Клуб "Преступление и наказание"

Как родилась у меня эта повесть? Так, пришла в голову фантазия, основанная почти на реальных событиях, не удержишь её в голове, вот и рука потянулась к перу.
А вот герои этой эпопеи, с которыми Вам придётся встретиться.

Борис мой - лучший друг, пытающийся поставить меня на путь истинный.

Галина Борисовна – указавшая дорогу к моему милому лекарю.

Фунтик – ангорский кот Галины Борисовны, возненавидевший меня с первого взгляда

Дед Митрич – появляющийся и, неожиданно исчезающий, в этой повести.

Наталья Сергеевна (Куманиха) – мой дорогой лекарь, поставивший меня на ноги.

Пёс Шурик – с которым я крепко подружился.

♥♥♥

Милым дамам бальзаковского возраста посвящается.





Куманиха
Второй месяц я мучился от радикулита. Три недели на больничном я лечился у невропатолога, которая, наконец, сказала, что не может мне больше ничем помочь, надо ложиться в больницу.
Она дала мне направление, с коим я отправился в этот же день в указанную клинику. А на следующий день меня госпитализировали, положив в палату с паралитиками, неврастениками, и только один пациент был с такой же болезнью, как у меня. Только у него страдала левая нога, у меня правая. Лечащий врач шутил.
- Вас привязать вместе, и будет у вас по одной ноге здоровой и по одной больной.
Моя задница уже не выносила тех многочисленных уколов, которые мне кололи ещё в поликлинике, и продолжили колоть здесь.
Ночами я не спал, не спал мой сокамерник, засыпали мы только под утро, устав от грызущей боли.
Ночами мы дразнили медсестру миловидную стервозную особу, на столе которой в её дежурство появлялась всегда записка «доска – два соска».
Она находила её, рвала, злилась на нас, но уверяю вас, что мы тут, ни при чем.
Делала она инъекции безобразно. Больные в её дежурство старались спрятаться от мучительницы. Стояло лето, и многие скрывались от неё в больничном садике.
Она врывалась в палату со списком в руках.
- Филимонов, Старцев, Якименко – быстро в процедурную.
Но палата ей отвечала глухим молчанием.
Пациенты пытались жаловаться врачу, что она уколы делает очень болезненно. Но врач разводил руками и говорил, что у него нет других сестёр.
Другая сестра, сменявшая «доску», была пухленькой миловидной девушкой. Больные её обожали, и табунами бежали в процедурный кабинет в её дежурство.
«Лёгкая рука», говорили про неё – уколы она делала так, что укус комара вам покажется больнее. Ей дарили шоколадки, конфеты. Выписавшиеся пациенты приносили ей цветы и благодарили.
После почти месяца бесполезного пребывания в клинике, ко мне подошёл лечащий врач.
- Знаете молодой человек, помочь я вам уже ничем не смогу. У вас осталась единственная надежда – операция. Операция сложная на позвоночнике. У вас дорогой мой произошло выпадение позвоночного диска, я вам уж объяснял это. Он то и зажимает нервный корешок, который не даёт вам покоя. Боль, в зависимости от того в какую сторону выпал диск, распространяется по нервным волокнам в ногу. У вас в правую, а у вашего соседа в левую. Кстати я предложил ему, как и вам, операцию, но он отказался.
- Почему?
- Не хочу ложиться под нож, но у него состояние лучше, чем у вас.
В тот же день я получил выписку из больницы и направление в Боткинскую клинику.
Дома я пытался заглушить боль алкоголем – немного помогло, а ночью я лез на стенку от разыгравшегося моего нервного корешка.
Я посетил Боткинскую больницу со всеми выписками анализами и прочей ерундой, на которые даже не обратили внимание местные эскулапы. Всё придётся пройти по новому кругу. Сказали, когда надо прийти, что с собой иметь.

♥♥♥

Мы сидели с Борисом у меня на кухне, и пили «Столичную». Нехитрая закуска украшала стол.
- Юрка. Ни в коем случае не соглашайся на операцию. Выйдешь оттуда инвалидом на всю жизнь. Ты же знаешь, какая у нас медицина – коновалы.
- А что мне делать Боря. Сил больше нету терпеть эту боль. Представь, что у тебя болит зуб, невыносимо болит. Ты уже готов наплевать на всё и вырвать его. Так? Так вот этот зуб находиться в пояснице и отдаёт в ногу. Мне теперь всё равно, лишь бы вырвать этот проклятый зуб.
- Не торопись. Сколько тебе ещё ждать операцию?
- В следующий понедельник я должен быть там.
Борис задумался. Налил мне и себе. Мы чокнулись и молча, выпили. Наступила пауза, Борис думал.
- Погоди, погоди.… У нас на работе есть одна женщина. Она лечилась от подобной болезни у какой-то целительницы. А не попытаться ли тебе обратиться к ней. Чем чёрт не шутит. А?
- Не верю я этим целителям и колдунам разным.
- Юра, а может быть это твой последний шанс? Подумай. Я немедленно свяжусь с Галиной Борисовной, может быть, вы с ней встретитесь. Она говорит, что очень эффективно лечит эту болезнь целительница. Кстати она называла её имя, но я забыл.
- А, кто такая Галина Борисовна?
- Да, эта та женщина, что лечилась у той бабы.
Признаться, я не предал этому разговору никакого значения и уныло ждал того дня, с тревогой и надеждой, когда я лягу на операционный стол.
Борис позвонил мне на следующий день.
- Записывай телефон. Она ждёт тебя.
- Кто?
- Да, Галина Борисовна. Болван. Забыл что ли?
Я долго искал бумажку и писульку, чтобы записать телефон.
- Куда ты пропал? Пишешь?
Он продиктовал мне телефон. Объяснил когда этой мадам можно позвонить.
- Звони и немедленно и держи меня в курсе событий.
Чтобы не обидеть друга, я позвонил вечером по указанному телефону.
В трубке послышался приятный голос.
- Вы Юрий? Приезжайте ко мне, когда вам будет удобно. Я продиктую Вам свой адрес. Пишите. Записали? Я вам очень, очень советую полечиться у Натальи Сергеевны. Она поставила меня на ноги, а у меня болезнь была такая же, как у Вас. Борис мне всё рассказал про Вас. Ни в коем случае не соглашайтесь на операцию. Приезжайте.
Я пообещал приехать завтра. У меня впервые мелькнул лучик надежды.

♥♥♥

Отыскать Галину Борисовну было несложно. Одна остановка от метро. Дом, который она мне так живописно описала. Подъезд, квартира. Я звоню в дверь.
- Юрий?
- Да.
- Заходите. Проходите в комнату, не снимайте обувь, не снимайте.
Я, как цивилизованный человек снимаю ботинки и прохожу в комнату в одних носках. Мне приносят сильно истоптанные тапочки с дыркой в носках. – Надевайте, извините, других нет.
Однокомнатная малогабаритная квартирка. Небольшая комната с диваном, креслом, торшером и несколькими старыми с обивкой стульями. Посреди комнаты журнальный столик с вазой отцветших гвоздик. На окнах шикарные шторы алого цвета. На подоконнике несколько вазонов с геранью и фиалками. Обычный интерьер небольших московских квартир.
- Садитесь вот на это кресло, оно у меня для гостей.
На кресле возлежал огромный белый ангорский кот. Он смотрел на меня с ненавистью, очевидно, думая – Вот припёрся какой-то негодяй, которому надо уступить нагретое место.
- Фунтик, а ну уступи место гостю. Хозяйка взяла на руки огромное породистое чудо и отнесла его на диван. Кот недовольно заворчал. И весь вечер, пока мы беседовали с хозяйкой, сверлил меня ненавистными глазами.
Я сел на тёплое кресло. Было как-то неловко. Я терпеливо ждал, когда начнёт разговор хозяйка. Мы разглядывали друг друга – она изучала меня, я её.
Передо мной была миниатюрная блондиночка с симпатичным личиком. Одета она была в домашний халатик. Я бы ей дал лет тридцать с хвостиком. Молчание затянулось.
- Хотите чаю, чайник недавно вскипел, я заварила свежий чай. А может быть рюмочку коньячку? Я бы тоже с Вами выпила. Что-то мы стесняемся друг друга.
- Не откажусь Галина Борисовна.
- Зовите меня просто Галя. Вам сколько лет Юра?
- Двадцать четыре.
- О, мы не настолько ушли в возрасте друг от друга. Мне 32. подождите, я сейчас вернусь.
Она вернулась с кухни с подносом, на котором стояли чайные чашки, заварной чайник и ваза с конфетами. Она достала из буфета начатую бутылку коньяку и миниатюрные рюмочки.
- За знакомство?
И мы стукнулись рюмочками. Закусили конфетками, запили огненный напиток чаем.
- Я сейчас расскажу про эту женщину. В деревне её кличут Куманихой.
- Бабка какая-нибудь? И лечит заговором и шаманством?
- Отнюдь нет, эта женщина, которой около сорока. Со своеобразным характером. Если Вы ей не понравитесь, то она не станет с Вами разговаривать, и выгонит прочь, как бы Вы её не уговаривали. Постарайтесь с ней быть повежливей, и понравиться ей. Я думаю, Вы ей понравитесь. Она любит подарки, привезите ей хорошей две бутылки водки, копчёной колбасы, сладостей – она это любит, и надеюсь, Вы с ней поладите. Ни в коем случае не называйте её Куманихой – обидится. Лучше забудьте эту кличку.
- А что за метод её лечения?
- Вот тут-то я должна Вам всё рассказать. Не пугайтесь, что я Вам сейчас скажу. Приготовились?
- Да, я слушаю, что-нибудь ужасное?
- Розги.
- Что, что? Я не понял.
- Розги, розги, дорогой Юрий.
Я чуть не свалился с кресла. Что, что, но этого я не ожидал.
- Вы серьёзно, Галя?
- Вполне.
- И, простите, она Вас лечила этим методом?
- Да Юрочка, и прекрасно вылечила. Я ей очень благодарна.
- И-и… , как там она, по спине розгами по больному месту?
- Нет, по мягкому месту.
Я не мог поверить своим ушам. Мне трудно было представить, как какая-то деревенская баба стегает эту хрупкую блондиночку. Да и, вообще, как она это перенесла, да ещё хвалит этого изверга в юбке.
- А… Как она… это делает, ну как это выразиться.
- Я поняла тебя Юра. Снимаешь трусики, ложишься на лавку, и по голой попе получаешь столько розг, сколько она считает нужным. Ты сам подумай – либо под скальпель хирурга с непонятным исходом, либо получить серию розг со стопроцентным излечением. Думай, выбирай. Я тебе советую ехать к ней.
Розги, розги, что-что, а этого я никак не ожидал – есть над, чем задуматься. А Галя права – нет у меня другого выбора.
- Ну, что ты замолчал? Я тебя не тороплю с выбором. Давай ещё по рюмочке? Что-то я сегодня разошлась. За твоё правильное решение.
Мы звякнули наполненными рюмочками и выпили. А коньячок превосходен.
- А кто-нибудь знает о методах её леченья?
- Знает только узкий круг, кто лечился у неё, а теперь знаешь и ты. Не волнуйся, я никому ничего не расскажу, да и ты никому не рассказывай.
- Я согласен.
- Ну, вот и ладушки. Сейчас я дам тебе координаты её проживания, они у меня записаны. Перепиши себе, и я ещё объясню, как надо до неё доехать.

♥♥♥

С тяжёлой сумкой я сидел в ранней электричке, которая останавливалась у каждого столба. Ну и плетётся же она. Я пытался себе представить Куманиху, как она выглядит, какова будет первая встреча.
За окном моросил августовский дождь – Ильин день редко проходит без дождя. По правую сторону лес, по левую лес. Платформы пустые и унылые под дождём. На некоторых платформах я даже не заметил названия станций – хорошо, что девичий голос объявляет остановки в динамике.
На станции, где я вышел было пусто, заглядывая в шпаргалку, я нашёл по ней остановку 36-ого автобуса. Три человека маялись под дождём, в ожидании автобуса. Я присоединился к ним.
Через 10 минут подошёл маленький ободранный автобус. На него было жалко смотреть. Ветеран, пыхтя, остановился. Шеф вышел из него и пошёл в закусочную, что была рядом с остановкой.
- Опять водила опохмеляется. Сказал кто-то в очереди.
- В прошлый раз нас чуть в кювет не завёз. Вздохнул, кто стоял первым.
Водила вышел из закусочной, зажовывая что-то на ходу.
- Садитесь.
Я выбрал место у окна, кресло подо мной поехало в сторону, но не свалилось.
- Садитесь ко мне, молодой человек. Крикнула какая-то бабуля. – Вы упадёте с этого сидения по дороге.
Хорошо, что будет, у кого спросить, где выходить. Написано деревня Пестряевка, а сколько остановок до неё? Я сел с бабулей.
Автобус, переваливаясь с боку на бок, шёл по просёлку, обходя колдобины, которых было не счесть на дороге.
Минут через пятнадцать он выехал на шоссейку, прибавил ход. Ехать около 40-ка минут, как мне пояснила Галя, если автобус не сломается – бывало и такое.
Остановки шеф не объявлял, некоторые он проезжал, не останавливаясь, если на остановке никого не было, и никто не подходил к двери.
Кабы не проехать. Моя бабуля дремала, опустив голову. Надо спросить, да неудобно будить человека, но что делать?
- Извините, Вы не подскажите, где выходить, деревня Пестряевка.
- Э, милок, это ещё далеко. Ты подойди к водиле, когда я тебе подскажу, да попроси его остановиться, а то он может проехать, если никто не выходит. И она снова погрузилась в сон.
Доверившись доброй старушке, я погрузился в свои думы. Нога и поясница, как бы жалея меня, стали меньше беспокоить.
Хорошо бы и самому подремать – встал я сегодня ни свет, ни заря. Глаза закрылись, и я погрузился в трепетный сон.
- Иди, иди к водителю. Толкала меня бабушка. – Скажи, где остановить. Скоро подъедем.
Я бросился к выходу, в ноге стрельнуло, и я чуть не упал посреди автобуса. С помутневшей головой от боли и волоча ногу, я приблизился к водителю и попросил его остановиться в Пестряевке. Он мотнул головой, ничего не ответив.

