Илья Шпелер
Тринадцатое место
Cовместная порка сближает.
А.В. Катунин.
Это был полный провал.
Хуже ничего просто быть не может. Даже в десятку не попали. И это - самая перспективная пара в спортивной школе по фигурному катанию на коньках! Позор!
Ася и Ваня, не глядя друг на друга, сидели на скамейке у бортика и слушали объявление своих оценок. Они звучали, как похоронный марш. Чего и следовало ожидать! Все к этому и шло. Все закономерно, все правильно, все естественно. Прав, тысячу раз прав был тренер Аркадий Васильевич, когда говорил, предупреждал, втолковывал!
И вот - провал!
Кто же виноват? Только они: фигуристы-юниоры Василиса Мареева, шестнадцати лет, и семнадцатилетний Ваня Панкратов. Им и ответ держать…
А как все прекрасно начиналось! Ася и Ваня еще с прошлого года, когда только-только начали тренироваться вместе, ходили в "перспективных". А в этом сезоне, с места в карьер, пошли успехи. Два подряд выигранных турнира, медали, призы, грамоты, восхищенные отзывы… Потом - участие в новогоднем ледовом шоу, тогда у них даже местное телевидение интервью взяло. Первое в жизни!
Казалось - так теперь будет всегда.
Увы.
Неприятности начались уже в январе, сразу после каникул. Началось все с учебы. Ванькины родаки вдруг вспомнили, что "выпускной класс - это не шутки", что "пора браться за ум", что "спорт - это хорошо, но нужно думать о поступлении в вуз", что "иначе - загремишь в армию" и так далее. И как насели! Не вздохнуть, не продохнуть. Это Ася - круглая отличница, а он, Ваня, так - с "троечки" на "четвёрочку". Да и Асины "предки", даром, что у неё еще год в запасе, не отставали. Это только кажется, что отличницам легко на свете живется. Ага, как же, держи карман шире! Еще хуже. Постоянные лекции, нотации, напоминания - то сделай, это не забудь, туда пойти не вздумай, сюда носа не кажи, и вообще сиди дома и делай уроки.
А уроки делать - не хочется! Хочется - погулять! Хочется чего-то шумного, светлого, праздничного! Как у подруг! Молодость же проходит! Уже шестнадцать лет! Еще лет пять-шесть - и совсем ведь старухой станешь, так ничего в этой жизни и не увидев, кроме черной школьной доски, да белого льда.
А тут - уроки, репетиторы, подготовительные курсы…
Короче, стали юные фигуристы приходить на каток уставшими и рассредоточенными. И дела сразу пошли наперекосяк. Элементы не идут, тренер ругается, программа "провисает", на турнирах - поражения одно за другим…
Ну, тренер тогда накачку, конечно, сделал. Грозил, стращал, орал - всего понемногу. И ведь - помогло! На отборочных, например, хоть и в последний момент, хоть с трудом, чудом, практически, но вскочили на подножку уходящего поезда, вышли в финальную стадию!
А тут новую напасть принесло - весна!
Никогда раньше такого с Асей не случалось. Нет, конечно, вёсны были, но какие-то все обычные, скучные. А в этот раз… Все по другому! Все не так! Мир, проснувшийся после долгой зимней спячки, словно и Асю вместе с собой пробудил и накатил на нее с такой захватывающей силой, буйством красок, запахов, звуков, бурлящей свежестью весенних ручьев, первым радостным теплом солнечных лучей - короче, Ася влюбилась!
Да и как было не влюбиться? Он ведь такой красавец! Голубоглазый блондин, словно из рекламы мужского парфюма, стройный, мускулистый, мужественный… А сильный какой! Как легко, без усилий Он поднимает и подхватывает её на поддержках, как мощно подкидывает в воздух на выбросах, ловит - словно она, Ася, совершенно ничего не весит! Дух захватывает! А как бугрятся его крепкие мышцы под тонкой тканью костюма, когда он прижимает ее к себе во время элементов! На первый взгляд, они, может, и не бросаются в глаза так, как у этих, у культуристов, похожих на перетянутые нитками воздушные шарики, но Ася-то знает, какие они у Него крепкие, настоящие, налитые мужественной силой и мощью. Не то, что эти, из школы - дохляки все очкастые. И не как те, со двора - ух, дебилы недоразвитые, с ними и поговорить не о чем. Только и знают что ржать, да похабщину всякую вслед кричать. А Он - умный! О чем хочешь поговорить с Ним можно. Он добрый, терпеливый - всегда с Асей возится, когда у нее опять что-то не получается. Поддержит всегда, успокоит, когда трудно, когда Аркадий Васильевич опять накричит… У Него-то всегда все правильно выходит, с первого раза.
