Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

lyca
Сообщения: 2316
Зарегистрирован: Сб дек 18, 2021 12:02 am

Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение lyca »

Генри Лайон Олди
МАСТЕР

Растянутые связки вибрировали под осторожными пальцами; и ему пришлось немало повозиться, прежде чем человек, раскинутый навзничь на грубой деревянной скамье, застонал и открыл глаза.
Увидя склоненное над ним хмурое бородатое лицо, человек судорожно дернулся и зажмурился.
— Не бойся, — сказал Он. — День закончился. Уже вечер. Не бойся — и лежи тихо.
Он никогда не произносил таких длинных фраз, и эта далась ему с трудом.
— Палач… — пробормотал человек.
— Палач, — согласился Он. — Но — мастер.
— Мастер, — человек потрогал распухшим языком слово, совершенно неуместное здесь — в закопченных стенах низкого маленького зала с массивной дверью и без каких бы то ни было окон.
— Завтра будет бич, — предупредил Он. — Виси спокойно, не напрягайся. И кричи. Будет легче.
— Ты убьешь меня, — в голосе человека стыло равнодушие.
— Нет, — сказал Он. — Во всяком случае, не завтра.
И подумал: «Я становлюсь болтливым. Старею…»
Человек подвигал вправленным плечом — сперва осторожно, потом все увереннее.
— Мастер, — прошептал человек, провожая взглядом сутулую фигуру, исчезающую в дверном проеме.
Завтра был бич.

Коренастый угрюмый юноша стоял на коленях перед металлическим баком с песком, и, растопырив пальцы, методически погружал руки внутрь бака. Песок был сырой, слежавшийся, в нем попадались камешки и ржавые обломки; и пальцы юноши покрылись порезами и кровоточили.
Он встал за спиной, раскачивавшейся в повторении усилия, и некоторое время следил за ровными, ритмичными движениями.
— Не напрягай плечо, — сказал Он. — И обходи камни.
— Обходи… — буркнул юноша, занося руки для очередного удара. Легко сказать… понатыкано, как в…
Он отстранил насупленного парня и легким размеренным толчком вошел в завибрировавший бак. Когда кисть его вынырнула из песка — мелкая галька была зажата между мизинцем и ладонью.
— Легко, — подтвердил Он. — Сказать — легко. Теперь — меч.
Они пошли в дальний угол двора, где в дубовую колоду были всажены два меча — один огромный, в рост человека, с крестообразной рукоятью в треть длины, залитой свинцом для уравновешивания массивного тусклого клинка с широким желобом; второй — чуть уменьшенная копия первого.
Он выдернул меч из колоды и с неожиданным проворством вскинул его над головой. Оружие без привычного свиста рассекло воздух, и на вкопанном у забора столбе появилась свежая зарубка.
— На два дюйма выше, — сказал Он.
Юноша взмахнул мечом. Верхний чурбачок слетел со столба. Он смерил взглядом расстояние от смолистого среза до зарубки.
— Два с половиной. — Он посмотрел на расстроенного юношу. — Плечо не напрягай.
Не оборачиваясь, Он полоснул мечом поверх столба. Лишние полдюйма упали к ногам ученика. Тот завистливо покосился на меч мастера.
— Ну да, — протянул юноша, — таким-то мечом…
Не отвечая, Он подошел к столбу и наметил три новые зарубки.
— Это на сегодня. И — обедать. А меч… Выучишься — подарю.
Лицо юноши вспыхнуло, и он шагнул к столбу, чуть приседая на широко расставленных ногах.

