BlackAvalon. "Офицерский ремень".
BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Офицерский ремень
BlackAvalon
Глава 1
- Все так же ненавидишь парадную форму?
- Нет.
Лаконичный ответ, и Ким промолчала, смотря на то, как Норн застегивает
ремень и оправляет парадный мундир офицера космофлота. Не то, чтобы
ненавидел, но брал ее друг означенный ремень, как ядовитую змею. Может кто
другой и не заметил бы, но она и Всеволод слишком хорошо помнили тот случай.
Семнадцать лет тому назад...
Фиксианцы сразу не понравились капитану. С первой встречи с ними
капитан Рябинин заметил, как они смотрели на него. Будто насквозь видели
всю ту гниль и грязь, что таилась под офицерским кителем. И было этой
грязи достаточно много, а Рябинин очень старался скрывать свои грязные
наклонности. Он их знал, признавал, в уме лелеял и давал волю, но в
жизни и с подчиненными заталкивал куда поглубже и старался не проявлять.
Времена были не те, когда можно было дать себе волю и воспитать младший
офицерский состав по строгим регламентам конца 19 века. А они бы на
порядок подняли уровень дисциплины в рядах космофлота земного сектора.
Проклятый век гуманизма!
И будь прокляты эти фиксианцы! Мало было Рябинину встречи с пожилым
фиксианцем, чье звание соответствовало контр-адмиралу. После этой
встречи буквально на следующий день ему на ушко шепнули, что очередной
"чин" проплывает мимо него по резкой характеристике одного "дружеского
офицера из старших". Рябинин тогда сразу все понял. И глубоко
оскорбился. Да что бы понимал этот... этот паук!
И вот теперь, спустя пять лет, он все еще носит звание капитана третьего
ранга и, судя по всему, мечтать о большем не приходится...
А теперь еще и этот... щенок!
- Младший лейтенант Иильс в расположение прибыл!
У Рябинина невольно дернулся глаз. От вида молодого фиксианина заныли
зубы. Зеленый юнец смотрел бодро, а оттого нагло. Спесивый, сразу понял
Рябинин. От такого будут только неприятности. Как от девки и от того
блондина. Тоже лейтенантов, что пали на его голову. Ладно, девку он
засунул куда подальше, в машинный отсек, чтобы как можно меньше мозолила
глаза и провоцировала неприятности... и все одно Янсон хотелось убить
особо зверским способом. Три испорченных кителя! То он на масле при
проверке подскользнется, то провод с какой-то дрянью оторвется и окропит
с ног до головы черной тормозной жидкостью, то... вспоминать не хотелось.
Янсон оправдывала все старые предрассудки, "что баба на корабле - к беде".
Блондин, этот сынок балеристки, с наивными голубыми глазками, вечно
выставляющий его идиотом, до последней буковки выполняющий его приказы.
Тупой, как пробка! Приказ "убрать все в кают-компании!" он выполнил
лихо... загородив коридор всей мебелью из оной и сложив ее пирамидой.
Сволочь! Весь корабль ржал втихую за спиной Рябина, он это точно знал!
О, младший офицерский состав в полном составе и ниже на военном
крейсере под его началом отличался вопиющим неуважением к старшим по
званию. И это было необходимо исправлять. Ничего, вот отведет он свой
крейсер подальше, он их всех в бараний рог скрутит. Будут по струнке
ходить и честь отдавать, вытянувшись во фрунт!
- Вольно. С прибытием.
"Чтоб ты провалился!"
***
Как и подозревал капитан, мальчишка оказался нагл и неотесан.
- Кто, я вас спрашиваю, это сделал?! Какой идиот приказал это сделать?!
Я тебя спрашиваю, лейтенант!
- Ты, товарищ капитан.
Рябинин онемел и пошел красными пятнами. Все рядом стоявшие и
оказавшиеся поблизости так и обмерли, мечтая исчезнуть или хотя бы
отмигрировать касатками к докам корабля. Все искренне посочувствовали
Иильсу, зная дурной нрав капитана.
- Все - вон! А ты, стоять!
Вскоре перед капитаном остался только лейтенант.
- Сколько вы носите погоны, младший лейтенант Иильс?
- Год и шесть месяцев, товарищ капитан.
Рябинин нехорошо смотрел на фиксианина. Да черт с тем, что у того шесть
рук, да глазки раскосые! К черту, что этот щенок безусый, тощий, как
кузнечик, супротив него стоит! И плевать, с какой он планеты и какой там
расы! Без году неделя, как погоны нацепил, а смеет наглость проявлять!
- Я служу двадцать лет... и не вам, младший лейтенант, мне "тыкать"! Я
старше вас по званию, и я здесь капитан!
- Так точно, - Иильс напряженно ответил ему, но в глазах было полное
непонимание. - Но ты же один... когда много людей говорят "вы".
Ах ты...!
Рябинин зло выдохнул сквозь зубы. Злость захлестнула с головой. Не
понимает он!?! Как же...
- Вы нуждаетесь в объяснении и воспитании! Юст! Заблокировать двери!
***
- Янсон!
- Шо?! - Буран вздрогнул, когда из-за какого-то механизма вынырнула
голова Ким, перемазанной машинном маслом и бог знает чем еще.
Невнятная речь объяснялась зажатой в зубах отверткой, а общий дикий вид
и сердитый взгляд вызывали желание подойти попозже. Как девушку Всеволод
ее физически и даже разумом признавать не мог. Рядом с его маман и ее
балетной труппой Ким была... э-э-э... даже рядом не стояла. Ни в каком
качестве.
- Шо надо-то?! Нашвиданиенепойду! Убью! - нечленораздельно-сердито
отозвалась голова.
- Норн нарвался на капитана.
- Хто?
В машинном постоянно были какие-то неполадки. Но что взять со старого
крейсера, чуть ли не первого поколения? На таких отрабатывают первые
годы службы лейтенантики да неудачники всех мастей, вплоть до капитана,
которому выше своего третьего ранга не прыгнуть никогда. Всеволод
отчаянно надеялся, что долго здесь не задержится. То, что Ким не поняла,
о ком он говорит, было неудивительно. Она, выползая из машинного,
перенимая манеру механиков, вообще подчас ничего и никого не замечала. А
ведь с лейтенантом Иильсом точно говорила, как он помнил.
- Фиксианина помнишь? По распределению его к нам всунули!
Ким вытащила отвертку из-зо рта и серьезно кивнула.
- Помню. А что случилось?
- Тыкал капитану. В лицо сказал "ты".
Ким молча моргнула. Зависла на минуту, переваривая сообщение.
- Капитан выгнал всех, а его оставил.
Новые вводные дали пинка умственным способностям Ким.
- Ох, е...
Не то слово.
- Пшли! - Ким сцапала его за руку и потащила за собой.
Притащив в какой закуток между механизмами, трубками и проводами, она
подскочила к сенсорному допотопному искину и включила его.
- Шас-щас! Включим! Ну же давай, старичок... чертово корыто! Будь
проклят день распределения!
- Что ты делаешь?
- Хочу подключиться к системе связи в рубке! Или они в офицерской?
- В офицерской.
- Сразу говорить надо! Это проще!
Ким что-то вбила в бортовой искин, что-то щелкнуло и...
Звук удара оборвал дыхание.
- ... щенок! Держи его! Тупой автомот... Лежать! Молча! Языка не
понимаешь?! Ты у меня заговоришь по уставу! Четко! Правильно и сразу!
Таких, как ты, у нас раньше на флоте очень просто учили! А младший
лейтенант, это не офицер! Это ноль без палочки! Хуже, чем рядовой матрос!
- Вы не имеете права! По уставу... что ты делаете!?!
Ким и Всеволод с ужасом смотрели друг на друга, не веря тому, что слышали...
- Ничего... отведаешь у меня офицерского ремня... выучишь, как со
старшими по званию разговаривать. Вот тебе раз!
Резкий хлопок по чему-то.
- Дергаешься? Держи его крепче! А ты молчи, щенок! А то я протранслирую
твой голый зад по всему кораблю! Лежать!
Удар. Еще удар... Ким побелела, в ярости сжимая кулаки.
- Больно, сучонок?! Больно?!
- Да я убью его! - Ким рванула мимо Бурана, но тот схватил ее, удерживая.
Та забилась, вырываясь.
- Ты что делаешь?! Пусти!
- Мы не можем открыть двери! Ким, ты хочешь опозорить его?!
Ким застыла, смотря на него диким взором. Всеволод в этот миг ненавидел
Рябинина до глубин души и врезал бы ему не задумываясь. Но мчаться на
помощь Норну, ломиться в запертые двери... привлечь всеобщее внимание,
чтобы... чтобы что? Чтобы все увидели избитого, со снятыми штанами и
бельем Норна?
Всеволод бы после такого повесился. Это же... позор.
...тяжелое дыхание по связи. Все новые и новые хлопки...
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Новый удар... даже по связи был силен. В дело вступил второй автомот
капитана. Оборвавшийся вскрик.
От каждого нового удара и оборвавшегося крика, что временами прорезался,
сжимались кулаки. У Всеволода горела от жара лицо и хотелось что-то
сломать. Ким трясло от злости и ее губы бессвязно что-то шептали.
Удары, удары...
- ХВАТИТ!!
Удар. Крик в голос.
- Пожалуйста!
- Ничего, ничего... плачь! Плачь, лейтенант! Еще пяток ударов по заду
пряжкой, Вест!
Последовавшие удары и крики не выдержавшего избиения фиксианца чуть не
вынули душу. Ким саданула кулаком по старому треснувшему экрану искина, и
тот сломался, коротко сверкнув. В машинном закутке встала тишина...
***
Ким и Всеволод, дождавшись отбоя, не желая кого-то вмешивать в
произошедшее, пробрались к небольшой каюте младшего лейтенанта Иильса.
На вызов никто не открыл двери.
- Не открывает.
- А ты бы открыл? - сердито огрызается Ким.
- Взломать можешь?
Через минуту дверь тихо отошла в сторону. Ким и Всеволод, оглядев
коридор и убедившись, что не привлекли лишних глаз, нырнули внутрь
открывшейся каюты. Фиксианец лежал на кровати лицом вниз и даже не
пошевелился при их появлении.
- Уйдите...
- Эй... - Ким скользнула к нему, присела на край койки и положила руку
ему спину.
Фиксианец крупно вздрогнул. Ким закусила губу, смотря на него. Взгляд
скользнул вниз. Бездумно потянулась, и пальцы почти невесомо коснулись
рубашки, приподымая... выше пояса по глазам резанули багровые полосы,
что уходили под одежду... Иильс дернулся под ее рукой, когда она чуть
потянула за пояс штанов вниз. А потом обреченно ткнулся лицом в подушку.
Багрово-фиолетовые полосы, кровавые ссадины, перетекающие в откровенные
синяки. Затошнило.
- Я убью этого ублюдка! - хрипло воскликнул Сева.
Ким молча достала мазь, часто выручавшая и унимавшая боль в ее непростом
детстве. Холодный гель лег на пальцы, растекаясь от ее тепла, и она
очень осторожно, едва касаясь истерзанной кожи, стала втирать его.
Медленно, осторожно... чтобы больше не было больно. Уж она-то знала, как
может быть больно от офицерского ремня...
- Ты не думай... - тихо шепчет она. - Меня тоже били...
