Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
III место на Ежегодном Литературном Конкурсе ПиН-2016
Крио
Об особенностях вассалитета
— А потом он вообще в дерево врезался, вот прям носом. И начал его пинать со злости! Мы там чуть не сдохли со смеху, натурально. — рассказывает Барби вполголоса. Моль прыскает в стакан с чаем, чай разливается и одновременно попадает в нос, вызывая новый приступ хохота. Цепь чуть ухмыляется и стучит состайницу по спине. Та невольно вздрагивает.
Пятеро девушек сидят за одним столом. Большинство учеников уже разошлись, дежурные вяло симулируют хозяйственную деятельность. Видно, что им тоже не хочется оставаться в столовой, но убирать хочется ещё меньше. Поэтому дежурные ползают между столами, едва переставляя ноги.
Уходят парни из десятого. Уходит Штопальщица со своими, Арес и Барон давным-давно смылись. Но Цепь ещё не вполне насладилась прелестями нового положения, и поэтому продолжает пить почти остывший чай и снисходительно улыбаться в ответ на трындеж Барби. Просто потому, что может, потому что она и её стая теперь — старшие.
Старшие едят в последнюю смену, у них позже начинаются уроки, они позже ложатся спать. Старшие — это вообще что-то вроде аристократии, привилегированного класса. Порой даже страшновато видеть, как меняется отношение ко всем, кто переступает рубеж, отделяющий еще средний седьмой класс от уже старшего восьмого. В глазах остальных вчерашние семиклассники превращаются если не в полубогов, то как минимум в представителей высшей касты. Цепь это более чем устраивает. К тому же, она не простая старшая, и это ее тоже устраивает вполне.
— Ладно, дамы, пойдемте. — коротко командует она. Моль залпом допивает остатки чая, Барби поднимается так грациозно, как будто она фея и взлетает с цветка, Черника поспешно вскакивает. Белка — тоже, стараясь казаться как можно незаметнее. Она сегодня весь день старается.
Возле лестницы, соединяющей основной корпус с женским крылом, Цепь останавливается:
— Все, дальше без меня.
— Что случилось? — мурлычет Барби. Нет, ну право слово, она вообще умеет нормально говорить? Цепь считала бы, что Барби на это органически не способна, если бы не слышала, как та отвечает на уроках у женщин-учителей. Очень точно, сухо и по делу. Почему бы не говорить так же со стаей — загадка века. Поэтому Цепь отвечает обманчиво-ласково:
— Дорогая, не засоряй свою прелестную головку ненужной информацией. — и, обращаясь уже ко всем, — Кыш, потом расскажу. Может быть.
Они уходят вверх по лестнице, к спальням, а Цепь — на второй, преподавательский этаж основного корпуса.
У нее было несколько причин не говорить, куда идет. Во-первых, каждый интернатовец чуть умнее табуретки очень быстро понимает: трое людей могут хранить секрет только в том случае, если двое из них мертвы. А Цепь уж точно умнее, тупые вожаками не становятся.
Во-вторых, за первым пониманием приходит еще одно — стены здесь имеют уши. Иногда это удобно, особенно когда в роли ушей оказываешься ты сам, но в остальных случаях лучше не трепаться, если не хочешь, чтобы о твоих секретах через час знали все.
А в-третьих, ее дела гораздо более прозаические, чем она пытается убедить стаю.
Нет, поболтать с паном Грабовским — вполне неплохо, да и любопытно выяснить, зачем она ему понадобилась, но в глубине души гораздо больше хочется настоящих дел.
Цепь идет, стараясь ступать мягко и бесшумно. Проделывать это в берцах и с цепью вместо пояса - та еще задача. Но, что поделаешь, имидж. Здесь всегда так, если уже начал играть по правилам — будь добр, придерживайся, даже если правила придумал ты сам. Нужный кабинет в самом конце коридора, и в коридоре никого не встречается. Сегодня пятница, а учителя обычно не остаются в интернате на выходные. Кроме тех, которые совмещают преподавание с воспитательской работой и дежурят, а это трое-четверо человек на весь интернат.
Цепь стучит и сразу же заходит, не дожидаясь разрешения. В конце концов, дражайший Инквизитор знает о ее приходе, соответственно, ничем личным не занимается. А если и занимается — двери запирать надо. Последний довод звучит в голове почти злорадно.
