ClubPN

II место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2017


qwasar



Трижды в одну реку


Я смотрю Тебе в глаза. Вообще, не люблю этого делать, смотреть людям в глаза. Знаю, обычно посчитают, что не уверен в себе либо что-то скрываешь. Но у меня другая причина: это слишком интимно. Гораздо более интимно и стыдно, чем быть без одежды, например. Удивительно, правда? И не столько за себя стыдно, сколько за собеседника. И даже не совсем за собеседника, а больше за саму ситуацию. Такие вот странные рефлексии.
Но в глаза Тебе смотреть почему-то легко и забавно. Сначала в них отчетливо читается дерзкий вызов. Даже почти презрение. Однако буря быстро стихает и появляется совершенно неожиданное смущение. Плавно переходящее в смятение и стыд. Наконец Ты запутываешься в своих рефлексиях, сдаешься и опускаешь взгляд. Это тоже важная часть игры.
- Я выпорю тебя публично.
- Но ты же знаешь, я – не публичная!
- На вечеринке через неделю.
- Я умру от одного ожидания!
- Ротанговой тростью.
- Терпеть не могу ротанг!
- Предварительно замоченной полторашкой. – Это трость толщиной в пятнадцать миллиметров, очень серьезный девайс – для тех, кто понимает.
- О-о-о!
- Без разогрева.
- Ты совсем дурак?
- В позе вверх ногами. – Эту вызывающую позу американцы называют diapers, то есть «подгузники». На мой скромный взгляд, звучит безобразно пошло, поэтому предпочитаю говорить «вверх ногами».
- Да пошел ты! – Поднимаешь глаза и смотришь на меня опять с вызовом и презрением.
- Без трусов.
- Нет, ты окончательно спятил! – В волнении Ты начинаешь двигать по столу солонкой – будто начинающий шахматист, не знающий, куда сделать следующий ход.
- Кстати, с солонкой хорошая идея, молодец! Попрошу у бармена, чтобы после присыпать твои просечки.
Утратив от негодования дар речи, Ты фырчишь и с ненавистью щуришься на меня. А я наслаждаюсь. Люблю вот так. Да и Ты любишь. Только не признаешься даже себе. И тут я вспоминаю, что забыл уточнить важную деталь.
- Ты получишь... сороковник! Сорок ударов по-английски, медленно и очень сильно!
Почему именно столько? Во-первых, это хорошая, взрослая доза для такой девочки, как Ты. Во-вторых, у нас с этим числом кое-что связано. Помнишь «Сороку» и «Али-Бабу»?..


В первый раз мы вошли в реку, когда мне было около тридцати. К тому моменту я уже давно осознал и принял свои глубинные импульсы и целенаправленно искал интересных знакомств. Интернета в широком обиходе еще не завелось, зато существовала его бумажная предтеча, газета «Сорока». Слышали про такую? Нет?
Это была газета бесплатных объявлений, выходившая трижды в неделю. Помимо разного рода деловых публикаций там присутствовал и большой раздел того, что сейчас назвали бы «чатом». Свободное общение. Вот только нынче чатов множество, на каждом уважающем себя ресурсе, а в то время был лишь один – про все и для всех. Для постороннего читателя это выглядело полнейшим абсурдом: масса бессвязных сообщений на любые темы. Однако фанаты газеты, сорокоманы, чувствовали себя там как рыба в воде. В общем хаосе букв они выстраивали понятные посвященным цепочки и общались друг с другом, словно в кафе с громкой музыкой: соседи тебя слышат и понимают, остальным наплевать. Проблема была только в купонах для объявлений – общительным личностям их всегда не хватало. Так я и познакомился с Ольгой.
Пролистав случайно купленную «Сороку» и не найдя искомого (уже не помню, чего именно), я собрался выкинуть газету в ближайшую урну. Во избежание этого кощунства – в газете ведь было сразу несколько неиспользованных купонов! – Ольга и схватила меня за руку. Ее всегда отличали решительность и готовность нырнуть в неизведанный омут.
В широком списке тогдашних увлечений Ольги значились радиодело, конный спорт, мужчины и даже, немножко, садомазохизм. Радио и лошади были мне глубоко параллельны, особи своего пола – тем более, а вот садомазохизм... Да, он нас с ней и объединил.
