пяти десять. Ирина Викторовна сразу велела ей встать на колени и во всеуслышание заявила:
– Левченко, претензий по субботнему нарушению я к тебе больше не имею. Я понаблюдала за тобой вчера: выводы ты явно сделала, вела себя скромно и правильно. Ты достаточно наказана, я удовлетворена.
Соня почтительно ответила:
– Спасибо, Ирина Викторовна. Больше ничего подобного не повторится, обещаю.
Когда ночная дежурная отправляла воспитанниц в душ, она опять задержала Соню и необычным для себя мягким голосом сказала ей:
– Соня, если не будешь допускать замечаний, то в мои дежурства никаких дополнительных проблем у тебя больше не возникнет.
- И поздравляю с отменой розог, - искренне улыбнулась она. – Я очень рада, что не встречаюсь с тобой в пятницу по этому поводу.
- Спасибо, - прочувствованно ответила Соня. – Ирина Викторовна, спасибо вам за поддержку и… что пытались меня защитить.
Ночная дежурная кивнула и разрешила Соне идти.
В итоге, в этот день Соня получила полную передышку хотя бы от порки.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 4.
Четверг
По четвергам 204-я группа училась, поэтому рано утром Соне предстояло вытерпеть унизительное “напоминание”, третье из шести, назначенных ей Еленой за несданный зачет по немецким словам. Для исполнения этого наказания воспитанницу вызывали в кабинет за сорок пять минут до подъема, где она должна была получить 20 ударов ремнем, после чего повторить слова, заданные на сегодня по всем трём языкам и ответить их воспитателю.
Соня, так же, как и в понедельник, специально проснулась рано, приняла душ, а затем дожидалась вызова Инны Владимировны, сидя на своей кровати и повторяя слова. За все время пребывания в «Центре» девушка еще ни разу не получала порку от Инны, и сейчас испытывала некоторую неловкость. Она помнила о распоряжении Елены, согласно которому теперь Инна в свою смену должна лично проводить все назначенные Соне наказания, какими бы они не были. Было понятно, что Инна оказалась в трудном положении. Хотя дежурная воспитательница сочувствует Соне и благодарна ей за помощь, после всей этой истории никакого снисхождения воспитаннице сделать не решится. А наказывать Соню со всей строгостью для Инны будет морально не так уж легко. Но все равно Соня испытывала облегчение, что не Елена Сергеевна будет сейчас её пороть.
«Лучше от Инны вытерплю – не так страшно и стыдно. Видеть уже Елену не могу!» - эмоционально думала воспитанница, раздеваясь перед наказанием по приказу дежурной воспитательницы.
Однако радовалась Соня рано. Елена Сергеевна внезапно появилась в кабинете, войдя прямо из коридора, и вежливо-официально поздоровалась. Как ни в чём ни бывало! Инна, которая в это время обрабатывала Сонин «персональный» ремень специальным маслом для усиления болевых ощущений (согласно методике восьмого-первого разряда), спокойно ответила на приветствие начальницы и даже слегка улыбнулась.
- Не ждали? - Лена с усмешкой посмотрела на явно расстроенную воспитанницу, затем повернулась к коллеге.
- Не обижайтесь, Инна Владимировна, но первое время я буду вас контролировать.
- Да пожалуйста, - пожала плечами та. - Проходите, Елена Сергеевна, устраивайтесь поудобнее. Всегда рады вас видеть.
«Особенно я», - мрачно подумала Соня.
Елена хмыкнула, оценив шутку, и несильным толчком в спину подтолкнула воспитанницу к кушетке.
«Проконтролировать и по записи бы могла, - укладываясь, думала девушка. – Хочет просто психологически надавить и на меня, и на Инну»
Елена, действительно, во время наказания даже усаживаться не стала, а стояла совсем рядом и внимательно наблюдала за тем, как Инна проводит порку. Соня же получила возможность убедиться, что всех воспитателей “Центра” явно очень хорошо обучают техникам проведения телесных наказаний. Инна Владимировна владела «восьмым разрядом» так же мастерски, как и Елена, и не сделала Соне никаких поблажек. Да и как она могла? Если воспитательнице морально это и было тяжело, то виду она никакого не показала.
И вообще, после того памятного разговора в воскресенье Инна строго следовала полученному от Лены приказу: не позволяла себе никаких посторонних разговоров с Соней, соблюдала достаточную дистанцию.
Зато отмена бойкота существенно облегчила жизнь и Соне, и всей группе. Ведь всё это время воспитанницы находились в постоянном напряжении, боялись случайно нарушить запрет на общение, что грозило повлечь за собой весьма неприятные последствия. Кроме того, они уже привыкли советоваться с Соней, и бойкот ударил по ним и с этой стороны. Сейчас же, после всего, что произошло, авторитет Сони в группе поднялся просто до небес.
Несмотря на то, что группа сейчас в наказание за недавний срыв урока истории была лишена свободного времени, девушки пытались использовать для общения каждую подходящую для этого минутку – на переменах, на прогулке. За эти два дня они невероятно сплотились, больше, чем за всё предшествующее время. Воспитанницы 204-й твёрдо решили приложить максимум усилий и добиться первого места уже в этом периоде.
– Девчонки, вы поймите, - убеждала подруг Соня. - Это нам необходимо не только потому, что престижно и почётно. Инна Владимировна права, помните, о чём она нам в воскресенье говорила? Нам всем здесь станет жить намного легче. Одни сертификаты – это такая невероятная поддержка! А театры, экскурсии? Вот сами в воскресенье увидите. Это только на первый взгляд кажется, что ничего особенного, а вот посмотрите, какой вы заряд оптимизма после этой поездки получите. А если это будет каждый месяц? Ведь мы это первое место, когда возьмём, уже не упустим! Будем всегда первыми, как сейчас двести пятая.
Девочки, я, пока была на бойкоте, много думала о том, как мы должны действовать. Вот смотрите: у нас одна Настя совсем скоро уходит. Вика – через год. Галя – через год и восемь месяцев. А нам, всем остальным, до окончания колледжа, ещё два с половиной года здесь находиться, правда? Все мы здесь надолго! Я так поняла, что группы в “Центре” без особой необходимости не расформировывают, значит, мы останемся вместе. Нам надо стать очень слаженным, сильным коллективом. Давайте не будем жить в постоянном страхе перед наказаниями, а сведём их к минимуму! Елена Сергеевна права – это возможно, и нам по силам. И новеньких будем так настраивать, помогать им.
Девочки, мы не можем жить каждая за себя, понимаете? Мы должны всегда поступать так, как лучше всей группе. Вот, например, как вы меня пристыдили, когда я сертификаты использовать не хотела. Напомнили мне про эти 300 очков! А я предлагаю с сегодняшнего дня использовать сертификаты только с одобрения группы! Не разменивать их на мелочи, не отдавать за те наказания, за отмену которых нам ничего со счета не спишут или спишут мало. Надо более умно поступать. Оставлять сертификаты, а вдруг будут более серьёзные проступки! Хотя Вероника Игоревна тоже права: у лидеров не должно быть случайностей.
Внезапно Соня смутилась.
– Я понимаю, не мне сейчас об этом говорить. Наказаний-то у меня больше всех. Но я уже начала чувствовать, как не совершать нарушений! И готова с вами поделиться.
А ещё давайте с учёбой разберёмся. У многих у нас есть проблемы с некоторыми предметами, из-за которых случайно вылезают тройки, а то и двойки. Я знаю, что в “Центре” не принято “подтягивать” друг друга. Времени нет, у всех свои проблемы, да и воспитатели это не приветствуют. Но ведь напрямую это не запрещено! Давайте этим займёмся.
Даша! Немецкий у тебя хромает. Галя! У тебя физика и химия. Юля – литература. Зоя – несколько предметов. Давайте распределимся и будем уделять друг другу по 20-30 минут каждый день, кто чем может помочь.
– А нам разрешат? - засомневалась Лиза.
– Мы можем спросить воспитателей сегодня на отчёте. Это же наше личное время! Почему нет?
Подобные беседы происходили при каждом удобном случае, и Соня надеялась, что первые результаты скоро появятся, хотя бы потому, что настрой группы изменился коренным образом.
Однако на первом же после обеденного перерыва уроке, биологии, девушек ожидало настоящее потрясение. Биология была одним из самых любимых предметов в 204-й группе: воспитанницам очень нравилось, как ведёт занятия преподаватель - Вероника Игоревна, она же – ответственный воспитатель 203-й группы. Вероника, безусловно, была строга с нарушительницами и лентяйками, однако таковых на биологии практически не наблюдалось. Но вот в остальном на своих уроках педагог относилась к девушкам так, как будто они вовсе даже не воспитанницы режимного учреждения, а обычные студентки.
Вероника Игоревна всегда была приветлива, уроки проводила с воодушевлением, называла учениц по именам, могла с ними пошутить и посмеяться. Никогда специально «не подставляла» воспитанниц, не устраивала им каких-нибудь «гадостей», не кричала на них, не наказывала пощечинами, как, например, Елизавета Вадимовна (кстати, лучшая подруга Вероники). Да, педагог могла стальным голосом отчитать какую-нибудь провинившуюся (что обычно уже воспринималось девушкой как трагедия) или приказать дежурному воспитателю выпороть её. Но и такое случалось на биологии крайне редко: воспитанницы так ценили хорошее отношение преподавателя, что боялись её рассердить или огорчить.
Сегодня урок начался как обычно. Вероника Игоревна вошла в класс веселая, приветливая и почти сразу эмоционально начала объяснять студенткам новую тему по усложненной генетике, активно вовлекая их в дискуссию. Вскоре она предложила девушкам письменный проверочный мини-тест, а сама, в ожидании результатов, принялась просматривать домашние задания.
Внезапно рабочую тишину разорвал возмущенный крик преподавателя:
- Левченко! Ты что себе позволяешь?
Класс замер от неожиданности. Соня быстро вскочила с места и испуганно смотрела на даже внешне изменившуюся воспитательницу. Вероника Игоревна покраснела, глаза метали громы и молнии. Быстрым шагом разъяренная учительница подошла к Соне и швырнула ей на парту стопку листов.
- Это что такое? – крикнула она. – Я должна тратить ценное время и читать тут твое графоманство?
- Простите, Вероника Игоревна, - Соня пока не понимала, чем её работа рассердила преподавательницу, однако рефлекс в этот раз сработал четко. Оправдываться девушка и не подумала.
- Какой предельный объём я установила для домашнего задания? Отвечай! – гневно потребовала Вероника.
- Простите, пожалуйста, я не знаю, - пробормотала Соня. Девушка, действительно, не знала. Вчерашний урок биологии она пропустила, находясь в изоляторе, и накануне на самоподготовке узнавала задание у Гали. Однако Соня точно помнила, что про предельный объём работы подруга не упоминала. Сейчас воспитанница была невероятно напугана таким поведением обычно выдержанной воспитательницы. Бросив беззащитный взгляд на Инну Владимировну, Соня поняла, что «дежурная» удивлена не меньше, хотя изо всех сил старается этого не показывать.
- Это твои проблемы! – продолжала свирепствовать Вероника Игоревна. – Если ты отдыхала вчера в изоляторе вместо урока, все равно, только твоей ответственностью было узнать про домашнее задание все досконально!
- Простите, пожалуйста, я виновата, - скромно повторила Соня.
Однако воспитатель её не слушала.
- Я велела подготовить сравнительный отчет по двум исследованиям не больше, чем на двух листах формата А-4, - жестко заявила она. – А эту твою многостраничную «диссертацию» даже и читать не собираюсь.
Тут Вероника быстро свернула листки Сониной домашней работы в тугую трубку и совершенно неожиданно для всех сильно хлестнула воспитанницу этим рулоном по щеке.
- Нахалка! – рулон ещё раз взлетел в воздух, и Соня собрала все силы, чтобы не закрыть лицо руками. Даже после первого удара ещё было очень больно!
Крепкий рулон хлестко впился в другую щёку, а потом ещё раз, и ещё, и ещё…
Соня, изо всех сил сдерживая слёзы, стояла по стойке «смирно», крепко прижав руки к бокам. Остальные воспитанницы были так потрясены, что боялись даже вздохнуть.
- Раздевайся! – Вероника резко отшвырнула рулон на пол. – На кушетку! Быстро!
- Слушаюсь, - Соня, торопясь, начала выполнять распоряжение под гневным взглядом воспитательницы. Девушка уже догадалась, в чем дело, и сердце тоскливо заныло.
«Она про все узнала! И решила меня преследовать! Они же с Еленой тоже подруги. Только этого мне ещё не хватало!»
- Инна Владимировна, - уже другим, совершенно спокойным голосом обратилась Вероника к «дежурной». – Вы не знаете, у Елены Сергеевны ещё розги остались?
Воспитанницы дружно ахнули. Соня, которая уже лежала на кушетке, от отчаяния прикусила руку, чтобы только не начать умолять. Она бы и умоляла, если бы совершенно точно не знала, что это будет сейчас бесполезно. Такие вещи девушка чувствовала хорошо.
- Остались, - подтвердила Инна. – В санблоке, в трубе замочены.
Воспитательница знала, что Елена заготовила новые розги на следующий же день после того памятного понедельника.
- O‘кей! Пойду принесу. Привяжите её, пожалуйста, накрепко, - попросила преподаватель и быстро вышла.
Инна Владимировна окинула строгим взглядом класс и резко приказала:
- Все быстро закрыли рты и успокоились. И слезы вытри, Соколова. С Левченко пример бери!
Инна указала на смирно лежащую воспитанницу, которая и не могла двинуться, парализованная страхом.
- Она абсолютно правильно себя ведет на этот раз. И выдержку проявила недюжинную, не то, что все остальные.
«Увидят они все сейчас мою выдержку под розгами», - обречённо думала Соня.
- А вы подвели свою подругу, вот и будете теперь на это все смотреть! – рассерженно добавила Инна, уже фиксируя Соню на кушетке.
- Вот узнаю потом, у кого Левченко про д/з по биологии спрашивала, сама лично этой красавице тоже розгами хорошенько всыплю! – пригрозила она.
В класс вернулась Вероника Игоревна, держа в руках четыре уже приготовленных пучка розог, каждый из которых состоял из трёх связанных между собой длинных толстых прутьев.
- Мне больше нравится таким вот пучком работать, чем одиночными, - сообщила она, сунув самый толстый пучок чуть ли не под нос Соне.
– Потом расскажешь, почувствовала ли разницу, - насмешливо сказала она приговоренной воспитаннице.
- Слушаюсь, Вероника Игоревна, - нашла в себе силы ответить Соня.
- Особо не переживай, - так же насмешливо продолжала воспитатель. – Я знаю, что сегодня вечером у тебя «станок» перед комиссией. Поэтому имею право выдать тебе всего 40 штук, увы!
Соня мысленно застонала. Ничего себе «всего»! В середине учебного дня! Перед всей группой!
«Вот где бы пригодились сертификаты! – отчаянно подумала девушка. – А, может, отдать? Но тогда на «станок» не хватит на обеих. Нет, нельзя!»
Несмотря на жуткий страх, воспитанница понимала, что проступок, за который её так жестоко решила наказать Вероника Игоревна, серьёзным в «Центре» не считается, и потянет разве что на 20 баллов. А вот, отдав сертификаты за два «станка» за себя и Дашу, Соня не только избавит их обеих от ужасного наказания, но и выручит группу на 600 штрафных очков, которые тут же спишутся с группового счёта.
- Инна Владимировна, попрошу вас мне помочь, - Вероника решительно вручила дежурной воспитательнице второй пучок розог. – Вместе быстрее управимся.
- Хорошо, - невозмутимо кивнула Инна.
Преподаватель отозвала коллегу в сторону и начала тихо инструктировать. Про Сонин уникальный слух она наверняка не знала.
- Инна, какой у тебя максимальный допуск по розгам?
- Полный, - пожала плечами та.
- Отлично! Работаем по шестому-строгому. Встаем с двух сторон и кладем удары поочередно и быстро. Размах максимальный! Только по ягодицам, оттяжку не применяем. Однако напоминаю – это строгая, очень жесткая порка! Не вздумай её жалеть, подруга.
- Ника! Что за недоверие? – укоризненно качнула головой дежурная.
- Просто предупреждаю. На всякий случай, - «ответственная» пристально смотрела на Инну. – Ничего, тебе это тоже будет полезно. Как и мерзавке этой!
«С Еленой сговорились, что ли?» - мелькнуло у Инны. Но, посмотрев внимательно на серьёзно настроенную Веронику, она поняла – нет, не сговаривались. Ещё во вторник, после откровенного разговора с подругами, узнав обо всем, Ника, в отличие от Лизы и Светланы, решительно осудила Соню. Да и Инне тогда здорово от неё досталось. Так что сейчас, скорее всего, Вероника действует вполне самостоятельно, согласно своим убеждениям.
- Все будет как надо, не беспокойся, - заверила подругу Инна. – Вот только… а не слишком ты?
- Я нарушаю какие-то инструкции? – усмехнулась преподаватель.
- Никак нет, - вздохнула дежурная.
- Тогда приступим, коллега, - уже громко сказала Вероника Игоревна
Вместе воспитательницы откатили кушетку в удобное положение и закрепили упоры на колесах. Соня, которая слышала каждое слово их разговора, совсем упала духом. Вероника Игоревна всегда очень нравилась Соне, как же больно было осознавать, что теперь она считает девушку «мерзавкой»!
К тому же вскоре Соне пришлось очень плохо не только морально. Инна с Вероникой встали по обеим сторонам кушетки и начали сечь провинившуюся розгами, строго придерживаясь плана Вероники Игоревны: жестко, быстро и невыносимо больно! С двух сторон на девушку поочередно сыпались хлесткие удары, крепкие пучки толстых прутьев один за другим взвивались в воздух и мгновение спустя уже мучительно впивались в голое тело. Терпеть эту боль Соня не могла совсем! Кричать воспитанница начала практически после первых же ударов и уже не переставала.
Однако воспитатели не обращали никакого внимания на её вопли, и порка продолжалась. Инна, несомненно, проводила наказание вполне добросовестно, точно следуя методике, а Вероника Игоревна, помимо безупречно-жесткого исполнения вкладывала в порку ещё и массу эмоций. Результат этого тандема был ошеломляющим для воспитанницы! Воспитатели не давали наказываемой передохнуть: единственный небольшой перерыв Соня получила только после двадцати ударов. К тому времени девушка уже выдохлась, извертелась, насколько позволяли привязи, и почти сорвала голос от крика, к тому же слёзы лились ручьями. В этот раз, несмотря на жуткую боль, ей было ещё и невыносимо стыдно за своё поведение и перед воспитателями, и, как ни странно, перед подругами.
Вероника отбросила измочаленный пучок, взяла себе и Инне со стола свежие розги и приказала Соне:
- Замолчи и глубоко дыши. У тебя две минуты – не трать время.
Соня едва нашла в себе силы ответить «слушаюсь» и сделала несколько вдохов. Инна в это время внимательно оглядела класс. Многие воспитанницы выглядели немногим лучше наказываемой: крики и метания обычно мужественной Сони потрясли девочек, всем было до слёз жалко подругу. Юля и сама по-настоящему рыдала, лежа на парте. А Галя была настолько бледна, что это даже вызвало у Инны некоторые опасения. Как только Вероника Игоревна набросилась на Соню, Галя просто заледенела от страха и чувства вины. Она считала себя полностью виноватой в страданиях подруги. Как можно было забыть о такой важной вещи, как объём задания, не сказать об этом Соне, девушка и сама не понимала! Наверное, сильные эмоции того дня: возвращение Юли, снятие бойкота у Сони, волнительное общение с ними – всё это притупило внимательность воспитанницы. Причем, сейчас Галя переживала исключительно за Соню, угроза Инны Владимировны так же высечь и её пока не волновала девушку.
Ровно через две минуты воспитатели уже опять стояли у кушетки со свежими пучками розог наизготовку. Соня, измученная болью и страхом, разрыдалась опять, ещё не дождавшись первого удара.
- Вероника Игоревна, пожалуйста! – не выдержав, взмолилась она.
Преподаватель холодно взглянула на воспитанницу.
- Я тебя слушаю.
- Пожалуйста, пощадите! – рыдала Соня. – Можно дальше не розгами? Ну, пожалуйста! Умоляю!
Инна про себя расстроенно вздохнула. Несмотря на строгие внушения подруг, она по-прежнему относилась к Соне хорошо и сейчас невероятно ей сочувствовала.
- Вот ещё! – возмутилась «ответственная». – Зря я, по-твоему, такие замечательные пучки вязала?
- Теперь им пропадать? – продолжала издеваться она. – Нет, дорогая. Твои мольбы меня не трогают, так и знай. Хотя поумолять тебе полезно было.
- У самой рыльце в пушку, - с этими словами Вероника с размахом нанесла первый удар. Жестокая порка продолжилась, и девушке пришлось вынести все до конца.
Когда все сорок ударов были выданы, преподаватель жестом попросила Инну Владимировну заняться наказанной, а сама вышла на пару минут в санблок привести себя в порядок. За это время Инна решительно приказала Соне перестать рыдать, а всем остальным воспитанницам - успокоиться и приготовиться к продолжению урока. Порка, хоть и была достаточно строгой, много времени не заняла.
Вероника Игоревна вскоре вошла в класс – уверенная и спокойная.
- Значит так, - строго произнесла она. – Левченко, за домашнее задание выставляю тебе двойку. До конца занятия остаёшься на кушетке. Этот урок я тебе не засчитываю, придешь сдавать мне все долги во вторник.
«И посмотрим ещё, как у тебя это получится», - злорадно подумала Вероника.
- А во время перерыва, Инна Владимировна, заставьте её, пожалуйста, тут все тщательно убрать.
Вероника указала на усыпанный обломками розог пол.
- Кстати, я должна теперь вернуть Елена Сергеевне двенадцать целых розог, - улыбнулась она. – Инна Владимировна, передайте ей на отчёте, завтра же с утра срежу и принесу.
- А сейчас, девочки, продолжаем урок, - приветливо обратилась преподаватель к воспитанницам. - Давайте проверим тест.
В перерыве Инна Владимировна сразу отправила воспитанниц в спальню и только после этого отвязала Соню от кушетки. Обработку ран дежурная произвела ей ещё во время урока.
- Одевайся, - ровным голосом приказала она. – После этого тщательно подметёшь тут пол и пропылесосишь. Поняла?
- Да, Инна Владимировна, - тихо ответила воспитанница.
Инна внимательно посмотрела на Соню, изо всех сил стараясь скрыть сочувствие.
- Ты должна уложиться до начала английского.
- Слушаюсь.
- Приступай.
«Дежурная» вышла в спальню к остальным девушкам, которые собрались за столом и ожесточенно, но негромко спорили.
- Проблемы? – спросила Инна, усаживаясь рядом с Галей.
- Да! – жестко ответила староста Наташа Леонова. - Я предлагаю объявить Клименко бойкот на месяц. Это она Соньку подвела!
Голос Наташи от волнения и негодования дрожал.
- Девчонки! Инна Владимировна! Простите! Я очень виновата, но я просто забыла сказать ей про эти два листа! Не подумала, что Соня у нас недавно и про это сама не знает! Ведь Вероника Игоревна всегда объёмные «домашки» запрещает, мы-то к этому уже привыкли! Ну не знаю, как так получилось! – Галя разрыдалась. Видно было, что девушка полна отчаяния.
- Инна Владимировна, вы обещали меня тоже розгами выпороть, сделайте это, пожалуйста, прошу вас! Девочки, только не надо бойкота, очень прошу, - взмолилась она.
В «Центре» официально практиковались два вида бойкота. Такую меру иногда применяли к своей одногруппнице сами же воспитанницы, «Правилами» это не запрещалось. Однако и воспитатели имели в своём арсенале довольно жёсткое наказание под названием «обратный бойкот». Они своей властью запрещали провинившейся девушке разговаривать с кем-либо, кроме сотрудников «Центра». Другие воспитанницы также не имели права не только общаться с провинившейся, но и даже подходить к ней, под страхом строгого наказания, которое в случае нарушения этого запрета ожидало обеих. Как раз под таким «обратным бойкотом» несколько дней находилась Соня, вплоть до счастливого избавления от него благодаря Ренате Львовне.
Юля обняла рыдающую подругу и взволнованно заявила:
- А я против бойкота! Не буду в нём участвовать. И Соня тоже не согласится, я просто уверена! Галя и так раскаивается. Девчонки, но ведь никто же не ожидал, что Вероника Игоревна Соню так накажет! Разве Галя могла такое предположить?
Воспитанницы зашумели, каждая активно пыталась высказать свое мнение.
- Так, послушали меня, - призвала их к порядку Инна. – Во-первых, накладывать на подругу бойкот просто за ошибку – это жестоко и глупо. Я считаю, что такую меру можно применять за подлость или предательство, не меньше. Во-вторых, Соня и сама виновата в первую очередь. Чтобы абсолютно достоверно узнать обо всех нюансах домашнего задания, вы должны спрашивать об этом не друг у друга, а у нас, дежурных воспитателей. В противном случае вы всегда рискуете. Да ещё Соня явно не удосужилась вчера дать свою работу на проверку Марии Александровне. Мы знаем, что биология у вас всегда отлично приготовлена, и не всегда сами настаиваем на проверке домашних заданий по этому предмету. Но Левченко, раз уж пропустила прошлое занятие, могла бы это сделать и не рисковать.
Однако Соня об этом не позаботилась, ну, и на уроке ей не повезло. Я не собираюсь обсуждать с вами наказание, которое она получила. Хочу напомнить, что преподаватель имеет полное право наказывать воспитанницу за любой проступок по своему полному усмотрению.
Так что не паникуйте и не делайте глупостей. Ничего особо страшного с Соней не произошло, впредь она будет внимательнее. А Галю оставьте в покое, ей и мук совести хватит. Галя, признаю, я погорячилась с обещанием насчет розог для тебя. На самом деле, формально ты даже «Правил» не нарушила, и вина твоя очень сомнительная.
- Это я просто тогда очень рассердилась, - улыбнулась Инна. – А Соню, девочки, ещё больше не расстраивайте всякими «охами» да «ахами», она уже вполне пришла в себя.
Самое главное, - Инна вздохнула, - еще ведь отчет предстоит, посмотрим, как Елена Сергеевна все это рассудит.
Елена Сергеевна в этот раз рассудила очень даже нестандартно. Незадолго до отчёта она вызвала Соню в кабинет, велела раздеться и внимательно осмотрела следы на теле девушки. Одобрительно кивнув, «ответственная» провела воспитанницу за перегородку и закрыла её.
- Вот что, Левченко, - начала она. – Я хочу тебе сообщить, что к произошедшему сегодня на биологии лично я не имею никакого отношения.
- Я в этом и не сомневалась, Елена Сергеевна, - недоуменно ответила воспитанница.
- Ты не поняла, - досадливо махнула рукой Лена. – Я не хочу, чтобы ты думала, что я все это подстроила, понимаешь? Сначала отменила тебе розги по требованию Ренаты Львовны, а потом применила те самые «штучки», о которых она говорила, помнишь?
- Да, вспоминаю.
- Не удивлюсь, если сегодня на педсовете она на меня «наедет», - поморщилась Елена. - Так вот, мы с Вероникой Игоревной не сговаривались, и я её ни о чем таком не просила.
- Елена Сергеевна, я это знаю! Мне и в голову бы такое не пришло.
Лена удовлетворённо кивнула.
- Хорошо. А Вероника просто всё про тебя узнала недавно и… её реакция оказалась вот такой. Не буду скрывать – меня это радует…хотя бы морально. Боюсь, Левченко, что вместо Ирины Викторовны у тебя теперь появился другой недоброжелатель. Увы, пожинаешь плоды своего поступка.
- Я понимаю, Елена Сергеевна. Мне так жаль… Но я это заслужила.
- Ладно. Возвращайся в группу и попроси Инну Владимировну сюда прийти.
- Слушаюсь, - Соня направилась к выходу.
- У Марины завтра операция. На десять утра назначена, - вдогонку ей сказала Лена.
Соня резко обернулась. Она сильно побледнела, в глазах появилось беззащитно-испуганное выражение.
- Я просто хотела тебе об этом напомнить. С ней все будет хорошо! Иди же теперь, не маячь тут!
Лена еле сдерживала волнение.
- Слушаюсь! Елена Сергеевна, пожалуйста, скажите мне завтра, когда операция закончится. Когда Марина проснётся после наркоза. Пожалуйста, очень вас прошу!
- Скажу, - хриплым от волнения голосом пообещала Елена. – Сонь… слушай… убирайся отсюда, а?
Соня исчезла мгновенно.
Воспитатели перед отчетом позволили себе устроить небольшую кофейную паузу. Со дня счастливого примирения с Леной Инна воспряла духом и почти всегда находилась в приподнятом настроении, да и выглядела соответственно: часто улыбалась, глаза блестели. Однако сейчас Лена видела, что подруга «скисла» и явно напряжена. «Ответственная» понимала, в чем дело. Сейчас на отчете подруге придётся сдавать зачет по максимально допустимой в «Центре» методике наказания - восьмому-пятому разряду. Молодая воспитательница вынуждена будет жестоко наказать Соню «на станке» в присутствии официальной комиссии.
- Зайка, - очень мягко позвала Лена, отставив чашку. Инна глубоко вздохнула. Это было ее негласное прозвище. Для самых близких людей, при самых непростых ситуациях.
- Ты переживаешь, я знаю. Нелегко тебе сейчас будет пороть её так безжалостно, да еще при официальных лицах. Ты думаешь, что я вредничаю? Совсем не жалею ни ее, ни тебя?
- Лен, все нормально, - Инна старалась отвечать твердо, но было заметно, что ей здорово не по себе. – Я тебе дала обещание ни во что, связанное с Соней, не вмешиваться, и именно так и намерена поступать. Сейчас пойдем на отчет, и я выполню твой приказ.
- Хорошо. Тогда ты не вмешивайся, а просто послушай. Я постараюсь объяснить немного.
Лена вздохнула.
- Да, обещание Сониной маме я дала и сдержу его. Но ведь время-то ещё не пришло! У Маринки завтра только операция, и ещё неизвестно, сколько ей восстанавливаться придётся. И как вообще всё пройдет…
Лена недовольно нахмурилась, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
- Инна, ну нет у меня пока повода смягчать Соне режим! Я прекрасно понимаю, что все вы считаете её умной и благородной. И воспитателем она, возможно, станет, и очень успешным! Не спорю.
Но это для меня не причины, чтобы освободить её от ответственности прямо сейчас. Даже если не принимать во внимание последний случай, я не могу забыть того, что она сделала! У меня всё время эти картины стоят перед глазами, как она издевалась над Мариной почти месяц!
- Я же тебе не всё рассказывала, – с горечью продолжала «ответственная». - А вот если бы ты сама прочитала тогда все её отчёты, ещё неизвестно, что бы ты сейчас о ней думала! Ты знаешь…
У Лены дрогнул голос.
- Инна, вот ты мне очень дорога! Когда мы с Лизой тебя наказывали, я просто физически сама страдала, я это еле пережила, ты веришь?
Инна кивнула.
- Я это видела.
- Я до сих пор себя виню и «прокручиваю» всё это в уме, думаю, как можно было без этого обойтись. А Марина мне дорога не меньше! Мы с ней с первого класса дружим, и не просто дружим. Мы как сёстры, понимаешь? Мы до десятого класса вообще не расставались! И то, что последние полтора года мы с ней не вместе – это ничего не изменило! Таким отношениям расстояние не помеха. Да и многие выходные, и отпуска мы вместе проводили, пока всё это не случилось.
Инна, представь теперь, что я всё это время чувствовала, пока Марина находилась у Сони под надзором! А ведь я ничего не смогла для неё сделать, понимаешь! Ничего! Хотя и пыталась!
Лена в отчаянии стукнула кулаком по подлокотнику кресла. Эти воспоминания причиняли ей невероятную боль.
- А не смогла потому, что Соня эта ваша такой упёртой, жестокой и мстительной оказалась! Не пошла ни на какие уступки!
Так чего же ей теперь от меня ожидать? Милости я к ней уже достаточно проявила, ты не находишь? Свидание разрешила. Про возможность стать сотрудником рассказала. Этого мало? Да вполне достаточно, учитывая, что простить полностью я никогда её не смогу! Инна, невозможно всё это забыть, поверь. И оправданий у Сони никаких нет! Так что пока пусть терпит, не так уж долго осталось.
- Прости. Я тебя понимаю, - сочувственно отозвалась Инна.
Лена подошла к ней, потянула за руку, и девушки вместе уселись на диванчик.
- И не думай, что я и тебя не жалею и с тобой поступаю жестоко, - продолжала Елена. – Наоборот, подруга, только о тебе я в этой ситуации и думаю, поверь.
Во-первых, тебе нужен этот допуск на «восьмой-пятый». Без него ты не сможешь работать «ответственной», а подобный случай может ещё долго не представиться.
А во-вторых…
Лена обняла Инну за плечи.
- Я ведь пытаюсь тебя «вытащить»! Ты серьёзно «увязла», а сама этого не понимаешь. Ты к Соне сейчас относишься не так, как к остальным воспитанницам. А это очень опасно! Рано или поздно ты невольно нарушишь инструкцию, и тогда уже будет официальное разбирательство.
Инна, я этого не хочу! Пойми, я делаю это не для того, чтобы тебя наказать или задеть твои чувства! Тебе необходимо сейчас изменить отношение к Соне. Если ты будешь соблюдать дистанцию и несколько раз её серьёзно и добросовестно накажешь, то у тебя это получится. Поверь, избежишь крупных неприятностей! Ведь ты же знаешь, как у нас строго поступают с воспитателями, если они начинают жалеть воспитанниц, относиться к ним не по инструкциям или делать неоправданные поблажки.
- Знаю.
- Я тебя убедила?
- Не очень, - вздохнула Инна. – Но я тебе доверяю. Вполне могу допустить, что сейчас не полностью владею ситуацией. Не волнуйся, Лен. Всё будет так, как ты сказала.
- Зайка, не переживай, - ласково ободрила Лена. – Закончится этот период. И у тебя он трудный, и у меня тоже. Но всё будет хорошо!
- Ну, а теперь пойдем, - уже другим, деловым тоном сказала она. – Напоминаю, Инна, на отчет придут Галина Алексеевна и Татьяна Анатольевна, она сегодня по отделению дежурит.
Инна про себя чертыхнулась. Татьяна Анатольевна, «ответственная» 206-й группы, была на отделении самым старшим по возрасту воспитателем, и к молодым (особенно совсем юным) сотрудницам относилась очень строго и требовательно, когда от неё что-то зависело. Например, на занятиях (она преподавала химию, в том числе и Лене с Инной). Или вот на подобных зачетах по методикам наказания.
«Вот не повезло!» - расстроилась Инна. Но делать было нечего.
И тебе придется при них этой … - Лена не удержалась от сарказма, - будущей Софье Леонидовне жесткую порку “на станке” проводить по “восьмому-пятому”. Методику во всех деталях мы с тобой обсуждали. Всё повторила? Не опозоришься? А то могу быстро теорию напомнить.
– Не учи учёного, - отмахнулась Инна. - Пойдём. Сделаю всё в лучшем виде.
Начиная отчет, Елена Сергеевна заметила, что воспитанницы держатся необычно. Девушки выглядели взволнованно-возбужденными и немного виноватыми.
«Сейчас разберемся, что это с ними», - усмехнулась про себя «ответственная».
Инна начала доклад со вчерашнего вечера. Рассказала о том, что Ирина Викторовна простила Соне оставшиеся наказания тростью.
- Думаю, это вполне справедливо, - сдержанно кивнула Елена.
– Что же ты, Левченко, сегодня так оплошала на биологии? – без всякого перехода спросила она.
- Простите, Елена Сергеевна, - Соня быстро вскочила с места. После безжалостной сегодняшней порки Вероника Игоревна все же разрешила применить к наказанной обезболивание, поэтому сидеть девушка могла. – Я проявила невнимательность, когда узнавала про задание. И на проверку его вчера не предоставила.
- Почему? – требовательно настаивала воспитатель.
Соня опустила голову.
- Оказалась слишком самонадеянной, - тихо проговорила она. – Простите меня, пожалуйста.
- Елена Сергеевна, можно мне сказать? – взволнованно спросила Галя.
- Нет, Клименко, помолчи. Не будем терять времени. Случай совершенно ясный, и Инна Владимировна с вами, как я понимаю, уже провела основательную беседу о том, как не допускать больше в группе ничего подобного. Так?
«Ответственная» требовательно обвела взглядом воспитанниц.
Девушки дружно закивали.
- Я приняла решение за эту двойку Левченко дополнительно не наказывать, - заявила Елена.
По группе пронёсся вздох облегчения. Соня, изумлённая до предела, подняла глаза от пола и встретилась с воспитателем взглядом.
- Объясню, - вздохнула Елена. – Публичную жёсткую порку розгами, такую, как ты получила сегодня, я считаю вполне достаточным наказанием. Никаких «напоминаний» тебе назначать не вижу смысла. Ты и так этого никогда не забудешь, ведь так?
- Да, Елена Сергеевна. Спасибо.
- А перед тем, как пойдёшь на индивидуальный урок к Веронике Игоревне, мы тебя тщательно проверим. И письменную часть, и устную. Инна Владимировна, в понедельник ваша смена?
- Да, - кивнула дежурная.
- Отлично! Вы её в понедельник опросите и доклад проверите. А я – ещё раз во вторник, перед вызовом. И так каждый раз поступать придётся.
- У меня по всей этой истории только один непонятный вопрос остался, - Лена говорила серьёзно, но глаза улыбались. – Инна Владимировна, так Клименко мы розгами наказываем? А-то несолидно как-то получается… Вы же ей обещали…
- Не надо, пожалуйста! - вырвалось у Сони
- Да можно Галю простить, если вы, Елена Сергеевна, не против. Я удовлетворена её раскаянием, - поддержала Инна.
- Ну… раз уж и пострадавшая сторона просит… хорошо. Ограничимся предупреждением. Галя, в призовой группе таких «косяков» быть не должно, понятно?
- Конечно! Больше и не будет, - уверенно заявила воспитанница. И тихо добавила:
- Спасибо.
- Вопрос закрыт.
Елена посмотрела на часы.
- К сожалению, переходим к ещё более неприятным вещам. Сегодня Левченко и Карповой предстоит порка на «станке» за нарушение «обратного бойкота». Через десять минут к нам придут заведующая и ответственный дежурный воспитатель, и в присутствии этой комиссии наказание получит Левченко. Потом Карпова. С комиссией или нет – не знаю. Это уж как они решат.
Воспитанницы заволновались и зашушукались.
- Да что такое? – повысила голос Лена, привыкшая к железной дисциплине на своих отчётах.
Староста Наташа Леонова решительно поднялась с места.
- Елена Сергеевна, у нас имеется заявление.
- Что на этот раз?
– Соня Левченко отдаёт свои сертификаты и просит освободить от этого наказания её и Дашу. Скажите, пожалуйста, сколько сертификатов для этого понадобится?
« И за Дашу, значит? Понятно теперь, как они Соньку уговорили», - подумала воспитатель.
– А почему ты об этом говоришь, а не сама Левченко? - удивилась она вслух.
– Я староста, - твёрдо отвечала девушка. - Это было решение не столько Сонино, сколько всего нашего коллектива. Поэтому докладываю я.
– Что значит, коллектива? - не поняла Лена. - Такие решения должна принимать сама воспитанница, имеющая сертификат. Если она не согласна, я не могу это принять.
– Я согласна, Елена Сергеевна, - подтвердила Соня. - Сколько сертификатов нужно отдать?
Лена быстро произвела в уме подсчеты.
– За твоё наказание – шестьдесят единиц, за Дашино – сорок. Методики разные, - усмехнулась она.
Соня немедленно выложила на стол необходимое количество документов.
– Сейчас оформим, - кивнула «ответственная». - Я только Галину Алексеевну поставлю в известность.
Соня заметила, что Инна Владимировна явно испытала огромное облегчение.
“Заявка подана на восьмой-пятый”, - вспомнила девушка слова заведующей. - Ну, конечно, Инна должна была меня сейчас наказывать, а заодно какой-нибудь зачёт по методике получить! А я им всё сорвала! Вернее, не им, а Елене. Инна-то явно рада»
Лена уже дозвонилась до заведующей.
– Галина Алексеевна!
– Слушаю вас, Елена Сергеевна, - холодно ответила та.
– Заявленное наказание Левченко у нас отменяется.
– Почему?
– Она сейчас предъявила мне сертификаты.
– Дайте ей трубку, - приказала заведующая.
– Что? - немного растерялась Лена. Предоставить свой личный телефон воспитаннице – такое требование явно было необычным. Галина Алексеевна хотела что-то сообщить Соне в обход её воспитателя. Она никогда раньше так не поступала!
– Елена Сергеевна, у вас со слухом плохо? Почему я должна повторять? - сурово проговорила заведующая.
Лена, не отвечая, молча встала и передала телефон Соне.
Девушка взяла его с явным удивлением.
– Соня, - сказала ей Галина Алексеевна. - Ты абсолютно правильно поступила. Если даже на этом настаивали девчонки, не казни себя, что не смогла противостоять их напору. Иногда нужна гибкость, понимаешь? Не всё бывает однозначно. Признаюсь, я очень рада, что сегодня не прихожу к вам по этому поводу. Всё поняла?
– Да.
– Отдай трубку обратно.
Соня вернула телефон Елене Сергеевне. От неё не ускользнуло, что воспитательница раздосадована. Лена взглянула на дисплей – заведующая уже отключилась. Они с Соней быстро оформили передачу сертификатов, после чего Лена сообщила воспитаннице:
- На сегодня я планировала для тебя ещё «штрафной» ужин и не вижу причин его отменять. Помнишь, за что?
- Да, Елена Сергеевна, - скромно отозвалась Соня. – Это часть наказания за оскорбительные мысли в ваш адрес.
Лена задумчиво кивнула. Она явно пыталась что-то для себя решить. Наконец, решительно тряхнула головой.
- Значит так, Левченко. «На колени» ты сегодня не пойдёшь. Вместо этого после окончания самоподготовки будешь получать следующую причитающуюся тебе «безлимитку». В кабинете.
- Слушаюсь.
Соня очень расстроилась.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», - вспомнилось ей. Словно прочитав мысли воспитанницы, воспитатель разъяснила:
- Напоминаю всем! Сертификат даёт вам освобождение от наказания за конкретный проступок и снятие штрафных баллов за него. Однако если у воспитанницы есть в архиве ещё другие телесные наказания, воспитатель, по своему усмотрению, имеет право проводить их в этот же день, но не ранее, чем через четыре часа после предоставления сертификата. У тебя же, Левченко, наказаний ещё столько, что я просто не вижу смысла тянуть с их исполнением.
- Так, с этим всё. У вас имеются сегодня ещё какие-нибудь заявления? – улыбнулась «ответственная» воспитанницам.
- Да, имеются, - ответила Наташа.
Лена с Инной удивлённо переглянулись.
- Выкладывайте, - заинтересовалась Елена.
- Елена Сергеевна, у нас появились идеи, как улучшить свои показатели, чтобы добиться первого места, и мы хотели бы с вами посоветоваться.
Сегодня, используя свободное время перед отчетом, воспитанницы успели составить план взаимопомощи по учебным предметам. Вдобавок, тоже по предложению Сони, девушки решили распределиться по парам, с целью лучше узнавать друг друга и проводить взаимоконтроль по основным требованиям, предъявляемым к воспитанницам «Центра».
«Понимаете, сами мы можем за собой чего-то не заметить, например, по той же аккуратности, или в поведении, а со стороны всегда виднее», - объясняла Соня.
Девушки решили создавать такие пары на три дня, а затем меняться партнёршами. Все вместе также приняли решение тщательно следить за порядком в группе, прикрывать, в случае чего, дежурную, помогать ей. Дежурной по группе было всегда очень сложно уследить за всем одной, а воспитатели требовали абсолютного порядка и наказывали за каждую мелочь.
Сейчас Наташа, как староста, рассказала обо всем этом воспитателям, предъявила план помощи друг другу в учёбе и попросила от имени всей группы разрешение на эти действия.
– Конечно, разрешаю, - одобрила Елена Сергеевна. - Более того, предлагаю вам самую активную помощь с нашей стороны. Правда, Инна Владимировна?
– Безусловно, - кивнула Инна.
– Но не жалуйтесь тогда, - предупредила Лена, - Свободного времени в ближайшие недели у вас совсем мало будет.
Однако воспитанниц это не испугало: они твердо решили добиваться первого места и были готовы к трудностям.
А Соне пока ничего не оставалось, как продолжать мужественно принимать все последствия своего благородного поступка: наказаний, от которых она могла бы быть избавлена, в списке ещё оставалось предостаточно.
Сегодня воспитанницу ожидал «штрафной ужин». Перед построением Инна Владимировна велела девушке полностью раздеться и встать одной впереди всех. Соня видела, что Инна явно хочет ей что-то сказать, но не решается. Это было понятно – зачем ей неприятности? Они уже имели возможность убедиться, что с Еленой шутки плохи.
«Буду рассматривать это, как рабочий момент, - подумала Соня. - Моя задача – уяснить, что при этом наказании чувствуют воспитанницы»
Девушке пришлось убедиться, что ничего хорошего они не чувствуют. Психологически вынести такое оказалось трудно даже ей – сильному лидеру. Соня подумала, что, если бы она была настоящим стопроцентным стажёром – то всё равно было бы очень не по себе стоять голой на высоком постаменте посреди столовой, полной воспитанниц и сотрудниц, и давиться хлебом у всех на глазах. Кусок в горло не лез абсолютно! Однако наказанная обязана была на этом «ужине» съесть кусок хлеба и выпить стакан воды, это входило в унизительную программу.
В столовой одновременно ужинали все воспитанницы отделения – более ста человек. Каждую группу сопровождали дежурные воспитатели, и они весьма внимательно наблюдали за своими подопечными. По помещению непрестанно и бесшумно сновали в белых передниках воспитанницы «подготовительной» группы, прикреплённые для работы в столовую. Они следили, чтобы на столах всего хватало. Общий же контроль за порядком во время ужина осуществляла сегодняшняя ответственная дежурная по отделению – Татьяна Анатольевна. Именно она определила Соню на этот постамент, вручила ей хлеб и воду и строго напомнила, что при малейшем нарушении порядка или отказе от еды воспитанницу ожидает ещё и безжалостная порка на глазах всего отделения.
Стыдно было ужасно! Когда Соня раньше смотрела на других несчастных, наказанных подобным образом, она представляла себе всё это иначе. Однако девушка и тут не дрогнула: быстро съела свой кусок хлеба, выпила воду, а затем стояла со стаканом в руке, рассматривая пол, пока эта пытка не закончилась.
Вечером, после самоподготовки, в кабинете, опять под пристальным наблюдением Елены Сергеевны, Инна профессионально и твёрдо провела Соне “безлимитку” по восьмому разряду, после чего девушке пришлось отлёживаться в кровати.
«Похоже, этот её дьявольский план сработает, - думала про Лену воспитанница, постепенно приходя в себя от боли и согреваясь под тёплым одеялом. - Инне за сегодняшний день уже три раза пришлось меня строго выпороть, и ничего она с этим поделать не могла! И ведь всё выполняла безупречно… я еле вытерпела и…ох… больно-то как до сих пор! Да, шутки плохи с Еленой. Она если считает что-то правильным, то и подругу не пожалеет! Инне ведь нелегко это было. Но вот если так каждый день будет продолжаться… она привыкнет, и все будет, как раньше»
Оценивая всю эту ситуацию с точки зрения лидера, Соня признавала, что Елена явно знает, что делает.
Сейчас, в конце такого трудного дня, полного потрясений, да ещё сразу после жестокой порки, Соне было очень плохо. Грустно, обидно, жалко себя. А про то, как поступила с ней Вероника Игоревна, девушка вообще предпочитала даже не вспоминать, настолько это было больно! К тому же, накатила тоска по маме… Да ещё безумный страх за Марину, волнение за исход операции…
Однако одноклассницы не позволили своей подруге киснуть в одиночестве. В это время девушки должны были готовиться ко сну: расстилать постели, принимать душ, приводить в порядок свою одежду и вещи. Занимаясь этим, то одна, то другая воспитанница то и дело подходила к Соне. Девочки разговаривали с подругой, расспрашивали, смешили, шутили, смеялись. А уже ближе к отбою Юля помогла Соне встать, проводила её в душевую и находилась там, пока Соня умывалась, в полной готовности в любой момент прийти на помощь.
Всё это очень поддержало девушку. А, когда уже перед самым сном Инна Владимировна провела ей тщательное обезболивание следов от порки, воспитанница ещё раз добрым словом (вернее, доброй мыслью) вспомнила врача Наталью Александровну. Теперь, благодаря решительному и своевременному вмешательству доктора, бессонные ночи Соне не грозили. Оказавшись в кровати, она волевым усилием приказала себе расслабиться и быстро заснуть. Ведь «завтра опять война», и силы очень даже понадобятся.
Уже на сегодняшнем педсовете воспитатели второго отделения вполне могли заметить, что в отношениях Галины Алексеевны и Елены Сергеевны явно что-то изменилось. Заведующая к своим воспитателям никогда не относилась равнодушно, с каждой имела особую ментальную связь, всегда была в курсе не только их дел, но, чаще всего, даже настроений. Всегда «болела» за каждую свою сотрудницу, всеми силами защищала «своих», если вдруг приходилось это делать где-то вне отделения.
Это не мешало ей управлять отделением твёрдой рукой и, при необходимости, устраивать своим подчинённым серьёзные «разносы». И далеко не всегда только словесные (как, например, в истории с Алиной).
На отделении Галины Алексеевны, впрочем, как и во всём «Центре», не было ни одного случайного сотрудника: подбором кадров заведующие занимались очень ответственно. Большинство ответственных воспитателей, работающих сейчас на отделении, пришли к Галине Алексеевне несколько лет назад совсем молодыми девчонками на должность «дежурных». К таковым относились Елизавета, Вероника, Светлана, Рената Львовна и еще три воспитательницы – сейчас все они находились в возрасте от 27 до 32 лет и имели высшее педагогическое образование. Рассмотрев во вчерашних школьницах необходимые качества, начальница постепенно предоставила им места «ответственных», и потом приняла их на отделение снова, когда девушки закончили институты. По законам страны, получать высшее образование заочно можно было только первые два года, в это время студентки вполне могли продолжать работу воспитателями в «Центре нравственного перевоспитания колледжа». Но вот потом им приходилось увольняться не меньше, чем на три года, чтобы закончить обучение. На это время таких сотрудниц принимал на работу «Межвузовский Центр», там они могли претендовать на должности «ночных», «воскресных» или «подменных» воспитателей.
Однако своих «девочек» перед таким увольнением Галина Алексеевна предупредила, что через три года обязательно возьмёт их обратно и, действительно, по возвращении обеспечила их местами «ответственных», хоть не всегда это было просто.
Ответственный воспитатель – самая престижная, почётная и высокооплачиваемая должность в «Системе перевоспитания» (кроме, конечно, руководителей), и конкурс на одно такое освобождающееся место в любом «Центре» всегда очень даже солидный. Однако решение о таких назначениях принимают исключительно заведующие отделениями с одобрения директора. Кадровый отдел может только рекомендовать. Поэтому воспитателям, которых заведующие не «присмотрели» себе заранее, обычно по окончании обучения бывает сложнее получить должность «ответственных». Хотя в принципе, возможно. Очень много ещё зависит от того, какие предметы образовательного цикла могут преподавать сотрудницы. К Галине Алексеевне без предварительной «договорённости» пришли в своё время только две «ответственные» - Татьяна Анатольевна и Ольга Арсеньевна. Однако заведующая тщательно изучала их послужные списки, лично провела с сотрудницами собеседование по специальной методике, которую они разработали вместе директором. К тому же этих уже достаточно опытных воспитательниц очень рекомендовал кадровый отдел, да и брала их заведующая исключительно с испытательным сроком, ничего не обещая. Тем не менее, тридцатипятилетняя Татьяна Анатольевна работает на втором отделении уже восемь лет, дольше, чем все остальные «ответственные». Более того, за это время у неё подросли замечательные дети-погодки – мальчик и девочка одиннадцати и двенадцати лет. Заведующую в своё время совсем не смутило наличие у претендующей на ответственную должность сотрудницу малолетних детей.
Галина Алексеевна считала делом чести создавать «своим» все условия, чтобы от действительно напряжённой и отнимающей много времени работы сотрудниц не страдали их семьи. Когда её воспитательницы выходили замуж и рожали детей, заведующая всегда шла им навстречу: переводила на время на другие должности с удобным графиком, но никуда не отпускала с отделения и, опять же, потом неизменно возвращала им прежние места. Начальница делала всё, чтобы воспитателям не приходилось разрываться между семьёй и работой. Впрочем, это была политика «Системы» в целом.
Семьям сотрудниц бесплатно предоставляли комфортное, если не сказать, роскошное жильё в специальном блоке на территории «Центра». Мужья воспитателей, имеющие соответствующее образование, всегда имели неоспоримое преимущество при приёме на работу в «Центр» по данной вакансии, и отпуска мужьям беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами, согласно их графику. А дети посещали ясли-сад, расположенный на территории учреждения. Кроме того, в «Центре» существовал штат квалифицированных нянь, что существенно облегчало жизнь молодых семей.
Ежевечерние педсоветы проходили обычно в форме доверительной беседы: коллеги обсуждали всё произошедшее за день на отделении, советовались друг с другом и заведующей по поводу поведения и учёбы воспитанниц, наказаний, которые уже были им проведены или только предстояли. Частенько прямо тут же на педсовете воспитатели вместе просматривали записи наказаний или любых других событий и происшествий в группах, которые их заинтересовали.
На педсовете Галина Алексеевна всегда называла сотрудниц исключительно по именам и выговаривала им, при необходимости, очень тактично. Какой-нибудь разгромный разнос она могла устроить воспитательнице только наедине, и никогда не делала потом проступки какой-то из них достоянием гласности.
Сегодня же заведующая обращалась к Лене холодно и подчёркнуто вежливо, причём называла сотрудницу исключительно «Елена Сергеевна»! Отчёт «ответственной» 204-й группы выслушала, нахмурившись, и только молча кивнула, не расспросив ни о каких подробностях, как это делала обычно. Елизавета, сидевшая рядом с подругой, выглядела необычно притихшей и периодически бросала на Лену и Галину Алексеевну озабоченные взгляды. Это никак не могло ускользнуть от внимания проницательной Светланы. Инна тоже находилась в недоумении, но не прямо же на отчёте обо всём расспрашивать?
Зато Алину сегодня было не узнать. Девушка буквально расцвела, глаза блестели, улыбка не сходила с оживлённого лица. Лена уже знала от Елизаветы, что заведующая выполнила своё обещание и объявила провинившейся молодой воспитательнице полную амнистию.
Отчёт Вероники Игоревны о наказании Сони вызвал среди коллег замешательство, несмотря на то, что «ответственная» двести третьей доложила о нём абсолютно невозмутимо, так, как будто в этом не было ничего необычного. Однако репутация – великое дело! Воспитатели так привыкли к обычному гуманизму Вероники, что даже и не знали, как сейчас реагировать.
- Шутки шутишь, наверное, - недоверчиво предположила Светлана. – Что-то тут не так… И запись можешь предъявить?
- А куда ж без этого? – удивилась Вероника. – Всё нормально с записью.
- Можете просмотреть, если очень хочется вопли послушать, - усмехнулась она.
- Я подтверждаю, - качнула головой Инна. – Сама же участвовала.
Неудивительно, что Рената Львовна тут же заподозрила неладное.
- Елена! – экспансивно выкрикнула она с другого конца стола. – Твои фокусы?
- Невиновна! – быстро заверила Лена, помахав для убедительности перед собой руками. – Сама об этом только перед отчётом узнала от своей дежурной.
Она кивнула на Инну.
- Вероника? – Рената не менее грозно взглянула на докладчицу.
- Не знаю, о каких фокусах речь, - пожала плечами та. – Но Елена Сергеевна тут абсолютно ни при чём. Я и сама это решение приняла внезапно.
- И нисколько не жалею об этом! – повысила голос Вероника.
- Хорошо, Ника, ты опытный педагог, тебе и решать было, как работать с воспитанницей в данной конкретной ситуации, - Галина Алексеевна примирительно похлопала сотрудницу по плечу.
- Молодец, исправляешься, - не удержавшись, ехидно добавила Елизавета. – А то вечно разводишь на уроках пансион для благородных девиц. Скоро будешь на «вы» их называть!
Вероника возмущённо посмотрела на подругу, но, не сдержавшись, прыснула, представив, как говорит воспитаннице, к примеру: «Будьте так добры, проследуйте на кушетку». Расхождение в методах работы было их извечной темой шуток и подколок друг над другом. Остальные воспитатели давно к этому привыкли, поэтому молча улыбались.
Вероника с Елизаветой не просто дружили с детства, а практически составляли единое целое. На первом курсе колледжа прошли тест «Системы», и с тех пор и работали вместе, не расставаясь. С 18 лет талантливых сотрудниц приняла под своё крыло Галина Алексеевна и довольно быстро назначила «ответственными».
По достижении совершеннолетия подруги в один день сыграли свадьбы, а после окончания института вернулись к Галине Алексеевне уже с семьями. Мужья подруг работали в «Центре» системными администраторами, а пятилетние сынишки ходили в садик. Поскольку мужья воспитательниц также дружили с самого детства (вот так удачно Лиза с Вероникой сделали выбор в своё время), сложившиеся семьи были очень близки и частенько вместе проводили отпуска и выходные.
После педсовета Галина Алексеевна, попрощавшись с сотрудницами, быстро ушла по своим делам. А вот Лене не удалось незаметно исчезнуть. Даже с места встать девушка не успела, так как над ней и Елизаветой уже грозно нависала Светлана.
- И как это все понимать? – вкрадчиво осведомилась она.
- Ох, Света! – не стала отпираться Лиза. – В двух словах не расскажешь.
- У вас от подруг секреты имеются, вот как? – подошедшая Инна недоумённо вскинула брови.
- Плевала я на секреты! - возмутилась Светлана. – У них тут опять что-то страшное происходит, а мы ничего не знаем! Вам не стыдно? А ну-ка, девчонки, немедленно признавайтесь, что у вас ещё случилось!
Елизавета открыла было рот, но, взглянув на Лену, передумала и крепко сжала губы.
- Лена, так она из-за тебя ничего не хочет рассказывать? – закричала Светлана. - Нет уж, со мной этот номер не пройдёт! Быстро говори, что ты не против!
- Света, но Лиза права, наспех не получится, - попыталась отбиться та.
Однако девушка понимала: возражать Светлане, если она хотела что-то узнать, было совершенно бесполезно.
- Вот и не надо наспех. Всё подробно нам расскажете, и прямо сейчас.
Лена вздрогнула и обернулась на голос. Вероника стояла у неё за спиной с очаровательной улыбкой на устах, но в глазах хищно поблёскивали стальные искорки.
Оказавшись практически зажатой в кольцо серьёзно настроенными подругами, Лена растерялась.
- Лен, хватит упрямиться, - решительно сказала Елизавета. – Сама видишь, что общего обсуждения не избежать. Моё предложение: сейчас идём все вместе на первый этаж, в столовую для дежурных сотрудников, и там решаем все вопросы.
- Другой разговор, - удовлетворённо отозвалась Светлана. – А то взяли моду скрытничать! Кстати, Лена, вот ты борешься за правду, а сама как себя ведёшь? Мы твои подруги, а должны любую информацию из тебя клещами вытаскивать! Даже очень важную!
- Света! Но это разные вещи: обманывать и не делиться какой-то личной информацией, согласись.
- Допустим. Но кое-какую личную информацию ты сегодня от нас не скроешь. Не получится!
- Ты про что?
Света схватила Лену за левую руку и выставила на всеобщее обозрение её колечко с бриллиантом.
- Вот про это! – торжествующе произнесла она. – Девчонки, я терпеливо ждала с самого воскресенья, когда эта наша подруга соизволит поделиться радостной новостью! И не дождалась! Вы все знаете, что любые кольца воспитателям категорически запрещено носить на работе, за исключением свадебных и обручальных. Что скажешь?
Лена вспыхнула, улыбнулась и с усилием освободила руку.
- Нет, вы представляете? – весело возмущалась Светлана. – Ей уже предложение сделали, а мы этого молодого человека даже ни разу не видели!
- Не видели? – изумилась Лиза. – Да мы даже не знаем, как его зовут! Лена, это у тебя и называется «не делиться личной информацией»? Да как ты можешь такое от нас скрывать?
- Всё! Всё! Всё! – закричала Лена. – Сдаюсь. Ничего скрывать не буду! Пойдёмте в эту вашу дежурную столовую, и я всё расскажу. Только вот ночь уже! Не выспимся, и будем завтра, неотдохнувшие и злые, бросаться на воспитанниц.
- Ничего, - не сдавалась Лиза. – У Инны-то завтра как раз выходной. А мы пообещаем на твоих не бросаться.
Она повернулась к Веронике и притворно-пугливо проговорила:
- Ника, ты там хотя бы завтра…ну это самое… в двести четвёртой… розгами больше не размахивай…хорошо?
Все, включая Лену, дружно, до слёз рассмеялись.
Естественно, при наличии такого количества вопросов, которые нужно было обсудить, общение подруг затянулось до глубокой ночи. Тем не менее, на следующее утро Лена входила в спальню своей группы уже в шесть утра. Начиналась пятница.
Четверг
По четвергам 204-я группа училась, поэтому рано утром Соне предстояло вытерпеть унизительное “напоминание”, третье из шести, назначенных ей Еленой за несданный зачет по немецким словам. Для исполнения этого наказания воспитанницу вызывали в кабинет за сорок пять минут до подъема, где она должна была получить 20 ударов ремнем, после чего повторить слова, заданные на сегодня по всем трём языкам и ответить их воспитателю.
Соня, так же, как и в понедельник, специально проснулась рано, приняла душ, а затем дожидалась вызова Инны Владимировны, сидя на своей кровати и повторяя слова. За все время пребывания в «Центре» девушка еще ни разу не получала порку от Инны, и сейчас испытывала некоторую неловкость. Она помнила о распоряжении Елены, согласно которому теперь Инна в свою смену должна лично проводить все назначенные Соне наказания, какими бы они не были. Было понятно, что Инна оказалась в трудном положении. Хотя дежурная воспитательница сочувствует Соне и благодарна ей за помощь, после всей этой истории никакого снисхождения воспитаннице сделать не решится. А наказывать Соню со всей строгостью для Инны будет морально не так уж легко. Но все равно Соня испытывала облегчение, что не Елена Сергеевна будет сейчас её пороть.
«Лучше от Инны вытерплю – не так страшно и стыдно. Видеть уже Елену не могу!» - эмоционально думала воспитанница, раздеваясь перед наказанием по приказу дежурной воспитательницы.
Однако радовалась Соня рано. Елена Сергеевна внезапно появилась в кабинете, войдя прямо из коридора, и вежливо-официально поздоровалась. Как ни в чём ни бывало! Инна, которая в это время обрабатывала Сонин «персональный» ремень специальным маслом для усиления болевых ощущений (согласно методике восьмого-первого разряда), спокойно ответила на приветствие начальницы и даже слегка улыбнулась.
- Не ждали? - Лена с усмешкой посмотрела на явно расстроенную воспитанницу, затем повернулась к коллеге.
- Не обижайтесь, Инна Владимировна, но первое время я буду вас контролировать.
- Да пожалуйста, - пожала плечами та. - Проходите, Елена Сергеевна, устраивайтесь поудобнее. Всегда рады вас видеть.
«Особенно я», - мрачно подумала Соня.
Елена хмыкнула, оценив шутку, и несильным толчком в спину подтолкнула воспитанницу к кушетке.
«Проконтролировать и по записи бы могла, - укладываясь, думала девушка. – Хочет просто психологически надавить и на меня, и на Инну»
Елена, действительно, во время наказания даже усаживаться не стала, а стояла совсем рядом и внимательно наблюдала за тем, как Инна проводит порку. Соня же получила возможность убедиться, что всех воспитателей “Центра” явно очень хорошо обучают техникам проведения телесных наказаний. Инна Владимировна владела «восьмым разрядом» так же мастерски, как и Елена, и не сделала Соне никаких поблажек. Да и как она могла? Если воспитательнице морально это и было тяжело, то виду она никакого не показала.
И вообще, после того памятного разговора в воскресенье Инна строго следовала полученному от Лены приказу: не позволяла себе никаких посторонних разговоров с Соней, соблюдала достаточную дистанцию.
Зато отмена бойкота существенно облегчила жизнь и Соне, и всей группе. Ведь всё это время воспитанницы находились в постоянном напряжении, боялись случайно нарушить запрет на общение, что грозило повлечь за собой весьма неприятные последствия. Кроме того, они уже привыкли советоваться с Соней, и бойкот ударил по ним и с этой стороны. Сейчас же, после всего, что произошло, авторитет Сони в группе поднялся просто до небес.
Несмотря на то, что группа сейчас в наказание за недавний срыв урока истории была лишена свободного времени, девушки пытались использовать для общения каждую подходящую для этого минутку – на переменах, на прогулке. За эти два дня они невероятно сплотились, больше, чем за всё предшествующее время. Воспитанницы 204-й твёрдо решили приложить максимум усилий и добиться первого места уже в этом периоде.
– Девчонки, вы поймите, - убеждала подруг Соня. - Это нам необходимо не только потому, что престижно и почётно. Инна Владимировна права, помните, о чём она нам в воскресенье говорила? Нам всем здесь станет жить намного легче. Одни сертификаты – это такая невероятная поддержка! А театры, экскурсии? Вот сами в воскресенье увидите. Это только на первый взгляд кажется, что ничего особенного, а вот посмотрите, какой вы заряд оптимизма после этой поездки получите. А если это будет каждый месяц? Ведь мы это первое место, когда возьмём, уже не упустим! Будем всегда первыми, как сейчас двести пятая.
Девочки, я, пока была на бойкоте, много думала о том, как мы должны действовать. Вот смотрите: у нас одна Настя совсем скоро уходит. Вика – через год. Галя – через год и восемь месяцев. А нам, всем остальным, до окончания колледжа, ещё два с половиной года здесь находиться, правда? Все мы здесь надолго! Я так поняла, что группы в “Центре” без особой необходимости не расформировывают, значит, мы останемся вместе. Нам надо стать очень слаженным, сильным коллективом. Давайте не будем жить в постоянном страхе перед наказаниями, а сведём их к минимуму! Елена Сергеевна права – это возможно, и нам по силам. И новеньких будем так настраивать, помогать им.
Девочки, мы не можем жить каждая за себя, понимаете? Мы должны всегда поступать так, как лучше всей группе. Вот, например, как вы меня пристыдили, когда я сертификаты использовать не хотела. Напомнили мне про эти 300 очков! А я предлагаю с сегодняшнего дня использовать сертификаты только с одобрения группы! Не разменивать их на мелочи, не отдавать за те наказания, за отмену которых нам ничего со счета не спишут или спишут мало. Надо более умно поступать. Оставлять сертификаты, а вдруг будут более серьёзные проступки! Хотя Вероника Игоревна тоже права: у лидеров не должно быть случайностей.
Внезапно Соня смутилась.
– Я понимаю, не мне сейчас об этом говорить. Наказаний-то у меня больше всех. Но я уже начала чувствовать, как не совершать нарушений! И готова с вами поделиться.
А ещё давайте с учёбой разберёмся. У многих у нас есть проблемы с некоторыми предметами, из-за которых случайно вылезают тройки, а то и двойки. Я знаю, что в “Центре” не принято “подтягивать” друг друга. Времени нет, у всех свои проблемы, да и воспитатели это не приветствуют. Но ведь напрямую это не запрещено! Давайте этим займёмся.
Даша! Немецкий у тебя хромает. Галя! У тебя физика и химия. Юля – литература. Зоя – несколько предметов. Давайте распределимся и будем уделять друг другу по 20-30 минут каждый день, кто чем может помочь.
– А нам разрешат? - засомневалась Лиза.
– Мы можем спросить воспитателей сегодня на отчёте. Это же наше личное время! Почему нет?
Подобные беседы происходили при каждом удобном случае, и Соня надеялась, что первые результаты скоро появятся, хотя бы потому, что настрой группы изменился коренным образом.
Однако на первом же после обеденного перерыва уроке, биологии, девушек ожидало настоящее потрясение. Биология была одним из самых любимых предметов в 204-й группе: воспитанницам очень нравилось, как ведёт занятия преподаватель - Вероника Игоревна, она же – ответственный воспитатель 203-й группы. Вероника, безусловно, была строга с нарушительницами и лентяйками, однако таковых на биологии практически не наблюдалось. Но вот в остальном на своих уроках педагог относилась к девушкам так, как будто они вовсе даже не воспитанницы режимного учреждения, а обычные студентки.
Вероника Игоревна всегда была приветлива, уроки проводила с воодушевлением, называла учениц по именам, могла с ними пошутить и посмеяться. Никогда специально «не подставляла» воспитанниц, не устраивала им каких-нибудь «гадостей», не кричала на них, не наказывала пощечинами, как, например, Елизавета Вадимовна (кстати, лучшая подруга Вероники). Да, педагог могла стальным голосом отчитать какую-нибудь провинившуюся (что обычно уже воспринималось девушкой как трагедия) или приказать дежурному воспитателю выпороть её. Но и такое случалось на биологии крайне редко: воспитанницы так ценили хорошее отношение преподавателя, что боялись её рассердить или огорчить.
Сегодня урок начался как обычно. Вероника Игоревна вошла в класс веселая, приветливая и почти сразу эмоционально начала объяснять студенткам новую тему по усложненной генетике, активно вовлекая их в дискуссию. Вскоре она предложила девушкам письменный проверочный мини-тест, а сама, в ожидании результатов, принялась просматривать домашние задания.
Внезапно рабочую тишину разорвал возмущенный крик преподавателя:
- Левченко! Ты что себе позволяешь?
Класс замер от неожиданности. Соня быстро вскочила с места и испуганно смотрела на даже внешне изменившуюся воспитательницу. Вероника Игоревна покраснела, глаза метали громы и молнии. Быстрым шагом разъяренная учительница подошла к Соне и швырнула ей на парту стопку листов.
- Это что такое? – крикнула она. – Я должна тратить ценное время и читать тут твое графоманство?
- Простите, Вероника Игоревна, - Соня пока не понимала, чем её работа рассердила преподавательницу, однако рефлекс в этот раз сработал четко. Оправдываться девушка и не подумала.
- Какой предельный объём я установила для домашнего задания? Отвечай! – гневно потребовала Вероника.
- Простите, пожалуйста, я не знаю, - пробормотала Соня. Девушка, действительно, не знала. Вчерашний урок биологии она пропустила, находясь в изоляторе, и накануне на самоподготовке узнавала задание у Гали. Однако Соня точно помнила, что про предельный объём работы подруга не упоминала. Сейчас воспитанница была невероятно напугана таким поведением обычно выдержанной воспитательницы. Бросив беззащитный взгляд на Инну Владимировну, Соня поняла, что «дежурная» удивлена не меньше, хотя изо всех сил старается этого не показывать.
- Это твои проблемы! – продолжала свирепствовать Вероника Игоревна. – Если ты отдыхала вчера в изоляторе вместо урока, все равно, только твоей ответственностью было узнать про домашнее задание все досконально!
- Простите, пожалуйста, я виновата, - скромно повторила Соня.
Однако воспитатель её не слушала.
- Я велела подготовить сравнительный отчет по двум исследованиям не больше, чем на двух листах формата А-4, - жестко заявила она. – А эту твою многостраничную «диссертацию» даже и читать не собираюсь.
Тут Вероника быстро свернула листки Сониной домашней работы в тугую трубку и совершенно неожиданно для всех сильно хлестнула воспитанницу этим рулоном по щеке.
- Нахалка! – рулон ещё раз взлетел в воздух, и Соня собрала все силы, чтобы не закрыть лицо руками. Даже после первого удара ещё было очень больно!
Крепкий рулон хлестко впился в другую щёку, а потом ещё раз, и ещё, и ещё…
Соня, изо всех сил сдерживая слёзы, стояла по стойке «смирно», крепко прижав руки к бокам. Остальные воспитанницы были так потрясены, что боялись даже вздохнуть.
- Раздевайся! – Вероника резко отшвырнула рулон на пол. – На кушетку! Быстро!
- Слушаюсь, - Соня, торопясь, начала выполнять распоряжение под гневным взглядом воспитательницы. Девушка уже догадалась, в чем дело, и сердце тоскливо заныло.
«Она про все узнала! И решила меня преследовать! Они же с Еленой тоже подруги. Только этого мне ещё не хватало!»
- Инна Владимировна, - уже другим, совершенно спокойным голосом обратилась Вероника к «дежурной». – Вы не знаете, у Елены Сергеевны ещё розги остались?
Воспитанницы дружно ахнули. Соня, которая уже лежала на кушетке, от отчаяния прикусила руку, чтобы только не начать умолять. Она бы и умоляла, если бы совершенно точно не знала, что это будет сейчас бесполезно. Такие вещи девушка чувствовала хорошо.
- Остались, - подтвердила Инна. – В санблоке, в трубе замочены.
Воспитательница знала, что Елена заготовила новые розги на следующий же день после того памятного понедельника.
- O‘кей! Пойду принесу. Привяжите её, пожалуйста, накрепко, - попросила преподаватель и быстро вышла.
Инна Владимировна окинула строгим взглядом класс и резко приказала:
- Все быстро закрыли рты и успокоились. И слезы вытри, Соколова. С Левченко пример бери!
Инна указала на смирно лежащую воспитанницу, которая и не могла двинуться, парализованная страхом.
- Она абсолютно правильно себя ведет на этот раз. И выдержку проявила недюжинную, не то, что все остальные.
«Увидят они все сейчас мою выдержку под розгами», - обречённо думала Соня.
- А вы подвели свою подругу, вот и будете теперь на это все смотреть! – рассерженно добавила Инна, уже фиксируя Соню на кушетке.
- Вот узнаю потом, у кого Левченко про д/з по биологии спрашивала, сама лично этой красавице тоже розгами хорошенько всыплю! – пригрозила она.
В класс вернулась Вероника Игоревна, держа в руках четыре уже приготовленных пучка розог, каждый из которых состоял из трёх связанных между собой длинных толстых прутьев.
- Мне больше нравится таким вот пучком работать, чем одиночными, - сообщила она, сунув самый толстый пучок чуть ли не под нос Соне.
– Потом расскажешь, почувствовала ли разницу, - насмешливо сказала она приговоренной воспитаннице.
- Слушаюсь, Вероника Игоревна, - нашла в себе силы ответить Соня.
- Особо не переживай, - так же насмешливо продолжала воспитатель. – Я знаю, что сегодня вечером у тебя «станок» перед комиссией. Поэтому имею право выдать тебе всего 40 штук, увы!
Соня мысленно застонала. Ничего себе «всего»! В середине учебного дня! Перед всей группой!
«Вот где бы пригодились сертификаты! – отчаянно подумала девушка. – А, может, отдать? Но тогда на «станок» не хватит на обеих. Нет, нельзя!»
Несмотря на жуткий страх, воспитанница понимала, что проступок, за который её так жестоко решила наказать Вероника Игоревна, серьёзным в «Центре» не считается, и потянет разве что на 20 баллов. А вот, отдав сертификаты за два «станка» за себя и Дашу, Соня не только избавит их обеих от ужасного наказания, но и выручит группу на 600 штрафных очков, которые тут же спишутся с группового счёта.
- Инна Владимировна, попрошу вас мне помочь, - Вероника решительно вручила дежурной воспитательнице второй пучок розог. – Вместе быстрее управимся.
- Хорошо, - невозмутимо кивнула Инна.
Преподаватель отозвала коллегу в сторону и начала тихо инструктировать. Про Сонин уникальный слух она наверняка не знала.
- Инна, какой у тебя максимальный допуск по розгам?
- Полный, - пожала плечами та.
- Отлично! Работаем по шестому-строгому. Встаем с двух сторон и кладем удары поочередно и быстро. Размах максимальный! Только по ягодицам, оттяжку не применяем. Однако напоминаю – это строгая, очень жесткая порка! Не вздумай её жалеть, подруга.
- Ника! Что за недоверие? – укоризненно качнула головой дежурная.
- Просто предупреждаю. На всякий случай, - «ответственная» пристально смотрела на Инну. – Ничего, тебе это тоже будет полезно. Как и мерзавке этой!
«С Еленой сговорились, что ли?» - мелькнуло у Инны. Но, посмотрев внимательно на серьёзно настроенную Веронику, она поняла – нет, не сговаривались. Ещё во вторник, после откровенного разговора с подругами, узнав обо всем, Ника, в отличие от Лизы и Светланы, решительно осудила Соню. Да и Инне тогда здорово от неё досталось. Так что сейчас, скорее всего, Вероника действует вполне самостоятельно, согласно своим убеждениям.
- Все будет как надо, не беспокойся, - заверила подругу Инна. – Вот только… а не слишком ты?
- Я нарушаю какие-то инструкции? – усмехнулась преподаватель.
- Никак нет, - вздохнула дежурная.
- Тогда приступим, коллега, - уже громко сказала Вероника Игоревна
Вместе воспитательницы откатили кушетку в удобное положение и закрепили упоры на колесах. Соня, которая слышала каждое слово их разговора, совсем упала духом. Вероника Игоревна всегда очень нравилась Соне, как же больно было осознавать, что теперь она считает девушку «мерзавкой»!
К тому же вскоре Соне пришлось очень плохо не только морально. Инна с Вероникой встали по обеим сторонам кушетки и начали сечь провинившуюся розгами, строго придерживаясь плана Вероники Игоревны: жестко, быстро и невыносимо больно! С двух сторон на девушку поочередно сыпались хлесткие удары, крепкие пучки толстых прутьев один за другим взвивались в воздух и мгновение спустя уже мучительно впивались в голое тело. Терпеть эту боль Соня не могла совсем! Кричать воспитанница начала практически после первых же ударов и уже не переставала.
Однако воспитатели не обращали никакого внимания на её вопли, и порка продолжалась. Инна, несомненно, проводила наказание вполне добросовестно, точно следуя методике, а Вероника Игоревна, помимо безупречно-жесткого исполнения вкладывала в порку ещё и массу эмоций. Результат этого тандема был ошеломляющим для воспитанницы! Воспитатели не давали наказываемой передохнуть: единственный небольшой перерыв Соня получила только после двадцати ударов. К тому времени девушка уже выдохлась, извертелась, насколько позволяли привязи, и почти сорвала голос от крика, к тому же слёзы лились ручьями. В этот раз, несмотря на жуткую боль, ей было ещё и невыносимо стыдно за своё поведение и перед воспитателями, и, как ни странно, перед подругами.
Вероника отбросила измочаленный пучок, взяла себе и Инне со стола свежие розги и приказала Соне:
- Замолчи и глубоко дыши. У тебя две минуты – не трать время.
Соня едва нашла в себе силы ответить «слушаюсь» и сделала несколько вдохов. Инна в это время внимательно оглядела класс. Многие воспитанницы выглядели немногим лучше наказываемой: крики и метания обычно мужественной Сони потрясли девочек, всем было до слёз жалко подругу. Юля и сама по-настоящему рыдала, лежа на парте. А Галя была настолько бледна, что это даже вызвало у Инны некоторые опасения. Как только Вероника Игоревна набросилась на Соню, Галя просто заледенела от страха и чувства вины. Она считала себя полностью виноватой в страданиях подруги. Как можно было забыть о такой важной вещи, как объём задания, не сказать об этом Соне, девушка и сама не понимала! Наверное, сильные эмоции того дня: возвращение Юли, снятие бойкота у Сони, волнительное общение с ними – всё это притупило внимательность воспитанницы. Причем, сейчас Галя переживала исключительно за Соню, угроза Инны Владимировны так же высечь и её пока не волновала девушку.
Ровно через две минуты воспитатели уже опять стояли у кушетки со свежими пучками розог наизготовку. Соня, измученная болью и страхом, разрыдалась опять, ещё не дождавшись первого удара.
- Вероника Игоревна, пожалуйста! – не выдержав, взмолилась она.
Преподаватель холодно взглянула на воспитанницу.
- Я тебя слушаю.
- Пожалуйста, пощадите! – рыдала Соня. – Можно дальше не розгами? Ну, пожалуйста! Умоляю!
Инна про себя расстроенно вздохнула. Несмотря на строгие внушения подруг, она по-прежнему относилась к Соне хорошо и сейчас невероятно ей сочувствовала.
- Вот ещё! – возмутилась «ответственная». – Зря я, по-твоему, такие замечательные пучки вязала?
- Теперь им пропадать? – продолжала издеваться она. – Нет, дорогая. Твои мольбы меня не трогают, так и знай. Хотя поумолять тебе полезно было.
- У самой рыльце в пушку, - с этими словами Вероника с размахом нанесла первый удар. Жестокая порка продолжилась, и девушке пришлось вынести все до конца.
Когда все сорок ударов были выданы, преподаватель жестом попросила Инну Владимировну заняться наказанной, а сама вышла на пару минут в санблок привести себя в порядок. За это время Инна решительно приказала Соне перестать рыдать, а всем остальным воспитанницам - успокоиться и приготовиться к продолжению урока. Порка, хоть и была достаточно строгой, много времени не заняла.
Вероника Игоревна вскоре вошла в класс – уверенная и спокойная.
- Значит так, - строго произнесла она. – Левченко, за домашнее задание выставляю тебе двойку. До конца занятия остаёшься на кушетке. Этот урок я тебе не засчитываю, придешь сдавать мне все долги во вторник.
«И посмотрим ещё, как у тебя это получится», - злорадно подумала Вероника.
- А во время перерыва, Инна Владимировна, заставьте её, пожалуйста, тут все тщательно убрать.
Вероника указала на усыпанный обломками розог пол.
- Кстати, я должна теперь вернуть Елена Сергеевне двенадцать целых розог, - улыбнулась она. – Инна Владимировна, передайте ей на отчёте, завтра же с утра срежу и принесу.
- А сейчас, девочки, продолжаем урок, - приветливо обратилась преподаватель к воспитанницам. - Давайте проверим тест.
В перерыве Инна Владимировна сразу отправила воспитанниц в спальню и только после этого отвязала Соню от кушетки. Обработку ран дежурная произвела ей ещё во время урока.
- Одевайся, - ровным голосом приказала она. – После этого тщательно подметёшь тут пол и пропылесосишь. Поняла?
- Да, Инна Владимировна, - тихо ответила воспитанница.
Инна внимательно посмотрела на Соню, изо всех сил стараясь скрыть сочувствие.
- Ты должна уложиться до начала английского.
- Слушаюсь.
- Приступай.
«Дежурная» вышла в спальню к остальным девушкам, которые собрались за столом и ожесточенно, но негромко спорили.
- Проблемы? – спросила Инна, усаживаясь рядом с Галей.
- Да! – жестко ответила староста Наташа Леонова. - Я предлагаю объявить Клименко бойкот на месяц. Это она Соньку подвела!
Голос Наташи от волнения и негодования дрожал.
- Девчонки! Инна Владимировна! Простите! Я очень виновата, но я просто забыла сказать ей про эти два листа! Не подумала, что Соня у нас недавно и про это сама не знает! Ведь Вероника Игоревна всегда объёмные «домашки» запрещает, мы-то к этому уже привыкли! Ну не знаю, как так получилось! – Галя разрыдалась. Видно было, что девушка полна отчаяния.
- Инна Владимировна, вы обещали меня тоже розгами выпороть, сделайте это, пожалуйста, прошу вас! Девочки, только не надо бойкота, очень прошу, - взмолилась она.
В «Центре» официально практиковались два вида бойкота. Такую меру иногда применяли к своей одногруппнице сами же воспитанницы, «Правилами» это не запрещалось. Однако и воспитатели имели в своём арсенале довольно жёсткое наказание под названием «обратный бойкот». Они своей властью запрещали провинившейся девушке разговаривать с кем-либо, кроме сотрудников «Центра». Другие воспитанницы также не имели права не только общаться с провинившейся, но и даже подходить к ней, под страхом строгого наказания, которое в случае нарушения этого запрета ожидало обеих. Как раз под таким «обратным бойкотом» несколько дней находилась Соня, вплоть до счастливого избавления от него благодаря Ренате Львовне.
Юля обняла рыдающую подругу и взволнованно заявила:
- А я против бойкота! Не буду в нём участвовать. И Соня тоже не согласится, я просто уверена! Галя и так раскаивается. Девчонки, но ведь никто же не ожидал, что Вероника Игоревна Соню так накажет! Разве Галя могла такое предположить?
Воспитанницы зашумели, каждая активно пыталась высказать свое мнение.
- Так, послушали меня, - призвала их к порядку Инна. – Во-первых, накладывать на подругу бойкот просто за ошибку – это жестоко и глупо. Я считаю, что такую меру можно применять за подлость или предательство, не меньше. Во-вторых, Соня и сама виновата в первую очередь. Чтобы абсолютно достоверно узнать обо всех нюансах домашнего задания, вы должны спрашивать об этом не друг у друга, а у нас, дежурных воспитателей. В противном случае вы всегда рискуете. Да ещё Соня явно не удосужилась вчера дать свою работу на проверку Марии Александровне. Мы знаем, что биология у вас всегда отлично приготовлена, и не всегда сами настаиваем на проверке домашних заданий по этому предмету. Но Левченко, раз уж пропустила прошлое занятие, могла бы это сделать и не рисковать.
Однако Соня об этом не позаботилась, ну, и на уроке ей не повезло. Я не собираюсь обсуждать с вами наказание, которое она получила. Хочу напомнить, что преподаватель имеет полное право наказывать воспитанницу за любой проступок по своему полному усмотрению.
Так что не паникуйте и не делайте глупостей. Ничего особо страшного с Соней не произошло, впредь она будет внимательнее. А Галю оставьте в покое, ей и мук совести хватит. Галя, признаю, я погорячилась с обещанием насчет розог для тебя. На самом деле, формально ты даже «Правил» не нарушила, и вина твоя очень сомнительная.
- Это я просто тогда очень рассердилась, - улыбнулась Инна. – А Соню, девочки, ещё больше не расстраивайте всякими «охами» да «ахами», она уже вполне пришла в себя.
Самое главное, - Инна вздохнула, - еще ведь отчет предстоит, посмотрим, как Елена Сергеевна все это рассудит.
Елена Сергеевна в этот раз рассудила очень даже нестандартно. Незадолго до отчёта она вызвала Соню в кабинет, велела раздеться и внимательно осмотрела следы на теле девушки. Одобрительно кивнув, «ответственная» провела воспитанницу за перегородку и закрыла её.
- Вот что, Левченко, - начала она. – Я хочу тебе сообщить, что к произошедшему сегодня на биологии лично я не имею никакого отношения.
- Я в этом и не сомневалась, Елена Сергеевна, - недоуменно ответила воспитанница.
- Ты не поняла, - досадливо махнула рукой Лена. – Я не хочу, чтобы ты думала, что я все это подстроила, понимаешь? Сначала отменила тебе розги по требованию Ренаты Львовны, а потом применила те самые «штучки», о которых она говорила, помнишь?
- Да, вспоминаю.
- Не удивлюсь, если сегодня на педсовете она на меня «наедет», - поморщилась Елена. - Так вот, мы с Вероникой Игоревной не сговаривались, и я её ни о чем таком не просила.
- Елена Сергеевна, я это знаю! Мне и в голову бы такое не пришло.
Лена удовлетворённо кивнула.
- Хорошо. А Вероника просто всё про тебя узнала недавно и… её реакция оказалась вот такой. Не буду скрывать – меня это радует…хотя бы морально. Боюсь, Левченко, что вместо Ирины Викторовны у тебя теперь появился другой недоброжелатель. Увы, пожинаешь плоды своего поступка.
- Я понимаю, Елена Сергеевна. Мне так жаль… Но я это заслужила.
- Ладно. Возвращайся в группу и попроси Инну Владимировну сюда прийти.
- Слушаюсь, - Соня направилась к выходу.
- У Марины завтра операция. На десять утра назначена, - вдогонку ей сказала Лена.
Соня резко обернулась. Она сильно побледнела, в глазах появилось беззащитно-испуганное выражение.
- Я просто хотела тебе об этом напомнить. С ней все будет хорошо! Иди же теперь, не маячь тут!
Лена еле сдерживала волнение.
- Слушаюсь! Елена Сергеевна, пожалуйста, скажите мне завтра, когда операция закончится. Когда Марина проснётся после наркоза. Пожалуйста, очень вас прошу!
- Скажу, - хриплым от волнения голосом пообещала Елена. – Сонь… слушай… убирайся отсюда, а?
Соня исчезла мгновенно.
Воспитатели перед отчетом позволили себе устроить небольшую кофейную паузу. Со дня счастливого примирения с Леной Инна воспряла духом и почти всегда находилась в приподнятом настроении, да и выглядела соответственно: часто улыбалась, глаза блестели. Однако сейчас Лена видела, что подруга «скисла» и явно напряжена. «Ответственная» понимала, в чем дело. Сейчас на отчете подруге придётся сдавать зачет по максимально допустимой в «Центре» методике наказания - восьмому-пятому разряду. Молодая воспитательница вынуждена будет жестоко наказать Соню «на станке» в присутствии официальной комиссии.
- Зайка, - очень мягко позвала Лена, отставив чашку. Инна глубоко вздохнула. Это было ее негласное прозвище. Для самых близких людей, при самых непростых ситуациях.
- Ты переживаешь, я знаю. Нелегко тебе сейчас будет пороть её так безжалостно, да еще при официальных лицах. Ты думаешь, что я вредничаю? Совсем не жалею ни ее, ни тебя?
- Лен, все нормально, - Инна старалась отвечать твердо, но было заметно, что ей здорово не по себе. – Я тебе дала обещание ни во что, связанное с Соней, не вмешиваться, и именно так и намерена поступать. Сейчас пойдем на отчет, и я выполню твой приказ.
- Хорошо. Тогда ты не вмешивайся, а просто послушай. Я постараюсь объяснить немного.
Лена вздохнула.
- Да, обещание Сониной маме я дала и сдержу его. Но ведь время-то ещё не пришло! У Маринки завтра только операция, и ещё неизвестно, сколько ей восстанавливаться придётся. И как вообще всё пройдет…
Лена недовольно нахмурилась, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
- Инна, ну нет у меня пока повода смягчать Соне режим! Я прекрасно понимаю, что все вы считаете её умной и благородной. И воспитателем она, возможно, станет, и очень успешным! Не спорю.
Но это для меня не причины, чтобы освободить её от ответственности прямо сейчас. Даже если не принимать во внимание последний случай, я не могу забыть того, что она сделала! У меня всё время эти картины стоят перед глазами, как она издевалась над Мариной почти месяц!
- Я же тебе не всё рассказывала, – с горечью продолжала «ответственная». - А вот если бы ты сама прочитала тогда все её отчёты, ещё неизвестно, что бы ты сейчас о ней думала! Ты знаешь…
У Лены дрогнул голос.
- Инна, вот ты мне очень дорога! Когда мы с Лизой тебя наказывали, я просто физически сама страдала, я это еле пережила, ты веришь?
Инна кивнула.
- Я это видела.
- Я до сих пор себя виню и «прокручиваю» всё это в уме, думаю, как можно было без этого обойтись. А Марина мне дорога не меньше! Мы с ней с первого класса дружим, и не просто дружим. Мы как сёстры, понимаешь? Мы до десятого класса вообще не расставались! И то, что последние полтора года мы с ней не вместе – это ничего не изменило! Таким отношениям расстояние не помеха. Да и многие выходные, и отпуска мы вместе проводили, пока всё это не случилось.
Инна, представь теперь, что я всё это время чувствовала, пока Марина находилась у Сони под надзором! А ведь я ничего не смогла для неё сделать, понимаешь! Ничего! Хотя и пыталась!
Лена в отчаянии стукнула кулаком по подлокотнику кресла. Эти воспоминания причиняли ей невероятную боль.
- А не смогла потому, что Соня эта ваша такой упёртой, жестокой и мстительной оказалась! Не пошла ни на какие уступки!
Так чего же ей теперь от меня ожидать? Милости я к ней уже достаточно проявила, ты не находишь? Свидание разрешила. Про возможность стать сотрудником рассказала. Этого мало? Да вполне достаточно, учитывая, что простить полностью я никогда её не смогу! Инна, невозможно всё это забыть, поверь. И оправданий у Сони никаких нет! Так что пока пусть терпит, не так уж долго осталось.
- Прости. Я тебя понимаю, - сочувственно отозвалась Инна.
Лена подошла к ней, потянула за руку, и девушки вместе уселись на диванчик.
- И не думай, что я и тебя не жалею и с тобой поступаю жестоко, - продолжала Елена. – Наоборот, подруга, только о тебе я в этой ситуации и думаю, поверь.
Во-первых, тебе нужен этот допуск на «восьмой-пятый». Без него ты не сможешь работать «ответственной», а подобный случай может ещё долго не представиться.
А во-вторых…
Лена обняла Инну за плечи.
- Я ведь пытаюсь тебя «вытащить»! Ты серьёзно «увязла», а сама этого не понимаешь. Ты к Соне сейчас относишься не так, как к остальным воспитанницам. А это очень опасно! Рано или поздно ты невольно нарушишь инструкцию, и тогда уже будет официальное разбирательство.
Инна, я этого не хочу! Пойми, я делаю это не для того, чтобы тебя наказать или задеть твои чувства! Тебе необходимо сейчас изменить отношение к Соне. Если ты будешь соблюдать дистанцию и несколько раз её серьёзно и добросовестно накажешь, то у тебя это получится. Поверь, избежишь крупных неприятностей! Ведь ты же знаешь, как у нас строго поступают с воспитателями, если они начинают жалеть воспитанниц, относиться к ним не по инструкциям или делать неоправданные поблажки.
- Знаю.
- Я тебя убедила?
- Не очень, - вздохнула Инна. – Но я тебе доверяю. Вполне могу допустить, что сейчас не полностью владею ситуацией. Не волнуйся, Лен. Всё будет так, как ты сказала.
- Зайка, не переживай, - ласково ободрила Лена. – Закончится этот период. И у тебя он трудный, и у меня тоже. Но всё будет хорошо!
- Ну, а теперь пойдем, - уже другим, деловым тоном сказала она. – Напоминаю, Инна, на отчет придут Галина Алексеевна и Татьяна Анатольевна, она сегодня по отделению дежурит.
Инна про себя чертыхнулась. Татьяна Анатольевна, «ответственная» 206-й группы, была на отделении самым старшим по возрасту воспитателем, и к молодым (особенно совсем юным) сотрудницам относилась очень строго и требовательно, когда от неё что-то зависело. Например, на занятиях (она преподавала химию, в том числе и Лене с Инной). Или вот на подобных зачетах по методикам наказания.
«Вот не повезло!» - расстроилась Инна. Но делать было нечего.
И тебе придется при них этой … - Лена не удержалась от сарказма, - будущей Софье Леонидовне жесткую порку “на станке” проводить по “восьмому-пятому”. Методику во всех деталях мы с тобой обсуждали. Всё повторила? Не опозоришься? А то могу быстро теорию напомнить.
– Не учи учёного, - отмахнулась Инна. - Пойдём. Сделаю всё в лучшем виде.
Начиная отчет, Елена Сергеевна заметила, что воспитанницы держатся необычно. Девушки выглядели взволнованно-возбужденными и немного виноватыми.
«Сейчас разберемся, что это с ними», - усмехнулась про себя «ответственная».
Инна начала доклад со вчерашнего вечера. Рассказала о том, что Ирина Викторовна простила Соне оставшиеся наказания тростью.
- Думаю, это вполне справедливо, - сдержанно кивнула Елена.
– Что же ты, Левченко, сегодня так оплошала на биологии? – без всякого перехода спросила она.
- Простите, Елена Сергеевна, - Соня быстро вскочила с места. После безжалостной сегодняшней порки Вероника Игоревна все же разрешила применить к наказанной обезболивание, поэтому сидеть девушка могла. – Я проявила невнимательность, когда узнавала про задание. И на проверку его вчера не предоставила.
- Почему? – требовательно настаивала воспитатель.
Соня опустила голову.
- Оказалась слишком самонадеянной, - тихо проговорила она. – Простите меня, пожалуйста.
- Елена Сергеевна, можно мне сказать? – взволнованно спросила Галя.
- Нет, Клименко, помолчи. Не будем терять времени. Случай совершенно ясный, и Инна Владимировна с вами, как я понимаю, уже провела основательную беседу о том, как не допускать больше в группе ничего подобного. Так?
«Ответственная» требовательно обвела взглядом воспитанниц.
Девушки дружно закивали.
- Я приняла решение за эту двойку Левченко дополнительно не наказывать, - заявила Елена.
По группе пронёсся вздох облегчения. Соня, изумлённая до предела, подняла глаза от пола и встретилась с воспитателем взглядом.
- Объясню, - вздохнула Елена. – Публичную жёсткую порку розгами, такую, как ты получила сегодня, я считаю вполне достаточным наказанием. Никаких «напоминаний» тебе назначать не вижу смысла. Ты и так этого никогда не забудешь, ведь так?
- Да, Елена Сергеевна. Спасибо.
- А перед тем, как пойдёшь на индивидуальный урок к Веронике Игоревне, мы тебя тщательно проверим. И письменную часть, и устную. Инна Владимировна, в понедельник ваша смена?
- Да, - кивнула дежурная.
- Отлично! Вы её в понедельник опросите и доклад проверите. А я – ещё раз во вторник, перед вызовом. И так каждый раз поступать придётся.
- У меня по всей этой истории только один непонятный вопрос остался, - Лена говорила серьёзно, но глаза улыбались. – Инна Владимировна, так Клименко мы розгами наказываем? А-то несолидно как-то получается… Вы же ей обещали…
- Не надо, пожалуйста! - вырвалось у Сони
- Да можно Галю простить, если вы, Елена Сергеевна, не против. Я удовлетворена её раскаянием, - поддержала Инна.
- Ну… раз уж и пострадавшая сторона просит… хорошо. Ограничимся предупреждением. Галя, в призовой группе таких «косяков» быть не должно, понятно?
- Конечно! Больше и не будет, - уверенно заявила воспитанница. И тихо добавила:
- Спасибо.
- Вопрос закрыт.
Елена посмотрела на часы.
- К сожалению, переходим к ещё более неприятным вещам. Сегодня Левченко и Карповой предстоит порка на «станке» за нарушение «обратного бойкота». Через десять минут к нам придут заведующая и ответственный дежурный воспитатель, и в присутствии этой комиссии наказание получит Левченко. Потом Карпова. С комиссией или нет – не знаю. Это уж как они решат.
Воспитанницы заволновались и зашушукались.
- Да что такое? – повысила голос Лена, привыкшая к железной дисциплине на своих отчётах.
Староста Наташа Леонова решительно поднялась с места.
- Елена Сергеевна, у нас имеется заявление.
- Что на этот раз?
– Соня Левченко отдаёт свои сертификаты и просит освободить от этого наказания её и Дашу. Скажите, пожалуйста, сколько сертификатов для этого понадобится?
« И за Дашу, значит? Понятно теперь, как они Соньку уговорили», - подумала воспитатель.
– А почему ты об этом говоришь, а не сама Левченко? - удивилась она вслух.
– Я староста, - твёрдо отвечала девушка. - Это было решение не столько Сонино, сколько всего нашего коллектива. Поэтому докладываю я.
– Что значит, коллектива? - не поняла Лена. - Такие решения должна принимать сама воспитанница, имеющая сертификат. Если она не согласна, я не могу это принять.
– Я согласна, Елена Сергеевна, - подтвердила Соня. - Сколько сертификатов нужно отдать?
Лена быстро произвела в уме подсчеты.
– За твоё наказание – шестьдесят единиц, за Дашино – сорок. Методики разные, - усмехнулась она.
Соня немедленно выложила на стол необходимое количество документов.
– Сейчас оформим, - кивнула «ответственная». - Я только Галину Алексеевну поставлю в известность.
Соня заметила, что Инна Владимировна явно испытала огромное облегчение.
“Заявка подана на восьмой-пятый”, - вспомнила девушка слова заведующей. - Ну, конечно, Инна должна была меня сейчас наказывать, а заодно какой-нибудь зачёт по методике получить! А я им всё сорвала! Вернее, не им, а Елене. Инна-то явно рада»
Лена уже дозвонилась до заведующей.
– Галина Алексеевна!
– Слушаю вас, Елена Сергеевна, - холодно ответила та.
– Заявленное наказание Левченко у нас отменяется.
– Почему?
– Она сейчас предъявила мне сертификаты.
– Дайте ей трубку, - приказала заведующая.
– Что? - немного растерялась Лена. Предоставить свой личный телефон воспитаннице – такое требование явно было необычным. Галина Алексеевна хотела что-то сообщить Соне в обход её воспитателя. Она никогда раньше так не поступала!
– Елена Сергеевна, у вас со слухом плохо? Почему я должна повторять? - сурово проговорила заведующая.
Лена, не отвечая, молча встала и передала телефон Соне.
Девушка взяла его с явным удивлением.
– Соня, - сказала ей Галина Алексеевна. - Ты абсолютно правильно поступила. Если даже на этом настаивали девчонки, не казни себя, что не смогла противостоять их напору. Иногда нужна гибкость, понимаешь? Не всё бывает однозначно. Признаюсь, я очень рада, что сегодня не прихожу к вам по этому поводу. Всё поняла?
– Да.
– Отдай трубку обратно.
Соня вернула телефон Елене Сергеевне. От неё не ускользнуло, что воспитательница раздосадована. Лена взглянула на дисплей – заведующая уже отключилась. Они с Соней быстро оформили передачу сертификатов, после чего Лена сообщила воспитаннице:
- На сегодня я планировала для тебя ещё «штрафной» ужин и не вижу причин его отменять. Помнишь, за что?
- Да, Елена Сергеевна, - скромно отозвалась Соня. – Это часть наказания за оскорбительные мысли в ваш адрес.
Лена задумчиво кивнула. Она явно пыталась что-то для себя решить. Наконец, решительно тряхнула головой.
- Значит так, Левченко. «На колени» ты сегодня не пойдёшь. Вместо этого после окончания самоподготовки будешь получать следующую причитающуюся тебе «безлимитку». В кабинете.
- Слушаюсь.
Соня очень расстроилась.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», - вспомнилось ей. Словно прочитав мысли воспитанницы, воспитатель разъяснила:
- Напоминаю всем! Сертификат даёт вам освобождение от наказания за конкретный проступок и снятие штрафных баллов за него. Однако если у воспитанницы есть в архиве ещё другие телесные наказания, воспитатель, по своему усмотрению, имеет право проводить их в этот же день, но не ранее, чем через четыре часа после предоставления сертификата. У тебя же, Левченко, наказаний ещё столько, что я просто не вижу смысла тянуть с их исполнением.
- Так, с этим всё. У вас имеются сегодня ещё какие-нибудь заявления? – улыбнулась «ответственная» воспитанницам.
- Да, имеются, - ответила Наташа.
Лена с Инной удивлённо переглянулись.
- Выкладывайте, - заинтересовалась Елена.
- Елена Сергеевна, у нас появились идеи, как улучшить свои показатели, чтобы добиться первого места, и мы хотели бы с вами посоветоваться.