И вправду, как и положено хорошему инквизитору, Грабовский сидит за столом и читает показания обвиняемых, то есть, рефераты по истории. Впрочем, разницы почти нет.
Девушке вспоминается, как Черника в прошлом году спрашивала, почему Инквизитора окрестили именно так. Барби ответила тогда, мол, он страсть как ведьм не любит, и заржала как конь. Даже не как лошадь, именно как конь. Черника так и осталась в недоумении. А Цепь поняла, что и сама не знает, почему. Кличка досталась им в наследство от прошлых выпусков, а не в правилах интерната отказываться от подобного наследства.
Некоторые особо наглые товарищи (и Цепь с гордостью причисляла себя к оным), называли пана Грабовского Инквизитором и в глаза, не забывая, впрочем, про уважительное обращение. Тот был или не против, или же давно смирился и принял как данность. Есть вещи, которые гораздо проще принять и даже возглавить, если уж бороться с ними бесполезно.
— Проходи. — мужчина на секунду отрывает взгляд от бумаг. Цепь переступает порог и закрывает дверь. С начала года она здесь ещё не была, хотя раньше часто проводила целые вечера за игрой в шахматы и шашки, или просто с книгой в углу, если пану Грабовскому было не до неё. Конечно, так поступала не она одна, но распускать слухи начали именно о ней. Пришлось как-то в ответ на брошенное Винилом ”Подстилка инквизиторская!” набить ему морду. Тогда Цепь прослушала получасовую лекцию о недопустимом для девочки поведении, потом неделю отскребала кастрюли в столовой с чувством собственной безоговорочной правоты, но приходить в кабинет перестала. Тем более, быстро нашлись дела поинтереснее.
Инквизитор кивает на стул по другую сторону письменного стола. Девушка садится и закидывает ногу на ногу.
— Зачем вы меня позвали? — говорит она почти весело. Грабовский молчит, продолжая делать пометки на полях реферата. Цепь ради интереса аккуратно заглядывает в работу. Стиль выдержан, пометка гласит:”В вашей интерпретации герцог И. является вампиром? Его смерть задокументирована тремя годами ранее. Подр. “Королевство Левиция: от львов до кошек”, т.2, гл.4, ктл. 8,2”
“Ктл.” — это каталог школьной библиотеки. А “Подр.” — конечно, сокращение от “подробности”. Наконец учитель размашисто выводит цифру 6 внизу листа и откладывает его в сторону. Цепь отмечает, что это очень и очень хорошая оценка в данном случае, ее еще надо заработать. И схлопотать за реферат по истории, скажем, три из десяти — гораздо вероятнее.
— Позвал, чтобы поговорить насчет сегодняшней ночи.
У девушки перехватывает дыхание. Впрочем, это почти никак не отражается на лице.
— А что было сегодняшней ночью? — спрашивает она, стараясь изобразить максимально правдоподобную интонацию. Инквизитор не ведется:
— Давай мы сразу договоримся. Я с тобой говорю не для того, чтобы выслушивать ложь и отговорки. Оставь это вашей Валерьянке.
Теперь скрыть удивление не удаётся. Грабовский назвал их старшую воспитательницу по кличке?..
— Так вот, — продолжает он невозмутимо, — хочу узнать, почему это произошло. Твои мотивы.
Девушка всматривается в его лицо, судорожно пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Что ему известно, и, главное, откуда? Но выражение лица абсолютно непроницаемое.
— О чем вы конкретно говорите? — Цепь снова пытается нащупать почву под ногами.
— Я знаю, что произошло в душевой третьего этажа женского корпуса сегодня, примерно в 2 ночи. — все так же спокойно отвечает Инквизитор, — И хотел бы услышать твои мысли о произошедшем. — он подпирает подбородок сплетенными в замок пальцами.
Ах так… Значит, знает он. Белка та ещё сволочь, оказывается, и мало ей сегодня досталось. До этого момента Цепь думала, что погорячилась, но не теперь.
— Хотите знать мои мысли? — девушка откидывается на жалобно скрипящую спинку стула, не отрывая от воспитателя тяжёлого взгляда, — Мои мысли по этому поводу такие: это мой человек, а своих людей я наказываю так, как считаю нужным. — жёстко заканчивает она. Сейчас Цепь кажется многим старше своих четырнадцати.
