Варенье (Alkary, конкурс ПИН 2006)

[ЛакотМальтелье]

Варенье




(летне-загородный детектив)



Завязка


Баба Глаша, охая и вздыхая, подставила стул, с трудом влезла не него, открыла дверцу верхней секции высокого старинного резного комода.

— Ох… Да что ж они! Да кто же это?!

Все еще не веря своим глазам, она протянула руку, вынула банку клубничного варенья, почти пустую, в ней осталось ровно столько, сколько не успели второпях соскрести со стенок. Еще жидкие липкие подтеки свидетельствовали о том, что преступление было совершено совсем недавно, скорее всего этим же утром.

— Ну, поганцы! Ну, вот я вам! Уж как всыплю, когда поймаю!

Полная решимости раскрыть это дело, она слезла со стула и отправилась на поиски доказательств.



Дедукция


Восстановить картину преступления оказалось не так уж трудно. Капли варенья на полу, местами растоптанные, уже слегка облепленные пушистой домашней пылью, неровной редкой цепочкой протянулись до комнаты, где обитали двое внуков — двоюродные брат и сестра — погодки Танька и Толька. Здесь варенье злостно, с особым цинизмом, съели, попутно измазав еще подлокотник дивана, а на монументальной старинной зингеровской швейной машинке с ножным приводом валялась ложка, которую не потрудились даже облизать напоследок. Никаких сомнений в том, что подозреваемых в этом деле ровно двое, не было и раньше, все эти мелкие детали лишь укрепили и без того твердое намерение бабы Глаши докопаться до истины — сейчас она должна была установить, оба ли они или кто-то один из них и кто именно виновен в нанесении ущерба хозяйству. Первой подсказкой стали тапочки — в прихожей валялись обе пары: и Толькины рваные синие, и Танькины новенькие желтые, и на тех и на других были липкие следы варенья, но на синих только снизу, на подметке и чуть по краю — видно наступил в коридоре, а на желтеньких Танюшкиных и сверху тоже. В принципе, этого хватило бы для обвинительного заключения, баба Глаша уже все для себя решила, она уже даже было направилась во двор искать внуков, когда, проходя мимо рукомойника, заметила на белом вафельном полотенце розово-красный, похожий на комету след — она подошла поближе, пригляделась, догадка подтвердилась: измазанное полотенце висело на Танькином крючке.



Погоня


— Танька! А ну, иди сюда! Быстро!

Внуки, до того игравшие во дворе в бадминтон, разом оглянулись. Толька — хитро прищурившись, Таня — настороженно. Оба отлично знали эту интонацию и уже сообразили, что произойдет в ближайшие пару минут.

— Поди сюда, говорю!

— Зачем, баб Глаш?

— Ах, зачем?! Кто варенье слопал?! Кто?! Только сварила, и уж нет! Марш сюда!

— А я тут причем? — Танюшка была сама невинность, и голос ее выражал искреннее недоумение.

— Вся вареньем перемазанная, будет мне мозги конопатить! Иди сюда, поганка! — Тем временем баба Глаша неумолимо и довольно быстро, насколько позволяли ее комплекция и возраст, приближалась к подозреваемой, по дороге сорвав длинную крапивину.

— Еще чего!

Девчонка бросила ракетку и понеслась к забору. Имея фору метров в пять и существенное преимущество в легкоатлетической подготовке, голенастая шустрая Танька мигом оторвалась от грузной преследовательницы, влезла на забор, спрыгнула…

— Тррррыккк!… — к несчастью, она зацепилась подолом легкого летнего платьица, оставив на ржавом гвозде длинный неровный лохматый клок светлой с редкими пестринами ткани.

— Ну, я тебя поймаю! Сама же придешь! Не отделаешься теперь крапивой!!! Выдерууу!!! — этот крик бессильного возмущения достиг Танькиных ушей, когда она уже свернула на соседнюю улицу, улепетывая изо всех сил, так что сердце бешено стучало где-то сразу за гландами и справа в боку уже потянуло болью.



Арест


Разумеется, убежать очень уж далеко она не могла. Еще через сотню метров она перешла на шаг, на ходу восстанавливая дыхание, сделала широкую петлю и приблизилась к бабушкиному участку с другой стороны. Осторожно выглянув из-за соседского сарая, убедилась, что бабы Глаши поблизости нет. Ничто не предвещало беды. И все же она не пошла в калитку, а влезла на старый клен за забором, с него по длинной толстой, полого протянувшейся над крышей душа ветке перебралась на душевую, спряталась за баком, посидела немного, прислушиваясь, и только тогда на четвереньках доползла по крыше до лестницы и начала осторожно спускаться…

— Агаааа!!! Верхолазка! Попалась! Смотрю, нет, чтобы как все люди, а она на клен лезет — думаю, щас на душ сиганет — и точно! Вот я тебе! Вот уж задам! — крепкие, привычные к лопате и граблям пальцы бабы Глаши уверенно сомкнулись на тонком загорелом Танькином запястье.

— Не брала я варенье! Я его вообще ненавижу.

— Порассказывай мне еще! Сказочница! Вот щас как!… И платье!… Батттюшшшкии!… Платье-то!.. Ну будет, будет тебе на орехи! Пошли в дом! Не выкручивайся, уж не выпущу!

— Хоть Тольку не зови…

— Учить меня вздумала! Тооооль! Тооооляааа! Иди сюда, и прут, прут сорви похлеще!



Кара


Баба Глаша втащила Таньку в их с Толькой комнатку, закрыла дверь и приперла ее изнутри своим необъятным задом.

