BlackAvalon. "Офицерский ремень".
Добавлено: Вс мар 23, 2025 8:03 am
Офицерский ремень
BlackAvalon
Глава 1
- Все так же ненавидишь парадную форму?
- Нет.
Лаконичный ответ, и Ким промолчала, смотря на то, как Норн застегивает
ремень и оправляет парадный мундир офицера космофлота. Не то, чтобы
ненавидел, но брал ее друг означенный ремень, как ядовитую змею. Может кто
другой и не заметил бы, но она и Всеволод слишком хорошо помнили тот случай.
Семнадцать лет тому назад...
Фиксианцы сразу не понравились капитану. С первой встречи с ними
капитан Рябинин заметил, как они смотрели на него. Будто насквозь видели
всю ту гниль и грязь, что таилась под офицерским кителем. И было этой
грязи достаточно много, а Рябинин очень старался скрывать свои грязные
наклонности. Он их знал, признавал, в уме лелеял и давал волю, но в
жизни и с подчиненными заталкивал куда поглубже и старался не проявлять.
Времена были не те, когда можно было дать себе волю и воспитать младший
офицерский состав по строгим регламентам конца 19 века. А они бы на
порядок подняли уровень дисциплины в рядах космофлота земного сектора.
Проклятый век гуманизма!
И будь прокляты эти фиксианцы! Мало было Рябинину встречи с пожилым
фиксианцем, чье звание соответствовало контр-адмиралу. После этой
встречи буквально на следующий день ему на ушко шепнули, что очередной
"чин" проплывает мимо него по резкой характеристике одного "дружеского
офицера из старших". Рябинин тогда сразу все понял. И глубоко
оскорбился. Да что бы понимал этот... этот паук!
И вот теперь, спустя пять лет, он все еще носит звание капитана третьего
ранга и, судя по всему, мечтать о большем не приходится...
А теперь еще и этот... щенок!
- Младший лейтенант Иильс в расположение прибыл!
У Рябинина невольно дернулся глаз. От вида молодого фиксианина заныли
зубы. Зеленый юнец смотрел бодро, а оттого нагло. Спесивый, сразу понял
Рябинин. От такого будут только неприятности. Как от девки и от того
блондина. Тоже лейтенантов, что пали на его голову. Ладно, девку он
засунул куда подальше, в машинный отсек, чтобы как можно меньше мозолила
глаза и провоцировала неприятности... и все одно Янсон хотелось убить
особо зверским способом. Три испорченных кителя! То он на масле при
проверке подскользнется, то провод с какой-то дрянью оторвется и окропит
с ног до головы черной тормозной жидкостью, то... вспоминать не хотелось.
Янсон оправдывала все старые предрассудки, "что баба на корабле - к беде".
Блондин, этот сынок балеристки, с наивными голубыми глазками, вечно
выставляющий его идиотом, до последней буковки выполняющий его приказы.
Тупой, как пробка! Приказ "убрать все в кают-компании!" он выполнил
лихо... загородив коридор всей мебелью из оной и сложив ее пирамидой.
Сволочь! Весь корабль ржал втихую за спиной Рябина, он это точно знал!
О, младший офицерский состав в полном составе и ниже на военном
крейсере под его началом отличался вопиющим неуважением к старшим по
званию. И это было необходимо исправлять. Ничего, вот отведет он свой
крейсер подальше, он их всех в бараний рог скрутит. Будут по струнке
ходить и честь отдавать, вытянувшись во фрунт!
- Вольно. С прибытием.
"Чтоб ты провалился!"
***
Как и подозревал капитан, мальчишка оказался нагл и неотесан.
- Кто, я вас спрашиваю, это сделал?! Какой идиот приказал это сделать?!
Я тебя спрашиваю, лейтенант!
- Ты, товарищ капитан.
Рябинин онемел и пошел красными пятнами. Все рядом стоявшие и
оказавшиеся поблизости так и обмерли, мечтая исчезнуть или хотя бы
отмигрировать касатками к докам корабля. Все искренне посочувствовали
Иильсу, зная дурной нрав капитана.
- Все - вон! А ты, стоять!
Вскоре перед капитаном остался только лейтенант.
- Сколько вы носите погоны, младший лейтенант Иильс?
- Год и шесть месяцев, товарищ капитан.
Рябинин нехорошо смотрел на фиксианина. Да черт с тем, что у того шесть
рук, да глазки раскосые! К черту, что этот щенок безусый, тощий, как
кузнечик, супротив него стоит! И плевать, с какой он планеты и какой там
расы! Без году неделя, как погоны нацепил, а смеет наглость проявлять!
- Я служу двадцать лет... и не вам, младший лейтенант, мне "тыкать"! Я
старше вас по званию, и я здесь капитан!
- Так точно, - Иильс напряженно ответил ему, но в глазах было полное
непонимание. - Но ты же один... когда много людей говорят "вы".
Ах ты...!
Рябинин зло выдохнул сквозь зубы. Злость захлестнула с головой. Не
понимает он!?! Как же...
- Вы нуждаетесь в объяснении и воспитании! Юст! Заблокировать двери!
***
- Янсон!
- Шо?! - Буран вздрогнул, когда из-за какого-то механизма вынырнула
голова Ким, перемазанной машинном маслом и бог знает чем еще.
Невнятная речь объяснялась зажатой в зубах отверткой, а общий дикий вид
и сердитый взгляд вызывали желание подойти попозже. Как девушку Всеволод
ее физически и даже разумом признавать не мог. Рядом с его маман и ее
балетной труппой Ким была... э-э-э... даже рядом не стояла. Ни в каком
качестве.