Глава 2
Автомоты, бездушные куклы с пустыми глазами. Под синтетической плотью
железо и провода. Верхние пары рук зафиксированы стальной хваткой -
одной рукой автомот удерживает верхние руки, второй средние. Оставшиеся
на свободе нижние в слишком неудобном положении, и все, что он может, это
бессильно стискивать их в кулаки.
Двумя рывками с тела сорвали одежду, задрали рубаху и стыд перехватывает горло.
ЗА ЧТО?!
- Я тебя научу по уставу говорить... вот тебе раз!
Резкий удар по оголенной пояснице у самых ягодиц. От потрясения, еще не
верящий происходящему, он вздрагивает всем телом. А под нос сунули
кожаный белый ремень космофлота.
- Я тебе вот этим пропишу правила поведения!
Сложенный вдвое ремень, как ядовитая змея, а нависший человек опаляет
злобой и бешенством. Сквозь которую пробивается гнилостное удовлетворение и
наслаждение. Это потрясает не меньше. Ну, не может, не может тот, кто носит
погоны офицера космофлота Содружества, быть таким! И делать такое не может!
ЗА ЧТО?!
Он не может понять... за какое-то слово, которое он неправильно
использовал в речи?!
Да. И новые удары жалят, жалят кожу, впечатываясь в ягодицы, раскрашивая
розовыми полосами.
- Это не больно! Это тебе затравка! Что дергаешься?! Стыдно, сучонок?!
Закрыл рот!
Вырываться бесполезно, горло сжимает от спазмов то ли тошноты, то ли
просто от боли. И тут наискось, снизу вверх, поддевая пряжкой ягодицу,
прилетает страшный болезненный удар. Из глаз брызнули слезы, а из горла
вырвался вскрик. Эмофон рядом просто полыхнул животным удовлетворением, и
на него обрушились все новые и новые удары ремня. Боль ослепляет, душит
обидой и стыдом, и тут краткая передышка. Его передергивает от
отвращения и брезгливости, когда капитан вновь подносит ремень к его
голове и гладит свернутым ремнем по его щеке.
- Ты у меня запомнишь, что такое офицерский ремень. Ничего, всех так
воспитывали раньше! И хорошие офицеры были! Ты, щенок зеленый, запомнишь
урок. Что за офицер, не знающий на коже линька? Другим прописывать
будут, знать будешь!
И на голову по-отечески ложится рука, будто утешая в поглаживании. От
этой дикой фальши Норн вновь дергается, пытаясь уйти из-под ладони и
стряхнуть ее с себя.
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Капитан бросает ремень второму автомоту и тот, механически двигаясь, подходит
к столу, на котором лежит грудью Норн. Нет-нет-нет... он же не может?!
Страшный удар будто хочет сорвать кожу с уже пылающих огнем ягодиц. Крик
срывается с губ.
- Давай-давай! Сильнее звереныша! Обтеши лейтенантика!
Удар.
БОЛЬНО! Больно! Он отчаянно выворачивается из стальной хватки первого
автомота, но все бесполезно. Слезы слепят и текут по лицу, а над ним
вновь и вновь вздымается кожаный тяжелый ремень, с силой впечатываясь в
тело и отставляя кровавые красные полосы, срывая-прорывая кожу, и чувство
стыда заглушается одной лишь болью. Пальцы в волосах.
- Терпи... терпи, лейтенант... ай, сладко тебе? Плачь... это тебе полезно!
Сквозь ослепляющую боль и тошноту от эмофона, гнилостного
болотно-ржавого цвета, в Норне подымается волна отвращения и ненависти.
И рука на голове, эти поглаживания, это фальшивая забота и участие в
голосе все скручивают внутри.
И тут все перешибает лютый удар наискось через исчерченный полосами зад,
и Норн кричит от боли, оглохнув от нее.
- НЕ НАДО!
Он не может, не может больше!
БОЛЬНО!
- ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА!
И неумолимое-довольное:
- ...Еще пяток ударов по заду пряжкой, Вест!
Норн, ослепнув от боли, не осознает, в какой миг его отпускают руки
автомота. Он сползает на пол, сжимаясь в комок, и по острому лицу текут
ручьи слез.
- Ну-ну, успокойся... ты молодец, парень! - рука капитана на
вздрогнувшей спине и утешающий голос. - Ничего, крепче будешь! Стыдно? А
ты молчи, никто слова не скажет. Нельзя старшим тыкать, звание не
уважать. Ну-ка, оправься, оденься! Что дергаешься? Не буду больше бить,
хватит с тебя сегодня. Я же тебя по-отечески, в пользу порол...
Норн отшатывается, вставая на подгибающиеся ноги.
И видит, как капитан спокойно застегивает пояс на кителе.
Горло вновь перехватывает.
***
Он не помнил, как добрался до каюты. Все внутри дрожало, обрывалось, а
тело горело от боли. Заблокировав дверь каюты, рухнул на узкую
койку-кровать, сминая пальцами покрывало и утыкаясь лицом в подушку.
Вновь потекли слезы. За что? За что так?! Он же... он же не хотел ничего!
У капитана дурной нрав. Держись от него подальше! Сколько раз это ему
говорили?
Да, сложный человек, странный... придирчивый, перед которым воротничок
рубашки не расстегни. И форма всегда на тебе должна опрятно, не "криво"
сидеть. И чтобы пряжка ремня блестела, как надраенные автомотами полы в
коридорах. Норн старался. Отчаянно старался не ударить в грязь лицом, и
тихо радовался, когда капитан, окинув пристальным придирчивым взором,
лишь сухо поджимал губы и кивал, признавая достойный вид.
И вот теперь...
От стыда и унижения хотелось умереть.
И вот эти вот утешения!
И почему капитан испытывал наслаждение?
Думать не хотелось. Ничего не хотелось! И вот бы никогда не выходить за
двери этой каюты!
Сколько Норн так пролежал, уткнувшись лицом в подушку, он не помнил.
Боль в исхлестаной нижней половине тела будто налилась и пульсировала,
тянула кожу, и тело невольно вздрагивало, будто вспоминая стальные
свирепые удары. Хотелось скулить от боли, и он прикусил зубами кончик
подушки. И тут позади него открылась дверь каюты... его обдало страхом.
Только не капитан!
Но в следующий миг по эмофону вошедших опознал блондинистого Бурана и
вечно чумазую Ким.
- Уйдите... - зачем они пришли?!
Он не хотел, чтобы кто-то его видел после всего этого!
- Эй, ну что ты... - спины коснулась ладонь Ким.
И он невольно вздрогнул. А потом... от стыда хотелось провалиться.
Исчезнуть и перестать быть. Ким бережно потянула одежду и рвано выдохнула.
- Я убью его! - от фонящего жалостью и желанием помочь Бурана полыхнуло
яростью.
Пальцы Ким оторвались от него, и он сглотнул, заталкивая слезы подальше.
А потом тонкие пальцы вновь коснулись истерзанной кожи, чем-то холодным
и оттого обжигающе пройдясь по рубцу. Но стараясь не причинять боли.
Норну вдруг стало резко все равно. Все они уже знают и видели... и
уткнулся лицом в подушку еще сильнее. А пульсирующая боль под пальцами
Ким будто утихала...
- Ты не думай... меня тоже били... - еле слышно.
- Он?!
Два голоса слились в один. Норн, даже забыв о боли, дернулся,
приподымаясь на руках и оглядываясь на Ким. Смотрит и не верит. Ким
били?! Вот эту девушку, худую, нелепую, мил... эмофон Бурана рядом
наливается красным яростным отсветом, а от того, как он сжал кулаки,
вздулись вены на руках.
Ким непонимающе смотрит на них.
- Нет, не он.
Говорит так, что ясно - правда.
- Кто? - в голосе Бурана звучат рычащие бешеные нотки, и Ким переводит
непонимающий взгляд на него.
- Мой отец, - говорит она.
Ким не может понять, почему эти двое так на нее смотрят? Били сейчас
фиксианца, Норна, а не ее. Нет, она знает, что люди и прочие часто
прикрывается словами о чувствах - жалости, доброты, симпатии... любви.
Но для самой Ким эти слова лишь тени, лишенные в основном смысла. Сама
она способна на самые примитивные из них... голод, жажда, злость,
усталость, боль... что же поделать, если она ущербная на всю голову?
Ненормальная, как говорил отец.
Ей не нравится, как смотрит Буран. Он порывается что-то спросить, но
обрывает себя. Норн садится боком и берет ее за руку. Она непонимающе
хмурит брови.
Кажется, она опять сделала что-то ненормальное.
- Я опять сделала что-то не то? - неуверенно спрашивает она.
- Ты... Ким! - Буран качает головой, и садится на единственный стул в каюте.
Ким не хочет больше оставаться здесь. Все слишком... не так. Не стоило
открывать рот. Все испортила. Теперь и эти двое будут смотреть на нее,
как смотрели на пустынном Марсе в колонии-поселении.
- Простите, - безэмоционально говорит она. - Я знаю, что веду себя
странно. Я пытаюсь... быть как все. Но я все равно веду себя странно.
- Да нормально ты себя ведешь! - не выдерживает Буран.
- Только в машинном. Так легче притворяться, - с горечью огрызается Ким,
почти выдергивая ладонь из руки Норна.
Подымает глаза на него, в который раз отмечая невероятный цвет радужки -
фиолетовый с тонкими золотыми прожилками, едва заметными...
- Я знаю, чего ты боишься. Что все знают. Но всем плевать. Кто-то
усмехнется, кто-то что-то скажет за спиной пару раз... а большинство
завтра не вспомнят. Я знаю, на Марсе так все себя вели. Люди и остальные
только притворяются, что им есть до тебя дело.
- Я тоже притворяюсь? - возмутился Всеволод.
Ким дергает с досадой плечами.
- Возможно ты веришь... во все это. Но на самом деле нет. Мне доступны
только примитивные чувства.
Всеволод явно не может опять найти слов про ее ненормальность. Вот и
хорошо. Она кладет тюбик геля на прикроватный столик и говорит Иильсу,
не смотря на него.
- Он хорошо помогает. Я много раз им пользовалась раньше. Боль снимает и
заживляет. Еще на ночь и утром, потом уже терпимо. Ничего не говори.
Она встает и, скомкано проговорив "до завтра", спешит уйти. Фактически
сбегает, отрицательно мотнув головой на голос блондинистого Бурана. Ей
не по себе. Завтра эти двое уже и не вспомнят о ней. Люди не стремятся
общаться с теми, кто видел их боль. Фиксианцы вряд ли отличаются от них.
Так что завтра эти двое пройдут мимо нее.
Что на нее вообще сегодня нашло?
Во всем виновато то пиво, которым ее угостил Стью из машинного...
BlackAvalon
Глава 1
- Все так же ненавидишь парадную форму?
- Нет.
Лаконичный ответ, и Ким промолчала, смотря на то, как Норн застегивает
ремень и оправляет парадный мундир офицера космофлота. Не то, чтобы
ненавидел, но брал ее друг означенный ремень, как ядовитую змею. Может кто
другой и не заметил бы, но она и Всеволод слишком хорошо помнили тот случай.
Семнадцать лет тому назад...
Фиксианцы сразу не понравились капитану. С первой встречи с ними
капитан Рябинин заметил, как они смотрели на него. Будто насквозь видели
всю ту гниль и грязь, что таилась под офицерским кителем. И было этой
грязи достаточно много, а Рябинин очень старался скрывать свои грязные
наклонности. Он их знал, признавал, в уме лелеял и давал волю, но в
жизни и с подчиненными заталкивал куда поглубже и старался не проявлять.