♥♥♥

Я стоял на остановке, не зная куда идти, справа от шоссе стояли деревенские дома, стояли они и слева. Автобус уехал, и только неясные очертания его исчезали вдали. Шпаргалка не давала мне ответа. Видимо Галя что-то упустила, объясняя мне как найти Пестряевку. Никого не было, и не у кого было спросить. Что делать?
Я присел на скамеечку, что была на остановке, закурил – ждать кого либо, кто подойдёт на остановку, либо сесть на обратный автобус и уехать домой, а придёт он не раньше чем через час.
Вдали по шоссе приближалась телега с запряжённой лошадкой. Вот она надежда.
Прошло минут пять, когда она приблизилась ко мне. В телеге сидел старичок с выжженным лицом от загара.
- Вы не скажете, как добраться до Пестряевки?
Он хитро посмотрел на меня.
- А тебе кого милый?
- Мне Наталью Сергеевну.
- Не знаю такую. Да, тебе, наверное, Куманиху?
- Да, Да Куманиху.
- Так бы и сказал, а то Наталью Сергевну, ишь Наталью Сергевну. Произнёс он с нескрываемым сарказмом. – А вот иди направо вдоль домов. Как выйдешь из деревни, возьми направо, а там и дом возле опушки. Найдёшь.
Он дёрнул вожжами.
- Ну, пошла милая.
Лошадёнка покосилась левым глазом на деда – не ударит ли кнутом, нет, не ударил, и пошла мелкой рысью.
Возчий отъехал несколько шагов, остановился, обернулся.
- А на четвертинку дашь, подвезу. Мне аккурат в ту строну.
- Дам.
- Садись, сенца подстели.
Мы свернули с шоссейки направо, и затряслись по грунтовой дороге. По бокам стояли дома с огороженными чем попало садами и огородами. Кое-где бабы, копошившиеся в своём огороде, поднимали головы и смотрели на нас
- Здорово Митрич, кого везёшь?
- Не ваше дело старые кашёлки – кого надо, того и везу.
Кончилась деревня, впереди блестел большой пруд.
- Вот тут ребятки карасей таскают. Хороши караси. Сам-то не рыбак?
Проехали ещё немного.
- Ну, вот и приехали. Вон её дом Куманихи. И он показал мне кнутовищем отдалённо стоящий дом, из трубы которого шёл дым. Я вытащил трёшку и отдал ему.
- Доброго здоровячка. И повернул налево по заросшей травой дороге.

♥♥♥

Я стоял у крыльца, не решаясь постучаться в дверь. Сердце лихорадочно билось, не столько от усталости, как от волнения. Обратного пути нет. Вот я здесь.
Я поднялся на крыльцо, несмело постучал в дверь. Тишина. Я вновь постучался, уже громче.
- Да кто там? Заходи.
Дверь распахнулась, и передо мной появилась красивая женщина.
Я вгляделся в её лицо. Видимо, в давние елизаветинские времена, а может быть и раньше смешалась кровь басурмана-степняка с чистой славянской кровью, и через десятки поколений проявились признаки восточной красоты. Большие чуть раскосые глаза, червлёные брови, нос чуть-чуть с горбинкой, белое лицо, тронутое лёгким загаром только подчёркивали красоту этой женщины.
С минуту мы стояли, молча, разглядывая друг друга.
- Ну, что стоишь добрый молодец – заходи.
Я вошёл вслед за ней.
- Вот тебе обутки, снимай ботинки, проходи. Я сегодня полы помыла.
Я разглядел, что у Куманихи были две смежные комнаты. Печь на кухне частью выходила в первую комнату. Было натоплено, стоял запах жареного лука.
Мы прошли в комнату.
- Присаживайся. Она показала мне место за столом, села сама напротив.
- Ну, что тебя привело ко мне? Да, как зовут-то тебя.
- Юра.
Я рассказал ей о своей болячке, она, молча, слушала, не перебивая. А я всё думал, лишь бы не прогнала.
Она встала и подошла ко мне.
- Давай я тебя посмотрю. Раздевайся до пояса.
Посмотрела меня со спины, провела пальцем по позвоночнику. Спросила, в каком месте боль, не отдаёт ли в ногу. Я покорно всё рассказывал. Теперь она мне напоминала моего лечащего врача.
- Мда, и где же тебя так угораздило?
Я рассказал про работу, что втаскивали огромный станок, что нас молодых послали в помощь такелажникам, что огромная бабка станка стала падать на меня. Я пытался удержать её руками, ко мне подскочили наши ребята, чтобы помочь мне удержать, эту сволочь, но было уже поздно. В скрюченном состоянии меня увезли домой. Ну, а потом врач невропатолог, больница, направление на операцию, и вот я тут. С надеждой я посмотрел на Куманиху, ожидая её решения.
Она с минуту молчала, что-то обдумывая.
- Ладно, я поставлю тебя на ноги. Правильно сделал, что оказался от операции. Эти лекаришки, они изуродуют человека. Человек для них ничто. И она неожиданно, крепко выругалась, от чего я вздрогнул, не ожидая такого крепкого слова от женщины.
- Была у меня одна женщина после операции. Ничем я не смогла я ей помочь. Жалко мне её. Как она страдала. Да ты одевайся, чего стоишь столбом, присаживайся, потолкуем.
Мы снова уселись за столом.
- А ты знаешь, как я лечу?
- Да, Галина Борисовна рассказала.
- Это какая Галина Борисовна? А Галя, ну как же помню, она ещё мне письма с благодарностью шлёт, да вот ещё посылку недавно прислала с конфетами да колбасой. А не боишься?
Что делать? Соврать? Нет уж лучше, сказать правду.
- Боюсь.
Она расхохоталась.
- А коли боишься, чего припёрся?
- А куда мне деваться, Вы последняя надежда.
- Правильно говоришь. Вылечу я тебя, вылечу, а бояться не надо, не так уж и страшно это, потерпишь. Оставайся. Да когда ты, наконец, оденешься?
- Жарко тут у Вас.
- С пару кости не ломят. В бане, где буду я тебя лечить ещё жарче. И вот что Юра, давай проще. Называй меня Наташа, хотя я и старше тебя. А тебе сколько лет? Двадцать четыре? Не женат, не целованный? Ну, совсем мальчик. Лечение начнём завтра, сегодня отдыхай. Поди, утомился в дороге, далеко живёт Куманиха.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Проснулся я рано на жёстком топчане, на который меня положила Куманиха. Так надо, позвоночнику нужно твёрдое ложе, объяснила она.
В доме было пусто, тихо. Солнце освещало цветы на узком подоконнике, тюль наполовину раздвинута. Хорошо, боль не чувстволась. Вот встану, и опять заноет нога. Полежу.
- Вставай Юра. Любите вы городские понежиться в постели, вставай. Будем завтракать. Сказала неожиданно, откуда появившаяся Куманиха. – Вот тебе парного молочка достала у соседки. Любишь парное? Никогда не пробовал? Вот и попробуешь.
Одевался я на глазах Куманихи. Она не уходила и смотрела, как я одеваюсь.
- Спать надо голышом, ничего не тяготит, привыкай, тело должно дышать. Пойдём к столу.
Бог ты мой! Я совсем забыл про сумку, с которой я приехал сюда. Я бросился к сумке и принёс её к столу.
- Извини Наташа, я совсем забыл про сумку.
- А что там?
- Увидишь.
Я выложил на стол завёрнутые в газету две бутылки «Посольской», два батона сырокопчёной свиной колбасы, шоколад несколько плиток и прочие гостинцы.
- Ну, а там больше ничего нет, только моё сменное бельё, полотенце, мыло, зубная щётка и прочая ерунда.
- Джентльменский набор значит? А это что? Она развернула газету, в которую была завёрнута водка. Глаза её заблестели, улыбка расплылась на лице. – А это что? Я развернул свёрток и показал ей колбасу. Она смотрела на неё восхищёнными глазами.
- У вас что Юра, колбаса за каждым углом продаётся? Где ты достал такую вкуснятину? А водочка? Я такую впервые вижу. Как ты всё это достал?
- Секрет.
- И Куманихе не скажешь?
Я усмехнулся.
- Нравится?
- Уважил тётку, уважил. Ну, водочку и колбасу мы с тобой в обед, а пока я уберу, давай завтракать.
Я жевал хлеб и посматривал на Куманиху – она сияла. Не зря говорят «Путь к сердцу женщины лежит через желудок».

♥♥♥

Обеденный стол у нас был богат. Куманиха к моим продуктам добавила нарезанной селёдочки, отварной молодой картошки, сало и зелень с огорода и огурчиков. Открыли водочку. Выпили за моё грядущее здоровье, за знакомство, за всё хорошее.
Со двора послышался стук.
- Кто это у тебя стучит?
- Да, это Митрич дрова рубит мне для бани.
- Может, ему нальём за труды.
- Перетопчется, такую водку на него переводить. Вот закончит – самогонки ему налью.
Хорошо сидим. Лицо у Куманихи раскраснелось, раздобрело, оно сияло.
Стук со двора прекратился.
- Идёт. Она бросилась к бутылке с водкой и спрятала её на полке.
- Наташка. Наливай.
В дверях стоял Митрич, вытирая пот с лица. Он зыркнул на меня глазами и отвёл взгляд. Мне показалось, что взгляд был недоброжелюбным.
- Наливай, всё переколол, на баню хватит.
- На алкаш, да закуси, а то никогда не закусываешь, развезёт. Она подала ему стакан сивухи и хлеб с куском селёдки.
Митрич одним махом опрокинул стакан в глотку, утёрся рукавом, взял кусок чёрного хлеба с селёдкой, пожевал.
- Меня никогда не развозит. Ты это знаешь, ну я пошёл.
На столе появился чайник с заваркой, закуска была убрана. Мы пили горячий чай с конфетами из Москвы.
- Бери конфеты, чего стесняешься.
Мне, было, неудобно есть свои конфеты, и я старался пить чай с одной конфетой, дома я их поглощал по пять-шесть за одной чашкой чая.
- Ну, а теперь слушай меня внимательно Юра. До этого мне приходилось лечить только женщин. Ты первый мужчина. Пять женщин прошли через мои руки, всех я поставила на ноги, не считая ту, которой сделали операцию. Её я помочь не смогла.
Суть дела такова. Сегодня вечером перед сном мы вдвоём идём в баню. Там раздеваемся догола, ты и я. В баню иначе не ходят.
Не красней, так надо. Привыкнешь. Что ты голых баб не видел? На Руси в древние времена бабы и мужики мылись в одной бане. Екатерина Вторая посчитала это срамным делом, и тогда стали строить отдельные бани. И запомни – никаких шашней. Выгоню моментально. Понял?
Там мы заходим в парную, ты ложишься на полок и десять минут прогреваешься, в это время я уйду из парной подготовить всё, что нужно. Ну, что я тебе так подробно рассказываю. Там всё сам увидишь. А пока отдыхай, а я пойду баню протапливать. Помощь мне твоя не нужна.

♥♥♥

- Юра, пора. Снимай с себя всю одежду, вот тебе тёплый халат. В баню пойдём в халатах.
Шли мы в баню в сумерках. Наталья шла впереди, освещая дорогу керосиновым фонарём. Баня была в саду, надо было открыть калитку, чтобы попасть в сад. Шли осторожно, чтобы не оступиться в темноте.
Неожиданно у моих ног раздался звонкий собачий лай, горячее дыхание зверя обдало мои ноги. Я отшатнулся, и чуть не упал в куст крыжовника.
- Шурик прекрати, фу, фу.
Она осветила чудовище – это был громадный пёс белой масти с коричневым окрасом на спине. Он гремел цепью, приседал на задние ноги, звонко лаял на меня.
- Не бойся, он добрый. Видишь, он хвостом виляет. Он тебя приветствует.
Ничего себе приветик. Хотя бы предупредила.
Пёс гавкнул ещё пару раз и, виляя хвостом, стал ласкаться к хозяйке.
- Вы с ним подружитесь, не было случая, чтобы он кого укусил. У, паршивец, напугал нас.
Пёс погремывая цепью полез в будку. Сердце моё громко стучало после такой встречи.

Первая процедура.