Что? Кто это "Он"? Да Ваня Панкратов, конечно! Вроде уже год, как вместе с Ваней чуть ли не каждый день тренируется, ан вот на тебе! И это ничего, что он старше - всего-то ведь на год!
Это любовь, точно!
Вот только Асю Он совсем не замечает. На тренировке - да, подойдет, поможет, поговорит, иногда и обнимет даже по-дружески… Но не более. А после - словно чужой человек: "Пока-пока" - и пошел, и скрылся в заснеженной мгле…
И от этого ей, Асе, очень плохо и грустно и все из рук валится. Только Ваня к ней приблизится - а у нее уж и дыханье сперло, и волнение, и в голове туман… До элементов ли тут! А уж как его руки - большие, сильные, уверенные - обнимут, подхватят её, Асю, вознесут над головой… Ах!
* * *
А у Вани - те же проблемы. Стал он вдруг за собой замечать, что Ася у него из головы не идет. И при этом у него всегда это… ну как его… ну, в общем, когда стоит. Эрекция. Главное - ни с того, ни с сего! Вот едешь, бывало, в метро на тренировку, только подумаешь, как там с Асей встретишься - и все. Джинсы мгновенно встопорщиваются, да так, что, кажется, вот-вот порвутся на фиг! Но Ваню, бедного, не столько это волнует, сколько то, что все на него смотрят! Ну, буквально - весь вагон как уставиться, так хоть со стыда еще дальше под землю проваливайся. Хоть плач. Ваня краснеет, покрывается холодным потом и ретируется из вагона на ближайшей станции, потом долго стоит где-нибудь за колонной в сторонке - успокаивается… Из-за этого Ваня перестал короткие куртки носить, хотя они всегда ему нравились - удобные. Пришлось привыкать к длинным плащам.
Но и это мало спасало положение.
Особенно, когда домой едешь после тренировки или в толпе прижимают - тут совсем каюк. Ася, словно наваждение, все время перед глазами встает, как живая. Каждое ее касание, каждое сказанное ей слово, каждый взгляд, каждый изгиб ее миниатюрного, но уже вполне по-девичьи оформившегося тела, всплывают в памяти, вызывая все новые и новые приливы взбудораженной крови. Ваня будто кожей чувствует взгляды, и кажется ему, что и под плащом и под штанами - все вокруг все видят и все знают.
Больше же всего угнетало то, что в воображении Вани Ася была существом неземным, возвышенным, недостижимо совершенным. Каждый раз, когда его руки поднимали ее хрупкое, нежное тело, кружили его в танце, придерживали талию во время вращений, ему казалось, что он держит облако чистоты и невинности и любое его неосторожное движение может испортить эту ранимую гармонию, нарушить эту легкость, запятнать чистоту и вообще привести к трагедии. Ася была для него существом настолько светлым, настолько открытым, настолько сияющим, что дух захватывало! Но всякий раз, когда ее ясный образ всплывал в памяти, тело мгновенно реагировало на это самым скотским образом. Он был явно недостоин своего кумира. Удивительно, как она, такая умная и глубоко чувствующая еще не прогнала его от себя... Впрочем, она слишком добра и деликатна для этого и потому, наверное, мучается с ним все время, бедненькая... А сам он, разумеется, был не в состоянии и помыслить о расставании. Эти мысли давили на Ваню как спуд, как каток на свежий асфальт, как толща океана на дно...
Одно только облегчение для него существовало. Поэтому он и спешил так домой после тренировок… Но - не будем об этом, пощадим Ванины чувства.
Нам главное - что к решающему старту сезона и Ася и Ваня подошли совсем не в том состоянии, когда можно думать только о победе и идти к ней уверенной поступью. Как ни старался Аркадий Васильевич, как не кричал, как ни вдалбливал своим юным подопечным всю важность и ответственность предстоящих соревнований - как о стенку горохом. Головы обоих подростков были забиты другим, ох, совсем другим…
* * *
Стоило ли теперь изумляться тому, что юная пара так и не смогла на чемпионате откатать чисто хоть одну программу? Каскад ошибок, детских и грубых, путаница в элементах, сорванные прыжки, падения, ни ритма, ни артистизма - и это самая перспективная пара школы? Гнать таких надо! В три шеи.