Оказывается, в «Сороке» существовал и этот пласт бытия. Сейчас забавно вспоминать, но сходства с современными интернет-форумами и правда очень много. Все те же «гуру», «тролли», «бывалые», «новички» и прочие легко узнаваемые типажи. Особенно блистал один деятель, по слухам то ли кандидат, то ли целый доктор вроде бы химических наук. У него была куча «леваков» (так в то время именовались виртуальные клоны), преимущественно женского пола. Эти бесстыжие «дамы» будто под копирку талдычили про пользу применяемых к ним телесных наказаний и в сочных подробностях излагали душещипательные истории о своих «семьях» или даже больших отшельнических «общинах», где пышным цветом пер посконный домострой.
Троллить леваков этого плодовитого товарища было одним из главных развлечений тогдашнего сообщества. В чем Ольга немало преуспела, да и меня втянула, в конце концов. Как тут устоишь, когда очередная «Настя» красочно расписывает свою порку старообрядческим свекром за якобы рассыпанную нерадивыми дочерями гречку? Самое «вкусное» заключалось не в том, чтобы разоблачать напрямик (откуда газета «Сорока» в далеком алтайском селе?), а подзуживать на дальнейшие нюансы этой фантастической истории наводящими вопросами: «А попка у тебя после порки долго горела? А дочерям тоже влетело? А в углу они потом голенькими стояли?». С потрясающей оперативностью, уже через номер газеты, «алтайская» Настя докладывала во всех деталях и про «попку», и про «дочерей», и про «угол». Обязательно завершая пассажем, мол, все, писать больше некогда, идем со свекром на охоту, чую, опять мне достанется, если зайца ненароком спугну. Вот на этом месте мы обычно сползали под стол от хохота.
- Заяц, представляешь, во всем виноват! Заяц, собака бешеная!
Вирт виртом, но реальной темы жуть как хотелось. У меня прямо руки чесались пороть. А вот Ольга еще не определилась, сада она или маза. Наконец, уломал ее на «только попробовать».
Будучи начинающим экзекутором, я совсем не озаботился вопросом девайсов. Одно предвкушение скорой порки наводило в голове такой радостный сумбур, что вытесняло все прочие мысли. Специальных плеток у меня еще не водилось, а жила Ольга в центре города, вдали от зеленых насаждений – розог взять негде. Оставался, конечно, поясной ремень. Однако к стыду моему выяснилось, что он необходим для поддержания штанов.
У пацанистой по характеру Ольги все ремни оказались несерьезными, девочковыми, и она предложила мне временно вдеть в джинсы один из них. Хорошая идея, но несовместимая с моими тогдашними представлениями о крутизне верхнего.
В итоге не нашли ничего лучшего как использовать линейки. Деревянную портновскую в полметра длиной и пластмассовую ученическую на тридцать сантиметров. Представляете? Для порки! Две короткие линейки!
Портновская погибла смертью храбрых спустя два или три удара. Ученическая оказалась крепче и выдержала до конца. Который наступил очень быстро, поскольку стало ясно: Ольга, увы, не маза. Были искренние слезы и вопли в подушку, но от совсем детских ударов по богатой взрослой заднице.
Приведя себя в порядок, Ольга извинилась за то, что не оправдала ожиданий, и мы отправились на кухню читать очередной номер «Сороки» и хихикать над откровениями теперь уже «Маши». Эта славная девушка рыбачила где-то на Байкале, а дома суровый дед крепко потчевал ее вожжами по голенькой попке, если пойманный омуль казался ему слишком мелким. Мы не удержались и написали «Маше», чтобы береглась зайцев – от них, собак вероломных, все беды!
