За тебя: Скверна

[Viktoria]

Год: +33

В соавторстве с Хагеном и Ликой


Транскуллеум был маленьким издавна. Расположившийся в получасе пути от входа в глубокое, узкое, не лишённое мрачного очарования ущелье – ну, это сейчас от входа, а если смотреть по-старому, с севера, то у его выхода – единственный в этих краях путь через горы был главной точкой сообщения между старыми и новыми землями. Такая позиция, без которой о городке забыли бы через полдня, придавала этой обители стариков и зануд важности (вернее, её в основном и обеспечивало), но не размера. Это незаменимое ушко, через которое проходили все путники между севером и югом, ухитрялось оставаться крошечным, вроде как спокойным и по-своему уютным. И до безобразия провинциальным.

Что радовало в этом скоплении одинаковых простых, но крепких домишек, перемежавшихся постоялыми дворами, так это великолепно развитый рынок, где можно было приобрести всё и вся. Открытой тайной было, что львиная доля этого «всего и вся» была подозрительной, порой опасной, а частенько откровенно противозаконной. Это если иметь в виду действительно прописанные законы; потому что если думать не о них, а об основанной на обычаях морали, то под негласный запрет попало бы большинство товаров, находящих здесь благодарных и щедрых покупателей.

Та часть рынка, которая касалась бесчестного оружия вроде потайных клинков или секретных ядов, вовсе не секретных, но не более разрешённых дурманящих зелий или шулерских азартных игр, Рикса не интересовала. Он собирался потратить нехилую часть своего жалованья на более приятный телу и душе товар, который здесь – а именно, прямо на базаре, в скотном ряду – предлагался во всём своём разнообразии и великолепии. Единственным, что примиряло Рикса с необходимостью сидеть в этой глуши, был богатый рынок удовольствий, которыми он отнюдь не брезговал. Во всяком случае, теми из них, которым обычно предавались вдвоём – да что греха таить, порой и втроём, а то и вчетвером – и за закрытой дверью.

Так называемая «ратуша», это место ссылки незадачливых штрафников, была никакой не ратушей, а простым деревянным домом. Старым, но добротно сложенным из толстых сосновых стволов, потемневших от времени и кое-где поросших мхом. Ступени крыльца слегка скрипели – как удобно, подумал Рикс, уж точно никто не подкрадётся незамеченным – перила были слегка расшатаны, но держались ещё вполне прилично. С крыльца дверь вела в крошечные сени, оттуда – в кухоньку и большую приёмную, последними были рабочая комната с письменным столом, полным документов, и крошечная комнатушка, которую Рикс вчера, сразу же по прибытии, приспособил под свою спальню.

Он вздохнул. Закинула его сюда судьба – вернее, не совсем судьба, а вредный Глава Юнис – после недавней драки и грандиозного разгрома столичного борделя «Радушное лоно». И дёрнуло же их тогда повестись на просьбы дорогих сердцу (вообще-то, если честно, не совсем сердцу) тамошних красоток утихомирить разбушевавшуюся компанию Изумрудов! То, что ему и товарищам в очередной раз досталось плетью – причём злющий Глава, вынужденный широко распахнуть скупой кошель на покрытие ущерба, не поленился собрать во дворе кланового дома всех Лебедей, кого мог найти, в качестве зрителей – ещё было полбеды. То, что хозяин заведения пообещал Главе в течении года не пускать туда Лебедей в общем и Рикса, как зачинщика, в частности, тоже было не страшно, ибо Рикс прекрасно знал, как с ним договориться. Но то, что произошло потом... Даже суровая расправа со всеми участниками драки по очереди не умерила гнев Главы. «Да что ты за раздолбай такой!» - орал он уже после, наедине, ещё раз перебирая подробности хулиганства, - «я в твои годы Главой стал, а ты!» И Рикс не смел возражать, понуро глядя в стол и размышляя, каким ещё наказанием, кроме плети, чревато происшествие, но то, что выдал Глава, повергло его в шок: «Ну ладно. Плеть с тебя, как с гуся вода, это я уже понял. Значит, будешь Главой, хотя бы на полгода!» И нет, он вовсе не спятил, как подумал Рикс в первый момент, а на полном серьёзе решил доверить причине очередных своих неприятностей ответственную должность. В теории. На практике же это выглядело так, будто он лишь хотел зашвырнуть его подальше. Сюда, в Транскуллеум. В дыру.

Побеседовать с захворавшим наместником, которому на замену его сюда загнали, Риксу не позволили местные, вручив только бумагу с указаниями. Листок был испещрён корявыми письменами – то ли слабой рукой больного, то ли под диктовку кем-то, чьей руке топор был привычней пера. Рикс и так не считал чтение своей сильной стороной, а тут ещё такие каракули! Он плюхнулся на стул, стоящий за столом, забывшись, с размахом откинулся на деревянную спинку, но тотчас передумал и предпочёл опереться локтями о столешницу. О приятных сторонах этой глухомани можно подумать потом, но сначала – работа. Он обречённо вздохнул ещё раз и принялся за осмотр своего нового рабочего места. Более муторного, треплющего нервы пуще всякой беготни занятия, чем копание в официальных бумагах, он не мог себе представить.





--------------------------------------------------------------





Финдер осторожно ступал по улочкам города.

Как же здесь было грязно! Грязь была олицетворением этого средоточия скверны и порока, носящего титул города. Летом улочки покрывала пыль, весной и осенью – слякоть, и даже зимой – чёрно-бурый снег, на дорогах перемешанный и растоптанный, а по обочинам и возле домов лежащий ноздреватыми сугробами, покрытыми хрупким краплёным настом. И в любое время года – вездесущий конский навоз, пропитавший всю округу неистребимой вонью глубинки. Неудивительно, что этот паршивый городишко – перевалочный пункт для разврата, наркоты и краденого – дерзкий, но прямодушный народный язык переименовал из Транскуллеума в Транскулум. Это гиблое место и находилось недалеко от выхода из ущелья, этакого длинного, тёмного каменного мешка – аккурат в заднице.

Финдер поморщился, проходя мимо очередной лавки со всяким ненужным барахлом сомнительного происхождения и назначения, брезгливо отвернулся от заискивающей гримасы неопрятного торговца, собираясь быстро уйти, и чуть было не столкнулся с каким-то старикашкой. Заросшим, одетым в изношенные тряпки, сутулым – раньше вроде был высоким, но наверняка спину гнул десятилетиями перед всеми подряд, вот судьба и наградила горбом, как медалью. Впрочем, что с него взять, отребье – оно и есть отребье. Финдер отдёрнул руку, чтобы старик, протянувший свою ладонью вверх, не ухватил за рукав скрюченными грязными пальцами.

- Не подаю, - буркнул резко, - пошёл вон, рвань!

Старик вздрогнул, на мгновение застыл, близоруко прищурился в лицо Финдеру, потом низко поклонился, согнувшись ещё больше, и попятился задом, что-то бормоча под нос. Финдер передёрнулся в отвращении. Неудивительно, что эта дырка в таком запустении, если в ней шастает подобный сброд.

Уже через пару минут Финдер забыл о попрошайке. Его ждало мелкое, не шибко приятное, но и не очень обременительное действие – отправиться в «ратушу» этого гадюшника, которая была никакой не ратушей, а таким же сараем, как и остальные, и засвидетельствовать своё почтение наместнику Главы Клана Лебедя, просиживающему штаны на бесполезном посту. Никакого почтения Финдер не испытывал, но правила хорошего тона между Кланами, увы, относились к тем бытовым неудобствам, которые приходилось терпеть.





Ратушу Финдер нашёл быстро – она стояла на краю центральной площади, как гордо называлось голое место посреди города, где летней пыли и отбросов было чуть поменьше, чем в других местах. В центре этой плешивины торчала одинокая корявая сосна с потрескавшимся стволом, неизвестно как оказавшаяся здесь, вдали от лесной опушки, и опоясанная ощетинившейся будущими занозами скамейкой. Сама «ратуша», точнее, такая же деревянная избёнка, как все остальные, только покрепче, находилась на краю этой пустоты, будто раздвинув халупы поменьше и победнее. Кособоко срубленная из грубых брёвен, поросших лохмотьями мха, и с просевшими, противно скрипящими ступенями обшарпанного крыльца. За последние годы пребывания в ухоженной Столице Финдер успел отвыкнуть от подобного убожества, и сейчас с трудом сдержал гримасу. Осторожно поднялся, стараясь не касаться замызганных перил, и носком сапога толкнул приоткрытую дверь.

