Здравствуй, папочка!
Добавлено: Сб май 10, 2025 3:30 pm
Солнечные зайчики прыгали по оконным стеклам ближайшего дома, прятались в клеточках панельных блоков, иногда вводили в смятение редких прохожих, когда Лидочка ловила зеркальцем солнечный луч и украдкой направляла отражение прямо в лицо серьезному мужчине, или ворчливой старушке, или мальчишке, бегущему из школы. Она смеялась, моментально пряча зеркальце в карман куртки, если прохожий смотрел в ее сторону, отворачивалась или утыкалась в раскрытую на коленях книгу.
Раскинув руки, Лида облокотилась на спинку скамейки, цепляясь пальцами за верхнюю деревянную перекладину, и задрала голову вверх. На верхушке шелестящей листьями березы вернувшиеся после зимовки грачи укрепляли свое гнездышко, редкие облака медленно проплывали по небу кучерявыми фигурками, каждая из которых казалась Лидочке сказочной, волшебной и загадочной.
Вот это, круглое и пушистое, напоминало снежного барса, вальяжно расположившегося на верхушке заснеженной горы, рядом проплывал веселый слоненок с поднятом вверх хоботом, а маленькая остроносая лисичка никак не могла догнать травоядного толстячка. В прошлое воскресенье Лида была в зоопарке, и сейчас ей хотелось разглядеть как можно больше его обитателей на высоком небосводе.
Стояли последние апрельские деньки, теплые и ласковые, и на лицах людей читалась радость от предвкушения долгожданных майских праздников, поездок на дачу или просто загород, пикников, застольев и встреч с близкими людьми.
Лидочка тоже ждала и предвкушала, радовалась и одновременно отгоняла от себя страх и волнение, которые колючими ежиками ворочались в животе, вытесняя легких шелкокрылых бабочек. Причиной ее тревоги были плачевные результаты, выведенные красной ручкой в ее дневнике. А дневник по традиции проверялся каждую субботу.
Сегодня было всего три урока, и она, как обычно, на коричневой с отколупанной краской во многих местах скамейке, спрятанной среди кустов на полузаброшенной детской площадке без качелей, горок и домиков, ожидала его, своего папочку. Да, именно так она его называла, вкладывая в каждую букву все свою любовь и нежность.
Папочка с ней не жил, у него была другая семья: жена и сын-четвероклассник. Но с женой он находился на грани развода, и после ее ухода с сыном к маме, он проживал один.
В последние полтора года Дмитрий Сергеевич почти каждую субботу встречал Лидочку у школы, забирал к себе, считая, что толку от выходных с матерью для Лиды нет никакого, а ее подруги сплошь бестолковые бездельницы, и девчонка нуждается в мужском внимании, заботливом и в то же время строгом.
Лида знала, что провинилась и ее ждет не только какой-то подарок, но и наказание. Дмитрий Сергеевич был строг и принципиален в воспитательных вопросах и считал, что выросшая без отцовской твердой руки будущая женщина может пойти по наклонной, не наверстай он упущенное.
Лида с мамой много лет жили в деревне, куда ее мать вернулась из города с животом, не закончив техникум и отвергнутая своим возлюбленным, и годами выслушивая упреки родителей, вернулась в город, устроилась на ткацкую фабрику, которая обеспечила ее с дочерью комнатой в общежитии.
С Дмитрием Сергеевичем Лида встретилась спустя несколько лет. Она часто вспоминала, как он после их первого проведенного вдвоем выходного сложил лодочками ладони на ее щеках, заглянул в серые глубокие глаза и вкрадчивым полушепотом произнес : "Девочка моя сладкая".
Она полюбила его сразу. Да и как ей, не вкусившей в полной мере материнской ласки, было не полюбить его, сильного, нежного, заботливого и умного! Да, именно таким она видела папочку, и он казался самым лучшим, самым достойным на свете мужчиной!
Мама была не очень довольна их встречами, говорила не раз:" Смотри, поиграет с тобой, как с котенком, и бросит. Это он сейчас с тоски с тобой возится. А как помирится с женой, так тебе отворот-поворот, и на порог не пустит".
Лидочка и верила маме, и не верила. Точнее не хотела ей верить, уж больно жестокими были ее слова, и она все надеялась, что он не помирится с Ольгой, как звали его жену, что возьмет ее, Лиду, в свой дом.
А дома у папочки ей очень нравилось - квартира просторная, светлая, хорошо обустроенная. Иногда по воскресеньям к нему привозили его сына, Владика, но это не было помехой для внимания Дмитрия Сергеевича к Лидочке. Они с мальчишкой хорошо ладили, и жена знала о ее приходах. Однажды Владик притащил большой пакет с поношенной, но очень хорошей одеждой, которая Ольге была или давно мала, или просто не нужна, и Лидочка с удовольствием перемерила все и выбрала для себя два платья и две кофточки. Но папочка не разрешал ей приходить к нему в этих вещах.
Он любил видеть Лиду в школьной форме, обязательно в белой блузке и отглаженном пионерском галстуке.
Для дома были куплены пижама, домашний спортивный костюм, халат и всякая мелочь, но появляться перед ним она должна была именно в форме.
Лидочка расстегнула молнию куртки, проверила, правильно ли завязан галстук, чтоб папочка был доволен. Улыбнулась смущенно сама себе, поглаживая красные шелковые концы галстука, но тут же и ему - уже открыто, не скрывая своей бесконечной радости, когда услышала его голос.
- Лида, Лидочка! - окликнул ее Дмитрий Сергеевич, поднявшись на поребрик, разделявший свежим газоном дворовую дорогу и детскую площадку.
Сумка вмиг оказалась на плече, аккуратно заплетенные светлые косички с белыми бантами подпрыгивали за спиной, а сама Лидочка вприпрыжку бежала по узкой тропинке, проложенной по газону жителями двора, ответно раскрывая руки для объятий, как крылья для полета, потому что хотелось взлететь от счастья, лицезрея его светлую улыбку, чуть насмешливые глаза, а после зарыться лицом в его плаще, вдыхая ставший родным аромат его духов, смешанный с легким оттенком недавно выкуренной сигареты.
