III место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2018
Лунный Свет
Голос
Первое, что я чувствую, сходя с самолёта - это близость моря. Запах моря и цветов, так сильно отличающийся от запаха большого города, кружит голову.
Наша маленькая компания получает багаж и загружается в автобус. Потом мы ещё долго едем, торчим на автовокзале, перегружаем рюкзаки, пересаживается и едем опять. Не так давно я отдыхала как все - с чемоданом на колесиках, такси и отелем. Но сейчас небо так сине, что ни теснота, ни духота, ни даже жара не могут испортить настроение. Все вокруг наполнено обещанием счастья, счастья на целые две недели.
***
Я стою на скале, между мной и напарником внизу 20 метров верёвки, последний шлямбур прощелкнут в метре под ногами, до следующего уже недалеко, но... Взгляд упирается в вертикальную скальную стенку, и она мне не нравится. Итак, я "стою" на микрорельефе в несколько миллиметров. Руки "держатся" за такую же хрень. Я буквально обнимаю эту скалу всем телом, и небольшого смещения центра тяжести достаточно, чтобы сползти вниз. А мне очень, очень не хочется падать. Не в меру разыгравшееся воображение рисует, как я соберу телом все камни и неровности на протяжении 4-5 метров, прежде чем повисну на верёвке.
Надо что-то делать - я знаю, что скоро руки устанут и будет только хуже. Взгляда вниз достаточно, чтобы понять, что назад пути нет, спуститься к шлямбуру я не смогу.
- Давай лезь, я поймаю! - кричит мне мой страхующий.
Я вижу, что он не спускает с меня глаз, и решаюсь - другого выбора все равно сейчас нет.
Все посторонние мысли и эмоции уходят, даже страх отступает. Остаётся только одна мысль, она звучит четко, как голос, и этот голос говорит, что делать. "Очень плавно подними правую ногу и поставь ее на 10 см выше, на ту дырку, да. Большие шаги делать нельзя. Аккуратно переноси равновесие на правую ногу и поднимай левую. Да, вот сюда. Теперь нагружай левую ногу и левой рукой вон туда... Держать! Так, хорошо. Дальше..." Мои движения филигранны. Весь мир ограничивается парой метров скалы перед глазами. Ничего другого не существует. Страха здесь тоже не существует. Внутренний голос и отстраненность, поразительная отстраненность, как будто все это не со мной.
- Эй, оттяжку щёлкать собираешься??! - кричат мне снизу.
Долгожданный шлямбур вдруг появляется на уровне пояса - я о нем забыла. Вообще я всегда помню о верёвке, шлямбурах и просто зациклена на страховке. Но обычно все более или менее под контролем, обычно, но не сейчас.
Ну, все, я вщёлкиваю верёвку и перевожу дыхание, теперь несколько метров несложного лазания и финальная станция.
Я на земле. Меня поздравляют. Сердце дико стучит, кожа на ладонях содрана до крови, хочется пить. Пальцы дрожат от напряжения, мне помогают развязать узел на верёвке.
Дни текут. Здесь все очень просто. Синее небо, синее море и скалы, скалы, скалы. Кажется, что ничего больше и не надо, это и есть рай.
***
Ноябрь. Серые будни идут своим чередом. Утром на работу, вечером домой. Мой брак разваливается на глазах, и я все чаще думаю, что он не стоит усилий, затрачиваемых на его спасение. Во мне растет голод, голод особого рода. Я знаю того, кто способен утолить этот голод, но, собираясь к нему, чувствую вкус предательства. Чувствую вопреки всякой логике. Мысли об этом угнетают, и я смотрю в окно. А на улице редкие снежинки падают на черную землю и, кажется, можно увидеть холод. Странное происшествие привлекает внимание. Я вижу, как ободранный бездомный кот тащит тушку голубя, размером в половину себя. Нет... не тушку. Внезапное трепыхание крыльев... но у голубя нет шансов, кот останавливается, прижимает птицу к земле, и все кончено.
Сострадание - очень странная штука, мне совсем не жаль птицу...
Я одеваюсь и выхожу в холод.
***
Мы встречаемся редко, и я так рада видеть тебя. Я могу говорить все, что угодно, не боясь обидеть, потому что знаю, что обидеть тебя не так-то легко. В тебе много силы. То, что мы собираемся делать сегодня - для большинства абсурд, но для меня - это так естественно. Как будто сама жизнь внутри меня хочет этого; как будто иначе мало воздуха и его хватает лишь на то, чтобы кое как выжить, но не жить, не радоваться, не танцевать.