Наместник, восседавший за заваленным столом с недовольной физиономией, показался Финдеру таким бессовестно молодым, что он сперва решил, что ошибся. И вот этому, значит, надо «почтение» и прочая, и прочая, который может это почтение засунуть себе в задницу, раз в заднице же сидит – то ли слишком тупой, чтобы ему доверили нормальную должность в нормальном месте, то ли проштрафился, да ещё по внешнему виду какой-то нахальный сопляк.

- Приветствую наместника Клана Лебедя, - произнёс Финдер как можно нейтральнее. – Если это ты. Финдер из Клана Креста, главный дознаватель при Вожде. Проездом в Верхние Земли.

- Приветствую. Рикс, временный наместник.

- Интересно – а временный-то почему? Вроде молод ещё, на покой не пора. – Финдер не удержался и выговорил это так, что стало ясно: слишком молод.

- Это имеет значение? – голос наместника изрядно похолодел. – Я бы сказал, что это тебя совершенно не касается, уважаемый.

- Да где же, - усмехнулся Финдер. – Мне, конечно, не пристало интересоваться решениями Главы Лебедей. Мало ли, какого бедолагу ему вздумается заслать в эту дыру, насколько, и почему – то ли рук у него не хватает, то ли кого повоспитывать решит...

Увернуться он не успел.





--------------------------------------------------------------





С твёрдым намерением предъявить официальную жалобу Клану Лебедя от Клана Креста за беспричинное и неправомерное насилие в форме рукоприкладства со стороны наместника (и уже во всех деталях представляя – хоть присутствовать, увы, вряд ли получится – как зарвавшийся юнец будет орать под плетью), Финдер устремился прочь от грязного сарая, называвшегося ратушей. Ноги сами несли его к базару. Там, в скопище людей, было не чище, но можно было развеяться, да и расплывающийся на скуле фингал как раз в толпе привлечёт меньше внимания, чем в каком-нибудь трактире. Фантазиям о наказании этого выскочки-«наместника» и планам, как всё-таки посмотреть на расправу, можно предаться потом.

На базаре Финдера встретила такая же шумная толпа, такие же неприятные лица, такая же типичная публика, как везде – пройдохи, плуты, лентяи, торгаши. Все только и ждут, как облапошить проезжего покупателя (а кто пошустрее и понаглее – и своих, местных). А покупатели-то! Вроде и сами не промах, люди бывалые, раз между Верхом и Низом путешествуют, но под влиянием смрада этой глуши впадают в какое-то сентиментальное отупение, это худшее из проявлений ностальгии, и позволяют бессовестным спекулянтам вить из себя верёвки. Благо, ни товар, ни цены на него Финдера не волновали; барахло, навешиваемое на доверчивых проезжих в обмен на содержимое их кошельков, ему было не нужно. Пришёл он сюда во-первых, затем, чтобы затеряться в толпе, не светясь скулой с уже явственно заметным синяком, а во-вторых, чтобы провести время более приятным образом. Пусть даже для этого придётся вытерпеть толчею на базаре, где большинство просто не обращало на него внимания, некоторые с поклоном уступали дорогу, зато двое непристойно и насмешливо обругали без причины, но с явным намёком на его лицо, и прекрасно осознавая собственную безнаказанность. Ещё бы - самому разбираться с двумя здоровенными лбами с лебедиными Знаками на шее Финдеру было совсем не с руки, сообщать Вождю о такой мелочи – только позориться, а жаловаться наместнику – ну, об этом и думать нечего. Потому Финдер проглотил оскорбления и поспешил убраться с глаз.

Сквозь шумную, суетливую толпу людишек ноги сами понесли его туда, где он надеялся найти утешение и отвлечься от бытовых невзгод – в скотный ряд. В тот самый транскулумский скотный ряд, который был всем известен отнюдь не только своими упитанными коровками, обильно дающими молоко, крепкими выносливыми лошадёнками, на которых путники могли заменить своих усталых – заплатив втридорога, но редко об этом жалея – и всякой мелкой живностью, которую продавцы по желанию покупателя сразу же забивали, обеспечивая свежий ужин. Нет, влекла туда Финдера (да не только его!) более нежная и приятная глазу скотинка, которая продавалась тут же, но не мычала, храпела, блеяла и кудахтала – нет, эта живность либо хихикала, либо похабно чмокала губками, либо вообще молчала и хлопала ресничками, покрывая себя напускной тайной, чтобы продаться поуспешнее и подороже. Товар этот обычно пестрел таким разнообразием, что глазу негде было остановиться – и тёмненькие, и светленькие, и полненькие, и тощие, и грудастые, и плоские, как доска, с разными причёсками и в разных нарядах, но на первый взгляд всё равно как-то на одно лицо – на всех них лежала печать пошлой, легкодоступной безысходности.

Финдер понаблюдал издалека. С таким богатым выбором и наличием времени он хотел и мог себе позволить присмотреться внимательнее, чтобы не ухватить случайно жабу вместо цветочка. Сразу отсёк тех, которые ёрзали или почёсывались, когда думали, что их никто не видит, тех, кто, зыркнув по сторонам, что-то быстро глотал, запивая из поясных фляжек, а заодно и тех, кто между слащавыми улыбками проходящим мимо потенциальным клиентам одаривал товарок злобными взглядами. Финдер не торопился, делая вид, что смотрит совсем в другую сторону, но ни одна мелочь не ускользала от его зоркого глаза, и наконец он сделал выбор.

Та, что вызвала его интерес, стояла в кругу компаньонок, прислонившись к забору. Финдер оценил симпатичное личико, обрамлённое рыжими кучеряшками, и крепенькую фигурку, туго обтянутую опрятным платьем. Кучеряшки плясали в такт, когда их обладательница хихикала с подружками, сверкая ровными белыми зубами. То ли жизнерадостная, то ли просто глупенькая, она стреляла глазками в прохожих, одаривая каждого широкой заискивающей улыбкой.

Куколка, подумал Финдер. Но не потасканная, не отчаянная и не забитая. Ещё вкусная конфетка среди кучки размякших и прогоркших печенек.

Он медленно подошёл, сразу притянув к себе всё внимание хохотушек, положил руку на клановый Знак на груди и чуть поклонился им, вызвав восторг.

- Приветствую, милые дамы. Я ищу ту, которая скрасит моё одиночество и осветит ночь своим обаянием.

Он произнёс это, глядя на рыженькую, прямо в её загоревшиеся радостью глаза. Сделал вид, что не заметил едва слышние вздохи зависти подружек, улыбнулся, подхватил кошель, висящий на поясе. Взвесил в руке, быстро, наощупь, выудил монетку в поларга.

- Составишь мне компанию, красавица? – он шагнул к ней, обхватил за талию, чуть склонил голову к её плечу. - Держи, моя прелесть. Это не задаток, а сверху. Для аппетита, - и ловко, двумя пальцами, даже не касаясь смуглой гладкой кожи, опустил монетку ей в ложбинку меж грудей.

Рыженькая опять хихикнула, коротко обнажив зубы, и плотнее прижалась к нему, не пытаясь достать монетку.

- Господин всегда такой щедрый?

- Ну конечно! Погуляешь со мной?

И он увлёк кучеряшку, приобняв, из вони скотного ряда к выходу из базара, мимо прилавков с разнообразной утварью, сквозь галдящую пёструю толпу, по узким проходам прочь от грязи и толчеи. Та была не против, шла на зов галантной руки на талии и серебрушки в вырезе платья, охотно сопровождая дружелюбного и щедрого клиента. Оба они не заметили оборванного старика, который попрошайничал у выхода – просто прошли мимо. Кучеряшке было всё равно; а Финдер вспомнил бы, что сегодня уже видел побирушку на площади, но он был слишком увлечён предвкушением приятного вечера.

Так и шли они в обнимку, с базарной площади по улочкам городка к лесу, нырнули под хвойные кроны на узкую тропинку и пошли, углубляясь всё дальше в чащу, в тишину и свежие запахи вечернего леса.

- Пройдёмся немного, а потом ко мне, - рассказывал Финдер. – Я снял уютный домик на опушке, он смотрит в лес, там нас никто не потревожит. Будешь со мной до утра, красавица. Если будешь искусной и послушной, осыплю тебя не медяками, а серебром.

Финдер приостановился, нагнулся к краю тропинки, собрал несколько мелких лесных цветочков, хрупких, несуразных, но сложившихся в симпатичный букетик.

- Держи, моя хорошая. Они идут твоим глазам.

Опять подхватил за талию и повёл дальше по тропке восхищённую кучеряшку.

- Какой ты любезный, господин, - только и смогла вымолвить та, - другие обычно хотят по-быстрому, да подешевле, прижимисты все, и грубы бывают.

- Ну что ты, какое «по-быстрому», я люблю долго, с чувством. И оплатой не обижу, не бойся.