Спустя пару месяцев Ольга поделилась со мной своими новыми приключениями. В нее втюрилась другая сорокоманка и возжелала, чтобы Ольга стала ее «Госпожой». Ну, Ольга и стала, раз уж мазой не получилось. Выдрала дуреху сразу проводом от магнитофона – а ведь от меня эту штуку утаила, мол, кроме тех хлипких линеечек ничего подходящего в доме не отыскала! Дурехе вроде бы понравилось, вот только синяки на ногах целый месяц не сходили, переливаясь всеми цветами радуги. И она просила продолжения, но малость поделикатней, а Ольга боялась, что снова не удержится и отлупит «рабыню» как сидорову козу. К тому же, магнитофонный кабель жалко – в прошлый раз с него штекерная вилка слетела, чинить пришлось. Вот и попросила меня присоединиться к их играм: под благовидным предлогом устроить фетишную фотосессию в духе «Госпожа-рабыня». Я, естественно, не смог отказать.
Дуреха оказалась интеллигентной кучерявой симпатягой, себе на уме. Так нас и познакомили, помнишь, надеюсь? Ты заранее подготовилась к фотосессии и притащила шипастый ошейник с толстой никелированной цепочкой, блестящие бутафорские наручники и плетеный кожаный ремешок. Я старательно щелкал «Зенитом» очень любительские постановочные кадры и не мог не заметить диссонанса в паре: Ты глядела на Ольгу с искренним обожанием и подобострастием, та – просто подыгрывала, в целом оставаясь равнодушной.
Сугубо для фото пожевав ремешок в коленопреклонных позах, перешли, наконец, к его главному использованию. Сильно стесняясь, Ты стянула юбку и колготки, но скромные белые трусы – ни в какую.
- Так и будешь в трусах, как дура? – завелась Ольга.
Ты была согласна на «дуру», но только чтоб в трусах.
- В таком случае выпори ее ты! – Ольга вручила мне орудие наказания.
Для проверки хлопнув ремешком по ладони, я убедился, что он не так уж плох – кусачий! – и радостно приступил к делу. Ты стойко молчала, будто партизанка на допросе, и, подозреваю, испытывала ко мне не самые добрые чувства, так как рассчитывала получить порку от своей капризной «Госпожи». Я старался наносить удары сильно, но аккуратно. Хотя ремешок был, конечно, слишком легким.
Ольге быстро надоел этот пресный спектакль, и она подошла к дивану с тем самым проводом в руке.
- Смотри, как с ней надо!
И быстро влепила пять со всего замаха, попадая куда придется. Ты даже не пискнула, только тряхнула кучерявой головой, как бы соглашаясь: «Так со мной и надо!»
А потом я стал свидетелем настоящей Темы, заснять которую уже не мог, потому что пленка на тридцать шесть кадров закончилась, а запасной не было.
Осторожно прикоснувшись к поровшей тебя правой руке Ольги, Ты стала быстро и страстно ее целовать. Потом опустилась на обшарпанный паркетный пол и принялась покрывать поцелуями ноги своей Госпожи. Здесь я уже не могу использовать кавычки: Ты вела себя, словно всамделишная рабыня. А меня в упор не замечали. Скрипач не нужен!
Он потребовался немного позже, когда мы, хорошенько приняв на грудь дешевого винца, поздравили друг друга с успешной фотосессией, потрепались о сорокоманских штучках и перебрались на тот же диван заниматься групповым сексом.
Если кто-нибудь посмеет заявить вам, что групповушка – это легко и приятно, смело плюйте в физиономию. По крайней мере, когда речь о формате ЖМЖ. Может, нам надо было еще больше набраться? Чтобы наверняка отключить мешающие надстройки? Ольга ревновала меня к Тебе. Ты – Ольгу ко мне. Я никого не ревновал, но как всякий галантный кавалер не мог не уделять повышенного внимания новой даме. Раздираемые этими неразрешимыми противоречиями, мы тяжело возились на простынях, втайне мечтая поскорее закончить нелепый процесс. В итоге чуть не подрались и разбрелись спать по разным углам.
Утром Ты сбежала ни свет ни заря, а мы с Ольгой засели на кухне, пили крепкий заварной кофе и делились неоднозначными впечатлениями. Ольга пыталась спихнуть Тебя мне, упирая на то, что она не лесбиянка, не «Госпожа», и вообще ей осточертела Твоя ревность. Мол, поигрались – и хватит! Тигры не любят мед! Полагаю, Ольга изначально не имела особой склонности к нашей теме. Просто ей нравились новые люди и приключения. В дальнейшем я не раз встречал подобные жизнелюбивые натуры, которых заносило к нам в промежутках между альпинизмом и преферансом. Порка ведь еще та азартная игра. Азартней многих других!