Времена были не те, когда можно было дать себе волю и воспитать младший
офицерский состав по строгим регламентам конца 19 века. А они бы на
порядок подняли уровень дисциплины в рядах космофлота земного сектора.
Проклятый век гуманизма!
И будь прокляты эти фиксианцы! Мало было Рябинину встречи с пожилым
фиксианцем, чье звание соответствовало контр-адмиралу. После этой
встречи буквально на следующий день ему на ушко шепнули, что очередной
"чин" проплывает мимо него по резкой характеристике одного "дружеского
офицера из старших". Рябинин тогда сразу все понял. И глубоко
оскорбился. Да что бы понимал этот... этот паук!
И вот теперь, спустя пять лет, он все еще носит звание капитана третьего
ранга и, судя по всему, мечтать о большем не приходится...
А теперь еще и этот... щенок!
- Младший лейтенант Иильс в расположение прибыл!
У Рябинина невольно дернулся глаз. От вида молодого фиксианина заныли
зубы. Зеленый юнец смотрел бодро, а оттого нагло. Спесивый, сразу понял
Рябинин. От такого будут только неприятности. Как от девки и от того
блондина. Тоже лейтенантов, что пали на его голову. Ладно, девку он
засунул куда подальше, в машинный отсек, чтобы как можно меньше мозолила
глаза и провоцировала неприятности... и все одно Янсон хотелось убить
особо зверским способом. Три испорченных кителя! То он на масле при
проверке подскользнется, то провод с какой-то дрянью оторвется и окропит
с ног до головы черной тормозной жидкостью, то... вспоминать не хотелось.
Янсон оправдывала все старые предрассудки, "что баба на корабле - к беде".
Блондин, этот сынок балеристки, с наивными голубыми глазками, вечно
выставляющий его идиотом, до последней буковки выполняющий его приказы.
Тупой, как пробка! Приказ "убрать все в кают-компании!" он выполнил
лихо... загородив коридор всей мебелью из оной и сложив ее пирамидой.
Сволочь! Весь корабль ржал втихую за спиной Рябина, он это точно знал!
О, младший офицерский состав в полном составе и ниже на военном
крейсере под его началом отличался вопиющим неуважением к старшим по
званию. И это было необходимо исправлять. Ничего, вот отведет он свой
крейсер подальше, он их всех в бараний рог скрутит. Будут по струнке
ходить и честь отдавать, вытянувшись во фрунт!
- Вольно. С прибытием.
"Чтоб ты провалился!"
***
Как и подозревал капитан, мальчишка оказался нагл и неотесан.
- Кто, я вас спрашиваю, это сделал?! Какой идиот приказал это сделать?!
Я тебя спрашиваю, лейтенант!
- Ты, товарищ капитан.
Рябинин онемел и пошел красными пятнами. Все рядом стоявшие и
оказавшиеся поблизости так и обмерли, мечтая исчезнуть или хотя бы
отмигрировать касатками к докам корабля. Все искренне посочувствовали
Иильсу, зная дурной нрав капитана.
- Все - вон! А ты, стоять!
Вскоре перед капитаном остался только лейтенант.
- Сколько вы носите погоны, младший лейтенант Иильс?
- Год и шесть месяцев, товарищ капитан.
Рябинин нехорошо смотрел на фиксианина. Да черт с тем, что у того шесть
рук, да глазки раскосые! К черту, что этот щенок безусый, тощий, как
кузнечик, супротив него стоит! И плевать, с какой он планеты и какой там
расы! Без году неделя, как погоны нацепил, а смеет наглость проявлять!
- Я служу двадцать лет... и не вам, младший лейтенант, мне "тыкать"! Я
старше вас по званию, и я здесь капитан!
- Так точно, - Иильс напряженно ответил ему, но в глазах было полное
непонимание. - Но ты же один... когда много людей говорят "вы".
Ах ты...!
Рябинин зло выдохнул сквозь зубы. Злость захлестнула с головой. Не
понимает он!?! Как же...
- Вы нуждаетесь в объяснении и воспитании! Юст! Заблокировать двери!
***
- Янсон!
- Шо?! - Буран вздрогнул, когда из-за какого-то механизма вынырнула
голова Ким, перемазанной машинном маслом и бог знает чем еще.
Невнятная речь объяснялась зажатой в зубах отверткой, а общий дикий вид
и сердитый взгляд вызывали желание подойти попозже. Как девушку Всеволод
ее физически и даже разумом признавать не мог. Рядом с его маман и ее
балетной труппой Ким была... э-э-э... даже рядом не стояла. Ни в каком
качестве.
- Шо надо-то?! Нашвиданиенепойду! Убью! - нечленораздельно-сердито
отозвалась голова.
- Норн нарвался на капитана.
- Хто?
В машинном постоянно были какие-то неполадки. Но что взять со старого
крейсера, чуть ли не первого поколения? На таких отрабатывают первые
годы службы лейтенантики да неудачники всех мастей, вплоть до капитана,
которому выше своего третьего ранга не прыгнуть никогда. Всеволод
отчаянно надеялся, что долго здесь не задержится. То, что Ким не поняла,
о ком он говорит, было неудивительно. Она, выползая из машинного,
перенимая манеру механиков, вообще подчас ничего и никого не замечала. А
ведь с лейтенантом Иильсом точно говорила, как он помнил.
- Фиксианина помнишь? По распределению его к нам всунули!
Ким вытащила отвертку из-зо рта и серьезно кивнула.
- Помню. А что случилось?
- Тыкал капитану. В лицо сказал "ты".
Ким молча моргнула. Зависла на минуту, переваривая сообщение.
- Капитан выгнал всех, а его оставил.
Новые вводные дали пинка умственным способностям Ким.
- Ох, е...
Не то слово.
- Пшли! - Ким сцапала его за руку и потащила за собой.
Притащив в какой закуток между механизмами, трубками и проводами, она
подскочила к сенсорному допотопному искину и включила его.
- Шас-щас! Включим! Ну же давай, старичок... чертово корыто! Будь
проклят день распределения!
- Что ты делаешь?
- Хочу подключиться к системе связи в рубке! Или они в офицерской?
- В офицерской.
- Сразу говорить надо! Это проще!
Ким что-то вбила в бортовой искин, что-то щелкнуло и...
Звук удара оборвал дыхание.
- ... щенок! Держи его! Тупой автомот... Лежать! Молча! Языка не
понимаешь?! Ты у меня заговоришь по уставу! Четко! Правильно и сразу!
Таких, как ты, у нас раньше на флоте очень просто учили! А младший
лейтенант, это не офицер! Это ноль без палочки! Хуже, чем рядовой матрос!
- Вы не имеете права! По уставу... что ты делаете!?!
Ким и Всеволод с ужасом смотрели друг на друга, не веря тому, что слышали...
- Ничего... отведаешь у меня офицерского ремня... выучишь, как со
старшими по званию разговаривать. Вот тебе раз!
Резкий хлопок по чему-то.
- Дергаешься? Держи его крепче! А ты молчи, щенок! А то я протранслирую
твой голый зад по всему кораблю! Лежать!
Удар. Еще удар... Ким побелела, в ярости сжимая кулаки.
- Больно, сучонок?! Больно?!
- Да я убью его! - Ким рванула мимо Бурана, но тот схватил ее, удерживая.
Та забилась, вырываясь.
- Ты что делаешь?! Пусти!
- Мы не можем открыть двери! Ким, ты хочешь опозорить его?!
Ким застыла, смотря на него диким взором. Всеволод в этот миг ненавидел
Рябинина до глубин души и врезал бы ему не задумываясь. Но мчаться на
помощь Норну, ломиться в запертые двери... привлечь всеобщее внимание,
чтобы... чтобы что? Чтобы все увидели избитого, со снятыми штанами и
бельем Норна?
Всеволод бы после такого повесился. Это же... позор.
...тяжелое дыхание по связи. Все новые и новые хлопки...
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Новый удар... даже по связи был силен. В дело вступил второй автомот
капитана. Оборвавшийся вскрик.
От каждого нового удара и оборвавшегося крика, что временами прорезался,
сжимались кулаки. У Всеволода горела от жара лицо и хотелось что-то
сломать. Ким трясло от злости и ее губы бессвязно что-то шептали.
Удары, удары...
- ХВАТИТ!!
Удар. Крик в голос.
- Пожалуйста!
- Ничего, ничего... плачь! Плачь, лейтенант! Еще пяток ударов по заду
пряжкой, Вест!
Последовавшие удары и крики не выдержавшего избиения фиксианца чуть не
вынули душу. Ким саданула кулаком по старому треснувшему экрану искина, и
тот сломался, коротко сверкнув. В машинном закутке встала тишина...
***
Ким и Всеволод, дождавшись отбоя, не желая кого-то вмешивать в
произошедшее, пробрались к небольшой каюте младшего лейтенанта Иильса.
На вызов никто не открыл двери.
- Не открывает.
- А ты бы открыл? - сердито огрызается Ким.
- Взломать можешь?
Через минуту дверь тихо отошла в сторону. Ким и Всеволод, оглядев
коридор и убедившись, что не привлекли лишних глаз, нырнули внутрь
открывшейся каюты. Фиксианец лежал на кровати лицом вниз и даже не
пошевелился при их появлении.
- Уйдите...
- Эй... - Ким скользнула к нему, присела на край койки и положила руку
ему спину.
Фиксианец крупно вздрогнул. Ким закусила губу, смотря на него. Взгляд
скользнул вниз. Бездумно потянулась, и пальцы почти невесомо коснулись
рубашки, приподымая... выше пояса по глазам резанули багровые полосы,
что уходили под одежду... Иильс дернулся под ее рукой, когда она чуть
потянула за пояс штанов вниз. А потом обреченно ткнулся лицом в подушку.
Багрово-фиолетовые полосы, кровавые ссадины, перетекающие в откровенные
синяки. Затошнило.
- Я убью этого ублюдка! - хрипло воскликнул Сева.
Ким молча достала мазь, часто выручавшая и унимавшая боль в ее непростом
детстве. Холодный гель лег на пальцы, растекаясь от ее тепла, и она
очень осторожно, едва касаясь истерзанной кожи, стала втирать его.
Медленно, осторожно... чтобы больше не было больно. Уж она-то знала, как
может быть больно от офицерского ремня...
- Ты не думай... - тихо шепчет она. - Меня тоже били...
Глава 2
Автомоты, бездушные куклы с пустыми глазами. Под синтетической плотью
железо и провода. Верхние пары рук зафиксированы стальной хваткой -
одной рукой автомот удерживает верхние руки, второй средние. Оставшиеся
на свободе нижние в слишком неудобном положении, и все, что он может, это
бессильно стискивать их в кулаки.
Двумя рывками с тела сорвали одежду, задрали рубаху и стыд перехватывает горло.
ЗА ЧТО?!
- Я тебя научу по уставу говорить... вот тебе раз!
Резкий удар по оголенной пояснице у самых ягодиц. От потрясения, еще не
верящий происходящему, он вздрагивает всем телом. А под нос сунули
кожаный белый ремень космофлота.
- Я тебе вот этим пропишу правила поведения!
Сложенный вдвое ремень, как ядовитая змея, а нависший человек опаляет
злобой и бешенством. Сквозь которую пробивается гнилостное удовлетворение и
наслаждение. Это потрясает не меньше. Ну, не может, не может тот, кто носит
погоны офицера космофлота Содружества, быть таким! И делать такое не может!