Сегодня, используя свободное время перед отчетом, воспитанницы успели составить план взаимопомощи по учебным предметам. Вдобавок, тоже по предложению Сони, девушки решили распределиться по парам, с целью лучше узнавать друг друга и проводить взаимоконтроль по основным требованиям, предъявляемым к воспитанницам «Центра».
«Понимаете, сами мы можем за собой чего-то не заметить, например, по той же аккуратности, или в поведении, а со стороны всегда виднее», - объясняла Соня.
Девушки решили создавать такие пары на три дня, а затем меняться партнёршами. Все вместе также приняли решение тщательно следить за порядком в группе, прикрывать, в случае чего, дежурную, помогать ей. Дежурной по группе было всегда очень сложно уследить за всем одной, а воспитатели требовали абсолютного порядка и наказывали за каждую мелочь.
Сейчас Наташа, как староста, рассказала обо всем этом воспитателям, предъявила план помощи друг другу в учёбе и попросила от имени всей группы разрешение на эти действия.
– Конечно, разрешаю, - одобрила Елена Сергеевна. - Более того, предлагаю вам самую активную помощь с нашей стороны. Правда, Инна Владимировна?
– Безусловно, - кивнула Инна.
– Но не жалуйтесь тогда, - предупредила Лена, - Свободного времени в ближайшие недели у вас совсем мало будет.
Однако воспитанниц это не испугало: они твердо решили добиваться первого места и были готовы к трудностям.
А Соне пока ничего не оставалось, как продолжать мужественно принимать все последствия своего благородного поступка: наказаний, от которых она могла бы быть избавлена, в списке ещё оставалось предостаточно.
Сегодня воспитанницу ожидал «штрафной ужин». Перед построением Инна Владимировна велела девушке полностью раздеться и встать одной впереди всех. Соня видела, что Инна явно хочет ей что-то сказать, но не решается. Это было понятно – зачем ей неприятности? Они уже имели возможность убедиться, что с Еленой шутки плохи.
«Буду рассматривать это, как рабочий момент, - подумала Соня. - Моя задача – уяснить, что при этом наказании чувствуют воспитанницы»
Девушке пришлось убедиться, что ничего хорошего они не чувствуют. Психологически вынести такое оказалось трудно даже ей – сильному лидеру. Соня подумала, что, если бы она была настоящим стопроцентным стажёром – то всё равно было бы очень не по себе стоять голой на высоком постаменте посреди столовой, полной воспитанниц и сотрудниц, и давиться хлебом у всех на глазах. Кусок в горло не лез абсолютно! Однако наказанная обязана была на этом «ужине» съесть кусок хлеба и выпить стакан воды, это входило в унизительную программу.
В столовой одновременно ужинали все воспитанницы отделения – более ста человек. Каждую группу сопровождали дежурные воспитатели, и они весьма внимательно наблюдали за своими подопечными. По помещению непрестанно и бесшумно сновали в белых передниках воспитанницы «подготовительной» группы, прикреплённые для работы в столовую. Они следили, чтобы на столах всего хватало. Общий же контроль за порядком во время ужина осуществляла сегодняшняя ответственная дежурная по отделению – Татьяна Анатольевна. Именно она определила Соню на этот постамент, вручила ей хлеб и воду и строго напомнила, что при малейшем нарушении порядка или отказе от еды воспитанницу ожидает ещё и безжалостная порка на глазах всего отделения.
Стыдно было ужасно! Когда Соня раньше смотрела на других несчастных, наказанных подобным образом, она представляла себе всё это иначе. Однако девушка и тут не дрогнула: быстро съела свой кусок хлеба, выпила воду, а затем стояла со стаканом в руке, рассматривая пол, пока эта пытка не закончилась.
Вечером, после самоподготовки, в кабинете, опять под пристальным наблюдением Елены Сергеевны, Инна профессионально и твёрдо провела Соне “безлимитку” по восьмому разряду, после чего девушке пришлось отлёживаться в кровати.
«Похоже, этот её дьявольский план сработает, - думала про Лену воспитанница, постепенно приходя в себя от боли и согреваясь под тёплым одеялом. - Инне за сегодняшний день уже три раза пришлось меня строго выпороть, и ничего она с этим поделать не могла! И ведь всё выполняла безупречно… я еле вытерпела и…ох… больно-то как до сих пор! Да, шутки плохи с Еленой. Она если считает что-то правильным, то и подругу не пожалеет! Инне ведь нелегко это было. Но вот если так каждый день будет продолжаться… она привыкнет, и все будет, как раньше»
Оценивая всю эту ситуацию с точки зрения лидера, Соня признавала, что Елена явно знает, что делает.
Сейчас, в конце такого трудного дня, полного потрясений, да ещё сразу после жестокой порки, Соне было очень плохо. Грустно, обидно, жалко себя. А про то, как поступила с ней Вероника Игоревна, девушка вообще предпочитала даже не вспоминать, настолько это было больно! К тому же, накатила тоска по маме… Да ещё безумный страх за Марину, волнение за исход операции…
Однако одноклассницы не позволили своей подруге киснуть в одиночестве. В это время девушки должны были готовиться ко сну: расстилать постели, принимать душ, приводить в порядок свою одежду и вещи. Занимаясь этим, то одна, то другая воспитанница то и дело подходила к Соне. Девочки разговаривали с подругой, расспрашивали, смешили, шутили, смеялись. А уже ближе к отбою Юля помогла Соне встать, проводила её в душевую и находилась там, пока Соня умывалась, в полной готовности в любой момент прийти на помощь.
Всё это очень поддержало девушку. А, когда уже перед самым сном Инна Владимировна провела ей тщательное обезболивание следов от порки, воспитанница ещё раз добрым словом (вернее, доброй мыслью) вспомнила врача Наталью Александровну. Теперь, благодаря решительному и своевременному вмешательству доктора, бессонные ночи Соне не грозили. Оказавшись в кровати, она волевым усилием приказала себе расслабиться и быстро заснуть. Ведь «завтра опять война», и силы очень даже понадобятся.
Уже на сегодняшнем педсовете воспитатели второго отделения вполне могли заметить, что в отношениях Галины Алексеевны и Елены Сергеевны явно что-то изменилось. Заведующая к своим воспитателям никогда не относилась равнодушно, с каждой имела особую ментальную связь, всегда была в курсе не только их дел, но, чаще всего, даже настроений. Всегда «болела» за каждую свою сотрудницу, всеми силами защищала «своих», если вдруг приходилось это делать где-то вне отделения.
Это не мешало ей управлять отделением твёрдой рукой и, при необходимости, устраивать своим подчинённым серьёзные «разносы». И далеко не всегда только словесные (как, например, в истории с Алиной).
На отделении Галины Алексеевны, впрочем, как и во всём «Центре», не было ни одного случайного сотрудника: подбором кадров заведующие занимались очень ответственно. Большинство ответственных воспитателей, работающих сейчас на отделении, пришли к Галине Алексеевне несколько лет назад совсем молодыми девчонками на должность «дежурных». К таковым относились Елизавета, Вероника, Светлана, Рената Львовна и еще три воспитательницы – сейчас все они находились в возрасте от 27 до 32 лет и имели высшее педагогическое образование. Рассмотрев во вчерашних школьницах необходимые качества, начальница постепенно предоставила им места «ответственных», и потом приняла их на отделение снова, когда девушки закончили институты. По законам страны, получать высшее образование заочно можно было только первые два года, в это время студентки вполне могли продолжать работу воспитателями в «Центре нравственного перевоспитания колледжа». Но вот потом им приходилось увольняться не меньше, чем на три года, чтобы закончить обучение. На это время таких сотрудниц принимал на работу «Межвузовский Центр», там они могли претендовать на должности «ночных», «воскресных» или «подменных» воспитателей.
Однако своих «девочек» перед таким увольнением Галина Алексеевна предупредила, что через три года обязательно возьмёт их обратно и, действительно, по возвращении обеспечила их местами «ответственных», хоть не всегда это было просто.
Ответственный воспитатель – самая престижная, почётная и высокооплачиваемая должность в «Системе перевоспитания» (кроме, конечно, руководителей), и конкурс на одно такое освобождающееся место в любом «Центре» всегда очень даже солидный. Однако решение о таких назначениях принимают исключительно заведующие отделениями с одобрения директора. Кадровый отдел может только рекомендовать. Поэтому воспитателям, которых заведующие не «присмотрели» себе заранее, обычно по окончании обучения бывает сложнее получить должность «ответственных». Хотя в принципе, возможно. Очень много ещё зависит от того, какие предметы образовательного цикла могут преподавать сотрудницы. К Галине Алексеевне без предварительной «договорённости» пришли в своё время только две «ответственные» - Татьяна Анатольевна и Ольга Арсеньевна. Однако заведующая тщательно изучала их послужные списки, лично провела с сотрудницами собеседование по специальной методике, которую они разработали вместе директором. К тому же этих уже достаточно опытных воспитательниц очень рекомендовал кадровый отдел, да и брала их заведующая исключительно с испытательным сроком, ничего не обещая. Тем не менее, тридцатипятилетняя Татьяна Анатольевна работает на втором отделении уже восемь лет, дольше, чем все остальные «ответственные». Более того, за это время у неё подросли замечательные дети-погодки – мальчик и девочка одиннадцати и двенадцати лет. Заведующую в своё время совсем не смутило наличие у претендующей на ответственную должность сотрудницу малолетних детей.
Галина Алексеевна считала делом чести создавать «своим» все условия, чтобы от действительно напряжённой и отнимающей много времени работы сотрудниц не страдали их семьи. Когда её воспитательницы выходили замуж и рожали детей, заведующая всегда шла им навстречу: переводила на время на другие должности с удобным графиком, но никуда не отпускала с отделения и, опять же, потом неизменно возвращала им прежние места. Начальница делала всё, чтобы воспитателям не приходилось разрываться между семьёй и работой. Впрочем, это была политика «Системы» в целом.
Семьям сотрудниц бесплатно предоставляли комфортное, если не сказать, роскошное жильё в специальном блоке на территории «Центра». Мужья воспитателей, имеющие соответствующее образование, всегда имели неоспоримое преимущество при приёме на работу в «Центр» по данной вакансии, и отпуска мужьям беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами, согласно их графику. А дети посещали ясли-сад, расположенный на территории учреждения. Кроме того, в «Центре» существовал штат квалифицированных нянь, что существенно облегчало жизнь молодых семей.
Ежевечерние педсоветы проходили обычно в форме доверительной беседы: коллеги обсуждали всё произошедшее за день на отделении, советовались друг с другом и заведующей по поводу поведения и учёбы воспитанниц, наказаний, которые уже были им проведены или только предстояли. Частенько прямо тут же на педсовете воспитатели вместе просматривали записи наказаний или любых других событий и происшествий в группах, которые их заинтересовали.
На педсовете Галина Алексеевна всегда называла сотрудниц исключительно по именам и выговаривала им, при необходимости, очень тактично. Какой-нибудь разгромный разнос она могла устроить воспитательнице только наедине, и никогда не делала потом проступки какой-то из них достоянием гласности.
Сегодня же заведующая обращалась к Лене холодно и подчёркнуто вежливо, причём называла сотрудницу исключительно «Елена Сергеевна»! Отчёт «ответственной» 204-й группы выслушала, нахмурившись, и только молча кивнула, не расспросив ни о каких подробностях, как это делала обычно. Елизавета, сидевшая рядом с подругой, выглядела необычно притихшей и периодически бросала на Лену и Галину Алексеевну озабоченные взгляды. Это никак не могло ускользнуть от внимания проницательной Светланы. Инна тоже находилась в недоумении, но не прямо же на отчёте обо всём расспрашивать?
Зато Алину сегодня было не узнать. Девушка буквально расцвела, глаза блестели, улыбка не сходила с оживлённого лица. Лена уже знала от Елизаветы, что заведующая выполнила своё обещание и объявила провинившейся молодой воспитательнице полную амнистию.
Отчёт Вероники Игоревны о наказании Сони вызвал среди коллег замешательство, несмотря на то, что «ответственная» двести третьей доложила о нём абсолютно невозмутимо, так, как будто в этом не было ничего необычного. Однако репутация – великое дело! Воспитатели так привыкли к обычному гуманизму Вероники, что даже и не знали, как сейчас реагировать.
- Шутки шутишь, наверное, - недоверчиво предположила Светлана. – Что-то тут не так… И запись можешь предъявить?
- А куда ж без этого? – удивилась Вероника. – Всё нормально с записью.
- Можете просмотреть, если очень хочется вопли послушать, - усмехнулась она.
- Я подтверждаю, - качнула головой Инна. – Сама же участвовала.
Неудивительно, что Рената Львовна тут же заподозрила неладное.
- Елена! – экспансивно выкрикнула она с другого конца стола. – Твои фокусы?
- Невиновна! – быстро заверила Лена, помахав для убедительности перед собой руками. – Сама об этом только перед отчётом узнала от своей дежурной.
Она кивнула на Инну.
- Вероника? – Рената не менее грозно взглянула на докладчицу.
- Не знаю, о каких фокусах речь, - пожала плечами та. – Но Елена Сергеевна тут абсолютно ни при чём. Я и сама это решение приняла внезапно.
- И нисколько не жалею об этом! – повысила голос Вероника.
- Хорошо, Ника, ты опытный педагог, тебе и решать было, как работать с воспитанницей в данной конкретной ситуации, - Галина Алексеевна примирительно похлопала сотрудницу по плечу.
- Молодец, исправляешься, - не удержавшись, ехидно добавила Елизавета. – А то вечно разводишь на уроках пансион для благородных девиц. Скоро будешь на «вы» их называть!
Вероника возмущённо посмотрела на подругу, но, не сдержавшись, прыснула, представив, как говорит воспитаннице, к примеру: «Будьте так добры, проследуйте на кушетку». Расхождение в методах работы было их извечной темой шуток и подколок друг над другом. Остальные воспитатели давно к этому привыкли, поэтому молча улыбались.
Вероника с Елизаветой не просто дружили с детства, а практически составляли единое целое. На первом курсе колледжа прошли тест «Системы», и с тех пор и работали вместе, не расставаясь. С 18 лет талантливых сотрудниц приняла под своё крыло Галина Алексеевна и довольно быстро назначила «ответственными».
По достижении совершеннолетия подруги в один день сыграли свадьбы, а после окончания института вернулись к Галине Алексеевне уже с семьями. Мужья подруг работали в «Центре» системными администраторами, а пятилетние сынишки ходили в садик. Поскольку мужья воспитательниц также дружили с самого детства (вот так удачно Лиза с Вероникой сделали выбор в своё время), сложившиеся семьи были очень близки и частенько вместе проводили отпуска и выходные.
После педсовета Галина Алексеевна, попрощавшись с сотрудницами, быстро ушла по своим делам. А вот Лене не удалось незаметно исчезнуть. Даже с места встать девушка не успела, так как над ней и Елизаветой уже грозно нависала Светлана.
- И как это все понимать? – вкрадчиво осведомилась она.
- Ох, Света! – не стала отпираться Лиза. – В двух словах не расскажешь.
- У вас от подруг секреты имеются, вот как? – подошедшая Инна недоумённо вскинула брови.
- Плевала я на секреты! - возмутилась Светлана. – У них тут опять что-то страшное происходит, а мы ничего не знаем! Вам не стыдно? А ну-ка, девчонки, немедленно признавайтесь, что у вас ещё случилось!
Елизавета открыла было рот, но, взглянув на Лену, передумала и крепко сжала губы.
- Лена, так она из-за тебя ничего не хочет рассказывать? – закричала Светлана. - Нет уж, со мной этот номер не пройдёт! Быстро говори, что ты не против!
- Света, но Лиза права, наспех не получится, - попыталась отбиться та.
Однако девушка понимала: возражать Светлане, если она хотела что-то узнать, было совершенно бесполезно.
- Вот и не надо наспех. Всё подробно нам расскажете, и прямо сейчас.
Лена вздрогнула и обернулась на голос. Вероника стояла у неё за спиной с очаровательной улыбкой на устах, но в глазах хищно поблёскивали стальные искорки.
Оказавшись практически зажатой в кольцо серьёзно настроенными подругами, Лена растерялась.
- Лен, хватит упрямиться, - решительно сказала Елизавета. – Сама видишь, что общего обсуждения не избежать. Моё предложение: сейчас идём все вместе на первый этаж, в столовую для дежурных сотрудников, и там решаем все вопросы.
- Другой разговор, - удовлетворённо отозвалась Светлана. – А то взяли моду скрытничать! Кстати, Лена, вот ты борешься за правду, а сама как себя ведёшь? Мы твои подруги, а должны любую информацию из тебя клещами вытаскивать! Даже очень важную!
- Света! Но это разные вещи: обманывать и не делиться какой-то личной информацией, согласись.
- Допустим. Но кое-какую личную информацию ты сегодня от нас не скроешь. Не получится!
- Ты про что?
Света схватила Лену за левую руку и выставила на всеобщее обозрение её колечко с бриллиантом.
- Вот про это! – торжествующе произнесла она. – Девчонки, я терпеливо ждала с самого воскресенья, когда эта наша подруга соизволит поделиться радостной новостью! И не дождалась! Вы все знаете, что любые кольца воспитателям категорически запрещено носить на работе, за исключением свадебных и обручальных. Что скажешь?
Лена вспыхнула, улыбнулась и с усилием освободила руку.
- Нет, вы представляете? – весело возмущалась Светлана. – Ей уже предложение сделали, а мы этого молодого человека даже ни разу не видели!
- Не видели? – изумилась Лиза. – Да мы даже не знаем, как его зовут! Лена, это у тебя и называется «не делиться личной информацией»? Да как ты можешь такое от нас скрывать?
- Всё! Всё! Всё! – закричала Лена. – Сдаюсь. Ничего скрывать не буду! Пойдёмте в эту вашу дежурную столовую, и я всё расскажу. Только вот ночь уже! Не выспимся, и будем завтра, неотдохнувшие и злые, бросаться на воспитанниц.
- Ничего, - не сдавалась Лиза. – У Инны-то завтра как раз выходной. А мы пообещаем на твоих не бросаться.
Она повернулась к Веронике и притворно-пугливо проговорила:
- Ника, ты там хотя бы завтра…ну это самое… в двести четвёртой… розгами больше не размахивай…хорошо?
Все, включая Лену, дружно, до слёз рассмеялись.
Естественно, при наличии такого количества вопросов, которые нужно было обсудить, общение подруг затянулось до глубокой ночи. Тем не менее, на следующее утро Лена входила в спальню своей группы уже в шесть утра. Начиналась пятница.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 5.
Пятница.
Сегодня с утра Соня, как и привыкла в последние дни, встала в половине шестого и отправилась в душ. В сердце занозой сидела тревога. Сегодня, уже совсем скоро, её папа и профессор Джексон должны начать оперировать Марину.
Соня очень рассчитывала на благоприятный исход, но она знала: любая операция – это риск. А тем более – такая редкая. Да ещё на сердце!
«Надеюсь, Елена выполнит своё обещание и хотя бы два слова мне потом скажет, как всё прошло!» – взволнованно думала девушка.
Елена Сергеевна и Мария Александровна появились в спальне вместе, незадолго до шести. Воспитатели сразу прошли в кабинет, а Соню Лена вызвала только через пятнадцать минут. Ответив на приветствие, она жестом указала воспитаннице на кушетку. Затем, так и проронив ни слова, приступила к порке: хладнокровно и размеренно хлестала Соню специальным утяжелённым ремнём по «восьмому разряду». Наказывала тоже молча, никаких провокаций, вроде “урока по укреплению памяти”, воспитаннице не устроила. Даже не спросила по окончании порки о выводах! Выдав девушке ровно двадцать ударов, Елена применила обезболивание, положила перед ней распечатки с иностранными словами, лаконично бросила: «Десять минут» и ушла к Маше в зону отдыха.
И во время порки, и сейчас Соне, конечно, было очень плохо, но вчера её строго наказывали чуть ли не целый день, и девушка немного притерпелась. Слова Соня повторила буквально за минуту, знала она их и так идеально.
Воспитатели пили кофе и тихонько разговаривали. Перегородку в этот раз Лена не закрыла. Соня сначала терялась в догадках – сделала она это специально или по невнимательности. Со своим тонким слухом Соня вполне была способна расслышать всё, до единого слова. Ближе к концу разговора сомнений у девушки уже не осталось – в этот раз Лена либо забыла про Сонин уникальный слух, либо недооценила его. Разговор явно не предназначался для её ушей.
– Всё пока хорошо, - говорила Лена Марии Александровне. - Её очень основательно готовили всю неделю. И сейчас, с утра, уже начался последний этап подготовки.
– Так ей же выспаться надо перед операцией, - удивилась Маша.
– А она и так спит. Ей снотворное дали на ночь, и ещё сегодня, в пять утра, премедикацию сделали. Олеся Игоревна мне уже звонила, полчаса назад.
«Мама звонит ей в “Центр”! - ахнула про себя Соня. - Елена дала ей свой номер. Вот это да!»
– Олеся Игоревна специально осталась на ночь в больнице, - рассказывала Лена. - А сегодня, в четыре утра уже пришла к Марине и лично наблюдает за всей подготовкой. Маринка спит, а она сидит у её кровати и следит за капельницами.
– Лена, а разве Олеся Игоревна лечащий врач Марины? - спросила Маша.
– Официально – нет. Но мама Марины подписала специальный документ, что доверяет свою дочь ей, Леониду Викторовичу и профессору Джексону и считает их такими же лечащими врачами, как и основных, назначенных больницей. Поэтому все они там коллегиально работают. Да и кто будет возражать, Маша? Они же Маринке диагноз поставили! И сейчас её спасают!
Лена улыбнулась.
– Олеся Игоревна сама страшно волнуется, а ещё меня успокаивает. Наверное, почувствовала, что я места себе не нахожу.
Неожиданно у Лены сорвался голос и она как-то очень беззащитно проговорила:
– Маша, я очень боюсь. Ночью глаз не сомкнула! Ведь, если что-то пойдёт не так, если Маринка не выживет? Что тогда с нами со всеми будет? Со мной? Её мамой? Олесей Игоревной? И даже с Соней? Ты представляешь?
– Да не говори ерунды! - рассердилась Маша. - Хороший у тебя настрой, ничего не скажешь. Быстро бери себя в руки! А то сейчас позвоню Елизавете и попрошу её забрать тебя отсюда и устроить проработку! И сеанс релаксации в её кресле!
Маша разошлась, глаза гневно сверкали.
– Ну что, звонить? - грозно спросила она.
«Молодец, Мария Александровна, - одобрила Соня. - Надо дать ей “по башке” за такие мысли»
– Не надо, - улыбнулась Лена. - Она ещё спит. А я сама справлюсь.
– Справишься? - подозрительно посмотрела на подругу Маша. - Да ты уроки-то сегодня в состоянии проводить?
– Нет, - вздохнула Лена. - Но буду проводить. А что мне остаётся?
– Ты могла бы взять сегодня отгул, за воскресенье.
– А смысл? Олеся Игоревна предупредила, что меня даже с моим пропуском в послеоперационную палату до понедельника не пустят ни под каким предлогом! Только для Маришкиной мамы сделают исключение. Вот в понедельник и возьму.
А Олеся Игоревна мне обещала звонить. И сегодня, очень часто, и в последующие дни. Она мой личный номер знает.
– Знает твой личный? - резко спросила Маша. - А ты Галине Алексеевне об этом доложила? Лена, мы не имеем права давать этот номер родителям воспитанниц!
– Галина Алексеевна в курсе. Я ей объяснила, что Олеся Игоревна в данном случае для меня не мама воспитанницы, а врач моей лучшей подруги. И про Соню я обещала с ней по этому номеру не беседовать. Только официальным путём, с записью разговоров, как положено. А Олеся Игоревна это, вероятно, и сама понимает, и ничего не спрашивает.
– Ничего, - улыбнулась Лена. - В понедельник мы с ней в больнице встретимся и там поговорим.
– Всё равно, - удивлённо протянула Маша. - Галина Алексеевна не должна была этого разрешать. Какое-то особое у неё к тебе отношение!
– Ага! Особое! - не выдержала Лена. - Слышала бы ты, как она в среду на меня вопила.
“Неблагодарная нахалка! Девчонка! Без году неделя в “Центре”, а такое себе позволяешь!”
От изумления Соня оцепенела. У воспитателей наступила тишина. Видимо, Мария Александровна была изумлена не меньше.
Маша, действительно, смотрела на Лену расширенными глазами, не в силах вымолвить ни слова.
– А... что....ты....себе позволила? - наконец, выдавила из себя она.
Лена молчала. Она уже жалела, что не сдержалась и проговорилась об этом. Но…с другой стороны…сегодняшней ночью в той самой дежурной столовой она получила такую мощно-беспощадную отповедь от всех остальных подруг! Никто из них Лену не понимал и не поддержал. Все коллеги были единодушны: Елена абсолютно неправа, ей следует как можно скорее бежать к Галине Алексеевне и упасть ей в ноги с извинениями. И вот сейчас Лена подумала – а вдруг хоть Маша…
– Не пугай меня! – волновалась «дежурная». - Что нужно было сделать, чтобы Галину Алексеевну до таких слов довести?
– “Неблагодарная нахалка”? - переспросила она. - Ты не шутишь?
– Нет, - покачала головой Лена. - Мы обсуждали возможность дать Соне амнистию от наказаний.
– Ты ей отказывала? - ахнула Маша.
– Не отказывала, а попросила о взаимной услуге. И не для себя. Я просила за другого человека.
Маша вскочила с места, с грохотом отодвинув кресло.
– Да как же ты могла? - закричала она, но тут же смутилась. - Извини за мой тон. Я ведь твоя подчинённая. Но, как подруга, я могу с тобой об этом поговорить?
Девушка молча кивнула.
– Лена, нельзя отказывать начальству в таких просьбах! А уж тем более, выдвигать встречные условия! Это самоубийство! Ты из “Центра” вылететь хочешь? Неужели тебе это сошло с рук?
– Пока не знаю, - вздохнула «ответственная». - Мою просьбу Галина Алексеевна выполнила. Я твёрдо стояла на том, что иначе и Соньке никакой амнистии не видать.
Маша схватилась за голову, совершенно в буквальном смысле, и простонала:
– Ты ненормальная! Что же ты сделала? И как она отреагировала?
– Рассердилась очень. Да и мне это стоило миллионов погибших нервных клеток.
Внезапно Маша хлопнула себя по лбу.
– Алина! - воскликнула она. - Ты просила Галину Алексеевну за Алину! Правда?
Теперь изумилась Лена.
– Откуда ты знаешь?
Однако Маша не ответила и взволнованно говорила:
– Нет, ну надо же! Теперь всё ясно!
– Да что тебе ясно? Объясни, наконец!
– Сейчас объясню. Я в среду была выходная, мы весь день с Даней в аквапарке провели, в “Центр” я приехала к пяти часам, жутко голодная, и сразу пошла в столовую. А там была только Екатерина Альбертовна, забежала перекусить, но очень торопилась. Мы с ней за один столик сели. Вдруг минут через пять влетает Алина, сама на себя не похожа, и подсаживается к нам. Они же с Катей подруги, ты знаешь?
Лена кивнула.
– Мы пьём кофе, - продолжала Маша, - а у неё руки дрожат и слёзы на глазах.
Катя её спрашивает: “Что с тобой? Алинка, я скоро не выдержу! Нет сил на тебя смотреть в последнее время. Дождёшься - за руку к врачу отведу!”
А она как расплачется! И всё нам рассказала. Про свой проступок, про меры Галины Алексеевны! Оказывается, заведующая её только что вызвала и заявила, что полностью прощает. Для неё это было совершенно неожиданно. Алина нам говорит: “Только недавно я Лене во всём призналась! Пришлось. Она со мной урок должна проводить, а я только на диване могу лежать, ну, я и раскололась. Она мне совет дала, как лучше держаться, я только настроилась, решимости набралась. И тут такое чудо!”
Но Галина Алексеевна её предупредила: “Я это решение о твоём прощении приняла не сама, а ввиду непреодолимых обстоятельств. Но раз так случилось – тебе беспокоиться не о чем. Всё будет по-прежнему. Главное, не повторяй подобных ошибок”
– Лена, - требовательно спросила Маша. - Ты и есть причина этих непреодолимых обстоятельств?
– Да, - призналась девушка.
– И что теперь будет? - холодно поинтересовалась Маша.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты что, не понимаешь? Алину-то Галина Алексеевна простила! Ты её вынудила, можно сказать. Но, ты думаешь, она позволит себя безнаказанно шантажировать?
– Маша, это не шантаж, - быстро сказала Лена.
– Да шантаж в чистом виде! - воскликнула Маша. - Я вам – прощение Сони, а вы мне - амнистию Алине. Это не шантаж, ты считаешь? Да Галина Алексеевна легко может сделать так, что ты здесь работать не будешь! Или будешь, но не “ответственной”! Я тебя уверяю! И она использует только совершенно законные методы.
– Да я знаю, - пробормотала Лена. - Но что же теперь говорить? Дело сделано! Я буду стараться не допускать даже мелких промахов. Маша, я была права в той ситуации.
– Лена, этот твой поступок – необдуманный и недальновидный! Я тебе советую – сходи к ней прямо сегодня и извинись. Может быть, ещё не поздно.
– Не пойду, - упрямо вздохнула Лена. Надежды молодой «ответственной» на поддержку хотя бы одной из подруг не оправдались. – Маша, мне не за что извиняться. Я считаю себя правой. Если Галина Алексеевна против меня что-то задумала, то пусть делает. Но, может быть, всё и обойдётся? Она же всегда была справедливой! Зачем ей меня травить? Тем более, с тех пор уже три дня почти прошло, и пока всё более-менее нормально. Она, конечно, со мной практически не разговаривает и держится холодно, но и не придирается особо.
– Потому что, наверняка, компромат на тебя собирает! Такой, чтобы тебе не отвертеться было никаким образом! Лена, я работаю с Галиной Алексеевной уже несколько лет и хорошо её знаю. Да, она справедливая, но такого тебе не простит! Ни за что! Ты не имела права вести себя так нагло. Она вынуждена была тебе уступить, и этим ты ударила по её авторитету.
– Ты меня осуждаешь?
– Да. Извини, но ты в этой ситуации совершила непоправимую ошибку. Что Галина Алексеевна тебе сказала, когда соглашалась на твою просьбу?
– Что я очень скоро об этом пожалею.
Маша в волнении покачала головой.
– А я так надеялась, что благополучно доработаю с тобой до мая! - воскликнула она. - Лена, в самое ближайшее время Галина Алексеевна подведёт тебя под серьёзное взыскание. Скорее всего – снимет с должности. Мне жаль, но этого практически не избежать! Она проделывала такое несколько раз на моей памяти, и гораздо за меньшую вину.
– Что же, - спокойно сказала Лена. - Я всё равно считаю себя правой. Будь, что будет!
Она взглянула на часы и недовольно проговорила:
– Ну вот! Левченко уже 15 минут слова повторяет. А я ей обещала десять. Непрофессионально!
Лена быстро вышла к Соне и, оставив воспитанницу лежать на кушетке, тщательно спросила всё заданное. Затем молча протянула Соне руку, помогла подняться и отправила в спальню.
До подъёма оставалось ещё 10 минут, и Соня вернулась в кровать. Подслушанная информация потрясла девушку. Она не знала, что произошло с Алиной, но представить это было несложно. Лена решила выручить коллегу и попала в немилость к заведующей. Чем это закончится – совершенно неизвестно! Очень странно, но Соня опять испытала к Лене сочувствие.
В 11.20 Елена пришла на урок французского в свою группу. Она не выглядела ни удручённой, ни взволнованной. Наоборот, вела занятие, как всегда, энергично и даже шутила со студентками.
На самом деле молодой воспитательнице стоило большого труда держать себя в руках. Операция уже началась, и всё ещё длилась. Олеся Игоревна обещала позвонить сразу, как только Марина придёт в себя после наркоза.
Соня тоже волновалась. Безумно! Но она, в отличие от Лены, справлялась с этим с трудом. Девушка была бледна, у неё кружилась голова, пересохло в горле и сводило живот. Несколько раз от выраженных спазмов в животе Соня буквально сгибалась пополам, но делала вид, что просто облокачивается на стойку.
Минут через пятнадцать после начала урока Соня неправильно ответила Елене Сергеевне на довольно простой вопрос. Та удивлённо посмотрела на воспитанницу и приказала:
– Подойди.
«Неужели залепит пощёчину?» - с тоской думала Соня, выполняя распоряжение.
Однако Елена дала остальным девочкам письменное задание и сказала Соне:
– Пойдём поговорим.
Они прошли в кабинет.
– Софья, что с тобой? - резко спросила воспитатель. - Того и гляди, в обморок грохнешься! Стоишь еле-еле! Мало мне Наташи? Только не говори, что из-за утреннего “напоминания” так плохо себя чувствуешь: уже четыре часа прошло.
Соня покачала головой.
– Нет, Елена Сергеевна, - взволнованно ответила она. - ”Напоминание” тут ни при чём. Просто я очень волнуюсь за Марину. Представляю, как она лежит сейчас на операционном столе, руки привязаны, без признаков жизни, с выключенным сердцем!
У Сони дрогнул голос.
– С выключенным сердцем? - растерянно проговорила Лена. - Что ты болтаешь?
– Елена Сергеевна, при многих операциях на сердце используется АИК – аппарат искусственного кровообращения. А при такой, как у Марины – он просто необходим. Этот узелок, который надо найти – он очень маленький! Невозможно всё это осуществить, если сердце работает в обычном режиме – сокращается и наполнено кровью. А так функции сердца выполняет аппарат.
Внезапно глаза Лены наполнились слезами.
– Но твоя мама мне об этом не говорила! Я не подозревала про АИК.
– Она, наверное, думала, что вы и так это знаете. Даже в художественной литературе такие операции описываются.
Лена покачала головой.
– Знаешь, медицина как раз моё слабое место. Я знаю только самое необходимое, а перед серьёзными болезнями трепещу и стараюсь не вникать. На меня всё это почему-то ужас наводит. Врачом бы я точно не стала!
Соня, я тоже волнуюсь. Ужасно! Но, что мы можем поделать? Операция ещё идёт. Твоя мама мне позвонит сразу, как только Марина придёт в себя. Давай всё-таки держаться, хорошо? Не в изолятор же мне тебя отправлять, правда?
Соня кивнула, стараясь не расплакаться.
– Когда всё закончится, я тебе об этом сразу скажу. Обещаю! А теперь соберись, и пойдём в класс.
Как Лена сама планировала идти в класс, Соне было совершенно непонятно: по лицу преподавателя слёзы текли ручьями.
– Елена Сергеевна, - тихо спросила девушка. - А вы разве не собирались меня наказать? Я вам неправильно ответила.
Лена, вытирая слёзы, покачала головой.
– Если ты чувствуешь себя хотя бы наполовину так плохо, как я, то меня это особо не удивляет. Я могу к тебе сегодня отнестись снисходительно. Но вот другие преподаватели будут спрашивать без поблажек, а тебе не нужны плохие отметки и нарушения. Возьми себя в руки и иди. Я подойду чуть позже.
Елена Сергеевна вышла в класс через пару минут после Сони и благополучно довела урок до конца.
Сегодня девушки 204-ой группы в первый раз, следуя своему плану, разбились на пары для углублённого общения и взаимоконтроля. Сониной парой оказалась Зоя. За всё время пребывания в группе именно с Зоей Соня ещё практически не общалась, по независящим от неё причинам. Но она и раньше видела, что эта девушка очень нуждается в поддержке. У Зои не было в группе близкой подруги, и общалась она, большей частью, с Лизой Быстровой, своим бывшим “шефом”. С остальными воспитанницами отношения у Зои вначале складывались непросто, и одноклассницы её недолюбливали. Однако за последнюю неделю Зоя сильно изменилась, пыталась сблизиться с девочками, стала более сдержанной, доброжелательной и спокойной, стремилась не допускать нарушений. Но в её глазах постоянно просвечивала какая-то грусть напополам с отчаянием.
До обеда Соня и Зоя использовали все перемены, чтобы проверять друг у друга наиболее трудные моменты домашних заданий (конечно, проверяла, в основном, Соня), но успели и поговорить по душам. Зоя кратко рассказала Соне о себе, вот только времени было мало. Девушка сбивалась и торопилась, но непременно хотела высказаться. Видно было, что для Зои очень важно, чтобы её выслушали. Соня же с удивлением отметила, что слушает одноклассницу с интересом, пониманием и сочувствием. Она сразу начала обдумывать, как может психологически поддержать Зою в ближайшее время, и это помогло ей самой немного отвлечься от волнения за Марину. Но, видимо, совсем немного. На третьей перемене Зоя нерешительно сказала:
– Сонь, знаешь, мне, конечно, до тебя далеко: ты сильная и мужественная, но сегодня ты ведёшь себя и держишься странно. Мне кажется, тебе нужно приложить усилия и внимательно отнестись к учёбе и режиму. А иначе наверняка будут замечания.
– Ты права. Спасибо, - вздохнула Соня.
На прогулке девушки собрались все вместе и быстро обсудили, как прошло утро. А прошло оно очень даже неплохо. Ни одного замечания, и ни одной тройки в группе не наблюдалось. Причём, несколько вполне реально ожидаемых неприятностей удалось предотвратить именно благодаря вчерашней помощи друг другу в учёбе и сегодняшнему “партнёрству».
Когда воспитанницы двести четвёртой, собравшись кучкой, оживлённо беседовали, к ним подошла Ира Елистратова.
- Девочки, а нельзя мне с Соней поговорить хотя бы три минутки? – робко спросила она.
- А что ты у нас-то спрашиваешь? – удивилась Наташа.
Ира смущённо пожала плечами.
- Ну, у вас какое-то коллективное обсуждение. Я решила, что правильнее будет к вам обратиться.
Воспитанницы двести четвёртой, улыбаясь, переглянулись. Им было приятно, что даже со стороны они уже выглядят сплочённым коллективом.
- Не знаю, - с нарочитой серьёзностью протянула Лиза. – Она нам и самим нужна. Сейчас поставим вопрос на голосование.
Все, в том числе и Ира, громко рассмеялись. На прогулке это разрешалось.
- Девочки, я ненадолго, - попросила Соня и отошла с Ирой в сторонку.
Это была первая их встреча за последние двенадцать дней. Ира быстро поделилась с Соней последними новостями из своей жизни, рассказала об изменившемся отношении к ней Елизаветы Вадимовны и горячо поблагодарила свою наставницу.
- После разговора с тобой я стала совершенно другая. Просто возродилась! Спасибо тебе!
- Я рада, - улыбнулась Соня. – Но я и не сомневалась, что так будет. Молодец.
- Сонь, ты знаешь, - поделилась Ира. – Сейчас я стараюсь поддержать Дашу Морозову, но, если честно, у меня плохо получается. Слишком ей трудно! Я понимаю, у тебя своих проблем полно. Но, может быть, ты сможешь немного нам помочь?
- Попробую, Ириша. Давайте встретимся в воскресенье, хорошо?
- В воскресенье? – удивилась Ира. – Вы же в театр едете!
- Но я-то не еду! И мы вполне сможем пообщаться. Например, после обеда.
- Соня! – воскликнула Ира. – Неужели Елена Сергеевна лишила тебя этой поездки? Это слишком жестоко!
- Ириша, - ласково ответила Соня. – Я сама отказалась. Но об этом мы потом поговорим, ладно? Давайте соберёмся после обеда в гостиной. Раньше я вряд ли смогу.
Соня хорошо помнила слова Елены: «Ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу собиралась устроить!» и решила подстраховаться, не назначать на воскресенье никаких встреч с утра.
Немного позже, когда Соня уже вернулась к своей группе, её отозвала Мария Александровна.
- Соня, - сказала она с улыбкой. – Только что звонила Елена Сергеевна и просила тебе передать, что операция прошла благополучно. Конечно, оказалась ли она такой эффективной, как это ожидалось, будет известно позже. Но Марина уже пришла в себя после наркоза. Сейчас она в послеоперационной палате, и пока всё хорошо.
- Спасибо, - прошептала Соня. Она попыталась справиться с нахлынувшими на неё чувствами, но не смогла. Вернувшись к подругам, девушка присела на скамейку и разрыдалась.
Юля, подав одноклассницам знак не вмешиваться, подошла к Соне, обняла её и мягко спросила:
- Ведь всё в порядке, правда?
Естественно, они с Галей тоже знали про операцию.
Соня кивнула сквозь слёзы. Девочки молча стояли вокруг, конечно, ничего не понимали, но не пытались расспрашивать.
- Соня, - предложила Юля. – Расскажи всё девчонкам. У нас же теперь как одна семья, понимаешь? Пусть они знают и тоже вместе с нами сейчас порадуются. И тебе легче будет, если ты поделишься!
- Хорошо.
У Сони не было сил сопротивляться. К тому же, она тоже чувствовала, что это будет правильно.
- Хочешь, я расскажу? – продолжала Юля.
Соня опять кивнула.
Юля быстро и лаконично, без лишних подробностей, ввела одноклассниц в курс дела. Соня слушала, и у неё было такое ощущение, что всё это происходило не с ней. Нет, не могла она так поступать! Не могла!
Когда Юля закончила, некоторое время все молчали.
Соня собралась с силами и робко произнесла:
- Девочки, я всё понимаю. Я была такой скотиной! Но я вас прошу, не презирайте меня, пожалуйста! Я очень сожалею и стараюсь меняться.
- Ничего себе стараешься! – воскликнула Лиза. – Ты не просто стараешься! Как бы там раньше ни было, но сейчас ты совершенно другая! Сонь, честно говоря, даже поверить в такое сложно. Мы с первого дня видим тебя только с лучшей стороны. Как же так?
- Меня всё случившееся просто потрясло! – горячо проговорила Соня. – А, когда я здесь оказалась, практически на месте Марины, и всё это на себе испытала, со стороны на себя посмотрела – это меня кардинально изменило, причём очень быстро, просто в один миг! Я сама не думала, что такое возможно, но, девочки, это так, поверьте мне, пожалуйста!
- Сонька, - ахнула Вика. – Я поняла, почему ты Юлю выручила! Ты это сделала ради той девушки. Хотела хотя бы таким образом свою вину перед ней загладить. Пожертвовать собой ради другой! Правда?
- И поэтому тоже, - вздохнула Соня. – Я, действительно, задумала, что, если у меня получится Юльку из штрафной вытащить, то и с Мариной всё будет хорошо.
- Соня, - взволновалась Зоя. – Да ты за свою вину в любом случае уже полностью рассчиталась. А от Елены Сергеевны я такой жестокости не ожидала! Никак не думала, что она способна на ответную месть. Я была о ней лучшего мнения!
- Зоя! – сердито одёрнула девушку Наташа. – Нельзя так говорить про воспитателя, даже когда другие сотрудники этого не слышат! Не тебе осуждать Елену Сергеевну! Такое может выйти боком.
Она повернулась к Соне.
- А ты не переживай. Я, конечно, высказываю сейчас своё мнение, но думаю, что и другие девочки так же считают. Никто из нас тебя презирать не будет. Да, и кто мы такие, чтобы тебя осуждать? У нас у всех у самих «рыльца в пушку». Ты хотя бы нравственных законов не нарушала, как мы все!
Наташа обвела девушек рукой и возбуждённо продолжала:
- А Елена Сергеевна тебя скоро простит. Хотя Зоя в чём-то права. Она могла бы уже сейчас проявить к тебе снисхождение, видя, что ты меняешься.
- Нет, - покачала головой Соня. – Я бы очень этого хотела, но умом понимаю, что она права. Ведь Юля, когда рассказывала, всё очень смягчила. Я поступала гораздо более жестоко. А Елена Сергеевна ко мне морально и так уже относится лучше, я это чувствую, но у неё свои принципы. Если она для себя решила, что я должна выпить эту чашу до дна, то она меня через всё это и проведёт, несмотря на возможно изменившееся ко мне отношение, какую-то жалость и сочувствие.
Девочки, спасибо, что поддержали! А теперь пойдёмте, нам уже пора к главной аллее возвращаться.
В четыре часа Лене позвонила заведующая и холодно спросила:
- Елена Сергеевна, во сколько у вас сегодня отчёт?
- В пять, Галина Алексеевна.
- Я буду присутствовать, - пообещала та. – И ещё: на время после отчёта и до ужина я попрошу вас предоставить ваших воспитанниц в моё распоряжение. Я намерена с ними побеседовать.
Действительно, ровно в пять часов Галина Алексеевна вошла в спальню 204-ой группы и вместе с воспитателями и девушками уселась за стол. Девочки не удивились – подобное случалось и раньше. Однако у Лены, Маши и Сони появились тревожные предчувствия.
Отчёт длился недолго. Никаких нарушений и плохих отметок в группе сегодня не было.
- Я даже не удивляюсь, - с улыбкой сказала воспитанницам Лена. – Надеюсь, теперь такие лаконичные отчёты станут у нас правилом, а не исключением. С наказаниями у нас сегодня тоже не густо, так ведь, Мария Александровна?
Маша согласно кивнула.
- У Левченко – «безлимитка» и «колени». Ей осталось одиннадцать с половиной часов. И у всей группы пока ещё лишение развлечений.
Лена тоже кивнула и снова с улыбкой обратилась к воспитанницам:
- Не поделитесь, как у вас сегодня проходило общение по парам?
Девушки смущённо молчали.
- Меня стесняетесь? – предположила Галина Алексеевна. – А мне ведь тоже, между прочим, очень интересно! Я об этом ещё вообще ничего не знаю.
Наташа, с молчаливого согласия всех присутствующих, рассказала первая. Она была сегодня в паре с Настей. Потом и остальные девушки тоже начали делиться, сначала – робко, а потом увлеклись и рассказывали уже более смело и раскованно.
- Что же, молодцы, - констатировала заведующая. – Честно говоря, очень удивлюсь, если ваша группа совсем скоро не будет первой.
А теперь, девочки, у меня для вас ещё новости. Во-первых, сегодня я навестила в больнице вашу Наташу Пономарёву. У неё всё хорошо. Получает поддерживающую терапию и проходит обследование. Она передала для вас письмо.
Галина Алексеевна положила на стол конверт.
- Спасибо. А когда её выпишут? – спросила Наташа.
- Обещали дней через десять. И второе. К сожалению, этот случай произошёл именно в вашей группе. Я, как представитель администрации «Центра», вынуждена принять по этому поводу соответствующие меры. Мне придётся провести служебное расследование и выяснить, что мы должны предпринять, чтобы подобные ситуации не возникали впредь.
Поэтому сегодня я хочу побеседовать с каждой из вас наедине и задать некоторые вопросы. Я вас прошу отнестись к этому с пониманием и отвечать подробно и правдиво.
Девочки растерянно переглядывались.
- Что вас смущает? – удивилась заведующая.
- Галина Алексеевна, - решилась Лиза. – А разве это была не случайность? Ведь Наташа никому не жаловалась и всё скрывала.
- Вот это я и хочу выяснить, - нахмурилась Галина Алексеевна. – Случайность или нет.
- Значит так. Уважаемые коллеги, вас я не задерживаю, - обратилась она к Лене и Маше. – А девочки пусть пройдут в класс и подходят сюда ко мне по очереди. Вызовы к преподавателям у кого-нибудь есть сегодня?
- Левченко к шести идёт на занятие во французскую усиленную группу, - доложила Мария Александровна.
- Тогда она остаётся здесь первая, - распорядилась заведующая.
Все быстро разошлись. Лена отправилась проводить индивидуальный урок (сегодня в ФОУГ преподавала не она), а Маша – с воспитанницами в класс.
Галина Алексеевна выставила на стол диктофон и включила.
- Соня, скажи мне, пожалуйста, - начала она. – До этой ночи во вторник ты замечала, что Наташе в течение дня бывает не совсем хорошо?
Она пристально смотрела на девушку.
- Да, - подтвердила Соня. – Я обращала на это внимание.
- Когда это было?
Воспитанница немного подумала.
- В субботу и в воскресенье, - ответила, наконец, она. – По вечерам.
- А поконкретнее? Точное время?
- В субботу – в период между отчётом и ужином, ближе к семи часам. Все девочки смотрели концерт по телевизору, а Наташа ушла одна в класс, села на своё место и была довольно бледная, и со лба вытирала пот. Я заметила, потому что тоже вошла в это время в класс перед ужином, занесла учебники. Но у меня был в то время бойкот, поэтому я ничего не спросила.
- А ты не сказала об этом воспитателям?
- Дело в том, что Мария Александровна тоже это заметила. Она вошла в класс следом за мной, спросила у Наташи, не плохо ли ей. Но Наташа ответила, что просто немного устала. А Мария Александровна всё равно велела ей пройти в кабинет, сказала, что хочет измерить ей давление.
- Понятно, - проговорила Галина Алексеевна. – А в воскресенье когда случилось подобное?
- Я заметила это в классе, когда мы после ужина выполняли домашние задания. Наташа сидела в противоположном ряду, немного впереди меня. Она учила историю, но периодически откладывала учебник, и у неё подрагивали руки.
- То есть, воспитатели тоже без особого труда могли бы это заметить? – уточнила заведующая.
- Понимаете, Галина Алексеевна, заметить, наверное, было можно. Но ведь только что закончилось свидание! Наташа рассталась с мамой. Вы знаете об этой истории, что её мама не хотела приезжать?
- Да, конечно.
- Но мама всё-таки приехала, и они с Наташей очень хорошо пообщались, мама дала ей понять, что, наконец, её прощает. Наташа была очень рада, взволнована! А после окончания свидания – она, наоборот, очень расстроилась из-за разлуки. Наташа же вообще очень возбудимая и ранимая! Да и другие девочки тоже были не в себе, многие выглядели расстроенными, у некоторых слёзы в глазах стояли. Ведь мы ещё Юлю только что в штрафную группу проводили!
Я считаю, что, если Наташа сама молчала, то понять, что она больна, было практически невозможно. Ведь я, в принципе, знала, какие симптомы бывают при гипогликемии, но связала всё это только потом, когда Наташе стало плохо ночью.
- Соня, а кто из воспитателей находился с вами в учебной комнате в тот вечер?
Соня, вспоминая, задумалась.
- Сначала, примерно, минут пятнадцать, мы были одни. Затем вышла Инна Владимировна. Ну, а потом пришла и Елена Сергеевна, и они находились с нами до конца самоподготовки вдвоём.
- Интересно, - протянула Галина Алексеевна. – А теперь другой вопрос. Соня, а в других ситуациях, как ты считаешь, ваши воспитатели заботятся о здоровье и самочувствии воспитанниц? Внимательно за этим следят?
- Я считаю, что да, – твёрдо ответила Соня.
- Ты можешь привести конкретные примеры? Например, из собственного опыта. Обращается ли на это внимание во время наказаний? И после них?
- Наказывает меня в основном Елена Сергеевна, - вздохнула Соня. – Вы знаете, она всегда прекращает порку или делает перерыв очень вовремя - как только я начинаю понимать, что больше не могу терпеть. Никогда не дожидается, пока мне станет совсем плохо! Елена Сергеевна очень это чувствует. А сейчас, когда она применяет ко мне «восьмой разряд», то обезболивание проводит всегда сразу. И ещё: Елена Сергеевна часто заставляет меня раздеваться и осматривает. Вначале меня это очень… напрягало, пока я не привыкла. И при необходимости она всегда принимает меры: делает дополнительную обработку, говорит, как одеться.
А ещё: и она, и другие воспитатели часто спрашивают меня о самочувствии. Мария Александровна, например, в последние дни меня днём вызывает в кабинет и дополнительную обработку проводит. В перерывах на работе, и во время самостоятельных занятий всегда мне круг предлагает. Разрешает заниматься в кровати, когда мне совсем трудно.
А Инна Владимировна в пятницу утром, когда я порку получила, отметила, что я бледная, хотя я и не жаловалась, измерила мне давление и буквально заставила выпить кофе. Сказала, что это лечебная мера.
Соня немного помолчала и добавила:
- Галина Алексеевна, я хочу ещё напомнить, как воспитатели ко мне внимательно отнеслись в прошлый вторник, когда у меня живот болел из-за критических дней. Мария Александровна немедленно дала мне спазмолитик, Елене Сергеевне позвонила в шесть утра, наложила мне «третью-бис» по её распоряжению. Елена Сергеевна тут же пришла и отвела меня в изолятор, и там меня несколько раз в этот день навещала.
- Ещё что-нибудь вспоминается? – усмехнулась заведующая.
- Да, - сказала Соня. – Сегодня на уроке французского я чувствовала себя не очень хорошо, потому что…
Соня осеклась и испуганно посмотрела на заведующую.
- Продолжай, - подбодрила её та.
- В общем, я знала, что у Марины сегодня операция, и очень волновалась. У меня даже спазмы в животе начались. Елена Сергеевна это заметила, тут же отвела меня в кабинет и расспросила, как я себя чувствую, и что случилось.
- Она давала тебе лекарство?
- Нет, - улыбнулась Соня. – Провела психотерапевтическую беседу. И мне стало лучше.
- Галина Алексеевна! – взволнованно продолжала Соня. – По-моему, Елена Сергеевна не виновата в том, что произошло с Наташей. Она очень внимательна к нам! И она, и дежурные воспитатели делают всё возможное, чтобы не допускать у нас никаких проблем со здоровьем!
- Ты её защищаешь? – удивилась Галина Алексеевна. – Да ещё так горячо! Это благородно с твоей стороны.
- Нет, - покачала головой Соня. – Просто я стараюсь быть справедливой.
- Спасибо, Соня, за доверительный разговор, - твёрдо произнесла заведующая. – Но выводы я сделаю сама, если ты не против.
– Конечно. Извините, - смутилась девушка.
Подобным образом Галина Алексеевна поговорила со всеми девушками, тщательно записывая все беседы на диктофон. Кроме Сони, ещё только Даша и Лиза обратили внимание, что с Наташей в последнее время было не всё в порядке. Как выяснилось, они спрашивали девушку, в чём дело, но та упорно отвечала, что просто устала, разволновалась или расстроилась. А про своих воспитателей все говорили одно и то же: они внимательны к воспитанницам и тщательно следят за их самочувствием.
«Надо же, - улыбнулась про себя Галина Алексеевна. - Ни одна не попыталась гадость своим воспитателям сделать. Ведь момент очень подходящий! Не часто у воспитанниц появляется подобная возможность»
После ужина заведующая снова пришла в учебную комнату 204-ой группы с пачкой уже распечатанных показаний воспитанниц и попросила девушек на них расписаться. Затем пригласила Лену и Машу в кабинет и вручила каждой по стопке листов.
– Коллеги, я попрошу вас найти время и до педсовета с этим ознакомиться. Тут показания всех ваших воспитанниц, включая Наташу Пономарёву. А после педсовета мы проведём с вами небольшое совещание. Инну Владимировну я тоже на него пригласила.
Лена отреагировала на это совершенно спокойно, а вот Маша смотрела на Галину Алексеевну с тревогой.
– Возвращайтесь к своим обязанностям, - разрешила им заведующая. - До вечера.
– Вот видишь, Лена, я же тебя предупреждала! - воскликнула Маша, как только дверь за заведующей закрылась. - Она уже начала под тебя “копать”. На моей памяти Галина Алексеевна вот этого никогда не делала!
Маша потрясла листами.
– Так, придёт, поговорит с девчонками, но без всяких протоколов!
– Прости, - покачала головой Лена. - Боюсь, я и вас с Инной под удар подвела.
– Да нам-то как раз ничего не будет, - возразила Маша. - Это же понятно, что в данном случае нашу с Инной вину можно только “за уши притянуть”. А ты “ответственная”, с тебя всегда можно спросить! Если ей очень захочется.
– Да ладно, - отмахнулась Лена и с блестящими от возбуждения глазами схватила свою стопку распечаток.
– Жутко хочется узнать, что девчонки про нас наговорили!
Первым делом она вытащила из пачки показания Сони. Быстро просмотрев их, воспитательница удивлённо воскликнула:
– Ничего себе!
После чего протянула листок Маше.
- И как по такому на меня компромат можно набрать?
Маша тоже прочитала и усмехнулась:
– Да уж! Впору нам премию выписывать. Лен, за такие ответы сними с неё хотя бы одну “безлимитку”.
– Перебьётся! - возмутилась Лена. - Она просто сказала правду. Ведь так всё и есть! Что, Сонька врать бы стала Галине Алексеевне?
– Как хочешь, - вздохнула Маша. - А компромат Галина Алексеевна найдёт, где взять, ты её недооцениваешь. Так что не расслабляйся.
*
Заканчивая педсовет, Галина Алексеевна объявила:
– Сейчас всех воспитателей 204-ой группы прошу пройти ко мне в кабинет. Остальные – до завтра. Отдыхайте, девочки.
Инна, Лена и Маша попытались было попрощаться с подругами, но Елизавета возмущённо заявила:
– С ума сошли! Какое «до свиданья»! Мы вас здесь будем ждать. Мне вот как раз с Алиной ещё нужно кое-что обсудить.
Светлана и Вероника тоже не делали никаких попыток подняться со своих мест.
У Алины сегодня был выходной, однако она пришла перед педсоветом для разговора с заведующей, по требованию последней, да так и осталась, так как теперь уже Елизавета очень попросила её об этом. Ответственной воспитательнице двести третьей группы хотелось лично дать своей «дежурной» некоторые инструкции, касающиеся завтрашнего дня.
В кабинете заведующая усадила своих сотрудниц на один диван, сама села в кресло, расположенное рядом.
– Коллеги, разговор у нас состоится довольно серьёзный. Вы ознакомились с показаниями ваших воспитанниц?
Девушки подтвердили.
– Так вот, - продолжала Галина Алексеевна. - Ситуация с Наташей, к счастью, разрешилась благополучно. Она поправляется, ничего страшного с ней не случилось. Серьёзных обвинений к вам я не предъявляю. Однако я основательно поговорила и с Наташей, и с остальными воспитанницами вашей группы, а также тщательно изучила записи с камер, где просматривается всё, что происходило у вас за период с пятницы до вторника.
И вывод мой таков, дорогие мои: вы вполне могли эти неприятности предотвратить. Однозначно.
Молодые воспитательницы переглянулись.
– Как? - спросила Маша.
Галина Алексеевна встала с места и пересела в другое кресло, оказавшись теперь прямо напротив девушек.
– Как раз к тебе, Маша, это относится меньше всего, - произнесла она. - Ты дежурила в субботу и в понедельник. В субботу вечером ты заметила, что Наташе нехорошо, опросила её и даже измерила ей давление. Верно?
– Да, - ответила Маша. - Давление у неё оказалось абсолютно нормальным, и Наташа мне заявила, что очень волнуется перед свиданием. Причём очень убеждённо.
– Я видела это на записи, - подтвердила заведующая. - Ты работала в тот день без ответственного воспитателя, вечер оказался очень насыщенным, ты была чрезвычайно занята. Однако и после ужина за Наташей ты приглядывала и даже предложила ей пойти в кровать на полчаса раньше отбоя. Молодец! Очень чётко и профессионально выполняла свои обязанности.
А в понедельник ваши девочки переносили групповое наказание, после которого было не совсем хорошо всем, а не только Наташе. По крайней мере, ничего особенно плохого на записи в глаза не бросается. Выраженных приступов у неё не было. Тебя, Маша, совершенно не в чем обвинить, даже при очень пристальном рассмотрении.
А основные претензии у меня к вам, мои дорогие.
Галина Алексеевна посмотрела на Лену и Инну.
– В воскресенье, после ужина, вы отправили девочек заниматься и оставили их в учебной комнате одних. Елена Сергеевна заявила тебе, Инна, что вам нужно кое-что обсудить. Было такое?
– Да, - подтвердила та. - Но, Галина Алексеевна, это же не противоречит инструкциям, правда? Мы разговаривали в кабинете, но наблюдали за воспитанницами по монитору.
– Не противоречит, - согласилась заведующая. - Но при условии, что вы наблюдаете внимательно. А что получилось? Вот, давайте вместе посмотрим.
Она включила запись. Воспитанницы 204-ой группы занимались в классе. Галина Алексеевна крупным планом вывела на экран Наташу Пономарёву. Девушка была бледна, на лбу чётко различались капли пота, руки Наташи подрагивали, отчего заметно сотрясался и учебник, который она держала сначала в ладонях на весу. Через пару минут Наташа вытерла пот со лба, откинулась на спинку стула и положила учебник на стол.
– Вы смотрели в монитор? - переспросила Галина Алексеевна. - Но я тоже сейчас смотрю в монитор и совершенно отчётливо вижу, что девочке плохо. А где находятся в это время воспитатели?
Она переключила запись на кабинет, в котором была задвинута перегородка.
– А воспитатели обсуждают, очевидно, какую-то очень важную проблему, возникшую в группе, - с иронией сказала заведующая. - Это не возбраняется! Но вы обязаны были быть внимательнее! Чему вас учили в первую очередь ещё в школе стажёров? Чем бы вы ни занимались, вы не имеете права выпускать воспитанниц из виду! Вы должны наблюдать за ними всегда, и очень внимательно, пусть даже вам приходится выполнять несколько дел одновременно. А вы настолько увлеклись разговором, что проигнорировали основную свою обязанность!
– Галина Алексеевна, - возразила Лена. - Мы и из-за перегородки наблюдали за девочками. Но, понимаете, вы, просматривая плёнку, уже знали, что искать. Вы сразу выделили Наташу. А когда мы смотрели на весь класс в целом, то на общем фоне её плохое самочувствие так в глаза не бросалось. Ведь многие девочки в этот вечер были не в себе. Они простились с родными, да ещё и Юлю только что проводили в штрафную группу.
Мы с Инной, прежде чем отправить воспитанниц в класс, довольно долго пытались их успокоить и поддержать. Я даже рассказала им раньше времени о том, что они вышли на первое место по результатам первой декады. Однако всё равно многие были «не в своей тарелке».
– Можно? - Лена протянула руку за пультом, который держала Галина Алексеевна.
– Пожалуйста, - усмехнулась та.
Лена взяла пульт и последовательно начала выводить на экран лица всех девушек.
Галя была ещё бледнее, чем Наташа, она честно читала учебник, но беспрерывно вытирала слёзы и периодически всхлипывала.
– Галя – лучшая подруга Юли, - напомнила Лена. - Она больше всех расстроилась за неё. Я это видела, но решила дать Гале время успокоиться самостоятельно. Если бы это ей не удалось, тогда бы мы приняли меры. Но вот давайте посмотрим через 10 минут.
Лена прокрутила запись дальше.
Галя выглядела теперь гораздо более бодрой, слёз уже не было, девушка спокойно занималась.
Лена вернулась к исходному времени, и на экране появилась Даша Карпова. Лицо девушки было, наоборот, покрасневшим, руки тоже возбуждённо подрагивали. Периодически Даша прикладывала ладони к щекам, как будто намеревалась их остудить.
– Даша у нас обычно спокойная и выдержанная, - объяснила Лена. - Но после свиданий она всегда расстраивается. Даша в «Системе» уже 3 года, и у нас в «Центре» ей находиться ещё два с половиной: она ведь ещё в девятом классе школы допустила половую связь.
А семья у неё просто замечательная! И мама, и папа, и две сестрички приезжают к ней все вместе каждый месяц, поддерживают её, привозят кучу фотографий. Они стараются, чтобы Даша полностью была в курсе их жизни. Даша их очень любит и переживает, что ещё не скоро сможет вернуться к своей семье, поэтому и расстраивается после прощания. Она всегда так краснеет, когда волнуется, но это быстро проходит.
Лена опять переключила запись на 10 минут вперёд. Действительно, с Дашей было уже всё более-менее в порядке.
Подобным образом «ответственная» быстро показала всех остальных воспитанниц. Все они были возбуждены, взволнованы или растеряны.
– А вот и наша «железная леди».
Последней Лена показала Соню.
– Даже она немного не в себе, видите?
Соня тоже была бледновата, периодически откладывала учебник истории и задумчиво, невидящими глазами, в которых поблескивали слёзы, смотрела прямо пред собой.
Инна смотрела на Лену с изумлением. Сама она во время того памятного разговора в воскресенье была настолько ошеломлена и напугана, что совсем забыла про воспитанниц. А Лена, оказывается, даже тогда прекрасно помнила о своих обязанностях и великолепно справилась с ними! Она так уверенно отчитывается перед Галиной Алексеевной! А ведь Инна абсолютно точно знала, что эту запись Лена ещё не видела, а, значит, и не имела возможности заранее подготовить свою «защиту».
Как только Наташу ранним утром среды отправили в изолятор, Инга Павловна своей властью ответственного дежурного воспитателя «Центра» сразу же «заморозила» все эти записи. Согласно инструкции. Никто не успел, да и не имел права ознакомиться с ними раньше заведующей.
Значит, Лена, действительно, внимательно наблюдала за воспитанницами в тот вечер и контролировала их самочувствие.
«Профессионал! Что тут скажешь?» - восхищённо подумала Инна.
У Маши тоже немного отлегло от сердца.
«Может быть, обойдётся», - промелькнула у неё надежда.
– Галина Алексеевна, - продолжала тем временем Лена. - Наташе тоже стало явно лучше через 10 минут. Когда я осуществляла повторный контроль, она оставалась только слегка бледной. И всё.
– Предположим, - проговорила заведующая. - Но, если мы посмотрим запись до конца, то увидим, что остальные девочки пришли в себя довольно быстро, а вот у Наташи подобные приступы возникали ещё несколько раз в течение этого вечера. Вот смотрите.
Она взяла у Лены пульт и перевела запись на более позднее время.
– Инна Владимировна вернулась, наконец, к своим обязанностям, - опять с иронией проговорила Галина Алексеевна. - И работаешь ты, Инна, вполне добросовестно. Девочки от тебя не отходят, ты помогаешь с уроками то одной, то другой. Ты очень занята, правда?
Инна, догадываясь, что это неспроста, подтвердила.
– А вот Наташа, - заведующая опять вывела девушку на экран. - И у неё повторный приступ.
Девушке, и правда, опять было явно плохо. Из-за сильной дрожи в руках и слабости она не только положила учебник, но и сама почти легла на парту. Но было заметно, что Наташа изо всех сил старается скрыть своё плохое самочувствие.
– А ты, Инна, этого не заметила, - укоризненно, но доброжелательно сказала заведующая. - Предположим, ты очень занята, да ещё и сильно расстроена, верно?
Инна удивлённо и с некоторым испугом посмотрела на неё.
– Галина Алексеевна, даже, если это и так, то я этого не показываю, согласитесь.
– Не показываешь, - подтвердила заведующая. - Но бдительность у тебя притупилась, это очевидно. Ведь обычно ты очень внимательная! Если бы ты была в нормальном твоём состоянии, то не пропустила бы такого. Видно, разговор о проблемах, возникших в вашей группе, выбил тебя из колеи.
Галина Алексеевна не спрашивала, а утверждала. Инна по-прежнему, не отрываясь, смотрела на неё, не говоря ни да, ни нет. Лена тоже молчала. Маша вообще не понимала, о чём речь, но предчувствия у неё были нехорошие.
Галина Алексеевна встала с кресла и проговорила уже более жёстко:
– Но и это было бы не так уж страшно, если бы в классе в это время присутствовала и Елена Сергеевна! Уж из вас двоих кто-нибудь точно обратил бы внимание на плохое самочувствие воспитанницы. А Елене Сергеевне, к тому же, Наташа и соврать бы не посмела, правда?
Лена кивнула:
– Думаю, да.
– А то что получается? - заведующая говорила повышенным голосом. - Девушка плохо себя чувствует, пытается это скрыть и врёт всем напропалую – и подругам, и воспитателям! Елена Сергеевна, ваши воспитанницы что, не знают о том, что недопустимо так поступать?
– Знают, - вздохнула Лена. - От Наташи я этого не ожидала. Тем более, за обман она уже один раз попала в карцер.
– Я не зря всё время настаиваю на том, чтобы с воспитанницами вечером находились оба воспитателя, - продолжала Галина Алексеевна. - Постоянно вам твержу, чтобы вы остальные свои дела переносили на другое время! Видите, это как раз тот случай! Так где же были вы, Елена Сергеевна, в это время?
– Я отходила посоветоваться с Елизаветой Вадимовной, - спокойно ответила Лена.
Заведующая кивнула.
– Очень хорошо. Допустим, проблема в вашей группе, которую вы обсуждали с Инной, показалась вам такой серьёзной, что вы приняли решение посоветоваться с более опытным сотрудником. Такое может быть, и это не возбраняется.
«Играет с нами, как кошка с мышками! Пока прямо не спросит, и я буду отвечать в том же духе» - решила Лена.
Галина Алексеевна усмехнулась:
– Хорошо. Теперь давайте посмотрим вечер вторника. Да, Елена Сергеевна дежурит по отделению, она очень занята. Вот, на самоподготовке, она вынуждена оставить группу на Инну и отойти по вызову опять той же Елизаветы Вадимовны. Так?
Воспитательницы подтвердили.
- Но что происходит дальше? Через некоторое время и Инна Владимировна покидает группу! Почему?
– Это мы с Елизаветой попросили её прийти, - ответила Лена. - Необходимо было общее обсуждение важного вопроса. Но, Галина Алексеевна, мы же обеспечили себе замену.
– Я вижу, - кивнула та. - В класс пришла Алина. И вначале отнеслась к своим обязанностям очень даже серьёзно. Ведь именно в это время у Наташи опять случился приступ.
На экране опять появилась учебная комната. Алина Геннадьевна велела Наташе подойти к своему столу и стала расспрашивать. Девушка ответила, что она просто устала и все еще переживает после свидания, очень скучает по маме.
«Опять врёт, - недовольно подумала Лена. - Почему никто её на этом не поймал? Ведь девчонки – и Маша, и Алина – обычно чётко ложь улавливают. Прямо, как будто специально получилось! Как назло!»
Однако Алина провела Наташу в кабинет воспитателей, заставила выпить успокаивающую таблетку, измерила ей давление. Было видно, что сотрудница в лёгком недоумении. Убрав на место аппарат, воспитатель прошла в зону отдыха и вернулась оттуда с плиткой молочного шоколада «Милка». Отломив от плитки довольно большой кусок, она протянула его девушке.
Лена, Инна и Маша смотрели на всё это расширенными глазами. Галина Алексеевна сидела с иронической улыбкой на губах.
– Алина Геннадьевна, - растерянно сказала Наташа.- Мне нельзя. Я на штрафной диете.
– Я знаю, - ответила Алина. - Но это поможет тебе успокоиться. У тебя даже руки дрожат, а сладкое в таких случаях незаменимо. Это лечебная мера.
«Вот чёрт!»- изумлённо подумала Лена, а вслух немного растерянно произнесла:
– Но я про это ничего не знала.
– Разумеется, - снисходительно отозвалась заведующая. - Алина либо интуитивно, либо на основании собственного опыта почувствовала, что необходимо Наташе, и оказала ей помощь. Однако не рассказала об этом вам, Елена Сергеевна, ответственному воспитателю девушки. И я уже выяснила, почему!
Взгляд Галины Алексеевны сделался холодным и она строго произнесла:
– Она просто забыла. Потому что у самой голова другим была занята!
Лена и Маша понимающе переглянулись.
«По вашей же вине», - подумала Лена про заведующую.
А та уже продолжала:
– А в итоге, мои дорогие, Наташа получила сладкое, и это помогло ей благополучно продержаться до конца вечера. Поэтому вы, Елена Сергеевна, когда вернулись, наконец, в группу, уже не заметили ничего необычного.
Ну, и какие, Елена Сергеевна, вы из всего этого делаете выводы? Вы согласны со мной, что эти неприятности всё-таки можно было предотвратить? И вы, как ответственный воспитатель группы, в первую очередь виноваты в том, что этого не произошло?
– Нет! - изумлённо воскликнула Лена. - Галина Алексеевна! Вы же сами видели! Это стечение обстоятельств. Сначала я заметила плохое самочувствие Наташи, но это можно было объяснить, и через 10 минут при повторном контроле её состояние улучшилось. Затем Инна не обнаружила второй приступ, потому что была очень занята, а я отходила по важному делу. Да ещё и Алина не доложила мне о таком важном инциденте! Так совпало. Всё одно к одному. Это случайность.
– А были ли такими важным эти дела, по которому вы своей властью в воскресенье отвлекли от работы Инну Владимировну, расстроили её, чем нанесли удар по её работоспособности, а во вторник вместе с ней покинули воспитанниц на довольно длительное время?
Галина Алексеевна спросила это очень холодно.
– Да. Эти дела взаимосвязаны, и были исключительно важными, - не смутившись, ответила Лена. - Галина Алексеевна, я работаю на вашем отделении уже полтора года. Вы знаете, что я не отличаюсь безответственностью, и не поступила бы так, если бы для этого не было серьёзных причин. Тем более что никаких инструкций я не нарушила!
- Но, Елена Сергеевна, если это всё было так серьёзно и срочно, то почему об этих проблемах вы не доложили на педсовете или просто лично мне?
Лена оставалась спокойной. В отличие от Инны, которая побледнела от страха, что сейчас Галина Алексеевна вынудит их всё рассказать.
«Вот вспомнишь тут поговорку про «тайное» и «явное»! Ничего скрыть не получается! Но чтобы Галина Алексеевна обо всём узнала….Нет, только не это! – отчаянно думала воспитательница.
Однако Елена не собиралась раскрывать карты.
– Потому что мы их решили. Докладывать не было необходимости.
– Но недосмотр произошёл именно поэтому! - сердито отозвалась заведующая. - Да, формально основные ошибки допустили Инна и Алина! Но это не имеет значения. Если даже виноват ваш дежурный воспитатель, или «подменный», которого вы сами просили присмотреть за группой, всё равно ещё больше виноват «ответственный». То есть вы, Елена Сергеевна. Тем более, что именно вы спровоцировали опасную ситуацию, устроив так невовремя эти обсуждения.
«Понятно, - подумала Лена. - Что же, зря я была настроена так оптимистично. Конечно, я крайняя»
– Елена Сергеевна, - продолжала заведующая. - Я назначила вас ответственным воспитателем, когда вам было ещё только восемнадцать лет. До сих пор я об этом не жалела, но ведь в группе не случалось никаких ЧП. А любые нестандартные ситуации очень даже показывают, чего стоит сотрудник на самом деле. И вот какие я делаю выводы.
Поскольку вы в данном случае не признаёте свою ошибку и не готовы взять на себя ответственность ни за случившееся, ни за своих подчинённых, значит, вам ещё рано работать ответственным воспитателем. Выходит, я слишком поспешила.
«Нет. Не надо», - мысленно взмолилась Лена.
Но Галина Алексеевна неумолимо продолжала:
– Лично для меня ваша вина сомнений не вызывает. Я приняла решение снять вас с должности ответственного воспитателя 204-ой группы пока на 3 месяца. На это время я подыщу вам на своём отделении место «дежурного». У вас, Елена Сергеевна, будет время всё обдумать и на будущее повысить свою ответственность. Надеюсь, эта мера окажется действенной, вы сделаете выводы, и тогда я смогу вернуть вам вашу должность по истечении этого срока.
Лена не успела даже раскрыть рта, как с дивана вскочила Маша и возбуждённо, со слезами на глазах, заговорила:
– Галина Алексеевна, пожалуйста, проявите к ней великодушие! Ведь с Наташей в итоге всё в порядке, а Лена отлично работает! Не надо этого делать, прошу вас!
– Маша, перестань! - возмущённо воскликнула Лена.
Но уже вскочила и Инна.
– Галина Алексеевна, я тоже вас прошу! Ведь это я виновата, именно я всё проворонила! Галина Алексеевна, отстранение Лены повредит нашей группе. Ведь вы же сами недавно говорили на дисциплинарной комиссии, что у нас «отличная команда»! Не надо её разбивать, пожалуйста! Мы исправимся, утроим теперь внимание к воспитанницам! Мы и так этот урок не забудем.
– Инна! - закричала Лена теперь уже на неё. - Девчонки, да что вы вытворяете?
Она сердито смотрела на подруг.
– Как вы себя ведёте? Прекратите!
Галина Алексеевна смотрела на всё это с иронической улыбкой.
– Видите, девочки, - сказала она Инне с Машей. - Сама Елена Сергеевна ведь и не просит меня о снисхождении. Она полностью согласна с моим решением. Правда?
Лене очень хотелось показать, как она согласна с таким решением. Например, взять вот это пресс-папье со стола и запустить в окно! Представив мысленно, что она это сделала, девушка даже услышала звон разбитого стекла и почувствовала, как в кабинет проникает морозный воздух. Эта непроизвольная психотерапия её немного успокоила.
– Нет, - твёрдо ответила девушка. - Конечно, я с ним не согласна. Я этого не заслужила и считаю такую меру слишком строгой. Но вы, Галина Алексеевна, мой руководитель, и имеете полное право принимать подобные решения по своему усмотрению. Мне остаётся только подчиниться.
Глаза заведующей неодобрительно вспыхнули.
«Упрямая гордячка!»
– Что же, - произнесла она вслух. - В таком случае, коллеги, я больше вас не задерживаю. Идите отдыхать. Спокойной ночи.
Галина Алексеевна отошла к компьютеру с намерением закрыть программу.
– Ленка! Ты совсем обалдела! - прошептала девушке Маша. - Сейчас мы с Инной уйдём, а ты останься и извинись. Признавай свою вину полностью, во всём. Не лезь на рожон! Ты сама всё портишь! Ей же не хочется тебя отстранять, неужели не видишь?
Маша уверенно схватила ошеломлённую и растерянную Инну за руку и потащила к двери. Попрощались они, уже выходя из кабинета.
Лена пока оставалась на месте. Галина Алексеевна насмешливо спросила:
– У вас ко мне что-то ещё?
– Да, - кивнула Лена. Она выглядела совершенно невозмутимой, даже не побледнела. - Галина Алексеевна, скажите, пожалуйста, когда я должна буду приступить к новой работе?
Заведующая нахмурилась. Это было явно не то, что она ожидала услышать.
– Елена Сергеевна, - холодно ответила она. - Вы должны бы знать, что молниеносно такие вопросы не решаются. Чтобы начать работать «дежурной», вы должны предварительно пройти тест у психолога. Надеюсь, вы не забыли, что существует такое понятие, как «коллегиальная совместимость». Вы сделаете это завтра, и до моего особого распоряжения будете выполнять свои теперешние обязанности.
– Тогда я поставлю вопрос по-другому, - настаивала Лена. - Я спрашиваю не просто из любопытства. Скажите, в это воскресенье я ещё работаю в своей группе?
– Да, - кивнула Галина Алексеевна. - Будет лучше, если с девочками в театр поедете вы, а не новый воспитатель. Тем более, что их второе место – это всё таки, в первую очередь, ваша заслуга.
– В таком случае, я очень вас прошу предоставить мне отгул за это воскресенье в понедельник. Мне необходимо навестить Марину. Она перенесла тяжёлую операцию и очень меня ждёт. Я написала заявление.
Лена протянула заведующей листок.
Обычно все сотрудницы отделения договаривались с Галиной Алексеевной об отгуле на словах, а заявления приносили post factum. Но Лена внимательно изучила все инструкции и сейчас сделала всё по правилам. По крайней мере, она так думала.
Заведующая взяла заявление, внимательно прочитала и опять нахмурилась:
– Елена Сергеевна, вы поступаете не по инструкции. Заявления на отгул должны подаваться не позже, чем за двое суток до него. Я же должна успеть назначить вам замену.
– Но я и подаю за двое суток, - возразила Лена. - Сегодня пятница, а я прошу понедельник.
– Елена Сергеевна, - повысила голос начальница. - Если у вас отстают часы, то посмотрите на мои.
Лена недоумённо взглянула на большие круглые часы, расположенные на стене, ближе к окну. Они показывали пять минут первого ночи. Сообразив, в чём дело, девушка вспыхнула. Это, по её мнению, было уже слишком.
– И вы мне не разрешите? - изумилась она.
– Сейчас, как видите, уже не пятница, а суббота, - спокойно отозвалась Галина Алексеевна. - Вы опоздали со своим заявлением на пять минут. Если завтра, вернее, уже сегодня, успеете подать новое заявление вовремя, то можете рассчитывать на вторник.
– Но Марина ждёт меня в понедельник, - Лена всё ещё не могла поверить. - Она очень расстроится. Галина Алексеевна, неужели вы это серьёзно?
– С вами, Елена Сергеевна, у нас всё теперь будет очень серьёзно, - отчеканила заведующая. - А теперь, если вы не возражаете, я бы хотела отправиться на отдых.
– Конечно. Извините.
Лена уже немного овладела собой. Кабинет они с Галиной Алексеевной покинули одновременно.
В зале заседаний, кроме Инны и Маши, всё ещё дожидались Елизавета с Алиной, Светлана и Вероника. Увидев Галину Алексеевну, все почтительно встали. Заведующая закрыла свой кабинет и покачала головой:
– Вся группа поддержки в сборе? Девочки, у меня к вам просьба: не задерживайтесь долго. Завтра рабочий день. Спокойной ночи.
Когда за ней закрылась дверь, Маша встревоженно спросила:
– Ну что? Извинилась?
Лена спокойно ответила:
– Нет. Моя вина практически сфабрикована. Ни сейчас, ни потом я извиняться не буду.
Она подошла к столу, за которым сидели её подруги, и устроилась рядом с Лизой.
– Девчонки вам уже рассказали? - спросила она.
Лиза кивнула.
– Она мне ещё в отгуле на понедельник отказала, представляете? - мрачно сообщила Лена. - Я заявление подала не до двенадцати, а в пять минут первого.
Она швырнула на стол ненужное уже заявление.
– Что же! - напористо воскликнула девушка. - Война так война.
– Так нельзя. Ты в этой войне проиграешь, - твёрдо заявила Вероника.
– Девочки, - тихо обратилась ко всем Лена. - Если вы не против, я сейчас пойду домой. Спасибо, что ждали и беспокоились. Но поговорим завтра, ладно?
– Иди, бунтарка, - согласилась Вероника. - И хорошо подумай. Пока у тебя ещё есть пути к отступлению. Не дожидайся, когда будет совсем поздно.
Все остальные молчали. Они были растеряны, но явно думали так же. Алина смотрела непонимающе, но тоже не вмешивалась.
– Я тебя всё-таки провожу, - не выдержала Лиза.
– Нет! - почти крикнула Лена. - Прости. Мне надо побыть одной. До завтра.
Она быстрым шагом вышла из зала заседаний.
– Ну, Маша, а что дальше было? Продолжай! - нетерпеливо велела Светлана.
– А уже почти всё, - пожала плечами та. - Лена отвечает: «Нет, я не согласна. Моей вины нет. Это стечение обстоятельств». Знаете, девочки, у Галины Алексеевны уже всё было решено. Если бы Лена сказала: «Я согласна», она бы заявила: «Я тоже так думаю. Поэтому получите наказание». Но она явно надеялась, что Лена попытается её поупрашивать. Ведь мера очень строгая! А она вела себя очень гордо. Можно было хоть попытаться этого не допустить!
– Ладно, пойдёмте спать, - встала Елизавета. - Все ещё раз подумаем и поговорим с ней завтра. Только, чует моё сердце, что уговоры не подействуют. Наша подруга «закусила удила».
– Чёрта с два её теперь переспоришь! - с досадой проговорила она.
– Попробовать всё равно надо! - горячо возражала Маша. - Лиза, Света, Ника! Помогите, прошу вас! Нас с Инной Лена не послушает. А вы, если вместе соберётесь, то сможете её убедить. Пригрозите ей чем-нибудь, в конце концов!
– Ага, - мрачно сказала Лиза. - Скажем, что разрываем с ней дружеские отношения.
Коллеги переглянулись и невесело рассмеялись.
– Нет, что вы, это слишком, - не поняла Маша. Она не была в курсе недавнего конфликта подруг. - Но что-нибудь придумайте!
Когда сотрудницы уже расходились по квартирам, Лиза немного задержала Машу и тихо спросила:
– Ты выполнила моё условие?
– Нет! - горячо ответила девушка. - Лиза, послушай, давай ты не будешь на этом настаивать! Я всё обдумала, и считаю, что мне это не нужно. Честное слово.
Лиза нахмурилась и сурово произнесла:
– Думать буду я. А у тебя время до вторника. Действуй, и без споров!
Пятница.
Сегодня с утра Соня, как и привыкла в последние дни, встала в половине шестого и отправилась в душ. В сердце занозой сидела тревога. Сегодня, уже совсем скоро, её папа и профессор Джексон должны начать оперировать Марину.
Соня очень рассчитывала на благоприятный исход, но она знала: любая операция – это риск. А тем более – такая редкая. Да ещё на сердце!
«Надеюсь, Елена выполнит своё обещание и хотя бы два слова мне потом скажет, как всё прошло!» – взволнованно думала девушка.
Елена Сергеевна и Мария Александровна появились в спальне вместе, незадолго до шести. Воспитатели сразу прошли в кабинет, а Соню Лена вызвала только через пятнадцать минут. Ответив на приветствие, она жестом указала воспитаннице на кушетку. Затем, так и проронив ни слова, приступила к порке: хладнокровно и размеренно хлестала Соню специальным утяжелённым ремнём по «восьмому разряду». Наказывала тоже молча, никаких провокаций, вроде “урока по укреплению памяти”, воспитаннице не устроила. Даже не спросила по окончании порки о выводах! Выдав девушке ровно двадцать ударов, Елена применила обезболивание, положила перед ней распечатки с иностранными словами, лаконично бросила: «Десять минут» и ушла к Маше в зону отдыха.
И во время порки, и сейчас Соне, конечно, было очень плохо, но вчера её строго наказывали чуть ли не целый день, и девушка немного притерпелась. Слова Соня повторила буквально за минуту, знала она их и так идеально.
Воспитатели пили кофе и тихонько разговаривали. Перегородку в этот раз Лена не закрыла. Соня сначала терялась в догадках – сделала она это специально или по невнимательности. Со своим тонким слухом Соня вполне была способна расслышать всё, до единого слова. Ближе к концу разговора сомнений у девушки уже не осталось – в этот раз Лена либо забыла про Сонин уникальный слух, либо недооценила его. Разговор явно не предназначался для её ушей.
– Всё пока хорошо, - говорила Лена Марии Александровне. - Её очень основательно готовили всю неделю. И сейчас, с утра, уже начался последний этап подготовки.
– Так ей же выспаться надо перед операцией, - удивилась Маша.
– А она и так спит. Ей снотворное дали на ночь, и ещё сегодня, в пять утра, премедикацию сделали. Олеся Игоревна мне уже звонила, полчаса назад.
«Мама звонит ей в “Центр”! - ахнула про себя Соня. - Елена дала ей свой номер. Вот это да!»
– Олеся Игоревна специально осталась на ночь в больнице, - рассказывала Лена. - А сегодня, в четыре утра уже пришла к Марине и лично наблюдает за всей подготовкой. Маринка спит, а она сидит у её кровати и следит за капельницами.
– Лена, а разве Олеся Игоревна лечащий врач Марины? - спросила Маша.
– Официально – нет. Но мама Марины подписала специальный документ, что доверяет свою дочь ей, Леониду Викторовичу и профессору Джексону и считает их такими же лечащими врачами, как и основных, назначенных больницей. Поэтому все они там коллегиально работают. Да и кто будет возражать, Маша? Они же Маринке диагноз поставили! И сейчас её спасают!
Лена улыбнулась.
– Олеся Игоревна сама страшно волнуется, а ещё меня успокаивает. Наверное, почувствовала, что я места себе не нахожу.
Неожиданно у Лены сорвался голос и она как-то очень беззащитно проговорила:
– Маша, я очень боюсь. Ночью глаз не сомкнула! Ведь, если что-то пойдёт не так, если Маринка не выживет? Что тогда с нами со всеми будет? Со мной? Её мамой? Олесей Игоревной? И даже с Соней? Ты представляешь?
– Да не говори ерунды! - рассердилась Маша. - Хороший у тебя настрой, ничего не скажешь. Быстро бери себя в руки! А то сейчас позвоню Елизавете и попрошу её забрать тебя отсюда и устроить проработку! И сеанс релаксации в её кресле!
Маша разошлась, глаза гневно сверкали.
– Ну что, звонить? - грозно спросила она.
«Молодец, Мария Александровна, - одобрила Соня. - Надо дать ей “по башке” за такие мысли»
– Не надо, - улыбнулась Лена. - Она ещё спит. А я сама справлюсь.
– Справишься? - подозрительно посмотрела на подругу Маша. - Да ты уроки-то сегодня в состоянии проводить?
– Нет, - вздохнула Лена. - Но буду проводить. А что мне остаётся?
– Ты могла бы взять сегодня отгул, за воскресенье.
– А смысл? Олеся Игоревна предупредила, что меня даже с моим пропуском в послеоперационную палату до понедельника не пустят ни под каким предлогом! Только для Маришкиной мамы сделают исключение. Вот в понедельник и возьму.
А Олеся Игоревна мне обещала звонить. И сегодня, очень часто, и в последующие дни. Она мой личный номер знает.
– Знает твой личный? - резко спросила Маша. - А ты Галине Алексеевне об этом доложила? Лена, мы не имеем права давать этот номер родителям воспитанниц!
– Галина Алексеевна в курсе. Я ей объяснила, что Олеся Игоревна в данном случае для меня не мама воспитанницы, а врач моей лучшей подруги. И про Соню я обещала с ней по этому номеру не беседовать. Только официальным путём, с записью разговоров, как положено. А Олеся Игоревна это, вероятно, и сама понимает, и ничего не спрашивает.
– Ничего, - улыбнулась Лена. - В понедельник мы с ней в больнице встретимся и там поговорим.
– Всё равно, - удивлённо протянула Маша. - Галина Алексеевна не должна была этого разрешать. Какое-то особое у неё к тебе отношение!
– Ага! Особое! - не выдержала Лена. - Слышала бы ты, как она в среду на меня вопила.
“Неблагодарная нахалка! Девчонка! Без году неделя в “Центре”, а такое себе позволяешь!”
От изумления Соня оцепенела. У воспитателей наступила тишина. Видимо, Мария Александровна была изумлена не меньше.
Маша, действительно, смотрела на Лену расширенными глазами, не в силах вымолвить ни слова.
– А... что....ты....себе позволила? - наконец, выдавила из себя она.
Лена молчала. Она уже жалела, что не сдержалась и проговорилась об этом. Но…с другой стороны…сегодняшней ночью в той самой дежурной столовой она получила такую мощно-беспощадную отповедь от всех остальных подруг! Никто из них Лену не понимал и не поддержал. Все коллеги были единодушны: Елена абсолютно неправа, ей следует как можно скорее бежать к Галине Алексеевне и упасть ей в ноги с извинениями. И вот сейчас Лена подумала – а вдруг хоть Маша…
– Не пугай меня! – волновалась «дежурная». - Что нужно было сделать, чтобы Галину Алексеевну до таких слов довести?
– “Неблагодарная нахалка”? - переспросила она. - Ты не шутишь?
– Нет, - покачала головой Лена. - Мы обсуждали возможность дать Соне амнистию от наказаний.
– Ты ей отказывала? - ахнула Маша.
– Не отказывала, а попросила о взаимной услуге. И не для себя. Я просила за другого человека.
Маша вскочила с места, с грохотом отодвинув кресло.
– Да как же ты могла? - закричала она, но тут же смутилась. - Извини за мой тон. Я ведь твоя подчинённая. Но, как подруга, я могу с тобой об этом поговорить?
Девушка молча кивнула.
– Лена, нельзя отказывать начальству в таких просьбах! А уж тем более, выдвигать встречные условия! Это самоубийство! Ты из “Центра” вылететь хочешь? Неужели тебе это сошло с рук?
– Пока не знаю, - вздохнула «ответственная». - Мою просьбу Галина Алексеевна выполнила. Я твёрдо стояла на том, что иначе и Соньке никакой амнистии не видать.
Маша схватилась за голову, совершенно в буквальном смысле, и простонала:
– Ты ненормальная! Что же ты сделала? И как она отреагировала?
– Рассердилась очень. Да и мне это стоило миллионов погибших нервных клеток.
Внезапно Маша хлопнула себя по лбу.
– Алина! - воскликнула она. - Ты просила Галину Алексеевну за Алину! Правда?
Теперь изумилась Лена.
– Откуда ты знаешь?
Однако Маша не ответила и взволнованно говорила:
– Нет, ну надо же! Теперь всё ясно!
– Да что тебе ясно? Объясни, наконец!
– Сейчас объясню. Я в среду была выходная, мы весь день с Даней в аквапарке провели, в “Центр” я приехала к пяти часам, жутко голодная, и сразу пошла в столовую. А там была только Екатерина Альбертовна, забежала перекусить, но очень торопилась. Мы с ней за один столик сели. Вдруг минут через пять влетает Алина, сама на себя не похожа, и подсаживается к нам. Они же с Катей подруги, ты знаешь?
Лена кивнула.
– Мы пьём кофе, - продолжала Маша, - а у неё руки дрожат и слёзы на глазах.
Катя её спрашивает: “Что с тобой? Алинка, я скоро не выдержу! Нет сил на тебя смотреть в последнее время. Дождёшься - за руку к врачу отведу!”
А она как расплачется! И всё нам рассказала. Про свой проступок, про меры Галины Алексеевны! Оказывается, заведующая её только что вызвала и заявила, что полностью прощает. Для неё это было совершенно неожиданно. Алина нам говорит: “Только недавно я Лене во всём призналась! Пришлось. Она со мной урок должна проводить, а я только на диване могу лежать, ну, я и раскололась. Она мне совет дала, как лучше держаться, я только настроилась, решимости набралась. И тут такое чудо!”
Но Галина Алексеевна её предупредила: “Я это решение о твоём прощении приняла не сама, а ввиду непреодолимых обстоятельств. Но раз так случилось – тебе беспокоиться не о чем. Всё будет по-прежнему. Главное, не повторяй подобных ошибок”
– Лена, - требовательно спросила Маша. - Ты и есть причина этих непреодолимых обстоятельств?
– Да, - призналась девушка.
– И что теперь будет? - холодно поинтересовалась Маша.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты что, не понимаешь? Алину-то Галина Алексеевна простила! Ты её вынудила, можно сказать. Но, ты думаешь, она позволит себя безнаказанно шантажировать?
– Маша, это не шантаж, - быстро сказала Лена.
– Да шантаж в чистом виде! - воскликнула Маша. - Я вам – прощение Сони, а вы мне - амнистию Алине. Это не шантаж, ты считаешь? Да Галина Алексеевна легко может сделать так, что ты здесь работать не будешь! Или будешь, но не “ответственной”! Я тебя уверяю! И она использует только совершенно законные методы.
– Да я знаю, - пробормотала Лена. - Но что же теперь говорить? Дело сделано! Я буду стараться не допускать даже мелких промахов. Маша, я была права в той ситуации.
– Лена, этот твой поступок – необдуманный и недальновидный! Я тебе советую – сходи к ней прямо сегодня и извинись. Может быть, ещё не поздно.
– Не пойду, - упрямо вздохнула Лена. Надежды молодой «ответственной» на поддержку хотя бы одной из подруг не оправдались. – Маша, мне не за что извиняться. Я считаю себя правой. Если Галина Алексеевна против меня что-то задумала, то пусть делает. Но, может быть, всё и обойдётся? Она же всегда была справедливой! Зачем ей меня травить? Тем более, с тех пор уже три дня почти прошло, и пока всё более-менее нормально. Она, конечно, со мной практически не разговаривает и держится холодно, но и не придирается особо.
– Потому что, наверняка, компромат на тебя собирает! Такой, чтобы тебе не отвертеться было никаким образом! Лена, я работаю с Галиной Алексеевной уже несколько лет и хорошо её знаю. Да, она справедливая, но такого тебе не простит! Ни за что! Ты не имела права вести себя так нагло. Она вынуждена была тебе уступить, и этим ты ударила по её авторитету.
– Ты меня осуждаешь?
– Да. Извини, но ты в этой ситуации совершила непоправимую ошибку. Что Галина Алексеевна тебе сказала, когда соглашалась на твою просьбу?
– Что я очень скоро об этом пожалею.
Маша в волнении покачала головой.
– А я так надеялась, что благополучно доработаю с тобой до мая! - воскликнула она. - Лена, в самое ближайшее время Галина Алексеевна подведёт тебя под серьёзное взыскание. Скорее всего – снимет с должности. Мне жаль, но этого практически не избежать! Она проделывала такое несколько раз на моей памяти, и гораздо за меньшую вину.
– Что же, - спокойно сказала Лена. - Я всё равно считаю себя правой. Будь, что будет!
Она взглянула на часы и недовольно проговорила:
– Ну вот! Левченко уже 15 минут слова повторяет. А я ей обещала десять. Непрофессионально!
Лена быстро вышла к Соне и, оставив воспитанницу лежать на кушетке, тщательно спросила всё заданное. Затем молча протянула Соне руку, помогла подняться и отправила в спальню.
До подъёма оставалось ещё 10 минут, и Соня вернулась в кровать. Подслушанная информация потрясла девушку. Она не знала, что произошло с Алиной, но представить это было несложно. Лена решила выручить коллегу и попала в немилость к заведующей. Чем это закончится – совершенно неизвестно! Очень странно, но Соня опять испытала к Лене сочувствие.
В 11.20 Елена пришла на урок французского в свою группу. Она не выглядела ни удручённой, ни взволнованной. Наоборот, вела занятие, как всегда, энергично и даже шутила со студентками.
На самом деле молодой воспитательнице стоило большого труда держать себя в руках. Операция уже началась, и всё ещё длилась. Олеся Игоревна обещала позвонить сразу, как только Марина придёт в себя после наркоза.
Соня тоже волновалась. Безумно! Но она, в отличие от Лены, справлялась с этим с трудом. Девушка была бледна, у неё кружилась голова, пересохло в горле и сводило живот. Несколько раз от выраженных спазмов в животе Соня буквально сгибалась пополам, но делала вид, что просто облокачивается на стойку.
Минут через пятнадцать после начала урока Соня неправильно ответила Елене Сергеевне на довольно простой вопрос. Та удивлённо посмотрела на воспитанницу и приказала:
– Подойди.
«Неужели залепит пощёчину?» - с тоской думала Соня, выполняя распоряжение.
Однако Елена дала остальным девочкам письменное задание и сказала Соне:
– Пойдём поговорим.
Они прошли в кабинет.
– Софья, что с тобой? - резко спросила воспитатель. - Того и гляди, в обморок грохнешься! Стоишь еле-еле! Мало мне Наташи? Только не говори, что из-за утреннего “напоминания” так плохо себя чувствуешь: уже четыре часа прошло.
Соня покачала головой.
– Нет, Елена Сергеевна, - взволнованно ответила она. - ”Напоминание” тут ни при чём. Просто я очень волнуюсь за Марину. Представляю, как она лежит сейчас на операционном столе, руки привязаны, без признаков жизни, с выключенным сердцем!
У Сони дрогнул голос.
– С выключенным сердцем? - растерянно проговорила Лена. - Что ты болтаешь?
– Елена Сергеевна, при многих операциях на сердце используется АИК – аппарат искусственного кровообращения. А при такой, как у Марины – он просто необходим. Этот узелок, который надо найти – он очень маленький! Невозможно всё это осуществить, если сердце работает в обычном режиме – сокращается и наполнено кровью. А так функции сердца выполняет аппарат.
Внезапно глаза Лены наполнились слезами.
– Но твоя мама мне об этом не говорила! Я не подозревала про АИК.
– Она, наверное, думала, что вы и так это знаете. Даже в художественной литературе такие операции описываются.
Лена покачала головой.
– Знаешь, медицина как раз моё слабое место. Я знаю только самое необходимое, а перед серьёзными болезнями трепещу и стараюсь не вникать. На меня всё это почему-то ужас наводит. Врачом бы я точно не стала!
Соня, я тоже волнуюсь. Ужасно! Но, что мы можем поделать? Операция ещё идёт. Твоя мама мне позвонит сразу, как только Марина придёт в себя. Давай всё-таки держаться, хорошо? Не в изолятор же мне тебя отправлять, правда?
Соня кивнула, стараясь не расплакаться.
– Когда всё закончится, я тебе об этом сразу скажу. Обещаю! А теперь соберись, и пойдём в класс.
Как Лена сама планировала идти в класс, Соне было совершенно непонятно: по лицу преподавателя слёзы текли ручьями.
– Елена Сергеевна, - тихо спросила девушка. - А вы разве не собирались меня наказать? Я вам неправильно ответила.
Лена, вытирая слёзы, покачала головой.
– Если ты чувствуешь себя хотя бы наполовину так плохо, как я, то меня это особо не удивляет. Я могу к тебе сегодня отнестись снисходительно. Но вот другие преподаватели будут спрашивать без поблажек, а тебе не нужны плохие отметки и нарушения. Возьми себя в руки и иди. Я подойду чуть позже.
Елена Сергеевна вышла в класс через пару минут после Сони и благополучно довела урок до конца.
Сегодня девушки 204-ой группы в первый раз, следуя своему плану, разбились на пары для углублённого общения и взаимоконтроля. Сониной парой оказалась Зоя. За всё время пребывания в группе именно с Зоей Соня ещё практически не общалась, по независящим от неё причинам. Но она и раньше видела, что эта девушка очень нуждается в поддержке. У Зои не было в группе близкой подруги, и общалась она, большей частью, с Лизой Быстровой, своим бывшим “шефом”. С остальными воспитанницами отношения у Зои вначале складывались непросто, и одноклассницы её недолюбливали. Однако за последнюю неделю Зоя сильно изменилась, пыталась сблизиться с девочками, стала более сдержанной, доброжелательной и спокойной, стремилась не допускать нарушений. Но в её глазах постоянно просвечивала какая-то грусть напополам с отчаянием.
До обеда Соня и Зоя использовали все перемены, чтобы проверять друг у друга наиболее трудные моменты домашних заданий (конечно, проверяла, в основном, Соня), но успели и поговорить по душам. Зоя кратко рассказала Соне о себе, вот только времени было мало. Девушка сбивалась и торопилась, но непременно хотела высказаться. Видно было, что для Зои очень важно, чтобы её выслушали. Соня же с удивлением отметила, что слушает одноклассницу с интересом, пониманием и сочувствием. Она сразу начала обдумывать, как может психологически поддержать Зою в ближайшее время, и это помогло ей самой немного отвлечься от волнения за Марину. Но, видимо, совсем немного. На третьей перемене Зоя нерешительно сказала:
– Сонь, знаешь, мне, конечно, до тебя далеко: ты сильная и мужественная, но сегодня ты ведёшь себя и держишься странно. Мне кажется, тебе нужно приложить усилия и внимательно отнестись к учёбе и режиму. А иначе наверняка будут замечания.
– Ты права. Спасибо, - вздохнула Соня.
На прогулке девушки собрались все вместе и быстро обсудили, как прошло утро. А прошло оно очень даже неплохо. Ни одного замечания, и ни одной тройки в группе не наблюдалось. Причём, несколько вполне реально ожидаемых неприятностей удалось предотвратить именно благодаря вчерашней помощи друг другу в учёбе и сегодняшнему “партнёрству».
Когда воспитанницы двести четвёртой, собравшись кучкой, оживлённо беседовали, к ним подошла Ира Елистратова.
- Девочки, а нельзя мне с Соней поговорить хотя бы три минутки? – робко спросила она.
