feyerverk
Особенная встреча
Анархистка кинула музыканту в мессенджер следующий текст: «Давай всё-таки договоримся об особенной встрече! Лучше у тебя, а то у нас в квартире вечно кто-то есть». Знамо дело, тот возликовал. Но виду не показал – да и как покажешь-то, в переписке, ведь не фигачить подряд десять тысяч довольных смайлов. «Да, давай…» - ответил, предложив дату. Дата ей подошла: она поставила его сообщению «большой палец».
«Всё-таки». Всё-таки захотела. Взвесила и решила. «Всё-таки» его самую чуточку покоробило, но - «особенная встреча»! До такой изящной формулировки он бы не додумался. Вообще, на её фоне почувствовать себя каким-то незамысловатым было проще некуда.
Она любила порядок и чистоту, и аккурат к её приходу он вымыл у себя в квартире пол. «Привет, я вымыл пол» - так и объявил, когда вошла. Одета была во что-то индейское, но фигура, осанка и общий посыл одеяния вызвал у него в голове ассоциацию с многослойными нарядами актрис японского традиционного театра – Но или Кабуки – веер, бесчисленные складки кимоно, складки ради складок – такой она предстала в его глазах, так держалась, хоть и без веера.
«Привет, я хочу писать» - ответила ему она. В чьих-нибудь устах эти слова могли бы прозвучать простецки-бесцеремонно, но только не в её. Она как бы удивленно-вдумчиво регистрировала сей факт, она могла бы сказать это с той же напевной прохладцей и о ком угодно другом – о ребенке или животном.
Она ушла в туалет, он на кухню. В анархокругах, полагал он, чай пьют непременно какой-нибудь зелёный из керамического чайничка; заварочный чайник у него имелся, как и разные сорта чая, но он избрал альтернативный путь, насыпав ей и себе прямо в чашку по щедрой щепотке стандартного крупнолистового чёрного; наливал в чашки кипяток, когда она пришла на кухню.
- Тебе с сахаром? – спросил.
- Если с сахаром, тогда с лимоном, - решила.
Он сделал ей и себе с лимоном и сахаром. Сели друг против друга.
- Оо, какой вкусный чай! – восхитилась, попробовав.
- Тебя вообще били хоть когда-нибудь? Никогда? – он был уверен, что никогда, спросил на всякий случай.
- Нет, никогда, - она покачала головой. – Мысли только.
- Есть спецпожелания? Что-то обсудим? Или пусть всё будет на моё усмотрение, а там как пойдёт?
- Да. Пусть будет на твоё.
Спустя короткий промежуток времени они прошли из кухни в гостиную; он указал ей на диван, заблаговременно покрытый дополнительным слоем подушек и застеленный чистой простынёй. Она замерла, уставилась на это нагромождение.
- Снимай всё ниже пояса, ложись на живот, - как можно дружелюбнее выговорил он.
- Хм, ниже пояса, как у врача, - пробормотала она. – А трусы снимать?
- Да, хорошо бы.
Она сняла и легла. Так было странно! Знакомы они были много лет, но тут ведь совсем другое дело. Происходившего стеснялись оба, но вот же, вот пример её отваги: решилась, пришла, разделась.
Он отшлёпал ее ладонями и выпорол стеком. Всегда затаённая, во время порки она, казалось, достигла глубочайших глубин затаённости – ни звука, ни шороха. Заметив такую реакцию, он вдохновенно увеличил силу и амплитуду взмахов; она осталась лежать почти точно так же, порой чуть вздрагивая.
- Прервёмся? – спросил участливо в некий момент, вернувшись в поток моментов из потока безвременья, где пребывал, покуда порол, – Или хватит?
- Хватит, - тихо ответила она. – Больно.
Он сел в ногах. Она перевернулась на спину, распростёрла руки ему навстречу.
- Всё, давай обниматься! – воскликнула.
Они обнялись. На мгновение он растерялся.
- Просто я очень тактильная, - объяснила она свой порыв.
Посидели в объятии, пораскачивались, потом она незаметно оделась.
- Ох, это было больно! – поделилась. – У меня не прекращалась внутренняя борьба. Это же так больно, почему я должна это терпеть? Такие были мысли.
- А сейчас тебе как?
- Сейчас хорошооо! Как в трипе.
- Хочешь глоток вина? Осталось чуть-чуть в холодильнике. Как раз на один глоток.