Вот такие мысли, примерно, бродили в головах фигуристов, понуро сидящих в раздевалке. Говорить было неохота - да и что тут скажешь? - и они молчали. Лишь редкие тяжелые вздохи нарушали тяжелую, похоронную тишину в маленькой комнатке, выделенной им под место для переодевания. Предполагалось, что Ася должна переодеться первой и уступить раздевалку Ване, но, погуляв (а точнее - посидев на трибуне, тупо глядя в одну точку) полчаса, он застал Асю в раздевалке все в том же обильно украшенном блескучими стразами ярко-малиновом наряде для выступлений. Сложная навороченная прическа девушки, обильно политая лаком, своим режущим глаза блеском сильно контрастировала с угрюмой апатией ее обладательницы.
Сам Ваня, будучи одет в такого же цвета и столь же усыпанный блеском костюм, состоящий из просторной рубахи с глубоким вырезом и брюк в обтяжку, тоже не испытывал никакого желания переодеваться и вообще что-нибудь делать. И поэтому он просто молча сел рядом.
На душе было погано. Разочарование и досада на самого себя, на Асю, на тренера, на весь мир, клокотали где-то там внутри, замирали колючим скребущим шариком в горле, медленно наполняли влагой глаза, грозя при первой же возможности выплеснутся наружу. Этого еще не хватало! Достаточно того, что, вон у Аськи вся косметика, густо наложенная на лицо перед выходом на лед, потекла. Мужик он или не мужик?
Но даже сейчас, в час сокрушительного поражения и обиды, близость ее тела действовала не него так волнующе!
Ваня несколько раз все же делал попытки сказать что-то успокоительное, разряжающее обстановку, но, набрав уже воздуха в грудь, замолкал, так и не начав говорить. И получался просто еще один тяжелый вздох, который не только не помогал, но наоборот, усугублял печальную атмосферу.
Ваня стал корить только себя. Именно его ошибка в самом начале программы привела к поражению - так он думал. Сбился ритм, пропал настрой, все перемешалось, одна ошибка потянула за собой другую - и пошло-поехало. Если б не это, может быть, удалось бы откатать прилично и занять хотя бы место в десятке… "Все из-за меня!" - думал юноша с запоздалым раскаянием.
Ася же, напротив, была уверена в том, что это она подвела Ваню. Ведь если бы не ее необъяснимое катание в предыдущей программе, которое было безобразным и разрушило все, то сейчас, наверняка, Ване не пришлось бы так горько. И он не сидел бы тут с убитым видом, а веселился бы, шутил и, может быть, даже пригласил бы ее куда-нибудь. Да что теперь! Несбывшиеся надежды!
Именно из-за них беда была особенно оглушительна. Ася мечтала, что новая, неожиданная и красивая победа наконец разобьет лед в их отношениях и бросит их в объятия друг к другу! А потом светила поездка в Европу на юниорский чемпионат, а может даже - в саму Америку. И рядом будет - Он!
Все рухнуло. Остались только слезы. Ася всхлипнула.
- Ась, не переживай, - через силу произнес, наконец, Ваня, - Ну не вышло в этом году, получиться в следующем…
Он хотел еще добавить, что "может быть с другим партнером у тебя получиться лучше", но не смог выдавить из себя больше не слова - в горле застрял комок.
* * *
Дверь неожиданно распахнулась, разрывая больничную тишину комнатки разноголосым шумом продолжающегося за стенами раздевалки турнира. Оказалось, где-то кто-то смеется, громко разговаривает, аплодирует, объявляют какие-то результаты или информацию для участников и зрителей… Все это на секунду ворвалось в комнату вместе с Аркадием Васильевичем. Тренер был не в духе. Точнее - он кипел.
- А-а-а! Воркуете, голубки? Позор!! Это катание? Я спрашиваю, Мареева, это - катание? - тренер немедленно обрушился на сжавшихся и понурых фигуристов с руганью. - О Панкратове я и не говорю! Откуда у тебя ноги растут, балбес? А? Я спрашиваю - откуда? Идиот! Болван!! Бестолочь!!! А эта! Падает на ровном месте!! Половину элементов перепутали, остальные - сорвали!!! Ничего не умеете! Ничему не научились! Зачем я на вас, бестолочей безмозглых, столько времени угробил? А денег сколько потрачено?! Один лед сколько стоил! О чем вы думаете во время выступления, хотел бы я знать? О чем? Вот ты о чем думаешь, Мареева? А? Не слышу!