ЗА ЧТО?!
Он не может понять... за какое-то слово, которое он неправильно
использовал в речи?!
Да. И новые удары жалят, жалят кожу, впечатываясь в ягодицы, раскрашивая
розовыми полосами.
- Это не больно! Это тебе затравка! Что дергаешься?! Стыдно, сучонок?!
Закрыл рот!
Вырываться бесполезно, горло сжимает от спазмов то ли тошноты, то ли
просто от боли. И тут наискось, снизу вверх, поддевая пряжкой ягодицу,
прилетает страшный болезненный удар. Из глаз брызнули слезы, а из горла
вырвался вскрик. Эмофон рядом просто полыхнул животным удовлетворением, и
на него обрушились все новые и новые удары ремня. Боль ослепляет, душит
обидой и стыдом, и тут краткая передышка. Его передергивает от
отвращения и брезгливости, когда капитан вновь подносит ремень к его
голове и гладит свернутым ремнем по его щеке.
- Ты у меня запомнишь, что такое офицерский ремень. Ничего, всех так
воспитывали раньше! И хорошие офицеры были! Ты, щенок зеленый, запомнишь
урок. Что за офицер, не знающий на коже линька? Другим прописывать
будут, знать будешь!
И на голову по-отечески ложится рука, будто утешая в поглаживании. От
этой дикой фальши Норн вновь дергается, пытаясь уйти из-под ладони и
стряхнуть ее с себя.
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Капитан бросает ремень второму автомоту и тот, механически двигаясь, подходит
к столу, на котором лежит грудью Норн. Нет-нет-нет... он же не может?!
Страшный удар будто хочет сорвать кожу с уже пылающих огнем ягодиц. Крик
срывается с губ.
- Давай-давай! Сильнее звереныша! Обтеши лейтенантика!
Удар.
БОЛЬНО! Больно! Он отчаянно выворачивается из стальной хватки первого
автомота, но все бесполезно. Слезы слепят и текут по лицу, а над ним
вновь и вновь вздымается кожаный тяжелый ремень, с силой впечатываясь в
тело и отставляя кровавые красные полосы, срывая-прорывая кожу, и чувство
стыда заглушается одной лишь болью. Пальцы в волосах.
- Терпи... терпи, лейтенант... ай, сладко тебе? Плачь... это тебе полезно!
Сквозь ослепляющую боль и тошноту от эмофона, гнилостного
болотно-ржавого цвета, в Норне подымается волна отвращения и ненависти.
И рука на голове, эти поглаживания, это фальшивая забота и участие в
голосе все скручивают внутри.
И тут все перешибает лютый удар наискось через исчерченный полосами зад,
и Норн кричит от боли, оглохнув от нее.
- НЕ НАДО!
Он не может, не может больше!
БОЛЬНО!
- ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА!
И неумолимое-довольное:
- ...Еще пяток ударов по заду пряжкой, Вест!
Норн, ослепнув от боли, не осознает, в какой миг его отпускают руки
автомота. Он сползает на пол, сжимаясь в комок, и по острому лицу текут
ручьи слез.
- Ну-ну, успокойся... ты молодец, парень! - рука капитана на
вздрогнувшей спине и утешающий голос. - Ничего, крепче будешь! Стыдно? А
ты молчи, никто слова не скажет. Нельзя старшим тыкать, звание не
уважать. Ну-ка, оправься, оденься! Что дергаешься? Не буду больше бить,
хватит с тебя сегодня. Я же тебя по-отечески, в пользу порол...
Норн отшатывается, вставая на подгибающиеся ноги.
И видит, как капитан спокойно застегивает пояс на кителе.
Горло вновь перехватывает.
***
Он не помнил, как добрался до каюты. Все внутри дрожало, обрывалось, а
тело горело от боли. Заблокировав дверь каюты, рухнул на узкую
койку-кровать, сминая пальцами покрывало и утыкаясь лицом в подушку.
Вновь потекли слезы. За что? За что так?! Он же... он же не хотел ничего!
У капитана дурной нрав. Держись от него подальше! Сколько раз это ему
говорили?
Да, сложный человек, странный... придирчивый, перед которым воротничок
рубашки не расстегни. И форма всегда на тебе должна опрятно, не "криво"
сидеть. И чтобы пряжка ремня блестела, как надраенные автомотами полы в
коридорах. Норн старался. Отчаянно старался не ударить в грязь лицом, и
тихо радовался, когда капитан, окинув пристальным придирчивым взором,
лишь сухо поджимал губы и кивал, признавая достойный вид.
И вот теперь...
От стыда и унижения хотелось умереть.
И вот эти вот утешения!
И почему капитан испытывал наслаждение?
Думать не хотелось. Ничего не хотелось! И вот бы никогда не выходить за
двери этой каюты!
Сколько Норн так пролежал, уткнувшись лицом в подушку, он не помнил.
Боль в исхлестаной нижней половине тела будто налилась и пульсировала,
тянула кожу, и тело невольно вздрагивало, будто вспоминая стальные
свирепые удары. Хотелось скулить от боли, и он прикусил зубами кончик
подушки. И тут позади него открылась дверь каюты... его обдало страхом.
Только не капитан!
Но в следующий миг по эмофону вошедших опознал блондинистого Бурана и
вечно чумазую Ким.
- Уйдите... - зачем они пришли?!
Он не хотел, чтобы кто-то его видел после всего этого!
- Эй, ну что ты... - спины коснулась ладонь Ким.
И он невольно вздрогнул. А потом... от стыда хотелось провалиться.
Исчезнуть и перестать быть. Ким бережно потянула одежду и рвано выдохнула.
- Я убью его! - от фонящего жалостью и желанием помочь Бурана полыхнуло
яростью.
Пальцы Ким оторвались от него, и он сглотнул, заталкивая слезы подальше.
А потом тонкие пальцы вновь коснулись истерзанной кожи, чем-то холодным
и оттого обжигающе пройдясь по рубцу. Но стараясь не причинять боли.
Норну вдруг стало резко все равно. Все они уже знают и видели... и
уткнулся лицом в подушку еще сильнее. А пульсирующая боль под пальцами
Ким будто утихала...
- Ты не думай... меня тоже били... - еле слышно.
- Он?!
Два голоса слились в один. Норн, даже забыв о боли, дернулся,
приподымаясь на руках и оглядываясь на Ким. Смотрит и не верит. Ким
били?! Вот эту девушку, худую, нелепую, мил... эмофон Бурана рядом
наливается красным яростным отсветом, а от того, как он сжал кулаки,
вздулись вены на руках.
Ким непонимающе смотрит на них.
- Нет, не он.
Говорит так, что ясно - правда.
- Кто? - в голосе Бурана звучат рычащие бешеные нотки, и Ким переводит
непонимающий взгляд на него.
- Мой отец, - говорит она.
Ким не может понять, почему эти двое так на нее смотрят? Били сейчас
фиксианца, Норна, а не ее. Нет, она знает, что люди и прочие часто
прикрывается словами о чувствах - жалости, доброты, симпатии... любви.
Но для самой Ким эти слова лишь тени, лишенные в основном смысла. Сама
она способна на самые примитивные из них... голод, жажда, злость,
усталость, боль... что же поделать, если она ущербная на всю голову?
Ненормальная, как говорил отец.
Ей не нравится, как смотрит Буран. Он порывается что-то спросить, но
обрывает себя. Норн садится боком и берет ее за руку. Она непонимающе
хмурит брови.
Кажется, она опять сделала что-то ненормальное.
- Я опять сделала что-то не то? - неуверенно спрашивает она.
- Ты... Ким! - Буран качает головой, и садится на единственный стул в каюте.
Ким не хочет больше оставаться здесь. Все слишком... не так. Не стоило
открывать рот. Все испортила. Теперь и эти двое будут смотреть на нее,
как смотрели на пустынном Марсе в колонии-поселении.
- Простите, - безэмоционально говорит она. - Я знаю, что веду себя
странно. Я пытаюсь... быть как все. Но я все равно веду себя странно.
- Да нормально ты себя ведешь! - не выдерживает Буран.
- Только в машинном. Так легче притворяться, - с горечью огрызается Ким,
почти выдергивая ладонь из руки Норна.
Подымает глаза на него, в который раз отмечая невероятный цвет радужки -
фиолетовый с тонкими золотыми прожилками, едва заметными...
- Я знаю, чего ты боишься. Что все знают. Но всем плевать. Кто-то
усмехнется, кто-то что-то скажет за спиной пару раз... а большинство
завтра не вспомнят. Я знаю, на Марсе так все себя вели. Люди и остальные
только притворяются, что им есть до тебя дело.
- Я тоже притворяюсь? - возмутился Всеволод.
Ким дергает с досадой плечами.
- Возможно ты веришь... во все это. Но на самом деле нет. Мне доступны
только примитивные чувства.
Всеволод явно не может опять найти слов про ее ненормальность. Вот и
хорошо. Она кладет тюбик геля на прикроватный столик и говорит Иильсу,
не смотря на него.
- Он хорошо помогает. Я много раз им пользовалась раньше. Боль снимает и
заживляет. Еще на ночь и утром, потом уже терпимо. Ничего не говори.
Она встает и, скомкано проговорив "до завтра", спешит уйти. Фактически
сбегает, отрицательно мотнув головой на голос блондинистого Бурана. Ей
не по себе. Завтра эти двое уже и не вспомнят о ней. Люди не стремятся
общаться с теми, кто видел их боль. Фиксианцы вряд ли отличаются от них.
Так что завтра эти двое пройдут мимо нее.
Что на нее вообще сегодня нашло?
Во всем виновато то пиво, которым ее угостил Стью из машинного...
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Глава 3
Рябинин был потомственным военным. На протяжении последних семи
поколений каждый второй мальчишка семьи служил всю жизнь до самой
выслуги... или умирал, исполняя долг. Мало кто не шел по военной стезе,
но тогда становился врачом. Никакой другой альтернативы для мужчин семьи
Рябининых не было. И сам капитан не представлял себе другой жизни.
И все предки служили во флоте... это он, по новому времени, стал
офицером космофлота... просто потому, что морской флот на Земле был
упразднен и расформирован.
Но вот традиции тщательно лелеялись и сохранялись в памяти.
И он не видел ничего ужасного в телесном наказании. И дело было даже не
в том, что капитан был садистом. Как говорил прадед, "кто ведал линька,
руки не распустит". Было время, сие не миновало и его. И был он тем же
желторотым юнцом, что поротый им лейтенант. Семейная традиция - получил
погоны, получи и порку. Вот так "обмывали" и отпускали в службу. И это
давало плоды... Рябинин был придирчив, въедлив, дисциплинарными
взысканиями сыпал щедро, и "упал-отжался" им практиковалось рьяно и
безжалостно. Зато на корабле царил идеальный порядок. А то, что
самодуром звали и нрав ругали, так что делать? Он не семи пядей во лбу,
и не адмиральские погоны ему носить, так хоть капитанские оправдывать и
дело выполнять как можно лучше, не допуская "болтания" состава.
Был ли он прав, давая себе волю с Иильсом? Так вопрос перед ним не
стоял. Был.
Утром мальчишка в офицерскую столовую не явился. Но дело объяснимое,
сидеть ему было бы мучительно трудно. Рябинин за столом оглядел старший
состав и остался доволен. Никто не проявил никаких эмоций по поводу
отсутствия младшего лейтенанта за столом. Единственный из трех
лейтенантов, Всеволод Буран, находился в дальнем конце стола, и его
рассмотреть было затруднительно. Как все офицеры стоял перед своим
местом и молча сел по его разрешению с остальным составом. Вот еще
добрая традиция... всем офицерам вместе за одним столом быть. И прием
пищи начинать с приходом старшего по званию и с ним же заканчивать. Это
задавало определенный порядок.
