Роман
Re: Роман
Viktoria, feyerverk, спасибо)
Re: Роман
Сейчас
Первым почему-то не выдерживает Дэвид.
– Пойдем-ка, – он берет меня за локоть.
– Куда? – я пытаюсь высвободиться, но Дэвид держит крепко.
– Поговорим.
– Говорили ведь уже сегодня. А где Вера?
– Вера присматривает за Аминой. Галя с ними.
– А Нина?
– Нина с Мадсом, Ларш с Волчком. Хьюстон в космосе. Стивен Кинг со Станиславским. Окси в Лондоне. Как видишь, все, кроме тебя заняты делом.
– Я тоже была занята делом.
– Ходила из угла в угол?
Дэвид заводит меня в кабинет и запирает дверь на ключ.
– Верааа? – неуверенно зову я.
– Никто не услышит.
– Ладно, – смотрю на стол, – Я поняла. Я сейчас сяду и допишу главу.
– Очередной плоский пересказ близко к тексту? – Дэвид снимает пиджак и бросает его на кресло.
– Почему не Ларш? У него же хлыст, – хмуро спрашиваю я, – А ты всегда был добрым полицейским.
– Я и сейчас добрый. И мне не нужен хлыст.
Оборачиваюсь. Возле кресла стоит черный стек.
– Им не так больно, как ты думаешь, – я не свожу взгляда с рукоятки, – Больше шума, чем…
– Раздевайся, – прерывает меня Дэвид.
– Не буду.
– Хорошо, – легко соглашается он, ставя стул на середину, – Иди сюда. Встань вот так. Теперь перегнись через спинку, руки на сиденье.
– Бесполезно же.
– Вот и проверим, – Дэвид хлопает кончиком стека по сиденью, – Я жду.
Смотрю на дверь, за ней не слышно ни звука.
– Вера занята. Все остальные тоже.
– Ладно, – снова бросаю взгляд на стек, – Давай просто договоримся. Я сейчас сяду и напишу все, как нужно.
– Конечно, детка, – передразнивает он меня же. Иногда я так говорю Амине.
– Только сначала, – он снова хлопает стеком по стулу.
– Все равно же не поможет.
– Тоже проверим.
– Ну Дэвид.
– Что, Аризона? Мы все видим, что дело никуда не движется. Не Амине же этим заниматься.
– Я не хочу.
– Это ок. Твоего желания тут совершенно не требуется.
– А что скажет Амина?
– «Спасибо», я полагаю.
– Может, лучше тогда Ларш хлыстом?
– Может, тебе помочь? – он в третий раз указывает на стул.
– Я сама.
– Прекрасно. Считаешь громко и четко, после каждого удара благодаришь.
– Один, сэр. Спасибо, сэр. Да пошли вы, сэр. Так?
В дверь негромко стучат.
– Никого нет! – говорит Дэвид.
– Я так и поняла, – Вера открывает дверь своим ключом.
– Well, well, well, – говорит она, заходя в кабинет.
– Чаю? – светски интересуется Дэвид.
– Что вы себе позволяете, молодой человек? – Вера разворачивает меня к выходу, – Поставьте стек возле стула. Сами встаньте рядом, теперь…
– Один, мэм. Спасибо, мэм, – слышится за закрытой дверью.
Я иду к Амине.
За 5 месяцев до
Мои сны – нарезка из разрозненных кинокадров, всегда цветных. Они склеены в случайном порядке: не связанные друг с другом события, диалоги людей, которых я не знаю, места, где я никогда не бывала. Быть в моих снах не очень приятно, но мне ок, я привыкла. Большую часть происходящего я все равно забываю. Очень маленькая часть забытого потом сбудется, и я назову это дежавю.
Есть еще один вид снов – о ближайшем прошлом. Мозг словно не успевает отпроцессить все происходящее днем и делает это ночью. Мне снятся горные дороги, реки, водопады, промокшие овцы.
Все время теперь текущая вода.
– Вы вода, – говорит мне во сне Амина.