Так как Ася не отвечала, Аркадий Васильевич ответил за нее сам:
- Я знаю, о чем ты думаешь! Небось, мальчишки одни на уме!! Финтифлюшки всякие! Дискотеки-аварии!! Выросла коза, ничего делать не умеет! Ума ни на грош - а туда же! Взрослая больно!! Детский сад!
Теперь слезы из глаз девочки лились потоком. Но Аркадий этого не замечал. Он перенес свою артиллерию на ее юного партнера:
- А ты чего вылупился на меня, как баран на новые ворота?! Где ты был, когда мы "кауфман" изучали? Где, я спрашиваю? Не слышу?
- Я… это… на тре… на тренировке…
- Бе-е-ме-е! Хватит мямлить! Мямлит он мне что-то! Как будто я не видел, как он его делал! Он его так делал, как будто ты не на тренировке в это время был, а в борделе унитазы языком чистил! Мямлит он тут! Заткнись лучше и слушай!
Тренер кипел от злости. Он вдруг метнулся к двери и запер ее изнутри на щеколду. Затем вернулся и обрушился на совершенно деморализованных юных фигуристов с новой гневной филиппикой:
- Мне такое отношение надоело!! Понимаете?! На-до-е-ло! Или вы работаете как следует и на тренировках и на соревнованиях, или я вас обоих выкину из школы пинком под зад! Ясно?! Я спрашиваю, ясно?
Оба несчастных согласно кивнули, не отрывая взглядов от пола.
- Ничего вам не ясно! - взорвался тренер. - Потому что мозги у вас - в заднице! Сползли! Потому что я уже сколько раз вам говорил, а? Сколько раз я вам втолковывал?! Сколько у нас с вами бесед было?! Вы не понимаете нормального языка! Вы человеческого языка не понимаете! Ну, ничего! Я придумал способ, как сделать, чтобы до ваших прошмандованных мозгов что-то действительно дошло, причем - как следует и в полном объеме! Я знаю, что мне надо делать! Нужно было давно догадаться! Да только я-то думал, что вы нормальные люди, с мозгами в голове - но нет! Они у вас - в заднице! И сейчас вы оба по ней получите!
Такой оборот дела был в новинку обоим юным спортсменам. Да, тренер и раньше на них орал, часто не стесняясь в выражениях, "гнал волну", "катил бочку", грозил всеми карами египетскими, но таких прямых переходов от угроз к делу еще никогда не было. Впрочем, они ни разу и не видели своего тренера таким разъяренным. Оба подростка синхронно подняли испуганные лица на своего наставника.
- Да-да! - подтвердил он, - Вы не ослышались! Пора, давно уже пора было вам всыпать! Да я, дурак, все вас жалел… Вот и дожалелся! До тринадцатого места. Счастливое число. Ну, чего вылупились? Не знаете, что делать? Я вам объясню. Лавка - вот она! Давайте-ка, раздевайтесь и укладывайтесь!
Тренер широким жестом показал на коротенькую узкую лавочку на металлических ножках, заваленную одеждой. Лечь на нее было довольно сложно. Даже хрупкая и миниатюрная Ася не смогла бы на ней разместиться, не говоря уж о рослом Ване. Впрочем, ни он, ни она, пока не торопились выполнять приказания тренера. Ася просто стояла, замерев, с ошарашенным видом, с расширенными от ужаса глазами и иссиня-бледным, словно замороженным, лицом. Ваня, наоборот, жарко покраснел, на лбу выступили бисеринки пота, а в животе образовалась черная дыра, в которую стремительно уносило все чувства, кроме страха и мучительного стыда.
Аркадий Василич времени даром не терял. Он смахнул вещи на пол, очистив лавку, и убедился, что уложить на нее подопечных будет сложно. Но зато он заметил, что в Ваниных "гражданских" брюках наличествует новенький ремень, сплетенный из тонких полосок отличной коричневой кожи. Порадовавшись, что не придется вытаскивать свой (Аркадий Васильевич очень опасался, что его собственные штаны при этом могут упасть), тренер одним широким движением вытянул ремень из джинсов подростка, сложил его вдвое и взмахнул, рассекая воздух со зловещим звуком.
- Ну, я не вижу движения! Долго мне вас ждать? Раздевайтесь и наклонитесь над лавкой оба! - прикрикнул он, видя, что и Ася и Ваня уже совсем было собрались выступить с возражениями.
