М/М
lames
Папина машина
О рыбалке мы с Лешкой условились еще вчера. Почти каждый день ходили. Лето – каникулы. Я как раз окончил третий курс, Лешка – первый. Он учится на врача. Папа у него тоже врач, мама фельдшер. И еще брат старший – здоровенный ментяра. Хорошая семья у Лешки – не то, что у меня. Сюда, в деревню, каждый день приезжают. Мамаша то картошку окучивает, то смородину какую-то собирает, то рыбу жарит на веранде. Брат бревна таскает, тачку возит, машину ремонтирует. Отец просто ходит туда-сюда, окрестности озирает, щурится на солнышко да курит одну за другой. Работа – не про него. Лешка тоже отлынивает, хоть его особо и не напрягают. Рыбу ловит да купается, какой с него спрос.
Вот я и иду к Лешке, засунув в карман старую наволочку – для рыбы. Они за один дом живут, но в калитку не зайти – Полкан из конуры выскочит, огромный, рыжий. Я через лужайку хожу. В садике к яблоне стремянка приставлена, но никого не видно. Куры роются. Утки в колесе плескаются. Хозяйственная, говорю ж, семейка.
Не успел я переступить аккуратный палисадник и свернуть к веранде, как меня остановил голос из-за угла.
– Ты мне еще, б-б.., и врать будешь?
Отец Лешкин слегка заикается, почти незаметно.
– Да там по встречке фура была, что я сделать мог…
Лешкин голос такой виноватый. Лучше мне пока не высовываться, ситуация тут, видно, щекотливая, семейная. Уйти бы, да интересно, чего ж там по встречке…
– Еще пару метров – и ты бы, долбо.., с моста слетел.
Это брат басит. Его все окрестные пьяницы боятся.
– Ну я ж затормозил, Игорь, ну какого ты…
– Ты, бл..., рот закрой. Я теперь всему отделению должен – за то, что покрыли тебя, дауна. Теперь год по стойке смирно стоять и рта не открывать.
– Ну Игорь, ну ты ж там работаешь, они ж свои все тебе.
Я слышу только голос. Сам Лешка где-то там, за разлапистой шелковицей, в глубине.
– А та … старая, которую ты чуть не сбил… короче, ты, чувачок, о.... Не знаю даже.
– Ну ты ж порешал с ней, ты ж говорил.
– Порешал. Только у батьки твоего кошелек не резиновый.
Игорь – от первого брака, его отец – алкаш. Гонял их в детстве. Пока мать его не бросила, да за дядю Колю не вышла. Где она, кстати? На грядках нет. Рыба вроде тоже не жарится…
– Дело не в том, Л-леша, что деньги. Я с-сколько раз говорил машину вечером не брать. Вечером – не брать! А ты еще и пива принял! Ты маленький, б-б..., что ль?!!
– Ну папа, ну че вы привязались… Ну я ж не специально… с кем не бывает…
– Если б ты эту бабку сбил… Если б ты с моста слетел… Пышные похороны. Мать бы не пережила…
– Ну пап, ну обошлось же… Ну хватит… Я на рыбалку. Щас Андрюха придет…
– Ты маленький, я тебя, б.., спрашиваю?!!
Я никогда не слышал, чтобы дядя Коля орал, да и вообще голос повышал. Культурный человек, врач. Ну и Лешка выдал – так ничего себе… Я и не заметил, как аккуратно присел на корточки и внимательно слушал, стараясь не поднимать головы из-за палисадника. Не знаю даже, зачем и почему. Может, надо было выйти и спасти Лешку от этого разговора? Но я не вышел.
Я сидел и смотрел на колодец, на белую кружку, на красную тряпку возле лавочки, на громадное плечо Игоря в черной футболке.
– Ну папа…
– Ты маленький, б.., я тебя спрашиваю, дятел чертов?!!
Ого… Он даже заикаться перестал.
– Папа, я бо…
– А раз маленький, то так и отвечать будешь!
– Папа, я не хо…
– Быстро в дом!
В дом? Зачем? Мне как-то немножко не по себе. По спине бегут мелкие белесые мураши…
– Папа, ну больше не повто…
– Быстро в дом, я сказал! Снимай трусы и жди! Игорь, иди лозину ломай…
– Папа, ну не надо! Я уже не в школу хожу, чтобы…
– Быстро в дом, я тебе сказал, скот!!!
Лешка где-то смолк. Я так и сидел в траве, отчаянно пытаясь понять – что мне нужно сейчас сделать. Встать и пойти домой. Войти во двор и как-то спасти Лешку от… Или так и сидеть в траве… так и сидеть…
– Ты уверен, что прутом? Орать же будет на все село. Может, ремешком, как раньше? Я сегодня с хорошим ремешком.