- Шо надо-то?! Нашвиданиенепойду! Убью! - нечленораздельно-сердито
отозвалась голова.
- Норн нарвался на капитана.
- Хто?
В машинном постоянно были какие-то неполадки. Но что взять со старого
крейсера, чуть ли не первого поколения? На таких отрабатывают первые
годы службы лейтенантики да неудачники всех мастей, вплоть до капитана,
которому выше своего третьего ранга не прыгнуть никогда. Всеволод
отчаянно надеялся, что долго здесь не задержится. То, что Ким не поняла,
о ком он говорит, было неудивительно. Она, выползая из машинного,
перенимая манеру механиков, вообще подчас ничего и никого не замечала. А
ведь с лейтенантом Иильсом точно говорила, как он помнил.
- Фиксианина помнишь? По распределению его к нам всунули!
Ким вытащила отвертку из-зо рта и серьезно кивнула.
- Помню. А что случилось?
- Тыкал капитану. В лицо сказал "ты".
Ким молча моргнула. Зависла на минуту, переваривая сообщение.
- Капитан выгнал всех, а его оставил.
Новые вводные дали пинка умственным способностям Ким.
- Ох, е...
Не то слово.
- Пшли! - Ким сцапала его за руку и потащила за собой.
Притащив в какой закуток между механизмами, трубками и проводами, она
подскочила к сенсорному допотопному искину и включила его.
- Шас-щас! Включим! Ну же давай, старичок... чертово корыто! Будь
проклят день распределения!
- Что ты делаешь?
- Хочу подключиться к системе связи в рубке! Или они в офицерской?
- В офицерской.
- Сразу говорить надо! Это проще!
Ким что-то вбила в бортовой искин, что-то щелкнуло и...
Звук удара оборвал дыхание.
- ... щенок! Держи его! Тупой автомот... Лежать! Молча! Языка не
понимаешь?! Ты у меня заговоришь по уставу! Четко! Правильно и сразу!
Таких, как ты, у нас раньше на флоте очень просто учили! А младший
лейтенант, это не офицер! Это ноль без палочки! Хуже, чем рядовой матрос!
- Вы не имеете права! По уставу... что ты делаете!?!
Ким и Всеволод с ужасом смотрели друг на друга, не веря тому, что слышали...
- Ничего... отведаешь у меня офицерского ремня... выучишь, как со
старшими по званию разговаривать. Вот тебе раз!
Резкий хлопок по чему-то.
- Дергаешься? Держи его крепче! А ты молчи, щенок! А то я протранслирую
твой голый зад по всему кораблю! Лежать!
Удар. Еще удар... Ким побелела, в ярости сжимая кулаки.
- Больно, сучонок?! Больно?!
- Да я убью его! - Ким рванула мимо Бурана, но тот схватил ее, удерживая.
Та забилась, вырываясь.
- Ты что делаешь?! Пусти!
- Мы не можем открыть двери! Ким, ты хочешь опозорить его?!
Ким застыла, смотря на него диким взором. Всеволод в этот миг ненавидел
Рябинина до глубин души и врезал бы ему не задумываясь. Но мчаться на
помощь Норну, ломиться в запертые двери... привлечь всеобщее внимание,
чтобы... чтобы что? Чтобы все увидели избитого, со снятыми штанами и
бельем Норна?
Всеволод бы после такого повесился. Это же... позор.
...тяжелое дыхание по связи. Все новые и новые хлопки...
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Новый удар... даже по связи был силен. В дело вступил второй автомот
капитана. Оборвавшийся вскрик.
От каждого нового удара и оборвавшегося крика, что временами прорезался,
сжимались кулаки. У Всеволода горела от жара лицо и хотелось что-то
сломать. Ким трясло от злости и ее губы бессвязно что-то шептали.
Удары, удары...
- ХВАТИТ!!
Удар. Крик в голос.
- Пожалуйста!
- Ничего, ничего... плачь! Плачь, лейтенант! Еще пяток ударов по заду
пряжкой, Вест!
Последовавшие удары и крики не выдержавшего избиения фиксианца чуть не
вынули душу. Ким саданула кулаком по старому треснувшему экрану искина, и
тот сломался, коротко сверкнув. В машинном закутке встала тишина...
***
Ким и Всеволод, дождавшись отбоя, не желая кого-то вмешивать в
произошедшее, пробрались к небольшой каюте младшего лейтенанта Иильса.
На вызов никто не открыл двери.
- Не открывает.
- А ты бы открыл? - сердито огрызается Ким.
- Взломать можешь?
Через минуту дверь тихо отошла в сторону. Ким и Всеволод, оглядев
коридор и убедившись, что не привлекли лишних глаз, нырнули внутрь
открывшейся каюты. Фиксианец лежал на кровати лицом вниз и даже не
пошевелился при их появлении.
- Уйдите...
- Эй... - Ким скользнула к нему, присела на край койки и положила руку
ему спину.
Фиксианец крупно вздрогнул. Ким закусила губу, смотря на него. Взгляд
скользнул вниз. Бездумно потянулась, и пальцы почти невесомо коснулись
рубашки, приподымая... выше пояса по глазам резанули багровые полосы,
что уходили под одежду... Иильс дернулся под ее рукой, когда она чуть
потянула за пояс штанов вниз. А потом обреченно ткнулся лицом в подушку.
Багрово-фиолетовые полосы, кровавые ссадины, перетекающие в откровенные
синяки. Затошнило.
- Я убью этого ублюдка! - хрипло воскликнул Сева.