И всё говорил, говорил, а она вся обратилась в слух, стараясь не пропустить ни одного слова.

- Расскажи ещё что-нибудь, господин, - просила она после очередной смешной истории, выданной таким непривычно вежливым и обходительным клиентом. Внимала то вкрадчивому, то резкому, то баюкающему голосу, слушала и весёлые, и захватывающие, а то и пугающие истории, которых у рассказчика было неисчислимое множество. Увлеклась этими историями, заворожилась голосом, влекомая осторожной, ненавязчивой рукой; всё дальше в лес вела их тропка, всё гуще становились вечерние тени, и уже темнело, когда они вышли на крошечную полянку, да и не полянку даже, а небольшую прогалинку меж деревьев, где только-только можно было присесть вдвоём. Здесь, в глуши, вдали от городишка с его суетливым базаром и гомоном людской толпы, где звуки жилого места давно пропали за пределами слышимости и превратились сначала в шум ветвей над головой и крики птиц, а потом, постепенно, в страшноватые шорохи наступающей ночи.

На этой прогалинке клиент – да клиент ли, или скорее кавалер? – остановился, потянул рыженькую за собой на землю, на ковёр из мягкой, желтоватой прошлогодней хвои.

- Присядь со мной, красавица. Слушай.

Приобнял её за плечи, мягко усадил, оставил тёплые ладони на чуть озябших от вечерней прохлады плечах.

- Слышишь, моя хорошая, какие чудесные звуки в лесу? – он указал пальцем куда-то в воздух, потом коснулся её подбородка и чуть приподнял ей голову. – Закрой глаза, милая, и слушай. Я помогу. Не бойся.

Подцепил лёгкий шарф, свисающий с её шеи, осторожно приложил к её глазам и соединил концы на затылке, прямо на рыжих кучеряшках, не туго, но крепким узлом. Она подняла было руки, но он нежно перехватил их, легонько нажал, опуская. – Ш-ш-ш. Слушай звуки леса. Глаза мешают нам, но, когда вокруг темно, и пёстрые картинки не бередят взор, мы начинаем слышать. Слышишь, как шумит ветер в деревьях, будто кто-то крадётся сквозь подлесок? А рокот реки в ущелье, как будто приближается гроза? Далёкий зов неясыти, будто она оплакивает кого-то? А слышишь, как бьётся твоё сердце?





--------------------------------------------------------------





Мрак опустился на лес, такой непроглядный, что чёрные деревья стояли сплошной стеной, будто случайный путник, не успевший ещё добраться до укромного уголка, внезапно ослеп, оказавшись среди такой глухой, непроницаемой тьмы, что казалось, протяни руку – и коснёшься её, увязнешь в этой тьме, и она начнёт засасывать, как трясина. Эта тьма подступала прямо к крыльцу крошечного домика в конце даже днём безлюдного тупичка, накрывала плотным пологом, скрывая всё и вся, и неясно было, где кончается стена хвои и начинаются ступеньки и перила. Даже все звуки словно умерли, только лёгкие шорохи ночного леса будоражили, и в шевелении ветвей на слабом ветру чудилась чья-то едва слышная поступь, как шаги неумолимого хищника, идущего по следу.

Слишком резко скрипнула вторая ступенька в этой тишине под ногой вернувшегося глубокой ночью постояльца, зловеще разорвала её, а потом всё опять погрузилось в безмолвие.



Финдер сидел в единственном кресле этого крохотного, бедно обставленного домишки. Кресле обшарпанном, с промятым сиденьем, но всё ещё очень крепком. Оно, как и вся мебель здесь, простояло уже лет сорок. Ничего не менялось в этом Транскулуме – люди, что местные, что проезжие, оставались всё теми же, халупы с косыми крышами содержали всё ту же просиженную, пролёжанную мебель, да и весь дух запустения и отрицания прогресса витал над этой дырой и не изменился с его последнего посещения, да что там – наверняка последние поколения два, если не больше.

Он не зря снял домишко с окнами на пустынный тупичок, и даже не стал торговаться о заломленной за постой цены. Он выбрал это место потому, что помои с тупичка воняли меньше, чем в других местах, окна домика закрывались очень плотными занавесками, а крыльцо выходило сразу в лес, позволяя ненадолго забыть о мерзком городишке. Но самым большим преимуществом этого пристанища было отсутствие поблизости людей.

Трактир в самом начале этого тупичка работал с незапамятных времён; его косая вывеска, шатающаяся на ржавых гвоздях, регулярно обветривалась и так же регулярно обновлялась, потом некоторое время сияя свежей краской надписи «У дерзкого петуха». Когда-то, поговаривали, здесь даже была небольшая, но богатая ювелирная лавка, однако внезапно разорилась и исчезла – то ли хозяин не с теми людьми связался, то ли внезапно умер, а может, и то, и другое. Сейчас почти все посетители доходили только до трактира, да там и оседали, и даже их оживлённый гомон оставался за толстыми сосновыми дверьми заведения, а улочка с наступлением темноты погружалась во мрак и тишину.

Финдер откинулся на спинку кресла, обитого потёртой, местами потрескавшейся кожей. Три полусгоревших свечи, которые скупердяй-хозяин всё-таки включил в плату за постой, тускло освещали единственную комнатушку, вырывая из мрака очертания кровати и небольшого столика со стулом. Столик с лёгким наклоном, но уверенно стоял на трёх ножках, кровать привлекала шириной и необычным изголовьем, состоящим из вертикальных железных прутьев с одним поперечным поверху. Такая же решётка, но пониже, была в изножье. Эти прутья приковывали взгляд, чёрными линиями пересекая серую в слабом свете стену за ними. Как отлично подошли бы эти прутья, как удобно можно было бы... Но, увы, сегодня не судьба.

Финдеру не спалось. Он вспоминал.





--------------------------------------------------------------





Ближе к полудню новоиспечённый наместник Клана Лебедя сидел за письменным столом, опершись о столешницу, и пытался рассортировать мысли. Сегодня в первой половине дня он успел вздохнуть бессчётное количество раз, сетуя на свою судьбу, которая сначала загнала его в этот Транскулум, а потом влепила прямиком в дерьмо.

Не далее как сегодня на рассвете просыпающийся городок казался ему тихим, безобидным и невероятно скучным. И скука, и безобидность развеялась в прах, когда в ратуше появились посетители столь же неожиданные, как нежеланные. И даже не они сами были таковыми, а то, что привело их сюда – но, распахивая косоватую входную дверь в ответ на отчаянный стук, Рикс не мог об этом подозревать. Ещё не совсем разлепив глаза, он уставился на пёструю кучку людей, собравшихся на крыльце – двух растерянных патрульных из городской податной стражи и четырёх взволнованных девушек, одетых так легко и ярко, что Рикс сразу понял – они из тех, кто зарабатывает на жизнь одной из самых древних (и, на взгляд некоторых, одной из самых востребованных во все времена) профессий, и с кем он собирался встретиться при совсем других обстоятельствах.

Далеко не с первой попытки он разобрался, в чём было дело – тот стражник, что постарше, пытался доложить, перебиваемый возгласами девушек, а те то принимались галдеть одновременно, то разом замолкали, пока Рикс не рявкнул гораздо грубее, чем хотел:

- Тихо! – и, направив указательный палец в грудь старшему патрульному, велел: - Ты говоришь! И только ты!

- Господин, - начал тот опять. – Я в ночном дежурстве был, только домой собрался на рассвете, как эти шлюхи базарные пришли, а смена-то моя не может ими заняться, ей на посту оставаться надо...

- Так в чём дело? – Рикс попытался игнорировать пышногрудую толстушку, которая начала всхлипывать.

- Шлюхи говорят, господин, что товарка их вчера вечером с клиентом ушла, да до сих пор не вернулась. Никогда, говорят, такого не было. У нас тут все проездом в дальний путь, спешат, даже самые загульные господа с рассветом шлюх выпроваживают и в дорогу собираются. Но сейчас с рассвета уже второй час идёт, а её всё нет. Я попытался их успокоить – мало ли, господин клиент не торопится, шлюху у себя оставил, или она ещё одного нашла, кто не с вечера, а поутру любит – с чего тут паниковать-то, будто она девица на выданье? Придёт! Но они ни в какую, просили к вам проводить, самим боязно было идти - кто шлюх слушать будет, и уж точно не сам господин наместник. Прошу простить великодушно, что беспокоим, но достали они меня совсем!

Рикс протёр лицо ладонью, пытаясь то ли окончательно проснуться, то ли прервать излияния стражника. Неудивительно, что тот не знал, что делать. Искать шлюху даже в маленьком Транскуллеуме не представлялось возможным – не будешь же стучать во все дома и заглядывать во все спальни! Ему надо было подумать.