Судя по всему, Ольге действительно надоело валандаться с Тобой, и она помогла нашим путям пересечься снова. С одной стороны, я был, разумеется, рад выпороть аппетитную попку. С другой, к этой попке прилагалась уж больно сложная личность, которая предпочитала помалкивать и втихаря думать про тебя не пойми что. Я не мог отделаться от ощущения, будто Ты смотрела на меня с высокомерием, вроде как использовала для своих тайных надобностей. Еще и лесбиянство! Впрочем, настоящие лесбухи, говорят, мужиков рядом с собой вообще не терпят, не то что в одной койке с ними голышом кувыркаться.
Стены Твоей комнаты оказались обклеены плакатами со страхолюдными рожами заграничных певцов. Мэрилин Мэнсон, Элис Купер, Оззи Осборн – вся эта эпатажная рок-публика не вызывала у меня ни малейшего почтения. Размалеванные физиономии таращились со всех сторон, создавая эффект постороннего присутствия. И это Твои долбанные кумиры?! Мда-а-а, я ожидал обнаружить за напускной спесью что-то более серьезное. Кривляющиеся рожи с плакатов буквально развязали мне руки.
На сей раз я явился со своими, не побоюсь этого слова, девайсами: розгами и солдатским ремнем. Прутья Ты сразу отвергла по эстетическим соображениям, презрительно оттопырив нижнюю губу, а вот армейской амуницией заинтересовалась. Выглядела она куда солидней Твоего плетеного ремешка. Особенно латунная бляха с пятиконечной звездой.
- Мы познакомились через «Сороку», поэтому получишь сорок! – аргументация была так себе, но ничего изящнее я не смог сочинить, пялясь на Твои соблазнительные, в этот раз заголенные беспрекословно, ягодицы.
- Только ты сильно бей, не жалей!
Дважды просить не пришлось. Пытаясь не обращать внимания на истошный магнитофонный вой патлатого Мэнсона, я влупил Тебе что было сил. К концу третьего десятка уже упарился, а Тебе хоть бы хны! Тогда я вспомнил про бляху. Начищенная латунь с чавканьем вмялась в обнаженную плоть, выгрызла из нее первую кровь. Но Ты стоически вытерпела и это.
Такое самоотверженное поведение неожиданно переключило внутри меня «жестокость» на «трогательную заботу». Отшвырнув ремень, я присел рядом с Тобой, стал гладить по непокорным вихрам, утешать.
И тут Ты, зараза кучерявая, внезапно разрыдалась, принялась ругаться, говорить, что я все испортил, не надо этих тупых телячьих нежностей, вот не надо, совсем!
Я изобиделся вусмерть: к человеку со всей душой, а она тебе фигу под нос! Живет в своем игрушечном мирке в окружении уродливых рок-чудищ и призрачных надежд на эфемерную лесбийскую любовь! И не хочет моей драгоценной, черт побери, ласки!
Кажется, я даже не сказал Тебе «до свиданья» в тот вечер.
Потом мы встречались еще пару раз: гуляли в парке, сидели в какой-то стремной забегаловке, разговаривали – каждый о своем. Оба дорвались до желанной темы, однако представления о ней имели мутные и диковатые, а главное, различные. Я хотел пороть и пороть, а Ты уже забралась в недавно народившийся Интернет, начиталась про кодексы «рабов» и «Господ» и жаждала поскорее погрузиться в открывшиеся пучины неравноправных отношений. Для меня слова «рабыня» и «Господин» звучали первобытно, к тому же я хорошо помнил нелестные высказывания Ольги об этих ваших играх. Еще Ты придавала большое значение атрибутике и кожаным шмоткам, а мне и то и другое было до лампочки.
Вот так! Молодые, самовлюбленные, не склонные к компромиссам, мы выбрали разные дороги.