Мы вошли в тёмную баню, необычный запах ударил в нос. Пахло можжевельником и какими-то травами. Наталья, где-то пошарив на стене, зажгла свет. Тускло осветился предбанник. Первое что бросилось мне в глаза – это большое корыто с мокнущими прутьями, их было много. Мокли они в какой-то зеленоватой жидкости, оттуда исходил незнакомый запах. Корыто стояло на выступе печки, из корыта шёл пар.
Стояла широкая низкая скамья, на которой лежало полотенце и несколько широких парусиновых ремней, а может это были вожжи.
- Ну, вот и пришли, раздевайся, халат вешай вот на этот гвоздик.
Она скинула с себя халат. Я бросил на неё взгляд, и у меня помутнело в глазах, я стоял как парализованный.
Я был поражён, раздавлен такой красотой женского тела. Наташа, Наташа как ты великолепна. Белый мрамор её тела ослепил мне глаза. Стройные мощные бёдра, втянутый живот, узкая талия, чёрные волосы обрамляли лобок. Груди как у молодой девушки были мощны и не висели, как у женщин её возраста. Венера, Афродита. Богиня. Мне хотелось упасть ей в ноги, целовать шикарные бёдра, упиваться её красотой. Сердце лихорадочно стучало в груди. Вот-вот и оно вырвется наружу. Вот оно, бери его.
Я стоял и любовался ею, не смея произнести ни слова. Меня охватил столбняк, от которого я очнулся, услышав её голос, который мне показался как музыка. На лице её играла лукавая улыбка, она всё поняла.
- Ну. Что ты стоишь, сбрасывай халат, теперь я тобой полюбуюсь.
Мне казалось, что мой мужичок разорвётся от напряжения, он бессовестно стоял, доставая чуть ли не до пупка. Он мешал мне раздеться. Я стыдился, что сбросив халат, она увидит его в неприличном состоянии.
Наталья подошла ко мне и сдёрнула халат с моих плеч, он скользнул на пол. Я машинально прикрыл ладонями низ живота, да разве можно скрыть то, что нагло лезло наружу. Она захихикала нервным смешком, увидев то, что я старался прикрыть.
- Хорош, хорош, нечего сказать. Фигура у тебя хорошая.
Чего же там хорошего, и чего она нашла в моей фигуре искривлённой радикулитом.
- Пойдём, пойдём. Заходи первый. Она открыла дверь в парную, на меня пахнуло Сахарой. Я остановился, глотая горячий воздух.
- Да заходи же ты. Она подтолкнула меня и шлёпнула по заду.
Уж лучше бы она этого не делала – мужичок поднялся ещё на пять градусов к горизонту.
Жар в парилке был невыносимый. Не был я никогда в бане, не привычен я.
- Вот ложись на нижний полок, тут не так жарко. Она помогла мне лечь на раскалённую лавку. – Лежи, я приду за тобой. Только не засыпай
Волосы трещали от жару, лавка обжигала тело. Мужичок постепенно спал, не вынося такой жары. Заснёшь тут, как же от такой жары.
В предбаннике, что-то двигали, что-то роняли.
- Ну, пропарился?
Надо мной стояла голая баба со скалкой в руке.
- Бить будешь?
- Нет. Выправлять тебе спинку.
Она отложила скалку, нагнулась ко мне, и стала прощупывать каждый позвонок поясницы.
- Здесь больно?
- Нет.
- Здесь?
- Нет.
- А здесь?
- У-у-у. Я взвыл от боли.
Она стала мять щипать, терзать найденный позвонок. Мне казалось, что она вытащила его, вытерла, и теперь ставит на своё место.
- Да у тебя милый не один позвонок пострадал, а целых три, но они чуть-чуть сместились с места, а вот один совсем вылез. Что там за врачи тебя лечили. Вот поэтому у тебя такая дикая боль. Ещё немного потерпи. Она взяла в руки скалку и сильно нажимая, стала катать её по пояснице.
Было больно и в то же время приятно – её мощные груди касались моих ягодиц и ляжек.
- Ну, пока достаточно на сегодня. Вставай, пошли в предбанник.
Я вышел из Сахары. Как здесь хорошо в предбаннике, как свежо. Но не успел я насладиться климатом предбанника, как услышал голос за спиной.
- Ложись на лавку.
Лавка была корява, шершава и неуютна. Я лёг. Наталья принялась суетиться, привязывая меня к лавке вожжами и полотенцем.
- Я сегодня тебя не сильно посеку. Много розог я тебе не всыплю сегодня, я посмотрю, как ты переносишь порку, а там видно будет. Ну, готов? Сказала она, отходя от лавки. Я был прибинтован к ней накрепко.
Голая баба взяла розгу из корыта, взмахнула, розга издала тонкий писк, от которого пробежал холодок по моей спине.
- Лежи спокойно, распуши попу. Если захочешь орать, ори во всю глотку, тебя никто в деревне не услышит. Стены бани толстые. Можешь материть меня, не обижусь. Готов?
- Да.
Короткий писк розги, и тысячи ос впились мне в зад. Адский огонь, как будто калёным железом провели по моему заду.
- А-а-а. Заорал я благим матом. Бо… А-а-а. повторил я, когда вторая розга поцеловала мою задницу. И-и-и. отозвался я на третий раскалённый удар розги.
Крепкие узы держали меня, я мог только вилять задницей.
- А говорила, что не бо-о-о. Й-и-и-и.
- А разве больно? Я потихоньку тебя стегаю. З-и-к.
- И-и-и-и. Я не хочу, я не бу… мне было уже не красоты той голой бабы, которая мня обманула и нещадно секла жгучими розгами.
- Только розги могут тебя поставить на ноги. В-ж-и-к.
- Я-а-а-а. Мамочки. Я убягу завтра от тебя.
- Никуда ты не убяжишь, я одежду твою спрятала. Только если голый пойдёшь пешком до Москвы. Ж-и-и-к.
- Ва-ва-ва. Я больше не буду, отвяжи.
- Будешь, будешь. Расслабь попу дурачок. И-и-ть.
- У-ю-юй. Когда?
- Что когда. Ж-и-ить
- И-и-и-и… Когда кончиться?
- Скоро, скоро. Пороть Юрика, ещё пороть болезного. Розочкой его по попе, розочкой, розочкой. Говорила она ласковым голосом, нанося удары.
Я потерял пространство и время – только розги, розги и больше ничего. От моей попытки вырваться, немного расслабились путы, и я мог вилять голым задом, и мне казалось, что стало легче.
Порка кончилась неожиданно, как и началась. Я лежал, ожидая очередной поцелуй тонкой красавицы, когда Наташа начала меня развязывать.
- Сколько ты мне всыпала?
- Только пятнадцать.
- А мне казалось всё сто.
- Ты молодчина, хорошо выдержал порку. Так держать. Пока не вставай, я тебе ягодки помассирую, а то останутся рубцы, и болеть будет долго. Потерпи, будет немного больно.
Она начала месить мою задницу, как бабы месят тесто перед приготовлением пирога. Она крепко растирала её, пошлёпывала и гладила своими сильными руками.
Я едва сдерживал крик, и только тихо постанывал.
- Терпи, терпи. Иначе останутся рубцы от прутьев, надо их сильно разгладить, чтобы кровь разошлась.
♥♥♥

Я проснулся среди ночи, мне снился сон как, будто мне в спину втыкают раскалённый нож.
Спина в крестце пылала огнём. В комнате было темно. Только полная луна через окно освещала некоторые предметы в комнате.
Неожиданно, какой-то чёрный силуэт заслонил луну.
- На ко вот выпей, уснёшь. Обострение у тебя. Это пройдёт.
Я нащупал маленький стаканчик в руках Натальи, принял его и выпил пахнущую можжевельником жидкость.
Тень удалилась, открыв мне снова луну. В соседней комнате скрипнула старая софа, улеглась Наталья. Наверное, я во сне стонал, вот она и встала.
Я глядел на луну, неожиданно она подмигнула мне, поползла вниз, захватив с собой окошко, занавеску и цветы, стоявшие на подоконнике, потом полезла под потолок. Луна стала пухнуть всё больше и больше, превратилась в большой тусклый белый шар. Я провалился в глубокий сон.
♥♥♥

- Ну как ты себя чувствуешь? Дай я тебя погляжу. Повернись на живот. Опять ты спишь в трусиках. В следующий раз буду проверять тебя перед сном.
Она сдёрнула их почти до колен.
- Ну что ж, неплохо. Завтра продолжим процедуры.
- Завтра?
- А ты хотел сегодня?
- Нет, нет, нет.
Она шлёпнула меня по попе, видимо ей это доставляет удовольствие.
- Вставай, петушок пропел давно.
Днём Наталья исчезла, не сказав мне ни слова. Впрочем, у неё свои дела, да и работать она где-то должна. Зачем расспрашивать – надо будет, сама скажет.
Стоял жаркий августовский день. В доме было скучно сидеть. Я вышел, присел на скамеечку возле дома. Мне показалось, что нога болит меньше, но поясница горела.
Натальины куры гуляли на дороге, разгребая лапами грязь, выискивая что-то в ней. Петух ходил кругами возле них, налетая то на одну, то на другую пеструшку, но они не принимали его ухаживания.
Я решил войти в сад, там я был в темноте и ничего не видел. Я отодвинул щеколду, открыл калитку и вошёл.
Огромный белый зверь бросился ко мне, он был не привязан. Бог ты мой, что мне теперь делать? Дорога назад была отрезана. Наталья строго настрого запретила выпускать его из сада – кур гоняет.
Пёс подбежал ко мне, гавкнул два раза и завилял хвостом.
- Шурик. Ты милый пёс, давай дружить.
Псина опустилась на передние лапы и улыбнулась мне, осалив зубы в улыбке.
Неожиданно его передние лапы оказались у меня на груди, и горячее дыхание обдало мне лицо.
- Да, ты же меня повалишь дружок. Ты такой большой и тяжёлый. Ты очень хороший пёс, ты красивый, ты такой, такой, такой. Подлизывался я.
Пёс зажмурил глаза, загордившись от моих похвал. Я несмело протянул руку к его уху и почесал его там. Не укусил. Он освободил меня от своих объятий, встав на ноги.
Через пять минут я сидел на скамейке, что возле окна дома, и разговаривал с Шуриком. Он положил мне голову на колени и тихо слушал, а я всё говорил, говорил, гладя его мохнатую жёсткую шерсть. Собаки любят, когда с ними разговаривают.
Вдруг он неожиданно поднял голову и бросился к калитке. Наталья, через калитку, глядела на нас и улыбалась.
- Подружились? Он славный пёс, у-у разбойник.
Она вошла в сад, погладила прыгающего возле неё Шурика.
- Пойдём обедать, Юра. А тебе я потом принесу. Сказала она, обращаясь к собаке.

♥♥♥

Наступил следующий день. Безделье мучило меня. Днём я дружил с Шуриком, обдумывая, чем мне заняться. Спина почти прошла, нога стала лучше, а может мне просто, кажется.
- Наташа, подскажи, чем мне заняться, я просто умираю от безделья.
- Ну, что я тебе подскажу. Вон приёмник – лет десять не работает. Может выбросить его?
- Я попробую посмотреть.
Я едва нашёл в доме отвёртку, с помощью Натальи. Когда я, наконец, добрался до его чрева, то обнаружил там целое скопление пыли. Почистил и обнаружил отвалившийся проводок от лампы.
- Мне нужен паяльник, канифоль и олово.
- Я спрошу Митрича. Он мужик запасливый, наверное, найдёт.
Через час явился Митрич, с двумя паяльниками, толстым куском олова и канифоли. Он хмуро бросил всё это на стол. – Может парень мне и телевизор посмотрит, а то плохо кажет.
К вечеру приёмник заговорил и запел. Долго мне пришлось с ним повозиться, ибо там было ещё много причин его неисправности.
Гордясь и прибывая в состоянии эйфории, я ожидал Наталью, включив приёмник на полную громкость.
- Я уж с дороги услышала, как приёмник орёт. Молодец. Теперь будем по маяку новости слушать.

Вторая процедура.

В тёплых халатах с фонарём, мы приближались к бане. Шурик сопровождал нас до двери, стараясь, ворча укусить нас за пятки.
Картина та же самая, что и в первый раз – тусклый свет, корыто с розгами, скалка на скамейке.
- Раздеваться будем? И сбросила халат.
Я отвернулся, чтобы не остолбенеть от ослепительной красоты её тела.
- Ну, что глаза отворотил? Разве я урод? Смотреть страшно?
- Ты…,ты..
- Ну, что я? Смотрела она на меня, с лукавой улыбкой.
- Ты.. Превосходна, ты богиня. Я ещё никогда не видел таких красивых женщин.
Она расхохоталась своим грудным голосом.
- Богиня? Где ты увидал богиню в деревенской бабе?
Я стоял потупив взгляд. Зачем она меня провоцирует. Вот брошусь на неё, и выгонит она меня прочь.
- Ну, ладно, пора в преисподнюю, и подтолкнула меня к двери парной.
Жарко, ох как жарко лежать на полке в огненной бане и ждать, когда тебе всыпят порцию розг.
Она катала мне скалкой по спине, стараясь сделать из меня камбалу. Потом перебирала мои позвонки, ничуть не обращая внимания на мои стоны от боли. Я представлял, как под её руками позвонки ложатся в стройный ряд.
- Достаточно, выходи и ложись на скамью.
Пока она старалась воплотить из меня и лавки единое целое, она не закрывала рот.
- Ори во всю мочь, ругайся на меня, как хочешь и старайся расслабить попочку. Да ты же мужчина, терпи. Не могу я тебя сечь слабо, толку не будет. Готов?
Только я открыл рот, чтобы ответить ей, как тонкая злодейка, пропищав, поцеловала мой зад. Я взвизгнул от боли, но, не успев закончить визг, как получил второй жгучий поцелуй. Я орал, раздирая глотку, принимая очередные ласки розги.
- Ругайся, ругайся на меня.
- Злодейка. И-и-и...
- Хорошо, дальше.
- Зараза. Мамочки.. не могу больше. Боль…но.
- Ещё ругайся.
Найдя короткую паузу между ударами, я выдал такой трёхэтажный мат, что моя мучительница отшатнулась, уронила розгу, и расхохоталась.
- Вот это да. Где ж ты этому научился негодный мальчишка. Надо запомнить. Я уж буду таким матом отваживать мужиков. На что Митрич матершинник, но я даже такого от него не слышала.
Короткая пауза, и снова на мой несчастный зад посыпались удары розг.
- Ты больше такого не говори, а то рассержусь не к добру.
- Не бу…ду. Уй-ю-уй. Кончай, Хва..ти-и-и…
- Ещё немного, терпи, попа недостаточно разогрета.
А я терпел. Слёзы текли по щекам, но я их не замечал. Когда же это кончиться. Страшно было не только от боли, но и от того, что я был крепко привязан, и мне казалось, что это навсегда.
- Ещё совсем немножко осталось, немножко. Говорила она, в очередной раз, взмахивая рукой, в которой была розга.
- Всё, всё Юра. Говорила она, впиваясь хворостиной в мой зад.
- Да, когда же это всё? Зараза Наташка.
- Всё, теперь всё. Сказала она, отбрасывая розгу.
- Сколько?
- Двадцать. Хватит на сегодня.
Разбинтованный от пут, я встал с лавки, с заплаканным лицом, не стесняясь своей наготы. Я ещё вытерпел, когда она месила мою задницу, но главное – на сегодня всё.
Дома она дала мне выпить снадобье, чтобы я быстро заснул. Заставила снять трусы, накрыла одеялом.

♥♥♥

Август подарил нам чудесные дни. Небо чистое, без единого облачка, а ночами в низких местах выпадал иней – предвестник грядущей осени.
Мы собирали яблоки с мельбы, которая начала осыпаться. Шурик вертелся возле нас. Два раза я падал, когда он неожиданно появлялся сзади, и я, кувырнувшись, летел через него. Он вежливо обнюхивал лежащего на спине – не ушибся ли.
- Да, уйдёшь ли ты несносный пёс, на цепь посажу.
Он отбегал, обижался. Но ненадолго его хватало, и скоро пёс опять помогал собирать нам яблоки.
Наталья расстелила вокруг яблони старые одеяла, матрацы – всё, что годилось для подстилки, чтобы упавшее яблоко не побились. А урожай был богатый.
Где было пониже, мы собрали, а потом я влез на дерево и нагибал хрупкие ветви Наталье.
Вскоре яблоки класть было некуда, мешки кончились, пять полных мешков стояли в стороне.
- Куда их столько девать? Продавать не поеду. Вино жалко делать из крепких яблок. А вон их ещё, сколько осталось наверху. Надо Митрича попросить, чтобы чистых мешков притащил, да пусть мешки с яблоками в омшаник затащит. Да ещё две яблони надо обобрать – там уже и подпорки трещат. Антоновка подождёт, ей стоять до первых заморозков.
Я заметил, что Митрич играет большую роль в Натальевном хозяйстве. И лёгкая ревность охватила меня.
Обедать решили в саду, расстелив клеёнку, на потрескавшемся от дождя, снега и солнца столе.
Шурик гремел своей алюминиевой миской, стараясь найти хоть кусочек на дне её. Его покормили первым.
- А что мы про водочку-то совсем забыли. Вскликнула Наталья. – Сейчас принесу. Она ушла в дом и вернулась, с начатой бутылкой «Посольской». Потом опять ушла и принесла тарелки с нарезанной колбасой, салом, огурчиками малосольными и свежими. Ещё раз она ходила в дом, принося очередную закуску.
Мы пили за моё и её здоровье, за хороший урожай яблок, за хорошую погоду, пока на донышке не осталось ни капли.
Свежий воздух и водка разожгли наш аппетит, и тарелки совершенно опустели с превосходными огурчиками, салом и прочей закуской.
Уходя из сада, мы забыли закрыть калитку, и она осталась распахнутой настежь.
Не успели мы прилечь после сытного обеда, как со двора послышался непонятный гвалт, громкое кудахтанье кур и собачий лай.
Мы выскочили во двор. Лохматая белая псина, с громким лаем, гоняла кур по двору. Хохлатки, обезумев от страха, вспомнили, что когда-то предки их умели летать, некоторые из них сидели на крыше низкого сарая, другие забились в кусты, теряя перья. Самые бестолковые, распустив крылья и отчаянно кудахча, носились по двору, увёртываясь от огромного зверя. Петух гонялся сзади за псиной и клевал его в хвост, защищая свой гарем.
- Ах, ты паршивец, ах ты негодяй. А, ну иди сюда.
Шурик, поняв, что его сейчас будут наказывать, поджав хвост и опустив уши, неохотно приблизился к хозяйке. Она схватила его за ухо и сильно дёрнула.
Шурик отчаянно завизжал.
- Когда ты перестанешь гонять кур? Сколько раз я тебе говорила? Ничему ты так и не научился. На цепи ты у меня посидишь сегодня.
- Наташа! Ну, нельзя же так обращаться с собакой.
- А ты не учи, сама знаю как с ним обращаться. Ишь, пожалел.
Петух, тем временем, взлетел на колоду, на которой рубят дрова, и пропел трижды в честь одержанной победы над врагом и справедливого наказания оного.
- Иди в сад, ладно да уж не буду сажать тебя на цепь. Она открыла калитку, и Шурик, неохотно протрусил за калитку.
- Не дал поспать после обеда, паршивец. Я сейчас уйду, вернусь у вечеру. К нему не ходи сегодня – пусть осознает свою вину. Паршивец грустно смотрел на нас сквозь решётку штакетника.
- Иди, иди к своей будке негодяй. Если бы не Юра, надавала бы тебе тумаков. Молодой пёс, ему недавно год исполнился, повзрослеет остепениться, а сейчас кровь молодая в нём играет. Ну, я пошла.
Когда оранжевое солнце коснулось горизонта, во двор со скрипом подкатила телега. Я вышел из дома. На телеге сидела Наталья, придерживая одной рукой большую кучу дерюжных мешков, а второй рукой непонятный громадный агрегат, напоминающий гибрид чайника и мясорубки.
- Помогай. Крикнула она мне, соскочив с телеги. Она взяла из кучи часть мешков и понесла их в сени. Я тоже захватил часть мешков и понёс их вслед за хозяйкой.
- Клади сюда. Приказала она мне. Теперь будет, куда яблоки ложить. От Натальи пахло каким-то непонятным сладковатым перегаром.
Мы носили мешки, а Митрич, тем временем, спускал на землю агрегат.
- Куды его ставить?
- Неси в сад, я покажу. Да чего ты один-то. Тяжёлый, давай вдвоём.
Я бросился на помощь, но Наталья цыкнула на меня.
- Тебе нельзя, отойди.
Когда они вернулись из сада, установив монстра на нужное место, запыхавшиеся и усталые, Наталья взяла из воза длинный узкий куль, из конца которого выглядывали тонкие веточки. Вслед за ней шёл Митрич, взвалив на плечо свиной окорок. Последним грузом оказалась большая кастрюля с неизвестным содержимым.