Рябинин был благодушен этим днем.
И заприметив в коридоре после Иильса, сам подошел к нему. Юнец, заметив
капитана, развернулся, по стойке смирно отдал честь, и капитан благостно
кивнул, придирчиво оглядев с ног до головы. И остался вновь доволен.
Форма как влитая сидит, и фуражка уставная чищена.
- Как вы, лейтенант? - спросил он.
- К службе готов, товарищ капитан! - и смотрит ровно перед собой, мимо
капитана.
Только напряжен больно. Капитан чуть усмехнулся. Молодец, парень. Не
забился в каюту, как зверек. Сопли на кулак не мотал, имел смелость
выйти и держать себя правильно. Видно, не перешибить ремнем! Славный
офицер вырастет!
- Не в обиде, младший лейтенант Иильс?
- Никак нет, товарищ капитан!
- Хвалю, - Рябинин был искренне доволен мальчишкой-фиксианцем.
Может, и выйдет из него толк?
Странное чувство завладело Рябининым. Будто он был причастен в некой
степени к становлению этого юноши. Пожалуй, иные назвали сие чувство
отцовским, но Рябинин этого не сознавал. Он просто был доволен.
- Доволен вами. На сегодня вам увольнительная. Можете быть свободны.
Лейтенант поблагодарил, отдал честь вновь и отступил в сторону.
Нет, все же хорош!
***
Всеволод едва держался.
Все в нем кипело от ярости. Если вначале он был потрясен и не мог
понять, как же так-то?! То с каждым прошедшим часом в нем все сильнее
подымалась волна ярости и злости, обиды за товарища перед капитаном.
- Норн, как ты... - Всеволод проглотил слова, рвущиеся с языка, и стоило
капитану исчезнуть из виду, подошел к товарищу. Встревожено всмотрелся.
Тот бледно чуть улыбнулся.
- Нормально.
Всеволод почувствовал себя полным дураком. Как тот должен был ответить?!
Еще бы спросил по-детски наивно "сильно больно?".
- Вот, ты голоден наверно? - захватить из автомата горячий кофе и
разогретую булку было несложно.
На самом деле офицерским составом такое не приветствовалось. Максимум
можно было взять бумажный стаканчик с кофе, но сейчас мало шансов
нарваться на кого-то из старших. И Всеволод протянул Норну добытое.
- Спасибо, - Норн принял подношение, хотя сразу определил в стаканчике
горький напиток. Кофе он не пил, слишком на его взгляд тот был
непривычен... но не обижать же Всеволода?
Тот думал о нем.
Крученная, слоенная булочка, будто пропитанная масляно-сахарным сиропом,
была восхитительна. На Фиксе выпечка не была распространена, это было
исключительно "инопланетным" лакомством. Но Норну нравилась земная
кухня... большей частью. Хотя зелени и фруктов в питании космофлота было
удручающе ничтожно мало.
- Я чуть не взорвался, когда он к тебе подошел, - тихо признался
Всеволод, отойдя с ним в сторону, от основного коридора.
Это Норн почувствовал. Эмофон Всеволода пылал огнем на сто метров
кругом, да и сейчас дрожал рябью злости и возмущения. В отличии от
капитана. Эмофон последнего лучился довольством и... гордостью.
Направленной на него, Норна. Это сбивало с толку и вызывало отчаянный
протест внутри. Ему понадобилась вся воля духа, чтобы остаться спокойным
и отвечать этому человеку ровно. Но внутри все еще крутило и обрывалось
от воспоминаний.
Как трудно было сегодня встать, одеться и выйти... и страшно ожидать в
чужих взглядах ЗНАНИЕ.
Вот только Ким была права.
Большинство взоров ничего не выражало, кроме сочувствия. Лишь один
сержант негромко поинтересовался, сильно ли его "пропесочил" капитан
вчера? "Пропесочил"! Вот как это называется?! И часто ли так поступал
капитан с другими, если сейчас никто не обратил особого внимания на его
состояние и то, что было с ним?
Видимо, достаточно часто...
- А Ким ты не видел? - спросил он.
Всеволод догадался, что он не хочет говорить о капитане.
- Нет, механики завтракают в общей столовой. Не по чину им с "высокими"
сидеть, - и вновь в его голосе злость.
Норн этого обыкновения и правила тоже не мог понять. Но не для того ли
он просился в космофлот земного сектора? Любопытно было. Вот теперь и
удовлетворяй свое любопытство и узнавай новое, горько подумал он. Тело
ныло тупой болью, но если не... касаться стен и стульев, не садиться и
не делать резких движений - терпеть вполне можно. Но смотреть на себя в
зеркало утром было страшно. Правда, выйти за пределы каюты было еще
страшнее...
***
Вся благодушность капитана исчезла в машинном. Вот черт его дернул
самолично провести проверку!
И сейчас он медленно наливался дурной краской. На десятой минуте
проверки тонкую гибкую трубу справа от него вдруг сорвало и в него
ударила струя жидкости из сегмента фильтров. Он едва успел загородить
лицо рукой в перчатке и тем самым возможно спас себе здоровье. Смотря на
отвратительную тягучую жидкость, часть которой все же прилетела ему в
лицо, Рябинина заколотило.
Да сколько можно!
Бешеный его взор разом нашел среди механиков лейтенанта Янсона,
приставленная к данной смене руководством.
- Янсон, подойди...
Механики враз поняли, что дело плохо. Янсон было откровенно жаль.
Хороший был лейтенант, ручки трудить не боялась, в технике разбиралась,
дурных приказов не отдавала... но вот не везло ей категорически! В
очередной раз вызвать гнев капитана! Хотя тот накануне так сорвался на
лейтенанте-фиксианце, что сказать страшно... кто-то даже вроде бы слышал
крики... но этим утром кто-то его видел живым.
Может, и в этот раз обойдется?! Лезть под горячую руку никто не хотел!
Янсон подошла ближе, и капитан молча, нехорошо смотря на нее... вытер
руку в перчатке об ее военный комбинезон механика. С усердием, дочиста,
размазав всю субстанцию большим разводом по одежде. В машином стояла
небывалая тишина. А Янсон даже не дрогнула, смотря на капитана
нечитаемым взглядом. После капитан вынул из ее нагрудного кармана
белоснежный платок, оттер лицо и затолкал изгвазданную тряпку назад в
тот же карман.
- Еще одна поломка при мне... и вы вылетите с корабля, лейтенант Янсон,
- проговорил тяжело капитан.
После чего тяжело обвел всю смену взором. Рядовой состав молчал, боясь
шевельнутся и вызвать еще больше неприятностей.
- Полагаю, вы каждый день меняете батарею фильтров очистительной системы?
- Так точно, капитан, - ответила ровно молодой офицер.
Капитан холодно кивнул.
- Заменить сейчас. При мне. Вы сделаете это сами, Янсон. Не обесточивая
блок. Без перчаток.
Механики поразились. Он с ума сошел?!
- Есть!
Янсон приступила к делу, в то время как капитан ткнул пальцем в
предательскую трубу рядом, велев другому механику исправить
непотребство. И вот это была полная ерунда...
Не обесточенный блок, стоило вынуть из него батарею, резко искрил.
Огненные искры при установке новой жалили беззащитную кожу. Лицо
девушки было бледно и застыло в маске, не проявляя чувств. В течении
пяти минут она выполнила приказ и встала перед капитаном.
- Приказ выполнен, товарищ капитан.
- Надеюсь, работа сделана верно, - ответил тот и, отвернувшись, со своим
"адъютантом" направился вон из машинного.
***
Ким сидела в закутке машинного, молча обрабатывая руки обеззараживающей
жидкостью. Та яростно щипала, и губы девушки обесцветились от молча
переносимой боли.
- Ким, ты здесь?
Всеволод резко встал, уставившись на Янсон. На ее руки. Вся кожа была
посечена крохотными росчерками ожогов, из некоторых блестело красным.
- Все в порядке, - бесцветно отозвалась Ким.
Она достала из кармана знакомый тюбик геля, и тонкими пальцами открутила
крышку. Прозрачный гель лег на кожу, и она стала медленно втирать его в руки.
- Ты работала без перчаток? - негромко спросил Норн, выступая из-за
спины Всеволода.
Ким качнула головой.
- Да. Так приказал капитан. В наказание за поломку. Их слишком много на
этом корабле.
Корабль был очень стар и по-хорошему давно должен был быть списан. Вся
механика была изношена и дышала на ладан. Но капитану это не объяснить...
Глава 4
Получив официальную увольнительную, Норн на законных основаниях не
явился в офицерскую столовую за общий стол. Но следующий день такой
милости ему не явил. Можно было пропустить завтрак, но перед собой можно
было открыто назвать это трусостью. А какие-то три месяца на старом
крейсере уже внушили ему отчетливое понимание, как будет трактовано
такое поведение окружающими людьми. А люди трусость считали самым
страшным и непрощаемым.
Он чувствовал себя откровенно больным и разбитым, явившись на второй
день в офицерскую столовую. Его лихорадило, а тело и сейчас было
наполнено тупой ноющей болью. Внутренний страх считать насмешки в
эмофоне окружающих не оправдался. Большинство предпочло его не заметить,
а у трети эмофон был наполнен сочувствием. Но все промолчали.
- Прошу садиться, - послышался голос капитана.
Вместе со всеми Норн сел на жесткий стул, едва вздрогнув от
прострелившей боли. Напротив, от Бурана, полыхнуло беспокойством, и он
поднял на него взгляд. "Все нормально", одним коротким взглядом на
побледневшем лице, сказал он. То, как Буран стиснул в руке вилку, а эмофон
наполнился багровым яростным отсветом, показало, что Норн его не убедил.
Норн и себя убедить не мог в том. Сидеть было мучительно, держать лицо
было трудно, а затолкнуть в себя еду и запить безвкусной газированной
водой было настоящим испытанием.
- Вы выглядите больным, лейтенант Иильс. Зайдите ко мне после завтрака,
- приказал Рябинин.
Внутри будто крутануло внутренности, но выбора просто не было.
- Не ходи, - Всеволод схватил за руку, когда они отстали от остальных.
- Я должен, сам понимаешь, - негромко ответил Норн, мечтая о нападении
пиратов, разгерметизации старого крейсера, отказа всех систем
жизнеобеспечения... все что угодно, лишь бы не идти к капитану!
- Если он тебя хоть пальцем тронет... - Всеволода явственно тряхануло.
Не надо было быть фиксианином, чтобы почуять желание лейтенанта кого-то убить.
- Не тронет, - голос Норна прозвучал твердо.
Говорят, они не умеют врать... говорят, не умеют ненавидеть, и читают в
душах своей эмпатией... все это было ложью.
***
- Вижу, лейтенант, вы не в форме, - заметил Рябинин, стоя рядом со своим
столом.
- Я готов к службе, - с трудом ответил Норн, настороженно смотря на него.
Застывшие в углах кабинета фигуры автомотов-киборгов яростно
свидетельствовали, что все опять могло повториться... мог ли он успеть
выхватить бластер и пристрелить их при угрозе? И капитан... нет, на него
нельзя... это будет конец. Всему на свете...