— Платье снимай! Давай сюда. И трусы, трусы снимай, ничё, нынче так и по улице вон бегают, давеча в новостях было, прости господи, срам один, дожили… Снимай, говорю! Сама снимай, а то добавлю!

С той стороны дверь толкнули, сначала осторожно, потом посильнее.

— Баб Глаш, так мне входить? Или не надо уже?

— Заходи, Толенька, заходи. Вот щас сеструхе твоей всыпем! По это самое число! Что удумала, поганка!

Таня, уже совсем раздевшаяся, как раз перегнулась через тот самый подлокотник дивана, чувствуя животом все еще липкие остатки варенья.

— Бе-бе-бе! — она оглянулась на Толика, высунула язык, а потом скорчила мерзкую вредную рожу. — Тоже мне, Тоооооленька, — очень похоже передразнила бабушку, но глаза ее не могли оторваться от прута в его руках — Толька где-то срезал неслабую ивовую хворостину в добрый метр длиной и даже на конце толщиной едва не в ее мизинец.

— Всыпь ей, Толь, хорошенько, чтоб знала! Толь! Всыпь как следует, смотри у меня, будешь слабо стегать — сам получишь.

Мальчишка, слащаво улыбаясь, медленно протянул прут через кулак левой руки, и Таня отвернулась, не выдержав, видно было, как напряглись ее загорелые ножки, как на ягодичках проступили ямочки.

Толик неторопливо подошел к ней сбоку, он не спешил, откровенно любуясь голой кузиной. Наконец, он замахнулся и всерьез, в полную силу, припечатал прут к ее натянутой, напряженной попе, наискосок перечеркнув ее сначала бледной, но, стоило убрать хворостинку, быстро налившейся яркой алой краснотой, туго набухшей полоской. Он дал Танюшке прочувствовать всю прелесть этого хлесткого прикосновения розги, как следует распробовать его послевкусие, оглянулся на бабушку, замершую в некотором замешательстве, и зачастил, настегивая девчоночьи ягодички быстрыми жгучими ударами.

— Все, все, Толенька, все. Не надо больше! — Баба Глаша ухватила его за руку. — Да что ж вы, миленькие, вы же брат с сестрой, ну и что, что двоюродные, и я — дура старая, до чего довела. Танечка, хорошая моя, ну иди сюда, ну прости ты меня. Ты не плачешь, нет? Вот и умница. Охх… Милые вы мои. Давайте что ли чайку попьем — с вареньем хотите? Кому какого открыть?



Развязка


— И как оно сегодня? — Толик, дождавшись, когда вечером все затихло, отложил в сторону потрепанный томик приключений Эркюля Пуаро.

— Да смотри уж, — Таня повернулась на своей кровати на живот, откинула одеяло, высоко задрала ночную рубашку, — там уже не видно почти ничего. Первый раз действительно пробрало, аж в животе все сжалось, а потом — так, средне. Да и сколько ты успел-то? Раз восемь?

— Девять. — Толька спрыгнул со своего дивана, прошлепал босыми ногами по полу, подошел к Танюшке, зажег бра над ее постелью, чтобы было лучше видно, уселся на краешек.

— Ну, разве это порка? Так… Я уж думала ее сегодня так запросто не отпустит… — она почувствовала, как Толик осторожно провел пальчиком по ее ягодичке. — Да ладно тебе, трогай, если нравится, мне не жалко. Что ты как маленький?

— Угу… — теперь по ее попе осторожно скользили обе его ладошки.

— Варенье-то хоть вкусное было?

— Так, средне. Я ж не слон тебе его литрами лопать. Ну, там ложек десять еще нормально, а дальше уже от любого никакой радости.

— Вылил бы потихоньку, чем давиться.

— Еще чего! Хороший продукт изводить.

— Ты что ей сегодня подсунул-то?

— На тапок тебе вареньем капнул. И еще по полотенцу размазал немного по твоему. Я уж боялся, что она сообразит: если руки помыл, то чем полотенце пачкать? А она наоборот только завелась еще больше. Гы! Как она примчалась! Ты платье нарочно того?

— Неа, я ж не совсем вредитель — случайный бонус вышел. Жалко только, что, в общем, зря…

— Чудная ты, Танька. Хочешь, завтра баба Глаша по магазинам пойдет, высеку со всей дури — вот честное слово, сколько она проходит, столько и буду пороть.

— Неа… Неинтересно… Ну разве совсем со скуки одичаю, но точно не завтра. Надо будет еще что-нибудь придумать. Чтобы безвредно и ее завести.

— Ну, думай, — он легонько шлепнул ее по попе, одними пальчиками.

Танюшка счастливо захихикала.



2006 г., конкурс КПрН

[Hiaro]

Какие ребята веселые! Эх, вот бы мне такого единомышленника Вот только не было такого понимания, как у этой девочки. Все очень запутанно было и сложно. Осложнить жизнь себе и окружающим - наше всë

Написано мастерски.

[moberg]

Какие ребята веселые! Эх, вот бы мне такого единомышленника Вот только не было такого понимания, как у этой девочки.

в детстве, да ещё отягощенном отсутствием Интернета и хоть какой-то информации, очень тяжело всё самому СЕБЕ правильно сформулировать. и принять то что есть...

но рассказ один из самых нежно любимых! ))

[Hiaro]

Какие ребята веселые! Эх, вот бы мне такого единомышленника Вот только не было такого понимания, как у этой девочки.

в детстве, да ещё отягощенном отсутствием Интернета и хоть какой-то информации очень тяжело всё самому СЕБЕ правильно сформулировать. и принять то что есть...

Вот, вы понимаете