“Я пряма, как стрела”, – вспоминаю я ее слова.
Я вода. Вчера я была море волнуется раз.
Еще я все время о чем-то спорю с Ларшем. Сегодня проснулась в пять утра от собственного возмущенного восклицания:
– Не хочу я быть никакой Ифигенией, ни с каким светящимся лицом! Можно я буду просто собой?
– Красота делает меня безоружной, – объясняла я ему прошлой ночью. Почему-то именно в такой формулировке.
Героиня моего романа не помнила, как влюбилась.
Я не она и хорошо помню. Мне так хотелось сохранить этот момент, что я записала его дословно в роман. Все равно бы Амина не заметила.
Спустя несколько недель я пишу ей об этом, не закрывая фигурных скобок.
– Почему вы думаете, что я не заметила? – холодно говорит Амина.
– Потому что это просто невозможно.
}
и вода говорит да
а стрела говорит нет
{
Первым почему-то не выдерживает Дэвид.
– Пойдем-ка, – он берет меня за локоть.
– Куда? – я пытаюсь высвободиться, но Дэвид держит крепко.
– Поговорим.
– Говорили ведь уже сегодня. А где Вера?
– Вера присматривает за Аминой. Галя с ними.
– А Нина?
– Нина с Мадсом, Ларш с Волчком. Хьюстон в космосе. Стивен Кинг со Станиславским. Окси в Лондоне. Как видишь, все, кроме тебя заняты делом.
– Я тоже была занята делом.
– Ходила из угла в угол?
Дэвид заводит меня в кабинет и запирает дверь на ключ.
– Верааа? – неуверенно зову я.
– Никто не услышит.
– Ладно, – смотрю на стол, – Я поняла. Я сейчас сяду и допишу главу.
– Очередной плоский пересказ близко к тексту? – Дэвид снимает пиджак и бросает его на кресло.
– Почему не Ларш? У него же хлыст, – хмуро спрашиваю я, – А ты всегда был добрым полицейским.
– Я и сейчас добрый. И мне не нужен хлыст.
Оборачиваюсь. Возле кресла стоит черный стек.
– Им не так больно, как ты думаешь, – я не свожу взгляда с рукоятки, – Больше шума, чем…
– Раздевайся, – прерывает меня Дэвид.
– Не буду.
– Хорошо, – легко соглашается он, ставя стул на середину, – Иди сюда. Встань вот так. Теперь перегнись через спинку, руки на сиденье.
– Бесполезно же.
– Вот и проверим, – Дэвид хлопает кончиком стека по сиденью, – Я жду.
Смотрю на дверь, за ней не слышно ни звука.
– Вера занята. Все остальные тоже.
– Ладно, – снова бросаю взгляд на стек, – Давай просто договоримся. Я сейчас сяду и напишу все, как нужно.
– Конечно, детка, – передразнивает он меня же. Иногда я так говорю Амине.
– Только сначала, – он снова хлопает стеком по стулу.
– Все равно же не поможет.
– Тоже проверим.
– Ну Дэвид.
– Что, Аризона? Мы все видим, что дело никуда не движется. Не Амине же этим заниматься.
– Я не хочу.
– Это ок. Твоего желания тут совершенно не требуется.
– А что скажет Амина?
– «Спасибо», я полагаю.
– Может, лучше тогда Ларш хлыстом?
– Может, тебе помочь? – он в третий раз указывает на стул.
– Я сама.
– Прекрасно. Считаешь громко и четко, после каждого удара благодаришь.
– Один, сэр. Спасибо, сэр. Да пошли вы, сэр. Так?
В дверь негромко стучат.
– Никого нет! – говорит Дэвид.
– Я так и поняла, – Вера открывает дверь своим ключом.
– Well, well, well, – говорит она, заходя в кабинет.
– Чаю? – светски интересуется Дэвид.
– Что вы себе позволяете, молодой человек? – Вера разворачивает меня к выходу, – Поставьте стек возле стула. Сами встаньте рядом, теперь…
– Один, мэм. Спасибо, мэм, – слышится за закрытой дверью.