- А что ты у нас-то спрашиваешь? – удивилась Наташа.
Ира смущённо пожала плечами.
- Ну, у вас какое-то коллективное обсуждение. Я решила, что правильнее будет к вам обратиться.
Воспитанницы двести четвёртой, улыбаясь, переглянулись. Им было приятно, что даже со стороны они уже выглядят сплочённым коллективом.
- Не знаю, - с нарочитой серьёзностью протянула Лиза. – Она нам и самим нужна. Сейчас поставим вопрос на голосование.
Все, в том числе и Ира, громко рассмеялись. На прогулке это разрешалось.
- Девочки, я ненадолго, - попросила Соня и отошла с Ирой в сторонку.
Это была первая их встреча за последние двенадцать дней. Ира быстро поделилась с Соней последними новостями из своей жизни, рассказала об изменившемся отношении к ней Елизаветы Вадимовны и горячо поблагодарила свою наставницу.
- После разговора с тобой я стала совершенно другая. Просто возродилась! Спасибо тебе!
- Я рада, - улыбнулась Соня. – Но я и не сомневалась, что так будет. Молодец.
- Сонь, ты знаешь, - поделилась Ира. – Сейчас я стараюсь поддержать Дашу Морозову, но, если честно, у меня плохо получается. Слишком ей трудно! Я понимаю, у тебя своих проблем полно. Но, может быть, ты сможешь немного нам помочь?
- Попробую, Ириша. Давайте встретимся в воскресенье, хорошо?
- В воскресенье? – удивилась Ира. – Вы же в театр едете!
- Но я-то не еду! И мы вполне сможем пообщаться. Например, после обеда.
- Соня! – воскликнула Ира. – Неужели Елена Сергеевна лишила тебя этой поездки? Это слишком жестоко!
- Ириша, - ласково ответила Соня. – Я сама отказалась. Но об этом мы потом поговорим, ладно? Давайте соберёмся после обеда в гостиной. Раньше я вряд ли смогу.
Соня хорошо помнила слова Елены: «Ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу собиралась устроить!» и решила подстраховаться, не назначать на воскресенье никаких встреч с утра.
Немного позже, когда Соня уже вернулась к своей группе, её отозвала Мария Александровна.
- Соня, - сказала она с улыбкой. – Только что звонила Елена Сергеевна и просила тебе передать, что операция прошла благополучно. Конечно, оказалась ли она такой эффективной, как это ожидалось, будет известно позже. Но Марина уже пришла в себя после наркоза. Сейчас она в послеоперационной палате, и пока всё хорошо.
- Спасибо, - прошептала Соня. Она попыталась справиться с нахлынувшими на неё чувствами, но не смогла. Вернувшись к подругам, девушка присела на скамейку и разрыдалась.
Юля, подав одноклассницам знак не вмешиваться, подошла к Соне, обняла её и мягко спросила:
- Ведь всё в порядке, правда?
Естественно, они с Галей тоже знали про операцию.
Соня кивнула сквозь слёзы. Девочки молча стояли вокруг, конечно, ничего не понимали, но не пытались расспрашивать.
- Соня, - предложила Юля. – Расскажи всё девчонкам. У нас же теперь как одна семья, понимаешь? Пусть они знают и тоже вместе с нами сейчас порадуются. И тебе легче будет, если ты поделишься!
- Хорошо.
У Сони не было сил сопротивляться. К тому же, она тоже чувствовала, что это будет правильно.
- Хочешь, я расскажу? – продолжала Юля.
Соня опять кивнула.
Юля быстро и лаконично, без лишних подробностей, ввела одноклассниц в курс дела. Соня слушала, и у неё было такое ощущение, что всё это происходило не с ней. Нет, не могла она так поступать! Не могла!
Когда Юля закончила, некоторое время все молчали.
Соня собралась с силами и робко произнесла:
- Девочки, я всё понимаю. Я была такой скотиной! Но я вас прошу, не презирайте меня, пожалуйста! Я очень сожалею и стараюсь меняться.
- Ничего себе стараешься! – воскликнула Лиза. – Ты не просто стараешься! Как бы там раньше ни было, но сейчас ты совершенно другая! Сонь, честно говоря, даже поверить в такое сложно. Мы с первого дня видим тебя только с лучшей стороны. Как же так?
- Меня всё случившееся просто потрясло! – горячо проговорила Соня. – А, когда я здесь оказалась, практически на месте Марины, и всё это на себе испытала, со стороны на себя посмотрела – это меня кардинально изменило, причём очень быстро, просто в один миг! Я сама не думала, что такое возможно, но, девочки, это так, поверьте мне, пожалуйста!
- Сонька, - ахнула Вика. – Я поняла, почему ты Юлю выручила! Ты это сделала ради той девушки. Хотела хотя бы таким образом свою вину перед ней загладить. Пожертвовать собой ради другой! Правда?
- И поэтому тоже, - вздохнула Соня. – Я, действительно, задумала, что, если у меня получится Юльку из штрафной вытащить, то и с Мариной всё будет хорошо.
- Соня, - взволновалась Зоя. – Да ты за свою вину в любом случае уже полностью рассчиталась. А от Елены Сергеевны я такой жестокости не ожидала! Никак не думала, что она способна на ответную месть. Я была о ней лучшего мнения!
- Зоя! – сердито одёрнула девушку Наташа. – Нельзя так говорить про воспитателя, даже когда другие сотрудники этого не слышат! Не тебе осуждать Елену Сергеевну! Такое может выйти боком.
Она повернулась к Соне.
- А ты не переживай. Я, конечно, высказываю сейчас своё мнение, но думаю, что и другие девочки так же считают. Никто из нас тебя презирать не будет. Да, и кто мы такие, чтобы тебя осуждать? У нас у всех у самих «рыльца в пушку». Ты хотя бы нравственных законов не нарушала, как мы все!
Наташа обвела девушек рукой и возбуждённо продолжала:
- А Елена Сергеевна тебя скоро простит. Хотя Зоя в чём-то права. Она могла бы уже сейчас проявить к тебе снисхождение, видя, что ты меняешься.
- Нет, - покачала головой Соня. – Я бы очень этого хотела, но умом понимаю, что она права. Ведь Юля, когда рассказывала, всё очень смягчила. Я поступала гораздо более жестоко. А Елена Сергеевна ко мне морально и так уже относится лучше, я это чувствую, но у неё свои принципы. Если она для себя решила, что я должна выпить эту чашу до дна, то она меня через всё это и проведёт, несмотря на возможно изменившееся ко мне отношение, какую-то жалость и сочувствие.
Девочки, спасибо, что поддержали! А теперь пойдёмте, нам уже пора к главной аллее возвращаться.
В четыре часа Лене позвонила заведующая и холодно спросила:
- Елена Сергеевна, во сколько у вас сегодня отчёт?
- В пять, Галина Алексеевна.
- Я буду присутствовать, - пообещала та. – И ещё: на время после отчёта и до ужина я попрошу вас предоставить ваших воспитанниц в моё распоряжение. Я намерена с ними побеседовать.
Действительно, ровно в пять часов Галина Алексеевна вошла в спальню 204-ой группы и вместе с воспитателями и девушками уселась за стол. Девочки не удивились – подобное случалось и раньше. Однако у Лены, Маши и Сони появились тревожные предчувствия.
Отчёт длился недолго. Никаких нарушений и плохих отметок в группе сегодня не было.
- Я даже не удивляюсь, - с улыбкой сказала воспитанницам Лена. – Надеюсь, теперь такие лаконичные отчёты станут у нас правилом, а не исключением. С наказаниями у нас сегодня тоже не густо, так ведь, Мария Александровна?
Маша согласно кивнула.
- У Левченко – «безлимитка» и «колени». Ей осталось одиннадцать с половиной часов. И у всей группы пока ещё лишение развлечений.
Лена тоже кивнула и снова с улыбкой обратилась к воспитанницам:
- Не поделитесь, как у вас сегодня проходило общение по парам?
Девушки смущённо молчали.
- Меня стесняетесь? – предположила Галина Алексеевна. – А мне ведь тоже, между прочим, очень интересно! Я об этом ещё вообще ничего не знаю.
Наташа, с молчаливого согласия всех присутствующих, рассказала первая. Она была сегодня в паре с Настей. Потом и остальные девушки тоже начали делиться, сначала – робко, а потом увлеклись и рассказывали уже более смело и раскованно.
- Что же, молодцы, - констатировала заведующая. – Честно говоря, очень удивлюсь, если ваша группа совсем скоро не будет первой.
А теперь, девочки, у меня для вас ещё новости. Во-первых, сегодня я навестила в больнице вашу Наташу Пономарёву. У неё всё хорошо. Получает поддерживающую терапию и проходит обследование. Она передала для вас письмо.
Галина Алексеевна положила на стол конверт.
- Спасибо. А когда её выпишут? – спросила Наташа.
- Обещали дней через десять. И второе. К сожалению, этот случай произошёл именно в вашей группе. Я, как представитель администрации «Центра», вынуждена принять по этому поводу соответствующие меры. Мне придётся провести служебное расследование и выяснить, что мы должны предпринять, чтобы подобные ситуации не возникали впредь.
Поэтому сегодня я хочу побеседовать с каждой из вас наедине и задать некоторые вопросы. Я вас прошу отнестись к этому с пониманием и отвечать подробно и правдиво.
Девочки растерянно переглядывались.
- Что вас смущает? – удивилась заведующая.
- Галина Алексеевна, - решилась Лиза. – А разве это была не случайность? Ведь Наташа никому не жаловалась и всё скрывала.
- Вот это я и хочу выяснить, - нахмурилась Галина Алексеевна. – Случайность или нет.
- Значит так. Уважаемые коллеги, вас я не задерживаю, - обратилась она к Лене и Маше. – А девочки пусть пройдут в класс и подходят сюда ко мне по очереди. Вызовы к преподавателям у кого-нибудь есть сегодня?
- Левченко к шести идёт на занятие во французскую усиленную группу, - доложила Мария Александровна.
- Тогда она остаётся здесь первая, - распорядилась заведующая.
Все быстро разошлись. Лена отправилась проводить индивидуальный урок (сегодня в ФОУГ преподавала не она), а Маша – с воспитанницами в класс.
Галина Алексеевна выставила на стол диктофон и включила.
- Соня, скажи мне, пожалуйста, - начала она. – До этой ночи во вторник ты замечала, что Наташе в течение дня бывает не совсем хорошо?
Она пристально смотрела на девушку.
- Да, - подтвердила Соня. – Я обращала на это внимание.
- Когда это было?
Воспитанница немного подумала.
- В субботу и в воскресенье, - ответила, наконец, она. – По вечерам.
- А поконкретнее? Точное время?
- В субботу – в период между отчётом и ужином, ближе к семи часам. Все девочки смотрели концерт по телевизору, а Наташа ушла одна в класс, села на своё место и была довольно бледная, и со лба вытирала пот. Я заметила, потому что тоже вошла в это время в класс перед ужином, занесла учебники. Но у меня был в то время бойкот, поэтому я ничего не спросила.
- А ты не сказала об этом воспитателям?
- Дело в том, что Мария Александровна тоже это заметила. Она вошла в класс следом за мной, спросила у Наташи, не плохо ли ей. Но Наташа ответила, что просто немного устала. А Мария Александровна всё равно велела ей пройти в кабинет, сказала, что хочет измерить ей давление.
- Понятно, - проговорила Галина Алексеевна. – А в воскресенье когда случилось подобное?
- Я заметила это в классе, когда мы после ужина выполняли домашние задания. Наташа сидела в противоположном ряду, немного впереди меня. Она учила историю, но периодически откладывала учебник, и у неё подрагивали руки.
- То есть, воспитатели тоже без особого труда могли бы это заметить? – уточнила заведующая.
- Понимаете, Галина Алексеевна, заметить, наверное, было можно. Но ведь только что закончилось свидание! Наташа рассталась с мамой. Вы знаете об этой истории, что её мама не хотела приезжать?
- Да, конечно.
- Но мама всё-таки приехала, и они с Наташей очень хорошо пообщались, мама дала ей понять, что, наконец, её прощает. Наташа была очень рада, взволнована! А после окончания свидания – она, наоборот, очень расстроилась из-за разлуки. Наташа же вообще очень возбудимая и ранимая! Да и другие девочки тоже были не в себе, многие выглядели расстроенными, у некоторых слёзы в глазах стояли. Ведь мы ещё Юлю только что в штрафную группу проводили!
Я считаю, что, если Наташа сама молчала, то понять, что она больна, было практически невозможно. Ведь я, в принципе, знала, какие симптомы бывают при гипогликемии, но связала всё это только потом, когда Наташе стало плохо ночью.
- Соня, а кто из воспитателей находился с вами в учебной комнате в тот вечер?
Соня, вспоминая, задумалась.
- Сначала, примерно, минут пятнадцать, мы были одни. Затем вышла Инна Владимировна. Ну, а потом пришла и Елена Сергеевна, и они находились с нами до конца самоподготовки вдвоём.
- Интересно, - протянула Галина Алексеевна. – А теперь другой вопрос. Соня, а в других ситуациях, как ты считаешь, ваши воспитатели заботятся о здоровье и самочувствии воспитанниц? Внимательно за этим следят?
- Я считаю, что да, – твёрдо ответила Соня.
- Ты можешь привести конкретные примеры? Например, из собственного опыта. Обращается ли на это внимание во время наказаний? И после них?
- Наказывает меня в основном Елена Сергеевна, - вздохнула Соня. – Вы знаете, она всегда прекращает порку или делает перерыв очень вовремя - как только я начинаю понимать, что больше не могу терпеть. Никогда не дожидается, пока мне станет совсем плохо! Елена Сергеевна очень это чувствует. А сейчас, когда она применяет ко мне «восьмой разряд», то обезболивание проводит всегда сразу. И ещё: Елена Сергеевна часто заставляет меня раздеваться и осматривает. Вначале меня это очень… напрягало, пока я не привыкла. И при необходимости она всегда принимает меры: делает дополнительную обработку, говорит, как одеться.
А ещё: и она, и другие воспитатели часто спрашивают меня о самочувствии. Мария Александровна, например, в последние дни меня днём вызывает в кабинет и дополнительную обработку проводит. В перерывах на работе, и во время самостоятельных занятий всегда мне круг предлагает. Разрешает заниматься в кровати, когда мне совсем трудно.
А Инна Владимировна в пятницу утром, когда я порку получила, отметила, что я бледная, хотя я и не жаловалась, измерила мне давление и буквально заставила выпить кофе. Сказала, что это лечебная мера.
Соня немного помолчала и добавила:
- Галина Алексеевна, я хочу ещё напомнить, как воспитатели ко мне внимательно отнеслись в прошлый вторник, когда у меня живот болел из-за критических дней. Мария Александровна немедленно дала мне спазмолитик, Елене Сергеевне позвонила в шесть утра, наложила мне «третью-бис» по её распоряжению. Елена Сергеевна тут же пришла и отвела меня в изолятор, и там меня несколько раз в этот день навещала.
- Ещё что-нибудь вспоминается? – усмехнулась заведующая.
- Да, - сказала Соня. – Сегодня на уроке французского я чувствовала себя не очень хорошо, потому что…
Соня осеклась и испуганно посмотрела на заведующую.
- Продолжай, - подбодрила её та.
- В общем, я знала, что у Марины сегодня операция, и очень волновалась. У меня даже спазмы в животе начались. Елена Сергеевна это заметила, тут же отвела меня в кабинет и расспросила, как я себя чувствую, и что случилось.
- Она давала тебе лекарство?
- Нет, - улыбнулась Соня. – Провела психотерапевтическую беседу. И мне стало лучше.
- Галина Алексеевна! – взволнованно продолжала Соня. – По-моему, Елена Сергеевна не виновата в том, что произошло с Наташей. Она очень внимательна к нам! И она, и дежурные воспитатели делают всё возможное, чтобы не допускать у нас никаких проблем со здоровьем!
- Ты её защищаешь? – удивилась Галина Алексеевна. – Да ещё так горячо! Это благородно с твоей стороны.
- Нет, - покачала головой Соня. – Просто я стараюсь быть справедливой.
- Спасибо, Соня, за доверительный разговор, - твёрдо произнесла заведующая. – Но выводы я сделаю сама, если ты не против.
– Конечно. Извините, - смутилась девушка.
Подобным образом Галина Алексеевна поговорила со всеми девушками, тщательно записывая все беседы на диктофон. Кроме Сони, ещё только Даша и Лиза обратили внимание, что с Наташей в последнее время было не всё в порядке. Как выяснилось, они спрашивали девушку, в чём дело, но та упорно отвечала, что просто устала, разволновалась или расстроилась. А про своих воспитателей все говорили одно и то же: они внимательны к воспитанницам и тщательно следят за их самочувствием.
«Надо же, - улыбнулась про себя Галина Алексеевна. - Ни одна не попыталась гадость своим воспитателям сделать. Ведь момент очень подходящий! Не часто у воспитанниц появляется подобная возможность»
После ужина заведующая снова пришла в учебную комнату 204-ой группы с пачкой уже распечатанных показаний воспитанниц и попросила девушек на них расписаться. Затем пригласила Лену и Машу в кабинет и вручила каждой по стопке листов.
– Коллеги, я попрошу вас найти время и до педсовета с этим ознакомиться. Тут показания всех ваших воспитанниц, включая Наташу Пономарёву. А после педсовета мы проведём с вами небольшое совещание. Инну Владимировну я тоже на него пригласила.
Лена отреагировала на это совершенно спокойно, а вот Маша смотрела на Галину Алексеевну с тревогой.
– Возвращайтесь к своим обязанностям, - разрешила им заведующая. - До вечера.
– Вот видишь, Лена, я же тебя предупреждала! - воскликнула Маша, как только дверь за заведующей закрылась. - Она уже начала под тебя “копать”. На моей памяти Галина Алексеевна вот этого никогда не делала!
Маша потрясла листами.
– Так, придёт, поговорит с девчонками, но без всяких протоколов!
– Прости, - покачала головой Лена. - Боюсь, я и вас с Инной под удар подвела.
– Да нам-то как раз ничего не будет, - возразила Маша. - Это же понятно, что в данном случае нашу с Инной вину можно только “за уши притянуть”. А ты “ответственная”, с тебя всегда можно спросить! Если ей очень захочется.
– Да ладно, - отмахнулась Лена и с блестящими от возбуждения глазами схватила свою стопку распечаток.
– Жутко хочется узнать, что девчонки про нас наговорили!
Первым делом она вытащила из пачки показания Сони. Быстро просмотрев их, воспитательница удивлённо воскликнула:
– Ничего себе!
После чего протянула листок Маше.
- И как по такому на меня компромат можно набрать?
Маша тоже прочитала и усмехнулась:
– Да уж! Впору нам премию выписывать. Лен, за такие ответы сними с неё хотя бы одну “безлимитку”.
– Перебьётся! - возмутилась Лена. - Она просто сказала правду. Ведь так всё и есть! Что, Сонька врать бы стала Галине Алексеевне?
– Как хочешь, - вздохнула Маша. - А компромат Галина Алексеевна найдёт, где взять, ты её недооцениваешь. Так что не расслабляйся.
*
Заканчивая педсовет, Галина Алексеевна объявила:
– Сейчас всех воспитателей 204-ой группы прошу пройти ко мне в кабинет. Остальные – до завтра. Отдыхайте, девочки.
Инна, Лена и Маша попытались было попрощаться с подругами, но Елизавета возмущённо заявила:
– С ума сошли! Какое «до свиданья»! Мы вас здесь будем ждать. Мне вот как раз с Алиной ещё нужно кое-что обсудить.
Светлана и Вероника тоже не делали никаких попыток подняться со своих мест.
У Алины сегодня был выходной, однако она пришла перед педсоветом для разговора с заведующей, по требованию последней, да так и осталась, так как теперь уже Елизавета очень попросила её об этом. Ответственной воспитательнице двести третьей группы хотелось лично дать своей «дежурной» некоторые инструкции, касающиеся завтрашнего дня.
В кабинете заведующая усадила своих сотрудниц на один диван, сама села в кресло, расположенное рядом.
– Коллеги, разговор у нас состоится довольно серьёзный. Вы ознакомились с показаниями ваших воспитанниц?
Девушки подтвердили.
– Так вот, - продолжала Галина Алексеевна. - Ситуация с Наташей, к счастью, разрешилась благополучно. Она поправляется, ничего страшного с ней не случилось. Серьёзных обвинений к вам я не предъявляю. Однако я основательно поговорила и с Наташей, и с остальными воспитанницами вашей группы, а также тщательно изучила записи с камер, где просматривается всё, что происходило у вас за период с пятницы до вторника.
И вывод мой таков, дорогие мои: вы вполне могли эти неприятности предотвратить. Однозначно.
Молодые воспитательницы переглянулись.
– Как? - спросила Маша.
Галина Алексеевна встала с места и пересела в другое кресло, оказавшись теперь прямо напротив девушек.
– Как раз к тебе, Маша, это относится меньше всего, - произнесла она. - Ты дежурила в субботу и в понедельник. В субботу вечером ты заметила, что Наташе нехорошо, опросила её и даже измерила ей давление. Верно?
– Да, - ответила Маша. - Давление у неё оказалось абсолютно нормальным, и Наташа мне заявила, что очень волнуется перед свиданием. Причём очень убеждённо.
– Я видела это на записи, - подтвердила заведующая. - Ты работала в тот день без ответственного воспитателя, вечер оказался очень насыщенным, ты была чрезвычайно занята. Однако и после ужина за Наташей ты приглядывала и даже предложила ей пойти в кровать на полчаса раньше отбоя. Молодец! Очень чётко и профессионально выполняла свои обязанности.
А в понедельник ваши девочки переносили групповое наказание, после которого было не совсем хорошо всем, а не только Наташе. По крайней мере, ничего особенно плохого на записи в глаза не бросается. Выраженных приступов у неё не было. Тебя, Маша, совершенно не в чем обвинить, даже при очень пристальном рассмотрении.
А основные претензии у меня к вам, мои дорогие.
Галина Алексеевна посмотрела на Лену и Инну.
– В воскресенье, после ужина, вы отправили девочек заниматься и оставили их в учебной комнате одних. Елена Сергеевна заявила тебе, Инна, что вам нужно кое-что обсудить. Было такое?
– Да, - подтвердила та. - Но, Галина Алексеевна, это же не противоречит инструкциям, правда? Мы разговаривали в кабинете, но наблюдали за воспитанницами по монитору.
– Не противоречит, - согласилась заведующая. - Но при условии, что вы наблюдаете внимательно. А что получилось? Вот, давайте вместе посмотрим.
Она включила запись. Воспитанницы 204-ой группы занимались в классе. Галина Алексеевна крупным планом вывела на экран Наташу Пономарёву. Девушка была бледна, на лбу чётко различались капли пота, руки Наташи подрагивали, отчего заметно сотрясался и учебник, который она держала сначала в ладонях на весу. Через пару минут Наташа вытерла пот со лба, откинулась на спинку стула и положила учебник на стол.
– Вы смотрели в монитор? - переспросила Галина Алексеевна. - Но я тоже сейчас смотрю в монитор и совершенно отчётливо вижу, что девочке плохо. А где находятся в это время воспитатели?
Она переключила запись на кабинет, в котором была задвинута перегородка.
– А воспитатели обсуждают, очевидно, какую-то очень важную проблему, возникшую в группе, - с иронией сказала заведующая. - Это не возбраняется! Но вы обязаны были быть внимательнее! Чему вас учили в первую очередь ещё в школе стажёров? Чем бы вы ни занимались, вы не имеете права выпускать воспитанниц из виду! Вы должны наблюдать за ними всегда, и очень внимательно, пусть даже вам приходится выполнять несколько дел одновременно. А вы настолько увлеклись разговором, что проигнорировали основную свою обязанность!
– Галина Алексеевна, - возразила Лена. - Мы и из-за перегородки наблюдали за девочками. Но, понимаете, вы, просматривая плёнку, уже знали, что искать. Вы сразу выделили Наташу. А когда мы смотрели на весь класс в целом, то на общем фоне её плохое самочувствие так в глаза не бросалось. Ведь многие девочки в этот вечер были не в себе. Они простились с родными, да ещё и Юлю только что проводили в штрафную группу.
Мы с Инной, прежде чем отправить воспитанниц в класс, довольно долго пытались их успокоить и поддержать. Я даже рассказала им раньше времени о том, что они вышли на первое место по результатам первой декады. Однако всё равно многие были «не в своей тарелке».
– Можно? - Лена протянула руку за пультом, который держала Галина Алексеевна.
– Пожалуйста, - усмехнулась та.
Лена взяла пульт и последовательно начала выводить на экран лица всех девушек.
Галя была ещё бледнее, чем Наташа, она честно читала учебник, но беспрерывно вытирала слёзы и периодически всхлипывала.
– Галя – лучшая подруга Юли, - напомнила Лена. - Она больше всех расстроилась за неё. Я это видела, но решила дать Гале время успокоиться самостоятельно. Если бы это ей не удалось, тогда бы мы приняли меры. Но вот давайте посмотрим через 10 минут.
Лена прокрутила запись дальше.
Галя выглядела теперь гораздо более бодрой, слёз уже не было, девушка спокойно занималась.
Лена вернулась к исходному времени, и на экране появилась Даша Карпова. Лицо девушки было, наоборот, покрасневшим, руки тоже возбуждённо подрагивали. Периодически Даша прикладывала ладони к щекам, как будто намеревалась их остудить.
– Даша у нас обычно спокойная и выдержанная, - объяснила Лена. - Но после свиданий она всегда расстраивается. Даша в «Системе» уже 3 года, и у нас в «Центре» ей находиться ещё два с половиной: она ведь ещё в девятом классе школы допустила половую связь.
А семья у неё просто замечательная! И мама, и папа, и две сестрички приезжают к ней все вместе каждый месяц, поддерживают её, привозят кучу фотографий. Они стараются, чтобы Даша полностью была в курсе их жизни. Даша их очень любит и переживает, что ещё не скоро сможет вернуться к своей семье, поэтому и расстраивается после прощания. Она всегда так краснеет, когда волнуется, но это быстро проходит.
Лена опять переключила запись на 10 минут вперёд. Действительно, с Дашей было уже всё более-менее в порядке.
Подобным образом «ответственная» быстро показала всех остальных воспитанниц. Все они были возбуждены, взволнованы или растеряны.
– А вот и наша «железная леди».
Последней Лена показала Соню.
– Даже она немного не в себе, видите?
Соня тоже была бледновата, периодически откладывала учебник истории и задумчиво, невидящими глазами, в которых поблескивали слёзы, смотрела прямо пред собой.
Инна смотрела на Лену с изумлением. Сама она во время того памятного разговора в воскресенье была настолько ошеломлена и напугана, что совсем забыла про воспитанниц. А Лена, оказывается, даже тогда прекрасно помнила о своих обязанностях и великолепно справилась с ними! Она так уверенно отчитывается перед Галиной Алексеевной! А ведь Инна абсолютно точно знала, что эту запись Лена ещё не видела, а, значит, и не имела возможности заранее подготовить свою «защиту».
Как только Наташу ранним утром среды отправили в изолятор, Инга Павловна своей властью ответственного дежурного воспитателя «Центра» сразу же «заморозила» все эти записи. Согласно инструкции. Никто не успел, да и не имел права ознакомиться с ними раньше заведующей.
Значит, Лена, действительно, внимательно наблюдала за воспитанницами в тот вечер и контролировала их самочувствие.
«Профессионал! Что тут скажешь?» - восхищённо подумала Инна.
У Маши тоже немного отлегло от сердца.
«Может быть, обойдётся», - промелькнула у неё надежда.
– Галина Алексеевна, - продолжала тем временем Лена. - Наташе тоже стало явно лучше через 10 минут. Когда я осуществляла повторный контроль, она оставалась только слегка бледной. И всё.
– Предположим, - проговорила заведующая. - Но, если мы посмотрим запись до конца, то увидим, что остальные девочки пришли в себя довольно быстро, а вот у Наташи подобные приступы возникали ещё несколько раз в течение этого вечера. Вот смотрите.
Она взяла у Лены пульт и перевела запись на более позднее время.
– Инна Владимировна вернулась, наконец, к своим обязанностям, - опять с иронией проговорила Галина Алексеевна. - И работаешь ты, Инна, вполне добросовестно. Девочки от тебя не отходят, ты помогаешь с уроками то одной, то другой. Ты очень занята, правда?
Инна, догадываясь, что это неспроста, подтвердила.
– А вот Наташа, - заведующая опять вывела девушку на экран. - И у неё повторный приступ.
Девушке, и правда, опять было явно плохо. Из-за сильной дрожи в руках и слабости она не только положила учебник, но и сама почти легла на парту. Но было заметно, что Наташа изо всех сил старается скрыть своё плохое самочувствие.
– А ты, Инна, этого не заметила, - укоризненно, но доброжелательно сказала заведующая. - Предположим, ты очень занята, да ещё и сильно расстроена, верно?
Инна удивлённо и с некоторым испугом посмотрела на неё.
– Галина Алексеевна, даже, если это и так, то я этого не показываю, согласитесь.
– Не показываешь, - подтвердила заведующая. - Но бдительность у тебя притупилась, это очевидно. Ведь обычно ты очень внимательная! Если бы ты была в нормальном твоём состоянии, то не пропустила бы такого. Видно, разговор о проблемах, возникших в вашей группе, выбил тебя из колеи.
Галина Алексеевна не спрашивала, а утверждала. Инна по-прежнему, не отрываясь, смотрела на неё, не говоря ни да, ни нет. Лена тоже молчала. Маша вообще не понимала, о чём речь, но предчувствия у неё были нехорошие.
Галина Алексеевна встала с кресла и проговорила уже более жёстко:
– Но и это было бы не так уж страшно, если бы в классе в это время присутствовала и Елена Сергеевна! Уж из вас двоих кто-нибудь точно обратил бы внимание на плохое самочувствие воспитанницы. А Елене Сергеевне, к тому же, Наташа и соврать бы не посмела, правда?
Лена кивнула:
– Думаю, да.
– А то что получается? - заведующая говорила повышенным голосом. - Девушка плохо себя чувствует, пытается это скрыть и врёт всем напропалую – и подругам, и воспитателям! Елена Сергеевна, ваши воспитанницы что, не знают о том, что недопустимо так поступать?
– Знают, - вздохнула Лена. - От Наташи я этого не ожидала. Тем более, за обман она уже один раз попала в карцер.
– Я не зря всё время настаиваю на том, чтобы с воспитанницами вечером находились оба воспитателя, - продолжала Галина Алексеевна. - Постоянно вам твержу, чтобы вы остальные свои дела переносили на другое время! Видите, это как раз тот случай! Так где же были вы, Елена Сергеевна, в это время?
– Я отходила посоветоваться с Елизаветой Вадимовной, - спокойно ответила Лена.
Заведующая кивнула.
– Очень хорошо. Допустим, проблема в вашей группе, которую вы обсуждали с Инной, показалась вам такой серьёзной, что вы приняли решение посоветоваться с более опытным сотрудником. Такое может быть, и это не возбраняется.
«Играет с нами, как кошка с мышками! Пока прямо не спросит, и я буду отвечать в том же духе» - решила Лена.
Галина Алексеевна усмехнулась:
– Хорошо. Теперь давайте посмотрим вечер вторника. Да, Елена Сергеевна дежурит по отделению, она очень занята. Вот, на самоподготовке, она вынуждена оставить группу на Инну и отойти по вызову опять той же Елизаветы Вадимовны. Так?
Воспитательницы подтвердили.
- Но что происходит дальше? Через некоторое время и Инна Владимировна покидает группу! Почему?
– Это мы с Елизаветой попросили её прийти, - ответила Лена. - Необходимо было общее обсуждение важного вопроса. Но, Галина Алексеевна, мы же обеспечили себе замену.
– Я вижу, - кивнула та. - В класс пришла Алина. И вначале отнеслась к своим обязанностям очень даже серьёзно. Ведь именно в это время у Наташи опять случился приступ.
На экране опять появилась учебная комната. Алина Геннадьевна велела Наташе подойти к своему столу и стала расспрашивать. Девушка ответила, что она просто устала и все еще переживает после свидания, очень скучает по маме.
«Опять врёт, - недовольно подумала Лена. - Почему никто её на этом не поймал? Ведь девчонки – и Маша, и Алина – обычно чётко ложь улавливают. Прямо, как будто специально получилось! Как назло!»
Однако Алина провела Наташу в кабинет воспитателей, заставила выпить успокаивающую таблетку, измерила ей давление. Было видно, что сотрудница в лёгком недоумении. Убрав на место аппарат, воспитатель прошла в зону отдыха и вернулась оттуда с плиткой молочного шоколада «Милка». Отломив от плитки довольно большой кусок, она протянула его девушке.
Лена, Инна и Маша смотрели на всё это расширенными глазами. Галина Алексеевна сидела с иронической улыбкой на губах.
– Алина Геннадьевна, - растерянно сказала Наташа.- Мне нельзя. Я на штрафной диете.
– Я знаю, - ответила Алина. - Но это поможет тебе успокоиться. У тебя даже руки дрожат, а сладкое в таких случаях незаменимо. Это лечебная мера.
«Вот чёрт!»- изумлённо подумала Лена, а вслух немного растерянно произнесла:
– Но я про это ничего не знала.
– Разумеется, - снисходительно отозвалась заведующая. - Алина либо интуитивно, либо на основании собственного опыта почувствовала, что необходимо Наташе, и оказала ей помощь. Однако не рассказала об этом вам, Елена Сергеевна, ответственному воспитателю девушки. И я уже выяснила, почему!
Взгляд Галины Алексеевны сделался холодным и она строго произнесла:
– Она просто забыла. Потому что у самой голова другим была занята!
Лена и Маша понимающе переглянулись.
«По вашей же вине», - подумала Лена про заведующую.
А та уже продолжала:
– А в итоге, мои дорогие, Наташа получила сладкое, и это помогло ей благополучно продержаться до конца вечера. Поэтому вы, Елена Сергеевна, когда вернулись, наконец, в группу, уже не заметили ничего необычного.
Ну, и какие, Елена Сергеевна, вы из всего этого делаете выводы? Вы согласны со мной, что эти неприятности всё-таки можно было предотвратить? И вы, как ответственный воспитатель группы, в первую очередь виноваты в том, что этого не произошло?
– Нет! - изумлённо воскликнула Лена. - Галина Алексеевна! Вы же сами видели! Это стечение обстоятельств. Сначала я заметила плохое самочувствие Наташи, но это можно было объяснить, и через 10 минут при повторном контроле её состояние улучшилось. Затем Инна не обнаружила второй приступ, потому что была очень занята, а я отходила по важному делу. Да ещё и Алина не доложила мне о таком важном инциденте! Так совпало. Всё одно к одному. Это случайность.
– А были ли такими важным эти дела, по которому вы своей властью в воскресенье отвлекли от работы Инну Владимировну, расстроили её, чем нанесли удар по её работоспособности, а во вторник вместе с ней покинули воспитанниц на довольно длительное время?
Галина Алексеевна спросила это очень холодно.
– Да. Эти дела взаимосвязаны, и были исключительно важными, - не смутившись, ответила Лена. - Галина Алексеевна, я работаю на вашем отделении уже полтора года. Вы знаете, что я не отличаюсь безответственностью, и не поступила бы так, если бы для этого не было серьёзных причин. Тем более что никаких инструкций я не нарушила!
- Но, Елена Сергеевна, если это всё было так серьёзно и срочно, то почему об этих проблемах вы не доложили на педсовете или просто лично мне?
Лена оставалась спокойной. В отличие от Инны, которая побледнела от страха, что сейчас Галина Алексеевна вынудит их всё рассказать.
«Вот вспомнишь тут поговорку про «тайное» и «явное»! Ничего скрыть не получается! Но чтобы Галина Алексеевна обо всём узнала….Нет, только не это! – отчаянно думала воспитательница.
Однако Елена не собиралась раскрывать карты.
– Потому что мы их решили. Докладывать не было необходимости.
– Но недосмотр произошёл именно поэтому! - сердито отозвалась заведующая. - Да, формально основные ошибки допустили Инна и Алина! Но это не имеет значения. Если даже виноват ваш дежурный воспитатель, или «подменный», которого вы сами просили присмотреть за группой, всё равно ещё больше виноват «ответственный». То есть вы, Елена Сергеевна. Тем более, что именно вы спровоцировали опасную ситуацию, устроив так невовремя эти обсуждения.
«Понятно, - подумала Лена. - Что же, зря я была настроена так оптимистично. Конечно, я крайняя»
– Елена Сергеевна, - продолжала заведующая. - Я назначила вас ответственным воспитателем, когда вам было ещё только восемнадцать лет. До сих пор я об этом не жалела, но ведь в группе не случалось никаких ЧП. А любые нестандартные ситуации очень даже показывают, чего стоит сотрудник на самом деле. И вот какие я делаю выводы.
Поскольку вы в данном случае не признаёте свою ошибку и не готовы взять на себя ответственность ни за случившееся, ни за своих подчинённых, значит, вам ещё рано работать ответственным воспитателем. Выходит, я слишком поспешила.
«Нет. Не надо», - мысленно взмолилась Лена.
Но Галина Алексеевна неумолимо продолжала:
– Лично для меня ваша вина сомнений не вызывает. Я приняла решение снять вас с должности ответственного воспитателя 204-ой группы пока на 3 месяца. На это время я подыщу вам на своём отделении место «дежурного». У вас, Елена Сергеевна, будет время всё обдумать и на будущее повысить свою ответственность. Надеюсь, эта мера окажется действенной, вы сделаете выводы, и тогда я смогу вернуть вам вашу должность по истечении этого срока.
Лена не успела даже раскрыть рта, как с дивана вскочила Маша и возбуждённо, со слезами на глазах, заговорила:
– Галина Алексеевна, пожалуйста, проявите к ней великодушие! Ведь с Наташей в итоге всё в порядке, а Лена отлично работает! Не надо этого делать, прошу вас!
– Маша, перестань! - возмущённо воскликнула Лена.
Но уже вскочила и Инна.
– Галина Алексеевна, я тоже вас прошу! Ведь это я виновата, именно я всё проворонила! Галина Алексеевна, отстранение Лены повредит нашей группе. Ведь вы же сами недавно говорили на дисциплинарной комиссии, что у нас «отличная команда»! Не надо её разбивать, пожалуйста! Мы исправимся, утроим теперь внимание к воспитанницам! Мы и так этот урок не забудем.
– Инна! - закричала Лена теперь уже на неё. - Девчонки, да что вы вытворяете?
Она сердито смотрела на подруг.
– Как вы себя ведёте? Прекратите!
Галина Алексеевна смотрела на всё это с иронической улыбкой.
– Видите, девочки, - сказала она Инне с Машей. - Сама Елена Сергеевна ведь и не просит меня о снисхождении. Она полностью согласна с моим решением. Правда?
Лене очень хотелось показать, как она согласна с таким решением. Например, взять вот это пресс-папье со стола и запустить в окно! Представив мысленно, что она это сделала, девушка даже услышала звон разбитого стекла и почувствовала, как в кабинет проникает морозный воздух. Эта непроизвольная психотерапия её немного успокоила.
– Нет, - твёрдо ответила девушка. - Конечно, я с ним не согласна. Я этого не заслужила и считаю такую меру слишком строгой. Но вы, Галина Алексеевна, мой руководитель, и имеете полное право принимать подобные решения по своему усмотрению. Мне остаётся только подчиниться.
Глаза заведующей неодобрительно вспыхнули.
«Упрямая гордячка!»
– Что же, - произнесла она вслух. - В таком случае, коллеги, я больше вас не задерживаю. Идите отдыхать. Спокойной ночи.
Галина Алексеевна отошла к компьютеру с намерением закрыть программу.
– Ленка! Ты совсем обалдела! - прошептала девушке Маша. - Сейчас мы с Инной уйдём, а ты останься и извинись. Признавай свою вину полностью, во всём. Не лезь на рожон! Ты сама всё портишь! Ей же не хочется тебя отстранять, неужели не видишь?
Маша уверенно схватила ошеломлённую и растерянную Инну за руку и потащила к двери. Попрощались они, уже выходя из кабинета.
Лена пока оставалась на месте. Галина Алексеевна насмешливо спросила:
– У вас ко мне что-то ещё?
– Да, - кивнула Лена. Она выглядела совершенно невозмутимой, даже не побледнела. - Галина Алексеевна, скажите, пожалуйста, когда я должна буду приступить к новой работе?
Заведующая нахмурилась. Это было явно не то, что она ожидала услышать.
– Елена Сергеевна, - холодно ответила она. - Вы должны бы знать, что молниеносно такие вопросы не решаются. Чтобы начать работать «дежурной», вы должны предварительно пройти тест у психолога. Надеюсь, вы не забыли, что существует такое понятие, как «коллегиальная совместимость». Вы сделаете это завтра, и до моего особого распоряжения будете выполнять свои теперешние обязанности.
– Тогда я поставлю вопрос по-другому, - настаивала Лена. - Я спрашиваю не просто из любопытства. Скажите, в это воскресенье я ещё работаю в своей группе?
– Да, - кивнула Галина Алексеевна. - Будет лучше, если с девочками в театр поедете вы, а не новый воспитатель. Тем более, что их второе место – это всё таки, в первую очередь, ваша заслуга.
– В таком случае, я очень вас прошу предоставить мне отгул за это воскресенье в понедельник. Мне необходимо навестить Марину. Она перенесла тяжёлую операцию и очень меня ждёт. Я написала заявление.
Лена протянула заведующей листок.
Обычно все сотрудницы отделения договаривались с Галиной Алексеевной об отгуле на словах, а заявления приносили post factum. Но Лена внимательно изучила все инструкции и сейчас сделала всё по правилам. По крайней мере, она так думала.
Заведующая взяла заявление, внимательно прочитала и опять нахмурилась:
– Елена Сергеевна, вы поступаете не по инструкции. Заявления на отгул должны подаваться не позже, чем за двое суток до него. Я же должна успеть назначить вам замену.
– Но я и подаю за двое суток, - возразила Лена. - Сегодня пятница, а я прошу понедельник.
– Елена Сергеевна, - повысила голос начальница. - Если у вас отстают часы, то посмотрите на мои.
Лена недоумённо взглянула на большие круглые часы, расположенные на стене, ближе к окну. Они показывали пять минут первого ночи. Сообразив, в чём дело, девушка вспыхнула. Это, по её мнению, было уже слишком.
– И вы мне не разрешите? - изумилась она.
– Сейчас, как видите, уже не пятница, а суббота, - спокойно отозвалась Галина Алексеевна. - Вы опоздали со своим заявлением на пять минут. Если завтра, вернее, уже сегодня, успеете подать новое заявление вовремя, то можете рассчитывать на вторник.
– Но Марина ждёт меня в понедельник, - Лена всё ещё не могла поверить. - Она очень расстроится. Галина Алексеевна, неужели вы это серьёзно?
– С вами, Елена Сергеевна, у нас всё теперь будет очень серьёзно, - отчеканила заведующая. - А теперь, если вы не возражаете, я бы хотела отправиться на отдых.
– Конечно. Извините.
Лена уже немного овладела собой. Кабинет они с Галиной Алексеевной покинули одновременно.
В зале заседаний, кроме Инны и Маши, всё ещё дожидались Елизавета с Алиной, Светлана и Вероника. Увидев Галину Алексеевну, все почтительно встали. Заведующая закрыла свой кабинет и покачала головой:
– Вся группа поддержки в сборе? Девочки, у меня к вам просьба: не задерживайтесь долго. Завтра рабочий день. Спокойной ночи.
Когда за ней закрылась дверь, Маша встревоженно спросила:
– Ну что? Извинилась?
Лена спокойно ответила:
– Нет. Моя вина практически сфабрикована. Ни сейчас, ни потом я извиняться не буду.
Она подошла к столу, за которым сидели её подруги, и устроилась рядом с Лизой.
– Девчонки вам уже рассказали? - спросила она.
Лиза кивнула.
– Она мне ещё в отгуле на понедельник отказала, представляете? - мрачно сообщила Лена. - Я заявление подала не до двенадцати, а в пять минут первого.
Она швырнула на стол ненужное уже заявление.
– Что же! - напористо воскликнула девушка. - Война так война.
– Так нельзя. Ты в этой войне проиграешь, - твёрдо заявила Вероника.
– Девочки, - тихо обратилась ко всем Лена. - Если вы не против, я сейчас пойду домой. Спасибо, что ждали и беспокоились. Но поговорим завтра, ладно?
– Иди, бунтарка, - согласилась Вероника. - И хорошо подумай. Пока у тебя ещё есть пути к отступлению. Не дожидайся, когда будет совсем поздно.
Все остальные молчали. Они были растеряны, но явно думали так же. Алина смотрела непонимающе, но тоже не вмешивалась.
– Я тебя всё-таки провожу, - не выдержала Лиза.
– Нет! - почти крикнула Лена. - Прости. Мне надо побыть одной. До завтра.
Она быстрым шагом вышла из зала заседаний.
– Ну, Маша, а что дальше было? Продолжай! - нетерпеливо велела Светлана.
– А уже почти всё, - пожала плечами та. - Лена отвечает: «Нет, я не согласна. Моей вины нет. Это стечение обстоятельств». Знаете, девочки, у Галины Алексеевны уже всё было решено. Если бы Лена сказала: «Я согласна», она бы заявила: «Я тоже так думаю. Поэтому получите наказание». Но она явно надеялась, что Лена попытается её поупрашивать. Ведь мера очень строгая! А она вела себя очень гордо. Можно было хоть попытаться этого не допустить!
– Ладно, пойдёмте спать, - встала Елизавета. - Все ещё раз подумаем и поговорим с ней завтра. Только, чует моё сердце, что уговоры не подействуют. Наша подруга «закусила удила».
– Чёрта с два её теперь переспоришь! - с досадой проговорила она.
– Попробовать всё равно надо! - горячо возражала Маша. - Лиза, Света, Ника! Помогите, прошу вас! Нас с Инной Лена не послушает. А вы, если вместе соберётесь, то сможете её убедить. Пригрозите ей чем-нибудь, в конце концов!
– Ага, - мрачно сказала Лиза. - Скажем, что разрываем с ней дружеские отношения.
Коллеги переглянулись и невесело рассмеялись.
– Нет, что вы, это слишком, - не поняла Маша. Она не была в курсе недавнего конфликта подруг. - Но что-нибудь придумайте!
Когда сотрудницы уже расходились по квартирам, Лиза немного задержала Машу и тихо спросила:
– Ты выполнила моё условие?
– Нет! - горячо ответила девушка. - Лиза, послушай, давай ты не будешь на этом настаивать! Я всё обдумала, и считаю, что мне это не нужно. Честное слово.
Лиза нахмурилась и сурово произнесла:
– Думать буду я. А у тебя время до вторника. Действуй, и без споров!
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 6 .
Суббота, день.
Алина появилась в спальне своей 202-й группы в шесть часов утра, сразу прошла к кровати Даши Морозовой, тихо окликнула воспитанницу и легонько потрясла за плечо. Даша даже не шевельнулась. Девушка крепко спала, её светлые длинные волосы, распущенные на ночь, разметались по подушке.
Алина вздохнула и отпустила плечо воспитанницы. Инструкции, данные Елизаветой Вадимовной своим дежурным воспитателям, предписывали ей сейчас поступить с Дашей весьма сурово. Однако Алине было жалко девушку. Уже целую неделю Даша находилась в немилости Елизаветы, два раза в день получала обязательные строгие телесные наказания, а, если допускала нарушения – тогда ей приходилось переносить по вечерам и третью порку.
Почти весь день воспитанница не имела права одеваться и ходила с табличкой “Лгунья” на груди.
Правда, с сегодняшнего дня Елизавета распорядилась оставить для Даши только одну обязательную порку, руководствуясь соображениями безопасности для здоровья. Однако провинившаяся по-прежнему обязана была вставать раньше всех, в шесть часов утра, и целый час до подъёма простаивать на своём месте, у кабинета воспитателей, в специально очерченном мелом кругу. Для этого Дашу всю неделю будили дежурные воспитатели, причём Елизавета Вадимовна предупредила опальную воспитанницу, что просыпаться та должна моментально. А если нет – то пусть пеняет на себя!
Даша старалась держаться стойко. Она помнила, что дала Елизавете Вадимовне обещание выполнять все её требования безропотно. Однако и физически, и морально ей было очень плохо. Даша уставала и не высыпалась, так как в кровати оказывалась в полпервого ночи, а поднимали её уже в шесть. Особенно сильная усталость накопилась сейчас, к концу недели. Поэтому сегодня, несмотря на попытку воспитателя разбудить её, Даша не проснулась.
Дежурная воспитательница потянула за рукоятку резиновый ремень из чехла, прикреплённого к поясу форменного костюма, и резким движением сдёрнула с девушки одеяло. Даша лежала на животе, спала она тоже голой. Елизавета не разрешала ей надевать даже ночную рубашку. Алина, подавляя в себе сочувствие к воспитаннице, взмахнула ремнём и резко, очень больно ударила всё ещё спящую девушку по ягодицам.
Даша тут же проснулась, вскрикнула и подскочила на месте. Теперь она съёжилась в углу кровати – испуганная, растрёпанная, лицо воспитанницы выражало отчаяние загнанного зверька.
– Простите, Алина Геннадьевна, - умоляюще проговорила она.
Однако Алина крепко схватила девушку за руку, стащила с кровати и буквально поволокла за собой в кабинет. Там она подтолкнула Дашу к кушетке и холодно приказала:
– Ложись! Сейчас ты у меня проснёшься!
Воспитанница с отчаянием ответила: “Слушаюсь” и, не сопротивляясь, легла, хотя вся дрожала и уже начинала всхлипывать.
– Молчи! - крикнула ей Алина. - Ведь это не в первый раз. Кто виноват, что тебя ремнём приходится будить?
Затем дежурная, в точности следуя инструкциям своего ответственного воспитателя, строго наказала девушку: беспощадно хлестала её ремнём до тех пор, пока несчастная не расплакалась навзрыд. Только тогда воспитатель остановилась, применила обезболивание, велела наказанной встать и умыться и отправила её стоять на определённое для этого место.
Сама же обессиленно опустилась в кресло перед монитором, по которому можно было наблюдать за всеми воспитанницами, в том числе, и за Дашей.
В последние три дня, получив, наконец, счастливое избавление от репрессий со стороны заведующей, молодая «дежурная» находилась ещё в некоторой эйфории, не могла поверить своему счастью. Галина Алексеевна освободила сотрудницу от всего – и от строгих телесных наказаний, продолжающихся вот уже почти полтора месяца с интервалом строго через день, и от домашнего ареста. Вчера первый раз со времени своего проступка Алина съездила домой. Мама была так рада! Она очень переживала за дочь. А ведь она не знала о том, что её наказание вовсе не ограничивалось только запретом на выезд из «Центра»! Галина Алексеевна предупредила, что о «неформальных методах» маме рассказывать не будет, и Алина, конечно, тоже не призналась. Зачем волновать близких?
А потом она успела пару часов провести со своим другом Евгением, который всё это время не находил себе места. Он тоже не знал о телесных наказаниях (ещё бы знал! об этом Алине даже и подумать было страшно!), но с первого дня, когда всё это случилось с подругой, резко восстал против домашнего ареста. Ужасно возмущался, уговаривал любимую девушку бросить всё и уволиться самой, раз с ней так жестоко обращаются.
«Что это за порядки? - кричал он в телефонную трубку. - Крепостное право у вас там, что ли? Да бросай ты такую работу без всякой жалости!»
Алине стоило большого труда убедить друга, что работу она бросить не может и не хочет, потому что любит её и ощущает себя в “Центре” полностью на своём месте. Но Женя сходил с ума от беспокойства за свою девушку и расстраивался, что не может её увидеть. Алине от этого было вдвойне тяжело! Они с Евгением всё это время могли общаться только по телефону, так как в период домашнего ареста запрещалось не только покидать “Центр”, но и принимать у себя гостей.
Женя никак не мог с этим смириться, волновался, буйствовал, чуть ли не ежедневно призывал Алину уволиться из «Центра» и вернуться в колледж. Отчаявшись, девушка привела аргумент, который бы без крайней нужды выдвигать не стала. Она напомнила другу, что, являясь девятнадцатилетней студенткой, она уже больше двух лет работает в «Системе перевоспитания», зарабатывает очень хорошие деньги и вовсе не желает вновь оказаться на иждивении у родителей, из-за минутной слабости прервав свою карьеру. Евгений, который пока тоже был студентом, и как раз «на иждивении», внял этому объяснению и немного поутих.
В Новопоке все дети и учащиеся молодые люди находились на государственном обеспечении: им оплачивалось питание, приобретение одежды и всего необходимого для учёбы и гармоничного развития, и даже выделялись карманные деньги. Однако средства на всё остальное: разные прихоти, дополнительные хобби, путешествия и тд. подросткам предоставляли родители. И довольно часто делали это по своему усмотрению, а вовсе не по желаниям чад.
Безусловно, студенты колледжей и ВУЗов имели право подрабатывать в свободное от учёбы время, но время такой работы было строго регламентировано, и больших доходов подростки не имели.
Сотрудники «Системы перевоспитания», которые часто начинали полноценно работать уже с 16-17 лет, безусловно, имели в этом плане неоспоримое преимущество. Так, например, Алина, занимая должность дежурного воспитателя всего два года, уже сейчас зарабатывала больше, чем оба её родителя вместе (а мама с папой – специалисты с высшим образованием и немалым стажем работы), имела машину, без труда могла позволить себе любую поездку во время отпуска, да ещё и немалую сумму откладывала ежемесячно на свой счёт. И это ещё не считая всех остальных льгот, предоставляемых сотрудникам «Системой».
Вчера, после радостных и волнующих встреч с близкими, воспитательница вернулась в “Центр” около восьми часов и в этот вечер имела ещё одну беседу с Галиной Алексеевной, на этот раз весьма доверительную. В первый раз заведующая просто сообщила девушке, что прощает её и не имеет больше к своей сотруднице никаких претензий. А вчера они поговорили очень душевно. Галина Алексеевна подробно выспрашивала, что Алина чувствовала всё это время, и сотрудница отметила, что её ответы явно привели заведующую в изумление. Когда Алина рассказала, что уже и не надеялась на прощение, а готова была вот-вот “сломаться” и пойти под увольнение, Галина Алексеевна отчётливо смутилась и пробормотала:
– Не может быть такого. Ты не преувеличиваешь?
– Нисколько, - призналась воспитательница. - Так всё и было.
Она вздохнула.
- Хорошо, что Лена мне в понедельник мозги немного на место поставила и посоветовала, как держаться.
– Ладно, дорогая моя, - подытожила заведующая. - В любом случае, проступок ты совершила серьёзный и обижаться на меня не должна. Если бы я отправила тебя отбывать наказание воспитанницей, как собиралась вначале, не думаю, что это было бы для тебя лучше.
– Галина Алексеевна! – воскликнула девушка. - Я и не думаю обижаться! Спасибо, что вы меня простили! Обещаю – ничего подобного больше не повторится. Вот только... меня смущает… вы сказали, что сделали это не по своей воле. Почему? В душе вы ещё сердитесь?
Галина Алексеевна немного помолчала.
– Не по своей воле, - призналась она. - Я планировала наказывать тебя в течение трёх месяцев. Как, если бы ты отправилась воспитанницей, понимаешь?
Алина побледнела.
– Но этого я бы точно не выдержала, - растерянно проговорила она.
– Теперь я это вижу, - согласилась заведующая. - И не жалею. Не волнуйся, я прощаю тебя от чистого сердца! Живи и работай спокойно.
Алина не стала выспрашивать подробности – что же вынудило Галину Алексеевну принять такое решение. Постеснялась.
Тем более, что заведующая тут же перевела разговор на тот злополучный вечер вторника, когда Алина замещала воспитателей 204-й группы и дала шоколад Пономарёвой Наташе. Выяснив все подробности, начальница строго выговорила сотруднице за непростительную забывчивость, но, впечатлённая только что прошедшей беседой, не стала применять к ней никаких взысканий. Ограничилась предупреждением.
Этот разговор состоялся сразу перед педсоветом, и Алина осталась на нём присутствовать. И потом, когда все воспитатели двести четвёртой отправились в кабинет заведующей на разбирательство, Алина ждала их вместе со Светой, Лизой и Вероникой. Известие о понижении Лены в должности повергло её, как и всех остальных, в шок.
Сейчас, сидя в кресле, Алина очень крепко обо всём этом задумалась. Она связала воедино все факты: Лена узнала её секрет, причём, посчитала действия Галины Алексеевны слишком строгими. А буквально через два дня заведующая объявляет Алине о прощении и подчёркивает, что делает это не по своей воле. И с этого же момента резко изменяет отношение к Лене, что сразу заметили все воспитатели отделения. Трудно было не заметить!
Ни с кем из них Галина Алексеевна не разговаривает таким холодным официальным тоном, ни к кому не обращается по имени-отчеству, если рядом нет воспитанниц. Даже Алину все эти полтора месяца наказания Галина Алексеевна называла по имени и разговаривала с ней при всех как обычно. А холодно отчитывала воспитательницу только наедине или в присутствии одной Елизаветы. Галина Алексеевна явно не стремилась, чтобы об Алинином проступке узнали все сотрудники. А сейчас она выставляет напоказ, что с Леной у них явно не всё в порядке. Да ещё и с должности её сняла!
Честно говоря, за всё время своей работы в этом “Центре” Алина не помнила подобного случая.
Такое наказание для ответственных воспитателей, как перевод в “дежурные”, применялось крайне редко. Алина прекрасно понимала, что эта мера – очень суровая. Это и крайне неприятно, и ощутимый удар по самолюбию, да и в зарплате существенная потеря. Елизавета как-то упомянула случайно в разговоре, сколько она зарабатывает, как «ответственная» вместе с преподаванием! У Алины чуть глаза на лоб не вылезли! А ведь Лена вместе со своей должностью автоматически потеряет и преподавание - и воспитанницам, и студенткам-сотрудницам!
Алина вспомнила, что, когда совсем недавно Лизу отстранили от преподавания сотрудницам, та очень переживала, хотя виду старалась не показывать. А Лена сейчас теряет гораздо больше!
Да ещё ведь Галина Алексеевна может назначить Лену дежурным воспитателем только на своём отделении, потому что та ещё студентка, и по правилам, может работать только на своём курсе. А это означает, что и от воспитанниц взыскание скрыть не получится.
Ответственных воспитателей на отделении всего одиннадцать, все они преподают и по очереди дежурят по всему отделению. Каждая воспитанница знает их всех прекрасно! И вдруг они увидят, что Лена начала работать “дежурной” в одной из групп, а на её место назначен другой “ответственный”. Много ума не надо, чтобы сообразить, что воспитательница наказана.
Алину даже передёрнуло.
«Лучше бы Галина Алексеевна её просто отстранила от работы на эти 3 месяца, чем такой позор! - подумала она. - И как Лена это переживёт? Представляю, как ей обидно сейчас! Тем более что особой вины за ней нет. Как всё-таки много зависит от случая…»
Алина чувствовала, что Галина Алексеевна сердится на Лену не из-за Наташи. Это просто так совпало, и заведующая воспользовалась случаем, чтобы “прижать” сотрудницу.
« Не из-за меня ли всё это? - думала Алина. - Вдруг Лена ходила просить за меня заведующую, и та, хоть меня и простила, на неё за это рассердилась? Или что-то другое там у них произошло?»
Сама Елена по этому поводу не объяснялась. На расспросы коллег только пожимала плечами и отвечала:
« Девочки, без комментариев!»
Её подруги тоже не откровенничали. Алина пыталась было расспросить Елизавету, но безуспешно. Та решительно заявила, что не собирается сплетничать.
Всё же Алине не давали покоя подобные мысли, и она приняла решение сегодня же самой поговорить с Леной.
Даша в это время стояла в своём очерченном мелом круге по стойке “смирно”, постепенно приходила в себя после строгой порки и с нетерпением ожидала подъёма. Было очень обидно и унизительно стоять здесь в тёмной спальне, в то время как остальные воспитанницы ещё спят. Утром, в это время, и вечером, уже после отбоя, Даше было труднее всего выстаивать своё наказание. Девушку отправляли в “круг” и в течение дня, она проводила здесь каждую свою свободную минуту – на переменах, перед отчётами, после самоподготовки. Но днём или вечером, когда в группе бурлила жизнь, переносить наказание было не так тяжело. А вот стоять в темноте, тишине и полном одиночестве – это казалось Даше ужасным!
Всю эту неделю перед рабочими днями Елизавета Вадимовна разрешала девушке заниматься уроками всего один час после ужина, а потом холодно приказывала:
«Обманщица – на место!»
Как собачке!
Правда, перед учебными днями Елизавета не ограничивала Дашу во времени для приготовления заданий, но внимательно следила за воспитанницей, проверяла её первой и тут же отправляла в ненавистный «круг». Даже на уход за собой Елизавета Вадимовна теперь отводила Даше минимум времени, заявляя при этом: “Справляйся, как хочешь!”
Девушка пока более или менее справлялась. Несмотря на такой жёсткий прессинг, за эту неделю она получила только три дополнительных замечания, а отметок плохих у Даши и вовсе не наблюдалось. Одно из этих нарушений воспитанница допустила вчера вечером. Остальные девочки ещё выполняли в классе уроки, а Даша уже стояла в пустой спальне. В какой-то момент она чересчур задумалась и невольно нарушила режим “смирно” - покачнулась и немного выступила за круг, чтобы удержаться на ногах.
Расплата последовала незамедлительно. Очевидно, воспитатели, находясь в классе, не отрывали взглядов от монитора. В спальню тут же вышла рассерженная Елизавета Вадимовна с гневно сверкающими глазами. Даша едва успела извиниться. Воспитатель, не говоря ни слова, схватила девушку за волосы, собранные в “хвост”, втащила в класс и, не отпуская волос, вынудила её лечь на кушетку.
Затем всё было ужасно! Дежурный воспитатель Екатерина Юрьевна безжалостно хлестала воспитанницу ремнём, а Елизавета Вадимовна продолжала удерживать провинившуюся за “хвост”, так сильно натягивая волосы, что у Даши ручьём текли непроизвольные слёзы. Порка продолжалась долго и была очень строгой, а при попытке шевельнуть головой девушка испытывала дополнительные мучения. И это происходило на глазах всего класса!
А Елизавета, словно Даше этого было мало, сурово её отчитывала во время наказания. Несчастная с трудом всё это вытерпела. Она не могла дождаться, когда всё закончится, и ей разрешат вернуться в “круг”!
Вспомнив сейчас вчерашние боль, стыд и унижение девушка, пытаясь сдержать слёзы, глубоко вздохнула. Обида и злость на свою «ответственную» всё это время, не переставая, терзали ей сердце. Даша всегда уважала Елизавету Вадимовну, но сейчас была потрясена и возмущена жестокостью воспитателя, считала такое отношение к себе несправедливым и неоправданным.
Зная, что Елизавета Вадимовна никогда не бросает обещаний на ветер, Даша понимала, что, действительно, “попала” в этот раз капитально. Когда репрессии только начались, и прошёл первый шок, вызванный такими строгими мерами, девушка приняла решение не падать духом и мужественно выносить все испытания. Она сразу постаралась настроиться на то, что терпеть ей всё это придётся долго. Хорошо, если не все оставшиеся семь месяцев, которые Даше ещё предстояло отбыть в «Центре».
Решение-то воспитанница приняла, но как же трудно оказалось его выполнить!
Хорошо ещё, что Елизавета Вадимовна наряду с другими наказаниями не назначила провинившейся бойкот. Тогда бы Даше пришлось совсем плохо! Правда, реакция одноклассниц на всё случившееся оказалась неоднозначной. Двести вторая группа не была такой дружной и единой, как двести четвёртая, девочки жили больше сами по себе, и некоторые раньше завидовали Даше – ведь до этого происшествия она была лучшей воспитанницей и пользовалась благосклонностью воспитателей. Теперь, когда ситуация так резко изменилось, у них появился повод позлорадствовать.
Однако большинство одноклассниц всё же сочувствовали Даше и старались её поддержать. Особенно переживали за девушку её лучшая подруга Оксана Кораблёва и Ира Елистратова. Ира, которая сама до недавнего времени была в группе просто “серенькой мышкой”, неожиданно резко преобразилась (что произошло после разговора с Соней), а после несчастья с Дашей буквально “вцепилась” в девушку. Ира не оставляла Дашу в покое, убеждала не отчаиваться и не сдаваться, помогала после наказаний, советовала, как лучше держаться. Пример и помощь Иры очень вдохновили Дашу, и воспитанница старалась изо всех сил. К тому же, девушка чувствовала, что Елизавета Вадимовна не так уж презирает её, как хочет это показать. Сердится – конечно! Наказывает безжалостно, но всё же не презирает. И есть надежда смягчить воспитательницу, если вести себя правильно.
Но, чтобы понять, как это - правильно, нужно было смириться, покорно принять чужую волю, согласиться с ней. Тогда, может быть, и удалось бы чего-нибудь добиться. А Даша смирилась только внешне, а внутри бушевали страсти, и это очень мешало ей хладнокровно всё обдумать и понять, чего же хочет от неё Елизавета Вадимовна.
Особенно девушка переживала из-за необходимости ходить по всему “Центру” голой. Чтобы избежать этого позора, Даша согласна была бы переносить в два раза больше телесных наказаний. Но ведь никто ей этого не предлагал! Мнение провинившейся вообще не учитывалось. За неделю Даша так и не привыкла к этому, но выбора-то не было! Приходилось терпеть, задыхаясь от бессилия и унижения.
А ещё Дашу приводила в отчаяние неспособность переносить порку так стойко, как бы хотелось. Воспитатели сейчас наказывали её гораздо строже, чем бывало раньше, поэтому вытерпеть наказание без криков и слёз Даше удавалось не всегда. Но она всё-таки старалась, а в последнее время прислушивалась к советам Иры. И дело потихоньку продвигалось.
Но, в целом, надеяться Даше оставалось только на милость Елизаветы Вадимовны.
Без пяти семь Алина появилась в спальне и подошла к воспитаннице. Девушка внутренне напряглась: воспоминания о недавней порке ещё были свежи в памяти!
– Даша, - доброжелательно обратилась к ней воспитательница. - Чтобы утром просыпаться сразу, надо настроиться на это с вечера. Ты разве об этом не знаешь?
– Знаю, Алина Геннадьевна, - виновато ответила девушка. - Я пыталась, но не получилось, простите.
– Плохо пыталась! Сегодня, когда будет время, мы с тобой это обсудим. Согласись, тебе сейчас и так хватает проблем, да и мне не особо приятно лишний раз тебя наказывать. Держись, Даша. Настройся на трудный день, и не позволяй обстоятельствам быть сильнее тебя. Поверь, выход всегда есть.
Впервые за эту неделю Даша услышала слова поддержки хотя бы от одной из своих воспитательниц.
– Спасибо, - прошептала она.
Алина кивнула и улыбнулась девушке.
– А теперь иди к своей кровати. Скоро подъём.
У 204-ой группы этот субботний день с самого утра не заладился. Почти сразу после подъёма Инна Владимировна посчитала, что Наташа и Настя, которые сейчас составляли «пару», слишком громко разговаривают и пренебрегают своими утренними обязанностями. Девушки, действительно, немного поспорили, но быстро пришли к согласию. Сами они считали, что не вышли за рамки, установленные «Правилами”. Однако перечить воспитателю себе дороже, и у девушек хватило ума этого не делать. В карточках Наташи и Насти появились замечания за нарушение порядка в группе. Им ещё крупно повезло, что Инна решила не применять предварительное телесное наказание немедленно.
За завтраком Зоя, накладывая себе кашу, по неосторожности уронила тарелку на пол. Тарелка, конечно, разбилась. Горячая каша разлетелась по полу и забрызгала некоторым девушкам рабочие комбинезоны. Воспитанницам пришлось, прервав завтрак, выходить в коридор к раковинам, чтобы привести себя в порядок.
Инна Владимировна, конечно, заставила Зою тщательно всё убрать, но ответственный воспитатель 208-ой группы Наталья Константиновна, которая сегодня дежурила по отделению, очень рассердилась. Пока Зоя убирала с пола остатки каши и осколки, она стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом. Затем вывела девушку в коридор, сурово выговорила ей за растяпство, обвинила Зою в нарушении порядка во время завтрака, и, в итоге, велела ей раздеться и встать лицом к стене. Вместо завтрака воспитанница получила строгую порку, а ещё Наталья Константиновна назначила ей пять часов «штрафных» работ в столовой, которые девушка должна была отработать в своё свободное время. А вечером Зое предстояло очень неприятное общение с завхозом Валентиной Сергеевной по поводу разбитой тарелки.
Однако Зоя в этой непростой для себя ситуации смогла держаться достойно. Частично в этом была заслуга Сони. Когда Зоя уже начала уборку, а Наталья Константиновна ещё не подошла, Соня улучила момент и прошептала подруге: “Зоя, настройся, тебя на сто процентов прямо сейчас накажут. Не вздумай спорить и оправдываться, поняла? Просто извиняйся! И порку терпи молча! Не позорь нашу группу перед ответственной дежурной, иначе будем вечером с тобой серьёзно беседовать! И подумай, как Елена Сергеевна отреагирует, если будешь себя недостойно вести. Держись!”
Зоя собрала все силы и держалась. Причём, сейчас на неё больше, чем страх перед Еленой Сергеевной, подействовала угроза Сони о разбирательстве на уровне группы. “Ещё объявят мне бойкот! С них теперь станется, - с тревогой думала девушка. - А этого я не переживу! И с Сонькой ссориться не хочется” В итоге воспитанница вела себя очень скромно, отвечала воспитателю виновато и почтительно, немедленно после приказа разделась и терпела наказание практически молча. Для Зои это было огромным достижением.
Бригадир Татьяна Вячеславовна сегодня пришла на работу не в самом хорошем настроении. Едва поздоровавшись, она сразу же накричала на Вику и Дашу за то, что они взяли пустые ящики не из того штабеля. Девочки сделали это по невнимательности, но даже и не думали оправдываться. Вели себя скромно, сразу же извинились, однако это не смягчило бригадира. Татьяна Вячеславовна распалялась всё больше, назвала девушек «бестолковыми глухими тетерями» и потребовала от Инны Владимировны принять меры и наказать провинившихся.
Наказание состоялось во время первого же перерыва, в комнате отдыха. Девочкам пришлось на глазах у всех остальных воспитанниц двух групп терпеть порку.
Чуть позже, когда всем разрешено было выпить чаю, за стол к своим воспитанницам подсела Инна Владимировна.
- Уже пятеро из вас получили сегодня замечания. Девчонки, в чём дело? Быстро соберитесь! Я понимаю – холодно сегодня очень, магнитная буря и так далее. Но здесь никакие оправдания не принимаются, вы же знаете! Зачем вам лишние проблемы?
- Инна Владимировна, мы постараемся, - заверила Соня. – Сейчас, пока чай пьём, всё обсудим.
- Хорошо.
Инна отошла от девушек и вместе с Алиной уселась на диван для воспитателей, тоже с чашкой чая.
Соня улыбнулась одноклассницам.
- Девчонки, не расстраивайтесь. Ведь мы же и не ожидали, что у нас всё сразу пойдёт без сбоев, правда? Такое здесь, к сожалению, невозможно. И мы живые люди, и воспитатели тоже, а ещё очень много зависит от случая. Давайте сейчас подумаем, что из сегодняшних неприятностей мы могли предотвратить. Прямо по пунктам. А вечером так же Елене Сергеевне об этом доложите. Получится, что вы всё уже продумали и выводы сделали. Вот увидите, не будет она к вам очень строга.
А завтра вы на балет едете! В первый раз за всё время. Вспомните об этом, и не отчаивайтесь!
- Сонь, а ты не передумаешь? Может быть, всё-таки с нами поедешь? – спросила Галя.
- Девчонки, вы же теперь всё знаете! Ну, как я могу? Сами подумайте! – воскликнула Соня.
- Хорошо-хорошо. Не переживай. А ты, Галя, не трави человеку душу, - распорядилась Юля. – Конечно, она никуда завтра не поедет. Но вот через месяц – обязательно.
«Что-то вообще со мной будет через месяц?»– подумала Соня.
*
Марина в это время лежала в удобной функциональной кровати послеоперационной палаты ещё довольно слабая, но полная оптимизма. Рядом с девушкой все прошедшие сутки неотлучно находились мама и Олеся Игоревна, иногда – вместе, иногда – сменяя друг друга. Сейчас около Марины сидела мама. Марина только что проснулась, и они тихонько разговаривали. Карина Александровна тщательно следила, чтобы дочь не переутомилась, но пока всё было в порядке.
Внезапно дверь распахнулась, и в палату буквально влетела Олеся Игоревна. Она подбежала к Марине и расцеловала её (очень нежно и осторожно), затем обняла Карину Александровну, вынудила её подняться со стула и закружила по комнате.
- Карина! – кричала она. – Всё отлично! Последние кардиограммы все хорошие! Тот узелок больше не функционирует, представляешь? Теперь это можно сказать точно. У Маринки нормальный ритм и состояние сердечной мышцы очень даже неплохое! Всё будет хорошо! Ещё недели три-четыре – и Маришка отсюда выйдет здоровой. Я так рада!
- Олеся! – вырывалась Карина Александровна. – Ты меня чуть не задушила.
Олеся Игоревна, улыбаясь, отпустила её. Мама Марины пару секунд постояла неподвижно, затем опустилась на стул и беззвучно заплакала.
В палату, привлечённая шумом, вошла дежурная медсестра. Сегодня в послеоперационном блоке дежурила Виктория Арнольдовна – молодая привлекательная женщина.
- Доктор! – укоризненно обратилась она к возбуждённой Олесе Игоревне. – Что вы устроили? Девочку напугали!
Она быстро подошла к Марине и склонилась над приборами.
- Да я не испугалась, - улыбнулась девушка. – Наоборот! Олеся Игоревна, расскажите мне ещё раз! Пожалуйста! Я снова хочу это услышать. Мамочка, не плачь, пожалуйста!
Но Карине Александровне трудно было успокоиться, теперь она уже рыдала в голос. Виктория Арнольдовна подошла к ней и мягко предложила:
- Пойдёмте со мной. Здесь нельзя плакать. У Марины должны быть только положительные эмоции. А я вам чаю налью.
Медсестра жестом остановила готовую рвануться следом Олесю Игоревну, и они с мамой Марины вышли из палаты.
Олеся Игоревна села рядом с Мариной и объяснила своей пациентке всё более подробно.
- А когда я могу встать? - воскликнула девушка. – Не могу больше лежать, как бревно, понимаете?
- А ты и не будешь, как бревно, - улыбнулась доктор. – Прямо сегодня начнём с тобой осторожненько приподниматься, дыхательную гимнастику проводить, массаж лёгкий делать. Отёк лёгких нам ни к чему, правда?
Но, Мариша, я требую от тебя безоговорочного выполнения всех наших требований. Ты же не хочешь, чтобы всё оказалось напрасным? А ранние осложнения после такой операции бывают очень даже серьёзными.
- Хорошо, Олеся Игоревна. Только, пожалуйста, можно мне позвонить Лене? Прямо сейчас. Надо же ей сообщить! Вы ведь ещё ей не звонили?
- Нет, - покачала головой Олеся Игоревна.
- А тебе кто-то разрешал телефонные разговоры? Или я не в курсе? – иронически спросила она.
- Ну, Олеся Игоревна, пожалуйста! – отчаянно проговорила Марина. – Мне ведь нельзя волноваться, правда? А я волнуюсь, ведь Лена за меня переживает!
- Я сама позвоню.
- Только отсюда! При мне! Пожалуйста!
- Мариша, - ласково сказала Олеся Игоревна. – Я не могу использовать в этой палате мобильный. Он нарушает работу приборов.
- А здесь же городской есть, - напомнила девушка. – Вон там стоит, на столике. И не трубка, а стационарный, и ничего он не нарушает. Олеся Игоревна, позвоните по нему, прошу вас! А Лена пусть Соне расскажет!
Выражение лица Сониной мамы резко изменилось.
- Ой, простите, - растерянно проговорила Марина. – Я не подумала! Вы не можете с ней об этом разговаривать. Олеся Игоревна! А Лена сказала Соне хотя бы о том, что сама операция благополучно закончилась? Ну, если только она не сказала, то я…
- Успокойся, Мариша, сказала. Сразу, как только ты пришла в себя. Со мной Лена не может по телефону про Соню разговаривать - у них с этим строго, с работы за это можно вылететь. Но я знаю об этом от её мамы. И сейчас Лена Соне расскажет и без нашей просьбы, я уверена. Не переживай.
- Хорошо, Олеся Игоревна, - послушно согласилась Марина. – А всё-таки, можно я после вас хотя бы два слова ей скажу, что хорошо себя чувствую. Она мой бодрый голос услышит, и ей легче станет.
Сонина мама кивнула, подкатила столик с телефоном к кровати и набрала номер. У Лены как раз сейчас был перерыв между занятиями, поговорить удалось не торопясь. У девушки возникло ощущение, что с души свалился огромный камень – такое сильное она испытала облегчение.
- Марина у меня трубку вырывает, - улыбнулась Олеся Игоревна. – Лена, пожалуйста, два слова, и ничего волнующего, ладно?
- Послушай, подруга, мне тебя только на два слова дали, так что я буду краткой, - услышала Лена голос Марины. – У меня всё отлично! Скоро приеду к вам в гости, помнишь, приглашали? А сейчас, прямо сейчас, вот сию же секунду ты расскажешь всё Соне, ясно? И попробуй этого не сделай! Тогда можешь вообще ко мне не приезжать!
- Марина, прекрати! Отдай трубку! – услышала Лена испуганный голос Олеси Игоревны.
- Расскажу, шантажистка, - улыбнулась она. – Придёт она с работы вечером – и расскажу.
- Нет! – крикнула Марина и охнула.
- Что с тобой?
- Не обращай внимания. Шов ещё болит. С кем они сегодня работают – с Инной или с Машей?
- С Инной.
- Звони Инне. Пусть она расскажет ей немедленно! Соня должна узнать, что со мной всё в порядке! Прямо сейчас.
- Ну, ты даёшь, - протянула Лена.
Олесе Игоревне, наконец, удалось отобрать у Марины трубку.
- Мариша, - укоризненно покачала она головой. – Что ты вытворяешь? Зачем позоришь меня перед Леной?
- Она прекрасно знает, что вы меня ни о чём не просили, - твёрдо ответила девушка. – Олеся Игоревна, я поняла, как с ней надо поступать. Я буду бороться с ней её же оружием. Посмотрим, как долго она продержится.
Олеся Игоревна, когда вы мне телефонные разговоры разрешите? Я этого требую, в конце концов! Мне надо с Леной очень серьёзно поговорить. Мне ещё не меньше месяца в больнице находиться, а она всё это время может Соню продолжать тиранить. Не будет этого, Олеся Игоревна, я вам обещаю! Лена упрямая, но я теперь ещё упрямее! Если она и теперь не оставит Соню в покое, то я с ней очень крупно поссорюсь. Уговаривать и просить я больше не буду, хватит!
- Мариша, успокойся, - тихо проговорила Сонина мама. – Я тебе благодарна за сочувствие, но применять такие методы категорически запрещаю. Ещё мне не хватало проблем между тобой и Леной по нашей с Соней вине. Сама подумай!
- И ты мне должна это пообещать, - твёрдо добавила она. – Ты Лене угрожать из-за Сони не будешь! Обещаешь?
- Обещаю, - неохотно сказала Марина.
- Извини, я сейчас.
Олеся Игоревна быстро вышла из палаты и набрала по мобильному номер Лены.
- Лена, простите! - возбуждённо говорила она. – Я не ожидала этого от Марины. Она обещала вам два слова о своём самочувствии сказать, а тут такое выкинула!
- А то я свою подругу не знаю, - улыбнулась Лена. – Олеся Игоревна, не беспокойтесь. Передайте, пожалуйста, Марине, что её просьбу я только что выполнила. А с вами мы обязательно поговорим, когда я приеду.
- Лена, вас в понедельник уже к Марине пропустят. Она очень ждёт.
– А в понедельник меня не отпускают, - вздохнула Лена. – Пока надеюсь на вторник. Но я вам ещё позвоню.
Вскоре после этого разговора Елена обедала с подругами в столовой для воспитателей. Разговор, конечно, опять вертелся вокруг вновь появившихся у Лены проблем. Причём, мнения Светланы, Лизы и Вероники по этому поводу отличались ненамного.
Светлана считала, что Лене нужно как можно скорее помириться с Галиной Алексеевной, а именно – пойти к ней, поговорить по душам и раскаяться, пообещать впредь вести себя более скромно и почтительно.
– Ты пойми, она именно этого от тебя и ждёт! - горячо убеждала Света. - Ведь Галина Алексеевна ещё официально о своём решении не объявила. А вчера на эту беседу с вами даже ответственного дежурного воспитателя не пригласила! Лена, она тебя очень ценит и хочет, чтобы ты одумалась. Галине самой не хочется лишать тебя должности и терять такую способную “ответственную”. Но ей приходится, понимаешь?
– Не понимаю, - возражала Лена. - Если бы это было так, не стала бы она меня сейчас “травить”. Почему мы должны слепо и покорно выполнять подобные приказы, закамуфлированные под просьбы? А если я не согласна? У меня может быть своё мнение. Между прочим, я уже не стажёр, а сертифицированный специалист. Наоборот, она могла бы оценить, что я не боюсь высказать своё мнение начальству.
– Да Галина Алексеевна, наверняка, и оценила, - усмехнулась Лиза. - Но для неё это дело принципа. Согласись, ты поступила неэтично. Ты могла бы поговорить с заведующей про Алину просто отдельно, без связи с её просьбой. Объяснила бы ей свою позицию спокойно, тактично, сослалась бы на то, что ты по возрасту, например, к Алине ближе и смогла лучше её понять.
– Да ничего бы не получилось! - воскликнула Лена. – Лиза, вспомни, ты ведь уже пробовала! Галина Алексеевна абсолютно уверена в своей правоте. Добиться прощения Алины по-другому было невозможно, а продолжать всё это было нельзя! Лиза, ну согласись, ты же и сама так считала!
Елизавета задумчиво кивнула.
– Вообще-то, я очень рада за Алинку, - проговорила она. - Но, Лена, ты уже очень существенно пострадала, и я не уверена, что это будут единственные твои неприятности. Я бы на такое не решилась. Это какое-то самопожертвование получается. Но я тобой, твоей смелостью восхищаюсь.
– Да какая смелость? - завопила вдруг Вероника.
Все остальные вздрогнули. Вероника вполне могла разговаривать стальным голосом, но не кричала на их памяти никогда. Лиза озабоченно посмотрела на подругу.
– Ты здорова?
Вероника только отмахнулась.
– Это не смелость! - так же горячо продолжала она. - Лена, ты умная девчонка, как же ты могла совершить просто несусветную глупость? Алину ей жалко стало!
– Ничего бы с твоей «дежурной» не случилось, - обернулась она к Лизе. - Спокойно бы она всё это вытерпела и сделала выводы. А, если бы “сломалась” и уволилась – туда ей и дорога! Здесь слабым не место.
Воспитательницы в изумлении смотрели на разошедшуюся подругу.
– Что смотрите? - кричала она. - Лиза знает, я сама на первом-втором курсах оказывалась на месте Алины, и неоднократно!
– Да, Света, были у меня вначале проблемы, - добавила она, перехватив удивлённый взгляд Светланы. - И такие же “серии” я от Галины Алексеевны получала. Она мне даже говорила: “Сама не понимаю, почему я с тобой ещё вожусь. Уволить тебя надо, и дело с концом!” И, что вы думаете, я слёзы проливала, жаловалась или в депрессию впадала? Лиза, вспомни.
Елизавета покачала головой.
– Да нет, такого не было. Я же тебя у кабинета всё время ждала. Ты и входила туда с решимостью, и выходила абсолютно невозмутимая. Выходишь, я вся бледная сижу, за тебя переживаю, а ты как ни в чём ни бывало говоришь очень спокойно: “Заждалась? Всё, я свободна. Пойдём кофе пить” Или что-нибудь в этом духе.
– Вот именно! - воскликнула Вероника. - Да я очень благодарна была, что Галина Алексеевна в меня всё-таки верила. Ни от работы не отстраняла, и не уволила! И ведь она права оказалась. Я сделала выводы и стала нормально работать.
Лена смотрела на Веронику во все глаза.
– А ты что натворила? - уже спокойнее сказала ей та. - Вообразила, что лучше заведующей знаешь, как поступать? Лена, что за наглость? Будешь сама заведующей, тогда и распоряжайся. Ты же себе карьеру портишь, понимаешь? Сама подумай, каково тебе будет сейчас в “дежурные” переходить? Очень приятно?
– Нет, - ответила Лена. - Если бы по какой-нибудь необходимости – было бы ещё ничего. А вот так, в наказание, это просто ужасно. Но я справлюсь.
– Да тебе другого-то не остаётся! Придётся справиться! Девчонки, а к Галине Алексеевне сейчас Лене идти бесполезно. Она решила дать ей урок скромности, и проведёт её через это. Хотя, может быть, не так уж и сердится. А вот потом, Лена, когда Галина тебе должность вернёт, ты должна с ней поговорить. Скажешь, что всё осознала и впредь такого не допустишь.
Лена в волнении вскочила с места.
– Ну уж нет! - закричала она. - Ни сейчас, ни потом, я этого делать не буду! Я правильно и вполне законно поступила. Мне не за что извиняться! А выводы я сделаю. Только другие!
Её гневную тираду прервал телефонный звонок. Лену вызывала к себе Галина Алексеевна. Немедленно.
– Наверное, уже определилась, где я теперь буду работать, - постепенно успокаиваясь, проворчала девушка.
– А ты к психологу уже ходила? Тесты прошла? - спросила Света.
– А как же! Меня туда прямо к восьми утра вызвали. Всё сделала. Ладно, девочки, я пойду.
– Позвони! - хором попросили все три подруги.
– Сразу всем? - рассмеялась Лена. - Так и быть. SMS-ки пошлю.
Галина Алексеевна холодно поздоровалась с сотрудницей и жестом указала ей на одно из кресел, расположенное напротив видеосистемы. Лена спокойно села. Она уже настроилась на тяжёлый разговор и ничего хорошего не ожидала, однако держаться решила невозмутимо.
– Елена Сергеевна, - начала заведующая. - Я бы хотела получить объяснения по поводу некоторых ваших действий.
Галина Алексеевна щёлкнула пультом, и они вместе просмотрели записанный камерой эпизод, где Лена вчера во время урока французского в своей группе вызвала Соню в кабинет, и они беседовали о Марининой операции.
Просматривая запись, Лена пережила всё это ещё раз. Да, вчера она здорово волновалась, сейчас это было видно отлично. Но как могло быть иначе?
– Галина Алексеевна, что именно я должна объяснить?
– Я хочу знать, почему вы позволили себе недопустимое для ответственного воспитателя поведение, - резко сказала заведующая. - Вы, Елена Сергеевна, прервали урок, вызвали воспитанницу и разговаривали с ней о своих личных проблемах! Причём, как? Абсолютно потеряв самообладание, выдержку и достоинство! Вы расплакались у неё на глазах! Это допустимо, как вы считаете?
Галина Алексеевна гневно смотрела на сотрудницу. Лена же, хоть и была готова к неприятностям, но такого не ожидала в принципе. Ведь Галина Алексеевна знала всё про Марину, и вряд ли сомневалась, что и Лена, и Соня очень волнуются в день операции! Да, Лена сама выговаривала недавно Инне за проявленную перед той же Соней слабость, но эта ситуация – совсем другая.
«Не робот же я, в самом деле!» - с отчаянием подумала воспитательница.
Однако формально Галина Алексеевна была совершенно права. Просто воспитатели второго отделения привыкли, что их заведующая всегда рассуждает здраво, старается войти в положение, не придирается к мелочам и не требует безукоснительного соблюдения всех многочисленных правил и инструкций в тех случаях, когда это трудно или нецелесообразно. Учитывает “человеческий фактор”. На Лену теперь такое отношение, похоже, больше не распространяется, а перестроиться девушка не успела.
– Нет, Галина Алексеевна, - тихо ответила девушка. - Это недопустимо. Простите, я очень волновалась и не сдержалась.
– Это не оправдание! - сурово проговорила заведующая. - Вы не должны были вообще появляться на работе в таком состоянии, об этом вы не подумали? Утром в разговоре с Марией Александровной вы сказали ей, что уроки проводить сегодня не в силах.
Воспитательница покраснела до корней волос. Значит, Галина Алексеевна просмотрела и этот разговор. Конечно, ведь Лена не закрыла перегородку!
«Вот растяпа!» - мысленно обругала она себя.
А заведующая холодно выговаривала сотруднице:
– Вы обязаны были подойти к ответственному дежурному воспитателю, объяснить ситуацию и попросить себе замену. Это было бы лучше, чем вести себя так недостойно! Да вы чуть и к воспитанницам потом в слезах не вышли! Это вообще безобразие!
– Галина Алексеевна, - пыталась оправдаться Лена. - Но уроки я проводила как обычно. Не показывала своего волнения.
– Вы рисковали! Я просмотрела записи всех ваших занятий в этот день – вы с трудом держали себя в руках. Да, некоторые воспитанницы этого не заметили, а вот та же Левченко и другие девочки повнимательнее вполне могли сделать соответствующие выводы. А зачем вы вообще вызывали Левченко в кабинет?
– Соне было явно нехорошо, и, когда она ещё и ответ мне дала неправильный, я хотела убедиться, всё ли с ней в порядке.
– Хорошо, вы в этом убедились. Выяснили, что ничего серьёзного нет. И после этого должны были вместе с ней отправиться в класс, а не вступать в сентиментальные разговоры и уж, тем более, проливать слёзы. Вы со мной согласны?
– Да, Галина Алексеевна, - тихо проговорила Лена.
– Я рада, - усмехнулась заведующая. - Так вот, Елена Сергеевна, за этот проступок я полностью отстраняю вас от работы на 8 дней, начиная с понедельника, и назначаю вам на это время полный домашний арест. Вы не имеете права в этот период покидать “Центр” и принимать у себя гостей. Никаких! Из своей квартиры можете выходить только по учебным вопросам, по вызовам преподавателей. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы обдумать своё поведение.
Лена в волнении вскочила с кресла.
– Хорошо, Галина Алексеевна. Но... я хотела вас просить предоставить мне отгул во вторник, чтобы навестить Марину.
Лена протянула заведующей вновь написанное заявление, которое предусмотрительно захватила с собой. Однако та возмущённо отвела руку сотрудницы.
– Вы что, плохо меня поняли? - ледяным голосом поинтересовалась она. - На вас наложено взыскание, и пока оно не закончится, никаких отгулов я вам не разрешу. Возьмёте свой отгул позже.
– Галина Алексеевна, я вас прошу, дайте мне хотя бы полдня! - взмолилась Лена. - Марина будет меня ждать, и очень расстроится, если я не приеду. А ей нельзя волноваться! Пожалуйста! У неё очень серьёзное состояние, сейчас ранний послеоперационный период, это очень важно. Прошу вас!
Но заведующая так же сурово заявила:
– Я предупреждала, Елена Сергеевна, что в следующий раз и я смогу не выполнить вашу просьбу. Вот я и не выполняю. А винить в этом вы можете только себя.
Она подошла почти вплотную к расстроенной девушке и отчеканила:
– Всё это время вы будете находиться в своей квартире и думать обо всём, что произошло. А с подругой можете общаться по телефону. Этого я вам не запрещаю.
Лена глубоко вздохнула, закрыла глаза и мысленно досчитала до пяти, пытаясь успокоиться. Немного получилось.
– Хорошо, - уже спокойнее произнесла она.
Галина Алексеевна удовлетворённо кивнула.
– Теперь у меня к вам второй вопрос. Почему вы позволили себе сделать снисхождение Левченко, хотя она неправильно ответила на ваш вопрос?
– Но... Галина Алексеевна... она...
Лена уже поняла, что проиграла и на этот раз и не стала заканчивать фразу.
– У воспитанниц по “Правилам” могут быть какие-то оправдания их плохим ответам? - настаивала заведующая.
– Только плохое самочувствие.
– Левченко настолько плохо себя чувствовала, что ей нужна была помощь врача?
– Нет.
– В таком случае у вас не было причин прощать ей неправильный ответ. А вы что ей заявили? Что можете проявить к ней снисхождение, а вот остальные преподаватели этого не сделают. Это что значит? Вы заявляете воспитаннице о своём особом к ней отношении?
– Только в этот день, Галина Алексеевна! Соня волновалась. Я не хотела поступать формально.
– А, поступив неформально, вы нарушили инструкцию! Да, вы могли не применять к ней за неправильный ответ телесное наказание, но вы обязаны были хотя бы снизить этой воспитаннице отметку за урок. А вы что выставили Левченко за это занятие?
– Пять, - ответила Лена. - Потом Соня собралась и отвечала отлично. Эта небольшая ошибка была случайностью.
– Комментарии излишни, - Галина Алексеевна демонстративно развела руками. - И что должны были подумать остальные воспитанницы, которые слышали её неправильный ответ?
«Да они были в восторге, что я не отлупила Соньку у них на глазах», - подумала Лена. Но вслух виновато ответила:
– Простите, Галина Алексеевна. Я была неправа.
– А за этот проступок, Елена Сергеевна, я назначаю вам штраф в размере вашего недельного оклада ответственного воспитателя, - сказала заведующая. - Если бы вы оставались на этой должности, то я обязательно поставила бы в известность об этом старшего педагога, и тогда вы получили бы более суровое взыскание. Но, поскольку с понедельника преподавать вы уже не будете, я считаю эту меру достаточной.
Лена расстроенно кивнула.
– И вот ещё что, Елена Сергеевна. Эти ваши поступки доказывают, что я приняла очень своевременное решение отстранить вас от должности ответственного воспитателя. Меня ваше поведение просто возмутило. Теперь я не могу вам обещать, верну ли я вам вашу должность через три месяца, и верну ли вообще. Я намерена по-прежнему очень внимательно наблюдать за вашей работой и поведением, и приму решение позже, исходя из результатов моих наблюдений. Вы всё поняли?
- Да.
У Лены всё внутри переворачивалось, однако внешне она осталась невозмутимой.
– В таком случае, я вас больше не задерживаю. С приказами о ваших взысканиях ознакомитесь после педсовета. Можете идти.
От заведующей Лена направилась в свою группу, в кабинет воспитателей. Воспитанницы ещё не вернулись с работы, спальня была пуста. В кабинете девушка опустилась в кресло, обхватила голову руками, пытаясь унять пульсирующую боль в висках, и посидела так некоторое время, обдумывая всё, что произошло. Наконец, она приняла решение и немного успокоилась. Отправила подругам лаконичные сообщения, как и обещала. Затем позвонила Олесе Игоревне и выяснила, что Марина чувствует себя неплохо, но телефонные разговоры ей пока ещё запрещены.
– Олеся Игоревна. К сожалению, я не смогу приехать вообще всю ближайшую неделю. Пожалуйста, передайте это Марине и скажите, что я рвусь к ней всей душой, но в данный момент обстоятельства сильнее меня.
– У вас неприятности? - догадалась Сонина мама.
– Не буду отрицать, - вздохнула Лена. - Марина наверняка будет расспрашивать. Скажите ей, что это из-за Наташи. Мариша в курсе, я ей рассказывала. Очень надеюсь, что это всё ненадолго, и скоро я смогу её увидеть.
– Лена, не беспокойтесь, решайте свои проблемы. С Мариной всё будет в порядке. Скоро она сама начнёт вам звонить, - мягко заверила Олеся Игоревна.
В половине четвёртого, согласно расписанию, Лена явилась на индивидуальный урок физики к Светлане. Для занятий педагогов с сотрудницами были предусмотрены специальные учебные комнаты, расположенные недалеко от входа на отделение.
Светлана уже ждала, сидя за столом преподавателя. Лена опустилась на место ученицы, выложила на стол свои тетради. Света смотрела на подругу с недоумением и сочувствием.
– Ну и кашу ты заварила… Я в шоке от твоей SMS-ки! Что ещё произошло? - воскликнула она.
Лена почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
– Света, пожалуйста, давай ты сначала проведёшь урок, а потом я всё расскажу. Иначе я сразу сейчас разревусь, и мне уже будет не до физики. Ещё получу у тебя тройку! Вот Галина Алексеевна обрадуется.
Светлана молча кивнула и положила перед Леной небольшой листок.
– Минитест на домашнее задание, - заявила она. - Даю тебе три минуты.
Лене пришлось собрать все силы, чтобы сразу включиться в работу и уложиться во время. Со Светланой, как с педагогом, шутки были плохи, а физика никогда не давалась девушке с лёту, как некоторые другие предметы. Однако на этот раз у неё хотя бы по этой части проблем не возникло.
Суббота, день.
Алина появилась в спальне своей 202-й группы в шесть часов утра, сразу прошла к кровати Даши Морозовой, тихо окликнула воспитанницу и легонько потрясла за плечо. Даша даже не шевельнулась. Девушка крепко спала, её светлые длинные волосы, распущенные на ночь, разметались по подушке.
Алина вздохнула и отпустила плечо воспитанницы. Инструкции, данные Елизаветой Вадимовной своим дежурным воспитателям, предписывали ей сейчас поступить с Дашей весьма сурово. Однако Алине было жалко девушку. Уже целую неделю Даша находилась в немилости Елизаветы, два раза в день получала обязательные строгие телесные наказания, а, если допускала нарушения – тогда ей приходилось переносить по вечерам и третью порку.
Почти весь день воспитанница не имела права одеваться и ходила с табличкой “Лгунья” на груди.
Правда, с сегодняшнего дня Елизавета распорядилась оставить для Даши только одну обязательную порку, руководствуясь соображениями безопасности для здоровья. Однако провинившаяся по-прежнему обязана была вставать раньше всех, в шесть часов утра, и целый час до подъёма простаивать на своём месте, у кабинета воспитателей, в специально очерченном мелом кругу. Для этого Дашу всю неделю будили дежурные воспитатели, причём Елизавета Вадимовна предупредила опальную воспитанницу, что просыпаться та должна моментально. А если нет – то пусть пеняет на себя!
Даша старалась держаться стойко. Она помнила, что дала Елизавете Вадимовне обещание выполнять все её требования безропотно. Однако и физически, и морально ей было очень плохо. Даша уставала и не высыпалась, так как в кровати оказывалась в полпервого ночи, а поднимали её уже в шесть. Особенно сильная усталость накопилась сейчас, к концу недели. Поэтому сегодня, несмотря на попытку воспитателя разбудить её, Даша не проснулась.
Дежурная воспитательница потянула за рукоятку резиновый ремень из чехла, прикреплённого к поясу форменного костюма, и резким движением сдёрнула с девушки одеяло. Даша лежала на животе, спала она тоже голой. Елизавета не разрешала ей надевать даже ночную рубашку. Алина, подавляя в себе сочувствие к воспитаннице, взмахнула ремнём и резко, очень больно ударила всё ещё спящую девушку по ягодицам.
Даша тут же проснулась, вскрикнула и подскочила на месте. Теперь она съёжилась в углу кровати – испуганная, растрёпанная, лицо воспитанницы выражало отчаяние загнанного зверька.
– Простите, Алина Геннадьевна, - умоляюще проговорила она.
Однако Алина крепко схватила девушку за руку, стащила с кровати и буквально поволокла за собой в кабинет. Там она подтолкнула Дашу к кушетке и холодно приказала:
– Ложись! Сейчас ты у меня проснёшься!
Воспитанница с отчаянием ответила: “Слушаюсь” и, не сопротивляясь, легла, хотя вся дрожала и уже начинала всхлипывать.
– Молчи! - крикнула ей Алина. - Ведь это не в первый раз. Кто виноват, что тебя ремнём приходится будить?
Затем дежурная, в точности следуя инструкциям своего ответственного воспитателя, строго наказала девушку: беспощадно хлестала её ремнём до тех пор, пока несчастная не расплакалась навзрыд. Только тогда воспитатель остановилась, применила обезболивание, велела наказанной встать и умыться и отправила её стоять на определённое для этого место.
Сама же обессиленно опустилась в кресло перед монитором, по которому можно было наблюдать за всеми воспитанницами, в том числе, и за Дашей.
В последние три дня, получив, наконец, счастливое избавление от репрессий со стороны заведующей, молодая «дежурная» находилась ещё в некоторой эйфории, не могла поверить своему счастью. Галина Алексеевна освободила сотрудницу от всего – и от строгих телесных наказаний, продолжающихся вот уже почти полтора месяца с интервалом строго через день, и от домашнего ареста. Вчера первый раз со времени своего проступка Алина съездила домой. Мама была так рада! Она очень переживала за дочь. А ведь она не знала о том, что её наказание вовсе не ограничивалось только запретом на выезд из «Центра»! Галина Алексеевна предупредила, что о «неформальных методах» маме рассказывать не будет, и Алина, конечно, тоже не призналась. Зачем волновать близких?
А потом она успела пару часов провести со своим другом Евгением, который всё это время не находил себе места. Он тоже не знал о телесных наказаниях (ещё бы знал! об этом Алине даже и подумать было страшно!), но с первого дня, когда всё это случилось с подругой, резко восстал против домашнего ареста. Ужасно возмущался, уговаривал любимую девушку бросить всё и уволиться самой, раз с ней так жестоко обращаются.
«Что это за порядки? - кричал он в телефонную трубку. - Крепостное право у вас там, что ли? Да бросай ты такую работу без всякой жалости!»
Алине стоило большого труда убедить друга, что работу она бросить не может и не хочет, потому что любит её и ощущает себя в “Центре” полностью на своём месте. Но Женя сходил с ума от беспокойства за свою девушку и расстраивался, что не может её увидеть. Алине от этого было вдвойне тяжело! Они с Евгением всё это время могли общаться только по телефону, так как в период домашнего ареста запрещалось не только покидать “Центр”, но и принимать у себя гостей.
Женя никак не мог с этим смириться, волновался, буйствовал, чуть ли не ежедневно призывал Алину уволиться из «Центра» и вернуться в колледж. Отчаявшись, девушка привела аргумент, который бы без крайней нужды выдвигать не стала. Она напомнила другу, что, являясь девятнадцатилетней студенткой, она уже больше двух лет работает в «Системе перевоспитания», зарабатывает очень хорошие деньги и вовсе не желает вновь оказаться на иждивении у родителей, из-за минутной слабости прервав свою карьеру. Евгений, который пока тоже был студентом, и как раз «на иждивении», внял этому объяснению и немного поутих.
В Новопоке все дети и учащиеся молодые люди находились на государственном обеспечении: им оплачивалось питание, приобретение одежды и всего необходимого для учёбы и гармоничного развития, и даже выделялись карманные деньги. Однако средства на всё остальное: разные прихоти, дополнительные хобби, путешествия и тд. подросткам предоставляли родители. И довольно часто делали это по своему усмотрению, а вовсе не по желаниям чад.
Безусловно, студенты колледжей и ВУЗов имели право подрабатывать в свободное от учёбы время, но время такой работы было строго регламентировано, и больших доходов подростки не имели.