Этот крик окончательно лишил бедняг силы воли. Оба молодых человека одновременно поняли, что выбора у них нет. Ваня бросил взгляд на Асю и увидел, что та смотрит на него, приоткрыв рот, с ужасом и стыдом, он хотел ответить ей ободряющей улыбкой, но вышла только жалкая и жалобная ухмылка. Он почувствовал, как его красивые ярко-малиновые брюки спереди вдруг стали сильно натягиваться, и несчастного парня залила такая волна стыда, что, кажется, провались он сквозь землю, это его не спасло бы. В полузабытьи он медленно снял и аккуратно сложил рубаху, расстегнул скрытые пуговицы на брюках, и первым согнулся над лавкой, уперев в торцевой ее край колени и крепко ухватившись руками за бока. Предварительно он одним быстрым рывком оголил свои ягодицы. Стыд удушливым облаком обволакивал его тело, душу и разум. Его костюм не предполагал наличие нижнего белья и под брюками у него был надет бандаж, хоть как-то прикрывающий выросший и готовый вывалится из него член, но совершенно не мешающий той процедуре, которую собирался провести тренер. Поэтому Ваня и не подумал его снимать вслед за брюками. Но все равно он чувствовал себя голым и умирал от позора.
Как ни странно, Ванина ободряющая улыбка почти в полной мере достигла своей цели. Конечно, Ася отнюдь не успокоилась и не набралась храбрости, однако, глядя, как спокойно и с каким достоинством принимает свою горькую судьбу Ваня, как он не теряет присутствия духа, она тоже не могла не собраться и, по крайней мере, смогла подавить растущую в душе панику. Родители никогда не применяли к ней тех средств воспитания, какие собирался сейчас применить Аркадий Васильевич. Она не знала, чего стоит ждать от ближайшего будущего и что нужно делать. Её платье, в отличие от Ваниного костюма, снималось только целиком, для чего требовалось расстегнуть молнию на спине. Она замешкалась. Ваня, практически голый, уже склонился над лавкой, а она так и стояла в нерешительности. Она не могла себе представить, как это можно снять платье при нем и, особенно, при тренере. Но Аркадий Василич прервал ее колебания:
- Раздевайся, Мареева! Не стой столбом! - и он сам, своими руками расстегнул на ней молнию.
Ася, словно во сне, стянула свой великолепный малиновый наряд. Она сама придумала его, сама подшивала и очень любила. Но теперь и он, последняя ее защита, не мог ничем ей помочь. Лишь тоненькие полоски стрингов остались на теле. На пляже она чувствовала бы себя в них совершенно свободно в окружении хоть целой сотни мужчин. Но тут был не пляж. И то, что ей предстояло, не имело ничего общего с купанием и играми.
Несмотря на свое более чем отчаянное положение, Ваня все же оторвал взгляд он лавки и посмотрел на Асю. Юная фигуристка казалась выточенной из слоновой кости резцом лучшего античного мастера аллегорией молодости, невинности и смущения. Казалось, ее тело светится изнутри. Залитые нежным румянцем щечки, робко опущенная головка на нежной лебединой шейке, матовые плечики, грудь, лишь чуть прижатая полоской ткани, стройный стан, волнующие обводы бедер, стройные ножки… Как она была мила! Как хороша! Как трогательна в своей стыдливой красоте! Неужели Аркадий осмелиться ее бить? "Не верю!" - подумал Ваня. - "Этого не может быть!"
Ася тоже, вопреки всему, что на нее обрушилось, не смогла сдержать любопытства. Она так давно мечтала посмотреть на Ваню без всей этой тренировочной формы и даже без его красивого костюма для выступлений. И она не была разочарована! Ваня был высокий, прекрасно сложенный юноша, немного излишняя худощавость которого полностью компенсировалось заметной крепостью и силой мускулов, упруго перекатывающихся под кожей. Парень стоял, нагнувшись в ожидании порки, его прекрасно уложенная челка свисала вниз, по лицу бродил густой ярко-алый румянец, тело его было напряжено, а ничем не прикрытые полукруглые половинки его зада торчали вверх. Он показался Асе особенно совершенным, как греческий олимпионик из учебника по истории и даже лучше, так, что она на мгновение даже забыла о предстоящем им обоим позоре и ужасе.
* * *
Но вот и Ася, наконец, заняла позицию напротив своего партнера, так же судорожно сжав края лавки руками, в то время как твердый торец скамьи больно уперся в ее колени.