– Я сказал – прут! Здоровый дядька, а такую херню…
– Мда… Хорошо, что мамки нет, а то было бы тут слез.
– Да я ж ей специально сегодня смену устроил, не понял, что ли?
– Ты смотри. Как в старые добрые времена. Творишь, папаша, однако.
Что-что? Как в старые времена?... Мысли – а точнее какие-то хаотичные импульсы – бегут так быстро, что я не успеваю следить. Отчетливо вижу, как Игорь отламывает громадный, толстенный, страшенный ореховый прут, как обрывает с него листья, как потом ножичком соскабливает пупырышки… Блин, так значит… вот, значит, почему, когда мы с Лешкой купались, он иногда переодевался при мне, а иногда, очень редко, уходил к дальним кустам. Тогда я не придавал значения, а теперь… обычно он купался в плавках, а иногда надевал длинные, до колен, шорты… очень редко… так значит…
До этой минуты я думал, что знаю про Лешку все. Когда он впервые выпил. Поцеловался. Закурил. Он мне все рассказывал. Всегда. Так значит… а я ему все про свою семью рассказывал. Про папашу придурка. Про дядю зека. Понять его, конечно, я могу… но сейчас я точно не уйду никуда.
Я осторожно поднимаюсь и подхожу к окну. Маленькая комната с кроватью, на которой никто не спит. Они вообще здесь не ночуют. Всегда уезжают вечером. На кровати навалена какая-то одежда, рядом стульчик. Здесь – никого. Я захожу за угол, то и дело оглядываясь. Напрасно, кстати. Сюда никто не придет. Местные с ними не общаются – слишком культурные, заносчивые. Да и деревья меня хорошо скрывают.
Лешка стоит посреди комнаты в одних плавках. Он так на рыбалку обычно и ходит, не заморачивается. Лицо у него тревожное. Пальцы на бедрах нервно шевелятся. Отец что-то бубнит в сенцах, но я не слышу, что именно. Ему отвечает бас Игоря. Лешка иногда поворачивает голову в ту сторону, кривится. У меня все внутри то ли горит, то ли холодеет – не могу понять.
Игорь заходит в комнату с табуретом и ставит его прямо перед Лешкой. Садится на огромную кровать с вышитыми подушками, накрытыми тюлем. Он тоже мрачный. В комнате почему-то горит лампочка. Лешка стоит как раз под ней. Руками по бедрам елозит. Мне почему-то трудновато дышать.
Вот дядя Коля с огромным, ореховым, просто ужасающим… Помахивает им. Он совсем невысокий, щуплый, в очках. Лешка наоборот – большой плечистый парень с хорошо развитой мускулатурой. Дядя Коля пытался приучить его читать, но не приучил. Я постоянно брал у Лешки красивые лакированные дорогущие фолианты. Мои бы мне таких сроду не купили… А Лешку больше интересовал футбол да рыбалка. Простой он, этот Лешка, как две копейки. Над ним можно пошутить, постебаться, не обидится. Честный. И прямой. Говорить с ним не о чем, но не всегда ж говорить нужно. Как он, интересно, на врача там учится… За деньги из резинового кошелька, видимо.
Из окна дядя Коля кажется вдвое меньше Лешки. И тем не менее…
– Ну че стоим? Спускай трусы давай.
– Пап, ну давай я те деньги, что ты бабке… я заработаю в сентябре. Пойду администратором куда-то. Найду как. Ну пап, ну…
Дядя Коля зловеще молчит и смотрит прямо на Лешку, прут в его руках все так же подрагивает.
– Леха, ты ж знаешь, – вздыхает на кровати Игорь, – На хера ты все это тянешь?
– Ну сколько меня пороть?! Мне почти девятнадцать уже!
Лешка закрывает руками лицо и трет глаза. Всхлипывает. Вокруг тишина какая-то просто леденящая.
Дядя Коля подходит к Лешке, обнимает за плечо и подчеркнуто спокойно говорит:
– Сынок, снимай трусы и нагибайся. Ты ж не враг сам себе. Я считаю до…
Лешка закусывает губу, рывком сдергивает серые застиранные плавки, бросает их в угол. Стоит руки по швам. По лицу крупные слезы. Сейчас мне кажется, что он плачет потому, что ему стыдно стоять вот так, голым. Скоро я пойму, что дело не в этом…
– Давай-давай, не тяни, наклоняйся.
Его голос такой тихий, но он говорит так значительно, что я обмираю.