Сотрудники «Системы перевоспитания», которые часто начинали полноценно работать уже с 16-17 лет, безусловно, имели в этом плане неоспоримое преимущество. Так, например, Алина, занимая должность дежурного воспитателя всего два года, уже сейчас зарабатывала больше, чем оба её родителя вместе (а мама с папой – специалисты с высшим образованием и немалым стажем работы), имела машину, без труда могла позволить себе любую поездку во время отпуска, да ещё и немалую сумму откладывала ежемесячно на свой счёт. И это ещё не считая всех остальных льгот, предоставляемых сотрудникам «Системой».
Вчера, после радостных и волнующих встреч с близкими, воспитательница вернулась в “Центр” около восьми часов и в этот вечер имела ещё одну беседу с Галиной Алексеевной, на этот раз весьма доверительную. В первый раз заведующая просто сообщила девушке, что прощает её и не имеет больше к своей сотруднице никаких претензий. А вчера они поговорили очень душевно. Галина Алексеевна подробно выспрашивала, что Алина чувствовала всё это время, и сотрудница отметила, что её ответы явно привели заведующую в изумление. Когда Алина рассказала, что уже и не надеялась на прощение, а готова была вот-вот “сломаться” и пойти под увольнение, Галина Алексеевна отчётливо смутилась и пробормотала:
– Не может быть такого. Ты не преувеличиваешь?
– Нисколько, - призналась воспитательница. - Так всё и было.
Она вздохнула.
- Хорошо, что Лена мне в понедельник мозги немного на место поставила и посоветовала, как держаться.
– Ладно, дорогая моя, - подытожила заведующая. - В любом случае, проступок ты совершила серьёзный и обижаться на меня не должна. Если бы я отправила тебя отбывать наказание воспитанницей, как собиралась вначале, не думаю, что это было бы для тебя лучше.
– Галина Алексеевна! – воскликнула девушка. - Я и не думаю обижаться! Спасибо, что вы меня простили! Обещаю – ничего подобного больше не повторится. Вот только... меня смущает… вы сказали, что сделали это не по своей воле. Почему? В душе вы ещё сердитесь?
Галина Алексеевна немного помолчала.
– Не по своей воле, - призналась она. - Я планировала наказывать тебя в течение трёх месяцев. Как, если бы ты отправилась воспитанницей, понимаешь?
Алина побледнела.
– Но этого я бы точно не выдержала, - растерянно проговорила она.
– Теперь я это вижу, - согласилась заведующая. - И не жалею. Не волнуйся, я прощаю тебя от чистого сердца! Живи и работай спокойно.
Алина не стала выспрашивать подробности – что же вынудило Галину Алексеевну принять такое решение. Постеснялась.
Тем более, что заведующая тут же перевела разговор на тот злополучный вечер вторника, когда Алина замещала воспитателей 204-й группы и дала шоколад Пономарёвой Наташе. Выяснив все подробности, начальница строго выговорила сотруднице за непростительную забывчивость, но, впечатлённая только что прошедшей беседой, не стала применять к ней никаких взысканий. Ограничилась предупреждением.
Этот разговор состоялся сразу перед педсоветом, и Алина осталась на нём присутствовать. И потом, когда все воспитатели двести четвёртой отправились в кабинет заведующей на разбирательство, Алина ждала их вместе со Светой, Лизой и Вероникой. Известие о понижении Лены в должности повергло её, как и всех остальных, в шок.
Сейчас, сидя в кресле, Алина очень крепко обо всём этом задумалась. Она связала воедино все факты: Лена узнала её секрет, причём, посчитала действия Галины Алексеевны слишком строгими. А буквально через два дня заведующая объявляет Алине о прощении и подчёркивает, что делает это не по своей воле. И с этого же момента резко изменяет отношение к Лене, что сразу заметили все воспитатели отделения. Трудно было не заметить!
Ни с кем из них Галина Алексеевна не разговаривает таким холодным официальным тоном, ни к кому не обращается по имени-отчеству, если рядом нет воспитанниц. Даже Алину все эти полтора месяца наказания Галина Алексеевна называла по имени и разговаривала с ней при всех как обычно. А холодно отчитывала воспитательницу только наедине или в присутствии одной Елизаветы. Галина Алексеевна явно не стремилась, чтобы об Алинином проступке узнали все сотрудники. А сейчас она выставляет напоказ, что с Леной у них явно не всё в порядке. Да ещё и с должности её сняла!
Честно говоря, за всё время своей работы в этом “Центре” Алина не помнила подобного случая.
Такое наказание для ответственных воспитателей, как перевод в “дежурные”, применялось крайне редко. Алина прекрасно понимала, что эта мера – очень суровая. Это и крайне неприятно, и ощутимый удар по самолюбию, да и в зарплате существенная потеря. Елизавета как-то упомянула случайно в разговоре, сколько она зарабатывает, как «ответственная» вместе с преподаванием! У Алины чуть глаза на лоб не вылезли! А ведь Лена вместе со своей должностью автоматически потеряет и преподавание - и воспитанницам, и студенткам-сотрудницам!
Алина вспомнила, что, когда совсем недавно Лизу отстранили от преподавания сотрудницам, та очень переживала, хотя виду старалась не показывать. А Лена сейчас теряет гораздо больше!
Да ещё ведь Галина Алексеевна может назначить Лену дежурным воспитателем только на своём отделении, потому что та ещё студентка, и по правилам, может работать только на своём курсе. А это означает, что и от воспитанниц взыскание скрыть не получится.
Ответственных воспитателей на отделении всего одиннадцать, все они преподают и по очереди дежурят по всему отделению. Каждая воспитанница знает их всех прекрасно! И вдруг они увидят, что Лена начала работать “дежурной” в одной из групп, а на её место назначен другой “ответственный”. Много ума не надо, чтобы сообразить, что воспитательница наказана.
Алину даже передёрнуло.
«Лучше бы Галина Алексеевна её просто отстранила от работы на эти 3 месяца, чем такой позор! - подумала она. - И как Лена это переживёт? Представляю, как ей обидно сейчас! Тем более что особой вины за ней нет. Как всё-таки много зависит от случая…»
Алина чувствовала, что Галина Алексеевна сердится на Лену не из-за Наташи. Это просто так совпало, и заведующая воспользовалась случаем, чтобы “прижать” сотрудницу.
« Не из-за меня ли всё это? - думала Алина. - Вдруг Лена ходила просить за меня заведующую, и та, хоть меня и простила, на неё за это рассердилась? Или что-то другое там у них произошло?»
Сама Елена по этому поводу не объяснялась. На расспросы коллег только пожимала плечами и отвечала:
« Девочки, без комментариев!»
Её подруги тоже не откровенничали. Алина пыталась было расспросить Елизавету, но безуспешно. Та решительно заявила, что не собирается сплетничать.
Всё же Алине не давали покоя подобные мысли, и она приняла решение сегодня же самой поговорить с Леной.
Даша в это время стояла в своём очерченном мелом круге по стойке “смирно”, постепенно приходила в себя после строгой порки и с нетерпением ожидала подъёма. Было очень обидно и унизительно стоять здесь в тёмной спальне, в то время как остальные воспитанницы ещё спят. Утром, в это время, и вечером, уже после отбоя, Даше было труднее всего выстаивать своё наказание. Девушку отправляли в “круг” и в течение дня, она проводила здесь каждую свою свободную минуту – на переменах, перед отчётами, после самоподготовки. Но днём или вечером, когда в группе бурлила жизнь, переносить наказание было не так тяжело. А вот стоять в темноте, тишине и полном одиночестве – это казалось Даше ужасным!
Всю эту неделю перед рабочими днями Елизавета Вадимовна разрешала девушке заниматься уроками всего один час после ужина, а потом холодно приказывала:
«Обманщица – на место!»
Как собачке!
Правда, перед учебными днями Елизавета не ограничивала Дашу во времени для приготовления заданий, но внимательно следила за воспитанницей, проверяла её первой и тут же отправляла в ненавистный «круг». Даже на уход за собой Елизавета Вадимовна теперь отводила Даше минимум времени, заявляя при этом: “Справляйся, как хочешь!”
Девушка пока более или менее справлялась. Несмотря на такой жёсткий прессинг, за эту неделю она получила только три дополнительных замечания, а отметок плохих у Даши и вовсе не наблюдалось. Одно из этих нарушений воспитанница допустила вчера вечером. Остальные девочки ещё выполняли в классе уроки, а Даша уже стояла в пустой спальне. В какой-то момент она чересчур задумалась и невольно нарушила режим “смирно” - покачнулась и немного выступила за круг, чтобы удержаться на ногах.
Расплата последовала незамедлительно. Очевидно, воспитатели, находясь в классе, не отрывали взглядов от монитора. В спальню тут же вышла рассерженная Елизавета Вадимовна с гневно сверкающими глазами. Даша едва успела извиниться. Воспитатель, не говоря ни слова, схватила девушку за волосы, собранные в “хвост”, втащила в класс и, не отпуская волос, вынудила её лечь на кушетку.
Затем всё было ужасно! Дежурный воспитатель Екатерина Юрьевна безжалостно хлестала воспитанницу ремнём, а Елизавета Вадимовна продолжала удерживать провинившуюся за “хвост”, так сильно натягивая волосы, что у Даши ручьём текли непроизвольные слёзы. Порка продолжалась долго и была очень строгой, а при попытке шевельнуть головой девушка испытывала дополнительные мучения. И это происходило на глазах всего класса!
А Елизавета, словно Даше этого было мало, сурово её отчитывала во время наказания. Несчастная с трудом всё это вытерпела. Она не могла дождаться, когда всё закончится, и ей разрешат вернуться в “круг”!
Вспомнив сейчас вчерашние боль, стыд и унижение девушка, пытаясь сдержать слёзы, глубоко вздохнула. Обида и злость на свою «ответственную» всё это время, не переставая, терзали ей сердце. Даша всегда уважала Елизавету Вадимовну, но сейчас была потрясена и возмущена жестокостью воспитателя, считала такое отношение к себе несправедливым и неоправданным.
Зная, что Елизавета Вадимовна никогда не бросает обещаний на ветер, Даша понимала, что, действительно, “попала” в этот раз капитально. Когда репрессии только начались, и прошёл первый шок, вызванный такими строгими мерами, девушка приняла решение не падать духом и мужественно выносить все испытания. Она сразу постаралась настроиться на то, что терпеть ей всё это придётся долго. Хорошо, если не все оставшиеся семь месяцев, которые Даше ещё предстояло отбыть в «Центре».
Решение-то воспитанница приняла, но как же трудно оказалось его выполнить!
Хорошо ещё, что Елизавета Вадимовна наряду с другими наказаниями не назначила провинившейся бойкот. Тогда бы Даше пришлось совсем плохо! Правда, реакция одноклассниц на всё случившееся оказалась неоднозначной. Двести вторая группа не была такой дружной и единой, как двести четвёртая, девочки жили больше сами по себе, и некоторые раньше завидовали Даше – ведь до этого происшествия она была лучшей воспитанницей и пользовалась благосклонностью воспитателей. Теперь, когда ситуация так резко изменилось, у них появился повод позлорадствовать.
Однако большинство одноклассниц всё же сочувствовали Даше и старались её поддержать. Особенно переживали за девушку её лучшая подруга Оксана Кораблёва и Ира Елистратова. Ира, которая сама до недавнего времени была в группе просто “серенькой мышкой”, неожиданно резко преобразилась (что произошло после разговора с Соней), а после несчастья с Дашей буквально “вцепилась” в девушку. Ира не оставляла Дашу в покое, убеждала не отчаиваться и не сдаваться, помогала после наказаний, советовала, как лучше держаться. Пример и помощь Иры очень вдохновили Дашу, и воспитанница старалась изо всех сил. К тому же, девушка чувствовала, что Елизавета Вадимовна не так уж презирает её, как хочет это показать. Сердится – конечно! Наказывает безжалостно, но всё же не презирает. И есть надежда смягчить воспитательницу, если вести себя правильно.
Но, чтобы понять, как это - правильно, нужно было смириться, покорно принять чужую волю, согласиться с ней. Тогда, может быть, и удалось бы чего-нибудь добиться. А Даша смирилась только внешне, а внутри бушевали страсти, и это очень мешало ей хладнокровно всё обдумать и понять, чего же хочет от неё Елизавета Вадимовна.
Особенно девушка переживала из-за необходимости ходить по всему “Центру” голой. Чтобы избежать этого позора, Даша согласна была бы переносить в два раза больше телесных наказаний. Но ведь никто ей этого не предлагал! Мнение провинившейся вообще не учитывалось. За неделю Даша так и не привыкла к этому, но выбора-то не было! Приходилось терпеть, задыхаясь от бессилия и унижения.
А ещё Дашу приводила в отчаяние неспособность переносить порку так стойко, как бы хотелось. Воспитатели сейчас наказывали её гораздо строже, чем бывало раньше, поэтому вытерпеть наказание без криков и слёз Даше удавалось не всегда. Но она всё-таки старалась, а в последнее время прислушивалась к советам Иры. И дело потихоньку продвигалось.
Но, в целом, надеяться Даше оставалось только на милость Елизаветы Вадимовны.
Без пяти семь Алина появилась в спальне и подошла к воспитаннице. Девушка внутренне напряглась: воспоминания о недавней порке ещё были свежи в памяти!
– Даша, - доброжелательно обратилась к ней воспитательница. - Чтобы утром просыпаться сразу, надо настроиться на это с вечера. Ты разве об этом не знаешь?
– Знаю, Алина Геннадьевна, - виновато ответила девушка. - Я пыталась, но не получилось, простите.
– Плохо пыталась! Сегодня, когда будет время, мы с тобой это обсудим. Согласись, тебе сейчас и так хватает проблем, да и мне не особо приятно лишний раз тебя наказывать. Держись, Даша. Настройся на трудный день, и не позволяй обстоятельствам быть сильнее тебя. Поверь, выход всегда есть.
Впервые за эту неделю Даша услышала слова поддержки хотя бы от одной из своих воспитательниц.
– Спасибо, - прошептала она.
Алина кивнула и улыбнулась девушке.
– А теперь иди к своей кровати. Скоро подъём.
У 204-ой группы этот субботний день с самого утра не заладился. Почти сразу после подъёма Инна Владимировна посчитала, что Наташа и Настя, которые сейчас составляли «пару», слишком громко разговаривают и пренебрегают своими утренними обязанностями. Девушки, действительно, немного поспорили, но быстро пришли к согласию. Сами они считали, что не вышли за рамки, установленные «Правилами”. Однако перечить воспитателю себе дороже, и у девушек хватило ума этого не делать. В карточках Наташи и Насти появились замечания за нарушение порядка в группе. Им ещё крупно повезло, что Инна решила не применять предварительное телесное наказание немедленно.
За завтраком Зоя, накладывая себе кашу, по неосторожности уронила тарелку на пол. Тарелка, конечно, разбилась. Горячая каша разлетелась по полу и забрызгала некоторым девушкам рабочие комбинезоны. Воспитанницам пришлось, прервав завтрак, выходить в коридор к раковинам, чтобы привести себя в порядок.
Инна Владимировна, конечно, заставила Зою тщательно всё убрать, но ответственный воспитатель 208-ой группы Наталья Константиновна, которая сегодня дежурила по отделению, очень рассердилась. Пока Зоя убирала с пола остатки каши и осколки, она стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом. Затем вывела девушку в коридор, сурово выговорила ей за растяпство, обвинила Зою в нарушении порядка во время завтрака, и, в итоге, велела ей раздеться и встать лицом к стене. Вместо завтрака воспитанница получила строгую порку, а ещё Наталья Константиновна назначила ей пять часов «штрафных» работ в столовой, которые девушка должна была отработать в своё свободное время. А вечером Зое предстояло очень неприятное общение с завхозом Валентиной Сергеевной по поводу разбитой тарелки.
Однако Зоя в этой непростой для себя ситуации смогла держаться достойно. Частично в этом была заслуга Сони. Когда Зоя уже начала уборку, а Наталья Константиновна ещё не подошла, Соня улучила момент и прошептала подруге: “Зоя, настройся, тебя на сто процентов прямо сейчас накажут. Не вздумай спорить и оправдываться, поняла? Просто извиняйся! И порку терпи молча! Не позорь нашу группу перед ответственной дежурной, иначе будем вечером с тобой серьёзно беседовать! И подумай, как Елена Сергеевна отреагирует, если будешь себя недостойно вести. Держись!”
Зоя собрала все силы и держалась. Причём, сейчас на неё больше, чем страх перед Еленой Сергеевной, подействовала угроза Сони о разбирательстве на уровне группы. “Ещё объявят мне бойкот! С них теперь станется, - с тревогой думала девушка. - А этого я не переживу! И с Сонькой ссориться не хочется” В итоге воспитанница вела себя очень скромно, отвечала воспитателю виновато и почтительно, немедленно после приказа разделась и терпела наказание практически молча. Для Зои это было огромным достижением.
Бригадир Татьяна Вячеславовна сегодня пришла на работу не в самом хорошем настроении. Едва поздоровавшись, она сразу же накричала на Вику и Дашу за то, что они взяли пустые ящики не из того штабеля. Девочки сделали это по невнимательности, но даже и не думали оправдываться. Вели себя скромно, сразу же извинились, однако это не смягчило бригадира. Татьяна Вячеславовна распалялась всё больше, назвала девушек «бестолковыми глухими тетерями» и потребовала от Инны Владимировны принять меры и наказать провинившихся.
Наказание состоялось во время первого же перерыва, в комнате отдыха. Девочкам пришлось на глазах у всех остальных воспитанниц двух групп терпеть порку.
Чуть позже, когда всем разрешено было выпить чаю, за стол к своим воспитанницам подсела Инна Владимировна.
- Уже пятеро из вас получили сегодня замечания. Девчонки, в чём дело? Быстро соберитесь! Я понимаю – холодно сегодня очень, магнитная буря и так далее. Но здесь никакие оправдания не принимаются, вы же знаете! Зачем вам лишние проблемы?
- Инна Владимировна, мы постараемся, - заверила Соня. – Сейчас, пока чай пьём, всё обсудим.
- Хорошо.
Инна отошла от девушек и вместе с Алиной уселась на диван для воспитателей, тоже с чашкой чая.
Соня улыбнулась одноклассницам.
- Девчонки, не расстраивайтесь. Ведь мы же и не ожидали, что у нас всё сразу пойдёт без сбоев, правда? Такое здесь, к сожалению, невозможно. И мы живые люди, и воспитатели тоже, а ещё очень много зависит от случая. Давайте сейчас подумаем, что из сегодняшних неприятностей мы могли предотвратить. Прямо по пунктам. А вечером так же Елене Сергеевне об этом доложите. Получится, что вы всё уже продумали и выводы сделали. Вот увидите, не будет она к вам очень строга.
А завтра вы на балет едете! В первый раз за всё время. Вспомните об этом, и не отчаивайтесь!
- Сонь, а ты не передумаешь? Может быть, всё-таки с нами поедешь? – спросила Галя.
- Девчонки, вы же теперь всё знаете! Ну, как я могу? Сами подумайте! – воскликнула Соня.
- Хорошо-хорошо. Не переживай. А ты, Галя, не трави человеку душу, - распорядилась Юля. – Конечно, она никуда завтра не поедет. Но вот через месяц – обязательно.
«Что-то вообще со мной будет через месяц?»– подумала Соня.
*
Марина в это время лежала в удобной функциональной кровати послеоперационной палаты ещё довольно слабая, но полная оптимизма. Рядом с девушкой все прошедшие сутки неотлучно находились мама и Олеся Игоревна, иногда – вместе, иногда – сменяя друг друга. Сейчас около Марины сидела мама. Марина только что проснулась, и они тихонько разговаривали. Карина Александровна тщательно следила, чтобы дочь не переутомилась, но пока всё было в порядке.
Внезапно дверь распахнулась, и в палату буквально влетела Олеся Игоревна. Она подбежала к Марине и расцеловала её (очень нежно и осторожно), затем обняла Карину Александровну, вынудила её подняться со стула и закружила по комнате.
- Карина! – кричала она. – Всё отлично! Последние кардиограммы все хорошие! Тот узелок больше не функционирует, представляешь? Теперь это можно сказать точно. У Маринки нормальный ритм и состояние сердечной мышцы очень даже неплохое! Всё будет хорошо! Ещё недели три-четыре – и Маришка отсюда выйдет здоровой. Я так рада!
- Олеся! – вырывалась Карина Александровна. – Ты меня чуть не задушила.
Олеся Игоревна, улыбаясь, отпустила её. Мама Марины пару секунд постояла неподвижно, затем опустилась на стул и беззвучно заплакала.
В палату, привлечённая шумом, вошла дежурная медсестра. Сегодня в послеоперационном блоке дежурила Виктория Арнольдовна – молодая привлекательная женщина.
- Доктор! – укоризненно обратилась она к возбуждённой Олесе Игоревне. – Что вы устроили? Девочку напугали!
Она быстро подошла к Марине и склонилась над приборами.
- Да я не испугалась, - улыбнулась девушка. – Наоборот! Олеся Игоревна, расскажите мне ещё раз! Пожалуйста! Я снова хочу это услышать. Мамочка, не плачь, пожалуйста!
Но Карине Александровне трудно было успокоиться, теперь она уже рыдала в голос. Виктория Арнольдовна подошла к ней и мягко предложила:
- Пойдёмте со мной. Здесь нельзя плакать. У Марины должны быть только положительные эмоции. А я вам чаю налью.
Медсестра жестом остановила готовую рвануться следом Олесю Игоревну, и они с мамой Марины вышли из палаты.
Олеся Игоревна села рядом с Мариной и объяснила своей пациентке всё более подробно.
- А когда я могу встать? - воскликнула девушка. – Не могу больше лежать, как бревно, понимаете?
- А ты и не будешь, как бревно, - улыбнулась доктор. – Прямо сегодня начнём с тобой осторожненько приподниматься, дыхательную гимнастику проводить, массаж лёгкий делать. Отёк лёгких нам ни к чему, правда?
Но, Мариша, я требую от тебя безоговорочного выполнения всех наших требований. Ты же не хочешь, чтобы всё оказалось напрасным? А ранние осложнения после такой операции бывают очень даже серьёзными.
- Хорошо, Олеся Игоревна. Только, пожалуйста, можно мне позвонить Лене? Прямо сейчас. Надо же ей сообщить! Вы ведь ещё ей не звонили?
- Нет, - покачала головой Олеся Игоревна.
- А тебе кто-то разрешал телефонные разговоры? Или я не в курсе? – иронически спросила она.
- Ну, Олеся Игоревна, пожалуйста! – отчаянно проговорила Марина. – Мне ведь нельзя волноваться, правда? А я волнуюсь, ведь Лена за меня переживает!
- Я сама позвоню.
- Только отсюда! При мне! Пожалуйста!
- Мариша, - ласково сказала Олеся Игоревна. – Я не могу использовать в этой палате мобильный. Он нарушает работу приборов.
- А здесь же городской есть, - напомнила девушка. – Вон там стоит, на столике. И не трубка, а стационарный, и ничего он не нарушает. Олеся Игоревна, позвоните по нему, прошу вас! А Лена пусть Соне расскажет!
Выражение лица Сониной мамы резко изменилось.
- Ой, простите, - растерянно проговорила Марина. – Я не подумала! Вы не можете с ней об этом разговаривать. Олеся Игоревна! А Лена сказала Соне хотя бы о том, что сама операция благополучно закончилась? Ну, если только она не сказала, то я…
- Успокойся, Мариша, сказала. Сразу, как только ты пришла в себя. Со мной Лена не может по телефону про Соню разговаривать - у них с этим строго, с работы за это можно вылететь. Но я знаю об этом от её мамы. И сейчас Лена Соне расскажет и без нашей просьбы, я уверена. Не переживай.
- Хорошо, Олеся Игоревна, - послушно согласилась Марина. – А всё-таки, можно я после вас хотя бы два слова ей скажу, что хорошо себя чувствую. Она мой бодрый голос услышит, и ей легче станет.
Сонина мама кивнула, подкатила столик с телефоном к кровати и набрала номер. У Лены как раз сейчас был перерыв между занятиями, поговорить удалось не торопясь. У девушки возникло ощущение, что с души свалился огромный камень – такое сильное она испытала облегчение.
- Марина у меня трубку вырывает, - улыбнулась Олеся Игоревна. – Лена, пожалуйста, два слова, и ничего волнующего, ладно?
- Послушай, подруга, мне тебя только на два слова дали, так что я буду краткой, - услышала Лена голос Марины. – У меня всё отлично! Скоро приеду к вам в гости, помнишь, приглашали? А сейчас, прямо сейчас, вот сию же секунду ты расскажешь всё Соне, ясно? И попробуй этого не сделай! Тогда можешь вообще ко мне не приезжать!
- Марина, прекрати! Отдай трубку! – услышала Лена испуганный голос Олеси Игоревны.
- Расскажу, шантажистка, - улыбнулась она. – Придёт она с работы вечером – и расскажу.
- Нет! – крикнула Марина и охнула.
- Что с тобой?
- Не обращай внимания. Шов ещё болит. С кем они сегодня работают – с Инной или с Машей?
- С Инной.
- Звони Инне. Пусть она расскажет ей немедленно! Соня должна узнать, что со мной всё в порядке! Прямо сейчас.
- Ну, ты даёшь, - протянула Лена.
Олесе Игоревне, наконец, удалось отобрать у Марины трубку.
- Мариша, - укоризненно покачала она головой. – Что ты вытворяешь? Зачем позоришь меня перед Леной?
- Она прекрасно знает, что вы меня ни о чём не просили, - твёрдо ответила девушка. – Олеся Игоревна, я поняла, как с ней надо поступать. Я буду бороться с ней её же оружием. Посмотрим, как долго она продержится.
Олеся Игоревна, когда вы мне телефонные разговоры разрешите? Я этого требую, в конце концов! Мне надо с Леной очень серьёзно поговорить. Мне ещё не меньше месяца в больнице находиться, а она всё это время может Соню продолжать тиранить. Не будет этого, Олеся Игоревна, я вам обещаю! Лена упрямая, но я теперь ещё упрямее! Если она и теперь не оставит Соню в покое, то я с ней очень крупно поссорюсь. Уговаривать и просить я больше не буду, хватит!
- Мариша, успокойся, - тихо проговорила Сонина мама. – Я тебе благодарна за сочувствие, но применять такие методы категорически запрещаю. Ещё мне не хватало проблем между тобой и Леной по нашей с Соней вине. Сама подумай!
- И ты мне должна это пообещать, - твёрдо добавила она. – Ты Лене угрожать из-за Сони не будешь! Обещаешь?
- Обещаю, - неохотно сказала Марина.
- Извини, я сейчас.
Олеся Игоревна быстро вышла из палаты и набрала по мобильному номер Лены.
- Лена, простите! - возбуждённо говорила она. – Я не ожидала этого от Марины. Она обещала вам два слова о своём самочувствии сказать, а тут такое выкинула!
- А то я свою подругу не знаю, - улыбнулась Лена. – Олеся Игоревна, не беспокойтесь. Передайте, пожалуйста, Марине, что её просьбу я только что выполнила. А с вами мы обязательно поговорим, когда я приеду.
- Лена, вас в понедельник уже к Марине пропустят. Она очень ждёт.
– А в понедельник меня не отпускают, - вздохнула Лена. – Пока надеюсь на вторник. Но я вам ещё позвоню.
Вскоре после этого разговора Елена обедала с подругами в столовой для воспитателей. Разговор, конечно, опять вертелся вокруг вновь появившихся у Лены проблем. Причём, мнения Светланы, Лизы и Вероники по этому поводу отличались ненамного.
Светлана считала, что Лене нужно как можно скорее помириться с Галиной Алексеевной, а именно – пойти к ней, поговорить по душам и раскаяться, пообещать впредь вести себя более скромно и почтительно.
– Ты пойми, она именно этого от тебя и ждёт! - горячо убеждала Света. - Ведь Галина Алексеевна ещё официально о своём решении не объявила. А вчера на эту беседу с вами даже ответственного дежурного воспитателя не пригласила! Лена, она тебя очень ценит и хочет, чтобы ты одумалась. Галине самой не хочется лишать тебя должности и терять такую способную “ответственную”. Но ей приходится, понимаешь?
– Не понимаю, - возражала Лена. - Если бы это было так, не стала бы она меня сейчас “травить”. Почему мы должны слепо и покорно выполнять подобные приказы, закамуфлированные под просьбы? А если я не согласна? У меня может быть своё мнение. Между прочим, я уже не стажёр, а сертифицированный специалист. Наоборот, она могла бы оценить, что я не боюсь высказать своё мнение начальству.
– Да Галина Алексеевна, наверняка, и оценила, - усмехнулась Лиза. - Но для неё это дело принципа. Согласись, ты поступила неэтично. Ты могла бы поговорить с заведующей про Алину просто отдельно, без связи с её просьбой. Объяснила бы ей свою позицию спокойно, тактично, сослалась бы на то, что ты по возрасту, например, к Алине ближе и смогла лучше её понять.
– Да ничего бы не получилось! - воскликнула Лена. – Лиза, вспомни, ты ведь уже пробовала! Галина Алексеевна абсолютно уверена в своей правоте. Добиться прощения Алины по-другому было невозможно, а продолжать всё это было нельзя! Лиза, ну согласись, ты же и сама так считала!
Елизавета задумчиво кивнула.
– Вообще-то, я очень рада за Алинку, - проговорила она. - Но, Лена, ты уже очень существенно пострадала, и я не уверена, что это будут единственные твои неприятности. Я бы на такое не решилась. Это какое-то самопожертвование получается. Но я тобой, твоей смелостью восхищаюсь.
– Да какая смелость? - завопила вдруг Вероника.
Все остальные вздрогнули. Вероника вполне могла разговаривать стальным голосом, но не кричала на их памяти никогда. Лиза озабоченно посмотрела на подругу.
– Ты здорова?
Вероника только отмахнулась.
– Это не смелость! - так же горячо продолжала она. - Лена, ты умная девчонка, как же ты могла совершить просто несусветную глупость? Алину ей жалко стало!
– Ничего бы с твоей «дежурной» не случилось, - обернулась она к Лизе. - Спокойно бы она всё это вытерпела и сделала выводы. А, если бы “сломалась” и уволилась – туда ей и дорога! Здесь слабым не место.
Воспитательницы в изумлении смотрели на разошедшуюся подругу.
– Что смотрите? - кричала она. - Лиза знает, я сама на первом-втором курсах оказывалась на месте Алины, и неоднократно!
– Да, Света, были у меня вначале проблемы, - добавила она, перехватив удивлённый взгляд Светланы. - И такие же “серии” я от Галины Алексеевны получала. Она мне даже говорила: “Сама не понимаю, почему я с тобой ещё вожусь. Уволить тебя надо, и дело с концом!” И, что вы думаете, я слёзы проливала, жаловалась или в депрессию впадала? Лиза, вспомни.
Елизавета покачала головой.
– Да нет, такого не было. Я же тебя у кабинета всё время ждала. Ты и входила туда с решимостью, и выходила абсолютно невозмутимая. Выходишь, я вся бледная сижу, за тебя переживаю, а ты как ни в чём ни бывало говоришь очень спокойно: “Заждалась? Всё, я свободна. Пойдём кофе пить” Или что-нибудь в этом духе.
– Вот именно! - воскликнула Вероника. - Да я очень благодарна была, что Галина Алексеевна в меня всё-таки верила. Ни от работы не отстраняла, и не уволила! И ведь она права оказалась. Я сделала выводы и стала нормально работать.
Лена смотрела на Веронику во все глаза.
– А ты что натворила? - уже спокойнее сказала ей та. - Вообразила, что лучше заведующей знаешь, как поступать? Лена, что за наглость? Будешь сама заведующей, тогда и распоряжайся. Ты же себе карьеру портишь, понимаешь? Сама подумай, каково тебе будет сейчас в “дежурные” переходить? Очень приятно?
– Нет, - ответила Лена. - Если бы по какой-нибудь необходимости – было бы ещё ничего. А вот так, в наказание, это просто ужасно. Но я справлюсь.
– Да тебе другого-то не остаётся! Придётся справиться! Девчонки, а к Галине Алексеевне сейчас Лене идти бесполезно. Она решила дать ей урок скромности, и проведёт её через это. Хотя, может быть, не так уж и сердится. А вот потом, Лена, когда Галина тебе должность вернёт, ты должна с ней поговорить. Скажешь, что всё осознала и впредь такого не допустишь.
Лена в волнении вскочила с места.
– Ну уж нет! - закричала она. - Ни сейчас, ни потом, я этого делать не буду! Я правильно и вполне законно поступила. Мне не за что извиняться! А выводы я сделаю. Только другие!
Её гневную тираду прервал телефонный звонок. Лену вызывала к себе Галина Алексеевна. Немедленно.
– Наверное, уже определилась, где я теперь буду работать, - постепенно успокаиваясь, проворчала девушка.
– А ты к психологу уже ходила? Тесты прошла? - спросила Света.
– А как же! Меня туда прямо к восьми утра вызвали. Всё сделала. Ладно, девочки, я пойду.
– Позвони! - хором попросили все три подруги.
– Сразу всем? - рассмеялась Лена. - Так и быть. SMS-ки пошлю.
Галина Алексеевна холодно поздоровалась с сотрудницей и жестом указала ей на одно из кресел, расположенное напротив видеосистемы. Лена спокойно села. Она уже настроилась на тяжёлый разговор и ничего хорошего не ожидала, однако держаться решила невозмутимо.
– Елена Сергеевна, - начала заведующая. - Я бы хотела получить объяснения по поводу некоторых ваших действий.
Галина Алексеевна щёлкнула пультом, и они вместе просмотрели записанный камерой эпизод, где Лена вчера во время урока французского в своей группе вызвала Соню в кабинет, и они беседовали о Марининой операции.
Просматривая запись, Лена пережила всё это ещё раз. Да, вчера она здорово волновалась, сейчас это было видно отлично. Но как могло быть иначе?
– Галина Алексеевна, что именно я должна объяснить?
– Я хочу знать, почему вы позволили себе недопустимое для ответственного воспитателя поведение, - резко сказала заведующая. - Вы, Елена Сергеевна, прервали урок, вызвали воспитанницу и разговаривали с ней о своих личных проблемах! Причём, как? Абсолютно потеряв самообладание, выдержку и достоинство! Вы расплакались у неё на глазах! Это допустимо, как вы считаете?
Галина Алексеевна гневно смотрела на сотрудницу. Лена же, хоть и была готова к неприятностям, но такого не ожидала в принципе. Ведь Галина Алексеевна знала всё про Марину, и вряд ли сомневалась, что и Лена, и Соня очень волнуются в день операции! Да, Лена сама выговаривала недавно Инне за проявленную перед той же Соней слабость, но эта ситуация – совсем другая.
«Не робот же я, в самом деле!» - с отчаянием подумала воспитательница.
Однако формально Галина Алексеевна была совершенно права. Просто воспитатели второго отделения привыкли, что их заведующая всегда рассуждает здраво, старается войти в положение, не придирается к мелочам и не требует безукоснительного соблюдения всех многочисленных правил и инструкций в тех случаях, когда это трудно или нецелесообразно. Учитывает “человеческий фактор”. На Лену теперь такое отношение, похоже, больше не распространяется, а перестроиться девушка не успела.
– Нет, Галина Алексеевна, - тихо ответила девушка. - Это недопустимо. Простите, я очень волновалась и не сдержалась.
– Это не оправдание! - сурово проговорила заведующая. - Вы не должны были вообще появляться на работе в таком состоянии, об этом вы не подумали? Утром в разговоре с Марией Александровной вы сказали ей, что уроки проводить сегодня не в силах.
Воспитательница покраснела до корней волос. Значит, Галина Алексеевна просмотрела и этот разговор. Конечно, ведь Лена не закрыла перегородку!
«Вот растяпа!» - мысленно обругала она себя.
А заведующая холодно выговаривала сотруднице:
– Вы обязаны были подойти к ответственному дежурному воспитателю, объяснить ситуацию и попросить себе замену. Это было бы лучше, чем вести себя так недостойно! Да вы чуть и к воспитанницам потом в слезах не вышли! Это вообще безобразие!
– Галина Алексеевна, - пыталась оправдаться Лена. - Но уроки я проводила как обычно. Не показывала своего волнения.
– Вы рисковали! Я просмотрела записи всех ваших занятий в этот день – вы с трудом держали себя в руках. Да, некоторые воспитанницы этого не заметили, а вот та же Левченко и другие девочки повнимательнее вполне могли сделать соответствующие выводы. А зачем вы вообще вызывали Левченко в кабинет?
– Соне было явно нехорошо, и, когда она ещё и ответ мне дала неправильный, я хотела убедиться, всё ли с ней в порядке.
– Хорошо, вы в этом убедились. Выяснили, что ничего серьёзного нет. И после этого должны были вместе с ней отправиться в класс, а не вступать в сентиментальные разговоры и уж, тем более, проливать слёзы. Вы со мной согласны?
– Да, Галина Алексеевна, - тихо проговорила Лена.
– Я рада, - усмехнулась заведующая. - Так вот, Елена Сергеевна, за этот проступок я полностью отстраняю вас от работы на 8 дней, начиная с понедельника, и назначаю вам на это время полный домашний арест. Вы не имеете права в этот период покидать “Центр” и принимать у себя гостей. Никаких! Из своей квартиры можете выходить только по учебным вопросам, по вызовам преподавателей. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы обдумать своё поведение.
Лена в волнении вскочила с кресла.
– Хорошо, Галина Алексеевна. Но... я хотела вас просить предоставить мне отгул во вторник, чтобы навестить Марину.
Лена протянула заведующей вновь написанное заявление, которое предусмотрительно захватила с собой. Однако та возмущённо отвела руку сотрудницы.
– Вы что, плохо меня поняли? - ледяным голосом поинтересовалась она. - На вас наложено взыскание, и пока оно не закончится, никаких отгулов я вам не разрешу. Возьмёте свой отгул позже.
– Галина Алексеевна, я вас прошу, дайте мне хотя бы полдня! - взмолилась Лена. - Марина будет меня ждать, и очень расстроится, если я не приеду. А ей нельзя волноваться! Пожалуйста! У неё очень серьёзное состояние, сейчас ранний послеоперационный период, это очень важно. Прошу вас!
Но заведующая так же сурово заявила:
– Я предупреждала, Елена Сергеевна, что в следующий раз и я смогу не выполнить вашу просьбу. Вот я и не выполняю. А винить в этом вы можете только себя.
Она подошла почти вплотную к расстроенной девушке и отчеканила:
– Всё это время вы будете находиться в своей квартире и думать обо всём, что произошло. А с подругой можете общаться по телефону. Этого я вам не запрещаю.
Лена глубоко вздохнула, закрыла глаза и мысленно досчитала до пяти, пытаясь успокоиться. Немного получилось.
– Хорошо, - уже спокойнее произнесла она.
Галина Алексеевна удовлетворённо кивнула.
– Теперь у меня к вам второй вопрос. Почему вы позволили себе сделать снисхождение Левченко, хотя она неправильно ответила на ваш вопрос?
– Но... Галина Алексеевна... она...
Лена уже поняла, что проиграла и на этот раз и не стала заканчивать фразу.
– У воспитанниц по “Правилам” могут быть какие-то оправдания их плохим ответам? - настаивала заведующая.
– Только плохое самочувствие.
– Левченко настолько плохо себя чувствовала, что ей нужна была помощь врача?
– Нет.
– В таком случае у вас не было причин прощать ей неправильный ответ. А вы что ей заявили? Что можете проявить к ней снисхождение, а вот остальные преподаватели этого не сделают. Это что значит? Вы заявляете воспитаннице о своём особом к ней отношении?
– Только в этот день, Галина Алексеевна! Соня волновалась. Я не хотела поступать формально.
– А, поступив неформально, вы нарушили инструкцию! Да, вы могли не применять к ней за неправильный ответ телесное наказание, но вы обязаны были хотя бы снизить этой воспитаннице отметку за урок. А вы что выставили Левченко за это занятие?
– Пять, - ответила Лена. - Потом Соня собралась и отвечала отлично. Эта небольшая ошибка была случайностью.
– Комментарии излишни, - Галина Алексеевна демонстративно развела руками. - И что должны были подумать остальные воспитанницы, которые слышали её неправильный ответ?
«Да они были в восторге, что я не отлупила Соньку у них на глазах», - подумала Лена. Но вслух виновато ответила:
– Простите, Галина Алексеевна. Я была неправа.
– А за этот проступок, Елена Сергеевна, я назначаю вам штраф в размере вашего недельного оклада ответственного воспитателя, - сказала заведующая. - Если бы вы оставались на этой должности, то я обязательно поставила бы в известность об этом старшего педагога, и тогда вы получили бы более суровое взыскание. Но, поскольку с понедельника преподавать вы уже не будете, я считаю эту меру достаточной.
Лена расстроенно кивнула.
– И вот ещё что, Елена Сергеевна. Эти ваши поступки доказывают, что я приняла очень своевременное решение отстранить вас от должности ответственного воспитателя. Меня ваше поведение просто возмутило. Теперь я не могу вам обещать, верну ли я вам вашу должность через три месяца, и верну ли вообще. Я намерена по-прежнему очень внимательно наблюдать за вашей работой и поведением, и приму решение позже, исходя из результатов моих наблюдений. Вы всё поняли?
- Да.
У Лены всё внутри переворачивалось, однако внешне она осталась невозмутимой.
– В таком случае, я вас больше не задерживаю. С приказами о ваших взысканиях ознакомитесь после педсовета. Можете идти.
От заведующей Лена направилась в свою группу, в кабинет воспитателей. Воспитанницы ещё не вернулись с работы, спальня была пуста. В кабинете девушка опустилась в кресло, обхватила голову руками, пытаясь унять пульсирующую боль в висках, и посидела так некоторое время, обдумывая всё, что произошло. Наконец, она приняла решение и немного успокоилась. Отправила подругам лаконичные сообщения, как и обещала. Затем позвонила Олесе Игоревне и выяснила, что Марина чувствует себя неплохо, но телефонные разговоры ей пока ещё запрещены.
– Олеся Игоревна. К сожалению, я не смогу приехать вообще всю ближайшую неделю. Пожалуйста, передайте это Марине и скажите, что я рвусь к ней всей душой, но в данный момент обстоятельства сильнее меня.
– У вас неприятности? - догадалась Сонина мама.
– Не буду отрицать, - вздохнула Лена. - Марина наверняка будет расспрашивать. Скажите ей, что это из-за Наташи. Мариша в курсе, я ей рассказывала. Очень надеюсь, что это всё ненадолго, и скоро я смогу её увидеть.
– Лена, не беспокойтесь, решайте свои проблемы. С Мариной всё будет в порядке. Скоро она сама начнёт вам звонить, - мягко заверила Олеся Игоревна.
В половине четвёртого, согласно расписанию, Лена явилась на индивидуальный урок физики к Светлане. Для занятий педагогов с сотрудницами были предусмотрены специальные учебные комнаты, расположенные недалеко от входа на отделение.
Светлана уже ждала, сидя за столом преподавателя. Лена опустилась на место ученицы, выложила на стол свои тетради. Света смотрела на подругу с недоумением и сочувствием.
– Ну и кашу ты заварила… Я в шоке от твоей SMS-ки! Что ещё произошло? - воскликнула она.
Лена почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
– Света, пожалуйста, давай ты сначала проведёшь урок, а потом я всё расскажу. Иначе я сразу сейчас разревусь, и мне уже будет не до физики. Ещё получу у тебя тройку! Вот Галина Алексеевна обрадуется.
Светлана молча кивнула и положила перед Леной небольшой листок.
– Минитест на домашнее задание, - заявила она. - Даю тебе три минуты.
Лене пришлось собрать все силы, чтобы сразу включиться в работу и уложиться во время. Со Светланой, как с педагогом, шутки были плохи, а физика никогда не давалась девушке с лёту, как некоторые другие предметы. Однако на этот раз у неё хотя бы по этой части проблем не возникло.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 7.
Субботний вечер. "Долгоиграющая"
Вечером, после ужина, Елена Сергеевна позволила Соне заниматься уроками только полчаса, а затем вызвала её в кабинет. Девушка стояла перед воспитателем заметно побледневшая. Она догадывалась, что ей предстоит сейчас что-то совсем жуткое, и от неизвестности было очень страшно и тоскливо.
Внимательно посмотрев на воспитанницу, Лена достала из шкафа аппарат и измерила ей давление. Увидев результат, она пожала плечами .
– Всё нормально. Но бледнеть у тебя, конечно, есть причины. Сейчас ты будешь получать наказание за оскорбительные мысли в мой адрес. У нас, среди воспитателей, оно неофициально называется “долгоиграющим”. Знаешь, что это такое?
– Нет, - покачала головой девушка.
– А всё очень просто. Я накрепко привязываю тебя к кушетке, а затем мы с Инной Владимировной наказываем тебя весь вечер.
– Как весь вечер? - непроизвольно переспросила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях.
– По специальной методике. С перерывами. И без промежуточного обезболивания, - спокойно объяснила воспитатель. - Так, чтобы в памяти отложилось надолго. Я тебя уверяю – следующей субботы будешь ожидать с ужасом. А теперь раздевайся!
Вскоре Соня оказалась практически распятой на кушетке и с ужасом поняла, что на этот раз крепко «влипла». Методику Елена и правда применила особенную – она порола воспитанницу достаточно сильно, но медленно. Если при обычной порке удары следовали один за другим, и длилась она, как правило, всего несколько минут, то сейчас после каждого удара Лена давала Соне возможность как следует прочувствовать жуткую боль, и только потом наносила следующий. Девушка испытывала невероятные мучения, но терпеть такую порку можно было долго. Терпеть – это в смысле не потерять сознание, а вовсе не переносить испытание мужественно. Хотя первый эпизод наказания Соня вытерпела стойко.
Через некоторое время Елена положила ремень на стол, на видном месте, и вышла в класс, не сказав Соне ни слова. Воспитанница с трудом пережила следующие десять минут, в течение которых вертелась на кушетке и не знала, куда деваться от неотпускающей мучительной боли.
Однако, как только стало хоть немного полегче, в кабинет вошла Инна Владимировна. Она тоже не разговаривала с Соней, а просто взяла со стола тот же ремень и хлестала им девушку так же, как и Елена: долго, медленно и невыносимо больно.
Когда и она вышла, не применив никакого обезболивания, Соня поняла, что дело совсем плохо. Ни на какое снисхождение рассчитывать не приходилось. От боли, обиды, и отчаяния девушка расплакалась. Так страшно и унизительно было лежать совершенно беспомощной на этой кушетке, сходить с ума от боли и ожидать следующей пытки!
Примерно часа через полтора Соня уже потеряла ориентацию во времени. Воспитатели входили в кабинет по очереди, делали своё дело и уходили. Сколько раз уже её пороли, сколько ударов она перенесла – этого девушка не знала, она давно сбилась со счёта. Боль не отпускала ни на минуту! К концу перерывов она немного ослабевала – и только. Соне оставалось только надеяться, что когда-нибудь всё это закончится.
Когда уже ближе к десяти часам к ней в очередной раз подошла Инна, Соня со слезами на глазах умоляюще проговорила:
– Инна Владимировна, я не знаю, что делать! Мне нужно в туалет.
– А это без проблем, - спокойно отозвалась «дежурная».
Она освободила девушку от креплений, помогла ей подняться и проводила в специальное отделение санузла воспитателей, которое было предусмотрено для воспитанниц. Эта зона включала в себя туалетную кабинку, душ и раковину для умывания. Инна разрешила Соне ещё и умыться холодной водой – сразу стало хоть немного полегче. Но потом воспитатель опять велела ей лечь на ненавистную кушетку, снова привязала и продолжила наказание. Соня не кричала, но сил терпеть у неё уже не осталось, и девушка беззвучно плакала. Она совершенно ясно ощущала, что надо это как-то прекращать, а то всё, чего она добилась здесь с таким трудом, может пойти прахом, окажется совершенно напрасным. Это наказание уже нанесло Соне психическую травму: она чувствовала себя растоптанной, униженной и беспомощной. С каждым ударом, который девушке приходилось переносить, у Сони постепенно исчезала уверенность в собственных силах, а также надежда на какое-то лучшее будущее.
Ведь до этого Соня думала, что Лена через всё самое страшное её уже провела, что хуже уже не будет. А что оказалось? Очень даже может быть! И у воспитанницы не было сомнений, что эти субботние кошмары продлятся долго.
« Елене больше не нужно ничего придумывать, чтобы меня уничтожить, - обречённо думала Соня. – Она может даже не назначать мне больше никаких других наказаний. Мне и этого хватит, чтобы рано или поздно сломаться. И, скорее всего, рано, а не поздно. Как я теперь вообще буду жить, зная, что в следующую субботу меня ожидает то же самое?
Понятно, почему она обещала моей маме относиться ко мне так же, как к другим, когда поправится Марина! Она может спокойно это делать, но этот кошмар не отменять на законных основаниях очень долго. Она решила наказывать меня за Марину вечно! По крайней мере, пока она мой ответственный воспитатель.
А, может быть, Елена поступает правильно? И я всё это заслужила? Нет, это вынести невозможно! Я уже готова рухнуть перед ней на колени и просить о пощаде»
Наконец, Инна остановилась, положила ремень и взяла Соню за запястье, прощупывая пульс. Лицо воспитанницы было совершенно мокрым от слёз, она давно начала ощущать озноб, но сейчас девушку уже сотрясала крупная дрожь.
Дежурная вытерла Соне лицо бумажным полотенцем (на этот раз воспитанница не испытала даже никакого унижения – ей было всё равно), затем положила ей на раны влажную антисептическую салфетку, и ещё сверху накрыла девушку пледом.
- Спасибо, Инна Владимировна, - тихо поблагодарила Соня. – А вы, случайно, не знаете, сколько мне ещё осталось здесь…
Голос её прервался.
- Понятия не имею, - спокойно ответила Инна. – Не я же это решаю!
И тут же совершенно другим, каким-то возмущённым голосом, в котором чувствовалось волнение, она продолжила:
- А ты спроси у Елены Сергеевны! Спрячь свою гордость подальше! Извинись ещё раз, попроси о пощаде! А вдруг поможет? Иначе у тебя есть все шансы терпеть всё это до педсовета, а он только в одиннадцать!
Взглянув на часы, Соня тихонько застонала.
Инна направилась к выходу из кабинета, но по пути задержалась у музыкального центра, вручную пощёлкала на нём кнопками, после чего быстро вышла. На весь кабинет разлилась великолепная музыка – рондо из La campanella Паганини. Слушая эту вдохновляющую, оптимистичную и призывающую к борьбе мелодию, Соня чувствовала, как потихоньку оттаивает, приходит в себя, избавляется от леденящего ужаса и ощущения безысходности. Вскоре La campanella сменилась «Менуэтом» из 40-ой симфонии Моцарта – тоже жизнеутверждающей и гордой музыкой. Как выяснилось ещё чуть позже, Инна включила для Сони диск с лучшими хитами классики. Она прекрасно знала её музыкальные предпочтения (ведь все диски и записи для прослушивания девушкам по их просьбам предоставляли воспитатели) и абсолютно верно рассудила, что любимая музыка очень поможет воспитаннице в эту трудную минуту.
На глазах Сони опять выступили слёзы, теперь уже от чувства благодарности к Инне.
«До чего же прикольная девчонка! Нашла способ, как меня поддержать и заодно подколоть Елену. И Лена тут никак не сможет придраться, хотя со стороны Инны это - чистое хулиганство»
У Сони даже прозвучал в мозгу возможный иронический ответ Инны своей начальнице:
«Лена, да ты что! Ни о каком моём особом отношении к Соне речь не идёт ни в коей мере! Я для любой воспитанницы, оказавшейся в таком положении, сделала бы то же самое. Мы же не можем допустить, чтобы девушка «сломалась» во время наказания! Я хотела немного морально её поддержать, а это допускается. И вполне по инструкции! Профилактическая мера»
Вошедшую Елену Сергеевну Соня встретила в более-менее приемлемом моральном состоянии. Воспитанница уже приняла решение, как вести себя дальше. Она собиралась всё же попросить воспитателя о пощаде, ну, а если не получится – намеревалась держаться до конца так стойко, как только сможет.
Когда Лена вошла, в кабинете звучала «Вторая Венгерская Рапсодия» Листа. На лице «ответственной» на миг появилось удивлённое выражение. Она покачала головой и, к удивлению Сони, уселась в кресло и подождала, пока произведение закончится. Но потом встала и решительно выключила музыкальный центр. Подойдя к кушетке, Лена сняла с Сони плед (не рывком, а очень осторожно) и салфетку, осмотрела раны и прощупала пульс. Но и этим воспитательница не ограничилась: опять достала тонометр и измерила девушке давление.
« Осторожничает. Не хочет неприятностей. Да ещё после случая с Наташей», - мелькнуло у Сони.
- Что же, моя дорогая, - обратилась Лена к измученной воспитаннице. – Ты отдохнула, согрелась и даже развлеклась. Теперь мы можем продолжить.
Она опять потянула со стола ремень.
- Елена Сергеевна! – взмолилась Соня.
- В чём дело?
- Я очень вас прошу, не могли бы вы на сегодня закончить! Я умоляю вас о пощаде! Совершенно не могу больше терпеть! Пожалуйста, сжальтесь надо мной!
- Не можешь терпеть? – удивилась Лена. – Да прекрасно можешь! Я вижу, что можешь. Не хочется – это другое дело. А ты как думала? Юлю я за подобный проступок отправляла в штрафную группу на месяц, а тебе сделаю поблажку? Так вот, не сделаю! Раз я решила, что ты заслуживаешь этого наказания, значит, так тому и быть. Будешь терпеть до конца! К тому же я тебя честно предупреждала, что лучше бы тебе было тогда не вылезать со своим благородством.
- Елена Сергеевна, - не сдавалась Соня. – Я понимаю, как виновата перед вами и сделала выводы, честное слово! С того дня я не допускаю никаких негативных мыслей.
- Ещё бы допускала, - усмехнулась Лена.
- Я прошу вас о снисхождении! Я, правда, больше не могу! Ну, пожалуйста! Не надо больше, умоляю!
В голосе Сони слышался неприкрытый ужас.
- Софья, ты как себя ведёшь! – резко и сердито воскликнула воспитательница. – Тебе не стыдно проявлять такое малодушие? Возьми себя в руки, в конце концов. Что это с тобой?
- Елена Сергеевна, но у меня…
Внезапно резко зазвенел местный стационарный телефон, располагавшийся на небольшом столике у двери. И Елена, и Соня от неожиданности вздрогнули: звонок оказался довольно пронзительным. Соне много времени приходилось проводить в этом кабинете, но, как звонит этот телефон, она ещё не слышала.
Когда воспитатели проводили уроки или длительные телесные наказания в помещениях группы, они блокировали даже свои личные мобильные номера. Экстренная мобильная связь оставалась у них в таких случаях только с Галиной Алексеевной. Входящие звонки иногда переводились на более свободного второго воспитателя, но сотрудников всегда в случае крайней необходимости можно было найти и по местному телефону.
- Помолчи пока и подумай над всем этим! – приказала воспитатель Соне и быстро сняла трубку.
- Елена Сергеевна, - услышала она голос сотрудника охраны внешней проходной. – К вам приехал гость, а его нет в сегодняшнем списке приглашённых.
- Гость? Сейчас? – Лена с удивлением посмотрела на часы.
- Да. Авдеев Кирилл Владимирович. Так что мне с ним делать? Пропускать?
Лена довольно заметно покраснела, во всяком случае, Соня это заметила.
- А вы не могли бы дать ему трубочку? – попросила она охранника. При этом воспитательница быстро и с явным неудовольствием взглянула на Соню. Телефон не имел дополнительного провода, и уйти с ним за перегородку возможности не было.
«И мне она не может приказать встать с кушетки и выйти в спальню – ведь я привязана, - злорадно подумала Соня. – Так что никуда я не денусь с подводной лодки!»
- Добрый вечер, милая, - услышала Лена голос Кирилла.
- Очень добрый, - суховато отозвалась девушка. – Что скажете, Кирилл Владимирович? Что за фокусы?
- Алёнка, ну я же не виноват, что твой мобильный уже почти два часа выключен. Я честно хотел тебя предупредить о своём приезде, но не смог! Послал сообщение, но оно не проходит! Записался на автоответчик, а ты не отвечаешь!
- А я, между прочим, на работе, – напомнила Лена. – Телефон выключен, потому что провожу важное мероприятие, и сообщения никакие в это время не пройдут. А автоответчик проверять мне было некогда.
У Лены сейчас наступила чёрная полоса не только на работе. В эти дни они с другом серьёзно повздорили. Началось с того, что Кирилл тоже посчитал Ленин поступок абсолютно неправильным. Тогда, в среду, когда вечером девушка всё рассказала любимому по телефону, он категорически заявил:
- Алёнка, ты неправа.
И попытался объяснить, почему. Лена очень расстроилась. Кирилл был для неё авторитетом, девушка ценила его мнение больше, чем чьё бы то ни было, но в данном случае молодая воспитательница всё равно была уверена в своей правоте.
Кирилл мягко убеждал девушку:
- Завтра пойди к Галине Алексеевне и извинись. Скажи, что подумала и всё осознала. Честно говорю, сейчас тебя это не особо спасёт, но отделаешься малым. Заведующая всё равно применит к тебе какие-то меры, но, учитывая твоё раскаяние, не очень строгие. И с радостью тебя простит. А будешь упорствовать – нарвёшься на более крупные неприятности.
Но Лена стояла на своём, чем очень огорчила друга.
- Даже мне тебя не убедить! – вздохнул он. – Что же, тогда жди расплаты.
Когда вчера Галина Алексеевна объявила о своём решении снять Лену с должности, девушка впервые за всё время их знакомства не хотела делиться с Кириллом этой бедой. Ей было досадно, что он оказался прав. Но всё же рассказала.
- Я даже не хочу напоминать, что предупреждал тебя, - огорчился Кирилл. – Алёнка, хоть теперь не упрямься! Иди к ней и сделай то, о чём я тебя просил. Прямо завтра.
- Нет, - отвечала Лена.
- Что же мне с тобой, такой упрямой, делать? – в отчаянии воскликнул друг. И тут Лена, сама очень расстроенная, позволила себе сказать любимому откровенную гадость.
- А что, милый, если я больше не буду «ответственной», то я тебе уже не подхожу? Меня понизили в должности, и теперь ты будешь меня стыдиться? Это ударит по твоему самолюбию? Одно дело, когда невеста – успешный сотрудник, стремительно развивающий карьеру, а другое – если я имею строгое взыскание и нахожусь на грани увольнения, правда?
Кирилл помолчал некоторое время, затем расстроено произнёс:
- Алёнка, я тебя очень люблю, но мне горько осознавать, что ты можешь допускать подобные мысли. Ты меня этим обижаешь, причём, совершенно безосновательно. Давай сейчас прервём разговор, и ты над этим подумаешь.
С этими словами он отключил связь.
Лена отшвырнула трубку и расплакалась. Она знала, что неправа, ей было невероятно жалко Кирилла, но перезванивать и извиняться девушка не стала.
« Все против меня! – в отчаянии думала она. – Даже Кирилл! Но я знаю, абсолютно точно знаю, просто на уровне подсознания и интуиции, что поступаю правильно! Интересно, найдётся ли хоть один человек в моём окружении, который со мной согласится? Который думает так же, как я?»
Больше со вчерашнего вечера они с Кириллом не разговаривали. И вот теперь он, оказывается, стоит в проходной. Приехал в «Центр» в первый раз за время их знакомства, да ещё в такое позднее время!
- Алёнка, а, может быть, ты попросишь, чтобы меня пропустили, и мы спокойно поговорим? – просительно говорил Кирилл. – На улице, между прочим, почти 30 градусов! Не выгонишь же ты меня на мороз?
Лена улыбнулась.
- Конечно, не выгоню. Только скажи мне сразу – ничего страшного не случилось? Почему ты вдруг приехал на ночь глядя?
- Обязательно сейчас говорить?
- Но я освобожусь только в полдвенадцатого. Ты хочешь, чтобы я всё это время волновалась?
- Да у меня-то ничего не случилось, - ответил Кирилл. – Дело в том, что Маринке сегодня разрешили сделать один телефонный звонок по её выбору, и она выбрала меня. Теперь я знаю, что ты не сможешь выехать из «Центра» ещё больше недели! И что я должен был подумать? Только одно: ты во мне очень нуждаешься, и именно сегодня. Я не прав?
Лена глубоко вздохнула. В груди разливалось тёплое чувство облегчения и благодарности и к Марине, и к Кириллу.
«Маринка, конечно, поняла, что у меня серьёзные проблемы, - думала девушка. – Правильный она выбрала звонок. Ведь она знает, что Кирилл поможет мне лучше всех! А он примчался. Тут же! Хотя я вчера так его обидела. И как вовремя он приехал! Ведь с понедельника я и гостей не смогу принимать…»
- Ты абсолютно прав. Нуждаюсь. Очень, - проговорила Лена. – Давай договоримся так: подожди меня там, куда тебя проводят, хорошо? Но ждать ещё часа полтора-два.
- Хоть всю ночь, - довольно отозвался Кирилл.
Он передал трубку охраннику, и Лена попросила пропустить друга и предоставить ему гостевую комнату до утра. По внутренним правилам, она не могла приглашать гостя противоположного пола на ночь к себе в квартиру.
Закончив разговор, Лена посмотрела на Соню уже совсем другими глазами. Она заметила, что девушка совершенно измучена и явно не ждёт от неё ничего хорошего. Буквально несколько минут назад Лена была абсолютно уверена, что хладнокровно доведёт наказание до конца, что Соня это заслужила. Она не собиралась делать воспитаннице никаких снисхождений и искренне возмутилась её малодушной просьбой. Но теперь Лена чувствовала, что не хочет продлевать страдания девушки.
«Может быть, и правда, остановиться сегодня на этом, - подумала она. – Надо пожалеть девчонку, ведь наказание очень даже жестокое. Хватит с неё, пожалуй. Но, если я так поступлю, опять могу от Галины Алексеевны взыскание получить. Ведь только что я Соньке сказала, что поблажки ей не сделаю. Заведующая вполне может мне заявить: «Непрофессионально и непоследовательно поступили, Елена Сергеевна! Простили воспитанницу под влиянием эмоций! Что она теперь о вас должна думать? Воспитатель не выполняет своих обещаний!»
«А наплевать! – внезапно рассердилась она. – Сейчас сделаем всё в лучшем виде. Не придерется!»
С удивлением Лена обнаружила, что ремень так и держит в руках. Когда она подошла к кушетке, Соня непроизвольно вздрогнула.
- Так что ты не успела мне договорить? – обратилась к ней Лена. – Почему я должна закончить наказание, по-твоему?
- Елена Сергеевна, я не стала бы вас просить, если бы мне, действительно, не было совсем плохо! Не только физически! Я чувствую, что это наказание влияет на мою психику! Я уже перестаю ориентироваться, какие-то провалы в памяти появляются, - взволнованно, но очень почтительно проговорила Соня. – Поверьте мне, пожалуйста!
- Вот как, – протянула Лена. – Конечно, я тебе верю. Только этого мне ещё не хватало - чтобы после моих действий ты получила психическое расстройство! А ведь мы, воспитатели, должны очень серьёзно заботиться о психическом здоровье воспитанниц.
Соня недоверчиво посмотрела на Лену.
«Издевается, что ли?»
Но воспитательница вполне серьёзно продолжала:
- Соня, я знаю, что ты сильная и мужественная, да и в этих вопросах разбираешься. И, если ты мне говоришь подобное, значит, так оно и есть. Ты и не подумала бы просить меня о пощаде, если бы для этого не было веских причин, правда?
- Да, - тихо ответила девушка.
- И я не собираюсь рисковать, - заявила Лена. – Учитывая твои жалобы, я считаю продолжение наказания недопустимым. На сегодня мы заканчиваем.
« Странно как-то говорит - как на собрании», - подумала Соня, испытывая огромное облегчение.
- Спасибо, Елена Сергеевна, - благодарно сказала она.
Пока «ответственная» обрабатывала ремень, Соня осторожно думала про неё:
«Мои жалобы тут ни при чём! Ни за что бы ты не закончила, если бы не этот твой Кирилл Владимирович! Если когда-нибудь с ним вдруг увижусь – скажу огромное «спасибо»
Конечно, воспитанницы группы тоже заметили, что Елена Сергеевна уже почти неделю носит, не снимая, колечко с бриллиантом, и сделали из этого выводы. Да и сейчас Соне не представило труда догадаться, что Лена разговаривала по телефону именно со своим молодым человеком.
Тем временем Елена применила к Соне обезболивание спреем «Де-люкс», средством, обладающим почти моментальным и мощным действием. Иначе девушка и с кушетки-то не смогла бы подняться. Почти сразу после этого она помогла воспитаннице встать и приказала:
- Сейчас умоешься и примешь душ здесь, под моим наблюдением, потом отправишься в кровать. От «коленей» я тебя на сегодня освобождаю по соображениям безопасности для здоровья.
Елена проводила Соню в то же самое спецотделение в санблоке воспитателей, помогла ей умыться. Самой Соне это было бы очень трудно, девушка едва держалась на ногах от слабости. Пока воспитанница принимала душ, воспитатель стояла рядом с душевой кабиной, наблюдая за её самочувствием. После душа Соне стало намного легче и физически, и морально - исчезли ощущения униженности и обречённости. Лена тут же, в душевой, велела ей встать лицом к стене и провела обработку мазью «вторая аллегро», затем заставила надеть тёплый длинный махровый халат. После всех этих мероприятий воспитанница совсем воспряла духом.
- Спасибо, Елена Сергеевна, - сказала она. – Я вам очень благодарна, что вы меня пожалели.
К её удивлению, «ответственная» как-то торжествующе улыбнулась.
- Ты сама себе помогла. Очень удачно ввернула про возможные нарушения психики. И как только додумалась?
Лена прекрасно знала, что в санблоке для воспитателей камеры отсутствуют.
- Но это и правда было так! – горячо воскликнула Соня. – Я уже ощущала, что у меня…
Она запнулась.
- «Крышу сносит?» - помогла Лена.
- Да, вроде этого.
- А получилось очень удачно. Иначе я бы тебе снисхождение сделать не решилась.
- А разве это было не в вашей власти? – робко спросила Соня.
- С какой стороны посмотреть, - произнесла Лена, пристально глядя на девушку.
- Вчера утром, когда мы с Марией Александровной очень откровенно беседовали, я от волнения забыла закрыть перегородку. Признайся, ты же не могла нас не слышать с твоим уникальным слухом?
- Я всё слышала, - призналась Соня.
– Тогда ты знаешь, что я теперь «под колпаком», и под все свои поступки должна подводить серьёзную доказательную базу. Между прочим, я уже получила полное отстранение от работы на 8 дней и штраф за наш с тобой вчерашний разговор о Марине.
– Но за что? - изумлённо ахнула Соня.
Лена немного поколебалась, но всё же ответила:
– Как за что? Во-первых, не проявила выдержки и вела себя недостойно для ответственного воспитателя. А во-вторых, простила тебе неправильный ответ. Представляешь, в первый раз за всё это время сделала тебе поблажку, и сразу попалась на этом! И ведь формально всё правильно!
Соня расстроенно покачала головой:
– Елена Сергеевна, мне очень жаль.
Лена сердито ответила:
– Послушай, хватит, в конце концов, вылезать со своим благородством! Жаль тебе, видите ли! Знаешь, это уже начинает доставать.
– Почему? - растерялась Соня. Девушка, действительно, расстроилась и это сразу сказалось на самочувствии - появились резкая слабость и дрожь в коленях. Соне пришлось отступить к стенке и прислониться к ней спиной.
– Да потому что ты не должна меня жалеть! Ты воспитанница, а я воспитатель! Тебе в любом случае намного хуже, чем мне. А в свете наших отношений для тебя, наоборот, было бы вполне естественно желать мне неприятностей. И когда ты вместо этого заявляешь мне о сочувствии, я ощущаю себя некомфортно.
– “Любите врагов ваших, благословите угнетающих вас...” - вспомнила Лена. - Примерно так, кажется, в Библии сказано. А я тебя давно знаю, и никогда раньше ты не придерживалась христианской позиции.
– Елена Сергеевна, я не считаю вас врагом, - тихо сказала Соня. - И я уже упоминала и раньше, что у меня нет причин желать вам неприятностей. Наоборот, за многое я вам благодарна. Вы разрешили мне свидание, рассказали о возможности стать сотрудником. Да и сейчас вы меня пожалели, избавили от продолжения этого жуткого наказания.
– А ты не забыла, что именно я тебе его сначала и назначила? И совершенно безжалостно проводила? - с иронией спросила Лена.
– Значит, у вас были на это причины, и вы имели на это полное право.
– У тебя здесь появилось смирение, - заметила Лена. - Что же, это не так уж и плохо.
Внезапно она рассмеялась.
– Кажется, зря я недавно отчитывала Инну. Сама поступаю не лучше! Вчера перед тобой расплакалась. Сегодня – делюсь своими проблемами.
– Для полноты сценария теперь ты должна предложить мне помощь и найти выход из сложившейся ситуации! - продолжала искренне веселиться она.
Соня тоже улыбнулась.
– Нет, Елена Сергеевна, эта ситуация совсем другая. Вы не допускали нарушения, и у вас уже есть твёрдая позиция по данному вопросу. Вы сами приняли решение и считаете его правильным. Хотя я совершенно случайно оказалась в курсе событий, вам нет необходимости просить у меня совета – вы сами знаете, как вам поступать.
Но, Елена Сергеевна...
Соня немного помолчала, не решаясь продолжить. Поскольку Лена молчала, она нерешительно произнесла:
– Если бы вы мне разрешили, то я могла бы просто высказать вам своё мнение. Услышав вчера ваш разговор, я не могла об этом не думать. И я...
У Лены в глазах вспыхнули недобрые огоньки.
– А ты не слишком много на себя берёшь? - холодно проговорила она. - Неужели было непонятно, что я говорю всё это не всерьёз, а совсем наоборот! Почему ты считаешь, что меня интересует твоё мнение? Я вполне в состоянии сама решить свои проблемы. А, если мне понадобится совет, я буду просить его у своих коллег, а вовсе не у тебя! Поняла?
Соня виновато кивнула:
– Да. Простите.
Однако продолжала смотреть на Лену с явным сочувствием.
– И прекрати так смотреть! - сердито воскликнула Лена. - Что ты себе позволяешь?
– Простите, Елена Сергеевна, - повторила Соня. - Я просто подумала, что не так легко вам следовать своему решению, когда никто из ваших коллег и друзей вас не поддерживает, и все пытаются вас разубедить.
Внезапно лицо и шея воспитательницы покрылись красными пятнами. Видно было, что Елена очень разозлилась. Она моментально оказалась рядом с Соней и практически прошипела:
– Откуда ты это знаешь?
И тут же гневно добавила:
– Значит, вы с Инной всё-таки продолжаете разговаривать! А теперь уже и мои дела начали обсуждать?
– Нет! - в отчаянии крикнула Соня. - Инна Владимировна с прошлого воскресенья не сказала мне ни одного лишнего слова! Поверьте, пожалуйста, это правда!
– Верю, - проговорила Лена, не сводя однако с воспитанницы стального взгляда.
– Идём со мной. Быстро! - резко и отрывисто приказала она.
«Ну всё! - испуганно думала Соня, послушно следуя за воспитателем в кабинет. - Договорилась! Сейчас она вернёт меня на кушетку и будет пороть, пока я совсем не загнусь. За наглость! Впрочем, нет, не сможет - сразу после обработки мазью пороть нельзя. Всё равно, она что-нибудь придумает!»
В кабинете Лена строго спросила воспитанницу:
– Как ты себя чувствуешь? Отвечай абсолютно честно! Не приукрашивай.
Соне и раньше было нехорошо, а сейчас от страха она совсем ослабла.
– Плохо, - призналась она.
– Основные жалобы? - требовательно продолжала Лена.
– Слабость, головокружение, стоять трудно.
Лена в третий раз за вечер измерила Соне давление и покачала головой.
– Неудивительно. Придётся мне отпаивать тебя кофе. Возможно, особого удовольствия тебе это не доставит, но выбора нет. Лечебная мера! Пойдём. Заодно расскажешь мне о выводах, которые ты сделала в результате наказания, а то я тебя сегодня ещё о них не спросила.
Лена провела Соню за перегородку, которую в этот раз закрыть не забыла.
– Садись, - она указала воспитаннице на одно из кресел.
Соня ответила: “Слушаюсь”, послушно подошла к креслу, но сесть не решилась и смотрела на воспитателя с недоумением.
– Да не бойся! - махнула рукой Лена. - Я тебе “вторую аллегро” наложила. И сейчас спокойно сядешь, и спать будешь спокойно часов до пяти. С врачами мне ссориться не хочется.
Пока Лена готовила кофе, обе девушки молчали. Наконец, воспитатель тоже села, протянула Соне большую чашку и заявила:
– Латте без сахара. Не возражаешь? На ночь чёрный предлагать тебе не хотелось.
– Спасибо, отлично, - благодарно отозвалась Соня и сразу сделала пару глотков. Кофе оказался бесподобным.
– Разговор о твоих выводах давай замнём, хорошо? - предложила Лена.
– Хорошо.
«В кабинете она на камеры говорила. Для “прокурора”!» - догадалась девушка.
Воспитательница теперь уже не выглядела такой сердитой, как в душевой, но Соня ощущала, что она всё же напряжена.
– Расскажи мне лучше, с кем ты беседовала о моих делах, - потребовала Лена. - Насчёт Инны я, конечно, погорячилась. Она бы не стала этого делать после всего, что произошло. Так с кем? С Елизаветой Вадимовной? Светланой Петровной? Марией Александровной? Отвечай! Не смей увиливать!
Соня растерянно смотрела на «ответственную» и лихорадочно соображала, как оправдаться.
– Елена Сергеевна, - вымолвила она, наконец. - Я ни с кем из воспитателей о вас не разговаривала.
– Тогда откуда ты знаешь, что никто меня не поддерживает?
– Я догадалась, - робко произнесла Соня.
– Ты у нас экстрасенс? - иронически спросила Лена. - Читаешь чужие мысли? Или слышишь разговоры даже через стены? Объясни.
– Елена Сергеевна, я же за это время успела немного узнать ваших коллег. Когда вчера я услышала ваш разговор с Марией Александровной, то просто представила, как они на всё это могли отреагировать. Я уверена, что, например, Светлане Петровне ближе точка зрения Марии Александровны. Политика полного подчинения руководству во всех ситуациях.
А другие – Инна Владимировна и Елизавета Вадимовна – хотя в душе ваши действия и одобряют, но сами бы никогда так не поступили, боясь последствий. И тоже считают, что вам нужно пойти на компромисс, признать свою вину. Ведь так?
– Да!!! - воскликнула Лена, в волнении вскочила с кресла и подошла к окну.
– А Вероника Игоревна? - с внезапно вспыхнувшим интересом спросила она.
Соня слегка улыбнулась.
– Крайняя степень первого варианта. Полная безаппеляционность. Решительное осуждение ваших действий.
Лена опять уселась в кресло и в задумчивости откинулась на его спинку.
– И как тебе это удаётся? - по-деловому спросила она.
Соня смущённо пожала плечами.
– Не знаю. Это получается автоматически, я даже об этом не задумываюсь. Мне кажется, это совсем не трудно, если хоть немного узнаешь человека.
– Да ничего подобного! - горячо возразила Лена. - Это очень трудно. Я, например, легко могу распознать фальшь или обман, но такое мне недоступно! Я была просто в шоке, получив от своих подруг такой отпор! Просто ничего подобного не ожидала!
Впрочем, тебе, вероятно, всё это, действительно труда не представляет. Помнишь случай с Марией Александровной? Ты тогда придумала, как вам добиться её прощения, хотя знала её к тому времени меньше недели. Это тоже получилось так? Автоматически? Ты просто просчитала, что я соглашусь её пригласить, а она простит вас и не отберёт у вас ваши награды? Да?
Соня кивнула.
– Я была в этом уверена. Процентов на 95. Просто встала на её место и подумала, что бы меня, то есть, её, впечатлило. А то, что вы хотели нам помочь, это тоже было ясно, поэтому и не отказались её пригласить.
Лена смотрела на свою воспитанницу всё с возрастающим интересом.
– Знаешь, ты далеко пойдёшь. Когда будешь воспитателем, такие способности тебе здорово помогут. А признайся, Соня, ты и меня всё это время так же просчитывала? Могла предугадать все мои поступки?
– Не всегда, - покачала головой девушка. - С вами у меня часто получались осечки. Наверное, из-за очень сильного эмоционального фона.
Лена кивнула.
– Интересно, а Галину Алексеевну ты так же хорошо понимаешь и чувствуешь? - задумчиво спросила она. - Может быть, ты знаешь, почему она так себя со мной повела? Что она от меня хочет? И чего мне ожидать? Увы, не могу сейчас её понять.
– Мне кажется, знаю, - подтвердила Соня. - Поэтому я и хотела высказать вам своё мнение.
Лена улыбнулась.
– В таком случае, я забуду про свою гордость и попрошу тебя со мной этим всё-таки поделиться. Ты сможешь?
– Да, конечно, - горячо ответила Соня. - Елена Сергеевна...
– Подожди, Соня, - серьёзно сказала Лена. - Если у тебя есть такие соображения, то ты имеешь в руках очень хорошие козыри. Ведь это для меня очень важно! И ты не должна делиться со мной этим просто так.
У нас с тобой отношения совсем не дружеские, а прямо противоположные. Никакой взаимной симпатии у нас с тобой тоже нет, как это наблюдалось у вас с Инной Владимировной.
– Да и сейчас осталось, - усмехнулась она. - Поэтому я расцениваю наш разговор как деловое сотрудничество. Ты умный человек, и можешь мне помочь. За это ты вправе попросить у меня что-нибудь из того, что находится в моей власти. Это будет справедливо – услуга за услугу.
– Елена Сергеевна, мне ничего не надо, - быстро сказала Соня.
– Не надо? - удивилась Лена. - А тебе понравилось сегодняшнее наказание?
Соня слегка покраснела и отрицательно покачала головой.
– Разве ты не хочешь, чтобы я тебе, например, эти субботние наказания отменила? Это как раз вполне в моей власти, и даже более того. Мне абсолютно ничего не стоит это сделать. Я могу закончить твои мучения одним росчерком пера.
Признаюсь, я собиралась проводить их тебе долго. И ты, наверное, догадалась, что дело тут не только в твоих оскорбительных мыслях.
– Да, я поняла, - вздохнула Соня. - Это за Марину. Чтобы я помнила о своём поступке как можно дольше.
– Верно. Слушай, с тобой даже страшно. Такая поразительная проницательность!
Лена немного помолчала. Соня тоже ждала.
– Знаешь, ты как-то слишком быстро раскаялась и изменилась, когда сюда попала. Очень быстро. Это, действительно, так, но именно эта быстрота меня и смущает. А вдруг ты так же быстро и забудешь о том, что сделала? Особенно, если у тебя получится стать сотрудником. Поэтому я и решила оставить для тебя эти «долгоиграющие» на довольно длительное время, чтобы этого не произошло. Чтобы у тебя пока оставались напоминания. Но, признаюсь тебе честно, сегодня, когда мы провели первое из них, у меня возникли сомнения. Тем более, и перенесла ты это наказание гораздо тяжелее, чем я ожидала. Возможно, ты считаешь по-другому, но я на самом деле не такой уж монстр. Поэтому, если мы придём к согласию, я вполне могу тебе их отменить. Существенно моих планов это не нарушит.
– Елена Сергеевна, - твёрдо сказала Соня. - Если я и решусь попросить вас об отмене этих наказаний, то не в этой ситуации. Я не буду ставить вам никаких условий. Я вполне готова поделиться с вами своими соображениями бескорыстно.
– А я не люблю быть обязанной, - так же твёрдо ответила Лена. - Хорошо, ты можешь меня не просить. Я сделаю это по собственной воле. Я, отменяя эти субботние наказания, оказываю тебе разовую услугу, и больше я тебе ничего не должна. Ты должна понимать, что твоя помощь ни на наши отношения, ни на исполнение моих обязанностей по отношению к тебе не повлияет. Всё останется по-прежнему. Так ты согласна?
– Да, Елена Сергеевна.
– Хорошо. Тогда я готова тебя выслушать.
Лена допила свой кофе и поставила пустую чашку на столик.
– Елена Сергеевна, - начала Соня. - Я тоже считаю, что недопустимо такое стремление во всём угодить начальству, как об этом говорила Мария Александровна. Если вы чувствуете, что правы – всё равно надо пытаться отстаивать своё мнение. А, если не получается убедить, то вполне можно использовать подвернувшийся случай и поставить свои условия. Да, это больше похоже на шантаж. Ну и что? Даже если и так! Главное, чтобы оказался достигнут результат. Ведь он достигнут?
– Да, - ответила Лена. Она была поражена: Соня говорила буквально её мыслями. Единственная из всех, с кем Лена вообще поделилась своими проблемами! - Но, ты знаешь, Соня, вместе с этим результатом получился ещё один. С понедельника я уже не ответственный воспитатель, и в вашей группе не работаю.
Соня спокойно кивнула.
– Меня это не особо удивило, Елена Сергеевна. Я этого ожидала.
– Ты ожидала? - Лена не верила своим ушам.
– Мария Александровна ведь тоже предположила такую возможность. И я тогда подумала, что Галина Алексеевна попытается вас прижать, воспользовавшись ситуацией. Тут так всё совпало с болезнью Наташи! Вас, как ответственного воспитателя, всегда можно обвинить, даже повода искать не надо.
А когда Галина Алексеевна стала нас расспрашивать, да ещё и под протокол, я так и подумала, что она решила снять вас с должности. Она всем этим удачно воспользовалась, правда?
– Да. Но я-то как раз этого не ожидала и до последнего момента не верила, что она так поступит. Галина Алексеевна перевела меня в “дежурные” на неопределённое время и дала понять, что срок этого взыскания будет зависеть от моего поведения и степени раскаяния.
– А вы разве раскаиваетесь? - удивилась Соня.
– Да ни в коей мере! - воскликнула Лена. - Соня, я права. Галина Алексеевна могла довести Алину до нервного срыва, до увольнения, своей неоправданной жестокостью испортить ей всю жизнь без всякой необходимости! А она этого не понимает, почему – не знаю! Галина Алексеевна – умная и опытная, но тут она ошиблась.
– Елена Сергеевна, - сказала Соня. - Я не знаю всех подробностей, но ведь с Алиной Геннадьевной теперь будет всё в порядке, правда?
– Теперь да, - кивнула Лена.
– А вы должны твёрдо стоять до конца, - решительно продолжала Соня. - Ещё какое-то время, причём, возможно, довольно долго, Галина Алексеевна будет вас притеснять. Это неизбежно, но вам придётся всё это вытерпеть. Вам нужно постараться остаться стойкой, не сгибаться, и воспринимать всё невозмутимо.
У Сони блестели глаза, она была абсолютно уверена в том, что говорила, и очень хотела убедительно донести это до Лены.
– Отстранение – пожалуйста! - говорила она. - Штраф – согласна. В «дежурные» - хорошо! Но вы будете и «дежурной» работать так, что Галина Алексеевна задумается, я уверена в этом. Она ждёт от вас раскаяния, а вы, наоборот, пытайтесь при каждом удобном случае объяснить свою позицию. Никаких извинений, как бы ни уговаривали вас ваши коллеги! И не допускайте на первом этапе даже мыслей уволиться или попросить перевода в другой «Центр». У вас всё будет отлично именно здесь.
– На первом этапе? - удивлённо спросила Лена. - Соня, но сколько же будет этих этапов? Ты меня пугаешь.
– Их может быть много. Просто уже на следующем вы вполне сможете припугнуть этим своё начальство. Скажете, что решили поменять место работы. Это очень подействует! Но сейчас ещё рано.
Лена сидела совершенно растерянная.
– У меня сейчас такое ощущение, что моя заведующая – это ты, - призналась она. - Я совершенно не владею ситуацией, а ты, похоже, уже знаешь, чем всё закончится.
Соня, давай сделаем так. Лучше я буду задавать тебе конкретные вопросы, хорошо?
– Да, конечно.
– Во-первых, мне очень интересно, почему только одна ты думаешь так же, как и я. Ведь все вокруг считают по-другому. Все! Мои коллеги, которых я люблю, уважаю и многих из них считаю для себя авторитетом, говорят обратное. «Пойди и покайся, пока ещё не совсем поздно!» А ведь мои подруги гораздо опытнее, и уж точно меня не глупее. Почему же никто меня не поддерживает?
Лена разволновалась и с трудом сдерживала слёзы.
– Елена Сергеевна, - улыбнулась Соня. - Насколько я вас знаю, если вы в чём-то уверены, для вас не существует авторитетов.
Лена тоже улыбнулась.
– Ну, ты даёшь, - покачала она головой.
– А ещё: невооружённым взглядом видно, что вы резко отличаетесь от всех ваших коллег, по крайней мере, кого я знаю. У вас есть многое, чего нет больше ни у кого. Вы занимаете совершенно другую жизненную позицию. Вы всё видите другими глазами и не боитесь отстаивать своё мнение. Как мне кажется, это позиция будущего руководителя.
Если это вижу я, то несомненно, это заметила и Галина Алексеевна, причём, уже давно. Ведь не зря она назначила вас «ответственным воспитателем» так рано, по меркам «Центра». Елена Сергеевна, поэтому я и говорю так уверенно, что вся эта история закончится для вас благополучно. Вам надо не слушать сейчас других, а поступать по велению своего сердца, и вы не ошибётесь. Сейчас вам будет очень трудно, но в итоге вы выиграете. Ваше руководство ни в коем случае не позволит себе потерять такого сотрудника, а ещё они оценят ваше твёрдое поведение, умение мужественно переносить неприятности, ваше стремление настоять на своём, когда вы правы.
– Хорошо. Я тоже на это надеюсь, - облегчённо вздохнула Лена. - А теперь главный вопрос. Почему Галина Алексеевна не хочет оценить всё это прямо сейчас? Я-то как раз на это и рассчитывала! Мне казалось, что я достаточно её знаю, что она не способна на мелкую месть. Зачем ей нужно меня тиранить?
– А мне кажется, что она уже сейчас вполне одобряет ваше поведение.
– Да? - недоверчиво отозвалась Лена. - Как-то не очень похоже.
– А она этого и не покажет! - уверенно заявила Соня. - Понимаете, вначале она и правда рассердилась, как я это себе представляю. Вероятно, давно ничего подобного в её практике не случалось.
– Да, - подтвердила Лена. - И Маша, и Лиза говорят, что на их памяти никто на подобное не осмеливался.
– Но потом она начала об этом думать, а ещё, возможно, уже поговорила с Алиной Геннадьевной и поняла, что была не так уж и права. Она наверняка оценила вашу смелость и нестандартное поведение, но хочет сейчас использовать эту ситуацию, чтобы организовать вам испытание.
– Что? - изумилась Лена. - А ты не слишком всё закрутила? Какое испытание?
– Галина Алексеевна хочет посмотреть, как вы будете себя держать в экстремальных, непривычных для вас условиях, в условиях гонений и немилости с её стороны.
– Но зачем?
Соня пожала плечами.
– Это предположение. Я же не могу знать точно! Возможно, она имеет на вас какие-то далеко идущие планы, и эта проверка ей необходима. Если это так, то она наверняка уже и высшее руководство поставила в известность о ситуации. Так что жаловаться директору вам бесполезно.
– Соня! Но у меня и причин нет жаловаться. Формально я виновата. А изменившееся ко мне морально отношение Галины Алексеевны – это не повод для жалоб.
– Значит, вы просто должны держаться твёрдо и невозмутимо. Не падать духом. Допускать минимум промахов, а, если допустили – принимать все взыскания без ропота, с достоинством.
– Именно это я и Алине советовала, - пробормотала Лена.
– Елена Сергеевна, мне кажется, что Галина Алексеевна будет действовать решительно и настойчиво. Она вполне может держать вас в осадном положении долго, причём меры применять суровые.
– Соня! - взволновалась Лена. - Всё это возможно, но есть факты, которые не вписываются в твою версию.
– Какие? - глаза воспитанницы возбуждённо заблестели. Девушка была явно увлечена разговором. Лена поймала себя на мысли, что невольно начинает испытывать к ней что-то вроде симпатии напополам с благодарностью.
– Понимаешь, Галина Алексеевна, если бы просто хотела устроить мне проверку, не стала бы поступать так жестоко. Не со мной, а, в первую очередь, по отношению к Марине. Соня, она прекрасно знает, что Маринка только что после тяжеленной операции! Всё это время, пока она болеет, Галина Алексеевна относилась к нам сочувственно, всегда создавала мне все условия, чтобы я могла её навещать, а ей даже подарки передавала, представляешь?
– Вполне, - кивнула Соня.
– И вдруг всё меняется в один миг. Я обещала Марине, что пробуду с ней весь понедельник. Она очень меня ждёт! Твоя мама сказала, что после операций с использованием АИКа всегда в первые дни бывают неполадки с головой.
– Что? - побледнела Соня.
– Ну, пока за сердце работает этот аппарат, то всё-таки и мозг получает меньше кислорода, и это может сказаться на нервной системе. Бывают нарушения памяти, а ещё почти всегда развивается ранняя депрессия. Появляются раздражительность, апатия, неверие в выздоровление, неадекватная реакция на какие-то ситуации. В этом периоде нельзя, чтобы больные расстраивались. А я понимаю Маринку лучше всех, и смогу ей помочь.
А Галина Алексеевна сначала пробойкотировала мой отгул, который я планировала взять в понедельник, а на следующий день и вовсе наказала меня не как-нибудь, а отстранением от работы с полным домашним арестом на 8 дней. Это большая, и самая опасная часть послеоперационного периода! А ведь она про всё это знает. Я пыталась её упросить, но без эффекта! Скажи, разве стала бы она так поступать, если бы просто решила устроить мне испытание? Нет, она очень на меня зла и хочет наказать ещё и морально! Чтобы я вся извелась, понимая, что не могу ничего для Маринки сделать. Ведь Галина Алексеевна знает, как я переживала, пока ты Марину тиранила!
Соня вспыхнула и опустила глаза. А Лена продолжала:
– Я никому тогда про это не рассказывала, только ей! Потому что с работы отпрашивалась, когда к тебе ездила, да и необходимо мне тогда было с кем-то этим поделиться, а она ведь…ну, и по возрасту, как моя мама, да и вообще нас, молодых сотрудниц, всегда очень опекает. Так Галина Алексеевна очень сочувственно ко мне тогда отнеслась, видела, что я места себе всё это время не находила. А теперь она про это вспомнила и использует в своих целях! И как можно после этого верить людям?
Соня смотрела на Лену виновато и сочувственно.
– Елена Сергеевна, - тихо сказала она. - Всё не так, как вы думаете. Мне жаль, но поведение Галины Алексеевны как раз в мою версию отлично вписывается.
– И как же? - вздохнула Лена.
– Заведующая, по-моему, хочет вас поставить в такие условия, чтобы вы попросили её о неформальных методах. Очевидно, в её планы входит провести вас и через это.
Лена побледнела и опять вскочила с места.
– Только этого мне не хватало! - воскликнула она. - Вот чёрт! Точно! Соня, ты права!
Лена возмущённо стукнула кулаком по подоконнику.
– Ведь мне и Вероника говорила, когда об этом домашнем аресте узнала: «Пойди, извинись и попроси вместо этого ареста порку. Галина Алексеевна тебе не откажет. С удовольствием это проведёт, и ей легче станет. Частично она удовлетворится, и дальше уже будет к тебе более снисходительна». Но я её совет даже не восприняла серьёзно, таким бредовым мне он показался. Значит, вот оно что. Она меня просто к этому вынуждает! Знает, что я для Маринки всё возможное и невозможное сделаю! Она хочет меня унизить по полной программе!
Но пока она перебьётся! Может быть, неделю мы с Маринкой и выдержим. Ну, а, если нет...
Лена в волнении забегала по небольшому пространству зоны отдыха.
– То что? - спросила она у Сони. - По-твоему, я и это должна вынести невозмутимо?
– Если придётся, то да, - спокойно ответила Соня. - Просто обязаны. Елена Сергеевна, но ведь вы переживёте это, правда?
Лена немного успокоилась, уселась на место и проворчала:
– Да уж как-нибудь.
Внезапно она рассмеялась:
– Ты, наверное, думаешь: «Отольются теперь кошке мышкины слёзы»?
– Вовсе нет, - смутилась Соня. - Я думаю о том, что вы очень даже неплохо держитесь для таких существенных неприятностей. Готовы бороться. Не впали в депрессию.
– Вот ещё! – возмутилась Лена. - Никакого горя у меня не случилось. Самое плохое, что может быть – уволюсь с этой работы. Но ведь и на этом жизнь не кончится, правда? Для меня сейчас главное – чтобы у Маринки было всё в порядке.
– Для меня тоже, - вздохнула Соня.
– Ладно, - Лена тряхнула головой. - Соня, спасибо тебе. Не буду скрывать, что ты многое для меня прояснила. Я, в свою очередь, тоже сдержу своё обещание.
Ты знаешь, когда ответственный воспитатель покидает группу, по любой причине, он единолично решает вопрос, что делать с теми наказаниями, которые были им назначены воспитанницам: отменить их или оставить. И никто в этот процесс не вмешивается. Если бы я оставила тебе эти субботние «долгоиграющие», то должна была бы только конкретизировать их количество, а проводили бы эти наказания твои новые воспитатели. С понедельника вашу группу принимает «подменная ответственная», и я подам ей сведения об отмене «долгоиграющих». Но предупреждаю: все остальные наказания останутся при тебе. И «восьмой разряд» я отменять не собираюсь.
«А кто бы сомневался, - подумала Соня. - Я и не надеялась»
Лена улыбнулась, причём, совсем не ехидно, а вполне нормально.
– Теперь тебе, в любом случае, станет жить легче. Я над тобой никакой власти иметь больше не буду. У тебя прекрасная возможность добиться того, чего ты хочешь. Работай над этим. Данные у тебя отличные, наверное, это будет справедливо. А сейчас...
Внезапно перегородка распахнулась, и перед девушками предстала Инна Владимировна. Соня тут же вскочила с кресла, а Лена насмешливо протянула:
– А мы тут кофейком балуемся. И «за жизнь» беседуем.
– А я выполняю инструкцию 27\9, - ехидно, ей в тон заявила Инна. - Вы не подключились на мой монитор.
Лена слегка покраснела.
– Объявляю вам благодарность. Проявили бдительность.
Инструкция 27\9 предписывала воспитателям всегда предупреждать своего напарника или ближайшего дежурного сотрудника (ночного воспитателя, сотрудника охраны), если они уединялись с воспитанницей в зоне, автоматически не просматриваемой извне. Зона отдыха в кабинете воспитателей при закрытой перегородке как раз была такой. Когда Лена с Соней начали свою беседу, Лена послала Инне специальное сообщение по телефону. По инструкции не рекомендовалось осуществлять такое уединение больше 15-ти минут. По их истечении, если разговор ещё продолжался, воспитатель должен был включить систему наблюдения и подключиться на монитор контролирующего сотрудника. Напарник тогда имел возможность убедиться, что ничего недозволенного или опасного при общении не происходит. Если он не получал на монитор изображения вовремя, то был обязан лично убедиться, что всё в порядке. Именно это Инна сейчас и сделала.
– Между прочим, всего 15 минут до отбоя осталось, - напомнила «дежурная».
– А мы уже закончили, - спокойно ответила Лена. - И ко сну Левченко полностью готова. Соня, можешь идти.
Девушка ответила «Слушаюсь» и тут же вышла. Кофе и увлекательный разговор с Еленой подбодрили её, но чувствовала себя Соня всё равно неважно. Выйдя из кабинета, она тут же обессиленно прислонилась к стене, пережидая приступ головокружения. Боли она сейчас почти не ощущала, только сильную слабость.
Воспитанницы все были уже в спальне, готовились ко сну. К Соне немедленно подбежала Юля, обняла её и встревоженно спросила:
– Идти можешь? Куда тебя проводить?
– Только в кровать, - улыбнулась Соня.
– Совсем тебе плохо пришлось, - тихо и сочувственно сказала подруга.
– Не переживай, Юлька. Терпимо.
– Это после «долгоиграющей» терпимо? - возмутилась Юля.
– А ты откуда знаешь? - подозрительно проговорила Соня.
Увидев, что Юля смутилась, девушка внимательно оглядела спальню и сразу поняла, что у девчонок не всё в порядке. Остальные воспитанницы тоже явно были смущены, а Наташа Леонова уже лежала в своей кровати. До отбоя!
Соня решительно взяла Юлю под руку и велела:
– А ну-ка, пойдём!
Вместе они подошли к Наташиной постели. Почти мгновенно около них оказались и все остальные. Наташа с трудом повернулась на бок и виновато посмотрела на Соню.
– Так, староста, - строго произнесла Соня. - Отчитайтесь, пожалуйста, что у вас произошло. Вы нарушили нашу договорённость?
Наташа улыбнулась, давая Соне понять, что оценила игру, и вдруг неожиданно для всех расплакалась.
– Юля? - Соня требовательно смотрела на подругу.
– Елена Сергеевна устроила ей «безлимитку», - мрачно доложила девушка. - Очень строгую. Разряд шестой, не меньше.
– Когда?
– Да примерно час назад.
Соня вспомнила, что, действительно, один раз Инна приходила к ней, чтобы выпороть, два раза подряд. Наверное, именно в это время Лена и разбиралась с Наташей.
– За что? - Соня спрашивала строго и требовательно.
– Сонь. Прости. Мы спросили у Инны Владимировны, что с тобой происходит, а потом решили попросить Елену Сергеевну тебя пощадить. Просила, конечно, от всей группы Наташка. А Елена Сергеевна жутко рассердилась и стала кричать: «Что за наглость? Вы прекрасно знаете, что я не разрешаю вам просить друг за друга! Почему позволяете себе вмешиваться в мои дела?»
Мы, конечно, перепугались, и стали извиняться. А Елена Сергеевна Наташке выговаривает: «Ты староста, должна пример группе подавать, а ты что делаешь? Первая мои приказы нарушаешь! Давно серьёзных неприятностей не имела? Так я тебе устрою! Раздевайся. Сейчас будешь на глазах у всей группы терпеть строгую «безлимитную» порку! А вы, все остальные, знайте, что это и по вашей вине тоже»
Тут же привязала её к кушетке и выпорола. Правда, потом сразу разрешила в кровать лечь.
– Девчонки, - растерянно проговорила Соня. - Но зачем вы это сделали? Мы же с вами договорились. И не просто договорились, а вынесли решение всей группой, что во время моего наказания вы вмешиваться не будете, и спрашивать ничего не будете у воспитателей, не то, что просить! Мне показалось, я вас убедила, что это будет для меня лучшей поддержкой – если вы сможете в это время держаться безупречно, и что мне за вас не придётся переживать. Я просила вас проявить выдержку, и вы согласились.
– Девочки, если мы будем так безответственно относиться к решениям всей группы – то недалеко уйдём, - сердито добавила она.
– Соня. Прости, мы сделали глупость, - попыталась оправдаться Лиза. - Но ты, пожалуйста, пойми нас хоть немного, представь, что мы чувствовали! Тебя увели, и ты не возвращаешься – час, два! А Елена Сергеевна и Инна Владимировна по очереди в кабинет заходят, и появляются потом совершенно измочаленные! Ясно, что они там не чаи распивают, а с тобой разбираются.
Лиза понизила голос и продолжала почти шёпотом:
– А Инна сидит с виду нормальная, а сама вся на взводе! Спросишь что-нибудь по урокам – отвечает рассеянно. Видно, что мысли далеко.
«Как бы Галина Алексеевна это не обнаружила», - встревожилась Соня.
– Ну, а когда Елена Сергеевна в очередной раз к тебе вышла, я Инну спросила осторожно, что там с тобой происходит, и когда ты придёшь. А она отвечает очень расстроенно: «Долгоиграющую» ваша Соня получает. Я думаю, сегодня вы её не дождётесь. Занимайтесь своими делами».
Сонька, а мы знаем, что такое «долгоиграющая»!
– Елена Сергеевна к кому-нибудь из вас её применяла? - удивилась Соня.
– Она нет! - воскликнула Галя. - Только Вера Борисовна, да и то один раз!
– Ко мне, - вздохнула Даша. - Да ещё и публично, при всей группе. Я думала, что не выживу! Два дня потом в изоляторе провалялась.
– А мы все смотрели тогда на это и с ума сходили, - с горечью сказала Лиза. - Поэтому и сейчас перепугались. А ещё Юлька где-то около половины десятого из туалета возвращалась и увидела, как Елена Сергеевна и Инна Владимировна в спальне у дверей кабинета стоят и явно спорят.
«Ещё не легче! - мелькнуло у Сони. - Неужели у Инны тоже выдержки не хватило?»
– Елена Сергеевна что-то очень сердито ей говорила, - вступила Юля, - а Инна Владимировна едва слёзы сдерживала, это отлично было видно. Я, как мышка, тихо мимо них проскочила, а потом девчонкам рассказала. Тогда мы и решили попросить Елену Сергеевну тебя простить. Соня, мы же помним, что тогда с Дашей было! Не могли мы не попытаться!
– Ты и сейчас так считаешь? - возмутилась Соня. - Прекрасно могли! Да о чём вы вообще думали? Вы уже знали, что даже Инне Владимировне не удалось за меня заступиться. На что же вы-то рассчитывали?
Внезапно она побледнела и схватилась за спинку кровати.
– Пойду я лучше прилягу.
Юля бережно поддержала подругу и помогла ей устроиться в кровати.
– А как тебе вообще удалось своими ногами после такого из кабинета выйти?
– Как удалось? - с горечью в голосе переспросила Соня. - Опозорилась я перед Еленой Сергеевной. Сама просила её о пощаде. Девчонки, никаких сил терпеть больше не было. И она, к счастью, согласилась. А, если бы провела всё это до конца, как и планировала, то и я бы в изолятор отправилась.
Соня вздохнула.
– Елена Сергеевна мне ещё обезболивание какое-то крутое сделала и большую чашку кофе заставила выпить.
– Наташа, а ты вставай, - приказала она.
– Я не могу! - с отчаянием проговорила староста.
– Сонь, - всхлипнула она. - Я тоже ужасно себя вела. «Безлимиткой» меня ещё ни разу здесь не наказывали! Сначала ещё терпела как-то, а потом не выдержала: разрыдалась и стала умолять Елену Сергеевну прекратить! Так стыдно!
– Перестань, - строго сказала Лиза. - Девчонки, мы договорились, что обычные наказания терпим достойно, но на такие строгие это не распространяется. Давайте не будем по этому поводу комплексовать, ладно?
– Лучше давайте не будем на них нарываться, - предложила Соня. - Наташа, ты должна встать, присутствовать на построении перед отбоем и ещё раз попросить у Елены Сергеевны прощения. Девчонки, и вы все должны это сделать. Так будет лучше. Наташа, тебе «третья-бис» с утра нужна или нет? Добивайся! Как в театр поедешь?
– Да я никуда уже ехать не хочу! - воскликнула Наташа. - Останусь с тобой в группе.
Девушка была очень расстроена.