♥♥♥

Через час мы сидели за столом с большой шковырчащей сковородкой посреди стола. Митрич сидел с нами.
Бутылка самогонки, заткнутая бумажной пробкой, красовалась на столе.
- Что это? Спросил я.
- Почеревок, да селезёнка. Митрич сегодня свинку заколол. Вот я ему и помогала, печёнку-то мы съели. Её тёпленькую надо жарить, пока не остыла. С самогоночкой-то она хорошо идёт. А вы еште-то, еште, пока горячая, да картошки берите – остынет. А видел, какой окорок он нам подарил? Говорила хозяйка, разливая самогонку по рюмкам.
В первый раз в жизни я попробовал самогонку. Она обожгла мне горло, и была сладковатого вкуса.
А почеревок был хорош. Я ел его с горячей обжигающей картошкой, откусывая малосольный огурчик.
- Ты ешь, ешь. Погоняла меня Наталья, хотя мой рот был набит горячей картошкой и почеревком.
Закончив с самогонкой и опорожнив сковороду, мы с Митричем вышли посидеть и покурить на скамейке возле крыльца.
Он стрельнул у меня сигарету, сделал две затяжки и бросил её.
- Ты вот попробуй махорочки – вот это табачок, а сигареты твои баловство.
Он сунул мне горсть табака и кусочек газеты.
- На вот, накрути.
Узнав, что я не умею делать самокрутку, он ловко свернул мне козью ножку. И сунул её мне.
Чтобы не обижать старика, я прикурил её и сделал затяжку. Тут же закашлялся – ох крепок табак, и тут же бросил. Митрич засмеялся.
- Не привык ты к махорке.
- Митрич. А что такое почеревок?
- Это брюшная диафрагма, что отделяет лёгкие от кишок. Кишки у свиньи тоже вкусные, но надо их хорошо промыть, да почистить, а потом на сковородку. Да уж больно возиться с ними долго. Я их собакам своим отдаю.
К нам вышла Наталья. Мы сидели, молча, глядя на закат.
- Погода завтра будет хорошая. Глянь. Вон солнце садиться в оранжевом зареве. Грибы пошли. Наши-то бабы не ходят за грибами, некогда. А ты бы Юрка сходил бы за шампиньонами, на чёртов луг.
- И то, правда. Подхватила Наталья. - Суп из них вкусный, да на жарево бы хватило. Сходи завтра с утречка, да лохматого с собой возьми – пусть растрясётся.
- А где этот чёртов луг, и почему он чёртов?
Мы встали со скамейки, обошли изгородь сада.
- Вон там. Показал мне Митрич на восток – Не доходя той рощи, и будет луг. Пройдёшь через вспаханное поле. Его три года назад вспахали, да не засеяли овсом, оно и заросло бурьяном. Осторожней там, ноги не поломай. Как вступишь на луг, сразу увидишь, что трава там не растёт, а если и есть какая, то чахлая и низкая. Когда-то там пасли скот, да шампиньон там своей грибницей всю траву погубил. Вот и называют этот луг с той поры чёртовым.
Митрич уехал, когда на дворе стало совсем темно.
- Наташа. А что это за агрегат, что привёз Митрич?
- Самогонный аппарат.
- А в не…
- Не бойся. Все в деревне самогон гонят, и все про это знают, даже участкового угощают.
- А что это за длинный свёрток, который ты привезла?
- А чем я тебя лечу, не догадался.
- Митрич знает об этом. С ужасом спросил я.
- Не волнуйся. Митрич могила – не кому не скажет. Спи, завтра я рано уйду из дома, поводок для собаки я оставлю, утром разбужу.

♥♥♥

Грибная пора. Грибники с наступлением этой поры рано утором с большими и маленькими корзинами штурмуют пригородные электрички. Обуты они в сапоги, на них тёплая одежда – холодно ранним утром. Потом они, возвращаясь, сбросят свою тёплую одежду, прикрыв ею корзины. Счастливые и усталые они едут с мечтой, что дома, разобравшись с грибами, они вкусят дары леса.
Грибники бывают разные. Первая группа, я бы их назвал профессионалы – те знают заповедные места, которые не откроют никому. Они, выйдя в лес, сразу направляются в эту зону. Увидев белый гриб, они присаживаются, любуются им и осматривают всё вокруг него. А вот и ещё один белый, поодаль совсем маленький в густой траве, но что срезать такого малыша – пусть растёт. Они прикрывают его травкой, зная, что он достанется другому грибнику.
Такие грибники редко возвращаются с охоты пустыми. Он не берёт сыроежки, обходя их стороной, не пнёт мухомор. Полюбуется этим ядовитым красавцем – хорош, и обойдёт стороной.
Вторая категория – это те, что несутся галопом через лес, ломая сухостой и продираясь через ельник, рискуя выколоть глаз. Они проходят большое расстояние, заблудившись, порой выходят к другой станции железной дороги. Но и они редко возвращаются пустыми. Волка ноги кормят.
Но есть и самые невезучие. К этой категории отношусь и я.
- Юрка. Ты чуть на гриб не наступил. Кричит мне Женька, срезая большой белый гриб. – Куда ты смотришь? Под ноги смотри.
Возвращаясь из леса, я стыдливо закрываю листвой свои грибы, которые едва прикрывают донышко. Товарищи меня жалеют и делятся со мной.
Зато мне везёт с опятами. Здесь я не даю промаха. Я ищу неглубокую лощинку, где лежит поваленное дерево, к заросшему мхом стволу я не подхожу – если и есть там опята, то их мало.
И вот оно – ствол около пяти метров сплошь покрыт опятами. Я ставлю корзину, присаживаюсь на корточки, вываливаю на землю те лопухи, переросших опят, что я собрал, и начинаю потихонечку, осторожно срезать упругие тельца на длинной ножке.
- Юра. Где ты. Доносится отдалённый голос.
- Ребята идите сюда, здесь полно опят.
Раздаётся треск сучьев приближающихся друзей.
- Ух, ты, вот это да.
Втроём мы очищаем ствол, корзины уже переполнены. Женя снимает куртку, завязывает рукава, делая импровизированный мешок.
Но и этот мешок не вместил всех опят.
Борька пытается стянуть с себя кофту.
- Остепенись, Боря. Жадность фраера сгубила. Куда тебе больше. Говорю я.
- Ну, как же, вон Женька всю куртку набил, я тоже хочу.
- Да что ты, Боря, поделимся.
- Нет, ребята, вы как хотите, а я соберу.
Видя, что его не остановишь, мы с Женей побрели в сторону шоссе, где Борис оставил свой старенький капризный запорожец.
- Мы тебе крикнем, когда выйдем к машине.
- Ладно. Ответил он, заполняя свою кофту грибами.
Меня разбудила Наташа от сладкого утреннего сна.
- Молоко на столе. Не забудь запереть дверь, когда уйдёшь. Шурика не забудь. Я пошла.
И как она всё успевает?
Утренний туман покрыл низкие места, солнце только поднялось над рощей, трава блестела от обильной росы.
Мы с лохматиной шли в сторону рощи, вскоре мои сапоги, которые мне предоставила хозяйка, промокли. Я сдерживал Шурика на поводке, который рвался вперёд. Отпустил его и он, получив свободу, от радости начал бегать кругами. Он, то подбегал ко мне, обдавая фонтаном брызг, когда встряхивался, то убегал, что я терял его из виду.
Вспаханное заросшее бурьяном поле действительно оказалось непроходимым местом. Я чуть не упал, пройдя несколько шагов, споткнувшись о ком осевшей земли.
И вдруг неожиданно бурьян кончился, а далее пошла земля с чахлой травой. Вот он чёртов луг.
Через пять шагов мне попался первый гриб. Я срезал его, изящные пластины были окрашены в бледно-фиолетовый цвет, отчётливо была видна юбочка – он, настоящий.
Шурик вертелся возле меня, нюхая гриб.
- Шурик. Нюхай, нюхай, ищи.
Он чихнул, понюхав гриб, и убежал. Вскоре он залаял в шагах десяти от меня.
Он стоял и звал меня.
- Молодец Шурик. Пять отличных грибов смотрели на меня.
Он нашёл ещё несколько мест с грибами, призывая меня. А потом ему это наскучило, и он стал гоняться бабочками крапивницами, которые неизвестно почему оказались на этом пустынном месте.
Он мне больше не нужен. Посередине луга я набрёл на такой Клондайк, что некуда было поставить ногу, чтобы не наступить на грибы.
Примерно через час из моей корзины начали сыпаться грибы – там уже не было места. Я кликнул собаку и пошёл. Он неохотно возвращался домой, отбегая на большие расстояния от меня, то возвращался ко мне.
Ближе к дому, я едва поймал его, прицепил поводок, чтобы не повторился вчерашний скандал.
На дороге, где гуляли куры, псина начала рваться с поводка, встала на дыбы и рваться к курам. Куры, завидев зверя, с громким кудахтаньем попрятались в кусты, петух бежал за нами, не отставая ни на шаг.
Я выпустил Шурика за калитку, десятки раз проверяя – заперта ли она. Грибы в большом тазу я залил колодезной водой и стал ждать хозяйку.

♥♥♥

- Ах, какой молодец, сколько грибов нарвал. Ну, теперь супу наварим, да на жарево ещё будет достаточно. Копни одну батовку с картошкой, а может две.
Одной батовки хватило на суп, картошка была крупная, да по 6-8 картофелин давал куст.
Я попросил третью порцию супа, до чего же он был хорош.
- А не просиборит тебя от него, грибы пища тяжёлая. Смотри. Говорила Наталья, наливая себе вторую порцию супа.
День промелькнул быстро. Приближался вечер. Вечер лечебной процедуры, которую я боялся, и в то же время радовался, что увижу в третий раз свою обнажённую любовь

Третья процедура.