Стражников, едва сдерживающих зевоту, он решительно отправил по домам отсыпаться, напуганных его личным вниманием девушек пригласил внутрь, в гостиную, и усадил там – толстушку на стул, коротко стриженую смуглянку и её тихую, всё время смотрящую в пол подружку, жавшихся друг к другу – на диван, а четвёртую, крепко сбитую деваху в обтягивающих штанах и короткой курточке выше пояса – в кресло. Все они едва держали себя в руках. Деваха хмурилась и скрипела зубами, две неразлучные были готовы разреветься, а толстушка, хлюпая носом, болтала не переставая, в тысячный раз повторяя, что такого никогда, никогда не было, чтобы их сестричка так поздно утром ещё не вернулась.

Голова у Рикса начала идти кругом. Поэтому он просто кликнул хлопочущую в кухне девчонку-прислужницу, шуструю и ловкую, назвавшуюся ему Белочкой (её настоящее имя он спросить не успел, а может, и не захотел, ибо это подходило ей на все сто), и велел развести огонь и заварить ромашкового чаю. А потом вручил каждой из девушек по жестяной кружке, сам уселся на столик и приготовился ждать, что проблема решится сама собой.

Едва слышно скрипнули ступеньки крыльца, и ещё один стражник, тут же без стука ворвавшийся прямо в гостиную, грохнув входной дверью и протопав грязными сапогами по выскобленным Белочкой деревянным половицам, заставил Рикса совсем не солидно подскочить, а девушек хором вскрикнуть со смесью испуга и надежды. Резко остановился, коротко поклонился и гаркнул, будто на площади, а не в комнате:

- Господин наместник! – стрельнул глазами в съёжившихся от его голоса девушек, - позвольте вас с глазу на глаз. Прошу простить, дело очень важное и срочное.

- Сидите здесь, я скоро вернусь, - уверенно объявил Рикс своим подопечным. – Пейте чай и ничего не трогайте. Что там опять стряслось?

Шагнув на крыльцо и плотно притворив дверь, он весь обратился в слух. Доклад стражника был коротким и ёмким, но не оставлял сомнений в том, что Риксу ещё долго будет не до развлечений.

- Кто его нашёл? В смысле, тело?

- Хозяин домика. Обычно постояльцы остаются только на одну ночь, господин, все же проездом, все вперёд платят, и этот так же. Хозяин привык потом до обеда в домик идти, чтобы для следующего гостя прибраться – ну, и нашёл его. В кресле сидел, в смысле, тело его сидело, то есть, - стражник запутался, смутился и прочистил горло.

- Я понял, - заверил Рикс. – Хозяин нашёл тело постояльца и сообщил вам.

- В точности так, господин. А мы не знали, что делать. Лихие дела-то у нас порой творятся, к сожалению, но это больше в окрестностях, а не в городе, да там и ясно всё, разбойники пошаливают, где мимо патрулей проскочат. Но так, чтоб постоялец сам по себе умер, не бывало ещё. Никак, халупа эта проклята. Старики рассказывают, что лет сорок с чем-то назад в ней душегуб троих порешил да ограбил вчистую, да исчез, так и не нашли его – представляете, господин, троих воинов при оружии, и, видать, голыми руками, ведь на всех троих ни царапины не было! Причём все трое – со свернутыми шеями, а тот, что на кровати, - стражник замялся, опять кашлянул, - почему-то раздет совсем. Вы когда-нибудь слышали про такое, господин? Вот и я думаю, что дом...

Рикс мотнул головой, пресекая словесный поток.

- Ближе к делу. Старые истории тут не помогут, о сегодняшней думать надо. В домике что-то трогали?

- Нет, господин. Хозяин зашёл, конечно, но, как труп увидел, сразу обратно выскочил, дверь запер, да к нам прямиком. А мы туда заглянули тоже, но с порога, а потом – к вам.

- Это хорошо. Охотники в городе есть?

- Охотники? – переспросил стражник, и по его физиономии Рикс понял – от здешней стажи ждать нечего. Она не знает даже простейших вещей.

- Да. Мне нужны лучшие охотники-следопыты города. Те, кто сможет осмотреть домик и тело и найти там что-то необычное, если оно есть. И ещё сказать, как и когда примерно умер этот человек. Потом, когда следопыты всё осмотрят, отнесите тело к мастеру ритуальных услуг, ведь наверняка у вас есть такой.

- К Стервят... к похоронных дел мастеру, понял, но сначала охотники. А... зачем, господин? - стражник нахмурился, и работа мысли отразилась на его лице.

- Затем, во-первых, - отрезал Рикс, начинающий терять терпение, - что никто лучше охотников не скажет, умер ли постоялец своей смертью. Или у вас тут опытный лекарь есть? Во-вторых, мне отчёт писать надо! Выполняй!

Стражник уже развернулся, чтобы броситься на поиски нужных людей, но Рикс, под властью внезапного наития, остановил его:

- Кстати... а как выглядит умерший человек?

- Изволите взглянуть?

Рикс коротко задумался, стоит ли цеплять на пояс ножны с мечом для пущей важности, потом велел Белочке дальше присматривать за девушками и вышел, как был.





--------------------------------------------------------------





Домик мастера ритуальных услуг стоял на отшибе, почти у леса, огороженный неровным забором и с деревянной вывеской у входа, изображающей неумело нарисованный силуэт погребальной урны. Сам мастер, он же Стервятник, вышедший навстречу, оказался пожилым щуплым человечком с острыми чертами лица и длинными конечностями – ну, точь-в-точь пернатый тёзка. Он часто кивал головой, то ли поддакивая собеседнику, то ли кланяясь, но за всем этим деланным подобострастием Рикс заметил цепкий, расчётливый взгляд. Да уж, эту птичку не напугаешь не только обычным трупом несвоевременно почившего постояльца, но и чем похуже.

Охотники обнаружились тут же. Неброско одетый, приземистый мужчина средних лет, и его напарник чуть помоложе, и с совершенно не модной бородой – отрастил, чтобы придать себе солидности? Первый сразу бросился Риксу в глаза чем-то неуловимым – то ли одновременно осторожными и ловкими движениями, то ли внимательным взглядом, то ли спокойным умным лицом. Рикс подозвал его к себе, в сторонку от других, в ответ на поклон коротко кивнул и приготовился слушать.

- Мы осмотрели и тело, и весь домик, господин. Как вы велели.

Чутьё следопытов, помноженное на опыт, не выявило ничего интересного – постоялец умер, сидя в кресле. Возможно, у него остановилось сердце, отчего, непонятно – не больной, не старый. Умер задолго до рассвета, но уже ночью. Ничего, абсолютно ничего чужеродного или подозрительного в домике не обнаружилось. Почти ничего.

Но что-то наверняка было. Это явственно отражалось на лице охотника, и его глаза, избегавшие прямого взгляда, это только подтверждали.

- Это всё? – спросил Рикс чуть настойчивее.

- Видите, господин... – он заметно понизил голос, - вроде ничего особенного. Только странность одна, и даже не странность, а, возможно, след. Давайте зайдём, и я покажу.

И они зашли. Домик оказался неожиданно пустым и абсолютно чистым, выскобленным-вылизанным. Он, конечно же, не был жилым, его функция сводилась к тому, что без слов обещала вывеска на двери – хранению тел умерших до погребального обряда. В тени близких деревьев даже летом было прохладно, земляной пол легко чистился. Всё просто, практично и безучастно.

Вдоль стен по всему периметру до самого потолка стояли стеллажи с погребальными урнами – видимо, на выбор. В середине было несколько узких длинных столов, и на одном из них лежало тело, чьи очертания сглаживало погребальное покрывало. Туда охотник шагнул, взялся за край ткани, быстро оглянулся по сторонам – они были одни – и продолжил:

- У покойного на лице большой синяк. Его явно кто-то ударил, кто с ним был в ссоре. И этот кто-то вполне мог потом до него добраться и своё дело завершить. Мало ли какие яды есть, после которых на теле ничего не видно? Если мне предложить дозволите, господин, то надо этого человека искать, людей поспрашивать, может, видел его кто?

Охотник откинул покрывало с лица умершего и почтительно указал рукой. Для Рикса не стало сюрпризом то, что он ожидал, но боялся увидеть.

Это дело замять не удастся. Скверное это дело.

Труп был не просто трупом. Он был трупом одного из известнейших людей во всей Стране Кланов, чьё лицо видели немногие (и большинство из них предпочло бы никогда не видеть), но чьё имя гремело тем громче, вгоняя в дрожь податных, и даже клановцев заставляя на мгновение замолчать. И это тело лежало сейчас здесь, в Транскуллеуме, уже остывшее, но без единого следа насилия. Кроме явственного синяка на левой скуле.