Я иду к Амине.
За 5 месяцев до
Мои сны – нарезка из разрозненных кинокадров, всегда цветных. Они склеены в случайном порядке: не связанные друг с другом события, диалоги людей, которых я не знаю, места, где я никогда не бывала. Быть в моих снах не очень приятно, но мне ок, я привыкла. Большую часть происходящего я все равно забываю. Очень маленькая часть забытого потом сбудется, и я назову это дежавю.
Есть еще один вид снов – о ближайшем прошлом. Мозг словно не успевает отпроцессить все происходящее днем и делает это ночью. Мне снятся горные дороги, реки, водопады, промокшие овцы.
Все время теперь текущая вода.
– Вы вода, – говорит мне во сне Амина.
“Я пряма, как стрела”, – вспоминаю я ее слова.
Я вода. Вчера я была море волнуется раз.
Еще я все время о чем-то спорю с Ларшем. Сегодня проснулась в пять утра от собственного возмущенного восклицания:
– Не хочу я быть никакой Ифигенией, ни с каким светящимся лицом! Можно я буду просто собой?
– Красота делает меня безоружной, – объясняла я ему прошлой ночью. Почему-то именно в такой формулировке.
Героиня моего романа не помнила, как влюбилась.
Я не она и хорошо помню. Мне так хотелось сохранить этот момент, что я записала его дословно в роман. Все равно бы Амина не заметила.
Спустя несколько недель я пишу ей об этом, не закрывая фигурных скобок.
– Почему вы думаете, что я не заметила? – холодно говорит Амина.
– Потому что это просто невозможно.
}
и вода говорит да
а стрела говорит нет
{
Re: Роман
"тематический модерн" ? ) (с) ну, может, и модерн, в том смысле, что впервые ... что свежО и как стихия.
Просто это как вздохнуть .... и замереть от восторга
Просто это как вздохнуть .... и замереть от восторга
Re: Роман
Подразумевалась перекличка с модернизмом как литературным течением начала прошлого века, нисколько при этом не умаляющая авторских заслуг и оригинальности.
Re: Роман
ну это очень красивая классификация ) и "в моменте", так сказать
Re: Роман
Жалко очень героиню. Неужели ее, бедняжку, никто так и не выпорет?(
"Я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше — с чёртом, чем с самим собой"
(с.: В. Высоцкий)
Но лучше — с чёртом, чем с самим собой"
(с.: В. Высоцкий)
Re: Роман
Сейчас
«Доброе утро» Амины – это то, что я хочу видеть первым, когда открываю глаза.
В спальне плотные шторы, поэтому очень темно даже, когда солнце в окно. Телефон на полу, экран полон уведомлений.
Зеленые – whatsapp, синие – telegram, и где-то внизу разноцветные, как единорог, от Амины
“Я скучаю”, – пишет зеленая Наташа, – “По тебе, по нашим разговорам, по дурацкой любви”.
Тогда все произошло и прошло очень быстро, как на ускоренной перемотке, и практически без моего участия. Мне достаточно было просто быть, а в разговорах – слушать.
Ее влюбленность была похожа на салют: грохот, яркие всполохи, но пока поймешь, откуда палят, подойдешь к окну, там уже одни дымные следы.
– Ты меня любишь? – спрашивала она, и пока я формулировала, что не умею так быстро, говорила, – Не отвечай! Скажешь мне это потом.
Симметричность ситуации, в которой я с Аминой такая Наташа, не удивляет и даже почти не расстраивает, особенно, если не думать об этом.
И я в отличие от салюта все никак не могу погаснуть.
– Вам еще не наскучило? – спрашивает психотерапевт.
Его не интересуют факты, исключительно мои чувства и эмоции.
– Со временем, когда устанавливается какой-то порядок, ощущения становятся более ровными, в чем-то уже более плоскими. Может возникнуть скука, – поясняет он свою мысль.
– Мне очень даже не скучно, – говорю я, – Вот вы смотрели Мост?
– Нет, но об этом позже. Давайте сначала разберемся, что вы чувствуете к Амине.