Лешка упирается руками в табурет. Вот для чего его принесли… ясно. Ой, уйти бы тебе, Андрюха, вот прямо сейчас, развернуться и – огородами, да на речку, да на солнце, куда угодно. А ноги ватные какие-то, чужие. Не слушаются.
Дядя Коля размахивается и звонко стегает сына ниже спины.
Лешка мгновенно взвивается, отрывается от стула. Руки его врастают в зад.
– Ну ты видишь, – обращается отец к Игорю, – как обычно.
– Сам знаешь, – басит Игорь, – обвыкнется и будет стоять как надо. Пускай потрет.
На меня находит какое-то короткое затмение. А потом я вижу, что Лешка стоит как должно. Руками за табурет ухватился. Губу закусил.
Дядя Коля второй раз размахивается ужасающим, ореховым и второй раз звонко стегает…
Лешка снова отрывает руки от табурета.
– Игорь терпел. Как мужик. А ты как девочка, – дядя Коля поворачивает лицо к Лешке, который морщится и трет задницу.
– Я то! Я то терпел. Так у меня кожа – в отца. Как у кабана! Ничем не прошибешь. А этот в тебя. Ему больней.
– Ну да, согласен, тонкокожий он. Становись, Леша, на место.
После третьего звонкого удара Лешкины глаза расширяются, он вскакивает и долго прыгает на месте с руками на заду.
– Давай, опирайся на стул. Ну же. Спокойно стой, терпи. Давай.
Лешка наклоняется, тяжело дыша. На деревянную табуретку капают слезы. Кап-кап.
Несколько стежков Лешка выдерживает стойко. Вскрикивает только – и тут же давит в себе крик, каждый раз подаваясь вперед.
– Жопу не сжимай! Жопу. Не сжимай. Я сказал. Жопу.
После трех или четырех ударов, следующих один за другим, Лешка просто ложится на пол и закрывает руками зад. Кажется, он уже плохо соображает.
– Бать, может, хватит? – Игорь поднимается с кровати и подходит к брату. – Ты видишь? Плачет вон как. Хватит, ну…
– Еще чуть-чуть. Надо, чтобы запомнил. Давай его подержи, возле кровати, а то не будет он стоять, я вижу.
Волосы у Лешки мокрые. Он щекой елозит по грязному полу. Кажется, мало что соображает уже. Я тоже почти не соображаю…
– Леха, давай, поднимайся, ну… братан! Давай, не расплывайся. Чуток осталось. Вставай.
Он подхватывает здорового Лешку, как соломинку, и держит за подмышки.
– Ну не реви, Леха, ты ж пацан. Сам виноват, знаешь же. Нехер было брать…
– Ладно, надоели эти слезы. Еще пять раз – и пусть гуляет. Как баба.
– Щас-щас, погоди, – Игорь подводит Лешку к кровати, – Погоди-погоди, да не падай. Ты, батя, тоже чувак. Ну ты ж видишь, что он не притворяется. Смотри, дрожит весь. Реально ему больно. Таким-то прутом.
– Потерпит.
– Жжешь, батя… ну что, Леха, на коленки вставай. Давай-давай, не упирайся.
Лешка и не упирается. Грохается коленками о пол. Руки – все там же, на заду.
– Вот так.
Игорь садится на кровать, хватает брата за плечи и подтягивает к себе.
– Держись.
Лешке тяжело держаться. Хорошо, что его держат.
Пять последних ударов – частых и сильных. Дядя Коля замахнулся было и шестой впечатать, да Игорь отвел его руку.
– Ну батя, все. Понял он. А то щас кондратий хватит, что делать будем?
Дядя Коля коротко матерится, ломает прут о коленку и нервно закуривает.
– Думаешь, б-бля, мне не жалко? Да и стыд, такого бугая по попе пороть. Но я как представлю… он с моста… нам звонят… ночью… с матерью что будет, со мной. А теперь он точно поймет и точно запомнит.
Игорь задумчиво соглашается:
– Ну да…
Сам Лешка вряд ли что-то сейчас соображает. Как только руки брата его отпустили, он обмяк и сполз на пол. Я не слышу, плачет он или нет. Он дрожит. Как в жестоком ознобе. Весь.
Дядя Коля наклоняется над ним:
– Ну че ты там?.. А?..
– Оставь его, батя. Отойдет скоро. Пошли два бревна перенесем, а то так возле окна и проваляются…
Два бревна? Да вот же они, у меня под ногами.
Я осторожно и быстро прокрадываюсь обратно. Мимо калитки. Мимо палисадника. Домой, домой. Там куры кудахчут. Отец бухой. Мать ругается. Но зато никто там не лежит голышом среди комнаты, выпоротый, и не дрожит, как осиновый лист. Домой!
Обсудить на Форуме