--------------------------------------------------------------





Рикс честно пытался составить компанию девушкам в приёмной ратуши и параллельно читать документы, но получалось плохо. Он не мог сосредоточиться ни на бумагах, ни на девушках, ни на их пропавшей подружке, которая наверняка сейчас отсыпалась в чьей-то тёплой постели, ни даже на еде, которую Белочка принялась готовить, гремя котлами в кухоньке. Его мысли крутились вокруг внезапно умершего постояльца.

А если ещё точнее, то вокруг синяка на его лице. И следа, который просто не может потеряться. В таком крошечном городке, где каждый знает всё про всех, и любая мелочь, хоть сколько незначительная, сразу же превращается в местные новости, ничего не теряется. Особенно, если по следу идут такие наблюдательные и толковые люди, как этот охотник.

Загулявшая подружка не появилась и к обеду, когда солнце перевалило за полдень, а Транскуллеум, давно выпустив на дорогу последних ночных гостей, начал готовиться к следующим. Девушек, близких к истерике, Рикс велел Белочке накормить, но те отказались, и даже чай больше не пили, вцепившись в остывшие кружки.

Тогда Рикс принял решение. Вышел за порог и окликнул стражника, дежурящего недалеко от входа.

- Собрать всю стражу, кто не нужен в городе, без кого можно обойтись, и добровольцев из горожан и проезжих, но без подростков и детей. Прочёсывать дома, город и лес.

Её нашли ещё до наступления темноты.





--------------------------------------------------------------





Всего часов за десять до этого, глубокой ночью, Финдер сидел в потёртом кресле снятого домика при свете трёх свечей и вспоминал.

Идя вчера вечером на базар, в знаменитый скотный ряд, он и не подозревал, насколько удачным будет улов. Найденная скотинка оказалась такой аппетитной, что даже сейчас тот самый миг, когда она привлекла его внимание, отзывался лёгким трепетом в груди. А то, что было потом, вся эта длинная прогулка в ночном лесу, это растянутое предвкушение, это долгое ожидание превратилось в отдельное удовольствие, завершившееся таким прекрасным финалом. Только один крошечный момент портил чудесное послевкусие – что всё закончилось слишком быстро, что ему пришлось отпустить лакомство слишком рано, не успев насладиться до конца. Но это была лишь едва заметная крупица горечи в большой миске мёда, тягучая сладость которого всё ещё наполняла его тело.

Они гуляли в обнимку по лесной тропке, прижавшись друг к другу; рыженькая льнула к его боку, а он крепко держал её за талию и вдыхал её аромат. Здесь, под густыми тёмно-зелёными кронами было тихо, темно и безветрено. Только хвоя и редкие, высохшие листья, облетевшие с подлеска, хрустели под ногами. Толстый слой из прелых иголок чуть проминался, глуша шаг, и пружинил под ногами мягкой подстилкой.

Потом, сидя на крошечной полянке, Финдер обнимал кучеряшку за плечи, держал руки на озябшей коже, а она вслушивалась в звуки леса и его тихий, завораживающий голос. Он гладил её, вёл ладони вниз по телу медленно, осторожно, стараясь не пугать, осторожно стирал мурашки, согревая теплом в наступившей темноте. Лаская её, аккуратно взял за локти, так же гладя, завёл ёй руки назад:

- Слушай, моя радость. Слушай клич неясыти. – Едва слышно звякнула пряжка, когда он расстегнул и вытащил из шлёвок поясной ремень. – Она зовёт кого-то.

Она не почувствовала его движений за своей спиной, всё было слишком быстро, слишком отработанно. Одной рукой он стянул ей запястья накинутой петлёй ремня, другой запихнул в открывшийся от испуга рот – она не успела даже крикнуть – подготовленную скомканную тряпку, и тут же обмотал концом шарфа, глуша звуки, прижал тонкое бьющееся тело к своей груди, стиснул в железных объятьях, как удав долгожданную добычу, запрокинул на себя, перевернул и вдавил в землю коленом, выворачивая руки, выбивая воздух, фиксируя мечущуюся жертву, вдавливая кляп в рот, в последнее невнятное мычание, и глядя прямо в видный из-под сбившейся повязки распахнутый от ужаса глаз.

Ему не составило труда накрепко, полностью обездвижив, связать её верёвками, которые всегда носил с собой. Потом он ловко снял длинный шарф с её глаз и крепко обмотал ей нижнюю часть лица. Сейчас она не сопротивлялась, оцепенела в его руках и тихонько мычала через нос.

- Ш-ш-ш, крошка. Не пугайся. Я так люблю. Я покажу тебе что-то новенькое. Будь послушной. Мы поиграем, и... отпущу.

А потом было легко. Она таращилась на него немым взглядом, в котором застыли паника и страдание, пыталась дёргаться и вырываться – но узлы, завязанные опытной рукой, не поддавались, не ослабевала железная хватка – а он пил это страдание, как бьющее в голову молодое вино, её заглушенные кляпом стоны были песней, ласкающей слух, а её запах из-под срезанной одежды уже не был просто запахом не слишком чистой плоти, он будоражил пряным, чарующим ароматом её ужаса.

Он упивался каждым кусочком её манящего тела, в котором душа металась, ища место в слабеющей оболочке, но не желая смириться и покинуть её, а он давал ей короткие передышки, каждый раз тихо ликуя от искорки тщетной надежды в её глазах, она ещё не коснулась той тонкой грани, где неверие переходит в принятие: всё, господин удовлетворён? – и отвечал на безмолвный вопрос: тебе больно? Ты думаешь, моя хорошая, что это была боль? Нет, это ещё не боль. Но я покажу тебе – и затухающий огонёк в её глазах вспыхивал новой мукой, заливая его жаркой волной наслаждения, и тем сильнее оно пьянило, чем острее был терпкий вкус запретного действа.

Она боролась долго, очень долго, цепляясь за своё никчёмное существование, и он был благодарен ей за эту борьбу – насколько вкуснее было эта отложенная кульминация, это длящееся предвкушение того и долгожданного, и чересчур скорого мига, когда её сердце, бешеными ударами рвущееся из груди, стукнет в последний раз, когда нос, торчащий над глухим кляпом, пропускающим лишь тихое гудение, втянет последний судорожный вдох, когда её глаза распахнутся, готовые вылезти из орбит, а может и поплывут, подёрнутые дымкой, закатятся, и тогда наступит тот самый волшебный, едва уловимый момент, когда её душа покинет измученное тело – и ему придётся её отпустить.

И никого поблизости, кроме ветра в деревьях и плача неясыти, но вдруг - лёгкий шорох в лесу, какой-то чужой, неуместный, тревожный – уж не птица ли встрепенулась во сне? – насторожил его и прервал его блаженство. Что это было? Как дикий зверь, Финдер привык доверять своему чутью. Оно беспокоило его редко, но никогда не ошибалось. Сейчас оно говорило, что праздник подошёл к концу. Он сожалел, искренне сожалел, что удовольствие продлилось не так долго, как он хотел, что вокруг ещё стояла глубокая ночь, что не получилось встретить лесной рассвет, что первые лучи восходящего солнца не смогли отразиться в её прекрасных глазах, восполняя их меркнущий блеск.

- Что ж, милая, нам пора прощаться.





Финдер вспоминал, сидя в кресле и перебирая пальцами срезанный рыжий локон, который в свете огарков потерял своё пламя.

Шорох под дверью заставил его вздрогнуть – но где же, где скрип той самой второй ступеньки? – нет ничего! – дверь отворилась внезапно и бесшумно, его сердце подпрыгнуло и заколотилось – как же он забыл запереть дверь? – или не забыл? – с ужасом он смотрел, как в дверном проёме на фоне чернильной глубины леса возникла согбенная фигура старика. Через мгновение Финдер вспомнил его, это был тот самый бродяга-попрошайка, которого он шугнул на площади. Как он подкрался так неслышно, что делает здесь? – промелькнула мысль, рука сама дёрнулась было к поясу, но ножны лежали но столике, а старик уже стоял перед застывшим, так и не протянувшим руку к ножу Финдером.

За закрытой теперь дверью он выпрямился в полный рост, и в этот момент по грозной фигуре, по движению плеча, по наклону головы Финдер узнал его.

...Нет, этого не может быть, не бывает, что появляются духи с того света. Не восстают мёртвые и не приходят опять в мир живых, чтобы нести отложенную, но неотвратимую месть. Не веря своим глазам, Финдер таращился на посетителя, а сердце бешено колотилось где-то у горла.

Безмолвной тенью вошедший стоял перед ним, глядя сверху вниз, и Финдер вжался в кресло, будто пытаясь слиться с ним в единое целое, сам превратиться в неподвижную, незаметную мебель.