Пан Грабовский никак не реагирует на её слова, но в его взгляде мелькает что-то вроде беспокойства. Он, кажется, долго взвешивает в уме каждое слово и, наконец, говорит:
— Я ожидал немного другого ответа. Думаю, ты понимаешь, чем рискуешь, отвечая мне так.
Девушка понимает. Очень хорошо понимает, что не следовало этого говорить. Есть вещи, которые нельзя обсуждать с воспитателями и учителями, есть вещи, которые вообще нельзя обсуждать. Есть и такие, о которых лучше даже не думать, если хочешь жить долго и счастливо.
— Но если мы уже заговорили о том, кто чьи люди… В эпоху феодализма случались прецеденты такого рода: крестьяне, уставшие от тирании своего лорда, шли к королю с просьбой о помощи. И король чаще всего помогал. Потому что король отвечает за всех своих подданных в равной степени, вне зависимости от того, лорды они, или обычные крестьяне.
— Так значит, Белка вам настучала? — презрительно спрашивает Цепь.
— Нет, хотя следовало бы. — девушке кажется, что сейчас Инквизитор злится. На ее памяти, в третий раз. Ей становится страшно.
— Я знаю о происходящем в этом безумном заведении куда больше, чем ты думаешь. И на многое закрываю глаза… по разным причинам.
Но существуют границы, которые нельзя переступить даже здесь. Во всяком случае, пока от меня что-то зависит, — в голосе Грабовского теперь звучит полярный холод.
Это странным образом отрезвляет. Что ж, если ей терять уже нечего, то можно и понаглеть. Правда, потом обо всем узнает директор, остальные воспитатели, учителя. И она тут, скорее всего, не останется. От этой мысли становится почти больно, но Цепь усмехается:
— И что теперь, меня исключат?
Голос все же дрожит. От ненависти. Всплывают перед глазами воспоминания прошлой ночи: девчонка в пижаме сидит перед ней на полу, закрывая голову руками, а на руках вспухают красные полосы. Зря она остановилась после нескольких ударов и ушла. Все равно это не помогло.
— Если об этом инциденте узнают, то да, скорее всего исключат. — снова невозмутимо отвечает Инквизитор. Он больше не глядит на Цепь. Собирает разложенные на столе листы, ровняет края стопки, кладет в папку, а затем — в ящик стола.
Девушка завороженно наблюдает за его движениями, не в силах пошевелиться. Наконец, он снова поднимает взгляд.
— Отдай цепь и можешь идти.
Нет. Нет, это же... Неужели он не помнит, как она чуть не подохла в той драке? Не знает, что для нее значит этот предмет? Что в этих звеньях — то, что некоторые называют душой. Неужели не помнит, как она получила нынешнее имя?
— Нет. — сказать даже одно слово оказывается очень трудно.
Грабовский вопросительно приподнимает бровь.
— Что — нет?
— Я не могу отдать. — говорит Цепь уже увереннее.
Инквизитор устало потирает переносицу.
— А я не могу тебе ее оставить. — эти слова звучат неожиданно мягко, — Сегодня дело обошлось несколькими синяками, завтра ты кого-то покалечишь. Да еще и с осознанием собственного права на этот поступок. В тебе нет сочувствия. Ты не знаешь, как это — чувствовать себя беспомощной и неспособной что-либо изменить.
Я бы не позволил тебе стать вожаком, если бы это было в моих силах.
Он говорит правду, внезапно понимает Цепь. Инквизитор действительно так думает. И, что самое мерзкое, его слова звучат на удивление разумно, но ей очень не хочется с этим соглашаться.
— Я…— черт побери, ему хочется, чтобы она его умоляла? — Я очень прошу. Я не могу отдать.
— Но ты считаешь, что ночью поступила правильно. Что имеешь право так поступать.
— Да. — отвечает девушка после секундной паузы. Наверно, лучше было бы сказать ”Я сожалею”, но что-то подсказывало, что врать сейчас не стоит.
Грабовский кивает, словно в подтверждение своим мыслям.