Едкая, резко пахнущая мазь втиралась во вспухшие рубцы, и человек на скамье шипел змеей, закусив нижнюю губу.
— Терпи, — посоветовал Он. — К утру сойдет.
Человек с трудом выгнулся и попытался оглядеть свою спину. Это удалось ему лишь с третьего раза, и он обмяк, уставившись на полированную ручку аккуратно свернутого бича, лежащего у скамьи.
— Странно, — человек едва шевелил запекшимися губами. — Я думал, там все в крови…
— Зачем? — удивился Он.
— Действительно, зачем? — усмехнулся человек.
— Бичом можно убить, — наставительно заметил Он, упаковывая коробочку с мазью. — Можно открыть кровь. И развязать язык.
— Я бы развязал, — вздохнул человек. — Но, боюсь, судьба моя от этого не улучшится. Я же не виноват, что они так и не перестали ходить ко мне.
— Кто? — Он задержался в дверях.
— Люди. Я уж и за город переселился — идут и идут. И каждый со своим. Говорят — расскажут, и легче им становится. А старшины Верховному жалуются — народ дерзить стал, вопросы пошли непотребные, людишки, мол, к ересиарху текут, к самозванцу, Ложей не утвержденному. Это ко мне, значит… А какой я ересиарх?! Я — собеседник. Меня старик один так прозвал. Я мальчишкой жил у него.
— Собеседник? — Он загремел засовом. — Ну что ж, до завтра, собеседник.
— До завтра, мастер.

Четырехугольная шапочка судьи все время норовила сползти на лоб, щекоча кистью вспотевшие щеки, и судья в который раз отбрасывал кисть досадливым жестом.
— Признаешь ли ты, блудослов, соблазнение малых сих по наущению гордыни своей непомерной; признаешь ли запретное обучение черни складыванию слов в витражи, властные над Стихиями; и попытку обойти…
«Убьют они его, — неожиданно подумал мастер. — Как пить дать… Ишь, распелся! Воистину собеседник — люди при нем говорят и говорят, а он слушает. И на дыбе вон тоже… Убьют они его — кто их слушать будет… говорить мы все мастера…»
Он понимал, что не прав: не все мастера говорить, и из них тоже не все Мастера, а уж слушать — так совсем…
Он присел на корточки у очага и сунул клещи в огонь. Работать клещами он не любил — грязь, и крику много, а толку нет. Вонь одна. Покойный брал — и нежарко, и калить не надо, и чувствуешь — где правда, а где так судорога… Пальцами брал, и его научил, и он парня обучит, жаль, неродной, а кому это надо? Судье, что ли, красномордому? Писцу? Пытуемому?! Уж ему-то в последнюю очередь… Ничего, сегодня не кончится еще, поговорим вечером…
И возможность эта доставила мастеру странное удовольствие.
Дверь противно завизжала, и в зал бочком протиснулся длиннорукий коротыш с бегающими глазками и глубокой щелью между лохматыми бровями.
Судья замолчал и оглядел вошедшего.
— Так, — протянул судья, — приехал, значит… Смотри, заплечный, коллега твой, из Зеленой цитадели. По вызову к нам. С тобой работать будет. А то, говорят, стареешь ты…
Мастер выпрямился. Коротыш с интересом скосился на него, но здороваться не пошел. Сопел, озирался. Потом шагнул к висящему человеку. Мастер заступил ему дорогу. Ременной бич развернулся в духоте зала, и в последний момент мастер неуловимо выгнул запястье. Конец бича обвился вокруг калившихся клещей, и они пролетели над рядом разложенных инструментов — в лицо длиннорукому. Тот ловко перехватил их за край, где похолоднее — и, опустив клещи на стол, посмотрел на мастера. Мастер кивнул и подошел к гостю. Длиннорукий поморгал и неожиданно всей пятерней уцепил плечо мастера. Вызов был принят, и они застыли, белея вспухшими кистями и не смахивая редкие капли выступившего пота.
Судья пристально вглядывался в соперников, писец перестал скрипеть, и даже висящий на дыбе, казалось, приподнял всклокоченную голову.
Тиски разжались. Мастер отступил на шаг и протянул руку коротышу. Тот попытался ответить — и с ужасом воззрился на неподвижную плеть, повисшую вдоль туловища. Несколько секунд он безуспешно дергал лопатками, потом коротко поклонился и, ни на кого не глядя, вышел.
Когда дверь захлопнулась за ним, судья отмахнулся от назойливой кисточки, и недоумение сквозило в его бархатном голосе.
— Что здесь происходит?!
— Он не будет со мной работать, — спокойно сказал мастер. — Никогда.
Человек на дыбе захихикал.