– Придумала! - ахнула Юля.
– Даже не думай! - строго сказала Соня. - Девчонкам всё настроение хочешь испортить? Вставай быстро! Девочки, помогите ей. Вытри слёзы и вставай в строй со всеми. И я сейчас встану.
Лена с Инной оставались в это время в кабинете. Когда Соня вышла, Лена подошла к подруге, обняла её и смущённо проговорила:
– Прости меня, пожалуйста. Я была такой самонадеянной дурой. Так жестоко к тебе отнеслась… И ведь была абсолютно уверена в своей правоте, пока сама в подобную ситуацию не попала. А ты ещё ко мне такую терпимость проявила!
– Ты о чём? Что с тобой? - изумилась Инна.
Лена вздохнула и кратко рассказала подруге о разговоре с Соней. У Инны в глазах вспыхнули озорные огоньки.
– Не бери в голову! - воскликнула она. - Это совсем не то! Ты вела себя с Соней твёрдо и совсем перед ней не раскисла, как я. И у тебя ведь явно не возникло теперь желание делать ей поблажки! А у меня возникло. Да ещё какое! До сих пор с трудом справляюсь, ты была права.
– Инна, - покачала головой Лена. - Всё равно, по сути, это одно и то же.
– Лен, а я рада, что так получилось. Это тебя немного... смягчит и ускромнит, что ли. А то ты ведь у нас обычно такая правильная и непогрешимая, что даже иногда противно становится, - рассмеялась Инна.
– Да уж ускромнюсь я сейчас и так по полной программе, - улыбнулась Лена. - Когда начну «дежурной» работать. Спасибо, зайка, за понимание. Мне у тебя многому можно поучиться.
Она посмотрела на часы.
– Пойдём девчонок в постели отправим.
Когда воспитатели вышли в спальню, девушки уже стояли у своих кроватей, включая Наташу и Соню. Подойдя к ним поближе, Лена нахмурилась:
– Леонова! Тебе необязательно было вставать, я же предупреждала. А ты, Левченко, немедленно отправляйся в кровать. Нечего мне тут героизм демонстрировать.
Соня ответила: «Слушаюсь» и вернулась в постель.
– Елена Сергеевна, - виновато сказала Наташа. - Я хочу ещё раз перед вами извиниться. Простите меня, пожалуйста, и всех нас. Мы очень необдуманно поступили.
«Не иначе, как Сонька успела им разнос устроить», - мелькнуло у Лены.
– Вы уже это обсудили? - поинтересовалась она.
– Да. Простите нас, - проговорили несколько девушек.
– Хорошо, - вздохнула Лена. - Я уже не сержусь. Но вам это было надо? Вы же знаете, что я категорически запрещаю подобные вещи! Ведь нетрудно было догадаться, что вместо того, о чём просили, получите существенные неприятности. Вам ещё повезло, что я не наказала всю группу! Больше так не поступайте. Не надо надеяться, что сотрудники «Центра» не отреагируют на нарушение их приказов и установок. Не испытывайте таким образом ни меня, ни других воспитателей.
Последнюю фразу Лена произнесла немного другим голосом, более мягким.
– Елена Сергеевна, - осторожно сказала Лиза. - А можно у вас спросить?
– Попробуй, - улыбнулась Лена.
– Мы все очень беспокоимся по поводу этого расследования, которое проводит Галина Алексеевна насчёт Наташи. Вы не могли бы нам рассказать, когда оно завершится?
Соня внутренне усмехнулась.
«Вот тут-то она и попалась. Хотя вполне может сказать: «Это не ваше дело»
Однако Лена совершенно спокойно ответила:
– А оно уже завершилось. Подобные расследования в «Центре» не затягиваются.
– Елена Сергеевна, простите, это нескромно с нашей стороны самим спрашивать, но мы очень волнуемся. Ведь всё в порядке? – взволнованно спросила Лиза.
Лена вопросительно и немного растерянно посмотрела на Инну.
– Скажите им, Елена Сергеевна, - предложила та.
– Я хотела сообщить им об этом завтра, после театра, - возразила «ответственная».
– Но они сейчас спрашивают, - настаивала Инна. - Не оставляйте их волноваться до завтра.
– Хорошо, - решилась Лена. - Девочки, я не могу сказать, что всё совсем в порядке. У нас намечаются изменения. Я работаю в вашей группе ответственным воспитателем завтра последний день, а потом меня на некоторое время отстраняют.
Лена решила пока дать воспитанницам только минимум информации. Ведь на восемь дней Галина Алексеевна, действительно, её отстранила от работы. А дальше… они и сами узнают, когда увидят свою бывшую «ответственную» в форме «дежурной», работающей в другой группе. В столовой, например, или на лекции.
Девочки стояли ошеломлённые и растерянные.
– Но почему? - воскликнула Лиза. - Вы же ни при чём! Наташка сама виновата! Она мало того, что никому не жаловалась, но и на наши прямые вопросы отвечала обманом. Я лично её спрашивала, а она уверяла, что всё в порядке! И теперь из-за неё такое!
– Лиза, стоп! - резко сказала Лена.
Воспитанница испуганно замолчала.
– Вот теперь ты, действительно, ведёшь себя нескромно, - продолжала Лена. - У сотрудников «Центра» дисциплина ещё более строгая, чем у вас. И точно так же приказы и решения руководства никто не обсуждает. Они просто выполняются. А ты что себе позволяешь?
– Простите, пожалуйста. Я просто очень расстроилась, - тихо проговорила девушка.
– А ещё: что значит - ни при чём? - добавила Лена. - Когда с воспитанницей группы что-нибудь происходит – ответственный воспитатель всегда «при чём», даже, если и нет его прямой вины. Так что и в мыслях не держите, что в этой ситуации допущена какая-то несправедливость. Не вам об этом судить! Понятно?
Девушки растерянно молчали.
- C’est clear?(фр. – Понятно?) – требовательно настаивала воспитатель.
- Oui (фр. – Да)
- C’est clear.
Вразнобой ответили воспитанницы.
Переход на «свои» иностранные языки педагоги, их преподающие, использовали чаще всего в напряжённых ситуациях. Например, «Komm schnell» и «sie klar?» (нем. – «подойди быстро» и «ясно тебе?») Елизаветы Вадимовны многим девушкам снились в кошмарных снах. Да и приказ «viens vite»(фр. – быстро подойди!), произнесённый Еленой Сергеевной не на уроке, обычно заставлял воспитанницу покрываться от страха липким потом.
Je suis contente (фр. – Я рада), - уже более мягко, с улыбкой сказала Лена. - Девочки, я понимаю, вас это тоже очень даже коснётся. Когда в группе меняется «ответственная» – это всегда серьёзное событие. Но сейчас пока с понедельника к вам выходит Юлия Кондратьевна, наш постоянный «подменный воспитатель». Она уже несколько раз заменяла меня во время отпусков, вы её прекрасно знаете, она вас тоже. А самое главное – Мария Александровна и Инна Владимировна остаются с вами. Их никакие неприятности не коснулись вообще. Кстати, во многом благодаря вашим честным и подробным показаниям.
Лена опять улыбнулась.
– Если бы этот опрос проводился не в связи с ЧП, а просто в плановом порядке, то нам, наверняка, предоставили бы даже какое-то поощрение. Так что вы нас очень поддержали. Спасибо! А теперь – спокойной ночи. Несмотря на всё это, завтра у нас радостный день. Предупреждаю, не вздумайте сейчас начать всё это обсуждать и нарушать ночной режим. Потерпите до завтра, хорошо?
Однако девушки улеглись спать очень расстроенными. Абсолютно никто не злорадствовал. Конечно, сказать, что воспитанницы 204-ой группы любили Елену Сергеевну, было бы преувеличением. Но они её уважали и, сравнивая Елену с другими «ответственными», были рады, что она работает именно у них в группе. Новость ошеломила воспитанниц, почти все чувствовали себя неуверенно. Более-менее спокойной ощущала себя только Юля: она обрадовалась за Соню. После того, как Соня вызволила её из штрафной группы, Юля готова была сама перенести любые испытания, если бы это хоть чуть-чуть облегчило жизнь подруге. Её благодарность просто не знала границ.
«Мы это переживём, - думала воспитанница. - А Соне без Елены Сергеевны намного лучше будет. Моё предсказание уже начало сбываться: у Соньки начинаются кардинальные перемены в лучшую сторону. Как я за неё рада!»
Перед педсоветом Лена немного волновалась: вспоминая утреннюю «проработку», она не знала, чего ещё можно ожидать от Галины Алексеевны. Но сегодня как раз всё прошло для неё благополучно. Заведующая, конечно, велела сотруднице подробно доложить о наказании, которому та подвергла Соню, но не сделала никаких замечаний. Выслушав Лену, она индифферентно кивнула.
– Хорошо. Позже я просмотрю запись, и, если возникнет необходимость, мы с вами дополнительно побеседуем.
Затем разговор переключился на завтрашнее культурное мероприятие, запланированное для 204-ой, 205-ой и 206-й «призовых» групп. Галина Алексеевна сама с девушками в театр не ехала, но инструкции воспитателям давала самые подробные.
Лена сидела как на иголках: ей не терпелось увидеть Кирилла, который терпеливо дожидался в гостевой комнате. Когда заведующая, наконец, отпустила сотрудниц, девушка махнула рукой Светлане и крикнула ей через стол:
– До завтра! Передай девчонкам: я очень тороплюсь, но желаю им хорошо провести выходной.
Лена знала, что Елизавета и Вероника со своими семьями завтра на весь день уезжают на природу. У них в совместной собственности имелся удобный тёплый дом в лесу, прямо на берегу чистого лесного озера. Там у двух семей имелся достаточный запас различной зимней и летней амуниции: лыжи, коньки, «ватрушки», лодки, удочки и тому подобное, и они регулярно и с удовольствием проводили там выходные и часть отпусков. Иногда они приглашали с собой друзей, но как раз завтра у подруг было запланировано чисто семейное время.
Сейчас Елизавета и Вероника были ещё заняты: что-то обсуждали с Галиной Алексеевной. Лена легонько хлопнула по плечу сидящую рядом Инну и шепнула ей:
– Пока! Я к Кириллу.
Инна, естественно, уже была в курсе всех событий, и с улыбкой кивнула. Однако уже практически на пороге Лену перехватила Алина.
– Лен, - немного смущённо сказала она. - Мне надо с тобой поговорить. Можешь уделить мне минутку? Пожалуйста!
– Алинка, милая, никак не могу! - горячо ответила Лена. - Меня жених ждёт в гостевой комнате, понимаешь? Нам и так осталось пообщаться чуть-чуть совсем.
В глазах Алины мелькнуло понимание, но она настойчиво продолжала:
– Лен, ты только на один вопрос мне ответь, хорошо? У меня завтра выходной, мы с тобой не увидимся, а до понедельника я ждать просто не смогу! Прошу тебя!
– Ну хорошо, - вздохнула Лена, вспомнив, что и в понедельник они с Алиной вряд ли смогут увидеться: домашний арест – вещь серьёзная. - Что у тебя? Если ты насчёт того случая с моей Наташей, когда ты дала ей шоколад…
Алина ещё больше смутилась и покраснела.
- Непорядок, конечно, но не комплексуй, - Лена махнула рукой. - Если бы ты и не забыла тогда мне сказать, меня бы это всё равно не спасло. А тебе ведь и так за это досталось, правда?
– Ну уж ни разу не так, как тебе, - виновато проговорила Алина. - Я отделалась всего-навсего предупреждением. А думала - Галина Алексеевна вообще меня убьёт.
Девушка в волнении покачала головой.
- Только что за предыдущий проступок простила – а тут новый промах. Лен, но сейчас у меня к тебе другой вопрос.
Алина судорожно вздохнула.
– Скажи, ты, случайно, за меня Галину Алексеевну не просила?
Лена внутренне чертыхнулась и возвела глаза к потолку.
Алина напряжённо смотрела на неё.
– Просто скажи – да или нет, - попросила она.
– Да, - решилась Лена. - Всё, я могу идти?
– Так я и думала! - завопила вдруг Алина.
Лена испуганно оглянулась на своих коллег и Галину Алексеевну, которые ещё беседовали за столом.
– Ты чего орёшь? - прошипела она, схватила Алину за руку и вытащила её за дверь зала заседаний.
– Что ещё за фокусы? - сердито выговаривала она девушке.
– Значит, всё это из-за меня! - продолжала кричать Алина. - Галина Алексеевна на тебя за это разозлилась, поэтому и лишила должности. Но зачем ты это сделала?
– Алина! - взмолилась Лена. - Но это уже другой вопрос, и очень серьёзный. Не могу я сейчас об этом разговаривать, ну пойми! Некогда!
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появились Лиза и Вероника.
Быстро оценив ситуацию, Елизавета строго сказала своей «дежурной»:
– Что ты пристаёшь к человеку? Её жених ждёт.
Алина бросилась к Лизе, возмущённо крича:
– А ты мне почему ничего не сказала? Лена меня, значит, выручила, сама из-за этого пострадала, и все об этом знают, а я одна, как дура...
– Алина! Иногда, чем меньше знаешь, тем лучше спишь! - перебила её Лена.
– Что??? - завопила Лиза, выхватывая их кармана диктофон. - Лена, ещё раз, пожалуйста, я записать не успела!
Из другого кармана она вытащила блокнот и ручку и протянула подруге:
– И расписочку, пожалуйста!
– Что это с тобой? - удивилась Вероника.
– Мы дожили до светлых дней! - не слушая её, продолжала бушевать Лиза. - Кто это говорит? Нет, Ника, ты представляешь, Лена заявляет о том, что иногда лучше поменьше знать! А сама громче всех обычно кричит: «Не смейте ничего от меня скрывать! Это предательство!» Лена, ты меняешь свои принципы?
Лена растерянно смотрела на Елизавету, в глазах у неё уже закипали слёзы. За последние дни девушке, действительно, пришлось пересмотреть многие свои взгляды, задуматься над некоторыми поступками.
– Лиза, но тут другой случай, - неуверенно пробормотала она. - Послушай, а у тебя есть сейчас время? Поговори с Алиной, расскажи ей всё. Сможешь?
– Ты же сама не велела!
– Я разрешаю! Пусть человек успокоится. Ну, некогда мне, честное слово! И проведи с ней профилактическую работу, чтобы никаких глупостей не наделала. А то ещё бросится сейчас грудью на амбразуру. Пожалуйста!
Дверь опять раскрылась, и из зала вышла Галина Алексеевна.
– Девочки, что вы за крик подняли, - сердито сказала она. - И опять та же компания! Все разошлись, а вам не спится? А, ну-ка, быстро по квартирам!
Они с Леной на некоторое время пересеклись взглядами. Галина Алексеевна смотрела на девушку холодно и неодобрительно.
«Нет, всё-таки Соня, наверное, ошибается, - думала Лена, быстрым шагом следуя к гостевому отсеку. - Какое испытание? Просто я очень сильно Галину Алексеевну зацепила за живое. И война теперь у нас пойдёт не на жизнь, а на смерть»
Подойдя к двери квартиры, в которую поселили Кирилла, Лена три раза тихонько постучала в неё. Дверь тут же распахнулась, и девушка мгновенно оказалась у друга в объятиях.
– Ты, что, так и простоял всё это время прямо за дверью? - прошептала она.
Кирилл, не отвечая, просто крепко её обнимал.
– Кирюш, прости меня. Пожалуйста. Мне нет оправдания, но ты всё-таки попробуй, хорошо? - умоляюще проговорила Лена.
– Подумаю, - пробурчал друг.
– Нет! Пока не скажешь, что простил, я больше рта не раскрою, - воскликнула Лена и демонстративно плотно сжала губы.
– Ну, и не надо, - улыбнулся Кирилл. - Так очень даже удобно.
Когда их длительный поцелуй, наконец, завершился, Кирилл сказал Лене:
– Родная моя, конечно, я тебя прощаю. Алёнка, я всё равно уверен, что ты неправа, но это не имеет значения. Я тебя поддержу в любом случае. Поступай по-своему. Чем мы, в конце концов, рискуем? Даже в самом худшем случае – будешь домохозяйкой. Обещаю, мою гордость это не заденет. Ты носки вязать умеешь?
Первым желанием Лены было нашарить свободной рукой что-нибудь типа пустой коробки или какого-нибудь журнала и стукнуть Кирилла по макушке. Но, похоже, события последних дней что-то изменили в её характере. Лена прижалась к любимому ещё крепче и покорно проговорила:
– Умею. Сколько хочешь, свяжу тебе носков. Но, если ты не против, можно я буду это делать всё-таки в выходные?
– Совершенно не против, - улыбнулся Кирилл.
Они проговорили до часу ночи, затем Лене пришлось покинуть гостевой отсек – так предписывалось внутренними правилами. А завтра утром Кириллу необходимо уехать не позже половины восьмого, чтобы успеть в институт.
– Кирюш, я зайду за тобой в шесть, - пообещала Лена. - Вместе позавтракаем и ещё пообщаемся, хорошо? Какой же ты всё-таки молодец, что приехал!
Уже возвращаясь к себе в квартиру, Лена прочитала сообщение от Алины: «Спасибо!!! Я этого не забуду!»
Девушка недовольно поморщилась. Она не хотела, чтобы Алина узнала о её роли в своём счастливом избавлении. Во-первых, из скромности, а во-вторых, ведь закончилось всё это для Лены плохо. Зачем заставлять коллегу чувствовать себя виноватой? Но раз уж так получилось – что делать?
Засыпая, девушка подумала:
– Всё-таки я очень счастливая! Маришка поправляется. И Кирюша со мной! Это сейчас самое главное. А из неприятностей на работе потихоньку выберусь. Обязательно!
Субботний вечер. "Долгоиграющая"
Вечером, после ужина, Елена Сергеевна позволила Соне заниматься уроками только полчаса, а затем вызвала её в кабинет. Девушка стояла перед воспитателем заметно побледневшая. Она догадывалась, что ей предстоит сейчас что-то совсем жуткое, и от неизвестности было очень страшно и тоскливо.
Внимательно посмотрев на воспитанницу, Лена достала из шкафа аппарат и измерила ей давление. Увидев результат, она пожала плечами .
– Всё нормально. Но бледнеть у тебя, конечно, есть причины. Сейчас ты будешь получать наказание за оскорбительные мысли в мой адрес. У нас, среди воспитателей, оно неофициально называется “долгоиграющим”. Знаешь, что это такое?
– Нет, - покачала головой девушка.
– А всё очень просто. Я накрепко привязываю тебя к кушетке, а затем мы с Инной Владимировной наказываем тебя весь вечер.
– Как весь вечер? - непроизвольно переспросила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях.
– По специальной методике. С перерывами. И без промежуточного обезболивания, - спокойно объяснила воспитатель. - Так, чтобы в памяти отложилось надолго. Я тебя уверяю – следующей субботы будешь ожидать с ужасом. А теперь раздевайся!
Вскоре Соня оказалась практически распятой на кушетке и с ужасом поняла, что на этот раз крепко «влипла». Методику Елена и правда применила особенную – она порола воспитанницу достаточно сильно, но медленно. Если при обычной порке удары следовали один за другим, и длилась она, как правило, всего несколько минут, то сейчас после каждого удара Лена давала Соне возможность как следует прочувствовать жуткую боль, и только потом наносила следующий. Девушка испытывала невероятные мучения, но терпеть такую порку можно было долго. Терпеть – это в смысле не потерять сознание, а вовсе не переносить испытание мужественно. Хотя первый эпизод наказания Соня вытерпела стойко.
Через некоторое время Елена положила ремень на стол, на видном месте, и вышла в класс, не сказав Соне ни слова. Воспитанница с трудом пережила следующие десять минут, в течение которых вертелась на кушетке и не знала, куда деваться от неотпускающей мучительной боли.
Однако, как только стало хоть немного полегче, в кабинет вошла Инна Владимировна. Она тоже не разговаривала с Соней, а просто взяла со стола тот же ремень и хлестала им девушку так же, как и Елена: долго, медленно и невыносимо больно.
Когда и она вышла, не применив никакого обезболивания, Соня поняла, что дело совсем плохо. Ни на какое снисхождение рассчитывать не приходилось. От боли, обиды, и отчаяния девушка расплакалась. Так страшно и унизительно было лежать совершенно беспомощной на этой кушетке, сходить с ума от боли и ожидать следующей пытки!
Примерно часа через полтора Соня уже потеряла ориентацию во времени. Воспитатели входили в кабинет по очереди, делали своё дело и уходили. Сколько раз уже её пороли, сколько ударов она перенесла – этого девушка не знала, она давно сбилась со счёта. Боль не отпускала ни на минуту! К концу перерывов она немного ослабевала – и только. Соне оставалось только надеяться, что когда-нибудь всё это закончится.
Когда уже ближе к десяти часам к ней в очередной раз подошла Инна, Соня со слезами на глазах умоляюще проговорила:
– Инна Владимировна, я не знаю, что делать! Мне нужно в туалет.
– А это без проблем, - спокойно отозвалась «дежурная».
Она освободила девушку от креплений, помогла ей подняться и проводила в специальное отделение санузла воспитателей, которое было предусмотрено для воспитанниц. Эта зона включала в себя туалетную кабинку, душ и раковину для умывания. Инна разрешила Соне ещё и умыться холодной водой – сразу стало хоть немного полегче. Но потом воспитатель опять велела ей лечь на ненавистную кушетку, снова привязала и продолжила наказание. Соня не кричала, но сил терпеть у неё уже не осталось, и девушка беззвучно плакала. Она совершенно ясно ощущала, что надо это как-то прекращать, а то всё, чего она добилась здесь с таким трудом, может пойти прахом, окажется совершенно напрасным. Это наказание уже нанесло Соне психическую травму: она чувствовала себя растоптанной, униженной и беспомощной. С каждым ударом, который девушке приходилось переносить, у Сони постепенно исчезала уверенность в собственных силах, а также надежда на какое-то лучшее будущее.
Ведь до этого Соня думала, что Лена через всё самое страшное её уже провела, что хуже уже не будет. А что оказалось? Очень даже может быть! И у воспитанницы не было сомнений, что эти субботние кошмары продлятся долго.
« Елене больше не нужно ничего придумывать, чтобы меня уничтожить, - обречённо думала Соня. – Она может даже не назначать мне больше никаких других наказаний. Мне и этого хватит, чтобы рано или поздно сломаться. И, скорее всего, рано, а не поздно. Как я теперь вообще буду жить, зная, что в следующую субботу меня ожидает то же самое?
Понятно, почему она обещала моей маме относиться ко мне так же, как к другим, когда поправится Марина! Она может спокойно это делать, но этот кошмар не отменять на законных основаниях очень долго. Она решила наказывать меня за Марину вечно! По крайней мере, пока она мой ответственный воспитатель.
А, может быть, Елена поступает правильно? И я всё это заслужила? Нет, это вынести невозможно! Я уже готова рухнуть перед ней на колени и просить о пощаде»
Наконец, Инна остановилась, положила ремень и взяла Соню за запястье, прощупывая пульс. Лицо воспитанницы было совершенно мокрым от слёз, она давно начала ощущать озноб, но сейчас девушку уже сотрясала крупная дрожь.
Дежурная вытерла Соне лицо бумажным полотенцем (на этот раз воспитанница не испытала даже никакого унижения – ей было всё равно), затем положила ей на раны влажную антисептическую салфетку, и ещё сверху накрыла девушку пледом.
- Спасибо, Инна Владимировна, - тихо поблагодарила Соня. – А вы, случайно, не знаете, сколько мне ещё осталось здесь…
Голос её прервался.
- Понятия не имею, - спокойно ответила Инна. – Не я же это решаю!
И тут же совершенно другим, каким-то возмущённым голосом, в котором чувствовалось волнение, она продолжила:
- А ты спроси у Елены Сергеевны! Спрячь свою гордость подальше! Извинись ещё раз, попроси о пощаде! А вдруг поможет? Иначе у тебя есть все шансы терпеть всё это до педсовета, а он только в одиннадцать!
Взглянув на часы, Соня тихонько застонала.
Инна направилась к выходу из кабинета, но по пути задержалась у музыкального центра, вручную пощёлкала на нём кнопками, после чего быстро вышла. На весь кабинет разлилась великолепная музыка – рондо из La campanella Паганини. Слушая эту вдохновляющую, оптимистичную и призывающую к борьбе мелодию, Соня чувствовала, как потихоньку оттаивает, приходит в себя, избавляется от леденящего ужаса и ощущения безысходности. Вскоре La campanella сменилась «Менуэтом» из 40-ой симфонии Моцарта – тоже жизнеутверждающей и гордой музыкой. Как выяснилось ещё чуть позже, Инна включила для Сони диск с лучшими хитами классики. Она прекрасно знала её музыкальные предпочтения (ведь все диски и записи для прослушивания девушкам по их просьбам предоставляли воспитатели) и абсолютно верно рассудила, что любимая музыка очень поможет воспитаннице в эту трудную минуту.
На глазах Сони опять выступили слёзы, теперь уже от чувства благодарности к Инне.
«До чего же прикольная девчонка! Нашла способ, как меня поддержать и заодно подколоть Елену. И Лена тут никак не сможет придраться, хотя со стороны Инны это - чистое хулиганство»
У Сони даже прозвучал в мозгу возможный иронический ответ Инны своей начальнице:
«Лена, да ты что! Ни о каком моём особом отношении к Соне речь не идёт ни в коей мере! Я для любой воспитанницы, оказавшейся в таком положении, сделала бы то же самое. Мы же не можем допустить, чтобы девушка «сломалась» во время наказания! Я хотела немного морально её поддержать, а это допускается. И вполне по инструкции! Профилактическая мера»
Вошедшую Елену Сергеевну Соня встретила в более-менее приемлемом моральном состоянии. Воспитанница уже приняла решение, как вести себя дальше. Она собиралась всё же попросить воспитателя о пощаде, ну, а если не получится – намеревалась держаться до конца так стойко, как только сможет.
Когда Лена вошла, в кабинете звучала «Вторая Венгерская Рапсодия» Листа. На лице «ответственной» на миг появилось удивлённое выражение. Она покачала головой и, к удивлению Сони, уселась в кресло и подождала, пока произведение закончится. Но потом встала и решительно выключила музыкальный центр. Подойдя к кушетке, Лена сняла с Сони плед (не рывком, а очень осторожно) и салфетку, осмотрела раны и прощупала пульс. Но и этим воспитательница не ограничилась: опять достала тонометр и измерила девушке давление.
« Осторожничает. Не хочет неприятностей. Да ещё после случая с Наташей», - мелькнуло у Сони.
- Что же, моя дорогая, - обратилась Лена к измученной воспитаннице. – Ты отдохнула, согрелась и даже развлеклась. Теперь мы можем продолжить.
Она опять потянула со стола ремень.
- Елена Сергеевна! – взмолилась Соня.
- В чём дело?
- Я очень вас прошу, не могли бы вы на сегодня закончить! Я умоляю вас о пощаде! Совершенно не могу больше терпеть! Пожалуйста, сжальтесь надо мной!
- Не можешь терпеть? – удивилась Лена. – Да прекрасно можешь! Я вижу, что можешь. Не хочется – это другое дело. А ты как думала? Юлю я за подобный проступок отправляла в штрафную группу на месяц, а тебе сделаю поблажку? Так вот, не сделаю! Раз я решила, что ты заслуживаешь этого наказания, значит, так тому и быть. Будешь терпеть до конца! К тому же я тебя честно предупреждала, что лучше бы тебе было тогда не вылезать со своим благородством.
- Елена Сергеевна, - не сдавалась Соня. – Я понимаю, как виновата перед вами и сделала выводы, честное слово! С того дня я не допускаю никаких негативных мыслей.
- Ещё бы допускала, - усмехнулась Лена.
- Я прошу вас о снисхождении! Я, правда, больше не могу! Ну, пожалуйста! Не надо больше, умоляю!
В голосе Сони слышался неприкрытый ужас.
- Софья, ты как себя ведёшь! – резко и сердито воскликнула воспитательница. – Тебе не стыдно проявлять такое малодушие? Возьми себя в руки, в конце концов. Что это с тобой?
- Елена Сергеевна, но у меня…
Внезапно резко зазвенел местный стационарный телефон, располагавшийся на небольшом столике у двери. И Елена, и Соня от неожиданности вздрогнули: звонок оказался довольно пронзительным. Соне много времени приходилось проводить в этом кабинете, но, как звонит этот телефон, она ещё не слышала.
Когда воспитатели проводили уроки или длительные телесные наказания в помещениях группы, они блокировали даже свои личные мобильные номера. Экстренная мобильная связь оставалась у них в таких случаях только с Галиной Алексеевной. Входящие звонки иногда переводились на более свободного второго воспитателя, но сотрудников всегда в случае крайней необходимости можно было найти и по местному телефону.
- Помолчи пока и подумай над всем этим! – приказала воспитатель Соне и быстро сняла трубку.
- Елена Сергеевна, - услышала она голос сотрудника охраны внешней проходной. – К вам приехал гость, а его нет в сегодняшнем списке приглашённых.
- Гость? Сейчас? – Лена с удивлением посмотрела на часы.
- Да. Авдеев Кирилл Владимирович. Так что мне с ним делать? Пропускать?
Лена довольно заметно покраснела, во всяком случае, Соня это заметила.
- А вы не могли бы дать ему трубочку? – попросила она охранника. При этом воспитательница быстро и с явным неудовольствием взглянула на Соню. Телефон не имел дополнительного провода, и уйти с ним за перегородку возможности не было.
«И мне она не может приказать встать с кушетки и выйти в спальню – ведь я привязана, - злорадно подумала Соня. – Так что никуда я не денусь с подводной лодки!»
- Добрый вечер, милая, - услышала Лена голос Кирилла.
- Очень добрый, - суховато отозвалась девушка. – Что скажете, Кирилл Владимирович? Что за фокусы?
- Алёнка, ну я же не виноват, что твой мобильный уже почти два часа выключен. Я честно хотел тебя предупредить о своём приезде, но не смог! Послал сообщение, но оно не проходит! Записался на автоответчик, а ты не отвечаешь!
- А я, между прочим, на работе, – напомнила Лена. – Телефон выключен, потому что провожу важное мероприятие, и сообщения никакие в это время не пройдут. А автоответчик проверять мне было некогда.
У Лены сейчас наступила чёрная полоса не только на работе. В эти дни они с другом серьёзно повздорили. Началось с того, что Кирилл тоже посчитал Ленин поступок абсолютно неправильным. Тогда, в среду, когда вечером девушка всё рассказала любимому по телефону, он категорически заявил:
- Алёнка, ты неправа.
И попытался объяснить, почему. Лена очень расстроилась. Кирилл был для неё авторитетом, девушка ценила его мнение больше, чем чьё бы то ни было, но в данном случае молодая воспитательница всё равно была уверена в своей правоте.
Кирилл мягко убеждал девушку:
- Завтра пойди к Галине Алексеевне и извинись. Скажи, что подумала и всё осознала. Честно говорю, сейчас тебя это не особо спасёт, но отделаешься малым. Заведующая всё равно применит к тебе какие-то меры, но, учитывая твоё раскаяние, не очень строгие. И с радостью тебя простит. А будешь упорствовать – нарвёшься на более крупные неприятности.
Но Лена стояла на своём, чем очень огорчила друга.
- Даже мне тебя не убедить! – вздохнул он. – Что же, тогда жди расплаты.
Когда вчера Галина Алексеевна объявила о своём решении снять Лену с должности, девушка впервые за всё время их знакомства не хотела делиться с Кириллом этой бедой. Ей было досадно, что он оказался прав. Но всё же рассказала.
- Я даже не хочу напоминать, что предупреждал тебя, - огорчился Кирилл. – Алёнка, хоть теперь не упрямься! Иди к ней и сделай то, о чём я тебя просил. Прямо завтра.
- Нет, - отвечала Лена.
- Что же мне с тобой, такой упрямой, делать? – в отчаянии воскликнул друг. И тут Лена, сама очень расстроенная, позволила себе сказать любимому откровенную гадость.
- А что, милый, если я больше не буду «ответственной», то я тебе уже не подхожу? Меня понизили в должности, и теперь ты будешь меня стыдиться? Это ударит по твоему самолюбию? Одно дело, когда невеста – успешный сотрудник, стремительно развивающий карьеру, а другое – если я имею строгое взыскание и нахожусь на грани увольнения, правда?
Кирилл помолчал некоторое время, затем расстроено произнёс:
- Алёнка, я тебя очень люблю, но мне горько осознавать, что ты можешь допускать подобные мысли. Ты меня этим обижаешь, причём, совершенно безосновательно. Давай сейчас прервём разговор, и ты над этим подумаешь.
С этими словами он отключил связь.
Лена отшвырнула трубку и расплакалась. Она знала, что неправа, ей было невероятно жалко Кирилла, но перезванивать и извиняться девушка не стала.
« Все против меня! – в отчаянии думала она. – Даже Кирилл! Но я знаю, абсолютно точно знаю, просто на уровне подсознания и интуиции, что поступаю правильно! Интересно, найдётся ли хоть один человек в моём окружении, который со мной согласится? Который думает так же, как я?»
Больше со вчерашнего вечера они с Кириллом не разговаривали. И вот теперь он, оказывается, стоит в проходной. Приехал в «Центр» в первый раз за время их знакомства, да ещё в такое позднее время!
- Алёнка, а, может быть, ты попросишь, чтобы меня пропустили, и мы спокойно поговорим? – просительно говорил Кирилл. – На улице, между прочим, почти 30 градусов! Не выгонишь же ты меня на мороз?
Лена улыбнулась.
- Конечно, не выгоню. Только скажи мне сразу – ничего страшного не случилось? Почему ты вдруг приехал на ночь глядя?
- Обязательно сейчас говорить?
- Но я освобожусь только в полдвенадцатого. Ты хочешь, чтобы я всё это время волновалась?
- Да у меня-то ничего не случилось, - ответил Кирилл. – Дело в том, что Маринке сегодня разрешили сделать один телефонный звонок по её выбору, и она выбрала меня. Теперь я знаю, что ты не сможешь выехать из «Центра» ещё больше недели! И что я должен был подумать? Только одно: ты во мне очень нуждаешься, и именно сегодня. Я не прав?
Лена глубоко вздохнула. В груди разливалось тёплое чувство облегчения и благодарности и к Марине, и к Кириллу.
«Маринка, конечно, поняла, что у меня серьёзные проблемы, - думала девушка. – Правильный она выбрала звонок. Ведь она знает, что Кирилл поможет мне лучше всех! А он примчался. Тут же! Хотя я вчера так его обидела. И как вовремя он приехал! Ведь с понедельника я и гостей не смогу принимать…»
- Ты абсолютно прав. Нуждаюсь. Очень, - проговорила Лена. – Давай договоримся так: подожди меня там, куда тебя проводят, хорошо? Но ждать ещё часа полтора-два.
- Хоть всю ночь, - довольно отозвался Кирилл.
Он передал трубку охраннику, и Лена попросила пропустить друга и предоставить ему гостевую комнату до утра. По внутренним правилам, она не могла приглашать гостя противоположного пола на ночь к себе в квартиру.
Закончив разговор, Лена посмотрела на Соню уже совсем другими глазами. Она заметила, что девушка совершенно измучена и явно не ждёт от неё ничего хорошего. Буквально несколько минут назад Лена была абсолютно уверена, что хладнокровно доведёт наказание до конца, что Соня это заслужила. Она не собиралась делать воспитаннице никаких снисхождений и искренне возмутилась её малодушной просьбой. Но теперь Лена чувствовала, что не хочет продлевать страдания девушки.
«Может быть, и правда, остановиться сегодня на этом, - подумала она. – Надо пожалеть девчонку, ведь наказание очень даже жестокое. Хватит с неё, пожалуй. Но, если я так поступлю, опять могу от Галины Алексеевны взыскание получить. Ведь только что я Соньке сказала, что поблажки ей не сделаю. Заведующая вполне может мне заявить: «Непрофессионально и непоследовательно поступили, Елена Сергеевна! Простили воспитанницу под влиянием эмоций! Что она теперь о вас должна думать? Воспитатель не выполняет своих обещаний!»
«А наплевать! – внезапно рассердилась она. – Сейчас сделаем всё в лучшем виде. Не придерется!»
С удивлением Лена обнаружила, что ремень так и держит в руках. Когда она подошла к кушетке, Соня непроизвольно вздрогнула.
- Так что ты не успела мне договорить? – обратилась к ней Лена. – Почему я должна закончить наказание, по-твоему?
- Елена Сергеевна, я не стала бы вас просить, если бы мне, действительно, не было совсем плохо! Не только физически! Я чувствую, что это наказание влияет на мою психику! Я уже перестаю ориентироваться, какие-то провалы в памяти появляются, - взволнованно, но очень почтительно проговорила Соня. – Поверьте мне, пожалуйста!
- Вот как, – протянула Лена. – Конечно, я тебе верю. Только этого мне ещё не хватало - чтобы после моих действий ты получила психическое расстройство! А ведь мы, воспитатели, должны очень серьёзно заботиться о психическом здоровье воспитанниц.
Соня недоверчиво посмотрела на Лену.
«Издевается, что ли?»
Но воспитательница вполне серьёзно продолжала:
- Соня, я знаю, что ты сильная и мужественная, да и в этих вопросах разбираешься. И, если ты мне говоришь подобное, значит, так оно и есть. Ты и не подумала бы просить меня о пощаде, если бы для этого не было веских причин, правда?
- Да, - тихо ответила девушка.
- И я не собираюсь рисковать, - заявила Лена. – Учитывая твои жалобы, я считаю продолжение наказания недопустимым. На сегодня мы заканчиваем.
« Странно как-то говорит - как на собрании», - подумала Соня, испытывая огромное облегчение.
- Спасибо, Елена Сергеевна, - благодарно сказала она.
Пока «ответственная» обрабатывала ремень, Соня осторожно думала про неё:
«Мои жалобы тут ни при чём! Ни за что бы ты не закончила, если бы не этот твой Кирилл Владимирович! Если когда-нибудь с ним вдруг увижусь – скажу огромное «спасибо»
Конечно, воспитанницы группы тоже заметили, что Елена Сергеевна уже почти неделю носит, не снимая, колечко с бриллиантом, и сделали из этого выводы. Да и сейчас Соне не представило труда догадаться, что Лена разговаривала по телефону именно со своим молодым человеком.
Тем временем Елена применила к Соне обезболивание спреем «Де-люкс», средством, обладающим почти моментальным и мощным действием. Иначе девушка и с кушетки-то не смогла бы подняться. Почти сразу после этого она помогла воспитаннице встать и приказала:
- Сейчас умоешься и примешь душ здесь, под моим наблюдением, потом отправишься в кровать. От «коленей» я тебя на сегодня освобождаю по соображениям безопасности для здоровья.
Елена проводила Соню в то же самое спецотделение в санблоке воспитателей, помогла ей умыться. Самой Соне это было бы очень трудно, девушка едва держалась на ногах от слабости. Пока воспитанница принимала душ, воспитатель стояла рядом с душевой кабиной, наблюдая за её самочувствием. После душа Соне стало намного легче и физически, и морально - исчезли ощущения униженности и обречённости. Лена тут же, в душевой, велела ей встать лицом к стене и провела обработку мазью «вторая аллегро», затем заставила надеть тёплый длинный махровый халат. После всех этих мероприятий воспитанница совсем воспряла духом.
- Спасибо, Елена Сергеевна, - сказала она. – Я вам очень благодарна, что вы меня пожалели.
К её удивлению, «ответственная» как-то торжествующе улыбнулась.
- Ты сама себе помогла. Очень удачно ввернула про возможные нарушения психики. И как только додумалась?
Лена прекрасно знала, что в санблоке для воспитателей камеры отсутствуют.
- Но это и правда было так! – горячо воскликнула Соня. – Я уже ощущала, что у меня…
Она запнулась.
- «Крышу сносит?» - помогла Лена.
- Да, вроде этого.
- А получилось очень удачно. Иначе я бы тебе снисхождение сделать не решилась.
- А разве это было не в вашей власти? – робко спросила Соня.
- С какой стороны посмотреть, - произнесла Лена, пристально глядя на девушку.
- Вчера утром, когда мы с Марией Александровной очень откровенно беседовали, я от волнения забыла закрыть перегородку. Признайся, ты же не могла нас не слышать с твоим уникальным слухом?
- Я всё слышала, - призналась Соня.
– Тогда ты знаешь, что я теперь «под колпаком», и под все свои поступки должна подводить серьёзную доказательную базу. Между прочим, я уже получила полное отстранение от работы на 8 дней и штраф за наш с тобой вчерашний разговор о Марине.
– Но за что? - изумлённо ахнула Соня.
Лена немного поколебалась, но всё же ответила:
– Как за что? Во-первых, не проявила выдержки и вела себя недостойно для ответственного воспитателя. А во-вторых, простила тебе неправильный ответ. Представляешь, в первый раз за всё это время сделала тебе поблажку, и сразу попалась на этом! И ведь формально всё правильно!
Соня расстроенно покачала головой:
– Елена Сергеевна, мне очень жаль.
Лена сердито ответила:
– Послушай, хватит, в конце концов, вылезать со своим благородством! Жаль тебе, видите ли! Знаешь, это уже начинает доставать.
– Почему? - растерялась Соня. Девушка, действительно, расстроилась и это сразу сказалось на самочувствии - появились резкая слабость и дрожь в коленях. Соне пришлось отступить к стенке и прислониться к ней спиной.
– Да потому что ты не должна меня жалеть! Ты воспитанница, а я воспитатель! Тебе в любом случае намного хуже, чем мне. А в свете наших отношений для тебя, наоборот, было бы вполне естественно желать мне неприятностей. И когда ты вместо этого заявляешь мне о сочувствии, я ощущаю себя некомфортно.
– “Любите врагов ваших, благословите угнетающих вас...” - вспомнила Лена. - Примерно так, кажется, в Библии сказано. А я тебя давно знаю, и никогда раньше ты не придерживалась христианской позиции.
– Елена Сергеевна, я не считаю вас врагом, - тихо сказала Соня. - И я уже упоминала и раньше, что у меня нет причин желать вам неприятностей. Наоборот, за многое я вам благодарна. Вы разрешили мне свидание, рассказали о возможности стать сотрудником. Да и сейчас вы меня пожалели, избавили от продолжения этого жуткого наказания.
– А ты не забыла, что именно я тебе его сначала и назначила? И совершенно безжалостно проводила? - с иронией спросила Лена.
– Значит, у вас были на это причины, и вы имели на это полное право.
– У тебя здесь появилось смирение, - заметила Лена. - Что же, это не так уж и плохо.
Внезапно она рассмеялась.
– Кажется, зря я недавно отчитывала Инну. Сама поступаю не лучше! Вчера перед тобой расплакалась. Сегодня – делюсь своими проблемами.
– Для полноты сценария теперь ты должна предложить мне помощь и найти выход из сложившейся ситуации! - продолжала искренне веселиться она.
Соня тоже улыбнулась.
– Нет, Елена Сергеевна, эта ситуация совсем другая. Вы не допускали нарушения, и у вас уже есть твёрдая позиция по данному вопросу. Вы сами приняли решение и считаете его правильным. Хотя я совершенно случайно оказалась в курсе событий, вам нет необходимости просить у меня совета – вы сами знаете, как вам поступать.
Но, Елена Сергеевна...
Соня немного помолчала, не решаясь продолжить. Поскольку Лена молчала, она нерешительно произнесла:
– Если бы вы мне разрешили, то я могла бы просто высказать вам своё мнение. Услышав вчера ваш разговор, я не могла об этом не думать. И я...
У Лены в глазах вспыхнули недобрые огоньки.
– А ты не слишком много на себя берёшь? - холодно проговорила она. - Неужели было непонятно, что я говорю всё это не всерьёз, а совсем наоборот! Почему ты считаешь, что меня интересует твоё мнение? Я вполне в состоянии сама решить свои проблемы. А, если мне понадобится совет, я буду просить его у своих коллег, а вовсе не у тебя! Поняла?
Соня виновато кивнула:
– Да. Простите.
Однако продолжала смотреть на Лену с явным сочувствием.
– И прекрати так смотреть! - сердито воскликнула Лена. - Что ты себе позволяешь?
– Простите, Елена Сергеевна, - повторила Соня. - Я просто подумала, что не так легко вам следовать своему решению, когда никто из ваших коллег и друзей вас не поддерживает, и все пытаются вас разубедить.
Внезапно лицо и шея воспитательницы покрылись красными пятнами. Видно было, что Елена очень разозлилась. Она моментально оказалась рядом с Соней и практически прошипела:
– Откуда ты это знаешь?
И тут же гневно добавила:
– Значит, вы с Инной всё-таки продолжаете разговаривать! А теперь уже и мои дела начали обсуждать?
– Нет! - в отчаянии крикнула Соня. - Инна Владимировна с прошлого воскресенья не сказала мне ни одного лишнего слова! Поверьте, пожалуйста, это правда!
– Верю, - проговорила Лена, не сводя однако с воспитанницы стального взгляда.
– Идём со мной. Быстро! - резко и отрывисто приказала она.
«Ну всё! - испуганно думала Соня, послушно следуя за воспитателем в кабинет. - Договорилась! Сейчас она вернёт меня на кушетку и будет пороть, пока я совсем не загнусь. За наглость! Впрочем, нет, не сможет - сразу после обработки мазью пороть нельзя. Всё равно, она что-нибудь придумает!»
В кабинете Лена строго спросила воспитанницу:
– Как ты себя чувствуешь? Отвечай абсолютно честно! Не приукрашивай.
Соне и раньше было нехорошо, а сейчас от страха она совсем ослабла.
– Плохо, - призналась она.
– Основные жалобы? - требовательно продолжала Лена.
– Слабость, головокружение, стоять трудно.
Лена в третий раз за вечер измерила Соне давление и покачала головой.
– Неудивительно. Придётся мне отпаивать тебя кофе. Возможно, особого удовольствия тебе это не доставит, но выбора нет. Лечебная мера! Пойдём. Заодно расскажешь мне о выводах, которые ты сделала в результате наказания, а то я тебя сегодня ещё о них не спросила.
Лена провела Соню за перегородку, которую в этот раз закрыть не забыла.
– Садись, - она указала воспитаннице на одно из кресел.
Соня ответила: “Слушаюсь”, послушно подошла к креслу, но сесть не решилась и смотрела на воспитателя с недоумением.
– Да не бойся! - махнула рукой Лена. - Я тебе “вторую аллегро” наложила. И сейчас спокойно сядешь, и спать будешь спокойно часов до пяти. С врачами мне ссориться не хочется.
Пока Лена готовила кофе, обе девушки молчали. Наконец, воспитатель тоже села, протянула Соне большую чашку и заявила:
– Латте без сахара. Не возражаешь? На ночь чёрный предлагать тебе не хотелось.
– Спасибо, отлично, - благодарно отозвалась Соня и сразу сделала пару глотков. Кофе оказался бесподобным.
– Разговор о твоих выводах давай замнём, хорошо? - предложила Лена.
– Хорошо.
«В кабинете она на камеры говорила. Для “прокурора”!» - догадалась девушка.
Воспитательница теперь уже не выглядела такой сердитой, как в душевой, но Соня ощущала, что она всё же напряжена.
– Расскажи мне лучше, с кем ты беседовала о моих делах, - потребовала Лена. - Насчёт Инны я, конечно, погорячилась. Она бы не стала этого делать после всего, что произошло. Так с кем? С Елизаветой Вадимовной? Светланой Петровной? Марией Александровной? Отвечай! Не смей увиливать!
Соня растерянно смотрела на «ответственную» и лихорадочно соображала, как оправдаться.
– Елена Сергеевна, - вымолвила она, наконец. - Я ни с кем из воспитателей о вас не разговаривала.
– Тогда откуда ты знаешь, что никто меня не поддерживает?
– Я догадалась, - робко произнесла Соня.
– Ты у нас экстрасенс? - иронически спросила Лена. - Читаешь чужие мысли? Или слышишь разговоры даже через стены? Объясни.
– Елена Сергеевна, я же за это время успела немного узнать ваших коллег. Когда вчера я услышала ваш разговор с Марией Александровной, то просто представила, как они на всё это могли отреагировать. Я уверена, что, например, Светлане Петровне ближе точка зрения Марии Александровны. Политика полного подчинения руководству во всех ситуациях.
А другие – Инна Владимировна и Елизавета Вадимовна – хотя в душе ваши действия и одобряют, но сами бы никогда так не поступили, боясь последствий. И тоже считают, что вам нужно пойти на компромисс, признать свою вину. Ведь так?
– Да!!! - воскликнула Лена, в волнении вскочила с кресла и подошла к окну.
– А Вероника Игоревна? - с внезапно вспыхнувшим интересом спросила она.
Соня слегка улыбнулась.
– Крайняя степень первого варианта. Полная безаппеляционность. Решительное осуждение ваших действий.
Лена опять уселась в кресло и в задумчивости откинулась на его спинку.
– И как тебе это удаётся? - по-деловому спросила она.
Соня смущённо пожала плечами.
– Не знаю. Это получается автоматически, я даже об этом не задумываюсь. Мне кажется, это совсем не трудно, если хоть немного узнаешь человека.
– Да ничего подобного! - горячо возразила Лена. - Это очень трудно. Я, например, легко могу распознать фальшь или обман, но такое мне недоступно! Я была просто в шоке, получив от своих подруг такой отпор! Просто ничего подобного не ожидала!
Впрочем, тебе, вероятно, всё это, действительно труда не представляет. Помнишь случай с Марией Александровной? Ты тогда придумала, как вам добиться её прощения, хотя знала её к тому времени меньше недели. Это тоже получилось так? Автоматически? Ты просто просчитала, что я соглашусь её пригласить, а она простит вас и не отберёт у вас ваши награды? Да?
Соня кивнула.
– Я была в этом уверена. Процентов на 95. Просто встала на её место и подумала, что бы меня, то есть, её, впечатлило. А то, что вы хотели нам помочь, это тоже было ясно, поэтому и не отказались её пригласить.
Лена смотрела на свою воспитанницу всё с возрастающим интересом.
– Знаешь, ты далеко пойдёшь. Когда будешь воспитателем, такие способности тебе здорово помогут. А признайся, Соня, ты и меня всё это время так же просчитывала? Могла предугадать все мои поступки?
– Не всегда, - покачала головой девушка. - С вами у меня часто получались осечки. Наверное, из-за очень сильного эмоционального фона.
Лена кивнула.
– Интересно, а Галину Алексеевну ты так же хорошо понимаешь и чувствуешь? - задумчиво спросила она. - Может быть, ты знаешь, почему она так себя со мной повела? Что она от меня хочет? И чего мне ожидать? Увы, не могу сейчас её понять.
– Мне кажется, знаю, - подтвердила Соня. - Поэтому я и хотела высказать вам своё мнение.
Лена улыбнулась.
– В таком случае, я забуду про свою гордость и попрошу тебя со мной этим всё-таки поделиться. Ты сможешь?
– Да, конечно, - горячо ответила Соня. - Елена Сергеевна...
– Подожди, Соня, - серьёзно сказала Лена. - Если у тебя есть такие соображения, то ты имеешь в руках очень хорошие козыри. Ведь это для меня очень важно! И ты не должна делиться со мной этим просто так.
У нас с тобой отношения совсем не дружеские, а прямо противоположные. Никакой взаимной симпатии у нас с тобой тоже нет, как это наблюдалось у вас с Инной Владимировной.
– Да и сейчас осталось, - усмехнулась она. - Поэтому я расцениваю наш разговор как деловое сотрудничество. Ты умный человек, и можешь мне помочь. За это ты вправе попросить у меня что-нибудь из того, что находится в моей власти. Это будет справедливо – услуга за услугу.
– Елена Сергеевна, мне ничего не надо, - быстро сказала Соня.
– Не надо? - удивилась Лена. - А тебе понравилось сегодняшнее наказание?
Соня слегка покраснела и отрицательно покачала головой.
– Разве ты не хочешь, чтобы я тебе, например, эти субботние наказания отменила? Это как раз вполне в моей власти, и даже более того. Мне абсолютно ничего не стоит это сделать. Я могу закончить твои мучения одним росчерком пера.
Признаюсь, я собиралась проводить их тебе долго. И ты, наверное, догадалась, что дело тут не только в твоих оскорбительных мыслях.
– Да, я поняла, - вздохнула Соня. - Это за Марину. Чтобы я помнила о своём поступке как можно дольше.
– Верно. Слушай, с тобой даже страшно. Такая поразительная проницательность!
Лена немного помолчала. Соня тоже ждала.
– Знаешь, ты как-то слишком быстро раскаялась и изменилась, когда сюда попала. Очень быстро. Это, действительно, так, но именно эта быстрота меня и смущает. А вдруг ты так же быстро и забудешь о том, что сделала? Особенно, если у тебя получится стать сотрудником. Поэтому я и решила оставить для тебя эти «долгоиграющие» на довольно длительное время, чтобы этого не произошло. Чтобы у тебя пока оставались напоминания. Но, признаюсь тебе честно, сегодня, когда мы провели первое из них, у меня возникли сомнения. Тем более, и перенесла ты это наказание гораздо тяжелее, чем я ожидала. Возможно, ты считаешь по-другому, но я на самом деле не такой уж монстр. Поэтому, если мы придём к согласию, я вполне могу тебе их отменить. Существенно моих планов это не нарушит.
– Елена Сергеевна, - твёрдо сказала Соня. - Если я и решусь попросить вас об отмене этих наказаний, то не в этой ситуации. Я не буду ставить вам никаких условий. Я вполне готова поделиться с вами своими соображениями бескорыстно.
– А я не люблю быть обязанной, - так же твёрдо ответила Лена. - Хорошо, ты можешь меня не просить. Я сделаю это по собственной воле. Я, отменяя эти субботние наказания, оказываю тебе разовую услугу, и больше я тебе ничего не должна. Ты должна понимать, что твоя помощь ни на наши отношения, ни на исполнение моих обязанностей по отношению к тебе не повлияет. Всё останется по-прежнему. Так ты согласна?
– Да, Елена Сергеевна.
– Хорошо. Тогда я готова тебя выслушать.
Лена допила свой кофе и поставила пустую чашку на столик.
– Елена Сергеевна, - начала Соня. - Я тоже считаю, что недопустимо такое стремление во всём угодить начальству, как об этом говорила Мария Александровна. Если вы чувствуете, что правы – всё равно надо пытаться отстаивать своё мнение. А, если не получается убедить, то вполне можно использовать подвернувшийся случай и поставить свои условия. Да, это больше похоже на шантаж. Ну и что? Даже если и так! Главное, чтобы оказался достигнут результат. Ведь он достигнут?
– Да, - ответила Лена. Она была поражена: Соня говорила буквально её мыслями. Единственная из всех, с кем Лена вообще поделилась своими проблемами! - Но, ты знаешь, Соня, вместе с этим результатом получился ещё один. С понедельника я уже не ответственный воспитатель, и в вашей группе не работаю.
Соня спокойно кивнула.
– Меня это не особо удивило, Елена Сергеевна. Я этого ожидала.
– Ты ожидала? - Лена не верила своим ушам.
– Мария Александровна ведь тоже предположила такую возможность. И я тогда подумала, что Галина Алексеевна попытается вас прижать, воспользовавшись ситуацией. Тут так всё совпало с болезнью Наташи! Вас, как ответственного воспитателя, всегда можно обвинить, даже повода искать не надо.
А когда Галина Алексеевна стала нас расспрашивать, да ещё и под протокол, я так и подумала, что она решила снять вас с должности. Она всем этим удачно воспользовалась, правда?
– Да. Но я-то как раз этого не ожидала и до последнего момента не верила, что она так поступит. Галина Алексеевна перевела меня в “дежурные” на неопределённое время и дала понять, что срок этого взыскания будет зависеть от моего поведения и степени раскаяния.
– А вы разве раскаиваетесь? - удивилась Соня.
– Да ни в коей мере! - воскликнула Лена. - Соня, я права. Галина Алексеевна могла довести Алину до нервного срыва, до увольнения, своей неоправданной жестокостью испортить ей всю жизнь без всякой необходимости! А она этого не понимает, почему – не знаю! Галина Алексеевна – умная и опытная, но тут она ошиблась.
– Елена Сергеевна, - сказала Соня. - Я не знаю всех подробностей, но ведь с Алиной Геннадьевной теперь будет всё в порядке, правда?
– Теперь да, - кивнула Лена.
– А вы должны твёрдо стоять до конца, - решительно продолжала Соня. - Ещё какое-то время, причём, возможно, довольно долго, Галина Алексеевна будет вас притеснять. Это неизбежно, но вам придётся всё это вытерпеть. Вам нужно постараться остаться стойкой, не сгибаться, и воспринимать всё невозмутимо.
У Сони блестели глаза, она была абсолютно уверена в том, что говорила, и очень хотела убедительно донести это до Лены.
– Отстранение – пожалуйста! - говорила она. - Штраф – согласна. В «дежурные» - хорошо! Но вы будете и «дежурной» работать так, что Галина Алексеевна задумается, я уверена в этом. Она ждёт от вас раскаяния, а вы, наоборот, пытайтесь при каждом удобном случае объяснить свою позицию. Никаких извинений, как бы ни уговаривали вас ваши коллеги! И не допускайте на первом этапе даже мыслей уволиться или попросить перевода в другой «Центр». У вас всё будет отлично именно здесь.
– На первом этапе? - удивлённо спросила Лена. - Соня, но сколько же будет этих этапов? Ты меня пугаешь.
– Их может быть много. Просто уже на следующем вы вполне сможете припугнуть этим своё начальство. Скажете, что решили поменять место работы. Это очень подействует! Но сейчас ещё рано.
Лена сидела совершенно растерянная.
– У меня сейчас такое ощущение, что моя заведующая – это ты, - призналась она. - Я совершенно не владею ситуацией, а ты, похоже, уже знаешь, чем всё закончится.
Соня, давай сделаем так. Лучше я буду задавать тебе конкретные вопросы, хорошо?
– Да, конечно.
– Во-первых, мне очень интересно, почему только одна ты думаешь так же, как и я. Ведь все вокруг считают по-другому. Все! Мои коллеги, которых я люблю, уважаю и многих из них считаю для себя авторитетом, говорят обратное. «Пойди и покайся, пока ещё не совсем поздно!» А ведь мои подруги гораздо опытнее, и уж точно меня не глупее. Почему же никто меня не поддерживает?
Лена разволновалась и с трудом сдерживала слёзы.
– Елена Сергеевна, - улыбнулась Соня. - Насколько я вас знаю, если вы в чём-то уверены, для вас не существует авторитетов.
Лена тоже улыбнулась.
– Ну, ты даёшь, - покачала она головой.
– А ещё: невооружённым взглядом видно, что вы резко отличаетесь от всех ваших коллег, по крайней мере, кого я знаю. У вас есть многое, чего нет больше ни у кого. Вы занимаете совершенно другую жизненную позицию. Вы всё видите другими глазами и не боитесь отстаивать своё мнение. Как мне кажется, это позиция будущего руководителя.
Если это вижу я, то несомненно, это заметила и Галина Алексеевна, причём, уже давно. Ведь не зря она назначила вас «ответственным воспитателем» так рано, по меркам «Центра». Елена Сергеевна, поэтому я и говорю так уверенно, что вся эта история закончится для вас благополучно. Вам надо не слушать сейчас других, а поступать по велению своего сердца, и вы не ошибётесь. Сейчас вам будет очень трудно, но в итоге вы выиграете. Ваше руководство ни в коем случае не позволит себе потерять такого сотрудника, а ещё они оценят ваше твёрдое поведение, умение мужественно переносить неприятности, ваше стремление настоять на своём, когда вы правы.
– Хорошо. Я тоже на это надеюсь, - облегчённо вздохнула Лена. - А теперь главный вопрос. Почему Галина Алексеевна не хочет оценить всё это прямо сейчас? Я-то как раз на это и рассчитывала! Мне казалось, что я достаточно её знаю, что она не способна на мелкую месть. Зачем ей нужно меня тиранить?
– А мне кажется, что она уже сейчас вполне одобряет ваше поведение.
– Да? - недоверчиво отозвалась Лена. - Как-то не очень похоже.
– А она этого и не покажет! - уверенно заявила Соня. - Понимаете, вначале она и правда рассердилась, как я это себе представляю. Вероятно, давно ничего подобного в её практике не случалось.
– Да, - подтвердила Лена. - И Маша, и Лиза говорят, что на их памяти никто на подобное не осмеливался.
– Но потом она начала об этом думать, а ещё, возможно, уже поговорила с Алиной Геннадьевной и поняла, что была не так уж и права. Она наверняка оценила вашу смелость и нестандартное поведение, но хочет сейчас использовать эту ситуацию, чтобы организовать вам испытание.
– Что? - изумилась Лена. - А ты не слишком всё закрутила? Какое испытание?
– Галина Алексеевна хочет посмотреть, как вы будете себя держать в экстремальных, непривычных для вас условиях, в условиях гонений и немилости с её стороны.
– Но зачем?
Соня пожала плечами.
– Это предположение. Я же не могу знать точно! Возможно, она имеет на вас какие-то далеко идущие планы, и эта проверка ей необходима. Если это так, то она наверняка уже и высшее руководство поставила в известность о ситуации. Так что жаловаться директору вам бесполезно.
– Соня! Но у меня и причин нет жаловаться. Формально я виновата. А изменившееся ко мне морально отношение Галины Алексеевны – это не повод для жалоб.
– Значит, вы просто должны держаться твёрдо и невозмутимо. Не падать духом. Допускать минимум промахов, а, если допустили – принимать все взыскания без ропота, с достоинством.
– Именно это я и Алине советовала, - пробормотала Лена.
– Елена Сергеевна, мне кажется, что Галина Алексеевна будет действовать решительно и настойчиво. Она вполне может держать вас в осадном положении долго, причём меры применять суровые.
– Соня! - взволновалась Лена. - Всё это возможно, но есть факты, которые не вписываются в твою версию.
– Какие? - глаза воспитанницы возбуждённо заблестели. Девушка была явно увлечена разговором. Лена поймала себя на мысли, что невольно начинает испытывать к ней что-то вроде симпатии напополам с благодарностью.
– Понимаешь, Галина Алексеевна, если бы просто хотела устроить мне проверку, не стала бы поступать так жестоко. Не со мной, а, в первую очередь, по отношению к Марине. Соня, она прекрасно знает, что Маринка только что после тяжеленной операции! Всё это время, пока она болеет, Галина Алексеевна относилась к нам сочувственно, всегда создавала мне все условия, чтобы я могла её навещать, а ей даже подарки передавала, представляешь?
– Вполне, - кивнула Соня.
– И вдруг всё меняется в один миг. Я обещала Марине, что пробуду с ней весь понедельник. Она очень меня ждёт! Твоя мама сказала, что после операций с использованием АИКа всегда в первые дни бывают неполадки с головой.
– Что? - побледнела Соня.
– Ну, пока за сердце работает этот аппарат, то всё-таки и мозг получает меньше кислорода, и это может сказаться на нервной системе. Бывают нарушения памяти, а ещё почти всегда развивается ранняя депрессия. Появляются раздражительность, апатия, неверие в выздоровление, неадекватная реакция на какие-то ситуации. В этом периоде нельзя, чтобы больные расстраивались. А я понимаю Маринку лучше всех, и смогу ей помочь.
А Галина Алексеевна сначала пробойкотировала мой отгул, который я планировала взять в понедельник, а на следующий день и вовсе наказала меня не как-нибудь, а отстранением от работы с полным домашним арестом на 8 дней. Это большая, и самая опасная часть послеоперационного периода! А ведь она про всё это знает. Я пыталась её упросить, но без эффекта! Скажи, разве стала бы она так поступать, если бы просто решила устроить мне испытание? Нет, она очень на меня зла и хочет наказать ещё и морально! Чтобы я вся извелась, понимая, что не могу ничего для Маринки сделать. Ведь Галина Алексеевна знает, как я переживала, пока ты Марину тиранила!
Соня вспыхнула и опустила глаза. А Лена продолжала:
– Я никому тогда про это не рассказывала, только ей! Потому что с работы отпрашивалась, когда к тебе ездила, да и необходимо мне тогда было с кем-то этим поделиться, а она ведь…ну, и по возрасту, как моя мама, да и вообще нас, молодых сотрудниц, всегда очень опекает. Так Галина Алексеевна очень сочувственно ко мне тогда отнеслась, видела, что я места себе всё это время не находила. А теперь она про это вспомнила и использует в своих целях! И как можно после этого верить людям?
Соня смотрела на Лену виновато и сочувственно.
– Елена Сергеевна, - тихо сказала она. - Всё не так, как вы думаете. Мне жаль, но поведение Галины Алексеевны как раз в мою версию отлично вписывается.
– И как же? - вздохнула Лена.
– Заведующая, по-моему, хочет вас поставить в такие условия, чтобы вы попросили её о неформальных методах. Очевидно, в её планы входит провести вас и через это.
Лена побледнела и опять вскочила с места.
– Только этого мне не хватало! - воскликнула она. - Вот чёрт! Точно! Соня, ты права!
Лена возмущённо стукнула кулаком по подоконнику.
– Ведь мне и Вероника говорила, когда об этом домашнем аресте узнала: «Пойди, извинись и попроси вместо этого ареста порку. Галина Алексеевна тебе не откажет. С удовольствием это проведёт, и ей легче станет. Частично она удовлетворится, и дальше уже будет к тебе более снисходительна». Но я её совет даже не восприняла серьёзно, таким бредовым мне он показался. Значит, вот оно что. Она меня просто к этому вынуждает! Знает, что я для Маринки всё возможное и невозможное сделаю! Она хочет меня унизить по полной программе!
Но пока она перебьётся! Может быть, неделю мы с Маринкой и выдержим. Ну, а, если нет...
Лена в волнении забегала по небольшому пространству зоны отдыха.
– То что? - спросила она у Сони. - По-твоему, я и это должна вынести невозмутимо?
– Если придётся, то да, - спокойно ответила Соня. - Просто обязаны. Елена Сергеевна, но ведь вы переживёте это, правда?
Лена немного успокоилась, уселась на место и проворчала:
– Да уж как-нибудь.
Внезапно она рассмеялась:
– Ты, наверное, думаешь: «Отольются теперь кошке мышкины слёзы»?
– Вовсе нет, - смутилась Соня. - Я думаю о том, что вы очень даже неплохо держитесь для таких существенных неприятностей. Готовы бороться. Не впали в депрессию.
– Вот ещё! – возмутилась Лена. - Никакого горя у меня не случилось. Самое плохое, что может быть – уволюсь с этой работы. Но ведь и на этом жизнь не кончится, правда? Для меня сейчас главное – чтобы у Маринки было всё в порядке.
– Для меня тоже, - вздохнула Соня.
– Ладно, - Лена тряхнула головой. - Соня, спасибо тебе. Не буду скрывать, что ты многое для меня прояснила. Я, в свою очередь, тоже сдержу своё обещание.
Ты знаешь, когда ответственный воспитатель покидает группу, по любой причине, он единолично решает вопрос, что делать с теми наказаниями, которые были им назначены воспитанницам: отменить их или оставить. И никто в этот процесс не вмешивается. Если бы я оставила тебе эти субботние «долгоиграющие», то должна была бы только конкретизировать их количество, а проводили бы эти наказания твои новые воспитатели. С понедельника вашу группу принимает «подменная ответственная», и я подам ей сведения об отмене «долгоиграющих». Но предупреждаю: все остальные наказания останутся при тебе. И «восьмой разряд» я отменять не собираюсь.
«А кто бы сомневался, - подумала Соня. - Я и не надеялась»
Лена улыбнулась, причём, совсем не ехидно, а вполне нормально.
– Теперь тебе, в любом случае, станет жить легче. Я над тобой никакой власти иметь больше не буду. У тебя прекрасная возможность добиться того, чего ты хочешь. Работай над этим. Данные у тебя отличные, наверное, это будет справедливо. А сейчас...
Внезапно перегородка распахнулась, и перед девушками предстала Инна Владимировна. Соня тут же вскочила с кресла, а Лена насмешливо протянула:
– А мы тут кофейком балуемся. И «за жизнь» беседуем.
– А я выполняю инструкцию 27\9, - ехидно, ей в тон заявила Инна. - Вы не подключились на мой монитор.
Лена слегка покраснела.
– Объявляю вам благодарность. Проявили бдительность.
Инструкция 27\9 предписывала воспитателям всегда предупреждать своего напарника или ближайшего дежурного сотрудника (ночного воспитателя, сотрудника охраны), если они уединялись с воспитанницей в зоне, автоматически не просматриваемой извне. Зона отдыха в кабинете воспитателей при закрытой перегородке как раз была такой. Когда Лена с Соней начали свою беседу, Лена послала Инне специальное сообщение по телефону. По инструкции не рекомендовалось осуществлять такое уединение больше 15-ти минут. По их истечении, если разговор ещё продолжался, воспитатель должен был включить систему наблюдения и подключиться на монитор контролирующего сотрудника. Напарник тогда имел возможность убедиться, что ничего недозволенного или опасного при общении не происходит. Если он не получал на монитор изображения вовремя, то был обязан лично убедиться, что всё в порядке. Именно это Инна сейчас и сделала.
– Между прочим, всего 15 минут до отбоя осталось, - напомнила «дежурная».
– А мы уже закончили, - спокойно ответила Лена. - И ко сну Левченко полностью готова. Соня, можешь идти.
Девушка ответила «Слушаюсь» и тут же вышла. Кофе и увлекательный разговор с Еленой подбодрили её, но чувствовала себя Соня всё равно неважно. Выйдя из кабинета, она тут же обессиленно прислонилась к стене, пережидая приступ головокружения. Боли она сейчас почти не ощущала, только сильную слабость.
Воспитанницы все были уже в спальне, готовились ко сну. К Соне немедленно подбежала Юля, обняла её и встревоженно спросила:
– Идти можешь? Куда тебя проводить?
– Только в кровать, - улыбнулась Соня.
– Совсем тебе плохо пришлось, - тихо и сочувственно сказала подруга.
– Не переживай, Юлька. Терпимо.
– Это после «долгоиграющей» терпимо? - возмутилась Юля.
– А ты откуда знаешь? - подозрительно проговорила Соня.
Увидев, что Юля смутилась, девушка внимательно оглядела спальню и сразу поняла, что у девчонок не всё в порядке. Остальные воспитанницы тоже явно были смущены, а Наташа Леонова уже лежала в своей кровати. До отбоя!
Соня решительно взяла Юлю под руку и велела:
– А ну-ка, пойдём!
Вместе они подошли к Наташиной постели. Почти мгновенно около них оказались и все остальные. Наташа с трудом повернулась на бок и виновато посмотрела на Соню.
– Так, староста, - строго произнесла Соня. - Отчитайтесь, пожалуйста, что у вас произошло. Вы нарушили нашу договорённость?
Наташа улыбнулась, давая Соне понять, что оценила игру, и вдруг неожиданно для всех расплакалась.
– Юля? - Соня требовательно смотрела на подругу.
– Елена Сергеевна устроила ей «безлимитку», - мрачно доложила девушка. - Очень строгую. Разряд шестой, не меньше.
– Когда?
– Да примерно час назад.
Соня вспомнила, что, действительно, один раз Инна приходила к ней, чтобы выпороть, два раза подряд. Наверное, именно в это время Лена и разбиралась с Наташей.
– За что? - Соня спрашивала строго и требовательно.
– Сонь. Прости. Мы спросили у Инны Владимировны, что с тобой происходит, а потом решили попросить Елену Сергеевну тебя пощадить. Просила, конечно, от всей группы Наташка. А Елена Сергеевна жутко рассердилась и стала кричать: «Что за наглость? Вы прекрасно знаете, что я не разрешаю вам просить друг за друга! Почему позволяете себе вмешиваться в мои дела?»
Мы, конечно, перепугались, и стали извиняться. А Елена Сергеевна Наташке выговаривает: «Ты староста, должна пример группе подавать, а ты что делаешь? Первая мои приказы нарушаешь! Давно серьёзных неприятностей не имела? Так я тебе устрою! Раздевайся. Сейчас будешь на глазах у всей группы терпеть строгую «безлимитную» порку! А вы, все остальные, знайте, что это и по вашей вине тоже»
Тут же привязала её к кушетке и выпорола. Правда, потом сразу разрешила в кровать лечь.
– Девчонки, - растерянно проговорила Соня. - Но зачем вы это сделали? Мы же с вами договорились. И не просто договорились, а вынесли решение всей группой, что во время моего наказания вы вмешиваться не будете, и спрашивать ничего не будете у воспитателей, не то, что просить! Мне показалось, я вас убедила, что это будет для меня лучшей поддержкой – если вы сможете в это время держаться безупречно, и что мне за вас не придётся переживать. Я просила вас проявить выдержку, и вы согласились.
– Девочки, если мы будем так безответственно относиться к решениям всей группы – то недалеко уйдём, - сердито добавила она.
– Соня. Прости, мы сделали глупость, - попыталась оправдаться Лиза. - Но ты, пожалуйста, пойми нас хоть немного, представь, что мы чувствовали! Тебя увели, и ты не возвращаешься – час, два! А Елена Сергеевна и Инна Владимировна по очереди в кабинет заходят, и появляются потом совершенно измочаленные! Ясно, что они там не чаи распивают, а с тобой разбираются.
Лиза понизила голос и продолжала почти шёпотом:
– А Инна сидит с виду нормальная, а сама вся на взводе! Спросишь что-нибудь по урокам – отвечает рассеянно. Видно, что мысли далеко.
«Как бы Галина Алексеевна это не обнаружила», - встревожилась Соня.
– Ну, а когда Елена Сергеевна в очередной раз к тебе вышла, я Инну спросила осторожно, что там с тобой происходит, и когда ты придёшь. А она отвечает очень расстроенно: «Долгоиграющую» ваша Соня получает. Я думаю, сегодня вы её не дождётесь. Занимайтесь своими делами».
Сонька, а мы знаем, что такое «долгоиграющая»!
– Елена Сергеевна к кому-нибудь из вас её применяла? - удивилась Соня.
– Она нет! - воскликнула Галя. - Только Вера Борисовна, да и то один раз!
– Ко мне, - вздохнула Даша. - Да ещё и публично, при всей группе. Я думала, что не выживу! Два дня потом в изоляторе провалялась.
– А мы все смотрели тогда на это и с ума сходили, - с горечью сказала Лиза. - Поэтому и сейчас перепугались. А ещё Юлька где-то около половины десятого из туалета возвращалась и увидела, как Елена Сергеевна и Инна Владимировна в спальне у дверей кабинета стоят и явно спорят.
«Ещё не легче! - мелькнуло у Сони. - Неужели у Инны тоже выдержки не хватило?»
– Елена Сергеевна что-то очень сердито ей говорила, - вступила Юля, - а Инна Владимировна едва слёзы сдерживала, это отлично было видно. Я, как мышка, тихо мимо них проскочила, а потом девчонкам рассказала. Тогда мы и решили попросить Елену Сергеевну тебя простить. Соня, мы же помним, что тогда с Дашей было! Не могли мы не попытаться!
– Ты и сейчас так считаешь? - возмутилась Соня. - Прекрасно могли! Да о чём вы вообще думали? Вы уже знали, что даже Инне Владимировне не удалось за меня заступиться. На что же вы-то рассчитывали?
Внезапно она побледнела и схватилась за спинку кровати.
– Пойду я лучше прилягу.
Юля бережно поддержала подругу и помогла ей устроиться в кровати.
– А как тебе вообще удалось своими ногами после такого из кабинета выйти?
– Как удалось? - с горечью в голосе переспросила Соня. - Опозорилась я перед Еленой Сергеевной. Сама просила её о пощаде. Девчонки, никаких сил терпеть больше не было. И она, к счастью, согласилась. А, если бы провела всё это до конца, как и планировала, то и я бы в изолятор отправилась.
Соня вздохнула.
– Елена Сергеевна мне ещё обезболивание какое-то крутое сделала и большую чашку кофе заставила выпить.
– Наташа, а ты вставай, - приказала она.
– Я не могу! - с отчаянием проговорила староста.
– Сонь, - всхлипнула она. - Я тоже ужасно себя вела. «Безлимиткой» меня ещё ни разу здесь не наказывали! Сначала ещё терпела как-то, а потом не выдержала: разрыдалась и стала умолять Елену Сергеевну прекратить! Так стыдно!
– Перестань, - строго сказала Лиза. - Девчонки, мы договорились, что обычные наказания терпим достойно, но на такие строгие это не распространяется. Давайте не будем по этому поводу комплексовать, ладно?
– Лучше давайте не будем на них нарываться, - предложила Соня. - Наташа, ты должна встать, присутствовать на построении перед отбоем и ещё раз попросить у Елены Сергеевны прощения. Девчонки, и вы все должны это сделать. Так будет лучше. Наташа, тебе «третья-бис» с утра нужна или нет? Добивайся! Как в театр поедешь?
– Да я никуда уже ехать не хочу! - воскликнула Наташа. - Останусь с тобой в группе.
Девушка была очень расстроена.
– Придумала! - ахнула Юля.
– Даже не думай! - строго сказала Соня. - Девчонкам всё настроение хочешь испортить? Вставай быстро! Девочки, помогите ей. Вытри слёзы и вставай в строй со всеми. И я сейчас встану.
Лена с Инной оставались в это время в кабинете. Когда Соня вышла, Лена подошла к подруге, обняла её и смущённо проговорила:
– Прости меня, пожалуйста. Я была такой самонадеянной дурой. Так жестоко к тебе отнеслась… И ведь была абсолютно уверена в своей правоте, пока сама в подобную ситуацию не попала. А ты ещё ко мне такую терпимость проявила!
– Ты о чём? Что с тобой? - изумилась Инна.
Лена вздохнула и кратко рассказала подруге о разговоре с Соней. У Инны в глазах вспыхнули озорные огоньки.
– Не бери в голову! - воскликнула она. - Это совсем не то! Ты вела себя с Соней твёрдо и совсем перед ней не раскисла, как я. И у тебя ведь явно не возникло теперь желание делать ей поблажки! А у меня возникло. Да ещё какое! До сих пор с трудом справляюсь, ты была права.
– Инна, - покачала головой Лена. - Всё равно, по сути, это одно и то же.
– Лен, а я рада, что так получилось. Это тебя немного... смягчит и ускромнит, что ли. А то ты ведь у нас обычно такая правильная и непогрешимая, что даже иногда противно становится, - рассмеялась Инна.
– Да уж ускромнюсь я сейчас и так по полной программе, - улыбнулась Лена. - Когда начну «дежурной» работать. Спасибо, зайка, за понимание. Мне у тебя многому можно поучиться.
Она посмотрела на часы.
– Пойдём девчонок в постели отправим.
Когда воспитатели вышли в спальню, девушки уже стояли у своих кроватей, включая Наташу и Соню. Подойдя к ним поближе, Лена нахмурилась:
– Леонова! Тебе необязательно было вставать, я же предупреждала. А ты, Левченко, немедленно отправляйся в кровать. Нечего мне тут героизм демонстрировать.
Соня ответила: «Слушаюсь» и вернулась в постель.
– Елена Сергеевна, - виновато сказала Наташа. - Я хочу ещё раз перед вами извиниться. Простите меня, пожалуйста, и всех нас. Мы очень необдуманно поступили.
«Не иначе, как Сонька успела им разнос устроить», - мелькнуло у Лены.
– Вы уже это обсудили? - поинтересовалась она.
– Да. Простите нас, - проговорили несколько девушек.
– Хорошо, - вздохнула Лена. - Я уже не сержусь. Но вам это было надо? Вы же знаете, что я категорически запрещаю подобные вещи! Ведь нетрудно было догадаться, что вместо того, о чём просили, получите существенные неприятности. Вам ещё повезло, что я не наказала всю группу! Больше так не поступайте. Не надо надеяться, что сотрудники «Центра» не отреагируют на нарушение их приказов и установок. Не испытывайте таким образом ни меня, ни других воспитателей.
Последнюю фразу Лена произнесла немного другим голосом, более мягким.
– Елена Сергеевна, - осторожно сказала Лиза. - А можно у вас спросить?
– Попробуй, - улыбнулась Лена.
– Мы все очень беспокоимся по поводу этого расследования, которое проводит Галина Алексеевна насчёт Наташи. Вы не могли бы нам рассказать, когда оно завершится?
Соня внутренне усмехнулась.
«Вот тут-то она и попалась. Хотя вполне может сказать: «Это не ваше дело»
Однако Лена совершенно спокойно ответила:
– А оно уже завершилось. Подобные расследования в «Центре» не затягиваются.
– Елена Сергеевна, простите, это нескромно с нашей стороны самим спрашивать, но мы очень волнуемся. Ведь всё в порядке? – взволнованно спросила Лиза.
Лена вопросительно и немного растерянно посмотрела на Инну.
– Скажите им, Елена Сергеевна, - предложила та.
– Я хотела сообщить им об этом завтра, после театра, - возразила «ответственная».
– Но они сейчас спрашивают, - настаивала Инна. - Не оставляйте их волноваться до завтра.
– Хорошо, - решилась Лена. - Девочки, я не могу сказать, что всё совсем в порядке. У нас намечаются изменения. Я работаю в вашей группе ответственным воспитателем завтра последний день, а потом меня на некоторое время отстраняют.
Лена решила пока дать воспитанницам только минимум информации. Ведь на восемь дней Галина Алексеевна, действительно, её отстранила от работы. А дальше… они и сами узнают, когда увидят свою бывшую «ответственную» в форме «дежурной», работающей в другой группе. В столовой, например, или на лекции.
Девочки стояли ошеломлённые и растерянные.
– Но почему? - воскликнула Лиза. - Вы же ни при чём! Наташка сама виновата! Она мало того, что никому не жаловалась, но и на наши прямые вопросы отвечала обманом. Я лично её спрашивала, а она уверяла, что всё в порядке! И теперь из-за неё такое!
– Лиза, стоп! - резко сказала Лена.
Воспитанница испуганно замолчала.
– Вот теперь ты, действительно, ведёшь себя нескромно, - продолжала Лена. - У сотрудников «Центра» дисциплина ещё более строгая, чем у вас. И точно так же приказы и решения руководства никто не обсуждает. Они просто выполняются. А ты что себе позволяешь?
– Простите, пожалуйста. Я просто очень расстроилась, - тихо проговорила девушка.
– А ещё: что значит - ни при чём? - добавила Лена. - Когда с воспитанницей группы что-нибудь происходит – ответственный воспитатель всегда «при чём», даже, если и нет его прямой вины. Так что и в мыслях не держите, что в этой ситуации допущена какая-то несправедливость. Не вам об этом судить! Понятно?
Девушки растерянно молчали.
- C’est clear?(фр. – Понятно?) – требовательно настаивала воспитатель.
- Oui (фр. – Да)
- C’est clear.
Вразнобой ответили воспитанницы.
Переход на «свои» иностранные языки педагоги, их преподающие, использовали чаще всего в напряжённых ситуациях. Например, «Komm schnell» и «sie klar?» (нем. – «подойди быстро» и «ясно тебе?») Елизаветы Вадимовны многим девушкам снились в кошмарных снах. Да и приказ «viens vite»(фр. – быстро подойди!), произнесённый Еленой Сергеевной не на уроке, обычно заставлял воспитанницу покрываться от страха липким потом.
Je suis contente (фр. – Я рада), - уже более мягко, с улыбкой сказала Лена. - Девочки, я понимаю, вас это тоже очень даже коснётся. Когда в группе меняется «ответственная» – это всегда серьёзное событие. Но сейчас пока с понедельника к вам выходит Юлия Кондратьевна, наш постоянный «подменный воспитатель». Она уже несколько раз заменяла меня во время отпусков, вы её прекрасно знаете, она вас тоже. А самое главное – Мария Александровна и Инна Владимировна остаются с вами. Их никакие неприятности не коснулись вообще. Кстати, во многом благодаря вашим честным и подробным показаниям.
Лена опять улыбнулась.
– Если бы этот опрос проводился не в связи с ЧП, а просто в плановом порядке, то нам, наверняка, предоставили бы даже какое-то поощрение. Так что вы нас очень поддержали. Спасибо! А теперь – спокойной ночи. Несмотря на всё это, завтра у нас радостный день. Предупреждаю, не вздумайте сейчас начать всё это обсуждать и нарушать ночной режим. Потерпите до завтра, хорошо?
Однако девушки улеглись спать очень расстроенными. Абсолютно никто не злорадствовал. Конечно, сказать, что воспитанницы 204-ой группы любили Елену Сергеевну, было бы преувеличением. Но они её уважали и, сравнивая Елену с другими «ответственными», были рады, что она работает именно у них в группе. Новость ошеломила воспитанниц, почти все чувствовали себя неуверенно. Более-менее спокойной ощущала себя только Юля: она обрадовалась за Соню. После того, как Соня вызволила её из штрафной группы, Юля готова была сама перенести любые испытания, если бы это хоть чуть-чуть облегчило жизнь подруге. Её благодарность просто не знала границ.
«Мы это переживём, - думала воспитанница. - А Соне без Елены Сергеевны намного лучше будет. Моё предсказание уже начало сбываться: у Соньки начинаются кардинальные перемены в лучшую сторону. Как я за неё рада!»
Перед педсоветом Лена немного волновалась: вспоминая утреннюю «проработку», она не знала, чего ещё можно ожидать от Галины Алексеевны. Но сегодня как раз всё прошло для неё благополучно. Заведующая, конечно, велела сотруднице подробно доложить о наказании, которому та подвергла Соню, но не сделала никаких замечаний. Выслушав Лену, она индифферентно кивнула.
– Хорошо. Позже я просмотрю запись, и, если возникнет необходимость, мы с вами дополнительно побеседуем.
Затем разговор переключился на завтрашнее культурное мероприятие, запланированное для 204-ой, 205-ой и 206-й «призовых» групп. Галина Алексеевна сама с девушками в театр не ехала, но инструкции воспитателям давала самые подробные.
Лена сидела как на иголках: ей не терпелось увидеть Кирилла, который терпеливо дожидался в гостевой комнате. Когда заведующая, наконец, отпустила сотрудниц, девушка махнула рукой Светлане и крикнула ей через стол:
– До завтра! Передай девчонкам: я очень тороплюсь, но желаю им хорошо провести выходной.
Лена знала, что Елизавета и Вероника со своими семьями завтра на весь день уезжают на природу. У них в совместной собственности имелся удобный тёплый дом в лесу, прямо на берегу чистого лесного озера. Там у двух семей имелся достаточный запас различной зимней и летней амуниции: лыжи, коньки, «ватрушки», лодки, удочки и тому подобное, и они регулярно и с удовольствием проводили там выходные и часть отпусков. Иногда они приглашали с собой друзей, но как раз завтра у подруг было запланировано чисто семейное время.
Сейчас Елизавета и Вероника были ещё заняты: что-то обсуждали с Галиной Алексеевной. Лена легонько хлопнула по плечу сидящую рядом Инну и шепнула ей:
– Пока! Я к Кириллу.
Инна, естественно, уже была в курсе всех событий, и с улыбкой кивнула. Однако уже практически на пороге Лену перехватила Алина.
– Лен, - немного смущённо сказала она. - Мне надо с тобой поговорить. Можешь уделить мне минутку? Пожалуйста!
– Алинка, милая, никак не могу! - горячо ответила Лена. - Меня жених ждёт в гостевой комнате, понимаешь? Нам и так осталось пообщаться чуть-чуть совсем.
В глазах Алины мелькнуло понимание, но она настойчиво продолжала:
– Лен, ты только на один вопрос мне ответь, хорошо? У меня завтра выходной, мы с тобой не увидимся, а до понедельника я ждать просто не смогу! Прошу тебя!
– Ну хорошо, - вздохнула Лена, вспомнив, что и в понедельник они с Алиной вряд ли смогут увидеться: домашний арест – вещь серьёзная. - Что у тебя? Если ты насчёт того случая с моей Наташей, когда ты дала ей шоколад…
Алина ещё больше смутилась и покраснела.
- Непорядок, конечно, но не комплексуй, - Лена махнула рукой. - Если бы ты и не забыла тогда мне сказать, меня бы это всё равно не спасло. А тебе ведь и так за это досталось, правда?
– Ну уж ни разу не так, как тебе, - виновато проговорила Алина. - Я отделалась всего-навсего предупреждением. А думала - Галина Алексеевна вообще меня убьёт.
Девушка в волнении покачала головой.
- Только что за предыдущий проступок простила – а тут новый промах. Лен, но сейчас у меня к тебе другой вопрос.
Алина судорожно вздохнула.
– Скажи, ты, случайно, за меня Галину Алексеевну не просила?
Лена внутренне чертыхнулась и возвела глаза к потолку.
Алина напряжённо смотрела на неё.
– Просто скажи – да или нет, - попросила она.
– Да, - решилась Лена. - Всё, я могу идти?
– Так я и думала! - завопила вдруг Алина.
Лена испуганно оглянулась на своих коллег и Галину Алексеевну, которые ещё беседовали за столом.
– Ты чего орёшь? - прошипела она, схватила Алину за руку и вытащила её за дверь зала заседаний.
– Что ещё за фокусы? - сердито выговаривала она девушке.
– Значит, всё это из-за меня! - продолжала кричать Алина. - Галина Алексеевна на тебя за это разозлилась, поэтому и лишила должности. Но зачем ты это сделала?
– Алина! - взмолилась Лена. - Но это уже другой вопрос, и очень серьёзный. Не могу я сейчас об этом разговаривать, ну пойми! Некогда!
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появились Лиза и Вероника.
Быстро оценив ситуацию, Елизавета строго сказала своей «дежурной»:
– Что ты пристаёшь к человеку? Её жених ждёт.
Алина бросилась к Лизе, возмущённо крича:
– А ты мне почему ничего не сказала? Лена меня, значит, выручила, сама из-за этого пострадала, и все об этом знают, а я одна, как дура...
– Алина! Иногда, чем меньше знаешь, тем лучше спишь! - перебила её Лена.
– Что??? - завопила Лиза, выхватывая их кармана диктофон. - Лена, ещё раз, пожалуйста, я записать не успела!
Из другого кармана она вытащила блокнот и ручку и протянула подруге:
– И расписочку, пожалуйста!
– Что это с тобой? - удивилась Вероника.
– Мы дожили до светлых дней! - не слушая её, продолжала бушевать Лиза. - Кто это говорит? Нет, Ника, ты представляешь, Лена заявляет о том, что иногда лучше поменьше знать! А сама громче всех обычно кричит: «Не смейте ничего от меня скрывать! Это предательство!» Лена, ты меняешь свои принципы?
Лена растерянно смотрела на Елизавету, в глазах у неё уже закипали слёзы. За последние дни девушке, действительно, пришлось пересмотреть многие свои взгляды, задуматься над некоторыми поступками.
– Лиза, но тут другой случай, - неуверенно пробормотала она. - Послушай, а у тебя есть сейчас время? Поговори с Алиной, расскажи ей всё. Сможешь?
– Ты же сама не велела!
– Я разрешаю! Пусть человек успокоится. Ну, некогда мне, честное слово! И проведи с ней профилактическую работу, чтобы никаких глупостей не наделала. А то ещё бросится сейчас грудью на амбразуру. Пожалуйста!
Дверь опять раскрылась, и из зала вышла Галина Алексеевна.
– Девочки, что вы за крик подняли, - сердито сказала она. - И опять та же компания! Все разошлись, а вам не спится? А, ну-ка, быстро по квартирам!
Они с Леной на некоторое время пересеклись взглядами. Галина Алексеевна смотрела на девушку холодно и неодобрительно.
«Нет, всё-таки Соня, наверное, ошибается, - думала Лена, быстрым шагом следуя к гостевому отсеку. - Какое испытание? Просто я очень сильно Галину Алексеевну зацепила за живое. И война теперь у нас пойдёт не на жизнь, а на смерть»
Подойдя к двери квартиры, в которую поселили Кирилла, Лена три раза тихонько постучала в неё. Дверь тут же распахнулась, и девушка мгновенно оказалась у друга в объятиях.
– Ты, что, так и простоял всё это время прямо за дверью? - прошептала она.
Кирилл, не отвечая, просто крепко её обнимал.
– Кирюш, прости меня. Пожалуйста. Мне нет оправдания, но ты всё-таки попробуй, хорошо? - умоляюще проговорила Лена.
– Подумаю, - пробурчал друг.
– Нет! Пока не скажешь, что простил, я больше рта не раскрою, - воскликнула Лена и демонстративно плотно сжала губы.
– Ну, и не надо, - улыбнулся Кирилл. - Так очень даже удобно.
Когда их длительный поцелуй, наконец, завершился, Кирилл сказал Лене:
– Родная моя, конечно, я тебя прощаю. Алёнка, я всё равно уверен, что ты неправа, но это не имеет значения. Я тебя поддержу в любом случае. Поступай по-своему. Чем мы, в конце концов, рискуем? Даже в самом худшем случае – будешь домохозяйкой. Обещаю, мою гордость это не заденет. Ты носки вязать умеешь?
Первым желанием Лены было нашарить свободной рукой что-нибудь типа пустой коробки или какого-нибудь журнала и стукнуть Кирилла по макушке. Но, похоже, события последних дней что-то изменили в её характере. Лена прижалась к любимому ещё крепче и покорно проговорила:
– Умею. Сколько хочешь, свяжу тебе носков. Но, если ты не против, можно я буду это делать всё-таки в выходные?
– Совершенно не против, - улыбнулся Кирилл.
Они проговорили до часу ночи, затем Лене пришлось покинуть гостевой отсек – так предписывалось внутренними правилами. А завтра утром Кириллу необходимо уехать не позже половины восьмого, чтобы успеть в институт.
– Кирюш, я зайду за тобой в шесть, - пообещала Лена. - Вместе позавтракаем и ещё пообщаемся, хорошо? Какой же ты всё-таки молодец, что приехал!
Уже возвращаясь к себе в квартиру, Лена прочитала сообщение от Алины: «Спасибо!!! Я этого не забуду!»
Девушка недовольно поморщилась. Она не хотела, чтобы Алина узнала о её роли в своём счастливом избавлении. Во-первых, из скромности, а во-вторых, ведь закончилось всё это для Лены плохо. Зачем заставлять коллегу чувствовать себя виноватой? Но раз уж так получилось – что делать?
Засыпая, девушка подумала:
– Всё-таки я очень счастливая! Маришка поправляется. И Кирюша со мной! Это сейчас самое главное. А из неприятностей на работе потихоньку выберусь. Обязательно!
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава восьмая.
Воскресенье.
Как и обещала ей Лена, Соня проспала вполне благополучно до пяти часов утра, но вот потом начались проблемы. Мазь «Вторая аллегро» являлась сильным быстродействующим средством, но действовала обычно не дольше семи часов. В итоге Соня проснулась от возобновившейся сильной боли, причём боль эта ощущалась во всём теле. У девушки возникло такое чувство, что она вовсе не спала, а всё это время продолжала испытывать «долгоиграющую». К тому же невыносимо захотелось в туалет, но Соня не то, что встать, а даже повернуться в кровати не могла. В этот раз всё оказалось очень серьёзно. Так воспитанницу ещё не наказывали! Девушка прекрасно понимала, что без посторонней помощи в этот раз ей никак не обойтись.
«Что же делать? - в отчаянии думала она. - Вызывать ночного воспитателя и просить судно? Боже, какой стыд! Я этого не переживу»
Соня себя знала. Если боль она ещё терпеть может, то ощущения беспомощности не выносит совершенно. Собственное жалкое состояние сильно угнетало девушку. Она по-прежнему лежала тихо и терпела, не желая привлечь внимание «ночных».
«Буду ждать Марию Александровну. Попрошу её мне помочь» - решила воспитанница.
Этот час до шести утра прошёл для неё ужасно. Соня всерьёз опасалась, что потеряет сознание от боли, либо, что ещё хуже, не выдержит и намочит постель.
Она знала, что Мария Александровна, являясь на работу, всегда сначала заходит в спальню и внимательно оглядывает всех воспитанниц, проверяя, всё ли в порядке. Только убедившись в этом, она уединяется в кабинете. К счастью, и сегодня Маша не нарушила своей традиции.
Соня с трудом приподняла голову (даже это движение отдалось дикой болью) и шёпотом позвала воспитателя.
Мария Александровна опять пришла в группу прямо из бассейна – с распущенными волосами, с изящной оранжевой спортивной сумкой через плечо. Лёгкой походкой воспитатель приблизилась к Соне и тихо проговорила:
– Доброе утро. Проблемы?
Вместо ответа Соня расплакалась, но тихо, сдерживая себя. Она помнила, что рядом ещё спят одноклассницы.
Маша поставила сумку на пол, присела на корточки прямо около Сони и быстро и настойчиво выспросила у девушки, в чём дело. Уже через две минуты она принесла Соне специальное резиновое судно и помогла им воспользоваться. Действовала Маша решительно, умело и одновременно очень осторожно, так что Соня не испытала никаких дополнительных страданий – ни физических, ни моральных. Просто была очень благодарна.
Маша лично убрала использованное судно, затем снова подошла к Соне и провела ей обработку – тоже очень осторожно. Вскоре девушке стало намного легче, и воспитатель заявила ей:
– Мне с тобой придётся сегодня утром очень плотно поработать, по специальной схеме. Поэтому собери силы, и пойдём в кабинет.
К удивлению Сони, ей удалось встать и добрести до кабинета, правда, с помощью Марии Александровны. Там воспитатель провела её за перегородку, уложила на диван, накрыла пледом и объяснила:
– Тут будет удобнее, чем на кушетке. И мягче, и морально легче, правда? Ты, наверное, эту кушетку уже видеть не можешь, а уж ложиться на неё лишний раз и совсем неприятно.
Соня кивнула и прошептала:
– Спасибо.
– Очередная процедура у нас только через 10 минут, - сообщила Маша. - А пока давай выпьем кофе.
Две чашки «эспрессо» уже стояли на столике.
«И когда успела? - удивилась Соня. - Ведь от меня не отходила!»
Боль немного стихла, но теперь девушка ощущала какое-то тупое безразличие. Вчерашнее наказание оказалось самым жестоким испытанием из всего, что Соне вообще пришлось здесь перенести. Сегодняшняя беспомощность и долгое изматывающее ожидание избавления от мучений тоже сделали своё дело. Сейчас у Сони совершенно не было сил для нового дня. Она знала, что девочки скоро уедут в театр, а ей придётся долгое время одной проваляться в кровати, испытывая бесконечные унизительные обработки, пока она сможет вернуться к обычной жизни.
Эти мысли совсем расстроили девушку. Она покорно приняла из рук Марии Александровны кофе, но, сделав два глотка, поставила чашку обратно на столик и опять расплакалась.
Маша ей не мешала, дала выплакаться вволю.
– Не переживай, - мягко сказала она, наконец. - Я знаю, что ты сейчас чувствуешь.
– Нет, - возразила Соня, глотая слёзы. - Мария Александровна, вы не можете знать. Я и сама не думала, что такое возможно. Мне не просто больно! Я и в отчаянии, и в депрессии одновременно! Всё это время я старалась, как могла! Терпела, пыталась быть стойкой, очень хотела измениться. Но теперь у меня больше нет сил. Я больше не могу! Чувствую себя совершенно опустошённой, нет никаких сил и желания дальше бороться. Зачем? Всё равно это бесполезно! Ничего хорошего меня здесь не ждёт!
– Соня, - убеждённо проговорила Маша. - У тебя временная депрессия, неизбежно появляющаяся после «долгоиграющего» наказания. Я знаю, что это такое, сама испытывала подобное. Говорю тебе точно: она скоро пройдёт. Уже к концу дня, а то и к обеду. Поверь, никакого следа от неё не останется!
Соня, всхлипывая, недоверчиво посмотрела на воспитателя.
– Сами испытывали? - переспросила она. - Мария Александровна, неужели такое применяют даже к стажёрам? Им-то это за что? Уж хотя бы своих будущих сотрудников могли бы пожалеть!
Маша улыбнулась, допила кофе, затем подошла к Соне с очередной мазью и опять провела обработку. Внезапно у неё промелькнула очень интересная мысль.
«С ума сошла?» - возмутилась она сначала, но тут же с каким-то озорством подумала:
«А почему нет? Лиза сказала мне: «О том, что с тобой произошло, должен узнать кто-нибудь из наших. Или все! Или не из наших! Всё равно» Вот тут-то она и попалась! А я возьму и поделюсь с Соней. Во-первых, это её поддержит. А во-вторых… как я всё-таки не хочу, чтобы узнали об этом мои коллеги! Не могу себя пересилить, никак»
Закончив обработку, Маша удобно устроилась рядом с воспитанницей, специально подвинув к дивану невысокий пуфик. Перегородку она задвинула ещё раньше.
– Сонь, - начала она. - Во-первых, ты невнимательно слушала Елену Сергеевну, когда она тебе всё это объясняла. Обычно никто из сотрудников «Центра», кроме директора, не знает точно, что стажёр является стажёром, а догадаться можно не всегда. Поэтому стажёр может получить всё, что угодно. Как уж ему повезёт, понимаешь?
Соня кивнула.
– А во-вторых...
Маша немного помолчала, но всё же решилась.
– Я-то как раз стажёром и не была.
В глазах Сони промелькнул интерес.
– А такое тоже бывает? - спросила она. - Вас приняли на работу без стажировки в качестве воспитанницы?
– Ага, - подтвердила Маша. - Потому что сначала я почти год пробыла самой настоящей воспитанницей. Такой же, как и ты!
– Что? - пробормотала Соня непослушными губами. Она побледнела и боялась спрашивать дальше, боялась услышать ответ.
– Соня, - серьёзно продолжала Маша. - В школе я была сильным лидером, но в десятом классе у меня произошёл конфликт с куратором. Я допустила серьёзную ошибку, не захотела её признать и вела себя очень вызывающе. Моя куратор этого терпеть не пожелала, и я оказалась в «Центре перевоспитания старшеклассниц» на полгода за нарушение должностной инструкции и субординации.
– Не может быть, - тихо проговорила Соня.
– Тем не менее, именно так всё и было, - усмехнулась Маша. - И в «Центре» я повела себя далеко не так умно, как ты. Я была обозлена, рассержена, обижена и решила держать себя так же: гордо и вызывающе. Ты догадываешься, чем это закончилось?
– Предполагаю, - кивнула Соня.
– Очень скоро я получила трое суток карцера и ещё год заключения в «Центре».
Соня вздрогнула.
– Вот-вот, - улыбнулась Маша. - С тех пор я за карцер на педсоветах никогда не голосую. Всех коллег предупредила, чтобы не обижались, что в этом ничего личного. Я вообще считаю, что карцер нужно запретить, что это слишком жестокая мера, и все об этом моём мнении знают.
А тогда, даже после карцера, я внутренне так и не смирилась, в душе оставалась гордой. Правда, «Правила» соблюдала чётко, но в пределах «Правил» вела себя очень независимо. Воспитателей не боялась, всегда смотрела им прямо в глаза, никаких «взглядов в пол» от меня никто так и не добился. Разговаривала с достоинством, без всяких умоляющих или испуганных ноток в голосе. На любые наказания шла невозмутимо, с видом «ну и подумаешь», и ни крикнуть, ни застонать, ни шелохнуться себе не позволяла. И ещё: не принимала от воспитателей никаких «подачек», как я это называла. Отказалась от всех развлечений типа кино, дополнительных посещений бассейна, внеочередных прогулок. Вернее, на прогулки мне приходилось идти, если идёт вся группа, но, если кто-то из девочек по какой-то уважительной причине в спальне оставался, то и я вместе с ними. У нас группа очень сильная была, мы постоянно призовые места занимали. Но я, как и ты, в театры и на экскурсии с девчонками не ездила, от воскресных тортов тоже категорически отказывалась. Заявляла воспитателям, что мне всё это не нужно.