И, затаив дыхание, произнести:" Здравствуй, папочка!"
Дмитрий Сергеевич взял Лиду за руку, и ее ладошка вновь ощутила жесткость мужских пальцев, когда они шли домой. Идти за руку было традицией, как будто Лида могла вырваться и убежать, о чем она никогда и не думала, и перед пешеходным переходом она сразу останавливалась и только когда папочка, внимательно посмотрев на дорогу, командовал " все, пойдем", ступала на мостовую.
- Сумка тяжелая? Взять? - спросил он, когда Лида в очередной раз поправила ее на плече.
- Нет, папочка, легкая, просто ремешок съезжает. А я бы понесла твою сумку.
Девчонка лукаво улыбнулась, усмотрев торчащую из полиэтиленового пакета огненно-красную гриву.
Ну, конечно, это он, это львенок! Папочка запомнил, как в прошлый раз Лида сказала, что хотела бы иметь такого мультяшного львенка, после просмотра мультика про львенка и черепаху. В тот день она бесцеремонно улеглась на спину Дмитрию Сергеевичу, обняв его за шею, стала покачиваться, представляя себе, что она маленький львенок, а он большая черепаха, и напевала песенку из мультика. Мама никогда не позволяла таких вольностей, даже когда Лида была совсем малышкой.
Он не мог не порадовать свою дочурку. И понимал, что этот пряник составит пару кнуту, отчего горестно вздохнул.
- Позже, Лидок. Это тебе, безусловно. Но... мы еще не выяснили, какие у тебя в школе успехи.
Лидочка сникла, что не ушло от взора Дмитрия. Также он ощутил, как ее пальчики крепче сжали его ладонь.
"Бедная девочка... Боится снова. Неужто все не привыкла? Ну ничего, ничего... Все хорошие девочки проходят через такое", - успокаивал он себя мысленно.
До дома Дмитрия Сергеевича от Лидкиной школы было минут двадцать неспешной ходьбы. В плохую погоду они подъезжали к дому на автобусе, но сейчас был чудесный день, и прогуляться за руку с дочуркой было огромным удовольствием.
Да и оттянуть подольше момент, когда он откроет ее дневник, станет выслушивать нелепые детские оправдания, тоже было нелишним.
- Как в школе, Лидок? Не успеваемость, а вообще, обстановка. Тебе тут нравится? - спросил он, когда они замедлили шаг, чтобы насладиться красотой цветущей сирени, раскинувшей свои мохнатые ветки вдоль длинной аллее, ведущей во двор Дмитрия Сергеевича.
- Не нравится мне тут, - скуксилась Лида. - Учителя придурки, дети сволочи.
- Ну прям уж все? - недоверчиво спросил Дмитрий.
- Все не все, но... и учителя так говорят, что седьмой класс... это переход такой сложный. Из детства в юность. Злые какие-то, воображалы, нахальные. И программа сложная, я с трудом справляюсь. Не нравится мне тут, в старой школе было лучше.
- Там программа была проще? Ну тогда, дружок, нужно в школу для дураков идти. Я тебя сюда устроил, потому что школа более престижная, дети благополучные, из приличных семей, а не как в той, почти одни гопники. Ладно, разберемся, что тебе сложно, - ответил он и открыл дверь в парадную.
В квартире пахло чем-то вкусным. Дмитрий Сергеевич с утра пожарил картошку - она получалась у него хрустящей, так как он для жарки умел выбрать определенный сорт, и ароматной, благодаря специям. Мясо еще мариновалось, чтобы было свежим к обеду, а незатейливый куриный суп годился и вчерашний. Ну и как обычно, к приезду дочурки холодильник был заполнен всякими деликатесами и вкусностями, которыми мать Лиды ее не баловала.
- Вот мы и дома, и выходные впереди. Ты и я, - он снял с Лиды куртку, бросил ей под ноги домашние тапочки, нежно поцеловал, что не очень любил делать на улице. - Влада завтра не привезут, у них свои планы.
- Умывайся, малыш. Кушать хочешь? Или... Или мы с тобой сначала проведем ревизию твоего дневничка?
- Потом поедим, папочка. Я немного перекусила в школе. Да и... Я знаю, чем закончится сегодняшняя проверка, - Лида закусила губу и опустила глаза в пол.- Поэтому лучше после...
-Та-а-ак... - протянул Дмитрий Сергеевич. - Ну, будь по-твоему. Я в своем детстве всегда старался оттянуть этот неприятный момент. Но ты у меня девочка сознательная и ничего не скрываешь от папы, это похвально. Так ведь, Лидия?
Лицо Дмитрия Сергеевича приняло строгое выражение, он сел на диван, положив ногу на ногу, и вытянул руку с открытой ладонью, подергивая пальцами, словно подзывая к себе.
Но Лида знала - так папа просит предъявить ей дневничок.
Она с понурым выражением лица открыла сумку и протянула мужчине дневник в красной потертой обложке.
- Папочка... я не знаю, как так вышло. Подожди, пожалуйста, - Лида перехватила руку Дмитрия, когда тот коснулся клеенчатого уголка.
- Жду, Лидия. Что ты хочешь мне сказать? - строго спросил он, убирая ее руку со своей, и открыл последний заполненный оценками разворот.
- Я просто не успела выучить параграф по истории, а меня, как назло, спросили. А это, - она быстро, как будто другая двойка была раскалена огнем, ткнула в цифру и одернула палец, - это за работу на уроке, я отвлекалась, а меня спросили из того, что говорит учительница.
- Тут не успела, тут отвлеклась, - Дмитрий Сергеевич нервно стал перелистывать старые записи в дневнике, сравнивая результаты за прошлые недели с нынешней. - Вот же... две недели хорошие оценки были, Лида! Да что с тобой такое? А третья за что?! Это ж надо, три двойки за неделю! У девочки!
Он привстал, отбросив дневник на диван и заходил по комнате...
- Домашку не сделала, то есть сделала, но много ошибок вышло. Эта алгебра... мне трудно дается. Папочка... - ее голос дрогнул, а руки просительно прижались к груди.
