Oslik
Мюнхгаузен: в пасти жалийского льва
После моей знаменитой победы над испанцами в Гибралтаре мой друг барон К. пригласил меня посетить Красную землю. Мы сели на корабль и отправились на этот большой остров. Местные жители приветствовали меня как великого героя, я не понимал ни слова, но отвечал скромно и обаятельно. Это очаровало жителей, и они пригласили нас на представление. Мы сели в первый ряд, потому что только там я мог вытянуть ноги. Местные невежи все время наступали на них, а одна дама чуть не оторвала мне шпоры подолом своего платья! Но я был в отличном настроении и не сердился. На сцену вышла дрессировщица и стала щелкать хлыстом на жалийского льва.
– Какое жалкое зрелище в сравнение с тем исполином, которого я подстрелил на Цейлоне! – сказал я барону К.
Мне стало скучно, и я стал осматривать зрительный зал. Каждая из красоток, на которую падал мой взгляд, заливалась румянцем. Но я оставался холоден.
- А есть ли среди здешних женщин красивые? - спросил я у барона К.
От скуки я стал рассматривать дрессировщицу. Ее круп напомнил мне заднюю половину моего коня, отрубленную турками. Я сказал об этом барону К.
Дрессировщица обронила хлыст на пол так, что он стегнул носок моего сапога. Не очень-то она была ловка! Лев же ухватил хлыст зубами и принес обратно дрессировщице. Он полз и смешно оттопыривал зад. Все стали смеяться и хлопать в ладоши. Когда все стихло, я в шутку сказал барону К., что я бы на месте этого льва схватил зубами не хлыст, а мясистую ляжку дрессировщицы.
Дрессировщица что-то сказала и посмотрела на меня. Зал восторженно зашумел, а барон К. сказал, что она вызывает самого смелого героя, который не боится жалийского льва. Тут все стали смотреть на меня и, хотя моя скромность роптала, я поднялся и вышел. Все закричали и захлопали. Дрессировщица улыбнулась. Ее белый охотничий костюм был недурен, а излишняя полнота, обычная для женщин простого сословия, почти ее не портила. Она приветственно приобняла меня, и вдруг ее пальцы проникли ко мне под парик, и она ухватила меня за ухо клещами, которые прятала в рукаве. Повинуясь жестокой боли в ухе, я пошел за ней в сторону льва, который уже открыл пасть. Он был не такой уж маленький, почти такой же, как на Цейлоне. Или даже больше. Дрессировщица засунула мою голову в пасть льву.
- Если ты пошевелишься, он откусит тебе голову! – прошептала она по-немецки и щелкнула хлыстом. Лев прикрыл пасть, и я почувствовал его зубы на своей шее. Все стали очень громко кричать и хлопать в ладоши.
Признаюсь, многие бы растерялись на моем месте. Такая мысль посетила меня, когда я почувствовал, что дрессировщица снимает с меня штаны. Зал разразился ужасным ревом, который проникал даже в львиную пасть. Не имея возможности влиять на происходящее снаружи, я решил установить хорошие отношения с хищником. Я стал поглаживать его роскошную гриву и ласково спросил, хорошо ли к нему здесь относятся. Тронутый моей добротой зверь ослабил хватку, но в этот момент я сам вынужден был судорожно вцепиться в гриву, потому что зад мой обожгло дьявольское орудие, которое я ранее принял за обычный хлыст. Слава богу, лев, с которым мы уже чувствовали взаимную симпатию, не откусил мне голову, несмотря на балетное па, которое я поневоле изобразил. Злобная чернь в зале ликовала.
- Ах, мой любезнейший лев, как я сочувствую тебе, подвергающемуся такой жестокости, АААААх… - второй удар, - как сочувствую! Как, должно быть, мучают твое благородное сердце эти ужасныЫЫЫе, - третий удар, - звуки, эти страдААА-ААания благородного сердца, свидетелем и невольным участником которых являешься ты, благороднейЕЙЕЙЕЙший зверь, живОООООе олицетворение царственнОЙОЙОЙ воли Отца небесного, ты, о гордость саванны, поПОПОПОвелитель пантер и леопардов, беспристрастнЫЙЫЙЫЙ судия павианов и антилОПОПОП.
Возможно, это напоминание об антилопах было излишним, потому как челюсти льва рефлекторно сжались. А может, он почуял запах крови. А может, просто зевнул, находя мои слова скучными. Советую вам всякий раз, когда вас засунут головой в пасть льву, вести живую и непринужденную беседу, избегая упоминания об антилопах.
- Может быть, тебе кажется, что я слишком болтлив? – продолжал я несколько сдавленным голосом, - поддерживать УУУУчтИИИвУУУУЮ беседу - долг всякого воспитанного гостя. Но не слишком ли строгААА твоя хозЯЙЯЙЯЙка?
Задумавшись над последним вопросом, добрый лев ослабил хватку, и я смог поймать толику столь нужного мне воздуха. Однако красноречие мое иссякало быстрее, чем злая воля моей мучительницы, подогреваемая одобрительным неистовством зала. Разумеется, я мог прекратить все это, вывернув льва наизнанку, как однажды вывернул русского волка, но мне не хотелось обижать зверя, который отнесся ко мне так человечно. Кроме того, я не был уверен, что вид изнанки льва будет приятен дамам. Приходилось терпеть. Странно было чувствовать себя в шкуре лисы, которую я сам когда-то выгнал плеткой из собственной шкуры.
Но вот удары прекратились, хлыст щелкнул не по мне, а сам собой, и лев открыл пасть. Тогда я вынул голову из львиной пасти и приветствовал всех любезным поклоном. Это очень понравилось дамам; они стали смеяться и хлопать в ладоши. Все были изумлены моим удивительным самообладанием. Дрессировщица подняла мою руку, приветствуя меня как героя, а затем помогла натянуть штаны. Она шумно и часто дышала, ее глаза были влажными. Я почувствовал, как она волновалась за меня.
После столь необычного представления я потребовал у барона К. объяснений. Барон был очень смущен и долго извинялся, что не предупредил меня о местных обычаях. Он сказал, что так на Красной Земле принято чествовать иноземных героев, причем дрессировщица – не какая-то простолюдинка, а самая знатная из местных принцесс. Само же представление посвящено победе здешнего народа над какими-то другими дикарями, покорность которых символизирует усмиренный лев. В свое оправдание барон К. сказал, что обычаи жителей Луны, о которых я ему рассказывал, показались ему не менее странными.
Мои дальнейшие приключения на Красной земле подтвердили его слова. Многие знатные дамы, бывшие на представлении, а равно иные дамы, приглашали меня к себе, дабы воздать мне почести. Галантность не давала мне права отказываться от приглашений, и вскоре моя слава стала печь меня сильнее, чем полуденное солнце Красной земли. Однажды ночью, не в силах вынести этого жара, я залез на корабль, уплывавший в холодные моря. Капитан, узнав меня, очень обрадовался. Ветер был попутным, плавание обещало быть веселым. Но не долго длилась наша радость.
Мы обнаружили, что в нашем корабле большая пробоина. Вода так и хлынула в трюм.
Корабль стал тонуть.
Все растерялись, закричали, заплакали, но я быстро придумал, что делать. Даже не снимая штанов, я сел прямо в дыру и заткнул ее своею заднею частью.
Течь прекратилась.
Корабль был спасен.