Во второй раз мы вошли в эту реку спустя шесть или семь лет. У меня тогда завязался роман с ванильной девушкой, опять Ольгой. После букетно-конфетного периода я попробовал втянуть свою новую подругу в тему. Однако получилось еще менее удачно, чем с Ольгой-сорокоманкой. Нижняя из Ольги Второй оказалась вообще никакая – не терпела даже шлепков по заднице. Зато в ней вдруг проснулись явные доминантские замашки. Это было неудивительно - характером она отличалась сильным, командирским, - но огорчительно. Например, выяснилось, что наибольшее удовольствие Ольге доставляют ласки ее восхитительно длинных и стройных ног, причем очень желательно оральные. Последней каплей стало настойчивое предложение подоминячить меня в постели: «А давай я буду твоей Госпожой!» Отказ Ольгу озадачил – она почему-то была уверена, что если мне жаждется верхней роли, то на безрыбье сойдет и нижняя.
Я понял, что березовой каши с ней не сваришь, и отправился на привычную охоту. В бар «Али-Баба и сорок разбойников», где вечерами по средам регулярно собиралась наша публика. И в первое же свое появление там столкнулся с бывшей коллегой по работе Наташей. Она пришла со своей Верхней, моей когда-то сокурсницей Леной. Мир, конечно, тесен, но не настолько же?!
Преодолев не без помощи алкоголя естественное смущение, мы разговорились и узнали друг о друге много любопытного. Я воодушевился и, не откладывая дела в долгий ящик, предложил девушкам попробовать втроем. Но они лишь посмеялись.
- Мужчины не умеют быть жестокими! – заявила Наташа и вытащила из сумочки широкий ржавый ошейник, словно только что снятый с жилистой выи сахалинского каторжника. Весу в нем было килограммов пять, не меньше.
- Ты еще клеймо ему покажи! – велела Лена.
Наташа приподняла короткую клетчатую юбку. У нее на бедре... О, боже! Я ощутил себя галимой ванилью.
А через неделю встретил в «Али-Бабе и сорока разбойниках» Тебя. Ты пришла в заклепанной куртке-«косухе», со своим по обыкновению надменным и в то же время искательным взглядом. Мои губы сами собой растянулись в довольной ухмылке. В ответ Ты еще выше задрала нос. Однако долго ломаться не стала и уже скоро уютно устроилась у меня на коленях на зависть облизывающимся конкурентам.
В конце вечера Брунгильда, координатор посиделок в «Али-Бабе», отчаянная верхняя дама, про которую рассказывали разные истории, отвела меня в сторону и заботливо предупредила, что Ты не столько маза, сколько саба, дескать, нужен особый подход.
- Не беда! – сказал я атаманше. – Плавали – знаем!
А Тебя известил:
- Будут розги, зайка!
Ты послушно хлопнула пушистыми ресницами. Видать, тоже изголодалась.
Наша первая после долгого перерыва встреча получилась роскошной. Я высек Тебя досыта: не сорок, а все четыре сотни хлестких, размашистых ударов гибкими и кусачими ивовыми прутьями. Довольная взрослая кошка сладко мурчала, тело само охотно подставлялось под жгучие поцелуи. Импровизированная фотосессия запечатлела яркие, местами даже иссиня-черные следы. Очень скоро такой красоты ни за что не добьешься, кожа быстро привыкнет. Валяясь бок о бок на кровати, мы жадно рассматривали интимные кадры, упивались экспрессионизмом свежих просечек и гематом.
Нас потянуло друг к другу, встречи участились. По сравнению с первым заходом в реку Ты сильно изменилась. Стала мягче, отзывчивей и ласковей. Общение с Тобой превратилось из бессмысленной борьбы противоположностей в кокетливый флирт родственных рефлексий.
Больше всего меня поразила открывшаяся в Тебе готовность отдаваться, полная покорность моей прихотливой воле. Бывалая Брунгильда оказалась права – при первом же намеке на власть Ты стремительно переключалась с обычного общения на тотальное подчинение, и мир вокруг словно бы перескакивал в другой режим. Когда Ты опускалась передо мной ниц, доверчиво подставляясь под скакалку или провод, меня буквально разрывали противоречивые чувства – жажда причинить Тебе самую наиболючую боль и огромная нежность одновременно. Я понимал, что это она, квинтэссенция наших тайных страстей, круче быть просто не может. И уже не повторял глупостей с ненужными жалелками, как в прошлый раз.