Аркадий Васильевич изготовился для первого удара. Ремешок, шурша и закручиваясь, описал широкую дугу по комнате и влепился в беззащитно подставленные ему половинки попы юноши.
- Уй! Уфф! - выдохнул он от неожиданной боли и сжал зубы. Последний раз Ваню лупили давно, классе во втором. Папа тогда на него за что-то разозлился. Ваня уже успел забыть, что порка - это не только мучительный стыд, но и довольно-таки жгучая боль! И вот теперь пришло напоминание! Весьма болезненное напоминание! А вот и еще одно шмякнулось на похолодевшие вмиг ягодицы! Ваня судорожно сжал попу и покрепче закусил губу - не хватало еще тут разораться при Асе. И так страшно предположить, что она о нем подумает…
Аркадий Василич взялся за работу по обработке Ваниной задницы. В принципе, удары, сыпавшиеся на попу, были хоть и жгучими, но все еже терпимыми. Если сжать зубы и собрать в кулак волю. Ремень звонко хлестал по попе, но кроме его свиста и щелчков по быстро краснеющей и нагревающейся коже ягодиц, в комнате было слышно лишь резкое, похожее на всхлипы дыхание Вани. Ася, вцепившись в лавку, замерла и, кажется, сама уже не дышала, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться ими с взглядом Вани. Ей было мучительно стыдно и горько оттого, что самый любимый и дорогой ей человек вынужден по ее милости терпеть такую адскую боль.
Ваня тоже очень не хотел бы, чтобы их с Асей взгляды пересеклись. В первую очередь потому, что глаза его были наполнены слезами. Слезы текли и текли, капали на лавку, разлетались в стороны при особенно резких движениях головой (а, надо сказать, Ваня не сумел под градом ударов удержаться и вовсю принялся выделывать задницей почти танцевальные па) - остановить это Ваня не мог. Хорошо еще, что ком в горле не дает вырваться наружу крику и реву! Ваня, считавший себя уже совершенно взрослым и состоявшимся человеком, вдруг с великим стыдом выяснил, что это далеко еще не в полной мере так. Разве взрослый будет себя так по-детски вести? Разве взрослого будут вот так драть на виду у всех?
А Аркадий Васильевич все лупцевал и лупцевал гарцующую попу подопечного, тяжело пыхтя и приговаривая:
- Вот тебе! Получи! Еще! В следующий! Раз! Будешь! Знать! О чем! Думать! Будешь! Знать! Что! Делать! И как! Делать! Будешь! Будешь! Работать! Как! Следует! Перестанешь! Дурью! Маятся! Я ее! Из тебя! Выбью! Выбью! Выбью!
Каждое слово сопровождалось ударом. Тренер бил сильно, от души, не жалея подростка и стараясь, наоборот, как можно нагляднее продемонстрировать ему своё негодование. Парень сначала держался, но в конце стал тихо подвывать после каждого удара. Ягодицы быстро покраснели, полоски на них, вначале хорошо заметные на фоне незагорелой кожи, теперь слились воедино и превратились в большое раздвоенное алое пятно. Попа скакала, сжималась, металась из стороны в сторону, словно в танце. "На льду бы так двигался!" - мстительно подумал Аркадий Васильевич, заканчивая.
- Запомнил? - вопросил он свирепо. - Вставай и одевайся, и чтоб больше такого не повторялось, ясно?
Ваня медленно понимал, что, кажется, все кончилось. Он выпрямился, отчаянно борясь с желанием ухватиться за попу и тереть, тереть, тереть… Только осознание того, что этим он еще ниже падет в глазах всех и прежде всего в своих собственных, не давало ему это сделать. Попу жгло, она ныла, но это ощущение, этот отголосок боли нельзя было даже сравнить с тем, что творилось несколько минут назад. Зато стыд никуда не ушел - Ваня по-прежнему стоял почти голый, да еще и с отменно высеченной задницей, которая, наверное, так пылает, что за квартал будет видна сквозь трусы и брюки! Он отчаянно кивал в ответ на обращенные к нему слова тренера - не дай Бог тот подумает, что до Вани что-то "не дошло" или "дошло не так", и снова возьмется за ремень! Вместе со стыдом, усиливая его, появилось ощущение облегчения, радости, что все кончилось, и даже благодарности тренеру за то, что он, в конце концов, избавил его от этой муки.
