M/F
Марлен
Oslik
Лизкины каникулы
... мая 192...года
Милая моя Мур!
Знала бы ты, радость моя, сколько скомканных листков с этим обращением громоздится в моей мусорной корзине... Вот уже третий день подряд я пытаюсь взяться за перо и рассказать тебе о том, как проходят мои каникулы. Но увы, все получается не так, не то, и очередной листок летит в корзину...
Впрочем, чего я стесняюсь? Ты же всегда понимала меня лучше всех, милая моя, родная Мур, так что стану рассказывать как есть, не заботясь о красотах стиля, и будь что будет...
Если бы ты знала, какая здесь чудовищная тоска... Удавиться можно от этих ежедневных тетушкиных рассказов о том, сколько яиц снесла пеструшка да как ястреб чуть не утащил лучшую хохлатку. И здесь я должна провести лучшее лето моей жизни?! То лето, на которое у нас с С. было столько планов...
Нет, ну что за чудовище мой отец! Загнать меня сюда, в эту дыру, под бок к его несносной клуше-сестрице и за что, за что? Всего-то за пару бокалов шампанского! Впрочем, после этой пары...хм... ну да ладно, не будем о грустном!
И все равно – не имел он никакого права ссылать меня в эти Богом забытые края! Ты можешь себе представить – здесь женщины не носят брюки. Вообще! Когда я первый раз отправилась кататься на велосипеде самом моем любимом костюме – ну ты помнишь его, такой, цвета морской волны, с большим воротником, так чуть не пол-деревни сбежалось поглазеть на молодую ланчи, которая, ну вы подумайте, напялила портки как последний мужик. Вот остолопы!
Я тогда от возмущения укатила так далеко, что потом с трудом вернулась назад. Представляешь, возвращаюсь пыльная все, волосы дыбом и мечтаю только об одном – скорей бы добраться до ванной (счастье какое, кретин мой дядюшка все-таки соизволил провести водопровод, так что хоть это в нашем дырявом курятнике есть – настоящая ванна, единственное место, где я хотя бы немножко чувствую себя как дома),
Ну вот, вхожу в дом, по пути, как обычно, стаскиваю с себя жакет и уже начинаю расстегивать блузку – и вдруг здрасьте пожалуйста, из кресла всплывает какой-то оболтус и начинает жутко краснеть и расшаркиваться. Видите ли, старый пень дядюшка решил, что его мемуары о бурной молодости заслуживают всенародного признания и нанял себе секретаря специально, чтобы приводить в порядок его каракули.
Думаешь, я стала слушать, что он там бормочет? Вот еще! Я даже имени его не разобрала, не больно то он мне сдался...
А вот ванна тогда оказалась очень даже кстати, я даже выходить не хотела, но тетушка начала стучаться, дескать, чай стынет, пришлось вылезать. Выхожу к чаю, естественно, совершенно по-домашнему, в капоте, с распущенными волосами, а оболтус снова тут как тут. И дядюшка, чтоб его паралич разбил, сообщает сладеньким таким голоском, что это, дескать, сын его старого друга, и что пока они работу над мемуарами не закончат, жить он будет здесь же, у нас. Меня саму чуть удар не хватил от такой новости. Нет, ну ты представляешь? Только его мне тут не хватало! Но я им сразу заявила, что если этот тип желает летом в жару расхаживать в костюме-тройке, так это его личное дело, а я своих привычек менять не собираюсь, и что если кого-то мой внешний вид смущает, так это не моя забота.
... июня 192... года
Мурочка, родная, прости!
Только сейчас обнаружила, что так и не отправила тебе это письмо. Ну что ж, в таком случае продолжу... Ты у меня умничка и чудо, ты все поймешь правильно, я знаю...
Мурик, милая, ну ты же помнишь... Ты знаешь, каково вечерами в одиночку, правда? А в этой чертовой дыре вообще двух слов сказать не с кем. В общем, Ники хоть и зануда, но с ним хоть можно перекинуться парой слов не только о курах... И потом, он... ну да ладно...
Знаешь, он совсем, совсем не умеет парировать шпильки, даже странно. Эти провинциальные мальчишки только и знают, что краснеть и отводить глаза. Я уже тысячу раз пожалела, что на его месте нет ни Берни, ни Жако, ни... ни С..... Вот с кем можно было хохотать и пикироваться до изнеможения!