— Отец меня к пню подводит, а пень-то повыше макушки, я тогда совсем кутенок был, — рассказывал мастер, сидя у скамьи и прикладывая пузырь со льдом к обожженному боку собеседника. — Подводит, значит, а в пне трещина. Фута три будет или поболе. До земли. И вставляет он в нее клин. Бери, говорит, в щепоть и тащи. Я вцепился, а он, зараза, не идет. Ладно, отец говорит, когда потянешь — позовешь. Неделю бился — позвал. Он поглядел — и глубже вбил. И ушел. Молча. А когда усы у меня пробиваться стали — я отца позвал и клин его до земли всадил. Сверху еле-еле оставил, только чтоб ухватиться. Рванул — и в кусты забросил. Заплакал отец, обнял меня, потом топор расчехлил и муравья на пень бросил. Руби, говорит, ему голову. Срубишь — позовешь. И ушел. Такой у меня отец был. Умирал — меч передал: старый меч, дедовский — сейчас не куют, топоры все больше… Ты, говорит, теперь мастер. Спокойно, мол, ухожу. И ушел.
— Мастер плохому не научит, — задумчиво сказал собеседник.
Он посидел молча, обдумывая эту мысль.
— Хороший парень, — сказал он. — Жаль, неродной… Силы много, дурной силы, но — ничего, хороший. Мечу учу, топору, пальцы ставлю. Чему учу хорошему?
— Мастер не учит плохому, — повторил собеседник. — Мастер не учит хорошему. Мастер — учит. И не может иначе.
Он встал и направился к выходу. Уже в дверях его догнал вопрос.
— Четвертование, — спросил собеседник, — это очень больно?
— Нет, — твердо ответил он. — Не больно.

Толпа затаила дыхание. Он взмахнул топором. Потом нагнулся и поднял с помоста откатившуюся голову, бережно сжимая обеими руками побелевшие щеки и заглядывая в остановившиеся глаза.
Радость была в них, покой и вечность, спокойная умиротворенная вечность.
— Ну как? — тихо спросил мастер собеседника.
К ним уже бежали очнувшиеся стражники.

Древесина столба царапала оголенную спину, и веревки туго стягивали изрезанные руки. В углу помоста грузно лежала знакомая колода, и топор в ней; и меч. Зачем — оба? Раз столб, значит — меч, по стоячему. Только кто возьмется? Снять голову стоячему, да при людях, это уметь надо…
Он не хотел, чтобы это был длиннорукий.
Сутулая коренастая фигура в пунцовом капюшоне выглядела на удивление знакомой, и он всматривался в уверенные движения; всматривался до рези под веками.
Палач ловко выдернул меч из колоды, постоял и левой рукой вытащил и топор. Потом он приблизился к мастеру и положил меч у его ног. Топором? По стоячему?
Эту мысль мастер додумать не успел.
Сверкающий полумесяц взмыл над ним, и он узнал человека в капюшоне.
— Плечо не напрягай, — бросил мастер. — Меч — возьмешь. Себе…
Лезвие топора полыхнуло вдоль столба, и веревки ослабли. Мастер почувствовал привычную свинцовую тяжесть рукояти, скользнувшей в затекшую ладонь.
— Бери, отец. После передашь. Пошли…
И уже прыгая с помоста, смахивая шишаки и кольчужные перчатки, краем глаза он не переставал следить за коренастым юношей в пунцовом капюшоне, мерно вздымающим такой родной топор. Хорошо шел, легко, плечо расслаблено…
Это не была битва.
Это была бойня.
Мастер плохому не научит.
А я думочку в зубы возьму...(с)
Hiaro
Сообщения: 2443
Зарегистрирован: Вс апр 02, 2023 3:43 pm
Откуда: ДВФО