Ким молча достала мазь, часто выручавшая и унимавшая боль в ее непростом
детстве. Холодный гель лег на пальцы, растекаясь от ее тепла, и она
очень осторожно, едва касаясь истерзанной кожи, стала втирать его.
Медленно, осторожно... чтобы больше не было больно. Уж она-то знала, как
может быть больно от офицерского ремня...
- Ты не думай... - тихо шепчет она. - Меня тоже били...
Глава 2
Автомоты, бездушные куклы с пустыми глазами. Под синтетической плотью
железо и провода. Верхние пары рук зафиксированы стальной хваткой -
одной рукой автомот удерживает верхние руки, второй средние. Оставшиеся
на свободе нижние в слишком неудобном положении, и все, что он может, это
бессильно стискивать их в кулаки.
Двумя рывками с тела сорвали одежду, задрали рубаху и стыд перехватывает горло.
ЗА ЧТО?!
- Я тебя научу по уставу говорить... вот тебе раз!
Резкий удар по оголенной пояснице у самых ягодиц. От потрясения, еще не
верящий происходящему, он вздрагивает всем телом. А под нос сунули
кожаный белый ремень космофлота.
- Я тебе вот этим пропишу правила поведения!
Сложенный вдвое ремень, как ядовитая змея, а нависший человек опаляет
злобой и бешенством. Сквозь которую пробивается гнилостное удовлетворение и
наслаждение. Это потрясает не меньше. Ну, не может, не может тот, кто носит
погоны офицера космофлота Содружества, быть таким! И делать такое не может!
ЗА ЧТО?!
Он не может понять... за какое-то слово, которое он неправильно
использовал в речи?!
Да. И новые удары жалят, жалят кожу, впечатываясь в ягодицы, раскрашивая
розовыми полосами.
- Это не больно! Это тебе затравка! Что дергаешься?! Стыдно, сучонок?!
Закрыл рот!
Вырываться бесполезно, горло сжимает от спазмов то ли тошноты, то ли
просто от боли. И тут наискось, снизу вверх, поддевая пряжкой ягодицу,
прилетает страшный болезненный удар. Из глаз брызнули слезы, а из горла
вырвался вскрик. Эмофон рядом просто полыхнул животным удовлетворением, и
на него обрушились все новые и новые удары ремня. Боль ослепляет, душит
обидой и стыдом, и тут краткая передышка. Его передергивает от
отвращения и брезгливости, когда капитан вновь подносит ремень к его
голове и гладит свернутым ремнем по его щеке.
- Ты у меня запомнишь, что такое офицерский ремень. Ничего, всех так
воспитывали раньше! И хорошие офицеры были! Ты, щенок зеленый, запомнишь
урок. Что за офицер, не знающий на коже линька? Другим прописывать
будут, знать будешь!
И на голову по-отечески ложится рука, будто утешая в поглаживании. От
этой дикой фальши Норн вновь дергается, пытаясь уйти из-под ладони и
стряхнуть ее с себя.
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Капитан бросает ремень второму автомоту и тот, механически двигаясь, подходит
к столу, на котором лежит грудью Норн. Нет-нет-нет... он же не может?!
Страшный удар будто хочет сорвать кожу с уже пылающих огнем ягодиц. Крик
срывается с губ.
- Давай-давай! Сильнее звереныша! Обтеши лейтенантика!
Удар.
БОЛЬНО! Больно! Он отчаянно выворачивается из стальной хватки первого
автомота, но все бесполезно. Слезы слепят и текут по лицу, а над ним
вновь и вновь вздымается кожаный тяжелый ремень, с силой впечатываясь в
тело и отставляя кровавые красные полосы, срывая-прорывая кожу, и чувство
стыда заглушается одной лишь болью. Пальцы в волосах.
- Терпи... терпи, лейтенант... ай, сладко тебе? Плачь... это тебе полезно!
Сквозь ослепляющую боль и тошноту от эмофона, гнилостного
болотно-ржавого цвета, в Норне подымается волна отвращения и ненависти.
И рука на голове, эти поглаживания, это фальшивая забота и участие в
голосе все скручивают внутри.
И тут все перешибает лютый удар наискось через исчерченный полосами зад,
и Норн кричит от боли, оглохнув от нее.
- НЕ НАДО!
Он не может, не может больше!
БОЛЬНО!
- ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА!
И неумолимое-довольное:
- ...Еще пяток ударов по заду пряжкой, Вест!
Норн, ослепнув от боли, не осознает, в какой миг его отпускают руки
автомота. Он сползает на пол, сжимаясь в комок, и по острому лицу текут
ручьи слез.
- Ну-ну, успокойся... ты молодец, парень! - рука капитана на
вздрогнувшей спине и утешающий голос. - Ничего, крепче будешь! Стыдно? А
ты молчи, никто слова не скажет. Нельзя старшим тыкать, звание не
уважать. Ну-ка, оправься, оденься! Что дергаешься? Не буду больше бить,
хватит с тебя сегодня. Я же тебя по-отечески, в пользу порол...
Норн отшатывается, вставая на подгибающиеся ноги.
И видит, как капитан спокойно застегивает пояс на кителе.
Горло вновь перехватывает.
***
Он не помнил, как добрался до каюты. Все внутри дрожало, обрывалось, а
тело горело от боли. Заблокировав дверь каюты, рухнул на узкую
койку-кровать, сминая пальцами покрывало и утыкаясь лицом в подушку.
Вновь потекли слезы. За что? За что так?! Он же... он же не хотел ничего!
У капитана дурной нрав. Держись от него подальше! Сколько раз это ему
говорили?