— Дело в том, что ты не можешь осознанно принимать такие решения. Ты поступаешь как ребенок, с детской жестокостью. Единственное, что я могу сделать — предоставить исходные данные для решения таких задач.
— В каком смысле?
— Ударить тебя. — просто отвечает Инквизитор, — Не один раз. С твоего согласия.
Значит, так. Ну что же, наверно, вариант не худший. Эксперимент. Опыт. Что-то вроде классного научного проекта, только…
— Хорошо, я согласна. — девушка с удовлетворением отмечает, что эмоции в голосе не слышны. Она расстегивает карабин, снимает цепь с пояса и кладет на стол. Звенья опускаются на деревянную столешницу с тихим стуком. — И сколько раз?..
Грабовский молчит и вопросительно на нее смотрит.
Эта его привычка Цепи хорошо знакома. Когда ученик задает вопрос с заведомо очевидным ответом, или вопрос, ответ на который можно понять без его подсказки, Инквизитор всегда дает время подумать и ответить самостоятельно. Большинству учеников это удается. Как и ей.
— Пять? — именно столько раз она ударила Белку этой ночью.
— И еще один. — кивает он и встает, аккуратно отодвинув стул, — Иди ляг на диван. И штаны сними.
Цепь замирает. Почему — так? Хочет заставить ее почувствовать себя ничтожеством? Унизить, растоптать? Хороший план, ничего не скажешь! Идеальный.
— Зачем вам это нужно? Хотите, чтобы я сполна насладилась ролью жертвы? — каждое слово как плевок.
— Это последнее, о чем я думаю. — в его голосе сквозит холодное удивление, — Я не намерен тебя калечить. И хочу видеть, что делаю.
— Отвернитесь. — говорит девушка куда резче, чем хотела. Но Инквизитор отворачивается.
Цепь слышит шаги, снова стучат звенья о столешницу, потом раздается тихий звон.
“Только бы ничего не говорил” — думает девушка отстраненно. Свист — удар.
Она не орет благим матом только потому, что не хватает дыхания. Тело дергается совсем непроизвольно. Боль не желает уходить. Свист — удар. Еще хуже, и на этот раз сдержать крик не удается. Цепь прикусывает запястье, но понимает, что это плохая идея. Поэтому меняет руку на собственные волосы, заплетенные в косу. Стон вместо крика и опять конвульсивное дерганье после третьего раза. Уже лучше. После четвертого девушка понимает, какие мерзкие на вкус волосы.
Снова свист и снова удар. Глотать невозможно. Кричать — тоже. Челюсти сводит судорогой, кажется, что болит вообще все тело. После шестого опять не удается сдержать стон. И не верится, что все закончилось.
Последовательность повторяется в обратном порядке, звон-стук-шаги.
Цепь отсчитывает десять секунд и встает. Одевается и отплевывается. Краем глаза замечает, что пан Грабовский стоит спиной. Потом оборачивается.
— Можешь забрать. — цепь лежит ровно на том же месте, куда она ее положила.
— Спасибо. — кивает девушка и защелкивает карабин. Затем идет к выходу. — Я… зайду потом. — в последний момент она превращает вопрос в утверждение.
Крио
Об особенностях вассалитета
— А потом он вообще в дерево врезался, вот прям носом. И начал его пинать со злости! Мы там чуть не сдохли со смеху, натурально. — рассказывает Барби вполголоса. Моль прыскает в стакан с чаем, чай разливается и одновременно попадает в нос, вызывая новый приступ хохота. Цепь чуть ухмыляется и стучит состайницу по спине. Та невольно вздрагивает.
Пятеро девушек сидят за одним столом. Большинство учеников уже разошлись, дежурные вяло симулируют хозяйственную деятельность. Видно, что им тоже не хочется оставаться в столовой, но убирать хочется ещё меньше. Поэтому дежурные ползают между столами, едва переставляя ноги.
Уходят парни из десятого. Уходит Штопальщица со своими, Арес и Барон давным-давно смылись. Но Цепь ещё не вполне насладилась прелестями нового положения, и поэтому продолжает пить почти остывший чай и снисходительно улыбаться в ответ на трындеж Барби. Просто потому, что может, потому что она и её стая теперь — старшие.