Мы брели с фонарём по тёмному саду, приближаясь к натопленной бане. Если посмотреть на нас со стороны, то можно подумать, что какие-то злоумышленники пришли тайком в сад, чтобы воровать яблоки.
Распахнулась дверь бани, пахнув на нас горячим воздухом. Снова пошарив по стене, банщица зажгла свет.
- Ну, заходи родимый.
Я решил раздеться первым и сбросил свой халат, выставив напоказ свои прелести.
- Красавец. Бросила она шутливо, и повесила свой халат на гвоздик.
Нет, невозможно привыкнуть к виду обнажённой красивой женщины, невозможно.
Я рассматривал её, и не мог оторвать взгляд.
Она смотрела на меня, и в глазах её я уловил какой-то странный блеск. Она смотрела на меня, как смотрят женщины на любимого мужчину. Нет, этого не может быть, это невозможно, мне показалось.
Не знаю, сколько мы глядели друг на друга. Молчанье прервалось, когда она крикнула мне властным голосом. – Марш в парную.
Я лёг на калёную лавку, прикрывая руками свою мужскую гордость, чтобы она не пострадала от пылающего жара.
Долго она перебирала позвонки, что-то шепча себе. Единственно, что я расслышал это. – Хорошо, очень хорошо. Потом раскатывала меня скалкой в тщетной попытке раскатать меня в пласт. Из парной меня выгнали крепким шлепком под зад. И вот я лежу на досадной лавке, где будут меня сечь.
Взглянем со стороны дорогой читатель на эту сцену, попробуем взглянуть на страдания Юрки от третьего лица.
Тусклая лампочка освещала предбанник. Голая баба суетилась возле скамейки, привязывая голого мужика. Она бегала вокруг него, затягивая вожжи, проверяя крепкость пут. Наконец, прикрученный мужичок мог шевелить только пятками и головой – всё остальное было неподвижно.
Баба любовно выбирала из корыта тонкий прут, рассматривала его, и, найдя его подходящим, спрашивала.
- Готов?
Это была команда к началу экзекуции. Запомните – не наказания ради, а ради лечения.
Получив утвердительный ответ, она взмахивала рукой, и тонкая розга со свистом опускалась на голую попу пациента. Ему это не нравилось, он испускал истошный визг, протестую против такого метода врачевания. Но, процесс пошёл, и его невозможно было остановить.
Баба, не обращая внимания на критику снизу, продолжала сечь родименького. Он испускал все гласные звуки фонетики, причём так громко, что толстые стены бани, вряд ли заглушали его вопли. Возможно, проходящая по дороге старуха могла услышать его, но по этой дороге мало кто ходил. Да и кто пойдёт в столь позднее время. Спит деревня, спит.
А врачевание продолжалось. Пациент перешёл на более низкие тона, приближаясь к басу. Не привязанные пятки дёргались после каждого прикосновения лозы. Голова вертелась то вправо, то влево.
А баба всё секла.
Взглянем на неё повнимательнее. Доставляло ли ей удовольствие пороть. Несомненно. Какое-то странное выражение застыло у неё на лице. Хищная довольная улыбка, напоминающая выражение очаровательной ведьмочки. Лицо вампира, готовившегося укусить свою жертву. Нет не то.
А баба всё секла.
У Юрика кончился запас матершинных слов – беден был его словарь. Он перешёл на ругательства, которые можно печатать в литературе. Он так и не научился распушать попу, как ни наставляла его баба.
- Расслабься, расслабься. Говорила она ему, выполняя жесткий массаж его задницы, которая уже была покрыта многочисленными тонкими красными линиями от прикосновения лозы.
А как хороша была эта голая стервочка. Залюбуешься. Найдётся ли художник, который сможет изобразить эту сцену. Вряд ли он сможет передать на холсте всё увиденное. Огонь и пламень, красота и дикость всё в этой сцене. Как торнадо, которого Вы боитесь, и в тоже время любуетесь им, стоя на безопасном расстоянии, как молния, ударившая в дерево и запалившее его. Страшно, и в то же время невозможно отвести взгляд.
Возможно, нашёлся художник, написавший такую картину, но побоявшийся выставит её на всеобщее обозрение.
А баба всё секла, не обращая внимание на вопли пациента.
Но вернёмся к Юрику. Страдания его не закончились. Он устал дрыгать пятками, голова его не болталась, он тихо повизгивал, принимая очередную порцию лечебной терапии. Наконец он отчаянно взвыл.
- Когда ты закончишь, зараза.
- Всё, всё. Юра. Ответила баба, не думая заканчивать порку.
- Кончай. Сил бо..не… И-и-и.
- Всё. Уже заканчиваю.
- Жопа ты, зараза. И зачем я сюда приехал. Ы-ы-ы.
Долго ещё зараза рассекала нежную кожу Юры.
Отброшены розги. Баба стала суетиться, развязывая Юрика. Слёзы потоком текли из его глаз. Она нежно прижала его голову к своей необъятной груди, поцеловала его в лобик.
- Ну, всё, всё, Юрочка. Ну, что мне с тобой делать? Надо ведь надо. Нельзя иначе, что будет толку от того лечения, если я начну тебя гладить по попе розгой. Ещё немного осталось, потерпи. Дело идёт к выздоровлению. У тебя почти выправился позвоночник.
Она утешала его как ребёнка, а он, всхлипывая, приходил в себя.
- Сколько ты мне всыпала?
- Тридцать.
Она позабыла, утешая его, сделать ему массаж попы.

♥♥♥

– Ну, как там твоя попка. Повернись на животик. Разбудила меня Наташа.
Она оглядела мою заднюю часть, покачала головой.
- Три дня отдыхаем, а сейчас я тебя помассирую, а то жена скажет тебе в первую брачную ночь. Кто это посёк тебя, какая женщина? Я должна сечь мужа, а никто другой.
Три дня пролетели незаметно. Каждое утро она проверяла и массировала мне ягодицы.
Митрич наладил в саду аппарат, который напоминал гибрид самовара и мясорубки. Долго он колдовал над ним. И наконец, довольный проделанной работой, оповестил хозяйку.
- Можно запускать.
Сей агрегат был самогонным аппаратом, который выдавал живительную влагу из браги и прочих спиртосодержащих продуктов.
- Запускай, Наташка.
Они вдвоём притащили флягу с яблочным вином, которое было горьким на вкус (я пробовал) от хранения в алюминиевой фляге (фляга 50-ти литровый бидон с плотно закрывающейся крышкой), но на перегонку оно годилось. Наполнили нутро чудовища нужным количеством испорченного вина.
Долго они возились с аппаратом, разжигая в миниатюрной топке древесные чурки, и наконец, огненная вода частыми капельками полилась в подставленную пол-литровую банку.
- Вот тебе Юра и работа. Следи. Меняй воду в холодильнике, проверяй крепкость и подкладывай чурки понемногу, чтобы сильно не кипело и не остывало – работа нехитрая, но требует внимания. А крепкость проверяй вот так.
Митрич налил в ложку дистилат и сунул её в топку. Вспыхнуло голубое пламя, едва заметное в солнечном свете.
- Вот, самое оно. Как гореть не будет, больше не гони.
Я уселся возле аппарата, лохматина улеглась рядом со мной. Митрич с Натальей укатили на телеге в неизвестном направлении.
Я менял воду в холодильник, заменяя её колодезной водой, проверял крепкость по методу Митрича – процесс шёл нормально. Я сливал в трёхлитровую банку самогон, когда подставленная ёмкость наполнялась.
- Ну, как тут у тебя? Спросила вернувшаяся к обеду Наталья. – Проверим.
Она налила в стаканчик из банки огненной воды, выпила, сморщилась как от кислой клюквы.
- Ох, хороша, крепка зараза. Может первачку перед обедом.
Я отрицательно закивал головой.
- А я выпью.
К вечеру набралась почти полная трёхлитровая банка ароматного самогона. Наташа бережно закрыла её полиэтиленовой крышкой и унесла в дом.
- Утром мы с Митричем сольём барду и нальём свежак. А ты только гони.

♥♥♥

Все три дня я сидел в саду с утра до вечера, следя за техпроцессом перегонки. Дело несложное – меняй воду в холодильнике, да следи за нагревом. Наталья уносила в дом готовый продукт в трёхлитровой банке – куда она его прятала, не знаю.
Приближался вечер. Сегодня опять меня ждала огненная процедура и искушение.
Разгневанный читатель воскликнет. – Что это они, ходят в баню, и ни разу не мылись?
Мылись, мылись Дорогой читатель. Просто автор так увлёкся описанием врачевания, что упустил этот немаловажный эпизод.
Перед входом в парную Наталья выдавала мне большую жёсткую лыковую мочалку, приказывала намылить её. Я натирался ею, постоянно роняя на пол, ибо её трудно было удержать мочалку такую большую в руках. Она укоризненно смотрела на меня, а потом отнимала её у меня, тёрла мне спину, обдавала из шайки горячей водой и гнала в парную. Сама она мылась, когда я поджаривался в парной.
Возможно, мы нарушали правила бани, наверное, надо делать все, наоборот.
- Сегодня я баню не топила. Парная нам не нужна, тут и так тепло, парить тебя больше не надо. Да и скалкой тебя мучить не буду. Позвонки твои встали на место, а вот розгами я ещё поработаю, чтобы закрепит результат. Ну чего стоишь, скидавай халат.
И вновь я уставился на неё, когда она обнажилась.
Она хитро подмигнула мне.
- Что? Хороша баба?
Она подняла руки, сделала пируэт, повернулась ко мне спиной, демонстрирую свою пышную прелесть. Рассмеялась.
♥♥♥

Четвёртая процедура. Искушение.

Никакая сила не могла отвести мой взгляд от её роскошного тела, так я и застыл как монумент.
Змей искуситель шептал мне на ухо. – Что ты стоишь, подойди к ней, прикоснись к её груди, погладь её бёдра. Ты смотри они какие, а какова её попа? Где ты видел у молодых худосочных девок такую попу. Это зрелая женщина в самом соку, что ты медлишь? Выгонит? Не выгонит. Она сама ждёт, когда ты обнимешь её. Что ты ждёшь? Смелее, смелее. Вот дурачок.
Я уже протянул руку, чтобы прикоснуться к объекту моего вожделения, как меня вывел из оцепенения её властный голос.
- Марш на лавку, долго я тебя буду ждать? Ух, как я тебя высеку, высеку сегодня.
- Не пугай, уже запуганный.
- А чего пугать? Что первый раз что ли? Ты опять будешь кричать, что убежишь от меня. Никуда ты не убежишь от Куманихи, ты мой.
И пока она привязывал меня к лавке, повторяла весёлым голосом. – Ох, как, ох как я тебя высеку, высеку.
- Тебе нравиться меня сечь? Злыдня ты.
- Юра, когда я секла тут голых баб, у меня не было никакого удовольствия. Они тоже визжали как поросята, просили о пощаде. Мне было безразлично, когда я порола их тугие задницы. Но, ты с беленькой, бесстыдной попочкой, что выставил на меня, пробудил во мне, что я раньше у меня не было. Прости, Юрочка. Я сейчас совсем другая. Терпи.
Она жёстко стеганула без всякого предупреждения.
Я взвыл, пытаясь дёргаться привязанными ногами, голова моя откинулась на спину, я погрузился в ад.
Жестоко, очень жестоко секла она меня сегодня. Мне казалось, что я потеряю сознание от огненных поцелуев розг. Крика я своего не слышал, его слышали стены бани и моя мучительница. И вдруг…
И вдруг, что то произошло со мной. Какая-то сладкая истома охватило моё тело. Волна сладострастия охватила меня. Я чувствовал боль розг, но теперь она приносила мне какое-то наслаждение. Я почувствовал между ног набухание моего петушка. Я взглянул впервые осознанным взглядом на свою мучительницу – это было потрясающе. Её поза, её рука, которая секла мою плоть, глаза, которые горели, выражение лица, они так и запечатлелись в моей памяти, а потом являлись во сне.
Я хотел, я очень хотел, чтобы она продолжала меня сечь вечно. Мой крик перешёл в сладострастный стон. Ещё, ну ещё.
Она развязала меня и обняла.
- Прости, Юра, меня ненормальную. Прости. Скоро всё закончиться. Ты будешь здоровеньким, будешь добрым словом вспоминать Куманиху.
Разве могла она догадаться, что во мне произошёл перелом. Я весь погрузился в себя и пытался осознать. А что же произошло со мной?
Ночью я плохо спал, образ секущей Куманихи ярко проявлялся в памяти. Я видел все мельчайшие детали, её тело, её лицо и глаза, а особенно рука с розгой. Мой мальчуган не давал мне покоя, он стоял, и не желал опускаться.

♥♥♥

Я сидел мрачный возле перегонного аппарата. Попа горела, но сидеть было не больно. Мой лохматый дружок спал возле меня, положив голову на лапы.
Капельки влаги звонко падали в баночку. Стоило мне задуматься, как образ вчерашней Куманихи, вновь появлялся. Я нервно курил, пытался отогнать от себя навязчивое видение, оно являлось вновь.
Что, что же произошло со мной? Я не хочу, не хочу этого.
- Ну, как дела? Услышал я её ласковый голос.
Я вздрогнул от её неожиданного появления.
- Что молчишь? Больно я вчера тебя?
Глупый вопрос.
- Ничего. Сколько?
- Что сколько? А сколько я вчера тебе всыпала? Не помню, наверно, сорок.
Я промолчал.
- Ты вчера какой-то странный встал с лавки, я уж подумала, не засекла ли я тебя. Встань, подойди ко мне, повернись спинкой.
Она резко спустила мне штаны, которые упали на землю.
- Ты, что Наташа, кто увидит.
- Да, кто тут увидит, нет никого.
Она провела ладонью по моим ягодицам и поцеловала их.
- Мальчик ты мой. От тебя молочком пахнет. А это что за бантик с палочкой? И она рассмеялась. – Надевай скорей штанишки, срамник.
Я стал напяливать штанишки, но бантик с палочкой, никак не давали мне это сделать, и постоянно цеплялись за штаны, а потом, бесстыдно, выпирали из штанов.
Она вновь рассмеялась. – Мужичок, жениться пора, уж дети в яйцах пищат.
Шурик зевнул, и снова погрузился в сон.
- А давай мы сегодня в обед самогоночки тяпнем. Ты ещё не пробовал? А самогоночка то хороша.
- Митрича позовём?
- А зачем он нам? Я ему уже и так налила полбанки. Мы вдвоём с тобой посидим. Я пойду готовить стол. Позову, а ты больше чурок не подкладывай.

♥♥♥

В этот раз Наталья собрала богатый стол, как будто здесь будет много людей. Не буду описывать содержимое стола, он не нуждается в комментариях
Пили мы ароматный крепкий напиток. Пили много. Наталья не спускала с меня глаз, сокрушалась, что я мало ем, хотя рот мой не переставал жевать. Жареный окорок с картошкой был жестковат, но с самогоночкой и солёненьким огурчиком он проскакивал хорошо.
- Вот из яблочного вина самогонка получается отменная, а то куда вино девать, если оно прогоркло. Говорила она уже заплетающимся языком.
- Надо в дубовых бочках вино хранить, тогда оно будет лучше. Отвечал я, уже достаточно хмельной.
- А, где их взять? Надо Митрича озадачить. Давай ещё по одной, Юрка.
Мы дёрнули ещё по одной рюмке. Куманиху совсем развезло. Она, сидела, подперев кулачком голову, и вдруг запела старинный романс.

Зачем тебя я, милый мой, узнала,
Зачем ты мне ответил на любовь?
Ах, лучше бы я горюшка не знала,
Не билось бы сердечко моё вновь…

Голос у неё был превосходен. Я не знаток голосов, но, по моему, это было сопрано. Она спела всю песню, слёзы появились у неё на глазах.
- Что не подпеваешь?
Потом она вспомнила.

Миленький ты мой возьми меня с собой
Там в стране далёкой буду тебе женой

- Подпевай.
Слова этой песни я знал.

Милая моя, взял бы я тебя
Но там, в стане далёкой
Есть у меня жена.

Миленький ты мой возьми меня с собой
там в стране далёкой буду тебе сестрой.

Милая моя, взял бы я тебя
Но там, в стане далёкой
Есть у меня сестра.

Пели мы с одушевлением, я готов был прослезиться, у Наташи всё лицо было заплакано.

Миленький ты мой возьми меня с собой
там в стране далёкой буду тебе чужой.

Милая моя, взял бы я тебя
Но там, в стане далёкой
Чужая мне не нужна.
♥♥♥

Катил август к осени. Дни становились всё короче. Ночные заморозки стали уже не редкостью. Выкопан и просушен лук. Огород пустел. Огуречная ботва пожелтела, выявив несобранные огурцы.
Утро было холодное, но к полудню становилось жарко. Лето, ещё лето.
Я перегонял последнее вино, сидя у аппарата. Наташа к вечеру уносила полную банку в кладовку.
Четыре дня меня не водили в баню, только один лишь раз, чтобы помыться и попариться.
- Не торопись, не торопись. Говорила Наташа, когда я её спрашивал, когда возобновиться лечение. – Осталось совсем немного, отдыхай.
Меня волновала одна мысль, почти три недели без всякого документа освобождения от работы я лечился в глухой деревне. Как я покажусь на работе, после такого прогула.
Я думал, да чёрт с ним с прогулом, главное я почти вылечился. Ну, найду себе другую работу, если меня не уволят с волчьей записью в трудовой книжки. Ну, упаду я в ножки к начальству – простите мол, вы же меня загубили, послав в помощь такелажникам. Это был мой главный козырь. А уезжать, не долечившись, какой смысл, днём раньше, днём позже, всё одно.
- Что-то тебя тревожит, на лице написано. Что случилось? Или надоело тебе здесь у Куманихи? Потерпи, осталось ещё немного. Долечись.
- Дело-то вот в чём, Наташа. И я рассказал ей о своих тревогах.
Она долго, молча, думала.
- В конце концов, ты не виноват, они загубили тебя. У тебя есть большой козырной туз, но крой им в последнюю очередь. А ещё сходи к врачу, выпроси хотя бы справку – справку дать им нетрудно. Это может помочь тебе. Да и не грусти ты. Главное здоровье, а это важнее всего. Ты уже совсем выздоровел, а приехал ко мне согнутый как крючок. Организм молодой, быстро справляется с хворью.

Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти "Женитьбу Фигаро".

Продекламировала она.
- Ишь ты. Откуда ты это помнишь?
- Так, запало в памяти. А откуда это?
- «Моцарт и Сальери» из маленьких трагедий Пушкина. Невежда.

♥♥♥

Прошло ещё несколько дней. Мы сидели в саду и резали яблоки для просушки. Мельба дала богатый урожай яблок. Омшаник был забит мешками с яблоками. В флягах играло молодое вино, а яблок оставалось ещё много. Они стали осыпаться, и Митрич собирал их вёдрами на корм свиней.
- Сегодня, Юра.
Я поднял голову и посмотрел на неё.
-?
- Сегодня я тебя посеку, а потом ещё раз и всё – лечение закончим.
Я поймал её взгляд. Она смотрела на меня не так как в первые дни моего появления. Что-то странное и непонятное было в её глазах.
Она опустила голову и продолжала резать яблоки. Потом тихо запела про голубку, которая как-то там махнула крылом.
- Хороший ты парень, Юрка…Но…,несмел, несмел дурачок. И она расхохоталась.
До меня так и не дошли её слова. Только долгое время спустя, я понял их смысл.
- А, ты бы сходил по грибы, я тут и одна справлюсь. Возьми лохматого обормота с собой, пусть прогуляется, да с курами поосторожней.
Два часа я потратил время понапрасну. Вернулся с пустой корзиной, приведя лохматого обормота, облепленного репейником. Нет грибов, одни жалкие чёрные остатки от былой роскоши.
- Дождей нет. Пояснила Наташа. – Дожди пойдут, они появятся.

Пятая процедура.

Тихая звёздная ночь. Деревня спит. Пара с фонарём в темноте брела к бане. Юрка, опустив голову, шёл как агнец на закланье. Хотя Наталья и растирала ему задницу, но следы оставались, и новая порция розг только добавляла ему новые страдания. Она говорила, что через месяц и следа не останется на его ягодках. Хотелось бы верить.
Распахнулась дверь, зажгли свет в полутёмном предбаннике. Скамья ждала страдальца. Розги зловеще мокли в корытце.
Он, не дожидаясь приглашения, лёг на лавку, и стал ждать, когда его привяжут.
Наталья суетилась возле него, привязывая к лавке, ободряя и успокаивая его, гладила его по голове, шутливо шлёпала по заднице.
Но вот выбраны розги, вот она взмахнула рукой, и дикий вопль заполнил предбанник. У неё зазвенело в ушах. Шурик, обладающий тонким слухом, тихонько завыл в своей будке, жалея своего друга, которого истязает хозяйка.
С грохотом упал большой оцинкованный таз с верхней полки, чуть не задев Куманиху, напугав до полусмерти и ту, что была с розгой, и того, кто был привязан.
Уж не ломится кто в баню, услышав вопль узника, которого надо освободить от рук палача.
Наталья, как была голой, открыла дверь бани, вышла за дверь – никого.
- Господи, да что я? Если бы появился кто чужой, собака бы залаяла.
Придя в себя, она стала подбирать новые розги. Юрка зорко следил за ней, вздрагивая, когда она проверяла очередную лозу.
Она взмахнула рукой, и предбанник ожил от истошного вопля. Что там таз, как крыша не провалиться от этой иерихонской трубы. У Куманихи заложило в ушах, её успокаивающие слова не были слышны на фоне дикого вопля. Не возлюбленная секла его, а злая ведьма.
Он изо всех сил пытался освободиться, вот уж и нога, почти, освободилась от уз. Вот и задница стала вилять свободнее. Каждая розга подбадривала его и давала дополнительные силы для освобождения.
- Потерпи, потерпи, милый, надо, ведь надо. Но разве слышал он подбадривающие слова, когда уши его заложило от собственного крика.
Он мог уже задирать ноги к потолку от каждого поцелуя розг. Верёвки стали сползать с его тела. Вот, вот он освободиться и голый убежит из бани от своей мучительницы.
Но вдруг произошло невероятное. Он затих, перестал сражаться с путами, и только, почти шёпотом повторял – Ой, ой мамочки, ой.
Наталья испугалась, бросилась к нему, подняла ему голову.
- Что с тобой, милый. Уж не сердце ли у тебя.
Он поднял своё мокрое лицо. На лице сияла улыбка.
- Секи, милая, секи. Сильно секи. Со мной всё в прядке. Не волнуйся, всё хорошо.
Она, в недоумении, покачала головой. Что с ним?
Но разве мог он объяснить ей, что с ним случилось. Лучше не говорить.
Наскоро закончив порку, она развязала его, обняла, проверила сердце, сердце билось нормально. Она обняла его и поцеловала.
- Да, что с тобой произошло? Объясни.
- Ну, ты знаешь. Замялся он. – Ты слышала про такое явление как адаптация. Когда человек от сильной боли, приходит в такое состояние, когда он перестаёт её чувствовать. Это защитная реакция организма.
- Адаптация. Повторила она. – Никогда не слышала.

♥♥♥

Три дня промелькнули как в волшебном сне. Они ложились рано, чтобы насладиться любовью. До полуночи, не уставая, они любили друг друга, а потом, уставши и наговорившись, засыпали.
Любовь свята, не буду описывать, как они любили друг друга, чтобы не впасть в пошлость. Таинство любви знают только они, и никто посторонний не должен этого знать.
В конце третьего дня, когда мы, утомившись бурной любовью, лежали в постели, я, поцеловав возлюбленную, спросил.
- Наташа, ты будешь меня ещё стегать?
Она, разомкнув сонные очи, улыбнулась.
- Нет, Юрочка, нет. Тебе достаточно я выдала этого лекарства. Хотела ещё в последний раз, но у тебя там живого места нет. Нежный ты очень. Я же вижу, что и сидишь ты, с трудом. Массаж делать тебе бесполезно, но всё пройдёт, и следа не останется. Спи. Она закрыла глаза и погрузилась в сон.
- Наташа, коли так то мне пора уезжать. Да проснись ты.
- М-м… ну, что ещё, неугомонный. Ты выспишься завтра, а мне рано вставать. Уезжать, говоришь. Хорошо, завтра ты ещё побудешь у меня, я договорюсь с Митричем, а послезавтра он отвезёт тебя к первому автобусу.
- Ты мне хотела рассказать про Митрича. Кто он такой?
- Потом расскажу, не сейчас. Спи.
♥♥♥

На следующий день, не оставив мне записки, Наташа не пришла к обеду. Мне пришлось накормить Шурика без неё. Собаке она готовила суп в отдельной кастрюле из маслов с остатками мяса на костях.
Не пришла она и после обеда. Она явилась к ужину, и я не узнал её.
Она отводила от меня взгляд, когда я смотрел ей в лицо влюблёнными глазами. Хмурилась и отворачивалась.
- Наташенька, может быть ты не здорова?
- У меня всё в порядке. Ответила она сухо.
- Может быть, я тебя обидел чем-нибудь?
- Ничем ты меня не обидел.
- Так в чём же дело?
Она промолчала.
Ужинали, молча, потом она стала доставать чашки для чая.
Я подошёл к ней, попытался обнять, но она отвела меня своими сильными руками.
- Не надо, Юра.
Я был в замешательстве. Что произошло с бабой, которая вчера была ласкова, и не спускала с меня влюблённых глаз.
- Да, что с тобой случилось? Я ударил кулаком по столу, пустые чашки подпрыгнули на столе.
- Не стучи, чашки расколешь. Она помолчала.
- Хватит, Юра, поиграли и достаточно. Ты, вот завтра уедешь, а мне каково. Изранил ты моё сердце. Я, ведь, когда тебя увидела в первый раз на пороге, когда ты приехал, кривой, несчастный, сердце моё ёкнуло. Не к добру это, подумала я.
- Да разве любовь – это не к добру?
- Какая может быть у нас любовь, если я тебе в матери гожусь? Женишься ты на молодой, и будет у тебя любовь.
- Я ни на ком не женюсь, кроме как на тебе. Ты думаешь, что женившись на молодой, я забуду про тебя? Я буду ласкать её, а думать о тебе. Я буду с ней заниматься любовью, и думать о тебе. Что это за жизнь? Мне никто не нужен кроме тебя.
- Да, я старше тебя на пятнадцать лет. Подумай, когда тебе будет сорок, я буду уже старухой. Зачем я тебе нужна?
- Да мало ли браков, когда жена намного старше мужа, и живут они счастливо.
- Ох, Юра, о чём ты говоришь? Не равны мы с тобой.
- Наташка, ты это дело брось. Я насильно увезу тебя к себе, и будем жить мы с тобой душа в душу. Мне другая не нужна. А если я когда провинюсь…
- … то я тебя ремешком. Была бы попа, а ремень найдётся. Улыбка появилась на её заплаканном лице и тут же исчезла. – Нет, Юра, нет, и хватит об этом.
Убедившись, что её уговорить невозможно никакими силами, я замолк.
Чай давно остыл, и мы пили холодный чай, не замечая, что он стал как парное молоко.
- Хорошо. Нарушил я тишину, доставая из кармана плотный кусочек бумаги. – Вот мой адрес, мой телефон, и как доехать до меня. Дай мне слово, что не порвёшь, не выбросишь этот клочок бумаги. Хорошо?
- Хорошо. Она взяла его, прочитала и убрала в ящичек серванта. – А ты дай мне слово, что не будешь мне писать письма и присылать посылки. Не тревожь моё сердце.
- Согласен, и ещё одна просьба, дай мне какую-нибудь фотографию, чтобы я время от времени вспоминал о тебе.
Она порылась в том же ящичке, где были рассыпаны всевозможные фото, вытащила маленькую фотографию и подала её мне.
На ней была изображена красивая девушка с вуалью на голове, такие фотографии обычно делают в фотоателье.
- Ты здесь просто принцесса. Сколько лет тебе тогда было.
- Не помню, кажется двадцать восемь. Это копия с большой фотографии, мы с девчонками в ателье фотографировались. Давно это было. Поздно, завтра рано вставать.
Я проснулся среди ночи от того, что услышал, плачь в соседней комнате, это рыдала Наталья.
Я встал со своего жёсткого топчанчика, сел, опустив ноги. Что делать? Мужчины порой не знают, как поступить, когда плачет женщина. Утешать? Ещё больше вызовешь слёз. Я сидел в раздумье, не зная, что делать.
Плачь, прекратился, и я ещё долго сидел, ловя звуки из соседней комнаты. Наконец, Наталья уснула, засопев своим носиком.
♥♥♥

- Ты ничего не забыл? Спросила меня утром Наталья, оглядывая мою полную сумку. – Я тебе яблочек сушёных положила и антоновки собрала. Много бы тебе наложила, но нельзя тебе тяжёлое носить. Гусика возьмёшь? Я сегодня его зарубила, положу в отдельную сумку, неси в другой руке. Смотри на плечо сумку не вешай, неси в руке. Береги позвоночник. Слаб он у тебя ещё.
- Ну, куда мне гуся. Что я с ним буду делать? Оставь.
В сенях послышался топот сапог Митрича. Мы были уже готовы, и ждали его одетые.
- Готовы? Спросил Митрич, входя. – А коли, готовы, поехали, автобус ждать не будет.
- Я его провожу.
Я забежал в сад попрощаться с Шуриком. Он лизнул меня в лицо и тихо заскулил. Он всё понял. Прощай Шурик, увидимся ли мы ещё.
- Ну, трогай милая. Крикнул Митрич, когда мы с Наташей уселись. Лошадёнка покосила глазом – не ударит ли кнутом, нет, не ударил.
Мы проехали мимо большого пруда, где ребятки карасиков таскают. Въехали в деревню. Рано, но в некоторых огородах копались бабы, выкапывая картошку на продажу.
- Кого везёшь, Митрич?
- Не твоё дело, старая курица.
Заморосил мелкий дождь, небо было затянуто серыми облаками, как в тот раз, когда я приехал сюда.
Хорошо, что на автобусной остановке был навес. Мы спрятались под него. Митрич стоял под дождём и вглядывался вдаль, откуда должен, появится автобус.
Стояли мы, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза. Она готова была заплакать, но я тихо утешал её.
- Идёт, вон он идёт, закричал Митрич, не оборачиваясь к нам.
Наталья, неожиданно, обхватило меня в свои крепкие объятья, целуя моё мокрое от дождя лицо. Автобус остановился и открыл дверь.
- Юра, Юрочка, свет ты мой. Иди, иди, он ждёт.
Автобус стоял, ожидая, когда я войду в него, а я никак не мог распрощаться с Наташей.
- Иди.
♥♥♥

Электричка уносила меня всё дальше и дальше от этих милых мне глухих мест, где живут журавли, где растут луговые шампиньоны, где воздух прозрачен и чист, где остался мой лучший друг Шурик, а главное от моей милой Наташи. Я так и не узнал о загадочном Митриче, о его отношениях с Наташей. Однажды я услышал, как он сказал. – На тебе Наташка отдыхает мой взгляд. Он поднял указательный палец вверх и произнёс. – Восточная мудрость.
♥♥♥

Пора и честь знать, пора заканчивать эту повесть, которая перешла в роман.
Многое ещё хотелось рассказать, попробую изложить кратко, если у меня это получиться.
Врач невропатолог, к которой я явился, была сильно удивлена, узнав, что я не делал операцию и пришёл к ней совершенно другим человеком. Она тщательно осмотрела меня, не найдя и следов от моей прежней болезни.
- Где же вы лечились?
Я изложил ей тщательно заученную версию, не упоминая о методе лечения (Боже упаси). Я врал ей про то, что лечила меня бабка своими народными средствами.
Милая наивная обаятельная евреечка Римма Соломоновна слушала меня, раскрыв рот. Под конец моего рассказа, я несмело сказал ей, что у меня нет документа, подтверждающего моё отсутствие на работе почти месяц. Она немного подумала, а потом, схватив меня за руку, потащила меня из кабинета.
- Пойдёмте, пойдёмте, пока он не ушёл.
Она потащила меня на третий этаж, и распахнула дверь главврача.
- Николай Иванович, вы помните этого больного, которого мы посылали на операцию в Боткинскую. Вы ещё подписывали направление. Она бросила на стол мою карточку.
Он открыл карточку, ошарашенный нашим внезапным появлением.
- Да, и как успешно прошла операция?
- Он не делал её. Вы посмотрите на него, у него нет остаточных явлений.
- Как? Где он лечился? И мне снова пришлось изложить придуманную версию.
Николай Иванович заставлял меня поднимать то одну, то другую ногу, когда положил меня на топчан, то заставлял нагибаться, и доставать кончиками пальцев носков моих ног. Что он только не выделывал со мной. Наконец, убедившись, что проверять больше нечего, произнёс.
- Невероятно. Бабка, говорите. Эту бы бабку, да к нам в клинику, а то мы лечим, лечим и никакого толку. Так в чём проблема? Он здоров.
- Пока он лечился у этой бабки, он прогулял на работу, надо ему помочь. Может, мы ему справочку дадим?
Иваныч задумался.
- Что справочку, мы ему настоящую ксиву дадим. Случай-то уникальный. У вас есть бланки больничных? Впрочем у меня где-то завалялись. Он порылся в столе и извлёк пачку бланков. Возьму грех на душу. Пусть меня посадят, а молодому человеку помогу. Заполняйте, а я подпишу.
Забыв поблагодарить благодетелей, я вприпрыжку мчался на первый этаж, держа три бланка в руках, где размещалась регистратура и где мне поставят печать на больничных.