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение Hiaro »

Обалдеть.
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
lyca
Сообщения: 2316
Зарегистрирован: Сб дек 18, 2021 12:02 am

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение lyca »

Hiaro писал(а): Пт сен 27, 2024 10:25 amОбалдеть.
Да, Олди как-то на удивление точно умудряются попасть в самый тематический нерв, не смакуя подробностей и сами, судя по всему, не имея к Теме ни малейшего отношения. И если бы только здесь!
А я думочку в зубы возьму...(с)
Hiaro
Сообщения: 2443
Зарегистрирован: Вс апр 02, 2023 3:43 pm
Откуда: ДВФО

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение Hiaro »

lyca писал(а): Пт сен 27, 2024 12:01 pm
Hiaro писал(а): Пт сен 27, 2024 10:25 amОбалдеть.
Да, Олди как-то на удивление точно умудряются попасть в самый тематический нерв, не смакуя подробностей и сами, судя по всему, не имея к Теме ни малейшего отношения. И если бы только здесь!
Думаете, Лика, ни малейшего? Мне кажется, особенно если это не только здесь... Что еще может являться свидетельством, что в человеке это есть, если не точное попадание в самый тематический нерв?
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
lyca
Сообщения: 2316
Зарегистрирован: Сб дек 18, 2021 12:02 am

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение lyca »

Hiaro писал(а): Пт сен 27, 2024 12:14 pm Думаете, Лика, ни малейшего? Мне кажется, особенно если это не только здесь... Что еще может являться свидетельством, что в человеке это есть, если не точное попадание в самый тематический нерв?
Зуб не дам :D Но, мне кажется, там другое - какой-то очень расслабленно-спокойный взгляд со стороны, не видящий в том, что один мучает, а другой - страдает, ничего экстраординарного, флегматично констатирующий, мол, да, бывает... бывает так-то и так-то, но при этом очень точно подмечающий детали. Возможно, именно оттого, что смотрит спокойно, не зажмуриваясь от сладкого ужаса.
А я думочку в зубы возьму...(с)
Hiaro
Сообщения: 2443
Зарегистрирован: Вс апр 02, 2023 3:43 pm
Откуда: ДВФО

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение Hiaro »

lyca писал(а): Пт сен 27, 2024 12:45 pm
Hiaro писал(а): Пт сен 27, 2024 12:14 pm Думаете, Лика, ни малейшего? Мне кажется, особенно если это не только здесь... Что еще может являться свидетельством, что в человеке это есть, если не точное попадание в самый тематический нерв?
Зуб не дам :D Но, мне кажется, там другое - какой-то очень расслабленно-спокойный взгляд со стороны, не видящий в том, что один мучает, а другой - страдает, ничего экстраординарного, флегматично констатирующий, мол, да, бывает... бывает так-то и так-то, но при этом очень точно подмечающий детали. Возможно, именно оттого, что смотрит спокойно, не зажмуриваясь от сладкого ужаса.
Может и так. Но вот даже выбор темы - мне трудно такое предположить у совершенно ванильного человека... Если только в качестве эксперимента, эпатажа, то есть, если есть какая-то внешняя причина.
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
lyca
Сообщения: 2316
Зарегистрирован: Сб дек 18, 2021 12:02 am

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение lyca »

Королева Боль справедлива, когда она уходит, она дарит минуты райского блаженства. Баш на баш. Не все монархи платят истинным счастьем за свой уход(с) Г.Л. Олди
А я думочку в зубы возьму...(с)
Viktoria
Сообщения: 9259
Зарегистрирован: Ср июн 22, 2022 7:39 pm
Откуда: Германия

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение Viktoria »

lyca писал(а): Вс сен 29, 2024 2:21 am
Королева Боль справедлива, когда она уходит, она дарит минуты райского блаженства. Баш на баш. Не все монархи платят истинным счастьем за свой уход(с) Г.Л. Олди
О! А это откуда?!
На земле
lyca
Сообщения: 2316
Зарегистрирован: Сб дек 18, 2021 12:02 am