Старшие едят в последнюю смену, у них позже начинаются уроки, они позже ложатся спать. Старшие — это вообще что-то вроде аристократии, привилегированного класса. Порой даже страшновато видеть, как меняется отношение ко всем, кто переступает рубеж, отделяющий еще средний седьмой класс от уже старшего восьмого. В глазах остальных вчерашние семиклассники превращаются если не в полубогов, то как минимум в представителей высшей касты. Цепь это более чем устраивает. К тому же, она не простая старшая, и это ее тоже устраивает вполне.
— Ладно, дамы, пойдемте. — коротко командует она. Моль залпом допивает остатки чая, Барби поднимается так грациозно, как будто она фея и взлетает с цветка, Черника поспешно вскакивает. Белка — тоже, стараясь казаться как можно незаметнее. Она сегодня весь день старается.
Возле лестницы, соединяющей основной корпус с женским крылом, Цепь останавливается:
— Все, дальше без меня.
— Что случилось? — мурлычет Барби. Нет, ну право слово, она вообще умеет нормально говорить? Цепь считала бы, что Барби на это органически не способна, если бы не слышала, как та отвечает на уроках у женщин-учителей. Очень точно, сухо и по делу. Почему бы не говорить так же со стаей — загадка века. Поэтому Цепь отвечает обманчиво-ласково:
— Дорогая, не засоряй свою прелестную головку ненужной информацией. — и, обращаясь уже ко всем, — Кыш, потом расскажу. Может быть.
Они уходят вверх по лестнице, к спальням, а Цепь — на второй, преподавательский этаж основного корпуса.
У нее было несколько причин не говорить, куда идет. Во-первых, каждый интернатовец чуть умнее табуретки очень быстро понимает: трое людей могут хранить секрет только в том случае, если двое из них мертвы. А Цепь уж точно умнее, тупые вожаками не становятся.
Во-вторых, за первым пониманием приходит еще одно — стены здесь имеют уши. Иногда это удобно, особенно когда в роли ушей оказываешься ты сам, но в остальных случаях лучше не трепаться, если не хочешь, чтобы о твоих секретах через час знали все.
А в-третьих, ее дела гораздо более прозаические, чем она пытается убедить стаю.
Нет, поболтать с паном Грабовским — вполне неплохо, да и любопытно выяснить, зачем она ему понадобилась, но в глубине души гораздо больше хочется настоящих дел.
Цепь идет, стараясь ступать мягко и бесшумно. Проделывать это в берцах и с цепью вместо пояса - та еще задача. Но, что поделаешь, имидж. Здесь всегда так, если уже начал играть по правилам — будь добр, придерживайся, даже если правила придумал ты сам. Нужный кабинет в самом конце коридора, и в коридоре никого не встречается. Сегодня пятница, а учителя обычно не остаются в интернате на выходные. Кроме тех, которые совмещают преподавание с воспитательской работой и дежурят, а это трое-четверо человек на весь интернат.
Цепь стучит и сразу же заходит, не дожидаясь разрешения. В конце концов, дражайший Инквизитор знает о ее приходе, соответственно, ничем личным не занимается. А если и занимается — двери запирать надо. Последний довод звучит в голове почти злорадно.
И вправду, как и положено хорошему инквизитору, Грабовский сидит за столом и читает показания обвиняемых, то есть, рефераты по истории. Впрочем, разницы почти нет.
Девушке вспоминается, как Черника в прошлом году спрашивала, почему Инквизитора окрестили именно так. Барби ответила тогда, мол, он страсть как ведьм не любит, и заржала как конь. Даже не как лошадь, именно как конь. Черника так и осталась в недоумении. А Цепь поняла, что и сама не знает, почему. Кличка досталась им в наследство от прошлых выпусков, а не в правилах интерната отказываться от подобного наследства.
Некоторые особо наглые товарищи (и Цепь с гордостью причисляла себя к оным), называли пана Грабовского Инквизитором и в глаза, не забывая, впрочем, про уважительное обращение. Тот был или не против, или же давно смирился и принял как данность. Есть вещи, которые гораздо проще принять и даже возглавить, если уж бороться с ними бесполезно.