А с Ники это просто тоска – он настолько всерьез все принимает, что иногда мне хочется хватить об пол тетину суповую миску, или выйти к обеду совсем не одевшись, или заорать что-то дикое и непристойное, лишь бы только вышибить его из этой невозмутимости. Ну могут у этой канцелярской машины быть хоть какие-то эмоции или нет, черт побери? Долго он будет надо мной издеваться своими «Да, ланчи», «Простите, ланчи»? Он хоть когда-нибудь запомнит, что у меня имя есть, в конце-то концов?!
Ладно, прости, в нашей дыре от тоски и не так взвоешь...
... июля 192...
Мурка, допишу я тебе это несчастное письмо или нет?
Если дело будет идти такими темпами, то я к тебе вернусь раньше, чем оно дойдет. Ну да ладно...
Ой, Мурчик мой, как мне жаль, что ты так от меня далеко. Забраться бы сейчас с ногами на кушетку, как мы с тобой прошлой зимой шептались, накрыться с головой папиной медвежьей шкурой, и там в темноте... Ох... как же мне хочется тебе рассказать... и как трудно это сделать на бумаге. На ушко бы, под шкурой....Ну да ладно, считай, что мы с тобой уже туда забрались и я тебе тихо-тихо рассказываю, так, чтобы не услышал совсем никто, кроме тебя.
Мурик, миленькая, не могу, знала бы ты, как мне страшно... Но ты поймешь, я знаю, что ты поймешь...
Короче, Ники вчера увязался за мной кататься – приволок от родителей какой-то доисторический велосипед и вздумал показать окрестности. можно подумать, я и без него их не видела... До чего он потешный был на этом своем драндулете – это ж надо было видеть. Думаешь, я стала его дожидаться, пока он взгромоздится на эту конструкцию? Как бы ни так, еще мне не хватало позориться рядом с таким пугалом огородным. Да и сноровки у него маловато, так что пока он как следует разогнался, я была уже далеко впереди.
Он что-то кричал мне вслед, но не буду же я останавливаться, правда? Я ему крикнула, что не стану менять свои планы из-за всяких тихоходов, и рванула прямо к горам, как и намеревалась с самого начала.
Знала бы ты, какая там сейчас красотища! А вчера рано утром еще дождь прошел, мы кататься пошли уже при солнце. Пар поднимается, пахнет остро так землей, травой, цветами – прелесть просто! А этот чудик Ники сзади все кричит и кричит – надоел хуже горькой редьки! Я ему крикнула, что не собираюсь терять время из-за каких-то там черепах и снова нажала на педали.
Представляешь, Мурик, лечу – такое ощущение, что крылья за спиной, такая скорость. И вокруг никого, дорога ровная совсем, пустая – горы же. Поворачиваю налево, чтобы обогнуть уступ... И в следующую секунду чувствую жуткую боль в ладонях и коленках. Велосипед валяется рядом, переднее колесо еще крутится медленно так, а я пытаюсь понять, что произошло и почему я сижу в такой странной позе посреди целого озера мокрой глины.
И тут подъезжает Ники, белый-белый как мел, и начинает на меня ругаться, зачем я помчалась по этой дороге, да еще с такой скоростью, ведь он же кричал - предупреждал, что там после дождей всегда скользкота неописуемая.
Ты можешь себе вообразить эту картину, Мурочка? Я вся в глине по уши, секретарь наш, обычно такой лощеный, с иголочки, ощупывает, не сломала ли я себе чего, а сам при этом то краснеет, то бледнеет и в глаза смотреть боится. Убедился, что все в порядке, помог на ноги подняться, а потом вдруг...
Ой... Мурка моя, не знаю, как об этом рассказать. Ну попробую, у меня же никогда от тебя секретов не было. Ну ты можешь представить, как я выглядела в этот момент, да? А он подвел меня к оградке, была там такая загородка, чтобы край обрыва обозначить... Подвел, руки мои на оградку положил, своей ладонью сверху придержал и говорит:
- Милая ланчи, мне очень трудно... но поверьте... это для вашей же безопасности, чтобы вы научились хоть немного слушать, что вам говорят.
Я и понять не успела, что он хочет сделать, а он распустил свой галстук и в одно мгновение спутал им мои руки, привязав к ограде. Я думаю, ты можешь вообразить, что я ему сказала, правда?
А этот мерзавец даже и ухом не повел.
- Вы, - говорит, - в этом наряде и со стрижкой этой один в один как мальчишка, поэтому и урок я вам дам, как мальчишкам в наших краях дают. Авось запомнится получше, чем вся воркотня дядюшки с тетушкой.