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение lyca »

Viktoria писал(а): Вс сен 29, 2024 2:22 am О! А это откуда?!
"Ойкумена. Кукольник". Такая весьма замысловатая космоопера.
Оттуда, кстати, тематические цитаты можно страницами тащить. Только без понимания контекста воспринимается странно. Но можно попытаться выцепить... Вот, например, почти как у М-сье Пьера, про полёты в космосе на энергии страданий - надо?
Толкнув брамайни плечом, Тумидус буквально рухнул на гладкий корпус всестихийника. Мазнул ладонью по овальной пластине идентификатора, будто дал врагу пощечину. Замок щелкнул. Дверца кабины поднялась вверх.
— Помогите мне забраться внутрь!
— Да, хозяин!
— Сейчас…
Вдвоем с Сунгхари они с грехом пополам усадили Тумидуса в пилотское кресло. Брамайни, дико робея от близкого соседства с хозяином, устроилась в кресле второго пилота. Лючано пришлось сложиться в три погибели, умостившись за их спинами, в крохотном отсеке, предназначенном для мелких грузов: всестихийник был двухместным.
— Взлетаем, хозяин! Скорее!
Сказал и чуть язык не проглотил. Он, раб, осмеливается давать советы хозяину?!
Торопить его?!
Гай Октавиан Тумидус обернулся, буравя наглеца взглядом.
«Скорее, скорее, хозяин!» — молил Лючано в ответ, шевеля губами и не произнося ни слова. Выждав сумасшедшую, сочащуюся ненавистью паузу, легат отвернулся. Пальцы его тронули биосенсоры-активаторы. Приборная панель ожила — но не сразу, как если бы была не уверена в собственной работоспособности.
Тускло засветились индикаторы. Подпрыгнули и вновь, будто от испуга, опали столбики неведомых Лючано диаграмм.
— Проклятье! У нас нет энергии!
Легат невероятным усилием воли вернул себе спокойный вид. И подвел итог, будто подписал завещание:
— Мы не можем взлететь.
....................................
— …поле… слишком мощная атака!… сожрало всю энергию…
Тумидус шипел от злости, стервенея, тыча пальцами в сенсоры в надежде отыскать энергорезерв — и всякий раз получая неутешительный результат. Должно быть, легат растерялся — впервые в жизни.
— У нас есть брамайни! Она — энергет! Толкач!
Легат уставился на Лючано, как на заговоривший пень. Спустя миг перевел взгляд на Сунгхари. Та потупилась:
— Нет, хозяин. У меня не хватит сил. Так, — она провела рукой в горизонтальной плоскости, — я, наверное, смогу. А в космос — нет. Я слишком мало страдала.
— Мало страдала?! — истерически хохотнул Тарталья.
— Да. Мы, брамайны, черпаем энергию в страданиях.
Теперь на женщину уставились оба: и Тумидус, и Лючано. Рабыня без слов поняла: мужчины требуют пояснений.
— Эволюция, хозяин. Мы хорошо умеем страдать. Очень хорошо. Холод, жара, сквозняк. Духота, дождь, засуха. Боль, голод… Мы страдаем от всего. Сильнее, чем другие. Много сильнее. Мы это хорошо умеем. Страдаем — и накапливаем энергию.
— Что-то я не замечал, чтобы ваш брат сильно страдал, — буркнул легат.