Дмитрий Сергеевич остановился у окна. Закрыл форточку и по обыкновению задернул шторы, хотя дом напротив находился на достаточно большом расстоянии от его окон.
- Я папочка. А ты моя доченька, которая заслуживает наказания. Разве не так, Лидок? - Он вопросительно склонил голову, рассматривая Лиду. - Не слышу.
Ее щеки налились краской стыда, глаза уже увлажнились, руки... У нее были замечательные руки, не тонкие, немного пухленькие, как и все ее тело, но они филигранно отражали ее чувственность. Дмитрий Сергеевич не раз замечал, как с помощью рук, словно глухонемая, Лидочка передавала свои эмоции - прикосновениями или переплетениями пальцев, как искусная артистка театра теней. Вот и сейчас они витиеватыми пируэтами помогали сказать такое сложное, но уже такое привычное.
- Да, папочка. Я заслуживаю, через силу выдавила из себя Лида. - Накажи меня...пожалуйста...
Она посмотрела на Дмитрия Сергеевича полными мольбы и любви глазами, и он с трудом сдержал себя, чтоб не броситься к ней, такой милой, покорной, доверчивой светлой девочке, которая одной рукой теребила бантик на косичке, а другой кончик красного галстука.
Схватить бы ее на руки, закружить по комнате, как она любила в иные минуты, чтоб услышать ее заливистый смех, и любоваться ямочками на пухлых щечках, но все это в данную минуту некстати, невовремя. Так девочка совсем избалуется.
- Я сейчас, а ты готовься, Лидия. Гольфы в первом ящике, - Дмитрий кивнул на шкаф и вышел на кухню.
Пошарив по кухонным полкам, он нашел открытый пакет с колотым горохом, улыбнулся чему-то, глубоко вдохнул, раскрывая пакет, будто проверяя его содержимое на свежесть.
- Ну-с... Как моя провинившаяся двоечница? - спросил он и остановился, любуясь Лидочкой. - Прекрасно, что ты готова.
Она никогда не забывала, что нужно быть готовой к приходу папочки из кухни. А придти он мог с горохом или гречей, а иногда просто со стаканом воды, полотенцем, простыней или ковриком. Сейчас помимо пачки крупы в руках у него было сложенное махровое полотенце.
Лидочкина школьная форма, состоящая из пиджака и короткой юбочки, аккуратно висела на спинке стула, а сама она, в полосатых цветных гольфах до колен, трусиках в цветочек и белой блузке с повязанным пионерским галстуком стояла посреди комнаты.
- Ну не надо горох, ну папочка, - взмолилась она, чуть не плача.
- Три минуты всего, девочка, - успокоил Дмитрий Лиду, рассыпая крупу на брошенное на пол полотенце, чтобы горошины не могли поцарапать пол. - Становись и без капризов. Три минуты и только-то. Я пока мясо в духовку определю, проголодаемся к тому времени. Ну? Помочь?
Лида съежилась и медленно подошла к полотенцу, еще раз взглянула на мужчину, но увидела в его взгляде твердость и решительность. А бывало, что он только пугал ее: сыпал горох или гречу, но когда она собиралась опуститься, подходил к ней, брал за плечи и с улыбкой заявлял, что проверял ее на послушание.
Сейчас он так же подошел и взял ее за плечи. Взял цепко, но мягко одновременно, сделал с Лидой пару шагов и ободряюще похлопал по спинке, когда она, скривив лицо, опустилась на полотенце.
- Тихо, тихо, все хорошо, все нормально... Стой прямо, не сгибайся, - сказал он, мягко проводя руками по ее милым округлым плечикам, когда услышал, как она со свистом вдохнула в себя воздух, и вышел.
На кухне раздались звуки металлических предметов. Лида знала, что это Дмитрий освобождал духовку, она пыталась как можно внимательнее вслушиваться в происходящее на кухне, чтобы отвлечься от остроты мгновенно захватившей ее боли, которая впивалась в кожу, словно пронзая насквозь, и эти три минуты казались вечностью.
Но папочка вошел быстрее, чем она ожидала. Он остановился в дверях комнаты. Только в эти моменты можно было оценить, как трогательно приподнялись ее плечики, уютно пряча меж ними шею, как беззащитно торчащие лопаточки напоминают крылышки невинного ангелочка, как она юна и прелестна. И в очередной раз Дмитрий Сергеевич убедился, что любит Лиду. Любит ее всей душой, что готов ей многое отдать, сделать ради нее, но мир так несовершенен, и Ольга, если вернется, никогда не допустит, чтобы Лида жила с ними. А он очень хотел, чтобы она вернулась, но Лидочка, его девочка... Встречи с ней станут более редкими, может очень редкими, почти невозможными.
- Все, поднимайся, достаточно, - Мужчина погладил Лидочку по голове, помог ей встать, отряхнул с колен прилипшие горошины, осмотрел состояние кожи. - Нормально, все в порядке, Лидок. Ну, теперь...
Ужасно хотелось ее простить. Но если бы была одна двойка, то наверняка, дал бы ей шанс на исправление без строгого наказания. Гороха было бы вполне достаточно. Но три, три!
Дмитрий Сергеевич расстегнул пряжку, неспешно выдернул ремень из шлевок, по очереди закатал рукава рубашки.
- Не смотри на меня так, малыш, - вздохнул он, поймав умоляющий взгляд девчонки. - Ты сама во всем виновата. Я тебя люблю, надеюсь, что ты в том не сомневаешься, и как отец не могу спускать тебе с рук твое разгильдяйство. Так что порка, Лида. Порка и больше никак. Я не вижу выхода. Иди к дивану, перекидывайся. Трусики не забудь снять.
Лида, обиженно хлюпнув носом, избавилась от последней мнимой защиты, оставила на полу розовый предмет нижнего белья, наклонилась и перегнулась через мягкий широкий в виде валика подлокотник дивана, опираясь согнутыми предплечьями на сиденье.
Ее розовая попка упругим мячиком привлекательно возвышалась над остальными частями тела. Дмитрий рассек ремнем воздух, отчего Лидкины ягодички сжались, а голова дернулась вверх.