- Ты... ты умер! Ты... дух?! – просипел он, цепляясь за последнюю надежду.

- Нет, - голос, едва слышный, показался громом. – Но ты будешь мечтать, чтобы я им был.

Финдер вздрогнул от этого голоса, такого же властного, как и многие годы назад, такого же страшного, пробирающего до мозга костей, требующего, как и тогда, унижения и покорности. В немом оцепенении Финдер смотрел на хозяина голоса, на своего хозяина, как на видение, которое вот-вот исчезнет... но оно не исчезало, и эта материальность была во много раз страшней.

Он крепче вжался в кресло, сминая прилипшую к коже, мокрую от пота рубашку. На него накатила слабость, голова закружилась, и мрачная фигура перед ним зашаталась туда-сюда, бросая чёрную тень на убогие стены.

- Которая это была по счёту?

Финдер не ответил, не смог, спазм свёл ему горло, он лишь молча уставился на призрак из прошлого, грудь будто сдавило железным обручем, дыхание спёрло, а тело стало ватным, и сейчас он не смог бы схватить рукоять кинжала, даже если бы кто-то вложил её в его руку.

- Слушай, - произнёл пришелец, и голос его прозвучал в заложенных ушах Финдера глухо, как из могилы, - слушай меня внимательно. Я расскажу тебе, что тебя ждёт. Ты искал развлечений? Что ж, скучно тебе не будет. Ни сейчас, ни... потом.

Финдер промолчал, не смог ответить, сидя неподвижно, будто придавленный неподъёмной каменной плитой, но собеседник и не ждал ответа. Рвущееся из груди сердце Финдера подскочило, когда посетитель шевельнул рукой, на миг замерло, и забухало с новой силой. Дыхание перехватило, и вдруг воздух в маленькой комнате будто загустел, а Финдер завяз в нём, отчаянно пытаясь вдохнуть.

- Помнишь, что я обещал тебе? Ты знаешь – я не бросаю слов на ветер. А обещал, что если ты дашь себе волю, я тебя найду. Приду с того света, если будет нужно. И очищу мир от скверны. Твой час настал. Он будет долгим, этот час, и не один – многие часы. У нас вся ночь до рассвета. И каждая минута, каждая секунда покажется тебе вечностью.

Финдер наконец сделал глубокий, отрывистый вдох; воздух залился в лёгкие, но тут же превратился в жар, полыхающий в груди, и потёк куда-то в левую руку. Он было вскрикнул, хотел схватиться другой рукой, но голос не шёл, и тело не слушалось, только сердце билось неровными скачками, будто норовя выскочить наружу.

- Я расскажу тебе, как это будет, - продолжила зловещая тень, - потому что я видел, что ты сделал. Можешь быть уверенным – это всё к тебе вернётся, но я сделаю это лучше. Ты с лихвой пожнёшь то, что посеял. Сначала я...

Но тут посетитель осёкся, заметив, что Финдер уже не слышит его. А тот, неподвижно сидя в кресле, урывками хватал воздух, уставившись застывшим взглядом, но эти вдохи были слабыми и жалкими, и всё реже и реже, пока не прекратились совсем – а Финдер так и замер в кресле, и в его широко раскрытых глазах не осталось ничего, кроме пустоты.

Ночной посетитель удивлённо мотнул головой, потом медленно кивнул. Выждал ровно столько, сколько должен был, чтобы убедиться; тем не менее, шагнул к замершему в кресле телу и вытащил откуда-то из своего неопрятного балахона длинный узкий чехол, а из него – что-то очень тонкое и слегка блестящее в свете трёх фитильков. Провёл несколько несложных действий, а потом отступил, неслышной тенью скользнул за дверь и бесследно исчез в чёрном лесу.





--------------------------------------------------------------





Сообщение принёс один из стражников, посланных на поиски. Рикс последовал за ним уже известной дорогой.

- Как вы распорядились, высокородный господин, это тело тоже отнесли к Стервят... простите, к похоронных дел мастеру. Там и лежит, и охотники уже осмотрели. Не знаю, стоит ли вам его видеть...

Под вывеской с силуэтом погребальной урны Рикс обнаружил знакомых, тех самых стражников, приходивших утром с девушками, и мимо которых только что пронесли носилки с телом. Тот, что зрелого возраста, прислонился к косяку с отрешённо-застывшим взглядом на зеленоватом лице; молодой скорчился на четвереньках, не успев добраться до придорожных кустов. Его рвало прямо на истоптанные доски, заменяющие домику крыльцо.

Зря Рикс не отдал более настойчивый приказ накрыть тело и никому лишний раз не показывать. Но кто же знал, что стражники поддадутся любопытству?

Он прошёл мимо, не дожидаясь, когда оба достаточно придут в себя для формального приветствия, и шагнул в помещение.

Второе тело лежало там же, на длинном столе, отодвинутом к стене, и накрытое с головой, как он и велел. Его смотреть Рикс больше не хотел; чем меньше его будут раскрывать, тем лучше.
Только теперь он заметил Стервятника, стоящего у другой стены. Тот сразу же поклонился.

- Приветствую снова, господин наместник. Это ужасно. Ужасное происшествие. Никогда у нас, в нашем маленьком Транскуллеуме, такого не было.

Рикс кивнул.

- Снимите покрывало, - и шагнул ближе.

Они попытались положить её на стол, но уже закоченевшее, скрюченное тело осталось в нелепо вывернутой, изломанной позе, будто она и в смерти стремилась уйти от чего-то. Верёвки ещё не сняли, подчинившись его приказу ничего не менять, и они впивались в запястья и щиколотки меж вспухшей посиневшей кожи. Рыжие кучерявые волосы, разметавшиеся по столу, спутались и слиплись, в них застряла хвоя, сухие листья и бурая лесная земля. Даже кляп ещё не вытащили, и Рикс молча смотрел на искажённое лицо, нижняя половина которого была крепко обмотана заляпанным шарфом, а на верхней застыли распахнутые глаза.

Рикс молча смотрел на это тело, растерзанное мерзко и с извращённым наслаждением, заметным даже по останкам, и в эти глаза. В потухшем взоре ещё угадывалось отражение ложной надежды. Совсем недавно они светились жизнью. Что привело её в Транскуллеум? Что заставило стоять в скотном ряду? От какой судьбы она убежала, и к какой пришла? Сейчас в этих глазах остались только ужас и боль.

Ушла с господином, сказали её подружки. Под вечер. Неужели после содеянного он смог бы просто сняться с ночлега и уехать, ничем себя не выдав?

Наверное, смог бы, вдруг понял Рикс. Но не уехал.

Осознание невероятного, невозможного совпадения осенило его, окатило будто горячей водой. Так ведь не бывает. Не может быть, чего быть не должно. Но напрашивался единственный вывод, единственное правильное решение загадки.

А ещё он понял, что эта загадка лучше останется загадкой. Может быть, подумал он, в мире есть вещи, о которых лучше не знать. Или, во всяком случае, не признаваться, что их знаешь. Поэтому сейчас надо бросить все силы на поиски убийцы. И только потом, много позже, можно будет распустить слух, что преступника настигла справедливая кара.

Он выглянул на крыльцо, жестом позвал Стервятника в домик и кивнул на тело, разрешая говорить.

- Я тут заведую похоронными делами всю жизнь, господин, как дело от отца перенял, и все смерти знаю. Очень редко бывает, что лиходеи в лесу или на дороге людей губят, и всегда разбойники, по-быстрому, чтобы ограбить. Но чтобы так...

- В первый раз?

- Да, господин, клянусь. Сколько знаю, да от отца и деда слышал, никогда такого не было.

- Надеюсь, этот раз был последним. Я приму меры. Но для начала нужно убедиться, чисто ради формальностей и официального завершения дела. Я велю позвать её подружек на опознание. Только... только глаза ей прикройте. И тело тоже, оставьте лишь лицо, но уберите... тряпки. И девушки ни в коем случае не должны видеть тело усопшего господина, это их только отвлечёт и запутает. Отнесите его в другое место, если оно есть, или тщательно спрячьте под покрывалами.

А ещё нужно получше расспросить охотников. Рикс нашёл обоих там же, на у входа, в компании стражников - и молодого, уже пришедшего в себя, и первого, сидящего на крыльце с застывшей на лице гримасой злобного отвращения. Охотники прислонились к стене с каменными лицами. Те самые, что уже осматривали тело умершего постояльца.

- Опять ты? – спросил Рикс старшего, следя за своим голосом.

- Я... господин, – он ответил, стараясь не глядеть на Рикса.

- Обследовал и проверил всё? Осмотрел, ощупал?