- Отрадно слышать. Я должен сказать, Иильс, что вы не первый и, уверен,
не последний. Офицерский ремень предельно ясно дает понять, что тебе
ценно... звезды, космофлот, погоны, что на твоих плечах... на что ты
готов ради всего этого? Или, испугавшись его, подожмешь хвост и сбежишь
на гражданку, мотая на кулак сопли и хныча, как ребенок? Если ты не
способен переступить через себя и свою гордость, то на что хватит твоей
храбрости? Если перед этим...
Капитан снял ремень с кителя, складывая его, и Норн отчаянно побелел,
сравнявшись по цвету с кантом на мундире.
- ...ты готов бежать? Лейтенант?
Горло перехватило, а взгляд будто прикипел к белой ленте в руке капитана.
Будто свернувшая кольца ядовитая змея...
- Я не трус, - собственный голос, словно чужой.
- В вашей храбрости мне бы хотелось убедиться, - жестко ответил Рябинин.
- Десять ударов. Десять, и это больше никогда не повторится. Молча. Без
просьб прекратить, без унизительных просьб не делать этого и прочего.
На молодого лейтенанта страшно смотреть. Но Рябинину смотреть хочется
вечность. Как же он боится! Какой страх может внушить какая-то кожаная
лента в руках! Вот и посмотрим, из какого ты теста, лейтенант Фикса! И
Рябинин резко щелкает сложенным вдвое ремнем. Иильс крупно вздрагивает,
отшатываясь.
Он же даже шага к нему не делает.
- Значит так, лейтенант! - жестко и громко говорит Рябинин. - Хочешь
уйти? Чтобы я не использовал это? Жалеешь себя?!
Он показывает ремень.
- ...выходишь за дверь и снимаешь погоны. Пишешь по собственному и
сходишь в первом же порту!
Делает паузу. Мальчишка стоит, бледный как смерть.
- Или ты принимаешь эти десять ударов. Выбор за тобой.
Он замолкает и хлопает ладонью по столешнице. У юнца подрагивают губы,
он порывается что-то сказать, но, наталкиваясь на жесткий неумолимый
взгляд Рябинина, обрывает себя и сглатывает худым тощим горлом. Цыпленок
желторотый...
- Довольно, Иильс! - мужчина вновь ударяет ладонью по столу.
И к его радости, мальчишка делает шаг. Капитану неожиданно хочется
подбодрить юнца, сказать что-то утешающее, но нельзя... какой тогда
смысл во всем? Вместо этого он приказывает расстегнуть и спустить одежду
до колен, опереться ладонями о стол. Воздух в помещении становится
тягучим, будто патока, и мальчишка опускает глаза, подчиняется. А
Рябинин чувствует удовлетворение.
Молодец, лейтенант... молодец.
Ягодицы и кожа исхлестаны полосами в фиолетовые синяки. Кое-где
поджившие кровавые ссадины. Бить по такому, что пытку свершать. Но надо.
Надо юнцу это пережить, чтобы больше ничего более страшного в его жизни
не было. Чтобы впоследствии боль и унижение его не сломали. Пусть сейчас
это все переживет.
Первый удар безжалостно впечатывается в правую ягодицу, и тело на
инстинкте будто бросает вперед. Его выгибает, а зад поджимается.
Мальчишка глотает всхлип-вскрик.
- Встать ровно. Ладони в стол.
От второго удара брызнули слезы.
Терпи, терпи, мальчик...
От третьего откровенно плачет, кусая губы, давя крик.
Четвертый выбивает явственный крик боли.
- Еще шесть ударов, и ты свободен! Терпи!
Пятый и шестой ложится крест накрест, без секунды перерыва. С силой и
оттяжкой. Без всякой жалости и в полную силу. Руки у фиксианца дрожат.
- Выдержишь? Или мне приказать автомоту тебя держать?
Упрямо мотает головой.
Умница...
Седьмой удар бьет по самому черному синяку, и алые капельки крови
нехорошо брызнули из-под ремня.
Плохой удар. Неудачный. Рябинин клянет себя последними словами, а
болезненный крик разрезает воздух.
- Три удара. Три!
Последние удары короткие и резкие, быстрые, уже на излете. Хватит с него боли.
Рябинин смотрит с сожалением на ремень, а потом швыряет его на пол и,
развернув к себе юнца, обнимает за плечи, крепкой ладонью оттирая лицо
от слез.
- Вот теперь, лейтенант, я в тебя верю... молодец. И храбр. И стоек...
ну, довольно тебе! Хватит!
Лейтенант сглатывает слезы, слабо выворачивается из объятий. Стыдно ему
и мучительно больно. Рябинин все понимает, но рад как никогда. Хороший
же парень, настоящим офицером будет! И случись беда, слабины не даст.
Такого после, гни не гни, а не сломать через колено.
- Горжусь, сынок! - честно сказал, от души. - Будет тебе перевод в
разведкорпус. А на крейсерах пусть планктон плавает!
***
Всеволод враз все понял, увидев хрупкого Иильса через коридор от
капитанского. Рванулся, подбежал, обхватив за плечи.
- Он?! Опять?! - почти прорычал он.
Норн слепо, отрицательно мотнул головой. Врал. Бурана скрутила ярость.
Сволочь, какая же сволочь этот капитан!
- Лейтенант? - голос за спиной заставил обернуться.
За Бураном, смотря на него и на Иильса, стоял сержант, смотря на них
цепким взором.
- Вы бы отвели товарища в каюту, лейтенант... - странно сказал сержант,
смотря на них долгим нехорошим взглядом. - Космическая лихорадка такое
дело... за три дня не пройдет, отлежаться надо. А в медблок звякните,
таблетки робот принесет. А больничный автоматом выйдет.
Сержант был старше Бурана, и сейчас раздираемый гневом, в полном
раздрае, Всеволод даже не осознал всей неправильности поведения сержанта.
- Я в форме... - проговорил Норн.
- Да уж я вижу! - вспылил Буран, потащив его в сторону личных кают. -
Говорил же!
По пути встретили Ким, которая с первого взгляда все поняла. В каюте
Норн уже знакомо лег на койке, зарывшись лицом в подушку. И лишь плечи
мелко вздрагивали, пока Ким осторожно подняла на нем рубаху, помогла
спустить одежду и вновь взялась на чертов гель. Всеволода замутило, а
кулаки сжались сами собой. Развернувшись, он вылетел за дверь.
К черту!
Все к черту!
Он больше не позволит...
- ...вы, капитан, не имели права...
Ворвавшийся в двери Буран и не заметил давешнего сержанта. Зато
перекошенного от ярости капитана увидел враз. И налетел ураганом, врезав
от всей души по ненавистной морде. Трибунал?! К черту! Хоть расстрел!
***
- ...едва оттащил. Буран, он и есть буран, полное соответствие, - с
легкой усмешкой в голосе сказал "сержант".
- И трибунала не побоялся?
- А хоть расстрел, - кивнул старшему по званию офицер контроля. - Так и
сказал. Молодой, дурной, но за друга был готов в петлю полезть.
- А Иильс молчит значит?
- Как партизан молчит. Пытай не пытай, да в медблоке и так все
расписали... черным по белому.
- Не ожидал я этого от Рябинина... потомственный офицер.
- Потомственный... а знаете, что он сказал?
- И что же?
- Парадкой да уставом бойца не выковать. Хоть ты гоняй его на учениях,
хоть не гоняй... их через боль да горнило закалять надо. А мы планктон
развели на кораблях.
- Так и сказал? - нехорошо спросил старший офицер.
- Так точно, товарищ контр-адмирал.
- Ну, и черт с ним, с этим Рябининым! Пусть со своей подбитой рожей на
гражданку по выслуге идет! Пенсии его не лишат, а на службе ему делать нечего!
- А лейтенанты? - спросил сержант. - Жалко, хорошие парни... да и
девчонка эта механик прекрасный. Это корыто без нее бы давно развалилось.
Контр-адмирал хмыкнул, пройдясь по кабинету.
- Самое удивительное во всем этом... что Рябинин всем троим наотличнейшую
характеристику выписал. Все лейтенанты от него через полгода со слезами
просились на перевод, ни один хорошей характеристики не получил. А Иильсу
в личное дело в тот же день направление на разведкорпус выписал.
Сержант выжидательно уставился на него.
- Уважим напоследок. Направления я подписал, и остальных лейтенантов...
переведем туда же.
- Так не станем наказывать лейтенанта Бурана?
Контр-адмирал грозно нахмурил брови.
- Выговор в личное дело и на год отложим присвоение нового звания... а
так пусть служит!
- А мне отпуск? Три года на этом корыте, адмирал!
- А вы, сударь мой, проведите проверку на "Тритоне", а уж потом в отпуск!
"Сержант" горестно вздохнул...
***
...через несколько лет, получив звание старших лейтенантов, им троим
пришли посылки. В каждом из которых лежал белый офицерский ремень.
- Ты его все еще помнишь? - спросила Ким.
Прошло двадцать лет, но старый крейсер в памяти до сих пор напоминал
зубной болью.
- Нет, - Норн, оправил китель, поправил фуражку. - Но в одном он был
прав тогда.
- И в чем?
- офицерский ремень ясно дает понять, что для тебя важно и какую цену ты
готов заплатить за него.
Рябинин был потомственным военным. На протяжении последних семи
поколений каждый второй мальчишка семьи служил всю жизнь до самой
выслуги... или умирал, исполняя долг. Мало кто не шел по военной стезе,
но тогда становился врачом. Никакой другой альтернативы для мужчин семьи
Рябининых не было. И сам капитан не представлял себе другой жизни.
И все предки служили во флоте... это он, по новому времени, стал
офицером космофлота... просто потому, что морской флот на Земле был
упразднен и расформирован.
Но вот традиции тщательно лелеялись и сохранялись в памяти.
И он не видел ничего ужасного в телесном наказании. И дело было даже не
в том, что капитан был садистом. Как говорил прадед, "кто ведал линька,
руки не распустит". Было время, сие не миновало и его. И был он тем же
желторотым юнцом, что поротый им лейтенант. Семейная традиция - получил
погоны, получи и порку. Вот так "обмывали" и отпускали в службу. И это
давало плоды... Рябинин был придирчив, въедлив, дисциплинарными
взысканиями сыпал щедро, и "упал-отжался" им практиковалось рьяно и
безжалостно. Зато на корабле царил идеальный порядок. А то, что
самодуром звали и нрав ругали, так что делать? Он не семи пядей во лбу,
и не адмиральские погоны ему носить, так хоть капитанские оправдывать и
дело выполнять как можно лучше, не допуская "болтания" состава.
Был ли он прав, давая себе волю с Иильсом? Так вопрос перед ним не
стоял. Был.
Утром мальчишка в офицерскую столовую не явился. Но дело объяснимое,
сидеть ему было бы мучительно трудно. Рябинин за столом оглядел старший
состав и остался доволен. Никто не проявил никаких эмоций по поводу
отсутствия младшего лейтенанта за столом. Единственный из трех
лейтенантов, Всеволод Буран, находился в дальнем конце стола, и его
рассмотреть было затруднительно. Как все офицеры стоял перед своим
местом и молча сел по его разрешению с остальным составом. Вот еще
добрая традиция... всем офицерам вместе за одним столом быть. И прием
пищи начинать с приходом старшего по званию и с ним же заканчивать. Это
задавало определенный порядок.
Рябинин был благодушен этим днем.