— Никто не замечает, хозяин. И не надо. Мы умеем страдать — и умеем терпеть. Брамайны очень выносливые. Я страдаю все время.
— И сейчас?
Вопрос вырвался одновременно у обоих.
— И сейчас, хозяин. Только мало. Не хватит, чтобы улететь на галеру.
— А если я тоже… сяду на «весла»?
Сунгхари разочаровала Лючано:
— Тебя будет мало.
Тумидус в ярости хватил кулаком по приборной панели.
— Постой! Ты говорила — голод, боль? А если боль будет сильной?
— Тогда, возможно, у меня хватит энергии для выхода на орбиту. Но…
Рвануло вплотную. «Вихрь» покачнулся.
— …но боль должна быть очень сильной, — со спокойствием каменной статуи продолжила Сунгхари. — Если, к примеру, отрезать мне пальцы… или жечь огнем…
Лючано передернуло. Брамайни сама предлагала пытать ее! Причем делала это с таким безразличием, словно сообщала прогноз погоды в захолустном мирке, скучном для всех, включая его жителей.
Тумидус поглядел на рабыню с интересом.
— Не надо резать! Не надо жечь! — выкрикнул Лючано, спеша вмешаться, прежде чем случится непоправимое. — Я умею! Без членовредительства. Хозяин, ты же помнишь! Меня учили!
— Помню, — кивнул легат. — Хорошо помню, сукин ты сын…
И после минутных раздумий скомандовал:
— Действуйте!
— Сунгхари, тебе будет больно. Очень больно. Ты готова?
— Как скажет хозяин.
Брамайни преданно уставилась на Тумидуса.
— Шевелитесь! Нам надо убираться отсюда.
.........................................................
Всестихийник снова тряхнуло: ощутимей, чем в прошлый раз. Легат тронул крайний слева сенсор. На колени Сунгхари из открывшегося бокса выпал комплект энергобраслетов с подключенными к ним силовыми кабелями.
«Нам! — запоздало понял Лючано. — Он сказал — „нам“».
«Да. А что?»
«Неужели в его тупой помпилианской башке хоть что-то сдвинулось?!»
«Не тешь себя надеждой, малыш, — с печалью произнес маэстро Карл. — У вас стресс, шок. Это пройдет. И жизнь вернется на круги своя. А легат Тумидус будет потом стыдиться этих слов. Если вообще вспомнит о них».
— Прости меня, Сунгхари. И — терпи.
— Я умею терпеть. Делай свое дело.
Королеву Боль не требовалось звать, умоляя об аудиенции. Она и так вечно была с ним, как подобает истинной владычице. На краткий миг Лючано расслабился — и на осужденного киттянским судом невропаста рухнуло небо.
Жгучее, шипастое, чудовищно тяжелое небо.
Все, чему он не позволял овладеть собой, пока тащил бесчувственного легата по булыжникам мостовой. Тяжкий пресс контузии сдавил мозг, стремясь выжать все соки и превратить рассудок в черствую лепешку. Тело ныло от многочисленных ушибов. В ушах звенело и стреляло: там, на барабанных перепонках, маневрировал, паля из орудий, туземный броненосец. Глаза жгло от пыли, во рту было мерзко, и не осталось слюны, чтобы выплюнуть накопившуюся дрянь.
«То, что нужно, дружок, — ухмыльнулся Гишер Добряк. — Лучше не придумаешь».
И с теплотой, не свойственной старому экзекутору, добавил:
«Валяй. Удачи!»