— Проходи. — мужчина на секунду отрывает взгляд от бумаг. Цепь переступает порог и закрывает дверь. С начала года она здесь ещё не была, хотя раньше часто проводила целые вечера за игрой в шахматы и шашки, или просто с книгой в углу, если пану Грабовскому было не до неё. Конечно, так поступала не она одна, но распускать слухи начали именно о ней. Пришлось как-то в ответ на брошенное Винилом ”Подстилка инквизиторская!” набить ему морду. Тогда Цепь прослушала получасовую лекцию о недопустимом для девочки поведении, потом неделю отскребала кастрюли в столовой с чувством собственной безоговорочной правоты, но приходить в кабинет перестала. Тем более, быстро нашлись дела поинтереснее.
Инквизитор кивает на стул по другую сторону письменного стола. Девушка садится и закидывает ногу на ногу.
— Зачем вы меня позвали? — говорит она почти весело. Грабовский молчит, продолжая делать пометки на полях реферата. Цепь ради интереса аккуратно заглядывает в работу. Стиль выдержан, пометка гласит:”В вашей интерпретации герцог И. является вампиром? Его смерть задокументирована тремя годами ранее. Подр. “Королевство Левиция: от львов до кошек”, т.2, гл.4, ктл. 8,2”
“Ктл.” — это каталог школьной библиотеки. А “Подр.” — конечно, сокращение от “подробности”. Наконец учитель размашисто выводит цифру 6 внизу листа и откладывает его в сторону. Цепь отмечает, что это очень и очень хорошая оценка в данном случае, ее еще надо заработать. И схлопотать за реферат по истории, скажем, три из десяти — гораздо вероятнее.
— Позвал, чтобы поговорить насчет сегодняшней ночи.
У девушки перехватывает дыхание. Впрочем, это почти никак не отражается на лице.
— А что было сегодняшней ночью? — спрашивает она, стараясь изобразить максимально правдоподобную интонацию. Инквизитор не ведется:
— Давай мы сразу договоримся. Я с тобой говорю не для того, чтобы выслушивать ложь и отговорки. Оставь это вашей Валерьянке.
Теперь скрыть удивление не удаётся. Грабовский назвал их старшую воспитательницу по кличке?..
— Так вот, — продолжает он невозмутимо, — хочу узнать, почему это произошло. Твои мотивы.
Девушка всматривается в его лицо, судорожно пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Что ему известно, и, главное, откуда? Но выражение лица абсолютно непроницаемое.
— О чем вы конкретно говорите? — Цепь снова пытается нащупать почву под ногами.
— Я знаю, что произошло в душевой третьего этажа женского корпуса сегодня, примерно в 2 ночи. — все так же спокойно отвечает Инквизитор, — И хотел бы услышать твои мысли о произошедшем. — он подпирает подбородок сплетенными в замок пальцами.
Ах так… Значит, знает он. Белка та ещё сволочь, оказывается, и мало ей сегодня досталось. До этого момента Цепь думала, что погорячилась, но не теперь.
— Хотите знать мои мысли? — девушка откидывается на жалобно скрипящую спинку стула, не отрывая от воспитателя тяжёлого взгляда, — Мои мысли по этому поводу такие: это мой человек, а своих людей я наказываю так, как считаю нужным. — жёстко заканчивает она. Сейчас Цепь кажется многим старше своих четырнадцати.
Пан Грабовский никак не реагирует на её слова, но в его взгляде мелькает что-то вроде беспокойства. Он, кажется, долго взвешивает в уме каждое слово и, наконец, говорит:
— Я ожидал немного другого ответа. Думаю, ты понимаешь, чем рискуешь, отвечая мне так.
Девушка понимает. Очень хорошо понимает, что не следовало этого говорить. Есть вещи, которые нельзя обсуждать с воспитателями и учителями, есть вещи, которые вообще нельзя обсуждать. Есть и такие, о которых лучше даже не думать, если хочешь жить долго и счастливо.
— Но если мы уже заговорили о том, кто чьи люди… В эпоху феодализма случались прецеденты такого рода: крестьяне, уставшие от тирании своего лорда, шли к королю с просьбой о помощи. И король чаще всего помогал. Потому что король отвечает за всех своих подданных в равной степени, вне зависимости от того, лорды они, или обычные крестьяне.
— Так значит, Белка вам настучала? — презрительно спрашивает Цепь.
— Нет, хотя следовало бы. — девушке кажется, что сейчас Инквизитор злится. На ее памяти, в третий раз. Ей становится страшно.