И заприметив в коридоре после Иильса, сам подошел к нему. Юнец, заметив
капитана, развернулся, по стойке смирно отдал честь, и капитан благостно
кивнул, придирчиво оглядев с ног до головы. И остался вновь доволен.
Форма как влитая сидит, и фуражка уставная чищена.
- Как вы, лейтенант? - спросил он.
- К службе готов, товарищ капитан! - и смотрит ровно перед собой, мимо
капитана.
Только напряжен больно. Капитан чуть усмехнулся. Молодец, парень. Не
забился в каюту, как зверек. Сопли на кулак не мотал, имел смелость
выйти и держать себя правильно. Видно, не перешибить ремнем! Славный
офицер вырастет!
- Не в обиде, младший лейтенант Иильс?
- Никак нет, товарищ капитан!
- Хвалю, - Рябинин был искренне доволен мальчишкой-фиксианцем.
Может, и выйдет из него толк?
Странное чувство завладело Рябининым. Будто он был причастен в некой
степени к становлению этого юноши. Пожалуй, иные назвали сие чувство
отцовским, но Рябинин этого не сознавал. Он просто был доволен.
- Доволен вами. На сегодня вам увольнительная. Можете быть свободны.
Лейтенант поблагодарил, отдал честь вновь и отступил в сторону.
Нет, все же хорош!
***
Всеволод едва держался.
Все в нем кипело от ярости. Если вначале он был потрясен и не мог
понять, как же так-то?! То с каждым прошедшим часом в нем все сильнее
подымалась волна ярости и злости, обиды за товарища перед капитаном.
- Норн, как ты... - Всеволод проглотил слова, рвущиеся с языка, и стоило
капитану исчезнуть из виду, подошел к товарищу. Встревожено всмотрелся.
Тот бледно чуть улыбнулся.
- Нормально.
Всеволод почувствовал себя полным дураком. Как тот должен был ответить?!
Еще бы спросил по-детски наивно "сильно больно?".
- Вот, ты голоден наверно? - захватить из автомата горячий кофе и
разогретую булку было несложно.
На самом деле офицерским составом такое не приветствовалось. Максимум
можно было взять бумажный стаканчик с кофе, но сейчас мало шансов
нарваться на кого-то из старших. И Всеволод протянул Норну добытое.
- Спасибо, - Норн принял подношение, хотя сразу определил в стаканчике
горький напиток. Кофе он не пил, слишком на его взгляд тот был
непривычен... но не обижать же Всеволода?
Тот думал о нем.
Крученная, слоенная булочка, будто пропитанная масляно-сахарным сиропом,
была восхитительна. На Фиксе выпечка не была распространена, это было
исключительно "инопланетным" лакомством. Но Норну нравилась земная
кухня... большей частью. Хотя зелени и фруктов в питании космофлота было
удручающе ничтожно мало.
- Я чуть не взорвался, когда он к тебе подошел, - тихо признался
Всеволод, отойдя с ним в сторону, от основного коридора.
Это Норн почувствовал. Эмофон Всеволода пылал огнем на сто метров
кругом, да и сейчас дрожал рябью злости и возмущения. В отличии от
капитана. Эмофон последнего лучился довольством и... гордостью.
Направленной на него, Норна. Это сбивало с толку и вызывало отчаянный
протест внутри. Ему понадобилась вся воля духа, чтобы остаться спокойным
и отвечать этому человеку ровно. Но внутри все еще крутило и обрывалось
от воспоминаний.
Как трудно было сегодня встать, одеться и выйти... и страшно ожидать в
чужих взглядах ЗНАНИЕ.
Вот только Ким была права.
Большинство взоров ничего не выражало, кроме сочувствия. Лишь один
сержант негромко поинтересовался, сильно ли его "пропесочил" капитан
вчера? "Пропесочил"! Вот как это называется?! И часто ли так поступал
капитан с другими, если сейчас никто не обратил особого внимания на его
состояние и то, что было с ним?
Видимо, достаточно часто...
- А Ким ты не видел? - спросил он.
Всеволод догадался, что он не хочет говорить о капитане.
- Нет, механики завтракают в общей столовой. Не по чину им с "высокими"
сидеть, - и вновь в его голосе злость.
Норн этого обыкновения и правила тоже не мог понять. Но не для того ли
он просился в космофлот земного сектора? Любопытно было. Вот теперь и
удовлетворяй свое любопытство и узнавай новое, горько подумал он. Тело
ныло тупой болью, но если не... касаться стен и стульев, не садиться и
не делать резких движений - терпеть вполне можно. Но смотреть на себя в
зеркало утром было страшно. Правда, выйти за пределы каюты было еще
страшнее...
***
Вся благодушность капитана исчезла в машинном. Вот черт его дернул
самолично провести проверку!
И сейчас он медленно наливался дурной краской. На десятой минуте
проверки тонкую гибкую трубу справа от него вдруг сорвало и в него
ударила струя жидкости из сегмента фильтров. Он едва успел загородить
лицо рукой в перчатке и тем самым возможно спас себе здоровье. Смотря на
отвратительную тягучую жидкость, часть которой все же прилетела ему в
лицо, Рябинина заколотило.
Да сколько можно!
Бешеный его взор разом нашел среди механиков лейтенанта Янсона,
приставленная к данной смене руководством.
- Янсон, подойди...
Механики враз поняли, что дело плохо. Янсон было откровенно жаль.
Хороший был лейтенант, ручки трудить не боялась, в технике разбиралась,
дурных приказов не отдавала... но вот не везло ей категорически! В
очередной раз вызвать гнев капитана! Хотя тот накануне так сорвался на
лейтенанте-фиксианце, что сказать страшно... кто-то даже вроде бы слышал
крики... но этим утром кто-то его видел живым.
Может, и в этот раз обойдется?! Лезть под горячую руку никто не хотел!
Янсон подошла ближе, и капитан молча, нехорошо смотря на нее... вытер
руку в перчатке об ее военный комбинезон механика. С усердием, дочиста,
размазав всю субстанцию большим разводом по одежде. В машином стояла
небывалая тишина. А Янсон даже не дрогнула, смотря на капитана
нечитаемым взглядом. После капитан вынул из ее нагрудного кармана
белоснежный платок, оттер лицо и затолкал изгвазданную тряпку назад в
тот же карман.
- Еще одна поломка при мне... и вы вылетите с корабля, лейтенант Янсон,
- проговорил тяжело капитан.
После чего тяжело обвел всю смену взором. Рядовой состав молчал, боясь
шевельнутся и вызвать еще больше неприятностей.
- Полагаю, вы каждый день меняете батарею фильтров очистительной системы?
- Так точно, капитан, - ответила ровно молодой офицер.
Капитан холодно кивнул.
- Заменить сейчас. При мне. Вы сделаете это сами, Янсон. Не обесточивая
блок. Без перчаток.
Механики поразились. Он с ума сошел?!
- Есть!
Янсон приступила к делу, в то время как капитан ткнул пальцем в
предательскую трубу рядом, велев другому механику исправить
непотребство. И вот это была полная ерунда...
Не обесточенный блок, стоило вынуть из него батарею, резко искрил.
Огненные искры при установке новой жалили беззащитную кожу. Лицо
девушки было бледно и застыло в маске, не проявляя чувств. В течении
пяти минут она выполнила приказ и встала перед капитаном.
- Приказ выполнен, товарищ капитан.
- Надеюсь, работа сделана верно, - ответил тот и, отвернувшись, со своим
"адъютантом" направился вон из машинного.
***
Ким сидела в закутке машинного, молча обрабатывая руки обеззараживающей
жидкостью. Та яростно щипала, и губы девушки обесцветились от молча
переносимой боли.
- Ким, ты здесь?
Всеволод резко встал, уставившись на Янсон. На ее руки. Вся кожа была
посечена крохотными росчерками ожогов, из некоторых блестело красным.
- Все в порядке, - бесцветно отозвалась Ким.
Она достала из кармана знакомый тюбик геля, и тонкими пальцами открутила
крышку. Прозрачный гель лег на кожу, и она стала медленно втирать его в руки.
- Ты работала без перчаток? - негромко спросил Норн, выступая из-за
спины Всеволода.
Ким качнула головой.
- Да. Так приказал капитан. В наказание за поломку. Их слишком много на
этом корабле.
Корабль был очень стар и по-хорошему давно должен был быть списан. Вся
механика была изношена и дышала на ладан. Но капитану это не объяснить...
Глава 4
Получив официальную увольнительную, Норн на законных основаниях не
явился в офицерскую столовую за общий стол. Но следующий день такой
милости ему не явил. Можно было пропустить завтрак, но перед собой можно
было открыто назвать это трусостью. А какие-то три месяца на старом
крейсере уже внушили ему отчетливое понимание, как будет трактовано
такое поведение окружающими людьми. А люди трусость считали самым
страшным и непрощаемым.
Он чувствовал себя откровенно больным и разбитым, явившись на второй
день в офицерскую столовую. Его лихорадило, а тело и сейчас было
наполнено тупой ноющей болью. Внутренний страх считать насмешки в
эмофоне окружающих не оправдался. Большинство предпочло его не заметить,
а у трети эмофон был наполнен сочувствием. Но все промолчали.
- Прошу садиться, - послышался голос капитана.
Вместе со всеми Норн сел на жесткий стул, едва вздрогнув от
прострелившей боли. Напротив, от Бурана, полыхнуло беспокойством, и он
поднял на него взгляд. "Все нормально", одним коротким взглядом на
побледневшем лице, сказал он. То, как Буран стиснул в руке вилку, а эмофон
наполнился багровым яростным отсветом, показало, что Норн его не убедил.
Норн и себя убедить не мог в том. Сидеть было мучительно, держать лицо
было трудно, а затолкнуть в себя еду и запить безвкусной газированной
водой было настоящим испытанием.
- Вы выглядите больным, лейтенант Иильс. Зайдите ко мне после завтрака,
- приказал Рябинин.
Внутри будто крутануло внутренности, но выбора просто не было.
- Не ходи, - Всеволод схватил за руку, когда они отстали от остальных.
- Я должен, сам понимаешь, - негромко ответил Норн, мечтая о нападении
пиратов, разгерметизации старого крейсера, отказа всех систем
жизнеобеспечения... все что угодно, лишь бы не идти к капитану!
- Если он тебя хоть пальцем тронет... - Всеволода явственно тряхануло.
Не надо было быть фиксианином, чтобы почуять желание лейтенанта кого-то убить.
- Не тронет, - голос Норна прозвучал твердо.
Говорят, они не умеют врать... говорят, не умеют ненавидеть, и читают в
душах своей эмпатией... все это было ложью.
***
- Вижу, лейтенант, вы не в форме, - заметил Рябинин, стоя рядом со своим
столом.
- Я готов к службе, - с трудом ответил Норн, настороженно смотря на него.
Застывшие в углах кабинета фигуры автомотов-киборгов яростно
свидетельствовали, что все опять могло повториться... мог ли он успеть
выхватить бластер и пристрелить их при угрозе? И капитан... нет, на него
нельзя... это будет конец. Всему на свете...
- Отрадно слышать. Я должен сказать, Иильс, что вы не первый и, уверен,
не последний. Офицерский ремень предельно ясно дает понять, что тебе
ценно... звезды, космофлот, погоны, что на твоих плечах... на что ты
готов ради всего этого? Или, испугавшись его, подожмешь хвост и сбежишь
на гражданку, мотая на кулак сопли и хныча, как ребенок? Если ты не
способен переступить через себя и свою гордость, то на что хватит твоей
храбрости? Если перед этим...