Да, сложный человек, странный... придирчивый, перед которым воротничок
рубашки не расстегни. И форма всегда на тебе должна опрятно, не "криво"
сидеть. И чтобы пряжка ремня блестела, как надраенные автомотами полы в
коридорах. Норн старался. Отчаянно старался не ударить в грязь лицом, и
тихо радовался, когда капитан, окинув пристальным придирчивым взором,
лишь сухо поджимал губы и кивал, признавая достойный вид.
И вот теперь...
От стыда и унижения хотелось умереть.
И вот эти вот утешения!
И почему капитан испытывал наслаждение?
Думать не хотелось. Ничего не хотелось! И вот бы никогда не выходить за
двери этой каюты!
Сколько Норн так пролежал, уткнувшись лицом в подушку, он не помнил.
Боль в исхлестаной нижней половине тела будто налилась и пульсировала,
тянула кожу, и тело невольно вздрагивало, будто вспоминая стальные
свирепые удары. Хотелось скулить от боли, и он прикусил зубами кончик
подушки. И тут позади него открылась дверь каюты... его обдало страхом.
Только не капитан!
Но в следующий миг по эмофону вошедших опознал блондинистого Бурана и
вечно чумазую Ким.
- Уйдите... - зачем они пришли?!
Он не хотел, чтобы кто-то его видел после всего этого!
- Эй, ну что ты... - спины коснулась ладонь Ким.
И он невольно вздрогнул. А потом... от стыда хотелось провалиться.
Исчезнуть и перестать быть. Ким бережно потянула одежду и рвано выдохнула.
- Я убью его! - от фонящего жалостью и желанием помочь Бурана полыхнуло
яростью.
Пальцы Ким оторвались от него, и он сглотнул, заталкивая слезы подальше.
А потом тонкие пальцы вновь коснулись истерзанной кожи, чем-то холодным
и оттого обжигающе пройдясь по рубцу. Но стараясь не причинять боли.
Норну вдруг стало резко все равно. Все они уже знают и видели... и
уткнулся лицом в подушку еще сильнее. А пульсирующая боль под пальцами
Ким будто утихала...
- Ты не думай... меня тоже били... - еле слышно.
- Он?!
Два голоса слились в один. Норн, даже забыв о боли, дернулся,
приподымаясь на руках и оглядываясь на Ким. Смотрит и не верит. Ким
били?! Вот эту девушку, худую, нелепую, мил... эмофон Бурана рядом
наливается красным яростным отсветом, а от того, как он сжал кулаки,
вздулись вены на руках.
Ким непонимающе смотрит на них.
- Нет, не он.
Говорит так, что ясно - правда.
- Кто? - в голосе Бурана звучат рычащие бешеные нотки, и Ким переводит
непонимающий взгляд на него.
- Мой отец, - говорит она.
Ким не может понять, почему эти двое так на нее смотрят? Били сейчас
фиксианца, Норна, а не ее. Нет, она знает, что люди и прочие часто
прикрывается словами о чувствах - жалости, доброты, симпатии... любви.
Но для самой Ким эти слова лишь тени, лишенные в основном смысла. Сама
она способна на самые примитивные из них... голод, жажда, злость,
усталость, боль... что же поделать, если она ущербная на всю голову?
Ненормальная, как говорил отец.
Ей не нравится, как смотрит Буран. Он порывается что-то спросить, но
обрывает себя. Норн садится боком и берет ее за руку. Она непонимающе
хмурит брови.
Кажется, она опять сделала что-то ненормальное.
- Я опять сделала что-то не то? - неуверенно спрашивает она.
- Ты... Ким! - Буран качает головой, и садится на единственный стул в каюте.
Ким не хочет больше оставаться здесь. Все слишком... не так. Не стоило
открывать рот. Все испортила. Теперь и эти двое будут смотреть на нее,
как смотрели на пустынном Марсе в колонии-поселении.
- Простите, - безэмоционально говорит она. - Я знаю, что веду себя
странно. Я пытаюсь... быть как все. Но я все равно веду себя странно.
- Да нормально ты себя ведешь! - не выдерживает Буран.
- Только в машинном. Так легче притворяться, - с горечью огрызается Ким,
почти выдергивая ладонь из руки Норна.
Подымает глаза на него, в который раз отмечая невероятный цвет радужки -
фиолетовый с тонкими золотыми прожилками, едва заметными...
- Я знаю, чего ты боишься. Что все знают. Но всем плевать. Кто-то
усмехнется, кто-то что-то скажет за спиной пару раз... а большинство
завтра не вспомнят. Я знаю, на Марсе так все себя вели. Люди и остальные
только притворяются, что им есть до тебя дело.
- Я тоже притворяюсь? - возмутился Всеволод.
Ким дергает с досадой плечами.
- Возможно ты веришь... во все это. Но на самом деле нет. Мне доступны
только примитивные чувства.
Всеволод явно не может опять найти слов про ее ненормальность. Вот и
хорошо. Она кладет тюбик геля на прикроватный столик и говорит Иильсу,
не смотря на него.
- Он хорошо помогает. Я много раз им пользовалась раньше. Боль снимает и
заживляет. Еще на ночь и утром, потом уже терпимо. Ничего не говори.
Она встает и, скомкано проговорив "до завтра", спешит уйти. Фактически
сбегает, отрицательно мотнув головой на голос блондинистого Бурана. Ей
не по себе. Завтра эти двое уже и не вспомнят о ней. Люди не стремятся
общаться с теми, кто видел их боль. Фиксианцы вряд ли отличаются от них.
Так что завтра эти двое пройдут мимо нее.
Что на нее вообще сегодня нашло?
Во всем виновато то пиво, которым ее угостил Стью из машинного...