- Хочу.
Он принёс, она выпила.
- Зачем ты шлёпаешь людей? – задала вопрос.
Он вдруг ощутил себя приглашённым гостем на интервью. Вдаваться в детали не очень-то хотелось, да и что тут ответишь, и он сослался на судьбу, на её превратности и на её дары.
- Да, - поразмыслил он вслух чуть погодя по поводу слов о внутренней борьбе, - Я знаю по себе эту борьбу. Тут что-то от раздвоения сознания. Кто-то внутри страдает, а кто-то ликует. И чем больше один страдает, тем больше другой ликует. Ликует тематическая сущность…
- Вау, тематическая сущность!
- В общем, я всегда с радостью, - подытожил он. – Если надумаешь. Вообще, что-то мало мы с тобой общаемся. Первый вот раз специально встретились вдвоём. У меня к тебе чувства… какие-то очень родственные.
Эти слова пришлись ей по душе.
- Да, точно, - согласилась. – И у меня. Тем более теперь. Такое теперь доверие.
- Ты меня тоже можешь, если охота попробовать, - предложил он уже без стеснения.
- Ууу, - протянула. - Надо подумать.
- Вот глянь, - он встал с дивана, показал ей заготовленные непригодившиеся ремни, - Я тебя сегодня ещё вот этим хотел, - он дал пощупать узкий истрёпанный ремешок, - А вот это, наверное, для тебя уже чересчур, - теперь он дал ей подержать другой ремень, плотный и широкий.
- Да, - кивнула она и слегка погладила ремень. – Это для тебя.
- Пойду-ка я на кухне покурю в окошко, - сказал.
Она не стала ждать, пошла к нему на кухню.
- Хочешь есть? – спросил.
- Ага.
- Жаль, особо нету ничего. Ща, гляну в холодильнике.
- А вот на плите макарики, – она зажгла конфорку, обвела кухню взглядом, - Как тебе тут живётся?
Он загасил окурок, прикрыл оконную створку. Её вопрос прозвучал как-то глобально, был соблазн проинтерпретировать её «тут» как «на этом свете» или «в этой стране»; оба были недавними эмигрантами. Но она имела в виду всего-навсего квартиру.
- Хорошо живётся, - ответил. – Вот, плита.
Сели есть «макарики»…
- Как, вообще, твои дела? – спросил. – Устроилась уже на работу? Тебе легко устроиться, с твоим-то обаянием.
- Так. Делаем один проект. И знаешь, у меня прямо нравственная дилемма. Со мной в проекте девочка, давно знакомы. И вот я узнаю, что она студентка. Студентка Ариэльского университета.
- И что?
- Как это что? Ариэльский университет находится на территориях!
- Да? – он правда этого не знал. – И как ей смотреть в глаза теперь, да?
- Ну да. Идти на компромисс? Не идти?
- Я сам никогда не могу этого решить…
Она собиралась на кинопоказ дома у общих знакомых; был такой эмигрантский тренд, сообща смотреть фильмы с проектора. Малознакомые и малопохожие друг на друга люди, которые вряд ли бы стали собираться в одном доме у себя на родине, которым с трудом бы давались коллективные осмысленные беседы, вместе смотрели кино. Чем ещё заняться.
Пошёл проводить её до остановки автобуса. У дворовой помойки паслись два диких кабана, попискивали в тёплой ноябрьской тьме летучие мыши, голосили птицы в кроне акации, делая крону похожей на гигантское птичье гнездо, зашедшееся в хоровом щебете, и рожковые деревья источали запах спермы. Он и она пошли наискосок по пешеходной улице, на картах обозначенной как «променад»; улица и дома возникли в 1970-е сообразно новаторским замыслам; теперь дома обветшали; дом, в котором жил он, назначался под снос, но когда именно дом начнут сносить, никто не знал.
- Хороший ты фильм смотреть собралась, - сказал он в такт их быстрым шагам, - Несколько раз смотрел. Один раз в Доме Кино с Серёжей и Кирой. Было лето, кинофестиваль. Поехали потом в Раздоры на речку. Я речку переплыл, залёг на том берегу в высокой траве. Долго лежал. Они разволновались, куда, подумали, запропал.
- Залёг в высокой траве, - повторила она.
Дошли до остановки; прошелестели воображаемые складки, взмахнул ему на прощание невидимый веер.
Обсудить на Форуме