— Я знаю о происходящем в этом безумном заведении куда больше, чем ты думаешь. И на многое закрываю глаза… по разным причинам.
Но существуют границы, которые нельзя переступить даже здесь. Во всяком случае, пока от меня что-то зависит, — в голосе Грабовского теперь звучит полярный холод.
Это странным образом отрезвляет. Что ж, если ей терять уже нечего, то можно и понаглеть. Правда, потом обо всем узнает директор, остальные воспитатели, учителя. И она тут, скорее всего, не останется. От этой мысли становится почти больно, но Цепь усмехается:
— И что теперь, меня исключат?
Голос все же дрожит. От ненависти. Всплывают перед глазами воспоминания прошлой ночи: девчонка в пижаме сидит перед ней на полу, закрывая голову руками, а на руках вспухают красные полосы. Зря она остановилась после нескольких ударов и ушла. Все равно это не помогло.
— Если об этом инциденте узнают, то да, скорее всего исключат. — снова невозмутимо отвечает Инквизитор. Он больше не глядит на Цепь. Собирает разложенные на столе листы, ровняет края стопки, кладет в папку, а затем — в ящик стола.
Девушка завороженно наблюдает за его движениями, не в силах пошевелиться. Наконец, он снова поднимает взгляд.
— Отдай цепь и можешь идти.
Нет. Нет, это же... Неужели он не помнит, как она чуть не подохла в той драке? Не знает, что для нее значит этот предмет? Что в этих звеньях — то, что некоторые называют душой. Неужели не помнит, как она получила нынешнее имя?
— Нет. — сказать даже одно слово оказывается очень трудно.
Грабовский вопросительно приподнимает бровь.
— Что — нет?
— Я не могу отдать. — говорит Цепь уже увереннее.
Инквизитор устало потирает переносицу.
— А я не могу тебе ее оставить. — эти слова звучат неожиданно мягко, — Сегодня дело обошлось несколькими синяками, завтра ты кого-то покалечишь. Да еще и с осознанием собственного права на этот поступок. В тебе нет сочувствия. Ты не знаешь, как это — чувствовать себя беспомощной и неспособной что-либо изменить.
Я бы не позволил тебе стать вожаком, если бы это было в моих силах.
Он говорит правду, внезапно понимает Цепь. Инквизитор действительно так думает. И, что самое мерзкое, его слова звучат на удивление разумно, но ей очень не хочется с этим соглашаться.
— Я…— черт побери, ему хочется, чтобы она его умоляла? — Я очень прошу. Я не могу отдать.
— Но ты считаешь, что ночью поступила правильно. Что имеешь право так поступать.
— Да. — отвечает девушка после секундной паузы. Наверно, лучше было бы сказать ”Я сожалею”, но что-то подсказывало, что врать сейчас не стоит.
Грабовский кивает, словно в подтверждение своим мыслям.
— Дело в том, что ты не можешь осознанно принимать такие решения. Ты поступаешь как ребенок, с детской жестокостью. Единственное, что я могу сделать — предоставить исходные данные для решения таких задач.
— В каком смысле?
— Ударить тебя. — просто отвечает Инквизитор, — Не один раз. С твоего согласия.
Значит, так. Ну что же, наверно, вариант не худший. Эксперимент. Опыт. Что-то вроде классного научного проекта, только…
— Хорошо, я согласна. — девушка с удовлетворением отмечает, что эмоции в голосе не слышны. Она расстегивает карабин, снимает цепь с пояса и кладет на стол. Звенья опускаются на деревянную столешницу с тихим стуком. — И сколько раз?..
Грабовский молчит и вопросительно на нее смотрит.
Эта его привычка Цепи хорошо знакома. Когда ученик задает вопрос с заведомо очевидным ответом, или вопрос, ответ на который можно понять без его подсказки, Инквизитор всегда дает время подумать и ответить самостоятельно. Большинству учеников это удается. Как и ей.
— Пять? — именно столько раз она ударила Белку этой ночью.
— И еще один. — кивает он и встает, аккуратно отодвинув стул, — Иди ляг на диван. И штаны сними.
Цепь замирает. Почему — так? Хочет заставить ее почувствовать себя ничтожеством? Унизить, растоптать? Хороший план, ничего не скажешь! Идеальный.