IV

Пальцы с нежностью опытного развратника пробежались по шее женщины. Опустились на плечи.
Потом — ниже, нащупывая восприимчивые точки. Здесь, под ключицей.
И здесь, на груди, возле соска.
Теперь — поймать ритм.
Ага, есть.
Снаружи начался ад. Один из десантных ботов открыл наконец ответный огонь. Залп батареи плазматоров ударил в воду, взметнув столбы пара и слегка зацепив корпус броненосца. Корабль встряхнулся мокрым псом и злобно рявкнул орудиями главного калибра. Степь застонала, выворачиваясь наизнанку, — роженица, гибнущая в попытке родить исполина.
Но Лючано больше не заботило, что творится вокруг.
Королева Боль сверкнула бритвенно-острыми зубцами короны, улыбнулась своему верному рыцарю — и махнула ядовитым платком, разрешая начать. Брамайни едва заметно вздрогнула, затрепетала, словно оторванный край афиши на ветру, — на единый, краткий миг — и только.
Он усилил контакт, проникая глубже.
Боль хлестала из него через край, изливаясь в тело Сунгхари. Боль обвивала брамайни щупальцами сладострастного спрута, наполняла, как драгоценный сосуд, кипящей смолой преисподней. Мучитель был в ударе. Он играл жуткую и прекрасную симфонию боли на струнах нервов, натянутых и дрожащих, вкладывая в музыку все самое темное, таившееся в глубинах души. И податливое тело, истосковавшись по вожделенным страданиям, жадно принимало дары, благодаря за щедрость.
Два человека слились крепче, чем любовники в экстазе.
Двое извивались в конвульсиях противоестественного соития.
Виват, Королева!
Периферийным зрением, словно в тумане, он видел: ярче вспыхнули индикаторы, налились светом дисплеи и шкалы приборов. С уверенностью поползли вверх, вздыбившись над пультом, будто эрегированные фаллосы, столбики диаграмм энергообеспечения. Встрепенувшись, Тумидус активировал сферу управления. Легат по локоть погрузил в нее руки, спешно тестируя системы всестихийника и готовя аппарат к взлету.
Казалось, Тумидус месит тесто.
«Не отвлекайся! Работай!»
Упрек Гишера пропал втуне.
Ни сугубо утилитарный результат действий, ни спасение, близящееся с нарастанием интенсивности пыток, спасение, к которому так стремились люди в «Вихре», уже не волновали Тарталью. Слишком многое сегодня произошло впервые в жизни. В первый раз кукольник держал боевое оружие и бежал под обстрелом. В первый раз офицер империи, рабовладелец, проявил человеческие чувства по отношению к рабу — нет, иначе: к роботу. И впервые Лючано Борготту, в прошлом — младшего экзекутора Мей-Гиле, целиком захватил сам процесс экзекуции!
Он ощутил возбуждение.
Перед ним на мраморных плитах древнего храма танцевала женщина — и женщина эта была прекрасна! Крутой изгиб бедер, поворот головы, каждый точеный жест, каждое текучее движение Сунгхари таили в себе столько скрытой страсти и желания, что он едва не задохнулся от вожделения, чувствуя, как камнем твердеет его мужское естество.
Здесь не было храма.
Здесь был храм.
Как в космосе для рабов, сидящих на «веслах» галеры, пряталось тайное море, так в степи варварской планеты, в кабине готовящегося к старту «Вихря», архитекторами-невидимками возводился дивный храм.
Святилище страданий?
Церковь безумия?!
В руках у Лючано возник тяжелый витой бич. Он с оттяжкой взмахнул орудием палача, нанеся ювелирно точный, хлесткий удар по спине брамайни — под лопатку, чуть наискось, ни на палец выше или ниже, по почкам, под единственно правильным углом. Так художник кладет мазок на холст — и, отстранившись, проверяет, не нарушена ли гармония? Угадан ли верный оттенок, чувствуется ли глубина, объем?
О нет, мастер не ошибся! Его картина — настоящий шедевр!
Сунгхари выгнулась иероглифом — невозможным и совершенным в своей невозможности. В движении женщины слились похоть и боль, страдание и страсть, мудрость и сила, и — ожидание!
Ах, еще, еще, мой повелитель!