Капитан снял ремень с кителя, складывая его, и Норн отчаянно побелел,
сравнявшись по цвету с кантом на мундире.
- ...ты готов бежать? Лейтенант?
Горло перехватило, а взгляд будто прикипел к белой ленте в руке капитана.
Будто свернувшая кольца ядовитая змея...
- Я не трус, - собственный голос, словно чужой.
- В вашей храбрости мне бы хотелось убедиться, - жестко ответил Рябинин.
- Десять ударов. Десять, и это больше никогда не повторится. Молча. Без
просьб прекратить, без унизительных просьб не делать этого и прочего.
На молодого лейтенанта страшно смотреть. Но Рябинину смотреть хочется
вечность. Как же он боится! Какой страх может внушить какая-то кожаная
лента в руках! Вот и посмотрим, из какого ты теста, лейтенант Фикса! И
Рябинин резко щелкает сложенным вдвое ремнем. Иильс крупно вздрагивает,
отшатываясь.
Он же даже шага к нему не делает.
- Значит так, лейтенант! - жестко и громко говорит Рябинин. - Хочешь
уйти? Чтобы я не использовал это? Жалеешь себя?!
Он показывает ремень.
- ...выходишь за дверь и снимаешь погоны. Пишешь по собственному и
сходишь в первом же порту!
Делает паузу. Мальчишка стоит, бледный как смерть.
- Или ты принимаешь эти десять ударов. Выбор за тобой.
Он замолкает и хлопает ладонью по столешнице. У юнца подрагивают губы,
он порывается что-то сказать, но, наталкиваясь на жесткий неумолимый
взгляд Рябинина, обрывает себя и сглатывает худым тощим горлом. Цыпленок
желторотый...
- Довольно, Иильс! - мужчина вновь ударяет ладонью по столу.
И к его радости, мальчишка делает шаг. Капитану неожиданно хочется
подбодрить юнца, сказать что-то утешающее, но нельзя... какой тогда
смысл во всем? Вместо этого он приказывает расстегнуть и спустить одежду
до колен, опереться ладонями о стол. Воздух в помещении становится
тягучим, будто патока, и мальчишка опускает глаза, подчиняется. А
Рябинин чувствует удовлетворение.
Молодец, лейтенант... молодец.
Ягодицы и кожа исхлестаны полосами в фиолетовые синяки. Кое-где
поджившие кровавые ссадины. Бить по такому, что пытку свершать. Но надо.
Надо юнцу это пережить, чтобы больше ничего более страшного в его жизни
не было. Чтобы впоследствии боль и унижение его не сломали. Пусть сейчас
это все переживет.
Первый удар безжалостно впечатывается в правую ягодицу, и тело на
инстинкте будто бросает вперед. Его выгибает, а зад поджимается.
Мальчишка глотает всхлип-вскрик.
- Встать ровно. Ладони в стол.
От второго удара брызнули слезы.
Терпи, терпи, мальчик...
От третьего откровенно плачет, кусая губы, давя крик.
Четвертый выбивает явственный крик боли.
- Еще шесть ударов, и ты свободен! Терпи!
Пятый и шестой ложится крест накрест, без секунды перерыва. С силой и
оттяжкой. Без всякой жалости и в полную силу. Руки у фиксианца дрожат.
- Выдержишь? Или мне приказать автомоту тебя держать?
Упрямо мотает головой.
Умница...
Седьмой удар бьет по самому черному синяку, и алые капельки крови
нехорошо брызнули из-под ремня.
Плохой удар. Неудачный. Рябинин клянет себя последними словами, а
болезненный крик разрезает воздух.
- Три удара. Три!
Последние удары короткие и резкие, быстрые, уже на излете. Хватит с него боли.
Рябинин смотрит с сожалением на ремень, а потом швыряет его на пол и,
развернув к себе юнца, обнимает за плечи, крепкой ладонью оттирая лицо
от слез.
- Вот теперь, лейтенант, я в тебя верю... молодец. И храбр. И стоек...
ну, довольно тебе! Хватит!
Лейтенант сглатывает слезы, слабо выворачивается из объятий. Стыдно ему
и мучительно больно. Рябинин все понимает, но рад как никогда. Хороший
же парень, настоящим офицером будет! И случись беда, слабины не даст.
Такого после, гни не гни, а не сломать через колено.
- Горжусь, сынок! - честно сказал, от души. - Будет тебе перевод в
разведкорпус. А на крейсерах пусть планктон плавает!
***
Всеволод враз все понял, увидев хрупкого Иильса через коридор от
капитанского. Рванулся, подбежал, обхватив за плечи.
- Он?! Опять?! - почти прорычал он.
Норн слепо, отрицательно мотнул головой. Врал. Бурана скрутила ярость.
Сволочь, какая же сволочь этот капитан!
- Лейтенант? - голос за спиной заставил обернуться.
За Бураном, смотря на него и на Иильса, стоял сержант, смотря на них
цепким взором.
- Вы бы отвели товарища в каюту, лейтенант... - странно сказал сержант,
смотря на них долгим нехорошим взглядом. - Космическая лихорадка такое
дело... за три дня не пройдет, отлежаться надо. А в медблок звякните,
таблетки робот принесет. А больничный автоматом выйдет.
Сержант был старше Бурана, и сейчас раздираемый гневом, в полном
раздрае, Всеволод даже не осознал всей неправильности поведения сержанта.
- Я в форме... - проговорил Норн.
- Да уж я вижу! - вспылил Буран, потащив его в сторону личных кают. -
Говорил же!
По пути встретили Ким, которая с первого взгляда все поняла. В каюте
Норн уже знакомо лег на койке, зарывшись лицом в подушку. И лишь плечи
мелко вздрагивали, пока Ким осторожно подняла на нем рубаху, помогла
спустить одежду и вновь взялась на чертов гель. Всеволода замутило, а
кулаки сжались сами собой. Развернувшись, он вылетел за дверь.
К черту!
Все к черту!
Он больше не позволит...
- ...вы, капитан, не имели права...
Ворвавшийся в двери Буран и не заметил давешнего сержанта. Зато
перекошенного от ярости капитана увидел враз. И налетел ураганом, врезав
от всей души по ненавистной морде. Трибунал?! К черту! Хоть расстрел!
***
- ...едва оттащил. Буран, он и есть буран, полное соответствие, - с
легкой усмешкой в голосе сказал "сержант".
- И трибунала не побоялся?
- А хоть расстрел, - кивнул старшему по званию офицер контроля. - Так и
сказал. Молодой, дурной, но за друга был готов в петлю полезть.
- А Иильс молчит значит?
- Как партизан молчит. Пытай не пытай, да в медблоке и так все
расписали... черным по белому.
- Не ожидал я этого от Рябинина... потомственный офицер.
- Потомственный... а знаете, что он сказал?
- И что же?
- Парадкой да уставом бойца не выковать. Хоть ты гоняй его на учениях,
хоть не гоняй... их через боль да горнило закалять надо. А мы планктон
развели на кораблях.
- Так и сказал? - нехорошо спросил старший офицер.
- Так точно, товарищ контр-адмирал.
- Ну, и черт с ним, с этим Рябининым! Пусть со своей подбитой рожей на
гражданку по выслуге идет! Пенсии его не лишат, а на службе ему делать нечего!
- А лейтенанты? - спросил сержант. - Жалко, хорошие парни... да и
девчонка эта механик прекрасный. Это корыто без нее бы давно развалилось.
Контр-адмирал хмыкнул, пройдясь по кабинету.
- Самое удивительное во всем этом... что Рябинин всем троим наотличнейшую
характеристику выписал. Все лейтенанты от него через полгода со слезами
просились на перевод, ни один хорошей характеристики не получил. А Иильсу
в личное дело в тот же день направление на разведкорпус выписал.
Сержант выжидательно уставился на него.
- Уважим напоследок. Направления я подписал, и остальных лейтенантов...
переведем туда же.
- Так не станем наказывать лейтенанта Бурана?
Контр-адмирал грозно нахмурил брови.
- Выговор в личное дело и на год отложим присвоение нового звания... а
так пусть служит!
- А мне отпуск? Три года на этом корыте, адмирал!
- А вы, сударь мой, проведите проверку на "Тритоне", а уж потом в отпуск!
"Сержант" горестно вздохнул...
***
...через несколько лет, получив звание старших лейтенантов, им троим
пришли посылки. В каждом из которых лежал белый офицерский ремень.
- Ты его все еще помнишь? - спросила Ким.
Прошло двадцать лет, но старый крейсер в памяти до сих пор напоминал
зубной болью.
- Нет, - Норн, оправил китель, поправил фуражку. - Но в одном он был
прав тогда.
- И в чем?
- офицерский ремень ясно дает понять, что для тебя важно и какую цену ты
готов заплатить за него.
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Всё-таки в фанфиках есть своя прелесть
Автору редактора бы хорошего...

Автору редактора бы хорошего...
А я думочку в зубы возьму...(с)
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Вроде как первые предложения интересные. Но форматирование выбивает из текста, невозможно погрузиться.
На земле
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
В формате html все вполне читабельно. Если имеется в виду текстовый формат, то там все настроено под полноразмерный экран, где 80 символов в строке.
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Только с компьютера, и то текст непривычно узкий. С телефона строки разрываются так, что на одной строке стоит всего несколько слов, то есть, строчки разной длины.
На земле
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Так тут не в формате проблема, а в негодном устройстве для чтения.
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
При чтении с экрана ноутбука проблема тоже есть. Забавно только, что заметила я это уже постфактум, после комментариев. А читала на одном дыхании и не обращала внимания на длину строчек. Тематически - очень моё. Особенно с этого момента
P.S. Но вообще-то с такими "флотскими традициями" белых ремней не напасёшься!
Плюс в силу некоторых обстоятельств - не рассказ, а настоящий соблазн для меня...- В вашей храбрости мне бы хотелось убедиться
P.S. Но вообще-то с такими "флотскими традициями" белых ремней не напасёшься!

А я думочку в зубы возьму...(с)
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Да, хоть и меньше.
А я не могу. У меня это самое «дыхание» прерывается на каждой строчке, и приходится продираться сквозь текст. Я понимаю, что автор поста совершенно не обязан обеспечивать читательность всем форумчанам на всех устройствах, но зачем так форматировать? Чем плох обычный форумный формат?
Может быть, попробую позже, если доберусь до ноута. Раз Вы говорите, что текст того стоит

На земле
Re: BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Кто бы меня еще научил форматировать текст для форума. А то абзацы съедаются, что тоже не есть гут.Viktoria писал(а): ↑Пн мар 24, 2025 8:34 am А я не могу. У меня это самое «дыхание» прерывается на каждой строчке, и приходится продираться сквозь текст. Я понимаю, что автор поста совершенно не обязан обеспечивать читательность всем форумчанам на всех устройствах, но зачем так форматировать? Чем плох обычный форумный формат?
Может быть, попробую позже, если доберусь до ноута. Раз Вы говорите, что текст того стоит.
Текст... не без особенностей, но меня зацепил. Хотя, конечно, "причесать" бы его для лучшей усвояемости, чтобы падежи согласовывались и посылки звания старших лейтенантов не получали. Зайдёт ли тем, у кого "Тайна Третьей планеты" не была в детстве любимым мультиком... Мне вон и прочитанная сильно позже повесть-первоисточник казалась почти тематичной)))
А я думочку в зубы возьму...(с)