Не знаю, как можно разобраться в этом. Внутри меня спутанная в большой клубок елочная гирлянда. От Амины она мигает разноцветными лампочками.
За 5 месяцев до
– Не хочу, чтобы вам было больно, – говорит Амина.
Мне тут же становится больно.
– Камон, – говорю я, – Обычно средняя скорость разгона от первого разговора до признания мне в любви – семь дней. Я засекала. С вами первый раз в жизни на скорости разогналась я, но это вас вообще ни к чему не обязывает. Я не жду какой-то симметричной взаимности, меня и так все устраивает.
Я не хочу слышать ее ответ, поэтому быстро прощаюсь до завтра.
Она приходит рано утром.
– Хорошо, допустим, – голос ее звучит глухо, – Ваши записки – это не тексты, а слова для меня. У вас по всем фронтам полный комплект, есть кому подоткнуть одеялко, есть стартующие с места мужчины и женщины. Почему с такой статистикой я все еще тут с вами, не знаю.
Амина замолкает, видя, что я не понимаю.
– Вы часто одергиваете себя и говорите: “мы все будем, как мороженое”, – продолжает она, – Но дело в том, что я, как бы это сказать, такой ice cream, который, без cream.
Она снова запинается.
– Настолько ice cream без cream, что получаюсь холоднее самой холодной матери.
– Терпеть не могу мороженое, – говорю я, – Я люблю лед и снег. Может быть, ice без cream, это то, что мне так нужно, а не подоткнутые одеялки? И чем холоднее, тем лучше.
– Любовь холоднее смерти, – цитирует она Фассбиндера, – Буду знать, что вы терпеть не можете мороженое.
– Любовь холоднее – так правильно. Может, с вами мне наконец правильно холодно. Настолько правильно, что я начинаю прыгать счастливым мячиком.
– Хорошо, – Амина легонько касается моей щеки.
– Если захотите по-быстрому избавиться от меня, станьте теплой, потакающей всем моим «хочу», и я сразу завяну.
Амина улыбается.
– Сейчас я теплая.
От мысли, что я не имею понятия, насколько она может быть ice без cream, меня снова уносит в космос.
– А вы говорите бдсм, – смеется она.
Ночью мне срочно становится нужно с кем-то поговорить.
– Ларш.
– Я сплю.
– Почему говорят “вода скована льдом”? Это же неправильно. И неправда. Ты видел когда-нибудь воду и лед?
– Только виски.
– Я видела. Знаешь, что происходит с водой? Она становится спокойной. Она не волнуется.
– Все уже поняли, что тебе очень хорошо, Амина в том числе. Я сплю.
– Иногда она говорит что-то, отчего меня уносит в космос.
– С фигурными скобками Амина была в образе.
– Или не была. Cегодня она озвучила про ice без cream, и все встало на свои места.
– Манеры, Аризона. Не она, а Амина. Ты знаешь, что люди не так реагируют, когда им говорят про лёд? Они не скачут радостными мячиками.
– Счастливыми.
– Не суть. Они просто не скачут.
– Ну Ларш.
– И не впадают в восторг от слов “любовь холоднее смерти”.
– Любовь холоднее всего. Просто никто, кроме Амины не знает этого.
«Доброе утро» Амины – это то, что я хочу видеть первым, когда открываю глаза.
В спальне плотные шторы, поэтому очень темно даже, когда солнце в окно. Телефон на полу, экран полон уведомлений.
Зеленые – whatsapp, синие – telegram, и где-то внизу разноцветные, как единорог, от Амины
“Я скучаю”, – пишет зеленая Наташа, – “По тебе, по нашим разговорам, по дурацкой любви”.
Тогда все произошло и прошло очень быстро, как на ускоренной перемотке, и практически без моего участия. Мне достаточно было просто быть, а в разговорах – слушать.
Ее влюбленность была похожа на салют: грохот, яркие всполохи, но пока поймешь, откуда палят, подойдешь к окну, там уже одни дымные следы.