* * *
Занятый собой, Иван не сразу заметил, что тренер уже навис над сжавшейся от ужаса и отчаянно вцепившейся в лавку партнершей. Только первый звонкий щелчок, заставивший мальчишку вздрогнуть и по привычке дернуть тазом, и последовавший за ним девичий вскрик, вернули его к реальности. А реальность состояла в том, что Аркадий Василич начал пороть Асю! Несмотря ни на что! Её, такую нежную, такую воздушную, такую романтичную! Драть ремнем! Причем - его ремнем!
Ваня замер в ужасе, глядя, как коричневая полоска кожи выписывает очередную дугу над сочными, похожими на крупные спелые яблоки, ягодицами Аси, и врезается в них, заставляя вспыхнуть очередную красную полосу на их бархатистой кожице. О! Он прекрасно представлял, что сейчас ощущает бедная девочка! Только что точно такие же удары обрушивались на его собственный зад, который до сих пор еще гудел от боли. Но ему осталась уже лишь тень, призрак того, что сейчас чувствовала Ася. Это было невозможно! Немыслимо! Ужасно!
Ваню словно разбил паралич, он тупо смотрел, как ремень раз за разом щелкает по мраморно-прекрасным округлостям девушки. А та рыдала, плакала и умоляла тренера прекратить, оставить ее, простить, помиловать, пожалеть. Слезы лились из глаз двумя полноводными потоками, прическа, несмотря на лак, растрепалась, и только последние остатки гордости не давали девушке сорваться и убежать. Ася и предположить не могла как это больно! Нет, не больно, а БОЛЬНО!!! Удары вызывали у нее на попе целые взрывы, маленькие хиросимы боли! Это ужасно! Это невозможно терпеть! Но ведь - Ваня же терпел? Так то - Ваня! А то - она, Ася! Не-е-е-т! Хватит! Я больше не бу-у-ду!
Её модный купальник, оказавшийся не в силах спасти ее от обжигающего позора, тем более был не в состоянии уберечь ее от этой жуткой боли. Ремень, обрушиваясь на ее ягодицы, не встречал никакого сопротивления. Она получила еще не более десяти ударов, но ей казалось, что порка длиться уже много часов и конца края ей не видно. Она поняла, что так и умрет сейчас здесь, под ударами этого мерзкого ремня. Её нежная кожа покраснела гораздо быстрее, чем у Вани, и напоминала по цвету их костюмы для выступлений. А кровь, прилившая к голове и ушам, сделал их столь же ярко-малиновыми.
Тренер бил девушку тише и медленнее, делая между ударами все более длинные и длинные паузы. Да и удары были послабее - он прекрасно понимал, что Ася - девушка молодая, кожа у нее нежная, и для того, чтобы достучаться до ее совести, усилий нужно потратить куда меньше, чем на вымахавшего с версту семнадцатилетнего лба. Кроме того, тренер вовсе не был столь же спортивен, как его подопечные, он был тучен, страдал одышкой и уже намахался, пока порол Ваню, так, что его лицо, словно в знак солидарности с лицами ребят, налилось багровой краской. Теперь он берег дыхание и бил молча, монотонно взмахивая ремнем и щелкая по весьма симпатичной, надо признать, девичьей попе. Да и слишком громкие крики могли привлечь ненужное внимание посторонних.
Но для Аси это было самым ужасным кошмаром в жизни. Боль была такая, что начинало казаться, что терпеть ее вовсе невозможно. Как же Ваня мог это выдерживать?
Спасение пришло именно оттуда, откуда Ася более всего жаждала его получить, хоть и не только не смела надеяться, но даже и не смела думать об этом. Ваня, который так и не приступил к одеванию и стоял чуть в стороне, зачарованно следя за происходящим, сбросил, наконец, охватившее его оцепенение и начал действовать.
Иван перехватил руку тренера и повис на ней, не давая ему в очередной раз опустить ремень на исхлестанную Асину задницу.
- Аркадий Васильевич! Она не виновата! Не надо ее бить! Бейте меня! Все из-за меня вышло! Пожалуйста!
Для своих семнадцати он, спортсмен, был действительно весьма силен. Конечно, такую тушу, как Аркадий Васильевич, он, скорее всего, не переборол бы, но остановить его он смог. И даже сдвинуть с места. Он оттащил тренера от Аси, одновременно умоляя:
- Бейте меня! Не её! Меня! Аркадий Васильевич! - быстро говорил Ваня, вновь занимая прежнюю позицию. - Она не причем! Это все я виноват!