— Зачем вам это нужно? Хотите, чтобы я сполна насладилась ролью жертвы? — каждое слово как плевок.
— Это последнее, о чем я думаю. — в его голосе сквозит холодное удивление, — Я не намерен тебя калечить. И хочу видеть, что делаю.
— Отвернитесь. — говорит девушка куда резче, чем хотела. Но Инквизитор отворачивается.
Цепь слышит шаги, снова стучат звенья о столешницу, потом раздается тихий звон.
“Только бы ничего не говорил” — думает девушка отстраненно. Свист — удар.
Она не орет благим матом только потому, что не хватает дыхания. Тело дергается совсем непроизвольно. Боль не желает уходить. Свист — удар. Еще хуже, и на этот раз сдержать крик не удается. Цепь прикусывает запястье, но понимает, что это плохая идея. Поэтому меняет руку на собственные волосы, заплетенные в косу. Стон вместо крика и опять конвульсивное дерганье после третьего раза. Уже лучше. После четвертого девушка понимает, какие мерзкие на вкус волосы.
Снова свист и снова удар. Глотать невозможно. Кричать — тоже. Челюсти сводит судорогой, кажется, что болит вообще все тело. После шестого опять не удается сдержать стон. И не верится, что все закончилось.
Последовательность повторяется в обратном порядке, звон-стук-шаги.
Цепь отсчитывает десять секунд и встает. Одевается и отплевывается. Краем глаза замечает, что пан Грабовский стоит спиной. Потом оборачивается.
— Можешь забрать. — цепь лежит ровно на том же месте, куда она ее положила.
— Спасибо. — кивает девушка и защелкивает карабин. Затем идет к выходу. — Я… зайду потом. — в последний момент она превращает вопрос в утверждение.
Каталоги нашей Библиотеки:
Re: Цепочка из рассказа «Шальных небес оскал»
Не нашла отдельного обсуждения текста.Viktoria писал(а): ↑Вс авг 07, 2022 4:29 pmИ правда отличный! И как я его пропустила?Эмилия писал(а): ↑Вс авг 07, 2022 3:35 pm Касательно цепочек, у Крио был хороший рассказ: Об особенностях вассалитета
Теперь очень хочется знать, как Цепь заработала (вернее, похоже, завоевала) прозвище и орудие.
Какой инквизиторрррр!!! Да и Цепь.
Крио, чистый кайф.
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
Re: Цепочка из рассказа «Шальных небес оскал»
Можно писать прямо под текстом, Книжник потом выносит в отдельную ветку и ставит под рассказом ссылку на неё.
На земле
Re: Цепочка из рассказа «Шальных небес оскал»
Спасибо, не знала.
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
Re: Цепочка из рассказа «Шальных небес оскал»
Присоединяюсь! Этот интернат, похоже, вообще весьма любопытное местечко. И, конечно, Цепь не единственная, кого пан Инквизитор одаривает своими воспитательными усилиями. Но Цепь удивительно хороша даже и без пана Инквизитора. И вообще всё очень хорошо, но мало!
Re: Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
Крио, напишу-расспрошу потом поподробнее.
Только "Фицрой". И да, никак нельзя)))
Re: Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
Конечно, всегда рада рассказать больше об этом мире!
Отвечая Хагену выше – Инквизитор весьма редко применяет подобные меры, по пальцам можно пересчитать случаи. С Цепью получилась особая история, да и отношения у них особые.
Но в Интернате телесные наказания случаются, правда, в современности – неофициально.
sergeant Hurtman
Re: Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
Это наш мир? Какое время? Или другой?
Инквизитор - вообще особенный человек. Побольше бы таких.
На земле
Re: Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
Это альтернативная вселенная с присутствием сверхъестественного, время – примерно нулевые, место – примерно восточная Польша при условии, что СССР не распался, а трансформировался в нечто вроде современного Китая и эта Польша всё ещё социалистическая и находится под влиянием Союза.
Всё сложно, да
sergeant Hurtman
Re: Обсуждение. Крио. Об особенностях вассалитета
О! А где же тогда другие истории из этого мира?
Я ещё не писала, кажется: большое спасибо за M/F, которое воспринимается «правильно»!
На земле