Hiaro. Рукава

[Книжник]

Hiaro
HARZABLOG


Рукава


Широкие рукава, отороченные кружевами, скользят по предплечьям, при каждом движении напоминая…

Она сжимает пальцы на решетке камина. Пристально разглядывает костяшки и снова удивляется, что они, оказывается, могут быть такими острыми, рельефными, словно гребень маленького дракона. Непослушная ткань легко соскальзывает назад к запястью, приходится отпустить решетку и поправить. Сзади подступает он и неторопливо закалывает оба рукава на плечах. Этого можно было не делать, но он закалывает, словно ставит на ней свою печать. Она попадает в неотвратимое течение ритуала и уже не может вынырнуть, ее влечет туда, где, еще неслышный, дрожью земли намечается водопад.

Она снова глядит на свои кисти. Теперь они расслабленно касаются кончиками пальцев кованных узоров. Камин угасает, но тепло еще струится ей навстречу, и она сосредотачивается на этом ощущении, пытаясь дать стечь напряжению — от затылка, по шее, по плечам и вдоль позвоночника. Еще ничего не началось, еще рано.

Ей понадобятся силы.

Ее мучитель наконец подходит. Завораживающие приготовления за спиной закончены, и она послушно держит голову высоко и прямо, ни краешком глаза не пытаясь нарушить запрет. Но теперь он сам вошел в поле ее зрения, стоит справа вполоборота, одна рука на поясе, темные камни на перстнях посверкивают, преломляя отблески свечей. На правой его руке перстни ей не видны. Только витая ручка длинного, тонкого, гибкого хлыста, легко, почти небрежно придерживаемая сильными пальцами. Мужскими до последней трещинки. Жесткими, как и его слова.

Но время слов прошло.

Пришло время гребня дракона.

Взмах, и короткий, как испуг, вдох. Она пытается отдернуть руки, но драконы не дремлют, они замкнули пальцы, свернувшись в клубок. И только глаза их жадно тлеют, впитывая вспышки ее рваных вдохов. Только не выдохнуть, не то получится всхлип, и она уже не сможет остановиться…

Но без выдоха нельзя, и драконы это знают, и острые грани решетки впиваются в ладони все сильнее, пытаясь остановить эти всхлипы, и удается продержаться еще несколько ударов.

Но неумолимый хлыст не делает перерыва, сечет размеренно, хлестко и безжалостно, и взгляд уже мечется так, как не имеют права руки, и она вскидывает голову, загоняя обратно под веки горячие горошины слез, пританцовывает, крутит и рвет решетку на себя, но решетка не проста, она намеренно прочна, как и все в этом доме, и не этим тонким пальчикам раскачать ее хоть на волос.

Маленькие упрямые уловки невозможно скрыть. Недовольство экзекутора заставляет закусить губу, чтобы не взмолиться. Но вместо этого ей удается застыть на несколько бесконечных секунд, и жестокий наставник проявляет снисхождение, возвращаясь к прежней амплитуде.

И все равно вдохи на каждый счет уже не вдохи, а вскрики, еще пока затаенные, но отчаянье уже на подходе, а слуги, которые слышат обморочный свист хлыста, не должны услышать ничего больше. Ничего. Ничего. Она роняет голову на руки, оставляя ему достаточно места продолжать. И если бы волосы были распущенны, она получила бы передышку, пока он отводил бы их с предплечий. Но ее прическа сегодня строга, как и наказание.

И она просто гасит стон в заколотых рукавах. Ей кажется, что гасит.

Она стоит на коленях у камина. Угли утешают, теплым веянием гладят щеки, сушат слезы. Драконы не смеют разжать литое кольцо. Но он кладет теплые руки на ее ледяные пальцы, и те не сразу, но отпускают оплот своего сопротивления, затекшие, смятые, застывшие в отчаяньи. Она протягивает руки к жару. Взгляд ее падает на отметины. Предплечья расписаны жалящей кистью мастера. Плечи, губы, пальцы неудержимо дрожат. Распустить бы волосы, зарыться в них, замереть. Но он откалывает рукава, словно срывает аксельбанты. Кончик хлыста повелительно касается шеи — в эти моменты она наиболее беззащитна, и открытая спина трепещет, ожидая удара, которого никогда не следует. Но это ожидание унижает почище всего предшествующего, и она — в бессильной ярости, от того, что снова не справилась.

А он все видит и все понимает. Его туфли наконец исчезают, и каждый удаляющийся шаг она чувствует всем своим существом. Шипучей волной подхватывает и мягко качает пьяняще-горькая смесь противоречивых ощущений. Наконец уходит. Снова уходит. На этот раз уходит.