- Фальстарт, - усмехнулся мужчина и резко опустил ремень на гладкие половинки.
Лидка дернулась, что то промычав, безуспешно вцепилась пальцами в обивку дивана, ибо подхватить упруго натянутую ткань было невозможно. Удары последовали равномерно один за другим, хлестко и сильно обрушиваясь на лидочкину попку, не давая притерпеться, прислушаться к первым болезненным ощущениям.
- Аа-айййй! Па-а-а-апоч! Бо-о-ольн! - заверещала девчонка, перебирая руками по дивану, будто хотела уползти вперед.
- А ты двоек не носи, и больно не будет! - крикнул Дмитрий, увеличивая амплитуду размаха.
Лидочка всеми силами старалась сохранять ровное положение, она знала, насколько папочка не любит, когда она сильно дергается, как он переживает, боится попасть ремнем мимо пункта назначения, а если изредка и случается такое, то тут же кидается гладить незапланированно ужаленное местечко, успокаивать Лидочку, что ей очень нравилось, но потом папочка мог добавить штрафных за ее верчение.
Мужчина остановился, поправил спустившуюся на поясницу белую блузочку, провел рукой по лидочкиной спине.
- Попочку расслабь, детка. Не напрягайся, так больнее же, - мягко сказал он и легонько похлопал по центру половинок, когда увидел, что их мышцы сильно сжались, и изрядно покрасневшая кожа стала напоминать кожицу новорожденного.
Жар на попе все больше разгорался, Лидочка уже ревела в голос, ее ноги приплясывали, норовя оторваться от пола, и когда Дмитрий Сергеевич увидел, как какая-то капля, то ли слезинка, то ли слизь из носа оказалась на велюровой обивке дивана, тут же прервал процесс.
- Передохни минутку, Лидок. Пить хочешь? Нет? - уточнил он, не поняв ответа, так как Лида отрицательно замотала головой, поднимая красные и мокрые от слез глаза на Дмитрия. - Потри пока попку, сейчас можно.
Он положил ремень на стул, аккуратно поднял с пола полотенце с горохом, стараясь, чтоб ни одна горошинка не оказалась на паркете, смахнул крупу на стеклянный журнальный столик, слегка стряхнул полотенце и сложив его вчетверо изнаночной стороной, положил на диван.
- Вот так лучше, не то ты мне весь диван изгваздаешь, родная моя. Давай-давай... - он приподнял девчонку, которая опустилась на коленки и осторожно, жалобно подвывая и хлюпая носом, растирала свои ягодички. - Продолжим, Лидочка. Ты в полотенце личиком утыкайся.
- Хорофо... - прогнусавила Лида. - Еще много, папочка?
- Нет, не очень. Пятнашечку и свободна. Если будешь умницей.
Лидочка приняла нужное положение, поудобней пристраиваясь на валике, на полотенце, пряча лицо в лодочку из сомкнутых рук. Дмитрий не спешил - девочка должна настроиться и еще раз подумать, что заслужила эту порку, чтобы потом не обижалась на него.
Она и не обижалась, но он знал, что ей все это не нравится, что она испытывает сильную боль, но подчиняется ему и почти каждую субботу бежит с распростертыми руками в его объятья, обдавая его теплым девичьим дыханием и нежным "Здравствуй, папочка!"
- Ну, продолжим! Не напрягайся, я тебе говорю! - Дмитрий Сергеевич покрутил в воздухе ремнем, сделал полшага назад, взмахнул рукой.
- Уо-о-о-ййййй! Ыхх-ых-ых... Не на-а-а-... - Лида истошно завизжала, завиляла попкой, что немного напугало Дмитрия.
Он на всякий случай посмотрел на ремень - не прилипло ль к нему что, пока она расстилал полотенце. Нет, все было чисто и гладко, но на всякий случай Дмитрий пропустил ремень сквозь кулак. Гладко, не очень мягко, но гладко. Это не розги необработанные.
- Ты чего это? Надо, Лидок! Терпи, раз провинилась! - крикнул он поверх лидочкиного плача, что разразился новой волной после первого же удара второй части порки. - Будешь двойки носить, будет попа порота!
Девчонку было жалко, но жалость плохой советчик, и удары равномерно, но сильно снова посыпались на разогретые красненькие половинки, придавая им с каждым стежком еще большую аппетитность.
Девчонка крепилась, чтобы не сползти на пол, а ведь так бывало в первые месяцы воспитания, и тогда Дмитрий зажимал ее между ног, а после порки, вытирая сырость с ее личика, терпеливо объяснял, как нужно себя вести хорошей девочке. Сейчас он положил руку на оголенную поясницу Лидочки, ощутив, какая она влажная и теплая. Во время порки на ее теле всегда выступала испарина - от боли, от страха, от стыда, и часто белая блузка становилась откровенно влажной, особенно на спине и животе, отличаясь оттенком от ткани на рукавах.
Он не считал специально удары, но чувствовал их количество. В любом случае ошибиться не боялся - на два меньше, на пять больше. Это все нестрашные погрешности.
Но Дмитрия больше привлекало отличие цвета ее напоротой попки от цвета поясницы и ляжек. Прям девочка с персиками! Так не хотелось останавливаться, но Лида уже бессвязно протяжно выла. Дмитрий знал, что это последняя стадия ее терпения, что пора, пора заканчивать. Но еще три ритуальных заключительных. С четкими ответами.
- Стараться в учебе будешь? - вопросил он, отвешивая увесистый стежок. - Не слышу-у!
- Ммм... Бу-у-у...ддд, - всхлипнула Лида.
- Отвлекаться на уроках будешь? - второй вопрос и снова хлесткий стежок..
- Не-е-э... Не буду, па-аа!..
- Ремня еще хочешь?! - третий вопрос и последний прилет.
Последний, если правильно ответит. Дважды было, что Лида, то ли не расслышав, то ли автоматически ответила "да".
И Дмитрий продолжил, пока девчонка не взмолилась о пощаде.
Но в это раз она отчетливо и громко прокричала :
- Нет! Нет, папочка!...