BlackAvalon
Глава 1
- Все так же ненавидишь парадную форму?
- Нет.
Лаконичный ответ, и Ким промолчала, смотря на то, как Норн застегивает
ремень и оправляет парадный мундир офицера космофлота. Не то, чтобы
ненавидел, но брал ее друг означенный ремень, как ядовитую змею. Может кто
другой и не заметил бы, но она и Всеволод слишком хорошо помнили тот случай.
Семнадцать лет тому назад...
Фиксианцы сразу не понравились капитану. С первой встречи с ними
капитан Рябинин заметил, как они смотрели на него. Будто насквозь видели
всю ту гниль и грязь, что таилась под офицерским кителем. И было этой
грязи достаточно много, а Рябинин очень старался скрывать свои грязные
наклонности. Он их знал, признавал, в уме лелеял и давал волю, но в
жизни и с подчиненными заталкивал куда поглубже и старался не проявлять.
Времена были не те, когда можно было дать себе волю и воспитать младший
офицерский состав по строгим регламентам конца 19 века. А они бы на
порядок подняли уровень дисциплины в рядах космофлота земного сектора.
Проклятый век гуманизма!
И будь прокляты эти фиксианцы! Мало было Рябинину встречи с пожилым
фиксианцем, чье звание соответствовало контр-адмиралу. После этой
встречи буквально на следующий день ему на ушко шепнули, что очередной
"чин" проплывает мимо него по резкой характеристике одного "дружеского
офицера из старших". Рябинин тогда сразу все понял. И глубоко
оскорбился. Да что бы понимал этот... этот паук!
И вот теперь, спустя пять лет, он все еще носит звание капитана третьего
ранга и, судя по всему, мечтать о большем не приходится...
А теперь еще и этот... щенок!
- Младший лейтенант Иильс в расположение прибыл!
У Рябинина невольно дернулся глаз. От вида молодого фиксианина заныли
зубы. Зеленый юнец смотрел бодро, а оттого нагло. Спесивый, сразу понял
Рябинин. От такого будут только неприятности. Как от девки и от того
блондина. Тоже лейтенантов, что пали на его голову. Ладно, девку он
засунул куда подальше, в машинный отсек, чтобы как можно меньше мозолила
глаза и провоцировала неприятности... и все одно Янсон хотелось убить
особо зверским способом. Три испорченных кителя! То он на масле при
проверке подскользнется, то провод с какой-то дрянью оторвется и окропит
с ног до головы черной тормозной жидкостью, то... вспоминать не хотелось.
Янсон оправдывала все старые предрассудки, "что баба на корабле - к беде".
Блондин, этот сынок балеристки, с наивными голубыми глазками, вечно
выставляющий его идиотом, до последней буковки выполняющий его приказы.
Тупой, как пробка! Приказ "убрать все в кают-компании!" он выполнил
лихо... загородив коридор всей мебелью из оной и сложив ее пирамидой.
Сволочь! Весь корабль ржал втихую за спиной Рябина, он это точно знал!
О, младший офицерский состав в полном составе и ниже на военном
крейсере под его началом отличался вопиющим неуважением к старшим по
званию. И это было необходимо исправлять. Ничего, вот отведет он свой
крейсер подальше, он их всех в бараний рог скрутит. Будут по струнке
ходить и честь отдавать, вытянувшись во фрунт!
- Вольно. С прибытием.
"Чтоб ты провалился!"
***
Как и подозревал капитан, мальчишка оказался нагл и неотесан.
- Кто, я вас спрашиваю, это сделал?! Какой идиот приказал это сделать?!
Я тебя спрашиваю, лейтенант!
- Ты, товарищ капитан.
Рябинин онемел и пошел красными пятнами. Все рядом стоявшие и
оказавшиеся поблизости так и обмерли, мечтая исчезнуть или хотя бы
отмигрировать касатками к докам корабля. Все искренне посочувствовали
Иильсу, зная дурной нрав капитана.
- Все - вон! А ты, стоять!
Вскоре перед капитаном остался только лейтенант.
- Сколько вы носите погоны, младший лейтенант Иильс?
- Год и шесть месяцев, товарищ капитан.
Рябинин нехорошо смотрел на фиксианина. Да черт с тем, что у того шесть
рук, да глазки раскосые! К черту, что этот щенок безусый, тощий, как
кузнечик, супротив него стоит! И плевать, с какой он планеты и какой там
расы! Без году неделя, как погоны нацепил, а смеет наглость проявлять!
- Я служу двадцать лет... и не вам, младший лейтенант, мне "тыкать"! Я
старше вас по званию, и я здесь капитан!
- Так точно, - Иильс напряженно ответил ему, но в глазах было полное
непонимание. - Но ты же один... когда много людей говорят "вы".
Ах ты...!
Рябинин зло выдохнул сквозь зубы. Злость захлестнула с головой. Не
понимает он!?! Как же...
- Вы нуждаетесь в объяснении и воспитании! Юст! Заблокировать двери!
***
- Янсон!
- Шо?! - Буран вздрогнул, когда из-за какого-то механизма вынырнула
голова Ким, перемазанной машинном маслом и бог знает чем еще.
Невнятная речь объяснялась зажатой в зубах отверткой, а общий дикий вид
и сердитый взгляд вызывали желание подойти попозже. Как девушку Всеволод
ее физически и даже разумом признавать не мог. Рядом с его маман и ее
балетной труппой Ким была... э-э-э... даже рядом не стояла. Ни в каком
качестве.
- Шо надо-то?! Нашвиданиенепойду! Убью! - нечленораздельно-сердито
отозвалась голова.
- Норн нарвался на капитана.
- Хто?