Пьянящая музыка струилась ниоткуда и сразу отовсюду, то и дело меняя гармонию самым причудливым образом. Сунгхари плыла по воздуху, не касаясь босыми ступнями плит пола. Трехглазые демоны и шестирукие боги, красавицы, совокупляющиеся с мерзкими чудищами, обезьяны, змеи, тигры и гибриды, оскорбляющие природу самим фактом существования эдаких тварей, карабкались друг на друга. Сонм бесов взирал на танцовщицу со стен, увитых диким виноградом, тараща каменные очи. А на высоком троне в глубине храма восседал Гай Октавиан Тумидус — сверкающие золотом доспехи легионера, открытый шлем с гребнем, короткий меч у пояса.
Руки воина были погружены в призрачную сферу.
Внутри сферы, извергаясь наружу и заполняя храм, в черноте космоса роились мириады звезд — словно воин выпускал из улья рой бриллиантовых пчел.
Пел в воздухе бич, чудом попадая в меняющийся ритм музыки. Или это музыка вторила ударам бича? Узор из рубцов покрыл спину брамайни сложным орнаментом. Лючано изо всех сил стремился довести до совершенства это сплетение полос, красных, белых и синеватых, поставив наконец заключительный штрих.
Трое знали: тогда наступит кульминация, сотрясающая миры.
Он хлестал, смеясь.
А женщина танцевала с улыбкой, застывшей на губах, принимая страдание как должное, как необходимый элемент танца и основу вселенной. Так рыба воспринимает воду, птица — небо, а дракон — бесконечность.
Брамайны живут страданиями. Купаются в них, пьют, едят, дышат, черпают в телесных мучениях силу энергетов.
Будни, банальность, свойство физиологии, приобретенное за века эволюции. Но иногда, в исключительных случаях, боль и мука, вознесясь к вершинам искусства, могут не только наполнить тело жаром, способным швырнуть звездолет через половину Галактики.
Страдание может на миг заменить утраченную свободу.
Так было сейчас.
— Есть отрыв! Давай, невропаст!
Пел бич. Танцевала Сунгхари.
— Давай, женщина! Еще, еще! — Легионер на троне близился к оргастическому финалу, круто замешивая черную сферу со звездами в глубине. По левой руке Тумидуса текла кровь, пятная созвездия. — Мы взлетаем!
У края, на пике бытия сходились лицом к лицу противоположности, оборачиваясь друг другом: запредельное наслаждение становилось остро болезненным, а изощренная боль дарила удовольствие.
Это легко понять рассудком.
И невероятно сложно испытать, не повредив понятливый рассудок.
— Да!!! да! Мы вышли из стратосферы. Давайте, осталось немного! Идем к «Этне»… еще хотя бы пять минут!…
Но всему положен предел. Какой бы запас прочности ни имело тело человека, тело рабыни-брамайни, этот запас не бесконечен. За все надо платить. Слишком остро, слишком быстро, слишком интенсивно; слишком большой приток и отдача энергии — даже организм энергета не рассчитан на подобное.
Движения Сунгхари замедлились. Она оступилась — раз, другой. Улыбка стала растерянной. Женщина моргнула, словно выходя из транса, тихо вскрикнула…
Тарталья выронил бич — и бросился к брамайни.
Подхватить, поддержать, не дать упасть…
Он успел.
Но в то мгновение, когда он ощутил на руках легкое, почти невесомое тело, черная бездна накрыла рушащийся храм, поглотив лики богов, зверей и демонов. Вокруг обломков святилища раскинулся, искрясь переливами звездных россыпей, бескрайний простор Вселенной.
Единственное, что не имеет ни начала, ни конца.
Трое плыли в черноте Космоса.
И звезды вокруг них медленно гасли, закрывая усталые глаза.
— В медотсек, обоих! Живо! И чтоб поставили на ноги!
— Этих двух рабов?
— Да, этих двух рабов! Это приказ!
— А вас, Гай? Вы ранены…
— И меня тоже в медотсек, олухи!
А я думочку в зубы возьму...(с)
Hiaro
Сообщения: 2443
Зарегистрирован: Вс апр 02, 2023 3:43 pm
Откуда: ДВФО

Re: Генри Лайон Олди, "Мастер". M/M

Сообщение Hiaro »

Лика! Спасибо!

Мне трудно представить, что это мог написать человек не-тематик... Вкупе с многим другим, о чем вы говорили выше, особенно.

Начала читать перед выходом из дома и чуть не забыла, что меня машина во дворе ждала :)
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
Ответить