- Нет? Точно? Ну тогда все, закончили... - пару легких поглаживаний по лидочкиной головке дали сигнал, что можно вставать. И уже полностью перебраться на диван, уютно свернуться на нем калачиком или вытянуться во весь рост.
Дмитрий отбросил ремень на кресло, опустился в соседнее, разминая мышцы спины и рук несложными круговыми движениями.
Продолжение следует...
Раскинув руки, Лида облокотилась на спинку скамейки, цепляясь пальцами за верхнюю деревянную перекладину, и задрала голову вверх. На верхушке шелестящей листьями березы вернувшиеся после зимовки грачи укрепляли свое гнездышко, редкие облака медленно проплывали по небу кучерявыми фигурками, каждая из которых казалась Лидочке сказочной, волшебной и загадочной.
Вот это, круглое и пушистое, напоминало снежного барса, вальяжно расположившегося на верхушке заснеженной горы, рядом проплывал веселый слоненок с поднятом вверх хоботом, а маленькая остроносая лисичка никак не могла догнать травоядного толстячка. В прошлое воскресенье Лида была в зоопарке, и сейчас ей хотелось разглядеть как можно больше его обитателей на высоком небосводе.
Стояли последние апрельские деньки, теплые и ласковые, и на лицах людей читалась радость от предвкушения долгожданных майских праздников, поездок на дачу или просто загород, пикников, застольев и встреч с близкими людьми.
Лидочка тоже ждала и предвкушала, радовалась и одновременно отгоняла от себя страх и волнение, которые колючими ежиками ворочались в животе, вытесняя легких шелкокрылых бабочек. Причиной ее тревоги были плачевные результаты, выведенные красной ручкой в ее дневнике. А дневник по традиции проверялся каждую субботу.
Сегодня было всего три урока, и она, как обычно, на коричневой с отколупанной краской во многих местах скамейке, спрятанной среди кустов на полузаброшенной детской площадке без качелей, горок и домиков, ожидала его, своего папочку. Да, именно так она его называла, вкладывая в каждую букву все свою любовь и нежность.
Папочка с ней не жил, у него была другая семья: жена и сын-четвероклассник. Но с женой он находился на грани развода, и после ее ухода с сыном к маме, он проживал один.
В последние полтора года Дмитрий Сергеевич почти каждую субботу встречал Лидочку у школы, забирал к себе, считая, что толку от выходных с матерью для Лиды нет никакого, а ее подруги сплошь бестолковые бездельницы, и девчонка нуждается в мужском внимании, заботливом и в то же время строгом.
Лида знала, что провинилась и ее ждет не только какой-то подарок, но и наказание. Дмитрий Сергеевич был строг и принципиален в воспитательных вопросах и считал, что выросшая без отцовской твердой руки будущая женщина может пойти по наклонной, не наверстай он упущенное.
Лида с мамой много лет жили в деревне, куда ее мать вернулась из города с животом, не закончив техникум и отвергнутая своим возлюбленным, и годами выслушивая упреки родителей, вернулась в город, устроилась на ткацкую фабрику, которая обеспечила ее с дочерью комнатой в общежитии.
С Дмитрием Сергеевичем Лида встретилась спустя несколько лет. Она часто вспоминала, как он после их первого проведенного вдвоем выходного сложил лодочками ладони на ее щеках, заглянул в серые глубокие глаза и вкрадчивым полушепотом произнес : "Девочка моя сладкая".
Она полюбила его сразу. Да и как ей, не вкусившей в полной мере материнской ласки, было не полюбить его, сильного, нежного, заботливого и умного! Да, именно таким она видела папочку, и он казался самым лучшим, самым достойным на свете мужчиной!
Мама была не очень довольна их встречами, говорила не раз:" Смотри, поиграет с тобой, как с котенком, и бросит. Это он сейчас с тоски с тобой возится. А как помирится с женой, так тебе отворот-поворот, и на порог не пустит".
Лидочка и верила маме, и не верила. Точнее не хотела ей верить, уж больно жестокими были ее слова, и она все надеялась, что он не помирится с Ольгой, как звали его жену, что возьмет ее, Лиду, в свой дом.
А дома у папочки ей очень нравилось - квартира просторная, светлая, хорошо обустроенная. Иногда по воскресеньям к нему привозили его сына, Владика, но это не было помехой для внимания Дмитрия Сергеевича к Лидочке. Они с мальчишкой хорошо ладили, и жена знала о ее приходах. Однажды Владик притащил большой пакет с поношенной, но очень хорошей одеждой, которая Ольге была или давно мала, или просто не нужна, и Лидочка с удовольствием перемерила все и выбрала для себя два платья и две кофточки. Но папочка не разрешал ей приходить к нему в этих вещах.
Он любил видеть Лиду в школьной форме, обязательно в белой блузке и отглаженном пионерском галстуке.
Для дома были куплены пижама, домашний спортивный костюм, халат и всякая мелочь, но появляться перед ним она должна была именно в форме.
Лидочка расстегнула молнию куртки, проверила, правильно ли завязан галстук, чтоб папочка был доволен. Улыбнулась смущенно сама себе, поглаживая красные шелковые концы галстука, но тут же и ему - уже открыто, не скрывая своей бесконечной радости, когда услышала его голос.
- Лида, Лидочка! - окликнул ее Дмитрий Сергеевич, поднявшись на поребрик, разделявший свежим газоном дворовую дорогу и детскую площадку.
Сумка вмиг оказалась на плече, аккуратно заплетенные светлые косички с белыми бантами подпрыгивали за спиной, а сама Лидочка вприпрыжку бежала по узкой тропинке, проложенной по газону жителями двора, ответно раскрывая руки для объятий, как крылья для полета, потому что хотелось взлететь от счастья, лицезрея его светлую улыбку, чуть насмешливые глаза, а после зарыться лицом в его плаще, вдыхая ставший родным аромат его духов, смешанный с легким оттенком недавно выкуренной сигареты.
И, затаив дыхание, произнести:" Здравствуй, папочка!"