– Ты меня любишь? – спрашивала она, и пока я формулировала, что не умею так быстро, говорила, – Не отвечай! Скажешь мне это потом.
Симметричность ситуации, в которой я с Аминой такая Наташа, не удивляет и даже почти не расстраивает, особенно, если не думать об этом.
И я в отличие от салюта все никак не могу погаснуть.
– Вам еще не наскучило? – спрашивает психотерапевт.
Его не интересуют факты, исключительно мои чувства и эмоции.
– Со временем, когда устанавливается какой-то порядок, ощущения становятся более ровными, в чем-то уже более плоскими. Может возникнуть скука, – поясняет он свою мысль.
– Мне очень даже не скучно, – говорю я, – Вот вы смотрели Мост?
– Нет, но об этом позже. Давайте сначала разберемся, что вы чувствуете к Амине.
Не знаю, как можно разобраться в этом. Внутри меня спутанная в большой клубок елочная гирлянда. От Амины она мигает разноцветными лампочками.
За 5 месяцев до
– Не хочу, чтобы вам было больно, – говорит Амина.
Мне тут же становится больно.
– Камон, – говорю я, – Обычно средняя скорость разгона от первого разговора до признания мне в любви – семь дней. Я засекала. С вами первый раз в жизни на скорости разогналась я, но это вас вообще ни к чему не обязывает. Я не жду какой-то симметричной взаимности, меня и так все устраивает.
Я не хочу слышать ее ответ, поэтому быстро прощаюсь до завтра.
Она приходит рано утром.
– Хорошо, допустим, – голос ее звучит глухо, – Ваши записки – это не тексты, а слова для меня. У вас по всем фронтам полный комплект, есть кому подоткнуть одеялко, есть стартующие с места мужчины и женщины. Почему с такой статистикой я все еще тут с вами, не знаю.
Амина замолкает, видя, что я не понимаю.
– Вы часто одергиваете себя и говорите: “мы все будем, как мороженое”, – продолжает она, – Но дело в том, что я, как бы это сказать, такой ice cream, который, без cream.
Она снова запинается.
– Настолько ice cream без cream, что получаюсь холоднее самой холодной матери.
– Терпеть не могу мороженое, – говорю я, – Я люблю лед и снег. Может быть, ice без cream, это то, что мне так нужно, а не подоткнутые одеялки? И чем холоднее, тем лучше.
– Любовь холоднее смерти, – цитирует она Фассбиндера, – Буду знать, что вы терпеть не можете мороженое.
– Любовь холоднее – так правильно. Может, с вами мне наконец правильно холодно. Настолько правильно, что я начинаю прыгать счастливым мячиком.
– Хорошо, – Амина легонько касается моей щеки.
– Если захотите по-быстрому избавиться от меня, станьте теплой, потакающей всем моим «хочу», и я сразу завяну.
Амина улыбается.
– Сейчас я теплая.
От мысли, что я не имею понятия, насколько она может быть ice без cream, меня снова уносит в космос.
– А вы говорите бдсм, – смеется она.
Ночью мне срочно становится нужно с кем-то поговорить.
– Ларш.
– Я сплю.
– Почему говорят “вода скована льдом”? Это же неправильно. И неправда. Ты видел когда-нибудь воду и лед?
– Только виски.
– Я видела. Знаешь, что происходит с водой? Она становится спокойной. Она не волнуется.
– Все уже поняли, что тебе очень хорошо, Амина в том числе. Я сплю.
– Иногда она говорит что-то, отчего меня уносит в космос.
– С фигурными скобками Амина была в образе.
– Или не была. Cегодня она озвучила про ice без cream, и все встало на свои места.
– Манеры, Аризона. Не она, а Амина. Ты знаешь, что люди не так реагируют, когда им говорят про лёд? Они не скачут радостными мячиками.
– Счастливыми.
– Не суть. Они просто не скачут.
– Ну Ларш.
– И не впадают в восторг от слов “любовь холоднее смерти”.
– Любовь холоднее всего. Просто никто, кроме Амины не знает этого.