♥♥♥

В тот же день я позвонил Борису. От его эмоций в трубку, я чуть не оглох.
- Я звоню Женьке, режь закуску, нагрянем.
Хорошо, что сегодня пятница – на работу в понедельник, можно и поквасить.
На работу выходить не хотелось, уж больно я обленился за всё лето. Но что делать? Такова жизнь.
Звонил Галине Борисовне.
- Юра, как ты там. Вылечила тебя Куманиха? Приезжай, всё расскажешь. Коньячок ждёт тебя. Жду.
♥♥♥

Ранним декабрьским утром я проснулся, за окном было темно. Мне снился чудесный сон. Наташа улыбалась и протягивала ко мне руки, чтобы обнять. Я бросился в её объятья и проснулся. Я повернулся на другой бок, чтобы досмотреть этот сон, но сон не шёл. Поняв, что я больше не смогу уснуть, встал. Сегодня была суббота.
Скудно позавтракав, я стал думать, чем мне заняться в столь раннее время. Никогда я в выходной не просыпался так рано.
Вспомнил, что кран в ванне давно подтекает, никакие прокладки уже не помогают. Надо менять смеситель.
Смеситель я ещё купил в начале лета, но моя болезнь и отсутствие дома не давало возможности сменить его на новый. Вооружившись разводным ключом, я больше часа провозился, снимая старый. Наконец, прикрутив новый смеситель и смыв грязь из ванны, я протёр руки, гордясь своей работой.
В дверь позвонили.
- Кого там ещё принесло в такую рань. Проворчал я, и пошёл открывать дверь.
Я потерял дар речи, остолбенел, и стоял как дурак, открывши рот.
На пороге стояла моя Наташенька. Она улыбалась мне, держа в руках громадную сумку.
- Ну, что не приглашаешь гостью?
Она переступила через порог.
- Я приехала, Юра.

Всё.

Хорошо придумано и написано. Понравилось. При желании можно и продолжить, как Куманиха продолжила врачевать в городе.

Я благодарю первого откликнувшегося читателя на мой роман. Я рад, что он Вам понравился.
А что касается продолжения – его не будет. Не всегда продолжение бывает удачным. Оставим роман так, как он есть. Пусть Ваша фантазия подскажет Вам, как будут дальше развиваться события. Вы можете продолжить роман, если у Вас появиться желание.
И ещё. Тут я неудачно заметил, что никогда не буду рецензировать и критиковать произведения других авторов. Это вовсе не касается моих рассказов – рецензируйте, критикуйте.

Волк, ради заманухи вас на продолжение даю ссылку на патент РОЗГОТЕРАПИЯ и ссылки на клипы с работой Пелипенко Германа Николаевича.
СПОСОБ ЛЕЧЕНИЯ АВИТАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА http://www.ntpo.com/patents_medicine/me ... _572.shtml
Экстремальная телеведущая Красноярского ТВ Наташа в передаче из серии «И я смогу» пробует поркотерапию на себе.
Поркотерапия в России 1 http://video.mail.ru/mail/oleg_spn/79/80.html
Поркотерапия в России 2 http://video.mail.ru/mail/oleg_spn/79/81.html
Поркотерапия в России 3 http://video.mail.ru/mail/oleg_spn/79/82.html
Поркотерапия в России 4 http://video.mail.ru/mail/oleg_spn/79/83.html
Работает Пилипенко Герман Николаевич. Что-то типа внушает под розги. Но, хотя он еще и гипнолог, (Обучение студентов гипнозу. Каталепсия. http://www.youtube.com/watch?v=0awqFjBK ... re=related ) но мне кажется каким-то не внушающим.
Еще пример работы с мужиком, решившим «завязать», судя по физиономии.
http://www.youtube.com/watch?v=3nXMxgDa6Sg
Работает гораздо мягче Куманихи, хотя и чувствительно.

Уважаемый njener12. Я не знаю, кто Вы – мужчина или женщина. Все мы здесь безлики. И поэтому я буду обращаться к Вам как к мужчине.
Вы настоятельно просите меня продолжить роман, и даже дали мне ссылки, где я могу почерпнуть дополнительный материал по лечению экспрессивным методом большинства болезней. Спасибо. О таких методах лечения я узнал, когда роман был уже написан. Какая-то интуиция подсказала мне, что опорно-двигательный аппарат можно лечить таким необычным методом. Это и легло в основу романа.
Я полагаю, что Вам не хочется расставаться с героями романа, и вы просите продолжения. Но, ещё раз подумайте, стоит ли делать это.
Мне не хочется сочинять приторную сказочку с счастливым концом, вроде «…И стали они жить поживать и добро наживать…».
А теперь подумайте – она деревенская женщина. У неё своё хозяйство: дом, приусадебный участок с яблонями, куры и ещё какая-то живность, да к тому же Шурик.
Всё бросить, продать? Нелегко деревенские расстаются со своим хозяйством. Да собака, которая не приживётся в городской квартире.
Возьмём другой вариант – Юра бросает свою квартиру, переезжает в деревню к возлюбленной.
Этот вариант ещё более невероятен. Выросший в городе в тепличных условиях, вряд ли он согласиться на деревенское бытие. Летом там хорошо, а зимой, когда все удобства во дворе вряд ли ему понравятся. Да и чем он там будет заниматься.
Любовь не бывает, вечна, когда-нибудь наши герои отрезвеют, а что будет дальше, один Бог ведает.
Я не хочу Вас огорчать таким концом. Я попробую сделать продолжение, хотя берусь за это неохотно. Нет у меня даже намёка на сценарий, не представляю себе сюжет продолжения. Я не хочу обещать Вам, что в скором времени выложу продолжение.

Волк, моя инфа не накладывает на вас никаких обязательств. Если нет прилива энтузиазма и идеи, которую самому хочется реализовать, то не насилуйте себя. Никто не знает, что, для чего и когда может пригодится. Может эта инфа никогда не потребуется. Но может однажды и "выстрелит". Я просто воспользовался возможностью реализовать возникшее у меня желание поделиться информацией. Так что, повторяю, это не накладывает на вас никаких обязательств.

«Дорогой Юрочка я жду, не дождусь, когда ты приедешь. Последнее твоё письмо я получила в конце мая. И больше ты мне не писал. Или ты разлюбил меня? Нашёл себе девушку помоложе меня, и забыл свою Куманиху. Парень ты видный, уведут тебя девки.
Приезжай, напиши только когда ты приедешь. Митрич встретит тебя на остановке, а хочешь, я попрошу зоотехника, и мы встретим тебя на станции. Напиши.
В последнем письме ты жаловался на поясницу. Приезжай, я тебя подлечу. Надо посмотреть тебя, а как я буду лечить тебя, ты помнишь.
Ничего не привози, а то понаберёшь всякого добра и потащишь, а тебе нельзя нести тяжёлое.
Тут вся деревня каким-то образом узнала, что у меня появился молодой хахаль. Это про тебя. Кто мог проболтаться – не знаю. Неужели Митрич? На него это не похоже. Может, взболтнул как-то по пьяни. Так уж ты не сердись, придётся мне показать тебя бабам, ведь не отстанут.
Приезжай. Жду. Целую. Твоя Куманиха.»

Ответное письмо.
«Как я могу тебя забыть моя Наташенька. Напрасно ты беспокоишься – нет у меня никого кроме тебя. Ты мне постоянно во сне снишься – проснусь, а тебя нет. И так грустно становиться.
Я понимаю, что тебе трудно бросить хозяйство и уехать жить в город, да и мне городскому лентяю трудно привыкать в деревне. Вот и стоит между нами пропасть, через которую мы не можем переправиться. Бог даст, и мы найдём какое-то решение.
А Не писал я тебе потому, что на днях сильно простудился. Неделю пролежал с температурой, сил не было. Сейчас чувствую себя нормально, вот сижу и строчу письмо.
Я ушёл с того места, где заработал себе радикулит. Теперь я свободен, деньги есть, и могу приехать к тебе на всё лето, если не выгонишь.
А выеду я на электричке 8 июня утром на 6:37. Зоотехника не беспокой, а если Митрич сможет меня встретить у автобуса, то это было бы хорошо.
Я надеюсь, что деревенские бабы не знают, каким способом ты меня лечила? А то мне стыдно будет им в глаза смотреть.
Итак, жди меня 8-ого числа. Твой Юра. Целую»

Электричка пролетала все станции без остановок. Я сидел лицом по ходу поезда на восточной стороне у окна. Солнце пекло затылок – начало июня, а уже стояла жара.
Немноголюдно в вагоне, а что будет к выходным, когда дачники ринуться к своим огородам.
Поезд нёс меня на северо-запад до станции Лазурная, что, не доезжая одной остановки до Твери, а там пиликать 30 километров до деревни на автобусе. Встретит ли меня Митрич? А то может зоотехник встретит меня на машине?
Ехать ещё далеко. Вот промелькнула станция Покровка, поезд промчался мимо неё без остановки.

Я вспоминал тот декабрьское утро, когда Наташа появилась на пороге моего дома. Без письма, без телеграммы, она приехала, чтобы сделать мне сюрприз.
Те чудесные две недели промелькнули незаметно. Вечером, возвращаясь с работы, я нёс домой букет цветов, боясь их застудить на морозе. А морозы в тот декабрь стояли сильные.
- Ну, зачем ты их носишь, и так уже нет ни одной вазы, куда цветы поставить.
Она улыбалась и ставила цветы в литровые банки.
Одинокая холостая квартира стала уютней – пропиталась женским духом.
Днём она бегала по магазинам, вечером кормила меня ужином, приготовленным её руками.
Я наслаждался жизнью. Господи, как хорошо бы было – если это было всегда.
А как наступал вечер, она стелила постель, и лукаво посматривала на меня.
- Ложись спать, а то утром опять не добужусь до тебя. Соня.
Она гасила свет и ложилась рядом.
- Поцелуй меня.
Засыпали мы в крепких объятьях, утомлённые любовью.
Я долго не решался попросить её, чтобы она меня постигала. Мне не хватало этого. Мысль о том, как эта красивая женщина будет пороть – будоражила меня. Видимо, те процедуры, которые она делала мне там, в деревне, перевернули всё моё сознание. Порка и секс стали как бы единым целым.
И вот, заикаясь и краснея, я выдавил из себя.
- Наташ, выпори меня.
Она рассмеялась, приблизила к себе, чмокнула в губы.
- Да, с удовольствием. Ремень-то где?
- Ну, доволен. Говорила она потом с раскрасневшимся лицом, отчего казалась ещё краше.
Ремень она повесила на спинку стула.
- Ещё пригодиться, завтра добавлю. А ты не стесняйся. Я сама хотела тебе предложить, да не знала, как ты к этому отнесёшься.

Наталья уехала, не дождавшись нового года, который я хотел справить с ней.
- Нет, нет. Не могу больше оставаться. Митрич там и так запарился с двумя дворами. Я жду тебя летом в деревню, а сейчас никак не могу остаться. Не обижайся. Накупила она в Москве разных тряпок, без которых женщины не могут обходиться. Уехала она с большими сумками.
На следующий день я проводил её на вокзал, посадил на электричку.
Пуст стал дом и неуютен. Вот судьба, как далеки мы друг от друга.

Ох, как долго ещё ехать. Мелькали станции, на некоторых электричка останавливалась. Мало входило и выходило пассажиров.
Я начал дремать, просыпался при каждом объявлении остановок. Окончательно заснул. И вдруг.
- Следующая остановка Лазурная.
Боже, чуть не проспал.
Я вышел на платформу и побрёл в сторону автобусной остановки. Три человека сидели на скамейке, ожидая автобус. Мужчина средних лет, небритый, посмотрел на меня и подвинулся на лавке. И только я хотел присесть, как услышал крик.
- Юра, Юра.
Ко мне бежала Наташа, вслед за ней шёл мужчина, очевидно, зоотехник.
- Юрочка, приехал.
Она бросилась ко мне, обхватила в объятья, и чуть не задушила меня.
- Опять ты с тяжёлыми сумками, ну я задам тебе. Нельзя по стольку таскать.
- Николай. И мужчина подал мне руку.
- Юрий. Мы обменялись рукопожатиями.
- Вон мой козёл (кто не помнит ГАЗ-69), садитесь.
Николай остановил машину возле дома Натальи, вытащил мои вещи и потащил в дом. Я было хотел сам это сделать но Наталья мне пригрозила.
- Тебе нельзя. Ишь понабрал.
- Шурик жив?
- Живой, что ему сделается?
- Пойду, проведаю.
- Осторожней, он возмужал, узнает ли он тебя?
Я вошёл в сад и стал приближаться к будке. Оттуда раздалось недовольное рычание. Огромная псина вынырнула из будки и залилась отчаянным лаем.
- Шурик, да ты не узнал меня, дорогой.
Он замолчал, а потом завилял хвостом и бросился ко мне. Цепь не давала ему приблизиться. Я подошёл ближе. Шурик положил мне на плечи свои лапы, отчаянно виляя хвостом.
- Узнал, бродяга, узнал. А помнишь, как мы с тобой за грибами ходили. Помнишь как ты кур гонял. Возмужал, возмужал.
Я гладил его мохнатую шерсть, трепал уши. Он повизгивал от умиления, и не хотел меня отпускать, прижавшись лапами к моей груди.
- Узнал он тебя, узнал.
За спиной неожиданно появилась Наталья.
- Когда ты уехал, он долго тосковал, всё искал тебя. Вот, собака, а умная как человек. Пойдём, перекусим, а потом в бане через часок попаримся.
- Как уже сегодня в баню?
- Да, нет, это потом, спешить нам некуда. Отдохни, обживись, а лечение от нас никуда не уйдёт. Я блинов напекла, накрыла, ещё тёплые.