С тех давних пор Ты тоже не сидела сложа руки, вдоволь накушалась «настоящего рабства», напреклонялась перед закомплексованными чудиками, именующими себя «Доминантами» и «Господами», и благоразумно научилась получать свое, просто играя по-взрослому.
- Будешь орать?
- Ага, я не смогу удержаться.
- Тогда кляп!
Ты молча киваешь, стаскиваешь трусы (они у Тебя все белые, единственные другого цвета, красного, по-симоронски свисают с люстры, притягивая в дом благосостояние) и запихиваешь в рот. Самое восхитительное, что при этом каждый раз пунцовеешь от стыда!
Мы перепробовали наверно все возможные орудия для порки, включая замороженную рыбу и целлофановую гирлянду молочных сосисок. Между делом порвали пару цепей и в один присест ухайдакали страшный на вид, со множеством блестящих заклепок, ремень «металлиста». Заклепки оказались дерьмовыми, сугубо фетишными – отлетали при ударе, будто щепки от розг.
Твои холеные коты, рыжий и полосатый, поначалу шугались наших луперкалий, потом успокоились, приноровились, стали весело гоняться за кончиками плеток и, наконец, огребя ненароком пару раз, предпочли амплуа наблюдателей, удобно устраиваясь в безопасном месте, между коробок на шкафу.
Мы открыли для себя два новых, жутко соблазнительных и интимных, вида шлепанья: «Спокойной ночи, малыши!» и «Доброе утро, страна!». Когда оба совсем голые, расслабленные и хочется как можно чаще касаться друг друга, тискать и гладить. И куда, спрашивается, подевалось Твое прежнее нарочитое лесбийство?
Вот что никуда не делось, так это любовь к хард-року. Мэрилин Мэнсона и Элис Купера сменил забойный немецкий «Раммштайн». Мы использовали его, когда требовалось проораться, отряхнуть с души накопившуюся шелуху будней. Я привязывал Тебя в растопыренном виде за руки и ноги к краям кровати и брал толстую, предварительно вымоченную в воде и оттого тяжелую, ротанговую трость. Которую Ты, на словах, ненавидишь. Раммштайновские децибелы заглушали любые вопли.
Когда настроение было озорное, нам помогала музыка из мультиков. Да-да, в советских мультфильмах полно отличных мелодий для порки. Вот хотя бы вспомните:


Здесь присутствует все что надо: правильный темп, ритм, задор. Очень рекомендую!
Кстати о кузнечиках. Дело было летом, и мы не желали упускать теплую погоду. В опен-эйрах есть своя сладкая изюминка. Ты правда очень боялась, что нас могут увидеть, но страх лишь добавлял азарта. На радость случайным велосипедистам (как только никто из них не свернул себе шею!) я шлепал Тебя на уединенных парковых скамейках, вооружившись пучком ядреной молодой крапивы, гонял голую по кустам, бывало нахлестывал и колючим еловым лапником, от которого на бледной коже выступали, словно бусины, рубиновые капельки крови.
На солнцеворот даже устроили «жертвоприношение»: в течение суток Ты должна была получить тысячу розог на открытом воздухе. До обеда, разгуливая по парку в поисках укромных местечек, я успел выдать лишь около трехсот. Поэтому во второй половине дня мы перебрались на соседний заброшенный пустырь, где Ты сама, без понуканий, задирала подол и снова и снова подставляла под розгу уже исхлестанные вдоль и поперек ягодицы. Закончили аккурат к сумеркам и там же, среди куч строительного мусора, сплелись в торжествующих объятиях.
Совместные безумства заводили нас еще больше. Вот только на БДСМ-ную вечеринку, с кучей тематического народа, так и не смог Тебя ни разу вытащить. Даже просто потусоваться, без публичной порки. Хотя на нудистском пляже Ты сверкала свежими полосками без малейшего стеснения и кокетливо сожалела, что почти никто из окружающих не обращает на расчерченную задницу должного внимания. Где логика, зай?..