В машинном постоянно были какие-то неполадки. Но что взять со старого
крейсера, чуть ли не первого поколения? На таких отрабатывают первые
годы службы лейтенантики да неудачники всех мастей, вплоть до капитана,
которому выше своего третьего ранга не прыгнуть никогда. Всеволод
отчаянно надеялся, что долго здесь не задержится. То, что Ким не поняла,
о ком он говорит, было неудивительно. Она, выползая из машинного,
перенимая манеру механиков, вообще подчас ничего и никого не замечала. А
ведь с лейтенантом Иильсом точно говорила, как он помнил.
- Фиксианина помнишь? По распределению его к нам всунули!
Ким вытащила отвертку из-зо рта и серьезно кивнула.
- Помню. А что случилось?
- Тыкал капитану. В лицо сказал "ты".
Ким молча моргнула. Зависла на минуту, переваривая сообщение.
- Капитан выгнал всех, а его оставил.
Новые вводные дали пинка умственным способностям Ким.
- Ох, е...
Не то слово.
- Пшли! - Ким сцапала его за руку и потащила за собой.
Притащив в какой закуток между механизмами, трубками и проводами, она
подскочила к сенсорному допотопному искину и включила его.
- Шас-щас! Включим! Ну же давай, старичок... чертово корыто! Будь
проклят день распределения!
- Что ты делаешь?
- Хочу подключиться к системе связи в рубке! Или они в офицерской?
- В офицерской.
- Сразу говорить надо! Это проще!
Ким что-то вбила в бортовой искин, что-то щелкнуло и...
Звук удара оборвал дыхание.
- ... щенок! Держи его! Тупой автомот... Лежать! Молча! Языка не
понимаешь?! Ты у меня заговоришь по уставу! Четко! Правильно и сразу!
Таких, как ты, у нас раньше на флоте очень просто учили! А младший
лейтенант, это не офицер! Это ноль без палочки! Хуже, чем рядовой матрос!
- Вы не имеете права! По уставу... что ты делаете!?!
Ким и Всеволод с ужасом смотрели друг на друга, не веря тому, что слышали...
- Ничего... отведаешь у меня офицерского ремня... выучишь, как со
старшими по званию разговаривать. Вот тебе раз!
Резкий хлопок по чему-то.
- Дергаешься? Держи его крепче! А ты молчи, щенок! А то я протранслирую
твой голый зад по всему кораблю! Лежать!
Удар. Еще удар... Ким побелела, в ярости сжимая кулаки.
- Больно, сучонок?! Больно?!
- Да я убью его! - Ким рванула мимо Бурана, но тот схватил ее, удерживая.
Та забилась, вырываясь.
- Ты что делаешь?! Пусти!
- Мы не можем открыть двери! Ким, ты хочешь опозорить его?!
Ким застыла, смотря на него диким взором. Всеволод в этот миг ненавидел
Рябинина до глубин души и врезал бы ему не задумываясь. Но мчаться на
помощь Норну, ломиться в запертые двери... привлечь всеобщее внимание,
чтобы... чтобы что? Чтобы все увидели избитого, со снятыми штанами и
бельем Норна?
Всеволод бы после такого повесился. Это же... позор.
...тяжелое дыхание по связи. Все новые и новые хлопки...
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Новый удар... даже по связи был силен. В дело вступил второй автомот
капитана. Оборвавшийся вскрик.
От каждого нового удара и оборвавшегося крика, что временами прорезался,
сжимались кулаки. У Всеволода горела от жара лицо и хотелось что-то
сломать. Ким трясло от злости и ее губы бессвязно что-то шептали.
Удары, удары...
- ХВАТИТ!!
Удар. Крик в голос.
- Пожалуйста!
- Ничего, ничего... плачь! Плачь, лейтенант! Еще пяток ударов по заду
пряжкой, Вест!
Последовавшие удары и крики не выдержавшего избиения фиксианца чуть не
вынули душу. Ким саданула кулаком по старому треснувшему экрану искина, и
тот сломался, коротко сверкнув. В машинном закутке встала тишина...
***
Ким и Всеволод, дождавшись отбоя, не желая кого-то вмешивать в
произошедшее, пробрались к небольшой каюте младшего лейтенанта Иильса.
На вызов никто не открыл двери.
- Не открывает.
- А ты бы открыл? - сердито огрызается Ким.
- Взломать можешь?
Через минуту дверь тихо отошла в сторону. Ким и Всеволод, оглядев
коридор и убедившись, что не привлекли лишних глаз, нырнули внутрь
открывшейся каюты. Фиксианец лежал на кровати лицом вниз и даже не
пошевелился при их появлении.
- Уйдите...
- Эй... - Ким скользнула к нему, присела на край койки и положила руку
ему спину.
Фиксианец крупно вздрогнул. Ким закусила губу, смотря на него. Взгляд
скользнул вниз. Бездумно потянулась, и пальцы почти невесомо коснулись
рубашки, приподымая... выше пояса по глазам резанули багровые полосы,
что уходили под одежду... Иильс дернулся под ее рукой, когда она чуть
потянула за пояс штанов вниз. А потом обреченно ткнулся лицом в подушку.
Багрово-фиолетовые полосы, кровавые ссадины, перетекающие в откровенные
синяки. Затошнило.
- Я убью этого ублюдка! - хрипло воскликнул Сева.
Ким молча достала мазь, часто выручавшая и унимавшая боль в ее непростом
детстве. Холодный гель лег на пальцы, растекаясь от ее тепла, и она
очень осторожно, едва касаясь истерзанной кожи, стала втирать его.