- Да, господин. – Теперь он поднял голову, кивнул на напарника, молча стоящего рядом. – Он помогал.

- Заметили что-нибудь необычное? Что поможет найти... того, кто это сделал. Я полагаюсь на ваш опыт.

- Мы охотники, господин. Я с детства с отцом по здешним лесам ходил, любого зверя выслежу. Много всякого видел, но...

- Я понимаю. Но надо думать о будущем, о других девушках. Было что-то, что поможет выйти на след?

- Нет. Мы не нашли.

- Когда она умерла?

- Трудно сказать. Где-то около полуночи или позже. Но не под утро, и не вчера засветло.

Рикс махнул рукой, зовя охотника за собой, и отошёл достаточно далеко от входа в похоронный домик. Так далеко, что мог быть уверен – их не услышит никто. Но дополнительно понизил голос.

- Здесь все проездом на север и юг. Ты охотник, наверняка знаешь других охотников из следующих деревень на пути. Пусть держат ухо востро – не было ли путника, который останавливался лишь коротко, спешил, будто бежал от чего-то? Ты опытный следопыт, и поймёшь меня. Мы ищем зверя. Опасного, осторожного зверя. Но мы не знаем, кто это, где находится, как выглядит. Им может оказаться кто угодно. Поэтому – ни слова никому, если нападёшь на след. Наблюдай, ищи, думай. Но не говори ни с кем, кроме меня, и другим, кто что-то знает, передай мой запрет. Ни с друзьями, ни с жителями города, ни со стражей. И в особенности не с подружками убитой – они могут проболтаться, и по городу пойдёт молва. Даже со своей семьёй, если она у тебя есть, не говори – ради их же безопасности. Кто будет спрашивать, отвечай – пока никаких новостей. А если что-то найдёшь, появятся подозрения – сразу ко мне, и только ко мне. Не делись ни с кем, чтобы слухи не дошли до зверя.

- Господин... думаете, это кто-то из наших? Из местных?

- Вообще-то нет. Я думаю, это был проезжий, и его уже след простыл. Но лучше быть начеку, никого и ничего нельзя исключать. Так что ты – моя надежда. А сейчас позовём девушек.

Они пришли в сопровождении тех же стражников, что и утром – растрёпанные, взволнованные, притихшие, уже понявшие всё. Рикс лично проводил их в домик и подвёл к столу, на котором лежало аккуратно прикрытое тело их подружки.

А потом вдруг оказалось, что Риксу не хватает рук. Он не знал, что тут можно сделать, и только крепко-крепко обнимал их всех одновременно, как мог, и молча держал, глядя перед собой, но не видя ничего.





Тишина, воцарившаяся в ритуальном домике, казалась тем глубже после недавней суеты. Рикс стоял перед двумя столами с полностью накрытыми телами, очертания которых начинали смазываться в наступающих сумерках. Его задание – расследование отвратительного убийства – в глазах других только начиналось. И лишь он один знал, что на самом деле оно уже завершилось. Впрочем, подумал он вдруг, услышав шаги за спиной, не он один. Можно быть уверенным в том, что старый похоронник с цепким взглядом и повадками своего тёзки-падальщика, через руки которого в итоге проходит каждый, уже догадался обо всём. Но так же и в том, что он будет хранить молчание, как его урны, равнодушными рядами стоящие на стеллажах.

- Никак, уважаемый наместник, нам теперь душегуба опасаться надо? – прозвучал вкрадчивый голос. – Девицам особенно?

- Я сразу же займусь поисками убийцы, - заверил Рикс. – Не беспокойтесь. Городская стража будет проверена, лучше обучена, возможно, усилена. Вы можете спать спокойно.

- Благодарю. Новый наместник – наша опора и надежда! И не сочтите за дерзость, но... кто оплатит мои расходы?





--------------------------------------------------------------





В Транскуллеуме село солнце.

Поздно вечером Рикс сидел за столом и глядел в маленькое окошко на сгущающиеся сумерки и на притихший городок. Ещё вчера суетливый и с налётом какой-то весёлой, безалаберной лёгкости, сейчас он жался к опушке леса, будто хотел спрятаться в тени хвойных крон, слиться с чёрной стеной ночного леса. Приткнулся там, как собачонка, бездомная шавка, только что задорно лаявшая на прохожих, а теперь получившая пинка и забившаяся в угол в ожидании, что будет дальше.

Перед Риксом лежали одна тонкая папка и два девственно чистых листка бумаги. Папка содержала пока ещё худенькое дело о зверском убийстве базарной шлюхи в пригородном лесу. Листки должны были покрыться отчётами о двух прискорбных событиях, по несчастливой случайности происшедших в тихом городке одновременно. Один – Главе. Другой, тоже через руки Главы – Вождю.

Рикс почувствовал, как его головная боль в переносном смысле становится таковой в прямом. Писать Рикс любил ещё меньше, чем читать, уж не говоря про придумывание, что и как написать. Но должность обязывает. Возможно, Вождь сам и не будет смотреть такие письма, у него есть для этого люди, но передать информацию наместник просто обязан.

Рикс вздохнул ещё раз – последний, ибо всё равно не поможет – и взялся за перо.

«Главе Клана Лебедя Юнису от Рикса, наместника в Транскуллеуме. Приветствую!»





--------------------------------------------------------------





Неожиданный гонец с бронзовым лебедем на шее прибыл на невзрачной, но выносливой лошадёнке, которыми славился его Клан. Привезённое письмо он согласился передать только в руки Вождю, сославшись на приказ, и уважительно, но очень настойчиво попросил того прочесть послание лично, не перепоручая советникам. Однако ничего не сказал насчёт присутствия жены Вождя, главы Тайной Службы, и не прокомментировал изменившиеся при прочтении лица обоих. Потом откланялся и исчез.

В этот вечер даже тени от свечей, скачущие по стенам, казались не такими, как всегда. Что-то тревожное было в дёрганом пламени, в бликах тусклого света, какое-то предчувствие внезапных и нежелательных перемен.

Мику сидел за массивным столом из тёмного заморского дерева, на котором лишь несколько лет назад подписывал указы сам король. От того в этой комнате, именуемой в Королевстве «кабинетом», осталась лишь обстановка, а дух единоличной деспотии исчез бесследно, уступив место вольному и справедливому правлению Кланов. Даже не на троне, а именно за этим столом Мику ощущал себя вершителем судеб, но не самовлюблённым тираном, какими были его предшественники на этих землях, а ответственным покровителем вверенных ему людей. Он давно сменил меч на перо; но каждое мгновение, сидя здесь, осознавал, что его перо опирается на тысячи преданных мечей.

Однако лишь он и Серпа знали, почему и такое могущественное перо, и чернильница обычно стояли вовсе не на столе, а на высоком узком комодике рядом с ним, там же, где в закрытых ящиках лежали документы, печати, свежая бумага и прочие важные вещи. В их числе – недавно полученное письмо. Сам же стол был девственно чист.

Серпа устроилась напротив, на краешке такого же кресла, оперевшись ладонями о его углы и подтянув ноги под сиденье. Прямо как девчонка, подумал Мику. Да, именно. Даже сейчас, столько лет и событий спустя, в ней оставалось что-то от той девчонки, которая хитро заманила его в заросли орешника, околдовав раз и навсегда.

- Финдер, - задумчиво произнёс он. – Финдер мёртв. Не скажу, что я расстроен. Но он был полезным кадром.

Серпа не ответила. Сидела неподвижно, глядя на него чуть снизу вверх.

- Он всё-таки это сделал, - продолжил Мику. – Нельзя было отпускать его одного. Но кто же знал... Кто мог подумать, что он осмелится так нагло, у всех под носом... И ведь сошло бы с рук, никто бы ничего не понял, если бы не его случайная смерть!

- Это наша ошибка, Вождь. Которую, увы, уже не исправишь.

- Теперь важно, чтобы не пошли слухи. – Мику на миг прикрыл глаза, вспоминая текст письма. – Но, судя по посланию, тут опасаться нечего. Наместник пишет о несчастливом совпадении и обещает усиленно приняться за поиски убийцы.

- Он ничего не понял?

- Хм. – Мику крепче сжал подлокотники кресла. – Это трудно выяснить по одному лишь письму. Либо он недалёкого ума, либо, наоборот, сообразительный парень и всё понял, но не хочет доверять такую информацию бумаге – или же просто не хочет в этом признаваться. Пошли к нему кого-нибудь из наших, пусть его прощупает.

Серпа кивнула, этим простым жестом подтверждая указание. Мику мог быть уверен – задание будет выполнено на все сто.

- Всё-таки жаль, что так получилось, - вздохнул он. – Что Финдер тихо умер, спокойно сидя в кресле. Я бы пожелал ему другой смерти, более справедливой. Ну, что ж... судьба. Да воздастся в Пуне.