И... Мурик, мне так трудно об этом говорить... Ну, короче... Он расстегнул мои брюки.. и сдернул их вниз совсем... вместе с тем, что было под ними... Мурка, я была в таком ужасе, ты представить себе не можешь... Я закричала на него, что он очень пожалеет, если посмеет прикоснуться ко мне хотя бы пальцем. А он засмеялся и ответил, что и в мыслях не имел касаться рукой. И что едва ли я когда-либо захочу предавать огласке тот маленький урок, который он намерен мне преподнести.
А потом он достал из кармана перочинный нож, подошел к кусту, как назло растущему над обрывом и срезал несколько длинных-длинных прутьев. Мурочка моя, ты можешь такое вообразить?! Впрочем, ты-то можешь, но ведь это все так давно было, правда? Мы с тобой с тех пор давным-давно выросли, я в жизни не могла представить, что со мной произойдет конфуз, подобный тому, который случился с нами в гостях у твоей бабушки.
Вот, а потом он пропустил прутья через кулак, чтобы очистить от листьев, сложил их вместе и... Мурка, как же они противно свистят... И не только свистят...
Мурик, я и не знала, что на свете бывает такая боль... Я честно пыталась молчать, я давала себе слово, что никогда в жизни этот мерзавец не услышит ни моих криков, ни просьб о пощаде, что я вытерплю, чего бы это мне ни стоило. А потом жизнь положу, но добьюсь от дяди, чтобы он вышвырнул этого негодяя вон с самыми волчьим характеристиками... пусть даже ему придется рассказать о сегодняшнем позоре.
Увы, это все осталось в моих мечтах... Через каких-то пару минут я уже вопила и просила о пощаде как нашкодившая. малолетка. Какое счастье, что на дороге не было никого, кроме нас. Хорошенькое это, должно быть, было зрелище - элегантный лано секретарь, серьезно и ответственно, как все, что он делает, взмахивающий розгами, и я, совершенно растерзанная, зареванная, отчаянно и безуспешно пытающаяся спасти полыхающую огнем попу от новых стежков.
Брюки на щиколотках совершенно сковали меня, так что я могла только переминаться с ноги на ногу, тщетно надеясь, что Ники наконец смилостивится и прекратит экзекуцию. Ой, Мурка, знала бы ты, какая тяжелая у него рука.... В какой-то момент мне показалось, что он наконец решил пощадить меня, но не тут-то было, он просто сменил прутья, а потом вдруг совсем потерял почтительность и перешел на «ты»:
- Ну что, - сказал он, - я надеюсь, урок безопасности ты уже усвоила. Переходим к уроку вежливости.
Мурик мой, какое счастье, что ты не видела свою Лиззи в этот момент. Потому что второй урок лано Ники оказался намного суровее первого... Я уже ни слова не могла произнести, только вопила как последняя деревенская девчонка и соглашалась с каждой его фразой, что никогда больше не стану дразниться и обижать других людей, все несчастье которых состоит в том, что они чем-то не глянулись мне.
Хорошая моя, я была готова пообещать ему все сокровища мира, лишь бы он прекратил наконец терзать ту часть меня, на которой уже совершенно точно живого места не осталось. Я не знаю, сколько времени длился этот кошмар – час, месяц, год... Казалось, время остановилось, и в жизни теперь навсегда будет только одно – боль, боль, и еще раз боль...
А потом вдруг все прекратилось... Я не смела оглянуться на Ники, мне казалось, что он теперь навечно станет презирать меня и насмехаться надо мной. Я стояла, низко-низко опустив голову и мечтая только об одном – чтобы он развязал мои руки и я смогла хоть немного потереть там, откуда по всему телу разливалась огненная, рвущая на части боль.
Едва слышные шаги по траве... Ники остановился совсем рядом с заборчиком. Его рука легонько коснулась моего затылка... Скользнула на шею... Я не знаю, почему я подняла голову – просто не смогла противиться этому мягкому и властному нажиму.
Вторая рука еще вытирала слезы с моих щек, а мягкие, пахнущие шотландским табаком усы уже тихонечко щекотнули искусанные и соленые от слез губы. Ох, Мурик.... Прости, не могу дальше...Мурка моя, это было так чудесно, если бы ты только знала!
Люблю тебя, чудесная и ненаглядная моя подружка! Если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! А знаешь что, приезжай-ка ты к нам в гости, пока лето еще не кончилось? Места в доме на всех хватит, и мы могли бы с тобой шушукаться сколько влезет. И на речку сходили бы, и на велосипедах покатались... Только знаешь что? Привези мне на всякий случай побольше той самой мази, которая у твоей бабушки в аптечке хранится, помнишь? Я думаю, в нашем доме она точно будет не лишней.