В бане Наташа разложила меня на лавке.
- Не бойся, стегать не буду, только посмотрю твою спину. Ишь, испугался.
Она прощупала все мои позвонки, прошлась от шеи до крестца, не удержавшись, шлёпнула по заднице.
- Всё в порядке. Есть небольшие изменения, но это быстро выправим крапивкой и прутиками. Не боишься крапивы? Вечером бабы придут в гости. Я их пригласила, на тебя хотят посмотреть, ведь не отвяжешься от них, не обессудь. Говорила мне Наталья, когда мы распаренные выходили из бани.
- Значит, смотрины будут, а хорош ли жених. Я буду сидеть, а все будут пялить глаза на меня. Хорошая перспектива.
- Не обижайся, так надо, а то по деревне сплетни пойдут – не хочет Куманиха казать своего хахаля. Кривой наверное, да старый, а мне есть, кого показать.
В доме я полез в сумку и стал доставать подарки. Особенно понравились Наталье чёрные чулки, чёрные трусики и чёрный лифчик – всё из одного комплекта.
Не удержалась, сняла одежду и примерила обновку.
- Как я?
- Очаровательно.
Я извлёк из сумки чёрный хлыстик, который с трудом нашёл в Секс-шопе. И подал ей.
- Это дополнение к твоему костюму.
Она взяла его в руки, рассмотрела, открыла гардероб, где было большое зеркало, и стала вертеться перед ним.
- О, о. Я выгляжу как дрессировщица диких зверей. О, как это необычно.
- Нет, ты дрессировщица диких мужчин.
Она расхохоталась раскатистым смехом.
- Ну, Юрка, ну Юрка. Я прямо и не знаю, что сказать. Надо непременно это опробовать, только на ком. И она с хитринкой посмотрела на меня.

За порогом дома раздались голоса.
- Куманиха. Ты дома? Принимай гостей.
- Сейчас, я не одета. Выйди к ним, Юра, познакомься, а я пока переоденусь, уж не в таком же виде встречать гостей.
Три женщины стояли у порога дома и лузгали семечки. Они уставились на меня, осматривая с ног до головы.
- Смотри, смотри, какой молоденький. Толкнула одна баба другую в бок.
- Здравствуйте сударыни.
- Здорово, сударик. Ты что ли будешь родственник Куманихи?
- Я.
- А зовут как?
- Юрий
- А по батюшке?
- Семёнович.
- А, с какой стороны ты родственник Куманихи?
- А, как седьмая вода на киселе.
- Ха, ха, ха.
- Это вроде, как нашему забору двоюродный плетень.
- Точно.
- Гляди ка, за словом в карман не полезет. Ишь ты.
Бабы замолчали, разглядывая меня в упор.
- А Куманиха там, что никак не нафуфыриться?
- Да заходите, вы. На порог вышла Наталья в новом красном, купленным в Москве платье.
Всё внимание баб переключилось на её платье.
- И где ты такое достала? Небось, в Москве купила, или Юрка подарил?
Они вцепились в платье, и стали его мять, ощупывать.
- Ткань-то какая, плотная, добротная.
- Хватит мять, пойдёмте в дом, коли пришли.
- Ещё Нюрка придёт с Танькой, да Анюта хотела прийти.
Женщины пришли не с пустыми руками. Кто-то вывалил на стол шмат сала, завёрнутого в тряпицу. Кто-то миску яиц.
- Зачем принесла? Что у меня куры не несутся?
- А пусть Юра свеженьких покушает, в городе они не такие.
Другая выставила на стол бутыль с мутной жидкостью, заткнутой бумажной пробкой.
- Гулять, так гулять.
Были и другие приношения: зелёный лук, редиска, укроп.
Плохая память у меня на имена незнакомых людей – я тут же позабыл, кого как звать.
На стол был выставлен чугунок с картошкой. Какой стол без горячей картошки. Закуска сама по себе хороша, но без картошки никак нельзя за деревенским столом, хотя и украшают стол тарелочки с селёдочкой, тонко нарезанным салом, копчёной колбаской, но как без картошки.
- Ты это убери со стола, Настёна. Вот, что мы будем пить.
И Наталья поставила на стол две бутылки водки, под общий восторг женщин.
- О-о-о. Небось городская. Повеселели бабы.
Стали рассаживаться за стол. В дверь постучали, и вошли три женщины.
- К вам можно.
- Заходите.
На двух женщин я мало обратил внимания. Третья была молодой красивой бабёнкой в лёгком сарафанчике, из под которого выделялись мощные груди. Её звали Анюта.
Она быстро огляделась, задержала взгляд на мне.
- Я с Юрочкой сяду, можно?
- Да садись, где хочешь. Недовольно произнесла Наташа.
Анютка утвердилась на скамейке возле меня, долго елозя толстым задом, потеснив меня.
Наталье пришлось сесть с краю, чтобы обслуживать гостей.

После третьей стопки глазки у гостей заблестели, напряжённость пропала. Выпили уже за хозяйку, за меня, за мир этому дому.
Языки развязались.
- Хорош, хорош кавалер. И где ты, Куманиха, такого подцепила. Чем ты его приворожила? Сказывай. И плотник Васька по ней сох, всё подарки носил. Ни в какую. И агроном за ней ухлёстывал, развестись обещал с женой – отшила. А этот ясный сокол сам к ней прилетел, и присохла она к нему.
- Да она ж колдунья. Не знаете штоли? Кого захочет, приворожит.
- Да, бросьте, вы бабы. Никакая я не колдунья. Вот только врачую я хворых, бабушка научила.
- А я вот отобью его от тебя. Вскричала Анютка, прижимаясь ко мне, и вдруг обняла. – Сладенький он какой.
Я с трудом выпутался от её объятий, вытирая ладонью её влажный поцелуй.
- Я тебе отобью, глазёнки-то все выцарапаю. А ну, отстань от него, шалава.
- Это я-то шалава. А ты видела, свечку держала?
Спор был готов перерасти в рукопашную, у обоих соперниц глаза горели, они готовы были сцепиться, но тут в дверь постучали, и на пороге появился Митрич.
- Что за шум, а драки нет?
Все сразу поутихли, расселись по местам, разнимать соперниц отпала необходимость.
Митрича усадила, налили полный стакан водки.
- Угощайся.
- За ваше здоровье, бабоньки. И он поднял стакан.

Захмелевшие бабоньки затянули песню – «… по которой, эх по которой, миленький прошёл…»
Запели старинную

«Хас-Булат удалой!
Бедна сакля твоя;
Золотою казной
Я осыплю тебя.

Саклю пышно твою
Разукрашу кругом,
Стены в ней обовью
Я персидским ковром.

Галуном твой бешмет
Разошью по краям
И тебе пистолет
Мой заветный отдам.

Дам старее тебя
Тебе шашку с клеймом,
Дам лихого коня ….

Неожиданно Анютка разревелась, пьяные слёзы покатились из глаз.
- Ну, почему я такая? Люблю я мужиков, и ничего с собой поделать не могу. Я уж и Васеньке своему – побей меня окаянною. А он, не могу Анюта, рука на тебя не поднимается.
- А надо бы тебя. Задрать подол, да хворостиной по голой телешине.
- Да, что вы к ней пристали. Подал голос Митрич. – Уж такая она уродилась, слабая на передок – «кто из вас не грешен, пусть первый бросит в неё камень».
- Да, ладно тебе Митрич учить нас. У неё есть муж, пусть он с ней и разбирается.
- Ай, да я совсем забыла. Я медовушки принесла.
Нюра поднялась с места, достала из кашёлки бутыль с содержимом жёлтого цвета, налила её в кружку.
- На-ка, Юрочка попробуй – хороша медовушка.
- А нам. Загалдели бабы.
- Обчешетесь. Это для Юры. Пей, пей, всю пей.
Медовушка была приятна, чуть с кислинкой и пахла мёдом.
Голова у меня закружилась, и я уже не помню, что было дальше.

Волк, раз уж Вы писали, что не возражаете против комментариев.

В Ваших рассказах подкупает непосредственность и энтузиазм автора по части F/M (то есть авторы последнего-то рассказа, где жена по сайтам лазает, очень хочется надеяться, окажутся всё-таки свитчами , но в данной серии это лишнее). Вообще-то я F/M c большим М в рассказах не очень жалую, но это дело вкуса.

Есть некоторые находки в тексте (про три вида грибников мне понравилось, хотя я, наверное, гибрид всех трёх).

Сюжет предсказуемый и незамысловатый, ну да это в даном жанре и не очень важно.

К сожалению, не на высоте русский язык. Лексикон небогатый, полно клише/штампов, а чисто языковых находок не видно. Очень много ошибок в пунктуации (запятая не там, где надо, это ещё куда ни шло, но точка посреди предложения мешает читать, об неё спотыкаешься как-то при чтении). Даже орфография сплошь и рядом хромает.
Много неправильных, до комизма, оборотов, например, обменяться рукопожатиями нельзя (рукопожатие одно), "держа три бланка в руках, где размещалась регистратура" - это ещё почище, чем "подъезжая к станции, у меня слетела шляпа", и т.д.

В передаче разговорной речи, особенно не очень образованного человека, это нормально, но в авторской речи режет глаз, я бы на вашем месте был внимательнее.

Про "евреечку Римму Соломоновну" - поосторожнее, враждебности тут нет, но есть пренебрежительный взгляд сверху вниз, не то чтобы обидно, но чуть-чуть задевает. Тем более, что если убрать существительное, то содержание-то не изменится, кого ещё могут звать Риммой Соломоновной

Насчёт того, можно ли смещённый диск, смещённый настолько сильно, что врачи послали на операцию, выправлять так, как Вы описываете, сильно сомневаюсь, но, не будучи врачом, не буду категоричен . Пока что я читал про лечение поркотерапией в основном психосоматических болезней, либо про использование её как общеукрепляющего средства, а тут не было бы поздно пить кефир, когда почки отвалились. Но раз это отчасти реальные события, то заводиться не буду . То есть я знаю и про более удивительные случаи с тематиками - но там был откровенно неправильный диагноз, что и выяснилось после первой в жизни человека (он думал, что и последней, но оказалось иначе) сессии...

Спасибо за подсказку. Действительно – доверяться только одному Word, который следит за орфографией – нельзя.
Я проверяю сам текст, прежде чем отправить его, но иногда ошибки проскакивают.
А что касается лексикона, то я стараюсь избегать изысканно-витиеватых выражений. Я считаю, чем проще язык, тем легче он воспринимается.
Ну а теперь о выпадении позвоночного диска.
Я действительно страдал этим синдромом, когда мне не было ещё двадцати лет. Я прекрасно знаю, что это такое, и действительно меня посылали на операцию. Но помог мне счастливый случай. Я встретил врача, который мне сказал «Под нож молодой человек вы всегда успеете».
Он вылечил меня, делая инъекции змеиным ядом. Это очень болезненно, но я благодарен ему, что он поставил меня на ноги. Кстати, врач – невропатолог от бога, старый еврей, и я с уважением отношусь к нему. К сожалению – его больше нет.
Читайте вторую часть.

Я проснулся со страшной головной болью. Было такое ощущение, что её сжали в тисках.
- Наташа, Наташа.
- Что, милый? Она очутилась возле меня.
- Голова, голова болит.
- Ох уж эта Нюрка, не надо было пить тебе эту медовуху. Сейчас я тебя полечу.
Она села на кровать.
- Клади голову мне на колени, не так, лицом вниз.
Она положила ладони мне на затылок и стала потихоньку разглаживать. Боль, пульсируя, стала потихоньку уходить. Она гладила мне затылок шею, а я вдыхал запах её тёплых бёдер, и мне становилось лучше.
- Ну, как?
- Лучше.
- Поспи, время ещё раннее. Всё пройдёт.
Она осторожно сняла мою голову с колен, подложила подушку и накрыла одеялом.

- Вставай. Митрич дрова привёз, свалил у дома, надо теперь нам вдвоём их уложить. Он очень доволен трубкой, которую ты ему подарил и табачком. Хорош, говорит, табачок. А Анютка прощение попросила за вчерашнее. Самогоночки принесла. И что с ней происходит – ни одного мужика не пропустит.
- Это называется синдромом «Бешенство матки». Такие женщины редко встречаются. Она никогда не может удовлетвориться мужчиной. Такова была Мессалина.
- А кото такая Мессалина?
- Жена римского императора Клавдия. Он казнил её за измену, да и его самого постигла печальная участь – отравили. Приписывают бешенство матки и Екатерине II, но я не верю этому. Императрица могла держать целый гарем мужчин, волею своей власти.
- Ишь, ты, как много ты знаешь. Я, Слава Богу, этим не страдаю. Вставай, будем завтракать.
- Наташка.
- Что, Юрка?
- А ведь ты баб специально пригласила, чтобы меня показать.
Она расхохоталась.
- А почему бы не показать и не похвастаться. Теперь с расспросами никто приставать не будет. Понравился ты им.

Утром следующего дня я поднялся рано, вышел на улицу и не узнал крыльцо нашего дома. Всё она было украшено ветками берёзы.
- Наташа. В честь чего такая красота на крыльце?
- Троица сегодня, разве ты не знаешь. Хорошо, что мы вчера успели все дрова уложить. Сегодня работать грех. Надо отдыхать, водочку пить, а врачевать я тебя начну завтра.
- Розгами?
- Ими, милый. Чай не забыл вкус розги. Берёзовыми. Берёза лечит. Ну, что приуныл?

К обеду Куманиха собрала небольшой стол. Уселись отметить праздник, в дверь постучали.
- Митрич, заходи, кстати, мы собрались тут отметить Троицу, садись.
Митрич был при параде – чистая рубашка, чёрный костюм, пахнущий нафталином.
- Там возле берёзовой рощи на поляне народ гуляет, а вы что же не пошли?
- У нас свой праздник. Я пирогов напекла. Юрка, наливай стопки.
Выпили, разговор опять зашёл об Анютке.
- Что её осуждать – несчастная женщина. И Наталья рассказала Митричу то, что у неё за болезнь.
- Да, есть в ней что-то ненормальное. Подтвердил Митрич. Ну, да, Бог с ней, давайте выпьем.
Посидев за столом, мы вышли с Митричем покурить на крыльцо. Он достал трубку, набил её табаком и с наслаждением закурил.
- Ты только махорку из неё не кури, провоняет, и ничем не отобьёшь. А табачок я тебе присылать буду.
- Стало быть, не останешься у неё?
Я задумался, что ответить ему.
- Митрич, я человек городской, не способен я жить в деревне. Да и она не хочет переезжать в город, как я её не уговаривал. Как тут быть? Может ты, что-нибудь посоветуешь.
- Это вам решать. Любит она тебя.
Нас позвали к пирогам, на столе шумел электрический самовар.
- Вот яблочным варением, вот с вишнёвым. Эти с капустой и картошкой. А это просто кренделя без начинки.