Медленно, осторожно... чтобы больше не было больно. Уж она-то знала, как
может быть больно от офицерского ремня...
- Ты не думай... - тихо шепчет она. - Меня тоже били...
Глава 2
Автомоты, бездушные куклы с пустыми глазами. Под синтетической плотью
железо и провода. Верхние пары рук зафиксированы стальной хваткой -
одной рукой автомот удерживает верхние руки, второй средние. Оставшиеся
на свободе нижние в слишком неудобном положении, и все, что он может, это
бессильно стискивать их в кулаки.
Двумя рывками с тела сорвали одежду, задрали рубаху и стыд перехватывает горло.
ЗА ЧТО?!
- Я тебя научу по уставу говорить... вот тебе раз!
Резкий удар по оголенной пояснице у самых ягодиц. От потрясения, еще не
верящий происходящему, он вздрагивает всем телом. А под нос сунули
кожаный белый ремень космофлота.
- Я тебе вот этим пропишу правила поведения!
Сложенный вдвое ремень, как ядовитая змея, а нависший человек опаляет
злобой и бешенством. Сквозь которую пробивается гнилостное удовлетворение и
наслаждение. Это потрясает не меньше. Ну, не может, не может тот, кто носит
погоны офицера космофлота Содружества, быть таким! И делать такое не может!
ЗА ЧТО?!
Он не может понять... за какое-то слово, которое он неправильно
использовал в речи?!
Да. И новые удары жалят, жалят кожу, впечатываясь в ягодицы, раскрашивая
розовыми полосами.
- Это не больно! Это тебе затравка! Что дергаешься?! Стыдно, сучонок?!
Закрыл рот!
Вырываться бесполезно, горло сжимает от спазмов то ли тошноты, то ли
просто от боли. И тут наискось, снизу вверх, поддевая пряжкой ягодицу,
прилетает страшный болезненный удар. Из глаз брызнули слезы, а из горла
вырвался вскрик. Эмофон рядом просто полыхнул животным удовлетворением, и
на него обрушились все новые и новые удары ремня. Боль ослепляет, душит
обидой и стыдом, и тут краткая передышка. Его передергивает от
отвращения и брезгливости, когда капитан вновь подносит ремень к его
голове и гладит свернутым ремнем по его щеке.
- Ты у меня запомнишь, что такое офицерский ремень. Ничего, всех так
воспитывали раньше! И хорошие офицеры были! Ты, щенок зеленый, запомнишь
урок. Что за офицер, не знающий на коже линька? Другим прописывать
будут, знать будешь!
И на голову по-отечески ложится рука, будто утешая в поглаживании. От
этой дикой фальши Норн вновь дергается, пытаясь уйти из-под ладони и
стряхнуть ее с себя.
- Сучонок... Ты! Вест! Взял ремень! Повторил все удары, в два раза
увеличив силу, по младшему лейтенанту! А в конце пряжкой, крест накрест
снизу вверх! В два подхода!
Капитан бросает ремень второму автомоту и тот, механически двигаясь, подходит
к столу, на котором лежит грудью Норн. Нет-нет-нет... он же не может?!
Страшный удар будто хочет сорвать кожу с уже пылающих огнем ягодиц. Крик
срывается с губ.
- Давай-давай! Сильнее звереныша! Обтеши лейтенантика!
Удар.
БОЛЬНО! Больно! Он отчаянно выворачивается из стальной хватки первого
автомота, но все бесполезно. Слезы слепят и текут по лицу, а над ним
вновь и вновь вздымается кожаный тяжелый ремень, с силой впечатываясь в
тело и отставляя кровавые красные полосы, срывая-прорывая кожу, и чувство
стыда заглушается одной лишь болью. Пальцы в волосах.
- Терпи... терпи, лейтенант... ай, сладко тебе? Плачь... это тебе полезно!
Сквозь ослепляющую боль и тошноту от эмофона, гнилостного
болотно-ржавого цвета, в Норне подымается волна отвращения и ненависти.
И рука на голове, эти поглаживания, это фальшивая забота и участие в
голосе все скручивают внутри.
И тут все перешибает лютый удар наискось через исчерченный полосами зад,
и Норн кричит от боли, оглохнув от нее.
- НЕ НАДО!
Он не может, не может больше!
БОЛЬНО!
- ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА!
И неумолимое-довольное:
- ...Еще пяток ударов по заду пряжкой, Вест!
Норн, ослепнув от боли, не осознает, в какой миг его отпускают руки
автомота. Он сползает на пол, сжимаясь в комок, и по острому лицу текут
ручьи слез.
- Ну-ну, успокойся... ты молодец, парень! - рука капитана на
вздрогнувшей спине и утешающий голос. - Ничего, крепче будешь! Стыдно? А
ты молчи, никто слова не скажет. Нельзя старшим тыкать, звание не
уважать. Ну-ка, оправься, оденься! Что дергаешься? Не буду больше бить,
хватит с тебя сегодня. Я же тебя по-отечески, в пользу порол...
Норн отшатывается, вставая на подгибающиеся ноги.
И видит, как капитан спокойно застегивает пояс на кителе.
Горло вновь перехватывает.
***
Он не помнил, как добрался до каюты. Все внутри дрожало, обрывалось, а
тело горело от боли. Заблокировав дверь каюты, рухнул на узкую
койку-кровать, сминая пальцами покрывало и утыкаясь лицом в подушку.
Вновь потекли слезы. За что? За что так?! Он же... он же не хотел ничего!
У капитана дурной нрав. Держись от него подальше! Сколько раз это ему
говорили?