Он пару мгновений помолчал, отдавая небольшую честь усопшему. Продолжил:

- Но дела не ждут. Надо не жить прошлым, а смотреть в будущее. Надеюсь, Финдеру есть достойная замена?

Серпа быстро опустила голову, вскинула взгляд исподлобья, и её глаза сверкнули в пламени свечей:

- К сожалению, нет, Вождь.

- То есть, - чуть заметная дрожь прошла у него где-то под ложечкой, - ты потеряла ценного работника, без которого не обойтись? И не найдёшь ему преемника?

- Прости, Вождь. Кто же знал.. он ведь был совсем молодым.

- Не надо искать оправданий. Все мы смертны! В любой момент. Ты должна учитывать и эту возможность!

Она сидела, глядя в стол. Её пальцы, и так светлые на фоне тёмного дерева, побелели ещё больше, когда она сжала подлокотники кресла. Молчала, потом спросила едва слышно:

- Ты накажешь меня?

- Я бы не хотел. Но придётся. У меня нет выхода. Такой серьёзный просчёт не может сойти с рук. Готовься.

Она не шевельнулась. Продолжала сидеть с опущенной головой, не двигаясь, не пытаясь встать, в тщетной попытке уйти от неизбежного. Крепко держалась за полированные подлокотники, будто это короткое промедление могло заставить его передумать.

- Я жду. И ты знаешь, что ждать я не люблю.

Серпа вздрогнула от его голоса, осторожно посмотрела снизу вверх. Кажется, смирилась.

- На... на столе?

- Нет. На этот раз – нет. Встань.

Она медленно поднялась. Кресло, отодвигаясь, скрипнуло ножками по половицам. Надо бы положить ковёр, мимолётно подумал Мику, он глушит звуки. Все звуки.

- Стой.

Она замерла, одна рука на спинке кресла, другая чуть приподнята в каком-то несмелом жесте, будто она хотела отгородиться, защититься от невидимой угрозы – или от Мику?

- Что? – чуть слышно спросила, не выдержав тишины.

- Перегнись через спинку.

Она осталась стоять, глядя на него, будто не понимая. Да всё она понимает. Поняла самое позднее тогда, когда бронзовая пряжка ремня звякнула под его пальцами.

- Но... Вождь...

- За ошибки надо платить.

- Пожалуйста, - Серпа опять опустила голову, и Мику едва разобрал её тихое бормотание. – Не так сильно...

- Так, как надо. – Пряжка с полукрестом легла в его руку, широкая кожаная лента крепко обвилась вокруг кулака. – Ты знаешь, что делать. И не заставляй меня ждать ещё дольше. Иначе это будет иметь последствия.

Она оторвала пальцы от спинки кресла, завела руки под подол платья. Остановилась, вскинула на Мику глаза, блеснувшие в пламени свечей. Её взгляд задержался на его руке с ремнём, она сглотнула и одним рывком стянула трусики, упавшие к ногам.

Мику ждал. Больше ничего не говорил, сжимая толстую кожу в своей руке, только слегка качнул свисающий хвост. И смотрел только на неё, на её подол, который скользнул вверх по бёдрам, когда она подцепила его пальцами и нагнулась, а потом пополз ещё выше, обнажая то, что было под ним.

Ремень впечатался в её тело с хлёстким, сочным звуком, оставляя розовый след. Она дёрнулась, издала тихий звук, но осталась на месте, упираясь ладонями в сиденье. Второй, третий, четвёртый легли рядом, но уже пятый пришёлся сверху, заставив её заскулить и прижаться животом к креслу. Мику сдержался, позволяя ей короткую передышку. Положил руку ей на поясницу, прижал – и начал хлестать уже без пауз, с замахом, не обращая внимания на её дёргающиеся ноги и жалобные вскрики. Остановился он, лишь услышав её всхлипы.

Потом... ремень сам раскрылся, выпал из его разжатых пальцев, руки будто сами схватили её за талию, рывком отрывая от кресла, притягивая к себе. Она вдохнула, всхлипнула, поддаваясь его рукам, вцепилась в спинку, чтобы устоять – но не нужно было, его сильные руки надёжно держали её.

...А ещё потом, позже, он прижимал её к себе, крепко обнимая, она дышала ему куда-то в грудь, пока они вместе переводили дух. Жар шёл от её разгорячённого тела, и ему казалось, что он держит в руках охапку непредсказуемого, опасного, едва укрощённого огня.




- Предлагаю основать Академию Дознания, - отдышавшись, шепнул Мику Серпе во взлохмаченную копну светло-каштановых волос. – И назвать её в честь Финдера. Наверняка он успел подготовить достаточно учеников.

- Конечно, - даже не глядя, в её голосе он расслышал улыбку. – Академия Дознания будет. И достойный преёмник Финдера, который её возглавит, у нас тоже уже есть.

Вообще-то Мику в этом ни капли не сомневался.








Транскуллеум Transculleum trans culleus «за мешком» = «Заущельный»
Транскулум Transculum trans culus «за задницей» = «Зажопинск»

[Viktoria]

А теперь занудство


«Прототип» Транскуллеума - коммуна Циллис-Райшен (Zillis-Reischen). Расположена на дороге Виамала, которая ведёт через перевал и является одной из связных между Италией и Швейцарией. Та дорога, которая сейчас автомобильная, раньше была «хорошей» дорогой. В трёх километрах к северу от коммуны есть ущелье (каменный мешок), по которому раньше шла «плохая» дорога (Виа-Мала), то есть, по пути с севера можно считать, что Циллис-Райшен с натягом у выхода из ущелья .

От Циллис-Райшена до Сан-Коломбано-аль-Ламбро (наша Столица, где сидит Вождь) примерно 240 км. На хорошей лошади (особенно, если их менять) дня четыре.


Циллис-Райшен:

Zillis-Reischen_2020.jpg (454.63 КБ) 706 просмотров

Ущелье Виа-Мала:

Виамала1.jpg (424.88 КБ) 706 просмотров

Виамала2.jpeg (153.4 КБ) 706 просмотров

Зов неясыти:
https://youtu.be/meXua-gsO3c?si=SIdzSB5EZVEoY-Bt
В начале – самец, кричит, будто плачет. Примерно с 0:26 – самка. В Германии говорят, что ёё крик звучит похоже на «Komm mit!“, «Иди за мной!», и неясыть в старину называлась птицей мёртвых, потому что зовёт с собой в загробный мир.



Для вдохновения:
Про Адаманта, который хотел бороться за свет, но умел делать это только тьмой.
Catharsis - Воин Света
https://youtu.be/JfyjUGfUf7k?si=cu2pApuvgHi8jQVQ

[Хаген]

Ох, какой кайф! Какая проза! Стоило ждать!

Спасибо огромное. Буду перечитывать и перечитывать! А вот это был контрольный выстрел?

тем не менее, шагнул к замершему в кресле телу и вытащил откуда-то из своего неопрятного балахона длинный узкий чехол, а из него – что-то очень тонкое и слегка блестящее в свете трёх фитильков. Провёл несколько несложных действий

[Viktoria]

Ох, какой кайф! Какая проза! Стоило ждать!

Спасибо . И на здоровье!

А вот это был контрольный выстрел?

Да. Надеюсь, читатели сами догадаются, что он сделал?


В общем, в Транскуллеуме оказалось не так скучно, как боялся Рикс .

[Хаген]

Да. Надеюсь, читатели сами догадаются, что он сделал?

Я не догадался...

В общем, в Транскуллеуме

Латинская игра слов - блистательная!

[Viktoria]

Я не догадался...

Нужны неаппетитные подробности?

Латинская игра слов - блистательная!

Так это Вы придумали Транскулум. Но не может же город на полном серьёзе называться Зажопинском! Это его потом так прозвали .

Не спрашивайте, как долго я искала подходящее географическое место .


Как Вам характеристика Финдера в «Персонажах»? Картинка кучеряшки тоже есть, выставлю позже.

[Хаген]

И вот это как здорово, как точно про Серпу:

Жар шёл от её разгорячённого тела, и ему казалось, что он держит в руках охапку непредсказуемого, опасного, едва укрощённого огня.

[Viktoria]

И вот это как здорово, как точно про Серпу:

Ну да, это она только с Мику укрощённая. Любой другой обожжётся.

[Хаген]

Я не догадался...

Нужны неаппетитные подробности?

Погодите, но если он ему кое-что отрезал, то это же улика, что было убийство, а не естественная смерть! Зачем это Тени?

[Хаген]

Ну да, это она только с Мику укрощённая. Любой другой обожжётся.

Но даже Мику она кажется непредсказуемой и опасной!