Дмитрий Сергеевич взял Лиду за руку, и ее ладошка вновь ощутила жесткость мужских пальцев, когда они шли домой. Идти за руку было традицией, как будто Лида могла вырваться и убежать, о чем она никогда и не думала, и перед пешеходным переходом она сразу останавливалась и только когда папочка, внимательно посмотрев на дорогу, командовал " все, пойдем", ступала на мостовую.
- Сумка тяжелая? Взять? - спросил он, когда Лида в очередной раз поправила ее на плече.
- Нет, папочка, легкая, просто ремешок съезжает. А я бы понесла твою сумку.
Девчонка лукаво улыбнулась, усмотрев торчащую из полиэтиленового пакета огненно-красную гриву.
Ну, конечно, это он, это львенок! Папочка запомнил, как в прошлый раз Лида сказала, что хотела бы иметь такого мультяшного львенка, после просмотра мультика про львенка и черепаху. В тот день она бесцеремонно улеглась на спину Дмитрию Сергеевичу, обняв его за шею, стала покачиваться, представляя себе, что она маленький львенок, а он большая черепаха, и напевала песенку из мультика. Мама никогда не позволяла таких вольностей, даже когда Лида была совсем малышкой.
Он не мог не порадовать свою дочурку. И понимал, что этот пряник составит пару кнуту, отчего горестно вздохнул.
- Позже, Лидок. Это тебе, безусловно. Но... мы еще не выяснили, какие у тебя в школе успехи.
Лидочка сникла, что не ушло от взора Дмитрия. Также он ощутил, как ее пальчики крепче сжали его ладонь.
"Бедная девочка... Боится снова. Неужто все не привыкла? Ну ничего, ничего... Все хорошие девочки проходят через такое", - успокаивал он себя мысленно.
До дома Дмитрия Сергеевича от Лидкиной школы было минут двадцать неспешной ходьбы. В плохую погоду они подъезжали к дому на автобусе, но сейчас был чудесный день, и прогуляться за руку с дочуркой было огромным удовольствием.
Да и оттянуть подольше момент, когда он откроет ее дневник, станет выслушивать нелепые детские оправдания, тоже было нелишним.
- Как в школе, Лидок? Не успеваемость, а вообще, обстановка. Тебе тут нравится? - спросил он, когда они замедлили шаг, чтобы насладиться красотой цветущей сирени, раскинувшей свои мохнатые ветки вдоль длинной аллее, ведущей во двор Дмитрия Сергеевича.
- Не нравится мне тут, - скуксилась Лида. - Учителя придурки, дети сволочи.
- Ну прям уж все? - недоверчиво спросил Дмитрий.
- Все не все, но... и учителя так говорят, что седьмой класс... это переход такой сложный. Из детства в юность. Злые какие-то, воображалы, нахальные. И программа сложная, я с трудом справляюсь. Не нравится мне тут, в старой школе было лучше.
- Там программа была проще? Ну тогда, дружок, нужно в школу для дураков идти. Я тебя сюда устроил, потому что школа более престижная, дети благополучные, из приличных семей, а не как в той, почти одни гопники. Ладно, разберемся, что тебе сложно, - ответил он и открыл дверь в парадную.
В квартире пахло чем-то вкусным. Дмитрий Сергеевич с утра пожарил картошку - она получалась у него хрустящей, так как он для жарки умел выбрать определенный сорт, и ароматной, благодаря специям. Мясо еще мариновалось, чтобы было свежим к обеду, а незатейливый куриный суп годился и вчерашний. Ну и как обычно, к приезду дочурки холодильник был заполнен всякими деликатесами и вкусностями, которыми мать Лиды ее не баловала.
- Вот мы и дома, и выходные впереди. Ты и я, - он снял с Лиды куртку, бросил ей под ноги домашние тапочки, нежно поцеловал, что не очень любил делать на улице. - Влада завтра не привезут, у них свои планы.
- Умывайся, малыш. Кушать хочешь? Или... Или мы с тобой сначала проведем ревизию твоего дневничка?
- Потом поедим, папочка. Я немного перекусила в школе. Да и... Я знаю, чем закончится сегодняшняя проверка, - Лида закусила губу и опустила глаза в пол.- Поэтому лучше после...
-Та-а-ак... - протянул Дмитрий Сергеевич. - Ну, будь по-твоему. Я в своем детстве всегда старался оттянуть этот неприятный момент. Но ты у меня девочка сознательная и ничего не скрываешь от папы, это похвально. Так ведь, Лидия?
Лицо Дмитрия Сергеевича приняло строгое выражение, он сел на диван, положив ногу на ногу, и вытянул руку с открытой ладонью, подергивая пальцами, словно подзывая к себе.
Но Лида знала - так папа просит предъявить ей дневничок.
Она с понурым выражением лица открыла сумку и протянула мужчине дневник в красной потертой обложке.
- Папочка... я не знаю, как так вышло. Подожди, пожалуйста, - Лида перехватила руку Дмитрия, когда тот коснулся клеенчатого уголка.
- Жду, Лидия. Что ты хочешь мне сказать? - строго спросил он, убирая ее руку со своей, и открыл последний заполненный оценками разворот.
- Я просто не успела выучить параграф по истории, а меня, как назло, спросили. А это, - она быстро, как будто другая двойка была раскалена огнем, ткнула в цифру и одернула палец, - это за работу на уроке, я отвлекалась, а меня спросили из того, что говорит учительница.
- Тут не успела, тут отвлеклась, - Дмитрий Сергеевич нервно стал перелистывать старые записи в дневнике, сравнивая результаты за прошлые недели с нынешней. - Вот же... две недели хорошие оценки были, Лида! Да что с тобой такое? А третья за что?! Это ж надо, три двойки за неделю! У девочки!
Он привстал, отбросив дневник на диван и заходил по комнате...
- Домашку не сделала, то есть сделала, но много ошибок вышло. Эта алгебра... мне трудно дается. Папочка... - ее голос дрогнул, а руки просительно прижались к груди.
Дмитрий Сергеевич остановился у окна. Закрыл форточку и по обыкновению задернул шторы, хотя дом напротив находился на достаточно большом расстоянии от его окон.
- Я папочка. А ты моя доченька, которая заслуживает наказания. Разве не так, Лидок? - Он вопросительно склонил голову, рассматривая Лиду. - Не слышу.
Ее щеки налились краской стыда, глаза уже увлажнились, руки... У нее были замечательные руки, не тонкие, немного пухленькие, как и все ее тело, но они филигранно отражали ее чувственность. Дмитрий Сергеевич не раз замечал, как с помощью рук, словно глухонемая, Лидочка передавала свои эмоции - прикосновениями или переплетениями пальцев, как искусная артистка театра теней. Вот и сейчас они витиеватыми пируэтами помогали сказать такое сложное, но уже такое привычное.
- Да, папочка. Я заслуживаю, через силу выдавила из себя Лида. - Накажи меня...пожалуйста...
Она посмотрела на Дмитрия Сергеевича полными мольбы и любви глазами, и он с трудом сдержал себя, чтоб не броситься к ней, такой милой, покорной, доверчивой светлой девочке, которая одной рукой теребила бантик на косичке, а другой кончик красного галстука.
Схватить бы ее на руки, закружить по комнате, как она любила в иные минуты, чтоб услышать ее заливистый смех, и любоваться ямочками на пухлых щечках, но все это в данную минуту некстати, невовремя. Так девочка совсем избалуется.
- Я сейчас, а ты готовься, Лидия. Гольфы в первом ящике, - Дмитрий кивнул на шкаф и вышел на кухню.
Пошарив по кухонным полкам, он нашел открытый пакет с колотым горохом, улыбнулся чему-то, глубоко вдохнул, раскрывая пакет, будто проверяя его содержимое на свежесть.
- Ну-с... Как моя провинившаяся двоечница? - спросил он и остановился, любуясь Лидочкой. - Прекрасно, что ты готова.
Она никогда не забывала, что нужно быть готовой к приходу папочки из кухни. А придти он мог с горохом или гречей, а иногда просто со стаканом воды, полотенцем, простыней или ковриком. Сейчас помимо пачки крупы в руках у него было сложенное махровое полотенце.
Лидочкина школьная форма, состоящая из пиджака и короткой юбочки, аккуратно висела на спинке стула, а сама она, в полосатых цветных гольфах до колен, трусиках в цветочек и белой блузке с повязанным пионерским галстуком стояла посреди комнаты.
- Ну не надо горох, ну папочка, - взмолилась она, чуть не плача.
- Три минуты всего, девочка, - успокоил Дмитрий Лиду, рассыпая крупу на брошенное на пол полотенце, чтобы горошины не могли поцарапать пол. - Становись и без капризов. Три минуты и только-то. Я пока мясо в духовку определю, проголодаемся к тому времени. Ну? Помочь?
Лида съежилась и медленно подошла к полотенцу, еще раз взглянула на мужчину, но увидела в его взгляде твердость и решительность. А бывало, что он только пугал ее: сыпал горох или гречу, но когда она собиралась опуститься, подходил к ней, брал за плечи и с улыбкой заявлял, что проверял ее на послушание.
Сейчас он так же подошел и взял ее за плечи. Взял цепко, но мягко одновременно, сделал с Лидой пару шагов и ободряюще похлопал по спинке, когда она, скривив лицо, опустилась на полотенце.
- Тихо, тихо, все хорошо, все нормально... Стой прямо, не сгибайся, - сказал он, мягко проводя руками по ее милым округлым плечикам, когда услышал, как она со свистом вдохнула в себя воздух, и вышел.
На кухне раздались звуки металлических предметов. Лида знала, что это Дмитрий освобождал духовку, она пыталась как можно внимательнее вслушиваться в происходящее на кухне, чтобы отвлечься от остроты мгновенно захватившей ее боли, которая впивалась в кожу, словно пронзая насквозь, и эти три минуты казались вечностью.
Но папочка вошел быстрее, чем она ожидала. Он остановился в дверях комнаты. Только в эти моменты можно было оценить, как трогательно приподнялись ее плечики, уютно пряча меж ними шею, как беззащитно торчащие лопаточки напоминают крылышки невинного ангелочка, как она юна и прелестна. И в очередной раз Дмитрий Сергеевич убедился, что любит Лиду. Любит ее всей душой, что готов ей многое отдать, сделать ради нее, но мир так несовершенен, и Ольга, если вернется, никогда не допустит, чтобы Лида жила с ними. А он очень хотел, чтобы она вернулась, но Лидочка, его девочка... Встречи с ней станут более редкими, может очень редкими, почти невозможными.
- Все, поднимайся, достаточно, - Мужчина погладил Лидочку по голове, помог ей встать, отряхнул с колен прилипшие горошины, осмотрел состояние кожи. - Нормально, все в порядке, Лидок. Ну, теперь...
Ужасно хотелось ее простить. Но если бы была одна двойка, то наверняка, дал бы ей шанс на исправление без строгого наказания. Гороха было бы вполне достаточно. Но три, три!
Дмитрий Сергеевич расстегнул пряжку, неспешно выдернул ремень из шлевок, по очереди закатал рукава рубашки.
- Не смотри на меня так, малыш, - вздохнул он, поймав умоляющий взгляд девчонки. - Ты сама во всем виновата. Я тебя люблю, надеюсь, что ты в том не сомневаешься, и как отец не могу спускать тебе с рук твое разгильдяйство. Так что порка, Лида. Порка и больше никак. Я не вижу выхода. Иди к дивану, перекидывайся. Трусики не забудь снять.
Лида, обиженно хлюпнув носом, избавилась от последней мнимой защиты, оставила на полу розовый предмет нижнего белья, наклонилась и перегнулась через мягкий широкий в виде валика подлокотник дивана, опираясь согнутыми предплечьями на сиденье.
Ее розовая попка упругим мячиком привлекательно возвышалась над остальными частями тела. Дмитрий рассек ремнем воздух, отчего Лидкины ягодички сжались, а голова дернулась вверх.
- Фальстарт, - усмехнулся мужчина и резко опустил ремень на гладкие половинки.
Лидка дернулась, что то промычав, безуспешно вцепилась пальцами в обивку дивана, ибо подхватить упруго натянутую ткань было невозможно. Удары последовали равномерно один за другим, хлестко и сильно обрушиваясь на лидочкину попку, не давая притерпеться, прислушаться к первым болезненным ощущениям.
- Аа-айййй! Па-а-а-апоч! Бо-о-ольн! - заверещала девчонка, перебирая руками по дивану, будто хотела уползти вперед.
- А ты двоек не носи, и больно не будет! - крикнул Дмитрий, увеличивая амплитуду размаха.
Лидочка всеми силами старалась сохранять ровное положение, она знала, насколько папочка не любит, когда она сильно дергается, как он переживает, боится попасть ремнем мимо пункта назначения, а если изредка и случается такое, то тут же кидается гладить незапланированно ужаленное местечко, успокаивать Лидочку, что ей очень нравилось, но потом папочка мог добавить штрафных за ее верчение.
Мужчина остановился, поправил спустившуюся на поясницу белую блузочку, провел рукой по лидочкиной спине.
- Попочку расслабь, детка. Не напрягайся, так больнее же, - мягко сказал он и легонько похлопал по центру половинок, когда увидел, что их мышцы сильно сжались, и изрядно покрасневшая кожа стала напоминать кожицу новорожденного.
Жар на попе все больше разгорался, Лидочка уже ревела в голос, ее ноги приплясывали, норовя оторваться от пола, и когда Дмитрий Сергеевич увидел, как какая-то капля, то ли слезинка, то ли слизь из носа оказалась на велюровой обивке дивана, тут же прервал процесс.
- Передохни минутку, Лидок. Пить хочешь? Нет? - уточнил он, не поняв ответа, так как Лида отрицательно замотала головой, поднимая красные и мокрые от слез глаза на Дмитрия. - Потри пока попку, сейчас можно.
Он положил ремень на стул, аккуратно поднял с пола полотенце с горохом, стараясь, чтоб ни одна горошинка не оказалась на паркете, смахнул крупу на стеклянный журнальный столик, слегка стряхнул полотенце и сложив его вчетверо изнаночной стороной, положил на диван.
- Вот так лучше, не то ты мне весь диван изгваздаешь, родная моя. Давай-давай... - он приподнял девчонку, которая опустилась на коленки и осторожно, жалобно подвывая и хлюпая носом, растирала свои ягодички. - Продолжим, Лидочка. Ты в полотенце личиком утыкайся.
- Хорофо... - прогнусавила Лида. - Еще много, папочка?
- Нет, не очень. Пятнашечку и свободна. Если будешь умницей.
Лидочка приняла нужное положение, поудобней пристраиваясь на валике, на полотенце, пряча лицо в лодочку из сомкнутых рук. Дмитрий не спешил - девочка должна настроиться и еще раз подумать, что заслужила эту порку, чтобы потом не обижалась на него.
Она и не обижалась, но он знал, что ей все это не нравится, что она испытывает сильную боль, но подчиняется ему и почти каждую субботу бежит с распростертыми руками в его объятья, обдавая его теплым девичьим дыханием и нежным "Здравствуй, папочка!"
- Ну, продолжим! Не напрягайся, я тебе говорю! - Дмитрий Сергеевич покрутил в воздухе ремнем, сделал полшага назад, взмахнул рукой.
- Уо-о-о-ййййй! Ыхх-ых-ых... Не на-а-а-... - Лида истошно завизжала, завиляла попкой, что немного напугало Дмитрия.
Он на всякий случай посмотрел на ремень - не прилипло ль к нему что, пока она расстилал полотенце. Нет, все было чисто и гладко, но на всякий случай Дмитрий пропустил ремень сквозь кулак. Гладко, не очень мягко, но гладко. Это не розги необработанные.
- Ты чего это? Надо, Лидок! Терпи, раз провинилась! - крикнул он поверх лидочкиного плача, что разразился новой волной после первого же удара второй части порки. - Будешь двойки носить, будет попа порота!
Девчонку было жалко, но жалость плохой советчик, и удары равномерно, но сильно снова посыпались на разогретые красненькие половинки, придавая им с каждым стежком еще большую аппетитность.
Девчонка крепилась, чтобы не сползти на пол, а ведь так бывало в первые месяцы воспитания, и тогда Дмитрий зажимал ее между ног, а после порки, вытирая сырость с ее личика, терпеливо объяснял, как нужно себя вести хорошей девочке. Сейчас он положил руку на оголенную поясницу Лидочки, ощутив, какая она влажная и теплая. Во время порки на ее теле всегда выступала испарина - от боли, от страха, от стыда, и часто белая блузка становилась откровенно влажной, особенно на спине и животе, отличаясь оттенком от ткани на рукавах.
Он не считал специально удары, но чувствовал их количество. В любом случае ошибиться не боялся - на два меньше, на пять больше. Это все нестрашные погрешности.
Но Дмитрия больше привлекало отличие цвета ее напоротой попки от цвета поясницы и ляжек. Прям девочка с персиками! Так не хотелось останавливаться, но Лида уже бессвязно протяжно выла. Дмитрий знал, что это последняя стадия ее терпения, что пора, пора заканчивать. Но еще три ритуальных заключительных. С четкими ответами.
- Стараться в учебе будешь? - вопросил он, отвешивая увесистый стежок. - Не слышу-у!
- Ммм... Бу-у-у...ддд, - всхлипнула Лида.
- Отвлекаться на уроках будешь? - второй вопрос и снова хлесткий стежок..
- Не-е-э... Не буду, па-аа!..
- Ремня еще хочешь?! - третий вопрос и последний прилет.
Последний, если правильно ответит. Дважды было, что Лида, то ли не расслышав, то ли автоматически ответила "да".
И Дмитрий продолжил, пока девчонка не взмолилась о пощаде.
Но в это раз она отчетливо и громко прокричала :
- Нет! Нет, папочка!...
- Нет? Точно? Ну тогда все, закончили... - пару легких поглаживаний по лидочкиной головке дали сигнал, что можно вставать. И уже полностью перебраться на диван, уютно свернуться на нем калачиком или вытянуться во весь рост.
Дмитрий отбросил ремень на кресло, опустился в соседнее, разминая мышцы спины и рук несложными круговыми движениями.
Продолжение следует...