– А почему? - удивилась Соня.
– Почему? - воскликнула Маша. - Даже ты не понимаешь? Правда, не понимаешь?
Она вскочила с пуфика и взволнованно заходила по комнате.
– Сейчас пойму, - быстро сказала Соня. - Простите, я сначала смотрела на всё это своими глазами, а теперь посмотрю вашими. Можете дать мне минутку?
Маша удивлённо взглянула на девушку.
– Да хоть пять, - остывая, уже обычным голосом ответила она. - Но ты, вообще-то, вовсе не обязана понимать. Это я так, прости.
«Тебе надо ещё раз всё это пережить», - вспомнила Маша слова Елизаветы. - Да, похоже Лиза была права»
Такого эмоционального всплеска Маша от себя не ожидала.
А Соня тем временем уже говорила:
– Вы, наверное, были абсолютно твёрдо убеждены, что попали в «Центр» случайно, по несправедливости, что вам там совершенно не место, а воспитатели почему-то этого не понимают. Они не понимают, что вас нельзя равнять с остальными воспитанницами, что вы не такая, у вас совершенно другая психология, вас не интересуют те мелкие радости, которыми они могут замотивировать на что-то других девочек. Раз уж судьба так жестоко с вами обошлась, то вы будете терпеть всё это гордо и стойко, но не собираетесь поступать так, как все. Вы ярко выраженная индивидуальность и намерены вести себя соответственно.
– Отлично сказано, - улыбнулась Маша.
А Соня подумала:
«Слышала бы это Елена. Интересно, а она про всё это знает? Что-то мне подсказывает, что нет»
Вслух же она предположила:
– Мария Александровна, но, как мне кажется, не у каждого воспитателя такое поведение вызвало бы одобрение.
– Вот именно, - согласилась Маша. - В «Центре» для школьниц мне ещё повезло. Моя «ответственная» отнеслась к этому спокойно. Когда я вернулась из карцера и стала себя так вести, она вызвала меня на разговор и заявила: «Я понимаю, что просто так ты сдаваться не намерена. Пожалуйста, в пределах «Правил» держись как хочешь. Если тебе так легче самоутверждаться – ради Бога». Она, в принципе, мне как раз нравилась: группу держала твёрдо, но не пыталась нас всех «под одну гребёнку подстричь», признавала право каждой на что-то своё.
А потом я сдала экзамены, прошла тесты, поступила в колледж и оказалась здесь, в этом «Центре», на первом курсе. Ответственным воспитателем у меня знаешь, кто оказался?
Соне было так интересно, что она уже забыла и про боль, и про своё угнетённое состояние.
– Из тех, кого я знаю? - спросила она.
– Ага, - кивнула Маша. - Но ты всё равно не догадаешься! Рената Львовна. Представляешь?
Она говорила с Соней легко и свободно, почти как с хорошей подругой.
– Нет, - честно призналась Соня.
– И вот тут-то я «попала» капитально, - продолжала Маша. - Ведь я и у неё в группе решила держаться точно так же, а Рената Львовна такого поведения не приемлет в принципе. У неё все должны поступать так, как она это определила, иначе нельзя. Причём...
Маша инстинктивно понизила голос.
– Она вообще-то ничего сама по себе, но от всех, особенно от новеньких, сразу требует, чтобы глаз на неё поднять не смели при разговоре, любит, когда её упрашивают, о пощаде просят, да ещё желательно на коленях. Гордых совершенно не переносит, понимаешь?
– Да, - кивнула Соня.
– Да нет, тебе трудно понять, - с досадой махнула рукой Маша. - В нашей группе всё не так. Хотя... В этом они с Ириной Викторовной схожи. А с ней-то ты как раз сталкивалась, и очень пострадала из-за своей гордости, правда?
– Да уж, - согласилась Соня.
– А теперь представь, что Ирина Викторовна была бы твоим ответственным воспитателем, и не только по вечерам бы над тобой власть имела, а всегда, весь день. И каждый день! - с жаром говорила Маша. - А ведь Ирина Викторовна хотя бы невозмутимая, она даёт понять, что недовольна, и относиться будет соответственно, но вслух об этом не заявляет. Воспитанница сама должна догадаться и изменить своё поведение. А Рената Львовна – просто огонь! Если что не по ней – будет кричать об этом открыто, при всех, возмущаться и настаивать на полном подчинении.
Маша не узнавала сама себя. Воспитательница выплёскивала свои уже довольно давние переживания на Соню – и ей становилось намного легче. Маша чувствовала, как что-то оттаивает у неё в сердце.
– Вот у нас с Ренатой Львовной и «нашла коса на камень», - вздохнула она. - Мы же пришли сюда на первый курс, все были из разных мест, но здесь – все новенькие. Она нам сразу свои требования высказала и говорит: «Для вас лучше держаться так, как я требую. Это даже не рекомендация, а приказ, понятно?»
Девчонки и не пытались перечить, даже, если кто и не был согласен. Она всех своим напором и первыми жестокими к непокорным действиями ошеломила. Одна я не поддавалась. «Правил» старалась не нарушать, но, Соня... Ты же понимаешь. Если «ответственная» захочет, то воспитанница всё равно из наказаний не вылезет. Причём, наказаний жутких.
В конце второго дня моего пребывания в группе Рената Львовна вызвала меня вечером в кабинет и заявила: «Нечего тут выпендриваться! В моей группе я этого не потерплю. Ты будешь как все, поняла?»
Соня, и я ведь её понимала. Представь, у тебя в группе все девчонки по стеночке ходят, глаз поднять не смеют, при наказаниях вопят, умоляют их смягчить и так далее. А тут одна такая гордая выискалась, которой всё нипочём, и весь авторитет тебе портит.
Я это понимаю, но всё же вежливо и почтительно ей отвечаю: «Рената Львовна, простите, я «Правила» постараюсь всеми силами не нарушать, но по-другому вести себя не смогу». А она кричит: «Какие «Правила»? Разве о «Правилах» речь? Ты прекрасно понимаешь, чего я от тебя требую!» Раскраснелась, глаза гневно сверкают, у меня от страха поджилки трясутся, но я свою линию гну: «Но я не могу. Это не мой стиль поведения. Я просто уважать себя тогда перестану!»
Она усмехнулась и говорит уже спокойно, но очень холодно: «Нет, ты всё-таки не понимаешь. Мария, у тебя ситуация патовая. Тебе остаётся только смириться и принять мои условия. Если ты будешь вести себя так, как задумала, то тогда я себя уважать перестану. Так ведь я-то воспитатель! А ты – воспитанница. Догадайся, чья в итоге возьмёт? У тебя нет выбора».
Меня отчаяние охватило, я вижу, что разговор бесполезный, но не сдаюсь: «Рената Львовна, я вас прошу, давайте найдём какой-нибудь компромисс! Может быть, вы смогли бы отдать меня в другую группу!»
– С ума сойти, - пробормотала Соня.
– Она как взвилась! - Маша, вспоминая, покачала головой. - Кричит: «Что? Ты предлагаешь мне от тебя избавиться и расписаться в своём поражении! Да со мной никогда такого не происходило! Я любую соплячку смогу на место поставить, не сомневайся. И тебя в том числе! Я тебе покажу другую группу! Смеешь так себя вести, да ещё и указывать воспитателю! Да я тебя просто уничтожу! А для начала будешь сейчас за свою наглость терпеть «долгоиграющую».
Тут же швырнула меня на кушетку, привязала и ... Ну, дальше ты сама представляешь. Поэтому я тебе так уверенно про эту депрессию и рассказывала. Только я переживала её в изоляторе.
Соня с тревогой взглянула на воспитателя.
– Обычно после «долгоиграющей» все хотя бы на сутки в изолятор попадают, а то и на двое, - объяснила Маша. - Это тебе повезло, что сегодня воскресенье. А в будний день никто бы не стал с тобой в группе возиться. Ещё с вечера, прямо после наказания в изолятор бы отправилась. Да и то Елена Сергеевна, чтобы тебя оставить, предварительно моё согласие получила, да ещё сегодняшнего воскресного воспитателя.
– Спасибо, - благодарно прошептала Соня.
Маша махнула рукой.
– Ерунда! И Инна в следующее воскресенье наверняка не откажется тебя в группе оставить. Зачем лишний срок наматывать? За каждый день изолятора по такой причине 7 дней продления срока получаешь. За четыре раза уже месяц набежит! А сколько тебе их Елена Сергеевна проводить собирается, я не знаю. Пока она это в секрете держит.
– Мария Александровна, - смущённо сказала Соня. - Елена Сергеевна мне обещала их отменить.
– Ага, - рассмеялась Маша. - Когда-нибудь! Через годик!
Но, взглянув повнимательнее на девушку, переспросила:
– И когда?
– Она сказала, что вчера было первое и последнее. А сведения об этом она подаст ...ну... новой «ответственной».
Маша в изумлении вскочила.
– Так ты всё знаешь?
Соня виновато кивнула.
– И она ещё депрессию выдаёт! - сердито закричала Маша. - Вот сейчас отправлю в изолятор, будешь знать! Да как раз у тебя-то всё хорошо теперь! Просто отлично! Елена Сергеевна из группы уходит, да ещё «долгоиграющие» тебе отменила. Что же тебе ещё надо?
– У меня уже нет никакой депрессии, - улыбнулась Соня. - Вы меня вылечили.
– Мария Александровна, а вы мне дальше расскажете? - умоляюще проговорила она. - Очень интересно! Прошу вас! Как вы с Ренатой Львовной справились?
– Кто с кем справился, - усмехнулась Маша. - Расскажу. Лежи. Пойду на воспитанниц взгляну, а потом ещё одну обработочку сделаем.
Время уже приближалось к семи, но сегодня девушки должны были встать только в восемь. К десяти к воротам будут поданы автобусы, и три группы второго отделения, в том числе и 204-ая, поедут в Оперный театр. Вчера воспитанницы 204-ой получили в кладовой верхнюю одежду – каждая свою, домашнюю. Естественно, и нарядные одеяния для театра были уже приготовлены.
Маша, конечно, и так во время разговора с Соней наблюдала за девочками по монитору. Однако ей показалось, что не всё в порядке с Наташей Леоновой. Воспитательница вышла в спальню, проследовала вдоль кроватей и подошла к Наташе. Нет, всё хорошо. Девушка спит, просто вертится во сне.
«Тоже действие обезболивания заканчивается. Конечно, после «безлимитки», перенесённой на ночь, особо спокойно спать не будешь», - сочувственно подумала Маша и вернулась в кабинет.
Соня с трудом дождалась, пока воспитатель проведёт ей очередную обработку.
– Так вот, - продолжила, наконец, Маша. - Рената Львовна заявилась ко мне в изолятор прямо с утра. Специально время выбрала такое, когда я ещё, вот как ты вначале, ни вздохнуть глубоко, ни двинуться не могла. Подошла ко мне, без всяких приветствий, сразу ухватила меня за чёлку, вот так...
Маша взяла Соню за волосы и приподняла её голову с подушки.
– Только сильнее, конечно. Очень больно было. И жёстко говорит: «Когда вернёшься в группу, будешь вести себя по-другому. Так, как я требую. Поняла?». Я, естественно, ответила: «Да». Не могла же я проигнорировать вопрос воспитателя.
«А, если плохо поняла! - тут она мне чуть клок волос не выдрала, - То тебя ожидает ад! Лучше тебе не вступать со мной в противоборство – всё равно проиграешь. Предупреждаю: только «долгоиграющие» будешь получать каждую неделю. На годы застрянешь в «Центре»! Думай». Она дёрнула мои волосы теперь вниз, и я лицом в подушку уткнулась. Поднимаю голову – а её уже в палате нет.
– Ничего себе! - ахнула Соня.
– Да, у Ренаты Львовны характер крутой, - усмехнулась Маша. - А меня такая злость тогда взяла! А злость, ты, наверное, знаешь, лучшее лекарство от депрессии. Думаю: «Не дождёшься! Ни за что не поддамся!»
– Это смело, - восхищённо протянула Соня. - Неужели вы так и поступили?
Маша немного помолчала. Она так ясно всё это вспомнила, что трудно было справиться с нахлынувшими чувствами.
– Мария Александровна, ну, пожалуйста! - не выдержала Соня. - А дальше?
– А дальше меня в палате к вечеру навестила Галина Алексеевна. Я уже смогла к тому времени встать и расчёсывала волосы перед зеркалом. Галина Алексеевна подошла ко мне вплотную, поздоровалась, о самочувствии спросила и говорит: «Что ты решила, бунтарка?». Я смотрю на неё, на глазах слёзы выступают, но отвечаю: «Простите, Галина Алексеевна, но всё останется по-прежнему». Она головой покачала и продолжает: «Маша, это неразумно. Я и тебя понимаю, но, как заведующая, в этой ситуации поддержу воспитателя. По-другому просто не может быть». Я отвечаю: «А для меня тоже по-другому быть не может». Галина Алексеевна помолчала немного и заявила: «Как хочешь. Тебе придётся трудно, и мне жаловаться будет бесполезно. Я тебя предупредила». Развернулась и вышла.
– Я бы так не смогла, - честно призналась Соня. - Такого прессинга я бы не выдержала.
– Прессинг настоящий только потом начался, - вздохнула Маша. - Рената Львовна мне устроила ад, как и обещала. Не кричала на меня больше, не угрожала, вообще со мной почти не разговаривала. Просто официально объявила меня в группе как бы «вне закона». Заявила девчонкам: «Брянцева у нас хочет быть особенной. Что же, так и будет. Не удивляйтесь».
– Она меня лишила всего, чего только можно было, - вспоминала Маша. - Практически полностью выключила из жизни группы. Ни на какие развлечения я права не имела, даже на самые простые: книги, музыку. Когда Рената Львовна о чём-нибудь с девочками беседовала (а она это любила), то меня сразу в учебную комнату отсылала. По вечерам, когда все отдыхали, я, если вдруг случайно была не «на коленях» - тоже в классе находилась.
Но это ещё что! Ежедневно я терпела 2-3 строгие порки, причём по вечерам, после ужина Рената Львовна обязательно лично мне проводила «безлимитку» по седьмому-восьмому разряду. И порола каждый раз до тех пор, пока я едва уже сознание не теряла. А несколько раз и до этого меня довела – я прямо у неё в кабинете отключалась.
– И у неё не было из-за этого неприятностей? - удивилась Соня.
– Нет, конечно. А с какой стати? Соня, если воспитатель при проведении наказания следует инструкциям – никаких неприятностей у него не будет. Нам не запрещается доводить воспитанниц до первой стадии такой «отключки». Главное – остановиться вовремя и меры принять. А меры очень простые: нюхательную соль под нос, стакан воды в лицо – и всё в порядке!
Соня побледнела.
– Я этого не знала, - растерянно произнесла она. - Но ведь даже Елена Сергеевна со мной так не поступала, хотя могла бы вполне! Она всегда очень вовремя останавливается, я думала, потому, что боится последствий.
– Не последствий она боится, - терпеливо разъяснила Маша. - Если мы в нашей группе этого не допускаем – это ещё ничего не значит! У Елены Сергеевны была цель тебя наказать, а не сломить или подчинить своей воле. Это ей не надо, понимаешь? И ей совершенно ни к чему, чтобы у тебя срок наказания продлевался. Он у тебя и так большой, даже Лена с этим согласна. А Рената Львовна хотела, чтобы я ей покорилась, и использовала для этого все возможные методы. И одним из методов был этот – довести до потери сознания и отправить потом в изолятор не меньше, чем на два дня. Она могла бы и не отправлять, это в её власти было. В первый раз, когда такое случилось – я перед ней всё-таки слабость проявила. Я в себя довольно быстро пришла, а Рената Львовна мне говорит с издёвкой:
– Что же ты такая нежная? Придётся теперь в изоляторе отдохнуть пару денёчков.
А я попыталась её упросить: «Рената Львовна, я уже хорошо себя чувствую, может быть, не надо? Пожалуйста!» А она: «Что ты? Как же я могу тебя после такого в группе оставить? Отдыхай, сил набирайся, а заодно ещё две недели тебе к сроку прибавится. Чем больше времени у меня будет для твоего воспитания – тем лучше». Соня, я за первый месяц пребывания в группе провела в изоляторе восемь дней и получила дополнительный срок 2 месяца, представляешь? Знаешь, какое чувство ужасное, когда возвращаешься в группу – а на табло уже совершенно другая дата твоего освобождения.
– Знаю, - вздохнула Соня. - Мне только два дня прибавили, тоже за изолятор, и то существенно по сердцу царапнуло.
В каждой группе на стене около стола дежурного воспитателя висело специальное табло, на котором присутствовали основные сведения по каждой воспитаннице: срок заключения, дата освобождения, оставшиеся наказания, количество штрафных баллов на сегодняшний день. Дежурные воспитатели регулярно обновляли все данные.
– «Долгоиграющие» я так и получала каждую субботу, - продолжала Маша. - Поэтому все воскресенья в изоляторе отлёживалась. Почти все вечера, как и ты, «на коленях» простаивала, часами. Но самое плохое, чем Рената Львовна меня постоянно доставала – это пощёчины. Беспрерывно, по многу раз в день, по любому поводу! Причём, она никогда не говорила, как Елизавета Вадимовна это делает: «Подойди ко мне!» Рената Львовна сама подходит и вмазывает. Вот это было ужасно!
– Но, Мария Александровна, за что? Если вы не совершали нарушений? Не просто же так? Я понимаю, порку можно сразу назначить десять, пятнадцать раз за один проступок, сколько угодно! И «коленей» хоть 50 часов за мелочь! Но для пощёчин всё же должна быть причина?
Внезапно лицо Марии Александровны резко изменилось. Она сурово посмотрела на Соню и закричала:
– Как ты на меня смотришь? Что ты себе позволяешь, нахалка?
Соня испуганно вздрогнула и пробормотала:
– Простите.
«Надо с этими сочувственными взглядами заканчивать, - промелькнуло у девушки. - Но, что это с ней?»
А Мария Александровна продолжала кричать, гневно сверкая глазами:
– Ты не имеешь права так смотреть на воспитателя! Тебе это непонятно?
– Понятно! Простите! - умоляюще воскликнула Соня. - Мария Александровна, не сердитесь, пожалуйста!
– Ну, то-то же, - уже обычным голосом сказала Маша и улыбнулась. - Испугалась? Не переживай, это я тебе демонстрировала, за что можно, например, пощёчину получить. А то ты слишком наивная.
Соня с трудом пришла с себя – так сильно она перепугалась.
– Кажется, я переборщила, - поморщилась Маша. - Ты даже побледнела. Прости, если так.
– Ничего, - слабым голосом произнесла Соня.
– За что угодно можно пощёчину влепить! - сердито говорила Маша. - Посмотрела не так, вошла не так, дверью сильно хлопнула, из класса выходишь медленно! Тысячу причин можно придумать – и ничего воспитанница поделать не сможет! Я тебе повторяю: если мы в нашей группе с вами так не поступаем – это, скорее, исключение. А Рената Львовна вовсю пощёчинами пользовалась.
Да и совсем без нарушений, Соня, тоже у меня не получалось при таком жёстком режиме.
Один раз в столовой я задумалась за ужином и машинально положила себе в карман кусочек хлеба, который не доела. Совсем маленький! Сама подумай – разве стала бы я это специально делать? Это же самоубийство! Всё равно не скроешь. А тогда ещё правила немного другие были. На ужин нас «ответственные» сами отводили и они же за нами и наблюдали. «Дежурные» в это время официальный отдых имели, все в одно время. Это сейчас нас «подменные» в течение дня на перерыв по очереди отпускают, а «ответственные», наоборот, во время вашего ужина отдыхают.
Рената Львовна, конечно, это заметила, но в столовой мне ни слова не сказала. Приходим после ужина в группу, она всех на середине выстроила и требует: «Брянцева, выворачивай карманы, быстро!». Я безропотно это выполнила, достала этот кусок хлеба и сама от ужаса оцепенела. Другие воспитанницы тоже стоят ошарашенные. Даже дежурный воспитатель, Кристина, тоже ещё молодая девчонка, сама первый год тогда работала, наша ровесница, глаза вытаращила и слегка побледнела.
Маша улыбнулась:
– Они все подумали, что Рената меня на месте прибьёт, не иначе. Ты сама знаешь, вынос еды из столовой – это серьёзный проступок, никто на такое обычно не осмеливается. А до этого я только на мелочах попадалась, и то получала на «полную катушку». Я немного пришла в себя, извинилась, объяснила, что это случайно вышло. Рената Львовна, правда, во лжи меня обвинять не стала. Говорит: «Хлеба тебе не хватает? Сама не замечаешь, как куски в карманы пихаешь! Запасы делаешь! Так вот будешь теперь целый месяц за ужином хлеб на виду у всех есть, поняла? Через день! Плюс ещё 10 «безлимиток» в твой архив» У меня сердце упало, а что поделаешь? И я в течение следующего месяца 15 «штрафных ужинов» перенесла, представляешь? Как она мне и обещала – через день.
Соня представляла.
– Но я уже к тому времени совершенно твёрдо решила, что не сдамся, буду держаться твёрдо и всё это вытерплю. Хотя никакой надежды на то, что Ренату Львовну я переиграю, у меня не было. Сама не знаю, на что надеялась. Думала только о том, чтобы переносить всё это достойно, и учиться отлично. Хорошо ещё, что память у меня превосходная, учёба мне всегда легко давалась, да и преподаватели ко мне благосклонно относились.
– Мария Александровна, а подруги в группе у вас были? - спросила Соня.
– Тогда ещё нет, - покачала головой Маша. - Рената Львовна всем девчонкам запретила иметь со мной близкие отношения. Нет, бойкот она мне не назначала, но это и не нужно было. Ей достаточно было пригрозить: «Кто осмелится с ней дружить или её поддерживать – получит такое же отношение». Девочки некоторые мне сочувствовали и в душе восхищались, но даже разговаривать со мной боялись. А большинство считало, что я дура, сама виновата, что Рената Львовна совершенно права, и я должна смириться.
– Со всех сторон она вас обложила, - вздохнула Соня. - Ну, а дежурные воспитатели?
– Дежурные? - усмехнулась Маша. - Они обе, в принципе, нормальные девчонки были. Вторая – Алевтина Максимовна, как я сейчас, в институте заочно училась. Они мне тоже втайне сочувствовали, но, конечно, Ренату Львовну поддерживали. Наказания все проводили, как положено, и вразумить меня пытались. Да и потом, Соня, что «дежурные» вообще могут сделать? От них мало что зависит.
Маша произнесла эту фразу с какой-то горечью в голосе.
– Мария Александровна, я не согласна! - твёрдо сказала Соня. - Например, мне вы с Инной Владимировной очень помогли. Хотя мне было далеко не так трудно, как вам, а всё равно без вашей поддержки я бы всё это не вынесла.
– Потому что ты ощущаешь себя виноватой и готова была принять эту моральную поддержку. А у меня - то всё было не так! Я за собой никакой вины не чувствовала, но отлично себе представляла, что никто и не решится меня поддержать. Не решится или не захочет, как Галина Алексеевна вначале.
Соня, ты же и сама понимаешь, если «ответственная» решила воспитанницу «прижать», то «дежурные» реально мало что могут сделать. Думаешь, мы с Инной не пытались за тебя хоть как-то вступиться? Уговорить Елену Сергеевну быть помягче?
– Думаю, пытались, - вздохнула Соня.
– А ведь мы все втроём – подруги! - воскликнула Маша. - Но в рабочих вопросах это ничего не значит. Лена, если что-то решила, то так и поступает. Да и другие «ответственные» так же. Дружба дружбой, но решения за ними. А мы можем только тактично что-то предложить, а настаивать не имеем права – это уже нарушение субординации. И ты ещё себе не представляешь, как можно за это поплатиться.
«Как раз представляю», - подумала Соня, вспомнив случай с Инной Владимировной.
– Кстати, мои «дежурные» всё-таки что могли, для меня сделали, - продолжала вспоминать Маша. - Соня, этот ужас вначале продолжался для меня полтора месяца, без перерывов. Вернее, перерывы были, когда я в изоляторе валялась.
Один раз, в воскресенье вечером я возвращаюсь из изолятора в группу, а Алевтина Максимовна мне сообщает: « Могу тебя немного порадовать. Рената Львовна ушла на 10 дней в отпуск, и на это время предоставила тебе «жёлтую метку». Достаёт жёлтый значок и прицепляет мне на форму. Ты знаешь, что такое «жёлтая метка»?
– Да, - сказала Соня. - Это полное освобождение от любых наказаний, предоставленное ответственным воспитателем.
– Именно, - подтвердила Маша. - Я, конечно, такого не ожидала совершенно, даже подумала вначале, что Рената Львовна решила меня пощадить, наконец. Только потом узнала, что на этом, во-первых, медики настаивали и Галина Алексеевна, а ещё это очень даже хитрый психологический ход. Представляешь, как после этакого благоденствия снова во всё это окунаться?
– Даже после одного воскресенья мне всегда трудно, - согласилась Соня.
– Я эти 10 дней великолепно прожила, - говорила Маша. - Ни одного замечания, ни одной плохой отметки! С девчонками немного сблизилась, они без Ренаты Львовны чуть-чуть осмелели. А накануне её возвращения наши «дежурные» вызвали меня в кабинет и вдвоём принялись обрабатывать. Причём, Кристина специально из дома пришла, чтобы в разговоре участвовать. Они мне заявили: «Маша, давай всё это заканчивать. Если тебе всё равно, то у нас уже выдержки не хватает на это смотреть, да ещё и в этом участвовать. А у Ренаты Львовны хватит, не сомневайся. Мы тебе поможем. Сейчас она приедет отдохнувшая, подобревшая, и мы ей скажем, что ты в душе раскаиваешься, но боишься к ней подступиться. Она сама тебя на разговор вызовет, ты извинишься и будешь жить, как она хочет. Маша, подумай о себе! Ты жизнь себе портишь! «Система» - мощная машина, и против неё не попрёшь. Тебя просто подомнут и растопчут. У тебя изначально было шесть месяцев срока, потом ещё год появился, а здесь ты ещё несколько лет получишь, если у Ренаты Львовны останешься и будешь продолжать в том же духе. У тебя такие были планы на свою молодость?»
– Молодцы! - восхитилась Соня. - Мария Александровна, а они что, такие вещи вам перед камерами говорили?
– Нет, конечно! За перегородкой! Но я их очень огорчила. Поблагодарила, но стояла на своём. Назавтра Рената Львовна приехала, весёлая, отдохнувшая. На этот раз она была в Японии. Девчонкам всем, кроме меня, небольшие подарки привезла.
– А разве это можно? - спросила Соня.
Маша удивлённо посмотрела на неё.
– Ах, да, ты ещё не знаешь. Конечно, можно, и мы всегда привозим. Только не вещи, конечно, а что-нибудь съедобное, из сладостей. Ведь никаких личных вещей вам не разрешается иметь, кроме самых необходимых. Вечером она стала нам фотографии показывать, и фильм, который там сделала. Даже меня в этот раз из спальни не выставила, разрешила остаться и смотреть. Потом всех отпустила, а меня подзывает и говорит: «Маша, я уже знаю, как ты себя вела в моё отсутствие. Ты сильная воспитанница, и можешь жить вообще без всяких проблем. Может быть, закончим эту эпопею? За твою гордость ты уже достаточно наказана. Прими мои условия, и ты не пожалеешь».
– Она сделала первый шаг! - изумлённо произнесла Соня. - Я этого не ожидала!
– Честно говорю, такое большое было искушение! - взволнованно поговорила Маша. - Но я ей говорю: «Рената Львовна, поймите меня, пожалуйста. Я не могу».
У неё выражение лица сразу изменилось, она рывком с меня значок – «жёлтую метку» сорвала и говорит, усмехаясь: «Тогда пойдём в кабинет. А то я уже 10 дней ремень в руках не держала, так можно и квалификацию потерять». И всё! Устроила мне жестокую «безлимитку», и в этот же вечер я опять оказалась в изоляторе.
Так прошло ещё две недели, я терпела всё, стиснув зубы. Но Ренате Львовне всё-таки удалось одержать надо мной существенную победу – довести до истерики. Догадываешься, как?
– Наверное, как-то психологически, - предположила Соня.
– Можно и так сказать, - согласилась Маша. - Свидание. Ты, наверное, догадалась уже, что с первым свиданием она меня «прокатила». Мы все были новенькие, а прошло ещё только две недели. Рената Львовна всем свидание разрешила, кроме меня. Вполне на законных основаниях – имела право. Тогда я это с трудом, но пережила, но следующего ожидала как... Даже сравнить ни с чем не могу!
– Понимаю, - отозвалась Соня.
– В понедельник, за шесть дней до свидания, она на отчёте нам говорит: «Девочки, можете начинать писать письма, и не тяните с этим. Не позже вечера пятницы все отдаёте нам на проверку. Потом брать уже не будем». Тут она насмешливо на меня посмотрела и сообщает: «А к тебе, Брянцева, это не относится. Можешь не беспокоиться» Я спрашиваю: «Почему, Рената Львовна?». А она отвечает: «Потому что у тебя в субботу очередная «долгоиграющая», забыла? Значит, в воскресенье будешь в изоляторе отдыхать. Какое тут может быть свидание? «Правил» не знаешь?»
А я «Правила», конечно, знаю, но знаю и то, что свиданий совсем воспитанниц лишать нельзя. Даже если она мне эти «долгоиграющие» навечно назначила, не могу же я теперь всё время без свиданий оставаться! А Рената Львовна мне разъясняет, с удовольствием так: « Есть внутренняя инструкция. В таких случаях воспитателям предписывается обеспечить воспитанницам свидания в обязательном порядке не реже, чем 1 раз в 3 месяца. А пока ещё прошло только два. Так что рассчитывать тебе не на что». У меня прямо сердце зашлось. Я так этого свидания ждала! И по родителям очень соскучилась и...
Маша немного покраснела.
– И по другу своему тоже. Они меня всё это время письмами забрасывали, а я даже ответить не могла! Ты же знаешь, Соня, письма воспитанниц из «Центра» не отсылаются, вы только на свиданиях можете их родным передать, чтобы те отправили. Так вот, я не выдержала и умоляющим голосом, чего никогда себе не позволяла, говорю: «Рената Львовна, я вас прошу, не могли бы вы это наказание провести после свидания? Вы ведь можете это сделать? Пожалуйста!» Ты бы видела, Соня, какое довольное у неё лицо сделалось. Я уже по выражению её лица поняла, что ничего мне не светит. «Могу, - отвечает. - Легко. Ну, а ты, в свою очередь, может быть, тогда согласишься жить по моим правилам?» Девчонки все прямо замерли. А я в отчаянии и уже со слезами буквально кричу: «Нет!» И слышу: «Тогда и мой ответ - нет». Тут я не выдержала: разрыдалась! Голову на руки уронила и плачу, никак успокоиться не могу. А Рената Львовна заявляет: «Вот до чего упрямство доводит. Кристина Алексеевна, займитесь, пожалуйста».
Кристина меня в кабинет увела и успокаивающими отпаивала, а я всё плачу и плачу. Она мне говорит: «Маша, заканчивай! А то сейчас ни за что, ни про что в изолятор отправишься – нервы лечить» Это на меня подействовало. Только в себя немного пришла, Рената входит и спокойно заявляет: «Вот что, Мария, пока я подала запрет на свидание в справочную. Но до субботы это ещё можно исправить. Имей в виду».
Ничего я, конечно, не стала исправлять, и встретила это «гостевое» воскресенье в изоляторе, как обычно. Лежу, к стенке отвернулась и украдкой слёзы глотаю. Вернее, это я тогда так думала, что украдкой, а им с поста всё видно. Сна – ни в одном глазу, хотя время – ещё восьми нет. Вдруг дверь открывается и входит Галина Алексеевна. Поздоровалась, села рядом со мной на кровать и спрашивает: «Что мы с тобой, Мария, будем дальше делать?» А я расстроенная, да ещё и злая очень была, ну и ответила: «Галина Алексеевна, лично я ничего изменить не могу. А вы, если тоже не можете, просто оставьте всё, как есть». Она кивает: «Могу и оставить. Тогда для тебя всё это будет продолжаться очень долго. Рената Львовна только что пришла к нам после института и намерена довести эту группу до окончания колледжа. Она никуда не денется и уступок тебе не сделает. Будешь получать небольшие передышки только, когда она в отпуске. За это время намотаешь себе дополнительно ещё лет шесть и застрянешь у нас в «рабочей» группе. Ведь в «Межвузовский Центр» тебя примут, только когда у тебя два года срока останется. Ты этого хочешь?» А я отвечаю: «Галина Алексеевна, я ничего плохого не делаю, просто хочу сохранить своё достоинство, понимаете? Я не верю, что всё будет так, как вы говорите. Да, по всему должно получиться именно так. Но я этого не заслужила и буду надеяться на лучшее. В конце концов, даже если мне никто помочь не захочет, ведь какое-то чудо может произойти, правда?»
Она внимательно на меня посмотрела и говорит: «Маша, я тоже совсем не хочу, чтобы так получилось. Признаюсь, твоё поведение меня поразило. Такая стойкость вызывает уважение. Обычная воспитанница не выдержала бы и недели такой жизни, а по тебе видно, что ты сдаваться и не собираешься. Поэтому я решила дать тебе шанс повернуть всё по-другому. Скажи, пожалуйста, ведь ты в десятом классе проходила наш тест, правда? Хотела стать воспитателем «Системы»? Я отвечаю: «Да. Но я так быстро после этого попала в «Центр», что не успела получить ответ» «А сейчас ты сама в «Центре» и познакомилась с этой работой ближе. Скажи, если бы у тебя появилась такая возможность, ты по-прежнему желала бы для себя этого?» Я говорю: «Да, Галина Алексеевна. Но разве мои желания теперь имеют значение?» А она: «Маша, ты умная девочка, ведь ты и сама уже поняла, что я завела этот разговор не просто так?»
А я, Соня, и правда, сразу это поняла. В общем, Галина Алексеевна взяла с меня расписку о неразглашении и всё об этой их системе перевода из воспитанниц в воспитатели рассказала. Затем положила передо мной листок и улыбается: «Вот результат твоего тестирования. Положительный. Если бы ты не совершила ту ошибку – уже давно бы у нас работала. А в «Центре» для школьниц ты повела себя неправильно, поэтому твою кандидатуру там серьёзно не рассматривали. Я тоже сначала в отношении тебя не имела таких намерений. Но, понаблюдав за тобой подольше, решила, что вполне можно рискнуть. А ещё... Маша, предложить тебе стать сотрудником – это единственный выход из сложившейся ситуации. Оставить тебя воспитанницей – однозначно сломать тебе жизнь. Так что, ты будешь бороться?»
У меня от волнения голос пропал, я только кивнула. А Галина Алексеевна спрашивает: «А теперь ты мне сама скажешь, что в первую очередь должна для этого сделать» Я вздохнула и отвечаю: «У меня теперь нет выбора. Я должна покориться Ренате Львовне» « И не просто покориться! - кричит она. - Ты обязана получить её полное расположение, стать у неё лучшей воспитанницей, помогать ей в работе с группой, стать её опорой, понимаешь? У меня должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Это во-первых.
А во-вторых, и для твоего характера это будет корригирующей мерой: пережить немного смирения и покорности тебе не помешает. Мне не нужны твердолобые сотрудники. Опять же, получше узнаешь, что воспитанницы в таких ситуациях чувствуют» Я отвечаю: «Галина Алексеевна, я всё сделаю. Спасибо вам. Вы меня спасаете» Она рукой махнула: «Никакой гарантии тебе не даю. Это только шанс, но он есть. Кстати, Рената Львовна ничего не знает. Всё будет по-настоящему»
А я уже была уверена, что справлюсь, ведь слишком многое поставлено на карту.
Вечером прихожу в группу, а Рената Львовна беседует с девчонками, обсуждает с ними свидание. Она меня увидела и сразу махнула рукой в сторону учебной комнаты: «Иди в класс, здесь тебе делать нечего» А я говорю очень виновато: «Рената Львовна, можно мне к вам обратиться?» Она разрешила, смотрит на меня с интересом. Я подошла к столу, упала перед ней на колени, прямо при всех, и кричу умоляюще: «Пожалуйста, простите меня за моё упрямство! Я обещаю вести себя по-другому! Дайте мне шанс! Не сердитесь на меня больше!»
– Она удивилась? - воскликнула Соня.
– Не то слово, - усмехнулась Маша. - Но сразу взяла себя в руки и спрашивает: «Ты от чистого сердца это говоришь? Или всё-таки вынужденно?» Я отвечаю: «Простите, не могу сказать, что от чистого сердца, но я очень хочу жить так, чтобы вы были мной довольны. И я все усилия для этого приложу, вот увидите!» Рената Львовна улыбнулась торжествующе: «Что же, посмотрим. А пока присаживайся».
Соня, всё пошло по-другому буквально с этой минуты. Она резко изменила ко мне отношение, как будто ничего плохого и не было. Правда, и я старалась, как могла. Всё делала, как она хочет, знаешь, как противно? Но эффект был потрясающим. Соблюдать «Правила» мне было совсем не трудно, очень скоро я вышла в абсолютные лидеры в группе, и по отделению в конце первого периода взяла третье место. Да и то потому, что начала неудачно, а то бы первое моё было. А вся наша группа второе место заняла, и уже во многом благодаря мне. Ведь с девчонками я быстро общий язык нашла и помогала им, как могла. Через месяц уже никто и не помнил, что у меня такие неприятности сначала были. И наказаний у меня вообще не было больше месяца, никаких, представляешь?
А дальше, как только итоги подвели за первый период и нас со вторым местом поздравили, Рената Львовна сломала ногу очень серьёзно и ушла на больничный надолго.
Внезапно распахнулась дверь, ведущая из коридора прямо в зону отдыха воспитателей, и на пороге появилась Елена. У Сони заколотилось сердце, а Маша очень заметно покраснела. Лена быстрым взглядом окинула девушек.
– Доброе утро. Так, Маша, а почему это ты укладываешь воспитанниц на мой любимый диван?
«Дежурная» смущённо улыбнулась.
– Лен, не придирайся. Во-первых, мы тебя сейчас не ждали.
– Конечно, не ждали, - усмехнулась Лена. - Теоретически я могла ещё спать. Но я только что проводила своего гостя и решила зайти, убедиться, что у вас всё в порядке. А во-вторых?
– Ну, я подумала... Лен, этот диван с завтрашнего дня уже не твой, правда?
Глаза Маши улыбались.
– Правда, - Лена подошла поближе и легонько щёлкнула подругу по носу. - Обязательно сыпать мне соль на раны?
– Прости, - улыбнулась Маша, взглянув на неё с теплотой и сочувствием. - Хочешь, кофе сделаю?
– Давай, - согласилась Лена.
Маша подошла к кофеварке.
– А можно я твою пациентку пока осмотрю? - поинтересовалась Лена.
Маша удивлённо протянула:
– Не передёргивай. Сегодня ещё ты «ответственная».
Лена с улыбкой кивнула, подошла к воспитаннице, аккуратно сняла с девушки плед и всё остальное.
– Очень даже неплохо, - сказала она. - К обеду будет полностью в форме.
– Можно я пойду в спальню? - робко спросила Соня. Ей было очень неловко, ведь воспитателям наверняка нужно поговорить.
– Лежи спокойно, - приказала Лена. - Ты не мешаешь. У меня всего несколько минут, выпью кофе – и уйду.
Она повернулась к Маше.
– Мы с Инной в полдевятого сдаём химию. Теорию. Татьяна Анатольевна нам заявила: «Раз уж мы все в воскресенье работаем, то я заодно и зачёт у вас приму, а то в понедельник у меня отгул». Так что я хочу ещё немного повторить.
– Перед «смертью» всё равно бесполезно, - ехидно заметила Маша. - Вовремя надо готовиться.
– Да что ты меня всё подкалываешь сегодня? - возмутилась Лена.
Маша вместо ответа протянула ей чашку кофе. Лена взяла её, уселась в кресло и спросила, кивая на Соню:
– Настроение-то у неё как?
Воспитанница покраснела.
– Уже ничего, - улыбнулась Маша.
– Вы и перегородочку закрыли, - отметила Лена. - Ты с ней заодно и психотерапию проводишь?
В глазах Маши появилось тревожное выражение.
– Лена, мы... - начала она.
– Не надо! - быстро сказала «ответственная». - Не объясняй. Ты профессионал, и знаешь, что делаешь. Тем более, я уже почти и не твой начальник.
Она быстро допила кофе и встала:
– Спасибо. Маша, мы с Инной придём в полдесятого. Пусть девчонки будут готовы, ладно? А Наталье в девять «третью-бис» наложи.
– Хорошо, - кивнула «дежурная».
Когда за Леной закрылась дверь, она с явным облегчением вздохнула. Соня смотрела на воспитателя с пониманием.
– Пронесло, - улыбнулась ей Маша. - Соня, так получилось, что обо всём этом, что я тебе рассказала, знают только Елизавета, Рената Львовна и Татьяна Анатольевна. По крайней мере, из «ответственных». Остальные воспитатели, которые тогда работали, сейчас кто где, но не на нашем отделении. А я никому не рассказывала.
– Вы всё это скрывали, держали в себе столько времени? - ахнула Соня. - И даже ваши подруги не знают? Но почему? Мария Александровна, вы так рассказывали... Я поняла, что вам до сих пор тяжело это вспоминать, вы помните всё до мелочей! Если бы вы это не скрывали, а вот так же, как мне кому-нибудь рассказали, вам было бы легче, уже давно!
- А вот посмотрю, как ты сама потом будешь поступать, - нахмурилась Маша. - Захочется ли тебе своим коллегам, пусть даже и подругам, в подобном признаваться.
– Но в этом ничего постыдного! - воскликнула Соня. - Наоборот! Вы же в итоге справились? Правда? А это гораздо труднее, наверное, чем просто проучиться в «Школе Стажёров»?
– Я думаю, что труднее в несколько раз, - согласилась воспитательница. - Особенно психологически. Ведь стажёру ничего страшного не угрожает, даже, если его на работу и не примут. А я... мы..., - поправилась она, - рискуем всем! Одна маленькая ошибка или нестыковка – и оказываешься опять воспитанницей без права на повторную попытку. А такое, между прочим, бывает. Уже живёшь в гостевом отсеке, форму воспитателя носишь, работаешь, как они! И в любой момент можешь опять в группу загреметь.
– Мария Александровна, пожалуйста, расскажите дальше! Это самое интересное! - взмолилась Соня.
Воспитатель посмотрела на часы.
– Хорошо. Успеем. Мы остановились на том, что Рената Львовна сломала ногу. Она, между прочим, имеет своих лошадей в конюшне неподалёку, и тогда ежедневно по утрам ездила на тренировки, и в соревнованиях по конному спорту участвовала. Вот на одном из соревнований ей и не повезло. А к нам «ответственной» пришла Елизавета Вадимовна. На время, как «подменная».
– Вот это да! - поразилась Соня. - Вы и у неё успели воспитанницей побыть!
– Как раз она непосредственно вначале и занималась моим обучением, - сказала Маша. - Через неделю после того, как она приняла группу, Галина Алексеевна нас вместе вызвала, объявила, что намерена обучать меня на воспитателя и спрашивает Елизавету: « На вас всё ложится, раз вы сейчас её «ответственная». Берётесь?» А та соглашается: «Конечно». Она уже, естественно, всю мою историю знала, мы с ней успели откровенно поговорить. И вот, весь следующий месяц я зубрила теорию, причём, в условиях, близких к экстремальным. Продолжала обычную жизнь воспитанницы, приходилось выкраивать минутки, никаких печатных текстов мне в руки не давали. Учила всё, прослушивая диски. Соня, тебе, может быть, кажется, что ничего сложного в нашей работе нет, но информации на самом деле – море! И надо чётко знать все нюансы. Елизавета объявила девчонкам, что готовит меня к литературному конкурсу, она же литературу тогда преподавала. Я диск выучу, тут же ей сдаю досконально, она у меня его отбирает и следующий выдаёт. Елизавета мне здорово тогда помогла: всё, что непонятно – разъясняла, ситуации разные со мной разбирала. Причём, делала это очень охотно и с воодушевлением.
Маша улыбнулась, вспоминая.
– Конечно, воспитателям за такую индивидуальную работу доплачивают, и неплохо. Но всё равно, Соня, очень много будет зависеть от того, кто будет с тобой на первом этапе работать. Елизавета искренне хотела мне помочь и спуску мне при этом никакого не давала. Сразу заявила: «Всё это не должно отвлекать тебя от основных обязанностей. Такая установка! Ты почти сотрудник. Изволь не получать замечаний и учиться отлично». Соня, я очень старалась, но один раз получила за контрольную по химии четвёрку. Почти случайно.
– Ну и что, - недоумённо спросила Соня. - Не тройку же?
– А мне было велено учиться отлично! - парировала Маша. - На отчёте Елизавета ничего не сказала, но после ужина вызвала меня в кабинет и гневно говорит: «Я тебя о чём предупреждала? Не смей расслабляться! Между прочим, сотрудницы-студентки за каждую четвёрку объясняются, а то и взыскания получают!» Я смущённо отвечаю: «Простите, это случайность. Больше не повторится» А она гремит: « Раздевайся – и на кушетку! Сейчас я тебе хорошее внушение ремнём устрою. А ещё раз себе такое позволишь – откажусь с тобой работать! И Галина Алексеевна не вступится»
Маша в волнении покачала головой.
– Сонь, а, знаешь, как не хотелось после такого перерыва порку получать! Да ещё и стыдно было ужасно перед Елизаветой: ведь она меня ещё не наказывала за всё это время, я никаких поводов не давала. Но у меня ума хватило не возникать и с ответственным воспитателем не спорить. Покорно улеглась и всё вытерпела. И больше четвёрок у меня не было.
А потом, через месяц, меня переселили в гостевую комнату, сказали, что пока на три дня, чтобы к зачёту подготовиться, по теории. Отдали мне все эти диски плюс печатных материалов целую кучу. Девчонкам было сказано, что я в изоляторе. Я сидела и всё повторяла целыми днями, старалась, ты себе не представляешь, как! Правда, из комнаты выходить я права не имела, воздухом на балконе дышала, еду мне приносили. Но всё равно – это не в группе!
– Да уж, - согласилась Соня.
– В день зачёта волновалась ужасно, - вспоминала Маша. - Меня предупредили – если не сдам, то всё – отправлюсь опять в группу, и повторной попытки не будет. И вот приходит ко мне прямо в комнату комиссия: Галина Алексеевна, директор «Центра», Елизавета Вадимовна и куратор стажёров – Ирина Сергеевна.
Соня ощутила внутренний холодок.
– Камеру специальную установили, всё под запись шло. Спрашивали очень серьёзно, досконально и долго. Но я почти сразу, когда начала отвечать, успокоилась: подвохов никаких не было, а учила я старательно, и всё непонятное мне Елизавета в своё время разъяснила, а это тоже очень важно. Наконец, они всё, что хотели, у меня выспросили и ушли. А мне было велено ожидать результатов.
– Представляю, как вы волновались, - вздохнула Соня.
– Ужасно, - подтвердила Маша. - А, самое главное, не один раз пришлось через подобное пройти. Обучение проходило в несколько этапов, с полным погружением в очередную задачу, и каждый этап мог последним оказаться.
Маша встала.
– А теперь давай ещё одну обработочку сделаем. И рассказывать я дальше не могу, не имею права на разглашение. Методики индивидуального обучения – это закрытая информация.
– Жаль, - искренне огорчилась Соня.
Маша, уже проводя Соне обработку, озорно улыбнулась.
– Скажу только, что на самом последнем этапе у меня чуть нервный срыв не случился, и Елизавете Вадимовне за это очень сильно влетело. Думаю, она до сих пор это помнит.
– А что случилось?
– Мне определили двухнедельный испытательный срок в «рабочей» группе, я замещала дежурного воспитателя на время её отпуска.
– В «рабочей»? - изумилась Соня. - Но вы-то ещё были на первом курсе! Вас отправили работать к воспитанницам, старшим по возрасту, чем вы? Там же девчонки все уже совершеннолетние! (от автора – в «рабочую» группу определялись воспитанницы, которые уже закончили колледж, но не поступили в институт, а срок заключения у них ещё не вышел. Такие девушки до окончания срока работали на сельхозпредприятии или в хозобслуге «Центра». После освобождения они направлялись для продолжения образования в средние специальные учебные заведения)
– Не просто работать, - усмехнулась Маша. - А показать свою пригодность к этой работе. Имей в виду, Соня, никто с тобой церемониться и создавать идеальные условия не будет. И практика, и испытательный срок проходят очень напряжённо! Каких только ситуаций тебе не создадут! И ты всё должна пройти с честью.
Так вот, я начала работать, и мне казалось, что всё пока удачно. Я обязана была постоянно носить включённый диктофон, за каждую минуту отчитываться. Ежедневно после каждой смены мой личный инструктор весь рабочий день со мной разбирала, на все недочёты указывала, если они были. Но у меня особых и не было. Жила я по-прежнему в той же гостевой комнате, только уже большей свободой пользовалась. Форму воспитателя носила, в столовую ходила вместе с другими сотрудниками, даже в парк могла выходить гулять.
А когда прошло 6 дней из этих двух недель, мне звонит прямо с утра, в мой выходной, Елизавета. Она по-прежнему тоже принимала участие в моём обучении, и просто так меня очень поддерживала. Мы с ней уже почти подругами за это время стали, и я видела, что Лиза всей душой за меня болеет. И вот она звонит мне и говорит: «Маша, собирай все вещи и готовься освободить комнату. Через полчаса мы с Ириной Сергеевной ( это куратор стажёров) за тобой зайдём»
У меня сердце упало. Я слабым голосом спрашиваю: «А в чём дело?»
А Елизавета помолчала немного и говорит сочувственно: «Маша, мне очень жаль, но испытательный срок ты не прошла. Не обнаружилось у тебя на практике необходимых качеств. Тебе снимают с обучения и возвращают обратно ко мне в группу. Но не переживай! Дотянешь как-нибудь до конца срока»
Соня судорожно вздохнула. А Маша продолжала:
– Я трубку отбросила, губы дрожат, пытаюсь себя уговорить, успокоиться, но не могу! Вещи собираю, а они из рук падают! Такое отчаяние охватило! Чувствовала себя даже хуже, чем под гнётом Ренаты Львовны. Эти полчаса мне вечностью показались. Наконец, я не выдержала, бросилась на кровать и разрыдалась. А тут как раз Елизавета с Ириной Сергеевной входят. Ирина Сергеевна спрашивает удивлённо: «Что случилось?» Я к ней бросилась и умоляю: «Ирина Сергеевна, пожалуйста, дайте мне ещё один шанс! Объясните, в чём мои ошибки, я исправлюсь! Я же чувствую, что могу работать!» У неё глаза на лоб полезли, а я продолжаю вопить: «Не отправляйте меня в группу, умоляю! Если мне нельзя быть воспитателем, то найдите мне другую работу, пожалуйста, любую!»
Тут у неё какое-то понимание в глазах промелькнуло, она оборачивается к Лизе и спрашивает у неё: «Твоя работа?» А Лиза так довольно кивает: «Ага. Последняя проверка на прочность. А ты, Маша, её не прошла. Надо быть более в себе уверенной!» У Ирины Сергеевны такое лицо сделалось, что Елизавета побледнела, да и я испугалась. Она Лизе буквально прошипела: «Что вы себе позволяете, коллега? Стыдитесь!» А мне говорит: «Маша, нас полностью устраивает, как ты начала работать. Твой испытательный срок закончен. Ты доработаешь в этой группе, пока не вернётся их воспитатель, а потом поступаешь в распоряжение Галины Алексеевны, она даст тебе постоянное место. Поздравляю! А сейчас ты перебираешься в свою собственную квартиру. Поэтому тебя и просили собрать вещи»
Я стою совершенно обалдевшая, не верю своему счастью, как будто камень с души свалился. А Ирина Сергеевна бросила на Лизу сердитый взгляд и продолжает: «Собственно, я просила Елизавету Вадимовну тебе об этом сообщить. Но она, видимо, решила пошутить настолько неудачно» И обращается к Лизе: «Елизавета Вадимовна, это возмутительно! Вы жестоко поступили со своей коллегой и нанесли ей психическую травму! Причём, сделали это из хулиганских побуждений!»
– Ничего ж себе обвинение, - пробормотала Соня.
– Вот и я так подумала, - согласилась Маша. - А Елизавета ещё больше побледнела и говорит очень виновато: «Прости, Маша. Пожалуйста!» Я кивнула, а Ирина Сергеевна уже на Лизу в полный голос кричит: «Извиняетесь теперь? Головой надо было думать! Да вы хоть себе представить можете, как Маша эти полчаса пережила? Что она чувствовала? Да она уже морально приготовилась сейчас опять в группу воспитанницей вернуться! Да как вы могли? Вы этого не понимали, когда на такое решились?» Елизавета отвечает: «Я думала, это испытание её в итоге укрепит! Я не хотела Маше плохого! Но я ошиблась. Простите». Ирина Сергеевна переспрашивает ледяным голосом: «Испытание? А кто дал вам право, не согласовав со мной, её куратором, устраивать Марии какие-либо испытания? Вы превысили свои полномочия, поступили недопустимо и аморально! А вы ответственный воспитатель, причём опытный сотрудник! Вам это непростительно. Очевидно, вы начинаете терять квалификацию, раз не поняли вовремя, как ваша так называемая шутка повредит Маше. Вы забыли, каково быть воспитанницей?» Лиза смогла только головой покачать. А куратор продолжает неумолимо: «А я думаю, что забыли! На каком вы сейчас курсе в институте обучаетесь?» Елизавета отвечает: «На втором». Ирина Сергеевна удовлетворённо кивнула: «Отлично! Ещё не поздно вспомнить. Ваше поведение, Елизавета Вадимовна, будет рассмотрено в ближайшее время на дисциплинарной комиссии. А моим предложением будет отправить вас за это хулиганство в «Межвузовский Центр перевоспитания» воспитанницей на три месяца, чтобы освежить ощущения. И я очень надеюсь, что это предложение поддержат и другие мои коллеги. Более того, обещаю вам: я лично позабочусь, чтобы вы получили именно эту меру взыскания»
Соня замерла от самого настоящего страха. Она отлично представляла, что почувствовала Елизавета, услышав такое. А Маша продолжала: «Лиза стоит белее снега, на ногах еле держится». Собралась с силами и отвечает: «Но, Ирина Сергеевна, я ведь и в «Межвузовском» работаю - воскресным воспитателем. А когда сюда прихожу «подменной» - там беру отпуск за свой счёт. Как же я могу туда отправиться воспитанницей? Я полностью признаю свою вину и раскаиваюсь. Пожалуйста, назначьте другую меру, я вас прошу».
Маша вздохнула:
– Я-то знаю, как Лизе было трудно в этот момент. Она ведь тоже очень гордая, ей тяжело было вымаливать для себя смягчение наказания. А Ирина Сергеевна сердито отвечает: «Я прекрасно об этом знаю. Не волнуйтесь, мы отправим вас не в ваш «Центр», а совершенно в другой регион. И ни о какой другой мере не может быть и речи. Понятно?» Лиза прошептала: «Да». А я решила, что надо что-то делать. Мне жалко её стало до слёз! Бросаюсь к Ирине Сергеевне, падаю на колени и кричу: «Пожалуйста, Ирина Сергеевна, не надо! Со мной всё в порядке, и я не в претензии. Елизавета Вадимовна не хотела мне плохого, это просто ошибка! Не сердитесь на неё, не надо применять такие меры, умоляю!» А она мне холодно говорит: «Немедленно встаньте, Мария Александровна (в первый раз меня так назвала). Вы уже наш сотрудник, и не позволяйте себе такого поведения. Вы не в претензии, зато я в претензии! И руководство Елизаветы Вадимовны будет в претензии. Она недопустимо поступила и понесёт за это ответственность». Я вскочила, в глазах слёзы, смотрю на них обеих растерянно, что делать – не знаю. А Ирина Сергеевна Лизе приказывает: «Возвращайтесь пока к своим обязанностям. Здесь я предпочту обойтись без вашей помощи. Сегодня же доложу обо всём Галине Алексеевне, и о времени разбирательства вас известят». Елизавета молча вышла. Я опять бросаюсь к Ирине Сергеевне и буквально плачу: «Прошу вас, пощадите её! Это слишком сурово! Елизавета Вадимовна столько для меня сделала, так мне помогла! Да, она ошиблась, но не надо её за это так наказывать!». А она улыбается и говорит мне: «Успокойся, Маша. Никто Лизу в воспитанницы не отправит, и вообще, ничего серьёзного ей не грозит. Но она об этом сейчас не догадывается, и хорошо! Пусть пожинает плоды своей глупости – окажется на твоём месте, хорошенько всё прочувствует». Я смотрю на неё и своим ушам не верю: «Но вы же обещали ей разбирательство, дисциплинарную комиссию». Ирина Сергеевна опять улыбается: «Вечером вместе с Галиной Алексеевной вызовем её и пропесочим, как следует. Так, чтобы надолго запомнила! А до вечера она будет думать, что я свою угрозу намерена выполнить. Мы с Лизой давно знакомы, она прекрасно знает, что я могу это устроить, стоит мне захотеть. Я была с ней убедительна, как ты считаешь?». Я пробормотала: «Ещё как! Даже у меня сердце в пятки ушло». Ирина Сергеевна довольно кивнула и строго мне говорит: «Не вздумай её предупредить. Категорически запрещаю. В данном случае, её наказанием будут моральные страдания. Сорвёшь мероприятие – тогда придётся выдать ей на полную катушку».
Я, конечно, предупредить не посмела, хотя и очень хотелось.
А вечером меня тоже вызвали на эту разборку, правда, уже в конце. Лиза сидит вся красная, куратор с Галиной Алексеевной до слёз её довели. Сами обе сердитые, на неё почти не смотрят, разговаривают безжалостно. Галина Алексеевна мне говорит: «Мария Александровна, я приношу вам извинения за поведение своей сотрудницы и хочу спросить ваше мнение по поводу мер, которые мы должны принять. Проступок совершён в отношении вас. Вы будете настаивать на строгом взыскании?» А я понимаю, что они специально меня пригласили, чтобы Лизе сделать больнее. Ведь получается, что я, её вчерашняя воспитанница, должна теперь решать её судьбу! По-моему, это очень унизительно!
Я, конечно, говорю: «Нет. Наоборот, я прошу вас её простить. Со мной всё в порядке. Не надо никаких строгих мер, пожалуйста!»
Галина Алексеевна смотрит на Лизу сердито и заявляет: «Тогда ограничимся предупреждением. Очень серьёзным. Елизавета Вадимовна, вы можете идти, и советую вам сделать выводы. Мария Александровна, вы тоже свободны»
Мы с Лизой вместе вышли. Она прямо у дверей мне руку сжала и порывисто говорит: «Спасибо тебе. Прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло. Они полностью правы». И вдруг как разревётся! В общем, мы пошли к ней в квартиру и проговорили до глубокой ночи. А через неделю Галина Алексеевна предоставила мне место «дежурной» на нашем курсе, в одной из групп. А ещё через неделю вернулась Рената Львовна, и Лиза вернулась домой. Мы с ней тогда очень тепло расстались.
Маша немного поколебалась и проговорила:
– Ты знаешь, Соня, я рассказала тебе сейчас про этот случай тоже из хулиганских побуждений. А ещё из-за моего чувства противоречия.
– Почему? - удивилась Соня.
– Об этом никто не знает, и Лиза понимает, что я никому из своих не расскажу. Если она захочет, то сама расскажет. Но, понимаешь, это ведь она вынудила меня сейчас с тобой всем этим поделиться.
– Как? - ахнула Соня.
– Ну, не именно с тобой, а вообще. Она считает, что я всё то, что со мной произошло, не должна скрывать, не должна этого стыдиться, что мне необходимо относиться к этому по-другому. Заявила мне недавно, что мне это мешает жить и работать, и что она с этим мириться больше не будет. Поставила мне ультиматум: или я сама кому-нибудь всё рассказываю и ещё раз всё это переживаю, или она расскажет об этом всем нашим. И дала мне десять дней.
– Очень даже в её духе, - улыбнулась Соня. - И я считаю, что она права.
Маша кивнула.
– Теперь я тоже так считаю. Но не могу смириться с тем, что меня к чему-то принуждают. Это у меня в характере. Она хотела, чтобы я всё рассказала? Ну, я и рассказала всё. И про этот случай тоже.
– Понимаю, - сказала Соня. - Не волнуйтесь, Мария Александровна, я этим не воспользуюсь. Всё, что вы мне рассказали, останется при мне. А можно задать вам ещё пару вопросов?
– Можно, - улыбнулась Маша.
– Когда вам дали место воспитателя на вашем курсе, что при этом сказали воспитанницам? Они ведь многие вас знали, если не все?
– Правду, - спокойно ответила Маша. - Им объяснили, что лучшим воспитанницам из числа лидеров, не совершивших нравственных преступлений, иногда предлагают отбыть своё срок, работая воспитателем. Это более эффективное и рациональное использование их потенциала, чем труд на овощебазе. А общество у нас рациональное. И пусть тебя, Соня, это не беспокоит. Как только ты начнёшь работать воспитателем, девочки очень скоро воспримут это как должное, хотя, конечно, и не забудут, что ты была воспитанницей. Да, они и новеньким могут про это рассказывать, но виду никто подать не посмеет, а тебе должно быть на это наплевать. Ты воспитатель, а они воспитанницы! Что там они думают, тебя не волнует. Ты просто будешь делать своё дело. Заранее так и настройся. Поняла?
– Да, спасибо, - ответила Соня. - И ещё вопрос. Рената Львовна знала, пока была на больничном, что вы уже обучаетесь на воспитателя? Для неё не было это неожиданностью, когда она вернулась?
Внезапно Маша рассмеялась.
– Хороший вопрос, - всё ещё смеясь, проговорила она. - Было! Да ещё какой! Они все, и Галина Алексеевна, и воспитатели, оказывается, сговорились ничего ей не рассказывать, представляешь? По правилам, она, чтобы принять группу, должна была появиться на работе накануне своего первого рабочего дня. Она приехала, пришла вечером в столовую для воспитателей, а у меня был выходной, и я тоже там в это время ужинала. Она заходит, все почти коллеги к ней бросились, здороваются, расспрашивают, и тут она натыкается взглядом на меня – в форме воспитателя и в их непосредственном окружении.
Маша прыснула.
– Соня, у неё такое было лицо! Да и сама она как будто окаменела. Девчонки её тормошат, а она взгляда с меня не сводит. Потом головой тряхнула, подсаживается ко мне, поздоровалась и иронически говорит: «Что же, это вполне логическое завершение. Поздравляю». Оборачивается к коллегам и заявляет: «Ну, а вам, девочки, я припомню. Ведь специально это сделали? Ежедневно почти меня кто-нибудь навещал – и ни слова!» Кто-то ей отвечает: «А зачем сюрприз портить?» В общем, Соня, всё хорошо у меня дальше сложилось.
– Мария Александровна.
Соня немного помолчала, не решаясь спросить о том, что её беспокоило.
– Скажите, а неужели вы на Ренату Львовну никакой обиды не держали, и сейчас не держите? Ведь она крайне жестоко и несправедливо с вами поступала. Как же вы... всё это простили? Спокойно работаете с ней бок о бок, и отношения у вас нормальные.
– Соня, - серьёзно ответила Маша. - Понимаешь, я не могу её осуждать. Рената Львовна поступала согласно своим принципам. А обвинять я могла бы не её, а, например, «Систему» в целом. В «Системе» такие порядки. Ответственный воспитатель – царь и Бог в группе, и, если он не нарушает инструкций, то шансов у воспитанницы нет, если она, как я, решила гнуть свою линию. Мне просто не повезло, что я попала к ней. За что мне на неё обижаться? Это, как обижаться на асфальтовый каток, который катит под уклон, а ты на его пути стоишь и свернуть не желаешь. Да и потом, я так была рада, что стала воспитателем! А ведь окажись я в другой группе, этого бы наверняка не произошло. Нет, с Ренатой Львовной у нас всё в порядке. А вот того, что Галина Алексеевна для меня сделала – этого я до конца жизни не забуду! Ведь она могла бы просто оставить всё, как есть. И что бы тогда со мной было, не представляю! А почему ты спросила – я понимаю. Ты не уверена, сложатся ли у тебя с Леной хорошие отношения, или, хотя бы, нейтральные. Правда?
Соня кивнула.
– Я надеюсь на это, - сказала Маша. - Но у вас всё по-другому. Ведь у нас с Ренатой Львовной в отношениях не было ничего личного. А у вас с самого начала – именно так. И, Соня, если говорить честно...мне кажется, что вы обе хороши. Не буду объяснять, ты и сама всё понимаешь. Но, скажи мне, разве ты так уж сильно на Елену обижена? Учитывая, что ты сама сотворила?
– Умом нет, - покачала головой Соня. - Но, Мария Александровна, в душе я всё равно не могу ко всему этому спокойно относиться, и мне кажется, что не сможем мы с ней вместе работать. Лена будет для меня вечным укором. А ещё: мне так стыдно будет всё время сознавать, что я терпела от неё такое отношение – боль, унижение, презрение. Сколько раз я перед ней голая на кушетке лежала! И вдруг буду с ней за одним столом сидеть на педсовете, в столовой, разговаривать с ней как ни в чём ни бывало! Как?
– Это при условии, если она сама захочет с тобой разговаривать, - сказала Маша. - Она-то ведь тоже может не захотеть тебя простить, или просто не сможет. И вот тогда – я Лену знаю, она тебе слова лишнего не скажет. Если вам придётся по работе вместе соприкасаться – она безупречно себя будет держать. А так – будет стараться тебя избегать, не обращать на тебя внимания.
Маша улыбнулась.
– Хотя, это ей будет трудно осуществить, - весело заметила она. - Инна с Елизаветой на тебя глаз положили, они явно собираются тебе всеми силами помогать и с тобой активно общаться. Да и Светлана тоже. А компания у нас очень сплочённая, вряд ли девчонки позволят Лене долго так себя вести. Что-нибудь придумают.
Так что, Соня, во-первых, давай будем надеяться на лучшее. А во-вторых – не будем опережать события. В конце концов, когда ты станешь воспитателем, тебя, возможно, это не так уж будет волновать.
А сейчас вставай потихоньку и пойдём в спальню. Мне скоро подъём объявлять. Ты вернёшься в кровать и сегодня будешь оставаться там, пока Анастасия Романовна не разрешит её покинуть. Когда мы уедем, она тобой будет заниматься. Завтрак тебе принесут в спальню, а обедать, будем надеяться, уже сама пойдёшь.
– Мария Александровна, - взволнованно сказала Соня. - Спасибо вам за всё. И за такое отношение ко мне, и за сегодняшний разговор.
– Положим, благодарить меня тебе особо не за что, - усмехнулась Маша. - Я относилась к тебе с самого начала лояльно вовсе не потому, что тебя оправдывала. Просто ты оказалась в такой же почти ситуации, как и я тогда у Ренаты Львовны, и это не могло не вызвать во мне сочувствия. А сегодня... я тебе уже призналась, что решила с тобой поговорить из-за ультиматума Лизы. И, ещё неизвестно, кто кого должен благодарить. Ты меня выслушала, выступила в роли психотерапевта, и ещё я теперь избавлена от необходимости посвящать в свою тайну подруг. Лиза это примет.
– А вы уверены? - обеспокоенно спросила Соня. - Вдруг она рассердится? Хотя, нет, что я глупости говорю. Нет. Всё будет нормально. Но она удивится.
– Переживёт! - весело ответила Маша. - Всё, Соня, идём в спальню. И, хотя ты мне это уже это и обещала, прошу тебя не посвящать во всё это воспитанниц и моих коллег.
– Зуб даю, - улыбнулась Соня.
*
Воспитанницы вернулись вечером радостные и вдохновлённые. 204-ая группа на подобном мероприятии присутствовала впервые, и девочки были потрясены его размахом. После окончания спектакля три группы, присутствовавшие на нём, разделились. Каждая на отдельном автобусе, со своими воспитателями, поехала по собственному маршруту. Воспитатели 204-ой повезли свою группу обедать в очень приличное кафе, где все воспитанницы смогли сделать заказ по своему выбору. Затем они долго гуляли в городском парке, развлекались на аттракционах, причём, воспитатели не стесняли девочек, дали им возможность расслабиться и, действительно, очень хорошо отдохнуть.
Правда, все необходимые меры безопасности были приняты. Все восемь девушек 204-ой группы с самого начала мероприятия были распределены между Еленой, Инной и Машей, и от них требовалось не удаляться от «своего» воспитателя больше, чем на 20 метров. На запястьях у воспитателей и воспитанниц имелись специально запрограммированные «браслеты». В случае нарушения какой-либо воспитанницей этого требования для неё должны были наступить очень неприятные последствия, полностью исключающие возможность дальнейшего передвижения вообще. Девушки были об этом предупреждены. Они также знали, что, если вдруг такое случится, нарушительница будет чрезвычайно строго наказана. Ей обязательно предстоит карцер, существенное продление срока, и никогда до окончания заключения ей уже не видать никаких выездов из «Центра».
Лена наблюдала таким образом за Зоей и Настей. В парке они гуляли не всей толпой, а разделились на именно эти небольшие группки. Девушки сначала смущались, поглядывали на Лену робко. Им казалось, что Елена Сергеевна должна быть расстроена отстранением от работы, и ей не до веселья. Но Лена, вопреки их ожиданиям, была очень радостной. Она водила своих подопечных по самым интересным местам парка, и даже несколько раз прокатилась вместе с ними на аттракционах. Причём, когда она взлетала на катапульте, сидя рядом с Настей, то визжала точно так же, как она. Примерно так же держали себя и Инна с Машей. После прогулки, как и обещала в воскресенье Инна Владимировна, воспитанниц отвезли в кондитерскую, где они, тоже в непринуждённой обстановке, устроившись за тремя соседними столиками, пили кофе с пирожными. Только после этого группа вернулась в «Центр», уже около восьми вечера. Тем не менее, девушкам был оставлен ужин, и ужинали они тоже вместе со своими воспитателями, за одним столом.
Соня к этому времени чувствовала себя уже вполне прилично, за ужином присоединилась к подругам и даже в этот раз сидела вместе со всеми, а не стояла у стойки. Днём для девушки явилось неожиданным сюрпризом, когда воскресный воспитатель Анастасия Романовна, заканчивая необходимые лечебные мероприятия, наложила ей «третью-бис», заметив при этом, что выполняет распоряжение Елены Сергеевны.
«Чего это она? – подумала про Елену воспитанница. – Неужели решила дополнительный бонус мне предоставить за вчерашний разговор?»
Однако обрадовалась: если это, действительно, был бонус, то весьма щедрый.
И от утренней депрессии у Сони не осталось и следа. Разговор с Марией Александровной невероятно вдохновил девушку: ведь она получила реальное подтверждение того, что и её надежды стать сотрудником всё-таки могут сбыться.
«Получилось же это у Марии Александровны, - думала Соня. - А почему у меня не получится? Конечно, она намного сильнее меня. Ведь, если бы у меня был хоть малейший шанс добиться другого отношения со стороны Елены, то я бы им воспользовалась! Да я бы сделала бы всё, что угодно, чего бы она не пожелала! И «долгоиграющие» терпеть я бы не стала, если бы могла от них избавиться. А Мария Александровна могла, но не захотела. Вот это характер и сила воли! Неудивительно, что Галина Алексеевна её отметила».
Как и предрекала Лена, на обед Соня уже вполне смогла идти самостоятельно. А потом, выполняя своё обещание, встретилась в общей гостиной с Ирой Елистратовой и Дашей Морозовой. Даша пришла в гостиную одетой. В воскресенье она точно так же, как и все воспитанницы, получала полную передышку от всех наказаний, и с этим Елизавета Вадимовна ничего не могла поделать. Однако выглядела Даша удручённой, и была сильно расстроена, так как не видела никакого выхода из создавшейся ситуации.
Соне было не так-то легко что-то посоветовать Даше. Ведь она прекрасно знала позицию Елизаветы Вадимовны, но не могла об этом проговориться. Но всё-таки у неё уже имелись некоторые мысли по этому поводу, и она изложила их девушке. И не просто изложила, а постаралась убедить Дашу, что последовать её совету – это одно из немногих, что она может сделать, чтобы хоть как-то облегчить своё положение.
Правда, после этой встречи на Соню опять накатила слабость, и остаток дня, до приезда остальных воспитанниц она провела в постели: спала или читала.
После ужина, около девяти вечера в группу пришла Юлия Кондратьевна, «подменный» ответственный воспитатель. Многие семейные сотрудницы, особенно имеющие маленьких детей, временно переходили на такой график работы: работали «вахтами», заменяя основных воспитателей во время отпусков или болезней, а остальное время проводили со своими семьями. Естественно, «подменные» ответственные точно так же брали на себя и преподавание соответствующей дисциплины и воспитанницам, и сотрудницам.
Елена Сергеевна быстро собрала всех за столом. Девочки немного оробели в присутствии сразу четырёх воспитателей и чувствовали себя неловко (Инна и Маша тоже обязаны были вместе присутствовать на процедуре передачи группы). Однако мероприятие не затянулось. Елена спокойно ещё раз проинформировала воспитанниц о своём уходе из группы на неопределённое время. Затем достала заранее приготовленный список и вслух зачитала Юлии Кондратьевне сведения по каждой воспитаннице: на что она советовала обратить внимание и какие каждой из них оставлены наказания. Наказаний было немного, самый длинный перечень наблюдался у Сони. Елена, как и обещала, кроме «долгоиграющих» ничего девушке не отменила и особо подчеркнула, что просит новую «ответственную», пока перечисленные телесные наказания не закончатся, по-прежнему применять «восьмой разряд». После этого Елена Сергеевна доброжелательно попрощалась с воспитанницами и выразила надежду, что группа, как и планировала, вскоре возьмёт первое место по отделению.
Затем воспитанницы были отправлены в класс, а Юлия Кондратьевна с дежурными воспитателями устроили в кабинете небольшое совещание.
А Лена в одиночестве отправилась к себе в квартиру, где ей предстояло практически «взаперти» провести ближайшие восемь дней.
Воскресенье.
Как и обещала ей Лена, Соня проспала вполне благополучно до пяти часов утра, но вот потом начались проблемы. Мазь «Вторая аллегро» являлась сильным быстродействующим средством, но действовала обычно не дольше семи часов. В итоге Соня проснулась от возобновившейся сильной боли, причём боль эта ощущалась во всём теле. У девушки возникло такое чувство, что она вовсе не спала, а всё это время продолжала испытывать «долгоиграющую». К тому же невыносимо захотелось в туалет, но Соня не то, что встать, а даже повернуться в кровати не могла. В этот раз всё оказалось очень серьёзно. Так воспитанницу ещё не наказывали! Девушка прекрасно понимала, что без посторонней помощи в этот раз ей никак не обойтись.
«Что же делать? - в отчаянии думала она. - Вызывать ночного воспитателя и просить судно? Боже, какой стыд! Я этого не переживу»
Соня себя знала. Если боль она ещё терпеть может, то ощущения беспомощности не выносит совершенно. Собственное жалкое состояние сильно угнетало девушку. Она по-прежнему лежала тихо и терпела, не желая привлечь внимание «ночных».
«Буду ждать Марию Александровну. Попрошу её мне помочь» - решила воспитанница.
Этот час до шести утра прошёл для неё ужасно. Соня всерьёз опасалась, что потеряет сознание от боли, либо, что ещё хуже, не выдержит и намочит постель.
Она знала, что Мария Александровна, являясь на работу, всегда сначала заходит в спальню и внимательно оглядывает всех воспитанниц, проверяя, всё ли в порядке. Только убедившись в этом, она уединяется в кабинете. К счастью, и сегодня Маша не нарушила своей традиции.
Соня с трудом приподняла голову (даже это движение отдалось дикой болью) и шёпотом позвала воспитателя.
Мария Александровна опять пришла в группу прямо из бассейна – с распущенными волосами, с изящной оранжевой спортивной сумкой через плечо. Лёгкой походкой воспитатель приблизилась к Соне и тихо проговорила:
– Доброе утро. Проблемы?
Вместо ответа Соня расплакалась, но тихо, сдерживая себя. Она помнила, что рядом ещё спят одноклассницы.
Маша поставила сумку на пол, присела на корточки прямо около Сони и быстро и настойчиво выспросила у девушки, в чём дело. Уже через две минуты она принесла Соне специальное резиновое судно и помогла им воспользоваться. Действовала Маша решительно, умело и одновременно очень осторожно, так что Соня не испытала никаких дополнительных страданий – ни физических, ни моральных. Просто была очень благодарна.
Маша лично убрала использованное судно, затем снова подошла к Соне и провела ей обработку – тоже очень осторожно. Вскоре девушке стало намного легче, и воспитатель заявила ей:
– Мне с тобой придётся сегодня утром очень плотно поработать, по специальной схеме. Поэтому собери силы, и пойдём в кабинет.
К удивлению Сони, ей удалось встать и добрести до кабинета, правда, с помощью Марии Александровны. Там воспитатель провела её за перегородку, уложила на диван, накрыла пледом и объяснила:
– Тут будет удобнее, чем на кушетке. И мягче, и морально легче, правда? Ты, наверное, эту кушетку уже видеть не можешь, а уж ложиться на неё лишний раз и совсем неприятно.
Соня кивнула и прошептала:
– Спасибо.
– Очередная процедура у нас только через 10 минут, - сообщила Маша. - А пока давай выпьем кофе.
Две чашки «эспрессо» уже стояли на столике.
«И когда успела? - удивилась Соня. - Ведь от меня не отходила!»
Боль немного стихла, но теперь девушка ощущала какое-то тупое безразличие. Вчерашнее наказание оказалось самым жестоким испытанием из всего, что Соне вообще пришлось здесь перенести. Сегодняшняя беспомощность и долгое изматывающее ожидание избавления от мучений тоже сделали своё дело. Сейчас у Сони совершенно не было сил для нового дня. Она знала, что девочки скоро уедут в театр, а ей придётся долгое время одной проваляться в кровати, испытывая бесконечные унизительные обработки, пока она сможет вернуться к обычной жизни.
Эти мысли совсем расстроили девушку. Она покорно приняла из рук Марии Александровны кофе, но, сделав два глотка, поставила чашку обратно на столик и опять расплакалась.
Маша ей не мешала, дала выплакаться вволю.
– Не переживай, - мягко сказала она, наконец. - Я знаю, что ты сейчас чувствуешь.
– Нет, - возразила Соня, глотая слёзы. - Мария Александровна, вы не можете знать. Я и сама не думала, что такое возможно. Мне не просто больно! Я и в отчаянии, и в депрессии одновременно! Всё это время я старалась, как могла! Терпела, пыталась быть стойкой, очень хотела измениться. Но теперь у меня больше нет сил. Я больше не могу! Чувствую себя совершенно опустошённой, нет никаких сил и желания дальше бороться. Зачем? Всё равно это бесполезно! Ничего хорошего меня здесь не ждёт!
– Соня, - убеждённо проговорила Маша. - У тебя временная депрессия, неизбежно появляющаяся после «долгоиграющего» наказания. Я знаю, что это такое, сама испытывала подобное. Говорю тебе точно: она скоро пройдёт. Уже к концу дня, а то и к обеду. Поверь, никакого следа от неё не останется!
Соня, всхлипывая, недоверчиво посмотрела на воспитателя.
– Сами испытывали? - переспросила она. - Мария Александровна, неужели такое применяют даже к стажёрам? Им-то это за что? Уж хотя бы своих будущих сотрудников могли бы пожалеть!
Маша улыбнулась, допила кофе, затем подошла к Соне с очередной мазью и опять провела обработку. Внезапно у неё промелькнула очень интересная мысль.
«С ума сошла?» - возмутилась она сначала, но тут же с каким-то озорством подумала:
«А почему нет? Лиза сказала мне: «О том, что с тобой произошло, должен узнать кто-нибудь из наших. Или все! Или не из наших! Всё равно» Вот тут-то она и попалась! А я возьму и поделюсь с Соней. Во-первых, это её поддержит. А во-вторых… как я всё-таки не хочу, чтобы узнали об этом мои коллеги! Не могу себя пересилить, никак»
Закончив обработку, Маша удобно устроилась рядом с воспитанницей, специально подвинув к дивану невысокий пуфик. Перегородку она задвинула ещё раньше.
– Сонь, - начала она. - Во-первых, ты невнимательно слушала Елену Сергеевну, когда она тебе всё это объясняла. Обычно никто из сотрудников «Центра», кроме директора, не знает точно, что стажёр является стажёром, а догадаться можно не всегда. Поэтому стажёр может получить всё, что угодно. Как уж ему повезёт, понимаешь?
Соня кивнула.
– А во-вторых...
Маша немного помолчала, но всё же решилась.
– Я-то как раз стажёром и не была.
В глазах Сони промелькнул интерес.
– А такое тоже бывает? - спросила она. - Вас приняли на работу без стажировки в качестве воспитанницы?
– Ага, - подтвердила Маша. - Потому что сначала я почти год пробыла самой настоящей воспитанницей. Такой же, как и ты!
– Что? - пробормотала Соня непослушными губами. Она побледнела и боялась спрашивать дальше, боялась услышать ответ.
– Соня, - серьёзно продолжала Маша. - В школе я была сильным лидером, но в десятом классе у меня произошёл конфликт с куратором. Я допустила серьёзную ошибку, не захотела её признать и вела себя очень вызывающе. Моя куратор этого терпеть не пожелала, и я оказалась в «Центре перевоспитания старшеклассниц» на полгода за нарушение должностной инструкции и субординации.
– Не может быть, - тихо проговорила Соня.
– Тем не менее, именно так всё и было, - усмехнулась Маша. - И в «Центре» я повела себя далеко не так умно, как ты. Я была обозлена, рассержена, обижена и решила держать себя так же: гордо и вызывающе. Ты догадываешься, чем это закончилось?
– Предполагаю, - кивнула Соня.
– Очень скоро я получила трое суток карцера и ещё год заключения в «Центре».
Соня вздрогнула.
– Вот-вот, - улыбнулась Маша. - С тех пор я за карцер на педсоветах никогда не голосую. Всех коллег предупредила, чтобы не обижались, что в этом ничего личного. Я вообще считаю, что карцер нужно запретить, что это слишком жестокая мера, и все об этом моём мнении знают.
А тогда, даже после карцера, я внутренне так и не смирилась, в душе оставалась гордой. Правда, «Правила» соблюдала чётко, но в пределах «Правил» вела себя очень независимо. Воспитателей не боялась, всегда смотрела им прямо в глаза, никаких «взглядов в пол» от меня никто так и не добился. Разговаривала с достоинством, без всяких умоляющих или испуганных ноток в голосе. На любые наказания шла невозмутимо, с видом «ну и подумаешь», и ни крикнуть, ни застонать, ни шелохнуться себе не позволяла. И ещё: не принимала от воспитателей никаких «подачек», как я это называла. Отказалась от всех развлечений типа кино, дополнительных посещений бассейна, внеочередных прогулок. Вернее, на прогулки мне приходилось идти, если идёт вся группа, но, если кто-то из девочек по какой-то уважительной причине в спальне оставался, то и я вместе с ними. У нас группа очень сильная была, мы постоянно призовые места занимали. Но я, как и ты, в театры и на экскурсии с девчонками не ездила, от воскресных тортов тоже категорически отказывалась. Заявляла воспитателям, что мне всё это не нужно.
– А почему? - удивилась Соня.
– Почему? - воскликнула Маша. - Даже ты не понимаешь? Правда, не понимаешь?
Она вскочила с пуфика и взволнованно заходила по комнате.
– Сейчас пойму, - быстро сказала Соня. - Простите, я сначала смотрела на всё это своими глазами, а теперь посмотрю вашими. Можете дать мне минутку?
Маша удивлённо взглянула на девушку.
– Да хоть пять, - остывая, уже обычным голосом ответила она. - Но ты, вообще-то, вовсе не обязана понимать. Это я так, прости.
«Тебе надо ещё раз всё это пережить», - вспомнила Маша слова Елизаветы. - Да, похоже Лиза была права»
Такого эмоционального всплеска Маша от себя не ожидала.
А Соня тем временем уже говорила:
– Вы, наверное, были абсолютно твёрдо убеждены, что попали в «Центр» случайно, по несправедливости, что вам там совершенно не место, а воспитатели почему-то этого не понимают. Они не понимают, что вас нельзя равнять с остальными воспитанницами, что вы не такая, у вас совершенно другая психология, вас не интересуют те мелкие радости, которыми они могут замотивировать на что-то других девочек. Раз уж судьба так жестоко с вами обошлась, то вы будете терпеть всё это гордо и стойко, но не собираетесь поступать так, как все. Вы ярко выраженная индивидуальность и намерены вести себя соответственно.
– Отлично сказано, - улыбнулась Маша.
А Соня подумала:
«Слышала бы это Елена. Интересно, а она про всё это знает? Что-то мне подсказывает, что нет»
Вслух же она предположила:
– Мария Александровна, но, как мне кажется, не у каждого воспитателя такое поведение вызвало бы одобрение.
– Вот именно, - согласилась Маша. - В «Центре» для школьниц мне ещё повезло. Моя «ответственная» отнеслась к этому спокойно. Когда я вернулась из карцера и стала себя так вести, она вызвала меня на разговор и заявила: «Я понимаю, что просто так ты сдаваться не намерена. Пожалуйста, в пределах «Правил» держись как хочешь. Если тебе так легче самоутверждаться – ради Бога». Она, в принципе, мне как раз нравилась: группу держала твёрдо, но не пыталась нас всех «под одну гребёнку подстричь», признавала право каждой на что-то своё.
А потом я сдала экзамены, прошла тесты, поступила в колледж и оказалась здесь, в этом «Центре», на первом курсе. Ответственным воспитателем у меня знаешь, кто оказался?
Соне было так интересно, что она уже забыла и про боль, и про своё угнетённое состояние.
– Из тех, кого я знаю? - спросила она.
– Ага, - кивнула Маша. - Но ты всё равно не догадаешься! Рената Львовна. Представляешь?
Она говорила с Соней легко и свободно, почти как с хорошей подругой.
– Нет, - честно призналась Соня.
– И вот тут-то я «попала» капитально, - продолжала Маша. - Ведь я и у неё в группе решила держаться точно так же, а Рената Львовна такого поведения не приемлет в принципе. У неё все должны поступать так, как она это определила, иначе нельзя. Причём...
Маша инстинктивно понизила голос.
– Она вообще-то ничего сама по себе, но от всех, особенно от новеньких, сразу требует, чтобы глаз на неё поднять не смели при разговоре, любит, когда её упрашивают, о пощаде просят, да ещё желательно на коленях. Гордых совершенно не переносит, понимаешь?
– Да, - кивнула Соня.
– Да нет, тебе трудно понять, - с досадой махнула рукой Маша. - В нашей группе всё не так. Хотя... В этом они с Ириной Викторовной схожи. А с ней-то ты как раз сталкивалась, и очень пострадала из-за своей гордости, правда?
– Да уж, - согласилась Соня.
– А теперь представь, что Ирина Викторовна была бы твоим ответственным воспитателем, и не только по вечерам бы над тобой власть имела, а всегда, весь день. И каждый день! - с жаром говорила Маша. - А ведь Ирина Викторовна хотя бы невозмутимая, она даёт понять, что недовольна, и относиться будет соответственно, но вслух об этом не заявляет. Воспитанница сама должна догадаться и изменить своё поведение. А Рената Львовна – просто огонь! Если что не по ней – будет кричать об этом открыто, при всех, возмущаться и настаивать на полном подчинении.
Маша не узнавала сама себя. Воспитательница выплёскивала свои уже довольно давние переживания на Соню – и ей становилось намного легче. Маша чувствовала, как что-то оттаивает у неё в сердце.
– Вот у нас с Ренатой Львовной и «нашла коса на камень», - вздохнула она. - Мы же пришли сюда на первый курс, все были из разных мест, но здесь – все новенькие. Она нам сразу свои требования высказала и говорит: «Для вас лучше держаться так, как я требую. Это даже не рекомендация, а приказ, понятно?»
Девчонки и не пытались перечить, даже, если кто и не был согласен. Она всех своим напором и первыми жестокими к непокорным действиями ошеломила. Одна я не поддавалась. «Правил» старалась не нарушать, но, Соня... Ты же понимаешь. Если «ответственная» захочет, то воспитанница всё равно из наказаний не вылезет. Причём, наказаний жутких.
В конце второго дня моего пребывания в группе Рената Львовна вызвала меня вечером в кабинет и заявила: «Нечего тут выпендриваться! В моей группе я этого не потерплю. Ты будешь как все, поняла?»
Соня, и я ведь её понимала. Представь, у тебя в группе все девчонки по стеночке ходят, глаз поднять не смеют, при наказаниях вопят, умоляют их смягчить и так далее. А тут одна такая гордая выискалась, которой всё нипочём, и весь авторитет тебе портит.
Я это понимаю, но всё же вежливо и почтительно ей отвечаю: «Рената Львовна, простите, я «Правила» постараюсь всеми силами не нарушать, но по-другому вести себя не смогу». А она кричит: «Какие «Правила»? Разве о «Правилах» речь? Ты прекрасно понимаешь, чего я от тебя требую!» Раскраснелась, глаза гневно сверкают, у меня от страха поджилки трясутся, но я свою линию гну: «Но я не могу. Это не мой стиль поведения. Я просто уважать себя тогда перестану!»
Она усмехнулась и говорит уже спокойно, но очень холодно: «Нет, ты всё-таки не понимаешь. Мария, у тебя ситуация патовая. Тебе остаётся только смириться и принять мои условия. Если ты будешь вести себя так, как задумала, то тогда я себя уважать перестану. Так ведь я-то воспитатель! А ты – воспитанница. Догадайся, чья в итоге возьмёт? У тебя нет выбора».
Меня отчаяние охватило, я вижу, что разговор бесполезный, но не сдаюсь: «Рената Львовна, я вас прошу, давайте найдём какой-нибудь компромисс! Может быть, вы смогли бы отдать меня в другую группу!»
– С ума сойти, - пробормотала Соня.
– Она как взвилась! - Маша, вспоминая, покачала головой. - Кричит: «Что? Ты предлагаешь мне от тебя избавиться и расписаться в своём поражении! Да со мной никогда такого не происходило! Я любую соплячку смогу на место поставить, не сомневайся. И тебя в том числе! Я тебе покажу другую группу! Смеешь так себя вести, да ещё и указывать воспитателю! Да я тебя просто уничтожу! А для начала будешь сейчас за свою наглость терпеть «долгоиграющую».
Тут же швырнула меня на кушетку, привязала и ... Ну, дальше ты сама представляешь. Поэтому я тебе так уверенно про эту депрессию и рассказывала. Только я переживала её в изоляторе.
Соня с тревогой взглянула на воспитателя.
– Обычно после «долгоиграющей» все хотя бы на сутки в изолятор попадают, а то и на двое, - объяснила Маша. - Это тебе повезло, что сегодня воскресенье. А в будний день никто бы не стал с тобой в группе возиться. Ещё с вечера, прямо после наказания в изолятор бы отправилась. Да и то Елена Сергеевна, чтобы тебя оставить, предварительно моё согласие получила, да ещё сегодняшнего воскресного воспитателя.
– Спасибо, - благодарно прошептала Соня.
Маша махнула рукой.
– Ерунда! И Инна в следующее воскресенье наверняка не откажется тебя в группе оставить. Зачем лишний срок наматывать? За каждый день изолятора по такой причине 7 дней продления срока получаешь. За четыре раза уже месяц набежит! А сколько тебе их Елена Сергеевна проводить собирается, я не знаю. Пока она это в секрете держит.
– Мария Александровна, - смущённо сказала Соня. - Елена Сергеевна мне обещала их отменить.
– Ага, - рассмеялась Маша. - Когда-нибудь! Через годик!
Но, взглянув повнимательнее на девушку, переспросила:
– И когда?
– Она сказала, что вчера было первое и последнее. А сведения об этом она подаст ...ну... новой «ответственной».
Маша в изумлении вскочила.
– Так ты всё знаешь?
Соня виновато кивнула.
– И она ещё депрессию выдаёт! - сердито закричала Маша. - Вот сейчас отправлю в изолятор, будешь знать! Да как раз у тебя-то всё хорошо теперь! Просто отлично! Елена Сергеевна из группы уходит, да ещё «долгоиграющие» тебе отменила. Что же тебе ещё надо?
– У меня уже нет никакой депрессии, - улыбнулась Соня. - Вы меня вылечили.
– Мария Александровна, а вы мне дальше расскажете? - умоляюще проговорила она. - Очень интересно! Прошу вас! Как вы с Ренатой Львовной справились?
– Кто с кем справился, - усмехнулась Маша. - Расскажу. Лежи. Пойду на воспитанниц взгляну, а потом ещё одну обработочку сделаем.
Время уже приближалось к семи, но сегодня девушки должны были встать только в восемь. К десяти к воротам будут поданы автобусы, и три группы второго отделения, в том числе и 204-ая, поедут в Оперный театр. Вчера воспитанницы 204-ой получили в кладовой верхнюю одежду – каждая свою, домашнюю. Естественно, и нарядные одеяния для театра были уже приготовлены.
Маша, конечно, и так во время разговора с Соней наблюдала за девочками по монитору. Однако ей показалось, что не всё в порядке с Наташей Леоновой. Воспитательница вышла в спальню, проследовала вдоль кроватей и подошла к Наташе. Нет, всё хорошо. Девушка спит, просто вертится во сне.
«Тоже действие обезболивания заканчивается. Конечно, после «безлимитки», перенесённой на ночь, особо спокойно спать не будешь», - сочувственно подумала Маша и вернулась в кабинет.
Соня с трудом дождалась, пока воспитатель проведёт ей очередную обработку.
– Так вот, - продолжила, наконец, Маша. - Рената Львовна заявилась ко мне в изолятор прямо с утра. Специально время выбрала такое, когда я ещё, вот как ты вначале, ни вздохнуть глубоко, ни двинуться не могла. Подошла ко мне, без всяких приветствий, сразу ухватила меня за чёлку, вот так...
Маша взяла Соню за волосы и приподняла её голову с подушки.
– Только сильнее, конечно. Очень больно было. И жёстко говорит: «Когда вернёшься в группу, будешь вести себя по-другому. Так, как я требую. Поняла?». Я, естественно, ответила: «Да». Не могла же я проигнорировать вопрос воспитателя.
«А, если плохо поняла! - тут она мне чуть клок волос не выдрала, - То тебя ожидает ад! Лучше тебе не вступать со мной в противоборство – всё равно проиграешь. Предупреждаю: только «долгоиграющие» будешь получать каждую неделю. На годы застрянешь в «Центре»! Думай». Она дёрнула мои волосы теперь вниз, и я лицом в подушку уткнулась. Поднимаю голову – а её уже в палате нет.
– Ничего себе! - ахнула Соня.
– Да, у Ренаты Львовны характер крутой, - усмехнулась Маша. - А меня такая злость тогда взяла! А злость, ты, наверное, знаешь, лучшее лекарство от депрессии. Думаю: «Не дождёшься! Ни за что не поддамся!»
– Это смело, - восхищённо протянула Соня. - Неужели вы так и поступили?
Маша немного помолчала. Она так ясно всё это вспомнила, что трудно было справиться с нахлынувшими чувствами.
– Мария Александровна, ну, пожалуйста! - не выдержала Соня. - А дальше?
– А дальше меня в палате к вечеру навестила Галина Алексеевна. Я уже смогла к тому времени встать и расчёсывала волосы перед зеркалом. Галина Алексеевна подошла ко мне вплотную, поздоровалась, о самочувствии спросила и говорит: «Что ты решила, бунтарка?». Я смотрю на неё, на глазах слёзы выступают, но отвечаю: «Простите, Галина Алексеевна, но всё останется по-прежнему». Она головой покачала и продолжает: «Маша, это неразумно. Я и тебя понимаю, но, как заведующая, в этой ситуации поддержу воспитателя. По-другому просто не может быть». Я отвечаю: «А для меня тоже по-другому быть не может». Галина Алексеевна помолчала немного и заявила: «Как хочешь. Тебе придётся трудно, и мне жаловаться будет бесполезно. Я тебя предупредила». Развернулась и вышла.
– Я бы так не смогла, - честно призналась Соня. - Такого прессинга я бы не выдержала.
– Прессинг настоящий только потом начался, - вздохнула Маша. - Рената Львовна мне устроила ад, как и обещала. Не кричала на меня больше, не угрожала, вообще со мной почти не разговаривала. Просто официально объявила меня в группе как бы «вне закона». Заявила девчонкам: «Брянцева у нас хочет быть особенной. Что же, так и будет. Не удивляйтесь».
– Она меня лишила всего, чего только можно было, - вспоминала Маша. - Практически полностью выключила из жизни группы. Ни на какие развлечения я права не имела, даже на самые простые: книги, музыку. Когда Рената Львовна о чём-нибудь с девочками беседовала (а она это любила), то меня сразу в учебную комнату отсылала. По вечерам, когда все отдыхали, я, если вдруг случайно была не «на коленях» - тоже в классе находилась.
Но это ещё что! Ежедневно я терпела 2-3 строгие порки, причём по вечерам, после ужина Рената Львовна обязательно лично мне проводила «безлимитку» по седьмому-восьмому разряду. И порола каждый раз до тех пор, пока я едва уже сознание не теряла. А несколько раз и до этого меня довела – я прямо у неё в кабинете отключалась.
– И у неё не было из-за этого неприятностей? - удивилась Соня.
– Нет, конечно. А с какой стати? Соня, если воспитатель при проведении наказания следует инструкциям – никаких неприятностей у него не будет. Нам не запрещается доводить воспитанниц до первой стадии такой «отключки». Главное – остановиться вовремя и меры принять. А меры очень простые: нюхательную соль под нос, стакан воды в лицо – и всё в порядке!
Соня побледнела.
– Я этого не знала, - растерянно произнесла она. - Но ведь даже Елена Сергеевна со мной так не поступала, хотя могла бы вполне! Она всегда очень вовремя останавливается, я думала, потому, что боится последствий.
– Не последствий она боится, - терпеливо разъяснила Маша. - Если мы в нашей группе этого не допускаем – это ещё ничего не значит! У Елены Сергеевны была цель тебя наказать, а не сломить или подчинить своей воле. Это ей не надо, понимаешь? И ей совершенно ни к чему, чтобы у тебя срок наказания продлевался. Он у тебя и так большой, даже Лена с этим согласна. А Рената Львовна хотела, чтобы я ей покорилась, и использовала для этого все возможные методы. И одним из методов был этот – довести до потери сознания и отправить потом в изолятор не меньше, чем на два дня. Она могла бы и не отправлять, это в её власти было. В первый раз, когда такое случилось – я перед ней всё-таки слабость проявила. Я в себя довольно быстро пришла, а Рената Львовна мне говорит с издёвкой:
– Что же ты такая нежная? Придётся теперь в изоляторе отдохнуть пару денёчков.
А я попыталась её упросить: «Рената Львовна, я уже хорошо себя чувствую, может быть, не надо? Пожалуйста!» А она: «Что ты? Как же я могу тебя после такого в группе оставить? Отдыхай, сил набирайся, а заодно ещё две недели тебе к сроку прибавится. Чем больше времени у меня будет для твоего воспитания – тем лучше». Соня, я за первый месяц пребывания в группе провела в изоляторе восемь дней и получила дополнительный срок 2 месяца, представляешь? Знаешь, какое чувство ужасное, когда возвращаешься в группу – а на табло уже совершенно другая дата твоего освобождения.
– Знаю, - вздохнула Соня. - Мне только два дня прибавили, тоже за изолятор, и то существенно по сердцу царапнуло.
В каждой группе на стене около стола дежурного воспитателя висело специальное табло, на котором присутствовали основные сведения по каждой воспитаннице: срок заключения, дата освобождения, оставшиеся наказания, количество штрафных баллов на сегодняшний день. Дежурные воспитатели регулярно обновляли все данные.
– «Долгоиграющие» я так и получала каждую субботу, - продолжала Маша. - Поэтому все воскресенья в изоляторе отлёживалась. Почти все вечера, как и ты, «на коленях» простаивала, часами. Но самое плохое, чем Рената Львовна меня постоянно доставала – это пощёчины. Беспрерывно, по многу раз в день, по любому поводу! Причём, она никогда не говорила, как Елизавета Вадимовна это делает: «Подойди ко мне!» Рената Львовна сама подходит и вмазывает. Вот это было ужасно!
– Но, Мария Александровна, за что? Если вы не совершали нарушений? Не просто же так? Я понимаю, порку можно сразу назначить десять, пятнадцать раз за один проступок, сколько угодно! И «коленей» хоть 50 часов за мелочь! Но для пощёчин всё же должна быть причина?
Внезапно лицо Марии Александровны резко изменилось. Она сурово посмотрела на Соню и закричала:
– Как ты на меня смотришь? Что ты себе позволяешь, нахалка?
Соня испуганно вздрогнула и пробормотала:
– Простите.
«Надо с этими сочувственными взглядами заканчивать, - промелькнуло у девушки. - Но, что это с ней?»
А Мария Александровна продолжала кричать, гневно сверкая глазами:
– Ты не имеешь права так смотреть на воспитателя! Тебе это непонятно?
– Понятно! Простите! - умоляюще воскликнула Соня. - Мария Александровна, не сердитесь, пожалуйста!
– Ну, то-то же, - уже обычным голосом сказала Маша и улыбнулась. - Испугалась? Не переживай, это я тебе демонстрировала, за что можно, например, пощёчину получить. А то ты слишком наивная.
Соня с трудом пришла с себя – так сильно она перепугалась.
– Кажется, я переборщила, - поморщилась Маша. - Ты даже побледнела. Прости, если так.
– Ничего, - слабым голосом произнесла Соня.
– За что угодно можно пощёчину влепить! - сердито говорила Маша. - Посмотрела не так, вошла не так, дверью сильно хлопнула, из класса выходишь медленно! Тысячу причин можно придумать – и ничего воспитанница поделать не сможет! Я тебе повторяю: если мы в нашей группе с вами так не поступаем – это, скорее, исключение. А Рената Львовна вовсю пощёчинами пользовалась.
Да и совсем без нарушений, Соня, тоже у меня не получалось при таком жёстком режиме.
Один раз в столовой я задумалась за ужином и машинально положила себе в карман кусочек хлеба, который не доела. Совсем маленький! Сама подумай – разве стала бы я это специально делать? Это же самоубийство! Всё равно не скроешь. А тогда ещё правила немного другие были. На ужин нас «ответственные» сами отводили и они же за нами и наблюдали. «Дежурные» в это время официальный отдых имели, все в одно время. Это сейчас нас «подменные» в течение дня на перерыв по очереди отпускают, а «ответственные», наоборот, во время вашего ужина отдыхают.