Взрослый подчинился скорее по инерции и от некоторой накопившейся уже усталости, чем потому, что Ване действительно удалось его переубедить. Аркадий Васильевич просто немного растерялся от столь внезапного страстного наскока. Он послушно пошел вслед за своим более старшим воспитанником. А когда тот установил свой зад снова в удобное для порки положение, так же по инерции взмахнул ремнем и ударил. У него оставалось ощущение, что он еще не закончил, но что и с кем - в этом он уже немного запутался.
Ася в это время выпустила края скамьи и распрямилась. Руки ее немедленно метнулись к попе и принялись растирать пострадавшие места. Она еще не совсем понимала, что произошло, и почему кошмар прекратился, и просто радовалась наступившему облегчению. Впрочем, что-то, тем не менее, было не так. И Ася, несмотря на боль и потрясение очень быстро сообразила что. Щелчки продолжались! Она огляделась и увидела сквозь слезы, что тренер снова принялся за Ваню! Ася тут же поняла, что ее герой взял на себя ее наказание, чтобы избавить ее саму от мучений. Ася испытала такую благодарность и любовь к партнеру по паре, какие не испытывала никогда раньше. Но она не могла принять эту жертву! Не могла!
- Не-е-ет! - завопила Ася, бросаясь к тренеру и спотыкаясь о лавку. - Не надо! Не бейте! Это я виновата! Не Ваня!
Слезы с новой силой брызнули из ее глаз.
Аркадий Василич, тяжело отдуваясь, остановился.
- Блин, два идиота! То есть, идиот и идиотка! Хватит с вас на сегодня. Послезавтра жду на тренировке. И чтобы мне не опаздывали!
Тренер устало отбросил в сторону ремень, вырвал свою ладонь из рук Аси (и когда успела схватить?), решительно развернулся, подошел к двери, открыл задвижку и вышел вон.
* * *
Ваня и Ася вышли из Дворца Спорта вместе. Несмотря на весну, было холодно, и ветер приятно холодил сквозь одежду все еще очень горячие и чувствительные задницы двух подростков. Было поздно, стемнело. Пустой троллейбус, словно ярко освещенный аквариум на колесах, подкатил к остановке. В другое время они бы не упустили его - но теперь каждое резкое движение отдавалось ребятам болью, какое уж тут бегать! Ася снизу вверх поглядела на своего спутника - неужели он и сегодня снова так же исчезнет, сказав свое вечное "пока-пока"?
…После ухода тренера она разревелась окончательно. И ревела долго, с чувством, с толком, с расстановкой. И сквозь рев рассказывала Ване, как ей плохо, как ей страшно, как ей одиноко, какой козел тренер, как ей все надоело… Между делом призналась, что это была ее первая порка. Ваня сказал, что его пороли в детстве, и что Асе не надо волноваться, потому что эта первая порка будет ее последней поркой - уж он, Ваня об этом позаботиться. Ася расплакалась еще больше и принялась благодарить Ваню. Ваня принялся извиняться и просить прощения за то, что он стал причиной всего этого. Ася совсем уж открыла плотину и стала убеждать Ваню, что это как раз она виновата во всем. В общем, продолжалось это довольно долго. В конце концов, Ася успокоилась - очень плодотворно подействовало то, что все это время партнеры стояли обнявшись. Асе было так хорошо в объятиях Вани, что слезы сами собой унялись и высохли.
Потом Ася приводила себя в порядок при помощи косметички, а Ваня, шипя и ругаясь, натягивал джинсы. А потом он ушел, оставляя Асе возможность переодеться и - видит Бог! - она никогда не переодевалась так быстро. Ну, как же! А вдруг Он ее не дождется?
Дождался.
И что же теперь? "Пока-пока"?
- Тебя проводить? - робкий вопрос прозвучал для Аси небесной музыкой.
* * *
В предназначенном для людей полупустом аквариуме на электрической тяге, по недоразумению называемом троллейбусом, ехали два странных молодых человека - юноша и девушка. Они почему-то не садились, хотя свободных мест было с избытком, и время от времени странно морщились, как будто резкие движения или тряска троллейбуса на неровностях дороги доставляли им боль. Но при этом они оживленно болтали о всякой ерунде и громко смеялись невпопад. Однако самое странное они сделали, когда троллейбус проезжал мост. Юноша вытащил из своих джинсов отличный, совершенно новенький ремень (дорогой, натуральная кожа!) и под одобрительные и радостные возгласы своей спутницы выкинул его через окно в реку…