Да, сложный человек, странный... придирчивый, перед которым воротничок
рубашки не расстегни. И форма всегда на тебе должна опрятно, не "криво"
сидеть. И чтобы пряжка ремня блестела, как надраенные автомотами полы в
коридорах. Норн старался. Отчаянно старался не ударить в грязь лицом, и
тихо радовался, когда капитан, окинув пристальным придирчивым взором,
лишь сухо поджимал губы и кивал, признавая достойный вид.
И вот теперь...
От стыда и унижения хотелось умереть.
И вот эти вот утешения!
И почему капитан испытывал наслаждение?
Думать не хотелось. Ничего не хотелось! И вот бы никогда не выходить за
двери этой каюты!
Сколько Норн так пролежал, уткнувшись лицом в подушку, он не помнил.
Боль в исхлестаной нижней половине тела будто налилась и пульсировала,
тянула кожу, и тело невольно вздрагивало, будто вспоминая стальные
свирепые удары. Хотелось скулить от боли, и он прикусил зубами кончик
подушки. И тут позади него открылась дверь каюты... его обдало страхом.
Только не капитан!
Но в следующий миг по эмофону вошедших опознал блондинистого Бурана и
вечно чумазую Ким.
- Уйдите... - зачем они пришли?!
Он не хотел, чтобы кто-то его видел после всего этого!
- Эй, ну что ты... - спины коснулась ладонь Ким.
И он невольно вздрогнул. А потом... от стыда хотелось провалиться.
Исчезнуть и перестать быть. Ким бережно потянула одежду и рвано выдохнула.
- Я убью его! - от фонящего жалостью и желанием помочь Бурана полыхнуло
яростью.
Пальцы Ким оторвались от него, и он сглотнул, заталкивая слезы подальше.
А потом тонкие пальцы вновь коснулись истерзанной кожи, чем-то холодным
и оттого обжигающе пройдясь по рубцу. Но стараясь не причинять боли.
Норну вдруг стало резко все равно. Все они уже знают и видели... и
уткнулся лицом в подушку еще сильнее. А пульсирующая боль под пальцами
Ким будто утихала...
- Ты не думай... меня тоже били... - еле слышно.
- Он?!
Два голоса слились в один. Норн, даже забыв о боли, дернулся,
приподымаясь на руках и оглядываясь на Ким. Смотрит и не верит. Ким
били?! Вот эту девушку, худую, нелепую, мил... эмофон Бурана рядом
наливается красным яростным отсветом, а от того, как он сжал кулаки,
вздулись вены на руках.
Ким непонимающе смотрит на них.
- Нет, не он.
Говорит так, что ясно - правда.
- Кто? - в голосе Бурана звучат рычащие бешеные нотки, и Ким переводит
непонимающий взгляд на него.
- Мой отец, - говорит она.
Ким не может понять, почему эти двое так на нее смотрят? Били сейчас
фиксианца, Норна, а не ее. Нет, она знает, что люди и прочие часто
прикрывается словами о чувствах - жалости, доброты, симпатии... любви.
Но для самой Ким эти слова лишь тени, лишенные в основном смысла. Сама
она способна на самые примитивные из них... голод, жажда, злость,
усталость, боль... что же поделать, если она ущербная на всю голову?
Ненормальная, как говорил отец.
Ей не нравится, как смотрит Буран. Он порывается что-то спросить, но
обрывает себя. Норн садится боком и берет ее за руку. Она непонимающе
хмурит брови.
Кажется, она опять сделала что-то ненормальное.
- Я опять сделала что-то не то? - неуверенно спрашивает она.
- Ты... Ким! - Буран качает головой, и садится на единственный стул в каюте.
Ким не хочет больше оставаться здесь. Все слишком... не так. Не стоило
открывать рот. Все испортила. Теперь и эти двое будут смотреть на нее,
как смотрели на пустынном Марсе в колонии-поселении.
- Простите, - безэмоционально говорит она. - Я знаю, что веду себя
странно. Я пытаюсь... быть как все. Но я все равно веду себя странно.
- Да нормально ты себя ведешь! - не выдерживает Буран.
- Только в машинном. Так легче притворяться, - с горечью огрызается Ким,
почти выдергивая ладонь из руки Норна.
Подымает глаза на него, в который раз отмечая невероятный цвет радужки -
фиолетовый с тонкими золотыми прожилками, едва заметными...
- Я знаю, чего ты боишься. Что все знают. Но всем плевать. Кто-то
усмехнется, кто-то что-то скажет за спиной пару раз... а большинство
завтра не вспомнят. Я знаю, на Марсе так все себя вели. Люди и остальные
только притворяются, что им есть до тебя дело.
- Я тоже притворяюсь? - возмутился Всеволод.
Ким дергает с досадой плечами.
- Возможно ты веришь... во все это. Но на самом деле нет. Мне доступны
только примитивные чувства.
Всеволод явно не может опять найти слов про ее ненормальность. Вот и
хорошо. Она кладет тюбик геля на прикроватный столик и говорит Иильсу,
не смотря на него.
- Он хорошо помогает. Я много раз им пользовалась раньше. Боль снимает и
заживляет. Еще на ночь и утром, потом уже терпимо. Ничего не говори.
Она встает и, скомкано проговорив "до завтра", спешит уйти. Фактически
сбегает, отрицательно мотнув головой на голос блондинистого Бурана. Ей
не по себе. Завтра эти двое уже и не вспомнят о ней. Люди не стремятся
общаться с теми, кто видел их боль. Фиксианцы вряд ли отличаются от них.
Так что завтра эти двое пройдут мимо нее.
Что на нее вообще сегодня нашло?
Во всем виновато то пиво, которым ее угостил Стью из машинного...
.