Рената Львовна, конечно, это заметила, но в столовой мне ни слова не сказала. Приходим после ужина в группу, она всех на середине выстроила и требует: «Брянцева, выворачивай карманы, быстро!». Я безропотно это выполнила, достала этот кусок хлеба и сама от ужаса оцепенела. Другие воспитанницы тоже стоят ошарашенные. Даже дежурный воспитатель, Кристина, тоже ещё молодая девчонка, сама первый год тогда работала, наша ровесница, глаза вытаращила и слегка побледнела.
Маша улыбнулась:
– Они все подумали, что Рената меня на месте прибьёт, не иначе. Ты сама знаешь, вынос еды из столовой – это серьёзный проступок, никто на такое обычно не осмеливается. А до этого я только на мелочах попадалась, и то получала на «полную катушку». Я немного пришла в себя, извинилась, объяснила, что это случайно вышло. Рената Львовна, правда, во лжи меня обвинять не стала. Говорит: «Хлеба тебе не хватает? Сама не замечаешь, как куски в карманы пихаешь! Запасы делаешь! Так вот будешь теперь целый месяц за ужином хлеб на виду у всех есть, поняла? Через день! Плюс ещё 10 «безлимиток» в твой архив» У меня сердце упало, а что поделаешь? И я в течение следующего месяца 15 «штрафных ужинов» перенесла, представляешь? Как она мне и обещала – через день.
Соня представляла.
– Но я уже к тому времени совершенно твёрдо решила, что не сдамся, буду держаться твёрдо и всё это вытерплю. Хотя никакой надежды на то, что Ренату Львовну я переиграю, у меня не было. Сама не знаю, на что надеялась. Думала только о том, чтобы переносить всё это достойно, и учиться отлично. Хорошо ещё, что память у меня превосходная, учёба мне всегда легко давалась, да и преподаватели ко мне благосклонно относились.
– Мария Александровна, а подруги в группе у вас были? - спросила Соня.
– Тогда ещё нет, - покачала головой Маша. - Рената Львовна всем девчонкам запретила иметь со мной близкие отношения. Нет, бойкот она мне не назначала, но это и не нужно было. Ей достаточно было пригрозить: «Кто осмелится с ней дружить или её поддерживать – получит такое же отношение». Девочки некоторые мне сочувствовали и в душе восхищались, но даже разговаривать со мной боялись. А большинство считало, что я дура, сама виновата, что Рената Львовна совершенно права, и я должна смириться.
– Со всех сторон она вас обложила, - вздохнула Соня. - Ну, а дежурные воспитатели?
– Дежурные? - усмехнулась Маша. - Они обе, в принципе, нормальные девчонки были. Вторая – Алевтина Максимовна, как я сейчас, в институте заочно училась. Они мне тоже втайне сочувствовали, но, конечно, Ренату Львовну поддерживали. Наказания все проводили, как положено, и вразумить меня пытались. Да и потом, Соня, что «дежурные» вообще могут сделать? От них мало что зависит.
Маша произнесла эту фразу с какой-то горечью в голосе.
– Мария Александровна, я не согласна! - твёрдо сказала Соня. - Например, мне вы с Инной Владимировной очень помогли. Хотя мне было далеко не так трудно, как вам, а всё равно без вашей поддержки я бы всё это не вынесла.
– Потому что ты ощущаешь себя виноватой и готова была принять эту моральную поддержку. А у меня - то всё было не так! Я за собой никакой вины не чувствовала, но отлично себе представляла, что никто и не решится меня поддержать. Не решится или не захочет, как Галина Алексеевна вначале.
Соня, ты же и сама понимаешь, если «ответственная» решила воспитанницу «прижать», то «дежурные» реально мало что могут сделать. Думаешь, мы с Инной не пытались за тебя хоть как-то вступиться? Уговорить Елену Сергеевну быть помягче?
– Думаю, пытались, - вздохнула Соня.
– А ведь мы все втроём – подруги! - воскликнула Маша. - Но в рабочих вопросах это ничего не значит. Лена, если что-то решила, то так и поступает. Да и другие «ответственные» так же. Дружба дружбой, но решения за ними. А мы можем только тактично что-то предложить, а настаивать не имеем права – это уже нарушение субординации. И ты ещё себе не представляешь, как можно за это поплатиться.
«Как раз представляю», - подумала Соня, вспомнив случай с Инной Владимировной.
– Кстати, мои «дежурные» всё-таки что могли, для меня сделали, - продолжала вспоминать Маша. - Соня, этот ужас вначале продолжался для меня полтора месяца, без перерывов. Вернее, перерывы были, когда я в изоляторе валялась.
Один раз, в воскресенье вечером я возвращаюсь из изолятора в группу, а Алевтина Максимовна мне сообщает: « Могу тебя немного порадовать. Рената Львовна ушла на 10 дней в отпуск, и на это время предоставила тебе «жёлтую метку». Достаёт жёлтый значок и прицепляет мне на форму. Ты знаешь, что такое «жёлтая метка»?
– Да, - сказала Соня. - Это полное освобождение от любых наказаний, предоставленное ответственным воспитателем.
– Именно, - подтвердила Маша. - Я, конечно, такого не ожидала совершенно, даже подумала вначале, что Рената Львовна решила меня пощадить, наконец. Только потом узнала, что на этом, во-первых, медики настаивали и Галина Алексеевна, а ещё это очень даже хитрый психологический ход. Представляешь, как после этакого благоденствия снова во всё это окунаться?
– Даже после одного воскресенья мне всегда трудно, - согласилась Соня.
– Я эти 10 дней великолепно прожила, - говорила Маша. - Ни одного замечания, ни одной плохой отметки! С девчонками немного сблизилась, они без Ренаты Львовны чуть-чуть осмелели. А накануне её возвращения наши «дежурные» вызвали меня в кабинет и вдвоём принялись обрабатывать. Причём, Кристина специально из дома пришла, чтобы в разговоре участвовать. Они мне заявили: «Маша, давай всё это заканчивать. Если тебе всё равно, то у нас уже выдержки не хватает на это смотреть, да ещё и в этом участвовать. А у Ренаты Львовны хватит, не сомневайся. Мы тебе поможем. Сейчас она приедет отдохнувшая, подобревшая, и мы ей скажем, что ты в душе раскаиваешься, но боишься к ней подступиться. Она сама тебя на разговор вызовет, ты извинишься и будешь жить, как она хочет. Маша, подумай о себе! Ты жизнь себе портишь! «Система» - мощная машина, и против неё не попрёшь. Тебя просто подомнут и растопчут. У тебя изначально было шесть месяцев срока, потом ещё год появился, а здесь ты ещё несколько лет получишь, если у Ренаты Львовны останешься и будешь продолжать в том же духе. У тебя такие были планы на свою молодость?»
– Молодцы! - восхитилась Соня. - Мария Александровна, а они что, такие вещи вам перед камерами говорили?
– Нет, конечно! За перегородкой! Но я их очень огорчила. Поблагодарила, но стояла на своём. Назавтра Рената Львовна приехала, весёлая, отдохнувшая. На этот раз она была в Японии. Девчонкам всем, кроме меня, небольшие подарки привезла.
– А разве это можно? - спросила Соня.
Маша удивлённо посмотрела на неё.
– Ах, да, ты ещё не знаешь. Конечно, можно, и мы всегда привозим. Только не вещи, конечно, а что-нибудь съедобное, из сладостей. Ведь никаких личных вещей вам не разрешается иметь, кроме самых необходимых. Вечером она стала нам фотографии показывать, и фильм, который там сделала. Даже меня в этот раз из спальни не выставила, разрешила остаться и смотреть. Потом всех отпустила, а меня подзывает и говорит: «Маша, я уже знаю, как ты себя вела в моё отсутствие. Ты сильная воспитанница, и можешь жить вообще без всяких проблем. Может быть, закончим эту эпопею? За твою гордость ты уже достаточно наказана. Прими мои условия, и ты не пожалеешь».
– Она сделала первый шаг! - изумлённо произнесла Соня. - Я этого не ожидала!
– Честно говорю, такое большое было искушение! - взволнованно поговорила Маша. - Но я ей говорю: «Рената Львовна, поймите меня, пожалуйста. Я не могу».
У неё выражение лица сразу изменилось, она рывком с меня значок – «жёлтую метку» сорвала и говорит, усмехаясь: «Тогда пойдём в кабинет. А то я уже 10 дней ремень в руках не держала, так можно и квалификацию потерять». И всё! Устроила мне жестокую «безлимитку», и в этот же вечер я опять оказалась в изоляторе.
Так прошло ещё две недели, я терпела всё, стиснув зубы. Но Ренате Львовне всё-таки удалось одержать надо мной существенную победу – довести до истерики. Догадываешься, как?
– Наверное, как-то психологически, - предположила Соня.
– Можно и так сказать, - согласилась Маша. - Свидание. Ты, наверное, догадалась уже, что с первым свиданием она меня «прокатила». Мы все были новенькие, а прошло ещё только две недели. Рената Львовна всем свидание разрешила, кроме меня. Вполне на законных основаниях – имела право. Тогда я это с трудом, но пережила, но следующего ожидала как... Даже сравнить ни с чем не могу!
– Понимаю, - отозвалась Соня.
– В понедельник, за шесть дней до свидания, она на отчёте нам говорит: «Девочки, можете начинать писать письма, и не тяните с этим. Не позже вечера пятницы все отдаёте нам на проверку. Потом брать уже не будем». Тут она насмешливо на меня посмотрела и сообщает: «А к тебе, Брянцева, это не относится. Можешь не беспокоиться» Я спрашиваю: «Почему, Рената Львовна?». А она отвечает: «Потому что у тебя в субботу очередная «долгоиграющая», забыла? Значит, в воскресенье будешь в изоляторе отдыхать. Какое тут может быть свидание? «Правил» не знаешь?»
А я «Правила», конечно, знаю, но знаю и то, что свиданий совсем воспитанниц лишать нельзя. Даже если она мне эти «долгоиграющие» навечно назначила, не могу же я теперь всё время без свиданий оставаться! А Рената Львовна мне разъясняет, с удовольствием так: « Есть внутренняя инструкция. В таких случаях воспитателям предписывается обеспечить воспитанницам свидания в обязательном порядке не реже, чем 1 раз в 3 месяца. А пока ещё прошло только два. Так что рассчитывать тебе не на что». У меня прямо сердце зашлось. Я так этого свидания ждала! И по родителям очень соскучилась и...
Маша немного покраснела.
– И по другу своему тоже. Они меня всё это время письмами забрасывали, а я даже ответить не могла! Ты же знаешь, Соня, письма воспитанниц из «Центра» не отсылаются, вы только на свиданиях можете их родным передать, чтобы те отправили. Так вот, я не выдержала и умоляющим голосом, чего никогда себе не позволяла, говорю: «Рената Львовна, я вас прошу, не могли бы вы это наказание провести после свидания? Вы ведь можете это сделать? Пожалуйста!» Ты бы видела, Соня, какое довольное у неё лицо сделалось. Я уже по выражению её лица поняла, что ничего мне не светит. «Могу, - отвечает. - Легко. Ну, а ты, в свою очередь, может быть, тогда согласишься жить по моим правилам?» Девчонки все прямо замерли. А я в отчаянии и уже со слезами буквально кричу: «Нет!» И слышу: «Тогда и мой ответ - нет». Тут я не выдержала: разрыдалась! Голову на руки уронила и плачу, никак успокоиться не могу. А Рената Львовна заявляет: «Вот до чего упрямство доводит. Кристина Алексеевна, займитесь, пожалуйста».
Кристина меня в кабинет увела и успокаивающими отпаивала, а я всё плачу и плачу. Она мне говорит: «Маша, заканчивай! А то сейчас ни за что, ни про что в изолятор отправишься – нервы лечить» Это на меня подействовало. Только в себя немного пришла, Рената входит и спокойно заявляет: «Вот что, Мария, пока я подала запрет на свидание в справочную. Но до субботы это ещё можно исправить. Имей в виду».
Ничего я, конечно, не стала исправлять, и встретила это «гостевое» воскресенье в изоляторе, как обычно. Лежу, к стенке отвернулась и украдкой слёзы глотаю. Вернее, это я тогда так думала, что украдкой, а им с поста всё видно. Сна – ни в одном глазу, хотя время – ещё восьми нет. Вдруг дверь открывается и входит Галина Алексеевна. Поздоровалась, села рядом со мной на кровать и спрашивает: «Что мы с тобой, Мария, будем дальше делать?» А я расстроенная, да ещё и злая очень была, ну и ответила: «Галина Алексеевна, лично я ничего изменить не могу. А вы, если тоже не можете, просто оставьте всё, как есть». Она кивает: «Могу и оставить. Тогда для тебя всё это будет продолжаться очень долго. Рената Львовна только что пришла к нам после института и намерена довести эту группу до окончания колледжа. Она никуда не денется и уступок тебе не сделает. Будешь получать небольшие передышки только, когда она в отпуске. За это время намотаешь себе дополнительно ещё лет шесть и застрянешь у нас в «рабочей» группе. Ведь в «Межвузовский Центр» тебя примут, только когда у тебя два года срока останется. Ты этого хочешь?» А я отвечаю: «Галина Алексеевна, я ничего плохого не делаю, просто хочу сохранить своё достоинство, понимаете? Я не верю, что всё будет так, как вы говорите. Да, по всему должно получиться именно так. Но я этого не заслужила и буду надеяться на лучшее. В конце концов, даже если мне никто помочь не захочет, ведь какое-то чудо может произойти, правда?»
Она внимательно на меня посмотрела и говорит: «Маша, я тоже совсем не хочу, чтобы так получилось. Признаюсь, твоё поведение меня поразило. Такая стойкость вызывает уважение. Обычная воспитанница не выдержала бы и недели такой жизни, а по тебе видно, что ты сдаваться и не собираешься. Поэтому я решила дать тебе шанс повернуть всё по-другому. Скажи, пожалуйста, ведь ты в десятом классе проходила наш тест, правда? Хотела стать воспитателем «Системы»? Я отвечаю: «Да. Но я так быстро после этого попала в «Центр», что не успела получить ответ» «А сейчас ты сама в «Центре» и познакомилась с этой работой ближе. Скажи, если бы у тебя появилась такая возможность, ты по-прежнему желала бы для себя этого?» Я говорю: «Да, Галина Алексеевна. Но разве мои желания теперь имеют значение?» А она: «Маша, ты умная девочка, ведь ты и сама уже поняла, что я завела этот разговор не просто так?»
А я, Соня, и правда, сразу это поняла. В общем, Галина Алексеевна взяла с меня расписку о неразглашении и всё об этой их системе перевода из воспитанниц в воспитатели рассказала. Затем положила передо мной листок и улыбается: «Вот результат твоего тестирования. Положительный. Если бы ты не совершила ту ошибку – уже давно бы у нас работала. А в «Центре» для школьниц ты повела себя неправильно, поэтому твою кандидатуру там серьёзно не рассматривали. Я тоже сначала в отношении тебя не имела таких намерений. Но, понаблюдав за тобой подольше, решила, что вполне можно рискнуть. А ещё... Маша, предложить тебе стать сотрудником – это единственный выход из сложившейся ситуации. Оставить тебя воспитанницей – однозначно сломать тебе жизнь. Так что, ты будешь бороться?»
У меня от волнения голос пропал, я только кивнула. А Галина Алексеевна спрашивает: «А теперь ты мне сама скажешь, что в первую очередь должна для этого сделать» Я вздохнула и отвечаю: «У меня теперь нет выбора. Я должна покориться Ренате Львовне» « И не просто покориться! - кричит она. - Ты обязана получить её полное расположение, стать у неё лучшей воспитанницей, помогать ей в работе с группой, стать её опорой, понимаешь? У меня должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Это во-первых.
А во-вторых, и для твоего характера это будет корригирующей мерой: пережить немного смирения и покорности тебе не помешает. Мне не нужны твердолобые сотрудники. Опять же, получше узнаешь, что воспитанницы в таких ситуациях чувствуют» Я отвечаю: «Галина Алексеевна, я всё сделаю. Спасибо вам. Вы меня спасаете» Она рукой махнула: «Никакой гарантии тебе не даю. Это только шанс, но он есть. Кстати, Рената Львовна ничего не знает. Всё будет по-настоящему»
А я уже была уверена, что справлюсь, ведь слишком многое поставлено на карту.
Вечером прихожу в группу, а Рената Львовна беседует с девчонками, обсуждает с ними свидание. Она меня увидела и сразу махнула рукой в сторону учебной комнаты: «Иди в класс, здесь тебе делать нечего» А я говорю очень виновато: «Рената Львовна, можно мне к вам обратиться?» Она разрешила, смотрит на меня с интересом. Я подошла к столу, упала перед ней на колени, прямо при всех, и кричу умоляюще: «Пожалуйста, простите меня за моё упрямство! Я обещаю вести себя по-другому! Дайте мне шанс! Не сердитесь на меня больше!»
– Она удивилась? - воскликнула Соня.
– Не то слово, - усмехнулась Маша. - Но сразу взяла себя в руки и спрашивает: «Ты от чистого сердца это говоришь? Или всё-таки вынужденно?» Я отвечаю: «Простите, не могу сказать, что от чистого сердца, но я очень хочу жить так, чтобы вы были мной довольны. И я все усилия для этого приложу, вот увидите!» Рената Львовна улыбнулась торжествующе: «Что же, посмотрим. А пока присаживайся».
Соня, всё пошло по-другому буквально с этой минуты. Она резко изменила ко мне отношение, как будто ничего плохого и не было. Правда, и я старалась, как могла. Всё делала, как она хочет, знаешь, как противно? Но эффект был потрясающим. Соблюдать «Правила» мне было совсем не трудно, очень скоро я вышла в абсолютные лидеры в группе, и по отделению в конце первого периода взяла третье место. Да и то потому, что начала неудачно, а то бы первое моё было. А вся наша группа второе место заняла, и уже во многом благодаря мне. Ведь с девчонками я быстро общий язык нашла и помогала им, как могла. Через месяц уже никто и не помнил, что у меня такие неприятности сначала были. И наказаний у меня вообще не было больше месяца, никаких, представляешь?
А дальше, как только итоги подвели за первый период и нас со вторым местом поздравили, Рената Львовна сломала ногу очень серьёзно и ушла на больничный надолго.
Внезапно распахнулась дверь, ведущая из коридора прямо в зону отдыха воспитателей, и на пороге появилась Елена. У Сони заколотилось сердце, а Маша очень заметно покраснела. Лена быстрым взглядом окинула девушек.
– Доброе утро. Так, Маша, а почему это ты укладываешь воспитанниц на мой любимый диван?
«Дежурная» смущённо улыбнулась.
– Лен, не придирайся. Во-первых, мы тебя сейчас не ждали.
– Конечно, не ждали, - усмехнулась Лена. - Теоретически я могла ещё спать. Но я только что проводила своего гостя и решила зайти, убедиться, что у вас всё в порядке. А во-вторых?
– Ну, я подумала... Лен, этот диван с завтрашнего дня уже не твой, правда?
Глаза Маши улыбались.
– Правда, - Лена подошла поближе и легонько щёлкнула подругу по носу. - Обязательно сыпать мне соль на раны?
– Прости, - улыбнулась Маша, взглянув на неё с теплотой и сочувствием. - Хочешь, кофе сделаю?
– Давай, - согласилась Лена.
Маша подошла к кофеварке.
– А можно я твою пациентку пока осмотрю? - поинтересовалась Лена.
Маша удивлённо протянула:
– Не передёргивай. Сегодня ещё ты «ответственная».
Лена с улыбкой кивнула, подошла к воспитаннице, аккуратно сняла с девушки плед и всё остальное.
– Очень даже неплохо, - сказала она. - К обеду будет полностью в форме.
– Можно я пойду в спальню? - робко спросила Соня. Ей было очень неловко, ведь воспитателям наверняка нужно поговорить.
– Лежи спокойно, - приказала Лена. - Ты не мешаешь. У меня всего несколько минут, выпью кофе – и уйду.
Она повернулась к Маше.
– Мы с Инной в полдевятого сдаём химию. Теорию. Татьяна Анатольевна нам заявила: «Раз уж мы все в воскресенье работаем, то я заодно и зачёт у вас приму, а то в понедельник у меня отгул». Так что я хочу ещё немного повторить.
– Перед «смертью» всё равно бесполезно, - ехидно заметила Маша. - Вовремя надо готовиться.
– Да что ты меня всё подкалываешь сегодня? - возмутилась Лена.
Маша вместо ответа протянула ей чашку кофе. Лена взяла её, уселась в кресло и спросила, кивая на Соню:
– Настроение-то у неё как?
Воспитанница покраснела.
– Уже ничего, - улыбнулась Маша.
– Вы и перегородочку закрыли, - отметила Лена. - Ты с ней заодно и психотерапию проводишь?
В глазах Маши появилось тревожное выражение.
– Лена, мы... - начала она.
– Не надо! - быстро сказала «ответственная». - Не объясняй. Ты профессионал, и знаешь, что делаешь. Тем более, я уже почти и не твой начальник.
Она быстро допила кофе и встала:
– Спасибо. Маша, мы с Инной придём в полдесятого. Пусть девчонки будут готовы, ладно? А Наталье в девять «третью-бис» наложи.
– Хорошо, - кивнула «дежурная».
Когда за Леной закрылась дверь, она с явным облегчением вздохнула. Соня смотрела на воспитателя с пониманием.
– Пронесло, - улыбнулась ей Маша. - Соня, так получилось, что обо всём этом, что я тебе рассказала, знают только Елизавета, Рената Львовна и Татьяна Анатольевна. По крайней мере, из «ответственных». Остальные воспитатели, которые тогда работали, сейчас кто где, но не на нашем отделении. А я никому не рассказывала.
– Вы всё это скрывали, держали в себе столько времени? - ахнула Соня. - И даже ваши подруги не знают? Но почему? Мария Александровна, вы так рассказывали... Я поняла, что вам до сих пор тяжело это вспоминать, вы помните всё до мелочей! Если бы вы это не скрывали, а вот так же, как мне кому-нибудь рассказали, вам было бы легче, уже давно!
- А вот посмотрю, как ты сама потом будешь поступать, - нахмурилась Маша. - Захочется ли тебе своим коллегам, пусть даже и подругам, в подобном признаваться.
– Но в этом ничего постыдного! - воскликнула Соня. - Наоборот! Вы же в итоге справились? Правда? А это гораздо труднее, наверное, чем просто проучиться в «Школе Стажёров»?
– Я думаю, что труднее в несколько раз, - согласилась воспитательница. - Особенно психологически. Ведь стажёру ничего страшного не угрожает, даже, если его на работу и не примут. А я... мы..., - поправилась она, - рискуем всем! Одна маленькая ошибка или нестыковка – и оказываешься опять воспитанницей без права на повторную попытку. А такое, между прочим, бывает. Уже живёшь в гостевом отсеке, форму воспитателя носишь, работаешь, как они! И в любой момент можешь опять в группу загреметь.
– Мария Александровна, пожалуйста, расскажите дальше! Это самое интересное! - взмолилась Соня.
Воспитатель посмотрела на часы.
– Хорошо. Успеем. Мы остановились на том, что Рената Львовна сломала ногу. Она, между прочим, имеет своих лошадей в конюшне неподалёку, и тогда ежедневно по утрам ездила на тренировки, и в соревнованиях по конному спорту участвовала. Вот на одном из соревнований ей и не повезло. А к нам «ответственной» пришла Елизавета Вадимовна. На время, как «подменная».
– Вот это да! - поразилась Соня. - Вы и у неё успели воспитанницей побыть!
– Как раз она непосредственно вначале и занималась моим обучением, - сказала Маша. - Через неделю после того, как она приняла группу, Галина Алексеевна нас вместе вызвала, объявила, что намерена обучать меня на воспитателя и спрашивает Елизавету: « На вас всё ложится, раз вы сейчас её «ответственная». Берётесь?» А та соглашается: «Конечно». Она уже, естественно, всю мою историю знала, мы с ней успели откровенно поговорить. И вот, весь следующий месяц я зубрила теорию, причём, в условиях, близких к экстремальным. Продолжала обычную жизнь воспитанницы, приходилось выкраивать минутки, никаких печатных текстов мне в руки не давали. Учила всё, прослушивая диски. Соня, тебе, может быть, кажется, что ничего сложного в нашей работе нет, но информации на самом деле – море! И надо чётко знать все нюансы. Елизавета объявила девчонкам, что готовит меня к литературному конкурсу, она же литературу тогда преподавала. Я диск выучу, тут же ей сдаю досконально, она у меня его отбирает и следующий выдаёт. Елизавета мне здорово тогда помогла: всё, что непонятно – разъясняла, ситуации разные со мной разбирала. Причём, делала это очень охотно и с воодушевлением.
Маша улыбнулась, вспоминая.
– Конечно, воспитателям за такую индивидуальную работу доплачивают, и неплохо. Но всё равно, Соня, очень много будет зависеть от того, кто будет с тобой на первом этапе работать. Елизавета искренне хотела мне помочь и спуску мне при этом никакого не давала. Сразу заявила: «Всё это не должно отвлекать тебя от основных обязанностей. Такая установка! Ты почти сотрудник. Изволь не получать замечаний и учиться отлично». Соня, я очень старалась, но один раз получила за контрольную по химии четвёрку. Почти случайно.
– Ну и что, - недоумённо спросила Соня. - Не тройку же?
– А мне было велено учиться отлично! - парировала Маша. - На отчёте Елизавета ничего не сказала, но после ужина вызвала меня в кабинет и гневно говорит: «Я тебя о чём предупреждала? Не смей расслабляться! Между прочим, сотрудницы-студентки за каждую четвёрку объясняются, а то и взыскания получают!» Я смущённо отвечаю: «Простите, это случайность. Больше не повторится» А она гремит: « Раздевайся – и на кушетку! Сейчас я тебе хорошее внушение ремнём устрою. А ещё раз себе такое позволишь – откажусь с тобой работать! И Галина Алексеевна не вступится»
Маша в волнении покачала головой.
– Сонь, а, знаешь, как не хотелось после такого перерыва порку получать! Да ещё и стыдно было ужасно перед Елизаветой: ведь она меня ещё не наказывала за всё это время, я никаких поводов не давала. Но у меня ума хватило не возникать и с ответственным воспитателем не спорить. Покорно улеглась и всё вытерпела. И больше четвёрок у меня не было.
А потом, через месяц, меня переселили в гостевую комнату, сказали, что пока на три дня, чтобы к зачёту подготовиться, по теории. Отдали мне все эти диски плюс печатных материалов целую кучу. Девчонкам было сказано, что я в изоляторе. Я сидела и всё повторяла целыми днями, старалась, ты себе не представляешь, как! Правда, из комнаты выходить я права не имела, воздухом на балконе дышала, еду мне приносили. Но всё равно – это не в группе!
– Да уж, - согласилась Соня.
– В день зачёта волновалась ужасно, - вспоминала Маша. - Меня предупредили – если не сдам, то всё – отправлюсь опять в группу, и повторной попытки не будет. И вот приходит ко мне прямо в комнату комиссия: Галина Алексеевна, директор «Центра», Елизавета Вадимовна и куратор стажёров – Ирина Сергеевна.
Соня ощутила внутренний холодок.
– Камеру специальную установили, всё под запись шло. Спрашивали очень серьёзно, досконально и долго. Но я почти сразу, когда начала отвечать, успокоилась: подвохов никаких не было, а учила я старательно, и всё непонятное мне Елизавета в своё время разъяснила, а это тоже очень важно. Наконец, они всё, что хотели, у меня выспросили и ушли. А мне было велено ожидать результатов.
– Представляю, как вы волновались, - вздохнула Соня.
– Ужасно, - подтвердила Маша. - А, самое главное, не один раз пришлось через подобное пройти. Обучение проходило в несколько этапов, с полным погружением в очередную задачу, и каждый этап мог последним оказаться.
Маша встала.
– А теперь давай ещё одну обработочку сделаем. И рассказывать я дальше не могу, не имею права на разглашение. Методики индивидуального обучения – это закрытая информация.
– Жаль, - искренне огорчилась Соня.
Маша, уже проводя Соне обработку, озорно улыбнулась.
– Скажу только, что на самом последнем этапе у меня чуть нервный срыв не случился, и Елизавете Вадимовне за это очень сильно влетело. Думаю, она до сих пор это помнит.
– А что случилось?
– Мне определили двухнедельный испытательный срок в «рабочей» группе, я замещала дежурного воспитателя на время её отпуска.
– В «рабочей»? - изумилась Соня. - Но вы-то ещё были на первом курсе! Вас отправили работать к воспитанницам, старшим по возрасту, чем вы? Там же девчонки все уже совершеннолетние! (от автора – в «рабочую» группу определялись воспитанницы, которые уже закончили колледж, но не поступили в институт, а срок заключения у них ещё не вышел. Такие девушки до окончания срока работали на сельхозпредприятии или в хозобслуге «Центра». После освобождения они направлялись для продолжения образования в средние специальные учебные заведения)
– Не просто работать, - усмехнулась Маша. - А показать свою пригодность к этой работе. Имей в виду, Соня, никто с тобой церемониться и создавать идеальные условия не будет. И практика, и испытательный срок проходят очень напряжённо! Каких только ситуаций тебе не создадут! И ты всё должна пройти с честью.
Так вот, я начала работать, и мне казалось, что всё пока удачно. Я обязана была постоянно носить включённый диктофон, за каждую минуту отчитываться. Ежедневно после каждой смены мой личный инструктор весь рабочий день со мной разбирала, на все недочёты указывала, если они были. Но у меня особых и не было. Жила я по-прежнему в той же гостевой комнате, только уже большей свободой пользовалась. Форму воспитателя носила, в столовую ходила вместе с другими сотрудниками, даже в парк могла выходить гулять.
А когда прошло 6 дней из этих двух недель, мне звонит прямо с утра, в мой выходной, Елизавета. Она по-прежнему тоже принимала участие в моём обучении, и просто так меня очень поддерживала. Мы с ней уже почти подругами за это время стали, и я видела, что Лиза всей душой за меня болеет. И вот она звонит мне и говорит: «Маша, собирай все вещи и готовься освободить комнату. Через полчаса мы с Ириной Сергеевной ( это куратор стажёров) за тобой зайдём»
У меня сердце упало. Я слабым голосом спрашиваю: «А в чём дело?»
А Елизавета помолчала немного и говорит сочувственно: «Маша, мне очень жаль, но испытательный срок ты не прошла. Не обнаружилось у тебя на практике необходимых качеств. Тебе снимают с обучения и возвращают обратно ко мне в группу. Но не переживай! Дотянешь как-нибудь до конца срока»
Соня судорожно вздохнула. А Маша продолжала:
– Я трубку отбросила, губы дрожат, пытаюсь себя уговорить, успокоиться, но не могу! Вещи собираю, а они из рук падают! Такое отчаяние охватило! Чувствовала себя даже хуже, чем под гнётом Ренаты Львовны. Эти полчаса мне вечностью показались. Наконец, я не выдержала, бросилась на кровать и разрыдалась. А тут как раз Елизавета с Ириной Сергеевной входят. Ирина Сергеевна спрашивает удивлённо: «Что случилось?» Я к ней бросилась и умоляю: «Ирина Сергеевна, пожалуйста, дайте мне ещё один шанс! Объясните, в чём мои ошибки, я исправлюсь! Я же чувствую, что могу работать!» У неё глаза на лоб полезли, а я продолжаю вопить: «Не отправляйте меня в группу, умоляю! Если мне нельзя быть воспитателем, то найдите мне другую работу, пожалуйста, любую!»
Тут у неё какое-то понимание в глазах промелькнуло, она оборачивается к Лизе и спрашивает у неё: «Твоя работа?» А Лиза так довольно кивает: «Ага. Последняя проверка на прочность. А ты, Маша, её не прошла. Надо быть более в себе уверенной!» У Ирины Сергеевны такое лицо сделалось, что Елизавета побледнела, да и я испугалась. Она Лизе буквально прошипела: «Что вы себе позволяете, коллега? Стыдитесь!» А мне говорит: «Маша, нас полностью устраивает, как ты начала работать. Твой испытательный срок закончен. Ты доработаешь в этой группе, пока не вернётся их воспитатель, а потом поступаешь в распоряжение Галины Алексеевны, она даст тебе постоянное место. Поздравляю! А сейчас ты перебираешься в свою собственную квартиру. Поэтому тебя и просили собрать вещи»
Я стою совершенно обалдевшая, не верю своему счастью, как будто камень с души свалился. А Ирина Сергеевна бросила на Лизу сердитый взгляд и продолжает: «Собственно, я просила Елизавету Вадимовну тебе об этом сообщить. Но она, видимо, решила пошутить настолько неудачно» И обращается к Лизе: «Елизавета Вадимовна, это возмутительно! Вы жестоко поступили со своей коллегой и нанесли ей психическую травму! Причём, сделали это из хулиганских побуждений!»
– Ничего ж себе обвинение, - пробормотала Соня.
– Вот и я так подумала, - согласилась Маша. - А Елизавета ещё больше побледнела и говорит очень виновато: «Прости, Маша. Пожалуйста!» Я кивнула, а Ирина Сергеевна уже на Лизу в полный голос кричит: «Извиняетесь теперь? Головой надо было думать! Да вы хоть себе представить можете, как Маша эти полчаса пережила? Что она чувствовала? Да она уже морально приготовилась сейчас опять в группу воспитанницей вернуться! Да как вы могли? Вы этого не понимали, когда на такое решились?» Елизавета отвечает: «Я думала, это испытание её в итоге укрепит! Я не хотела Маше плохого! Но я ошиблась. Простите». Ирина Сергеевна переспрашивает ледяным голосом: «Испытание? А кто дал вам право, не согласовав со мной, её куратором, устраивать Марии какие-либо испытания? Вы превысили свои полномочия, поступили недопустимо и аморально! А вы ответственный воспитатель, причём опытный сотрудник! Вам это непростительно. Очевидно, вы начинаете терять квалификацию, раз не поняли вовремя, как ваша так называемая шутка повредит Маше. Вы забыли, каково быть воспитанницей?» Лиза смогла только головой покачать. А куратор продолжает неумолимо: «А я думаю, что забыли! На каком вы сейчас курсе в институте обучаетесь?» Елизавета отвечает: «На втором». Ирина Сергеевна удовлетворённо кивнула: «Отлично! Ещё не поздно вспомнить. Ваше поведение, Елизавета Вадимовна, будет рассмотрено в ближайшее время на дисциплинарной комиссии. А моим предложением будет отправить вас за это хулиганство в «Межвузовский Центр перевоспитания» воспитанницей на три месяца, чтобы освежить ощущения. И я очень надеюсь, что это предложение поддержат и другие мои коллеги. Более того, обещаю вам: я лично позабочусь, чтобы вы получили именно эту меру взыскания»
Соня замерла от самого настоящего страха. Она отлично представляла, что почувствовала Елизавета, услышав такое. А Маша продолжала: «Лиза стоит белее снега, на ногах еле держится». Собралась с силами и отвечает: «Но, Ирина Сергеевна, я ведь и в «Межвузовском» работаю - воскресным воспитателем. А когда сюда прихожу «подменной» - там беру отпуск за свой счёт. Как же я могу туда отправиться воспитанницей? Я полностью признаю свою вину и раскаиваюсь. Пожалуйста, назначьте другую меру, я вас прошу».
Маша вздохнула:
– Я-то знаю, как Лизе было трудно в этот момент. Она ведь тоже очень гордая, ей тяжело было вымаливать для себя смягчение наказания. А Ирина Сергеевна сердито отвечает: «Я прекрасно об этом знаю. Не волнуйтесь, мы отправим вас не в ваш «Центр», а совершенно в другой регион. И ни о какой другой мере не может быть и речи. Понятно?» Лиза прошептала: «Да». А я решила, что надо что-то делать. Мне жалко её стало до слёз! Бросаюсь к Ирине Сергеевне, падаю на колени и кричу: «Пожалуйста, Ирина Сергеевна, не надо! Со мной всё в порядке, и я не в претензии. Елизавета Вадимовна не хотела мне плохого, это просто ошибка! Не сердитесь на неё, не надо применять такие меры, умоляю!» А она мне холодно говорит: «Немедленно встаньте, Мария Александровна (в первый раз меня так назвала). Вы уже наш сотрудник, и не позволяйте себе такого поведения. Вы не в претензии, зато я в претензии! И руководство Елизаветы Вадимовны будет в претензии. Она недопустимо поступила и понесёт за это ответственность». Я вскочила, в глазах слёзы, смотрю на них обеих растерянно, что делать – не знаю. А Ирина Сергеевна Лизе приказывает: «Возвращайтесь пока к своим обязанностям. Здесь я предпочту обойтись без вашей помощи. Сегодня же доложу обо всём Галине Алексеевне, и о времени разбирательства вас известят». Елизавета молча вышла. Я опять бросаюсь к Ирине Сергеевне и буквально плачу: «Прошу вас, пощадите её! Это слишком сурово! Елизавета Вадимовна столько для меня сделала, так мне помогла! Да, она ошиблась, но не надо её за это так наказывать!». А она улыбается и говорит мне: «Успокойся, Маша. Никто Лизу в воспитанницы не отправит, и вообще, ничего серьёзного ей не грозит. Но она об этом сейчас не догадывается, и хорошо! Пусть пожинает плоды своей глупости – окажется на твоём месте, хорошенько всё прочувствует». Я смотрю на неё и своим ушам не верю: «Но вы же обещали ей разбирательство, дисциплинарную комиссию». Ирина Сергеевна опять улыбается: «Вечером вместе с Галиной Алексеевной вызовем её и пропесочим, как следует. Так, чтобы надолго запомнила! А до вечера она будет думать, что я свою угрозу намерена выполнить. Мы с Лизой давно знакомы, она прекрасно знает, что я могу это устроить, стоит мне захотеть. Я была с ней убедительна, как ты считаешь?». Я пробормотала: «Ещё как! Даже у меня сердце в пятки ушло». Ирина Сергеевна довольно кивнула и строго мне говорит: «Не вздумай её предупредить. Категорически запрещаю. В данном случае, её наказанием будут моральные страдания. Сорвёшь мероприятие – тогда придётся выдать ей на полную катушку».
Я, конечно, предупредить не посмела, хотя и очень хотелось.
А вечером меня тоже вызвали на эту разборку, правда, уже в конце. Лиза сидит вся красная, куратор с Галиной Алексеевной до слёз её довели. Сами обе сердитые, на неё почти не смотрят, разговаривают безжалостно. Галина Алексеевна мне говорит: «Мария Александровна, я приношу вам извинения за поведение своей сотрудницы и хочу спросить ваше мнение по поводу мер, которые мы должны принять. Проступок совершён в отношении вас. Вы будете настаивать на строгом взыскании?» А я понимаю, что они специально меня пригласили, чтобы Лизе сделать больнее. Ведь получается, что я, её вчерашняя воспитанница, должна теперь решать её судьбу! По-моему, это очень унизительно!
Я, конечно, говорю: «Нет. Наоборот, я прошу вас её простить. Со мной всё в порядке. Не надо никаких строгих мер, пожалуйста!»
Галина Алексеевна смотрит на Лизу сердито и заявляет: «Тогда ограничимся предупреждением. Очень серьёзным. Елизавета Вадимовна, вы можете идти, и советую вам сделать выводы. Мария Александровна, вы тоже свободны»
Мы с Лизой вместе вышли. Она прямо у дверей мне руку сжала и порывисто говорит: «Спасибо тебе. Прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло. Они полностью правы». И вдруг как разревётся! В общем, мы пошли к ней в квартиру и проговорили до глубокой ночи. А через неделю Галина Алексеевна предоставила мне место «дежурной» на нашем курсе, в одной из групп. А ещё через неделю вернулась Рената Львовна, и Лиза вернулась домой. Мы с ней тогда очень тепло расстались.
Маша немного поколебалась и проговорила:
– Ты знаешь, Соня, я рассказала тебе сейчас про этот случай тоже из хулиганских побуждений. А ещё из-за моего чувства противоречия.
– Почему? - удивилась Соня.
– Об этом никто не знает, и Лиза понимает, что я никому из своих не расскажу. Если она захочет, то сама расскажет. Но, понимаешь, это ведь она вынудила меня сейчас с тобой всем этим поделиться.
– Как? - ахнула Соня.
– Ну, не именно с тобой, а вообще. Она считает, что я всё то, что со мной произошло, не должна скрывать, не должна этого стыдиться, что мне необходимо относиться к этому по-другому. Заявила мне недавно, что мне это мешает жить и работать, и что она с этим мириться больше не будет. Поставила мне ультиматум: или я сама кому-нибудь всё рассказываю и ещё раз всё это переживаю, или она расскажет об этом всем нашим. И дала мне десять дней.
– Очень даже в её духе, - улыбнулась Соня. - И я считаю, что она права.
Маша кивнула.
– Теперь я тоже так считаю. Но не могу смириться с тем, что меня к чему-то принуждают. Это у меня в характере. Она хотела, чтобы я всё рассказала? Ну, я и рассказала всё. И про этот случай тоже.
– Понимаю, - сказала Соня. - Не волнуйтесь, Мария Александровна, я этим не воспользуюсь. Всё, что вы мне рассказали, останется при мне. А можно задать вам ещё пару вопросов?
– Можно, - улыбнулась Маша.
– Когда вам дали место воспитателя на вашем курсе, что при этом сказали воспитанницам? Они ведь многие вас знали, если не все?
– Правду, - спокойно ответила Маша. - Им объяснили, что лучшим воспитанницам из числа лидеров, не совершивших нравственных преступлений, иногда предлагают отбыть своё срок, работая воспитателем. Это более эффективное и рациональное использование их потенциала, чем труд на овощебазе. А общество у нас рациональное. И пусть тебя, Соня, это не беспокоит. Как только ты начнёшь работать воспитателем, девочки очень скоро воспримут это как должное, хотя, конечно, и не забудут, что ты была воспитанницей. Да, они и новеньким могут про это рассказывать, но виду никто подать не посмеет, а тебе должно быть на это наплевать. Ты воспитатель, а они воспитанницы! Что там они думают, тебя не волнует. Ты просто будешь делать своё дело. Заранее так и настройся. Поняла?
– Да, спасибо, - ответила Соня. - И ещё вопрос. Рената Львовна знала, пока была на больничном, что вы уже обучаетесь на воспитателя? Для неё не было это неожиданностью, когда она вернулась?
Внезапно Маша рассмеялась.
– Хороший вопрос, - всё ещё смеясь, проговорила она. - Было! Да ещё какой! Они все, и Галина Алексеевна, и воспитатели, оказывается, сговорились ничего ей не рассказывать, представляешь? По правилам, она, чтобы принять группу, должна была появиться на работе накануне своего первого рабочего дня. Она приехала, пришла вечером в столовую для воспитателей, а у меня был выходной, и я тоже там в это время ужинала. Она заходит, все почти коллеги к ней бросились, здороваются, расспрашивают, и тут она натыкается взглядом на меня – в форме воспитателя и в их непосредственном окружении.
Маша прыснула.
– Соня, у неё такое было лицо! Да и сама она как будто окаменела. Девчонки её тормошат, а она взгляда с меня не сводит. Потом головой тряхнула, подсаживается ко мне, поздоровалась и иронически говорит: «Что же, это вполне логическое завершение. Поздравляю». Оборачивается к коллегам и заявляет: «Ну, а вам, девочки, я припомню. Ведь специально это сделали? Ежедневно почти меня кто-нибудь навещал – и ни слова!» Кто-то ей отвечает: «А зачем сюрприз портить?» В общем, Соня, всё хорошо у меня дальше сложилось.
– Мария Александровна.
Соня немного помолчала, не решаясь спросить о том, что её беспокоило.
– Скажите, а неужели вы на Ренату Львовну никакой обиды не держали, и сейчас не держите? Ведь она крайне жестоко и несправедливо с вами поступала. Как же вы... всё это простили? Спокойно работаете с ней бок о бок, и отношения у вас нормальные.
– Соня, - серьёзно ответила Маша. - Понимаешь, я не могу её осуждать. Рената Львовна поступала согласно своим принципам. А обвинять я могла бы не её, а, например, «Систему» в целом. В «Системе» такие порядки. Ответственный воспитатель – царь и Бог в группе, и, если он не нарушает инструкций, то шансов у воспитанницы нет, если она, как я, решила гнуть свою линию. Мне просто не повезло, что я попала к ней. За что мне на неё обижаться? Это, как обижаться на асфальтовый каток, который катит под уклон, а ты на его пути стоишь и свернуть не желаешь. Да и потом, я так была рада, что стала воспитателем! А ведь окажись я в другой группе, этого бы наверняка не произошло. Нет, с Ренатой Львовной у нас всё в порядке. А вот того, что Галина Алексеевна для меня сделала – этого я до конца жизни не забуду! Ведь она могла бы просто оставить всё, как есть. И что бы тогда со мной было, не представляю! А почему ты спросила – я понимаю. Ты не уверена, сложатся ли у тебя с Леной хорошие отношения, или, хотя бы, нейтральные. Правда?
Соня кивнула.
– Я надеюсь на это, - сказала Маша. - Но у вас всё по-другому. Ведь у нас с Ренатой Львовной в отношениях не было ничего личного. А у вас с самого начала – именно так. И, Соня, если говорить честно...мне кажется, что вы обе хороши. Не буду объяснять, ты и сама всё понимаешь. Но, скажи мне, разве ты так уж сильно на Елену обижена? Учитывая, что ты сама сотворила?
– Умом нет, - покачала головой Соня. - Но, Мария Александровна, в душе я всё равно не могу ко всему этому спокойно относиться, и мне кажется, что не сможем мы с ней вместе работать. Лена будет для меня вечным укором. А ещё: мне так стыдно будет всё время сознавать, что я терпела от неё такое отношение – боль, унижение, презрение. Сколько раз я перед ней голая на кушетке лежала! И вдруг буду с ней за одним столом сидеть на педсовете, в столовой, разговаривать с ней как ни в чём ни бывало! Как?
– Это при условии, если она сама захочет с тобой разговаривать, - сказала Маша. - Она-то ведь тоже может не захотеть тебя простить, или просто не сможет. И вот тогда – я Лену знаю, она тебе слова лишнего не скажет. Если вам придётся по работе вместе соприкасаться – она безупречно себя будет держать. А так – будет стараться тебя избегать, не обращать на тебя внимания.
Маша улыбнулась.
– Хотя, это ей будет трудно осуществить, - весело заметила она. - Инна с Елизаветой на тебя глаз положили, они явно собираются тебе всеми силами помогать и с тобой активно общаться. Да и Светлана тоже. А компания у нас очень сплочённая, вряд ли девчонки позволят Лене долго так себя вести. Что-нибудь придумают.
Так что, Соня, во-первых, давай будем надеяться на лучшее. А во-вторых – не будем опережать события. В конце концов, когда ты станешь воспитателем, тебя, возможно, это не так уж будет волновать.
А сейчас вставай потихоньку и пойдём в спальню. Мне скоро подъём объявлять. Ты вернёшься в кровать и сегодня будешь оставаться там, пока Анастасия Романовна не разрешит её покинуть. Когда мы уедем, она тобой будет заниматься. Завтрак тебе принесут в спальню, а обедать, будем надеяться, уже сама пойдёшь.
– Мария Александровна, - взволнованно сказала Соня. - Спасибо вам за всё. И за такое отношение ко мне, и за сегодняшний разговор.
– Положим, благодарить меня тебе особо не за что, - усмехнулась Маша. - Я относилась к тебе с самого начала лояльно вовсе не потому, что тебя оправдывала. Просто ты оказалась в такой же почти ситуации, как и я тогда у Ренаты Львовны, и это не могло не вызвать во мне сочувствия. А сегодня... я тебе уже призналась, что решила с тобой поговорить из-за ультиматума Лизы. И, ещё неизвестно, кто кого должен благодарить. Ты меня выслушала, выступила в роли психотерапевта, и ещё я теперь избавлена от необходимости посвящать в свою тайну подруг. Лиза это примет.
– А вы уверены? - обеспокоенно спросила Соня. - Вдруг она рассердится? Хотя, нет, что я глупости говорю. Нет. Всё будет нормально. Но она удивится.
– Переживёт! - весело ответила Маша. - Всё, Соня, идём в спальню. И, хотя ты мне это уже это и обещала, прошу тебя не посвящать во всё это воспитанниц и моих коллег.
– Зуб даю, - улыбнулась Соня.
*
Воспитанницы вернулись вечером радостные и вдохновлённые. 204-ая группа на подобном мероприятии присутствовала впервые, и девочки были потрясены его размахом. После окончания спектакля три группы, присутствовавшие на нём, разделились. Каждая на отдельном автобусе, со своими воспитателями, поехала по собственному маршруту. Воспитатели 204-ой повезли свою группу обедать в очень приличное кафе, где все воспитанницы смогли сделать заказ по своему выбору. Затем они долго гуляли в городском парке, развлекались на аттракционах, причём, воспитатели не стесняли девочек, дали им возможность расслабиться и, действительно, очень хорошо отдохнуть.
Правда, все необходимые меры безопасности были приняты. Все восемь девушек 204-ой группы с самого начала мероприятия были распределены между Еленой, Инной и Машей, и от них требовалось не удаляться от «своего» воспитателя больше, чем на 20 метров. На запястьях у воспитателей и воспитанниц имелись специально запрограммированные «браслеты». В случае нарушения какой-либо воспитанницей этого требования для неё должны были наступить очень неприятные последствия, полностью исключающие возможность дальнейшего передвижения вообще. Девушки были об этом предупреждены. Они также знали, что, если вдруг такое случится, нарушительница будет чрезвычайно строго наказана. Ей обязательно предстоит карцер, существенное продление срока, и никогда до окончания заключения ей уже не видать никаких выездов из «Центра».
Лена наблюдала таким образом за Зоей и Настей. В парке они гуляли не всей толпой, а разделились на именно эти небольшие группки. Девушки сначала смущались, поглядывали на Лену робко. Им казалось, что Елена Сергеевна должна быть расстроена отстранением от работы, и ей не до веселья. Но Лена, вопреки их ожиданиям, была очень радостной. Она водила своих подопечных по самым интересным местам парка, и даже несколько раз прокатилась вместе с ними на аттракционах. Причём, когда она взлетала на катапульте, сидя рядом с Настей, то визжала точно так же, как она. Примерно так же держали себя и Инна с Машей. После прогулки, как и обещала в воскресенье Инна Владимировна, воспитанниц отвезли в кондитерскую, где они, тоже в непринуждённой обстановке, устроившись за тремя соседними столиками, пили кофе с пирожными. Только после этого группа вернулась в «Центр», уже около восьми вечера. Тем не менее, девушкам был оставлен ужин, и ужинали они тоже вместе со своими воспитателями, за одним столом.
Соня к этому времени чувствовала себя уже вполне прилично, за ужином присоединилась к подругам и даже в этот раз сидела вместе со всеми, а не стояла у стойки. Днём для девушки явилось неожиданным сюрпризом, когда воскресный воспитатель Анастасия Романовна, заканчивая необходимые лечебные мероприятия, наложила ей «третью-бис», заметив при этом, что выполняет распоряжение Елены Сергеевны.
«Чего это она? – подумала про Елену воспитанница. – Неужели решила дополнительный бонус мне предоставить за вчерашний разговор?»
Однако обрадовалась: если это, действительно, был бонус, то весьма щедрый.
И от утренней депрессии у Сони не осталось и следа. Разговор с Марией Александровной невероятно вдохновил девушку: ведь она получила реальное подтверждение того, что и её надежды стать сотрудником всё-таки могут сбыться.
«Получилось же это у Марии Александровны, - думала Соня. - А почему у меня не получится? Конечно, она намного сильнее меня. Ведь, если бы у меня был хоть малейший шанс добиться другого отношения со стороны Елены, то я бы им воспользовалась! Да я бы сделала бы всё, что угодно, чего бы она не пожелала! И «долгоиграющие» терпеть я бы не стала, если бы могла от них избавиться. А Мария Александровна могла, но не захотела. Вот это характер и сила воли! Неудивительно, что Галина Алексеевна её отметила».
Как и предрекала Лена, на обед Соня уже вполне смогла идти самостоятельно. А потом, выполняя своё обещание, встретилась в общей гостиной с Ирой Елистратовой и Дашей Морозовой. Даша пришла в гостиную одетой. В воскресенье она точно так же, как и все воспитанницы, получала полную передышку от всех наказаний, и с этим Елизавета Вадимовна ничего не могла поделать. Однако выглядела Даша удручённой, и была сильно расстроена, так как не видела никакого выхода из создавшейся ситуации.
Соне было не так-то легко что-то посоветовать Даше. Ведь она прекрасно знала позицию Елизаветы Вадимовны, но не могла об этом проговориться. Но всё-таки у неё уже имелись некоторые мысли по этому поводу, и она изложила их девушке. И не просто изложила, а постаралась убедить Дашу, что последовать её совету – это одно из немногих, что она может сделать, чтобы хоть как-то облегчить своё положение.
Правда, после этой встречи на Соню опять накатила слабость, и остаток дня, до приезда остальных воспитанниц она провела в постели: спала или читала.
После ужина, около девяти вечера в группу пришла Юлия Кондратьевна, «подменный» ответственный воспитатель. Многие семейные сотрудницы, особенно имеющие маленьких детей, временно переходили на такой график работы: работали «вахтами», заменяя основных воспитателей во время отпусков или болезней, а остальное время проводили со своими семьями. Естественно, «подменные» ответственные точно так же брали на себя и преподавание соответствующей дисциплины и воспитанницам, и сотрудницам.
Елена Сергеевна быстро собрала всех за столом. Девочки немного оробели в присутствии сразу четырёх воспитателей и чувствовали себя неловко (Инна и Маша тоже обязаны были вместе присутствовать на процедуре передачи группы). Однако мероприятие не затянулось. Елена спокойно ещё раз проинформировала воспитанниц о своём уходе из группы на неопределённое время. Затем достала заранее приготовленный список и вслух зачитала Юлии Кондратьевне сведения по каждой воспитаннице: на что она советовала обратить внимание и какие каждой из них оставлены наказания. Наказаний было немного, самый длинный перечень наблюдался у Сони. Елена, как и обещала, кроме «долгоиграющих» ничего девушке не отменила и особо подчеркнула, что просит новую «ответственную», пока перечисленные телесные наказания не закончатся, по-прежнему применять «восьмой разряд». После этого Елена Сергеевна доброжелательно попрощалась с воспитанницами и выразила надежду, что группа, как и планировала, вскоре возьмёт первое место по отделению.
Затем воспитанницы были отправлены в класс, а Юлия Кондратьевна с дежурными воспитателями устроили в кабинете небольшое совещание.
А Лена в одиночестве отправилась к себе в квартиру, где ей предстояло практически «взаперти» провести ближайшие восемь дней.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: helena. Когда жизнь повернулась спиной
Глава 9, последняя в этой части.
Се ля ви.
Звонок от Александры застал Галину Алексеевну в домашнем тренажёрном зале: они с мужем синхронно занимались на установленных рядом беговых дорожках, а голографический экран всеми возможными спецэффектами изображал морское побережье. Галина очень любила ранним зимним утром побегать по берегу моря, слушая плеск волн, крики чаек и шуршание песка под ногами. Однако телефон и при этом неизменно находился на виду, укреплённый в специальной подставке. Что поделаешь, должность обязывает!
Услышав трель мобильного, муж Галины, Михаил, быстро бросил взгляд на часы и недовольно поморщился. По его многолетнему опыту, звонок жене в семь часов утра предвещал в лучшем случае крушение намеченных на день совместных планов. А в худшем…ну, бывало всякое.
- Это Сашка. Прости, я недолго, - виновато сказала Галина, на самом деле радуясь законному поводу передохнуть. Она знала, что Миша не любит отвлечений во время тренировок, но звонок подруги проигнорировать никак не могла. Без острой необходимости Александра бы в такую рань не позвонила.
- Иди уж, - с притворной строгостью пробурчал муж.
Галина вышла из зала в комнату отдыха и, на ходу прихватив из холодильника минералку, нажала кнопку приёма звонка. С Александрой они долгое время были коллегами: сначала работали «ответственными» на одном отделении, да и потом, когда Галина стала заведующей, подруга трудилась под её началом. Однако несколько лет назад Саша, не выдержав прессинга семьи, уволилась из «Системы» и перешла на более спокойную преподавательскую работу в Гуманитарно-филологический колледж для девушек. Тот самый, в котором учились Марина с Соней, и где до сих пор числилась Лена, хотя на самом деле обучалась по индивидуальным программам в «Центре». Более того, именно Александра Павловна являлась куратором их второго курса и была полностью осведомлена о тех событиях, из-за которых Марина оказалась в больнице, а Соня – в «Центре».
После увольнения Александры они с Галей не только не потеряли связи друг с другом, а, напротив, крепко дружили семьями. Этому совсем не мешала разница в возрасте – Саша была младше на восемь лет. И, когда произошла вся эта неприятная история с подругой Елены, Галина попыталась, используя эту дружбу, помочь своей сотруднице. Упрашивала Александру сначала изменить своё решение и не отдавать Марину под надзор к Соне. Ведь выбор лидера зависел исключительно от куратора! Однако та твёрдо гнула свою линию и возмущалась: «Галя, я же к тебе в отделение не лезу свои порядки наводить! Что за бесцеремонность, в самом деле!»
И Галина Алексеевна вынуждена была наблюдать, как страдает и мечется в бессилии молодая воспитательница, которой начальница очень симпатизировала и к которой даже испытывала что-то похожее на материнские чувства. Она решила не сдаваться и всё это время периодически «капала» Александре на мозги. Галина ещё во время совместной работы с Сашей поняла, что та достаточно «упёртая», но иногда её можно взять «измором». Если повезёт. По мере того, как Соня придумывала для Марины всё более изощрённые издевательства, Галина усиливала свой напор. И, в конце концов, добилась результата.
«Ладно. На той неделе переведу вашу Марину к другому лидеру, - сдалась Александра. – Считай, что кумовство победило»
Однако судьба распорядилась иначе: Марина оказалась в больнице, не дождавшись следующей недели. И о том, что, сложись всё по-другому, Соня уже очень скоро не имела бы никакой власти над Лениной подругой, так и не узнал никто из девушек.
- Привет, дорогая, - Галина с наслаждением отхлебнула воды из бутылки и откинулась на спинку кресла. – И чего это тебе не спится?
Однако выслушав Александру, она в волнении откинула со лба мокрую прядь волос.
- Сегодня ночью? – переспросила внезапно осипшим голосом.
- Да, в четыре часа, - мрачно подтвердила подруга. – Внезапно развившееся осложнение.
- Ничего нельзя было сделать, - вздохнула она.
- Так! – Галина Алексеевна немного пришла в себя. – Откуда знаешь-то?
- Да Олеся только что позвонила, мама Сони, откуда ж ещё?
- И Ленке она уже сказала? – взволновалась Галина.
- А Лене её мама сообщила ещё час назад. Уж про это я первым делом узнала.
- Сашка, спасибо, но сейчас прощаемся, побегу разруливать! – обеспокоенно воскликнула заведующая.
- А зачем я тебе звоню в такую рань, как думаешь? – проворчала подруга. – Иди и быстро меры принимай. Займись девчонкой.
- А то мало мне Сони, а теперь ещё Марины, - совсем тихо, с горечью добавила она.
Галя быстро направилась обратно в тренажёрный зал и в дверях столкнулась с Мишей. Тот, едва взглянув на жену, приказным тоном произнёс:
- Иди в душ и одевайся. А я сварю кофе.
Они прожили с Галей душа в душу уже двадцать лет. Михаил, известный профессор математики, один из самых выдающихся учёных в Новопоке, прекрасно понял по виду жены, что неприятности серьёзные, и знал - в таких случаях ей нужно решительное руководство, а не сюсюканье.
- Угу, - Галина обессиленно уткнулась мужу в плечо. – Маринка ночью умерла, представляешь? Тромбоэмболия… чёрт бы её побрал!
Михаилу не надо было дополнительно объяснять, ни кто такая Маринка, ни что означает эта тромбоэмболия. Он сочувственно прижал жену к себе, нежно поцеловал, но тут же отстранил.
- Галя, плакать потом будем, некогда сейчас. Быстро приводи себя в порядок, и жду на кухне.
- Мне приготовь с коньяком! И побольше. Коньяка, в смысле, - попросила Галина.
Как бы ни хотелось ей броситься к Лене прямо сейчас, чтобы не терять драгоценного времени, такое было абсолютно невозможным. Заведующая отделением не имела права появиться вся взмокшая, во фривольном спортивном костюмчике и без макияжа не только в основном помещении «Центра», но даже и в крыле, где проживали сотрудники.
Галина уложилась в рекордные сроки, большую кружку кофе с коньяком выпила практически на ходу, попутно уже делая необходимые звонки. Вскоре она быстрым шагом направлялась к квартире Елены, где с сегодняшнего дня молодая сотрудница должна была отбывать домашний арест.
Заведующая неспроста торопилась. За много лет работы в исправительном учреждении она перевидала здесь многих девчонок, которые ни за что бы не попали в «Центр», не случись в их жизни какого-либо несчастья. Или того, что они посчитали несчастьем. Причины могли быть самые разные – от неразделённой любви до смерти близких родственников. К сожалению, закон был неумолим. По какой бы причине подросток ни употребил алкоголь или выкурил сигарету – он неизбежно будет за это расплачиваться.
Да, Галина Алексеевна знала, что Елена – сильная и вполне морально устойчивая, да иначе она не прошла бы тест «Системы». Однако… сильное горе иногда способно уравнять всех.
К счастью, дверь Лена открыла сразу. Стояла, загораживая заведующей проход, в красном коротком халатике, распахивающемся на груди, смотрела на гостью сухими воспалёнными глазами и явно плохо понимала, что вообще происходит.
«Шок! Плохо дело!» - мелькнуло у Галины. Она бесцеремонно отодвинула девушку в сторону и быстро обошла всю квартиру. Лена была одна, и на первый взгляд ничего страшного или подозрительного в её жилище не обнаружилось. Постель в спальне была смята, скорее всего, звонок в дверь поднял хозяйку с кровати. Галина быстро позвонила Людмиле Николаевне, врачу «Центра», только вчера заступившей на двухнедельную вахту. Затем вернулась к своей сотруднице, которая даже не сделала попытки выйти из прихожей – так и стояла, обессиленно прислонившись к двери. Галина взяла девушку за руку и повела за собой – та следовала за начальницей молча и покорно.
Вместе они вошли в просторную светлую кухню, и тут Галина внезапно притянула Лену к себе и крепко обняла.
- Бедная моя девочка…
Лена встрепенулась – столько в голосе начальницы было горя, сочувствия и понимания. Через секунду девушка уже горько плакала в объятиях заведующей, буквально сотрясаясь от рыданий.
«Слава Богу, оттаивает» - с облегчением думала Галина, нежно поглаживая Лену по растрёпанным волосам и ещё крепче обнимая её.
- Ну почему, Галина Алексеевна? Как же так? Ей всего девятнадцать! – еле выговорила девушка, в отчаянии мотая головой. – Ведь всё же было хорошо! Операция прошла успешно! Да всё должно быть хорошо! Я не верю! Не верю! Не верю! Это ошибка! Скажите, что это ошибка, умоляю вас!
Лена уже билась в истерике и пыталась вырываться.
- Нет, моя милая. Не ошибка.
Галине удалось подвести сотрудницу к мягкому диванчику возле кухонного стола и усадить на него.
- Ты не представляешь, как мне жаль. Но такова жизнь, увы. Не всё зависит от нас, как бы нам этого не хотелось.
Лена уронила голову на руки и опять безнадёжно зарыдала.
Галина сидела рядом, обнимая её за плечи.
- Лен. Всё произошло очень быстро. Маринка совсем не страдала, она даже ничего не поняла.
- Но почему ей никто не помог? Почему? Она же была в интенсивной терапии!
- Леночка, милая, да к ней даже подойти никто не успел! Внезапно оторвался тромб и закупорил важную артерию. Это мгновенная смерть!
- Гори всё синим пламенем!
Галина в отчаянии стукнула кулаком по столу.
- Это как раз те проклятые пять процентов! Ты же знаешь, врачи никогда не дают стопроцентной гарантии при таких операциях. Бывают осложнения, которые невозможно предотвратить! Это уже не от нас, людей, зависит, понимаешь? Это только свыше…
- Понимаю-ю-ю, - буквально провыла Лена. – Это я виновата! Я боялась, сомневалась, даже в то утро! Это из-за меня всё!
- Даже думать так не смей! – решительно приказала Галина. – Никто в этой смерти не виноват. А уж ты – тем более!
- Леночка, - уже более мягко сказала она. – Я понимаю, по-прежнему уже никогда не будет. Такое забыть невозможно. Но нам надо справиться с этим и продолжать жить.
- Не хочу! – закричала Лена. – Ничего больше не хочу! И жить тоже.
- Ну-ну, моя маленькая, успокойся, - терпеливо уговаривала заведующая. – Сейчас я тебе кофе сделаю.
- Нет, к чёрту кофе! Галина Алексеевна, налейте мне водки!
Лена внезапно перестала рыдать, вытерла слёзы и требовательно смотрела на собеседницу.
- Пожалуйста, - настаивала она.
- Водки? – переспросила Галина. – А что? Хорошая идея. А, главное, креативная. И где у тебя водка?
Лена была явно не в том состоянии, чтобы заметить подвох.
- Там, в комнате, в баре! – махнула она рукой, но тут силы покинули девушку, она обхватила голову руками и застонала, раскачиваясь из стороны в сторону.
- А поближе-то нигде нет, Алёна? Может, здесь, на кухне?
- Нет, - всхлипнула Лена. – Всё спиртное только в баре.
«Ну и отличненько!»
- Подожди, я сейчас.
Заведующая достала из ящика стола объёмный крепкий пакет и вышла в комнату. Бар она нашла сразу, открыла и едва удержалась, чтобы не выругаться. Чего там только не было!
«Вот засранки! Честное слово, в ближайшее время обойду квартиры этих соплячек несовершеннолетних и все их запасы ликвидирую! Выпендриваются перед своими гостями, понимаешь… А если бы я на часок попозже пришла?»
Эти мысли мелькали в голове Галины Алексеевны, пока она добросовестно вынимала из бара бутылки с водкой, вином и мартини и складывала всё это в пакет. Затем с пакетом в руках вернулась на кухню. Лена сидела на диванчике, откинувшись на его спинку и тихонько поскуливала, опять обливаясь слезами.
Галина быстро сварила крепкий кофе, налила в большую кружку, села рядом с Леной.
- Давай-ка, моя девочка, выпей хоть немного.
- Нет! Не надо ничего!
Лена резко вскочила с места, смахнула со стола кружку, которая с грохотом упала на пол. По светлому ковру медленно разливалась коричневая жидкость.
- Да наплевать! Какая теперь разница! Пропади всё пропадом!
Она схватила со стола сахарницу и с размахом швырнула и её на пол.
Потом медленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Галина села рядом с ней и опять обняла.
В этот момент в кухню быстро вошла врач Людмила Николаевна с медицинским чемоданчиком. С одного взгляда оценив ситуацию, она сочувственно-ласково сказала Лене:
- Понимаю твоё горе, моя хорошая. Потерпи немного, сейчас будет легче.
Врач быстро набрала в шприц необходимые лекарства, подошла к девушке, наложила ей на плечо жгут поверх короткого рукава халатика.
- Галина Алексеевна, руку ей подержите.
Заведующая выполнила просьбу. Однако с Леной не так-то легко оказалось сладить. С громким криком «Не надо, ничего не хочу, отстаньте!» девушка попыталась вскочить с места.
- Сядь, - твёрдо усадила её на место врач. И тут же сердито рявкнула на заведующую:
- Галя, руку крепче держи, кому говорю!
Уже через несколько секунд внутривенная инъекция была сделана. Лена обмякла в объятиях Галины, положив голову той на плечо.
- Минут через десять она уснёт и проспит часа два, - тихо шепнула Людмила Николаевна. – Когда проснётся, дашь ей эту таблетку.
Она выложила на стол блистер.
- И потом – по одной три раза в день. Я буду у себя, если что – звони.
Галина благодарно кивнула. Людмила Николаевна была её ровесницей и работала в «Центре» ещё с незапямятных времён. Характером доктор обладала весьма твёрдым и не боялась, при случае, прикрикнуть даже на кого-нибудь из руководителей. А многие воспитатели откровенно её побаивались.
Когда за Людмилой Николаевной с хлопком закрылась дверь, Лена вздрогнула и как будто очнулась. Растерянно обвела взглядом разгромленную кухню.
- Ничего, моя девочка. Ну, побила посуду немножко, не страшно, - улыбнулась ей Галина.
- Галина Алексеевна, - с тревогой и горечью проговорила девушка. – А как же сейчас там мама Марины? И Олеся Игоревна? Они же…
Лена опять попыталась вскочить с места.
- Мне надо туда, к ним! И на похороны…
Она повернулась к заведующей, взволнованная, раскрасневшаяся, с залитым слезами лицом.
- Галина Алексеевна, я помню про домашний арест. Но, пожалуйста, отпустите меня! Я потом всё отсижу, ну, пожалуйста!
- Вот дурочка, - растроганно покачала головой Галина. – Ты уж совсем-то монстром меня не выставляй, ладно? Конечно, отпущу. Скоро Светлана с Машей придут, с ними и поедешь.
- Зачем? – глаза Лены наполнились слезами. – Я и сама могу.
- Нет, милая.
Галина не позволяла Лене вставать, удерживала её на месте.
- За руль я тебя в таком состоянии не пущу. Девочки там тебя поддержат и… заодно присмотрят, чтоб ты глупостей не наделала.
- А то водки она у меня просит! Виданное ли дело? – повысила голос заведующая, подняла с пола пакет с алкоголем и возмущённо потрясла им перед Леной.
- Да не всё ли теперь равно? – обречённо проговорила девушка.
- А вот у воспитанниц потом спросишь, так ли им всё равно – дома жить или в «Центре». Да ты в память о Марине должна держать себя в руках, понимаешь? Хочешь другую форму надеть? На моём отделении воспитанницей оказаться?
На миг у Лены промелькнула вполне нормальная улыбка.
- Ну уж вы, наверное, меня пожалели бы… Хотя бы в другой «Центр» отправили.
Но тут же лицо девушки опять скривилось, горло перехватили спазмы.
- О чём это я? Мы-то живы… А Маринка…
Галина Алексеевна заметила, что Лена уже с трудом держит глаза открытыми.
- Пойдём-ка, милая, поспим немножко.
Она уверенно подняла Лену с дивана и повела в спальню.
- А потом девочки домой тебя отвезут.
- Нет-нет, мне прямо сейчас надо ехать, – пыталась возражать сотрудница, но сил сопротивляться у неё уже не было – лекарства и сильное нервное перенапряжение сделали своё дело.
- Не спорь со мной, - мягко увещевала Галина. – Пока ты у меня работаешь, я твой опекун, если помнишь. И лучше в этих вещах разбираюсь.
- Я… не буду… с вами спорить, - с трудом, уже проваливаясь в сон, пообещала девушка.
Заведующая уложила Лену в кровать, сняла с неё лёгкий халатик, заботливо укрыла одеялом и сидела рядом, поглаживая девушку по голове, пока та не уснула совсем крепко.
Тогда Галина вышла на кухню, обессиленно присела на тот же диван и тоже расплакалась. Она даже не знала, кого ей сейчас больше жалко – Марину или Лену.
«Бедные девчонки. За что им это?» - вытирая слёзы, думала заведующая.
Внезапно тишину разорвал резкий звонок в дверь. Галина вздрогнула, быстро плеснула в лицо холодной водой из-под крана и побежала открывать.
- Вся компания? Оперативно вы, девочки, - проговорила она, когда Светлана, Маша, Елизавета и Вероника вошли в прихожую и поздоровались.
- Не вся, - махнула рукой Светлана. – Инна дежурит сегодня, ей пока ничего говорить не стали.
- А вы, мои дорогие? – заведующая требовательно посмотрела на Лизу и Нику. – Положим, у Светы отгул, Маша выходная, а вы как уроки бросили?
- У Лизы «окно», - ответила за обеих Вероника. – А я дала классу незапланированную самостоятельную, каюсь. «Дежурная» с ними осталась. Но ведь в такой день простительно?
- Да ладно, - вздохнула заведующая. – Пойдёмте на кухню. Лену накачали успокоительными, спит.
Все расселись за столом, кроме Елизаветы, которая вначале быстро убрала с пола осколки посуды, а потом притащила из кладовой пылесос и сейчас тщательно чистила ковёр.
- Как она, Галина Алексеевна? - робко спросила Маша. Новость ошеломила девушку. Направляясь к Лене, она даже не представляла, как может помочь подруге, успокоить её. Как вообще это возможно, когда такое произошло?
- Плоха была, - вздохнула Галина. – Вот… посуду перебила. А ещё водки у меня просила, представляете?
Она выставила на стол «алкогольный» пакет, достала из него бутылку водки и попросила Лизу:
- Да брось ты пылесос этот. Посмотри лучше, что там у неё в холодильнике закусить найдётся. И стопки достань.
Подчинённые смотрели на заведующую с изумлением.
- Девчонки, вы же все у меня совершеннолетние, - сказала им начальница. – Давайте Марину помянем. Что мы ещё-то можем сделать?
Елизавета молниеносно достала из шкафа и холодильника всё необходимое и тоже села за стол.
Галина Алексеевна разлила водку по стопкам и кивнула сотрудницам. Все молча выпили.
- Операция прошла успешно, - объясняла заведующая. – И диагноз подтвердился, и узелок этот аномальный хирурги ликвидировали. Но…от подобных осложнений никто не застрахован. Лично я, девочки, думаю, что случиться такому или не случиться – это свыше предопределяется. Врачи сделали всё, что от них зависело.
- И что теперь будет? – расстроенно спросила Светлана. – Ленка и так переживала… просто безумно, даже, когда подруга ещё жива была. Как она с этим справится?
Вместо ответа Галина опять налила всем водки.
- А мы на что? – возмутилась Вероника. – Поможем справиться! Галина Алексеевна, её сейчас одну совсем нельзя оставлять!
- Да это понятно, - кивнула начальница. – Света, Маша. Вы сегодня свободны – отвезите её к маме, хорошо?
- Конечно! – синхронно воскликнули молодые сотрудницы.
- Сейчас побудьте с ней, пока не проснётся, помогите собраться и поезжайте вместе на её машине. Одна за рулём, а вторая рядом с ней всё время. Давайте, девочки, по второй…кому можно.
Взрослым в Новопоке не запрещалось умеренно употреблять алкоголь, однако каждый гражданин обязан был знать свою «норму» и не допускать состояния опьянения.
- Мария, вот только тебе вечером вернуться придётся, чтоб на дежурство завтра заступить. Возьмёшь такси, тебе оплатят.
- Не вопрос, Галина Алексеевна. И не надо никакой оплаты.
- А тебе, Света, я до пятницы подмену организую. Побудь уж там с ней, пожалуйста, поддержи. И глаз с неё не спускай, ни на минуту!
- Хорошо, - кивнула сотрудница.
- Светлана, это очень серьёзно! – заведующая повысила голос. – Ни на минуту! Даже до туалета провожай!
- Очень прошу, - тихо добавила она и в волнении прикрыла глаза рукой, пытаясь скрыть непроизвольно выступившие слёзы.
Молодые сотрудницы переглянулись.
- Галина Алексеевна, не беспокойтесь, - твёрдо заявила Света. – Всё будет хорошо.
- А вы поплачьте, нас не надо стесняться, - сочувственно сказала Елизавета.
- Спасибо, девочки.
Заведующая вытерла слёзы первой подвернувшейся под руку салфеткой.
- Тяжело это всё… - пожаловалась она.
- Галина Алексеевна, а, может, вы меня или Лизу тоже отпустите? Для надёжности? – предложила Вероника.
- Нет, не могу, - начальница покачала головой. – Но на среду всем замену найду, и Инне тоже. На похороны вместе поедем. Света, а ты привезёшь Лену в четверг к вечеру, с пятницы я её на работу определю. Там, дома, девчонке только хуже будет. Нельзя ей без дела болтаться, пусть работает и с вами общается. Так потихоньку и выберется.
- Галина Алексеевна…
Светлана всегда была немного авантюрной и, хотя исповедовала политику полного подчинения руководству, не боялась, при необходимости, осторожно прояснять щекотливые вопросы.
- Галина Алексеевна, - повторила она, просительно заглядывая начальнице в глаза. – А вы её не простите?
- Вот в четверг поговорю с ней и решу, - машинально ответила Галина, но тут же спохватилась.
- Так, Света, что за бесцеремонность?
- Галина Алексеевна, ну пожалуйста, простите её, - горячо заговорила теперь Лиза. – Да Ленка просто молодая ещё, амбициозная, самоуверенная слишком! Но она ведь добрая девчонка! Смотрите, как за Марину переживала! Да и за Алинку ведь не из-за какой-то выгоды заступилась, а просто пожалела её. Да, дерзко она поступила, согласна! Но ведь какая смелость для этого нужна была! Она ж не могла не понимать, как вы рассердитесь. Галина Алексеевна, ну есть у неё «смягчающие»! А теперь ещё и это горе! Это вдобавок к отстранению от должности и вашему изменившемуся к ней отношению. Да Ленке этого всего не пережить будет, пожалейте её, пожалуйста! Проявите милость, очень прошу!
- Лизавете больше не наливаем, - с усмешкой покачала головой начальница.
- Галина Алексеевна, мы все об этом просим. Простите её, пожалуйста, - тихо, но проникновенно проговорила Вероника.
- Очень просим, Галина Алексеевна! – вскочила с места Маша. – Если вы в четверг собираетесь с ней поговорить, это ничего не изменит, к огромному сожалению! Лена считает, что права, а она очень упёртая! Простите её просто так, пожалуйста! В память о Марине!
- Девочки, что за фокусы? – рассердилась заведующая. – Вы сговорились свою начальницу напоить и в ходе совместного распития крепких спиртных напитков добиться снисхождений для подруги?
- Галина Алексеевна, но это как раз вы начали нас спаивать, - улыбнулась Маша.
- Мы очень за неё просим, - не сдавалась Светлана. – И готовы сделать для этого что угодно! Галина Алексеевна, а больше вам ни для кого амнистия не нужна, кроме Сони? Давайте мы с Лизой и Никой любых наших воспитанниц полностью простим, вы только скажите!
- Нет уж, с воспитанницами своими сами разбирайтесь, - усмехнулась Галина. – Но вот…пожалуй, я не против была бы уточнить у вас некоторые моменты. Однако ничего не обещаю.
- Спрашивайте! – с готовностью согласилась Лиза.
- Тогда расскажи-ка мне, дорогая, что за история у вас произошла с Леной и Инной? Чем это они были настолько заняты с вечера воскресенья и аж до вторника, что болезнь Наташи проворонили?
- М-м-м-м, - в волнении простонала Елизавета. – Но об этом я не могу без Лены рассказать, она Инне слово дала!
- А для меня это важно, - пожала плечами заведующая. – Иначе картинка не складывается.
- Одну минуту, плиз!
Света решительно схватила телефон.
- Инна? Громкая связь. Мы сейчас все вчетвером, кроме Лены, беседуем с Галиной Алексеевной, и она просит рассказать ей обо всём. Ты не против?
- О-о-ой! – выдохнула в трубку «дежурная».
- Мы за Лену просим, понимаешь?
- Рассказывайте! – тут же уверенно сказала девушка. – Если есть хоть малюсенький шанс… всё расскажите.
- О’кей, созвонимся.
Галина Алексеевна удивленно покачала головой.
- Да, дружба у вас, однако… Лиза, слушаю!
По мере повествования Елизаветы у заведующей и Маши потихоньку вытягивались лица. Когда рассказчица закончила, Галина Алексеевна шумно выдохнула.
- И как тебе всё это? – обернулась она к Марии. По лицу девушки заведующая поняла, что она тоже ничего не знала.
- Жесть! – коротко ответила та.
- Ещё водки?
- Пожалуй, - Маша подставила стопку.
Галина налила только себе и Марии, и они тут же выпили.
- Всё, девочки, пьянку заканчиваем, - решительно велела заведующая, хотя никто и не собирался возражать.
- Это я с собой заберу, от греха подальше.
Она спрятала недопитую бутылку в пакет.
- И Инна не побоялась сейчас всё это раскрыть? – только сейчас пришла в себя Маша.
- Да уж ни чета некоторым, которые годами скрывают, - ехидно подколола её Лиза.
- Галина Алексеевна, да только за эту Инкину смелость, простите их обеих, пожалуйста, - взмолилась Маша.
- Нет, девочки, с вами я больше не пью. Наглеть начинаете, - покачала головой начальница.
– Лиза, значит, ты всё это проводила, а Лена невозмутимо стояла рядом? – уточнила она.
- Невозмутимо, как же, - усмехнулась Елизавета. – Да хорошо, что в обморок не грохнулась! С трудом дотерпела. Я, когда закончила, не знала, кого из них первую в чувство приводить!
- А потом она узнала про сговор Инны с Левченко, о том, что вы это от неё скрыли, и разорвала с вами отношения, - задумчиво протянула Галина.
- Ага, - мрачно подтвердила Лиза. – Никак её не уговорить было! Обращалась к нам только официально, по имени-отчеству, от нас того же требовала! Я и то перепугалась не на шутку, а уж про Инну и говорить нечего! Галина Алексеевна, возможно, Инна и правда Наташкино плохое самочувствие прозевала, но вы же теперь понимаете, в каком она была состоянии! Ленка нас ни видеть, ни слышать не хотела, вы же знаете, какой у неё характер! Я извиняюсь… но вот…даже вас она не побоялась.
- А мы ведь любим её, заразу, - в волнении покачала она головой. – Спасибо, девчонки помогли.
Елизавета кивнула на Свету с Никой.
- Такие страсти кипели, оказывается, на отделении! Несколько лучших, самых любимых моих сотрудниц чуть вдрызг не перессорились. А я ничего не знала, - укоризненно проговорила заведующая.
- Да я уже собиралась к вам идти, как к последней инстанции, если бы она продолжила упрямиться! – воскликнула Лиза. – А сразу рассказывать из-за Инны не хотели, очень уж она упрашивала.
- Хорошо, девочки, спасибо, что поделились. Эта история помогла мне принять окончательное решение. Лена приедет в четверг и примет обратно свою группу.
- Спасибо! – почти хором, взволнованно проговорили подруги.
- Да не за что! Признаюсь, у меня были другие планы… и не потому, что я уж так сильно на неё рассержена. Я хотела отправить Лену «дежурной» к Ренате Львовне, в штрафную, на место Ольги. Эта барышня второго ребёнка ожидает, и я её пока в «воскресные» перевожу.
- Работа в штрафной группе явно не для беременных, - улыбнулась заведующая. – А с Леной… мне надо было кое-что проверить…но после того, о чём вы мне рассказали, в этом уже нет необходимости.
- Картинка вполне сложилась, - удовлетворённо заметила она.
- Галина Алексеевна, есть ещё один вопрос, - твёрдо заявила Вероника. – Левченко у Лены надо забрать. Представляете, придёт девчонка в четверг в свою группу, только что после похорон, и так ещё наверняка будет на пределе своих возможностей! А там эта мерзавка…
Воспитательница в гневе грохнула кулаком по столу.
- Ника, ну это уж слишком, - поморщилась Лиза. – Соня не виновата в Маринкиной смерти.
- Ну и что? – гневно прищурилась подруга. – Она всё равно для Лены будет постоянным напоминанием! Ей даже смотреть на Соньку будет больно!
- Галина Алексеевна, - Вероника взволнованно обернулась к заведующей. – Отдайте её мне. Лена в моей группе даже не преподаёт, пусть хотя бы видит её поменьше!
- Только в этом дело, Ника? – с усмешкой спросила заведующая.
- Не только! – не стала скрывать та. – Да, в гибели этой девочки Левченко не виновата. Но у меня она весь свой срок будет помнить о том, в чём виновата!
На кухне наступила тишина. Коллеги вряд ли были согласны с Вероникой во всём, но…рациональное зерно в её рассуждениях явно присутствовало.
Галина Алексеевна решила не обострять сейчас обстановку.
- Я подумаю насчёт Левченко.
«Сегодня же с Элиной поговорю, решим вопрос» - мелькнула мысль.
Она посмотрела на часы.
- Лиза, Ника, вам пора на занятия. У меня тоже дела. Лену оставляем в надёжных руках, не переживайте. Света, Маша – на связи!
Все студентки, которым Елизавета преподавала немецкий, сегодня были удивлены необычно «политкорректным» отношением к ним воспитателя. За весь учебный день никому из девочек не досталось ни пощёчин, ни экспансивных нравоучений, ни разгромных разносов. А в двести четвёртой группе воспитанницы буквально открыли рты, услышав от Елизаветы Вадимовны: «Будьте так добры, сдайте домашние работы» (вместо обычного: «Задания мне на стол! Живо!)
Конечно, с Инной Елизавете пришлось объясниться уже на ближайшей перемене. Рассказать ей обо всём. По счастью, у Лизы опять в расписании наблюдалось «окно», и она посидела вместо «дежурной» с воспитанницами на следующем уроке. Инна бегом помчалась к Лене, которая к тому времени уже проснулась, и они успели поплакать вместе и попрощаться. Лизе с Вероникой повезло меньше. Они в этот день Лену уже не увидели, однако смогли поддержать подругу по телефону, пока Светлана и Маша сопровождали её домой.
Соню странное поведение Елизаветы и их с Инной беготня туда-сюда, конечно, удивили, однако об истинной причине всего этого девушка, конечно, знать не могла. А рассказывать ей никто и не собирался.
На отчёт в свою группу вечером Елизавета пришла подозрительно в мирном настроении. Слушая доклад Алины, только молча кивала, хотя в другое время уже метала бы громы и молнии: нарушения и плохие отметки в группе присутствовали. Когда «дежурная» закончила, в комнате наступила напряжённая тишина. Словно очнувшись от каких-то мыслей, Елизавета Вадимовна вынесла свой вердикт:
- Предварительные наказания, полученные нарушительницами от дежурного воспитателя и преподавателей, считаю достаточными. Дополнительных взысканий не будет. Советую всем сделать выводы и впредь такого не допускать.
Пока девушки удивлённо переглядывались, Елизавета приказала Даше Морозовой подойти поближе. Воспитанница немедленно выполнила распоряжение, со страхом ожидая, как минимум, пощёчины. Однако «ответственная», к всеобщему изумлению, сняла с Дашиной шеи табличку с надписью «Лгунья», которую провинившаяся по её приказу носила уже длительное время, практически не снимая.
- Я тебя прощаю, - ровным голосом проговорила Елизавета. – Сейчас можешь одеться. И с этого момента будешь жить как все.
- Спасибо! – воскликнула Даша. – Елизавета Вадимовна…
- Без комментариев! – твёрдо сказала воспитательница. – Отчёт закончен, все свободны.
С этими словами «ответственная» быстро ушла в кабинет.
Когда чуть позже, за чашкой чая, Алина попыталась выяснить у Елизаветы, в чём причина такой неожиданной гуманности, та смущённо пробормотала что-то о милости и о душе, о которой надо бы подумать, и быстро сменила тему.
*
На следующее утро Рената Львовна, сегодняшняя ответственная дежурная, пришла в двести четвёртую группу к подъёму и внимательно наблюдала, как воспитанницы, услышав звонок, дружно соскакивают с кроватей, выстраиваются, а потом выполняют свои утренние обязанности. Девочки особо не удивились – дежурные по отделению воспитательницы практиковали подобное довольно часто. Когда большая часть воспитанниц скрылась в санитарном блоке, Рената Львовна подозвала к себе Соню и знаком попросила Марию Александровну подойти тоже.
- Для вас имеется особое распоряжение, - сказала она. – Левченко после завтрака должна вернуться в группу и переодеться.
Сейчас Соня уже надела специальный комбинезон, в котором должна была после завтрака сразу идти на работу.
- Не в форму только, - повернулась она к Соне. – Выбери что-нибудь из того, что в воскресенье носишь, только поскромнее. Никаких коротких юбок!
- Вы, Мария Александровна, оставьте Левченко в спальне и спокойно поезжайте с остальными на работу, - приказала она «дежурной». – А я зайду за ней и отведу к директору.
- Да-да, директор тебя вызывает, - с усмешкой подтвердила Рената побледневшей воспитаннице.
- Ничего не знаю, не спрашивайте, - покачала она головой в ответ на немой вопрос Марии Александровны. – Выполняйте. Соня, до встречи!
Уже через час Соня, сопровождаемая Ренатой Львовной, входила в приёмную Элины Владиславовны. Девушка решила не рисковать и надела свободные серые брюки и вполне себе скромный голубоватый джемпер. Мария Александровна, впуская её после завтрака в спальню, тихо шепнула: «Держись там решительно и мужественно. Удачи», но больше ничего сказать не пожелала. Соня видела, что «дежурная», если даже точно не знает, зачем начальство требует к себе её воспитанницу, то предположения по этому поводу явно имеет.
Директора «Центра» Соня раньше не видела. Когда секретарь доложила о приходе воспитанницы, и Соню ввели в кабинет, из-за стола поднялась высокая стройная женщина в элегантном сером костюме. Каштановые волосы директрисы были уложены в сложную причёску, карие глаза смотрели на вошедшую оценивающе и строго.
Ответив на почтительное приветствие Сони, Элина Владиславовна подошла к девушке поближе.
- Буду краткой, - сказала она. – Мы с Галиной Алексеевной решили предоставить тебе шанс стать нашим сотрудником.
Соня замерла и внутренне подобралась.
- Для этого, в первую очередь, тебе придётся повторно пройти специальный тест «Системы перевоспитания» на профпригодность. Я знаю, что ты уже делала это в шестнадцать лет. Тогда тебе отказали, но специалистами было рекомендовано повторить попытку в более старшем возрасте. Мы считаем, что в твои нынешние 19 лет… да ещё после всего, что с тобой случилось, попробовать снова вполне допустимо. За это время в твоём характере явно произошли значительные изменения.
Элина подошла ещё ближе к Соне и медленно, внятно произнесла:
- Я хочу, чтобы ты как следует уяснила одну вещь. Только в том случае, если тест окажется положительным на все сто процентов, а не сомнительным, как в прошлый раз, с тобой будет дальнейший разговор. В противном случае мы с Галиной Алексеевной не собираемся тратить на тебя время и силы.
«Веди себя решительно…», - вспомнила Соня совет Марии Александровны.
- Элина Владиславовна, большое спасибо за доверие. Я готова пройти тест, - твёрдо произнесла она, даже не моргнув глазом.
- Хорошо. Тогда сделаешь это прямо сейчас.
Директриса подошла к столу и нажала кнопку селектора.
- Лика, пожалуйста, пригласите ко мне Елену Витальевну.
- Поступаешь в распоряжение старшего психолога, - разъяснила она Соне. – Ты помнишь, тестирование довольно сложное и времени займёт немало. Так что настройся и…
Она улыбнулась девушке.
- Желаю удачи!
Освободилась Соня только после двух часов дня. Тестирование включало в себя несколько этапов: девушке пришлось отвечать на многочисленные вопросы, как на компьютере, так и письменно, а также устно, положив руку в специальное углубление на каком-то мигающем лампочками приборе; выполнять различные задания, а в конце испытания она имела продолжительную беседу с двумя специалистами-психологами поочерёдно.
По окончании процесса Елена Витальевна отвела Соню в кафе для сотрудников и гостей «Центра», и они вместе пообедали, сидя за столиком вдвоём. Поскольку Соня была одета не в форму воспитанницы, никого её присутствие в этой столовой не удивило. К ним с Еленой Витальевной никто не подходил и не пытался заговорить: очевидно, сотрудники знали, что, если старший психолог пришла обедать не одна, то отвлекать её не следует. Во время еды они с Соней разговаривали на вполне нейтральные темы, про прошедшее тестирование не было сказано ни слова. Да Соня и не спрашивала: она знала, что результаты испытаний не обрабатываются на месте, а отправляются в специальное подразделение аналитического отдела «Системы перевоспитания». Соответственно, и ответа ей придётся ожидать довольно долго.
Но вот после обеда, к удивлению воспитанницы, её не отправили на отделение, а проводили опять в кабинет к Элине Владиславовне. Директор предложила Соне присесть в одно из кресел, расположенных вокруг журнального столика, а сама вышла в приёмную. Через пару минут секретарша внесла и поставила на столик поднос с большим кофейником, тремя чашками и молочником.
«Очень интересно», - подумала Соня.
Ещё через минуту в кабинет вернулась директриса, а вместе с ней вошла Галина Алексеевна, которая приветливо поздоровалась с девушкой. Соня удержалась от того, чтобы поспешно вскочить и вытянуться «смирно», как это делают воспитанницы, а поднялась с места почтительно, но с достоинством.
- Присаживайся, - сказала ей Элина. – Сейчас вместе выпьем кофе и поговорим.
- Слушаюсь.
Соня ни на минуту не забывала, что нельзя расслабляться. Пока что она ещё воспитанница!
Когда расселись вокруг столика, Галина Алексеевна налила всем кофе, одну из чашек поставила перед Соней. Девушка спокойно поблагодарила и постаралась сделать вид, что для неё это обычное дело – вот так распивать кофе вместе с самыми главными начальницами «Центра». Некоторое время все молчали. Соня выглядела невозмутимой, но…она уже уловила в глазах директора и заведующей проблески сочувствия и забеспокоилась.
«В чём дело, интересно? Неужели… тест??? Может, отрицательный результат у них всё же сразу выдаётся?»
Как бы отвечая на её безмолвный вопрос, Галина Алексеевна начала разговор.
- Соня, результатов теста тебе придётся подождать не менее двух недель.
- Подожду, Галина Алексеевна, - кивнула воспитанница.
- А сейчас постарайся собрать всё своё мужество, - сочувственно продолжила заведующая. – Мы должны сообщить тебе очень печальную новость.
«Му-у-жайся, кня-гиня, не-до-бры-е ве-сти те-е-бе мы не-сём, кня-гиня» - непроизвольно и очень отчётливо прозвучало в голове девушки начало «Хора бояр» из «Князя Игоря».
Соня уже знала, что хотели сообщить ей начальницы. Просто сразу всё поняла.
- Нет, – тихо попросила она. – Подождите минутку, пожалуйста.
Потом закрыла глаза и ещё несколько раз про себя прослушала про княгиню. «Князя Игоря» Соня безумно любила, и смотрела в Оперном театре каждый раз, когда давали этот спектакль. И раз за разом её потрясала эта сцена, когда бояре приходят к Ярославне сообщить о том, что Игорь пленён, а, возможно, уже и убит. Девушка даже не представляла себе, что должна была при этом чувствовать Ярославна. И вот теперь, кажется, поняла. Однако любимая музыка поддержала Соню и в этот раз.
Она выпрямилась в кресле, потёрла кончиками пальцев виски и слегка осипшим голосом спросила:
- Когда?
Её собеседницы переглянулись.
- Вчерашней ночью, - мягко сказала Элина. – Внезапно развившееся осложнение. Держись, девочка.
- И какое же? – немного помолчав, поинтересовалась Соня.
Хотя на самом деле хотелось вскочить, топать от яростного бессилия ногами, кричать, как Ярославна: «Нет! Нет! Не верю! Нет!»
- Что? – не поняла директриса.
- Про осложнение спрашивает, - тихо объяснила Галина Алексеевна. – Она же у нас в медицине продвинутая.
- Отёк лёгких? Эмболия? Или что-то ещё?
В голосе Сони уже проскакивали истерические нотки, но она всё-таки держалась.
- Эмболия, моя дорогая. Ты ж сама понимаешь…
Заведующая бессильно развела руками.
Соня медленно кивнула. По лицу девушки постепенно разливалась бледность.
- Выпей ещё кофе, - приказала Галина Алексеевна. – Ну, глотни хотя бы.
- Слушаюсь, - воспитанница послушно поднесла чашку к губам.
Сердце Галины разрывалось от жалости к этой девочке. Она понимала, что Соне приходится сейчас гораздо тяжелее, чем вчерашним утром Елене. Ведь воспитанница не может позволить себе даже в горе не только швырнуть на пол чашку или устроить истерику, но и просто чересчур бурно выразить свои эмоции.
Элина встала, быстро отошла к секретеру и через несколько секунд вернулась со стаканом воды и успокаивающей таблеткой.
- Выпей-ка быстренько. Не возражай! Приказ директора.
Соня так же послушно выпила и таблетку.
- Спасибо, Элина Владиславовна. Я в порядке.
Внешне так всё и выглядело. Однако сердце девушки плотным обручем сжимала глухая щемящая тоска.
- Послушай меня! – взволнованно сказала Галина Алексеевна. – Даже и в мыслях не держи, что ты хоть как-то в этом виновата. Поняла?
- Да, - безразлично ответила Соня.
- Никакой твоей вины нет, запомни! – повысила голос заведующая. – Да, ты спровоцировала Марине это обострение. Но именно этим ты дала ей хотя бы шанс поправиться. Об этом мама тебе говорила?
- Да, - повторила Соня. – Я знаю. У Марины врождённое заболевание. А эффект от операции можно было получить только на ещё растущем сердце.
- Вот именно, - вступила Элина. – Поэтому, не окажись девочка сейчас в больнице, через полгода-год было бы уже поздно оперировать. А так… врачи хотя бы попытались её спасти.
- Да.
Однако директора эти монотонные «да» не убедили.
- Как ты думаешь, дорогая, мы с Галиной Алексеевной стали бы предлагать тебе пройти тест, если бы не были уверены на все сто процентов, что ты к этой смерти непричастна?
- Конечно, не стали бы. Элина Владиславовна, всё в порядке, я себя не виню. Просто… …плохо мне сейчас, понимаете?
- Ещё бы мы не понимали, - вздохнула Галина Алексеевна. – Соня, но у тебя нет другого пути, кроме как попытаться справиться с этим. Надо жить дальше.
- Я постараюсь.
В этот раз голос воспитанницы прозвучал хотя бы более осмысленно.
- Соня, ты готова слушать нас дальше? Или тебе нужно время побыть одной?
Элина встала и подошла поближе к девушке, сочувственно глядя на неё.
- Нет! Не оставляйте меня одну, не надо! Я готова.
- Хорошо.
Директриса снова уселась в кресло.
- В связи с этими событиями мы приняли решение перевести тебя в аналогичный «Центр перевоспитания» другого региона.
- Надеюсь, ты понимаешь, почему? – поинтересовалась Галина Алексеевна.
- Понимаю, - ровно отвечала девушка. – Вы не хотите превращать своё отделение в минное поле.
- Именно так!
Заведующая про себя усмехнулась.
«Минное поле! Хорошо сказано!»
Она вспомнила просьбу Вероники перевести Соню в её группу. Даже не просьбу, а настоящее требование, и это от самой гуманной на отделении воспитательницы. Похоже, необычная воспитанница «заминировала» отделение сразу, как только поступила, минами замедленного действия.
- Это правильно! – внезапно порывисто воскликнула Соня. – Для Елены Сергеевны так будет лучше!
- Не только для Елены, - отозвалась заведующая.
- Я хочу, чтобы и остальные мои сотрудники работали спокойно, - продолжала она. – А во-вторых, и о тебе мы с Элиной Владиславовной в этой ситуации не можем не думать. Соня, даже если тест окажется положительным, тебе придётся оставаться воспитанницей ещё несколько месяцев, и за это время постараться проявить все необходимые для будущего сотрудника качества. У нас должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Несомненно, в другом «Центре» ты справишься с этим лучше.
- Я понимаю, Галина Алексеевна.
Голос Сони прервался и впервые за всю беседу в нём прозвенели слёзы.
- Скажите, пожалуйста, а Елена Сергеевна…как она?
Заведующая качнула головой.
- А как ты думаешь? Чувствует Лена себя соответственно ситуации. Сейчас она дома, и Светлана при ней неотлучно.
Соня с облегчением кивнула.
- Завтра похороны, - мягко говорила Галина. – А потом Елена вернётся в свою группу в прежнем качестве.
- Спасибо!
На глазах воспитанницы выступили слёзы облегчения.
- Теперь, когда я об этом знаю, мне будет легче.
- Ещё одна защитница, - вполголоса проворчала заведующая.
Элина понимающе улыбнулась, но тут же посерьёзнела.
- Соня, ни своих подруг, ни воспитателей, да и нас с Галиной Алексеевной ты пока больше не увидишь. Отправить отсюда мы тебя можем только в четверг…
Директор поморщилась.
- Бюрократические проволочки. А пока – сейчас, пока девчонки на работе, соберёшь свои вещи и до отъезда будешь находиться в специальной палате изолятора.
- Слушаюсь.
Уже второй раз за короткое время жизнь Сони переворачивалась буквально в один миг. И опять ей ничего не оставалось, как только мужественно с этим справиться.
- Теперь немного насчёт твоего будущего.
Элина взяла кофейник и подлила всем горячего кофе.
- В новом «Центре» директор, заведующая и твой ответственный воспитатель уже в курсе всего произошедшего. Мы же всегда обосновываем переводы воспитанниц! Но вот про тест и наши в отношении тебя намерения никто из воспитателей знать не будет. Только руководство.
Соня кивнула и прикрыла глаза, чтобы скрыть опять набегающие слёзы.
- Так, девочка моя, быстро пей кофе и съешь шоколадку, - решительно приказала директор, протягивая воспитаннице небольшую плитку «Вдохновения». И дальше ограничивать себя в какой-либо еде я тебе запрещаю. Соня, теперь в этом нет никакого смысла, понимаешь?
- Спасибо.
Девушка взяла шоколад. С директором не поспоришь, да и не таким уж сейчас ей казалось всё это важным.
- Если тест ты не прошла, то останешься в новом «Центре» и будешь уже там отбывать свой срок до конца.
Соня судорожно вздохнула. Несмотря на потрясение, которое она испытала, узнав о смерти Марины, эти слова Элины Владиславовны тоже больно ранили её. Прозвучали как безжалостный приговор.
- А если прошла? – с надеждой проговорила девушка. – Тогда вы возьмёте меня обратно?
Элина с заведующей так понимающе переглянулись, что у Сони ещё сильнее защемило сердце. Она очень много прочитала в этом взгляде. И что обе начальницы – хорошие подруги, и что находятся на одной «волне», а, самое главное… обе к Соне относятся явно доброжелательно.
- Возьмём, - улыбнулась директор. – Понимаешь, Соня, воспитанницу мы ещё можем отдать в другой «Центр», да там и оставить. Но вот перспективную сотрудницу, которую сами же для себя и присмотрели… это уж нет.
Если тест ты прошла, через несколько месяцев вернёшься к Галине Алексеевне и начнёшь проходить обучение. Не волнуйся, к тому времени на отделении всё уже «устаканится». Да и не такое уж это тогда будет иметь значение.
- Вы так думаете? – взволнованно спросила Соня.
- Сейчас, Соня, над моими девочками властвуют больше эмоции, - ответила ей Галина Алексеевна. – А умом-то все они понимают, что ты ни в чём не виновата, да и воспитатель из тебя получится замечательный. Так что не переживай. Время лечит, моя дорогая. Ну, а сейчас нам всем пора.