Однако была еще ванильная Ольга, которая быстро раскусила, что на горизонте появилась соперница. От женщин такие вещи невозможно утаить, у них чутье. Я не стал вилять хвостом и признался, что вынужден удовлетворять свои особенные потребности на стороне. Мы, мужчины, так умеем: любить сразу нескольких. Увы, дамы устроены по-другому. Какое-то время Ольга терпела в надежде, что скоро перебешусь. Ведь я вдобавок покривил душой, сказав, будто у нас с Тобой дальше «а-та-та по попке» дело не заходит.
Ты тоже знала про нее, но то ли довольствовалась имеющимся, то ли искусно скрывала свою ревность. По крайней мере, никаких требований ко мне не выдвигала, за что я был Тебе очень благодарен.
Ольге надоело первой. Она с сожалением сказала, что не ожидала от меня такой зацикленности на извращении, и впредь постарается выбирать нормальных. Я взялся спорить с ней об относительности нормы, однако быстро понял, что это бесполезно, другая система координат. А бросить Тебя ради надежды на продолжение с ней не мог и не хотел. Слишком у нас с Тобой все было хорошо. Эгоистично? Да, не без того. Однако альтруистов в личных делах я как-то не встречал. Разве что совсем юные и прекраснодушные.
Мы стали проводить с Тобой еще больше времени. И не заметили, как переступили черту. За которой вдруг пропало что-то неуловимо важное, самая соль. Возможно, это было ощущение запретного плода. Или исчезла сохранявшаяся до последнего взаимная обособленность, даже легкая отстраненность, помогавшая нам обоим сосредоточиваться на своих переживаниях и отыгрывать их глубже и полнее? Или нить накаливания попросту перегорела из-за слишком частых скачков напряжения? Или?..
Былая страсть куда-то улетучилась, и наши отношения плавно «заванилились», утонули в повседневности и бытовых мелочах. Мы предприняли несколько судорожных попыток оживить угасшие чувства, но ничего не получалось, жажда экспериментов пропала, а через силу заниматься такими вещами невозможно.
Спокойная жизнь «как у всех» нас обоих категорически не прельщала. И вот однажды, лениво поцапавшись в продмаге при выборе кефира (обезжиренный или полужирный?!), мы ясно поняли, что все кончено. И снова разбежались.


А теперь, спустя еще несколько лет, мы сидим друг напротив друга в стилизованной под растаманские мотивы кофейне, я смотрю Тебе в глаза и ликую. Ты опять попалась, милая зайка, в тот же самый капкан! Точнее, мы попались вместе.
Итак, альтернатива номер один: ты испугаешься и убежишь, третьего захода не состоится. Нет, не верю! Ты покраснела, и это хороший знак. Он говорит, что против воли Ты уже прокручиваешь в своей хитрой кучерявой голове перипетии грядущей порки. Уже не сможешь отказаться от горького и сладкого одновременно!
Альтернатива номер два: Ты постараешься объехать меня на кривой козе, заболтать, откосить от публичности, заменив ее, как обычно, приватной встречей. Раньше это у Тебя прокатывало, я всегда жалел, шел на уступки. Но не в этот раз, моя радость! Публичная порка будет нашей новой инициацией! Долой ложный стыд!
Альтернатива номер три: Ты сдашься, но не полностью - включив весь свой арсенал обаяния, выторгуешь себе поблажки. Например, не столь откровенную позу, не вверх ногами. Или даже выклянчишь остаться в трусах – как дура. Что ж, вынужден признать, это наиболее вероятное развитие событий.
Хотя мне, конечно, более всего по душе альтернатива номер четыре – как я Тебе только что изложил. Однако тут есть закавыка. Если продолжить психологический прессинг, будут слезы. А Ты умеешь плакать так, что все прочие аргументы моментально становятся лишними. Вот и сейчас я уже вижу в Твоих больших серых глазах туманную поволоку, предшественницу первых жалобных капелек.
Сыграв на опережение, понимающе подмигиваю.
- Ненавижу! – одними губами шепчешь Ты. Это почти равно «люблю». Почти.
А если все же попытаться заглянуть немного дальше? Может быть, третий заход в одну и ту же реку станет для нас с Тобой более счастливым? Или все опять упирается в сакраментальный вопрос: «Что такое счастье»?..




Обсудить на Форуме