Мы пьем душистый зелёный чай и разговариваем. Я дразню и поддеваю тебя, и это так весело. Возбуждение этого вечера слишком велико, мои глаза блестят, а в голосе появляются хищные нотки. Я чересчур увлекаюсь. Ты сначала отвечаешь мне тем же, но потом вдруг перестаешь, и молча смотришь на меня. Я заканчиваю фразу и тоже невольно замолкаю, смотря тебе прямо в глаза. Твой ход. В повисшей паузе ты произносишь:
- Встань на колени.
Это неожиданно, раньше у нас была только порка, в такое мы не играли. Волна возмущения мгновенно поднимается во мне и краска заливает лицо, но одновременно, где-то глубоко внутри затаилось желание покориться. И соблазн сдаться побеждает. Ты так серьёзен сейчас. Я отвожу взгляд и подчиняюсь - встаю на колени посередине комнаты. В наступившей тишине любой случайный звук слышен так отчётливо.
- Ты понимаешь, за что?
Этот вопрос ставит меня в тупик. Меня никогда не пороли за "что-то", это тоже была не наша игра.
- Нет, - говорю, - Объясни.
Ты выходишь и возвращаешься со скакалкой в руках. Она еще сложена в моток и выглядит неопасно. Вот только отвести от нее взгляд, стоя на коленях, очень сложно. Я чувствую себя такой уязвимой.
- А если подумать? Я хочу, чтобы ты сказала сама.
Власть, вот, что ты излучаешь сейчас - взглядом, голосом, позой. Это действует на меня и окончательно подавляет желание сопротивляться.
- Я виновата в том, что пыталась взять верх, - мой голос дрогнул на этой фразе, и я начинаю злиться на себя из-за этого. Что-то я слишком впечатлительна.
- Верно. Дальше.
- Дальше? Разве это не все? - меня начинает раздражать мое положение. Да что он возомнил в конце концов, у нас же тут не ДС какой-нибудь.
- Ты не хочешь попросить прощения?
- Нет.
"Это я зря", - думаю я про себя, но уже ничего не могу сделать.
- Понятно. Раздевайся.
- Как? Встать-то можно?
- Можно, - и вот тут уже вижу усмешку, несмотря на всю серьезность.
Я тоже ухмыляюсь, встаю с колен и начинаю расстёгивать джинсы. Мандраж уже довольно сильный. Я не поднимаю на тебя глаза, но все равно чувствую твой взгляд. Взгляд человека, способного причинить боль. Я стараюсь раздеться быстро и без лишних указаний, но в такие моменты трудно делать самые простые вещи. Наконец я справляюсь и ложусь на диван. Похоже сегодня будет без разогрева. Конечно, я могу в любой момент это прекратить. Могла бы. Но вот только сейчас такое чувство, будто прекратить это я уже не могу. Ты меня завораживаешь сейчас, и чем больше я подчиняюсь, тем это чувство сильнее. Я оглядываюсь и читаю особое понимание в твоих глазах, то которое не обернется жалостью.
- Прости, - вырывается у меня само собой.
- 50, - говоришь ты.
Я вижу, как ты складываешь скакалку для удара, и отворачиваюсь.
Первый удар, такой ожидаемый и одновременно всегда неожиданный. У меня не было никаких иллюзий насчёт него, и все равно реальная боль превышает все ожидания. Я не могу, совсем не могу. Я начинаю дёргаться и колотить ногами, мне надо куда-то деть руки, они не хотят лежать на месте. Все мысли исчезают, и только одна мысль звучит четко, как голос: "Ты этого хотела, именно этого, терпи". Я кусаю подушку и терплю. Кажется, что каждый удар - последний, который я могу перенести, но приходит следующий и ещё, и я как-то терплю. "Прими эту боль, не сопротивляйся", - говорит мой голос, - "расслабься", - говорит он - "позволь ей быть". Этот мой голос, он как бы отдельно от всего происходящего. Я слушаюсь его, и становится легче. Не то чтобы не больно, но по-другому. Ощущение странности. Странности всего - этой комнаты, подушки передо мной, луча солнца на обоях. И я вроде страдаю, а вроде уже и нет. Четкость. Отстранённость. Освобождение.
На обратном пути в голове всплывает строчка из песни - "любовь не может быть тихой игрой...". Весь мир поет во мне в ответ: все, что настоящее не может быть тихой игрой, жизнь не может быть тихой игрой. Для меня не может.