Соня тут же встала с кресла, не дожидаясь, пока поднимутся начальницы.
- Сейчас тебя проводят.
Элина Владиславовна ободряюще улыбнулась девушке.
- Не волнуйся, мы найдём возможность сообщить тебе о результатах теста, как только сами об этом узнаем. И помни: мы с Галиной Алексеевной желаем тебе удачи и просим держаться стойко и мужественно, как бы всё для тебя не сложилось.
В четверг Лена со Светланой вернулись в «Центр» около пяти вечера. Проводив подругу до квартиры, Светлана быстро помогла ей разобрать вещи, а затем притащила на кухню пить кофе.
- Светик.
Лена подошла к коллеге, которая колдовала над туркой, и совсем по-детски уткнулась ей в плечо.
- Спасибо тебе. Без твоей помощи я бы там просто погибла.
- Вот глупенькая, - растроганно отозвалась Светлана. – А зачем же, по-твоему, нужны друзья? Да ты и сама молодец – держалась потрясающе, пример окружающим подавала. Все, кто к тебе подходил, сразу истерику прекращали и начинали вести себя адекватно.
- Да это они тебя пугались! – слегка улыбнулась Лена. – Ты же всегда со мной рядом стояла, такая строгая и важная, с неприступным взглядом…
Светлана, действительно, во время всех печальных мероприятий оказала и Лене, и близким ей людям неоценимую помощь. Организацией похорон и всего остального, в основном, занимались родители Лены и её жених Кирилл, а вот Светлана сразу по приезде взяла под свой строгий контроль всю психологически-эмоциональную обстановку. Находились они всё это время, большей частью, в квартире родителей Марины. Светлана, по второму образованию психолог, сразу стала опекать маму и отца погибшей девушки, а также близкого друга Марины - Анатолия, которые страдали больше всех и явно не могли сами справиться со своим горем.
Однако и Лену Светлана не отпускала себя ни на шаг, даже с родной мамой не оставляла наедине. Никому не доверяла! Поэтому Лена всегда была рядом, когда коллега беседовала с родными Марины, успокаивала и поддерживала их. Мастерством и твёрдостью подруги девушка просто восхищалась. В «Центре» Светлана, кроме своей основной деятельности, тоже работала с воспитанницами, как психолог, но там Лена обычно могла лицезреть только результаты. А за эти три дня она во всей мере смогла оценить профессионализм подруги, поскольку ещё и слышала каждое сказанное ею слово.
Мама Марины, Карина Александровна, сразу прониклась к Светлане доверием и старалась не отходить от неё надолго. Да и Людмила Павловна, мама Лены, как только поняла, что за дочь можно не беспокоиться, стала уделять Карине почти всё своё время.
Анатолий после первой же беседы со Светой немного пришёл себя и уже не сидел где-то в уголке с отрешённо-печальным видом, а активно помогал всем понемножку, чем только мог.
Однако главной заботой Светланы все эти дни было всё же благополучие подруги. Она ни на секунду не упускала Лену из виду, не позволяла общаться с ней никому, кто сам был слишком обуреваем эмоциями и мог, по её мнению, навредить психологическому состоянию девушки. А те, кому разрешалось переговорить с Еленой, вынуждены были это делать в присутствии и непосредственной близости Светланы – она считала своим долгом слышать каждое слово этих разговоров.
Во вторник состоялось прощание с Мариной в колледже, где она училась. Лена со Светланой стояли вместе с самыми близкими родственниками. Обе сотрудницы были одеты в траурные форменные костюмы «Центра» с эмблемами «Системы перевоспитания». Естественно, к Лене пытались подойти многие – и студентки, и преподаватели, которые не видели Елену уже длительное время и до этой встречи понятия не имели, что она является воспитателем «Системы». Светлана мастерски фильтровала эти попытки, непреклонно отсекая слишком эмоциональных, нетактичных или просто чересчур любопытных. Она решительно вставала на пути таких желающих пообщаться, отводила их слегка в сторонку и очень коротко что-то им объясняла.
И никому не позволяла разговаривать с Леной без своего присутствия. Светлана не сделала исключения даже для Александры Павловны, куратора курса, на котором училась Марина, а раньше и Лена. Представившись, она вежливо, но твёрдо пресекла попытку Александры отвести свою бывшую студентку в сторонку поговорить.
- Я не могу её отпустить. Пообщайтесь здесь, при мне, и без лишних эмоций, пожалуйста, - спокойно заявила она возмущённой преподавательнице.
Точно такая же участь ещё в день приезда Лены постигла и Кирилла, когда он стремительно ворвался в квартиру, схватил невесту в охапку и попытался уединиться с ней в другой комнате.
- Одну минуточку, молодой человек.
Светлана решительно встала между подругой и Кириллом.
- Представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Светлана Петровна, я коллега и подруга Лены.
- Кирилл Владимирович, - так же официально заявил тот. – Всё, теперь я могу поговорить со своей невестой?
- Можете. Но только здесь, в моём присутствии. И не надо её хватать, куда-то тащить и, вообще, чересчур волновать.
- Да я её жених! Я люблю Лену! Вы что, не понимаете?
- Жених – это ещё не муж, - твёрдо заявила Светлана. – А я сейчас официальный опекун своей несовершеннолетней коллеги, которая в данное время, к тому же, временно недееспособна. Кроме того, я дипломированный психолог. И именно я буду решать, как и с кем моей подопечной можно общаться. Пожалуйста, вы можете поговорить здесь, в моём присутствии.
- Я люблю Лену! И просто не смогу никак ей навредить! - горячился Кирилл.
- Верю, что любите, - слегка смягчилась Светлана. – Однако, молодой человек, я вижу вас в первый раз. А навредить Лене вы точно не сможете, если будете разговаривать при мне. Только тогда я буду в этом уверена.
- Но…я могу её хотя бы обнять? – с сарказмом поинтересовался тот.
- Пожалуйста.
Светлана немного подтолкнула Лену навстречу другу.
- И поцеловать можете. А потом сядем вместе вот за этот стол, и можете общаться.
Кириллу оставалось только подчиниться. Правда, злился он недолго, поскольку вскоре очень оценил такую заботу подруги Лены о своей невесте. Да и Светлана, узнав Кирилла получше, стала больше ему доверять и пару раз даже поручала ему Лену на недолгое время, пока сама беседовала с другими в ней нуждающимися.
На прощание в колледж пришли и Олеся Игоревна с мужем, родители Сони. Увидев их, Светлана напряглась и шепнула подруге:
- С ними, дорогая, ты уж точно общаться не будешь.
Лена, у которой при виде Олеси Игоревны тут же больно кольнуло в сердце, только сейчас вспомнила про Соню.
«Интересно, а ей-то сказали? И как она?»
Однако подумала Лена об этом как-то апатично.
«Ладно, Света, наверное, в курсе»
Светлана тем временем, прошептав Кириллу: «Побудь с ней минутку, только никого и близко не подпускай!», уже направлялась к этой семейной паре и минуту спустя начала с ними разговаривать – сочувственно, но в то же время твёрдо. Галина Алексеевна уполномочила Светлану сообщить родителям Сони о переводе их дочери в другой «Центр» (иначе они узнали бы об этом только через несколько дней из официального письменного уведомления). Света, конечно, это сделала и постаралась максимально поддержать Олесю Игоревну, которой очень симпатизировала ещё со дня воскресного свидания. Однако твёрдо попросила её ни в коем случае даже близко не подходить к Лене. «Ей очень больно сейчас. Давайте не будем усугублять её состояние»
В среду на похоронах присутствовали и коллеги Елены из «Центра». Галина Алексеевна, как и обещала, освободила от работы в этот день всех подруг Лены, а ещё слёзно просившую у неё о том же Алину. Директор Элина Владиславовна тоже приехала со своими сотрудницами. Участие коллег очень поддержало девушку, а её родителей просто потрясло! Такой делегации с места работы их дочери – весьма серьёзного учреждения, они не ожидали. А мероприятию присутствие представителей «Системы перевоспитания» помогло придать правильный настрой. Всё происходило печально, трогательно, но в то же время организованно и без всяких ненужных инцидентов.
Галина Алексеевна сочувственно и тактично переговорила с близкими Марины и родителями Лены. А саму девушку сразу взяла под своё «крыло» – обняла за плечи, да так и не отпускала от себя никуда ни на похоронах, ни на поминках. Освободившаяся Светлана и присоединившаяся к ней Вероника, тоже психолог по второму образованию, внимательно следили за эмоциональной обстановкой и немедленно оказывали необходимую помощь нуждающимся. Когда, уже по окончании поминок, сотрудницы «Центра» на своём микроавтобусе уехали обратно, Вероника осталась в квартире Марины до позднего вечера, в помощь Светлане, и вернулась в «Центр» на такси только поздно ночью.
Сейчас Лена уже немного пришла в себя. Насколько это было возможно, конечно.
- Дай-ка мне второй ключ от квартиры, дорогая, - приказала Светлана. – Сейчас схожу за кой-какими вещами и переберусь к тебе на первое время. И не вздумай возражать!
- Не собираюсь даже.
Лена благодарно смотрела на подругу.
- Самой не хочется одной оставаться. Слишком тяжело пока.
Внезапный звонок в дверь заставил девушку вздрогнуть. Светлана, жестом удержав Лену на месте, открыла сама, и через пару секунд на кухне появилась Елизавета в костюме ответственной дежурной по отделению. Без слов она подошла к вскочившей подруге и крепко её обняла.
- Я скучала, - хрипловатым голосом сказала, наконец, Лиза. – Рада, что ты вернулась.
Лена расстроганно кивнула.
- Не плачешь уже? Это хорошо. А у меня приказ проводить тебя к Галине Алексеевне.
- Девочки, вы теперь меня и на работе будете везде сопровождать? – улыбнулась Лена.
- И будем, если понадобится, - заверила Лиза. И более мягко продолжала:
- Пойдём, дорогая. Галина тебя ждёт. И уж, пожалуйста, Лена…веди себя там поскромнее, ладно?
Лене можно было этого и не говорить. Галине Алексеевне девушка была безмерно благодарна за то памятное утро понедельника, да и за всё остальное тоже.
Елена уже знала от подруг, что заведующая решила вернуть ей прежнюю должность. Однако когда сама Галина Алексеевна сообщила об этом своей сотруднице, у Лены выступили на глазах слёзы.
- Галина Алексеевна, - тихо спросила она. – Вы решили меня простить… только из-за Марины?
- Простить? – вскинула брови заведующая. – Так ты всё-таки признаёшь, что была неправа?
Лена стояла перед начальницей молча, глядя на неё огромными глазищами, в которых блестели слёзы, и не могла вымолвить ни слова. Нет, не признавала она себя виноватой! Врать не могла, но и расстраивать не хотела заведующую, которую очень уважала.
- Ладно, расслабься, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Знаю, что не признаёшь. И понимаю, что придётся мне с тобой объясниться. Давай присядем, дорогая!
- Да, в «дежурные» я тебя не разжаловала частично из-за этой трагедии, - сказала начальница, когда они с Леной устроились рядом за столом. – Но не только поэтому. Подруги за тебя очень уж просили. И смелость Инны меня впечатлила, как и вся эта история с вашей ссорой. А главное – все необходимые выводы я уже сделала, соответственно, в такой мере сейчас уже нет необходимости. Лена, я собиралась это сделать вовсе не потому, что на тебя рассердилась.
- Но…я видела, что вы сердились, - тихо проговорила девушка.
- Сначала да, пока ещё эмоции властвовали, - кивнула Галина Алексеевна. – Но одновременно твоё поведение меня и обрадовало.
Лена смотрела на неё с удивлением.
- Скажу честно – любая другая моя сотрудница, позволив себе подобное, вылетела бы с работы в ближайшее же время. Даже о понижении в должности речь бы не шла, я тебя уверяю.
Заведующая иронически улыбнулась.
- Ты ведь и сама уже убедилась, что вас, воспитателей, тоже совсем несложно поймать на нарушениях. Одно, второе, пятое – вот уже и увольнение, причём, вполне на законных основаниях. Так же, как и вы воспитанниц ловите при желании. Однако…к тебе мы с Элиной Владиславовной с некоторых пор внимательно присматриваемся. Поэтому я сразу решила проверить, как далеко ты можешь зайти, и стала тебя запугивать. И, как видишь, ничего у меня не получилось.
Заведующая развела руками.
- Ты твёрдо стоишь на своём и не боишься начальства. Это можно расценить как дерзость со стороны рядового сотрудника, но для будущего руководителя является очень ценным качеством. Хотелось, конечно, нам с директором посмотреть, осталась бы ты настолько же стойкой и дальше, в условия гонений с моей стороны и уже будучи пониженной в должности. Но раз уж так всё случилось… решили мы это не проверять. Тем более, что и сомнений-то у нас особых уже и нет.
«Надо же, права была Соня! На все сто!» - мелькнуло у Лены.
- То есть, вы на меня не сердитесь? У нас могут быть прежние отношения? – волнуясь, переспросила она. – И вы не будете больше применять ко мне репрессии?
- Зачем это я буду травить свою самую перспективную сотрудницу? – усмехнулась Галина Алексеевна. – Наоборот, после этого инцидента мы с Элиной Владиславовной ещё больше укрепились в своём решении.
Неожиданно заведующая взяла Лену за кисть левой руки.
- Не хочешь мне об этом рассказать? – кивнула она на кольцо. - Оно от того самого молодого человека, которого я с тобой видела? Кирилла Владимировича?
Лена подтвердила.
- Это у вас серьёзно? – поинтересовалась Галина Алексеевна.
- Очень.
- Конечно. У такой девушки, как ты, по-другому быть и не может. Значит, подготовь своего Кирилла соответствующим образом. До третьего курса института ты остаёшься у меня. Никаких «Межвузовских» Центров. Понятно?
Галина Алексеевна требовательно смотрела на Лену.
- Дальше. После института ты возвращаешься сюда, ко мне на отделение, и я тебя готовлю на своё место.
- Как? – ахнула девушка. – Галина Алексеевна, но это преждевременно! Разве вы…
- Лена, - улыбнулась заведующая. – А ты посчитай, сколько пройдёт времени. Институт ты закончишь только через семь лет! И ещё года два-три со мной поработаешь, пока я не уйду. Мне надо заранее подумать о своей преемнице, ведь работать в таком режиме до старости очень трудно. Да я ещё очень многое хочу успеть в жизни. Попутешествовать, например, в своё удовольствие!
Конечно, совсем без работы я не смогу. Но после 55-ти лет не останусь на заведовании, да, пожалуй, и в «Системе». Перейду на преподавание, например. Обрати внимание, в «Центре» очень мало воспитателей и руководителей старше пятидесяти. Во-первых, в таком возрасте уже хочется хоть на время отойти от дел и пожить в своё удовольствие. Ведь средства позволяют! А во-вторых, согласись, тут очень напряжённо. Это работа для молодых и людей среднего возраста.
Однако перед тем как покинуть свой пост, я должна найти и подготовить себе на замену достойного сотрудника. Скажу тебе честно: это всегда происходит так. Кандидатов на руководящие должности в «Системе перевоспитания» отбирают заранее. Они знают об этом и соответственно строят свою жизнь. Я выбрала тебя и надеюсь, что не пожалею об этом.
- Но почему меня? – ошеломлённо проговорила Лена.
- А потому что на данный момент только ты из всех моих сотрудников подходишь для этой должности. У тебя есть все необходимые для руководящей работы качества, и нет ни одной черты характера, которая бы этому помешала. Вот так! Поверь мне!
- Но у нас на отделении столько талантливых воспитателей, - растерялась Лена. – Старше и опытнее меня!
- Никто их них не подходит, - твёрдо заявила заведующая. – Кроме тебя. Ты не веришь? Хорошо, я объясню.
Ты отлично работаешь, рано стала «ответственной», успешно ведёшь группу и скоро, без сомнений, выведешь её на первое место. Ты хорошо понимаешь и чувствуешь воспитанниц, можешь сочетать твёрдость с сочувствием и доброжелательностью к ним. Это очень важно! Ты работаешь «ответственной» всего полгода. Но ни у кого из более опытных воспитателей это не получается настолько мастерски, как у тебя. Другие неизбежно начинают склоняться или в одну, или в другую сторону. А ты нашла середину. Не даёшь своим девчонкам никакого спуску, но и не допускаешь излишней жестокости. Тебе совсем не нужны чрезмерные строгости, чтобы поддерживать в группе необходимую дисциплину и отличные показатели. Да ведь у тебя и в лидерстве так же было, правда?
- Примерно, - кивнула Лена.
- Дальше. Ты абсолютно бескомпромиссный человек, не терпишь неправды и фальши, обычно сама легко чувствуешь обман. Ни сотрудники, ни воспитанницы врать тебе не смогут, это точно. И ещё. Как раз эта история с Инной показала, что ты можешь отнестись жёстко даже к своим близким подругам, если этого требуют интересы дела, или, если это соответствует твоим принципам. Это суперценное качество для руководителя…по крайней мере, в нашей структуре.
К тому же выяснилось, что ты в состоянии настоять на своём даже перед начальством. Тебе достаточно уверенности в своей правоте, и тогда ты при любом раскладе поступаешь твёрдо и бесстрашно.
- Не так уж и бесстрашно, - смутилась Лена. – Я основательно струсила, признаюсь.
- Ерунда, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Я тебе сказала правду. Ни разу на моей памяти никто на подобное не осмеливался! А я работаю заведующей уже 15 лет. Меня, кстати, тоже начали к этому готовить заранее, мне тогда было двадцать с небольшим.
А ты и дальше в этой ситуации повела себя достойно. Ведь какой прессинг тебе пришлось выдержать и от меня, и от всех своих коллег! Но ты стояла на своём и не сдалась, не прибежала ко мне с покаянием.
- Лена, ты читала «Профессию» Айзека Азимова? - внезапно спросила Галина Алексеевна.
- Конечно, только давно, ещё в школе.
- Не прослеживаешь аналогии? Вспомни, как там отбирали кандидатов в «программисты» - людей из эшелона высшей власти, которые могут творчески мыслить и создают программы, по которым живёт вся страна?
- Сначала предварительным тестированием, - вспомнила Лена. – А потом помещали в специальные…как там это…ну, дома отдыха, что ли. Говорили им, что они не способны получить никакую профессию, и государство их охраняет.
- Ага. «Приюты для слабоумных» И там наблюдали, выясняли, кто из них не поддаётся уговорам смириться и поступать, как все, и до конца отстаивает своё мнение.
- Вот поэтому главному герою, Джорджу, это и удалось. А обычная статистика – только один из десяти, попавших в этот приют, был способен в итоге для такой работы, - продолжала Галина Алексеевна.
- А в нашей «Системе перевоспитания» такие «программисты» - это вовсе не теоретики из административной верхушки, а непосредственные руководители «Центров»: директор и заведующие отделениями. Эти пять человек держат всё в учреждении под своим контролем. Пишут программы, если хочешь. И претворяют их в жизнь. И работа эта совсем не простая, как может показаться со стороны даже вам, воспитателям. Потому что имеет много нюансов…в том числе и политических.
Лена молчала, пытаясь осмыслить услышанное.
- Поэтому и к отбору мы относимся тщательно. Формируя команду, заранее присматриваем подходящих нам сотрудников. На самом деле, директора и заведующие «Центров» - самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники «Системы». И именно мы имеем реальную власть над многим. Куда там любому административному чину!
- Хочешь узнать, сколько ты будешь зарабатывать на заведовании в первый год? – с улыбкой спросила начальница.
- Пожалуй, - заинтересовалась Лена.
Галина Алексеевна написала на листке бумаги цифру.
- Это в год?
- В месяц, - усмехнулась начальница.
Лена глубоко вздохнула. Сказать, что она была впечатлена – это значит не сказать ничего.
- А это через пять лет.
Заведующая написала рядом ещё одну цифру.
- Достаточно, чтобы тебе заинтересовать?
- Галина Алексеевна, конечно, достаточно. Но только деньги для меня не главное.
- Не сомневаюсь. Иначе и разговора бы этого с тобой не было. Ладно, дорогая моя. Я очень рада, что ты пришла в себя и стойко справляешься с такой бедой.
- Где там стойко, - вздохнула Лена. – Всё благодаря вам и девчонкам. Галина Алексеевна, большое спасибо вам за то утро. И простите меня, пожалуйста, я такое там вытворяла!
- Ничего не помню, - улыбнулась заведующая. – Значит так, Елена. Сейчас передохни, поужинай. И в девять часов примешь обратно свою группу у Юлии Кондратьевны. Вот уж твои девчонки обрадуются! Кстати, новенькая в вашу группу поступает, с сегодняшнего дня в изоляторе, завтра и займёшься.
- Это тебе вместо Левченко, - сказала начальница, серьёзно глядя на сотрудницу.
Лена уже знала про перевод Сони.
- Понимаю, Галина Алексеевна. И…я согласна с вашим решением насчёт Сони. Это в данной ситуации единственно правильный выход.
Однако она нерешительно смотрела на заведующую, явно о чём-то размышляя.
- Знаете, Галина Алексеевна, в субботу я серьёзно разговаривала с Соней и…
Лена вздохнула.
- Ну, если коротко, то ещё раз убедилась в том, что потенциал, чтобы стать сотрудником, у неё впечатляющий. Поэтому в какой-то мере мне даже жаль, что так всё случилось.
- Если думать об интересах отделения, - добавила она.
Галина Алексеевна одобрительно кивнула.
- Спасибо за откровенность, Лена. Думаю, время всё расставит по местам. А сейчас иди, дорогая, и держись уж, пожалуйста, ладно?
- Слушаюсь, - улыбнулась воспитательница.
*
Соня в это время сидела в удобном самолётном кресле бизнес-класса между двумя строгими сотрудницами внешней охраны, которые сопровождали воспитанницу в новый «Центр перевоспитания».
Эти два дня до отлёта девушка провела в специальной палате медицинского отделения. Когда хорошо знакомая Соне воспитатель изолятора Лариса Евгеньевна ввела её в просторное помещение с ковром на полу, телевизором, большим книжным шкафом и даже кофеваркой, Соня, несмотря на своё угнетённое состояние, оторопела.
- Директор распорядилась поместить тебя в нашу VIP – палату, - объяснила Лариса Евгеньевна. – Отдохнёшь тут, снимешь стресс. Тетради свои все в шкаф убирай, забудь на время об учёбе. Смотри телевизор, читай. Кофе можешь себе варить. В общем, постарайся придти в себя побыстрее, хорошо?
Воспитательница сочувственно смотрела на девушку.
- Лариса Евгеньевна, - рискнула спросить Соня. – А сколько же дней мне к сроку прибавят за такой вот отдых?
Она обвела рукой комнату.
- Не знаете?
- Знаю. Это уже решено. Нисколько, - спокойно ответила та. – Ты не виновата, что вынуждена будешь здесь пересидеть до отъезда. А обстановка – это просто лечебная мера. Соня, в нестандартных ситуациях такие решения принимаются тоже не по шаблону.
Соня эти два дня, действительно, просто отдыхала. Много читала, посмотрела несколько фильмов по телевизору, иногда позволяла себе выпить кофе. Врач Людмила Николаевна назначила Соне транквилизаторы, да и сама часто заходила к девушке, беседовала с ней. Так же поступали и работающие посменно воспитатели изолятора. А Лариса Евгеньевна несколько раз, когда оказывалась относительно свободной, приглашала Соню к себе в кабинет, где они вместе пили чай или кофе, слушали музыку, просто разговаривали. В общем, сотрудники изолятора сделали всё, чтобы помочь девушке справиться с постигшими её потрясениями. Соня очень оценила это, да и вела себя очень спокойно и выдержанно. Однако глухая щемящая тоска по-прежнему сжимала ей сердце.
В четверг после обеда воспитаннице выдали одежду, в которой она приехала из дома, и все немногочисленные личные вещи, затем две сотрудницы охраны вывели её из здания «Центра» и посадили на заднее сиденье вместительного специального автомобиля. Рядом с девушкой с двух сторон сели уже другие сотрудницы, одетые в «гражданское». Одна из них застегнула на руках воспитанницы наручники. До аэропорта ехали молча.
Когда машина остановилась, охранница, сидевшая слева от Сони, освободила её от наручников, но тут же защёлкнула на запястье воспитанницы тонкий серебристый браслет.
- Значит так, Левченко. Слушай внимательно и запоминай, - приказала она. – Я Ольга Сергеевна. Мы с коллегой Анной Викторовной…
Ольга указала на вторую охранницу.
- Сотрудницы службы сопровождения. Сейчас мы вместе выходим из авто, идём в аэропорт, проходим регистрацию и садимся в самолёт. Пока ясно?
- Да.
- У меня такой же браслет, как у тебя.
Ольга Сергеевна потрясла рукой перед лицом Сони. Соответственно, ты не имеешь права отходить от меня дальше, чем на три метра. Фактически же, всегда идёшь рядом со мной. Три метра – это крайность, если вдруг в туалет в самолёте захочешь, например.
А теперь приготовься. Сейчас ты испытаешь, что произойдёт, если нарушишь это условие.
Через пару секунд Соню очень основательно тряхнуло. По всему телу – от макушки до пальцев на ногах прошёл разряд. Это было не то чтобы очень больно, но неприятно до ужаса! Если бы девушка не была несколько заторможена транквилизаторами и своим горем, она бы, наверное, не удержалась и вскрикнула. Однако Соня промолчала. Но с испугом заметила, что теперь тело ей не повинуется совершенно. Руки и ноги отяжелели, язык как бы размяк. Девушка не могла ни сказать ни слова, ни даже двинуть пальцем. Имела возможность только испуганно вращать глазами.
Это жуткое состояние продолжалось около минуты, и всё это время охранницы внимательно смотрели на неё. Наконец, всё закончилось. Соня глубоко вздохнула и судорожно сжала кулаки. Всё-таки она сильно испугалась.
«Ничего ж себе методы у них!» - промелькнуло у девушки.
- Имей в виду, это был очень слабый разряд, - предупредила Ольга. – В случае нарушения режима «трёх метров» получишь воздействие раза в три сильнее. А в новом «Центре» тогда прямиком из приёмной отправишься в карцер дня на четыре. Не говоря уже о продлении срока не меньше, чем на год. Всё поняла?
- Да, - повторила Соня.
Охранницы одобрительно-удивлённо переглянулись.
- А ты молодец, - похвалила Анна. – Выдержанная.
- Да уж, впервые без истерики обошлось, - кивнула Ольга.
Сейчас Соня сидела в своём кресле, внешне спокойная и послушная. Однако, по ощущениям девушки, её собственное сердце сейчас представляло собой сплошную саднящую рану.
Соня очень горевала о Марине. Просто безумно! Эту боль так и не смогли смягчить лекарства Людмилы Николаевны. Так же сильно девушке было жаль Елену и маму Марины. Она знала, как им сейчас плохо. А ещё Соня чувствовала себя растерянной и испуганной оттого, что её так резко сорвали с места и отправили неизвестно куда. Как-то в новом «Центре» всё для неё сложится? Какими будут воспитатели, одноклассницы? Как они воспримут всё то, что Соня натворила, и то, что случилось из-за неё? А в самом затаённом уголке сердца занозой сидело беспокойство за тест. Это ведь не обычный тест по образовательным предметам: пройдя это испытание, тестируемые не имели никакой возможности сами догадаться об его исходе. А как много для Сони зависело от этого исхода!
Соня сейчас понятия не имела, что ожидает её как в ближайшие дни, так и в последующие четыре года. Ей только и оставалось тихо сидеть в своём кресле, внутренне сжавшись от боли и беспокойства, и покорно лететь в неизвестность.
Се ля ви.
Звонок от Александры застал Галину Алексеевну в домашнем тренажёрном зале: они с мужем синхронно занимались на установленных рядом беговых дорожках, а голографический экран всеми возможными спецэффектами изображал морское побережье. Галина очень любила ранним зимним утром побегать по берегу моря, слушая плеск волн, крики чаек и шуршание песка под ногами. Однако телефон и при этом неизменно находился на виду, укреплённый в специальной подставке. Что поделаешь, должность обязывает!
Услышав трель мобильного, муж Галины, Михаил, быстро бросил взгляд на часы и недовольно поморщился. По его многолетнему опыту, звонок жене в семь часов утра предвещал в лучшем случае крушение намеченных на день совместных планов. А в худшем…ну, бывало всякое.
- Это Сашка. Прости, я недолго, - виновато сказала Галина, на самом деле радуясь законному поводу передохнуть. Она знала, что Миша не любит отвлечений во время тренировок, но звонок подруги проигнорировать никак не могла. Без острой необходимости Александра бы в такую рань не позвонила.
- Иди уж, - с притворной строгостью пробурчал муж.
Галина вышла из зала в комнату отдыха и, на ходу прихватив из холодильника минералку, нажала кнопку приёма звонка. С Александрой они долгое время были коллегами: сначала работали «ответственными» на одном отделении, да и потом, когда Галина стала заведующей, подруга трудилась под её началом. Однако несколько лет назад Саша, не выдержав прессинга семьи, уволилась из «Системы» и перешла на более спокойную преподавательскую работу в Гуманитарно-филологический колледж для девушек. Тот самый, в котором учились Марина с Соней, и где до сих пор числилась Лена, хотя на самом деле обучалась по индивидуальным программам в «Центре». Более того, именно Александра Павловна являлась куратором их второго курса и была полностью осведомлена о тех событиях, из-за которых Марина оказалась в больнице, а Соня – в «Центре».
После увольнения Александры они с Галей не только не потеряли связи друг с другом, а, напротив, крепко дружили семьями. Этому совсем не мешала разница в возрасте – Саша была младше на восемь лет. И, когда произошла вся эта неприятная история с подругой Елены, Галина попыталась, используя эту дружбу, помочь своей сотруднице. Упрашивала Александру сначала изменить своё решение и не отдавать Марину под надзор к Соне. Ведь выбор лидера зависел исключительно от куратора! Однако та твёрдо гнула свою линию и возмущалась: «Галя, я же к тебе в отделение не лезу свои порядки наводить! Что за бесцеремонность, в самом деле!»
И Галина Алексеевна вынуждена была наблюдать, как страдает и мечется в бессилии молодая воспитательница, которой начальница очень симпатизировала и к которой даже испытывала что-то похожее на материнские чувства. Она решила не сдаваться и всё это время периодически «капала» Александре на мозги. Галина ещё во время совместной работы с Сашей поняла, что та достаточно «упёртая», но иногда её можно взять «измором». Если повезёт. По мере того, как Соня придумывала для Марины всё более изощрённые издевательства, Галина усиливала свой напор. И, в конце концов, добилась результата.
«Ладно. На той неделе переведу вашу Марину к другому лидеру, - сдалась Александра. – Считай, что кумовство победило»
Однако судьба распорядилась иначе: Марина оказалась в больнице, не дождавшись следующей недели. И о том, что, сложись всё по-другому, Соня уже очень скоро не имела бы никакой власти над Лениной подругой, так и не узнал никто из девушек.
- Привет, дорогая, - Галина с наслаждением отхлебнула воды из бутылки и откинулась на спинку кресла. – И чего это тебе не спится?
Однако выслушав Александру, она в волнении откинула со лба мокрую прядь волос.
- Сегодня ночью? – переспросила внезапно осипшим голосом.
- Да, в четыре часа, - мрачно подтвердила подруга. – Внезапно развившееся осложнение.
- Ничего нельзя было сделать, - вздохнула она.
- Так! – Галина Алексеевна немного пришла в себя. – Откуда знаешь-то?
- Да Олеся только что позвонила, мама Сони, откуда ж ещё?
- И Ленке она уже сказала? – взволновалась Галина.
- А Лене её мама сообщила ещё час назад. Уж про это я первым делом узнала.
- Сашка, спасибо, но сейчас прощаемся, побегу разруливать! – обеспокоенно воскликнула заведующая.
- А зачем я тебе звоню в такую рань, как думаешь? – проворчала подруга. – Иди и быстро меры принимай. Займись девчонкой.
- А то мало мне Сони, а теперь ещё Марины, - совсем тихо, с горечью добавила она.
Галя быстро направилась обратно в тренажёрный зал и в дверях столкнулась с Мишей. Тот, едва взглянув на жену, приказным тоном произнёс:
- Иди в душ и одевайся. А я сварю кофе.
Они прожили с Галей душа в душу уже двадцать лет. Михаил, известный профессор математики, один из самых выдающихся учёных в Новопоке, прекрасно понял по виду жены, что неприятности серьёзные, и знал - в таких случаях ей нужно решительное руководство, а не сюсюканье.
- Угу, - Галина обессиленно уткнулась мужу в плечо. – Маринка ночью умерла, представляешь? Тромбоэмболия… чёрт бы её побрал!
Михаилу не надо было дополнительно объяснять, ни кто такая Маринка, ни что означает эта тромбоэмболия. Он сочувственно прижал жену к себе, нежно поцеловал, но тут же отстранил.
- Галя, плакать потом будем, некогда сейчас. Быстро приводи себя в порядок, и жду на кухне.
- Мне приготовь с коньяком! И побольше. Коньяка, в смысле, - попросила Галина.
Как бы ни хотелось ей броситься к Лене прямо сейчас, чтобы не терять драгоценного времени, такое было абсолютно невозможным. Заведующая отделением не имела права появиться вся взмокшая, во фривольном спортивном костюмчике и без макияжа не только в основном помещении «Центра», но даже и в крыле, где проживали сотрудники.
Галина уложилась в рекордные сроки, большую кружку кофе с коньяком выпила практически на ходу, попутно уже делая необходимые звонки. Вскоре она быстрым шагом направлялась к квартире Елены, где с сегодняшнего дня молодая сотрудница должна была отбывать домашний арест.
Заведующая неспроста торопилась. За много лет работы в исправительном учреждении она перевидала здесь многих девчонок, которые ни за что бы не попали в «Центр», не случись в их жизни какого-либо несчастья. Или того, что они посчитали несчастьем. Причины могли быть самые разные – от неразделённой любви до смерти близких родственников. К сожалению, закон был неумолим. По какой бы причине подросток ни употребил алкоголь или выкурил сигарету – он неизбежно будет за это расплачиваться.
Да, Галина Алексеевна знала, что Елена – сильная и вполне морально устойчивая, да иначе она не прошла бы тест «Системы». Однако… сильное горе иногда способно уравнять всех.
К счастью, дверь Лена открыла сразу. Стояла, загораживая заведующей проход, в красном коротком халатике, распахивающемся на груди, смотрела на гостью сухими воспалёнными глазами и явно плохо понимала, что вообще происходит.
«Шок! Плохо дело!» - мелькнуло у Галины. Она бесцеремонно отодвинула девушку в сторону и быстро обошла всю квартиру. Лена была одна, и на первый взгляд ничего страшного или подозрительного в её жилище не обнаружилось. Постель в спальне была смята, скорее всего, звонок в дверь поднял хозяйку с кровати. Галина быстро позвонила Людмиле Николаевне, врачу «Центра», только вчера заступившей на двухнедельную вахту. Затем вернулась к своей сотруднице, которая даже не сделала попытки выйти из прихожей – так и стояла, обессиленно прислонившись к двери. Галина взяла девушку за руку и повела за собой – та следовала за начальницей молча и покорно.
Вместе они вошли в просторную светлую кухню, и тут Галина внезапно притянула Лену к себе и крепко обняла.
- Бедная моя девочка…
Лена встрепенулась – столько в голосе начальницы было горя, сочувствия и понимания. Через секунду девушка уже горько плакала в объятиях заведующей, буквально сотрясаясь от рыданий.
«Слава Богу, оттаивает» - с облегчением думала Галина, нежно поглаживая Лену по растрёпанным волосам и ещё крепче обнимая её.
- Ну почему, Галина Алексеевна? Как же так? Ей всего девятнадцать! – еле выговорила девушка, в отчаянии мотая головой. – Ведь всё же было хорошо! Операция прошла успешно! Да всё должно быть хорошо! Я не верю! Не верю! Не верю! Это ошибка! Скажите, что это ошибка, умоляю вас!
Лена уже билась в истерике и пыталась вырываться.
- Нет, моя милая. Не ошибка.
Галине удалось подвести сотрудницу к мягкому диванчику возле кухонного стола и усадить на него.
- Ты не представляешь, как мне жаль. Но такова жизнь, увы. Не всё зависит от нас, как бы нам этого не хотелось.
Лена уронила голову на руки и опять безнадёжно зарыдала.
Галина сидела рядом, обнимая её за плечи.
- Лен. Всё произошло очень быстро. Маринка совсем не страдала, она даже ничего не поняла.
- Но почему ей никто не помог? Почему? Она же была в интенсивной терапии!
- Леночка, милая, да к ней даже подойти никто не успел! Внезапно оторвался тромб и закупорил важную артерию. Это мгновенная смерть!
- Гори всё синим пламенем!
Галина в отчаянии стукнула кулаком по столу.
- Это как раз те проклятые пять процентов! Ты же знаешь, врачи никогда не дают стопроцентной гарантии при таких операциях. Бывают осложнения, которые невозможно предотвратить! Это уже не от нас, людей, зависит, понимаешь? Это только свыше…
- Понимаю-ю-ю, - буквально провыла Лена. – Это я виновата! Я боялась, сомневалась, даже в то утро! Это из-за меня всё!
- Даже думать так не смей! – решительно приказала Галина. – Никто в этой смерти не виноват. А уж ты – тем более!
- Леночка, - уже более мягко сказала она. – Я понимаю, по-прежнему уже никогда не будет. Такое забыть невозможно. Но нам надо справиться с этим и продолжать жить.
- Не хочу! – закричала Лена. – Ничего больше не хочу! И жить тоже.
- Ну-ну, моя маленькая, успокойся, - терпеливо уговаривала заведующая. – Сейчас я тебе кофе сделаю.
- Нет, к чёрту кофе! Галина Алексеевна, налейте мне водки!
Лена внезапно перестала рыдать, вытерла слёзы и требовательно смотрела на собеседницу.
- Пожалуйста, - настаивала она.
- Водки? – переспросила Галина. – А что? Хорошая идея. А, главное, креативная. И где у тебя водка?
Лена была явно не в том состоянии, чтобы заметить подвох.
- Там, в комнате, в баре! – махнула она рукой, но тут силы покинули девушку, она обхватила голову руками и застонала, раскачиваясь из стороны в сторону.
- А поближе-то нигде нет, Алёна? Может, здесь, на кухне?
- Нет, - всхлипнула Лена. – Всё спиртное только в баре.
«Ну и отличненько!»
- Подожди, я сейчас.
Заведующая достала из ящика стола объёмный крепкий пакет и вышла в комнату. Бар она нашла сразу, открыла и едва удержалась, чтобы не выругаться. Чего там только не было!
«Вот засранки! Честное слово, в ближайшее время обойду квартиры этих соплячек несовершеннолетних и все их запасы ликвидирую! Выпендриваются перед своими гостями, понимаешь… А если бы я на часок попозже пришла?»
Эти мысли мелькали в голове Галины Алексеевны, пока она добросовестно вынимала из бара бутылки с водкой, вином и мартини и складывала всё это в пакет. Затем с пакетом в руках вернулась на кухню. Лена сидела на диванчике, откинувшись на его спинку и тихонько поскуливала, опять обливаясь слезами.
Галина быстро сварила крепкий кофе, налила в большую кружку, села рядом с Леной.
- Давай-ка, моя девочка, выпей хоть немного.
- Нет! Не надо ничего!
Лена резко вскочила с места, смахнула со стола кружку, которая с грохотом упала на пол. По светлому ковру медленно разливалась коричневая жидкость.
- Да наплевать! Какая теперь разница! Пропади всё пропадом!
Она схватила со стола сахарницу и с размахом швырнула и её на пол.
Потом медленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Галина села рядом с ней и опять обняла.
В этот момент в кухню быстро вошла врач Людмила Николаевна с медицинским чемоданчиком. С одного взгляда оценив ситуацию, она сочувственно-ласково сказала Лене:
- Понимаю твоё горе, моя хорошая. Потерпи немного, сейчас будет легче.
Врач быстро набрала в шприц необходимые лекарства, подошла к девушке, наложила ей на плечо жгут поверх короткого рукава халатика.
- Галина Алексеевна, руку ей подержите.
Заведующая выполнила просьбу. Однако с Леной не так-то легко оказалось сладить. С громким криком «Не надо, ничего не хочу, отстаньте!» девушка попыталась вскочить с места.
- Сядь, - твёрдо усадила её на место врач. И тут же сердито рявкнула на заведующую:
- Галя, руку крепче держи, кому говорю!
Уже через несколько секунд внутривенная инъекция была сделана. Лена обмякла в объятиях Галины, положив голову той на плечо.
- Минут через десять она уснёт и проспит часа два, - тихо шепнула Людмила Николаевна. – Когда проснётся, дашь ей эту таблетку.
Она выложила на стол блистер.
- И потом – по одной три раза в день. Я буду у себя, если что – звони.
Галина благодарно кивнула. Людмила Николаевна была её ровесницей и работала в «Центре» ещё с незапямятных времён. Характером доктор обладала весьма твёрдым и не боялась, при случае, прикрикнуть даже на кого-нибудь из руководителей. А многие воспитатели откровенно её побаивались.
Когда за Людмилой Николаевной с хлопком закрылась дверь, Лена вздрогнула и как будто очнулась. Растерянно обвела взглядом разгромленную кухню.
- Ничего, моя девочка. Ну, побила посуду немножко, не страшно, - улыбнулась ей Галина.
- Галина Алексеевна, - с тревогой и горечью проговорила девушка. – А как же сейчас там мама Марины? И Олеся Игоревна? Они же…
Лена опять попыталась вскочить с места.
- Мне надо туда, к ним! И на похороны…
Она повернулась к заведующей, взволнованная, раскрасневшаяся, с залитым слезами лицом.
- Галина Алексеевна, я помню про домашний арест. Но, пожалуйста, отпустите меня! Я потом всё отсижу, ну, пожалуйста!
- Вот дурочка, - растроганно покачала головой Галина. – Ты уж совсем-то монстром меня не выставляй, ладно? Конечно, отпущу. Скоро Светлана с Машей придут, с ними и поедешь.
- Зачем? – глаза Лены наполнились слезами. – Я и сама могу.
- Нет, милая.
Галина не позволяла Лене вставать, удерживала её на месте.
- За руль я тебя в таком состоянии не пущу. Девочки там тебя поддержат и… заодно присмотрят, чтоб ты глупостей не наделала.
- А то водки она у меня просит! Виданное ли дело? – повысила голос заведующая, подняла с пола пакет с алкоголем и возмущённо потрясла им перед Леной.
- Да не всё ли теперь равно? – обречённо проговорила девушка.
- А вот у воспитанниц потом спросишь, так ли им всё равно – дома жить или в «Центре». Да ты в память о Марине должна держать себя в руках, понимаешь? Хочешь другую форму надеть? На моём отделении воспитанницей оказаться?
На миг у Лены промелькнула вполне нормальная улыбка.
- Ну уж вы, наверное, меня пожалели бы… Хотя бы в другой «Центр» отправили.
Но тут же лицо девушки опять скривилось, горло перехватили спазмы.
- О чём это я? Мы-то живы… А Маринка…
Галина Алексеевна заметила, что Лена уже с трудом держит глаза открытыми.
- Пойдём-ка, милая, поспим немножко.
Она уверенно подняла Лену с дивана и повела в спальню.
- А потом девочки домой тебя отвезут.
- Нет-нет, мне прямо сейчас надо ехать, – пыталась возражать сотрудница, но сил сопротивляться у неё уже не было – лекарства и сильное нервное перенапряжение сделали своё дело.
- Не спорь со мной, - мягко увещевала Галина. – Пока ты у меня работаешь, я твой опекун, если помнишь. И лучше в этих вещах разбираюсь.
- Я… не буду… с вами спорить, - с трудом, уже проваливаясь в сон, пообещала девушка.
Заведующая уложила Лену в кровать, сняла с неё лёгкий халатик, заботливо укрыла одеялом и сидела рядом, поглаживая девушку по голове, пока та не уснула совсем крепко.
Тогда Галина вышла на кухню, обессиленно присела на тот же диван и тоже расплакалась. Она даже не знала, кого ей сейчас больше жалко – Марину или Лену.
«Бедные девчонки. За что им это?» - вытирая слёзы, думала заведующая.
Внезапно тишину разорвал резкий звонок в дверь. Галина вздрогнула, быстро плеснула в лицо холодной водой из-под крана и побежала открывать.
- Вся компания? Оперативно вы, девочки, - проговорила она, когда Светлана, Маша, Елизавета и Вероника вошли в прихожую и поздоровались.
- Не вся, - махнула рукой Светлана. – Инна дежурит сегодня, ей пока ничего говорить не стали.
- А вы, мои дорогие? – заведующая требовательно посмотрела на Лизу и Нику. – Положим, у Светы отгул, Маша выходная, а вы как уроки бросили?
- У Лизы «окно», - ответила за обеих Вероника. – А я дала классу незапланированную самостоятельную, каюсь. «Дежурная» с ними осталась. Но ведь в такой день простительно?
- Да ладно, - вздохнула заведующая. – Пойдёмте на кухню. Лену накачали успокоительными, спит.
Все расселись за столом, кроме Елизаветы, которая вначале быстро убрала с пола осколки посуды, а потом притащила из кладовой пылесос и сейчас тщательно чистила ковёр.
- Как она, Галина Алексеевна? - робко спросила Маша. Новость ошеломила девушку. Направляясь к Лене, она даже не представляла, как может помочь подруге, успокоить её. Как вообще это возможно, когда такое произошло?
- Плоха была, - вздохнула Галина. – Вот… посуду перебила. А ещё водки у меня просила, представляете?
Она выставила на стол «алкогольный» пакет, достала из него бутылку водки и попросила Лизу:
- Да брось ты пылесос этот. Посмотри лучше, что там у неё в холодильнике закусить найдётся. И стопки достань.
Подчинённые смотрели на заведующую с изумлением.
- Девчонки, вы же все у меня совершеннолетние, - сказала им начальница. – Давайте Марину помянем. Что мы ещё-то можем сделать?
Елизавета молниеносно достала из шкафа и холодильника всё необходимое и тоже села за стол.
Галина Алексеевна разлила водку по стопкам и кивнула сотрудницам. Все молча выпили.
- Операция прошла успешно, - объясняла заведующая. – И диагноз подтвердился, и узелок этот аномальный хирурги ликвидировали. Но…от подобных осложнений никто не застрахован. Лично я, девочки, думаю, что случиться такому или не случиться – это свыше предопределяется. Врачи сделали всё, что от них зависело.
- И что теперь будет? – расстроенно спросила Светлана. – Ленка и так переживала… просто безумно, даже, когда подруга ещё жива была. Как она с этим справится?
Вместо ответа Галина опять налила всем водки.
- А мы на что? – возмутилась Вероника. – Поможем справиться! Галина Алексеевна, её сейчас одну совсем нельзя оставлять!
- Да это понятно, - кивнула начальница. – Света, Маша. Вы сегодня свободны – отвезите её к маме, хорошо?
- Конечно! – синхронно воскликнули молодые сотрудницы.
- Сейчас побудьте с ней, пока не проснётся, помогите собраться и поезжайте вместе на её машине. Одна за рулём, а вторая рядом с ней всё время. Давайте, девочки, по второй…кому можно.
Взрослым в Новопоке не запрещалось умеренно употреблять алкоголь, однако каждый гражданин обязан был знать свою «норму» и не допускать состояния опьянения.
- Мария, вот только тебе вечером вернуться придётся, чтоб на дежурство завтра заступить. Возьмёшь такси, тебе оплатят.
- Не вопрос, Галина Алексеевна. И не надо никакой оплаты.
- А тебе, Света, я до пятницы подмену организую. Побудь уж там с ней, пожалуйста, поддержи. И глаз с неё не спускай, ни на минуту!
- Хорошо, - кивнула сотрудница.
- Светлана, это очень серьёзно! – заведующая повысила голос. – Ни на минуту! Даже до туалета провожай!
- Очень прошу, - тихо добавила она и в волнении прикрыла глаза рукой, пытаясь скрыть непроизвольно выступившие слёзы.
Молодые сотрудницы переглянулись.
- Галина Алексеевна, не беспокойтесь, - твёрдо заявила Света. – Всё будет хорошо.
- А вы поплачьте, нас не надо стесняться, - сочувственно сказала Елизавета.
- Спасибо, девочки.
Заведующая вытерла слёзы первой подвернувшейся под руку салфеткой.
- Тяжело это всё… - пожаловалась она.
- Галина Алексеевна, а, может, вы меня или Лизу тоже отпустите? Для надёжности? – предложила Вероника.
- Нет, не могу, - начальница покачала головой. – Но на среду всем замену найду, и Инне тоже. На похороны вместе поедем. Света, а ты привезёшь Лену в четверг к вечеру, с пятницы я её на работу определю. Там, дома, девчонке только хуже будет. Нельзя ей без дела болтаться, пусть работает и с вами общается. Так потихоньку и выберется.
- Галина Алексеевна…
Светлана всегда была немного авантюрной и, хотя исповедовала политику полного подчинения руководству, не боялась, при необходимости, осторожно прояснять щекотливые вопросы.
- Галина Алексеевна, - повторила она, просительно заглядывая начальнице в глаза. – А вы её не простите?
- Вот в четверг поговорю с ней и решу, - машинально ответила Галина, но тут же спохватилась.
- Так, Света, что за бесцеремонность?
- Галина Алексеевна, ну пожалуйста, простите её, - горячо заговорила теперь Лиза. – Да Ленка просто молодая ещё, амбициозная, самоуверенная слишком! Но она ведь добрая девчонка! Смотрите, как за Марину переживала! Да и за Алинку ведь не из-за какой-то выгоды заступилась, а просто пожалела её. Да, дерзко она поступила, согласна! Но ведь какая смелость для этого нужна была! Она ж не могла не понимать, как вы рассердитесь. Галина Алексеевна, ну есть у неё «смягчающие»! А теперь ещё и это горе! Это вдобавок к отстранению от должности и вашему изменившемуся к ней отношению. Да Ленке этого всего не пережить будет, пожалейте её, пожалуйста! Проявите милость, очень прошу!
- Лизавете больше не наливаем, - с усмешкой покачала головой начальница.
- Галина Алексеевна, мы все об этом просим. Простите её, пожалуйста, - тихо, но проникновенно проговорила Вероника.
- Очень просим, Галина Алексеевна! – вскочила с места Маша. – Если вы в четверг собираетесь с ней поговорить, это ничего не изменит, к огромному сожалению! Лена считает, что права, а она очень упёртая! Простите её просто так, пожалуйста! В память о Марине!
- Девочки, что за фокусы? – рассердилась заведующая. – Вы сговорились свою начальницу напоить и в ходе совместного распития крепких спиртных напитков добиться снисхождений для подруги?
- Галина Алексеевна, но это как раз вы начали нас спаивать, - улыбнулась Маша.
- Мы очень за неё просим, - не сдавалась Светлана. – И готовы сделать для этого что угодно! Галина Алексеевна, а больше вам ни для кого амнистия не нужна, кроме Сони? Давайте мы с Лизой и Никой любых наших воспитанниц полностью простим, вы только скажите!
- Нет уж, с воспитанницами своими сами разбирайтесь, - усмехнулась Галина. – Но вот…пожалуй, я не против была бы уточнить у вас некоторые моменты. Однако ничего не обещаю.
- Спрашивайте! – с готовностью согласилась Лиза.
- Тогда расскажи-ка мне, дорогая, что за история у вас произошла с Леной и Инной? Чем это они были настолько заняты с вечера воскресенья и аж до вторника, что болезнь Наташи проворонили?
- М-м-м-м, - в волнении простонала Елизавета. – Но об этом я не могу без Лены рассказать, она Инне слово дала!
- А для меня это важно, - пожала плечами заведующая. – Иначе картинка не складывается.
- Одну минуту, плиз!
Света решительно схватила телефон.
- Инна? Громкая связь. Мы сейчас все вчетвером, кроме Лены, беседуем с Галиной Алексеевной, и она просит рассказать ей обо всём. Ты не против?
- О-о-ой! – выдохнула в трубку «дежурная».
- Мы за Лену просим, понимаешь?
- Рассказывайте! – тут же уверенно сказала девушка. – Если есть хоть малюсенький шанс… всё расскажите.
- О’кей, созвонимся.
Галина Алексеевна удивленно покачала головой.
- Да, дружба у вас, однако… Лиза, слушаю!
По мере повествования Елизаветы у заведующей и Маши потихоньку вытягивались лица. Когда рассказчица закончила, Галина Алексеевна шумно выдохнула.
- И как тебе всё это? – обернулась она к Марии. По лицу девушки заведующая поняла, что она тоже ничего не знала.
- Жесть! – коротко ответила та.
- Ещё водки?
- Пожалуй, - Маша подставила стопку.
Галина налила только себе и Марии, и они тут же выпили.
- Всё, девочки, пьянку заканчиваем, - решительно велела заведующая, хотя никто и не собирался возражать.
- Это я с собой заберу, от греха подальше.
Она спрятала недопитую бутылку в пакет.
- И Инна не побоялась сейчас всё это раскрыть? – только сейчас пришла в себя Маша.
- Да уж ни чета некоторым, которые годами скрывают, - ехидно подколола её Лиза.
- Галина Алексеевна, да только за эту Инкину смелость, простите их обеих, пожалуйста, - взмолилась Маша.
- Нет, девочки, с вами я больше не пью. Наглеть начинаете, - покачала головой начальница.
– Лиза, значит, ты всё это проводила, а Лена невозмутимо стояла рядом? – уточнила она.
- Невозмутимо, как же, - усмехнулась Елизавета. – Да хорошо, что в обморок не грохнулась! С трудом дотерпела. Я, когда закончила, не знала, кого из них первую в чувство приводить!
- А потом она узнала про сговор Инны с Левченко, о том, что вы это от неё скрыли, и разорвала с вами отношения, - задумчиво протянула Галина.
- Ага, - мрачно подтвердила Лиза. – Никак её не уговорить было! Обращалась к нам только официально, по имени-отчеству, от нас того же требовала! Я и то перепугалась не на шутку, а уж про Инну и говорить нечего! Галина Алексеевна, возможно, Инна и правда Наташкино плохое самочувствие прозевала, но вы же теперь понимаете, в каком она была состоянии! Ленка нас ни видеть, ни слышать не хотела, вы же знаете, какой у неё характер! Я извиняюсь… но вот…даже вас она не побоялась.
- А мы ведь любим её, заразу, - в волнении покачала она головой. – Спасибо, девчонки помогли.
Елизавета кивнула на Свету с Никой.
- Такие страсти кипели, оказывается, на отделении! Несколько лучших, самых любимых моих сотрудниц чуть вдрызг не перессорились. А я ничего не знала, - укоризненно проговорила заведующая.
- Да я уже собиралась к вам идти, как к последней инстанции, если бы она продолжила упрямиться! – воскликнула Лиза. – А сразу рассказывать из-за Инны не хотели, очень уж она упрашивала.
- Хорошо, девочки, спасибо, что поделились. Эта история помогла мне принять окончательное решение. Лена приедет в четверг и примет обратно свою группу.
- Спасибо! – почти хором, взволнованно проговорили подруги.
- Да не за что! Признаюсь, у меня были другие планы… и не потому, что я уж так сильно на неё рассержена. Я хотела отправить Лену «дежурной» к Ренате Львовне, в штрафную, на место Ольги. Эта барышня второго ребёнка ожидает, и я её пока в «воскресные» перевожу.
- Работа в штрафной группе явно не для беременных, - улыбнулась заведующая. – А с Леной… мне надо было кое-что проверить…но после того, о чём вы мне рассказали, в этом уже нет необходимости.
- Картинка вполне сложилась, - удовлетворённо заметила она.
- Галина Алексеевна, есть ещё один вопрос, - твёрдо заявила Вероника. – Левченко у Лены надо забрать. Представляете, придёт девчонка в четверг в свою группу, только что после похорон, и так ещё наверняка будет на пределе своих возможностей! А там эта мерзавка…
Воспитательница в гневе грохнула кулаком по столу.
- Ника, ну это уж слишком, - поморщилась Лиза. – Соня не виновата в Маринкиной смерти.
- Ну и что? – гневно прищурилась подруга. – Она всё равно для Лены будет постоянным напоминанием! Ей даже смотреть на Соньку будет больно!
- Галина Алексеевна, - Вероника взволнованно обернулась к заведующей. – Отдайте её мне. Лена в моей группе даже не преподаёт, пусть хотя бы видит её поменьше!
- Только в этом дело, Ника? – с усмешкой спросила заведующая.
- Не только! – не стала скрывать та. – Да, в гибели этой девочки Левченко не виновата. Но у меня она весь свой срок будет помнить о том, в чём виновата!
На кухне наступила тишина. Коллеги вряд ли были согласны с Вероникой во всём, но…рациональное зерно в её рассуждениях явно присутствовало.
Галина Алексеевна решила не обострять сейчас обстановку.
- Я подумаю насчёт Левченко.
«Сегодня же с Элиной поговорю, решим вопрос» - мелькнула мысль.
Она посмотрела на часы.
- Лиза, Ника, вам пора на занятия. У меня тоже дела. Лену оставляем в надёжных руках, не переживайте. Света, Маша – на связи!
Все студентки, которым Елизавета преподавала немецкий, сегодня были удивлены необычно «политкорректным» отношением к ним воспитателя. За весь учебный день никому из девочек не досталось ни пощёчин, ни экспансивных нравоучений, ни разгромных разносов. А в двести четвёртой группе воспитанницы буквально открыли рты, услышав от Елизаветы Вадимовны: «Будьте так добры, сдайте домашние работы» (вместо обычного: «Задания мне на стол! Живо!)
Конечно, с Инной Елизавете пришлось объясниться уже на ближайшей перемене. Рассказать ей обо всём. По счастью, у Лизы опять в расписании наблюдалось «окно», и она посидела вместо «дежурной» с воспитанницами на следующем уроке. Инна бегом помчалась к Лене, которая к тому времени уже проснулась, и они успели поплакать вместе и попрощаться. Лизе с Вероникой повезло меньше. Они в этот день Лену уже не увидели, однако смогли поддержать подругу по телефону, пока Светлана и Маша сопровождали её домой.
Соню странное поведение Елизаветы и их с Инной беготня туда-сюда, конечно, удивили, однако об истинной причине всего этого девушка, конечно, знать не могла. А рассказывать ей никто и не собирался.
На отчёт в свою группу вечером Елизавета пришла подозрительно в мирном настроении. Слушая доклад Алины, только молча кивала, хотя в другое время уже метала бы громы и молнии: нарушения и плохие отметки в группе присутствовали. Когда «дежурная» закончила, в комнате наступила напряжённая тишина. Словно очнувшись от каких-то мыслей, Елизавета Вадимовна вынесла свой вердикт:
- Предварительные наказания, полученные нарушительницами от дежурного воспитателя и преподавателей, считаю достаточными. Дополнительных взысканий не будет. Советую всем сделать выводы и впредь такого не допускать.
Пока девушки удивлённо переглядывались, Елизавета приказала Даше Морозовой подойти поближе. Воспитанница немедленно выполнила распоряжение, со страхом ожидая, как минимум, пощёчины. Однако «ответственная», к всеобщему изумлению, сняла с Дашиной шеи табличку с надписью «Лгунья», которую провинившаяся по её приказу носила уже длительное время, практически не снимая.
- Я тебя прощаю, - ровным голосом проговорила Елизавета. – Сейчас можешь одеться. И с этого момента будешь жить как все.
- Спасибо! – воскликнула Даша. – Елизавета Вадимовна…
- Без комментариев! – твёрдо сказала воспитательница. – Отчёт закончен, все свободны.
С этими словами «ответственная» быстро ушла в кабинет.
Когда чуть позже, за чашкой чая, Алина попыталась выяснить у Елизаветы, в чём причина такой неожиданной гуманности, та смущённо пробормотала что-то о милости и о душе, о которой надо бы подумать, и быстро сменила тему.
*
На следующее утро Рената Львовна, сегодняшняя ответственная дежурная, пришла в двести четвёртую группу к подъёму и внимательно наблюдала, как воспитанницы, услышав звонок, дружно соскакивают с кроватей, выстраиваются, а потом выполняют свои утренние обязанности. Девочки особо не удивились – дежурные по отделению воспитательницы практиковали подобное довольно часто. Когда большая часть воспитанниц скрылась в санитарном блоке, Рената Львовна подозвала к себе Соню и знаком попросила Марию Александровну подойти тоже.
- Для вас имеется особое распоряжение, - сказала она. – Левченко после завтрака должна вернуться в группу и переодеться.
Сейчас Соня уже надела специальный комбинезон, в котором должна была после завтрака сразу идти на работу.
- Не в форму только, - повернулась она к Соне. – Выбери что-нибудь из того, что в воскресенье носишь, только поскромнее. Никаких коротких юбок!
- Вы, Мария Александровна, оставьте Левченко в спальне и спокойно поезжайте с остальными на работу, - приказала она «дежурной». – А я зайду за ней и отведу к директору.
- Да-да, директор тебя вызывает, - с усмешкой подтвердила Рената побледневшей воспитаннице.
- Ничего не знаю, не спрашивайте, - покачала она головой в ответ на немой вопрос Марии Александровны. – Выполняйте. Соня, до встречи!
Уже через час Соня, сопровождаемая Ренатой Львовной, входила в приёмную Элины Владиславовны. Девушка решила не рисковать и надела свободные серые брюки и вполне себе скромный голубоватый джемпер. Мария Александровна, впуская её после завтрака в спальню, тихо шепнула: «Держись там решительно и мужественно. Удачи», но больше ничего сказать не пожелала. Соня видела, что «дежурная», если даже точно не знает, зачем начальство требует к себе её воспитанницу, то предположения по этому поводу явно имеет.
Директора «Центра» Соня раньше не видела. Когда секретарь доложила о приходе воспитанницы, и Соню ввели в кабинет, из-за стола поднялась высокая стройная женщина в элегантном сером костюме. Каштановые волосы директрисы были уложены в сложную причёску, карие глаза смотрели на вошедшую оценивающе и строго.
Ответив на почтительное приветствие Сони, Элина Владиславовна подошла к девушке поближе.
- Буду краткой, - сказала она. – Мы с Галиной Алексеевной решили предоставить тебе шанс стать нашим сотрудником.
Соня замерла и внутренне подобралась.
- Для этого, в первую очередь, тебе придётся повторно пройти специальный тест «Системы перевоспитания» на профпригодность. Я знаю, что ты уже делала это в шестнадцать лет. Тогда тебе отказали, но специалистами было рекомендовано повторить попытку в более старшем возрасте. Мы считаем, что в твои нынешние 19 лет… да ещё после всего, что с тобой случилось, попробовать снова вполне допустимо. За это время в твоём характере явно произошли значительные изменения.
Элина подошла ещё ближе к Соне и медленно, внятно произнесла:
- Я хочу, чтобы ты как следует уяснила одну вещь. Только в том случае, если тест окажется положительным на все сто процентов, а не сомнительным, как в прошлый раз, с тобой будет дальнейший разговор. В противном случае мы с Галиной Алексеевной не собираемся тратить на тебя время и силы.
«Веди себя решительно…», - вспомнила Соня совет Марии Александровны.
- Элина Владиславовна, большое спасибо за доверие. Я готова пройти тест, - твёрдо произнесла она, даже не моргнув глазом.
- Хорошо. Тогда сделаешь это прямо сейчас.
Директриса подошла к столу и нажала кнопку селектора.
- Лика, пожалуйста, пригласите ко мне Елену Витальевну.
- Поступаешь в распоряжение старшего психолога, - разъяснила она Соне. – Ты помнишь, тестирование довольно сложное и времени займёт немало. Так что настройся и…
Она улыбнулась девушке.
- Желаю удачи!
Освободилась Соня только после двух часов дня. Тестирование включало в себя несколько этапов: девушке пришлось отвечать на многочисленные вопросы, как на компьютере, так и письменно, а также устно, положив руку в специальное углубление на каком-то мигающем лампочками приборе; выполнять различные задания, а в конце испытания она имела продолжительную беседу с двумя специалистами-психологами поочерёдно.
По окончании процесса Елена Витальевна отвела Соню в кафе для сотрудников и гостей «Центра», и они вместе пообедали, сидя за столиком вдвоём. Поскольку Соня была одета не в форму воспитанницы, никого её присутствие в этой столовой не удивило. К ним с Еленой Витальевной никто не подходил и не пытался заговорить: очевидно, сотрудники знали, что, если старший психолог пришла обедать не одна, то отвлекать её не следует. Во время еды они с Соней разговаривали на вполне нейтральные темы, про прошедшее тестирование не было сказано ни слова. Да Соня и не спрашивала: она знала, что результаты испытаний не обрабатываются на месте, а отправляются в специальное подразделение аналитического отдела «Системы перевоспитания». Соответственно, и ответа ей придётся ожидать довольно долго.
Но вот после обеда, к удивлению воспитанницы, её не отправили на отделение, а проводили опять в кабинет к Элине Владиславовне. Директор предложила Соне присесть в одно из кресел, расположенных вокруг журнального столика, а сама вышла в приёмную. Через пару минут секретарша внесла и поставила на столик поднос с большим кофейником, тремя чашками и молочником.
«Очень интересно», - подумала Соня.
Ещё через минуту в кабинет вернулась директриса, а вместе с ней вошла Галина Алексеевна, которая приветливо поздоровалась с девушкой. Соня удержалась от того, чтобы поспешно вскочить и вытянуться «смирно», как это делают воспитанницы, а поднялась с места почтительно, но с достоинством.
- Присаживайся, - сказала ей Элина. – Сейчас вместе выпьем кофе и поговорим.
- Слушаюсь.
Соня ни на минуту не забывала, что нельзя расслабляться. Пока что она ещё воспитанница!
Когда расселись вокруг столика, Галина Алексеевна налила всем кофе, одну из чашек поставила перед Соней. Девушка спокойно поблагодарила и постаралась сделать вид, что для неё это обычное дело – вот так распивать кофе вместе с самыми главными начальницами «Центра». Некоторое время все молчали. Соня выглядела невозмутимой, но…она уже уловила в глазах директора и заведующей проблески сочувствия и забеспокоилась.
«В чём дело, интересно? Неужели… тест??? Может, отрицательный результат у них всё же сразу выдаётся?»
Как бы отвечая на её безмолвный вопрос, Галина Алексеевна начала разговор.
- Соня, результатов теста тебе придётся подождать не менее двух недель.
- Подожду, Галина Алексеевна, - кивнула воспитанница.
- А сейчас постарайся собрать всё своё мужество, - сочувственно продолжила заведующая. – Мы должны сообщить тебе очень печальную новость.
«Му-у-жайся, кня-гиня, не-до-бры-е ве-сти те-е-бе мы не-сём, кня-гиня» - непроизвольно и очень отчётливо прозвучало в голове девушки начало «Хора бояр» из «Князя Игоря».
Соня уже знала, что хотели сообщить ей начальницы. Просто сразу всё поняла.
- Нет, – тихо попросила она. – Подождите минутку, пожалуйста.
Потом закрыла глаза и ещё несколько раз про себя прослушала про княгиню. «Князя Игоря» Соня безумно любила, и смотрела в Оперном театре каждый раз, когда давали этот спектакль. И раз за разом её потрясала эта сцена, когда бояре приходят к Ярославне сообщить о том, что Игорь пленён, а, возможно, уже и убит. Девушка даже не представляла себе, что должна была при этом чувствовать Ярославна. И вот теперь, кажется, поняла. Однако любимая музыка поддержала Соню и в этот раз.
Она выпрямилась в кресле, потёрла кончиками пальцев виски и слегка осипшим голосом спросила:
- Когда?
Её собеседницы переглянулись.
- Вчерашней ночью, - мягко сказала Элина. – Внезапно развившееся осложнение. Держись, девочка.
- И какое же? – немного помолчав, поинтересовалась Соня.
Хотя на самом деле хотелось вскочить, топать от яростного бессилия ногами, кричать, как Ярославна: «Нет! Нет! Не верю! Нет!»
- Что? – не поняла директриса.
- Про осложнение спрашивает, - тихо объяснила Галина Алексеевна. – Она же у нас в медицине продвинутая.
- Отёк лёгких? Эмболия? Или что-то ещё?
В голосе Сони уже проскакивали истерические нотки, но она всё-таки держалась.
- Эмболия, моя дорогая. Ты ж сама понимаешь…
Заведующая бессильно развела руками.
Соня медленно кивнула. По лицу девушки постепенно разливалась бледность.
- Выпей ещё кофе, - приказала Галина Алексеевна. – Ну, глотни хотя бы.
- Слушаюсь, - воспитанница послушно поднесла чашку к губам.
Сердце Галины разрывалось от жалости к этой девочке. Она понимала, что Соне приходится сейчас гораздо тяжелее, чем вчерашним утром Елене. Ведь воспитанница не может позволить себе даже в горе не только швырнуть на пол чашку или устроить истерику, но и просто чересчур бурно выразить свои эмоции.
Элина встала, быстро отошла к секретеру и через несколько секунд вернулась со стаканом воды и успокаивающей таблеткой.
- Выпей-ка быстренько. Не возражай! Приказ директора.
Соня так же послушно выпила и таблетку.
- Спасибо, Элина Владиславовна. Я в порядке.
Внешне так всё и выглядело. Однако сердце девушки плотным обручем сжимала глухая щемящая тоска.
- Послушай меня! – взволнованно сказала Галина Алексеевна. – Даже и в мыслях не держи, что ты хоть как-то в этом виновата. Поняла?
- Да, - безразлично ответила Соня.
- Никакой твоей вины нет, запомни! – повысила голос заведующая. – Да, ты спровоцировала Марине это обострение. Но именно этим ты дала ей хотя бы шанс поправиться. Об этом мама тебе говорила?
- Да, - повторила Соня. – Я знаю. У Марины врождённое заболевание. А эффект от операции можно было получить только на ещё растущем сердце.
- Вот именно, - вступила Элина. – Поэтому, не окажись девочка сейчас в больнице, через полгода-год было бы уже поздно оперировать. А так… врачи хотя бы попытались её спасти.
- Да.
Однако директора эти монотонные «да» не убедили.
- Как ты думаешь, дорогая, мы с Галиной Алексеевной стали бы предлагать тебе пройти тест, если бы не были уверены на все сто процентов, что ты к этой смерти непричастна?
- Конечно, не стали бы. Элина Владиславовна, всё в порядке, я себя не виню. Просто… …плохо мне сейчас, понимаете?
- Ещё бы мы не понимали, - вздохнула Галина Алексеевна. – Соня, но у тебя нет другого пути, кроме как попытаться справиться с этим. Надо жить дальше.
- Я постараюсь.
В этот раз голос воспитанницы прозвучал хотя бы более осмысленно.
- Соня, ты готова слушать нас дальше? Или тебе нужно время побыть одной?
Элина встала и подошла поближе к девушке, сочувственно глядя на неё.
- Нет! Не оставляйте меня одну, не надо! Я готова.
- Хорошо.
Директриса снова уселась в кресло.
- В связи с этими событиями мы приняли решение перевести тебя в аналогичный «Центр перевоспитания» другого региона.
- Надеюсь, ты понимаешь, почему? – поинтересовалась Галина Алексеевна.
- Понимаю, - ровно отвечала девушка. – Вы не хотите превращать своё отделение в минное поле.
- Именно так!
Заведующая про себя усмехнулась.
«Минное поле! Хорошо сказано!»
Она вспомнила просьбу Вероники перевести Соню в её группу. Даже не просьбу, а настоящее требование, и это от самой гуманной на отделении воспитательницы. Похоже, необычная воспитанница «заминировала» отделение сразу, как только поступила, минами замедленного действия.
- Это правильно! – внезапно порывисто воскликнула Соня. – Для Елены Сергеевны так будет лучше!
- Не только для Елены, - отозвалась заведующая.
- Я хочу, чтобы и остальные мои сотрудники работали спокойно, - продолжала она. – А во-вторых, и о тебе мы с Элиной Владиславовной в этой ситуации не можем не думать. Соня, даже если тест окажется положительным, тебе придётся оставаться воспитанницей ещё несколько месяцев, и за это время постараться проявить все необходимые для будущего сотрудника качества. У нас должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Несомненно, в другом «Центре» ты справишься с этим лучше.
- Я понимаю, Галина Алексеевна.
Голос Сони прервался и впервые за всю беседу в нём прозвенели слёзы.
- Скажите, пожалуйста, а Елена Сергеевна…как она?
Заведующая качнула головой.
- А как ты думаешь? Чувствует Лена себя соответственно ситуации. Сейчас она дома, и Светлана при ней неотлучно.
Соня с облегчением кивнула.
- Завтра похороны, - мягко говорила Галина. – А потом Елена вернётся в свою группу в прежнем качестве.
- Спасибо!
На глазах воспитанницы выступили слёзы облегчения.
- Теперь, когда я об этом знаю, мне будет легче.
- Ещё одна защитница, - вполголоса проворчала заведующая.
Элина понимающе улыбнулась, но тут же посерьёзнела.
- Соня, ни своих подруг, ни воспитателей, да и нас с Галиной Алексеевной ты пока больше не увидишь. Отправить отсюда мы тебя можем только в четверг…
Директор поморщилась.
- Бюрократические проволочки. А пока – сейчас, пока девчонки на работе, соберёшь свои вещи и до отъезда будешь находиться в специальной палате изолятора.
- Слушаюсь.
Уже второй раз за короткое время жизнь Сони переворачивалась буквально в один миг. И опять ей ничего не оставалось, как только мужественно с этим справиться.
- Теперь немного насчёт твоего будущего.
Элина взяла кофейник и подлила всем горячего кофе.
- В новом «Центре» директор, заведующая и твой ответственный воспитатель уже в курсе всего произошедшего. Мы же всегда обосновываем переводы воспитанниц! Но вот про тест и наши в отношении тебя намерения никто из воспитателей знать не будет. Только руководство.
Соня кивнула и прикрыла глаза, чтобы скрыть опять набегающие слёзы.
- Так, девочка моя, быстро пей кофе и съешь шоколадку, - решительно приказала директор, протягивая воспитаннице небольшую плитку «Вдохновения». И дальше ограничивать себя в какой-либо еде я тебе запрещаю. Соня, теперь в этом нет никакого смысла, понимаешь?
- Спасибо.
Девушка взяла шоколад. С директором не поспоришь, да и не таким уж сейчас ей казалось всё это важным.
- Если тест ты не прошла, то останешься в новом «Центре» и будешь уже там отбывать свой срок до конца.
Соня судорожно вздохнула. Несмотря на потрясение, которое она испытала, узнав о смерти Марины, эти слова Элины Владиславовны тоже больно ранили её. Прозвучали как безжалостный приговор.
- А если прошла? – с надеждой проговорила девушка. – Тогда вы возьмёте меня обратно?
Элина с заведующей так понимающе переглянулись, что у Сони ещё сильнее защемило сердце. Она очень много прочитала в этом взгляде. И что обе начальницы – хорошие подруги, и что находятся на одной «волне», а, самое главное… обе к Соне относятся явно доброжелательно.
- Возьмём, - улыбнулась директор. – Понимаешь, Соня, воспитанницу мы ещё можем отдать в другой «Центр», да там и оставить. Но вот перспективную сотрудницу, которую сами же для себя и присмотрели… это уж нет.
Если тест ты прошла, через несколько месяцев вернёшься к Галине Алексеевне и начнёшь проходить обучение. Не волнуйся, к тому времени на отделении всё уже «устаканится». Да и не такое уж это тогда будет иметь значение.
- Вы так думаете? – взволнованно спросила Соня.
- Сейчас, Соня, над моими девочками властвуют больше эмоции, - ответила ей Галина Алексеевна. – А умом-то все они понимают, что ты ни в чём не виновата, да и воспитатель из тебя получится замечательный. Так что не переживай. Время лечит, моя дорогая. Ну, а сейчас нам всем пора.
Соня тут же встала с кресла, не дожидаясь, пока поднимутся начальницы.
- Сейчас тебя проводят.
Элина Владиславовна ободряюще улыбнулась девушке.
- Не волнуйся, мы найдём возможность сообщить тебе о результатах теста, как только сами об этом узнаем. И помни: мы с Галиной Алексеевной желаем тебе удачи и просим держаться стойко и мужественно, как бы всё для тебя не сложилось.
В четверг Лена со Светланой вернулись в «Центр» около пяти вечера. Проводив подругу до квартиры, Светлана быстро помогла ей разобрать вещи, а затем притащила на кухню пить кофе.
- Светик.
Лена подошла к коллеге, которая колдовала над туркой, и совсем по-детски уткнулась ей в плечо.
- Спасибо тебе. Без твоей помощи я бы там просто погибла.
- Вот глупенькая, - растроганно отозвалась Светлана. – А зачем же, по-твоему, нужны друзья? Да ты и сама молодец – держалась потрясающе, пример окружающим подавала. Все, кто к тебе подходил, сразу истерику прекращали и начинали вести себя адекватно.
- Да это они тебя пугались! – слегка улыбнулась Лена. – Ты же всегда со мной рядом стояла, такая строгая и важная, с неприступным взглядом…
Светлана, действительно, во время всех печальных мероприятий оказала и Лене, и близким ей людям неоценимую помощь. Организацией похорон и всего остального, в основном, занимались родители Лены и её жених Кирилл, а вот Светлана сразу по приезде взяла под свой строгий контроль всю психологически-эмоциональную обстановку. Находились они всё это время, большей частью, в квартире родителей Марины. Светлана, по второму образованию психолог, сразу стала опекать маму и отца погибшей девушки, а также близкого друга Марины - Анатолия, которые страдали больше всех и явно не могли сами справиться со своим горем.
Однако и Лену Светлана не отпускала себя ни на шаг, даже с родной мамой не оставляла наедине. Никому не доверяла! Поэтому Лена всегда была рядом, когда коллега беседовала с родными Марины, успокаивала и поддерживала их. Мастерством и твёрдостью подруги девушка просто восхищалась. В «Центре» Светлана, кроме своей основной деятельности, тоже работала с воспитанницами, как психолог, но там Лена обычно могла лицезреть только результаты. А за эти три дня она во всей мере смогла оценить профессионализм подруги, поскольку ещё и слышала каждое сказанное ею слово.
Мама Марины, Карина Александровна, сразу прониклась к Светлане доверием и старалась не отходить от неё надолго. Да и Людмила Павловна, мама Лены, как только поняла, что за дочь можно не беспокоиться, стала уделять Карине почти всё своё время.
Анатолий после первой же беседы со Светой немного пришёл себя и уже не сидел где-то в уголке с отрешённо-печальным видом, а активно помогал всем понемножку, чем только мог.
Однако главной заботой Светланы все эти дни было всё же благополучие подруги. Она ни на секунду не упускала Лену из виду, не позволяла общаться с ней никому, кто сам был слишком обуреваем эмоциями и мог, по её мнению, навредить психологическому состоянию девушки. А те, кому разрешалось переговорить с Еленой, вынуждены были это делать в присутствии и непосредственной близости Светланы – она считала своим долгом слышать каждое слово этих разговоров.
Во вторник состоялось прощание с Мариной в колледже, где она училась. Лена со Светланой стояли вместе с самыми близкими родственниками. Обе сотрудницы были одеты в траурные форменные костюмы «Центра» с эмблемами «Системы перевоспитания». Естественно, к Лене пытались подойти многие – и студентки, и преподаватели, которые не видели Елену уже длительное время и до этой встречи понятия не имели, что она является воспитателем «Системы». Светлана мастерски фильтровала эти попытки, непреклонно отсекая слишком эмоциональных, нетактичных или просто чересчур любопытных. Она решительно вставала на пути таких желающих пообщаться, отводила их слегка в сторонку и очень коротко что-то им объясняла.
И никому не позволяла разговаривать с Леной без своего присутствия. Светлана не сделала исключения даже для Александры Павловны, куратора курса, на котором училась Марина, а раньше и Лена. Представившись, она вежливо, но твёрдо пресекла попытку Александры отвести свою бывшую студентку в сторонку поговорить.
- Я не могу её отпустить. Пообщайтесь здесь, при мне, и без лишних эмоций, пожалуйста, - спокойно заявила она возмущённой преподавательнице.
Точно такая же участь ещё в день приезда Лены постигла и Кирилла, когда он стремительно ворвался в квартиру, схватил невесту в охапку и попытался уединиться с ней в другой комнате.
- Одну минуточку, молодой человек.
Светлана решительно встала между подругой и Кириллом.
- Представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Светлана Петровна, я коллега и подруга Лены.
- Кирилл Владимирович, - так же официально заявил тот. – Всё, теперь я могу поговорить со своей невестой?
- Можете. Но только здесь, в моём присутствии. И не надо её хватать, куда-то тащить и, вообще, чересчур волновать.
- Да я её жених! Я люблю Лену! Вы что, не понимаете?
- Жених – это ещё не муж, - твёрдо заявила Светлана. – А я сейчас официальный опекун своей несовершеннолетней коллеги, которая в данное время, к тому же, временно недееспособна. Кроме того, я дипломированный психолог. И именно я буду решать, как и с кем моей подопечной можно общаться. Пожалуйста, вы можете поговорить здесь, в моём присутствии.
- Я люблю Лену! И просто не смогу никак ей навредить! - горячился Кирилл.
- Верю, что любите, - слегка смягчилась Светлана. – Однако, молодой человек, я вижу вас в первый раз. А навредить Лене вы точно не сможете, если будете разговаривать при мне. Только тогда я буду в этом уверена.
- Но…я могу её хотя бы обнять? – с сарказмом поинтересовался тот.
- Пожалуйста.
Светлана немного подтолкнула Лену навстречу другу.
- И поцеловать можете. А потом сядем вместе вот за этот стол, и можете общаться.
Кириллу оставалось только подчиниться. Правда, злился он недолго, поскольку вскоре очень оценил такую заботу подруги Лены о своей невесте. Да и Светлана, узнав Кирилла получше, стала больше ему доверять и пару раз даже поручала ему Лену на недолгое время, пока сама беседовала с другими в ней нуждающимися.
На прощание в колледж пришли и Олеся Игоревна с мужем, родители Сони. Увидев их, Светлана напряглась и шепнула подруге:
- С ними, дорогая, ты уж точно общаться не будешь.
Лена, у которой при виде Олеси Игоревны тут же больно кольнуло в сердце, только сейчас вспомнила про Соню.
«Интересно, а ей-то сказали? И как она?»
Однако подумала Лена об этом как-то апатично.
«Ладно, Света, наверное, в курсе»
Светлана тем временем, прошептав Кириллу: «Побудь с ней минутку, только никого и близко не подпускай!», уже направлялась к этой семейной паре и минуту спустя начала с ними разговаривать – сочувственно, но в то же время твёрдо. Галина Алексеевна уполномочила Светлану сообщить родителям Сони о переводе их дочери в другой «Центр» (иначе они узнали бы об этом только через несколько дней из официального письменного уведомления). Света, конечно, это сделала и постаралась максимально поддержать Олесю Игоревну, которой очень симпатизировала ещё со дня воскресного свидания. Однако твёрдо попросила её ни в коем случае даже близко не подходить к Лене. «Ей очень больно сейчас. Давайте не будем усугублять её состояние»
В среду на похоронах присутствовали и коллеги Елены из «Центра». Галина Алексеевна, как и обещала, освободила от работы в этот день всех подруг Лены, а ещё слёзно просившую у неё о том же Алину. Директор Элина Владиславовна тоже приехала со своими сотрудницами. Участие коллег очень поддержало девушку, а её родителей просто потрясло! Такой делегации с места работы их дочери – весьма серьёзного учреждения, они не ожидали. А мероприятию присутствие представителей «Системы перевоспитания» помогло придать правильный настрой. Всё происходило печально, трогательно, но в то же время организованно и без всяких ненужных инцидентов.
Галина Алексеевна сочувственно и тактично переговорила с близкими Марины и родителями Лены. А саму девушку сразу взяла под своё «крыло» – обняла за плечи, да так и не отпускала от себя никуда ни на похоронах, ни на поминках. Освободившаяся Светлана и присоединившаяся к ней Вероника, тоже психолог по второму образованию, внимательно следили за эмоциональной обстановкой и немедленно оказывали необходимую помощь нуждающимся. Когда, уже по окончании поминок, сотрудницы «Центра» на своём микроавтобусе уехали обратно, Вероника осталась в квартире Марины до позднего вечера, в помощь Светлане, и вернулась в «Центр» на такси только поздно ночью.
Сейчас Лена уже немного пришла в себя. Насколько это было возможно, конечно.
- Дай-ка мне второй ключ от квартиры, дорогая, - приказала Светлана. – Сейчас схожу за кой-какими вещами и переберусь к тебе на первое время. И не вздумай возражать!
- Не собираюсь даже.
Лена благодарно смотрела на подругу.
- Самой не хочется одной оставаться. Слишком тяжело пока.
Внезапный звонок в дверь заставил девушку вздрогнуть. Светлана, жестом удержав Лену на месте, открыла сама, и через пару секунд на кухне появилась Елизавета в костюме ответственной дежурной по отделению. Без слов она подошла к вскочившей подруге и крепко её обняла.
- Я скучала, - хрипловатым голосом сказала, наконец, Лиза. – Рада, что ты вернулась.
Лена расстроганно кивнула.
- Не плачешь уже? Это хорошо. А у меня приказ проводить тебя к Галине Алексеевне.
- Девочки, вы теперь меня и на работе будете везде сопровождать? – улыбнулась Лена.
- И будем, если понадобится, - заверила Лиза. И более мягко продолжала:
- Пойдём, дорогая. Галина тебя ждёт. И уж, пожалуйста, Лена…веди себя там поскромнее, ладно?
Лене можно было этого и не говорить. Галине Алексеевне девушка была безмерно благодарна за то памятное утро понедельника, да и за всё остальное тоже.
Елена уже знала от подруг, что заведующая решила вернуть ей прежнюю должность. Однако когда сама Галина Алексеевна сообщила об этом своей сотруднице, у Лены выступили на глазах слёзы.
- Галина Алексеевна, - тихо спросила она. – Вы решили меня простить… только из-за Марины?
- Простить? – вскинула брови заведующая. – Так ты всё-таки признаёшь, что была неправа?
Лена стояла перед начальницей молча, глядя на неё огромными глазищами, в которых блестели слёзы, и не могла вымолвить ни слова. Нет, не признавала она себя виноватой! Врать не могла, но и расстраивать не хотела заведующую, которую очень уважала.
- Ладно, расслабься, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Знаю, что не признаёшь. И понимаю, что придётся мне с тобой объясниться. Давай присядем, дорогая!
- Да, в «дежурные» я тебя не разжаловала частично из-за этой трагедии, - сказала начальница, когда они с Леной устроились рядом за столом. – Но не только поэтому. Подруги за тебя очень уж просили. И смелость Инны меня впечатлила, как и вся эта история с вашей ссорой. А главное – все необходимые выводы я уже сделала, соответственно, в такой мере сейчас уже нет необходимости. Лена, я собиралась это сделать вовсе не потому, что на тебя рассердилась.
- Но…я видела, что вы сердились, - тихо проговорила девушка.
- Сначала да, пока ещё эмоции властвовали, - кивнула Галина Алексеевна. – Но одновременно твоё поведение меня и обрадовало.
Лена смотрела на неё с удивлением.
- Скажу честно – любая другая моя сотрудница, позволив себе подобное, вылетела бы с работы в ближайшее же время. Даже о понижении в должности речь бы не шла, я тебя уверяю.
Заведующая иронически улыбнулась.
- Ты ведь и сама уже убедилась, что вас, воспитателей, тоже совсем несложно поймать на нарушениях. Одно, второе, пятое – вот уже и увольнение, причём, вполне на законных основаниях. Так же, как и вы воспитанниц ловите при желании. Однако…к тебе мы с Элиной Владиславовной с некоторых пор внимательно присматриваемся. Поэтому я сразу решила проверить, как далеко ты можешь зайти, и стала тебя запугивать. И, как видишь, ничего у меня не получилось.
Заведующая развела руками.
- Ты твёрдо стоишь на своём и не боишься начальства. Это можно расценить как дерзость со стороны рядового сотрудника, но для будущего руководителя является очень ценным качеством. Хотелось, конечно, нам с директором посмотреть, осталась бы ты настолько же стойкой и дальше, в условия гонений с моей стороны и уже будучи пониженной в должности. Но раз уж так всё случилось… решили мы это не проверять. Тем более, что и сомнений-то у нас особых уже и нет.
«Надо же, права была Соня! На все сто!» - мелькнуло у Лены.
- То есть, вы на меня не сердитесь? У нас могут быть прежние отношения? – волнуясь, переспросила она. – И вы не будете больше применять ко мне репрессии?
- Зачем это я буду травить свою самую перспективную сотрудницу? – усмехнулась Галина Алексеевна. – Наоборот, после этого инцидента мы с Элиной Владиславовной ещё больше укрепились в своём решении.
Неожиданно заведующая взяла Лену за кисть левой руки.
- Не хочешь мне об этом рассказать? – кивнула она на кольцо. - Оно от того самого молодого человека, которого я с тобой видела? Кирилла Владимировича?
Лена подтвердила.
- Это у вас серьёзно? – поинтересовалась Галина Алексеевна.
- Очень.
- Конечно. У такой девушки, как ты, по-другому быть и не может. Значит, подготовь своего Кирилла соответствующим образом. До третьего курса института ты остаёшься у меня. Никаких «Межвузовских» Центров. Понятно?
Галина Алексеевна требовательно смотрела на Лену.
- Дальше. После института ты возвращаешься сюда, ко мне на отделение, и я тебя готовлю на своё место.
- Как? – ахнула девушка. – Галина Алексеевна, но это преждевременно! Разве вы…
- Лена, - улыбнулась заведующая. – А ты посчитай, сколько пройдёт времени. Институт ты закончишь только через семь лет! И ещё года два-три со мной поработаешь, пока я не уйду. Мне надо заранее подумать о своей преемнице, ведь работать в таком режиме до старости очень трудно. Да я ещё очень многое хочу успеть в жизни. Попутешествовать, например, в своё удовольствие!
Конечно, совсем без работы я не смогу. Но после 55-ти лет не останусь на заведовании, да, пожалуй, и в «Системе». Перейду на преподавание, например. Обрати внимание, в «Центре» очень мало воспитателей и руководителей старше пятидесяти. Во-первых, в таком возрасте уже хочется хоть на время отойти от дел и пожить в своё удовольствие. Ведь средства позволяют! А во-вторых, согласись, тут очень напряжённо. Это работа для молодых и людей среднего возраста.
Однако перед тем как покинуть свой пост, я должна найти и подготовить себе на замену достойного сотрудника. Скажу тебе честно: это всегда происходит так. Кандидатов на руководящие должности в «Системе перевоспитания» отбирают заранее. Они знают об этом и соответственно строят свою жизнь. Я выбрала тебя и надеюсь, что не пожалею об этом.
- Но почему меня? – ошеломлённо проговорила Лена.
- А потому что на данный момент только ты из всех моих сотрудников подходишь для этой должности. У тебя есть все необходимые для руководящей работы качества, и нет ни одной черты характера, которая бы этому помешала. Вот так! Поверь мне!
- Но у нас на отделении столько талантливых воспитателей, - растерялась Лена. – Старше и опытнее меня!
- Никто их них не подходит, - твёрдо заявила заведующая. – Кроме тебя. Ты не веришь? Хорошо, я объясню.
Ты отлично работаешь, рано стала «ответственной», успешно ведёшь группу и скоро, без сомнений, выведешь её на первое место. Ты хорошо понимаешь и чувствуешь воспитанниц, можешь сочетать твёрдость с сочувствием и доброжелательностью к ним. Это очень важно! Ты работаешь «ответственной» всего полгода. Но ни у кого из более опытных воспитателей это не получается настолько мастерски, как у тебя. Другие неизбежно начинают склоняться или в одну, или в другую сторону. А ты нашла середину. Не даёшь своим девчонкам никакого спуску, но и не допускаешь излишней жестокости. Тебе совсем не нужны чрезмерные строгости, чтобы поддерживать в группе необходимую дисциплину и отличные показатели. Да ведь у тебя и в лидерстве так же было, правда?
- Примерно, - кивнула Лена.
- Дальше. Ты абсолютно бескомпромиссный человек, не терпишь неправды и фальши, обычно сама легко чувствуешь обман. Ни сотрудники, ни воспитанницы врать тебе не смогут, это точно. И ещё. Как раз эта история с Инной показала, что ты можешь отнестись жёстко даже к своим близким подругам, если этого требуют интересы дела, или, если это соответствует твоим принципам. Это суперценное качество для руководителя…по крайней мере, в нашей структуре.
К тому же выяснилось, что ты в состоянии настоять на своём даже перед начальством. Тебе достаточно уверенности в своей правоте, и тогда ты при любом раскладе поступаешь твёрдо и бесстрашно.
- Не так уж и бесстрашно, - смутилась Лена. – Я основательно струсила, признаюсь.
- Ерунда, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Я тебе сказала правду. Ни разу на моей памяти никто на подобное не осмеливался! А я работаю заведующей уже 15 лет. Меня, кстати, тоже начали к этому готовить заранее, мне тогда было двадцать с небольшим.
А ты и дальше в этой ситуации повела себя достойно. Ведь какой прессинг тебе пришлось выдержать и от меня, и от всех своих коллег! Но ты стояла на своём и не сдалась, не прибежала ко мне с покаянием.
- Лена, ты читала «Профессию» Айзека Азимова? - внезапно спросила Галина Алексеевна.
- Конечно, только давно, ещё в школе.
- Не прослеживаешь аналогии? Вспомни, как там отбирали кандидатов в «программисты» - людей из эшелона высшей власти, которые могут творчески мыслить и создают программы, по которым живёт вся страна?
- Сначала предварительным тестированием, - вспомнила Лена. – А потом помещали в специальные…как там это…ну, дома отдыха, что ли. Говорили им, что они не способны получить никакую профессию, и государство их охраняет.
- Ага. «Приюты для слабоумных» И там наблюдали, выясняли, кто из них не поддаётся уговорам смириться и поступать, как все, и до конца отстаивает своё мнение.
- Вот поэтому главному герою, Джорджу, это и удалось. А обычная статистика – только один из десяти, попавших в этот приют, был способен в итоге для такой работы, - продолжала Галина Алексеевна.
- А в нашей «Системе перевоспитания» такие «программисты» - это вовсе не теоретики из административной верхушки, а непосредственные руководители «Центров»: директор и заведующие отделениями. Эти пять человек держат всё в учреждении под своим контролем. Пишут программы, если хочешь. И претворяют их в жизнь. И работа эта совсем не простая, как может показаться со стороны даже вам, воспитателям. Потому что имеет много нюансов…в том числе и политических.
Лена молчала, пытаясь осмыслить услышанное.
- Поэтому и к отбору мы относимся тщательно. Формируя команду, заранее присматриваем подходящих нам сотрудников. На самом деле, директора и заведующие «Центров» - самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники «Системы». И именно мы имеем реальную власть над многим. Куда там любому административному чину!
- Хочешь узнать, сколько ты будешь зарабатывать на заведовании в первый год? – с улыбкой спросила начальница.
- Пожалуй, - заинтересовалась Лена.
Галина Алексеевна написала на листке бумаги цифру.
- Это в год?
- В месяц, - усмехнулась начальница.
Лена глубоко вздохнула. Сказать, что она была впечатлена – это значит не сказать ничего.
- А это через пять лет.
Заведующая написала рядом ещё одну цифру.
- Достаточно, чтобы тебе заинтересовать?
- Галина Алексеевна, конечно, достаточно. Но только деньги для меня не главное.
- Не сомневаюсь. Иначе и разговора бы этого с тобой не было. Ладно, дорогая моя. Я очень рада, что ты пришла в себя и стойко справляешься с такой бедой.
- Где там стойко, - вздохнула Лена. – Всё благодаря вам и девчонкам. Галина Алексеевна, большое спасибо вам за то утро. И простите меня, пожалуйста, я такое там вытворяла!
- Ничего не помню, - улыбнулась заведующая. – Значит так, Елена. Сейчас передохни, поужинай. И в девять часов примешь обратно свою группу у Юлии Кондратьевны. Вот уж твои девчонки обрадуются! Кстати, новенькая в вашу группу поступает, с сегодняшнего дня в изоляторе, завтра и займёшься.
- Это тебе вместо Левченко, - сказала начальница, серьёзно глядя на сотрудницу.
Лена уже знала про перевод Сони.
- Понимаю, Галина Алексеевна. И…я согласна с вашим решением насчёт Сони. Это в данной ситуации единственно правильный выход.
Однако она нерешительно смотрела на заведующую, явно о чём-то размышляя.
- Знаете, Галина Алексеевна, в субботу я серьёзно разговаривала с Соней и…
Лена вздохнула.
- Ну, если коротко, то ещё раз убедилась в том, что потенциал, чтобы стать сотрудником, у неё впечатляющий. Поэтому в какой-то мере мне даже жаль, что так всё случилось.
- Если думать об интересах отделения, - добавила она.
Галина Алексеевна одобрительно кивнула.
- Спасибо за откровенность, Лена. Думаю, время всё расставит по местам. А сейчас иди, дорогая, и держись уж, пожалуйста, ладно?
- Слушаюсь, - улыбнулась воспитательница.
*
Соня в это время сидела в удобном самолётном кресле бизнес-класса между двумя строгими сотрудницами внешней охраны, которые сопровождали воспитанницу в новый «Центр перевоспитания».
Эти два дня до отлёта девушка провела в специальной палате медицинского отделения. Когда хорошо знакомая Соне воспитатель изолятора Лариса Евгеньевна ввела её в просторное помещение с ковром на полу, телевизором, большим книжным шкафом и даже кофеваркой, Соня, несмотря на своё угнетённое состояние, оторопела.
- Директор распорядилась поместить тебя в нашу VIP – палату, - объяснила Лариса Евгеньевна. – Отдохнёшь тут, снимешь стресс. Тетради свои все в шкаф убирай, забудь на время об учёбе. Смотри телевизор, читай. Кофе можешь себе варить. В общем, постарайся придти в себя побыстрее, хорошо?
Воспитательница сочувственно смотрела на девушку.
- Лариса Евгеньевна, - рискнула спросить Соня. – А сколько же дней мне к сроку прибавят за такой вот отдых?
Она обвела рукой комнату.
- Не знаете?
- Знаю. Это уже решено. Нисколько, - спокойно ответила та. – Ты не виновата, что вынуждена будешь здесь пересидеть до отъезда. А обстановка – это просто лечебная мера. Соня, в нестандартных ситуациях такие решения принимаются тоже не по шаблону.
Соня эти два дня, действительно, просто отдыхала. Много читала, посмотрела несколько фильмов по телевизору, иногда позволяла себе выпить кофе. Врач Людмила Николаевна назначила Соне транквилизаторы, да и сама часто заходила к девушке, беседовала с ней. Так же поступали и работающие посменно воспитатели изолятора. А Лариса Евгеньевна несколько раз, когда оказывалась относительно свободной, приглашала Соню к себе в кабинет, где они вместе пили чай или кофе, слушали музыку, просто разговаривали. В общем, сотрудники изолятора сделали всё, чтобы помочь девушке справиться с постигшими её потрясениями. Соня очень оценила это, да и вела себя очень спокойно и выдержанно. Однако глухая щемящая тоска по-прежнему сжимала ей сердце.
В четверг после обеда воспитаннице выдали одежду, в которой она приехала из дома, и все немногочисленные личные вещи, затем две сотрудницы охраны вывели её из здания «Центра» и посадили на заднее сиденье вместительного специального автомобиля. Рядом с девушкой с двух сторон сели уже другие сотрудницы, одетые в «гражданское». Одна из них застегнула на руках воспитанницы наручники. До аэропорта ехали молча.
Когда машина остановилась, охранница, сидевшая слева от Сони, освободила её от наручников, но тут же защёлкнула на запястье воспитанницы тонкий серебристый браслет.
- Значит так, Левченко. Слушай внимательно и запоминай, - приказала она. – Я Ольга Сергеевна. Мы с коллегой Анной Викторовной…
Ольга указала на вторую охранницу.
- Сотрудницы службы сопровождения. Сейчас мы вместе выходим из авто, идём в аэропорт, проходим регистрацию и садимся в самолёт. Пока ясно?
- Да.
- У меня такой же браслет, как у тебя.
Ольга Сергеевна потрясла рукой перед лицом Сони. Соответственно, ты не имеешь права отходить от меня дальше, чем на три метра. Фактически же, всегда идёшь рядом со мной. Три метра – это крайность, если вдруг в туалет в самолёте захочешь, например.
А теперь приготовься. Сейчас ты испытаешь, что произойдёт, если нарушишь это условие.
Через пару секунд Соню очень основательно тряхнуло. По всему телу – от макушки до пальцев на ногах прошёл разряд. Это было не то чтобы очень больно, но неприятно до ужаса! Если бы девушка не была несколько заторможена транквилизаторами и своим горем, она бы, наверное, не удержалась и вскрикнула. Однако Соня промолчала. Но с испугом заметила, что теперь тело ей не повинуется совершенно. Руки и ноги отяжелели, язык как бы размяк. Девушка не могла ни сказать ни слова, ни даже двинуть пальцем. Имела возможность только испуганно вращать глазами.
Это жуткое состояние продолжалось около минуты, и всё это время охранницы внимательно смотрели на неё. Наконец, всё закончилось. Соня глубоко вздохнула и судорожно сжала кулаки. Всё-таки она сильно испугалась.
«Ничего ж себе методы у них!» - промелькнуло у девушки.
- Имей в виду, это был очень слабый разряд, - предупредила Ольга. – В случае нарушения режима «трёх метров» получишь воздействие раза в три сильнее. А в новом «Центре» тогда прямиком из приёмной отправишься в карцер дня на четыре. Не говоря уже о продлении срока не меньше, чем на год. Всё поняла?
- Да, - повторила Соня.
Охранницы одобрительно-удивлённо переглянулись.
- А ты молодец, - похвалила Анна. – Выдержанная.
- Да уж, впервые без истерики обошлось, - кивнула Ольга.
Сейчас Соня сидела в своём кресле, внешне спокойная и послушная. Однако, по ощущениям девушки, её собственное сердце сейчас представляло собой сплошную саднящую рану.
Соня очень горевала о Марине. Просто безумно! Эту боль так и не смогли смягчить лекарства Людмилы Николаевны. Так же сильно девушке было жаль Елену и маму Марины. Она знала, как им сейчас плохо. А ещё Соня чувствовала себя растерянной и испуганной оттого, что её так резко сорвали с места и отправили неизвестно куда. Как-то в новом «Центре» всё для неё сложится? Какими будут воспитатели, одноклассницы? Как они воспримут всё то, что Соня натворила, и то, что случилось из-за неё? А в самом затаённом уголке сердца занозой сидело беспокойство за тест. Это ведь не обычный тест по образовательным предметам: пройдя это испытание, тестируемые не имели никакой возможности сами догадаться об его исходе. А как много для Сони зависело от этого исхода!
Соня сейчас понятия не имела, что ожидает её как в ближайшие дни, так и в последующие четыре года. Ей только и оставалось тихо сидеть в своём кресле, внутренне сжавшись от боли и беспокойства, и покорно лететь в неизвестность.
Каталоги нашей Библиотеки: