M/F
feyerverk
Из гостей
Опрятная старинная улица небольшого бельгийского города. Еще минут двадцать неторопливой ходьбы, и мы со Светланой окажемся «дома», точнее – в тесной двухместной спальне молодежного хостела у железнодорожной станции, обиталища мигрантов и студентов колледжей, расположившихся в большинстве по двухъярусным койкам просторных общих спален, в то время как наше положение – более привилегированное, у нас свой номер на двоих с отдельной крошечной ванной. Кухня общая – вытянутая в длину и похожая на коридор. Три холодильника, каждая полка пронумерована, пользоваться следует только своей. Мы там ни с кем стараемся не общаться, а едим обычно в городе в кафе. Здесь уважают, впрочем, личное пространство. Никто не лезет к нам в душу, да и постояльцы общих спален отнюдь не составляют сплоченного комьюнити. Сидят себе по гаджетам…
В городе зима, февраль. Идет едва заметный снег; снежинки тают, не достигнув булыжной мостовой. Людей и машин мало; нас обгоняют редкие велосипедисты. На душе покойно и тепло. Мы только что осуществили выход в свет. Бывшая сокурсница Светланы, живущая здесь уже несколько лет, пригласила на день рождения местной подруги. Собрались почему-то днем; у подруги, кажется, имелись на вечер какие-то планы… Вместе с остальными гостями мы поучаствовали в приготовлении блюд, виновница торжества задула морковно-шоколадный кейк, мы попробовали превосходного местного вина (две бутылки на всю компанию), а на прощание дружно сфотографировались. Скоро сумерки; кое-где в окнах зажигается электричество.
- Давно так не тусовался! – радостно делюсь я со Светланой. – Такие все милые люди. Обсудили всё, что могли. Культуру, спорт, экономику.
- Сидел бы лучше в уголочке со своим английским, - ворчит Светлана, - Красней тут за тебя.
- Зря ты так! Все всё понимают. Твой английский, кстати, не хуже моего. А ты и трех фраз не произнесла за вечер.
- Зато тебя наслушалась.
- Ну, не я один говорил.
- Ты один и говорил, в режиме радио! Дорвался до публики.
- Всем было интересно. Был спор, была дискуссия.
- Они вежливые просто. Соблюдают приличия. А мы когда с хозяйкой столкнулись в коридоре, она такая делает большие глаза: «Он всегда такой?»
- Какой?
- Вот! Ты даже не понимаешь! Об том и речь. Со стороны себя не видишь.
- С какой такой стороны?! У меня хорошее чувство собеседника, если ты об этом. Возможно, я слишком увлекся предметом разговора и путал грамматические времена… И я вообще не помню, чтобы рядом находилась хозяйка. Как ее, кстати, зовут?
- Забыла…
- Но мои непосредственные собеседники – те двое из колледжа, и еще один… Они были ничуть не менее активны! Да, тему затронул я, без меня не вышло бы никакой дискуссии, но…
- Не вышло бы, и хорошо.
- Ага, сидели бы чинно с постными минами.
- Так, - Светлана вдруг останавливается посреди тротуара, и я машинально замираю вместе с ней, - Сейчас мы дойдем до стационарного телефона, ты позвонишь хозяйке и принесешь извинения за свое дурацкое поведение.
- Уф, я испугался. Ты застыла как вкопанная. Подумал, что впереди мотоциклист сбил собачку или что-то в этом роде. Пошли. Я извинюсь. Конечно. Если ты этого хочешь.
Мы продолжаем путь.
- Вечно ты к посторонним с душой нараспашку, - продолжает Светлана, - Даже мне эти твои рассуждения давно поперек горла. А уж случайным людям… Кому нужна твоя честность, твоя искренность? Носишься с этой своей искренностью. Мнимые добродетели!
- Это всего лишь твое мнение, - начинаю я сердиться, - Лично мне важна искренность как в себе, так и в собеседнике. Зачем тогда вообще встречаться, зачем разговаривать? Терпеть не могу пустых разговоров и слов. И если уж на то пошло, никакой своей вины я не вижу. Ты сделала мне знак, чтоб я не подливал себе вина. Я послушно не стал. Я никого не обидел и не задел. Ну, ошибся пару раз с английским.
- О. Вот оно что, - еле слышно отвечает Светлана будто своим размышлениям.
- Да! Имею я или нет право высказывать свое мнение? – неожиданно я замечаю, что мы не идем, а стоим, причем внутри большого помещения по типу крытого рынка, а Светлана что-то покупает у прилавка с канцелярскими товарами. Так увлекся беседой, что не заметил перемены обстановки.
- Всё. Двигаем, - Светлана, хитро мне подмигивая, прячет что-то в широкий карман своей куртки, я выхожу вслед за ней на улицу; Светлана, похоже, ускорила шаг; торопится?
- Постой… Не беги. Что там у тебя в кармане?
- Купила полезную в хозяйстве штучку. Скотч. Которым, сказать по правде, следовало заклеить тебе рот еще в гостях. Ну ничего, на ошибках учатся.
- Ты что, собираешься…
- Угадал, я собираюсь тебя наказать. А эти марокканские укурыши прямо у нас за стенкой… Ты бы своими воплями устроил им натуральный «бэд трип». Поэтому - скотч. Для конспирации.
Сумерки тем временем набрали силу. Будто по команде бледно вспыхивают и подрагивают светом плафоны уличных фонарей. Роятся снежинки. Светлана идет быстрым шагом, а мои ноги деревенеют, делаются ватными, плохо слушаются.
- Хей, не отставай, - доносится спереди.
- Нет, нет. Остановись. Постоим.
- Мотоциклист сбил собачку? – Светлана подходит, глядит участливо, - Ну не грусти. Переживем. Зато научишься отвечать за свои действия. Полезный навык.
…У нас в хостеле прибавление. За продолговатым столом общей кухни расселась пестрая растаманская компания; парень в черно-желтой вязаной шапочке поет под гитару, остальные подхлопывают и подстукивают. У стойки ресепшена сгрудились рюкзаки: ребята, похоже, только приехали. Новоприбывшие пьют пиво из банок. Когда мы со Светланой появляемся у них перед глазами, нам машут как добрым знакомым и зовут присоединиться.
- Может, посидим послушаем минут десять? - спрашиваю я.
- Да ну нафиг, - тихо отвечает Светлана. - Насытилась по горло общением. Голову пойду помою. А ты посиди пока, если охота.
Светлана уходит в номер. Тусовка радушно освобождает место за столом, мне предлагают пиво, я вежливо отказываюсь. Белокурая соседка в голубом свитере протягивает мне красное пластмассовое яйцо; встретив мой вопросительный взгляд, она встряхивает яйцом в воздухе, и раздается приятный шорох. Это шейкер, разновидность перкуссии. Я принимаю инструмент и пытаюсь поймать ритм звучащей песни. Парень с гитарой множество раз повторяет припев, а моя соседка тихо подпевает.
So much trouble in the world…
В мире столько неурядиц, перевожу я про себя звучащий текст. Да уж, с этим хрен поспоришь! Впрочем, песня вовсе не кажется грустной. Размеренный ритм, акцент на слабую долю. Ни весело, ни грустно. Постукивают барабанчики, колотится шуршащая начинка в стенки красного яйца. Нам тут пофигу на мировые неурядицы, сидим кайфуем? И это нет. Живая боль, живое сострадание - но ни гнева, ни отчаянья. Возможно, всё настолько безнадежно, что впору забить. Кажется, так. Стоит мне прийти к такому выводу, как приоткрывается дверь нашего номера, расположенного в конце кухни-коридора. Я вижу Светлану. Она переоделась в спортивные штаны и серую футболку без рисунка, а свежевымытые волосы, будто чалма, оплетает полотенце. Правую руку она прячет у себя за спиной (кажется, держит какой-то предмет), а указательным пальцем левой приглашает меня подойти. Я возвращаю яйцо, и кивком простившись с гостеприимной компанией (песня все еще звучит), иду к нам в номер.
Светлана запирает дверь изнутри на ключ; музыка резко становится глуше, но все равно слышна отчетливо. Стены здесь тонкие.
- Не будем тянуть резину, - Светлана деловито, с резким звуком, отделяет от мотка широкого скотча (именно этот предмет она держала у себя за спиной) большой прямоугольник, и, не успеваю я опомниться, прицельным движением заклеивает мне рот.
- Теперь твоя очередь послушать, - Светлана пятится на пару шагов, как художник, желающий рассмотреть с дистанции только что нанесенный штрих, - Сядь, - я сажусь на кровать, а Светлана стоит, облокотясь на входную дверь со скрещенными на груди руками, - Да ты не бойся так, - я вдруг замечаю, что мелко подрагиваю, - А ну соберись! Смотри в глаза! – Светлана делает ко мне пару шагов и без замаха, но сильно бьет меня ладонью по правой щеке, да так, что я теряю равновесие и едва не заваливаюсь на бок.
- Выпрямись! – командует Светлана, - Левую подставь! – удар по левой, - Ну как? Ты готов меня слушать? Кивни, - киваю.
Я уже действительно готов, дрожь унялась. За дверью звучит какая-то новая песня, но слов не разобрать.
- Итак, как ты уже понял, я намерена тебя наказать. Знаешь, не далее как вчера я слушала подкаст… Толковый такой там батюшка. Суесловие – причина суемыслия. Вот что он сказал. Странно, да? Казалось бы, наоборот. Сначала думаешь, потом говоришь. Но нет. Мы прежде говорим. Так редко кто-то думает, прежде чем сказать! Я неспроста заклеила тебе рот. Да, ты получишь порку, получишь прямо сейчас двадцать четыре удара кабелем, и потом я сниму этот скотч, но до позднего вечера ты будешь лишен права голоса. Я запрещаю тебе со мной заговаривать до конца дня. Перед сном мы позвоним сегодняшним хозяевам, и ты принесешь им извинения за суесловие, за неуместные разглагольствования на своем дурацком английском. После этого ты ляжешь спать. И только завтра мы сможем общаться как ни в чем не бывало. Ты согласен с моим решением? Кивни.
Я медленно несколько раз мотаю головой из стороны в сторону.
- Почему? – искренне поражена Светлана. – Я так хорошо все придумала… Ну ладно. Сними свой скотч. Неволить тебя я не вправе. Эх, был бы ты дитём мелким! Было бы мне глубоко фиолетово на всю твою аргументацию. Первым делом разложила бы и всыпала так, что искры из глаз. Потом бы поговорили. Увы, увы. Сознание ребенка, тело мужика. Ничего не попишешь! Ну. Так что. С чем ты не согласен?
Я резко отдираю скотч, шевелю в воздухе обожженными губами:
- Мой английский ничем не хуже любого другого, мы вообще-то в Бельгии! Ни для кого из сегодняшней компании английский был не родной! Среди гостей была студентка-китаянка! И вот ради нее, а также ради нас с тобой, все и говорили по-английски! И вовсе не на уровне носителей!
- Согласна, - сдержанно кивает Светлана, - Но твой английский все равно был хуже всех. А говорил ты без остановки.
- Суть сказанного важнее языка, важнее языковых погрешностей!!!
- Понимаешь ли, Сергей, - Светлана глубоко вздыхает, - Твое базовое заблуждение состоит в непоколебимой убежденности в том, что ты объективно представляешь собой что-то хорошее, что-то ценное, что-то уникальное. Да, ты любишь себя, ты склонен видеть себя в радужном свете, это нормально! Все мы от самих себя без ума. Твоя проблема в том, что ты с какого-то неведомого хрена ждешь аналогичного комплиментарного отношения и от всех остальных. Поверь, всем глубоко фиолетово. Даже не представляешь, насколько! Впрочем, у тебя есть я. О, мне-то есть до тебя дело. Но я вижу тебя таким, какой ты есть. Со всеми плюсами и минусами! Со всеми изъянами и дефицитами! И я хочу помочь тебе тоже увидеть их в себе – и побороть, преодолеть. Но мне необходимо сотрудничество. Если я заклеила тебе рот и решила наказать – то уж поверь, не чтоб бессмысленно помучить. Мы должны двигаться в одном направлении, скакать в одной упряжке! Увы, увы! Я потерпела фиаско! Что ж, остается ужесточить меры. Ты получишь все до единого двадцать четыре удара, плюс еще несколько за упрямство, но не сейчас, а дома, в Москве. У тебя будет время осознать свою вину, а с осознанием придет и готовность стойко вынести назначенное. Твой самолет через неделю, а я улетаю прямо сейчас, - Светлана присаживается на край кровати и углубляется в телефон.
- Но завтра мы же собрались в музей! – напоминаю я, - А послезавтра в еще один! Тебе совсем не жалко?
- Жалко, - признаёт Светлана, подыскивая билет, - Но тебя пора всерьез проучить. Я готова пожертвовать отдыхом. Так, вылет в полночь. Купила, ура. Скоро уже выдвигаться…
- Хорошенькое наказание, - бормочу я злобно, - Да я прекрасно тут без тебя протусуюсь. Вон, с растаманчиками, - киваю я на дверь, хоть снаружи уже не слышно ни голосов, ни музыки.
- Что ж, в добрый путь, - Светлана выразительно смотрит мне в глаза, - Звонить и писать запрещаю. Жду тебя дома когда? – Светлана сверяется с телефонным календариком, - Тридцатого января. Раньше не появляйся, билет свой не меняй. Ты меня понял? – Светлана, не дождавшись ответа, принимается расхаживать по номеру, собирая в стопки одежду, документы, брошюры, пауэрбанк…
На другой день я просыпаюсь полный сил. Светланин вчерашний отъезд видится ее прихотью, ее ошибкой, досадным недоразумением. Мне хочется позвонить ей, хочется сгладить все шероховатости, разрешить конфликт, мирно поговорить о любой чепухе – да хоть спросить, как долетела – но тут же вспоминаю, что велела не звонить. Досадно… Что ж, подождем. Позвоню вечером, вдруг оттает, вдруг соскучится.
Наша карта города отмечена красными пометками маркера. Общий план на оставшуюся неделю был расписан до мелочей еще до вылета. Полный решимости следовать намеченному плану, я покидаю хостел и отправляюсь в очередной музей.
По дороге вспоминаю, что забыл позавтракать. Почему-то и неохота. Но, наверное, надо? Может, выпить кофе? Я захожу в только открывшийся «Макдональдс». Покупаю кофе; сэндвичи аппетита не вызывают. Делаю пару глотков, продолжаю путь в музей.
В тяжелых золоченых рамах висят по периметрам залов произведения живописи; живым контуром перемещаются вдоль стен туристы, в основном азиаты; кто в наушниках, слушает голос гида, кто с фотоаппаратом. В одном из залов разбросаны карандаши и мелки; прямо на полу сидят и лежат дети-дошкольники, рисуют что-то себе в альбомы. Такое количество посторонних вселяет в меня дискомфорт; я пытаюсь сконцентрироваться на полотнах – на одном лес, на другом - мельница, далее - загон для скота, жатва, водонапорная башня, золотые стога, два буйвола в одной упряжке, звездное небо, вечерний город. Интересно, всё это нарисовал один художник или разные? Подойти уточнить? Неохота. Как бы оно ни было, ко мне все это не имеет отношения. С трудом, честно говоря, понимаю, что в этом во всём находят многочисленные туристы. Подустав, опускаюсь посреди зала на деревянную лавочку. Жили когда-то художники, рисовали когда-то все эти картины, находились в каких-то своих обстоятельствах. У них свои, у меня свои. Я покидаю музей, я иду куда глаза глядят по улице.
А ведь еще вчера я был как на другой планете! Мы жадно, наперегонки, набрасывались на местную живопись, рыли инфу чуть ли не по каждому очаровавшему нас архитектурному сооружению, каковым оказывался чуть ли не каждый второй дом. Теперь я безучастно смотрю на ряд островерхих средевековых зданий, прилепившихся одно к другому. Вереница крыш смотрится лезвием пилы. Да, это строили архитекторы. Да, тут жили люди. И живут. Чужие люди.
Гулять становится невыносимо; я направляюсь в хостел, сижу один на диванчике продолговатой кухни. Напротив большой экран; показывают фильм. Кажется, я его уже видел. Или нет? Я будто вижу расположившуюся в паре-тройке метров от актеров съемочную бригаду, людей с камерами, прожекторами и мегафонами. Каждый из них занят своим делом, не при делах только я.
Я ухожу в номер, подключаюсь к wi-fi, набираю whatsapp Светланы. Длинные гудки, потом короткие. Сбросила. Уф, живая, уф, долетела. Звоню опять. Нет связи. Видимо, заблокировала. Мне кажется, я всю оставшуюся неделю, точнее, уже шесть дней – просижу безвылазно в этой спальне. Хоть спальня на память! Наволочка, наверное, еще хранит запах волос Светланы? Да, так и есть, и на секунду мне становится легче.
Господи, еще шесть дней. Куда себя девать? Вдруг я чувствую гнев. Разве так поступают, хотя бы и в наказание? А если мы не доживем? Если умру я, если умрет Светлана? Если с кем-то что-то случится? За шесть-то дней! Мы, что так и не поговорим? Так ничего и не узнаем?!
Ах, черт. Нет. Не поддаваться этим мыслям. Нужно срочно на что-то переключиться. С кем-то поговорить? Напиться? Посетовать?
Я в полном шоке от разверзнувшейся бездны. Раз за разом прокручиваю сцену, как когда-то, давно-давно, аж вчера, сидел на этой самой кровати под взглядом-скальпелем Светланы с заклеенным ртом и пылающими щеками… Чего мне стоило, чего тогда мне стоило, спрашивается, кивнуть, снять штаны, претерпеть – да, муку, но краткосрочную – зато сегодня мы были бы вместе, были бы в любви и счастье? Я возвращаюсь к этой ситуации и понимаю, что и сейчас бы не кивнул, не сдался бы; понимаю, что всё сделал правильно. К черту боль, к черту несуществующую вину. Может, и Светлану к черту, раз сама свалила – без вздоха, без сожаления!
На этой мысли я пытаюсь зафиксироваться, пытаюсь выстроить на ней свой шаткий ментальный баланс. Хорошо бы всё же с кем-то это обсудить. Высунуться? Посмотреть, как там внешний мир?
Белокурая девушка, совсем юная, та самая, что вчера протянула мне красное яйцо, сидит теперь на кухне за столом совсем одна. Стоит мне покинуть номер, как она приветственно мне машет, приглашает посидеть рядом. Я принимаю приглашение, мы обмениваемся рукопожатием.
- Сергей.
- Нуна.
- Ого, вот так имя. Ты местная?
- Нет. Вчера с мальчишками приехала из Голландии. Там все знают, кто такая Нуна. Зверек из книжки. Наш культурный код, - Нуна улыбается, наматывает на палец длинную светлую прядь.
- А мальчишки твои где? Гуляют?
- Уехали вот только. А я осталась. Разругалась со всеми в пух и прах. А у тебя хороший английский! Ты откуда?
- Москва. Россия. Знаешь такую страну?
- Примерно там, где Литва? Знаю, конечно. Сибирь! – произносит Нуна с выражением, - Сама не бывала, правда.
- Я тоже разругался в пух и прах.
- Со своей девушкой? Я обратила на нее внимание. Она вчера поманила тебя к вам в комнату, и ты к ней пулей туда помчал. Не успела ее рассмотреть, она далеко стояла. Но вид был серьезный. Я больше твою реакцию заценила. Ты прям подскочил в смятении. Я накуренная была, восприятие обострено, все дела. Так вот, богом клянусь, у тебя даже запах стал другой, прикинь!! Выделилось что-то. Прости, Сергей, тебя не смущают мои телеги?
- Хм. Вроде нет. Да, мы поссорились. Она уехала.
- Знаешь что? Пошли они все в задницу. Правильно я говорю?
- Эммм…
- Инь-ян. Слыхал про это? Два враждующих начала.
- А как же любовь, гармония и все такое?..
- Это всё хрень. Сказки для малышни. Война, война! И никакой пощады! И никто не победит. Вечное противостояние. Просто расслабься и наблюдай. Не сошелся клином свет на твоей подружке.
- Я как раз только что про это думал.
- Вот. И я. Про своего придурка пафосного. Уехал – ну и дурачок. Протусуюсь самостоятельно. Знаешь, Сергей, я бы попросила тебя об одном одолжении. Без громких слов и прочего дерьма. Ты мог бы переспать со мной разок? У меня не бог весть какие требования. Вижу тебя первый и последний, возможно, раз. Замуж не зову, детей не надо.
- Тебе одиноко? Скучаешь по парню?..
- О боже, нет, - Нуна хохочет, - Я счастлива, что спихнула на хрен этот груз. Да мы с ним и не трахались, считай, весь последний месяц. Стосковалась по чисто физическому ощущению. Туда-сюда, туда-сюда. Взад-вперед, взад-вперед, понял? Ничего личного. Забыла просто, как оно. Тело забыло. Хочется вспомнить. Выгляжу ведь нормально, да? И фигурка ладненькая, посещаю спортивный зал, сейчас до комнаты твоей дойдем, сам всё увидишь. Ну, согласен? Чисто ради меня? – Нуна раскручивает на столе то самое красное яйцо, шуршит крупа или что там у него внутри.
- Ну, давай, - неуверенно решаюсь я, - Давай попробуем.
- Уррра, - тихонько ликует Нуна и почти беззвучно аплодирует моему ответу, - Тогда пойдем, - она встает и берет меня за руку, - Не будем терять время.
Что-то мне это напоминает. «Не будем тянуть резину». Слова Светланы из прошлой жизни.
Мы заходим в номер, я закрываю дверь на ключ. Нуна быстро нажимает кнопки на пульте от настенного обогревателя, выставляет оптимальные градусы. Тот оживает, принимается гудеть. Стоя в потоке теплого воздуха, Нуна принимается раздеваться. Снимает голубой свитер, тай-дай футболку. Лифчика нет. Я вижу ее крупную упругую грудь, подтянутый мускулистый живот.
- Сейчас… Погоди, остановись, - я вытягиваю перед собой руку, будто защищаясь от открывшегося зрелища, - Может, сперва расскажешь о себе чего-нибудь?
- Оценки в колледже? – Нуна смеется.
- Ты учишься в колледже?.. У себя в Голландии, да?
- Учусь и работаю. Ляг со мной. Расслабься. Штаны снимать пока не буду, можешь не переживать. Я поняла тебя. Стесняешься с новым человеком и все такое. Это окей, - Нуна забирается вглубь кровати, облокачивается спиной на бортик в изголовье, - Иди сюда, - я пристраиваюсь рядом, Нуна обнимает меня за плечи, у меня кругом идет голова от всех этих новых ощущений – прикосновений, запаха, голоса, - Хочу включить музыку, - продолжает Нуна, - А телефон садится. Дашь свой? Там ведь есть Spotify?
Я протягиваю Нуне мобильный.
- Окей, спасибо, ща какой-нибудь эмбиент… О, а она у тебя красавица, - комментирует Нуна фото Светланы, служащее экранной заставкой, - Хей, ты чего?
Я встаю, облокачиваюсь на стену. Хочется сползти на пол, растечься, испариться.
- Нуна. Прости. Я не готов. Я переоценил свои возможности.
Нуна откладывает телефон и сочувственно смотрит мне в лицо.
- Да я все понимаю, бро. Не парься. Поспать-то можно у тебя тут сбоку? Могу в спальнике своем. Хочется, чтоб кто-то был рядом.
- Прости. Нет, - отказываю я, не раздумывая.
- Охраняешь свои границы, ну ок, - Нуна пожимает плечами, - Не буду мешать, - она быстро одевается.
- А где ты работаешь? – интересуюсь я.
- Детским аниматором в торговом центре.
- Дети не задалбывают? Скачут, небось, верещат. У меня стопудово была бы сенсорная перегрузка.
- Что ты, я их обожаю. Спокойной ночи, Сергей! Прости, если что-то было не так.
- Все нормально.
- Не буду тут ночевать. Ну нафиг. Рвану на юг. Автобусом до трассы, а там…
- Хорошей дороги! – желаю я на прощание.
Мы приятельски обнимаемся, я выпускаю Нуну из номера.
Ночь. День. Ночь. День. Я выработал себе режим в итоге. Минимум действий, минимум впечатлений. И внутренняя буря стихает, и больше нет ни обиды, ни гнева. Я почти не покидаю хостел все это время. И только вечером накануне утреннего вылета решаю выйти в близлежащий сквер.
Я сижу на скамейке и курю сигарету. Падает легкий снег; снежинки тают в воздухе, не коснувшись земли. Уже завтра увижу родные места. Там-то снега завались, предполагаю я.
- Бро, угости сигаретой, - обращается зябнущий легко одетый смуглый парень; я угощаю, он садится рядом и закуривает.
Лицо его кажется странно знакомым. Точно, он же из хостела. Восточной внешности чувак, не то из Марокко, не то из Алжира. Жил тут еще до нашего приезда.
- Где твоя женщина, бро? – спрашивает, провожая взглядом дым.
- Мы поссорились. Я ее взбесил, и она уехала раньше срока.
- Плохо, бро. Женщину надо уважать. Женщина – язык, на котором с тобой общается Аллах. Посмотри на меня. Ни семьи, ни дома. Десять лет назад я дал волю гневу, поднял руку на жену. Она написала заявление, за мной пришли. Она не пострадала, так, парой царапин отделалась, но на рукояти ножа нашли мои отпечатки. Мне даже не дали проститься с детьми. Два года я сидел в тюрьме в Фесе. Город такой в Марокко, очень красивый. Потом сумел договориться с водителем фруктового фургона, вывез меня с тюремной территории, спрятал под грудой пустых ящиков. И вот я здесь, в Европе. Ни дома, ни семьи. Уважай свою жену, бро. Не повторяй моих ошибок. Какой ты веры?
- Наверно, никакой. Жена христианка.
- Уважаю. Аллах един. Христиане, мусульмане – Аллаху без разницы. Слушайся жену, она твой путь к Аллаху! – он протягивает мне на прощание свою холодную ладонь и удаляется.
Я провожаю взглядом одинокую фигуру. Мне-то еще повезло, соображаю я. Подумаешь, поругались. Лишь бы все было хорошо, лишь бы застать в благополучии и спокойствии, снова быть вместе, быть заодно. Я иду к себе в номер, засыпаю и вижу сон. Будто мы опять в тех самых гостях, я говорю и говорю, и вдруг замечаю, как вытягиваются лица слушателей, как они недоуменно переглядываются… Начинается всеобщий ропот, среди которого выделяется голос сидящей тут же поблизости Светланы: «Все нормально! Не переживайте! Я просто давно его не наказывала, вот он и забылся, решил, что ему все здесь позволено! Сергей, снимай штаны. Ты получишь двадцать четыре удара кабелем и потом принесешь извинения». Во сне я негодую, совсем как недавно наяву, но надо мной нависли лица в ожидании, и будто шагаю в пропасть, и покоряюсь, и провод будто раздирает тело в клочья (даже не предполагал, что способна присниться настолько реалистичная боль) – но с болью приходит нравственное облегчение, я уже не изгой, не один против всех – но напротив, принят в это сообщество, восстановлен в правах.
Будильник. Самолет. Светлана. Как и не уезжал. Светлана искренне мне рада. Забыла про наказание? Чуть ли не с порога спешу напомнить:
- За мною долг. Мне стыдно. Ты была права.
- Ну что ж, я рада, что пауза в общении усилила осознанность, - пожимает плечами Светлана, - Хотя, поверь, мне было нелегко. Соскучилась зверски. Обоих наказала, не одного тебя! А про должок, конечно, не забыла. Кабель с утра заготовила, лежит-дожидается. Поешь с дороги, проще будет.
- Ну что ж, - довольно объявляет Светлана, выдав мне последний удар, от которого темнеет в глазах и я едва не катапультируюсь вон из тела, - Сегодня ты держался молодцом. Не жалел себя, не суетился. Вот что значит как следует поразмышлять над поведением.
- Я могу вставать и одеваться? – спрашиваю я разрешения.
- Погоди. Останься так пока. И быстро вспоминай английский, - Светлана набирает номер, протягивает смартфон.
- Алло? – отзываются на том конце.
- Здравствуйте! Это Сергей, помните, мы со Светланой были у вас неделю назад…
- Конечно, помню! Как вам Бельгия, Сергей? Как путешествие? Вы уже дома?
- Прекрасно! Очень понравилось! Да, мы уже дома. Я хотел, знаете… Может быть, тогда у вас дома я наговорил чего-то лишнего, кого-нибудь задел. Хотелось бы на всякий случай извиниться.
- Ах, что вы! Все нормально! Вы, русские, так эмоциональны. Передавайте привет Светлане, Сергей. Она у вас золото.
- Да, я тоже так считаю! Спасибо! Всего вам доброго!
- И вам, Сергей.
Гудки. Уф. Я возвращаю смартфон Светлане.
- Вот так. Молодец. Одевайся, - одобряет она. – И это можно было сделать сразу в хостеле. И обойтись без драм. Если бы кто-то проявил побольше сговорчивости.
- А знаешь, я не жалею, - я уже оделся и смотрю в окно на заснеженный, белый до самого горизонта городской пейзаж, - Я многое понял за эту неделю. Понял, насколько люблю.
- И я поняла, - признается Светлана, - И больше не буду наказывать игнором. Это оказалось для меня слишком тяжким испытанием. Тоже ведь люблю, чего уж. Просто буду чаще и больнее пороть, - сулит она, подходя к окну, и мы долго стоим в обнимку.
Обсудить на Форуме